Гейне Генрих
Из поэмы "Германия"
Lib.ru/Классика:
[
Регистрация
] [
Найти
] [
Рейтинги
] [
Обсуждения
] [
Новинки
] [
Обзоры
] [
Помощь
]
Оставить комментарий
Гейне Генрих
(
yes@lib.ru
)
Год: 1864
Обновлено: 07/07/2021. 159k.
Статистика.
Поэма
:
Поэзия
,
Переводы
Поэмы
Скачать
FB2
Ваша оценка:
шедевр
замечательно
очень хорошо
хорошо
нормально
Не читал
терпимо
посредственно
плохо
очень плохо
не читать
Аннотация:
Перевод
В. Д. Костомарова
.
ГЕЙНЕ.
Нѣмецкіе поэты въ біографіяхъ и образцахъ. Подъ редакціей Н. В. Гербеля. Санктпетербургъ. 1877.
ИЗЪ ПОЭМЫ "ГЕРМАНІЯ".
Глава I.
Это было въ печальный, дождливый ноябрь;
Дни короче, ненастнѣе стали
И ужь вѣтеръ съ деревьевъ листы оборвалъ --
Мы въ Германію съ Рейна въѣзжали.
И когда мы къ границѣ подъѣхали -- вдругъ
Моё сердце сильнѣе забилось,
И мнѣ кажется даже, что будто слеза
По щекѣ моей тихо скатилась.
А когда я услышалъ нѣмецкую рѣчь,
То со мной что-то странное сталось:
Словно кровь выходила изъ сердца -- оно
Такъ пріятно-болѣзненно сжалось.
Вдругъ на арфѣ малютка играть начала
И запѣла, хоть съ истиннымъ чувствомъ,
Но изъ-рукъ-вонъ фальшиво, а всё-таки я
Былъ растроганъ нѣмецкимъ искусствомъ.
О любви и страданьяхъ мнѣ пѣла она
И о сладкомъ блаженствѣ свиданья
Въ мірѣ лучшемъ, гдѣ нѣтъ, говорятъ, ни скорбей,
Ни печалей, ни слёзъ, ни страданья --
И объ юдоли плача, объ этой зоилѣ,
Гдѣ всѣ радости такъ скоротечны,
И объ небѣ, куда мы стремиться должны,
Ибо тамъ наслажденія вѣчны.
Напѣвала она отверженія пѣснь,
Старину эпопеи небесной,
Отъ которой народъ тупоумный заснулъ,
Какъ ребёнокъ, отъ скуки чудесной.
Мнѣ знакомъ ея авторъ, знакомъ ея текстъ
И издатели тоже знакомы:
Проповѣдуютъ воду намъ пить, а вино
Проповѣдники кушаютъ дома.
Но не эту -- другую я пѣсню, друзья,
Ужь давно вамъ пропѣть собираюсь,
И небесное царствіе здѣсь на землѣ
Я устроить себѣ постараюсь.
Мнѣ хотѣлось бы счастливымъ быть на землѣ,
Ни заботы не зная, ни скуки:
Пусть лѣнивое брюхо не лопаетъ то,
Что достанутъ прилежныя руки.
Для сыновъ человѣческихъ вдоволь ростётъ
На землѣ разнороднаго хлѣба:
Красота есть и радость, есть роза и миртъ,
И горохъ есть, по милости неба.
Есть и роза, и миртъ, красота и горохъ,
И за вздохами дѣло не станетъ.
Такъ пускай же всякъ кушаетъ сладкій горохъ,
Пока кушать его не устанетъ.
Впрочемъ, если мнѣ крылья дадутся судьбой,
Я на небо, пожалуй, слетаю
И спасительнымъ тортомъ желудокъ свой тамъ
Преисправно тогда напитаю.
И другую и лучшую пѣсню тогда
Мы затянемъ, носясь въ новой сферѣ;
Ни псалмовъ покаянныхъ не надобно намъ,
Ни напѣвовъ сухихъ "Miserere".
Съ молодою Европой теперь обручёнъ
Юной воли молоденькій геній
И надъ ложемъ ихъ брачнымъ витаютъ теперь
Вереницы златыхъ сновидѣній.
Но безъ пасторской рѣчи свершился ихъ бракъ:
Имъ не нужны обрядности эти!
О, да здравствуетъ вѣчно младая чета
И супруговъ грядущія дѣти!
Славословіе брачное -- пѣсня моя!
Я всё старое ею разрушу,
И помазанья вышняго звѣзды тогда
Снизойдутъ въ обновлённую душу --
Вдохновенія звѣзды и, дико горя,
Расплывутся въ ручьи огневые
И великая сила вселится въ меня:
Сокрушу я дубы вѣковые!
И лишь я на нѣмецкую землю ступилъ,
Это пламя проникло мнѣ въ жилы:
Увидалъ великанъ свою милую мать --
И почувствовалъ новыя силы.
Глава
II
.
Между-тѣмъ, какъ малютка объ этихъ вещахъ
Напѣвала мнѣ разныя трели,
Ужь чиновникъ-пруссакъ и таможенный стражъ
Чемоданы мои осмотрѣли.
Съ глубочайшимъ вниманьемъ обшарили всё:
Носовые платки и манишки;
Всё искали они кружев
а
, бижутри,
Да ещё -- запрещённыя книжки.
Дураки, дураки, вы искали не тамъ!
Чемоданы напрасно разрыли:
Въ головѣ же моей контрабандныхъ вещей
Вы навѣрно бы много открыли.
Много тамъ кружевовъ у меня есть: такихъ
Никогда заграницей не свяжутъ.
Я достану когда-нибудь ихъ -- я тогда
Вамъ ужь вѣрно отъ мѣста откажутъ.
Въ головѣ у меня -- драгоцѣнный вѣнецъ
И держава грядущей свободы:
Незнакомецъ великій, невѣдомый ботъ,
Тамъ сложилъ храмовые клейноды.
Сколько книжекъ везу я въ своей головѣ!
О, тутъ есть вамъ чего побояться:
Словно птички въ гнѣздѣ, въ головѣ у меня
Запрещённыя книги роятся!
Въ библіотекѣ чорта такихъ не найдёшь
Сочиненій -- я въ этомъ увѣренъ;
Мои книги опаснѣй гораздо стиховъ
Даже Гофмана фонъ-Фанерслебенъ.
"Вотъ", замѣтилъ тогда мнѣ одинъ пассажиръ
"Первый камень единства положенъ:
Всю Германію прусскій акцизный союзъ
Окружилъ этой цѣпью таможенъ.
"Цольферейнъ", продолжалъ пассажиръ, "воскреситъ
Въ нашей милой отчизнѣ народность --
И всѣ части Союза сольются въ одно,
Не взирая на ихъ разнородность.
"Цольферейнъ сообщитъ намъ единство извнѣ
И какъ цѣпь окружитъ матерьяльно;
А цензура духовнымъ единствомъ внутри
Свяжетъ насъ, такъ сказать, идеально,
"Сообщивъ намъ единство воззрѣній и чувствъ.
Умъ нашъ станетъ конкретнѣй и уже,
И Германія станетъ единой тогда,
Нераздѣльной внутри и снаружи."
Глава III.
Въ славномъ Ахенѣ въ древнемъ соборѣ стоитъ
Императора Карла гробница;
Но Карлъ Майеръ не есть Карлъ Великій: они
Совершенно различныя лица.
Даже съ скиптромъ въ рукахъ не хотѣлось бы мнѣ
Быть схоронену въ склепѣ огромномъ.
Лучше жить даже такъ, какъ малѣйшій поэтъ,
Жить на Неккарѣ въШтутгартѣ скромномъ.
Я замѣтилъ ужасно скучавшихъ собакъ;
Онѣ лаяли какъ-то безъ злобы
И какъ-будто просили: "дай намъ хоть пинка,
Это, можетъ-быть, насъ развлекло бы."
Цѣлый часъ вмѣстѣ съ этой скучавшей ордой
Я по ахенскимъ улицамъ шлялся;
Всё такой же какъ прежде пруссакъ-офицеръ
Между тѣмъ мнѣ навстрѣчу попался.
И у сѣрой шинели его воротникъ
Ярко-красный -- не вышелъ изъ моды:
Красный цвѣтъ означаетъ французскую кровь
Пѣлъ намъ Кернеръ въ старинные годы.
Всё такой же, знать, ты -- деревянный народъ,
Все такое же точно педантство;
И во всякомъ движеньи -- прямые углы,
И на лбу заморожено чванство.
И всё также прямые, какъ свѣчки, стоятъ
И идутъ, взгромоздясь на ходули:
Видно палку теперь проглотили они,
Ту, которой ихъ нѣкогда дули.
Да, совсѣмъ фухтеля не исчезли у нихъ --
Но теперь ихъ внутри они носятъ,
И, какъ люди, постигшіе сладость бича,
Они палки, какъ милости, просятъ.
А усы непомѣрные собственно есть
Въ новомъ фазисѣ старыя к
о
сы:
Хвостъ, что прежде у нихъ только сзади висѣлъ,
Сталъ болтаться у самаго носа.
Мнѣ понравился также и новый костюмъ
Кавалеріи: чудо, какъ стали
Хороши ихъ доспѣхи; особенно шлемъ
Съ шишакомъ полированной стали.
Это рыцарски такъ, и вернётъ васъ сейчасъ
Къ стародавней, блаженной эпохѣ
Романтизма: и вспомнишь Ул
а
нда, Фукэ,
И луну, и могилы, и вздохи.
Это тотчасъ вернётъ къ добрымъ среднимъ вѣкамъ,
Къ благороднымъ пажамъ и холопамъ,
Что присяжную вѣрность носили въ серпахъ,
А гербы предоставили и...
И напомнитъ турниры, крестовый походъ,
Трубадуровъ съ ихъ нѣжной любовью,
И вернётъ васъ къ незнанью печатныхъ станковъ,
Къ безгазетному средневѣковью.
Да, мнѣ очень понравился этотъ шишакъ:
Онъ есть знакъ остроты
высочайшей.
А в
ѣ
дь
славная выдумка это была:
Тутъ pointe есть и самый тончайшій.
Но боюсь, что во время грозы этотъ шпицъ
Электричество скоро притянетъ:
Что тогда, какъ на вашъ романтическій шлемъ
Да новѣйшая молнія грянетъ?
А случится война -- такъ другое ужь вамъ
Нужно будетъ пріискивать средство,
Ибо средневѣковый, тяжолый доспѣхъ
Не совсѣмъ-то удобенъ для бѣгства.
На почтовомъ дворѣ высоко предо мной
Ненавистная птица сидѣла;
Хищнымъ окомъ своимъ мнѣ глядѣла въ глаза,
На меня она сверху глядѣла.
Ненавистная птица! Когда-нибудь ты
Попадёшься въ могучія руки:
Оборву твои крылья, твой клювъ обрублю,
Испытаешь ты адскія муки.
Посажу я тебя, безъ хвоста и когтей,
На высокую красную вѣху
И потомъ созову вольныхъ рейнскихъ стрѣлковъ
На весёлую птичью потѣху.
И тому, кто мнѣ птицу съ той вѣхи сшибётъ,
Дамъ я много помѣстій и денегъ,
Даже скипетръ вручу; протрубимъ ему тушъ