Гауф Вильгельм
Карлик Нос
Lib.ru/Классика:
[
Регистрация
] [
Найти
] [
Рейтинги
] [
Обсуждения
] [
Новинки
] [
Обзоры
] [
Помощь
]
Оставить комментарий
Гауф Вильгельм
(перевод: Ольга Коржинская) (
yes@lib.ru
)
Год: 1827
Обновлено: 09/07/2025. 49k.
Статистика.
Рассказ
:
Переводы
,
Сказки
,
Детская
Сказки
Иллюстрации/приложения: 5 штук.
Скачать
FB2
Ваша оценка:
шедевр
замечательно
очень хорошо
хорошо
нормально
Не читал
терпимо
посредственно
плохо
очень плохо
не читать
Аннотация:
Der Zwerg Nase.
Перевод
Ольги Коржинской
(1904)
.
Вильгельм
Гауф.
Карлик-Нос
Господин! Очень ошибаются те, которые думают, что только во времена Аль-Рашида, повелителя Багдада, существовали феи и волшебники; неправы и те, кто считает пустою выдумкою похождения гениев и их повелителей. И в наше время существуют феи; еще не так давно я сам был свидетелем происшествия, где несомненно играли роль духи и вот о нем я хочу рассказать вам.
В одном из крупных городов милого отечества моего, Германии, жил много лет тому назад башмачник с женою. Он сидел весь день на углу улицы и чинил башмаки и туфли; мог сделать даже и новые, если кто заказывал, только в таком случае приходилось ему сперва покупать кожу, так как он был беден и запасов не держал. Жена его продавала на рынке зелень и плоды. Она сама разводила их в небольшом садике перед домом и люди охотно покупали у нее; она всегда была опрятно одета и умела как-то особенно красиво раскладывать зелень.
Был у них мальчик, очень хорошенький, приветливый и довольно большой для своего возраста. Ему было тогда лет восемь. Он обыкновенно сидел с матерью на рынке и часто разносил покупки по домам. При этом он почти никогда не возвращался с пустыми руками: то какое-нибудь лакомство несет, то монетку; господа любили красивого мальчика и всегда дарили его.
Раз сидела жена башмачника на своем обычном месте и поджидала покупателей. Перед нею стояла корзинка с капустою и другою зеленью, всевозможными кореньями и пряностями, а рядом в маленькой корзиночке ранние груши, яблоки и абрикосы. Маленький Яша сидел рядом с матерью и веселым голоском выкрикивал товар: "Сюда, сюда, господа! Посмотрите, какая чудная капуста, какие душистые коренья. Ранние груши, яблоки, абрикосы! Кто желает купить? Мать дешево отдаст".
В это время по рынку шла старуха. С виду она казалась какою-то растерзанною, лицо ее было совсем маленькое, сморщенное, глаза красные, нос острый, кривой, отвисший к подбородку. Она опиралась на длинную палку, но как она шла объяснить было трудно; она спотыкалась, скользила, металась, словно у нее колесики под ногами и каждую минуту чуть не тыкалась острым носом о мостовую.
Жена башмачника внимательно рассматривала женщину. Она лет шестнадцать торговала на базаре, а никогда еще такой не встречала. Она невольно испугалась, когда старуха заковыляла к ней и остановилась у ее корзинки.
-- "Ведь это ты, Анна, торговка зеленью?" -- спросила старуха неприятным, надтреснутым голосом, причем голова ее все время кивала с бока на бок.
-- "Да, это я", -- отвечала башмачница: -- "что вам угодно?" "Вот увидим, увидим! Корешки посмотрим, в корешках пороемся, есть ли то, что мне надо?" -- отвечала старуха, нагнулась над корзинкою и залезла обеими черными отвратительными лапами в корзинку, стала перерывать нежную зелень костлявыми пальцами и каждую веточку подносить к носу. У жены башмачника сердце захолодело: ей жаль было помятого товара, а сказать она ничего не смела: всякий покупатель имел право осматривать товар, да, кроме того, старуха внушала ей какой-то ужас. Перерыв всю корзинку, та пробурчала: "Все дрянь одна, никуда негодная зелень, ничего нет, что мне нужно. Пятьдесят лет тому назад много было лучше, теперь все дрянь одна, дрянь!"
Эта воркотня раздражила маленького Якова. "Послушай, ты, старуха бессовестная", -- закричал он. -- "Залезла в наш чистенький товар своими грязными пальцами и портишь, и мнешь его, да еще к носу суешь, так что после тебя никто не купит, да еще ругаешься! Скажите пожалуйста, дрянь товар! Да сам повар герцога у нас покупает".
Старуха посмотрела на бойкого мальчика, противно засмеялась и сказала хриплым голосом: "Сынок, сынок! Так тебе не нравится мой нос, прекрасный, длинный нос? Сам такой же получишь, от лба до подбородка". Она полезла в другую корзинку, где лежала капуста, стала вытаскивать лучине кочаны, вертела, мяла их в руках, заставляя поскрипывать, наконец все побросала обратно в корзинку, приговаривая: "Плохой товар, плохая капуста!"
-- "Да не мотай ты так противно головою!" -- воскликнул со страхом мальчик. -- "Твоя шея тонка как кочерыжка; вдруг сломится и голова твоя в корзину полетит. Ну, кто у нас покупать станет?"
-- "Не нравятся тебе длинные шейки?" -- пробормотала старуха. -- "Ну, можно и совсем без шеи обойтись: пусть голова из плеч торчит, чтоб с тельца не свалиться".
-- "Перестань вздор болтать с ребенком", -- вступилась башмачница, которой надоело долгое щупанье и обнюхивание ее товара; -- "если хотите что купить, решайте поскорее: вы мне всех покупателей разогнали".
-- "Ну, ну, будь по-твоему", -- заворчала старуха, злобно взглянув на нее; -- "я возьму у тебя эти шесть кочанов. Только, видишь ли, мне приходится опираться на посох и я ничего не могу нести: пусть сынок твой проводит меня, я заплачу ему".
Мальчик не хотел идти и заплакал: он боялся противной старухи. Тогда мать повторила свое приказание: она считала грехом не помочь старухе. Яша со слезами забрал капусту в платок и поплелся за старухою по рынку.
Двигались они очень медленно и только через час добрались до невзрачного домика в отдаленной части города. Старуха вытащила из кармана старый заржавленный ключ, вложила его в дверь, и та тотчас же с треском отскочила. Маленький Яша рот раскрыл от удивления. Дом внутри был убран великолепно; потолок и стены были выложены мрамором, вся мебель из черного дерева с золотом и шлифованными камнями, а пол из стекла и такой скользкий, что мальчик прошел несколько шагов и упал. Старуха вынула серебряный свисток, свистнула... резкий звук пронесся по всему дому и из всех дверей сбежались морские свинки. Яша с удивлением заметил, что они все держатся на задних лапках, на копытцах у них ореховые скорлупки, вся одежда человеческая и даже модные шляпы на головах. "Где туфли мои, бездельники?" -- кричала старуха и так взмахнула клюкою, что бедные свинки с визгом рассыпались во все стороны. -- "Долго мне здесь дожидаться?"
Вмиг появились туфли из кокосового ореха, подбитые кожей, и свинки ловко надели их на ноги старухи. Куда девалось хроманье и ковылянье! Старуха бросила клюку, взяла Яшу за руку и быстро пошла по стеклянному полу. Она привела мальчика в комнату, всю уставленную утварью на подобие кухни, хотя богатые столы из красного дерева и великолепные ковры на мягком софа скорее подходили к нарядной приемной. "Садись", -- сказала ласково старуха, усаживая его в угол дивана и подставляя стол так, что он уже не мог вылезть. -- "Садись, верно устал. Ведь человеческие головы не так-то легки, не так легки!"
-- "Но, бабушка, какая ты забавная!" -- воскликнул мальчик: -- "я положим устал, но нес-то я совсем не головы, а просто кочаны капусты, что ты у мамы купила".
-- "Знаешь ты, да плохо", -- усмехнулась старуха, открыла крышку корзины и вынула оттуда голову. -- "Вот, смотри!" Мальчик замер от страха; он не мог понять, как все это произошло, но подумал о матери: вдруг узнает кто о человеческих головах, ведь, пожалуй, мать к ответу потребуют?
-- "Надо тебе дать что-нибудь за труды, за то, что ты такой умница", -- бормотала старуха, -- "подожди минутку, сварю тебе супец такой, что всю жизнь будешь помнить". Она снова свистнула. Показались морские свинки в человеческом платье; они были в передничках, у всех за поясом висели мешалочки и поварские ножи. За ними появилось множество белочек; они были в турецких шароварах, ходили на задних лапках, а на головках у них были зеленые бархатным шапочки. То были по-видимому поварята; они лазили очень искусно по стенам, доставали сковородки и блюда, яйца и масло, зелень и муку и несли все старухе. Она мелькала у плиты в своих туфельках и мальчику казалось, что она действительно готовит ему что-то вкусное. Огонь весело потрескивал, что-то дымило и кипело на сковородке, приятный запах распространялся по комнате.
Старуха суетилась у плиты, она ежеминутно совала нос в кастрюлю; белочки и морские свинки бегали за нею по пятам. Наконец в горшке зашипело и загудело, густой дым повалил из-под крышки, и белая пена выступила на краю. Старуха ловко подхватила горшок, отлила от него в серебряную чашку и поставила перед Яшею.
-- "Вот, сынок, вот, отведай супца... все получишь, что тебе во мне так нравилось. Будешь поваром, искусным поваром -- ведь надо же тебе чем-нибудь быть, ну, а корешок, корешок пожалуй никогда не найдешь... зачем у матери его не было?"
Мальчик не понимал хорошенько слов старухи, но за суп принялся усердно. Он ему страшно нравился. Много вкусных супов варила ему мать, но такого он и во сне не едал. Запах кореньев и пряностей приятно щекотал нос, а на вкус суп был очень крепок и какой-то сладкий и кисловатый в то же время. Он еще доедал последние ложки чудного кушанья, когда морские свинки зажгли перед ним арабские благовония. Голубоватый дымок поднялся к потолку, прозрачные облачка становились все гуще и гуще, все ниже спускаясь к полу; пары действовали на ребенка одуряющим образом. Напрасно он повторял себе, что мать давно его ждет; напрасно старался подбодриться и стряхнуть дремоту; усталая головка склонилась на подушки и Яша крепко заснул.
Странные снились ему сны. Сначала ему казалось, что старуха снимает с него одежду и наряжает его в беличью шкурку. Он мог тогда прыгать и лазить как белка. Он сошелся тогда с остальными белочками и морскими свинками, очень милыми, вежливыми существами, и вместе с ними стал справлять службу у старухи. Сперва ему поручили чистку башмаков, т. е. он должен был натирать маслом и протирать кокосовые скорлупы, которые старуха носила вместо туфель. Ему нередко дома приходилось помогать отцу в подобных работах и дело прекрасно спорилось в его руках. Через год, снилось Яше, дали ему более сложную работу; ему поручили с другими белочками собирать солнечные пылинки и просеивать их сквозь особое сито. Старуха находила, что это прелестнейшая пища, а так как жевать она не могла за отсутствием зубов, ей готовили хлеб из такой муки.
Через год снова дали ему повышение: его назначили в число слуг, которые готовили питьевую воду для старухи. Не думайте, чтоб был при этом какой-нибудь водоем или хоть большой чан для скопления дождевой воды. Задача была гораздо сложнее: надо было вычерпывать крошечными скорлупками капли росы из роз и вот эту-то воду пила старуха. Пила она довольно много и водоносам было немало дела. Через год Яша был приставлен к службе внутри дома; он должен был натирать полы, а так как полы были стеклянные и всякая пылинка на них заметна, дело было нелегкое. Приходилось долго плясать по комнатам со старою суконкою на ногах. На четвертый год он был переведен в кухню. Это считалось почетною должностью, до которой доходили путем долгого испытания. Яша прошел тут все степени от простого поваренка до первого паштетного мастера и достиг такого совершенства во всем, что касается кухни, что сам себе удивлялся. Всему, всему научился он: паштетам из двухсот эссенций, супам из всевозможных кореньев земли, все понимал он с первого слова и готовил необычайно вкусно.
Прошло, как ему казалось, лет семь на службе старухи. Раз она ушла из дома и заказала ему приготовить к ее возвращению цыпленка, начиненного разною зеленью; "да чтоб подрумянился хорошенько", наказывала она. Он принялся за дело по всем правилам искусства; свернул цыпленку головку, ошпарил его, ощипал чистенько, соскоблил кожу до полной гладкости и вынул внутренности. Потом стал выбирать зелень для начинки. В кладовой попался ему на глаза стенной шкапик, которого он раньше не замечал. Дверка была полуотворена. Там стояло нисколько корзиночек, из которых расспространялся приятный нежный аромат. В одной из них он нашел травку очень странного вида. Стебель и листья были синевато-зеленые, а наверху маленький цветочек ярко-пунцовый с желтым. Яша вынул травку и задумчиво стал разглядывать ее; она что-то напоминала ему и запах был как будто тот, как у того супа, что варила ему старуха. Яша понюхал еще раз так усердно, что чихнул; чихнул раз, чихнул другой и, чихая, проснулся.
Он лежал на той же софе и с удивлением озирался: "Ну, можно ли так живо видеть во сне", -- думал он. -- "Ведь я готовь поклясться, что был сейчас ничтожною белочкою, товарищем морских свинок и всяких уродцев, да еще великим поваром при этом. Вот посмеется мама, когда я ей все расскажу! Но и выбранит же меня: так глупо спать в чужом доме вместо того, чтоб помогать ей на рынке". Он быстро вскочил, чтоб идти домой. Но члены его верно еще отяжелели от сна, особенно затылок; ему было как-то трудно поворачивать голову. "Фу, смешно быть таким сонею!" -- посмеивался он сам над собою, ежеминутно покачиваясь и тыкаясь носом то о шкап, то о дверь. Белочки и свинки с визгом бегали вокруг него, словно вызываясь проводить. Яша любил славных зверьков и манил их с собою, выходя из дома, но они испуганно вбежали обратно по лестнице и долго еще слышался мальчику их жалобный вой внутри дома.
Старуха завела Яшу в очень отдаленную часть города; он едва нашел дорогу среди бесконечных тесных улиц, да, кроме того, всюду его встречала толпа. Вероятно, где-нибудь поблизости карлика показывают, думал он. И действительно, всюду слышались крики: "Ей, ей, сюда! Посмотрите, что за урод! Откуда он? Вот так карлик! А нос-то, нос... у-у... какой длинный. А голова-то... словно вбита в плечи! А руки-то... фу-у... какие отвратительный клешни!" Во всякое другое время он бы побежал за ними, он был очень падок на всякие диковинные зрелища, -- но тут было не до них, надо было скорее к матери бежать.
Ему стало совсем не по себе, когда он вышел на базарную площадь. Мать еще сидела там и зелень еще не вся была распродана; значить, он не так долго спал. Только издали ему показалось, что она как-то печальна; она не зазывала покупателей, а задумчиво сидела, опустив голову. Ему даже показалось, что она бледнее обыкновенного. Минуту он колебался, потом собрался с духом, пробрался к ней и доверчиво положил ей руку на плечо: "Мамочка, что с тобою? Ты сердишься на меня?"
Женщина обернулась на голос, но тотчас же откачнулась в ужасе.
-- "Что тебе надо, урод!" -- закричала она. -- "Прочь, прочь! Терпеть не могу таких шуток".
-- "Но, мама, что с тобою?" -- спросил испуганный Яша: -- "ты нездорова, зачем гонишь меня?"
-- "Я уж сказала тебе, убирайся!" -- возразила с сердцем торговка. -- "У меня ты ничего не выманишь своим кривляньем, скверный выродок".
-- "Господи! У ней разум помутился!" -- подумал про себя озабоченный мальчик: -- "как я ее теперь домой поведу? Мамочка, дорогая, будь же умница; взгляни на меня хорошенько; ведь я сын твой, твой Яша".
-- "Нет, уж это через край," -- воскликнула Анна, обращаясь к соседке: -- "посмотрите, этот страшный карлик стоит тут и разгоняет мне покупателей, да еще смеет смеяться над моим горем. Говорит мне: я твой сын, твой Яша! Вот без стыда человек".
Тут поднялись соседки и принялись ругаться как умели, а уж торговки, всем известно, ругаться умеют. Яше кричали, что он без совести, чтобы так насмехаться над бедною Анною, что у той семь лет тому назад пропал мальчик, красавец, что если карлик сейчас же не уйдет -- они ему глаза выцарапают.
Бедный Яша не знал, что и думать. Ему казалось, что только сегодня утром он вышел на базар с матерью, помог ей выставить зелень, потом пошел за старухою, покушал у нее супу, немного вздремнул и снова был на месте. Однако, мать и соседки говорят о каких-то семи годах! И называют его отвратительным карликом! Что же с ним такое произошло? У бедного Яши слезы выступили на глазах, когда он убедился, что мать даже разговаривать с ним не желает; он тихонько отошел от нее и печально побрел к той лавочке, где работал отец: "Посмотрю, неужели и отец меня не узнает? Встану я у порога, поговорю с ним".
Мастер был так занят работою, что не заметил Яши; когда же поднял глаза и увидел странное существо у двери, он уронил башмак, дратву и шило и воскликнул: "Господи Боже мой, это что такое!"
-- "Доброго вечера, мастер!" -- сказал Яша, входя в лавку. -- "Как дела?"
-- "Плохо, плохо, господинчик!" -- отвечал отец к великому удивленно мальчика. Очевидно сапожник тоже не узнавал сына. -- "Нейдут мои дела. Я так одинок, да и старость подходит, а подмастерья слишком дорого держать".
-- "Разве нет у вас сынка отцу пособить?" -- продолжал расспрашивать Яша.
-- "Был у меня сынок, Яшей звали.... Был бы теперь славный паренек лет пятнадцати, во многом бы уж мог помочь. Да, что и говорить, совсем иная жизнь была бы! Он совсем ребенком уж многое понимал, а какой красивый и ласковый был! Будь он дома, не то что чинить, а новых шить не поспевали бы. Видно уж судьба такая горькая!"
-- "А где же сын ваш?" -- дрожащим голосом спросил Яков.
-- "Бог знает!" -- ответил сапожник. -- "Лет семь тому назад, -- да, пожалуй что так, -- его украли у нас на рынке".
-- "Семь лет?" -- с ужасом вскрикнул Яша.
-- "Да, господинчик, семь лет. Помню, как жена вернулась домой вся в слезах с громкими воплями, что ребенок пропал, что она всюду искала и нигде не находит. Я ее давно предупреждал, что так выйдет. Яша был такой красавчик; жена все гордилась им и ей нравилось, что люди хвалят сынка, ну и посылала его часто с зеленью по разным знатным господам. Пусть бы так -- там дарили его хорошо -- но я всегда говорил: город велик, Анна, береги ребенка; мало ли по городу нехороших людей! Вот так и вышло! Пришла раз старая, уродливая старуха, потребовала зелени и накупила столько, что не в силах была снести. А жена моя, добрая душа, отпустила с нею мальчишку, и только и видели его".
-- "И с тех пор семь лет уже прошло, говорите вы?"
-- "Да, ровно семь будет весною. Мы всюду о нем объявляли, ходили из дома в дом, всюду о нем спрашивали. Кто только знал мальчика, все помогали нам искать. Да только никто ту старуху не знал и даже не видал. Сказала тут одна бабушка, -- лет девяносто ей, -- не колдунья ли это, Травознайка? Она, говорит, каждые пятьдесят лет в наш город приходить закупки делать".
Так говорил сапожник, а сам постукивал по сапогу и обеими руками тянул дратву. Теперь Яша начинал понимать все, что произошло; он, значит, не спал, а действительно прослужил у старухи семь лет в образе белочки. Сердце его разрывалось от гнева и горести. Семь лучших лет украла у него старуха, а что он получил взамен? Искусство чистить туфли из кокосового ореха, да натирать стеклянные полы? Познал среди морских свинок все тонкости стряпни? Он стоял, уничтоженный, и думал о своей судьбе.
-- "Может вам что требуется от меня, молодой человек?" -- снова раздался голос отца. -- "Парочку башмаков, а то, может быть, футлярчик для носа?" -- добавил он улыбаясь.
-- "Для носа футлярчик?" -- спросил Яша. -- "Да зачем мне футляр?"
-- "Конечно, у каждого свой вкус... Только, должен вам сказать, будь я на вашем месте, я бы непременно заказал себе футлярчик из нежно-розовой глазированной кожи. Да вот у меня как раз тут остаточек лежит; больше фута пожалуй не пойдет. А зато какая защита, господинчик! Бьюсь об заклад, вы за все притолоки, за все стены носом задеваете".
Мальчик стоял полуживой от ужаса; он дрожащею рукою ощупывал нос и находил, что он действительно страшно толст и длинен. Так значит старуха и лицо ему обезобразила. Вот почему никто не узнает его и все ругают карликом. "Мастер!" -- обратился он к сапожнику, -- "нет ли у вас зеркальца, чтоб мне на себя посмотреть?"
-- "Молодой человек", -- серьезно возразил тот. -- "Не такая у вас наружность, чтоб собою любоваться и, право, не стоит ежеминутно в зеркало смотреться. Отвыкайте от этого, это совсем дурацкая привычка, особенно для вас".
-- "Ах, да дайте же мне взглянуть на себя", -- кричал карлик почти со слезами, -- "уж конечно не из самомнения я этого прошу!"
-- "Отстаньте, пожалуйста! у меня и зеркала-то нет. Было какое-то у жены, да и то не знаю, куда она засунула. Если уж очень не терпится, идите через улицу к Урбану-цирюльнику. У него есть зеркало вдвое больше вашей головы, вот в него и смотритесь. А пока до свиданья!"
Старик тихонько повернул его за плечи, вывел за дверь и снова сел за работу.
Несчастный карлик пошел к Урбану, которого он раньше хорошо знал. "Добрый вечер, Урбан! Можно вас попросить, позвольте мне в зеркало заглянуть".
-- "С удовольствием, вон оно стоит", -- засмеялся цирюльник, а вместе с ним засмеялись все бывшие в магазине. -- "Как не дать посмотреться такому статному красавчику. Шейка лебединая, ручки, что у королевы, носик -- краше не бывает! Чваниться не годится, но все же посмотритесь, полюбуйтесь: пусть не думают, что я от зависти не даю вам смотреться". Новый взрыв хохота встретил его слова. Яша подошел к зеркалу. Слезы выступили у него на глазах. "Да, ты могла не узнать меня, мама дорогая, -- сказал он себе, -- не таковым был твой Яша в счастливые дни, когда ты гордилась им". Глазки его сузились, как у морской свинки, нос неимоверно разросся и прикрывал рот до подбородка, шея как бы совсем исчезла, голова плотно сидела в плечах и только с трудом мог он повернуть ее на сторону. Тело было не больше, чем семь лет тому назад, но тоже разрослось в ширину; спина и грудь высоко выгнулись и напоминали плотно набитый мешок. Все это грузное туловище сидело на тоненьких детских ножках. Зато руки висели как плети вдоль тела и были величиною как у взрослого человека: он почти мог достать, не нагибаясь, до пола своими длинными, как паучьи лапы, пальцами. Вот каким стал прелестный маленький Яша.
Он вспомнил то утро, когда старуха подошла к его матери на рынке. Все, что ему было так противно в ней, длинный нос, уродливые пальцы, все это было теперь у него; не хватало только длинной дрожащей шеи.
-- "Достаточно насмотрелись на себя, принц?" -- спросил цирюльник, подходя к нему. -- "Право, на заказ такого как вы не придумаешь. Знаете, что я вам предложу, крошка? Хотя цирюльня моя недурно идет, но с некоторого времени не так хорошо, как бы мне хотелось. Дело в том, что мой соседь, цирюльник Таум, нашел себе где-то великана и переманивает публику. Великаном быть не велико искусство, а вот таким как вы человечком -- иное дело. Поступайте ко мне на службу: вы получите квартиру, еду, одежду, все что требуется. Стойте в дверях и приглашайте зайти. Будете мыльную пену взбивать, полотенца подавать... Увидите, мы прекрасно сойдемся. Ко мне народ валом повалит, а вы немало на чаек выручите".
Предложение глубоко возмутило несчастного карлика. Пришлось, однако, молча стерпеть насмешку. Он спокойно ответил цирюльнику, что у него нет времени для подобных услуг, и вышел из магазина.
Хотя злая женщина подавила рост Яши, но развитая его духа задержать не могла; он слишком хорошо это чувствовал. Он чувствовал, что сделался гораздо умнее и сообразительнее, чем семь лет тому назад. Не потеря красоты, не уродство смущало его: он плакал лишь о том, что его как собаку прогнали из дома отца. Разве попытать еще раз счастья у матери?
Он пришел снова на рынок и просил мать выслушать его терпеливо. Он напомнил ей тот день, когда ушел за старухою, напомнил ей разные случаи из своего детства, рассказал, что семь лет прослужил у колдуньи в образе белочки, что превратила она его в наказание за его насмешки. Анна не знала, верить или нет. Насчет детства -- все было верно, но как поверить, что он семь лет был белкою? Какие там волшебницы? Все это выдумки одни. К тому же один вид карлика внушал ей отвращение, и она не решалась признать его за сына. Наконец, она решила обо всем переговорить с мужем, собрала свои корзины и велела Яше идти за нею.
-- "Посмотри-ка", -- сказала она мужу, -- "вот этот человек уверяет, что он наш пропавший Яша. Он мне все рассказал: как был украден у нас, как был заколдован злою волшебницею..."
-- "Вот как!" -- сердито крикнул сапожник. -- "Он все это тебе рассказал? Ах ты, негодяй. Я час тому назад все ему выболтал, а теперь он к тебе идет и за свое выдает? Так ты был заколдован, сынок? Постой-ка, я тебя расколдую!" Он схватил пучок ремней и с такою яростью набросился на карлика, что тот опрометью бросился вон.
Немного на свете сострадательных людей и редко кто придет на помощь несчастному, особенно если в нем есть что-нибудь смешное. Бедный Яша весь день пробродил по городу; никто не приютил и не накормил его. Измученный и голодный он приткнулся к ночи на ступеньках какой-то церкви.
Первые лучи солнца разбудили его; он серьезно сталь раздумывать, как устроиться, чтоб не голодать, раз отец с матерью не приняли его. Самолюбие не позволяло ему служить вывескою у цирюльника, он не хотел обратиться в шута или показываться за деньги. Так что же предпринять? И вдруг вспомнил он про свое искусство на кухне. Он чувствовал, что любого повара за пояс заткнет, и решил воспользоваться своими знаниями.
Он зашел в церковь, помолился и пошел своею дорогою. Властителем той страны был один герцог, известный лакомка и хлебосол; он любил изысканный стол и сзывал к себе поваров со всех стран света. Карлик направился прямо к его дворцу. У ворот его остановили привратники, спросили, кого ему надо, и смеялись над ним. Он, не смущаясь, потребовал, чтоб его провели к начальнику над поварами. Один из привратников вызвался его проводить; они пошли по разным дворам и закоулкам, и всюду, где они проходили, люди останавливались, смеялись и шли за ними; так что мало-помалу образовалась целая толпа. Конюхи побросали скребницы, скороходы пустили в ход свои длинным ноги, ковровщики забыли о своих коврах, все кричали, толкались, шумели, давка была такая, словно неприятель стоял у ворот. "Карлик, карлик! Видели вы карлика?" -- разносилось по воздуху.
На шум вышел смотритель дворца. Лицо его было сурово; в руках он держал огромный хлыст. "Эй вы, негодяи, чего раскричались? Не знаете разве, что его светлость почивает?" И он взмахнул бичом и мазнул им, не особенно, впрочем, нежно, по спинам ближайших зрителей. "Ах, господин, да разве вы не видите? Мы карлика ведем, карлика, да какого уморительного!" -- загудела толпа. Смотритель взглянул и даже рот зажал, чтоб не расхохотаться: он боялся уронить свое достоинство. Он разогнал весь лишний народ, увел Яшу к себе и спросил, что ему надо. Тот заявил, что желал бы видеть начальника поваров. "Ты ошибаешься, дружок! Ты верно ко мне направлялся; ведь ты просишься в лейб-карлики к его светлости, не так ли?"
-- "О, нет, господин. Я повар и довольно искусный, сумею готовить всякие затейливым кушанья. Может быть, мои познания пригодятся обер-кухмистеру".
-- У каждого свой вкус, человечек. Только безрассудный же ты малый. На кухню! Как карлик его светлости ты бы жил припеваючи, работы никакой, а ел бы, да пил всласть и одет на славу. А тут вряд ли твоего искусства хватит на повара, а для поваренка ты слишком хорош. А впрочем, как знаешь! -- И он повел его к обер-кухмистеру.
-- "Господин", -- сказал карлик и поклонился так низко, что носом почти коснулся ковра, -- "нужен вам хороший повар?"
Обер-кухмистер окинул его взглядом с головы до пят и разразился громким смехом. "Как? Ты повар? Ты воображаешь, что у нас такие плиты, что ты сможешь дотянуться до них, даже на цыпочках, даже если голова выскочит из плеч? Ах ты, малютка! Кто тебя сюда направил, тот насмеялся над тобою!" И обер-кухмистер залился смехом, а за ним и смотритель и все слуги, что были поблизости.
По карлик не растерялся. "Что за важность лишнее яйцо, да щепотка муки или чего другого в доме, где полная чаша? Поручите мне приготовить что-нибудь из вкусных блюд; доставьте мне все необходимое; я на ваших же глазах все сготовлю и придется вам сознаться: он настоящий повар по всем правилам искусства". -- Так говорил малютка и при этом глазенки его блестели, длинный нос презабавно крутился из стороны в сторону, а тонкие пальцы судорожно двигались. "Ну, будь по-твоему!" -- сказал, наконец, обер-кухмистер, взяв под руку смотрителя, -- "будь по-твоему, хотя бы шутки ради! Идем на кухню".
Кухня представляла огромное строение, богато обставленное: посредине пылало до двадцати очагов; между ними был расположен бассейн чистой воды, который вместе с тем служил садком для рыбы; вдоль стен стояли шкафы из мрамора и дорогого дерева: в них хранились те запасы, которые надо было иметь под рукою, а по обеим сторонам кухни тянулось десять зал; там сложено было все, что только можно найти лакомого во всех странах мира. Кухонная прислуга бегала во все стороны, суетилась с котлами и сковородками, ложками и поварешками. Все разом застыли на своих местах, как только появился обер-кухмистер; слышно было лишь потрескивание огня, да журчание воды.
-- "Что сегодня к завтраку?" -- резко спросил обер-кухмистер у главного повара.
-- "Датский суп и красные гамбургские клецки", -- был ответ.
-- "Хорошо! Слышишь, что заказано его светлостью? Берешься приготовить эти сложный кушанья? Клецки ты вряд ли приготовишь, это тайна".
-- "Нет ничего легче", -- возразил Яша ко всеобщему удивлению. Он не раз готовил эти клецки еще белочкою. "Дайте мне для супа таких-то пряностей, кабаньего жиру, кореньев, яиц, а для клецек", -- он понизил голос, чтоб слышал только обер-кухмистер и главный повар, -- "для клецек требуется такое-то мясо таких-то сортов, немного вина, утиного сала, имбирю и травку, что зовется "услада желудка".
-- "О-хо-хо. Клянусь Св. Бенедиктом! Да у какого волшебника ты учился?" -- воскликнул пораженный повар: -- "все, все он перечислил, а травку "усладу желудка" я даже и не знал; это вероятно еще лучший вкус придаст. Вот чудо повар!"
-- "Ну, уж признаться, не ожидал", -- сказал обер-кухмистер: -- "Пусть начнет. Дайте ему все, что нужно, посуду и припасы".
Вмиг все было выставлено на плите. Но оказалось, что карлик едва доставал носом до края. Тогда поставили два стула, положили на них мраморную доску и пригласили человечка показать свое искусство. Повара, поварята, вся кухонная прислуга и многие другие расположились кругом и смотрели и восторгались как все спорилось в руках карлика, как он быстро и красиво все проделывал. Заготовка кончилась, Яша приказал поставить кушанье на огонь и держать, пока он не велит снимать. Он стал считать про себя и вдруг крикнул: "будет!" Горшки сняли, и карлик просил обер-кухмистера попробовать.
Подали золотую ложку. Обер-кухмистер торжественно подошел к очагу, попробовал, зажмурил глаза, прищелкнул языком. "Восхитительно, клянусь всем на свете, восхитительно! Не хотите ли попробовать, господин смотритель?" Тот поклонился, взял ложку, попробовал... и закатил глаза от восторга.
-- "Уж вы простите, милый друг", -- обратился он к главному повару, -- "вы очень искусны по своей части, но так даже вы не готовили!" Повар тоже попробовал, почтительно потряс руку карлику и заметил: "Ты, малютка, просто волшебник. Твоя травка какую-то особую прелесть придала".
Тут пришел на кухню камердинер и доложил, что герцог требует завтрак. Кушанье быстро переложили на серебряное блюдо и послали герцогу; обер-кухмистер же увел карлика к себе. Не прошло пяти минут, как пришел посланный от его светлости и потребовал обер-кухмистера к герцогу.
Герцог был видимо в духе. Он съел все, что было на блюде, и благодушно утирал себе бороду, когда вошел обер-кухмистер. "Послушай, мой милый, я всегда доволен был твоими поварами, но скажи, кто из них сегодня завтрак готовил? Ни разу не едал ничего подобного с тех пор, как сижу на престоле своих отцов; скажи, как зовут того повара, чтобы послать ему несколько червонцев в виде поощрения?"
Обер-кухмистер рассказал, как утром привели к нему карлика, который напросился в повара и как он всех в кухне поразил. Герцог тотчас же велел привести удивительного человечка и спросил, кто он такой и откуда. Бедный Яша не посмел сказать, что был околдован и служил поваром в образе белочки. Он сказал только, что круглый сирота, а учился стряпать у одной старухи. Герцог не стал больше расспрашивать. Его очень пленил необыкновенный вид нового повара.
-- "Оставайся у меня", -- сказал он, -- "получишь пятьдесят червонцев в год, нарядный костюм и две пары штанов. За это должен ежедневно готовить мне завтрак, присмотреть за обедом и вообще следить за всею кухнею. Потом, вот еще что, мой милый. Здесь во дворце я всем даю свои собственные имена: ты будешь зваться Носом, а по должности помощником кухмистера".
Карлик Нос преклонил колено перед герцогом, поцеловал кончик ноги его и обещал служить верою и правдою.
Таким образом крошка был пристроен и, надо сказать, сделал честь своему назначению. Даже герцог стал совсем другим человеком с тех пор, как карлик Нос появился при дворе. Прежде нередко случалось, что блюдо и подносы летали в головы поваров; сам обер-кухмистер чуть было не погиб, от брошенного в него телячьего жаркого, недостаточно мягкого по мнению его светлости. Несчастный три дня пролежал в постели с обвязанною головою. Положим, герцог обыкновенно искупал свои вспышки пригоршнями дукатов, но все же никто не приближался к нему без трепета. С тех пор, как завелся на кухне карлик, все переменилось как по волшебству. Герцог ел пять раз в день вместо трех, чтоб вполне насладиться искусством крошки повара, а все же был всегда неизменно весел, находил все прекрасным, был благосклонен и приветлив со всеми и изо дня в день становился полнее.
Часто среди обеда призывал он обер-кухмистера и карлика, садил их по обе стороны стола и собственною рукою клал им в рот кусочки какого-нибудь лакомого блюда; такая высокая милость глубоко трогала их.
Карлик сделался достопримечательностью города. Как милости, выпрашивали у обер-кухмистера позволения посмотреть на его готовку; знатные люди добивались у герцога чести послать своих поваров поучиться у карлика; доход был немалый: каждый платил не меньше полчервонца в день. Карлик Нос не гнался за наживою; он предоставлял весь доход остальным поварам и все были довольны и рады его успеху.
Так жил себе Нос года два, в полном почете и уважении, и был бы совсем счастлив, если б не тоска о родителях. Все шло спокойно до следующего случая. Карлик Нос был необыкновенно искусен и счастлив на покупки. Поэтому он, когда мог, всегда сам ходил на рынок закупать птицу и фрукты. Раз утром пошел он гусей купить. Он несколько раз прошел по рынку, выискивая особенно жирных и тяжелых гусей, как любил их герцог. Теперь карлик свободно мог ходить по городу. Вид его не возбуждал более смеха: все уважали в нем знаменитого повара владетельного герцога.
Карлик Нос увидел в конце ряда женщину с корзинкою гусей. Она сидела спокойно и не зазывала покупателей как остальные. Яша подошел к ней, нашел птиц подходящими, купил три штуки вместе с клеткою и взвалил их себе на плечи. Птицы были все на подбор, только его удивило, что два гуся гоготали, а третья, гусыня, сидела как-то особенно тихо, вздыхала и словно тихо стонала как человек. "Она полубольная", -- подумал карлик, -- "придется поскорее прикончить се".
Вдруг гусыня ясно прошипела за его спиною:
Ой, не тронь, смотри, меня:
Ущипну и я тебя.
Если-ж шею мне свернешь,
Сам в тот день ты пропадешь.
Испуганный Нос спустил клетку на землю. Гусыня пристально смотрела на него умными глазами и вздыхала: "Тьфу, пропасть!" -- воскликнул карлик. -- "Умеешь говорить, прекрасная гусыня? Ну, не бойся! Сами умеем жить и цену жизни знаем такой редкой птицы. Бьюсь об заклад, не всегда ты в этой шкурке была. Ведь был же и я белочкою".
-- "Правда твоя", ответила тихо гусыня. "Не всегда я была в этой гнусной оболочке. Ах, кто бы поверил, что Мими, любимая дочь могучего Буревоя, покончит дни свои на кухне герцога!"
-- "Говорят тебе, не беспокойся, Мими, бедняжка", -- утешал карлик. -- "Клянусь тебе честью, никто тебя не тронет. Я устрою тебе помещение в собственной комнате и кормить буду всласть, а в свободное время буду болтать с тобою. Я скажу всем, что откармливаю тебя особым способом к столу герцога, а при первом случай освобожу тебя".
Гусыня со слезами благодарила его.
Карлик, по приходе домой, заколол других гусей, а для Мими устроил помещение у себя, под предлогом, что ему надо особым образом откормить птицу. Он снабжал ее в изобилии печеньем и всякими лакомствами. Каждую свободную минуту он бежал к ней. Они рассказывали друг другу свои приключения; Нос узнал, что Мими дочь волшебника Буревоя, что живет он на острове Готланде. Он как-то поспорил с одною волшебницею и та, чтоб отомстить, превратила дочь его в гуся и унесла далеко от родины. Карлик Нос рассказал ей про то, что с ним случилось. "Я довольно сведущая по этой части", -- сказала Мими; -- "отец кое-что передавал мне и сестрам из своего искусства. Спор у корзины, внезапное пробуждение, как только ты понюхал травку в кладовой у старухи, все это доказываете что ты заговорен на ту травку и заговор рушится, если ты нападешь на ту травку, которую задумала старуха".
Утешение было слабое: как найти ту неведомую травку?
К тому времени приехал к герцогу погостить один соседний князь, его друг. Карлика позвали к герцогу. "Слушай, друг", -- сказал тот, -- "теперь случай доказать, насколько ты мне предан и предан своему делу. Гость мой, насколько мне известно, известный знаток кухни и привык к тонкому столу. Постарайся поразить своею стряпнею. Чтобы ни разу во время его пребывания здесь не повторялось то же кушанье! Можешь брать от казначея сколько вздумается, можешь хоть золото и бриллианты в масле топить, одним словом -- действуй, не стесняясь. Я готов разориться, лишь бы не краснеть перед гостем".
Карлик почтительно поклонился герцогу. "Да будет по слову твоему, милостивый повелитель. Я все силы употреблю, чтоб угодить гостю-знатоку".
Крошка повар пустил в ход все свое искусство. Он не жалел казны своего господина, но не жалел и своих трудов. Весь день он стоял в облаках дыма и огня и голос его неумолчно гремел под сводами кухни. Ведь он полновластно распоряжался всеми поварами и поварятами.
Чужой князь был уже две недели у герцога и все шло как по маслу. Они ели раз пять в день и герцог не мог нахвалиться искусством карлика. Он видел по лицу гостя, что тот тоже доволен. На третью неделю карлика потребовали к столу. Герцог представил его другу и спросил, как от доволен его работою?
-- "Ты замечательный повар", -- отвечал гость, -- "и понимаешь, что значит хорошо поесть. Ты еще ни разу не повторил ни одного кушанья и все превосходно готовил. Но скажи, почему до сих пор не вижу царя всех паштетов, паштета Сюзерен?" Карлик смутился. Он никогда не слышал о подобном паштете. Однако, он скоро оправился и отвечал:
-- "Ваша светлость! Я надеялся, что ваш светлый образ еще долго будет осенять наш двор своим присутствием, и приберегаю это кушанье. Какое же лучшее угощение, чем этот паштет, может припасти повар ко дню разлуки?"
-- "Вот как?" -- засмеялся герцог. -- "А для меня ты ждешь дня смерти, чтобы меня им приветствовать при переходе в царство теней? Ведь ты и меня ни разу не угостил этим паштетом. Ну, друг, придумывай другое блюдо на прощанье, а завтра подавай нам паштет".
-- "Как прикажете, ваша светлость", отвечал покорно карлик. Но он сильно приуныл. Он был посрамлен. Он даже не знал, как взяться за этот паштет. Печально вошел он в свою комнату и залился слезами. "Что случилось?" спросила Мими. Карлик рассказал в чем дело. "Не горюй", -- сказала птица, -- "я приблизительно знаю, как готовится этот паштет. Его часто подавали у моего отца. Надо взять того-то и того-то и если даже не все тут, вряд ли у этих господ достаточно тонкий вкус, чтобы это заметить". Карлик припрыгнул от радости, благословляя тот день, когда купил гусыню! Он тотчас же приготовил маленький паштет на пробу: вышло очень удачно, обер-кухмистер был в упоении от его искусства.
Настал следующий день. Нарядный паштет, украшенный цветами, только что пронесли к столу; за ним, в полной парадной форме, направился в столовую сам карлик. Когда он входил, герцог только что подносил ко рту первый кусочек. Он поднял глаза к небу, причмокнул и сказал: "А-а-ах! вот так по истине царь паштетов! Но ведь и повар мой -- царь поваров, так ведь, любезный друг?"
Гость, не спеша, взял кусочек, пожевал, подумал и улыбнулся высокомерною и таинственною улыбкою. "Вещь очень порядочно сготовлена", -- вымолвил он, отставляя тарелку, -- "но это все-таки не на-стоящий Сюзерен, как я, впрочем, и был уверен".
Герцог гневно сдвинул брови и покраснел от стыда. "Ах ты, негодный карлик! Ты смел так посрамить своего господина! Что ж, мне голову с тебя снять за твою стряпню?"
-- "Ах, ваша светлость! клянусь, я приготовил паштет по всем правилам искусства; не может быть, чтоб не так!" -- сказал карлик дрожащим голосом.
-- "Врешь, дурак!" -- возразил герцог, отталкивая его ногою. -- "Гость не сказал бы тогда, что чего-то не хватает. Самого тебя изрубить, да и зажарить в паштете!"
-- "Сжальтесь надо мною!" -- воскликнул бедняк, падая на колени перед гостем. -- "Скажите, чего же не хватает в паштете? Что вам не нравится в нем? Не обрекайте меня смерти из-за какой-нибудь горсточки мяса или муки".
-- "Вряд ли тут что поможет тебе, милый", -- насмешливо отвечал князь. -- "Я уж вчера думал, что этого кушанья ты не сготовишь, как мой повар. Тут не хватает одной травки -- ее совсем здесь не знают -- травки "чихай на здоровье". Без нее нет в паштете пряности и не есть его твоему господину, как едал я".
Тут герцог совсем рассвирепел. "А вот поем во что бы то ни стало", -- крикнул он, сверкая глазами; -- "клянусь герцогскою честью, или угощу вас завтра настоящим паштетом, или покажу всем голову этого урода на воротах дворца! Иди, негодяй, дарую тебе двадцать четыре часа на раздумье".
Карлик поспешно удалился к себе. Спасенья нет, думал он: о травке "чихай на здоровье" он даже не слыхал. Но гусыня не унывала. "Если только в этом дело, я тебе помогу; меня отец всем травкам обучил. К счастью же теперь полнолуние; травка эта как раз цветет в это время. Есть тут где-нибудь каштановые деревья?"
-- "О, да, не больше как в двухстах шагах от дворца целая группа таких деревьев".
-- "Травка цветет только под каштанами, -- продолжала Мими. -- "Нечего терять времени, бери меня и пойдем искать".
Карлик Нос подхватил гуся и спустился с лестницы. У входа привратник загородил ему дорогу. "Бедный Нос, пропал ты видно, из двора нельзя! Строго приказано не пускать".
-- "Да я только в сад", -- возразил карлик. "Пошли, голубчик, к смотрителю, узнай, можно ли мне в сад, одну травку поискать?"
Разрешение было дано. Сад был обнесен высокою стеною и не представлял возможности побега. Когда они подошли к озеру, Нос спустил птицу в траву и стал ждать. Он твердо решился броситься в пруд в случае неудачи. Гусыня долго искала, бродила под каштанами, переворачивала носом все травинки, а между тем начинало темнеть и с каждою минутою труднее было различать предметы. Тут карлик крикнул ей: "Смотри, там по той стороне дерево стоит; может там притаилось мое счастье". Гусыня полетала, а карлик побежал по берегу за нею. Каштановое дерево бросало от себя густую тень и вокруг почти ничего нельзя было различить. Вдруг гусыня остановилась, радостно взмахнула крыльями, быстро нырнула головою в густую траву и что-то сорвала. "Вот твоя травка!" -- сказала она. -- "Ее тут много, надолго ее хватит".
Карлик схватил травку и поднес к носу. Нужный запах пахнул на него и в голове его разом воскресла картина его превращения. Да, тот же голубовато-зеленый стебель и листья, и ярко-красный цветок с желтою коронкою.
-- "Слава Богу!" -- воскликнул он, -- "вот чудо! Знаешь, мне кажется, это та травка, что превратила меня из белочки в такого урода. Попробовать, что ли?"
-- "Нет, нет", -- остановила Мими, -- "возьми горсточку травки, пойдем к себе, а там уж попробуем".
Сердце карлика учащенно билось. Он вернулся во дворец, собрал в узелок деньги и нужные вещи, проговорил: "Если Богу угодно, я избавлюсь от этого бремени", сунул нос в травку и сильно втянул в себя ее запах.
Затрещали суставы, раздвинулись кости, голова потянулась из плеч; он скосил глаза на нос и видел, как тот уменьшается; спина и грудь распрямились, ноги стали длиннее и тоньше.
-- "Ой, да какой ты рослый, красивый стал!" -- воскликнула Мими. -- "Ничего из прежнего не осталось!" Яша был вне себя от радости, он прижимал к сердцу Мими, называл ее своею спасительницею и, как не стремился скорее повидать родителей, но, решил он, благодарность прежде всего. "Кому как не тебе обязан я спасением, дорогая Мими? Без тебя я век бы остался уродом или, всего вероятнее, погиб бы от руки палача. Поедем к твоему отцу; он, может быть, сумеет расколдовать дочь".
Мими плакала от радости. Они вместе вышли из дворца и, конечно, никто не узнал в красивом юноше безобразного карлика Носа.
Больше, кажется, нечего рассказывать. Путешественники благополучно добрались до Буревоя; обрадованный волшебник расколдовал дочь и щедро наградил Яшу. Тот вернулся на родину, родители без труда признали его. Они зажили снова вместе счастливо и покойно. Яша на свои деньги завел лавочку и скоро сделался богатым и всеми уважаемым человеком.
Надо еще сказать, что исчезновение карлика возбудило страшный переполох во дворце. Когда на другой день герцог вспомнил о поваре и хотел его казнить, карлика нигде не могли найти. Чужеземный же князь уверял, что герцог нарочно припрятал его, чтобы не потерять лучшего повара, и упрекал его в нарушении данного слова. Последствием всего этого произошла война между обоими владетелями, война, известная в истории под именем "травяной войны". Немало было славных сражений и доблестных подвигов с обеих сторон. Потом заключили мир под названием
Паштетного
мира. В день заключения его повар князя подал великолепный паштет
Сюзерен
, и герцог вкушал его с полнейшим наслаждением.
Так, нередко, малые причины приводят к большим следствиям. И вот, о милостивый повелитель, вся повесть о Карлике Носе".
Невольник кончил; шейх Али-Бану приказал угостить фруктами его и его товарищей. Некоторое время все гости мирно разговаривали, потом снова подали знак и второй невольник начал свой рассказ.
------------------------------------------------------------------------
Источник
текста:
Сказки
В.
Гауфа
/
Пер.
О.М.
Коржинской.
--
Санкт-Петербург:
А.
Ф.
Девриен,
1904.
--
386
с.,
18
л.;
21
см.
Оставить комментарий
Гауф Вильгельм
(
yes@lib.ru
)
Год: 1827
Обновлено: 09/07/2025. 49k.
Статистика.
Рассказ
:
Переводы
,
Сказки
,
Детская
Ваша оценка:
шедевр
замечательно
очень хорошо
хорошо
нормально
Не читал
терпимо
посредственно
плохо
очень плохо
не читать
Связаться с программистом сайта
.