Lib.ru/Классика: Гайдебуров Павел Александрович. Внутреннее обозрение

ВНУТРЕННЕЕ ОБОЗРѢНІЕ.

Развитіе "женскаго вопроса" въ Россіи.-- Какъ онъ понимался въ прежнее время.-- Политическое значеніе, приданное ему его противниками.-- Женщины переводчицы и корректорши.-- Недостатокъ спеціальныхъ знаній у трудящихся женщинъ.-- Акушерки и стенографіей.-- Сознанная потребность основательнаго общаго образованія.-- Недостатки казенныхъ женскихъ гимназій.-- Частныя реальныя женскія гимназіи въ Петербургѣ и въ Кіевѣ.-- Женщины въ заграничныхъ университетахъ.-- Свидѣтельство г. Погодина о способности русскихъ женщинъ быть студентами.-- Просьба объ открытіи въ Петербургѣ женскаго университета.-- Заявленія провинціальныхъ женщинъ.-- Причины, создавшія поворотъ въ общественномъ мнѣніи по женскому вопросу.-- Ошибка женщинъ, подавшихъ просьбу объ открытіи отдѣльнаго женскаго университета.-- Нѣчто о борьбѣ неравнымъ оружіемъ.-- Обвиненіе предсѣдателя земской управы въ государственномъ преступленіи.-- Политическій доносъ какъ полемическій пріемъ въ журналистикѣ.-- Кто причиною оскорбленія, нанесеннаго г. Скарятину въ Смоленскѣ.-- Крестьяне, какъ самое привилегированное сословіе въ Россіи.-- Крестьяне-нигилисты.-- Отголоски славянофильства.

Если читатель помнитъ, одну изъ нашихъ недавнихъ статей мы закончили такими словами: "неестественно представителямъ новыхъ идей падать духомъ, унывать и считать свое дѣло потеряннымъ потому только, что его не сразу принимаютъ съ распростертыми объятіями; если внимательно всмотрѣться въ современныя явленія вашей общественной жизни и сравнить ихъ съ тѣми идеями, которыя нѣсколько лѣтъ назадъ смѣшивались съ грязью, то мы нашли бы очень много знакомаго, хотя, можетъ быть, нѣсколько и въ иной формѣ".

Слова эти были сказаны по поводу того, что соціально-экономическое направленіе, явившееся лѣтъ десять назадъ въ нашей литературѣ и возбудившее къ себѣ тупое недовѣріе со стороны общества, въ настоящее время пользуется со стороны того же самаго общества полнымъ уваженіемъ и успѣло выразиться въ цѣломъ ряду предпріятій, какъ-то: артельныхъ сыроварняхъ, потребительныхъ ассоціаціяхъ, ссудо-сберегательныхъ кассахъ и т. п. Такой переворотъ въ убѣжденіяхъ общества долженъ былъ произойти неизбѣжно, какъ только увидѣли, что толки объ артеляхъ и подобныхъ имъ учрежденіяхъ происходятъ не изъ пустаго "модничанья" и не изъ "безсмысленнаго подражанія", а представляютъ, при нашей экономической безпомощности, весьма существенныя выгоды, слѣдовательно, имѣютъ очень реальное содержаніе. Такимъ образомъ, упорство, противодѣйствіе и недоброжелательство, съ какими были встрѣчены новые, соціально-экономическіе принципы, происходили во-первыхъ, отъ простаго непониманія выгодъ, представляемыхъ этими принципами, во-вторыхъ, отъ недостатка вѣры въ возможность осуществить эти принципы на практикѣ. Потому-то ихъ сплошь и рядомъ обзывали "болтовнею" и издѣвались надъ ними весьма безцеремонно. Но прошло нѣсколько лѣтъ -- и "мальчишескія затѣи" начинаютъ пользоваться всеобщимъ уваженіемъ, _ои бывшіе противники превращаются въ ихъ горячихъ поклонниковъ.

Совершенно такимъ же характеромъ отличается и другое общественное движеніе начала шестидесятыхъ годовъ, извѣстное подъ именемъ "женскаго вопроса". Этимъ именемъ, какъ извѣстно, обозначались попытки со стороны многихъ женщинъ завоевать себѣ независимое, самостоятельное положеніе въ обществѣ, а со стороны нѣкоторыхъ органовъ печати -- усилія расположить общество въ пользу признанія такихъ попытокъ законными и заслуживающими глубокаго сочувствія. Общество, какъ извѣстно, очень долго смотрѣло весьма подозрительными и враждебными глазами на эти попытки. Оно видѣло въ нихъ ничто иное, какъ то же желаніе "модничать," подражать, выставляться напоказъ и. т. д. Изъ этого возродилось какое-то повальное недоразумѣніе, которымъ постарались воспользоваться извѣстные органы журналистики, существующіе насчетъ простоты своихъ читателей и дѣйствующихъ на эту простоту разными страхами и запугиваніями... Мы не сомнѣваемся, что очень многіе покраснѣли бы теперь отъ стыда, еслибъ имъ напои: нить нѣкоторые факты изъ недавняго пришлаго. Воспользовавшись двумя-тремя исключительными явленіями, эти "многіе" самымъ жестокимъ образомъ оскорбляли всякую дѣвушку за то только, что она хотѣла учиться, работать и жить своимъ трудомъ, и всѣми силами старались затруднить возможность образованіе для женщинъ. Въ этомъ стараніи они зашли такъ далеко, что незадумались простому вопросу о женскомъ образованіи придать характеръ политическій и даже противу-государственный.

Казалось бы, что при такихъ обстоятельствахъ, "женскій вопросъ" долженъ бы былъ окончательно заглохнуть, а число женщинъ, желающихъ учиться и трудиться, не только не должно бы было увеличиться, но даже и тѣ, которыя уже стали на дорогу честнаго труда, должны бы были вернуться назадъ. Дѣйствительно, такъ бы непремѣнно и случилось, еслибъ въ самомъ дѣлѣ "женскій вопросъ" былъ вызванъ искуственными средствами, еслибъ женщины принялись за работу отъ нечего дѣлать или изъ безсмысленнаго подражанія кому бы то ни было. Но наши читатели знаютъ, какъ мы смотримъ на "женскій вопросъ" и на "новыхъ женщинъ". Изъ статьи г. Ткачева "Подрастающія силы" читатели ясно могли усмотрѣть, какія именно причины лежали въ основаніи того явленія, которое извѣстно подъ именемъ новыхъ женщинъ. Это явленіе произведено измѣнившихся экономическими отношеніями въ обществѣ, то есть такими причинами, устранить которыя не во власти не только отдѣльныхъ лицъ, но даже и цѣлаго общества. Женскій вопросъ, какъ мы уже однажды говорили, есть часть общаго экономическаго вопроса, выдвинутаго на сцену крестьянской реформой, а если это такъ, то въ состояніи ли его задушить какія бы то ни было нападки, а тѣмъ болѣе газетныя и журнальныя инсинуаціи! То, что двинуто самою жизнью, остановлено быть не можетъ, какія бы ни употреблялись для этого средства.

Такимъ образомъ, взаимное обморочиваніе продолжалось очень не долго. Многія изъ женщинъ скоро замѣтили, что публицисты и дѣятели, показывающіе видъ, что преслѣдуютъ крайности, на самомъ дѣлѣ руководствовались весьма недобросовѣстными и узко-эгоистическими побужденіями. Имъ просто не хотѣлось, чтобы женщина сдѣлалась умнѣе и самостоятельнѣе и получила возможность относиться критически къ ихъ авторитету; имъ не хотѣлось, чтобы женщина вышла изъ состояніи куклы, созданной для удовлетворенія ихъ чувственности, имъ, наконецъ, не хотѣлось выпустить изъ рукъ своихъ право самодурствовать по произволу, не встрѣчая ни откуда возраженія или отпора.

Какъ бы то ни было, по толки о женскомъ Вопросѣ на нѣкоторое время прекратились. Повидимому, вопросъ этотъ успѣлъ уже прискучить обществу и оно стало относиться къ нему хладнокровнѣе. Однакожъ это затишье нисколько не улучшало положенія тѣхъ, которыя должны были работать собственными руками для поддержанія своей жизни или же подъ вліяніемъ вполнѣ созрѣвшаго убѣжденія, что жить на чужой счетъ безнравственно, что сидѣть сложа руки стыдно, что обременять отца или мужа, добывающихъ хлѣбъ тяжеломъ трудомъ, въ высшей степени мучительно. Люди, не привыкшіе размышлять и къ тому же воспитанные на крѣпостной закваскѣ, никакъ не въ состояніи понять тѣхъ нравственныхъ мукъ, которыя испытываетъ вполнѣ-развитая женщина, не имѣющая ни копѣйки своихъ собственныхъ денегъ, и принужденная, въ случаѣ надобности, выпрашивать ихъ у отца или мужа. Многимъ кажется, что такое выпрашиваніе не можетъ причинять женщинѣ никакихъ нравственныхъ страданій, ибо она имѣетъ полное право выпрашивать. Такіе люди дѣйствительно никогда не поймутъ этихъ страданій и они долго еще будутъ имъ казаться простымъ женскимъ кокетствомъ или желаніемъ разыграть изъ себя несчастную жертву. И однакожъ, эти самые скептики легко могли бы допустить хотя возможность подобныхъ страданій, если бы они мысленно поставили себя на мѣсто выпрашивающей женщины. Каково бы имъ показалось цѣлый вѣкъ считать себя обязаннымъ кому-нибудь, будучи въ тоже время не въ состояніи ничѣмъ отплатить за получаемыя услуги. Съ своей стороны, мы вполнѣ понимаемъ и признаемъ, что есть нравственныя страданія, которыя во много разъ мучительнѣе физическихъ, и именно къ числу такихъ страданій нужно причислить нравственное состояніе умной и вполнѣ развитой женщины, понимающей свое экономическое ничтожество и принужденной весь свой вѣкъ жить на чужой счетъ.

Какъ бы то ни было, подъ вліяніемъ тѣхъ или другихъ причинъ, но число развитыхъ женщинъ, нуждающихся въ работѣ, быстро увеличилось въ послѣдніе пять-шесть лѣтъ. Какую же однако работу могли онѣ исполнять? Игла требуетъ большаго навыка, усидчивости, терпѣнья, а вознаграждаетъ весьма мало. Мѣстъ конторщицъ или прикащицъ также немного, къ тому же на такія мѣста преимущественно принимаютъ француженокъ, или если и русскихъ, то большею частію только молоденькихъ и хорошенькихъ, которая могли бы служить выставкой въ магазинѣ и красивой приманкой. Здѣсь нужно кокетство, умѣнье принарядиться къ лицу, умѣнье обращаться съ покупателями -- словомъ, здѣсь служба такого рода, что порядочная женщина не выдержитъ и мѣсяца. Можно идти въ гувернантки, по съ одной стороны, это занятіе, если его добросовѣстно пополнять, требуетъ большой опытности и знаній, съ другой -- число желающихъ идти въ гувернантки стало такъ велико, что значительно превысило число нуждающихся въ нихъ. О величинѣ этого числа можно отчасти судить уже по тому, что одна петербургская справочная контора втеченіе минувшаго года получила двѣсти-тридцать предложеній со стороны нуждающихся въ мѣстахъ! А сколько получили другія конторы; а сколько дѣвушекъ ищутъ мѣстъ частнымъ образомъ, безъ посредства какихъ бы то ни было конторъ...

Много женщинъ бросилось на переводы и занятіе корректурой. Какъ то, такъ и другое дѣйствительно могутъ давать довольно хорошее вознагражденіе, но то и другое, особенно первое, требуютъ большого навыка, основательнаго знанія языковъ и довольно прочнаго общаго образованія. Чтобы читать корректуру -- можно, пожалуй, ограничиться знаніемъ русскаго языка и нѣкоторой снаровкой; но чтобы заниматься переводами, необходимо, кромѣ знанія, умѣнье владѣть имъ, да притомъ нужно быть знакомымъ съ очень многими предметами, чтобы быть въ состояніи взять всякій переводъ, какой только представится. Между тѣмъ у насъ почему-то на корректуру и переводы смотрѣли очень легко, какъ на занятія, требующія только знанія русской грамоты и умѣнья обращаться съ лексикономъ. Отсюда выходило то, что женщины, получавшія переводы или корректуру, очень скоро ихъ теряли, благодаря совершенной неподготовкѣ къ этого рода занятіямъ. Положимъ я, содержатель типографіи, издатель или редакторъ журнала, горячо сочувствую трудящейся женщинѣ и охотно готовъ дать ей работу. Но во всякомъ случаѣ, не смотря на все мое сочувствіе, я все таки имѣю полное право требовать, чтобы эта работа была пополнена какъ слѣдуетъ, чтобы мнѣ самому, или кому нибудь другому, не приходилось тратить вдвое больше времени на поправленіе дурно исполненной работы; иначе я обращаюсь въ филантропа, а человѣкъ, которому я даю работу, пользуется уже не трудомъ, а филантропіей. Одно время переводами и корректурой занималось много женщинъ, но однѣмъ изъ нихъ было отказано, другія сами оставили эти работы, видя, что онѣ имъ не по силамъ, что имъ не достаетъ весьма важнаго качества -- знанія.

Вотъ этотъ-то важный недостатокъ, недостатокъ знаній, сталъ сознаваться все большимъ и большимъ числомъ трудящихся женщинъ. Многія изъ нихъ отличались замѣчательнымъ практическимъ умомъ, значительною степенью развитія, пріобрѣтеннаго чтеніемъ полезныхъ книгъ, но въ тоже время у нихъ не доставало ни основательнаго общаго образованія, ни знакомства съ какимъ нибудь спеціальнымъ практическимъ предметомъ. Говорятъ, что сознаніе какого-нибудь собственнаго недостатка есть уже половина исправленія. И дѣйствительно, какъ только женщины убѣдились, что имъ не достаетъ знаній -- онѣ принялись учиться; гдѣ бы то ни было и чему бы то ни было -- лишь бы учиться и учиться.

Въ тотъ періодъ времени, о которомъ мы говоримъ, замѣчено необыкновенно быстрое увеличеніе числа слушательницъ въ родовспомогательномъ заведеніи, приготовляющемъ акушерокъ. Несомнѣнно, что это увеличеніе находится въ самой тѣсной связи съ появленіемъ въ средѣ трудящихся женщинъ желанія учиться. Изыскивая тѣ сферы дѣятельности, гдѣ возможно приложеніе женскаго труда, женщины естественно должны были обратить вниманіе на акушерство -- и онѣ цѣлыми толпами стали посѣщать лекціи акушерства. Почти до самаго послѣдняго времени, то есть года три-четыре назадъ, на акушерство смотрѣли какъ на черное занятіе, приличное лицамъ такъ называемаго низкаго происхожденія. И дѣйствительно, большинство акушерокъ состояло изъ женщинъ рѣшительно необразованныхъ и совершенно не развитыхъ, которыя были знакомы только съ внѣшней стороной акушерскаго дѣла. Въ послѣдней же время между ними появилось значительное число очень образованныхъ дѣвушекъ, которыя не довольствовались тѣмъ, что имъ преподавалось въ заведеніи подъ вліяніемъ устарѣлыхъ взглядовъ на значеніе акушерки, а продолжали занятія или дома, подъ руководствомъ знакомыхъ докторовъ, или же добивались разрѣшенія посѣщать лекціи женскихъ болѣзней въ медицинской академіи и такимъ образомъ значительно увеличивали массу своихъ знаній. Многія изъ такихъ женщинъ пріобрѣли себѣ значительную практику и пользуются громкою извѣстностью; другія получили мѣста въ провинціи и такимъ образомъ обезпечили себѣ кусокъ хлѣба, пріобрѣтаемаго честнымъ, самостоятельнымъ трудомъ, но за то многія все таки остались б"::ъ работы, именно вслѣдствіе сильной конкурренціи, созданной быстро увеличившимся числомъ акушерокъ, и положеніе такихъ женщинъ улучшилось весьма мало. Нужно было искать новой сферы для дѣятельности, а слѣдовательно и другого рода знаній.

Такая сфера открылась одновременно со введеніемъ въ дѣйствіе новыхъ судебныхъ уставовъ. Года два назадъ, въ Петербургѣ открылись публичныя лекціи стенографіи, куда допускались какъ мужчины, такъ и женщины. Стенографія, какъ новая сфера дѣятельности, привлекла много женскихъ силъ, отдавшихся этому занятію съ такимъ рвеніемъ, какого даже трудно было ожидать. Посѣщавшіе публичныя лекціи, читанныя г. Паульсономъ, разсказываютъ, что на этихъ лекціяхъ женщины, какъ по своему большинству, такъ и по успѣхамъ, занимали рѣшительно первое мѣсто въ числѣ слушателей, такъ что казалось, будто эти лекціи предназначены исключительно для женщинъ; мужской элементъ совершенно отошелъ на второй планъ, уступивъ во всѣхъ отношеніяхъ первенство женскому, такъ что самъ лекторъ сталъ считать свои уроки какъ бы спеціально женскими. Многія стенографки въ теченіи двухъ лѣтъ достигли замѣчательнаго совершенства въ скорописи; однѣ изъ нихъ уже получили постоянныя занятія въ провинціи, другія занимаются по часамъ, получая довольно значительное вознагражденіе, наконецъ третьи, менѣе нуждающіяся, ждутъ открытія постояннаго стенографическаго бюро, которое будетъ доставлять стенографовъ по требованію желающихъ.

Подобные же публичные курсы стенографіи открывались не только въ Петербургѣ, во также и въ другихъ городахъ, напримѣръ въ Москвѣ и Харьковѣ. И вездѣ женщины не только въ значительномъ числѣ сходились на эти лекціи, но и оказывали весьма замѣчательные успѣхи.

Въ отчетахъ о недавнихъ испытаніяхъ стенографокъ въ Харьковѣ мы находимъ, между прочимъ, слѣдующій отзывъ: "въ первый разъ г-жею Смирновой было написано мѣломъ на доскѣ 86 словъ въ минуту, во второй разъ ею же 96 словъ въ минуту, которыя тутъ же бойко были прочтены самою молодого стенографкою, а потомъ приглашенными изъ другой комнаты остальными. Успѣхъ чтенія и быстрота руки, вооруженной мѣломъ, г-жи Смирновой вызвали въ публикѣ единодушный и громкій восторгъ. Г-жа Смирнова карандашемъ совершенно свободно пишетъ до 130 словъ въ минуту и чрезвычайно вѣрно читаетъ стенограмы. За повѣркою всѣхъ вообще чтеній стенограмъ, кромѣ попечителя учебнаго округа, поочередно слѣдили: начальникъ губерніи, предсѣдатель земской управы и предсѣдатель окружнаго суда". Харьковскія стенографки немедленно послѣ испытанія получили приглашеніе изъ Полтавы, но ихъ уже заранѣе успѣли пригласить для записыванія засѣданій открывавшагося харьковскаго земскаго собранія.

Въ Москвѣ, какъ мы сказали, также приготовлено нѣсколько стенографокъ, которыя уже пріобрѣли себѣ постоянныя занятія, какъ въ Москвѣ, такъ и въ другихъ городахъ. Словомъ, стенографія привлекла къ себѣ много женщинъ, и въ этой сферѣ еще долгое время женщины будутъ находить себѣ выгодную работу.

Вообще въ послѣднее время легко замѣтить, что женщины стали подготовлять себя къ тѣмъ или другимъ занятіямъ, то есть, что онѣ поняли трудность существовать работой случайной, съ которой при томъ онѣ совершенно незнакомы, какъ-то: переводами, корректурой и т. п. Только этимъ и можно объяснить, почему онѣ стали учиться стенографіи, акушерству, посѣщать рисовальные классы, словомъ основательно знакомиться съ какимъ нибудь спеціальнымъ занятіемъ, могущимъ дать болѣе или менѣе вѣрный кусокъ хлѣба. Мы недавно читали, что въ Москвѣ явились даже женщины-адвокаты, которыя, основательно изучивши гражданскіе и уголовные законы, стали заниматься судебной практикой, преимущественно, впрочемъ, въ мировыхъ судахъ. Все это показываетъ, что женскій вопросъ вступилъ въ новый фазисъ своего развитія и принялъ болѣе основательное направленіе.

Но ставши на такую дорогу, онъ уже не могъ остановиться на полъ-пути. Женщины, сознавши, что всякая работа требуетъ серьозныхъ подготовительныхъ занятій, не могли ограничиться изученіемъ одной какой нибудь спеціальности и пренебречь общимъ образованіемъ. Всякое спеціальное знаніе получаетъ тѣмъ большее значеніе, чѣмъ лучше почва, на которой оно построено, то есть, чѣмъ основательнѣе и реальнѣе общее образованіе. Переводы съ иностранныхъ языковъ, акушерство, стенографія -- всѣ эти и другія подобныя имъ занятія не могутъ въ совершенствѣ исполняться человѣкомъ, который знаетъ, хотя и вполнѣ основательно, только языки, скоропись и акушерство. Во всѣхъ этихъ случаяхъ общее образованіе, съ одной стороны, значительно облегчаетъ изученіе спеціальныхъ занятій, съ другой -- даетъ человѣку возможность вносить въ эти занятія самостоятельный взглядъ и осмыслять ихъ. Эту простую истину поняли не только тѣ женщины, которыя дошли до нея собственнымъ опытомъ, но и тѣ, которымъ почему нибудь не приходилось собствееными руками заработывать себѣ хлѣбъ. Вотъ почему казенныя женскія гимназіи стали въ большинствѣ случаевъ, и именно въ послѣднее время, наполняться такимъ числомъ ученицъ, какого прежде нельзя было и ожидать. Московскій корреспондентъ одной газеты говоритъ, напримѣръ, что три женскія гимназіи въ Москвѣ до того переполнены учащимися, что приходится откалывать желающимъ поступить туда для образованія. Въ виду такого явленія, рѣшено преобразовать въ гимназію одно рукодѣльное заведеніе, да кромѣ того, расширено до гимназическихъ размѣровъ нѣсколько другихъ женскихъ училищъ.

Но женскія гимназіи, по своей программѣ, далеко не удовлетворяютъ многихъ, желающихъ дать своимъ дочерямъ основательное общее образованіе. Это можно судить, между прочимъ, потому, что въ послѣднее время явилось нѣсколько частныхъ женскихъ заведеній, желающихъ конкурировать съ казенными женскими гимназіями. Частное предпріятіе всегда можетъ болѣе соображаться съ наличными потребностями общества, потому что успѣхъ его обезпеченъ именно только тогда, когда на него есть въ обществѣ запросъ. Поэтому, частныя предпріятія могутъ иногда играть роль барометровъ по отношенію къ общественному сознанію. Такъ какъ они являются въ силу извѣстныхъ потребностей, то значитъ, существованіе ихъ указываетъ и на существованіе въ обществѣ этихъ потребностей. Напримѣръ, лѣтъ десять назадъ, какъ женскіе, такъ и мужскіе частные пансіоны самое главное вниманіе обращали на знаніе разговорнаго французскаго языка, музыку и танцы. Изъ этого можно прямо заключить, что въ обществѣ существовалъ запросъ именно на такого рода знанія, почему богатые родителя предпочитали отдавать своихъ дѣтей въ частные пансіоны, чѣмъ въ казенныя заведенія, гдѣ музыка, танцы и языки преподавались довольно слабо. Посмотримъ же теперь, въ силу какихъ потребностей являются нынѣшнія частныя предпріятія, и именно относительно женскаго образованія; другими словами -- чѣмъ разсчитываютъ они отличатся отъ казенныхъ заведеній того же рода.

Недавно въ Петербургѣ открылась "частная общеобразовательная женская гимназія", которая имѣетъ цѣлью дать русскимъ дѣвушкамъ основательное образованіе въ полномъ значеніи этого слова, принаровленное вмѣстѣ съ тѣмъ къ современнымъ общественнымъ потребностямъ. Съ этою цѣлью, какъ говоритъ программа, въ гимназіи, кромѣ общаго образованія, будутъ введены практическія занятія. Въ числѣ предметовъ преподаванія мы находимъ, между прочимъ, естественныя пауки, бухгалтерію и стенографію, то есть такіе предметы, которые, не смотря на ихъ практическую полезность, или вовсе не преподаются въ казенныхъ женскихъ гимназіяхъ, или же, какъ естественныя науки, преподаются весьма слабо. Кромѣ того, гимназія, независимо отъ семи общихъ классовъ, открываетъ два дополнительныхъ годовыхъ класса для тѣхъ дѣвушекъ, которыя, но окончаніи общаго курса, пожелали бы изучить спеціально какіе нибудь предметы для приготовленія себя въ учительницы или для другой какой либо дѣятельности. Практическія же занятія включаютъ въ себя слѣдующіе предметы: шитье и кройка платьевъ и бѣлья, переплетное мастерство, картонажъ, гравированье, цвѣточное мастерство, перчаточное, токарное и часовое. Не смотря на нѣкоторыя недостатки, замѣченныя вами въ программѣ этой гимназіи, все таки видно довольно ясно, чѣмъ именно она отличается отъ другихъ учебныхъ заведеній и какому слѣдуетъ направленію. Но гимназія, о которой мы говоримъ, не составляетъ какого нибудь случайнаго или исключительнаго явленія; почти въ одно время съ нею, на очень большомъ разстояніи отъ Петербурга, именно въ Кіевѣ, открывается также частная женская гимназія на такихъ же точно основаніяхъ. Кіевская гимназія, по словамъ мѣстной газеты, также имѣетъ цѣлью образовать дѣвушекъ на столько, чтобы по выходѣ изъ заведенія, онѣ могли самостоятельно работать "какъ на поприщѣ практической жизни (ремесленницы, конторщицы), такъ и на поприщѣ пауки, на скамьѣ университета". Предметы преподаванія -- тѣже, что и въ казенныхъ гимназіяхъ, но особенное вниманіе обращается на естественныя науки и иностранные языки (разумѣется, не латинскій и греческій). Кромѣ того, "взамѣнъ сухой риторики и теоріи прозы и поэзіи, которыя до настоящаго времени преподаются во многихъ женскихъ гимназіяхъ, введено будетъ основательное преподаваніе русскаго языка, съ чтеніемъ и объясненіемъ образцовъ русской литературы". Наконецъ, ученицы слушаютъ лекціи стенографіи и занимаются въ мастерскихъ, переплетной, башмачной и другихъ. Также какъ и въ петербургской гимназіи, воспитанницы по окончаніи курса могутъ остаться въ заведеніи на годъ или на два для окончательной подготовки къ будущей дѣятельности. По словамъ корреспондента, эти подготовительныя работы состоятъ въ слѣдующемъ 1) желающія посвятить себя ученой или педагогической дѣятельности, продолжаютъ дальнѣйшія занятія избранными предметами; для практическихъ педагогическихъ занятій воспитанницъ; предполагается устроить при гимназіи частную безплатную школу для бѣднаго сословія, въ которой воспитанницы, окончившія общій курсъ, преподаютъ подъ руководствомъ опытныхъ педагоговъ. 2) желающія посвятить себя практической дѣятельности, знакомятся съ началами политической экономіи, счетоводствомъ, началами сельскаго хозяйства и садоводства, и совершенствуются въ избранномъ ремеслѣ. При гимназіи, конечно, будутъ находиться мастерскія, кабинетъ естественныхъ наукъ, библіотека и г. и. необходимыя принадлежности реальнаго заведенія.

Эти дна факта въ педагогическомъ мірѣ не составляютъ, какъ мы сказали, какого нибудь исключительнаго явленія. Одновременное ихъ возникновеніе и полное сходство между ними по только въ главныхъ чертахъ, по даже въ подробностяхъ, исключаютъ всякую возможность смотрѣть на нихъ съ этой точки зрѣнія. Къ тому же, весьма знаменателенъ и тотъ фактъ, что это предпріятія частныя, а частное лице всегда поступаетъ весьма осторожно, принимаясь за дѣла, требующія такихъ значительныхъ затратъ, какихъ требуютъ женскія гимназіи. Слѣдовательно, предприниматели разсчитываютъ на успѣхъ своего дѣла, то есть они увѣрены не только въ существованіи у насъ потребности на такія гимназіи, но также и въ томъ, что эта потребность ясно сознана нѣкоторою. частью общества. Если же придавать новымъ гимназіямъ такое значеніе (а иного придавать имъ невозможно), то трудно не замѣтить, какъ далеко подвинулись мы сравнительно съ тѣмъ недавнимъ временемъ, когда занятія женщинъ политической экономіей, бухгалтеріей или естественными науками вызывали противъ нихъ пошлое и оскорбительное глумленіе, когда эти занятія возбуждали представленіе о грязныхъ воротничкахъ, немытой шеѣ и развратномъ поведеніи.

Такимъ образомъ мы можемъ считать вполнѣ доказаннымъ, что необходимость основательнаго общаго образованія для женщинъ, и притомъ образованія чисто реальнаго, настолько рѣзко проникла въ сознаніе общества, что являются уже серьозныя попытки удовлетворить этой покой общественной потребности. Такое положеніе дѣла составляетъ очень важный шагъ въ развитіи "женскаго вопроса".

По мы уже имѣемъ возможность говорить и о слѣдующемъ, еще болѣе важномъ шагѣ. Всѣ, конечно, помнятъ то впечатлѣніе, которое произвела у насъ г-жа Суслова, вернувшись въ Россію, послѣ пятилѣтняго пребыванія за границей, докторомъ медицины. Многихъ, а въ томъ числѣ и насъ, въ высшей степени интересовалъ вопросъ, будетъ-ли дозволено г-жѣ Сусловой прилагать свои знанія въ Россіи. То или другое рѣшеніе этого вопроса должно было имѣть очень важное значеніе въ дѣлѣ женскаго образованія. Наконецъ, вопросъ разрѣшился положительно. Назначенная для испытанія г-жи Сусловой комиссія дозволила ей практиковать въ Россіи на правахъ доктора и этимъ оказала громадную услугу нашему обществу. Многіе робкіе люди увидѣли, что, во первыхъ, женщина способна къ самымъ серьознымъ занятіямъ, а во вторыхъ, что въ Россіи дѣйствительно образованной и способной женщинѣ не совсѣмъ закрыта возможность прилагать свои знанія къ дѣлу.

Примѣръ г-жи Сусловой имѣлъ огромное значеніе и для самихъ женщинъ, а именно для тѣхъ изъ нихъ, которыя, получивъ, благодаря исключительно счастливой обстановкѣ, основательное общее образованіе, желали продолжать свои занятія и заняться какимъ нибудь предметомъ спеціально. Онѣ вслѣдъ за г-жею Сусловой, ободренныя ея успѣхомъ, также отправлялись за границу и тамъ учились. Говоря даже только о тѣхъ фактахъ, которые уже получили печатную огласку, мы можемъ назвать послѣдовательницъ г-жи Сусловой. Такъ напримѣръ, извѣстно, что парижскій математическій факультетъ призналъ дѣвицу Гончарову, калужскую уроженку, баккалавромъ математическихъ наукъ. Кромѣ того, парижскій корреспондентъ "С. Петербургскихъ Вѣдомостей" сообщилъ недавно, что въ Парижъ пріѣхала изъ Петербурга одна русская дѣвушка съ спеціальною цѣлью окончить свое образованіе, слушая публичныя лекціи, открытыя тамъ для женщинъ. Въ дѣйствительности подобныхъ фактовъ гораздо больше.

По ѣздить за границу и жить тамъ по нѣскольку лѣтъ можетъ далеко не всякая. Для этого нужно имѣть очень значительныя средства, которыхъ у большинства образованныхъ женщинъ не имѣется. За что же должны страдать эти неимущія, между которыми однакожъ много желающихъ увеличить массу своихъ знаній? За что онѣ лишены возможности получать высшее образованіе, къ которому онѣ считаютъ себя вполнѣ подготовленными? Что такихъ женщинъ у насъ не мало, это не подлежитъ никакому сомнѣнію. Въ доказательство мы можемъ сослаться на такой авторитетъ, котораго никакъ нельзя упрекнуть въ излишнемъ пристрастіи къ женщинамъ, именно, на г. Погодина. Въ одномъ изъ нумеровъ своей газеты "Русскій" онъ весьма энергично доказываетъ, что даже наши теперешнія женскія гимназіи могутъ давать для женскихъ университетовъ "такой же процентъ способныхъ и хорошо подготовленныхъ слушательницъ, какъ и наши мужскія гимназіи для университетовъ мужскихъ, и воспитанницы первыхъ, по своему развитію и познаніямъ, будутъ нисколько не ниже воспитанниковъ"послѣднихъ". Далѣе г. Погодинъ приводитъ слѣдующее фактическое подтвержденіе своимъ словамъ, которое мы выпишемъ цѣликомъ, собственно ради вразумленія невѣрующихъ. Говоря о производящихся въ московскомъ университетѣ испытаніяхъ на званіе домашнихъ учителей и учительницъ, г. Погодинъ замѣчаетъ, что на этихъ экзаменахъ, вообще очень строгихъ, "передъ судомъ профессоровъ ставятся на одну доску и мужчины и женщины, т. е. тѣхъ и другихъ экзаменуютъ по однимъ и тѣмъ же программамъ, и къ тѣмъ и другимъ относятся совершенно съ одинаковыми требованіями. И чтоже! восклицаетъ г. Погодинъ. По отзывамъ экзаменаторовъ, на этихъ экзаменахъ дамы и дѣвицы отвѣчаютъ ничуть не хуже, а часто и лучше молодыхъ людей, выдержавшихъ въ гимназіяхъ пріемный университетскій экзаменъ... Полагая число лицъ, выдерживающихъ экзаменъ на званіе домашнихъ учительницъ въ одномъ московскомъ университетѣ отъ 70 до 100 ежегодно, и присоединивъ сюда по крайней мѣрѣ двойную цифру такихъ же лицъ, ежегодно выдерживающихъ экзамены въ другихъ университетахъ, и потомъ столько же, если не болѣе, даровитыхъ личностей, ежегодно оканчивающихъ курсъ въ разныхъ нашихъ женскихъ общественныхъ заведеніяхъ и получившихъ воспитаніе домашнее -- для будущихъ женскихъ университетскихъ курсовъ, даже при настоящемъ состояніи нашего женскаго образованія, мы получимъ огромную цифру кандидатокъ, для которыхъ, можно утверждать положительно, слушаніе этихъ курсовъ будетъ доступно вполнѣ, и которыя окажутся для этого подготовленными почти столько же, какъ и лучшіе воспитанники нашихъ мужскихъ гимназій". Подобное свидѣтельство г. Погодина должно имѣть въ глазахъ нашей публики огромное значеніе. Еслибъ то, что говоритъ онъ, было сказано, напримѣръ, нами -- многіе могли бы не повѣрить этимъ фактамъ, считая ихъ преувеличенными со стороны насъ, какъ слишкомъ горячо сочувствующихъ дѣлу женскаго образованія. Но г. Погодина въ такомъ пристрастіи заподозрить невозможно.

Такимъ образомъ, мы можемъ считать также вполнѣ доказаннымъ, что въ нашемъ обществѣ, въ каждую данную минуту, найдется очень много женщинъ истинно образованныхъ и вполнѣ способныхъ слушать университетскія лекціи. Но истинное образованіе именно тѣмъ и отличается отъ образованія фальшиваго или, такъ называемаго, свѣтскаго, что оно не можетъ ограничиться извѣстными рамками, поможетъ остановиться на полъ-дорогѣ. Истинно-образованный человѣкъ никогда не скажетъ себѣ: "довольно, я знаю все и большаго знать не желаю". Напротивъ, чѣмъ больше пріобрѣтаетъ онъ знаній, тѣмъ больше увеличивается въ немъ и потребность новыхъ знаній, то есть потребность дальнѣйшаго образованія. Поэтому и женщина, получившая основательное общее образованіе, не можетъ имъ удовлетвориться; жажда знаній будетъ толкать ее все дальніе и дальніе, увлекая и очаровывая массою новыхъ свѣденій. А такъ какъ, основываясь даже на словахъ г. Погодина, можно утверждать, что у васъ въ настоящее время ежегодно является до 500 женщинъ, могущихъ соперничать съ лучшими воспитанниками мужскихъ гимназій по своему развитію и образованію, то сдѣлается понятнымъ, какъ велико въ нашемъ обществѣ число женщинъ, чувствующихъ потребность въ высшемъ, университетскомъ образованіи. Эта потребность дошла до такихъ размѣровъ, что выразилась, наконецъ, открыто, въ прошеніи, подписанномъ двумя сотнями петербургскихъ женщинъ и поданномъ совѣту здѣшняго университета. Въ этомъ прошеніи женщины просятъ петербургскій университетъ ходатайствовать передъ правительствомъ о дозволеніи открыть при университетѣ правильные курсы для женщинъ по предметамъ историко-филологическихъ и естественныхъ наукъ.

Трудно было сказать напередъ, какъ отнесется университетъ къ этому прошенію. Судя-по нѣкоторымъ фактамъ, можно было думать, что на ходатайство женщинъ взглянутъ какъ на пустыя затѣи, не имѣющія серьозпаго основанія и оставятъ его, говоря казеннымъ языкомъ, безъ послѣдствій. Но къ общему удовольствію, подобныя опасенія оказались совершенно неосновательными.

Университетъ избралъ комиссію для обсужденія этого прошенія и по выслушаніи доклада комиссіи, сдѣлалъ слѣдующее постановленіе: 1) совѣтъ университета выражаетъ свое полное сочувствіе стремленію организовать правильные курсы по предметамъ историкофилологическихъ и естественныхъ наукъ; 2) открытіе университетскихъ аудиторій для предполагаемыхъ курсовъ совѣтъ находитъ неудобнымъ и вообще предоставляетъ матеріальную часть организаціи лекцій самимъ просительницамъ, и 3) по полученіи отъ министерства народнаго просвѣщенія разрѣшенія на открытіе сихъ Курсовъ и по представленіи въ совѣтъ университета подписавшимися полнаго плана матеріальной стороны этого дѣла, совѣтъ университета займется не только пересмотромъ этого плана, но и приметъ на себя съ удовольствіемъ устройство учебной части, такъ какъ многіе члены ученаго университетскаго сословія выразили уже свое согласіе участвовать жъ предполагаемыхъ курсахъ". Такимъ образомъ, первая половина дѣла увѣнчалась полнымъ успѣхомъ: университетъ открыто сталъ на сторону женщинъ.

Это извѣстіе произвело самое благопріятное впечатлѣніе въ средѣ не только тѣхъ женщинъ, которыя имѣютъ возможность пользоваться услугами будущаго университета, по даже тѣхъ, которыя прямо не заинтересованы въ этомъ дѣлѣ. Въ газетахъ уже напечатано нѣсколько заявленій, присланныхъ изъ провинцій за подписью многихъ женщинъ, выражающихъ полное свое сочувствіе ожидаемой реформѣ въ женскомъ образованіи. Эти заявленія дышатъ такою искренностью, что производятъ въ высшей степени пріятное впечатленіе. Въ нихъ женщины стараются, между прочимъ, опровергнуть ложные слухи о томъ, будто женскому университету сочувствуетъ только небольшой кружокъ. "Мы, жительницы провинціи, замѣчаетъ напримѣръ полтавскій адресъ, хотя и лишены возможности непосредственно пользоваться благами этой реформы, смотримъ на нее, однакоже, какъ на дѣло столь важное и общее, что считаемъ нелишнимъ гласно заявить о нашемъ сочувствіи къ его судьбамъ, особенно же въ виду доходящихъ и до насъ слуховъ о стремленіяхъ нѣкоторыхъ недоброжелателей предстоящей реформы представить участіе къ ней дѣломъ тѣснаго кружка". Заявляя глубокую свою благодарность петербургскому университету за его сочувствіе къ женскому образованію, смоленскія дамы прибавляютъ: "мы радуемся не за себя, потому что немногія изъ насъ настолько подготовлены, чтобъ слушать университетскій курсъ; но радуется за наше молодое поколѣніе, за женскія гимназіи и другія женскія учебныя заведенія, которымъ данъ будетъ жизненный толчекъ, вслѣдствіе чего постепенное улучшеніе воспитанія женщинъ совершится быстро и легко". Калишскія дамы также сочли не лишнимъ присоединить свой голосъ къ числу сочувственныхъ заявленій по поводу женскаго университета. Это они сдѣлали, главнымъ образомъ "вслѣдствіе сильно распространеннаго мнѣнія, будто вопросъ этотъ не заслуживаетъ серьезнаго вниманія, такъ какъ поднятъ былъ лишь малымъ числомъ петербургскихъ женщинъ". Опровергая подобное мнѣніе, калишскія дамы прибавляютъ: "намъ, слишкомъ глубоко сочувствующимъ этому вопросу, остается лишь выразить надежду, что и изъ другихъ городовъ великаго нашего отечества, женщины гласно заявятъ свои мнѣнія о вопросѣ, столь близко ихъ интересующемъ. Всѣ подобные заявленія слились бы тогда въ одинъ общій голосъ въ пользу этого вопроса, и доказали бы, вопреки всѣмъ его недоброжелателемъ, передъ глазами правительства и общества, до какой степени сильна въ насъ потребность въ высшемъ образованіи и какъ единодушно и горячо мы всѣ ему сочувствуемъ". Княгиня Щербатова, одна изъ подписавшихся подъ адресомъ, отсылая его въ газеты, прибавила, между прочимъ, что "это заявленіе написано не подъ вліяніемъ минутнаго увлеченія или модныхъ и несбыточныхъ (?) тенденцій; это выраженіе настоятельной потребности для женщинъ въ серьозномъ изученіи европейской науки; это заявленіе по большей части матерей семействъ, озабоченныхъ участью своихъ дочерей, которымъ придется асить въ свѣтѣ и трудиться при совершенно измѣнившемся взглядѣ на вещи и при новыхъ общественныхъ потребностяхъ". "Мы не упомянули, добавляетъ княгиня Щербатова, о медицинскомъ факультетѣ потому только, чтобы не расходиться съ разъ уже заявленнымъ проэктомъ петербургскихъ женщинъ. Между тѣмъ потребность въ женщинахъ-врачахъ настоятельная и очевидная".

Излагая въ общемъ очеркѣ исторію "женскаго вопроса" въ Россіи, мы взяли на себя довольно скучную роль -- ни на шагъ не отступать отъ общеизвѣстныхъ фактовъ, излагая ихъ только въ послѣдовательномъ порядкѣ. Но за то избранный нами пріемъ вполнѣ застраховалъ насъ отъ упрековъ въ натяжкахъ, и мы можемъ, не опасаясь подобныхъ упрековъ, сдѣлать тотъ выводъ изъ вышеизложеннаго очерка, что въ настоящее время "женскій вопросъ" достигъ именно такого развитія, какого добивались лучшія женщины начала шестидесятыхъ годовъ. Тѣ женщины заботились о пріобрѣтеніи себѣ возможности трудиться, а съ нею и самостоятельнаго положенія въ обществѣ; нынѣшнія женщины добиваются того же самого; на эту цѣль указываютъ и вновь являющіяся частныя женскія гимназіи и сами женщины въ своихъ печатныхъ заявленіяхъ. Тѣ женщины пользовались возможностью посѣщать лекціи петербургскаго университета и медико-хирургической академіи, не имѣя полнаго права на эти посѣщенія и эксплуатируя въ свою пользу снисходительность начальства;-- нынѣшнія женщины открыто и громко заявляютъ свое желаніе пользоваться благами высшаго образованія. Вся разница только въ томъ, что тогда, въ началѣ и особенно въ половинѣ шестидесятыхъ годовъ, на женщину съ серьозной книгой въ рукахъ большинство смотрѣло насмѣшливо, обзывая ее разными оскорбительными именами, а теперь ей выражаютъ общее сочувствіе и на ея сторону открыто становятся лица, занимающія высокое положеніе въ обществѣ.

Вслѣдствіе какихъ причинъ совершился этотъ, выгодный для женщинъ, поворотъ въ общественномъ мнѣніи? Другими словами, почему въ половинѣ шестидесятыхъ годовъ трудящіяся женщины подвергались насмѣшкамъ и оскорбленіямъ за то самое, за что пріобрѣтаютъ онѣ теперь всеобщее уваженіе? Причина этого заключается въ слѣдующемъ: наше общество, воспитанное главнымъ образомъ на крѣпостныхъ началахъ, не сразу послѣ 19 февраля поняло, что единственное для него спасеніе осталось въ знаніи и въ трудѣ. Ему долго казалось, что результаты, теоретически вытекавшіе изъ крестьянской реформы, еще долгое время не будутъ имѣть никакого практическаго значенія, такъ что имя смѣло можно пренебрегать. Вотъ почему настроенное такимъ образомъ общество не могло повѣрить искренности тѣхъ женщинъ, которыя серьозно отдались труду и самообразованію. Обществу казалось, что эти женщины просто "модничаютъ", "обезьянствуютъ" и забавляются какъ дѣти. Сперва общество такъ и относилось къ этимъ женщинамъ, смотря на нихъ только какъ на дѣтей. По когда, съ теченіемъ времени, число этихъ дѣтей стало увеличиваться необыкновенно быстро, тогда способъ отношенія къ нимъ общества также сталъ рѣзко измѣняться. Видя въ этихъ женщинахъ живой укоръ своему бездѣлью, чувствуя, хотя и не сознавая ясно, нравственное ихъ превосходство передъ собой, общество стало относиться къ нимъ все хуже и хуже. Услужливая журналистика явилась тутъ на помощь со своими инсинуаціями -- и тутъ-то и началась настоящая травля...

Но время шло, новыя экономическія начала мало-по-малу входили въ жизнь, возможность пользоваться даровымъ трудомъ изчезала, крѣпостные доходы истощались -- съ каждымъ почти днемъ жить становилось труднѣе и труднѣе. Недостатокъ денегъ заставилъ общество глубже вдуматься въ свое положеніе и пристальнѣе вглядѣться въ будущее. Но тамъ кромѣ бѣдности и безпомощности не было видно ничего. Такая печальная перспектива подѣйствовала на общество самымъ благотворнымъ, отрезвляющимъ образомъ. Трудящіяся женщины стали представляться ему въ иномъ видѣ; не богатый костюмъ ихъ, короткіе волосы у нѣкоторыхъ, можетъ быть даже отсутствіе снѣжной бѣлизны въ ихъ лицѣ -- все это не могло не показаться такимъ ничтожествомъ въ сравненіи съ проводимой ими идеей труда, что на эти бездѣлицы перестали обращать вниманіе. Общество, въ особенности матери семействъ, поняли, что дочерямъ ихъ грозитъ самая печальная будущность, если онѣ останутся прежними куклами, избалованными, изнѣженными, привыкшими пользоваться чужимъ трудомъ: онѣ вполнѣ убѣдились, что нынѣшнему молодому поколѣнію женщинъ, говоря словами княгини Щербатовой, "прійдется жить въ свѣтѣ и трудиться при совершенно измѣнившемся взглядѣ на вещи и при новыхъ общественныхъ потребностяхъ". Онѣ поняли все это -- и вотъ почему съ такимъ сочуствіемъ отозвались на попытку петербургскихъ женщинъ открыть женскій университетъ.

Но въ виду такой несомнѣнной побѣды трудящихся и образованныхъ-женщинъ надъ общественными предразсудками; въ виду полнаго сочувствія къ нимъ какъ общества, такъ и ученаго университетскаго сословія; въ виду положительнаго заявленія г. Погодина о совершенной подготовленности огромнаго числа дѣвушекъ къ слушанію университетскихъ лекцій, невольно самъ собою представляется слѣдующій вопросъ: почему петербургскія женщины стали хлопотать о дозволеніи устроить особый, спеціально-женскій университетъ и только съ двумя факультетами? Почему онѣ не стали хлопотать о томъ, чтобы было разрѣшено женщинамъ посѣщать лекціи уже существующихъ университетовъ, на правахъ студентовъ или вольныхъ слушателей? Это было бы несравненно проще, удобнѣе, выгоднѣе и справедливѣе. Во-первыхъ, профессорамъ не нужно бы было тратить ни одного часа больше того, сколько они тратятъ теперь; во-вторыхъ, не было бы надобности дѣлать значительныхъ расходовъ по найму зданія, платѣ профессорамъ, устройству химической лабораторіи и т. п.; въ-третьпхъ, женщины могли бы не стѣсняться выборомъ только между двумя факультетами, естественнымъ и историко-филологическимъ, и имѣли бы возможность слушать лекціи и юридическаго, который для многихъ изъ нихъ имѣлъ бы чисто практическое значеніе, давъ имъ средства заниматься адвокатурой, примѣры чего мы уже видимъ въ Москвѣ. Наконецъ -- и самое главное -- тогда высшее образованіе могли бы получать не однѣ только петербургскія женщины, но и жительницы Кіева, Харькова, Казани, Одессы и проч. Что удерживало женщинъ отъ просьбы именно такого рода? Если боязнь не встрѣтить сочувствія въ средѣ ученаго университетскаго сословія и въ средѣ общества, то эта боязнь оказалась, повидимому, неосновательной, и женщины имѣютъ полную возможность измѣнить даже теперь свою прежнюю просьбу въ ходатайство -- дозволить женщинамъ входъ въ существующіе университеты, взамѣнъ открытія новыхъ. Что же касается тѣхъ, отъ кого главнымъ образомъ зависитъ удовлетвореніе просьбы женщинъ,-- то кажется, нѣтъ надежды получить отказъ и тогда, если только теперешняя просьба, объ открытіи особого университета, будетъ принята благогосклонно. Намъ даже кажется, что просьба о дозволеніи женщинамъ посѣщать существующіе университеты могла бы вѣрнѣе разсчитывать на успѣхъ, потому что она не возбуждаетъ такого числа довольно сложныхъ вопросовъ, какое возбуждается просьбой объ открытіи новаго университета, Впрочемъ, еслибы министерство народнаго просвѣщенія нашло почему нибудь неудобнымъ удовлетворить настоящую просьбу, то этимъ женщины нисколько не были бы лишены возможности и права возобновить свое ходатайство въ той формѣ, въ какой предлагаемъ мы -- то есть, хлопотать о дозволеніи имъ слушать лекціи въ общихъ университетахъ.

-----

Судьба "женскаго вопроса," которую мы прослѣдили въ вышеприведенномъ очеркѣ, весьма типична сама по себѣ и можетъ служить характеристикой многихъ явленій въ нашей общественной жизни. Въ этомъ очеркѣ мы показали, что послужило главнымъ поводомъ для нападеній со всѣхъ сторонъ на женщинъ, желавшихъ учиться -- это именно то, что простому вопросу о женскомъ образованіи придали, во-первыхъ, политическій характеръ, а во-вторыхъ, усмотрѣли въ немъ анти-государственные элементы. Если мы вспомнимъ тѣ обстоятельства, среди которыхъ возникъ и особенно развивался женскій вопросъ, если обратимъ вниманіе хоть на то только, что развитіе его совпадало съ разгаромъ польскаго возстанія, когда русское общество находилось въ возбужденномъ состояніи, то сдѣлается совершенно яснымъ, почему указанная нами тактика противниковъ женскаго образованія пользовалась такимъ значительнымъ успѣхомъ. Въ жизни каждаго народа бываютъ періоды, когда онъ дѣлается на нѣкоторое время боязливымъ, легкомысленнымъ и суевѣрнымъ, когда онъ готовъ видѣть величайшую опасность тамъ, гдѣ ея нѣтъ слѣда. Въ такіе періоды его можно запугать чѣмъ угодно, если только оцѣнивать извѣстныя явленія не той мѣркой, какая для нихъ прилична, а смотрѣть на все исключительно съ политической точки зрѣнія. Въ такіе періоды можетъ показаться серьезнымъ то, что въ другое время способно возбудить только смѣхъ. А такъ какъ во всякомъ фактѣ, во всякомъ общественномъ явленіи, во всякомъ дѣйствіи человѣка легко отыскать политическіе элементы, и такъ какъ, съ другой стороны, нѣтъ такого явленія, которому нельзя бы было придать посредствомъ разныхъ натяжекъ того или другаго смысла, то отсюда слѣдуетъ, что въ минуту общественнаго возбужденія изо всего можно сдѣлать политическій и притомъ анти-государственный вопросъ. Заручившись такой тактикой, чрезвычайно легко мстить тѣмъ, съ кѣмъ человѣкъ не въ силахъ сражаться одинаковымъ оружіемъ. Мы не станемъ теперь приводить примѣровъ изъ нашего недавняго прошлаго, доказывающихъ, въ какихъ изумительныхъ размѣрахъ пользовались этой неприличной и безчестной тактикой разные паши литературные дѣятели. Этихъ примѣровъ такъ много, что всѣхъ ихъ за-разъ не перечесть; къ тому же, перебирать весь этотъ мусоръ, давно уже всѣми позабытый, -- работа слишкомъ непріятная и совершенію безполезная. Мы ограничимся только замѣчаніемъ, что подобной тактикой пользовались люди, которые были неспособны бороться со своими противниками одинаковымъ оружіемъ, которые чувствовали себя безконечно слабѣе ихъ въ борьбѣ честной, и безконечно сильнѣе въ борьбѣ безчестной, къ помощи которой они и прибѣгали. Эта тактика оставила по себѣ глубокіе слѣды въ русскомъ обществѣ. Заглушивши и убивши нѣсколько жизненныхъ общественныхъ вопросовъ, и уже однимъ этимъ нанеся значительный вредъ русскому народу, она кромѣ того вошла въ обычай и сдѣлалась самымъ употребительнымъ средствомъ въ борьбѣ различныхъ партій. Тамъ, гдѣ одна партія оказывалась слабѣе другой, она прибѣгала къ помощи политическихъ доносовъ, которые храбро и самоувѣренно пускала въ ходъ, и если не вполнѣ выигрывала свое дѣло, за то во всякомъ случаѣ успѣвала насолить своимъ противникамъ. Стоитъ лишь вспомнить недавній случай съ г-жей Вельяшевой, устроившей обѣды для бѣдныхъ въ Пинегѣ. За то, что она успѣла заслужить благодарность болѣе семисотъ человѣкъ, которымъ она доставляла прокормленіе, на нее обратились доносы чисто политическаго свойства. Одинъ изъ такихъ доносовъ былъ присланъ даже въ редакцію "Москвы", изъ этомъ доносѣ г-жу Вельяшеву прямо обвиняли въ "политической неблагонадежности", причисляли ее къ польской партіи и обзывали безбожницей". А между тѣмъ г-жа Вельяшева находилась въ условіяхъ очень благопріятныхъ. Во первыхъ, мужъ ея -- мировой посредникъ, слѣдовательно человѣкъ довольно самостоятельный; во вторыхъ, ея общественно-благотворительная дѣятельность заслужила полное одобреніе со стороны Государыни Императрицы, великаго князя Алексѣя Александровича и высочайше утвержденной комиссіи для пособія голодающимъ, отъ которой выслано было въ ея распоряженіе до 4000 рублей. И такое-то лице за свою чисто-филантропическую дѣятельность подверглось доносамъ, которые, какъ видно, были до того значительны, что г-жа Вельяшева на нѣкоторое время совершенно должна была прекратить свою полезную дѣятельность.

Но заявленное нами выше нежеланіе приводить примѣры пользованія той тактикой, о которой мы говоримъ, относилось собственно до нашей литературы: мы дѣйствительно нежелаемъ перебирать эту старую рухлядь преимущественно московскаго произведенія, потому что она извѣстна болѣе или менѣе всѣмъ, такъ какъ дѣло происходило гласно. Но далеко не всѣмъ извѣстны тѣ средства, которыя употребляли паши общественные дѣятели, далеко не всѣ знаютъ, до какихъ размѣровъ доходила эта тактика въ сферахъ не литературныхъ, такъ какъ тутъ дѣло велось канцелярскимъ порядкомъ, то есть не гласно, а тайно. Но этому было бы въ высшей степени любопытно и полезно прослѣдить, какими путями дѣйствовала эта тактика въ жизни, какъ она примѣнялась на дѣлѣ, откуда она исходила, какими интересами обусловливалась, къ кому прилагалась и какихъ достигала результатовъ. Лучшимъ образцомъ въ этомъ родѣ можетъ служить дѣло предсѣдателя богодуховской земской управы г. Каразина, производившееся въ харьковской уголовной палатѣ и очень недавно напечатанное въ газетахъ. Это дѣло въ высшей степени поучительное, а потому о немъ стоитъ поговорить подробнѣе.

Пользуясь свѣденіями, собранными защитникомъ подсудимаго, а также показаніями двадцати шести свидѣтелей, мы сперва обрисуемъ личность г. Каразива, упомянемъ о его общественномъ положеніи, скажемъ о его дѣятельности, затѣмъ сообщимъ, на основаніи присяжныхъ свидѣтельскихъ показаній, тѣ факты, которые послужили поводомъ для преданія его суду. Все это въ совокупности будетъ имѣть значеніе для тѣхъ выводовъ, которые мы сдѣлаемъ ниже.

Родной дядя подсудимаго Каразина принималъ самое дѣятельное участіе въ основаніи харьковскаго университета. Уже одинъ этотъ фактъ можетъ служить указаніемъ на то, въ какой средѣ вращался г. Каразинъ. Дѣйствительно, это былъ отлично-образованный человѣкъ. Лѣтъ десять назадъ, онъ вышелъ въ отставку, поселился въ своей деревнѣ и сталь заниматься хозяйствомъ, заботясь вмѣстѣ съ тѣмъ объ улучшеніи быта крестьянъ. Будучи извѣстенъ въ кругу своихъ сосѣдей за человѣка дѣятельнаго и знающаго свое дѣло, г. Каразинъ, съ открытіемъ земскихъ учрежденій, былъ вызванъ изъ своего имѣнья и единодушно избранъ въ предсѣдатели земской управы. Здѣсь онъ энергично принялся за дѣло. Въ теченіи короткаго времени, онъ поднялъ множество вопросовъ, имѣвшихъ важное общественное значеніе; такъ напримѣръ, онъ обращаетъ вниманіе земства на кабальное и безотрадное положеніе сиротъ, предлагая отдавать ихъ на обученіе различнымъ мастерствамъ и учить ихъ грамотѣ, хлопочетъ объ устройствѣ общественной охоты для уничтоженіи въ уѣздѣ хищныхъ звѣрей, истреблявшихъ скота, въ теченіи одного года, почти на двѣ тысячи рублей; предлагаетъ учредить двѣ стипендіи въ харьковскомъ университетѣ; работаетъ надъ осуществленіемъ проэкта женскаго училища; предлагаетъ проэктъ учрежденія общественныхь запашекъ; хлопочетъ объ устройствѣ въ уѣздѣ земскихъ станцій; въ одинъ годъ сберегаетъ земству 65 т. рублей; предлагаетъ проэктъ устройства завода для выдѣлки черепицы и т. д. Карѣзинъпри всемъ томъ имѣетъ одинъ только важный недостатокъ; это, по словамъ защитника, "глубочайшее отвращеніе ко ксякому злоупотребленію". Ставши во главѣ новаго учрежденія и сочувствуя ему вполнѣ, сталкиваясь въ тоже время съ разными грязными дѣлишками, Каразинъ не могъ сносить ихъ равнодушно. "Онъ, по словамъ одного свидѣтеля, считалъ своею обязанностью говорить предводителю дворянства Карпову о злоупотребленіяхъ сослуживцевъ послѣдняго, какъ-то: о растраченныхъ суммахъ по волостямъ перваго участка, о злоупотребленіяхъ членовъ тюремнаго комитета, о разорительныхъ дѣйствіяхъ опекуновъ по дворянскимъ опекалъ, о безплатной ѣздѣ на обывательскихъ лошадяхъ и т. д. Дѣятельность въ подобномъ направленіи не могла особенно понравиться тѣмъ, кого она касалась. У Каразина мало по малу завелись враги, которые скоро сгрупировались около предводителя дворянства Карпова. Возбуждая разными способами честолюбіе послѣдняго, они просили Карпова "послужить дворянству", такъ какъ Каразинъ дѣйствуетъ не въ интересахъ своего сословія и наноситъ ему своимъ поведеніемъ существенный вредъ. Подобными способами враги Каразина достигли того, что, во первыхъ, поставили Каразина и Карпова во враждебныя отношенія другъ къ другу, во вторыхъ, образовали двѣ враждебныхъ партіи, изъ которыхъ одна, Карповская, сдѣлалалась нападающей, а другая, Кагазинская, защищающейся. Готовилась жестокая борьба, къ которой въ скоромъ времени представился благопріятный случай.

20 сентября 1866 года въ Богодуховѣ открылось очередное земское собраніе, на которомъ предсѣдательствовалъ, какъ предводитель дворянства, Карповъ; тутъ же, разумѣется, присутствовалъ и Каразинъ. Въ вечернемъ засѣданіи того же дня Каразинъ докладывалъ раскладку повинностей. Вдругъ Карповъ всталъ съ мѣста и говоритъ, что пора закрыть засѣданіе. Каразинъ отвѣчаетъ, что еще рано, такъ какъ постановлено расходиться въ 11 часовъ, а теперь только 8. Карповъ сѣлъ, но черезъ полъ-часа опять всталъ и обращаясь къ Каразину, замѣтилъ: "этотъ хламъ набилъ мнѣ голову; собраніе закрывается",-- и вышелъ. На судѣ четырнадцать свидѣтелей подтвердили этотъ фактъ.,

Въ одномъ изъ слѣдующихъ засѣданій Каразинъ читалъ докладъ объ учрежденіи въ уѣздѣ земскихъ станцій, при чемъ предлагалъ перевести натуральную почтовую повинность на денежную, которая бы, такимъ образомъ, равномѣрно распредѣлялась по всѣмъ сословіямъ, что должно было значительно облегчить крестьянъ, и безъ того обремененныхъ тяжелыми повинностями. Чтеніе этого доклада вызвало со стороны нѣкоторой части собранія сильный протестъ. Самъ предсѣдатель собранія, Карповъ, но словамъ свидѣтелей, "потерялъ всю необходимую для предсѣдателя сдержанность, явно высказывалъ мнѣнія, что подобныя дѣйствія повлекутъ за собою уничтоженіе нравъ дворянскаго сословія, составлялъ записки и говорилъ открыто, что наши земскія учрежденія копія съ французскихъ, повлекшихъ за собою во Франціи всѣ минувшіе государственные перевороты." По показаніямъ другихъ свидѣтелей, Карповъ такими словами встрѣтилъ заявленіе крестьянъ о постойной повинности: "возмущеніе крестьянъ! это пахнетъ судомъ и слѣдствіемъ!" и обращаясь къ крестьянамъ, говорилъ: "вы одни обязаны возить чиновниковъ, а дворяне не обязаны." Тѣмъ не менѣе, проэктъ Каразина былъ принятъ собраніемъ. Это вывело Карпова изъ терпѣнія, и онъ вдругъ постановляетъ слѣдующее: "такъ какъ проэктъ управы нарушаетъ права, предоставленныя сословію дворянъ, купцовъ и духовенства, то онъ не имѣетъ права подвергать его баллотировкѣ", а между тѣмъ, какъ сказано, проэктъ уже былъ принятъ по большинству голосовъ. Такія произвольныя дѣйствія Карпова возстановили какъ противъ него лично, такъ и противъ всей его партіи, большинство собранія, которое, такимъ образомъ, оказалось вполнѣ на сторонѣ Каразина. Это обстоятельство еще больше подлило масла въ огонь. Недоброжелательство къ Каразину со стороны Карповной партіи усиливалось съ каждымъ днемъ.

Наконецъ, спустя два дня послѣ послѣдняго происшествія, предводитель дворянства Карповъ, не объясняя никому причинъ своего поступка и даже не составивъ протокола, совершенно закрываетъ земское собраніе и подаетъ на Каразина доносъ по начальству. Въ этомъ доносѣ заключались такія обвиненія, взведенныя ни предсѣдателя управы, которыя на судѣ не подтвердились ни однимъ свидѣтельскимъ показаніемъ. Карповъ обвинялъ Каразина въ томъ, что тотъ бушевалъ въ собраніяхъ, дерзко кричалъ на предсѣдателя, постоянно являлся безъ галстуха, въ спальномъ бѣломъ пальто и туфляхъ, "и дѣйствіями своими стремился къ поколебанію довѣрія у крестьянъ къ властямъ и закону". Донося какъ объ этихъ, такъ и о другихъ поступкахъ, совершенныхъ будто бы Каразинымъ, Карповъ прибавляетъ: "Вообще, всѣ дѣйствія и цѣли Каразина имѣютъ смыслъ -- разъединеніе сословіи и уничтоженіе дворянства. Полный необузданнаго либерализма, стремящійся безсознательно къ подавленію указаннаго правительствомъ порядка, принимающій на себя роль защитника народа, онъ принадлежитъ къ числу тѣхъ эксцентричныхъ личностей, которыя не могутъ быть терпимы ни въ какомъ обществѣ". Представляя эту бумагу на усмотрѣніе министра внутреннихъ дѣлъ, харьковскій губернаторъ, считая конечно жалобу Карпова вполнѣ основательной, призналъ съ своей стороны, что "дѣйствія Каразина явно клонятся къ возбужденію недоброжелательства крестьянъ къ дворянскому сословію, что вліяніе Каразина на неразвитое крестьянское сословіе положительно вредно, что при такомъ положеніи дѣла, никто изъ дворянъ Богодуховскаго уѣзда не рѣшится принять на себя обязанность предсѣдателя уѣзднаго земскаго собранія и что остальные два члена мѣстной земской управы дѣйствуютъ въ одномъ направленіи съ предсѣдателемъ и поддерживаютъ въ крестьянахъ враждебное расположеніе къ дворянству, вліяя не только на нравственную сторону крестьянъ, но и оказывая имъ матеріальное вспомоществованіе даровымъ продовольствіемъ, квартирою и другими способами". По всѣмъ этимъ даннымъ, вслѣдствіе особаго высочайшаго повелѣнія, дѣло это поручено разсмотрѣть правительствующему сенату, который немедленно удалилъ Каразина отъ должности и предалъ его суду харьковской уголовной палаты.

Такое направленіе дѣла оказалось самымъ выгоднымъ для Каразина, потому что только такимъ путемъ онъ могъ узнать тѣ основанія, на которыхъ былъ построенъ доносъ. Еслибъ дѣло велось обыкновеннымъ установившимся порядкомъ, то Каразинъ, конечно, не имѣлъ бы никакой возможности оправдываться, потому что не зналъ бы подробностей обвиненія. Между тѣмъ на слѣдствіи всѣ эти подробности сдѣлались ему вполнѣ извѣстны. И тутъ-то ясно обнаружилось, къ какимъ средствамъ прибѣгали враги Каразина съ цѣлью не только удалить его изъ своего общества, по и погубить на всю жизнь. Изъ тридцати свидѣтелей, только четыре, да и то недостовѣрные, подтвердили отчасти справедливость обвиненія; остальные же двадцать шесть человѣкъ, между которыми были дворяне, купцы, священники, совершенно и почти единогласно опровергли обвиненіе. Изъ показаній этихъ свидѣтелей оказалось, что Карповъ не только совершенно извращалъ факты, придавая имъ ложное значеніе, по даже сочинялъ небывалые; такъ напримѣръ, однимъ изъ главныхъ пунктовъ обвиненія была выставлена рѣчь, сказанная будто бы Каразинымъ въ губернскомъ земскомъ собраніи; въ этой рѣчи, по словамъ обвиненія, Каразинъ дозволилъ себѣ рѣзкія выраженія, оскорбительныя какъ для цѣлаго дворянскаго сословія, такъ и для предводителя дворянства Карпова. Между тѣмъ губернскій предводитель дворянства, князь Трубецкой, положительно заявилъ, что Каразинъ втеченіи всей сессіи не произносилъ подобной рѣчи. "Какъ попала эта рѣчь въ число бумагъ, представленныхъ въ сенатъ -- мы не знаемъ", сказалъ защитникъ подсудимаго. "Мы этого не знаемъ, продолжалъ онъ, а строить предположенія не имѣемъ никакого права. Но это обстоятельство представляетъ блестящій примѣръ того, какъ дѣйствовали враги Каразина, желая очернить его во что бы то ни стало передъ сенатомъ".

Въ концѣ концовъ, г. Каразинъ былъ оправданъ судомъ по совершенному недостатку уликъ для обвиненія. Доносъ оказался ложнымъ во всѣхъ своихъ мельчайшихъ подробностяхъ. Но для насъ въ настоящемъ случаѣ важно вовсе не то, что въ лицѣ г. Каразина восторжествовала добродѣтель; для насъ оправданіе г. Каразина, обвинявшагося въ государственномъ преступленіи, важно въ томъ отношеніи, что весьма наглядно показываетъ, на какихъ ничтожныхъ основаніяхъ строются у насъ серьезные политическіе доносы и въ силу какихъ ничтожныхъ, своекорыстныхъ побужденій они являются. Не менѣе важно и то, что отъ подобныхъ доносовъ не укрываются даже люди, пользующіеся такимъ выгоднымъ общественнымъ положеніемъ, какое занимаетъ г. Каразинъ и какое доступно далеко не всѣмъ. Если же и подобная счастливая обстановка не оберегаетъ человѣка отъ совершенно безосновательныхъ доносовъ, то можно смѣло предполагать, что люди менѣе вліятельные испытывали на себѣ дѣйствіе подобной тактики въ гораздо сильнѣйшей степени и отдѣлывались далеко не такъ счастливо отъ взводимыхъ на нихъ обвиненій.

Мы не знаемъ, процвѣтала ли у насъ подобная тактика до 1863 года, то есть до того времени, когда ею стала съ такимъ успѣхомъ пользоваться русская журналистика въ лицѣ "Московскихъ Вѣдомостей"; но весьма вѣроятно, что названная газета значительно способствовала популярности такого принципа. Люди, не сильные умомъ и не увѣренные въ правотѣ своего дѣла, не могли не пользоваться такимъ выгоднымъ полемическимъ пріемомъ, при которомъ они, съ своей стороны ничѣмъ не рискуя, дѣйствовали навѣрняка. Газета "Вѣсть" до настоящаго времени существуетъ единственно только вслѣдствіе такого рода принципа, положеннаго ею въ основаніе своей полемики. Бороться одинаковымъ оружіемъ со своими противниками у нея не хватило бы силы, и она не просуществовала бы двухъ мѣсяцевъ. Видѣть въ каждомъ общественномъ фактѣ политическій характеръ сдѣлалось съ давняго времени ея спеціальностью. Обвинитъ ли мировой судья генеральшу по жалобѣ ея горничной, оправдаютъ ли присяжные, за недостаткомъ уликъ, подсудимаго, появится ли въ печати попытка взглянуть безпристрастно и не совсѣмъ рутинно на какой нибудь соціальный вопросъ, заговорятъ ли о мировомъ посредникѣ, слишкомъ безцеремонномъ въ отношеніяхъ съ крестьянами -- всему этому придается политическій характеръ, и всякая полемика становится невозможной. Сколько ни старались увѣрить г. Скарятина въ неделикатности и невыгодности такихъ полемическихъ пріемовъ -- онъ не обращалъ никакого вниманія на подобныя увѣщанія, пока горькій опытъ не показалъ ему, такъ сказать, на его собственной спинѣ, какъ невыгодна борьба неодинаковымъ оружіемъ. Мы говоримъ объ извѣстномъ всѣмъ происшествіи, случившемся съ г. Скарятинымъ въ Смоленскѣ, при открытіи участка желѣзной дороги.

Наши газеты успѣли уже со всѣхъ сторонъ разсмотрѣть это происшествіе. Одни объясняли его тѣмъ, что на смоленскомъ обѣдѣ присутствовало очень немного дворянъ и что во всякомъ случаѣ, лица, которыя прервали неприличными возгласами рѣчь г. Скарятина, никакъ не могли принадлежать къ дворянскому сословію; другіе видѣли въ этомъ фактѣ протестъ со стороны общества противъ дѣятельности г. Скарятина; третьи порицали публику за то, что она неприличію обошлась съ писателемъ, какова бы ни была его дѣятельность, и притомъ съ писателемъ-гостемъ. Самъ г. Скарятинъ, хотя и подробно описалъ смоленское происшествіе, не высказалъ своихъ собственныхъ предположеній относительно причинъ, вызвавшихъ такой крупный и, кажется, небывалый у насъ скандалъ. Онъ только разразился гнѣвомъ противъ смоленской публики, порицая ея неприличный, по его мнѣнію, поступокъ.

Мы не станемъ говорить, чѣмъ собственно были вызваны со стороны присутствовавшихъ на обѣдѣ крики, заставлявшіе г. Скарятина умолкнуть и даже предлагавшіе ему убираться вонъ. Съ перваго взгляда можетъ показаться, что они какъ будто и въ самомъ дѣлѣ выражали протестъ публики противъ дѣятельности г. Скарятина; но эту причину можно допустить какъ предположеніе рѣшительно ни на чемъ не основанное, или лучше сказать, основанное только на томъ, что другихъ поводовъ для объясненія этого происшествія отыскать невозможно. Мы бы охотно допустили, что смоленскій скандалъ былъ дѣйствительно протестомъ противъ г. Скарятина, какъ и утверждаютъ "Московскія Вѣдомости", еслибъ не были довольно близко знакомы съ русской публикой. Мы не говоримъ, что въ средѣ ея нѣтъ людей, несогласныхъ съ мнѣніями г. Скарятина; но наше общество, вообще говоря, слишкомъ мало интересуется литературно-общественными вопросами; во всякомъ случаѣ далеко не столько, чтобъ быть не въ силахъ сдержать свое негодованіе при видѣ человѣка, дѣятельность котораго оно совершенно не одобряетъ. Такимъ образомъ, если въ настоящемъ случаѣ публика, выгоняя г. Скарятина изъ залы и запрещая ему говорить, выказывала этимъ ему свое несочуствіе, то такой протестъ -- фактъ совершенно случайный, на которомъ невозможно строить увѣреній, какъ это сдѣлали нѣкоторые слишкомъ усердные публицисты, будто русское общественное мнѣніе вполнѣ сформировалось и заявляетъ себя весьма энергично.

Въ настоящемъ дѣлѣ представляетъ, по нашему мнѣнію, главный интересъ не публика, а самъ г. Скарятинъ. Повидимому, редакторъ "Вѣсти", печатая въ своей газетѣ о смоленскомъ скандалѣ, не рѣшался слишкомъ рѣзко нападать на тѣхъ, которые выгоняли его изъ залы; онъ какъ бы чувствовалъ, что нападая въ этомъ случаѣ на своихъ противниковъ и не одобряя ихъ образа дѣйствій, онъ впалъ бы въ нѣкоторое противорѣчіе съ самимъ собою. Поэтому въ первоначальномъ извѣстіи онъ отнесся къ смоленскому скандалу совершенно объективно, называя его только "неудачей, постигшей редактора Вѣсти". Спусти нѣсколько дней, онъ посвящаетъ цѣлую передовую статью отзывамъ газетъ, описывавшихъ подробности "неудачи" и объяснявшихъ ея причины. Эту статью онъ, повидимому, думалъ написать въ томъ же духѣ, какъ и первую. "Люди, выступающіе на публичную арену, говоритъ г. Скарятинъ, должны быть заранѣе готовы на всякія случайности, которыя зависятъ отъ состава и настроенія духа публики, ихъ слушающей; въ странахъ, гдѣ публичность вошла въ правы и обычаи, общественные дѣятели, поочередно, не смущаясь, или терпятъ пораженія, или вызываютъ рукоплесканія". Изъ этихъ словъ довольно ясно видно, что г. Скарятинъ все еще желаетъ смотрѣть на смоленскій скандалъ какъ на происшествіе лично для него непріятное, но все-таки довольно обыкновенное и не заключающее въ себѣ ничего безобразнаго и ненормальнаго вообще. Но послѣдующія строки не менѣе ясно показываютъ, что г. Скарятинъ совершенно неодобряетъ подобныхъ способовъ полемики. Говоря о смоленскомъ скандалѣ, онъ выражается такимъ образомъ: "обѣденная публика, никѣмъ не уполномочены: я (?), не только не хотѣла слушать редактора Вѣсти, во даже позволила себѣ грубые противъ него крики". "Редакторъ Вѣсти былъ вправѣ считать себя вполнѣ гарантированнымъ отъ охотниковъ до скандала, которые не находятъ другаго мѣста для заявленія своего гнѣва противъ Вѣсти". Если, продолжаетъ г. Скарятинъ, считать смоленское происшествіе протестомъ общественнаго мнѣнія, то "это такое грубое, дикое забвеніе самыхъ элементарныхъ приличіи, которое достойно развѣ только пьяной толпы". "Мы убѣждены, заканчиваетъ г. Скарятинъ, что русское общественное мнѣніе оцѣнитъ по достопиству настоящій скандалъ". Изъ подобныхъ отзывовъ необходимо слѣдуетъ, что г. Скарятинъ совершенно не одобряетъ такого поведенія публики, при которомъ на мирныя слова отвѣчаютъ воинственными криками и требованіемъ убираться вонъ; то есть, сражаются съ человѣкомъ неодинаковымъ оружіемъ. Но вопросъ въ томъ, имѣетъ ли г. Скарятинъ какое ни будь право высказывать подобныя претензіи? Не самъ ли онъ, въ теченіи всей своей литературной дѣятельности, упорно держался того принципа, который имъ теперь порицается? Г. Скарятина насильно лишили слова, грубо заставивъ его молчать и пустивъ въ ходъ музыку, которая заглушила слова г. Скарятина. Но развѣ самъ онъ, въ борьбѣ съ нѣкоторыми изъ своихъ противниковъ, не пускалъ въ ходъ совершенно подобныхъ же по своей радикальности способовъ, волей-неволей принуждавшихъ его опонентовъ умолкать? Развѣ онъ боролся съ ними одинаковымъ оружіемъ и не прибѣгалъ къ помощи такихъ пріемовъ, какъ политическій доносъ, обвиненіе въ противу-государственныхъ тенденціяхъ и т. п.? Г. Скарятинъ, можетъ сказать, что поступая такимъ образомъ, онъ дѣйствовалъ какъ публицистъ, какъ представитель извѣстной партіи, не отнимая у своихъ противниковъ возможности и права отвѣчать ему тѣмъ же. Но подобное возраженіе есть ничто иное, какъ увертка. Г. Скарятину очень хорошо извѣстно, что есть такіе вопросы, о которыхъ невозможно говорить одинаково свободно съ двухъ различныхъ точекъ зрѣнія, и что слѣдовательно, если публицистъ старается всякому вопросу придать такое значеніе и свести споръ на политическую почву, то онъ тѣмъ самымъ намѣренно лишаетъ своего противника всякой возможности отвѣчать ему такъ, какъ бы слѣдовало. Такимъ образомъ не подлежитъ сомнѣнію, что г. Скарятинъ поступалъ со своими противниками (или съ нѣкоторыми изъ нихъ) именно такъ, какъ поступила съ нимъ смоленская публика на торжественномъ обѣдѣ. Отсюда слѣдуетъ такое нравоученіе, весьма полезное для нѣкоторыхъ русскихъ публицистовъ: не поступай скверно съ другими, если не хочешь, чтобъ съ гобой поступали также, не пускай въ ходъ такихъ пріемовъ, которые рано или поздно могутъ быть примѣнены къ твоей собственной особѣ, а пуская ихъ въ ходъ, будь послѣдователенъ и не сердись, когда другіе станутъ поражать тебя твоимъ же оружіемъ. Иначе ты будешь сердиться на самого себя.

Въ теченіи послѣднихъ десяти лѣтъ, и особенно съ 19 февраля 1861 года, наша литература стала обращать довольно серьезное вниманіе на народъ, то есть, собственно говоря, на крестьянъ. Освободившись изъ подъ власти помѣщиковъ и ставши на дорогу болѣе или менѣе свободнаго труда, крестьяне весьма естественно заинтересовали собою тѣхъ, интересы которыхъ не пострадали отъ совершившагося освобожденія. Литература, по мѣрѣ возможности, приняла участіе въ обсужденіи всѣхъ тѣхъ вопросовъ, которые непосредственно вытекали изъ крестьянской реформы, потому что эти вопросы, хотя, повидимому, касавшіеся преимущественно крестьянъ, имѣли общій интересъ. Въ нашей печати уже много разъ высказывалась мысль, въ подтвержденіе которой приводились и факты, что манифестъ 19 февраля, прямо или косвенно, произвелъ полный экономическій переворотъ во всемъ нашемъ общественномъ быту. Поэтому каждый общественный вопросъ, который въ прежнее время былъ по преимуществу вопросомъ дворянскимъ, сдѣлался въ настоящее время народнымъ, такъ какъ общіе интересы болѣе или менѣе смѣшали всѣ сословія въ одну массу, связанную денежными отношеніями. Крестьяне вошли въ эту массу какъ очень важный экономическій элементъ. Поэтому, при обсужденіи каждаго общественнаго вопроса, литература никакъ не могла миновать крестьянъ и должна была волей-неволей говорить о нихъ довольно часто.

Но крестьяне продолжали обращать на себя и особенное, такъ сказать, спеціальное вниманіе литературы, въ силу исключительности того положенія, въ какомъ они находились и находятся до настоящаго времени. Пріобрѣтя по закону права, почти одинаковыя со всѣми другими сословіями, они однакожъ рѣзко отличаются отъ этихъ сословій какъ своими экономическими средствами, такъ и отсутствіемъ всякаго образованія. Потому-то журналистика и должна была обращать на нихъ болѣе серьезное вниманіе, добиваясь того_|чтобы крестьяне не только по закону, но и въ дѣйствительности сравнялись во всѣхъ отношеніяхъ съ другими сословіями.

Подобныя заботы журналистики, оказывавшей вниманіе крестьянамъ больше чѣмъ другимъ сословіямъ, постоянно вызывали чувство недоброжелательства и даже зависти со стороны людей, органомъ которыхъ служитъ газета "Вѣсть". Эта газета до того сильно прониклась чувствомъ зависти, что однажды совершенно откровенно назвала крестьянъ "единственнымъ привилегированнымъ сословіемъ въ Россіи". Въ настоящее время, говоритъ она, "дворянамъ слѣдуетъ просить о пожалованіи ихъ въ мужики, о переименованіи въ крестьянское сословіе, потому что оно пользуется такими преимуществами, какими до сихъ поръ никто не пользовался и не пользуется въ Россіи". Обращаясь собственно къ русской журналистикѣ и ея отношеніямъ къ крестьянамъ, "Вѣсть" продолжаетъ: "не будемъ уже говорить объ общемъ тонѣ большинства нашихъ газетъ, о той заботливости, съ какою онѣ старались скрывать дѣйствительное положеніе дѣлъ въ деревняхъ и селахъ, о томъ усиліи, съ какимъ желаютъ смягчать дѣйствительность въ настоящее время; укажемъ только на болѣе крупные примѣры, гдѣ ради пристрастія къ крестьянскому сословію, не колеблются высказывать требованія, нарушающія такія начала, которыя до сихъ поръ признаются основами общественнаго строя". Вообще по словамъ газеты г. Скарятина, наша журналистика "всѣ симпатіи свои обратила на сословіе крестьянъ и окружила его всею нѣжностью своего попеченія". Зависть "Вѣсти" такъ сильна, что повидимому редакція охотно согласилась бы хоть сейчасъ облечься въ армяки, отправиться пахать землю, ѣсть съ крестьянами мякину и солому вмѣсто хлѣба, лишь бы только пользоваться тою заботливостью журналистики, какую обнаруживаетъ она въ своихъ отношеніяхъ къ крестьянамъ.

Но наша журналистика дѣйствительно страдаетъ однимъ важнымъ недостаткомъ, который иногда напоминаетъ собою отношенія къ народу славянофиловъ. Этотъ недостатокъ обнаруживается преимущественно въ тѣхъ случаяхъ, когда обращаясь къ народу какъ къ извѣстной нравственной силѣ, говорятъ о немъ не какъ о принципѣ, держаться котораго обязательно для всякаго современнаго органа печати, но какъ о дѣйствительномъ явленіи, находящемся у насъ передъ глазами. Такое смѣшеніе принципа съ фактомъ можетъ привести къ тѣмъ нелѣпымъ выводамъ, которые проповѣдуютъ славянофилы. Для этой партіи, все, что происходитъ въ народѣ, должно пользоваться глубокимъ нашимъ уваженіемъ въ силу уже того, что оно происходитъ въ народѣ. Съ этой точки зрѣнія, крестьяне представляются средой до такой степени богатой естественными способностями и здравымъ смысломъ, что каждый совершаемый ими поступокъ, какъ бы онъ ни былъ безсмысленъ самъ по себѣ, непремѣнно имѣетъ въ своемъ основаніи разумное начало, или, говоря славянофильскимъ языкомъ, зерно живаго на роднаго духа. о такой теоріи, мы должны преклоняться передъ всякимъ фактомъ, даже не анализируя его, такъ какъ мы должны не учить народъ, а напротивъ сами у него учиться. Хотя въ настоящее время никто, повидимому, кромѣ самаго ограниченнаго кружка, не придерживается славянофильскихъ теорій, но нѣкоторые органы въ нѣкоторыхъ случаяхъ весьма близко подходятъ въ своей дѣятельности къ этимъ теоріямъ, и можетъ быть безсознательно впадаютъ иногда въ ихъ тонъ, говоря о народѣ. Между тѣмъ это пріемъ не только совершенно невѣрный, но и весьма вредный. Кому неизвѣстно, что крестьянская среда настоящаго времени пропитана насквозь такими недостатками, которые нужно искоренять, а никакъ не поддерживать? Кому неизвѣстно, что если современное намъ крестьянство и выдѣляетъ изъ себя ежегодно нѣсколько сотенъ умныхъ головъ, то эти головы, въ большинствѣ случаевъ, употребляютъ свои способности не на пользу той среды, изъ которой они вышли, а во вредъ ей, эксплуатируя сколько возможно необразованную и довѣрчивую массу. Кому также неизвѣстно, что интересы, какими пробавляется нашъ народъ, до такой степени мизерны, немногочисленны и немногосложны, что понять и вполнѣ исчерпать ихъ не стоитъ никакого труда. Тамъ, гдѣ нѣтъ никакого развитія, гдѣ нѣтъ условій для самостоятельной дѣятельности, гдѣ человѣку приходится жить изо дня въ день, заботясь только о кускѣ насущнаго хлѣба, тамъ не можетъ быть слишкомъ богатыхъ матеріаловъ для изученія, потому что не можетъ быть слишкомъ сложныхъ нравственныхъ отношеній. Современная экономическая наука выработала нѣсколько несомнѣнно-вѣрныхъ истинъ, которыя одинаково приложимы ко всѣмъ народамъ, находящимся на томъ матеріальномъ и умственномъ уровнѣ, на какомъ стоятъ наши крестьяне. Поэтому мы совершенно понимаемъ, если люди, заручившись этими истинами, подходятъ къ народу съ цѣлью дать ему возможность улучшить свое положеніе, образовать себя и т. п. мы понимаемъ, если общественные и литературные дѣятели заботится о практическомъ уравненіи крестьянъ со всѣми другими сословіями какъ въ умственномъ, такъ и въ экономическомъ отношеніяхъ; мы понимаемъ, если они начинаютъ восхвалять и даже ставить въ образецъ другимъ сословіямъ ту идею труда, какую выражаетъ собою наше крестьянство; но мы рѣшительно непонимаемъ, если къ народу, то есть къ крестьянамъ, начинаютъ относиться какъ къ такому-то неизсякаемому роднику благороднѣйшихъ идей, или когда хотятъ въ немъ видѣть предметъ, достойный глубочайшаго и всесторонняго изученія. Съ этого момента начинается славянофильство.

Не останавливаясь на множествѣ мелкихъ фактовъ, которыми можно бы доказать существованіе у насъ подобныхъ ошибочныхъ взглядовъ, мы коснемся факта болѣе крупнаго, именно критической статьи "Напрасныя опасенія", напечатанной въ октябрской книжкѣ "Отечественныхъ Записокъ", такъ какъ она затрогивая вопросъ весьма серьезно и разработывая его довольно обстоятельно, даетъ намъ возможность гораздо полнѣе на частномъ фактѣ разъяснить нашу мысль.

Сущность упомянутой нами статьи заключается въ слѣдующемъ: авторъ разсматриваетъ прежде всего тѣ причины, которыя создали современныя отношенія публики къ литературѣ; затѣмъ рѣшаетъ вопросъ, кто виноватъ въ томъ, что современная литература не вполнѣ удовлетворяетъ требованіямъ современнаго общества, и находитъ, что виновата сама публика; наконецъ, дѣлаетъ общіе выводы относительно плодотворности того направленія, какое приняла наша современная литература.

Такъ какъ мы въ настоящее время не имѣемъ цѣлью разбирать основательность высказанныхъ въ этой статьѣ мыслей, то обратимся прямо къ ея выводамъ, которые намъ собственно и нужны для разъясненія нашей мысли.

Авторъ "Напрасныхъ опасеній" замѣчаетъ, что въ послѣднее время наша беллетристика почерпаетъ для себя матеріалъ преимущественно въ народномъ быту. Правда, говоритъ онъ, попытки знакомить читателей съ народными типами ведутъ свое начала издалека, чуть не со временъ Державина, но до настоящаго времени эти попытки не приходили ни къ какому положительному результату. Въ лицѣ г.г. Григоровича и Н. Успенскаго народная русская литература приняла два совершенно разнородныхъ направленія. "Благодаря, говоритъ авторъ, балетно-идиллическимъ украшеніямъ съ одной стороны и поверхностно-карикатурнымъ украшеніямъ съ другой, физіономія русскаго простолюдина не только не выяснилась, но еще болѣе утонула въ туманѣ, а вмѣстѣ съ тѣмъ осталась скрытою отъ глазъ читателя и тайна русской жизни, та горькая тайна, которая до того спутываетъ всѣ понятія, до того морочитъ глаза, что и впрямь дозволяетъ всякому встрѣчному наблюдателю утверждать, что русскій крестьянскій міръ есть міръ безсмысленныхъ и ни чѣмъ необъяснимыхъ движеній." Но вотъ, послѣ 19 февраля, продолжаетъ авторъ, цѣлая фаланга молодыхъ писателей посвящаетъ мужику всю свою дѣятельность, и въ лицѣ этихъ писателей русская литература нашла свой настоящій правильный путь, по которому и идетъ съ полнымъ успѣхомъ.

Такимъ образомъ, заключаетъ авторъ, литература наша вовсе не обѣднѣла, какъ утверждаютъ нѣкоторые; она только приняла совершенно новое направленіе, и благодаря этому направленію, "никогда еще дѣятельность современной русской литературы не была такъ плодотворна и такъ правильно поставлена, какъ въ настоящее время". Словомъ, смыслъ статьи тотъ, что въ изображеніи типовъ современнаго русскаго мужика, дѣлаемыхъ, разумѣется, рукою честнаго и опытнаго писателя, литература можетъ найти новый источникъ своего могущества и своего вліянія въ обществѣ.

Такъ какъ статья "Напрасныя опасенія" написана, очевидно, по поводу романа г. Рѣшетникова "Гдѣ лучите" и самъ авторъ указываетъ на этого писателя какъ на представителя новой фаланги литературныхъ дѣятелей, то и мы остановимся на немъ же.

Что г. Рѣшетниковъ весьма близко знакомъ съ бытомъ русскаго мужика -- это не подлежитъ никакому сомнѣнію. Но этотъ же самый писатель представляетъ собою лучшее опроверженіе той мысли, что русскій народный бытъ можетъ служить неисчерпаемымъ источникомъ для современной беллетристики. Кто читалъ всѣ произведенія г. Рѣшетникова, какъ крупныя, такъ и мелкія, тотъ замѣтилъ, конечно, что г. Рѣшетниковъ весьма часто повторяетъ самого себя. Послѣдніе же его романы, именно "Глумовы" и "Гдѣ лучше", до такой степени походятъ одинъ на другой, что не достаетъ только сходства въ именахъ дѣйствующихъ лицъ, чтобы признать эти два романа вполнѣ тожественными. А при томъ знакомствѣ г. Рѣшетникова съ народнымъ бытомъ, какое мы въ немъ весьма основательно предполагаемъ, слѣдуетъ заключить, что писатель видитъ въ народномъ быту слишкомъ мало разнообразныхъ интересовъ, на которыхъ можно бы было строить много романовъ и повѣстей. И это сдѣлается совершенно понятнымъ, если мы вспомнимъ, что разнообразные интересы могутъ возникать только въ той средѣ, которая имѣетъ возможность думать не все только о насущномъ хлѣбѣ. Хотя "Вѣсть" и увѣряетъ, что "зараза нигилистическихъ идей проникла и въ крестьянскія семьи,"что у нихъ патріархальность нравовъ исчезаетъ совершенно" и т. д.; хотя съ другой стороны намъ и указываютъ на такіе факты, какъ крестьянинъ, изучившій самоучкой пять иностранныхъ языковъ и переводящій какое-то естественно-историческое сочиненіе Люиса; хотя подобные факты и указываютъ какъ будто на рѣзкія перемѣны въ нравственномъ быту крестьянъ: во во первыхъ, газета "Вѣсть" отличается особенной способностью видѣть то, чего не видятъ другіе, во вторыхъ, такія исключительныя явленія, какъ упомянутый нами крестьянинъ-лингвистъ, въ расчетъ приниматься не могутъ. Вообще же говоря, русская народная жизнь можетъ быть вполнѣ исчерпана въ двухъ-трехъ романахъ, а за тѣмъ должны слѣдовать повторенія одного и того же,-- что, какъ мы сказали, уже и случилось съ г. Рѣшетниковымъ. Но если это справедливо, то, конечно, нельзя видѣть спасенія русской литературы въ томъ, что она обратилась къ изображенію народныхъ типовъ и поздравлять ее со вступленіемъ на новый путь. Романы г. Рѣшетникова могутъ принести несомнѣнную пользу; а если бы онъ, при своемъ знаніи народнаго быта, обладалъ талантомъ автора "Дяди Тома", то его произведенія били бы способны произвести даже цѣлый переворотъ въ отношеніяхъ къ народу нѣкоторыхъ классовъ. Но все таки среда, давшая богатый матеріалъ для "Хижины дяди Тома", не можетъ дать ничего для другого подобнаго же произведенія; точно также среда, давшая богатый матеріалъ г. Рѣшетникову для одного или двухъ романовъ, не дастъ ему больше ничего для послѣдующихъ произведеній. И это будетъ продолжаться до тѣхъ поръ, пока современное состояніе крестьянскаго хозяйства не измѣнится къ лучшему, при чемъ явится для крестьянина возможность заботиться не только объ одномъ насущномъ хлѣбѣ.

Понятное дѣло, что мы не имѣемъ въ виду устранять отъ участія въ спеціально-крестьянскихъ интересахъ ни литературу вообще, ни беллетристику въ частности; напротивъ, мы считаемъ такое участіе въ высшей степени необходимымъ; но это не значитъ, что мы желаемъ указывать нашей литературѣ на народъ, какъ на единственный источникъ для ея существованія. Говорить это-значитъ невольно впадать въ тонъ славянофильскихъ теорій, хотя бы это происходило и въ силу иныхъ побужденій, не имѣющихъ ничего общаго съ славянофильскими.

Гдб.

"Дѣло", No 11, 1868

Оставить комментарий Гайдебуров Павел Александрович (bmn@lib.ru) Год: 1868 Обновлено: 15/07/2019. 89k. Статистика. Статья: Публицистика Критика и публицистика	Скачать FB2 Ваша оценка:
Аннотация: Развитие "женского вопроса" в России.- Как он понимался в прежнее время.- Политическое значение, приданное ему его противниками.- Женщины переводчицы и корректорши.- Недостаток специальных знаний у трудящихся женщин.- Акушерки и стенографией.- Сознанная потребность основательного общего образования.- Недостатки казенных женских гимназий.- Частные реальные женские гимназии в Петербурге и в Киеве.- Женщины в заграничных университетах.- Свидетельство г. Погодина о способности русских женщин быть студентами.- Просьба об открытии в Петербурге женского университета.- Заявления провинциальных женщин.- Причины, создавшие поворот в общественном мнении по женскому вопросу.- Ошибка женщин, подавших просьбу об открытии отдельного женского университета.- Нечто о борьбе неравным оружием.- Обвинение председателя земской управы в государственном преступлении.- Политический донос как полемический прием в журналистике.- Кто причиною оскорбления, нанесенного г. Скарятину в Смоленске.- Крестьяне, как самое привилегированное сословие в России.- Крестьяне-нигилисты.- Отголоски славянофильства.

Гайдебуров Павел Александрович Внутреннее обозрение

ВНУТРЕННЕЕ ОБОЗРѢНІЕ.

Гайдебуров Павел Александрович
Внутреннее обозрение