Гауф Вильгельм
Спасение Фатимы

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:


Вильгельм Гауф.
Спасение Фатимы

   Брат мой Мустафа и сестра Фатима были приблизительно одного возраста. Между ними было не более двух лет разницы. Они искренно любили друг друга и сообща старались, насколько возможно, скрасить жизнь болезненному отцу. В день рождения Фатимы, когда ей исполнилось шестнадцать лет, брат устроил праздник. Он пригласил всех подруг девушки, приготовил им в саду роскошное угощение, а вечером предложил им прокатиться немного по морю в большой лодке, которую нарочно для этого нанял и разукрасил. Все были в восторге, вечер был чудный, а с моря город был необыкновенно красив, особенно вечером. Девушкам так нравилась прогулка, что они все просились дальше и дальше в море. Мустафа долго не соглашался; он слышал, что где-то невдалеке видели несколько дней тому назад разбойничий корабль. Недалеко от города выдавалась в море коса. Туда стремились девушки, чтоб полюбоваться оттуда на закат солнца. Барка только обогнула мыс, как в отдалении показалась лодка, наполненная вооруженными людьми. Брат немедленно приказал гребцам править обратно к берегу. По-видимому, тревога Мустафы была не напрасна. Чужая лодка быстро бросилась вслед за нашей, обогнала ее, так как гребцов на ней было больше, и стала крейсировать между берегом и нашею лодкою. Девушки же, как только поняли опасность, стали вскакивать с мест, кричать, стонать; напрасно убеждал их брат сидеть смирно, говорил, что своими скачками они того и гляди опрокинут лодку -- ничто не помогало. Чужая барка была совсем близко, девушки в ужасе метнулись все в одну сторону, и лодка опрокинулась. Тем временем с берега давно уже следили за движениями чужой лодки, а так как последнее время опасались морских разбойников, лодка возбудила подозрение. Нисколько барок поспешно поплыли нам на выручку. Они поспели как раз вовремя, чтоб спасать утопавших. В суматохе, неприятельская лодка куда-то исчезла, а на тех лодках, который подхватили погибающих, не знали с точностью, все ли спасены. Съехались, сверились -- оказывается, не хватало моей сестры и одной ее подруги; вместо них сидел какой-то человек, которого никто не знал. Ему пригрозили, и он сознался, что он с того корабля, что стоит в море мили на две к востоку, что товарищи забыли о нем и бежали, пока он бросился выуживать девушек. Он сообщил также, что видел, как двух из наших везли на корабль.
   Горе отца невозможно описать, но и Мустафа быль огорчен до глубины души. Помимо того, что любимая сестра его погибала, как ему казалось, по его вине, ту подругу, которая исчезла с нею, он считал своею невестою; только старик отец об этом еще ничего не знал: Мустафа скрывал это до поры до времени.
   Отец был очень суровый человек. Когда горе немного улеглось, он призвал сына и сказал: "Твоя глупость лишила меня утешения моей старости, услады очей моих. Иди, скройся с глаз моих навеки, будь проклят ты и все твое потомство! Можешь вернуться только вдвоем с Фатимой; тогда снимется с тебя проклятие отца".
   Этого брат не ожидал; он уже раньше решил искать сестру и ее подругу и только ждал на это благословение отца, а тут пришлось пускаться в свет под бременем его проклятия. Но если то несчастье сразило его, зато незаслуженно жестокая кара окрылила его мужество.
   Он пошел к пойманному разбойнику и расспросил его, куда держит путь их корабль. Оказалось, что они ведут торговлю невольниками и сбывают их обыкновенно на большой рынок в Бальсору.
   Он собрался в дорогу; гнев отца видимо улегся, так как он в последнюю минуту выслал ему кошель с золотом. Мустафа зашел проститься с родителями Зораиды, своей невесты, и направился в Бальсору.
   Мустафа поехал сухим путем, потому что из нашего городка не шло кораблей прямо на Бальсору. Ему приходилось спешить, чтоб разбойники не успели намного опередить его. Конь у него был прекрасный, поклажи не было и он надеялся на шестые сутки добраться до места. Но к вечеру четвертого дня на него вдруг напали трое вооруженных всадников. Они покушались видимо не столько на жизнь одинокого путника, как на его золото и коня. Мустафа счел сопротивление бесполезным и крикнул, что сдается. Ему связали ноги под брюхом животного, поставили его в средине и, подхватив повод его коня, помчались с ним в сторону от дороги. Во все время не было произнесено ни одного слова.

 []

   Мустафою овладело тупое отчаяние, проклятие отца давило его. Как мог он надеяться спасти сестру и Зораиду, когда последнее средство ускользало из рук его? Мустафа и молчаливые спутники его тем временем въехали в небольшую ложбинку. Ложбинка была окаймлена высокими деревьями; посреди расстилался мягкий сочный луг; где-то в стороне журчал ручей. Местность так и манила к отдыху. Там стояло от пятнадцати до двадцати палаток; вокруг к шестам были привязаны верблюды и кони; из одной из палаток раздавались веселые звуки цитры и два приятных мужских голоса. Брату почему-то казалось, что люди, избравшие такое приятное местоположение, не могли замышлять злодейства, и потому он без особенного страха пошел за своими проводниками. Его ввели в палатку большую, чем остальные, и внутри отделанную не только богато, но даже красиво. Во всяком другом месте все эти роскошным подушки, ковры, золочения трубки свидетельствовали бы о богатстве владельца, здесь они видимо являлись трофеями разбойничьих набегов. На одной из подушек сидел маленький пожилой человечек. Он был почти уродлив лицом, а темно-коричневая блестящая кожа и какая-то противная черта вкруг глаз и рта придавали ему отталкивающий вид. Хотя человек этот напускал на себя важности, но Мустафа скоро заметил, что палатка очевидно разукрашена не для него. То же подтвердили переговоры проводников. "Где Могучий?" спросил один. "Он на малой охоте", -- отвечал человечек, -- "но поручил мне распорядиться за него". "Вот уж не кстати", -- возразил разбойник, -- "нам как раз надо решить, что делать с этим негодяем: повесить его или требовать выкупа. Могучий лучше тебя рассудит".
   Человечек вскочил с чувством оскорбленного достоинства и вытянулся во весь рост с поднятою рукою, словно намереваясь ударить противника; но он не дотянулся даже до кончика его уха и со злости стал ругаться. Тот не остался у него в долгу и скоро вся палатка огласилась гневными криками. Вдруг полы палатки распахнулись и на пороге остановился высокий, статный человек, молодой и прекрасный как персидский принц. Оружие его и одежда были просты и скромны, но твердый взгляд и неотразимое благородство осанки внушали уважение, не внушая страха.
   -- "Кто смеет затевать ссору в моей палатке?" -- строго крикнул он. Мгновенно все притихли. Наконец один выступил и рассказал в чем дело. Лицо "Могучего", как его называли, вспыхнуло гневом. "Когда это ставил я тебя за себя, Гассан?" -- обратился он к человечку. Тот весь съежился от страха и прокрался к выходу. Один шаг Могучего и карлик головою вперед вылетел из палатки.
   Когда он исчез, Могучий спокойно лег на подушки и трое мужчин подвели к нему Мустафу. "Вот тот, кого ты приказал нам привести". Тот долго и пристально смотрел на пленника. "Басса Сулиейки! Твоя собственная совесть подскажет тебе, почему ты стоишь перед Орбазаном", -- сказал он. Тут брат бросился на колени перед грозным разбойником: "Господин мой! ты ошибаешься, я просто несчастный человек, а не тот басса, за которого ты меня принимаешь". Все удивленно переглянулись. "Тебя не спасет притворство, я позову людей, которые знают тебя". Ввели какую-то старуху. "Узнаешь бассу Сулиейки?" спросили ее. "Узнаю! Клянусь гробом пророка, это никто другой, как басса", был ответ. "Видишь ты, презренный, что вся твоя хитрость ни к чему?" -- продолжал Орбазан. -- "Ты слишком ничтожен, чтоб я стал позорить о тебя свой кинжал. Завтра с восходом солнца привяжу тебя к хвосту своего коня и буду гонять с тобою по лесам, пока солнце не спрячется за холмами Сулиейки!" Бедный брат совсем упал духом. "Вот плоды проклятий жестокого отца", -- со слезами воскликнул он, -- "погибла ты, сестра, погибла и ты, Зораида!" "Не помогут тебе жалобы", -- сказал один из разбойников, прикручивая ему руки за спину, -- "лучше скорее выбирайся из палатки. Могучий уж губы себе покусывает и посматривает на кинжал. Если еще ночку прожить хочешь, пойдем".
   Разбойники только что выводили брата из палатки, как встретили трех других и с ними пленного. "Вот тот басса, которого ты велел сюда доставить", -- сказали они и подвели пленника к Орбазану. Брат мельком взглянул на несчастного и ему бросилось в глаза действительное сходство его с собою; только лицо было смуглее и борода чернее. Могучий, по-видимому, очень удивился появлению второго пленного. "Кто же из вас настоящий?" -- спросил он, поглядывая то на моего брата, то на другого. "Если ты спрашиваешь, кто басса Сулиейки", -- отвечал гордо пленник, -- "это я!" Могучий долго разглядывал его спокойным проницательным взором, затем молча подал знак увести бассу. Затем он подошел к брату, перерезал кинжалом веревки и пригласил его знаком сесть на подушку.
   -- "Мне искренне жаль, чужеземец, что я принял тебя за этого негодяя. Вини в этом судьбу, которая привела тебя к нам как раз в час, назначенный для гибели этого несчастного". Брат просил, как милости, отпустить его скорее, так как всякое промедление было гибелью для него. Могучий осведомился куда он спешит; брат чистосердечно рассказал все и Орбазан уговорил его спокойно переждать до следующего утра, а потом обещал сам вывести его на более короткую дорогу в Бальсору. Брат с благодарностью согласился, подкрепил свои силы и отлично проспал всю ночь в палатке разбойника.
   Когда он проснулся, он быль один; сквозь стенки палатки до него доносились громкие голоса и среди них голос Могучего и темнокожего карлика. Он прислушался и к ужасу своему услышал, что карлик усиленно убеждает предводителя убить чужеземца, а то, говорил он, он всех нас предаст, как только освободится.
   Мустафа понял, что карлик возненавидел его за то, что он был невольною причиною гневной вспышки Могучего. Он с ужасом ждал ответа. "Нет", -- послышался ему сильный голос Орбазана, -- "он мой гость, а право гостеприимства для меня свято. Да у него совсем не такой вид".
   С этими словами он откинул полу палатки и вошел. "Мир с тобою, Мустафа", -- сказал он, -- "выпьем чтоб освежиться и отправимся в путь-дорогу". Они выпили по кубку шербета, потом взнуздали лошадей и поскакали. Скоро палатки остались позади, они выехали на широкую тропинку к лесу. Могучий рассказал брату, что тот басса, которого они захватили, обещал им полную безопасность в своих владениях, а вместо того, оказывается, захватил одного из храбрейших из них и повесил после страшных мучений. Они долго выслеживали его и уж теперь не выпустят его живым. Мустафа не решился возражать: он был слишком рад, что сам-то цел выбрался.
   При выезде из леса Могучий придержал лошадь, объяснил брату дорогу, подал ему руку на прощанье и сказал: "Мустафа, ты нечаянно стал гостем разбойника Орбазана, не считаю нужным тебя убеждать не выдавать того, что ты видел или что слышал. Ты несправедливо претерпел муки смертельного ужаса: я обязан тебе вознаграждением. Возьми на память этот кинжал: если тебе понадобится помощь, пошли его ко мне и я поспешу к тебе на выручку. А кошель может понадобиться тебе дорогою". Брат сердечно благодарил его за великодушие, взял кинжал, но отказался от кошелька. Орбазан еще раз пожал ему руку, словно невзначай уронил кошелек на землю и как стрела пустился к лесу. Мустафе ничего другого не оставалось как поднять кошелек. Он был поражен щедростью своего нового друга, до того значительна была оставленная сумма. Тут он благодарил Аллаха за спасете, поручил его милосердию благородного разбойника и с радостным сердцем поскакал в Бальсору.

* * *

   Лезза замолк и посмотрел на Ахмета. "Что-же, если так, я смягчаю свой приговор насчет Орбазана", -- сказал тот, -- "надо отдать справедливость, что он прекрасно поступил относительно твоего брата".
   -- "Он поступил как добрый мусульманин!" -- воскликнул Мулей; -- "но надеюсь, что повесть твоя на этом не закончилась. Мы все, насколько понимаю, жаждем узнать, что случилось потом с твоим братом и освободил ли он сестру и прекрасную Зораиду?"
   -- "Если вам не наскучило слушать, я охотно буду продолжать".

* * *

   В полдень следующего дня Мустафа въезжал в ворота Бальсоры. Не успел он сойти с коня, как осведомился, когда открывается невольничий рынок в Бальсоре. Оказалось, он опоздал на два дня. Вокруг все выражали сожаление, говорили, что он много потерял, что торг шел необыкновенно хорошо и что в последний день привели двух невольниц такой совершенной красоты, что все глаза на них проглядели. Порядочно ссорились и спорили из-за них и заломили наконец такую цену, что только теперешнему их хозяину под силу. Мустафа подробно расспросил о невольницах и убедился, что это те, кого он искал. Ему сообщили также, что человек, который их обеих купил, жил в сорока часах езды от Бальсоры и звали его Тиули-Кос. Он был очень знатный и богатый, но уже пожилой человек; был раньше наместником калифа в Бальсоре, а теперь удалился на покой.
   Первою мыслью Мустафы было сесть на коня и лететь вслед за Тиули, который был всего на день пути впереди его. Но потом он рассудил, что один он все равно ничего сделать не может, так что лучше придумать что-нибудь другое. Тут ему встало на ум воспользоваться сходством своим с бассою Сулиейки, чтоб под именем последнего проникнуть в дом Тиули-Коса и попытаться спасти девушек. Он нанял нисколько слуг и коней, достал себе и слугам великолепные одежды и отправился во дворец Тиули. Дворец был расположен в красивой долине и окружен высокими стенами, над которыми лишь слегка возвышались постройки. Мустафа подчернил себе бороду и волосы, а лицо подкрасил, так что до неузнаваемости стал похож на казненного басса. Одного из слуг он послал вперед просить ночлега от имени басса Сулиейки. Слуга вернулся в сопровождении четырех невольников. Они взяли под уздцы лошадь Мустафы и повели его к замку. Там четверо других слуг ввели его под руки по широкой лестнице во дворец.
   Тиули приветливо встретил гостя, угостил его на славу и очень доверчиво отнесся к нему. После обеда Мустафа осторожно навел разговор на вновь купленных невольниц; Тиули восторгался их красотою, и жаловался только, что они очень грустны, но что это, вероятно, обойдется. Брат был вполне счастлив и лег спать с самыми радужными надеждами.
   Спал он может быть не более часа, когда его разбудил яркий свет прямо в глаза. Он вскочил и первую минуту думал, что все это сон: перед ним стоял с лампою в руке и с отвратительною улыбкою на безобразном лице темнокожий карлик Орбазана. Мустафа щипнул себя за руку, дернул за нос, чтоб убедиться, что не спит. Видите не исчезало. "Что тебе надо от меня?" воскликнул Мустафа, соскакивая с постели. "Не волнуйтесь так, прошу вас!" начал тот. "Я угадал, зачем вы здесь. Да к тому же ваше приятное лицо было мне памятно, хотя, клянусь честью, если б я собственноручно не помогал вешать бассу, вы бы и меня провели. А теперь я зашел предложить вам небольшой вопрос".
   -- "Прежде всего объясни, как ты сюда попал?" -- остановил его Мустафа, в ярости, что его открыли.
   -- "Сейчас, сейчас! Я не мог больше уживаться с Могучим и потому бежал. Но ведь ты, Мустафа, был, собственно, причиною нашей ссоры и потому должен отдать мне в жены свою сестру и я помогу вам бежать; а если не отдашь -- я бегу к своему новому господину и объявляю, кто такой новый басса".
   Мустафа не помнил себя от ужаса и гнева. Он уже чувствовал себя у цели; надо же было явиться этой гадине, чтоб предать его! Оставалось лишь одно спасение -- убить злодея. Одним прыжком сорвался он с места и набросился на карлика, но тот видимо ожидал нечто подобное, бросил на пол лампу, так что она потухла, и исчез в темноте, отчаянно сзывая на помощь.
   Настала пора действовать; приходилось временно забыть о девушках и думать лишь о собственном спасении; он бросился к окну посмотреть нельзя ли оттуда спрыгнуть. Было довольно высоко от земли, а с другой стороны приходилась высокая стена, через которую предстояло перелезть. Мустафа стоял, не зная на что решиться. Вдруг раздались голоса за дверью. В отчаянии он накинул платье, схватил кинжал и бросился из окна. Удар был силен, но он чувствовал, что руки, ноги целы; живо вскочил, побежал к стене, к удивлению преследовавших перемахнул через нее и очутился на свободе. Он остановился только когда добежал до маленького леска и упал там в изнеможении. Коней и слуг приходилось бросить на произвол судьбы; счастье еще что золото осталось при нем.
   Изобретательный ум его выискивал уже другой путь к спасению. Он прошел лесок, дошел до небольшого селения, а там купил за незначительную цену лошадь, сел на нее и доехал до ближайшего городка. Там он отыскал одного старого опытного врача и убедил его дать ему такое средство, которое вызвало бы сон вроде смерти, но чтоб можно было другим средством снова вернуть человека к жизни. Щедро заплатив за лекарство, он пошел дальше, купил себе фальшивую бороду, черный кафтан, всевозможный баночки и скляночки, одним словом, полный прибор странствующего врача, -- нагрузил вещи на осла и поехал снова ко дворцу Тиули-Коса. Он не боялся быть узнанным; он сам себя не узнавал в таком наряде. По приезде он велел доложить о себе как о странствующем известном враче -- Хакаманка-буди-баба. Расчет его оказался верен. Необычайное имя пленило старого простофилю; он тотчас же пригласил его к себе. Хакаманка-буди-баба предстал перед Тиули. Не прошло и получаса, как старик решил подвергнуть своих невольниц осмотру знаменитого врача. Тот с трудом скрыл свою радость при мысли видеть сестру, и с сильно бьющимся сердцем шел в сераль за Пули-Косом. Они пришли в богато убранную, но совершенно пустую комнату. "Хамбаба, или как тебя там зовут", -- сказал Тиули, -- "взгляни на это отверстие в стене: каждая из моих невольниц поочередна вложит туда руку, а ты щупай пульс и говори, которая здорова, которая больна". Как ни убеждал его Мустафа, старик не соглашался показать девушек; он добился лишь того, что Тиули обещал сообщать ему каждый раз как они себя чувствовали до того. Тиули вытащил из-за пояса длинный список и стал громко вызывать невольниц по имени. При каждом имени в отверстии появлялась ручка и врач щупал пульс. Шесть из них были уже осмотрены и врач объявил их вполне здоровыми; вдруг Тиули прочел "Фатима" и в отверстии показалась нужная дрожащая ручка. Мустафа схватил ее и, покачивая головою, объявил, что девушка больна. Тиули приуныл и просил скорее прописать ей хорошее лекарство. Врач вышел, написал на записочке:
   
   "Фатима, я спасу тебя, если ты решишься выпить лекарство, от которого умрешь на два дня; не тревожься, у меня есть средство вернуть тебя снова к жизни. Согласна -- скажи лишь, что питье тебе не помогло и это будет условным знаком".
   
   Врач вернулся в комнату, где ждал его Тиули. Хакаманка-буди-баба принес с собою какой-то безвредный напиток, еще раз пощупал пульс Фатиме, причем подсунул ей записочку под браслет, затем подал ей лекарство. Тиули был настолько озабочен болезнью Фатимы, что оставил осмотр остальных до другого раза. Выходя из комнаты, он печально спросил Мустафу: "Как думаешь, Хади-баба? опасна болезнь Фатимы?" Мнимый врач только глубоко вздохнул. "Ах, господин! да смягчит пророк горе ваше, у нее изнурительная лихорадка и вряд ли она поправится". "Что ты врешь, негодный врач? Чтоб она, за которую дано 2000 червонцев, пропала как скотина? Да если ты ее не вылечишь, я голову с тебя сниму!" Тут брат увидел, что поторопился и стал немного обнадеживать Тиули. Тем временем к ним подошел черный невольник и от имени Фатимы передал врачу, что напиток не помог. "Приложи все свое искусство, Хакамдабабелда, я заплачу тебе все, что хочешь", -- кричал Тиули, почти воя от ужаса потерять такие деньги. "Не тревожься, я дам ей успокоительного, она скоро оправится", -- отвечал врач. "Да, да, дай ей скорее успокоительного", -- рыдал старик. Мустафа поспешно приготовил свой сонный порошок, передал его невольнику, а Тиули сказал, что ему надо еще пойти на берег, поискать кой-каких целебных трав. Дойдя до берега, Мустафа сбросил свой наряд, сорвал бороду, кинул все в воду, а сам спрятался в кусты, выждал там ночь и затем осторожно пробрался в усыпальницу при дворце Тиули.
   Не прошло часа после ухода Мустафы, как Тиули послали сказать, что его невольница, Фатима, умирает. Пули велел послать скорее за врачом на берег моря, но посланные вернулись с известием, что врача нигде нет, что он, бедный, верно утонул, так как черный кафтан его плавает у берега; им даже показалось, что в воде мелькнула его роскошная черная борода. Тиули в отчаянии рвал на себе бороду, колотился головою о стену, проклинал себя и весь свет -- все тщетно. Фатима угасла на руках подруг. Тиули не терпел в доме покойников; он немедленно распорядился перенести труп в фамильную усыпальницу. Носильщики подхватили несчастную красавицу, спустили ее в склеп и поспешили убраться; им показалось, что кто-то стонал и вздыхал за гробами.
   Мустафа -- он нарочно спугнул носильщиков -- вышел из своей засады, зажег лампу и, с лекарством в руке, подошел к Фатиме. Но представьте его ужас, когда он при свете огня увидел совсем незнакомое ему лицо. То была и не сестра, и не Зораида, а совсем, совсем другая! Он долго не мог оправиться от нового удара судьбы. Наконец, жалость превозмогла гнев. Он вылил лекарство в рот девушки. Покойница открыла глаза и долго соображала, где она. Наконец, вспомнила о происшедшем, вскочила и бросилась к ногам Мустафы.
   -- "Как благодарить тебя, благородный человек, что ты спас меня из той ужасной тюрьмы!" Мустафа остановил ее вопросом: как случилось, что она, а не сестра его, Фатима, очутилась здесь? Та с удивлением смотрела на него. "Теперь только понимаю, откуда пришло спасете", сказала она. "Дело в том, что меня во дворце звали Фатимой и ты мне передал свою записочку и спасительное снадобье". Брат стал расспрашивать спасенную о сестре и о Зораиде, узнал, что они тоже в замке, но что Тиули по обыкновению переменил им имена; они звались теперь Мирзою и Нурмагаль.
   Фатима была в большом горе, что брат так убит своею ошибкою; она подбодрила его и обещала открыть средство выкрасть девушек. Мустафа не мог успокоиться пока не вызнал все.
   -- "Я только месяцев пять тому назад сделалась невольницею Тиули и с первой минуты помышляю о бегстве, но одной слишком трудно это осуществить. Ты, может быть, заметил большой водоем во дворе замка. Вода стекает в него из десяти труб. Водоем почему-то особенно обратил мое внимание. Я вспомнила, что у отца моего был более или менее такой же. Туда шла вода через очень объемистый водопровод. Мне хотелось знать как устроен тот же фонтан у Тиули и я нарочно стала хвалить ему это роскошное сооружение и спросила, кто его устраивал. "Я сам его строил", -- похвастался старик, -- "и то, что ты видишь, еще самое последнее. Ведь вода в него проведена из ручья шагов за тысячу отсюда и идет она через сводчатый ход почти в рост человека; и все это моя мысль!" Я часто после того горевала, что будь у меня сила мужчины, чтоб отвалить камень в стенке колодца, я бы могла бежать на все четыре стороны. Устье водопровода я могу тебе показать; чрез него ты легко проникнешь ночью в замок и можешь освободить своих. Но тебе пришлось бы прихватить с собою еще человек двух на случай, если стража сераля поднимет тревогу".
   Два раза был обманут Мустафа в своих ожиданиях, но он решился еще раз попытать счастья. Он обещал невольнице всячески содействовать ее возвращение на родину, только бы она помогла ему проникнуть в замок. Одна лишь забота печалила его: где взять двух или трех верных помощников? Он вспомнил о кинжале Орбазана и об его обещании явиться на помощь при первом зове. Случай был подходящий.
   В том же городке, где он преобразился во врача, купил он на последние деньги коня, устроил Фатиму у одной бедной женщины, а сам поспешил в горы, где в первый раз встретил Орбазана. Он неожиданно предстал перед разбойником и поведал ему свою повесть. Суровый Орбазан не мог удержаться от смеха, слушая про его неудачные попытки, особенно когда дело дошло до врача Хакаманка-буди-баба. Зато предательство карлика привело его в ярость; он поклялся повесить его собственными руками, как только тот ему попадется. Брату он предложил остаться переночевать, а поутру выехать вместе к замку. Мустафа провел ночь в палатке Орбазана. На заре Орбазан прихватил с собою трех хорошо вооруженных товарищей, из самых храбрых, и все двинулись в путь. Через двое суток они были в городке, где оставили Фатиму, взяли ее с собою и проехали в небольшой лесок, откуда хорошо был виден замок Тиули. Здесь они выждали наступления ночи и под покровом темноты спустились к тому ручью, где начинался водопровод. Фатима еще раз повторила все подробно, а именно, что они через водопровод выйдут в колодезь, а оттуда во внутренний двор, откуда увидят направо и налево две башни; за шестою дверью, считая с правой башни, находятся Фатима и Зораида, их охраняют два черных невольника. Мустафа, Орбазан и двое разбойников спустились в водопровод, третьего оставили стеречь коней и Фатиму. Мужчины оказались по пояс в воде, но это не мешало им бодро продолжать путь. Через полчаса они уже были у стенки колодца; плиты были толстые, плотные, но четверо мужчин дружно принялись за дело и скоро пробили отверстие достаточно широкое, чтоб можно было удобно пролезть в него. Орбазан вышел первый и помог другим.
   Они стали рассматривать замок, чтоб найти указанную дверь. Но тут вышло разногласие: они не могли определить которая, так как от правой башни к левой шестою приходилась заделанная дверь и они не знали, считала ли ее Фатима или нет.
   Орбазан не стал долго думать: "Мой клинок всякую дверь отворотит", -- крикнул он и принялся за шестую дверь. За нею оказалось шесть черных невольников; они лежали на полу и спали. Орбазан хотел уж бесшумно закрыть дверь, видя, что попал не туда, как вдруг в углу поднялась фигура и отчаянно закричала на помощь. То был карлик из лагеря Орбазана. Но прежде чем остальные могли сообразить, в чем дело, Орбазан бросился на малыша, разодрал на двое пояс, заткнул ему рот и прикрутил руки за спиною. Тем временем Мустафа и разбойники справлялись с остальными. Невольников под страхом смерти заставили указать, где Мирза и Нурмагаль. Они указали на соседнюю комнату. Мустафа бросился туда и вывел Фатиму и Зораиду, уже разбуженных шумом. Оба разбойника предложили Орбазану пограбить, что найдется, но тот запретил: "Пусть не говорят об Орбазане, что он пользуется ночью, чтобы грабить". Мустафа и девушки быстро скользнули к водопроводу Орбазан же несколько замешкался. Он и один из разбойников подхватили карлика, вывели во двор и повесили на самой верхушке фонтана. Потом он шмыгнул с своими спутниками вслед за Мустафою. Со слезами благодарили все великодушного спасителя, но Орбазан советовал спешить, так как весьма вероятно, что Тиули-Кос разошлет погоню по всем направлениям. На следующее утро друзья расстались. Мустафа с глубоким волнением проводил Орбазана и никогда не мог забыть о нем. Фатима же, освобожденная рабыня, переодетая отправилась в Бальсору, а оттуда на родину.
   Мои вернулись домой. Старик отец чуть не умер от радости. На другой день он устроил пир и созвал весь город. Брату пришлось при всем собрании рассказать свои приключения, и все хвалили его и благородного Орбазана.
   Когда брат кончил, отец встал и подвел к нему Зораиду. "Снимаю", -- произнес он торжественно, -- "проклятие с твоей головы; возьми девушку, как награду за твое неутомимое усердие. Прими вместе с тем мое родительское благословение и да будет в нашем городе побольше людей, подобных тебе, одушевленных такою же братскою любовью, одаренных таким же умом и рвением".

* * *

   Караван дошел до границы пустыни и путешественники с радостью приветствовали зеленые лужайки и тенистые деревья; они давно скучали о них. Там, в чудной долине стоял караван-сарай; они решили остановиться в нем на ночлег. В тот вечер маленькое общество чувствовало себя еще бодрее и веселее, чем когда либо. Мысль, что все трудности и и опасности пути уже пройдены, располагала всех к веселому настроению: всем как-то хотелось шутить и дурачиться. Мулей принялся сперва танцевать, потом петь и все это так забавно, что даже мрачный Зулейко не мог удержаться от смеха. Потом он сел, передохнул немного после своих отчаянных прыжков и стал рассказывать обещанную сказку:

------------------------------------------------------------------------

   Источник текста: Сказки В. Гауфа / Пер. О.М. Коржинской. -- Санкт-Петербург: А. Ф. Девриен, 1904. -- 386 с., 18 л.; 21 см.
   
   
   
   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru