Глаголин Борис Сергеевич
Из писем А. С. Суворину. 1900-1911

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Мнемозина: Документы и факты из истории отечественного театра XX века / Вып. 4. М.: Индрик, 2009.
   

Из писем Б. С. Глаголина А. С. Суворину. 1900 -- 1911

1

7 июля 1900 года
СПб., Васильевский остров
Средний пр., д. 32, кв. 26

   Здравствуйте, Алексей Сергеевич,
   Вчера я послал Вам рукопись[i]... Актеры, я знаю, не из тех общественных деятелей, у которых принято гласным словом предварять публику о своих профессиональных программах. Положим, правда, что те из "наших" деятелей и повествуют о своих программах, на практике-то по ним не делают. Ну да, увы, это их грех. А актерам собственно особенно нужно бы выступать в печати. Имей в своем распоряжении актер собственные слова, собственные идеи, наконец, свободное вдохновение -- не могло бы быть и речи о том, что в самом творчестве своем, нераздельно с художественной работой актер не может вполне выказать свою артистическую индивидуальность. Но ведь в действительности условия современного театра совершенно парализуют актера, как художника.
   Выбор пьесы, распределение ролей, трактовка сюжета, стиль и детали исполнения mise en scène, обстановка зависят от антрепризы и режиссера; либретто пьес, т. е. слова, идеи, ремарки к тем и другим принадлежат авторам... Что же из этого остается на долю художника-актера? Да... выполнение требований всех этих могущественных групп. Говорить чужие слова, думать чужими мыслями, быть в окружающем, созданном по чужим предначертаниям -- ведь это ремесло, и довольно низкого и тяжелого сорта.
   Захочется иной раз, Алексей Сергеевич, сказать свое слово; хочется особенно тогда, когда надоест говорить чужое глупое; до того доходит, что говорить собственные глупости предпочтительнее... Это надо понять.
   И вот обвиняют актеров за "отсебятины", за незнание ролей! Надо жалеть в актере, если он талантлив, художника, несчастного художника, которому по первому звонку режиссера необходимо вдохновиться или... стать ремесленником, чтоб одной техникой "взять" театр. И переход этот не даром дается художнику: пьют от этого актеры и кашляют скверно.
   Да, так я вот о чем... Напечатайте мою рукопись (кстати, я голодаю), хотя бы с примечанием от редакции: "это глупые рассуждения, но они заслуживают внимания публики, так как принадлежат перу актера, одному из тех, что принуждены бывают говорить много чужих глупостей, которым вы, господа, хлопаете или шикаете. В них актеры неповинны, однако разыгрывают перед вами идиотов. Будьте же деликатны выслушать субъекта, который, может быть, еще ни разу в жизни не говорил собственные глупости. Внимание актеру, выступающему в действительно новой роли!.." и т. д.
   Позвольте, одно уж к одному, -- я забыл о гг. рецензентах и посетителях первых представлений; от них еще находится в крепостной зависимости актер-ремесленник... [не то, вообще -- современный актер -- зачеркнуто]. Ведь это биржа, якобы регулирующая спрос и предложение театрального производства. Эти господа от избытка чувств шикают и хлопают в ладоши на спектаклях, заносят эти хлопки и шиканье на столбцы газет, эти господа читаются "большой" публикой и вот -- они цари, диктующие условия мира невежественным актерам, выходящим к ним на поклоны с приложением рук к сердцу!
   Господи! когда-нибудь ведь будет же театр, где актеры будут играть пьесы своего сочинения; где актеры будут настолько культурны, что будут в состоянии сообща заменить собою антрепризу и режиссерство; где они будут играть только по свободному вдохновению и перед жаждущей толпой, толпой, которая будет смотреть на них не как на гаеров, продающих "все свое" для выполнения "всего чужого", а как на артистов "Милостью Божиею".
   У греков [в] театре были драмы, трагедии -- жертвоприношения. Неужели со сменой эллинской цивилизации более совершенной, христианской, и принцип служения новым богам должен измениться? Ведь только боги переменились, почему же надо служить новым богам не так же усердно? Актеры страдают за содержание пьес, страдают, стало быть, без вины. Дайте христианского содержания, новой красоты, и актеры будут по-прежнему жрецами.
   Простите, Алексей Сергеевич, за [то, что] я было приехал из деревни к Вам поговорить: многое я узнал. Тоска безысходная.

Б. Гусев

2

2 сентября 1900 года
СПб.

   Алексей Сергеевич!
   Вы -- лучший человек, которого я знаю. Я вместе с Апостолом Павлом молюсь за Вас.

Гусев Борис

3

2 декабря 1900 года
СПб.

   Алексей Сергеевич,
   Я не подписал протест против Лидии Борисовны[ii] и сделал это не потому, что подкуплен ее хорошим ко мне отношением. Я знаю по себе, как большинство бывает иногда жестоко к единицам. Не трудно было бросать в нас калошами, трудно было в то время стоять на сцене. В своей кратковременной жизни я ко многим относился дурно, не имея, как мне выяснилось потом, на это нравственного права, хотя причины и поводы всегда бывали налицо. Но их мало -- необходимо право, право. Помню, давно на генеральной репетиции Вы назвали Яворскую "феей" Малого театра. Теперь Вашу "фею" жгут на костре, жгут то, чему поклонялись, и я уверен, что это делают средние века, а не новое время. Говорят, что Дирекция в лице Якова Алексеевича[iii] объявила ультиматум: она или Яворская, т. е. хлеб или голод для актеров. И вот несчастные люди идут из-за насущного куска хлеба на преступление: бросают в своего товарища недостойные и недобросовестные обвинения. Прежде чем позорить Яворскую, нужно иметь неоспоримые доказательства -- их нет, существуют только анекдоты, слухи и сплетни. Прежде чем обвинять Яворскую, нужно выслушать ее -- здесь и этого нет. Обвинение такое я считаю недобросовестным. Евтихий Павлович[iv], например, объявил, что "назовет всякого в лицо негодяем, кто посмеет оправдывать эту мерзавку"... "Неужели, -- кричал он нам, -- актеры будут такими холуями, что не возмутятся"... и т. д. Для огромного большинства всего этого оказалось достаточно, чтобы уверовать в вину Лидии Борисовны, но я предпочитаю лучше быть негодяем и холуем в глазах моего режиссера, чем в своих собственных.
   Вся история с "Контрабандистами" мне представляется такой. Сидящие по ту сторону рампы при самом поднятии занавеса объявили нам войну, мы приняли вызов и стали бороться -- и это не было нашей ошибкой. Но когда стало ясно, что наши противники даже не дают нам возможности защищаться нашим искусством, то мы были обязаны прекратить борьбу с неблагородным противником. Мы не должны были исполнять незаконные требования полиции. Но к стыду нашему мы с усердием их исполнили и тем тотчас же потеряли право обвинять в низости наших врагов. И вот теперь мы избрали, благо нам указали, единицу -- Яворскую, для того, чтобы мстить за свой позор. Благодаря своей безличности мы не имеем смелости бороться с обществом, а берем личность, женщину, да еще артистку! Алексей Сергеевич! говорю я это и верю, что Вы тоже... что я только соглашаюсь с Вами.

Борис Глаголин

4

[Декабрь 1900 года]

   Алексей Сергеевич,
   По просьбе Якова Алексеевича я должен был расписаться в том, что "ни одного слова от него по поводу подписки против Яворской до сей минуты не слыхал". Это совершенная правда, но так как Его Превосходительство[v] намерен воспользоваться как-то моим этим показанием, то я счел долгом после этого послать и Яворской точно такое же письмо, какое в начале всей этой истории адресовал Вам, Алексей Сергеевич, с подробным моим мнением. Таким образом, теперь мое личное мнение известно в равной степени обеим сторонам: и Вам, и Яворской. Я написал "Вам", нет, делаю оговорку -- я уверен, что Вы лично выше всей этой истории, выше и "Ваших", и "Ихних". Естественно -- правда и ни у "Ихних", и ни у "Ваших". И я не желаю служить ни тем, ни другим. Очень досадно, что Яков Алексеевич впутал теперь меня в эту историю с этим отобранием подписи и свидетельства: я был принужден высказать свое мнение и Л. Б. Яворской, с которой так ссорится мое начальство.

Б. Глаголин

5

[Декабрь 1900 года]

   Считаю нужным, Алексей Сергеевич, разъяснить Вам фразу, встречающуюся в моем к Вам письме {Давнишнее... по поводу "истории". Копию его я послал Яворской после того, как Яков Алексеевич взял с меня подписку. Вы получили об этом мое письмо?} около имени Якова Алексеевича: "говорят дирекция, в лице Якова Алексеевича, поставила ультиматум -- она или Яворская и т. д." Я по совести не могу сказать, кто мне это именно говорил (что мною заявлено Яворской). Правда ли это или только слух, пронесшийся под влиянием страхов -- судить не могу. Но факт констатирую: "говорили". Пишу Вам это, Алексей Сергеевич, на случай, если письмо мое будет фигурировать на собрании. Джентльменству "ихних" я доверяю меньше, чем джентльменству "наших", к которым однако ни на минуту не причисляю ни Вас, конечно, ни даже и себя.

Б. Глаголин

6

[Декабрь 1901 -- январь 1902 года]

   Алексей Сергеевич, Я отказался от роли в пьесе "Под белой лилией"[vi] на следующих основаниях:
   1. Я не считаю себя способным прилично исполнить ее.
   2. Я вижу в присылке мне этой роли издевательство со стороны Карпова, который не так давно в присутствии товарищей заявил мне, что роль светского молодого человека в "Загадке"[vii] он передает г. Дунаеву[viii], как мне неподходящую. Свою наглость он подкрепил ссылкой на автора, г. Гольштейна, который одного с ним мнения.
   3. Я не понимаю, почему я и только я должен быть вечной затычкой? Довольно я выходил и выхожу в "народе" для пущего галдежа-ансамбля! Я не фат и не хочу изображать всякую сволочь, не хочу стать полезностью на все руки, не хочу торжества Карпова, который при таком порядке дел скоро, очень скоро докажет всем, что я "ничто".
   1. В труппе есть артисты, более меня подходящие к этой роли: гг. Северский[ix], Дунаев, Степанов[x], Николаев[xi], Лебедев[xii], Кубалов[xiii] и др. Правда, гг. Степанов и Николаев заняты в этой пьесе, но они играют роли, которые без ущерба можно передать гг. Лебедеву и Кубалову. Г. Северскому, конечно, Карпов не осмелится предлагать такой роли, хотя, конечно, он больше всего фат.
   2. Да, наконец, я подряд занят во всех пьесах, не выхожу из театра и играю за одним исключением неподходящие роли, играю за больных и здоровых, переучивая по несколько ролей в одной пьесе. Да, наконец, довольно с меня этих ежедневных утренних репетиций -- скандалов, бездарных репетиций! Вы поймите, как хорошо мне было вчера и сегодня поутру в Публичной библиотеке, где оставил месяц назад все мое вдохновение, всю любовь.
   3. У меня болит нога.
   Вы вольны, Алексей Сергеевич, заставить, приказать мне играть, но вы этого не сделаете! У Вас в глазах, в голосе, во всех чертах светится такая умная, приветливая старческая доброта -- плод долгой жизни и умной жизни и талантливой... Всякий выбрал бы Вас с нежностью в "дедушки"! Не выдавайте, милый, хороший Алексей Сергеевич, меня Карпову с головой.

Ваш навсегда Борис Глаголин

7

[Ноябрь -- декабрь 1902 года]

   Алексей Сергеевич,
   Столь недоброжелательный к "Новому времени" журнал "Мир искусства" в только что полученном мною No отозвался кратко о Вашей пьесе:
   "На сцене Александринского и Малого театров пользуется успехом "Дмитрий Самозванец". Кому отдать пальму первенства -- г. Суворину или г. Островскому, -- мы затрудняемся".

Ваш Б. Глаголин

8

[13 декабря 1902 года]

   Алексей Сергеевич,
   Может быть, Вы правы, что я играл плохо. Т. е., может быть, правы те, что говорили Вам об этом. Но ни Вы, ни Ваши опричники с песьими головами не правы по существу. Я говорил с Вами пять минут и не успел ничего сказать -- я глупею от неожиданных несправедливостей! Позвольте сказать теперь...
   Я имел все причины, чтобы сыграть Самозванца в тысячу раз хуже, чем сыграл[xiv]. Как актер малого опыта я, прежде всего, нуждался на сцене в хорошем режиссере -- я был лишен его, потому что М. А. Михайлов[xv], боясь поставленного Вами фельдфебеля, не вмешивался в режиссерство Евтихия. Как актер, задумавший по-своему роль, я нуждался в репетициях. Как актер, вступавший в готовый ансамбль 48 репетиций и 23 представлений[xvi]! Репетиций, если Вам угодно, не было вовсе! На трех репетициях из всех четырех мои партнеры говорили только диалоги со мной и то шепотом, вприпрыжку, да вперегонку, со смешками и шутками. Большинство гг. участвующих я видел на репетициях только в лице г. Ставского[xvii]. Домашева[xviii] ни разу не репетировала полным тоном, а на последней репетиции последнего акта она даже и не присутствовала. Не было ни одной репетиции в декорациях, обстановке и костюмах! С народом была только одна репетиция -- это для новой-то редакции последнего акта! Я думаю, что я мог бы гораздо более смутиться предварительной рекламой, пущенной по адресу Домашевой в явный ущерб моей роли. Я думаю, что я больше занимался Вашей пьесой и ролью, чем мной Ваша пьеса. И больше настрадался я от роли Дмитрия, чем она от меня. До последнего дня я не знал, когда же, наконец, я играю Самозванца. А сколько я выстрадал за эту неделю, когда Вы были в Москве и мне не давали Федора[xix], сколько я наслушался издевательств тишайшего Карпова и всего нашего милого ансамбля!..
   Этот режим, который установился теперь, не приведет к добру. Нельзя, нельзя назначать палачей в сторожа в палату умалишенных на самолюбии людей. Среди нас, актеров, может царить только авторитет нравственный.
   Почему я не мог бы сыграть роль Самозванца прекрасно? Потому, что я взялся за нее только после добросовестного изучения пьесы и исторических данных, которыми прекрасно (?) воспользовались другие при постановке? Потому, что я мучился, вынашивал роль, сомневался и решился играть только после долгих колебаний??
   Вы и только Вы имеете право сердиться на меня, даже не вдаваясь в обсуждение невозможностей, которыми я был окружен. Ваша беспощадность мне даже нравится, так как я верю, что за ней кроется хорошее, любовное ко мне отношение. Вы надеялись на меня, Вы ждали лучшего, большего? Так почему же Вы не смотрели всего спектакля -- ведь первое представление бывает только первым!! Для меня Ваша сердитость остается лестной и теперь, когда я обманул только надежды Ваших опричников. Их надежды я не думаю и впредь оправдывать, благо их и нет. Но Ваши, Ваши надежды, если только я не ошибаюсь в Вашем ко мне внимании, я оправдаю. Я верю в Ваше творчество, маститость Ваша здесь ни при чем -- так поверьте же и Вы в мое. Я мог бы подарить всех рублем, и не моя вина, что не дарю всех и двугривенным!
   Все это ужасно. И в голове у меня еще не просветлело, когда я теперь пишу это письмо. Я знаю одно: я хочу, чтобы все было хорошо и поэтому... Что поэтому? Я люблю наш театр и ему хочу, ему хорошего. Ну и себе. А Вам и говорить нечего. Мне ужасно обидно, что я не только не родня Ваш, но даже Вы и не расположены ко мне как к человеку. Если бы я был очень талантлив, я наверное не заботился бы об этом, а теперь мне горько, очень горько.

Ваш Б. Глаголин

   Что-то завтра Вы пустите в "Новом времени"?? Вы будете читать это письмо, а я Ваше "Новое время".

9

[14 декабря 1902 года]

   Алексей Сергеевич,
   Какая прекрасная, чудная, дивная рецензия![xx] Мне стыдно, что я смел отчаиваться. Верно, что роль царя Дмитрия большая -- она не дает ни минуты отдохнуть от внимания зрителей. И я был им счастлив и мечтал, что играю хорошо. Режиссера, по правде, не надо, но репетиции надобны. Проходить с Сувориным роль -- это счастье, это необходимо, но не выгодно показываться ему черненьким. Благодарю крепко, крепко! Счастлив и бодр духом!! Сейчас иду играть "Петербургские трущобы"[xxi] за внезапно заболевшего Дунаева. Прилагаю письмо. А также свой аттестат, о котором вспомнил только вчера, когда увидел Клавдию Ивановну[xxii], обругавшую меня недоучкой-реалистом. Есть один вопрос, но не буду надоедать.

Ваш Б. Глаголин

   Письмо мое не бросайте, а [отдайте] Василию[xxiii].

10

10 января 1903 года
СПб., Кирочная 3, кв. 11

   Алексей Сергеевич,
   Очень прошу Вас напечатать в "Новом времени" несколько моих строк. Я не стал бы их печатать, если бы получал только одни хвалебные письма. Защитить себя от упреков -- мое право. И сделать это гласно -- тоже мое право, так как я заслужил упреков этих на поприще общественном.
    
   М. Г. г. редактор,
   Многих смущает то обстоятельство, что я изображаю царя Дмитрия в пьесе А. С. Суворина брюнетом, в то время как пятеро других петербургских Самозванцев играют эту роль в рыжих париках по установившейся традиции. Смею уверить моих корреспондентов (которым считаю возможным ответить только по одному этому пункту), что, помимо стремления к "театральной прекрасности" и "оригинальничания", я имею на это некоторое основание. У Петрея[xxiv] сказано, что Самозванец "был смугл лицом, волосы имел черные, рост средний" и пр. О смуглости Дмитрия Царевича свидетельствовал и Аренд Клаузенд, бывший при Царских Аптеках 40 лет. А смуглость один из характерных признаков черноволосых людей. Сохранить в данном случае исторический колорит показалось мне интересным и более удобным именно на основании этих, может быть, единичных свидетельств.

Прим. и пр. {Примите заверения в совершеннейшем к Вам почтении и прочее (старинная формула вежливости).} артист Малого театра Б. Глаголин

11

9 апреля 1903 года
Витебск. Гостиница "Бристоль"

   Здравствуйте, Алексей Сергеевич,
   Пишу Вам из Витебска. Здесь нас встретили очень холодно -- первый спектакль 7 го дал всего 280 рублей, но принимали "Детей Ванюшина"[xxv] на ура после третьего акта. Второй спектакль "Чужие"[xxvi] дал сбору уже 450 рублей... Сегодня третий спектакль -- не знаю сколько еще даст. Такие сборы, во всяком случае, не убыточны для товарищества[xxvii]. Но что так хочется Вам сообщить -- это, что Михайлов превзошел самого себя. Это могучий талант, и как тоскливо, что ему много лет. Какой подъем! Я никогда не видал ничего подобного и не подозревал. Михайлов на десять, двадцать, сто голов выше всех наших, выше К. Яковлева[xxviii], например, которого почему-то мы все стали считать за наиболее талантливого. Встреча Михайлова с приятелем в "Чужих" -- нет слов описать впечатление... Театр плакал и вместе смеялся... весь театр. Михайлов как-то вырос, какой-то другой, энергичный, мощный, а всегда он обыкновенно дребезжит, юродиво ковыряет сердце... А тут, понимаете, красив, не только трогает, но прямо потрясает! Я думаю, это оттого, что с ним нет жены, которая, может быть, и бережет его от пьянства, но и тяготит и угнетает душу... Он счастлив, как ребенок, плачет от счастья, успех его поразил -- у нас ничего подобного он не видел. Городской голова и губернатор посетили оба наши спектакля, пожелали познакомиться с труппой и наговорили нам много лестного по Вашему адресу, как главы театра. Однако хозяин нашей гостиницы, еврей, не получает "Нового времени", и я не знаю: напечатали Вы, Алексей Сергеевич, объявление о моей новой книге? Может быть, Вы затеряли мое письмо, где был приложен текст объявления? А может быть, уже напечатано объявление? Я ужасно беспокоюсь и насчет аванса: Вы уедете и без Вас мне его не дадут... На что же я буду жить с семьей? Я давно написал об этом Якову Алексеевичу Плющевскому-Плющику. Он обещал мне переговорить с Вами -- говорил ли? Все-таки хочется в Петербург -- здесь совсем не празднично, в Витебске: все какие-то хмурые, да и народу-то по улицам мало, мало и пьяных. Электрический трамвай ходит пустой. И все евреи, евреи, евреи! Холмская[xxix] по-прежнему тетёха, играет неважно. Был ли у Вас, Алексей Сергеевич, ученик драматических курсов Лось[xxx]? Ах, как вообще мне нужно в Петербург. Должно быть, я действительно, наконец, люблю Танюшу!

Ваш Б. Глаголин

   И всегда-то по чему-нибудь я тоскую!

12

[28 июня 1903 года]
СПб., Кирочная 3, кв. 11

   Алексей Сергеевич,
   В ежедневно-глупой газете "Зря" напечатана такая моя умная статья[xxxi]. Не могу жить без Танюши и еду 15 го августа в Ялту. Не будете ли Вы к тому времени в Феодосии? Все эти дни усердно занимаюсь вместе с Анной Прокофьевной в библиотеке[xxxii]. Прочел все Ваши статьи о Шекспире. Какие хорошие статьи! Например, о "Юном Гамлете"[xxxiii]... Какая-то старушка угощает меня всегда чаем. Какое сам к себе чувствуешь почтение, когда занимаешься в такую охотку. Мою большую статью об Иоанне -- историческая справка -- приняли в журнал "Звезда" и поместили с иллюстрациями[xxxiv]. Вчера играл и, кажется, недурно Праксителя во "Фрине"[xxxv] в Озерках. Представьте, Некрасова-Колчинская[xxxvi] играла прилично! Понравился мне тоже какой-то Левандовский[xxxvii] в роли Геперида, что у нас играл Я. С. Тинский[xxxviii]... Такой задушевный молодой актер... из провинции. Принес мне некто пьесу Мирбо для Вас, но я решил передать ее Вам при свидании в Феодосии. Пьеса называется: Octave Mirbeau "Le portefeuille", comédie en un acte {Октав Мирбо "Бумажник", комедия в одном акте (фр.).}.
   Я заказал себе у Лейферта[xxxix] костюм Гамлета[xl]. Текст свой я сверил, согласно Вашему указанию, с переводом Кетчера[xli]. Сделал много исправлений. Жалею, что немного язык у него прямолинейный. Прочел Стороженку[xlii].

Ваш Борис Глаголин

13

[Осень 1903 года]

   "П. М. Третьяков никогда не боялся молодости и таланта. Если он видел, что молодой художник талантлив, он смело приобретал его, хотя бы и не особенно удачные вещи. Он верил таланту и ясно сознавал, что, оказав молодому художнику свою нравственную поддержку, он тем самым содействовал развитию его дарования"... (Хроника журнала "Мир искусства", 1903 г., No 8, статья Д. Философова).
   Алексей Сергеевич!
   Как это хорошо! Это про Вас... Только в минуты пустозвонства Вы бываете жестоки ко мне, но Вы никогда не только не оскорбили во мне минут тоски и сомнений -- Вы всегда угадывали их инстинктом, сочувствовали, поддерживали, ободряли доверием, Вы верили в меня, и я уходил от Вас тогда счастливым.

14

8 ноября 1903 года СПб.

   Алексей Сергеевич,
   Ваши последние статьи передаются по телеграфу -- таково их значение и интерес. Поэтому вот и обидно, что Ваша сегодняшняя статья положительно вводит в заблуждение всякого, кто не знаком с Вашими взглядами на "просвещенный абсолютизм"[xliii]. Прямой и откровенной его исповедью веет ото всей Вашей пьесы "Царь Дмитрий". Дмитриева "весна" по правде благодарная, это родной разлив, но она ли перед нами? И не придет ли наша весна самозвано? Вашей предыдущей и [пред]предыдущей статьями Вы воспламенили, согрели, отогрели многих! Говорите, Алексей Сергеевич, говорите о весне -- кругом такая зима... Но не говорите, что весной так же холодно, как зимой, что Государь и Отечество -- синонимы Николая и Правительства. А по Вашей сегодняшней статье можно полагать, что Вы именно так говорите. Не говорите так -- это холодно. Ради Бога, не сердитесь на меня... Вы не хотите, а ведь я всегда Ваш, всей душой.

Ваш Б. Глаголин

   [К письму прилагается газетная вырезка от 3 (16) ноября 1903 года]
   Телеграммы "Одесских новостей"
   Петербург. Характерная полемика возгорелась между Сувориным и кн. Мещерским[xliv].
   "Дойти до старости, говорит кн. Мещерский, и менять каждый день рубашку, если есть на то средства, очень похвально, но менять каждый день убеждения -- не только не похвально, но и смешно, и грешно, когда этими убеждениями надо делиться с другими". А. С. Суворин отвечает: "Я никогда не был поклонником господ, которые говорят: "надо похерить". Я любил и люблю реформы шестидесятых годов: и 19 февраля, и земские учреждения, и новый суд, и апрельские законы о печати, -- и думаю, что в современном неустройстве, о котором теперь говорят так часто, эти реформы ничуть не виноваты. Как в жизни земли, так и в государственной жизни есть времена года, но времена года государственной жизни не имеют правильных периодов. У меня длинный опыт, и он говорит мне ежедневно, что наступает весна русской жизни, и я нисколько не боюсь этого и не вижу в ее признаках тех опасностей, которые бы нам серьезно грозили, ибо всяческие опасности возможно предупредить не средствами господ "херов", а разумным творчеством, и я за это творчество, за творчество сверху, не снизу, -- не разрушительными силами, а умом и опытом благороднейших явлений русской истории, -- древней и новой. Я верю в русский ум даже в весеннем разливе, и я не был бы русским, если бы осмелился думать, что вся премудрость заключается в слове "похерить". Всякий правительственный почин в приглашении земских сил себе на помощь во мне находит полнейшую симпатию, и я думаю, что это приглашение не должно быть формальным". Останавливаясь на заседаниях комиссии о центре, Суворин восклицает: "Идет весна, и я желаю ее от всей души".

15

[Осень 1903 года]

   Алексей Сергеевич,
   Я в достаточной степени освоился с ролью Гамлета. Прошу теперь Вас поставить пьесу на один из предстоящих утренников[xlv]. Заметьте: если мы будем пробавляться одними "Детьми Ванюшина", то вскоре опять утратим утренники. Посылаю Вам суфлерский текст и роли. Хотелось бы показать Вам костюм, прочесть кое-что из роли и вообще поговорить, но с некоторого времени побаиваюсь подниматься к Вам. Однако жду внизу. В душе нет помина былой мелодраматичности. Горжусь: все время, пока Вы были в Феодосии, я сдерживал ее в груди. А теперь... приехал барин -- барин все рассудит. Да ведь и все вздохнули и все повторяют: "Ну, теперь старик приехал!" А казалось, что им старик?

Ваш Б. Глаголин

   P. S.
   Клавдий -- Яковлев... Михайлов
   Гертруда -- Холмская
   Полоний -- Михайлов... Быховец-Самарин[xlvi]
   Лаэрт -- Лось
   Офелия -- Музиль[xlvii]... Мирова[xlviii]
   Горацио -- Дунаев
   Розенкранц -- Мальский[xlix]
   Осрик -- Мячин[l]
   Тень отца -- Бастунов[li]...
   Актер -- Хворостов[lii]...
   Могильщик -- Тихомиров[liii]...

16

   Алексей Сергеевич,
   Как Вам представляется такое распределение ролей?..
   Клавдий -- г. К. Яковлев
   Гертруда -- г жа Холмская
   Тень Отца -- г. Бастунов
   Полоний -- г. Михайлов
   Лаэрт -- г. Лось
   Первый Актер -- г. Хворостов
   Розенкранц -- г. Мальский
   Осрик -- г. Мячин
   Первый могильщик -- г. Тихомиров
   Горацио -- г. Дунаев
   Офелия -- г. Музиль
   Почему принято Клавдия давать драматическим резонерам, людям обыкновенно с фигурой героической? Разве он так аттестуется в трагедии? Тень отца должна быть фигурой!

Ваш Б. Глаголин

17

[10 декабря 1903 года]

   Алексей Сергеевич,
   Сегодня в 3 часа назначен Карповым смотр декораций "Гамлета" по моему списку... Конечно, забракует!
   Сейчас я написал Виктору Петровичу[liv] об этом, написал ему и то, сколько я выстрадал сегодня.
   Нет сил писать об этом вторично Вам.
   Вы свидетель, Алексей Сергеевич, своим непрошеным советом Вам я старался смягчить неприятность заметки, хотя неприятность эта нужная, полезная, заслуженная Карповым! Я щадил его нелепое властолюбие. За мою деликатность -- человек обязан ее чувствовать -- он набросился на меня, как собака. Еще день и я пристрелю его, как бешеную тварь.
   Я уже играю Гамлета! Тень отца, на которую я не надышусь, -- это Вы; Клавдий, укравший Вашу власть, -- Карпов; Полоний -- лиса Михайлов; Розенкранцев и Гильденстернов в труппе хоть отбавляй, и все они дерутся рапирами, отравленными Карповым... Гертруда, малодушно отдающаяся Карпову, это -- Ваш сын Михаил Алексеевич[lv].
   Вот что пришло мне сейчас в голову: дайте мне работу, я брошу сцену! Хотите, я соберу материал к 10 летию театра, которое будет в 1904 году? Дайте мне работу, ведь нужный же я человек в чем-нибудь? Прежде чем сказать: "прощай и помни обо мне!" -- Вы должны мне открыть глаза и поддержать в борьбе за Вас же.

18

[10 декабря 1903 года]

   Алексей Сергеевич,
   Смотр прошел благополучно, как я не ожидал. Чудеса! Карпов был прямо мил! Господи, я так отходчив сердцем, что верю в отходчивость и других. Был Михаил Алексеевич и Виктор Петрович -- присутствие их и спасло "Гамлета". Декорации чудо какие! Я живой человек и могу работать. Относительно "Бедного Генриха" Вам, конечно, все известно. Прилагаю заметку и прошу Вас поместить ее в "Новом времени" -- она одобрена Виктором Петровичем. Вчера я плакал, а сейчас безумно счастлив.

Ваш Борис Глаголин

19

[После 11 декабря 1903 года]
СПб.

   Алексей Сергеевич,
   Сегодня в "СПб. ведомостях" напечатано следующее мое письмо в ответ на грубую выходку этой газеты в No 337.

Ваш Б. Глаголин

[Газетная вырезка]

Письмо в редакцию

   "Эскизы" г. Зигфрида[lvi] в No 337 "СПб. ведомостей" взволновали меня; мне хочется сказать по поводу них несколько слов... Прежде всего, обидно звучит их пренебрежительный тон по отношению ко всей 10 летней деятельности нашего театра. Затем, если представление "Бедного Генриха"[lvii] было действительно потехой над искусством Гауптмана, то справедливость требует сказать, что начало этой потехи положено не на утреннике 7 го декабря, а значительно раньше, так как театр Литературно-художественного общества кроме "Сна услады"[lviii] и "Падших"[lix] показал русской публике впервые на своих подмостках Гауптмана, как автора "Ганнеле"[lx], "Потонувшего колокола"[lxi], "Больных людей"[lxii] и "Крамера"[lxiii]... Причем к сведению г. рецензента должен сообщить, что я, исполнитель Генриха фон-Ауэ, не "первый попавшийся актер, который в обыкновенное время занят в труппе на вторых ролях и привык играть вещи несложные да немудреные", а исполнитель многих главных ролей классического репертуара, в частности, и того же автора. Так, в "Потонувшем колоколе" я играл литейщика Генриха, а в "Ганнеле" -- странника Готвальда. То же можно сказать не только про г жу Озерову[lxiv], но и гг. Быховца-Самарина и Тихомирова, из которых первый долгое время был режиссером нашего театра и поставил все перечисленные пьесы Гауптмана -- конечно, в сотрудничестве с кружком литераторов, являвшихся в то (до-карповское) время всегда "своими лицами" в общей работе суворинского театра. Г. Тихомиров, занимающий почтенное положение в нашей труппе, известен как незаменимый исполнитель гауптмановского каменщика Матерна. Что касается остальных исполнителей, участвовавших в утреннике 7 го декабря, то о них г. Зигфрид мог бы сказать, что это -- все молодежь, но почему они -- "первые попавшиеся"... не понимаю. Г. Зигфрид не прав в своем предубеждении против состава исполнителей.
   Не прав он и свидетельствуя, что "Бедный Генрих" готовился на скорую руку, "где-то под лестницей"... По правде могу уверить, что ни одна еще пьеса не давалась нам так тяжело! И переводчиком, и режиссером, и исполнителями было потрачено немало напряженного лихорадочного труда... может быть, тщетного, но все затраченного. Поэтому отмечать его отсутствие, по-моему, неосторожно -- как неправдой было бы с моей стороны говорить о том, что г. Зигфридом на скорую руку написан его "эскиз", что и писал-то он его где-то на редакционных задворках. Достаточно того, что я укажу г. Зигфриду на его неосведомленность, как на недостаток его литературного труда. Я надеюсь, что только следствием простой неосведомленности автора явилось его неуважение к нашему труду, к труду нашего театра. Вот почему мне больше обидно за г. Зигфрида, который "разделал" нашего "Бедного Генриха", чем за Г. Гауптмана, над которым якобы потешался я и мои товарищи по сцене.

Борис Глаголин

20

[16 февраля 1904 года]

   Последним маленьким письмом Вы подготовили меня к приказу Стесселя[lxv], который сейчас вечером напечатан в "Руси". Тот же призыв к подвигу! Страшно читать и приятно до горючих-горючих слез.

Б. Глаголин

[Газетная вырезка]

   Порт-Артур, 15 февраля (соб. кор.) Опубликован приказ коменданта генерала Стесселя от 14 февраля: "Славные защитники крепости и укрепленного района и население области, обращаюсь к вам со следующим: по назойливости, с которой неприятель ведет атаки и бомбардировки против крепости и различных бухт полуострова, заключаю, что он намерен высадиться на полуострове и попытаться захватить крепость, а в случае неудачи, попортить железную дорогу и уйти. Помните, что захват Порт-Артура они считают вопросом национальной чести. Враг ошибется, как уже во многом ошибся. Войска твердо знают, а населению я объявляю, что отступления не будет. Потому, во-первых, крепость должна драться до последнего, так как я, комендант, никогда не отдам приказ об отступлении; а во-вторых -- потому что отступать некуда. Обращая на это внимание более робких, призываю всех к тому, чтобы прониклись твердым убеждением необходимости драться до смерти. Человек, который решился на это, страшен. Он дорого продает жизнь. Кто же без драки, думая спастись, уйдет, тот сам себя не спасет. Идти некуда: с трех сторон море, с четвертой будет неприятель. Драться надо. Тогда противник со срамом уйдет, и будет вечно помнить трепку от русской доблести, при которой, уверен, каждый русский будет биться, забыв о возможности отступления. Помните: вечная память убитым, вечная слава живым".

21

Письмо в редакцию

   М. Г. редактор,
   В отчете "Нового времени" о спектакле, данном в пользу Театрального Общества в Мариинском театре, напечатаны, между прочим, следующие строки: [Газетная вырезка]
   "Актеры, в пользу которых был устроен этот спектакль, вероятно, получат тысяч десять. До войны они чувствовали себя героями. Они составляли целую армию, для которой во всех углах построили казармы, то есть театры. Теперь они много потеряют. Явятся другие, настоящие герои".
   На днях, приветствуя от лица Малого театра Е. Н. Гореву[lxvi], я сказал несколько слов, как мне кажется, протестующих против этих странных строк...
   "Елизавета Николаевна, все мы всею душою на театре военных действий, с трепетом ждем мы каждую минуту вестей с Дальнего Востока, от героев колоссального театра, на который обращены взоры всего мира. Но и в эти великие мгновения сограждане не забыли Вас и пришли благодарить и поздравлять. Вы тридцать лет играли на сцене, воодушевляли зрителей всевозможными героическими историями, историями подвигов человеческой души, -- и поэтому-то теперь, когда героев родит только война, Вы и удостоены триумфа и стали героиней не только по амплуа. Вы победоносно окончили свою 30 летнюю войну, Вас не взорвало своею собственной миной, вы быстро чинили пробоины, нанесенные вражеской рукой, и Ваш талант не затонул -- он благополучно воевал и на дальнем Западе и на Дальнем Востоке. И вот, Елизавета Николаевна, и мы, Ваши товарищи по сцене театра Литературно-художественного общества, приветствуем Вас и венчаем. С горькой иронией говорят в актерской среде, что только первые тридцать лет тяжелы на сцене -- ну, так пусть же легко и радостно будет для Вас Ваше второе тридцатилетие".

Прим. и пр. Борис Глаголин

22

[1904 год]

   Алексей Сергеевич,
   Я решил немедленно ехать на Восток. Время жить и умирать. Позвольте при Вашем содействии устроить мои дела. У меня остается семья: жена и трое детей. Им надо оставить денег. Деньги должен дать мне авансом театр. Если меня убьют -- долг театру выплатит мой отец, а Вы мне простите типографский счет. Я переговорил с Дирекцией относительно будущего сезона. Мой оклад, который не увеличивался два сезона, должен быть повышен до 400 рублей в месяц: такой оклад мне может открыть кредит в театре до 1000 рублей. Жду Вашего утверждения. Я должен взять 280 рублей на дорогу из этой тысячи, а остальные 720 рублей прошу выдавать ежемесячно жене моей по 120 рублей. Жду ответа, а там приду проститься.

Ваш Глаголин

23

21 июня 1904 года
Ялта

   Алексей Сергеевич,
   У Г. Ибсена в пьесе "Бранд" {Полное собрание драматических произведений Г. Ибсена в 2-х томах в переводе М. В. Лучицкого, изд. Ф. А. Иогансона. Киев, 1901. Т. II. С. 311. (Прим. Б. С. Глаголина).} есть такое место: "подумайте, Господь хочет извлечь вас из тьмы; -- всякий народ, в котором сохранилась хоть искра жизни, -- как бы он не был рассеян и слаб, -- почерпает новое мужество и силы из бедствий и горя. Павший дух поднимается соколом вверх, перед ним открываются новые блестящие горизонты; слабая воля получает опору и смело глядит на борьбу в ожидании победы; но если нужда не возбуждает в народе благородных порывов, этот народ недостоин спасения!"
   Это я выписал[lxvii] к тому, что здесь на юге как-то странно. Война больше чем непопулярна. В Харькове Государя встречали гробовым молчанием, мобилизации подчинялись со скрежетом зубовным. Приписывают к безопасным районам и говорят -- сам слышал -- об этом позоре во всеуслышание. Прочел сегодня о Вашем союзе с англичанином. Спросите о новинках английской сцены: нет ли нового "Нового мира"[lxviii]. Ах, почему бы не поехать с "Самозванцем" за границу! Какой успех имел "Самозванец" в Пскове... Прочел, Е. П. Карпов написал великосветскую пьесу[lxix]? Встречаюсь здесь с В. П. Бурениным. Завтра читаю на концерте в пользу местной санатории. Болею душой за мой брошенный Лужский театр[lxx], возвращаюсь послезавтра. Алексей Сергеевич, Вы придумали что-нибудь для сезона? Если придумали, то не забудьте, что у меня ничего нет... Относительно утренников у меня, положим, есть кое-что...

Ваш Борис Глаголин

24

[После 20 октября 1904 года]

   Алексей Сергеевич,
   Я плохо совсем себя чувствую, простудился что ли. Поэтому пишу о деле.
   Вчера приехал мой младший брат, вольноопределяющийся 107 армейского пехотного полка 40 дивизии. В среду он должен вернуться обратно в г. Бобруйск, чтобы 5 го декабря выступить на Восток. Мне хочется снарядить его в это 40 дневное путешествие в неизвестность, купить ему две смены шерстяного белья, две пары теплых сапог, папаху, дать в дорогу денег, устроить для его товарищей по гимназии прощальную пирушку -- одним словом сделать все, что могу, чтобы облегчить и скрасить ему непривычный для него солдатский обиход. Отец зарабатывает в "СПб. ведомостях" только на квартиру... Так как я из своего жалованья недавно сшил для "Волчонка"[lxxi] на 200 рублей костюмов, а из того же жалованья у меня вычитают аванс, взятый на Лужское предприятие, то я прошу разрешить мне аванс в 200 рублей в счет авторских % моей новой одноактной пьесы "Бессмертие", которую я на этой неделе представлю на Ваше рассмотрение. Если же она окажется ненужной и невозможной для постановки, то я аванс выплачу вычетами. Ответа на письмо ждет моя сестра.

Ваш Глаголин

25

[4 ноября 1904 года]

   Сейчас из театра, Алексей Сергеевич! Играл царя Федора. Успеха много, а удовлетворения... Хочется играть эту роль еще и еще -- она мне только улыбнулась еще -- вот какое чувство... С одной буквально репетиции трудно войти в сыгравшийся ансамбль. Играл я неровно, боязливо, сам себя прятал, но местами не досадовал на себя и забывал об Орленеве.
   Алексей Сергеевич, поставьте "Федора" в четверг вместо "Волчонка"[lxxii]. Кассир уверенно говорит, что "Волчонок" больше 170 р. не даст, "Царь Федор", по его мнению, во всяком случае даст больше. Участвуют в "Волчонке" все очень неохотно... "болтают"... мне так прямо горько играть его: думают, что из-за меня "Волчонок" не дает сборов. Если Вы сегодня же сделаете поправку в репертуар -- это лучше, чем дожидаться среды и узнать о болезни, например, Музиль и тогда поставить "Пожар Москвы"[lxxiii].

Ваш Б. Глаголин

    

26

[Январь 1905 года]

   Алексей Сергеевич,
   Первое мое убеждение, что наша труппа нуждается в свежем, интеллигентном притоке новых сил -- для этого необходимо ее сокращение в самом значительном числе. Новые условия ведения дела требуют и новых людей; репертуар, который несомненно примет характер публицистический, потребует более подготовленных к ним исполнителей, людей школы, людей, не отвыкших работать. Труппа с выработанными шаблонами игры необходима только при отсутствии режиссера. <...>
   Некоторым из гг. артистов и артисток, например, Бастунову, Озеровой, Торцевой[lxxiv] я предложил бы сбавить жалованье с тем, чтобы они за каждый спектакль, в котором принимают участие, имели бы право кроме жалованья получать еще и разовую доплату -- таким образом, они могли бы при полезности своей заработать свое прежнее жалованье.

27

[Январь 1905 года]

   Алексей Сергеевич,
   Мы были у Вас три раза -- Вы нас не приняли... Завтра заседание Дирекции. Что же, наконец, делать? Когда можно видеть Вас, чтобы передать выработанные предложения?

Председатель комиссии: В. Миронова[lxxv]

Секретарь комиссии: Б. Глаголин

Члены комиссии:

М. Михайлов, Н. Музиль-Бороздина, Ив. Судьбинин[lxxvi], Я. Тинский

28

[1 февраля 1905 года]

   Алексей Сергеевич,
   Вчера комиссия делала доклад общему собранию о своих работах и сообщила ему о Вашем согласии на реформы и их дальнейшую разработку. Общее собрание постановило благодарить Вас за внимание к нуждам театра и просить о сокращении труппы в наиболее скором времени: трудно жить и играть в сомнениях за свою судьбу. Поведение Е. П. Карпова и Я. А. Плющевского еще более усиливает волнение труппы. Необходимо сообразить состав комиссии по урегулированию окладов, по сокращению труппы и по составлению проекта Договора. Кроме нас, артистов, этого ждут и П. П. Гнедич[lxxvii], В. П. Далматов, З. В. Холмская, В. П. Буренин, А. Н. Маслов[lxxviii], выразившие свое желание поработать над инструкциями Советам...
   Вчера на собрании я, как секретарь, читал труппе наши предложения, многие их записывали и, очевидно, следствием этого явилась в "Наших днях" статья о "Реформах Малого театра"[lxxix] -- я к ней не имею никакого касательства. А так как она в своих последних пунктах (9 и 10) и не правдива, то я должен буду напечатать в "Театре и искусстве" наши предложения полностью... Если, конечно, Вы позволите! Я предполагал просить Вашего разрешения напечатать протоколы комиссии, собраний, и будущих и прошлых, отдельной брошюрой для своих и театральных людей. Теперь пришел черед работы не такой страстной, но и с этой работой нельзя не торопиться. На пути может быть много препятствий -- наш опыт есть первый опыт разработки "своего" дела "своими" силами. Очень хотелось бы сказать Вам несколько слов лично.

Ваш Б. Глаголин

29

[После 12 февраля 1905 года]

   Алексей Сергеевич,
   Был в театре. Ну, уж и новости! Карпов прочел мою речь, напечатанную неизвестно кем в "Театральной России"[lxxx]. Только теперь она на него воздействовала. Сегодня утром он перед всей труппой осыпал меня клеветами, сообщил артистам, что все реформы провалились и что: "вы теперь, голубчики, в моих руках!..". Была даже истерика. Теперь он по очереди упрашивает всех выразить несолидарность со мной и протест. Вспоминаю времена Яворской! Наша комиссия сейчас собирается в экстренном совещании, чтобы прекратить, наконец, интриги Карпова. Нельзя же спокойно работать, когда... Несмотря на весь ужас, я спокоен и могу по-прежнему корректно говорить и думать. Воображаю, чего не наклевещут на меня они сегодня... Я -- здесь.

Ваш Б. Глаголин

30

[Конец февраля -- начало марта 1905 года]

   Алексей Сергеевич,
   На подлинном собственной рукой Вы начертали: "я такого условия с Вами не заключал". Совершенно верно: не заключали. Напрасно утруждали себя, напрасно четыре дня об этом обстоятельстве Вы вспоминали, а я напрасно томился эти дни в ожидании Вашего ответа. Да, да, не заключали; Вы никогда не заключали со мной никаких условий, поэтому-то каждый год, формальностей ради, требовали, чтобы я представлял Ваши "записки", подтверждающие мои требования. И эти "записки" всегда мною немедленно в контору театра представлялись, и благодаря им я ежепостно существовал. В этом году я обратился к Вам за "запиской" по примеру прошлого. Мне думалось, правда -- правдой. Думалось, что в настоящее время я более чем когда заслужил пост. Оказывается, я заслужил поистине пост и анафему. Мне стыдно и теперь писать о заслужении. Я написал Вам тогда только, что я в нужде, что мне довольно горя и наказаний. Ведь я не предполагал, что в это время Вы, [относясь] ко мне как к родному, обзываете меня сукиным сыном и всячески (чему Тинский -- свидетель), что Вы в это время пишете покаянные письма Карпову. [С ними знакомятся] театральные [людишки] от "Лейкера" и "Вены". Нехорошо, Алексей Сергеевич! Из за Вас я оскорбил когда-то отца, променял его на Вас, любил Вас, хотел взять все неприятное за Вас, каким-то брандером[lxxxi] был в Вашей комиссии. А Вы лгали мне, когда хвалили мою энергию, сообразительность, поощряли мое литературное призвание, говорили, что я трудолюбивый. И Вы же, вместо [того] чтобы оценить мою деятельность и преданность, испытываете их -- Вы оттолкнули меня. После того ужасного письма я все ждал, что Вы раскаетесь. Нужды нет, что мальчишка перед Вами. Вы изрыгнули тогда чудовищную неправду. Я в тихом ужасе от нее просидел две недели, ничего Вам не ответил. Вы и этого не поняли, а я тогда же в одиночку стал дальше разрабатывать нашу реформу. А заметили, что Вы сделали, парализовав меня? Вы уничтожили комиссию, и реформы обратились в фикцию. Вы этого и хотели? Что я люблю только рекламу -- в этом меня бесстыдно уверял Карпов в течение 5 лет, в это время Вы уверяли меня в моих силах, в моей порядочности. Бедный, бедный Алексей Сергеевич! Вы так отвыкли от похвал, что эти несколько слов в моей речи, которые едва-едва скрашивают горечь моих упреков, Вы приняли за лесть. Эх, и устал я с Вами со всеми за это время! Даже никакой реабилитации не хочется. Бездеятельный, ничего не надо Вам. Дурак я, дурак. И [как] всегда поверил. Ах да: мне 100 рублей по Вашей подписи не выдали, а к Плющику я не пойду. На Плющевского я подаю жалобу за ложный донос, а на заседание Театрального Общества поеду с револьвером.

Б. Глаголин

   Алексей Сергеевич, вот видите, меня с Вами связывает что-то большее, чем контракт Малого театра. Я только что подписал условие с Н. И. Собольщиковым-Самариным[lxxxii], и буду служить зиму в Саратове[lxxxiii]. Теперь Вы меня не можете заподозрить в искательстве... И теперь я от всей души просил бы Вашего прощения! Если бы только понимал, чем же я виноват перед Вами? Но, вот ей-Богу, не понимаю. И Вас не виню, потому что верьте мне, милый Алексей Сергеевич, я люблю и любил Вас всегда искренне. Не одна "благодарность", не это хамское чувство диктует мне и это письмо! Можно мне прийти к Вам? Я так рад, что между нами нет теперь Малого театра!

Ваш Борис Глаголин

   P. S. Ах, вот это письмо, которое я написал Вам сгоряча и взять успел обратно. Вот, даже в отчаянные минуты я был порядочен. И теперь: по постановлению бывшей комиссии я обязан оттиснуть протоколы наших заседаний. Увидите: я сделаю это так, как не сделал бы и раньше.

31

[Март 1905 года]

   Алексей Сергеевич, я три раза был у Михаила Алексеевича, три раза был у Вас... Неужели шесть лет веры в Вас не дают мне права просить пощады моему самолюбию. Мне необходимо ликвидировать свои денежные счеты с Малым театром, -- не могу же я идти с ними к Плющику или Карпову?! Вы не бойтесь: ни воплей, ни отчаянья Вы не увидите во мне. Мое горе -- разочарование в Вас -- пережито, я переживаю большее. У меня жена лежит в брюшном тифе[lxxxiv]; она бредила, а я думал в это время о предательстве и простил его. С Вами, с Вашим сыном, с моими товарищами по комиссии я покончил -- остается театр и деньги, которые он мне, а я ему должны. Я хочу, чтобы он мне деньги отдал, а то, что я ему должен, я уплатить не могу. Вот так же не могу, как Вы -- прогнать Карпова не можете: я сросся с невозможностью отдать. Мне всего дороже спасти мать троим детям. У Вас нет этого -- и Вы должны отдать мне деньги! Мой долг -- это деньги, потраченные на костюмы "Волчонка" и убыток Лужского предприятия гораздо лучшего, чем Карпово-Плющевский театр -- около 500 рублей. Долг театра мне -- это мое жалованье за текущий сезон. Его мне не выдадут без Вашего подтверждения. Прошлые сезоны все (и те, когда поста не было) я получал от Вас записки о наших словесных договорах и получал деньги. Прошу верить, что я отдам театру и 500 рублей, но дайте же прийти в себя. Когда у человека нет ничего -- трудно придумать. Не хотите выслушать меня? Тогда ведь и мне Вас видеть неприятно! Тогда подпишите -- я напишу записку --

Б. Глаголин

32

[Март -- апрель 1905 года]

   Алексей Сергеевич,
   Сейчас прочел, что у Вас на совещаниях Кобеко[lxxxv] зашла, наконец, речь о театральной цензуре. Спешу возвратить Вам (Вашей библиотеке) две последние книги -- они могут Вам быть надобны при изучении вопроса. "Code du Théâtre", "Le théâtre et sa legislation"[lxxxvi] -- я ими уже воспользовался. В последней книге интересна глава о послереволюционном законодательстве театра; в первой книге -- уставы Французской комедии... Возвращаю Вам вместе с этим еще черновики каталога Вашей библиотеки по драматической литературе. Прошу, Алексей Сергеевич, сказать Анне Прокофьевне, чтобы она вычеркнула эти книги, как возвращенные.

Ваш Б. Глаголин

33

   Алексей Сергеевич,
   Я телеграфирую Вам свой адрес. Я очень счастлив, что Вы хоть на время, может быть, вернулись ко мне. Я не могу прямо жить, когда я ничто для окружающих, когда не верят ни в меня, ни в мою порядочность. Видит Бог, как я желаю нашему театру хорошего и как люблю Вас за Вас самих и за себя.

Ваш Б. Глаголин

   А может быть, приедете?

34

[После 18 октября 1905 года]

   Алексей Сергеевич,
   Никак не ожидал этой радости! И тоскливо мне среди этой народившейся общественности. И устал я. И вот Ваше письмо. Пишу Вам, как человек, искупивший многое за это время -- чуть что не убили. Пишу просто, как дышу.
   Что до речи[lxxxvii], то согласен -- она по моему обыкновению. Отпечатали ее как единственно легальную и тоже в целях опровержения нелепых слухов, будто я предложил все церкви обратить в театры.
   Читаю опять И. Иванова -- "Политическую роль французского театра в XVIII столетии" -- М., 1895. А знаю я в театре только то, чем обязан Вам, конечно, не только лично, а средствам Вашим, которыми я так или иначе поставлен на кон, условиям, в которых работал, жил, родил детей, печатал книжки... Допечатался!
   Зачем Вы не образумили меня? Вместо этого вы говорили и писали моим товарищам только плохое и жестокое по моему адресу! Вспомнишь -- дело прошлое -- мне вчуже жаль себя: я ведь умирал, желая что-то сделать необычайно хорошее. Теперь у нас на глазах: люди государственного такта и те...
   Опять верю, -- а ценить не переставал никогда -- ценю вас не по поступкам и словам, а оптом, -- за все целиком, как самого большого человека, с которым знаком. Жалею, что напечатал свою статью "Последнее прости"[lxxxviii], но жалею и что Вы не прочли ее: я Вам тогда же послал вырезку -- я ведь ждал, что Вы поймете весь ужас, всю мою обиду и позовете меня. Подумайте, мне не было 20 ти лет, когда я пришел к Вам, ведь тогда у меня была за Вас особенная молитва. Ух, расплелся. Стыдно.
   Словом, я хочу обратно, к Вам. Карпушка и особенно Плющик -- цветики лазурные перед местным хамством и купечеством. Играю ежедневно с двух репетиций, изнемогаю. Сборы понизились -- перестали платить, в срок платить. Три, четыре новых пьесы в неделю! Труппа такая, что я и Янкель Тинский -- боги! Телеграфируйте, если нужен теперь -- сейчас же приеду играть за долг.
   А если не нужен больше, и тогда не забывайте. Забудете, а все-таки напишу. Поклон Виктору Петровичу и Ивановой.
   Будьте здоровы. Прочел два Ваших "Маленьких письма" -- думаю, что Вас еще не захлестнул ужас нашей действительности. Вы как-то, не в пример прочим, хладнокровны. Сегодня "Нового времени" не получил. Хочется написать о курьезах саратовской революции, об ужасах провинциальной сцены. Увидимся -- все перескажу к слову.

Ваш Борис Глаголин

35

[После 18 октября 1905 года]
Саратов

   Алексей Сергеевич,
   Какое счастье быть таким, как я -- допускаю, таким плохим -- кто может быть так [счастлив], как счастлив я теперь? Для этого надо было все предыдущее пережить и также всецело! Между прочим, сейчас битых часа три расписывал Вас совершенно неинтересному для меня человеку и кончил только потому, что пришел к таким явным преувеличениям Ваших сущностей, что стало обидно -- в глазах того Вы только проиграли... Глупо счастлив!
   С чего начать?
   Счастлив, несмотря на то, что вряд ли так уж скоро увижу Вас -- Собольщиков не отпускает меня добровольно. Придется отработать ему, прежде всего, аванс, затем дать время найти другого актера -- мне кажется, вот только две причины его исключительной ко мне привязанности. Вчера он под угрозой прекращения дела добился того, что вся труппа (меньшинство подчинилось решению большинства) согласилась на сбавку в 30 % с ежемесячного оклада впредь до поправления дела, -- когда, предполагается, он эту сбавку вернет. Дела действительно неважные пошли после погрома. Другой саратовский театр, где подвизалась опера, уже прекратил свое существование. Театр, где играем мы, как место злосчастного митинга, страшен для публики, как и вся театральная площадь[lxxxix]. Продолжать служить в провинции я органически не могу. Вот где прекрасное доказательство, что не одним успехом жив я; я не могу выносить атмосферы провинциального театра, не могу работать в его условиях. Воду возить нельзя скоком, рысью да брыком -- надо для этого быть специальной скотиной, а иначе себе дороже, дороже этих бессмысленных успехов и ублажений...
   Вообще здесь нравы! Тинского, Андросову[xc] и Рамазанова[xci] Собольщиков отпускает без неустоек и с непогашенными авансами, так как у них все это время были нелады с режиссером и администраторами. Теперь, когда их так легко отпускает Собольщиков, я думаю, что ему они были в тягость по своим окладам (Тинский -- 900 р., Андросова с Рамазановым вместе -- 1200 р.). Сборам эти оклады не соответствовали и до свиданья! Рамазанова городская театральная комиссия предписала Собольщикову "не выпускать в ответственных ролях". Об этом предписании наш антрепренер оповестил на общем собрании всю труппу -- ни собственной стыдливости, ни рамазановского самолюбия не пощадил! Но Бог с ними! Я рад, мне легко теперь. Пусть завтра закрывается театр -- будет еще легче. Теперь я буду работать эту каторгу в сознании, что скоро опять к родным пенатам. Да, да, люблю мой театр вместе со всеми его недостатками, [которые все же меньше моих собственных -- зачеркнуто]. Так же искренне и глупо скажу всем и каждому: простите, я думал, что Вы плохи только потому, что мне мечталось о лучшем -- Вы, господа, лучшее из всех других, худших. Ну, теперь так: спасибо и еще спасибо -- увидимся не раньше декабря.

36

[Май 1906 года]
СПб., Кирочная 3

   Алексей Сергеевич,
   Наконец-то я выбрался из екатеринодарской мелодрамы. И представьте, не сержусь на Вас -- такой уж Вы человек для меня необходимый. Впрочем, вероятнее всего, Вы и не представляли себе моего сердца. Тем лучше. А по правде я думаю, что и вышло-то все поделом. Поделом тысячу раз: напрасно я думаю всегда о Вашей ко мне исключительной внимательности. Мне не надо было терять терпение, когда Вы так медленно делали мне ангажемент, этот затяжной ангажемент! Не надо было мне так стремительно схватить из Киева аванс и подмахнуть контракт, но с голодного желудка постом оно понятно. Не надо было мне отказываться от этого же Киева, не спросив, не отбросив от себя того романтического ореола, в котором Вы вопреки рассудку и стихиям пребываете в моем малодушии...
   И вышло глупо, грубо, оскорбительно! Глупо с моей стороны было телеграфировать Вам, грубо и с Вашей не отвечать и оскорбительно, в общем, для обоих. Помимо всего, что разъединяет. Я держусь теперь за Вас, ибо знаю, что такое другие.
   Я приеду к Вам[xcii]. Июня мне будет довольно, чтобы окончательно приготовить к изданию Ваши театральные статьи. Распределение рецензий установлено: часть их сгруппируется с именами актеров, которыми они вызваны, часть с пьесами и драматургами и часть с вопросами сцены. Эта последняя часть рассыпана повсюду -- ее или собрать в афоризмах, либо дополнить ею предыдущие (каждый раз с Вашего сведения).

Ваш Б. Глаголин

37

   На бланке:
   Редакция газеты "Новое время"

СПб., Кирочная д. 3, кв. 11

   Алексей Сергеевич,
   Я считаю вопрос нашей службы давно поконченным и на прилагаемую телеграмму я отвечаю подтверждением моего отказа от службы в Киеве. Поэтому прошу Вас подписать этот договор.
   Сегодня я видел Я. А. Плющевского и М. А. Суворина -- они ничего не имеют против службы моей, а М. А. Суворин, кажется, даже и рад -- очевидно, как секретарь, я буду полезен и ему. Но вот что с трепетом могу сообщить Вам: по словам Я. А. Плющевского, Карпов немедленно поставит ультиматум -- "он или я".
   На днях сообщу результат моих хлопот в драматической цензуре.

Ваш Б. Глаголин

   М. А. Суворин хотел поговорить с Вами обо мне.

38

   [23 января 1907 года]
   Не знаю, интересно ли Вам будет прочесть то, что я напишу о себе, но мне хочется сделать это. Я только что вернулся со спектакля, у меня на лице остатки наскоро стертого грима, а в голове все впечатления, все показания того, другого меня, который наблюдал себя играющим роль Андрея Суздальцева[xciii]. Завтра и послезавтра я прочту в газетах, по обыкновению, много неприятных вещей по моему адресу и по адресу моего "исполняющего я". Эти неприятные вещи напишут люди в большинстве далекие и чуждые мне, -- они не сумеют наговорить мне таких неприятностей, какими могу я засыпать себя, они поставят мне дурную отметку, обидят меня собственной пошлостью и, может быть, только случайно укажут публике на мое больное место. А публика... Наша милая публика, она на словах, на хлопках одна, а в душе совершенно как стоячее болото. Мы для нее именно всегда те черти, которое находятся для каждого болота. А публика, которую я чувствовал все тем же наблюдающим я, она со своими впечатлениями, ей-Богу, всегда была и будет ближе к раскланивающемуся перед ней актеру, чем к театральному критику. Критик по существу чуждается мнения публики, отстаивая в душе свое собственное. Актер же той стороной своего существа, которая занимается самокритикой во время игры, самонаблюдает и приводит в соответствие температуру зрительного зала и сцены, актер поистине критик драмы и своего искусства. Хорошо, если актер играет хорошо -- следом за ним всякий переживет всю драму, а если исполнитель никуда не годится, если он не производит никакого впечатления? Что тогда? Тогда и критик, и публика похлопают ушами и глазами и разойдутся домой, не имея ни малейшего представления о том, что за пьесу они смотрели и предполагали прочувствовать.
   Фраза цепляется за фразу, хочется договориться до чего-то, условиться о чем-то, чтобы приступить к главному, к непрошеной самокритике.
   "Хаос"... Кто-то в предварительной представлению заметке назвал мою роль "центральной фигурой"... Это неудачно: в хаосе то и страшно и интересно, что нет центра, т. е. не видно его. Бог правду видит, да не скоро скажет. Только он и может быть определенным пятном в хаосе гроздящихся, стремительно низвергающихся фигур. Несутся тучи, за ними окутанные в туман и дождь расплавленные металлы, в погоню за ними целый ураган звуков, удушающие миазмы и вдруг розовым пологом застилает всю даль блаженный дивный аромат небесного цветка. Как записать литературными терминами то, что привык только чувствовать и передавать жестом и интонацией? "Хаос"! Круги ада спутались, сбились с пути, предначертанного им вечностью. Произошла катастрофа, пропасти исчезают в пропастях, пространства затопили потопом самих себя. И только один вездесущий Господь Бог зрит на опрокинувшееся бытие. Взывайте к нему! Он единый остановит мгновение, задержит стремительность одних элементов и создаст из них устои нового мироздания. Краеугольные камни упадут к Его ногам и водрузят вновь все дни творенья, и воссоздаст мир Божий, цветущий, прославляющий.
   Нужно врубелевскую [манеру] перенести в драматургическое творчество, в сценическое искусство, чтобы представить и написать "Хаос". Моя трагедия теперь в том, что играл я по-врубелевски, но в то же время по тексту, написанному в манере Пшибышевского. Мне на долю пришелся трагический мотив по фону легкой комедии совсем не божественного свойства. Меня будут судить и осудят без смягчающих вину обстоятельств, а между тем, я виноват только потому, что ношу все это время хаос во всем существе своем. Меня бросают из стороны в сторону и моя личная жизнь, и вне меня происходящая. Я все это переживаю, но не вижу ни конца, ни начала, ни проблеска света, ничего! И вот я бросаюсь из акта в акт другим и другим падаю из тона в тон, ищу, не стесняясь зрителей, правды, света в самом себе, говорю слова, несущиеся ко мне из суфлерской будки, и вставляю в них смысл, что несется ко мне не знаю откуда, кладу их на музыку, о которой до того не имел представления. Все репетиции с их скучной канителью пошли к черту. Я не живописую свое вдохновение -- я говорю о своих поисках за ним. Оно -- Божественное, оно -- недосягаемое, оно -- центральная фигура хаоса. Я же, я -- его отчаяние, это непременно присутствующее в хаосе отчаяние. Я камнем упадал по всей пьесе, я натыкался на каждого и всем причинял боль. И не участвующим в пьесе: цензуре, Дирекции. Но мне было больнее, чем тем, на кого я, брошенный, покинутый, откуда-то, кем-то, натыкался. Я до сих пор чувствую, что я Андрей, и только нет сил застрелиться. Безнадежно.

39

[Начало 1907 года]

   Алексей Сергеевич,
   Сейчас мне на дом прислал роскошный альбом постановки "Гамлета" -- кто бы Вы думали? -- великий князь! Да, да! Привез дворцовый курьер в пакете с печатями великого князя и надписью: "от К. Р."[xciv]. Вот какой милый! На мое письмо он откликнулся первым из русских: 7 присылов я получил до сего дня, все не от русских фамилий, только сегодня какой-то Воинов[xcv] прислал снимки Сары Бернар[xcvi]... Что мне теперь делать? Послать ему, как и всем, благодарственное письмо? И надо ли возвратить ему его альбом после надобности? Я, было, привез Вам показать...
   P. S. Курсистка Федорова[xcvii] просит дать ей сыграть на утреннем спектакле царевну Ксению -- это было бы кстати, ввиду отмены "Смерти Грозного"[xcviii] и возможной неожиданности со стороны Волховской[xcix]. Если на воскресенье не будет "Самозванца", то он может быть поставлен на Масленичный репертуар. Федорова играла Ксению со мной три раза -- она играет эту роль прямо хорошо. Имеет в отношении жалованья самые скромные претензии. Если я Вам нужен -- я внизу.

Ваш Б. Глаголин

40

[Начало 1907 года]

   Ваше письмо меня взволновало, Алексей Сергеевич. Никаких "хвалебных" статей г. Россова[c] помещать я не намерен. Не я ли указал Вам на бестактности в предисловии к "Гамлету"[ci]. Было бы прекрасно, если бы мы, Ваши актеры, сумели Вас оценить и остаться несмешными, но и неумение сделать это заставило бы многих посмеяться только над нами, -- Вас за смешного не почитают и враги. Совершенно согласен, что статьи своих актеров, впадающих в жалкие всхлипывания, неуместны. Но Далматов[cii], Савина[ciii], Сара Бернар[civ], Гнедич[cv], Южин[cvi], Ермолова[cvii], Кугель[cviii], Плещеев[cix] -- неужели у них нет права выступить за своими полными подписями? Неужели у Вас, 40 лет критиковавшего их всех[cx], есть право запрещать им критическую оценку Вашей деятельности? Наряду с положительными сторонами Вашего таланта все эти литературно-артистические имена отмечают и отрицательные его свойства! Издание "Программ" принадлежит не Вам, а Театру, которому Вы не вправе запретить из себялюбивых мотивов, мотивов ошибочных, пережить один из самых благодетельнейших моментов своего самоопределения. Вы можете презирать нас, обидеть в одушевляющих нас чувствах, но знайте -- я говорю Вам прямо -- даже Ваше отсутствие не разрушит нашей белиберды и нашего семейного торжества, которым мы хотим заключить этот сезон, в котором мы опять нашли Вас для себя и для нашего дорогого театра!! Прошу у Вас права запустить последний выпуск "Программ" за моей и Дирекции ответственностью. Пусть это будет моим вознаграждением за инициативу и труд их издания.

Ваш Борис Глаголин

41

   На бланке:
   Hotels Brebant Beausejour Paris

[Май 1907 года]

   Только одно самоуверение, что служу Театру и люблю только его, облегчает мне жизнь около Вас, Алексей Сергеевич.
   Зачем Вы передали Е. К. Валерской[cxi] мои слова о том, что я больше ее люблю Порчинскую[cxii]. Во-первых, я неоднократно говорил Вам и о том, что люблю и любил единственно Е. К., а во-вторых ведь я, открываясь Вам, верил в Ваше ко мне сочувствие?!
   Бог знает, как мне тяжело.

Б. Глаголин

42

[После 30 мая 1907 года]
Paris, Avenue Niel, No 86

   Дорогой Алексей Сергеевич,
   То казалось, будто мало материала, чтобы писать Вам, теперь не знаешь, с чего начать -- так его много. Прежде всего, о том, на что сильнее отзывается душа: о родине, которую я обожаю, люблю больше всех. С корочки до корочки перечитываю ежедневно "Новое время", с тоской жду каждого вечера, чтобы купить на Итальянском бульваре новый номер.
   И странно: во взглядах моих ничего не изменилось, и не соскучился я еще по России, а отчего-то трепетно, страстно, ревниво живу только ею. Волнуешься каждой строкой.
   Вы прекрасно-прекрасно написали ответ на побасенки Столыпина[cxiii]. Жаль, что, разгорячась, не продолжали, -- чувства хватило бы на два три письма, -- так оно пылко, сжато и остроумно.
   Кстати, в Меньшикове[cxiv] стало больше раздражения, чем определенности, которая в нем временами становилась скучной. Но его теперешнее озлобление не всегда приводит к выводам, оно недостаточно заражает.
   Эта манера хороша у непосредственных дарований и зажигающихся талантов, которые находят ответ вместе со своими читателями. Если Меньшиков осилит ее -- для него это шаг. Вы вот по природе такой переживающий вопросы. И, прочитав Вашу статью, в самом себе найдешь подсказанный Вами исход, ответ или вывод. А он до сих пор брал убедительностью доводов, находчивостью в аргументах и пр.
   Дела. "Вопрос"[cxv] очень понравился и Метенье[cxvi] и Морису Доннэ[cxvii]; кто из них будет переводить пьесу, они решат сами. Просят разрешить сделать некоторые купюры. На днях буду иметь сведения, как относится к пьесе Антуан[cxviii].
   Метерлинк написал новую пьесу из жизни птиц[cxix], -- Яковлев[cxx] ее очень хвалит. Пьеса написана в манере его книг о пчелах и цветах[cxxi].
   В. Сарду[cxxii] написал для Коклена[cxxiii] новую историческую пьесу.
   Декурсель[cxxiv], автор "Двух подростков", ставит на днях в Ambigu[cxxv] новую мелодраму "Дитя Темпля"; пойду смотреть.
   Вы давно говорили мне о "Жан Мари"... В очерке о "Саре Бернар", который я купил у нее в театре и который перевожу для "Программ", я нашел эту пьесу, -- она написана А. Терье[cxxvi]. Достану и пришлю Вам.
   О, как я не согласен с Вами, Алексей Сергеевич, Сара[cxxvii] так трогательна в "Даме с камелиями"... Она скульптурна в этой роли, как можно быть пластичной только в классическом жанре.
   Был на V историческом концерте русской музыки[cxxviii]. Это, по правде, огромный успех. Был и на ужине в честь участников. Посол[cxxix] сказал прекрасную речь. Скрыдлов[cxxx] подошел ко мне с комплиментами по адресу поразительной красоты моей жены и упреками по адресу "Нового времени".
   Opéra и Opéra Comique ставят осенью "Игоря"[cxxxi] и "Снегурочку"[cxxxii].
   О Марусеньке[cxxxiii] не пишу -- запрещено. Их Величество изволят написать сами.
   Я еще по Вас не соскучился, Алексей Сергеевич, но люблю Вас больше прежнего.

Ваш Борис Глаголин

43

[Между 1 и 6 июня 1907 года]

   Спасибо Вам, Алексей Сергеевич,
   У Маруси повторилось воспаление толстых кишок. Опять ежедневный доктор, опять вспрыскивания и пр. Мы, было, поселились, как я уже Вам писал, на отдельной квартире, чтобы иметь возможность готовить самим. Но кроме неприятностей ничего не вышло. Маруся все бросила на второй же день, все хозяйство осталось на моих руках, а обедать мы стали опять у Дюваль. Кстати, сегодня к моему изумлению в моем хлебе оказался белый червь -- и это у Дюваль в Париже! Убирать наши две комнатки (120 франков в месяц) ходит femme de ménage {Приходящая домработница (фр.).} за 80 сантимов в 2 часа. Ваше письмо (единственное) я получил сегодня, а вчера я послал Меньшикову подробное письмо о реферате Хрусталева-Носаря[cxxxiv] -- думая, что Вы уже в деревне: я прочел статью Бориса Алексеевича[cxxxv], написанную очевидно из деревни. Сегодня купил "Le Théâtre" с Вашим портретом. Сегодня же получил прилагаемое письмо от Брие[cxxxvi]. Вместе с этим письмом отправлю завтра утром целую уйму пьес: их я отдал упаковать, так как очевидно, мой первый присыл в Петербург не попал. Посылаю Вам, между прочим, пьесу Брие "L'Engrenage" {"Стечение обстоятельств" (фр.).}, а к ней переведенную мною статью Ж. Леметра[cxxxvii]. Что я делаю и чем я так занят? Я серьезно, серьезно учу французский язык. До слез рад, что Вы отметили это. Статья, как увидите, не маленькая! Теперь я "понимаю" почти каждую книгу, которую просматриваю в книжных магазинах, а сегодня по телеграмме Figaro перевел весь манифест. Бедный Государь, бедные мы! Нет поддержки ни в ком! И вы, и "Новое время", -- все ожесточились в этой кровавой заварухе... Что же это, если Витте[cxxxviii] преднамеренно опоил народ, потом пьяному дал ему конституцию на растерзание, а вместе с нею и всех нас. Не верьте Вы Витте -- много лукавого узнал я о нем от этого простодушного Яковлева. И Хрусталев о Витте что-то мазал. Ах, кстати, а Вами он хвастался: "старик Суворин предложил мне арестовать правительство, не даром он сказал обо мне..." и т. д.
   Перевожу теперь другой очерк Ж. Леметра о "Гамлете", затем очень интересным представляется очерк о здешней Консерватории.
   Мечта моя приехать в Петербург и устроить один, два спектакля по дешевым ценам националистического характера: чувствуется мне потребность к выходу патриотизма, не верю в поголовное хулиганство; и умная, честная пьеса из иностранной жизни (непременно, иначе будет квасной лубок) могла бы пробудить во многих смелость быть русскими.
   Впрочем, конечно, это у меня пройдет. Останется у меня только одна забота и одна привязанность -- Малый театр. Здесь, в Париже, я при посредстве Яковлева нашел человека, который взял на себя труд собрать объявления для наших "Программ". Я купил много портретов, которые пригодятся мне для них же.
   О Марусе мне писать тяжело, не в болезни ее, а [лист с продолжением письма отсутствует]

44

   На бланке:
   Grand Hôtel du Pare Pougues-les-Eaux (Niérve)

[После 6 июня 1907 года]

   Дорогой Алексей Сергеевич,
   Перевез Марусю в Pougues-les-eaux после катастрофы в Булонском лесу. Здесь она пьет воду -- курс 3 недели. Это совсем безлюдный уголок: за стол садится не более 12 человек. Я перевожу и мечтаю прямо неотступно о Черни[cxxxix].
   Как меня странно поразила статья Павловского[cxl] о Носаре... Мы были на реферате вместе и вместе негодовали на революционные претензии; помилуйте, человек говорил и о событиях в южной Франции так, что, понимай, это все "мы", а то, что Носарь говорил вместе "я" "мы" -- это еще не скромность. Затем, после того глумления, которое позволил себе этот "скромный" молодой человек над одним из репортеров "Нового времени", которому то-то и то-то показалось -- я прямо не понимаю восхваления Носаря. А на второй странице того же номера Вы сами восхваляете Церетели[cxli]?!
   Бездействие, на которое я обречен, прямо угнетает меня. Остаться одной Маруся не соглашается... Купил себе револьвер по совету Павловского: в Париже ожидали баррикад. Здесь нет даже "Нового времени". Познакомился в Париже с художником Чумаковым (ему 86 лет, бодрый старик, друг Дюма-отца, был знаком с Пушкиным и Гоголем и влюблен в Асенкову, -- о последней обещал прислать очерк для "Программ"[cxlii]), познакомился также со скульптором Трубецким[cxliii] -- впечатление не ахти какое; жена у него шведка. Трубецкой обещал прислать мне свой рисунок, тоже для "Программ". Беляев[cxliv] все время нас чуждался и был около Шаляпина. Брие написал новую пьесу, пойдет она в Comédie Franèaise[cxlv] -- "L'est charmant" {"Чарующий восток" (фр.).} -- навожу справки. "Дитя Темпля" оказалась плохой пьесой в Ambigue. Получили ли Вы пьесы и мой перевод? Две пьесы у меня "La vie publique" {"Общественная жизнь" (фр.).} и "La grande famille" {"Большая семья" (фр.).}.

Ваш Б. Глаголин

45

   На бланке:
   Grand Hôtel du Pare Pougues-les-Eaux (Niérve)

[Июнь 1907 года]

   Сейчас получил Ваше второе письмо, дорогой Алексей Сергеевич, уже в Пуге, куда мне его переслали из Парижа. Вторую посылку я отдавал упаковать в специальный магазин и, так как она оказалась превышающей предельный вес посылок, то я отправил ее по железной дороге через специальное Бюро на place des Fernes и заплатил 3 fr. 60 c. за страховку в 30 fr. В этом деревянном ящике я послал Вам больше 15 пьес. "La vie publique" и "La grande famille" я пробую переводить -- они пока у меня. Эти пьесы наиболее интересны для нас. Случайно здесь услыхал, что Пинеро[cxlvi] имеет большой успех в Лондоне со своей новой комедией из депутатской жизни.
   Завтра отправлю Вам мой новый перевод -- рецензии газет о "La grande famille" -- и эту пьесу в Чернь, куда уже адресовал одно письмо. Вы пишите: уеду куда-нибудь? Может быть, и не в деревню?
   Боже мой, какой пустяк вчера тронул меня до слез: за обедом подают нам маленькие рыбки, рассматриваю и что же... вижу, что это мои друзья детства, маленькие "огальцы", которые я ловил решетом у себя в деревне. Эти крошки совсем и на рыбу не похожи, не похожи они и на пескарей, которые тоже вылавливались мною решетом из-под кочек полувысыхающей речонки... И вдруг все потянулось из души далекое, милое, беззаботное... Мне жаль было есть этих призраков, этих дорогих рыбешек! Ими я питался, когда на несколько дней обращался в Робинзона Крузо. Природа, от которой я стал так далек за это петербургское время, была когда-то мне очень близка, я жил вместе с ней и моей старушкой-бабушкой, которая сама-то была похожа на Виттихху[cxlvii], добрую Виттихху, на корявый пень или еще на крепость из замшелых камней, сложенную за нашим садом моим отцом во времена его детства. И вот ничего этого уже нет... Ни покойной бабушки, ни деревни, ни огальцов, ни того птичьего миросозерцания... Робинзон Крузо теперь обедает за табльдотом на водах, живет в Grand Hotel'е, а в душе у него такая неотвязная тоска, от которой нет спасенья. Как это ни странно, я положительно тоскую по России... Сейчас дрожал, читая выдержки писем Победоносцева[cxlviii], напечатанных в "Figaro"... Кстати, я Вам их пошлю: может быть, в Черни Вам это и любопытно. Не могу не возвратиться к Вашему (последнему для меня) "маленькому письму": так по-вашему, Алексей Сергеевич, нельзя верить в октябристов[cxlix]? Куда же деться? Господи, как тяжело: до всего тебе есть дело и ни для чего нет ни знаний, ни возможности!
   Вы представьте, в словаре Макарова[cl], с которым я перевожу, нет многих слов, и я как в тупике. Моя жена больна, и у меня нет языка, чтобы растолковать доктору, в чем дело, а когда она упала в Булонском лесу -- каково было мое положение! Теперь за столом я вызываю всеобщие улыбки своими разговорами о царе, революционерах и пр. Маруся говорит меньше, но знает всегда, как сказать, а я по-русски, на авось говорю слова, и выходит, очевидно, смешно. Но нас в отеле любят: переменили нам комнату на лучшую, и вообще чувствуешь, что от души.
   Встаем в 7 часов утра, идем пить воду (пьет воду одна Маруся), а я сажусь в том же павильоне с Макаровым и "La grande famille", затем в 10 часов отсюда уходим к павильону, где Маруся берет душ, а я сижу с Макаровым; затем в 10 1/2 часов к доктору Янико, который ведет приятные разговоры и берет 10 fr. -- ни он, ни Маруся ничего не понимают и жаждут одного: скорее расстаться; в 11 часов обильный завтрак до 12 часов; в 1 час все обитатели пансиона отправляются вместе с нами на Bellvue, на гору в версте от Hotel'я, и все ложимся в шезлонги и лежим до 5 часов (мы с Марусей чаще всего засыпаем, если не ссоримся); в 6 1/2 часов -- обед из семи маленьких блюд и опять перевод... По-моему, я глупо делаю, что упражняюсь в отыскании слов в словаре: иное слово я отыскиваю по десяти раз и на завтра опять не знаю, что оно значит и опять ищу! Есть отчего в отчаянье прийти! В 9 часов мы уже в постелях: мне запрещено спать с Марусей, Марусе предписано спать доктором. Часов до 12 ти я обыкновенно размышляю на всякие меланхолические темы и практические, а там засыпаю для необычайных сновидений, которые нас за границей прямо-таки преследуют с Марусей. Она все видит кончину мира, а я Индию и кровожадные нравы Майн Рида.
   Деньги 200 рублей я получил и благодаря им существую -- благодарю Вас за них еще и еще раз. Телеграмму я послал по долгом колебании.
   За меня так много людей держится, что мне по временам не стыдно даже, что я так эксплуатирую Вас. Впрочем, это утешение не из веселых.
   Одна букинистка в Париже предлагала мне 6 томов критических фельетонов Фр. Сарсэ[cli] за 18 fr. У Вас в библиотеке их не имеется? Вчера в журнале "Le monde moderne"[clii] я просматривал статью о "Comédie Franèaise" с иллюстрациями каждого уголка этого театра и портретами сосьетеров. Через неделю опять в Париж и в Петербург! Если бы Вы написали мне, где Вы будете, то я бы прямо к Вам и ударился через Москву, не заезжая в Петербург. Маруся мечтает о деревне, но у нее все еще боли в кишке. Яковлев рассказывал мне занятно о Метерлинке о растеньях -- хочу купить. В ответ на мой заказ "Petit Journal"[cliii] ответил мне, что Novoe Wremia не поручило ему комиссии, и что выслать его мне он не может. Адрес на обратной стороне.

Ваш Б. Глаголин

46

[Конец июня 1907 года]
Paris, Avenue Niel, 96

   Поди, меня совсем и позабыли в Петербурге? Господи, только и думаю, как бы поскорее в Петербург!
   Был в "Одеоне" на "La Franèaise" {"Француженка" (фр.).} Брие. Это прекрасная пьеса, каких у нас, к сожалению, писать не хотят, именно не хотят, ибо людей с умом и влюбленностью в Россию у нас немало. Брие отчитывает всех, весь мир, бульварно глядящий на все французское, он горит патриотизмом, и два последних акта идут в театре все время под восторженные аплодисменты[cliv]. "Вопрос" с его чистой проповедью придется как нельзя по вкусу французской публике. Сужу и по успеху, который имеет здесь комедия П. Вольфа "Ruisseau" {"Ручей" (фр.), второе значение "Сточная канава"; возможно, здесь игра слов.}. Тут все дело в том, что художник разочарован в женщинах, они виснут ему на шею вместе с успехом и так же легко, ни за что изменяют. Второе действие, в парижских кабачках на Монмартре, -- хорошо поставлено, -- художник встречает бедную девушку и "берет свое счастье там, где находит его". Третий акт -- их взаимное блаженство вблизи Парижа, в деревушке на берегу моря. Его брат и друг находят его и советуют вернуться к прежним "победам" -- художник здесь отчитывает своих друзей на манер Радищева. Пьеса идет в 91 й раз при полных сборах в "Водевиле".
   В театре Режан смотрел "Zaza"[clv], на днях в этом театре ставят "Рафлса", -- "Вора-джентльмена", перевод которого сделала нам Била[clvi]. Все пьесы мною куплены. Собираю иллюстрации и зарисовываю обстановку на случай. Здешняя постановка умнее, глубже, существенней и менее банальна. Особенно это надо сказать о "La Franèaise", которую поставил в "Одеоне" Антуан. Очень, очень своеобразна постановка в "Водевиле".
   В среду иду с милым И. Я. Павловским на генеральную репетицию "Дитя Темпля". Кстати, я прочел одноактную пьеску И. Я. Павловского "Певец", из времен собирания Руси, Ивана Д. Калиты. Какая милая, воодушевленная тирада в лицах. Иван Яковлевич говорил, что исправил и написал ее отчасти по Вашим указаниям и имеет Ваше слово, что Вы поставите ее. Всей душой и ему, и Вам в этом посодействую, роль певца мне очень нравится и его проповедь как нельзя более по душе.
   Купил еще пьесы: де Курселя "Ее голубые глаза", "L'otage" {"Залог" (фр.).}, "Учитель любви", несколько монологов Коклена, два иллюстрированные тома "Свадьбы Фигаро", 10 томов "Впечатлений о театре" Ж. Леметра[clvii] (30 fr.), P. Bossuet -- Premières Impressions de Théâtre {Боссюэ П. Первые театральные впечатления (фр.).} и Е. de Saint-Auban -- L'idée sociale au théâtre {Сент-Обан Э., де. Социальная идея в театре (фр.).}.
   Из всего этого я что-то подарю Вам. Вы представить себе не можете, как мне трудно учиться теперь, но я все же заметно для себя делаю успехи. Ежедневно читаю "Фигаро" и при помощи местных программ с их либретто понимаю все пьесы. Я перевел монолог Коклена и рассказал подробно все содержание "La Franèaise" И. Я. Павловскому.
   Ах, если бы эта пьеса пошла у нас, как я мог бы ее поставить "по Антуану". Меня поразило в этой постановке отсутствие придуманности и присутствие громадного воодушевления, простоты замысла и его широкого масштаба. На сцене я видел всех людьми, всех прекрасными людьми, обожающими свою родину, жену, мужа, сына, отца, видел столкновения прекрасных мыслей и чувств и их примирение. Все пошлое и грязное отошло в сторонку и не мозолило глаза. Как проста и вместе с тем красива обстановка. Вспомнить тошно о собственных увлечениях!
   На днях буду собираться домой, если Вы уедете в деревню раньше, то и в правду оставьте нам денег на дорогу -- я боюсь, что не хватит.

47

   На бланке:
   Редакция Журнала Театра Литературно-художественного общества
   Загородный пр., 36

[Конец июля 1907 года]

   Репетиции начнем 5 августа -- это кратчайший срок, к которому переписчики обещали приготовить роли, к которому удастся собрать необходимых артистов.
   Распределение ролей в "Двенадцатой ночи" по моему настоянию изменено, вернее, завтра будет окончательно установлено по-новому, с более сильным составом исполнителей. Шута будет играть Матов[clviii], которому я телеграфировал: "выезжайте Петербург приглашаю служить моем театре условия переговорите Глаголиным репетиции 5 августа Суворин".
   Приходит тьма народу с предложением служить бесплатно на выходах. Я думаю, от искренне преданных искусству и красивых лиц и фигур отказываться не следует, если им есть на что одеваться и жить.
   Посылаю Вам письмо Билы и конспект интересной пьесы, о которой я много наслышан от мужа Вадимовой, который видел ее в Лондоне. Биле я послал телеграмму, чтобы присылала.
   У Колышко[clix] флирт с цензурой, надеюсь благополучный для него. На днях об этом телеграфирую.
   Одновременно посылаю Вам пьесу Протопопова "Гетера Лаиса"[clx]. Граф Зубов[clxi] заболел. Острожский[clxii] ждет от Вас ответа по поводу его пьесы "Только тело", которую я Вам оставил.

Ваш Б. Глаголин

48

[4 сентября 1907 года]

   Теперь пятый час ночи, мой милый Алексей Сергеевич, я только что вернулся из клуба, куда поехал с [нрзб.]. Выпили вчетвером 2 бутылки шампанского, поэтому за особенную выразительность в письме не поручусь. Грустно, тоскливо до омерзения, но это так себе...
   Ежедневно хожу на экзамены[clxiii] и посильно отстаиваю молодое, оригинальное в моем представлении и протестую против мещанства.
   После экзаменов был в цензуре: Вашу пьесу разрешили с исключениями, как я телеграфировал уже. Пьесу выслал заказной[clxiv].
   В. П. Буренин много хорошего говорит о Вашей пьесе, которую он просит Вас назвать "Пощечиной" -- телеграфируйте, если согласны на это заглавие. <...>
   "Бесы"[clxv] на днях будут разрешены, по словам Ламкерта[clxvi].
   Не забудьте телеграфировать в день открытия школы: это и поддержит всех, да для начала вообще необходимо[clxvii].
   Завтра выходит No 2 Журнала -- Ю. Д. Беляев очень одобрил, а В. П. Буренин, который за отсутствием Михаила Алексеевича прочитывал No и выбросил из него статью Е. Беспятова[clxviii] о "Грозе" -- пришлось переверстывать.
   Сборы слабы: понедельник -- 600 р., вторник -- 650 р. Хорошо идут билеты на "Власть тьмы". <...>
   Ах, как я совсем один.

Ваш Б. Глаголин

49

[Середина декабря 1907 года]

   Да, м. г. Алексей Сергеевич, вчера в Малом театре я пережил двойной спектакль: в душе встречались впечатления от пьесы, разыгрываемой на сцене, и от комедии в зрительном зале. "Русские аргонавты"[clxix], встреченные залпом ругательских отзывов в газетах, заинтересовали меня, и я пошел на второе представление этой пьесы посмотреть, так как газетным рецензиям о Малом театре придаю обратное толкование: если ругают, значит в театре дано нечто заслуживающее внимания. Я не раскаиваюсь в своем взгляде на измышления господ рецензентов после того, как побывал на "Русских аргонавтах". Но не о них речь, а о комедии зрительного зала. Первый акт пьесы оканчивается под энергичное шиканье и робкие аплодисменты. Второй акт -- энергичные аплодисменты, шиканья уже не слышно; после третьего акта артистов вызывают до 8 раз и слышатся крики "автора"; успех четвертого акта несколько охлаждается прекрасной половиной публики, которая из боязни взрыва динамита устремляется из зала.
   Мне передавали, что Вы -- автор пьесы "Русские аргонавты". Признаюсь, мне не верится! Не потому, чтобы пьеса казалась мне недостойною Вашего пера, -- не допускаю, чтобы Вы укрылись за псевдонимом, выступая с идеей благородною, патриотической и так сценично выраженной. Но если пьеса принадлежит Вам, то Ваше укрывательство под псевдонимом совершенно достаточно наказано отзывами газет, и меня это не трогает. Но странно то, что пьесу псевдонимного автора и смотрит публика псевдонимная, выдающая себя не за то, что она есть, публика, боящаяся быть самою собой, укрывающаяся за продиктованные ей мнения со столбцов наших газет. Помилуйте, как мы сможем смотреть русскую пьесу, которая не обливает помоями русскую жизнь, а указывает в ней на явление положительное, хорошее. Как осмелиться хвалить то, что хотя и волнует и вызывает слезы и радость, но национально и патриотично. И вот в зрительном зале происходит комедия: публика мало-помалу прикрывается псевдонимами и, почувствовав себя свободною, начинает искреннейшим образом восхищаться необычайным явлением современной сцены: положительным типом русского человека, его злополучием и горькой долей.

50

25 января 1908 года
СПб., Загородный, 36

   У меня величественное самолюбие? Очевидно, оно помещается вблизи поджатого хвоста, о котором я вчера Вам исповедовался. "Это самомнение, -- вы пишете, -- разумеется, соразмерное с талантом". Что же это такое, Алексей Сергеевич? По сладенькому Радзивилловичу[clxx] судите, что авторы очень вежливы? Он мягко стлался, а вторую ночь, благодаря ему, не спишь и спиваешься. В чем, Христа ради, мое издевательство: я вижу его только над собой со всех сторон! Не сообщил ли я Вам все, что было у меня самого осмысленного и деликатного на душе по отношению этой пьесы и ее ролей. Стихиям вопреки, которые бушуют в Вас, я верю в свое нравственное право претендовать на роль Ильи и отстаивать это право, заработанное, заработанное, заработанное! Мне больно, что Вы пишете и о себе с таким неуважением. Ах, мне хотелось бы говорить с Вами: какими оскорблениями Вы встретили бы меня и как бы ласково проводили. Я бы рассказал, какую величественную ночь мы провели с моим величественным самолюбием! Многое не снится даже такому мудрецу, как Вы. Вашего несправедливого гнева я не боюсь и никогда не боялся: вчера не пошел к Вам, только чтобы не волновать Вас, чтобы, благодаря своему подлому поджатому хвосту, не уступить Вашей неправде. Не знаю, как со стороны покажется Вам мое письмо, но я написал его в желании быть благодарным, честным, не трусливым и уважающим Вас.

Б. Глаголин

51

   На бланке:
   Редакция Журнала Театра Литературно-художественного общества
   Загородный пр., 36

[Февраль 1909 года]

   Вашей душе от Б. Глаголина
   Не помню у кого, но я прочел, что порядочный человек, освещая перед вами что-либо, делает это, обнаруживая ваше в этом факте идеальное участие, возвышает вас в собственном вашем сознании и в результате сам непременно проигрывает в вашем мнении -- вам кажется, например, тотчас же, что содеянное им нечто значительно ниже того, на что способны вы. Он воодушевляет вас на лучшее, сравнительно с тем, что он сделал в эту минуту сам, и это никогда никто не оценит, если не испытал этой обиды, приятной обиды. Вы в своих статьях советовали, воодушевляли, волновали души, приводили их в творческое состояние, Вы будили энергию, мысль, храбрость, -- целые группы людей шли на работу по вашему зову или проклинали вас и кончали самоубийством, не будучи в состоянии разобраться, выбраться из того волнения, в которое бросали вы их... Одним словом, вы возвышали во мнении самих себя многих и эти многие, поверьте, пробужденные вами, через минуту смотрели на вас свысока, как более умные, талантливые, храбрые и энергичные. Пробуждая других, вы должны были вставать раньше их и надрывать свой голос, а они, эти сони, бездарные и лентяи, вами поднятые на ноги, протирая свои глаза, они уже чувствовали себя бодрее вас. И вам, утомленному, оставалось ложиться спать, давать им дорогу и капральскую палку, чтобы опять и опять расталкивать их под бока на следующее же утро! Это история дня и всякого порядочного человека, у которого деликатность убивает день и ночь, но дарит ему все золото раннего утра. Это золото у него отбирают, когда оно обесценилось в его глазах прикосновением многих рук.
   Михаил Алексеевич, с которым мне не приходится бороться и спорить, все это время третирует меня прямо невозможным образом. Я положительно не вижу выхода из этого положения. Я понимаю, как вредны и неуместны личные счеты в данном случае, но, согласитесь, нельзя же насильно присутствовать на заседаниях. Посылаю Вам одобренный Михаилом Алексеевичем фельетон, но затем фельетон не пошел. Впечатление всех, что Михаила Алексеевича кто-то настраивает против меня упорно и систематически, -- это меня совершенно обескураживает.
   Мне и всем моим буквально не на что жить: жалованье мне не выдается, хотя Арбатов[clxxi] и Гловацкий[clxxii] его получают. Арбатов ведет себя вызывающе и именует себя главным, сделал мне замечание за то, что я вызвал на заседание декоратора и бутафора без его ведома. Сделал я это, чтобы дирекция непосредственно ознакомилась с положением вещей и стоимостью постановок, и тот же Карпов не сказал бы мне таким тоном, как Арбатов, не желающий мне простить оппозиции относительно мастерских, "Ревизора"[clxxiii] и его актрис.
   Пинеро написал новую пьесу "Грошовый гость". "Долорес" Мятлева прочел В. П. Буренин и нашел пьесу слабой. Александринка ставит "Мертвый город" Д'Аннунцио[clxxiv].
   15 июня уезжают из Петербурга за границу Буренин и Маслов.
   Господи, какая несуразица!

52

   На бланке:
   Редакция Журнала Театра Литературно-художественного общества
   Загородный пр., 36

[Май 1908 года]

   Алексей Сергеевич,
   Можно и у бедняка, и у богача украсть по 5 копеек и одного разорить, а другой покражи и не заметит, ни сам не заметит, ни другие не заметят. Все актеры, кто сколько мог, крали у такого богача, как Сальвини, но подумайте: ведь это очень громоздкая вещь, украсть такую почти недвижимую собственность, как Гамлет, Лир, Отелло... Трудно и бесплодно украсть у Толстого, у Господа Бога и как легко украсть, например, журналисту у журналиста?! Украсть манеру, идею и тему злободневного фельетона или статьи за общим разговором. Сальвини не играл Шерлоков Холмсов[clxxv], и их у него не воровали, но тот же Сальвини злился на Дальского, игравшего накануне в его присутствии[clxxvi], и спрашивал: сколько раз видел Дальский его сына в роли Отелло[clxxvii]? Но это между прочим: жид и без дублерства и с дублерством будет нашей душе милый. Боязнь русских людей перед собственным производством дошла до того, что вчера Лев Иванов[clxxviii] только после успеха его оригинальной оперетки признался, что он ее автор, а не переводчик, как напечатал на пьесе и афише!
   Ваш упрек по адресу моего великодушия принимаю... Виноват. Но иногда мне кажется, что я так безразличен всем и так все любят только себя, что мне не жаль никого, и я начинаю выть. Я обращаюсь в зубную боль, в отчаянье, -- но проходит день, два, и лишь стыдно моей мещанистой досады на людей, на их мещанистость.
   Относительно графа Зубова, пьесу которого "Третий звонок"[clxxix] я Вам послал заказной бандеролью, хочется сказать вот что: он 25 лет, аристократ, прекрасный музыкант, пианист и актер из труппы великосветских любителей, приятель Острожского, который и привез его ко мне. Он меня очаровал, скажу правду, -- это сама красота! Пьеса его не банальна, по-моему, написана легко и не так вульгарна, как пишут ремесленные драматурги. Постановка пьесы не вызовет расходов и будет давать сборы не меньше "Порядочных людей"[clxxx]. Автор ждет Вашего мнения и указаний, готов переделать пьесу, дополнить, но горит желанием видеть ее на сцене: без нее он никогда не напишет лучшей пьесы.
   Рышков взял свою пьесу из Александринки и передал ее нам сегодня на заседании, чему я, зная Ваше мнение о "Казенной квартире"[clxxxi], искренне рад.
   Арбатов по-прежнему действует мне на нервы своей тупостью, с которой он сегодня отстаивал распределение ролей в "Двенадцатой ночи"[clxxxii]. Только благодаря Буренину роль Мальволио отдали Блюменталю[clxxxiii], "так как роль Герцога, -- которую ему назначил Арбатов, -- мала и не требует актера"; очевидно по тому же мотиву эту последнюю роль оставили за мной. Я все время молчал, ибо пребываю в настроении далеком от сцены: презираю.
   Россова отправилась к Вам по собственному почину, узнав адрес Ваш в редакции.
   Макет, сделанный декоратором для салона в новом стиле, забраковали, ибо он сделан не в стиле, а "от себя" и по собственному подзаборному вкусу.
   Я попросил Плющевского послать Вам сведения о сборах, чтобы определить, что только разнообразие утренних пьес есть причина сборов и обстановочность их. Мое предложение: оставить собственной костюмерной славу исключительно новых постановок, а все возобновления делать по системе проката костюмов из мастерских Лейферта, Михайлова и других прошло на заседании только отчасти -- поручили мне "поговорить" с Лейфертом о ценах за каждый костюм. Всем до очевидности ясно, что все пьесы и все костюмы обойдутся слишком дорого. До сих пор не готово ни одного костюма, декоратор склеил макет комнаты, Арбатов [нрзб.] "Двенадцатую ночь", Гловацкий что-то переписывает в бутафории, Глаголин исходит критикою всего сущего, и все это вам стоит всего около 1000 рублей с 1 го мая по 1 июня! А если и Глаголину положить его долю, то и больше. Недорого и глупо.
   Словарь на букву "А" мною приводится в порядок: посланные Вам две формы требуют большой корректуры и, главное, дополнений. Жалею, что Вам послал их[clxxxiv].
   Писать в "Новое время" такая орава охотников и все они так смотрят ревниво и алчно, что, пожалуй, выгоднее знать свой актерский удел и не соваться. Хотя уж больно тошен этот удел, если в нем замуроваться.
   Относительно Толстовского спектакля[clxxxv] в августе я нахожу идею счастливой, но скучно будет, если к этой литературе на сцене не приложить красоты чисто сценической. Мы видели это на "пьесах" в их неприкосновенности. К 28 августа талантливая голова могла бы написать пьесу, где Толстой был бы на сцене, и публика бы провела два, три часа в его обществе. В такой пьесе настоящий драматург (без лести и холопства) может заинтересовать на несколько представлений, а сборный спектакль из живых картин и сцен может оказаться скучным и шаблонно-юбилейным. Толстому заживо можно и памятник поставить и на сцене изображать его.
   Королеве жен нашей мы Ваш привет повергнули к стопам.

Ваш Б. Глаголин

53

   На бланке:
   Редакция Журнала Театра Литературно-художественного общества
   Загородный пр., 36

[22 мая 1908 года]

   Алексей Сергеевич,
   Мою заметку о "Белой ночи"[clxxxvi], хоть и сокращенную наполовину, а может быть, именно поэтому, процитировали в "Руси" в отделе "Среди газет", усмотрев в ней какой-то необычайный символизм[clxxxvii]. Вчера ездил с Марусей к И. Е. Репину[clxxxviii] (по приглашению через генерала Стаценко, поднесшего мне букет на "Орлеанской деве"[clxxxix]) в Куоккала. Совершенно очарованы приемом и Репиным. Сегодня всю ночь до утра писал свои впечатления... Как хорошо быть журналистом! Читал сегодня их Михаилу Алексеевичу, ему первая половина понравилась, а вторую я переписал сейчас в редакции заново. Читал Маслову, этот сказал: "знаешь, это очень мило". В редакции мне вообще советуют выбрать псевдоним вместо буквы -нъ, которая ничего не выражает. Придумайте мне, пожалуйста, самый необычайный. Кривенко[cxc] продолжает подзуживать Михаила Алексеевича против меня: я жаловался на него Буренину. Жалоба оставлена без последствий за вздорностью. Евреинов просит Вас взять какую-то удивительно интересную актрису Темирову[cxci], я ничего удивительного в ней не нахожу и недоумеваю, почему он не возьмет ее в театр Комиссаржевской[cxcii]. Ходят слухи о том, что Карпов уговаривает многих из нашей труппы переходить к нему. За меня Вы можете быть спокойны. Сегодня мне за наверное передавали, что Миронова уходит на Императорскую, -- думаю, что ерунда. Я готовил полную обстановку к Комедии о революции; если пьеса и не пойдет, то обстановка и павильоны пригодятся для любой пьесы. Михаил Алексеевич дал мне 100 рублей, на кои и проживаю с моим обширным семейством. Скоро пришлю Вам телеграфный запрос о секретарских, -- это называется: "Иду на Вы!" Жуковская[cxciii] отклонилась от сотрудничества Геркена[cxciv], ибо вообще стала необычайно важна, как "уполномоченная Алексея Сергеевича по репертуарной части". Это во мне говорит зависть, хотя я почитал себя вроде главнокомандующего по всем частям света. Репин в совершеннейшем восторге от Маруськи и просил ее позировать во весь рост для портрета. Вы можете гордиться, так же как и я. Почему свирепо глядящий на меня Митя Коломнин[cxcv]до сих пор не в деревне? И когда я поеду к вам? Мне предлагают гастроли чуть ли не изо всех щелей, но неужели Вы допустите своего артиста, режиссера, секретаря, редактора и Глаголина до новых унижений? Я бы на Вашем месте запретил ему ныне всякое орлеанское.
   Отдал я в набор первую букву словаря, чтобы дать Вам прочесть и еще двум-трем. Потом надо будет окончательно решить: печатать или не печатать. Объявлений пока на 800 рублей только, а у меня идея такая, чтобы печать словаря окупилась и гонорар: на продажу надежд мало.
   Вчерашнее письмо к Вам мы с Марусей вырывали друг у друга и разорвали и измяли. Всего хорошего, милый Алексей Сергеевич.

Ваш Борис Глаголин

54

   На бланке:
   Редакция Журнала Театра Литературно-художественного общества
   Загородный пр., 36

[31 мая 1908 года]

   Отпечатали 2/3 Ваших критических статей, Алексей Сергеевич, освободили набор и двигаемся далее. Не согласитесь ли Вы на такое название книги:

А. С. Суворин
Об актерах и пьесах
Театральная критика
Том I (1866 -- 1876)[cxcvi]

   Был у Лейферта, он, конечно, всегда к услугам театра. Подал верную мысль: каждый месяц требовать от мастерской сумму общую забора из магазинов, чтобы не зарываться и знать, во что обходится в среднем сработанный за месяц костюм, кроме работы, т. е. содержания мастерской. Я уже потерял всякую надежду увидеть свою статью, и вдруг она появляется: знаю, кому и этим и другим вообще обязан. Каждый день занимаюсь у Анны Прокофьевны в библиотеке для словаря. Кормилицын[cxcvii] советует издать в рассрочку и по подписке, печать оплатить объявлениями, а гонорар уже уплачен мною. Но стыдно, если словарь будет носить детский и банальный характер! Надо над "А" много еще работать: материалов бездна. У Маслова нашлось три словаря! Отсутствует опера, балет и техника! Достал автобиографию Агарева[cxcviii]!
   У моей дочки брюшной тиф. Брата отправляю на кумыс. Маруся просится в Эривань. Адрес Орленева обещал прислать Набоков[cxcix].
   В "Речи" напечатаны сведения, протокол соиздателя "Руси" Семенова с правлением банка, бесповоротно компрометирующий "Русь"[cc]. Сегодняшняя статья Меньшикова о роли Гучкова[cci] по вопросу об армии, по-моему, оскорбляет Государя, хотя это только мое мнение, конечно.

55

   На бланке:
   Редакция Журнала Театра Литературно-художественного общества
   Загородный пр., 36

[Весна -- лето (до августа) 1908 года]

   Мне пришло в голову, как хорошо было бы разоблачить дутую необходимость сценической иллюзии и всю естественность, которой так кичатся и дорожат в современном театре[ccii]. Устроить хоть на пробу, Алексей Сергеевич, такой спектакль, чтобы антракты не были бы таинственными для публики: пусть на глазах зрительного зала происходит разборка и установка декорации и прочего, пусть на авансцене по сторонам будут ложи для публики! Ведь не в этом суть, и чем скорее это открыть всем, тем легче будет для театра, который разоряется на декорации и обстановку с костюмировкой. Ваша идея о "Горе от ума" в современных костюмах, о которой я напечатал в 1901 г. в "Ежедневнике искусства и литературы"[cciii], вызвала тогда одни насмешки, а теперь на стр. 61 в "Книге о новом театре" г. Аничков говорит о "Гамлете" в современных костюмах в серьезном тоне[cciv]. Надо верить в свои идеи и приводить их в исполнение самим, милый Алексей Сергеевич. Вы вспомните, сколько раз объезжали вас на ваших же лошадях? Оно, конечно, побуждает к новым, более зрелым идеям, но все же надо сказать, что часто идеи зеленые бывают вкуснее и заманчивее, а зрелые горчат и сушат. А еще вернее, в деле должна быть и зелень, и зрелость, и даже стоеросовое дерево.
   Сегодняшнее заседание одобрило два эскиза павильона в новом стиле, а Михаил Алексеевич выдал Рышкову 300 р. аванса с тем, чтобы в августе дать еще 300, а в сентябре 400. Рышков хочет писать Вам еще об авансе. Масловы шлют вам привет.

56

[Июль 1907 года]

   Я обратился к Вам телеграммой накануне первого числа, когда надо сделать призыв актеров, решенный весной на 1 августа. Никакой Дирекции налицо не имеется: М. А.[ccv] в деревне, Буренин за границей, Плющевский в Ялте, оба режиссера в дело обращены быть не могут, да и недостаточны для отмены постановления Дирекции. Я поднял набат потому, что считаю это за свою обязанность -- начать что-нибудь делать.
   Репетировать с 1 го -- это значит переплачивать до 5 тысяч за ряд несостоявшихся репетиций: актрисы и актеры не съедутся, не будучи оповещены заранее, у иных же, судя по телеграммам, продолжается летний сезон и леченье (напр., у Рощиной[ccvi]). К репетициям, кроме "Двенадцатой ночи", ничего не готово, да и в этой пьесе распределение ролей немыслимое и требует пересмотра. Необходимо уговориться с Лейфертом, так как без него не обойтись, а на это никаких полномочий не имеется, скорее наоборот запрет. Дирекция постановила чествовать Толстого переделкой Дубельт[ccvii] -- и это постановление требует отмены и приостановки декоративных и бутафорских приготовлений. Пьес "Казенная квартира" и "Дети"[ccviii] не имеется ни у кого из режиссеров или по пьяному делу скрываются от меня.
   После Вашей телеграммы я сейчас еду в Финляндию к Михаилу Алексеевичу и приеду от него или с уполномочиями или окончательно устранюсь от дела, в которое лезу по необходимости, как потел бы на пожаре. Да и в пожаре-то виноват я к отчаянью моему. Только ради Бога верьте в мое желание работать. По приезду от Михаила Алексеевича соберу режиссеров с дач и протрезвлю.

Ваш Б. Глаголин

57

   На бланке:
   Редакция Журнала Театра Литературно-художественного общества.
   Загородный пр., 36

[Середина мая 1908 года]

   Для меня теперь всего дороже мои заметки! Клянусь Вам, что их безобразят и делают еще хуже. Я даже плакал, выпрашивая фразы. И о Блоке[ccix] пошла только банальная половина и об Александринке[ccx]. О последней заметке мне даже метранпаж телефонировал: "от заметки не осталось и половины, по-моему, не стоит пускать". До слез обидно, что не я виноват в этом и в том, что Вы находите. У меня за десять лет скопилось мыслей о театре и выстраданных мыслей, а выразить их не умею, очевидно. Успех среди редакции меня не утешает, и хотел бы его от Вас. Но противно, когда вычеркивают несогласное с их мнением! Ведь я же все до слова пережил и переговорил с Вами, мой дорогой, бесконечный друг Алексей Сергеевич.
   Пьесу Протопопова[ccxi] я до сих пор не читал и мнения о ней не имею. Дирекция и В. П. Буренин ее одобрили.

58

   На бланке:
   Редакция Журнала Театра Литературно-художественного общества Загородный пр., 36

24 августа 1908 года

   Не писал Вам долго, потому что работал. Удивляюсь, почему Вы так долго остаетесь в деревне, -- малютки, надеюсь, поправились? Неужели Вас не тянет к волнениям, к жизни? Здесь теперь так интересно! С контролем и кассой и выдачей контрамарок, кажется, улаживается. Сегодня 24 е августа, в кассе взято билетов на 26 е на 400 рублей. Театром интересуются, афиши нашего театра расклеены по киоскам, в газетах ежедневно заметки. Боюсь за "Двенадцатую ночь": костюмы безвкусны и бедны, а главное, не интересны по стилю, привычны. Какая поэзия могла бы в них быть, если бы они были сделаны по гравюрам, которые я нашел у Вас в библиотеке. Одну из гравюр этих помещаю в первом No "Журнала". Поставлена пьеса хорошо, но не одушевленно. Актеры ждут Арбатова на репетиции по часам, -- опаздывает ежедневно, -- очевидно, он к большому делу не привык и не привык к хорошим актерам: надоедает исполнителям курьезными, банальными поучениями и беседами, обращает чрезмерное внимание на внешние проявления, но не может до сих пор установить общей музыки исполнения. Его бесконечные репетиции очень дорого стоят театру: оркестр музыки, статисты и освещение каждую репетицию стоят до 160 рублей! Неудобство Арбатова, что он не знает труппы и требует приглашения все новых и новых артистов и артисток, которые, по-моему, не заслуживают ни приглашения, ни своих окладов. У нас в театре теперь целая еврейская труппа Красова[ccxii], с которой он ставил "Черных воронов"[ccxiii]. Все это обидно для старых наших актеров, которые и лучше, и меньше получают. Может быть, Арбатов хочет окружить себя "своими"? В характере его много упрямства и чиновничества, так что он тотчас перешел на сторону Плющика. Поддерживаю с ним приятные отношения, но своего мнения о нем в душе держусь. Плющик хотел, было, провозгласить его главным режиссером, но при помощи В. П. Буренина я эту штуку провалил. Палку в руки никому давать не следует, а если кто заслужит уважение и приобретет авторитет, то и без названия станет главным. Слава Богу, все не расползается, а крепнет, несмотря на все наши общие всем промахи. Я смиренно репетирую в фойе одноактные пьесы[ccxiv] и, кажется, нравлюсь. Михаил Алексеевич ко мне относится теперь более доверчиво, и мы с ним и Борис Алексеевичем ездили даже к Контану[ccxv] ужинать. Когда я прав, когда я работаю с верой в себя и в дело, то как-то забываю все оскорбления людей, хотя по опыту знаю, что их не минуешь впереди, когда ты как негр сделаешь свое дело. А все-таки, милый Алексей Сергеевич, приезжайте сюда работать! Боже мой, сколько можно хорошего сделать в нашем театре, интересного. Не думайте, что Вам вредно волноваться и работать! Вы там одряхлеете и больше ничего. Вы не такой человек, чтобы это прозябанье было на пользу. Жду Вас всей душой, хотел бы все время быть около Вас. Целую Вас, мой единственный старый друг, целую Вас.

Б. Глаголин

   Эту заметочку Михаил Алексеевич без Вашего разрешения не хочет поставить, как чрезмерно декадентскую. Я ее написал своим горем, ужасом. Автор, актеры и сам Михаил Алексеевич больше чем одобряют мою постановку. Но конечно, мне будут шикать в театре мои доброжелатели, так как я смело порываю со своим прошлым!

59

   На бланке:
   Редакция Журнала Театра Литературно-художественного общества
   Загородный пр., 36

[До 26 августа 1908 года]

   Дело обстояло так: Гловацкий застал Вольфа[ccxvi] за комплектованием билетных книжек для предстоящего сезона, Арбатов видел, как к Вольфу несли целые связки билетных книжек из комнаты под секретным замком, ключ от которой должен быть у Плющевского. Одновременно с этим в типографии Суворина печатается новый заказ совершенно тождественных книжек, которые с торжественными формальностями перед открытием кассы театра будут выдаваться Богдановым, штемпелевавшиеся им же. У Вольфа же готовится дубликат точно таких же книжек. По ним будут продаваться билеты, а по богдановским будет сдаваться отчет. Очевидно, так, ибо зачем же теперь трудиться Вольфу над тем, для чего нанят Богданов? Обсудив это обстоятельство, мы решили послать Вам телеграмму, а я приготовил на случай и еще сюрприз г. Вольфу: я бросился в типографию и, остановив печатание тождественных с прошлогодними билетов, заказал билеты нового образца. Таким образом, предварительные труды Вольфа пропадут даром. Перемена кассиров необходима во всяком случае, если уж нельзя расстаться с Вольфом, -- эти ростовщики держат всю труппу в руках и им должен даже бедный Гловацкий. Жульничество с контрамарками, которые набирают актеры на фальшивые фамилии и выдаваемые лично Плющевским, не может быть остановлено при близких Плющику кассирах. Все эти злоупотребления можно вывести в начале сезона.
   Приехал В. П. Буренин, и я от его имени послал Вам сейчас телеграмму.
   Посылаю присланную на конкурс историческую пьесу "Златорозовый крест"[ccxvii]. Она написана, по словам Маслова, в духе Сарду и ему понравилась.
   Жуковская рехнулась, она действительно думает, что ее "Дети" шедевр! В ее годы и девическом положении, конечно, дети гордость, но не от Духа же Святого ее дети! Да и сама она дитя Малого театра и должна была бы понять необходимость ставить и в сентябре чьи-либо пьесы. Что это за авторы "со своей специальной публикой в октябре"? Октябристы какие-то! Давайте, Алексей Сергеевич, театр открывать в октябре... коли ничего нельзя поделать с Жуковскими. И что она сочиняет, ссылаясь на меня: никогда при мне Вы ей не обещали постановку непременно во второй половине октября!
   Слава Богу, что Рышков согласился дать пьесу для начала: ему выгоднее для провинции пустить пьесу раньше.
   Арбатов придумал довольно оригинальный трюк с небесами голубыми падугами, -- вместо них в "Двенадцатой ночи" будет настоящее небо без тряпок, как голубой купол -- потолок...
   Виолу играет Борская[ccxviii]: вот ее карточки. Верните мне их потом: необходимы для Журнала. Объявления идут хорошо. Шута играет Матов, он завтра приезжает -- вот его телеграмма.
   Писать подробно некогда, хотя и много надо бы написать -- иду на заседание режиссеров. Когда же приедете? Сезон будет хороший, если мы сами его не испортим.

Ваш Б. Глаголин

   Погибаю от безденежья: заложил часы, пальто и фрак.

60

   На бланке:
   Редакция Журнала Театра Литературно-художественного общества
   Загородный пр., 36

[Сентябрь -- начало октября 1908 года]

   По справке оказывается, что Лаиса умерла по истории раньше Аспазии, что Диогену всего 14 лет, Аристиппу не больше 6 лет, о Демосфене и говорить нельзя, а самой Лаисе нельзя встречаться с Ксенократом: она родилась, когда он был уже 10 лет ad patres {К праотцам (отправиться), т. е. умереть (лат).}, и т. д. в этом роде! Но билетов на первое представление нет уже за неделю.
   Лесу для подделок взято на "Лаису" на 500 руб., вообще же она будет стоить около 4000 рублей, но, говорят, окупит их. Давай Бог, а мне не верится.
   "Двенадцатую ночь" я настоял поставить на утро. Холеру, слава Богу, пережили без особого падения сборов[ccxix]. Помню Ваше разрешение поставить на утро "Вопрос". От Вашего имени передал труппе благодарность Вашу за приветливую телеграмму.
   "Фрейлину"[ccxx] бы не ставил -- задерживать репертуар и ослаблять сборы, или при ней на репертуар еще новую пьесу: на очереди пьеса Зубова? Хвалят "Черта"[ccxxi]...
   "Казенная квартира" против моего ожидания держится. Плющик все толкует о централизации власти: ради Бога, не слушайте. Отчет по постановкам -- дело каждого режиссера, и они не должны увиливать с Арбатовым от цифр. Иначе мы в конце сезона не распутаемся с Коровиными и другими поставщиками. У Плющика откуда-то появилась широкая натура и вера в будущее: "все окупится через три года". Стараюсь его вразумить. Он очень постарел. Рошковская[ccxxii] тоже.
   Было у меня четыре дня воспаление гортани. Вчера чуть не ударил палкой пьяного помощника режиссера, но, слава Богу, удержался: он напутал выхода и не дал выстрела. Каялся и помирился.
   Дочка моя Леля поступила в институт, ей исполнилось 8 лет[ccxxiii]. А я и не заметил, как они прошли! Взрослая девочка!
   По части сентиментной окончу письмо тем, что сообщу: Вы у меня теперь по всей стене со своим кабинетом в рамках поразвешены, и я часто сочиняю про Вас умилительные небылицы. В них всегда есть и правда, но больше благожелательной фантазии: я могу говорить о Вашей милости часами! Да с!

Ваш Б. Глаголин

61

   На бланке:
   Редакция Журнала Театра Литературно-художественного общества
   Загородный пр., 36

[Сентябрь 1908 года]

   Опять и опять напрасные ожидания Вас! Как это обидно. Вот кажется утешаешь себя: приедет и... Даже не хочешь думать о том, что за этим "и"... По правде может оказаться ужасная фраза, которую Вы не преминете сказать, конечно: "оставьте меня в покое, делайте, как хочет (таинственная) Дирекция" или "скажите Мише[ccxxiv]"! А все-таки так хотелось бы скорее побыть с Вами, почувствовать себя на минуту спокойным. По временам я просто не хочу быть самостоятельным, ответчиком, вот так бы и схватился за кого-нибудь и пошел бы с ним по этому базару. Ух, какой базар -- этот театр! Невольничий рынок...
   Давыдов приходил и плакал о дочери[ccxxv]. Умоляет Вас разрешить ей дебют в одноактной вещи на 75 рублевое жалованье. Дирекция ему отказала -- свиньи! Мне вчуже жаль старика! Неужели его протекция меньше, чем протекция разных господ, которые поустраивали к нам своих содержанок? А может быть, она и талантлива? Слухи противоречивы. Дирекция иногда без Вас не решается на ерунду и решает тысячные вопросы! Выскажитесь. То были за Давыдовских двоих по 100 р. и были готовы (если бы не я) и на большее, а теперь: "как Алексей Сергеевич"...
   У меня острое воспаление гортани, и доктор не велит говорить в течение недели, а я играю, слава Богу, каждый день. Не хочется ломать репертуар, да и не могу: я ведь против очереди!
   Колышкину пьесу в переделке Буренина не читал еще. Виктор Петрович прямо любо дорого: прямо за Вас сходит, покрикивает, ворчит, ругается. Я его прямо полюбил: никому не дает спуску и самого Михаила Алексеевича в послушании держит, не говорю уже о себе. Милый он человек и все ему равны, а [ценит] талантливых. За Блюменталя горой: того Арбатов игнорирует. "Рыцари"[ccxxvi] дали сбор и выручают пока до "Лаисы". А "Лаису" Арбатов очевидно хочет обставить так, чтобы на нее ухлопать всю наличность: откладывает опять на неделю, откладывает ежедневно репетиции, дни пропадают, а ему хоть кол на голове теши: толстокожий и лень. Дал я ему три книжицы из Вашей библиотеки для костюмов, декораций и постановки. Он оттуда целую страницу нам прочел на считке, а на завтра все газеты превознесли его лекцию о красоте! Чудеса!
   Печатаю в Журнале статью Гордона Крэга о Дузе[ccxxvii]. Крэг издает теперь свой театральный журнал "Маски"[ccxxviii]. Я его выписал для Вас. Объявления у нас идут тихо. Два первых NoNo окупили себя розничной продажей. Подписка, как прежде.
   Мне хотелось бы поехать в Москву к Станиславскому на первое представление "Синей птицы" Метерлинка[ccxxix]... Нельзя?
   Зубов написал Вам письмо? Мне он написал об ужасах европейской морали, не отвлеченной, а на практике применяемой!..
   Марусенька шлет Вам поклон, а меня приговорил мировой судья заочно на 1 месяц без замены штрафом.

62

   На бланке:
   Редакция Журнала Театра Литературно-художественного общества
   Загородный пр., 36

[После 4 сентября 1908 года]

   Алексей Сергеевич,
   Я, воодушевленный вашими милыми словами перед отъездом, работаю для театра и, конечно, возмущаю многих и вызываю громы. На сегодняшнем заседании еще и еще раз я понял, какую ошибку допустил Малый театр, пригласив к себе Арбатова. Представьте мой ужас, когда он заговорил о заготовленных им правилах для актеров на будущий сезон! Как будто этого только недоставало и с этого следует начинать режиссеру! Наивность думать, что все плохое в Малом театре от актеров и их злой воли. Это было убеждением Карпова. Дисциплина, о которой много можно наговорить, в таком деле, как театр, вещь деликатная и вырастает из всеобщей любви к родному делу, из обожания к лицам его ведущим, ежели они окажутся достойными его. Актеры -- дети, и их можно повести куда угодно и на что угодно. Вы это мне говорили, вспоминая о первых сезонах и о Вашей близости к тогдашней труппе. Что же хочет делать Арбатов? Он хочет обязать подпиской всех первых актеров дублировать роли... Казалось бы, благодетельный маневр? Да, на первый взгляд, но на самом деле здесь просто непроходимая глупость. В дублеры к Блюменталю я не пойду, а Миронова не станет дублировать Рощину. Но Арбатову представляется идеальным такое положение: репетируется пьеса с Глаголиным, а Блюменталь смотрит, Блюменталь репетирует, Глаголин смотрит, затем их обоих смотрит Арбатов и говорит: "Вы, Блюменталь, играете первое представление, а вы, Глаголин, второе, так как Блюменталь играет лучше вас". И после этого то же проделывается над самолюбиями Мироновой и Рощиной и т. д. Не знаю, как отнесутся к этому другие первые артисты, но я думаю, что это ахинея и поведет она к злобе, ожесточению или, вернее, ни к чему не поведет, кроме отказов, слез, скандалов и оплеух. Что за Бог этот Арбатов, которому, как судьбе, надо вручать жребий. Бросайте жребий, устраняйте худшего исполнителя и выбирайте на все представления лучшего. На случай болезни первого актера подготовляйте из молодых заместителя или дублера, но не говорите глупостей, которые неосуществимы! Вот путь совершенно тщетный, когда хотят насиловать актера и играть на их соперничестве. Распределяйте роли таким образом, чтобы они попадали в руки наилучших и наиболее подходящих исполнителей, давайте работу посильную каждому и равномерно распределяйте ее по труппе, -- этим и только интересной работой на сцене держится порядок. Смешно! Когда и одиночных-то исполнителей нет на первые роли, хотят брать по двое на каждую роль. Все это я говорю с точки зрения не актера, а режиссера. Как актер я скажу, что я возмущался, когда Баратов[ccxxx], играя Шерлок Холмса, обокрал меня с ног до головы: взял исправленный мною и дополненный мною текст роли, взял мною придуманные детали и трюки, взял мой грим и костюм, взял все, над чем я работал 10 репетиций, и, посмотрев меня на семи спектаклях, собезьянничал и выдал все за свое. Неужели в этом нет плагиата? Я понимаю, молодому актеру, выдвигающемуся на первые роли, дать ему заменить меня с целью облегчить мне репертуарную работу, когда я занят ежедневно, или на случай болезни моей, или, наконец, просто, чтобы поощрить молодое дарование! Да и вообще по правилам нельзя вести театр, -- он сам по себе есть нечто неправильное и в этом вся его суть.
   "Тогда убирайтесь из театра! Вы думаете, что театр только для вас! Вы главное зло Малого театра, -- я всегда это думал, -- вы всегда мутили труппу!! Вы думаете, что и я, и отец, мы все только для вас! Убирайтесь вон из театра!"
   Это подлинная тирада, которую я выслушал от Михаила Алексеевича, в ответ на то, что я написал выше.
   А я-то, болван, думал, что я воевал за возрождение театра, работал в административной сфере, [стоял] за контроль билетных книжек, за утренники, что я привлекал публику и каждый сезон бывал на устах Петербурга, что я по праву займу место в будущем, хорошем будущем Малого театра, а оказывается, что я главное зло и должен убираться.
   Только одно сознание, что Вы скоро приедете, что я опять буду просиживать с Вами целые часы, буду иметь единое верное прибежище -- заставляет меня более или менее подраться. Я очень утомился, и душевно, и прямо физически воюя со всеми, снисходительный только к себе, я не вправе и претендовать на людей, на их месть и ярость. Каждым днем я наживаю себе нового врага и чувствую по временам какое-то наслажденье от того. Обращаюсь в садиста. Но пока все же палки никому не отдаю, назначив себя капралом.
   Писать проходит всякая охота в "Новом времени" -- Беляев, Конради[ccxxxi] взяли меня под свою суровую редакцию; мои заметки наиболее удачные не идут совсем, а худшие выправляются последовательно всей редакцией под хохот и глумление. Только уж очень хочется мне печататься, и доброе слово Розанова[ccxxxii] или Буренина иногда поддержит. В закулисах газеты еще больше пошлости и лицемерия, чем в театре, когда начинаешь с выходов.
   Впрочем, на газету не претендую: я отбиваю их место, я [нрзб.] крошек и разбрасываюсь, оставаясь жалкой посредственностью всюду.
   Играю, однако, с бóльшим успехом, чем прежде, но может быть это от большей популярности, популярности довольно скандальной?..
   Что Вы мое верное прибежище, это, конечно, не верно, но я хочу, хочу верить хоть в него. Так же верить, как в свою эфемерную порядочность и другие сентиментальные вещи.
   Сборы, несмотря на холерную панику, продолжают быть выше прошлогодних на 2000 -- 1600 рублей, вчера "Любовь на страже"[ccxxxiii] дала 1900 рублей с лишком (в прошлом году тот же день дал 1200 рублей). Жульничество с билетами, под которые кассиры подкладывали фиктивные контрамарки, теперь ясно подтверждено: контрамарок выдается втрое меньше прошлогоднего, причем в них не отказывается никому (по специальному моему приказу). Фальшивые контрамарки составляют 2/3 всех, всего количества и давали Плюшке возможность сбавлять сбор каждого спектакля от 200 до 700 рублей.
   Миронова отказалась играть утром "Хаос"[ccxxxiv] на основании контракта, заключенного лично с Вами: на утренних спектаклях она не играет. Какая ошибка заключать такие контракты, Алексей Сергеевич! Утренник не позор, и на них играют сам Давыдов[ccxxxv] и Савина... Миронова получила в этом месяце 700 рублей за выход.
   Рощиной за ее окончательную истеричность на сцене М. А. простил 1000 рублей аванса, под условием, если она будет вести себя хорошо. Предупреждаю и Вас, как и Дирекцию, что такими поблажками мы не соберем авансов с многих. Прежде всего, например, у меня является больно и щемяще вопрос: почему же я менее достоин такой же подачки? У меня не было даже бенефиса, как он был у нее в прошлом году, и бенефиса, за который ей заплатили 2000 рублей, хотя сбор был всего около полутора тысяч?! Положим, все это с моей стороны большое хамство. Таким я становлюсь по временам, когда кругом меня шьются туалеты, покупаются шляпы, [а у меня] закладываются старые и сокращаются расходы на обед до неприятности и недоедаешь и за деньгами все равно иди, в конце концов, [отсутствует лист с продолжением письма]
   [Вписано в верхний край листа]
   Ваше чествование отложено до октября, конечно, Вы знаете об этом[ccxxxvi]?
   Брат Мельницкой, которая Вам шлет тысячу улыбок и поцелуев, вызвал на дуэль[ccxxxvii] Зигфрида из "СПб. вед.", который позволил себе гнусные намеки на истинное призвание актрис, изображающих "таких" женщин с голыми ногами[ccxxxviii]. Беляев, Василевский (из "Речи")[ccxxxix] и он уже претендова[ли] на эти голые ножки и так нечистоплотно говоря[т] теперь о Мельницкой со столбцов газет! Вы читали беляевский фельетон, подписанный "водевилем"[ccxl]? С остроумием из "Петербургской газеты", как выразился В. П. Буренин.

63

   На бланке:
   Редакция Журнала Театра Литературно-художественного общества
   Загородный пр., 36

[15 ноября 1908 года]

   Благодарю Вас, Алексей Сергеевич, за анонс о моем бенефисе[ccxli], -- он ценен тем уже, что он единственный, посвященный мне в "Новом времени". Жаль только, что первая фраза недостаточно ясна будет для многих: надо бы написать, что речь идет о пьесе талантливого публициста, которая идет сегодня в бенефис неталантливого Глаголина, -- это было бы хорошим подарком. Действительно, как же это Глаголин "с его вечно фальшивым тоном" и вдруг только господин Глаголин? Удивительнее всего, что все другие газеты анонсировали мой бенефис не на манер беспристрастного "Нового времени". Подумаешь, -- платят мне за труд и в знак душевного расположения располагают публику в мою пользу... Еще раз благодарю Вас от имени господина Глаголина. Проснулся рано утром, прочел "Новое время", смотрю: оно устроило мне "бенефис", умилился и тотчас же взялся за перо, поблагодарить.

Б. Глаголин

64

   На бланке:
   Hotel Mathis London

[Июль 1909 года. Лондон]

   Алексей Сергеевич,
   Я получил от Потапенко[ccxlii] письмо, в котором она пишет, что перевела для нас пьесу "Женщина в случае" (веселая, салонная пьеса, идущая теперь в Гаррик-театре с большим успехом). Относительно Конан Дойля она мне сообщила, что написала Вам о его пьесе, но ответа не получила.
   Я сижу один в Лондоне[ccxliii] и хожу ежедневно в тот или иной театр: мой восторг от английских артистов не омрачается, наоборот, с каждым спектаклем я убеждаюсь, какая это родственная нам нация, англичане. У них прекрасная душа и прекрасный поэтому театр.
   Ваши деньги я еще не трогал, так как думаю, что удастся достать пьесы и бесплатно, благодаря завязавшимся знакомствам. Как было бы хорошо пригласить одного актера и актрису в наш ансамбль: это было бы кстати. Английских актеров Петербург никогда не видел.
   Познакомился с некоторыми журналистами и в результате в газетах мои портреты и интервью. Кажется, удастся и сыграть в Лондоне...
   Каждый день что-нибудь покупаю для театра, если бы я был уверен, что вам это понравится, а то все боишься и боишься.
   Боюсь, что Михаил Алексеевич без меня разрешит печатать билеты по старым образцам: а между тем надо кое-что изменить в ценах.
   Неужели холера в Петербурге разрастется к сезону?
   Отца и Марусю я неделю назад отправил из-за границы в Россию.
   Есть ли у Вас в красках увражи[ccxliv] по Лувру? Если нет, то надо купить для декораторов.
   Я купил всего за 700 fr. книг по истории костюмов и теории театра в Париже и здесь -- бесконечно рад этому.
   Сейчас пойду примерять костюм Гамлета.

Ваш Б. Глаголин

65

[После 2 июля 1909 года]

   [Отсутствует лист с началом письма]
   Я ручаюсь за успех обеих пьес, Алексей Сергеевич, только в том случае, если они будут хорошо обставлены в смысле артистических сил. Я смотрю теперь английских актеров и вижу, как мало у нас, русских, театральной техники, как мы грубим, как мы вульгарны. Здесь на сцене изображают страсти сдержанно, но выходит сильнее, чем когда мы рвем страсть в клочки. Здесь не целуются так, как у нас, и поцелуй, любовный вздох, один вздох мисс Нельсон[ccxlv] выходит целой поэмой. Английские актеры умнее, развитее наших, и большего впечатления на меня не производили ни французы, ни русские, ни итальянцы! И уверяют, что английский театр в упадке! Какая несправедливость и обидное непонимание. Здесь театр -- актеры, талантливые, зажигающиеся и зажигательные. Они как лава, которая, прикрывшись пеплом, пожирают вас и уничтожают. Я не понимал бы языка, если бы со мной не сидела Била на всех спектаклях, но я переживал бы с ними. Английский язык лучше других для драмы. Он задерживается на каждом дыхании какой-нибудь согласной буквы, и у актера есть в этом орудие царапнуть мое сердце. Я буквально поражен впечатлением, я не предполагал, что актер может производить такое впечатление без ухищрений постановки и вне литературного либретто!
   Лучшая пьеса "Генрих Наваррский"[ccxlvi], она написана на сюжет Дюма "Королева Марго". В высшей степени сценична, что ни роль, то шедевр. В пьесе заняты все первые актрисы, и роль Марго находка для Мироновой, Катерину Медичи должна играть... у нас нет актрис! Гуриели[ccxlvii] или Холмская? -- Боже мой, какое убожество! Роль горничной Марго должна играть Глебова[ccxlviii], Вадимова[ccxlix]... И много хорошеньких женщин -- двор -- небольшие рольки. Мужчины: Король -- роль Добровольского[ccl], друг Генриха Наваррского -- роль Литвинова[ccli], герцога Гиза должен играть Нерадовский[cclii]. Генрих Наваррский -- Глаголин (за неимением лучшего), брата короля должен играть молодой красавец с тонкими чертами лица, почти мальчик -- пожалуй, скорее всего Музиль-Бороздина; роль прорицателя... опять нет сильно драматического актера... Хворостов. В остальных ролях: Пастухов и др. Придется написать залу в Лувре: я привезу матерьял. Приценивался здесь к костюмам -- дороги. Куплю в Париже кое-что из вышивок и блесток.
   На днях закончу лондонские театры: я хожу в них ежедневно с Билой.
   О Конан Дойле не пишу, так как Вы о нем, наверное, уже прочли мою подробную заметку в "Новом времени"[ccliii].
   Из Парижа, кроме "Осла Буридана"[ccliv], для которого я купил себе даже и костюмы, ничего таки нет. А эта пьеса понравится Вам. История одного молодого парижанина, скрывающегося бегством от трех своих любовниц. Он бежит в провинциальный город к своему другу, но -- увы -- и здесь попадается сразу к четырем женщинам. Он не может устоять, он должен ухаживать, а женщины так податливы, и вот он решается жениться, но как, осел Буридана, не может остановиться на одной. Наконец, одна (Мишлина) берет его силою. Все пьесы [отсутствует лист]
   Чек на деньги получил, но их еще не брал, так как узнал случайно, что эти же пьесы переводит m me Потапенко или покупает их для Малого же театра. Когда разузнаю все основательно, тогда удовлетворю алчность англичан. Они здесь привыкли к гонорарам. Так или иначе, а пьесы эти я достану, приеду с ними к Вам за инструкциями, а затем в Петербург готовить постановки. Пьесы такие надежные, что хоть сейчас открывайте сезон!
   Хорошо было бы в начале сезона пригласить Яворскую на несколько спектаклей для "Заза"[cclv], "Шелковичных червей"[cclvi] и открыть сезон пораньше официального[cclvii], а в это время хорошенько срепетовать новые пьесы. Для Конан Дойля[cclviii] надо заказать декорации Нила у Аллегри[cclix]: Болдырев[cclx] не сумеет, этого у него нет! Нужны будут костюмы дервишей.
   В Берлине встретился с Лейфертом. Предлагает купить у нас костюмы в зачет его гонорара. По-моему, не стоит: много он не даст, а если честно вести мастерскую, она может быть безубыточна. Здесь у каждого театра своя мастерская.
   Привезу новое освещение: англичане освещают лица актеров специальными рефлекторами с обоих боков сцены. При чистых переменах они повертывают рампу (красную) в публику.
   В берлинских театрах с публики взимают за программу при продаже билетов: прилагаю билет.
   В английских театрах придуман остроумный способ контроля продажи программ: они продаются за бандеролью, чтобы капельдинеры не продавали старых программ.
   У меня так много нужно сообщить Вам, что я не могу писать от волнения: всего за раз не напишешь, не напишешь и сотой доли того, что перескажешь в полчаса.
   Хочу просить у Вас больших полномочий в сезоне: это скорее необходимо для театра, чем для меня. Ей-Богу.

Ваш Б. Глаголин

66

   На бланке:
   Редакция Журнала Театра Литературно-художественного общества
   Загородный пр., 36

[1909]

   Я не знаю, насколько это нужно для Вас, Алексей Сергеевич, чтобы театр давал прибыль, но если все оставить так, как оно идет, прибыли не будет. Контроль берет в свои руки Плющевский, в его руках касса, контора и выдача билетных книжек -- это абсурд, против которого мы с Вами боролись последние два года с некоторым успехом. Но теперь предстоит год хороших сборов, больно, что именно теперь Плющевский забирает все в свои руки. Он думает, что мое режиссерское звание меня успокоило и примирило с ним! А у меня еще больше негодования к этому негодяю, -- он ворует наши деньги, деньги, на которые могли бы кормиться актеры в течение круглого года, и по одному тому он мне враг. Да и Вас мне бесконечно жаль предоставить ему и его приспешникам. Ведь это смешно: не мочь сменить кассиров, когда они заведомые воры, не сметь тронуть Вольфа, запутавшего все счета и отношения с конторой "Нового времени", посели[вшегося] в театре целым семейством! Уполномочьте меня, как это было в позапрошлом году, организовать контроль, выдачу контрамарок и билетных книжек -- пусть в этом будет мое дело, как режиссера по административной части, пока остальные находятся в [раже] и заняты постановками. В действительности я уже вторгся (Плющевскому это сюрприз) в область администраторскую, так как во мне невольно объединяется вся деятельность театра. Я изменил заказ билетных книжек, изменил и заказал новый образец контрамарок -- глупо будет, если все это пропадет бесцельно, если все попадет в руки Вольфа! Есть от чего в отчаяние прийти! И опустить руки: пусть идет все прахом, благо мне спокойно. Так ведь советуют мне все: "Суворин хочет, чтобы его грабили, и оставьте, не мешайте!" А я думаю, что это непорядочно мне поступать так.
   Если бы Вы знали, какое у меня личное горе, которое еще душит меня, тогда бы Вы поняли, как мне больно, что Вы чуждаетесь меня. А для меня теперь одно спасенье в деле, которое покрыло бы меня с головой. Ведь намекал я Вам, почему я не хочу, чтобы Маруся служила в этом году! Тут уж все знают мой позор. <...>

67

[1909]

   Мне очень больно думать, милый Алексей Сергеевич, что Вы дурно поняли мое последнее письмо, на которое промолчали. Верьте мне, что по правде я совсем не ищу власти над Малым театром и к тому же официально засвидетельствованной: я вышел из младенческого состояния, и меня это уже не прельщает. Кроме удручающей ответственности, кроме горя и неприятностей новое мое положение ничего не дало мне, и я рад, что судьба спасает во мне актера, которому, может быть, в конце плохо бы пришлось от разменивания и административной деятельности. Одна уже весть о примирении с Вами, о том, что я остаюсь в Малом театре, взволновала и режиссеров, и директоров... Н. И. Афанасьев[cclxi] учится теперь управлять театром, и, право, даже его диктатура принесет пользу, принесет пользу и поездка за границу М. А. Суворина. План сезона, мною выработанный, я сообщу на первом же заседании Дирекции. Советую привлечь к театру А. В. Бобрищева-Пушкина[cclxii] и декоратора Эмме[cclxiii]. В чаянии работы по театру отказался я от одесских гастролей, а так как шины продолжают лопаться, то мне приходится скверно. Нельзя ли получить от Вас разрешение, чтобы с меня не вычитали аванса до бенефиса, сбором с которого я легко покрою весь аванс, как было это и в прошлом сезоне? В квартире у меня остались теперь только кровати, стулья и стол: перееду в меблированные комнаты.

Ваш Б. Глаголин

68

[30 ноября 1909 года]

   Алексей Сергеевич,
   Мне доктор запретил говорить до спектакля, и поэтому пишу. Вчерашняя заметка о моем бенефисе по общему отзыву бестактна по отношению ко мне и со страниц "Нового времени"[cclxiv]. Конради сводит со мной личные счеты. А сегодняшняя величает пьесу мелодрамой и с эффектами "под занавес" и также с щелчками по моему адресу[cclxv]. И все это потому, что я отбиваю у Конради место в отделе театра и музыки. Не хочу писать о более гнусном мотиве. Все газеты отзываются лучше, чем своя газета. Я постарался забыть все неприятности предбенефисные, мне же устраивают и послебенефисные.

Ваш Б. Глаголин

69

[После 2 сентября 1910 года]

   Алексей Сергеевич,
   Я прошу Вашей защиты от Буренина, который в письмах и в Дирекции именует меня Вашим лакеем и тормозит всякое мое распоряжение; а свое участие в судьбах брошенного всеми театра я ставлю себе в долг. Арбатов[cclxvi] занят своей школой, своих "будущих" учеников он уже занимает на выходах теперь в театре, выступает печатно против школы Литературно-художественного общества; Г. Н. Гловацкий дальше "Заговора Фиеско"[cclxvii] не идет и ездит к себе в Отрадное на постройку дачки; у Я. А. Плющевского К. М. Рошковская заболела холерой; М. А. Суворин до 15 сентября поселился в Финляндии. В кассе денег нет: второй спектакль "Самоуправцев"[cclxviii] (постановку разругали все газеты) дал 370 руб., а возобновление "Каменщиков"[cclxix] -- 350 руб. Высший сбор дал "Шантеклер" -- 850 р.[cclxx] "Тайфун" оказался необходимым, и так как пьесу анонсируют еще два театра, то я распорядился Вашим именем о немедленной постановке[cclxxi]. Привел пьесу в христианский вид, т. е. умерил восторги автора перед японцами. Буренин распорядился о постановке своей прошлогодней пьесы, и ему готовят уже эскизы новой его пьесы. Все идет, как можно было ожидать, -- недобору против прошлого года уже до 5 тысяч за три дня: позже начали сезон. Ради Бога, приезжайте сами или сделайте что-нибудь через Михаила Алексеевича, не то за это время можно погубить сезон. Сейчас, например, мне Я. А. Плющевский сообщил, что Буренин требует отмены "Тайфуна" и постановки "Фиеско". "Барышень" Острожского[cclxxii] Арбатов отложил из-за хлопот по своей школе. Гловацкий перешел в школу к нему же. В нашей школе будет заниматься П. Н. Орленев, я и Нерадовский. Еще несколько дней потерплю, а потом придется все бросать -- заставят. Я не уверен, стоя на сцене, что сейчас не явится Буренин со своими подручными и силой заставят уйти. Приехал П. Н. Орленев с новой пьесой. Надо утилизировать и его ввиду плохих сборов. Прислал мне пьесу Рышков -- "Распутицу" -- хорошая пьеса для В. А. Мироновой[cclxxiii]. Жуковская отсутствует по случаю выхода замуж. В "Тайфуне" (ставит Гловацкий со мной) я занял Троянову[cclxxiv] и Миткевич[cclxxv]. Все японцы -- маленького роста, все европейцы -- высокого. В Новом Драматическом театре эта пьеса идет 16 го, а у нас 11 го. Подобедов[cclxxvi] переменил машину, и наши лампы все перелопались от чрезмерного вольтажа, увеличенного на 20 сил: что из этого следует, судить Н. И. Афанасьеву. Даже К. С. Тычинкин[cclxxvii] уехал на месяц в Чернь. Кстати, Буренин говорит, что моей пьесы не читал и читать не будет. Живу на векселя, так как денег мне не дают ни под пьесы, ни авансом! Вашу телеграмму Дирекция поняла как отказ. Ой, ой, ой! Некуда податься. Если бы не моя бодрость в несчастьях, я бы прямо помешался. Но у меня еще и на Вас надежда. В решительных случаях жизни Вы всегда меня выручали, и какая Вам охота топить меня, когда Вы сами же меня вытаскивали всячески? Нелогично было бы. Орленев шлет Вам свой привет, он хорошо выглядит, энергичен и смел. Сейчас телефонировал некий Шмидт[cclxxviii] по поручению Дирекции театра Рейнхардта[cclxxix]: просит Вашего ответа относительно театра на Пост под гастроли Рейнхардта. Имеете Вы против отдачи театра этим немцам или согласны принципиально? В последнем случае я отправлю этого Шмидта к Я. А. Плющевскому.

Ваш Б. Глаголин

70

[Лето 1910 года]

   Алексей Сергеевич, положение дел Малого театра довольно скверно, более всего потому, что члены Дирекции и режиссеры весьма сдружились с настоящим режимом. Он оказался очень удобным для всех, кроме театра, когда порядком "разносился". При настоящем положении вещей все делают, в сущности, что хотят, все безответственны за Вашей спиной, и никто друг другу не мешает, все поделились и сферами влияния, и сферами безделья. Чтобы расстроить благополучие милой компании и вернуть ее хотя бы к самой примитивной морали и внедрить ей в голову такое понятие, как служение искусству, -- необходимы радикальные лекарства.
   В заседаниях Дирекции никто не говорит того, о чем думает и что в интересах самого дела, авторы и режиссеры испытывают всяческие давления, труппа требует дисциплины и забот о ней не меньше, чем любая театральная школа. Но главное, что для прошлых сезонов мы, оставаясь чумазыми, натянули до последнего все струны: цены возвышены до максимума, труппа не может удивить никого никакой неожиданностью, в репертуаре мы нажали все педали, благодаря усиливающейся холере съезд петербуржцев будет поздний -- в результате нас ждет упадочный сезон.
   Если Вам угодно и если у Вас есть силы предотвратить возможное, то не теряйте времени. Со своей стороны, кроме своих услуг я ничего предложить не могу, но мне нужна свобода действий и Ваша полная доверенность, обеспечивающая эту свободу. Приблизительно такого рода доверенность:
   "Поручаю Вам, Борис Сергеевич, довести до сведения гг. режиссеров, артистов труппы и всех служащих в Малом театре и его мастерских, конторе и кассе, что я, А. С. Суворин, передал Вам свои намерения относительно ведения театра в предстоящем сезоне и уполномочил Вас, как управляющего театром Литературно-художественного общества, на сезон 1910/11 г.
   Все требования и заказы гг. режиссеров и все расходные статьи не могут быть оплачиваемы без подписи Б. С. Глаголина.
   На обязанности Б. С. Глаголина лежит составление еженедельного репертуара, распределение постановок между режиссерами и ролей между исполнителями. А также наложение и отмена штрафов, принятие и увольнение всех служащих в театре, как по труппе, так и по конторе, мастерским и кассе.
   Поручая Б. С. Глаголину общее наблюдение за театром, я вменяю ему в обязанность, кроме непосредственных отчетов передо мною, представление подробного отчета раз в месяц Дирекции театра. В качестве лиц, ревизующих материальные распоряжения управляющего театром, являются Я. А. Плющевский-Плющик и Н. И. Афанасьев -- однако без права вмешательства в распоряжения эти и их отмены.
   Оставляю за собой право во всякое время лишить Б. С. Глаголина настоящих полномочий".

71

[Конец августа 1910 года]

   Алексей Сергеевич,
   Сейчас время утреннего спектакля. В театре за кулисами я встретил В. П. Буренина. Почтительно поздоровавшись с ним, я спросил его, зачем он написал в своем последнем фельетоне намек на меня. -- "Так Вам и надо -- не деритесь!" -- ответил мне он. Чтобы писать о семейных делах, надо их знать, -- сказал ему я в ответ на его ехидные смешки! Кругом стоят актеры. У меня слишком наболело на душе, и я не сдержался и начал говорить о том, что его поступок нелитературный. В. П. Буренин начал кричать на меня: "Вы говорите со мной, как нахал!" и в этом роде -- "Я имею право писать о Вас, не упоминания фамилии!!" -- "В таком случае, -- кричу я в ответ, -- Вы имели бы право написать и о том, что есть актеры, которые не только жен своих бьют, но и критиков, которые оповещают о семейных сценах!" Мое дело слушалось при закрытых дверях[cclxxx], и никто не имел права глумиться над моим горем. Буренин Ваш друг и, конечно, я не найду в Вас защиты -- пишу на авось. Все присутствующие при этой гнусной сцене возмущены поведением Буренина, его глумлением надо мной в течение всех антрактов. Все слышали и просят меня начать дело против него: он ругал меня мерзавцем, скотиной. В это время ко мне в уборную шел мой отец и слышал эти ругательства и целый антракт, запершись с Бурениным в директорской комнате, с ним объяснялся. Что же это такое, наконец! Во время спектакля над человеком уничтоженным он смеет ругаться. Да черт его возьми, наконец! Что он думает. Почему меня выбирают для откупорки своих нервов? Ради Бога, примите меры и оградите меня от оскорблений хотя бы в театре. И это опять Буренин -- единственный порядочный человек, к которому я всегда относился [прямо] с любовью. Какое ему дело до моих семейных сцен, и в фельетон-то не шло это отступление. Мне передают, что он грозит напечатать обо мне еще и не то: пускай остережется печатать о моей интимной жизни. Я знаю о нем еще побольше, о его приставаньях к актрисам и пр. Вообще я не знаю, как жить.

Ваш Б. Глаголин

72

   Алексей Сергеевич,
   Уже утро, сейчас лягу спать и просплю опять весь день, поэтому пишу Вам для скорости.
   Прочел "Дон Жуана"... Повторно, все вперед известно, оповещается. Да и не так уж глубоко, как мне казалось нужно для А. Толстого.
   Зато с каким увлечением прочел "Плоды просвещения"[cclxxxi] гр. Л. Н. Должен признаться, что впервые прочел эту пьесу. Какая прелесть! Мое мнение: надо ставить пьесу на том же репертуаре и прежде Туношенского[cclxxxii], чтобы не охладилось толстовское поминание. Или репетировать одновременно. [Возможно] поставить пьесу лишь с Вашей помощью. Когда проснусь -- приеду переговорить. По-моему, это ряд сборов помимо всего.
   А для "Самозванца" надо нарисовать две декорации, иначе позор. И балет восстановить.

Ваш Б. Глаголин

73

[Между 19 и 23 ноября 1910 года]

   Примчался к Вам, когда Вы уже спали. Был на лекции некоего Гидони[cclxxxiii] о "Театре и танце", а затем побывал в Малом на репетиции "Короля свободы"[cclxxxiv]. Это буквально солдатский спектакль: и если Вы искренне преданы В. П. Буренину, то пьесу надо снять с репертуара. "Вампука" со всеми атрибутами и кроме разговоров, нелепых исполнителей и бездарных декораций нет ни одного отрадного пятна. На лекции Гидони едва высидел, а с репетиции "Короля свободы" уехал в 2 ч. ночи, не дождавшись конца. Сдобный голос Нерадовского до сих пор в ушах, назойливый голос!
   Прислал мне Гловацкий пьесу Туношенски-Радзивилловича. Пишу Вам, прочитав два акта этой помеси: по-моему, пустая затея. Глупость и пошлость можно говорить со сцены легко и сплошным потоком, -- тогда им можно и поверить, а когда все это чередуется с глубокомысленной миной из-за слов, то будет только скучно.
   Послал в типографию юмористическую заметку моего отца (Дон Перец) "Репин в роли Навуходоносора"[cclxxxv]. Почему ее не печатают в "Новом времени"? По-моему, он пишет куда приятнее многих Ваших маленьких фельетонистов. И главное: он порядочный человек и действительно литератор, т. е. не ремесленник своего дела.
   Вы простите, что я не был у Вас сегодня днем: весь день спал, а ночью был в "Вилле Родэ", в кафе-ресторане. И, между прочим, конечно, сделал глупость: понравилась мне одна певица народных песен... Башарина[cclxxxvi]... Она, оказалось, из Воронежа, я ей и махни, чтобы она заявилась к Вам с просьбой о покровительстве как к своему земляку. Глупо, знаю, что глупо, но вот так уж.
   Посылаю Вам фельетон А. Бенуа из "Речи" о постановке "Дон Жуана"[cclxxxvii]. Да будет же стыдно Мейерхольду.
   Глубокомысленный таракан Конради со мной перестал кланяться, а я только что хотел, было, послушаться его совета и не играть Никиты[cclxxxviii]. Вот, подите же.

Ваш Б. Глаголин

74

[Декабрь 1910 года]

   Алексей Сергеевич, мне приходится отказаться от постановки балета и моей пьески 23 декабря[cclxxxix], так как я неожиданно попал и в "Ленточку"[ccxc], и в "Измаил"[ccxci]. Пишу это на случай, если к Вам обратятся за театром на это число.
   Затем, Алексей Сергеевич, прошу Вас прочесть прилагаемое при сем либретто водевиля с пением и разрешить мне поставить его на праздниках вместе с какой-нибудь из репертуарных вещей. Музыка будет готова к 15 числу. Заключив письменное условие со Шпачеком[ccxcii], я уплатил ему авансом 150 руб. Это меня немного озабочивает, хотя не думаю, чтобы вы имели что-либо против водевиля с пением, раз Станиславский будет ставить целую оперетту.

Ваш Б. Глаголин

75

[31 декабря 1910 года]

   Алексей Сергеевич,
   Сегодня я не приду к Вам встречать Новый год: слишком тяжела была встреча прошлого года. Быть среди людей, половина которых едва кланяется мне, а половина и совсем враждебна -- нелепо. Верьте, что всей душой желаю Вам здоровья и счастья в новом году. Прямо тоскливо думать, что не буду сегодня с Вами.

Ваш Б. Глаголин

   Еду играть "Тайфун", а голоса нет, и болит спина неимоверно.

76

[Январь 1911 года]

   Алексей Сергеевич,
   Я хочу обратить Ваше внимание на то, что все переводные пьесы, которые мы ставили заглазно, т. е. не увидав их предварительно на заграничных театрах, -- все эти пьесы у нас неизменно проваливались. И наоборот -- постановки заимствованные оправдывали себя. Так было при Яворской, Карпове и поныне. Если Вы согласны с этим, то верно и то, что кроме забот об экономии, необходимы творческие заботы и о репертуаре и об его постановке при наличности труппы и режиссуры. Одним словом, перед Вашим отъездом в деревню мне необходимо знать: разрешите ли Вы мне 1000 рублей аванса под бенефис на поездку за границу, которая представляется мне весьма существенной. На мой автомобиль ушла вся моя квартирная обстановка и поэтому я пока раскатываю на автомобиле[ccxciii]. Может быть, это очень легкомысленно, но и очень приятно. Я объехал все окрестности, воспрял духом, и теперь для меня нет ничего лучшего. Труд не дает такого удовольствия, как спорт. За труд, положим, платят деньги [и] разными пинками, но эти деньги ты платишь точно так же другим, а от спорта все достается одному тебе. Особенность автомобиля та, что после него быстрее живешь, быстрее ешь и пьешь, быстрее соображаешь, торопишься; опоздать -- этого слова уже не существует. Автомобиль приобщает к вечности даже и тогда, когда не [нрзб.] на нем. Черкните мне, пожалуйста, одно слово или когда можно Вас застать: мне все говорят, что Вас нет дома.

Ваш Б. Глаголин

77

[После 4 февраля 1911 года]

   Алексей Сергеевич,
   Обратите внимание на интервью с директором императорских театров в сегодняшней "Петербургской газете", где Теляковский берет на себя ответственность только за приличие костюмов Кузнецовой и воображает, что не он виноват в костюме Нижинского, а Нижинский, надевший этот костюм с разрешения всех своих начальств[ccxciv]. Вчера или третьего дня было там любопытное письмо Нижинского[ccxcv].

Ваш Б. Глаголин

78

[Январь -- начало февраля 1911 года]

   Алексей Сергеевич,
   Дело в том, что "Молодость Людовика"[ccxcvi], с таким трудом срепетованная, рассыплется тотчас, если актеры будут из пьесы уходить. Я Вашим именем пока удержал Рошковскую и Тарского[ccxcvii], но ушли Шмитгоф[ccxcviii] и Студенцов[ccxcix], заболевающий каждый раз перед представлением Людовика. Нет сил играть с выходными актерами! Вместо Шмитгофа вступит в пьесу более или менее сносно Николаев, но за Студенцова играть буквально некому. Прошу Вас, разрешите отдать эту роль дебютировавшему брату Трояновой на разовых по 10 руб. за спектакль. Я ручаюсь, что он сыграет Гиша не хуже Студенцова, а лучше. Вообще, его следовало бы взять на сто рублей без всяких разговоров: у нас кроме Студенцова нет ни одного приличного молодого человека. За ответом я направляю г. Георгиевского к Вам вместе с этим письмом.

Ваш Б. Глаголин

79

[3 февраля 1911 года]

   Алексей Сергеевич,
   Я на репетиции так лез из кожи, чтобы "Молодость Людовика" окончательно не расползлась, что надорвал опять голос! Сегодня я от доктора Цемаховича: у меня опухоль между связками. Это значительно хуже того, что было в прошлом году, когда у меня было воспаление связок. Доктор сам взволновался, когда говорил мне. Что делать? Если играть бенефис, то надо пожертвовать успехом роли: я могу только-только проговорить ее. Всякое сильное напряжение голоса грозит тем, что я окончательно потеряю его. Я знаю, что для Вас интересы театра, само собой понятно, ближе, чем лично-глаголинские, но верьте, что и для меня они не безразличны: я сделаю все, чтобы починиться к следующему репертуару. Боюсь только за бенефис и за рецензии после бенефиса, которые могут иметь влияние на последующие сборы. Теперь о текущих делах.
   Надо что-нибудь сделать для Ю. В. Корвина[ccc]: Вы сами несколько дней назад говорили об этом. Мое мнение, надо дать ему звание почетного режиссера нашего театра, соответствующий брелок и, кроме того, преподнести ему или книгу какую-нибудь или выигрышный билет, так как болезнь его жены, кажется, прямо разорила: он сжег всю квартирную обстановку.
   Затем прошу Вас в личное одолжение напечатать хоть несколько слов о моем бенефисе на завтра в "Новом времени". Я боюсь, чтобы Конради не написал какую-нибудь мерзость по моему адресу и авансом.

Ваш Б. Глаголин

80

[Февраль 1911 года]

   Алексей Сергеевич,
   Вчера я так поздно звонил по телефону ввиду того, что мне сообщили о покушении на самоубийство Н. М. Шмитгофа. Я хотел Вам сказать, что я тотчас же для его успокоения сообщил его домашним, что Наполеона[ccci] будет играть он, а не я. Если для него так дорога эта бутафорская роль, то Вы, конечно, поймете, что мне ничего другого не оставалось сделать. И поверьте, я сделал это по собственному побуждению, и мне очень неприятно, что я был причиной и горя, и несчастья, которое могло случиться. Вот Вы подумайте, Алексей Сергеевич, насколько актер живет моментом и нуждается и в успехе, и в ролях! Такое уже искусство момента, и нельзя строго относиться к актерским слабостям: они всегда накануне смерти своего "творчества на час".

Ваш Б. Глаголин

81

[1911]

   Алексей Сергеевич,
   <...> Ваш упрек, что около Вас в театре никого нет, только обиден для Вас: евреи ценят меня больше, а Вы и вполовину мною не хотите пользоваться, ожидая себе в помощники какого-то ангела небесного. Да будет ли он в пару Вам: при всем Вашем таланте и прочих достоинствах Вы ведь тоже не ангел и часто убиваете в людях всякую охоту работать.

82

[7 октября 1911 года]

   В последний раз, Алексей Сергеевич, мне послышалось, что Вы сказали, что я прихожу бесполезно. Да мне, знаете, пользы и не нужно, а если и нужно, то скорее не для себя, а для театра. Я без театра не могу жить -- что Вы хотите. Прежде всего, я хочу играть -- это мое право. А чтобы играть на инструменте, каковым для актера является театр, необходимо, чтобы он был настроен, а не расстроен. На бесструнной балалайке ничего не сыграешь. Вот я учу Чацкого, а сам думаю о декорациях, об ансамбле, в котором придется играть, рисую себе мизансцены, костюмы... И вдруг всю работу останавливает мысль: а если "Горе от ума"[cccii] Буренин не пропустит! Или каких мне дадут актеров? Дадут ли сцену для репетиций? Ведь ухитрился же я репетировать ежедневно две пьесы на сцене и балет, и оперу в фойе?! Но тогда у меня вместе с репертуаром выходило и расписание репетиций на всю неделю, а теперь я должен ждать, что мне дадут гг. Арбатов и Гловацкий. Репертуар, ими сочиненный и появившийся сегодня в "Новом времени"[ccciii], образец режиссерской наглости. С 4 октября, со дня первого представления "Соли земли"[ccciv] и до 18 го числа, на которое поставлено первое представление "Золотой клетки"[cccv], ровно 11 репетиционных дней (исключаю праздничные дни 5 го и 9 го). Неужели пьесы нельзя поставить с 8 репетиций в субботу 15 го октября? Затем ставить "Лесные тайны"[cccvi]? Это прямо на смех или для удовольствия г жи Рошковской[cccvii]: сбора никакого эта пьеса не даст даже и в воскресенье! Наконец, "Соль земли" во второй раз дала 800 руб. -- это показывает, что 4 раза на неделе, считая с понедельником 10 го числа, эту пьесу ставить нельзя. Я подробно говорил с Михаилом Алексеевичем и предлагаю Вам поставить Гловацкому категорическое требование, чтобы пьеса "Золотая клетка" была готова к 15 му, а сам я берусь приготовить "Горе от ума" к воскресенью 16 го числа. В понедельник 17 го "Соль земли" даст Вам 300 руб. -- это для нее второй понедельник подряд: вместо этой пьесы надо поставить на репертуар второй раз "Золотую клетку". В. А. Мироновой Вам следует написать два слова, чтобы она со своей стороны посодействовала постановке к 15 му, ввиду необычайно плохих сборов, от которых не спасает театр и ее участие. Если Вас удивляет, почему я лезу со своими советами: вспомните, что с июля вошел в работу и меня выбросили вон, когда я только-только вошел в роль. Ну, без меня Вы, конечно, обойдетесь, если сами будете бывать в театре, а без Мячина в театре уже плохо. Н. И. Афанасьев сегодня говорил мне о том, что контрамарки в наш театр продаются в какой-то парикмахерской. Я знаю, что Вы уверены, что я бью в набат из-за личных счетов с режиссерами? Как Вы ошибаетесь: до сих пор жалость останавливала меня от протеста против этих негодяев и ремесленников, а теперь мне дороже их личностей театр, с которым связана вся моя карьера.

Ваш Б. Глаголин

83

[До 20 октября 1911 года]

   Алексей Сергеевич,
   Я прямо не знаю, как и сообщить М. Э. Трояновой Ваше распоряжение относительно отобрания у нее роли Эвы. После того, как она уже репетировала ее с ведома М. А. Суворина, после того, как она готовит роль уже целую неделю, шьет себе костюмы и т. д. Вы знаете Троянову -- она, конечно, начинает готовить роль с костюмов и шляпы. Когда надо было приготовить пьесу "Рабагас"[cccviii] в четыре дня, Н. Н. Музиль, присутствовавшая при моем разговоре с М. А. Сувориным (на репетиции "Горе от ума"), воскликнула: "Это немыслимо!" Троянова безропотно взялась за роль, чтобы выручить репертуар. И Н. Н. Музиль это слышала и знала, что М. Э. Троянова репетировала пьесу в тот же день после спектакля. Со стороны Музиль не по-товарищески отбивать роль не своего амплуа и у актрисы, которая может быть поставлена в пример порядочностью отношения к своим товарищам. Когда я хотел ставить "Рабагаса" в начале сезона, я телеграфировал о роли той же Трояновой. Может быть, это была ошибка, что я отдал второпях экстренной постановки роль Эвы М. Э. Трояновой, но я это сделал, и теперь мое положение дурацкое и подлое. Я прямо не знаю, что предпринять! Если Вы не находите возможным дать роль Эвы Трояновой, вернее, оставить эту роль за ней, то я прошу Вас освободить меня от постановки пьесы и передать ее другому режиссеру или хотя бы отложить постановку. Чтобы не потерять дня репетиций, я сказал обратившемуся ко мне Арбатову, что я лично ничего не имею против завтрашней репетиции пьесы "Боевые товарищи"[cccix], ввиду того, что Ваше письмо с распределением ролей получил поздно и не мог уже успеть вызвать артистов завтра на репетицию "Рабагаса". У Арбатова же, оказывается, имеются инструкции Я. А. Плющевского репетировать "Боевых товарищей" параллельно с "Рабагасом". Может быть, поставить мне "Рабагаса" в свой бенефис? А я все время мечтаю о "Трех разговорах" Соловьева...

Ваш Б. Глаголин

   А может быть, выход в том, чтобы и Музиль, и Троянова играли роль Эвы в черед? Надо что-нибудь придумать и найти выход: нельзя быть бесчеловечным к самолюбиям артистов, нельзя в интересах дела ожесточать людей. Вот посылаю Вам две вырезки, литературу г-жи Гуриели, которой меня ежедневно обливают. "Петербургский листок"[cccx] и "Театр и спорт"[cccxi] продаются в Малом театре, несмотря на запрещение градоначальника. Меня травят, хотят вызвать на скандал, и, между тем, Гуриели служит со мной в одной труппе, а Россовский[cccxii] свой человек у Я. А. Плющевского. Может быть, очень глупо, но я горько плакал сегодня утром над этими гнусными заметками.

Б. Глаголин

84

[20 октября 1911 года]

   Алексей Сергеевич,
   Закулисный скандал, который устроила мне Дестомб[cccxiii], о котором подробно знает от меня М. А. Суворин, превышает всякую наглость. В следующий раз, если Ваше доверенное лицо, эта г жа Дестомб, позволит себе меня позорить за кулисами, мешать мне исполнять мои обязанности, сообщать содержание моих разговоров с Вами и моих писем к Вам, то я разгримируюсь и уйду из театра, если бы даже от того произошла отмена спектакля. Всякому почтению к Вам есть граница и всякое уважение, которое я должен иметь к Вам, обязывает и Вас! Вы не можете позволять Дестомб появляться в театре, предательствовать, разыгрывать из себя директрису, устраивающую дела Малого театра! Не можете! Я очень взволнован до сих пор и плохо соображаю, как надо Вам написать, но главное, кажется, пишу: я отказываюсь от всего, от службы в театре, если я должен служить под началом этой гадины, предательницы, шпиона, ненавидящей меня вот уже 18 лет только за то, что я когда-то мальчишкой отверг ее любовь. Я никогда этого никому не говорил, а тем более Вам, видя Ваше к ней расположение, но теперь я говорю это Вам, и пусть меня накажет Бог, если не это причина ее долговременной мести. Я имею право назвать ее гадиной! Без всяких объяснений, но могу и доказать, что она действительно грязная, грязная! Она грозит мне моими перехваченными ею письмами к Вам о Плющевском. Письма мои и получаемые теперь Вами валяются у Вас на столе... Они к ее услугам! Господи, в какой гадости мне приходится биться -- и из-за чего?! Мне ничего не нужно от Вас, все, что Вы могли мне дать, Вы дали, и теперь я мог бы только отдавать Вам мой долг. Вы предпочитаете из-за какой-то карамазовщины быть в атмосфере Дестомб, которая напоминает смердяковщину! Неужели мало за всю Вашу жизнь влито в Вашу душу злобы, бессилия и бездарности, чтобы теперь под конец напитываться всем этим. Болезнь горла! Да Бог с ней: раньше своего часа никто не умрет, и умрут в свой век. Так надо же дышать свежим, добродетельным, самым лучшим, что есть у Вас в остатке. Быть справедливым, чтобы все благословляли Ваше сердце, ум и всего человека. Вы посмотрите: Вас перестали ругать, Вас теперь пресса отделяет от "Нового времени", а ведь это жиды! И те особенно стали относиться. А Вы так обессилели, что не видите кошмар, не чувствуете смрада и исходите весь не в творческое, не в благожелательное, а человеконенавистническое. Что я сделал дурного той же Дестомб, чем я преступен перед Вами. Всегда видел в Вас человека, который лучше других меня окружающих. И не считал Вас за Бога, но считал всех других хуже вас. Мало Вам этого? Так Дестомб думает о Вас лучше? Каким местом она думает и как может она оценивать или просто понимать Вас? Или она сиделка только? Так зачем же она ведет себя не сиделкой? Ужасно глупо и вульгарно пишу, но сейчас же отправлю Вам это письмо, чтобы завтра утром не раздумать.

Б. Глаголин

-----

   [i] Глаголин имеет в виду рукопись своей книги "Новое в сценическом искусстве", которая увидела свет в издательстве А. С. Суворина в 1901 г. Письмо, написанное по свежим следам только что завершенной рукописи, содержит иногда прямые текстуальные с ней совпадения.
   [ii] Яворская Лидия Борисовна (урожд. Гюббенет, по мужу -- Барятинская; 1871 -- 1921) -- актриса. Закончила Драматические курсы Петербургского театрального училища (1893). Продолжила театральное образование в Париже, занимаясь с актером театра "Комеди Франсез" Э. Го. По совету А. П. Чехова была приглашена А. С. Сувориным в петербургский театр Литературно-артистического кружка (впоследствии Театр Литературно-художественного общества), выступала здесь с 1896 по 1901. В 1901 открыла в Петербурге Новый театр. В 1907 -- 1918 гастролировала по городам России, а также в Лондоне. Глаголин описывает скандальную ситуацию, связанную с премьерой антисемитской пьесы В. А. Крылова и С. К. Ефрона (Литвина) "Контрабандисты", состоявшуюся 23 ноября 1900 г. Рецензент "Театра и искусства" так описал премьеру:
   "Представление "Контрабандистов" ("Сынов Израиля") гг. Ефрона и Крылова на сцене Малого театра 23 ноября ознаменовалось, к прискорбию, беспримерным скандалом.
   Спектакль начали без четверти восемь, но публика была на местах уже значительно раньше. Еще до поднятия занавеса в верхних ярусах слышалось какое-то зловещее шипение. С поднятием занавеса это шипение превратилось в сплошной свист и крик. Занавес опустили, и перед публикой появился режиссер Е. П. Карпов, обратившийся с просьбой дослушать пьесу до конца, а потом судить. Но никто не внял этому голосу благоразумия. Какофония с каждой секундой увеличивалась и через каких-нибудь полчаса после начала спектакля приняла грандиозные размеры. Артисты же продолжали мимировать под гул, свист, гудение особых снарядов "сирен", визг, неумолчный говор и перебранку.
   Как только показался на сцене г. Тинский, загримированный евреем, крики еще больше увеличились и вдобавок на сцену посыпались в изобилии яблоки, огурцы, бинокли и особенно калоши. Контузии получили гг. Глаголин и Северский.
   Вскоре для усмирения публики и восстановления порядка появилась полиция, занявшая все проходы и выходы не только в зрительном зале, но и на сцене.
   Страсти достигли апогея. Послышались стоны, рыдания, плач. С кем-то случилась истерика, рядом -- другая. Какой-то офицер в обморок упал посреди залы. В другом месте молоденькая барышня неистово кричала и почему-то звала к себе на помощь. Еще дальше, в правом углу, плечистый детина вскочил на стул и пробовал что-то сказать, но, увы, его моментально стащили за ноги со стула.
   Публика, повернувшись спиной к сцене, стала внимательно смотреть, что происходит в верхних ярусах.
   Между тем спектакль, если это можно назвать спектаклем, продолжался своим чередом. Акты были сведены до минимума. За г. Тинского, уехавшего из театра, кто-то выходил и делал знаки. Картина в синагоге была выпущена. Заключительная сцена в новой редакции также изменена: прежде отец убивал свою дочь, т. е. "казнил", теперь он чуть ли не благословлял ее.
   Наконец, потушили огни и опустили, для предосторожности, железный занавес. Невыразимо тяжелое чувство вынесли мы из театра" (Вл. Линский // Театр и искусство. 1900. No 48. 26 ноября. С. 867).
   Скандал был предсказуем. Предысторию вопроса накануне премьеры изложил журнал "Театр и искусство": "Эта пьеса <...> была переделана г. Крыловым из какой-то повести г. Ефрона и принята на сцену Императорских театров под названием "Сыны Израиля". Кн. С. М. Волконский, вступив в должность, немедленно распорядился "вернуть" пьесу авторам. В Одессе г жа Волгина поставила эту пьесу, но ее не докончили, потому что пришлось вызывать сотню казаков для полного "ансамбля". В Театре Литературно-художественного общества пьеса репетировалась два года назад, но была снята, так как гг. Далматов и Бравич отказались от ролей. Теперь ее снова репетируют, причем г жа Яворская отказалась от роли. Летом в Екатеринбурге эту пьесу хотел поставить на свой бенефис г. Травинский, но губернатор не разрешил ее. В Севастополе актеры возвратили розданные роли" (Театр и искусство. 1900. No 47. 19 ноября. С. 845).
   Тем не менее, в театре упорно ходили слухи о том, что скандал был организован, и ответственность возлагали на Яворскую, которая, открывая свою антрепризу, хотела завоевать популярность в среде "передовой общественности". А. С. Суворин в дневниковой записи от 28 ноября 1900 года: "То, что я услышал потом, былом верхом наглости со стороны Яворской, Арабажина, князя Барятинского, устроивших скандал. Арабажин развозил свистки, сирены, места в театре студентам, курсисткам, фельдшерицам. Шум стоял невообразимый. Под этот шум игралась пьеса. На сцену кидались биноклями, калошами, яблоками. Яворская сидела в крайней ложе вместе с Мордовцевым, Арабажиным и мужем своим. Ей одни аплодировали, другие кричали: "медный лоб" и "вон Яворскую". Вечером сегодня в режиссерской я сказал, что артисты напрасно подписывают протест против Яворской, говоря, что с нею служить не желают. <...> Михайлов подошел ко мне и сказал: "Мы, наверное, не знаем, какое участие Яворская принимала в устройстве скандала, и принимала ли она какое участие. Но когда в нас бросали яйцами, калошами и биноклями, она должна была прийти к нам и сказать: "Вас, моих товарищей, невинно оскорбляют, и я хочу быть вместе с вами". Вместо этого она сидела в ложе и принимала рукоплескания от тех самых людей, которые нас оскорбляли. Вот что нас заставляет подписывать протест. Мы решились на него не сгоряча, а хладнокровно, два дня спустя, и мы считаем себя правыми"" (Дневник Алексея Сергеевича Суворина. London; Москва, 1999. С. 401, 403). Комментаторы "Дневников" считают, что "позже во Франции, в интервью с Ж. Бурдоном, она [Яворская] фактически признала себя виновницей всего происшествия", и приводят следующий пересказ беседы:
   ""Контрабандисты" сыграны. Петербургские студенты сговорились прийти на премьеру; отовсюду пронзительные свистки. Половина зала встает и обращает бурные аплодисменты к ложе, где сидит госпожа Лидия Яворская, а в это время на сцену летит всякая всячина. Полиция вмешивается, но волнение выплескивается на улицу, к студентам присоединяются рабочие; таким образом, благодаря скандалу на представлении "Контрабандистов", имя Лидии Яворской стало на миг символом, и смута в Санкт-Петербурге возобновилась. Волнения не утихли и по прошествии двух лет" (с. 588 -- 589). Доказательство, надо признать, совсем не бесспорное.
   [iii] Плющевский-Плющик Яков Алексеевич (псевд. Дельер; 1845 -- 1916) -- театральный рецензент. В течение многих лет был музыкальным критиком. Начал писать в "Голосе", помогая Г. А. Ларошу, затем вел отдел самостоятельно, затем вел музыкальный отдел "Санкт-Петербургских ведомостей", где писал и о французском театре. В газете "Новости" писал музыкальные рецензии под псевдонимом "Veto". Автор ряда переводов и переделок. Состоял товарищем председателя совета Театрального общества. В качестве юрисконсульта Министерства внутренних дел написал несколько статей юридического характера. "Свой человек" в "Новом времени", был казначеем в Театре ЛХО.
   [iv] Карпов Евтихий Павлович (1857 -- 1926) -- драматург, режиссер. За участие в народническом движении был сослан (1879 -- 1885). Написал свыше 20 пьес. Среди них и драмы из народной жизни "Тяжкая доля" (1882), "Шахта "Георгий"" (1901), а также пьесы, рисующие картины помещичьей жизни. Пьесы ставились как в императорских театрах, так и в народных домах, а также в Театре ЛХО. В 1887 -- 1888 гг. вступил в труппу Н. А. Борисовского в г. Ярославле и занимал амплуа драматических любовников. В 1889 -- 1891 ставил спектакли для народа, в которых исполнителями были крестьяне. В 1895 перешел в Театр Литературно-художественного кружка, но уже в 1896 был приглашен на должность главного режиссера Александринского театра, на которой оставался до 1900 года. С 1900 по 1908 и с 1914 по 1916 -- режиссер Театра ЛХО. С 1916 по 1926 -- режиссер Александринского театра.
   [v] Возможно, Глаголин имеет в виду кн. Шаховского Николая Владимировича (1856 -- 1906), который с 1900 по 1902 г. был председателем главного управления по делам печати и, судя по дневниковым записям Суворина, принимал участие в ситуации, сложившейся вокруг премьеры "Контрабандистов". См.: Дневник Алексея Сергеевича Суворина. С. 402.
   [vi] Премьера комедии Ж. Ленотра и Г. Мартена "Под белой лилией" в переводе Л. Ю. Гольдштейна состоялась 28 января 1902 г.
   [vii] Премьера драмы П. Эрвье "Загадка" в переводе Л. Ю. Гольдштейна состоялась 15 ноября 1901 г.
   [viii] Дунаев Павел Алексеевич (1871? -- 1905) -- актер. Служил в труппе А. В. Амфитеатрова (Петербург, Русский театр, 1898). С 1899 г. -- в Театре ЛХО, где исполнял роли простаков и вторых любовников. В сезон 1903/04 г. пробыл в Швейцарии, где лечился от чахотки. Вернулся в Россию, но облегчение оказалось только временным.
   [ix] Северский (Прокофьев-Северский) Николай Георгиевич (1870 -- 1941), артист оперетты, эстрады, драмы, композитор, режиссер. В 1895 -- 98 выступал в московском "Буффе" Шарля Омона, с 1899 в петербургском "Буффе", где выступал с А. Д. Вяльцевой, пел в оперетте "Пассажа". Начиная с 1900 г. провел несколько сезонов в труппе Театра ЛХО. В 1906 г. создал музыкальный театр -- Екатерининский. Много гастролировал. Перед мировой войной увлекся авиацией, был одиннадцатым по счету русским летчиком. После революции эмигрировал. В Париже принимал участие в русских спектаклях в качестве актера и режиссера.
   [x] Степанов Михаил Семенович (? -- 1911) -- актер. Артистическую карьеру начал в летних петроградских театрах. В 1895 вступил в труппу Театра ЛХО, где и прослужил до весны 1908 г., исполняя третьи роли. Рано умер, став жертвой тяжелого психического недуга.
   [xi] Николаев Г. В. -- актер Театра ЛХО.
   [xii] Лебедев Николай Дмитриевич (1875 -- ?) -- актер, антрепренер. Окончил Драматические курсы Театрального училища (класс В. Н. Давыдова) в 1898 г. и был принят в Театр ЛХО на амплуа простаков, где прослужил четыре года. Следующие два сезона работал в труппе М. М. Бородая в Киеве.
   [xiii] Кубалов Глеб Георгиевич (1882 -- 1909) -- актер на вторые роли в Театре ЛХО (1900 -- 1909). Был больше известен как исполнитель цыганских и модных романсов.
   [xiv] Б. С. Глаголин репетировал вторым составом и дублировал Я. С. Тинского, вошел в спектакль 13 декабря 1902 г.
   [xv] Михайлов (Дмоховский) Михаил Адольфович (1843 -- 1914) -- актер. Сценическую карьеру начал в пожилых годах. Свой первый сезон служил актером в товариществе Писарева и Андреева-Бурлака, где быстро выдвинулся и нередко дублировал этих артистов. Но в полной мере его талант развернулся в Театре ЛХО (1895 -- 1905; 1907 -- 1912). Здесь артист обнаружил мягкий комизм и драматическое дарование. Его Аким во "Власти тьмы", Кузовкин в "Нахлебнике", старик Ванюшин в "Детях Ванюшина" были не только типичными, но и глубоко трогательными.
   [xvi] Премьера пьесы А. С. Суворина "Царь Дмитрий Самозванец и царевна Ксения" в постановке Е. П. Карпова состоялась 24 октября 1902 г.
   [xvii] Ставский (Мельницкий) Леонид Александрович (1864 -- ?) -- режиссер. Работал в провинции. С 1896 г. режиссер Театра ЛХО, ближайший помощник Е. П. Карпова.
   [xviii] Домашева Мария Петровна (1875 -- 1952) -- актриса. Окончив Школу драматического искусства А. Ф. Федотова (1893), играла в московском театре Корша (1893 -- 1895). С 1895 по 1899 в Театре ЛХО. Была любимицей публики, особенно в водевильных ролях с П. Н. Орленевым в качестве постоянного партнера. Осенью 1903 г. вернулась в Суворинский театр после перерыва, вызванного замужеством.
   [xix] Премьера пьесы А. К. Толстого "Царь Федор Иоаннович" состоялась 12 октября 1898 г. Первым исполнителем роли царя Федора был П. Н. Орленев. Б. С. Глаголин был введен в спектакль в конце 1900 г. Однако его исполнение не стало бесспорной удачей, и право на роль оспаривалось другими актерами (в том числе Н. П. Россовым, Н. Г. Северским, А. А. Агаревым), ни один из которых не задержался в спектакле.
   [xx] А. С. Суворин писал: "Вчера в Малом театре давали драму "Царь Дмитрий и царевна Ксения" с новым распределением ролей. Самозванца играл молодой актер, таких же лет как Самозванец, г. Глаголин. Если бы г. Глаголин просто отдался своему прекрасному голосу и молодому темпераменту, вышел бы симпатичный молодой царь, поставленный судьбой в тяжелые условия. Это не было бы вполне артистическое исполнение, но зато это привлекало бы своей искренностью и непосредственностью. Г. Глаголин хотел сделать больше. Он видимо работал над ролью и старался не походить в ней на г. Тинского и даже дать в ней оригинальный русский образ. Кое что ему удалось из задуманного. Кое что нет. Пожалуй, вышла даже фигура, но недостаточно цельная. Самая дикция то была выразительна, то падала. Во всяком случае, это первая большая роль у молодого артиста, большая и сложная, и то, что он дал в ней, доказывает, что он актер с будущим, способный работать, понимать, одушевляться" (Старый театрал. Несколько театральных мыслей // Новое время. 1902. No 9620. 14 декабря. С. 4).
   [xxi] Премьера пьесы Н. Ф. Арбенина по роману В. В. Крестовского "Петербургские трущобы" состоялась 8 ноября 1901 г.
   [xxii] Дестомб Клавдия Ивановна (1870 -- 1947) -- актриса, переводчица. Окончила Драматические курсы Театрального училища (класс П. Д. Ленского) в 1896 г. Сразу была приглашена в Театр ЛХО, где работала на протяжении 12 лет, была одной из самых близких подруг и советчиц А. С. Суворина. Ездила в Париж и Лондон подбирать пьесы для его театра, вела переговоры с авторами о покупке прав, подыскивала книги для библиотеки Суворина.
   [xxiii] Василий Анисимович Юлов (? -- после 1916) -- слуга А. С. Суворина.
   [xxiv] См.: Петрей П. История о великом княжестве Московском // О начале войн и смут в Московии. М., 1997.
   [xxv] Премьера пьесы С. А. Найденова "Дети Ванюшина" в Малом театре состоялась 10 декабря 1901 г.
   [xxvi] Премьера пьесы И. Н. Потапенко "Чужие" состоялась 24 октября 1895 г.
   [xxvii] Судя по всему, именно на основании этого письма в "Новом времени" появилось следующее сообщение: "Нам сообщают из Витебска, что спектакли труппы Театра Литературно-художественного общества идут с возрастающим успехом" (Новое время. 1903. No 9732. 10 (23) апреля. С. 5).
   [xxviii] Яковлев Кондратий Николаевич (1864 -- 1928) -- актер. Выступал в антрепризах Корша, Бородая. 1898 -- 1906 -- в труппе Театра ЛХО. С 1906 -- в труппе Александринского театра.
   [xxix] Холмская (Тимофеева) Зинаида Васильевна (1866 -- 1936) -- актриса, антрепренер, издатель. Жена А. Р. Кугеля. С 1890 г. училась в Музыкально-драматическом училище Московского филармонического общества (класс Вл. И. Немировича-Данченко и А. И. Южина), по окончании уехала в провинцию, выступала в амплуа "драматических героинь" и "инженю". В 1899, 1902, 1909 организовала летние антрепризы (Старая Русса, Павловск). В 1895 г. дебютировала на сцене Театра Литературно-художественного общества в роли Катерины ("Гроза" А. Н. Островского), где выступала до 1912 г. с перерывом (1904 -- 1907 -- Театр Веры Комиссаржевской). С 1912 г. выступала в Панаевском театре, с 1923 -- в Государственном Петроградском драматическом театре. В 1908 году открыла "театр гротеска и художественной пародии" "Кривое зеркало". В 1930 г. оставила сцену. В 1897 -- 1918 вместе с А. Р. Кугелем издавала журнал "Театр и искусство".
   [xxx] Лось Анатолий Потапович (1884 -- 1914) -- актер. Окончил Драматические курсы Театрального училища (класс Ю. Э. Озаровского, 1903). Летний сезон 1903 г. служил в Старой Руссе (антреприза З. В. Холмской). В Театре ЛХО в 1903 -- 1904 и с 1912 по 1914 г. С 1904 по 1906 -- в труппе МХТ.
   [xxxi] Газетой "Зря" Б. С. Глаголин именует газету "Заря", в которой он опубликовал свою статью "Текст "Гамлета"" (1903. No 143). Впоследствии была перепечатана в книге Б. С. Глаголина "За кулисами моего театра" (СПб., 1911. С. 141 -- 149).
   [xxxii] Никитина Анна Прокофьевна -- заведующая библиотекой А. С. Суворина.
   [xxxiii] А. С. Суворин часто писал как о русских шекспировских спектаклях, так и о выступлениях гастролеров. Его статья об исполнении Н. П. Россова "Юный Гамлет" была опубликована в "Новом времени" (1891. No 5622. 23 октября).
   [xxxiv] Статья Б. С. Глаголина "Иоанна Д'Арк -- мужнина. Исторический экскурс" была напечатана в журнале "Звезда" (1903. No 79. 1 октября. С. 1285 -- 1288; No 80. 5 октября. С. 1304 -- 1306), затем перепечатана в брошюре Б. С. Глаголина "Почему я играю роль Орлеанской девы?" (СПб., 1905, С. 46 -- 73).
   [xxxv] Премьера драмы Р. Кастельвеккио "Фрина" в переводе А. И. Радошевской состоялась 6 февраля 1902 г. (Театр ЛХО, Пракситель -- Б. С. Глаголин). 27 июня 1904 г. была сыграна в Озерках, дачном пригороде Петербурга драматической труппой О. В. Некрасовой-Колчинской.
   [xxxvi] Некрасова-Колчинская Ольга Васильевна -- актриса, антрепренер. С 1897 до 1900 г. входила в труппу Театра ЛХО. В 1903 г. открыла Литературный театр.
   [xxxvii] Левандовский Александр Иосифович (1868 -- ?) -- актер. Участвовал в любительских спектаклях, с 1900 г. оставил службу по гражданскому ведомству и посвятил себя сцене. Два года исполнял вторые роли на клубных сценах и в театрах в окрестностях Петербурга. В 1902 году поступил в труппу Некрасовой-Колчинской на амплуа драматических любовников и оставался в труппе до лета 1904 г. С 1908 г. в Театре ЛХО.
   [xxxviii] Тинский Яков Сергеевич (1862 -- 1922) -- актер. На сцене с 1881 г. В 1897 -- 1905 и 1915 -- 1917 -- актер Театра ЛХО.
   [xxxix] Лейферт Александр Васильевич (Абрамович; 1867 -- ?), сын антрепренера Абрама Лейферта. В 1893 г. открыл мастерскую театральных костюмов, головных уборов и обуви, а через три года, соединившись с братом Лейфертом Лазарем Абрамовичем (1870 -- ?), основал фирму "А. и Л. Лейферт".
   [xl] Премьера "Гамлета" состоялась 3 января 1898 г. Глаголин ввелся в спектакль 21 декабря 1903 г.
   [xli] Кетчер Николай Христофорович (1809 -- 1886) -- писатель-переводчик. В 1840 -- 1879 переводит пьесы Шекспира, известные до того времени главным образом в переделках. Однако переводы Кетчера, стремившегося к скрупулезной точности, были лишены поэтичности и в театре ставились редко.
   [xlii] Стороженко Николай Ильич (1836 -- 1906) -- историк западноевропейской литературы и театра. Основные его труды посвящены Шекспиру. Был избран вице-президентом Шекспировского общества в Англии.
   [xliii] В "Маленьком письме. CDLV", опубликованном в "Новом времени" (1903. No 9943. 8 января. С. 3), А. С. Суворин писал: "Государь и Отечество -- вот дорогие слова и дорогие понятия. <...> Парламентарную Россию я не могу себе представить, но Россию, которая живет в порядке права и закона, имея сильную и твердую власть -- необходимую для жизни, я легко себе представляю и с чувством радости сравниваю настоящее и прошедшее. Я далек от мысли, что все обстоит благополучно, но я верю в наступающую весну, верю в неизменное желание правительства сделать все возможное для той России, которой правит оно, и у которого одна с нами дорога и одна и та же история. Мне глубоко противна оппозиция во что бы то ни стало, противны революционеры. Я верю в иной успех. Здоровый и спокойный, и для этого успеха дорого искреннее и здоровое содействие земства".
   [xliv] Мещерский Владимир Петрович, кн. (1839 -- 1914) -- публицист, издатель газеты "Гражданин".
   [xlv] Публика вечерних спектаклей Театра ЛХО становилась все менее взыскательной. Соответственно ее вкусам формировался и репертуар, делавшийся все более пошлым. Единственным убежищем для классических пьес и "новой драмы" стали "утренники". Доходило до того, что даже премьеры таких пьес назначались на утро, и билеты продавались по удешевленным ценам. Так было с премьерой пьесы Гауптмана "Бедный Генрих". Так было и с "Гамлетом" (21 декабря 1903 г.).
   [xlvi] Быховец-Самарин Яков Васильевич (? -- 1912) -- актер, режиссер. Театральную карьеру начал в 1873 г. службой в Перми у антрепренера А. Д. Херувимова, затем служил в лучших антрепризах провинции, у Н. К. Милославского, П. М. Медведева и др. На службу в Театр ЛХО поступил в первый же сезон. В течение пяти сезонов, с осени 1896 и до зимы 1900, исполнял обязанности режиссера. Как актер ограничился исполнением вторых ролей. Был также режиссером театра П. В. Тумпакова (СПб., 1898 -- 1899), театра "Аркадия" (1900).
   [xlvii] Музиль-Бороздина Надежда Николаевна (? -- после 1928) -- актриса, принадлежала к известной актерской династии Музиль-Бороздиных, большей частью связанных с Малым театром. Работала в театре Корша (1898 -- 1900), в Театре ЛХО (1901 -- 1916). После революции в труппе Драматического театра Народного дома и Петроградском драматическом театре.
   [xlviii] Мирова (Авсеенко) Елена Александровна (ок. 1875 -- после 1916) -- актриса. В Театре ЛХО с 1899 г. Выступала в составе труппы Л. Б. Яворской (1915 -- 1916).
   [xlix] Мальский (Нечаев) Николай Петрович (1874 -- 1906) -- актер. На сцене с 1893 г. В сезоне 1900/01 г. выступал в Новом театре Яворской. С 1902 г. -- в Театре ЛХО. Выступал в амплуа фат, комический резонер, а также в характерных ролях. Большую популярность завоевал как артист-имитатор.
   [l] Мячин Михаил Петрович (1870 -- 1925) -- актер Театра ЛХО с 1900 г.
   [li] Бастунов Эдмонд Давидович (1853 -- 1913) -- актер. Учился актерскому искусству в Германии. Затем пытался отдаться карьере оперного певца. Совершенствовался в Вене, Берлине, Милане. Успешную оперную карьеру оставил по семейным обстоятельствам и занялся коммерцией, в короткий срок потеряв свое довольно значительное состояние, вернулся на сцену в 1883 г. и появился в Петербурге уже в качестве опереточного певца. В короткое время завоевал громкую известность. Одновременно выступал и в драме в героических ролях. Обратил на себя внимание исполнением ролей Отелло, Макбета, короля Лира. Сменил множество театров в столицах и провинции. В 1895 -- 1897, 1901 -- 1912 служил в Театре ЛХО, где выступал почти исключительно в ролях стариков.
   [lii] Хворостов Иван Алексеевич (1868? -- после 1922) -- актер. На сцене с 1890 г. Играл в провинции. С 1897 г. в Театре ЛХО: резонер, характерный актер, комик, "а в нужде и герой".
   [liii] Тихомиров Митрофан Павлович (1845 -- ?) -- актер. С 1869 г. на сцене. Выступал в провинции как комик-резонер. С 1896 г. в Театре ЛХО.
   [liv] Буренин Виктор Петрович (1841 -- 1926) -- поэт, критик. С 1861 г. -- на литературном поприще как публицист. С 1876 г. стал одним из главных сотрудников газеты "Новое время". Выступал как переводчик и драматург. Член Художественного совета Театра ЛХО. В 1884 г. совместно с А. С. Сувориным написал популярную в провинции драму "Медея". Затем последовали собственные драматические произведения "Смерть Агриппины" (1886), "Комедия о княжне Забаве Путятишне и боярыне Василисе Микулишне" (1895), "Ожерелье Афродиты" (1896) и др. Написанные со знанием сцены, его пьесы, тем не менее, успехом не пользовались.
   [lv] Суворин Михаил Алексеевич (1860 -- 1936) -- журналист, драматург, театральный деятель. С 1904 г. -- фактический редактор "Нового времени" и руководитель Театра ЛХО.
   [lvi] Зигфрид (Старк Эдуард Александрович; 1874 -- 1942) -- искусствовед, театральный критик. Литературно-критическую деятельность начал в 1901 г. Сотрудничал с журналами "Театр и искусство", "Обозрение театров", газетами "Санкт-Петербургские ведомости" и др. В своем фельетоне он писал: "... позвольте, я немного перефразирую: палец не палец, а вот покажи мне г. Глаголина -- трагического актера, -- я, действительно тотчас готов смеяться сколько угодно. <...> Во всей России я не знаю более оригинального актера, обладающего более своеобразным даром, чем он: находиться в постоянном разладе между своими чувствами и переживаниями и внешними средствами их воплощения" (Зигфрид. Эскизы // СПб. ведомости. 1903. No 337. 9 декабря. С. 2).
   Через день в той же газете появилась заметка следующего содержания:
   "Второй час ночи. Скоро кончится газетный день, сторож подает желанные последние гранки внутренних и биржевых ведомостей.
   -- Г. Глаголин желает Вас видеть...
   -- Глаголин... Глаголин... Шо се таке? Не соображаю... проси...
   Входит юноша вида белокурого и начинает роптать на Зигфрида. Вспоминаю, что существует такой артист и что Зигфрид им остался недоволен. <...>
   -- У нас принцип -- не отказывать возражателям: Ваше письмо будет опубликовано".
   (А. С н. Заметки // СПб. ведомости. 1903. No 339. 11 декабря. С. 2).
   [lvii] Премьера пьесы Г. Гауптмана "Бедный Генрих" состоялась 7 декабря 1903 г.
   [lviii] Премьера "сказки-шутки" Д. П. Голицына (Муравлина) "Сон Услады" состоялась 8 ноября 1902 г.
   [lix] Премьера драмы В. В. Протопопова "Падшие" состоялась 5 сентября 1903 г.
   [lx] Премьера пьесы Г. Гауптмана "Ганнеле" в переводе В. П. Буренина состоялась 11 апреля 1895 г.
   [lxi] Премьера сказки-драмы Г. Гауптмана "Потонувший колокол" в переводе В. П. Буренина состоялась 13 ноября 1897 г.
   [lxii] Премьера "семейной драмы" Г. Гауптмана "Больные люди" ("Праздник мира") состоялась 16 января 1899 г.
   [lxiii] Премьера пьесы Г. Гауптмана "Микаэль Крамер" состоялась 7 февраля 1901 г.
   [lxiv] Озерова (Групильон) Людмила Ивановна -- актриса Театра ЛХО. Сенсационный успех пришел к ней в роли Ганнеле ("Ганнеле" Г. Гауптмана, апрель 1895). Через год была приглашена на эту же роль в спектакль московского Общества литературы и искусства, поставленный К. С. Станиславским. Озерова так и осталась "актрисой одной роли" (Альтшуллер А. Я. А. П. Чехов в актерском кругу. СПб., 2001. С. 80).
   [lxv] Стессель Анатолий Михайлович (1848 -- 1915) -- русский военачальник, генерал-лейтенант (1901). Окончил Павловское военное училище (1866). Участвовал в русско-турецкой войне (1877 -- 1878). С августа 1903 г. комендант Порт-Артура. Во время обороны Порт-Артура (1904) несмотря на бездарность и трусость, будучи ловким и беспринципным карьеристом, сумел снискать благоволение царя и поддержку прессы, которая прославляла его как героя обороны. В декабре 1904 г., вопреки решению военного совета, сдал крепость японским войскам. В сентябре 1906 г. уволен в отставку, а в 1907 г. под давлением общественного мнения отдан под суд, который в 1908 г. приговорил его как главного виновника капитуляции к смертной казни, замененной десятилетним заключением. В 1909 г. помилован царем.
   [lxvi] Горева (Воронина) Елизавета Николаевна (1859 -- 1917) -- актриса и антрепренер. На сцене с 1874 г. Выступала во многих городах России. В 1904 г. играла в гастрольной труппе П. Н. Орленева. 3 февраля 1904 г. в Театре Неметти состоялось чествование в связи с 30 летием сценической деятельности.
   [lxvii] Ибсеновский герой долгое время занимал воображение Б. С. Глаголина, о чем свидетельствует его "Письмо в редакцию", опубликованное в газете "Рассвет" от 25 августа 1905 г. (No 154. С. 6):
   "В продолжение почти двух лет мне отказывали в ходатайствах о разрешении к представлению на сцене пьесы Г. Ибсена "Бранд". <...> Не помню, когда именно, но в этот же двухлетний период моления о цензурной пощаде я сделал такую выписку из г. Розанова и увековечил ею многострадальный экземпляр "неудобного" к представлению "Бранда": "от системы государственного к Церкви отношения церковь похолодела, и из нее, как из холодного дома, народ бежит... Пусть будет церковь свободна как поэзия, как поэт"".
   [lxviii] "Драма из времен гонения на христиан при Нероне" английского драматурга И. Баретта "Новый мир" принадлежала к разряду "хлебных". Ее премьера состоялась 3 января 1897 г.
   [lxix] Возможно, Б. С. Глаголин имеет в виду комедию Е. П. Карпова "Победитель", премьера которой в Театре ЛХО состоялась 12 ноября 1904 г.
   [lxx] Летом 1904 г. Б. С. Глаголин выступил в качестве антрепренера и режиссера и арендовал театр в г. Луга. Среди его репертуара -- "Вишневый сад" А. П. Чехова, "Потонувший колокол" Г. Гауптмана, "Принцесса Греза" Э. Ростана.
   [lxxi] Премьера пьесы В. Г. Авсеенко "Волчонок" состоялась 20 октября 1904 г.
   [lxxii] Просьба Б. С. Глаголина не была удовлетворена. В четверг, 11 ноября 1904 г. был сыгран "Волчонок".
   [lxxiii] Премьера исторической бытовой пьесы Е. П. Карпова "Пожар Москвы" ("1812 г.") состоялась 15 ноября 1903 г.
   [lxxiv] Горцева Ольга Ивановна (? -- 1912) -- актриса. В Театре ЛХО с 1897 г.
   [lxxv] Миронова Валентина Алексеевна (1873 -- 1919) -- актриса. Закончила Драматические курсы Театрального училища (1892). В 1892 -- 1897 гг. -- работала в Александринском театре, затем в театре Корша в Москве. На сцене Театра ЛХО с 1901 г. В ее репертуаре преобладали "роковые", демонические женщины.
   [lxxvi] Судьбинин Иван Иванович (1866 -- 1919) -- актер. На профессиональной сцене с 1885 г. Играл в провинции, затем в московском театре Корша (1902), ЛХО (1895 -- 1897, 1904 -- 1908). С 1909 г. в труппе Александринского театра. Пользовался репутацией одного из лучших в России "рубашечных героев".
   [lxxvii] Гнедич Петр Петрович (1855 -- 1925) -- литератор, драматург, переводчик, историк искусства, театральный деятель. Как драматург выступает с 1879 г. и следует традиции французской "салонной комедии", нередко фиксируя черты нового русского быта. За пьесу "Перекати-поле" Общество драматических писателей присудило ему Грибоедовскую премию. С 1891 по 1895 год состоял членом театрально-литературного комитета при Дирекции Императорских театров. В 1890 г. Гнедичем был основан "Ежегодник Императорских театров", перешедший затем в собственность Дирекции. Несколько лет был председателем и товарищем председателя ЛХО; с 1896 по 1901 г. -- управляющий труппой Театра ЛХО, с 1901 по 1908 г. -- управляющий труппой Александринского театра.
   [lxxviii] Маслов (псевд. Бежецкий) Александр Николаевич (1852 -- 1922) -- беллетрист, драматический писатель и театральный критик. С 1904 г. товарищ председателя ЛХО. Будучи на протяжении многих лет полковником, профессором Инженерной Академии, являл собой тип просвещенного театрала. Пользовались популярностью его обработка легенды о Дон Жуане в пьесе "Севильский обольститель", переводы "Собаки садовника" Лопе де Вега и "Трактирщицы" Гольдони. Был известен как знаток французского театра, о котором поместил немало статей в "Новом времени".
   [lxxix] Реформа Малого театра // Наши дни. 1905. No 35. 1 февраля. С. 3.
   [lxxx] Хроникер журнала "Театральная Россия" сообщал о том, что в первых числах февраля 1905 г. "на сцене Малого театра состоялось общее собрание артистов ЛХО. Комиссия, выбранная 22 января, представила результат своих трудов в виде 10 постановлений" (Театральная Россия. 1905. No 6. 5 февраля. С. 86). Уже в следующем номере редакция опубликовала выступление Б. С. Глаголина со следующим редакционным комментарием: "... г. Глаголин произнес горячую речь, которая произвела на слушателей сильное впечатление. Речь эта весьма любопытна как отголосок мнений лучшей части труппы Малого театра. <...> Оставляя на ответственности автора его личные нападки на Е. П. Карпова, нужно признать, что разоблачения г. Глаголина справедливы и близки к истине" (No 7. 12 февраля. С. 102).
   История вопроса была изложена хроникером "Нового времени": "Десятилетие своего существования Театр Литературно-художественного общества открывает реформами. Избранная труппой комиссия артистов, продолжая свои служебные обязанности, жертвует отдыхом и разрабатывает, формулирует свои пожелания и, наконец, представляет их председателю Литературно-художественного общества. Сущность десяти положений комиссии артистов сводится к тому, что дирекция театра может отныне располагать труппой в качестве исполнительных и совещательных органов по управлению театральным предприятием. А. С. Суворин еще в 1901 г. поддерживал, как выражается протокол собрания членов общества и гг. пайщиков театра, мнение А. Н. Маслова о том, "чтобы артисты могли быть заинтересованы в деле, участвовать в нем и в его управлении, применительно к началам, положенным в устройство театра "Французской Комедии"". Таким образом, труппа в своих предположениях пошла навстречу давнишнему желанию Литературно-художественного общества, в чем и встретила только одно сочувствие; мнение А. Н. Маслова было утверждено общим собранием 9 мая 1901 г. В настоящее время комиссия артистов приступила с помощью сведущих людей и членов Литературно-художественного общества к дальнейшей разработке проекта".
   Состав членов комиссии, избранной чрезвычайным собранием Литературно-художественного общества 18 марта 1901 г. для "окончательной выработки условий организации театрального предприятия, был следующий: А. С. Суворин, Я. А. Плющевский-Плющик, А. Н. Маслов, Е. П. Карпов, А. П. Никольский, В. П. Далматов и С. К. Глинка-Янчевский.
   Состав комиссии артистов, избранной 22 января 1905 г. первым общим собранием труппы Театра Литературно-художественного общества, таков: В. А. Миронова, П. С. Яблочкина, Я. С. Тинский, М. А. Михайлов, И. И. Судьбинин, Э. Д. Бастунов, К. Н. Яковлев и Б. С. Глаголин" (Театр и музыка // Новое время. 1905. No 10387. 4 (17) февраля. С. 5).
   Эпический и верноподданный слог хроникера не может скрыть возникшего противостояния, которое вычитывается уже из сравнения двух составов комиссии, вернее из состава второй комиссии, где нет ни одного представителя "конторы": ни Суворина, ни Плющевского-Плющика, ни Карпова.
   [lxxxi] Брандер -- зажигательное, пожарное судно, оно наполняется горючими припасами и пускается по ветру.
   [lxxxii] Собольщиков (псевд. Собольщиков-Самарин) Николай Иванович (1868 -- 1945) -- актер, режиссер, антрепренер. С 1883 г. на сцене. В 1892 -- 1899 гг. -- актер и режиссер Нижегородского театра, где организовал "товарищество на паях" (1893 -- 1896). В 1897 г. становится антрепренером Нижегородского театра. На протяжении 1901 -- 1907 гг. создал оперную и драматические труппы в Саратове и Казани и совершал с ними гастрольные поездки по многим городам России.
   [lxxxiii] В ту же пору заявили о своем уходе из Театра ЛХО в том случае, если Е. П. Карпов останется во главе труппы, В. А. Миронова, М. А. Михайлов, Я. С. Тинский и др. Театр оказался на грани развала.
   [lxxxiv] В конце зимы в Петербурге разразилась эпидемия брюшного тифа, газеты запестрели предсказаниями о том, что на смену брюшному тифу движется эпидемия холеры.
   [lxxxv] Кобеко Дмитрий Фомич (1837 -- 1918) -- член Государственного совета, действительный статский советник. 26 января 1905 г. появилось первое сообщение о создании Особого совещания, главной задачей которого был бы "коренной пересмотр действующих о цензуре и печати постановлений и выработка нового устава". В его состав вошли следующие лица: председатель Д. Ф. Кобеко, сенаторы А. Л. Боровиковский, В. К. Случевский и Н. А. Зверев, товарищ министра народного просвещения С. М. Лукьянов, академики П. В. Никитин, В. О. Ключевский, А. Ф. Кони и гр. А. А. Голенищев-Кутузов, публицисты К. К. Арсеньев, М. М. Стасюлевич, А. С. Суворин, кн. В. П. Мещерский (Новое время. 1905. No 10378. 26 января (8 февраля). С. 3). 24 мая в "Новом времени" появилось сообщение о том, что на очередном заседании рассматривался вопрос о театральной цензуре: "Совещание пришло к заключению, что цензура представлений произведений драматического искусства не относится к области законодательства о печати", и решило передать вопрос в "особую комиссию, высочайше учрежденную 2 мая 1892 г. под председательством министра внутренних дел, в круг занятий которого входит, между прочим, и вопрос о театральной цензуре" (Новое время. 1905. No 19496. 24 мая. С. 3).
   [lxxxvi] Глаголин приобретает основополагающие французские издания, в которых разрабатываются правовые аспекты театральной жизни: Le Senne Ch. Code du Théâtre, lois, reglements, usages, Jurisprudence [Театральный кодекс, законы, нормативы, обычаи, судебная практика]. Paris, 1878; Bureau G. Le Théâtre et sa legislation [Театр и его правовая система]. Paris, 1898.
   [lxxxvii] Речь Б. С. Глаголина, произнесенная со сцены Саратовского городского театра, была опубликована в Саратове (1905). Брошюра была конфискована. Позже Глаголин вспоминал об обстоятельствах конфискации: "В 1905 м году, после речи моей в Саратовском театре, обо мне тогда ложно, по темноте, донесли епископу Гермогену (тогда Саратовскому), что я требую обращения церквей в театры, тогда как я требую обращения театров в храмы. Эта речь моя была напечатана брошюрой В. А. Малоземовым, но несмотря на объявленную свободу совести, брошюру тогда же конфисковали" (Глаголин Б. С. Творческие пути театра. Харьков, 1917. С. 53). Тем не менее часть тиража достигла столицы.
   [lxxxviii] Фельетон Б. С. Глаголина под названием "Последнее прости (Опыт самоинтервью)" был опубликован в газете "Рассвет" от 21 августа 1905 г. (No 152. С. 6).
   "-- Что это у вас? -- вот уже сколько раз спрашивают меня, замечая лежащий на моем столе полотняный портфель, выкрашенный, наподобие обиходных портпледов, в коричневую краску.
   -- Это портфель из бутафорских складов театра Литературно-художественного общества, -- отвечаю я, и густая краска Teint No 5 1/2 делает мое лицо, обыкновенно зеленоватое, похожим на самое макакское.
   -- ?
   -- Стяжал и за грех не считаю: из почтения к реликвиям, к бренным останкам, погребенным в сей "нищенской российской крашенине", не могу я оный портфель опростать и вернуть по принадлежности, доколе реформы Малого театра, кои в нем, слезами моими омытые, покоятся, не истлеют прахом или, напротив тому, не откроются чудодейственными мощами.
   -- ?
   -- Здесь хранятся протоколы общих собраний труппы, заседаний "комиссии реформ", переписка, полемика и, наконец, как результат -- "Положение о Государственной Думе Малого театра" за подписью всей дирекции".
   Далее Глаголин продолжает побивать Карпова отзывами "Нового времени" же о его режиссерской деятельности тех времен, когда Карпов еще не работал в Театре ЛХО (начало 1890 х гг.).
   [lxxxix] Саратовский корреспондент журнала "Театр и искусство" сообщал: "18 октября вечером во время репетиции громадная толпа публики явилась в драматический театр с просьбой уступить здание под митинг. Администрация с полной готовностью отнеслась к просьбе, зрительный зал был освещен, и толпа до 3 тысяч наполнила сверху донизу весь зрительный зал, сцену, оркестр и т. д. Всюду сидели и стояли саратовские граждане. Предметом обсуждения на митинге явился манифест 17 октября и положение, им созданное. Среди ораторов явился и актер Б. С. Глаголин, говоривший на тему о свободном театре. Он сказал, между прочим: "Сограждане! С этого помоста я впервые могу сказать свободное слово, и никто не смеет грозить мне высылкой в 24 часа, как это было три дня назад". (Управляющий губернией угрожал Б. С. Глаголину высылкой за сказанную им фразу в пьесе "Борьба за счастье": "Рабочие всех стран, соединяйтесь") <...> Около 2 часов дня 19 го октября публику, собравшуюся на этот митинг [на театральной площади], напала организованная полицией, при явном содействии последней и попустительстве казачьих отрядов, черная сотня. Духовенством Саратова, под энергичным руководством епископа Гермогена, давно уже велась пропаганда истребления крамольников и внутренних врагов, при чем последними признавались не только революционеры, но и либеральные земцы, думцы, вообще интеллигенция, даже учащиеся и, конечно, евреи. Пропаганда велась посредством проповедей и братских листков. Покровом церкви освящалось истребление и междоусобная война. Эта пропаганда подготовила умы простонародья, а организация черной сотни довершила дело; к последней примкнула масса серого люда, босяков и хулиганов, жаждавших поживиться чужим добром. Нападение черной сотни сначала было неуверенное, робкое из-за стены казаков. Несколько человек молодежи, вооруженные револьверами, отражали его с успехом. Но так как с одной стороны была безоружная мирная публика, начавшая быстро расходиться, а с другой хорошо организованная и вооруженная, хотя дубинками, черная сотня, то в конечном результате борьбы нельзя было сомневаться. Прибытие пехоты навело на публику настоящую панику; участники митинга рассеялись, а на отставших или не успевших удалиться набросилась черная сотня и стала их избивать. В театре в это время происходила репетиция. Услыхав о совершающемся на площади, артисты бросились в фойе к окнам, выходящим на последнюю; их глазам представилась вся ужасная картина избиения. Некоторые дамы попадали в обморок, с другими приключилась истерика и нервные припадки. Состояние мужчин, не имевших возможность помочь, когда на их глазах беззащитные жертвы падали под ударами озверевшей и опьяненной кровью толпы, вы можете себе представить. <...> Я не буду описывать погрома и грабежа, учиненного чернью вечером и ночью 19 и днем 20 октября. Обо всех ужасах и убийствах, сопровождавших эти погромы, вы, конечно, прочитали в общих газетах. Начавшиеся было репетиции, конечно, тотчас же прекратились; театр заперли и отвели в нем временную квартиру для воинских частей. С 19 го в течение несколько дней артисты боялись выходить из дому, хотя с 21 го в городе стало сравнительно спокойно. На 23 в оперном театре назначен уже спектакль. Драматический объявил, что начнет спектакли 25 го" (Светлов С. Письма с пути // Театр и искусство. 1905. No 45 -- 46. 13 ноября. С. 717 -- 718).
   [xc] Андросова (Мандрос) Аврора Петровна (1874 -- 1906) -- актриса. Начинала в амплуа ingénue comique, затем перешла на роли драматических ingénue. Выступала в Казани, Астрахани, Царицыне, Полтаве и др. Среди провинциальных актрис занимала видное положение, служа на первых ролях в крупных антрепризах. Среди ее ролей -- Офелия, Дездемона, Джульетта и др. В труппе Театра ЛХО с осени 1901 до весны 1903 г. -- амплуа grand coquette. Последний свой сезон провела в Нижнем Новгороде в антрепризе Н. И. Собольщикова-Самарина.
   [xci] Рамазанов (Неелов) Виктор Викторович (род. не ранее 1866 -- ум. не ранее 1920) -- актер, драматург, брат М. В. Дальского. Автор пьесы "Ночные оргии Распутина" (1917). Выступал в провинции, а также в труппах Е. А. Шабельской (Петербургский театр; 1900 -- 1902), Театра ЛХО, Л. Б. Яворской (1915 -- 1916).
   [xcii] Первые сообщения о возвращении Глаголина в Суворинский театр появились 23 июля 1906 г. (Театр и искусство. 1906. No 30. 23 июля. С. 454).
   [xciii] Андрей Суздальцев -- персонаж пьесы Н. Ю. Жуковской "Хаос", премьера которой состоялась 23 января 1907 года. Постановка Е. П. Карпова.
   [xciv] Императорский Эрмитажный театр. 17 февраля 1900 г. Шекспир. "Трагедия о Гамлете, принце Датском" / Перевод К. Р. СПб., 1900. Альбом, включающий 57 фотографий постановки, был прислан в связи с обращением Б. С. Глаголина о содействии в сборе иконографического материала для учреждаемого издания "Иллюстрированные программы Театра Литературно-художественного общества". А. С. Суворин, побывавший на спектакле, оставил в своем Дневнике саркастическую запись относительно августейшего исполнителя: "Ни у кого нет ни зерна дарования. <...> Сам Гамлет ни говорить, ни ходить по сцене не умеет. Часто он просто смешон. Выговаривает иногда картаво. Тянет, кому-то подражает, очень думает, что он что-то даровитое, что он что-то объясняет в этом Гамлете" (Дневник Алексея Сергеевича Суворина. С. 36).
   [xcv] Возможно, имеется в виду историк искусства Всеволод Владимирович Воинов (1880 -- 1945).
   [xcvi] Бернар (Bernhardt) Сара (1844 -- 1923) -- французская актриса, гастролировала в России трижды (1881, 1892, 1908).
   [xcvii] Федорова М. А. -- артистка Театра ЛХО.
   [xcviii] Премьера пьесы А. К. Толстого "Смерть Иоанна Грозного" состоялась 20 января 1899 года.
   [xcix] Волховская Нина Павловна -- актриса. В 1906 г. окончила Драматические курсы Театрального училища по классу В. Н. Давыдова. Осенью 1907 г. была принята в труппу Театра ЛХО.
   [c] Россов (Пашутин) Николай Петрович (1864 -- 1945) -- актер-гастролер, исполнитель классических и в первую очередь шекспировских ролей. Его исполнению роли Гамлета была посвящена статья А. С. Суворина "Юный Гамлет" ("Новое время". 1891. No 5622. 23 октября). Статья Н. П. Россова "Борьба за сценическую индивидуальность. К 40 летию театрально-критической деятельности А. С. Суворин" была опубликована в журнале "Театр и искусство" (1907. No 17. 6 мая. С. 286 -- 287).
   [ci] "Гамлет (принц датский)", трагедия Вильяма Шекспира / Пер. с англ. Н. Россова. СПб., 1907.
   [cii] Далматов Василий Пантелеймонович (Лучич; 1845 -- 1912) -- актер, драматург. Родился в Далмации, по национальности серб. Свою сценическую карьеру начал в Одессе, после чего несколько лет служил в провинции, играя вторые и третьи роли. С 1881 г. в Москве, в Пушкинском театре. В 1884 был приглашен в Александринский театр, где играл до 1894 г. и с 1901 до конца жизни. Принимал живое участие в организации Театра Литературно-артистического кружка (впоследствии Театр ЛХО), где работал в сезонах 1896/97 и 1898 -- 1901 гг. В творчестве Далматова многие из критиков резко различают две линии: внешне красивое, но не всегда яркое исполнение драматических ролей и неподражаемую, достигавшую высокого совершенства передачу характерных ролей и ролей фатов. С 1907 г. и до конца своей жизни был директором Театральной школы им. А. С. Суворина.
   [ciii] Савину Марию Гавриловну (1853 -- 1915) связывали с Сувориным давние творческие и личные отношения. Она с большим успехом играла в его пьесе "Татьяна Репина". С 1912 г. (после смерти Далматова) была директором Театральной школы им. А. С. Суворина. Суворин высоко ценил актерское искусство Савиной и часто о ней писал.
   [civ] А. С. Суворину принадлежит ряд статей, в которых он поддержал искусство Сары Бернар.
   [cv] Гнедич Петр Петрович (1855 -- 1925) -- литератор, драматург, переводчик, историк искусства, театральный деятель. Как драматург выступает с 1879 г. и следует традиции французской "салонной комедии", нередко фиксируя черты нового русского быта. За пьесу "Перекати-поле" Общество драматических писателей присудило ему Грибоедовскую премию. С 1891 по 1895 г. состоял членом театрально-литературного комитета при Дирекции Императорских театров. В 1890 г. Гнедичем был основан "Ежегодник Императорских театров", перешедший затем в собственность Дирекции. Несколько лет был председателем и товарищем председателя ЛХО; с 1896 по 1901 г. -- управляющий труппой Театра ЛХО, с 1901 по 1908 -- управляющий труппой Александринского театра.
   [cvi] Южин (Сумбатов) Александр Иванович (1857 -- 1927) -- актер, драматург, театральный деятель. С 1882 и до конца жизни работал в московском Малом театре, с 1909 -- во главе управления.
   [cvii] Ермолова Мария Николаевна (1853 -- 1928) -- актриса. Дебютировала на сцене Малого театра в 1862 г., осталась верна этому театру до конца жизни. А. С. Суворин высоко ценил ее творчество.
   [cviii] Кугель (псевд. Homo Novus) Александр Рафаилович (1864 -- 1928) -- театральный критик, театральный деятель, главный редактор журнала "Театр и искусство". Недолгое время входил в дирекцию Театра ЛХО. После скандала с "Контрабандистами" Кугель дистанцировался от деятельности А. С. Суворина и его театра. Существенную роль в охлаждении сыграла конкуренция изданий и театральных предприятий.
   [cix] Плещеев Александр Алексеевич (1858 -- 1944) -- сын поэта А. Н. Плещеева, драматург, журналист, редактор журналов "Театральный листок", "Петербургский дневник театрала" (1903 -- 1905), сотрудничал с "Новым временем". После революции в эмиграции. В Бахметьевском архиве (Колумбийский университет, Нью-Йорк) хранится его архив.
   [cx] Сорокалетний юбилей театрально-критической деятельности А. С. Суворина отмечался 29 и 30 апреля 1907 г. в Театре ЛХО. Среди прочего давался отрывок из "Дон Карлоса" с участием М. Дальского, был сыгран акт из "Татьяны Репиной" с участием М. Г. Савиной. Были зачитаны приветственные телеграммы Сары Бернар, Т. Сальвини, Э. Цаккони, М. Н. Ермоловой. См.: Хроника // Театр и искусство. 1907. No 18. С. 292. В XX выпуске "Иллюстрированных программ Театра Литературно-художественного общества", посвященном А. С. Суворину, были опубликованы статьи и записи В. П. Далматова (Страничка из "Дневника" В. П. Далматова), А. А. Плещеева ("Друг русского таланта"), П. П. Гнедича ("А. С. Суворин -- театральный директор"), М. Иванова ("А. С. Суворин и музыка"), Н. Н. Евреинова ("О стиле Суворина"), кн. А. И. Сумбатова (Южина) ("Из частного письма"), Н. В. Дризена ("Дело о "Деле"").
   [cxi] Валерская (урожд. Мельницкая) Елена Константиновна (1888 -- 1948) -- актриса. Окончила Драматические курсы Театрального училища по классу А. Санина и Ст. Яковлева. Пришла в Театр ЛХО в сезон 1906/07 г. Впоследствии жена Б. С. Глаголина.
   [cxii] Порчинская Мария Михайловна -- актриса. Закончила Драматические курсы Театрального училища (класс В. Н. Давыдова, 1905). С 1906 г. -- в Театре ЛХО, жена Б. С. Глаголина.
   [cxiii] В мае месяце 1907 г. в помещении Театра ЛХО происходил съезд "Союза 17 октября". А. Суворин откликнулся весьма ироническим "Маленьким письмом": "Какая это почтенная и бесплодная партия октябристов. <...> Это скука, а не партия" (Новое время. 1907. No 11191. 10 (23) мая. С. 2). Лидер партии П. А. Столыпин принял вызов. В своей статье "Скука" (Новое время. 1907. No 11193. 12 (25) мая. С. 3) он писал: "Русский народ -- запойный народ, и каждый напивается, чем может: напьется ли вином, политическим фанатизмом или поэтическими мечтами, это -- все равно, он одинаково уходит от действительности и запускает свое хозяйство. Этим воспользовался черт, потому что святая Русь, крепкая молитвами московских угодников и чудотворцев, давно помешала его пищеварению". И далее призывал не бояться скуки повседневной работы по государственному обустройству России, но преодолевать ее работой. Апелляции к "черту" и "былинным богатырям" вызвали иронические параллели с партией октябристов в очередном "Маленьком письме" А. С. Суворина (Новое время. 1907. No 11194. 13 (26) мая. С. 3).
   [cxiv] Меньшиков Михаил Осипович (1859 -- 1919) -- моряк по образованию, публицист. В 1880 -- 1890 х гг. журналист либерального направления и все правеющий реакционер с 1901 г., когда он начал работать в "Новом времени" и стал там ведущим сотрудником. Статьи Меньшикова выделялись праворадикальным и агрессивным пафосом: "о вреде реформ вообще" и "о вреде евреев вообще".
   [cxv] Премьера комедии А. С. Суворина "Вопрос" в Театре ЛХО состоялась 27 февраля 1907 г. Ранее была показана в Александринском театре (30 января 1903 г.). Опубликована в Петербурге в 1902 г.
   [cxvi] Метенье (Méténier) Оскар (1859 -- 1913) -- французский литератор и драматург.
   [cxvii] Доннэ (Donnay) Морис (1859 -- 1945) -- французский драматург.
   [cxviii] Антуан (Antoine) Андре (1858 -- 1943) -- французский режиссер, актер, теоретик театра. Сведениями по постановке пьесы Суворина Антуаном мы не располагаем.
   [cxix] Вероятно, имеется в виду пьеса М. Метерлинка "Синяя птица" (1908).
   [cxx] Павловский-Яковлев Иван (Исаак) Яковлевич (псевд. И. Яковлев; 1852 -- 1924) -- журналист, парижский корреспондент "Нового времени".
   [cxxi] Вероятно, имеется в виду "Синяя птица" М. Метерлинка (1908), а утверждение, что она написана "в манере" трактатов "Жизнь пчел" и "Разум цветов", может быть объяснимо тем, что Глаголин пьесу не читал и писал о ней со слов И. Я. Павловского-Яковлева.
   [cxxii] Сарду (Sardou) Викторьен (1831 -- 1908) -- французский драматург.
   [cxxiii] Коклен (Coquelin) Бенуа Константин (старший) (1841 -- 1909); Коклен Эрнест Александр Оноре (младший) (1848 -- 1909).
   [cxxiv] Декурсель (Decourcelle) Пьер (1856 -- 1926) -- французский писатель, драматург.
   [cxxv] L'Ambigu-Comique (комическая смесь) -- парижский бульварный театр. Основан в 1769 г. Здесь шли спектакли самых разных жанров (феерии, пантомимы, мелодрамы), отсюда и название театра.
   [cxxvi] Терье (Theuriet) Андре (1833 -- 1907) -- французский драматург, романист, автор драмы в стихах "Jean Marie" (1871).
   [cxxvii] Маргарита Готье в "Даме с камелиями" А. Дюма-сына -- одна из прославленных ролей Сары Бернар, которая играла ее с 1881 г.
   [cxxviii] В мае 1907 г. С. П. Дягилев провел в Гранд Опера (Париж) серию "Русские исторические концерты", состоявшую из пяти вечеров. В программу входили произведения М. И. Глинки, А. П. Бородина, М. П. Мусоргского, Н. А. Римского-Корсакова. Большой успех имели выступления Ф. И. Шаляпина и Д. А. Смирнова. Пятый концерт состоялся 30 мая (13 июня) 1907 г.
   [cxxix] Посол России во Франции Александр Иванович Нелидов (1835 -- 1910), дипломат, в 1883 -- 1897 г. посол в Константинополе, в 1897 -- 1903 гг. в Риме, в 1903 -- 1910 гг. в Париже.
   [cxxx] Скрыдлов Николай Илларионович (1844 -- 1929) -- адмирал. Один из героев русско-турецкой войны 1877 -- 1878 гг.
   [cxxxi] Постановка оперы А. П. Бородина "Князь Игорь" в Grand Opéra не была осуществлена.
   [cxxxii] Премьера оперы Н. А. Римского-Корсакова "Снегурочка" в Opéra Comique состоялась в мае 1908 г.
   [cxxxiii] Порчинская Мария Михайловна.
   [cxxxiv] Носарь Георгий Степанович (псевд. Хрусталев; 1844 -- 1931) -- адвокат, председатель Петербургского совета рабочих депутатов 1905 г., меньшевик.
   И. Яковлев (Павловский) в своей рубрике "Парижский дневник" (Новое время. 1907. No 11218. 6 (19) июня. С. 3) писал действительно нечто странное для такой газеты: "В пятницу, 1 (14) июня, вечером в зале праздников Petit Journal был большой русский митинг: Хрусталев-Носарь читал доклад <...> на тему "Два правительства. Правительство гр. Витте и правительство Хрусталева". Я видел здесь Хрусталева в первый раз и без обиняков скажу -- он мне очень понравился. Несомненно, что это человек из новой оперы. <...> Хрусталев, однако, стоит за революцию и верит, что она придет".
   [cxxxv] Суворин Борис Алексеевич (1879 -- 1940) -- сын А. С. Суворина, журналист.
   [cxxxvi] Брие (Brieux) Эжен (1858 -- 1932) -- французский драматург.
   [cxxxvii] Леметр (Lemaîtr) Жюль (1853 -- 1914) -- французский писатель и театральный критик, популярный в России начала XX в. В Журнале Театра ЛХО были напечатаны его статьи о "Грозе" А. Н. Островского (1907 -- 08. No 1. С. 22 -- 25), "Не в свои сани не садись" А. Н. Островского (1907/08. No 2. С. 58 -- 59), "Ваале" А. Ф. Писемского (1907/08. No 5. С. 110 -- 111), "Власти тьмы" Л. Н. Толстого (1907. No 7/8. С. 148), "Преступлении и наказании" по Ф. М. Достоевскому в театре Одеон (1907/08. No 8 -- 10. С. 188), "Представительстве" Брие (1907/08. No 8 -- 10. С. 189 -- 193).
   [cxxxviii] Витте Сергей Юльевич (1849 -- 1915) -- граф, государственный деятель. Председатель Комитета (позднее -- Совета) министров в 1903 -- 1906 гг., автор Манифеста 17 октября 1905 г.
   [cxxxix] Чернь -- имение А. С. Суворина Велье-Никольское Нижегородской губернии.
   [cxl] Павловский-Яковлев И. Я. См. коммент. No 309.
   [cxli] Церетели Ираклий Георгиевич (1881 -- 1959) -- один из лидеров меньшевиков, депутат II Государственной думы, министр Временного правительства в 1917 г., министр правительства Грузии в 1918 -- 1921 гг. А. С. Суворин в "Маленьком письме", опубликованном в том же выпуске "Нового времени", писал: "Дума была не русская в оба раза и потому она провалилась. Какие таланты были во второй, почти все были не русские, а самый талантливый и искренний человек в ней был грузин Церетели. Это горькая правда и ее нечего скрывать. Если бы у него было столько же ума, сколько таланта и чувства, он не попал бы на скамью подсудимых" (С. 2).
   [cxlii] Воспоминания художника Федора Петровича Чумакова (1823 -- 1911) о Варваре Николаевне Асенковой (1817 -- 1841) не были напечатаны в "Программах Театра Литературно-художественного общества".
   [cxliii] Трубецкой Павел (Паоло) Петрович (1866 -- 1938) -- скульптор.
   [cxliv] Беляев Юрий Дмитриевич (псевд. Ю. Б.; 1876 -- 1917) -- драматург, театральный критик, журналист, сотрудник "Нового времени".
   [cxlv] Comédie Franèaise -- французский театр. Основан в 1680 г. Уже вскоре после создания завоевал репутацию крупнейшего театра Франции.
   [cxlvi] Пинеро (Pinero) Артур Уинг (1855 -- 1934) -- английский драматург.
   [cxlvii] Виттихха -- персонаж пьес Г. Гауптмана "Потонувший колокол".
   [cxlviii] Победоносцев Константин Петрович (1827 -- 1907) -- государственный деятель.
   [cxlix] Октябристы, "Союз 17 октября" -- политическая партия, названная в честь Манифеста 17 октября 1905 г., знаменовавшего, по мнению октябристов, вступление России на путь конституционной монархии. Основатели и лидеры: гр. П. А. Гейден, А. И. Гучков, бар. П. Л. Корф, М. В. Красовский, М. В. Родзянко, М. А. Стахович, Н. А. Хомяков, Д. Н. Шипов. Печатные органы: газ. "Слово", "Голос Москвы" и др. -- свыше 50. Ко второй половине 1907 г. деятельность большинства отделов "Союза" прекратилась, вся работа партии сконцентрировалась вокруг Государственной думы, где они оказались самой правой и самой малочисленной партией (I Дума).
   [cl] "Полный русско-французский словарь" Н. П. Макарова вышел в нескольких изданиях в конце XIX -- начале XX в.
   [cli] Сарсе (Sarcey) Франсиск (1827 -- 1899) -- французский писатель, театральный критик.
   [clii] "Le monde moderne" -- французский ежемесячный иллюстрированный журнал издавался с 1895 по 1908 г.
   [cliii] "Petit Journal" -- массовая ежедневная иллюстрированная газета. Была основана в 1863 г. Моизом Мийо и просуществовала до 1944 г. В 1890 г. тираж достигал 1000000 экз.
   [cliv] В неподписанной заметке, чье авторство, скорее всего, принадлежит Б. С. Глаголину, опубликованной в "Новом времени" от 15 августа 1907 г. (No 11287. С. 4), сообщалось: "Новая пьеса Брие "La Franèaise" поставлена в этом году г. Антуаном на сцене обновленного "Одеона", переведена на русский язык с разрешения автора г жой Мельницкой и по всей вероятности пойдет в Театре Литературно-художественного общества".
   [clv] Пьеса П. Бертона и Ш. Симона "Заза" была поставлена в Театре ЛХО еще в 1898 г. (30 декабря) с Л. Б. Яворской в заглавной роли.
   [clvi] Премьера пьесы В. Гартунга и Е. Пресбея "Артур Рафлс" ("Вор-джентльмен") в переводе Е. А. Билы состоялась 31 августа 1907 г. Режиссер Г. Н. Гловацкий. Била Елизавета Артуровна, баронесса -- литератор, переводчица. По происхождению англичанка, но родилась и воспитывалась в Петербурге. Свою литературную деятельность начала в Праге. Изучив чешский язык, она перевела несколько пьес А. С. Суворина для Национального театра (Прага). Переводила новинки репертуара, широко ставившиеся в России. Сотрудничала в лондонском "Reviews" и в петербургском "Вестнике иностранной литературы".
   [clvii] Lemaîtr J. Impressions de théâter. Paris. 1888 -- 1920. V. 1 -- 11.
   [clviii] Матов (Стрелков) Алексей Михайлович (1883 -- 1942) -- эстрадный артист, куплетист, эксцентрик. Глаголин увидел его во время саратовского сезона 1905/06 г. и рекомендовал тогда Суворину взять в свой театр: "В Саратове на открытой сцене я случайно видел куплетиста Матова и, очарованный, как и вся публика, познакомился с ним. Это молодой человек 24 лет, служил в Смоленске на драматической сцене (простаком) за 60 рублей в месяц и затем, обольстившись дешевыми лаврами рассказчика анекдотов и имитатора, вступил на кафешантанное поприще на 150 рублей. Он имеет безумный успех, выходя то художником богемы, то тенором, потерявшим си бемоль, то уличной девкой. Это талант, за который надо ухватиться и спасти. Талант яркий! красочный! Если бы Вы видели, сколько юмору, сколько веселости бесшабашной, шалой, заразительной. Я готов ему платить жалованье из своих денег, только бы Вы поверили мне и взяли его в Малый театр. У нас нет в труппе ничего яркого, поистине смешного и не скучного! Он веселее Мальского, забавнее, небольшого роста со смешной физиономией. И рад, по его словам, попасть в серьезный театр хотя бы на 75 рублей. Смоленский же театр, по его мнению, хуже и скучнее всякого кафешантана". Хотя вопрос о приеме Матова казался решенным, актер в спектаклях Театра ЛХО не появился.
   [clix] Колышко Иосиф (Иосиф-Адам Ярослав; псевд. Серенький) Иосифович (1861 -- 1938) -- литератор, драматург, сотрудник газеты "Гражданин". Б. С. Глаголин имеет в виду пьесу И. И. Колышко "Большой человек", в которой с несомненным сходством был представлен (под именем Ишимова) С. Ю. Витте как блестящий государственный деятель. Премьера состоялась 15 ноября 1908 г. Впоследствии пьеса обошла многие русские сцены.
   [clx] Протопопов Виктор Викторович (1866 -- 1916) -- журналист, театральный обозреватель, драматург, переводчик. Дебютировал в 1898 г. в Театре ЛХО комедией "Невольники рубля". Премьера пьесы В. В. Протопопова "Гетера Лаиса" состоялась 29 сентября 1908 г.
   [clxi] Зубов Сергей Платонович, граф (1884/1885 -- 1964) -- поэт и драматург.
   [clxii] Острожский К. (Гогель Константин Сергеевич; 1886 -- ?) -- драматург.
   [clxiii] Приемные экзамены в Театральную школу имени А. С. Суворина начались 1 сентября 1907 г.
   [clxiv] Имеется в виду пьеса А. С. Суворина "Без руля и без ветрил" (не опубликована).
   [clxv] Премьера "Бесов" Ф. М. Достоевского в инсценировке В. П. Буренина и М. А. Суворина состоялась 29 сентября 1907 г.
   [clxvi] Ламкерт Оскар Иосифович (? -- 1930) -- действительный статский советник, член совета главного управления по делам печати, цензор драматических произведений.
   [clxvii] 15 сентября 1907 г. состоялось торжественное открытие Театральной школы имени А. С. Суворина. Среди поступивших (и самый младший из них) М. А. Чехов. "Директор школы артист Императорских театров В. П. Далматов прочел полученную из Венеции от А. С. Суворина телеграмму: "Из города великих артистов шлю привет "страшному совету десяти" и милой блистательной Савиной [М. Г. Савина -- член Художественного совета Школы]. Очень рад, что открылась школа для молодежи, любящей искусство и труд. Буду счастлив, если школа окажется колыбелью новых русских талантов"" (Новое время. 1907. No 11319. 16 (29) сентября. С. 4).
   [clxviii] Беспятов Евгений Михайлович (1873 -- 1919) -- драматург, театровед, врач. Как драматург был связан с Театром ЛХО, читал лекции в Театральной школе им. А. С. Суворина. Публиковался в журналах "Театр и искусство", "Журнал Литературно-художественного общества" и др.
   [clxix] Премьера пьесы Н. Николаева "Русские аргонавты" в постановке Г. В. Гловацкого состоялась 14 декабря 1907 г.
   [clxx] Радзивиллович Иероним Владиславович -- драматург. Его пьесы шли в Театре ЛХО.
   [clxxi] Арбатов (Архипов) Николай Николаевич (1869 -- 1926) -- режиссер и театральный педагог. Был актером и режиссером Общества искусства и литературы, которым руководил К. С. Станиславский. Впоследствии работал режиссером в Театре В. Ф. Комиссаржевской. В 1908 -- 1915 гг. был главным режиссером в Театре ЛХО. В 1921 -- 1922 гг. -- главный режиссер бывш. Александринского театра. Вел педагогическую работу.
   [clxxii] Гловацкий Гавриил Владимирович (1866 -- 1939) -- актер и режиссер. Сценическую деятельность начал в 1887 г., режиссерскую -- в 1896 г. Выступал в антрепризах М. М. Бородая, Е. Беляева, К. Н. Незлобина. В 1905 -- 1915 гг. режиссер Театра ЛХО, был вторым режиссером при Арбатове, заведующим труппой. После 1917 г. организовывал первые советские театры в Одессе ("Красный моряк", "Моробороны"). В 1930 г. организовал и возглавил театр в Якутии. Работал в театрах Дальнего Востока.
   [clxxiii] Возобновление "Ревизора" в новой постановке Н. Н. Арбатова с Б. С. Глаголиным в роли Хлестакова состоялось 20 марта 1909 г.
   [clxxiv] Премьера пьесы Д'Аннунцио "Мертвый город" в Александринском театре состоялась 30 января 1909 г.
   [clxxv] Глаголин имеет в виду спектакли "Шерлок Холмс" (пьеса Ф. Бона по рассказам А. Конан Дойля в переводе В. В. Протопопова, режиссер Г. В. Гловацкий; премьера -- 9 сентября 1906 г.) и "Новые приключения Шерлок Холмса" (пьеса М. А. Суворина и Б. С. Глаголина; постановка Г. В. Гловацкого; премьера -- 1 декабря 1906 г.), в которых он создал классический образ английского сыщика.
   [clxxvi] Последние гастроли в России Томмазо Сальвини (1829 -- 1915) состоялись в 1901 г. 4 февраля директор императорских театров С. М. Волконский устроил раут в честь великого итальянского трагика, который начался в 10 часов вечера. А перед этим в прощальном бенефисе Мамонт Дальский сыграл Отелло. В свою очередь Сальвини 8 и 11 февраля выступил в "Отелло", где его партнером был Глаголин в роли Кассио. Позже в рамках тех же гастролей Сальвини Глаголин сыграл герцога Альбанского в "Короле Лире" и Флавиана в "Гладиаторе" А. Сумэ.
   [clxxvii] Сальвини (Salvini) Густаво (1859 -- 1930) -- актер, сын Т. Сальвини. Играл Отелло в рамках гастролей по России: осень 1896 г. и весна 1898 г. (Санкт-Петербург, Москва, Киев, Одесса и др.).
   [clxxviii] Иванов Лев Львович (1862 -- 1927) -- опереточный артист на амплуа простаков, драматург, переводчик, режиссер. На сцене с 1885 г. Его перу принадлежит множество переводов, переделок, а также и оригинальных, преимущественно одноактных вещей. Выступал в провинции, в Петербургском театре Е. А. Шабельской, театре "Фарс" и др.
   [clxxix] Премьера пьесы графа С. П. Зубова "Третий звонок" в постановке Б. С. Глаголина состоялась 26 ноября 1908 г. и шла в один вечер с пьесой К. Острожского (К. С. Гогеля) "Живой товар".
   [clxxx] Премьера пьесы К. Острожского (К. С. Гогеля) "Порядочные люди" в постановке Е. П. Карпова состоялась 13 октября 1907 г.
   [clxxxi] Премьера комедии В. А. Рышкова "Казенная квартира" в постановке Н. Н. Арбатова состоялась 2 сентября 1908 г.
   [clxxxii] Премьера комедии У. Шекспира "Двенадцатая ночь" в постановке Н. Н. Арбатова состоялась 26 августа 1908 г.
   [clxxxiii] Блюменталь-Тамарин Всеволод Александрович (1881 -- 1945) -- актер, принадлежал к известной театральной семье. Выступал в театрах Корша, Синельникова, Комиссаржевской, ЛХО (с 1905). После революции в Малом театре, Театре МГСПС и др.
   [clxxxiv] "Новое время" анонсировало: "журнал Театра Литературно-художественного общества помимо пьес своего репертуара издал в прошлом году "Сценическое искусство" Гордона Крэга, а в предстоящем сезоне выпускает первый том "Театральной критики" А. С. Суворина и начинает печатать обширный труд "Русской театральной энциклопедии", [который] рассчитан на 20 выпусков в формате журнала общим объемом в 100 а. л." (1908. No 11635. 3 августа. С. 4). Тем не менее издание "Русской театральной энциклопедии" не было осуществлено. Ошибочным представляется как утверждение П. А. Руднева, что издание увидело свет, так и то, что авторство принадлежит отцу Б. С. Глаголина -- С. С. Гусеву (псевд. Слово-Глаголь). См.: Руднев П. А. Театральные взгляды Василия Розанова. М., 2003. С. 34.
   [clxxxv] Юбилейный спектакль по случаю 80 летия Л. Н. Толстого состоялся 27 августа 1908 г. В него вошли: сцены из повести "Отрочество", из романа "Воскресение", пятое действие "Власти тьмы" и "Живые картины из произведений Л. Н. Толстого".
   [clxxxvi] Лирическое эссе Б. С. Глаголина "Белая ночь" было опубликовано 20 мая 1908 г. в "Новом времени" (No 11561. С. 4) за подписью -нъ. Перепечатано в кн.: Глаголин Б. С. За кулисами моего театра. СПб., 1911. С. 79 -- 80.
   [clxxxvii] Газета приводит следующий фрагмент: "Белая ночь -- это весенний день, который не хочет заснуть. Он обманывает сумерками; трудно уловить, когда они начинают приоткрывать глаза и улетают вверх как декорации в театре. Премия режиссеру, который сумеет показать будущей осенью белую ночь" и вопрошает: "Что это -- символ русской конституции?.. Похоже" (Русь. 1908. No 139. 21 мая. С. 4).
   [clxxxviii] Заметка Б. С. Глаголина о посещении И. Е. Репина на его даче в Куоккале была напечатана 31 мая 1908 г. в "Новом времени" (No 11572. С. 4) за подписью -нъ. Глаголин использовал заметку для того, чтобы подкрепить авторитетом И. Е. Репина увлекшую его театральную идею: "Это будет очень интересно -- посмотреть "Ревизора" в современной обстановке и в современных костюмах, -- удачная идея! -- отозвался, между прочим, И. Е. на сенсационное сообщение одного из артистов Театра Литературно-художественного общества".
   [clxxxix] Идея сыграть "Орлеанскую деву" возникла в атмосфере модернистской чувствительности и нового уверования в то, что искусство выше природы. Свои соображения по этому поводу Б. С. Глаголин сначала изложил в статье "Жанна Д'Арк -- мужчина?" (Звезда. 1903. No 80), затем в брошюре "Почему я играю роль Орлеанской девы?", опубликованной в 1905 г. Однако на практике ему удалось сыграть ее гораздо позже. Премьера пьесы Ф. Шиллера "Орлеанская дева" в постановке Н. Н. Евреинова состоялась 4 мая 1908 г. Не без оговорок фундаментального свойства и не без иронии в адрес "орлеанского девственника" его исполнение получило и зрительское, и критическое признание. Режиссер спектакля Н. Н. Евреинов также выступил со статьей "Орлеанская дева на сцене (по поводу выступления Б. С. Глаголина в роли Жанны Д'Арк 4 мая 1908 г.)" (Журнал Литературно-театрального общества. 1907 -- 1908. No 8 -- 10. С. 180 -- 182), которая затем была перепечатана в его книге "Pro scene sua" (СПб., 1915. С. 9 -- 16).
   [cxc] Кривенко Василий Силович (1854 -- 1928) -- журналист, театральный критик, мемуарист, заведующий канцелярией министерства императорского двора. Один из учредителей Русского театрального общества. С 1898 по 1900 г. -- председатель РТО. Печатался по преимуществу в "Новом времени" и "Русском инвалиде".
   [cxci] Темирова (Кочевникова) Екатерина Павловна (Помпеевна) -- актриса Александринского театра с 1889 г.
   [cxcii] Сезон 1908/09 г. Н. Н. Евреинов работал режиссером в Театре В. Ф. Комиссаржевской.
   [cxciii] Жуковская (Жуковская-Лисенко) Наталья Юльевна (1876 -- 1940) -- актриса Театра ЛХО, автор нескольких репертуарных шлягеров ("Над толпой", "Хаос", "Дети", "Особняк", "Лавина" и др.), после революции автор пьес для детей.
   [cxciv] Геркен Евгений Юрьевич (псевд. Геркен-Баратынский; 1886 -- 1962) -- поэт, переводчик, драматург, либреттист, "король оперетты".
   [cxcv] Коломнин Дмитрий Алексеевич (ок. 1878 -- после 1920) -- капитан, внук А. С. Суворина.
   [cxcvi] Анонс о выходе первого тома "Театральных очерков. 1866 -- 1876" А. С. Суворина появился в августе 1908 г. Но книга была напечатана только в 1914 г. Составительские усилия Б. С. Глаголина в выходных данных издания отражены не были. В фонде А. С. Суворина (РГАЛИ. Ф. 459. Оп. 2. Ед. хр. 1102) хранится библиография театральных статей и рецензий А. С. Суворина, напечатанных в газетах "Санкт-Петербургские ведомости" и "Новое время" за 1871 -- 1894 гг., составленная Б. С. Глаголиным.
   [cxcvii] Кормилицын Яков Климович, с 1905 г. управляющий книжным магазином А. С. Суворина.
   [cxcviii] Агарев Анатолий Аполлинариевич (? -- 1909) -- актер. После окончания Драматических курсов Театрального училища, служил в Иркутске, сразу заняв амплуа первых любовников. В 1890 х гг. считался одним из наиболее видных провинциальных артистов этого амплуа. На сцене Театра ЛХО выступил весной 1899 г., а затем служил два сезона -- с осени 1902 до весны 1904 г.
   [cxcix] Набоков Константин Дмитриевич (1872 -- 1927) -- чиновник министерства иностранных дел, литератор. Был в дружеских отношениях с П. Н. Орленевым.
   [cc] Ежедневная газета "Русь", издателем которой значился А. А. Суворин, а редакторами были А. А. Суворин, затем М. М. Крамлей, а еще позже С. А. Изнар, выходила с декабря 1903 по 18 июля 1908 г. С 16 августа подписчикам взамен "Руси" рассылалась газета "Новая Русь". В начале мая 1908 г. газета "Речь" выступила с обвинениями в адрес сотрудников редакции "Русь" в шантаже и махинациях: "Как мы сообщали, у нас данные, изобличающие сотрудников в охаживании кредитных учреждений с требованием мзды за умолчание о расстроенном положении дел, о противоуставных операциях и т. п." (Речь. 1908. No 108. 7 мая. С. 1). В ответ на резкие опровержения "Руси" "Речь" конкретизировала свои обвинения: "... нет почти банка, в который не являлись бы сотрудники "Руси" со своими "предложениями". Были они в компании "Надежда", в "Русском для внешней торговли банке", в "Международном", ездили в Киев, где, встреченные недружелюбно, предупредительно оставляли свои визитные карточки с указанием адреса. О некоторых посещениях оставался даже письменный след протокола, составленного о поведении "сотрудника", и протокол этот хранится в кредитной канцелярии" (Речь. 1908. No 111. 9 мая. С. 1). От газетной перепалки дело перешло в рассмотрение Третейского суда, а затем и уголовного, что и привело к закрытию газеты "Русь".
   [cci] См.: Меньшиков М. О. Виновата ли армия? // Новое время. 1908. No 11572. 31 мая. С. 3.
   [ccii] Б. С. Глаголин возвращается к теме реализма и сценической иллюзии, по поводу которой он опубликовал заметку в "Новом времени" от 7 (20) ноября 1907 г. (No 11371. С. 7.), без названия и без подписи:
   "Мне хочется сказать два слова о реализме. О нем у нас теперь много говорят. С одной стороны, мещанский театр Станиславского, преподавший публике прелесть живых сверчков и тараканов, с другой -- убогий "Балаганчик" Комиссаржевской, а посередине висит в воздухе вопрос о реализме.
   -- Что такое реализм? -- вопрошает сбитый с толка и любящий поговорить о высоких предметах зритель.
   В ответ на это Дузе, не проронив ни одной слезинки, показала нам "сухие слезы", от которых ее бледное, прекрасное лицо казалось залитым потоками слез. Великий Сальвини в тех же целях разъяснить реализм -- по крайней мере сценически -- дал нам в "Отелло" потрясающую картину смерти, где клокотание крови в недорезанном горле каждый раз заставляло меня содрогаться. Помню, я спросил его, как он это делает, и Сальвини объяснил очень просто: вот надо сделать так-то языком, а тут-то придавить пальцем горло. Бывший при этом разговоре -- на свое несчастие -- русский трагик попробовал было повторить: вышло комическое клохтание и ничего больше.
   Реалистами называются вовсе не те, кто просто списывают жизнь и выдают протоколы за художественные произведения, но те, кто приближаются к жизни воображением. В этом смысле я всех художников называю реалистами. Даже самые отвлеченные иллюзионисты суть реалисты, ибо в созданиях своих и они реализуют утопию.
   Реализма как такового не существует.
   Реализмом называется искусство.
   Чем искуснее художник, тем он реальнее".
   Этот образец театрального фольклора любопытен тем, что эскизно очерчивает ту полемику с Натуралистическим театром Станиславского и Условным театром Мейерхольда, которую впоследствии будет вести А. Я. Таиров, также понимавший реализм как реальность сценической игры.
   [cciii] В своем "Письме в редакцию" (Ежедневник искусства и литературы. СПб., 1901. No 11. С. 3) Б. С. Глаголин писал:
   "За последнее время сцена положительно зашла в непролазную грязь. Над каждым театром горделиво красуется вывеска: "здесь сама жизнь!" <...>
   Посмотрите на репертуар: эта пьеса по женскому вопросу, эта по квартирному, эта на педагогические злобы, та разбирает рабочий вопрос, вот пьеса -- судебная хроника, а вот просто -- "городское происшествие". <...>
   Герой нашего времени -- не герой пошляков и негодяев, а заветная мечта лучшей части нашего народа, лучшей части нашего общества. Меня ободряет затея А. С. Суворина, который задумал, по его словам, возобновление комедии "Горе от ума". Это будет, действительно, возобновление сданной в архив "на утренники" пьесы вечно-юной, вечно-прекрасной, вечно-современной. Понятно, когда ставят "Горе от ума" в исторически верной обстановке, то пьеса имеет какой-то специально-археологический интерес, недоступный многим, в том числе и исполнителям, которые совершенно теряют способность играть. Мечта Суворина -- поставить пьесу так, чтобы она захватывала современность, -- перед нами будут живые люди не прошлого, а настоящего, в костюмах текущего времени, в его обстановке, в его нравах и обычаях. "Чацкий неизбежен при каждой смене поколений. Каждое дело, требующее обновления, вызывает тень Чацкого. В честных и горячих речах позднейших Чацких будут вечно слышаться грибоедовские мотивы и слова...""
   [cciv] См.: Аничков Е. Традиция и стилизация // Театр. Книга о новом театре. СПб., 1908. С. 61.
   [ccv] Суворин Михаил Алексеевич.
   [ccvi] Рощина-Инсарова (Пашенная) Екатерина Николаевна (1883 -- 1970) -- актриса. Дочь Н. П. Рощина-Инсарова, сестра В. Н. Пашенной. На сцене с 1897 г. Выступала в Киеве, Астрахани, Пензе, Ростове-на-Дону. С 1905 по 1909 г. -- в Театре ЛХО.
   [ccvii] Зеланд-Дубельт (Зеланд-Дуббельт, Дуббельдт) Елена Александровна (1860 -- 1937) -- писательница, драматург.
   [ccviii] Премьера пьесы Н. Ю. Жуковской "Дети" в постановке Г. В. Гловацкого состоялась 20 октября 1908 г.
   [ccix] Заметка Б. С. Глаголина была реакцией на статью А. А. Блока "О театре" (Золотое руно. 1908. No 3 -- 5), после переработки прочитанную в качестве публичной лекции в Театральном клубе (Петербург) 18 марта 1908 г. Основное положение Блока: "Если писатель есть по преимуществу человек (а он должен быть таковым), то актер, такой, каким создала его традиция, по преимуществу -- лицедей. Может быть, он чертовски талантлив, но это только усугубляет его лицедейство. Он таскает в себе всегда непочатый угол героизма, вздувается от героизма, ему некуда деваться от привычки к тому, что он на сцене -- герой, любовник, злодей. Таким же он пребывает в жизни". Цит. по: Блок А. А. Собр. соч.: В 8 т. М.; Л., 1962. Т. 5. С. 248. Заметка Б. С. Глаголина была перепечатана в полном виде ("Театральная тайна") в "Журнале Театра Литературно-художественного общества" (1908 -- 1909. No 1 -- 2. С. 11) и в книге Глаголина "За кулисами моего театра" (СПб., 1911. С. 24 -- 27) под названием "О театральной лекции А. Блока".
   [ccx] Заметка Глаголина о закрытии сезона в Александринском театре бенефисом суфлеров и помощников режиссера, спектаклем "Молодежь" ("Семнадцатилетние" М. Дрейера и комедия-шутка "Заратустра села Будникова" А. И. Свирского) была опубликована в "Новом времени" от 23 апреля 1908 г. (No 11534. С. 14).
   [ccxi] Возможно, Б. С. Глаголин имеет в виду пьесу "Гетера Лаиса".
   [ccxii] Красов (Некрасов) Николай Дмитриевич (1867 -- 1940) -- актер, антрепренер, театральный деятель. На сцене с 1892 г. Сезон 1895/96 г. в труппе Театра ЛХО. В 1904 -- 1907 гг. был администратором и членом дирекции Драматического театра В. Ф. Комиссаржевской.
   [ccxiii] "Черные вороны" В. В. Протопопова, пьеса "из быта русских сектантов". Вызвала ожесточенные нападки правых общественных сил (в первую очередь Союза русского народа) и некоторых иерархов церкви, среди которых особый эффект имело воззвание епископа Гермогена, после чего пьеса была запрещена к исполнению. Автору удалось все-таки добиться отмены цензурного запрещения, и пьеса широко пошла по театрам России. Тем не менее, скандалы вокруг нее продолжались, и местные власти то и дело запрещали спектакли то в одном, то в другом городе. Петербургский театр Красова показал ее 12 октября 1907 г. в постановке Н. Н. Арбатова. Спектакль был сыгран 60 раз, после чего запрещен.
   [ccxiv] Премьера "драматического парадокса" Н. Н. Евреинова "Такая женщина" в постановке Б. С. Глаголина состоялась 2 сентября 1908 г., "современной арлекинады Э. Корна "Коломбина"" -- 28 сентября.
   [ccxv] Контан Август Станиславович -- владелец ресторана в Петербурге на Мойке.
   [ccxvi] Вольф Ю. -- заведующий конторой Театра ЛХО.
   [ccxvii] Премьера пьесы Е. М. Беспятова "Златорозовый крест" ("Вольные каменщики") состоялась 12 января 1910 г.
   [ccxviii] Борская (Климова) Надежда Дмитриевна (1885 -- 1963) -- актриса. Окончила драматическое отделение Московского филармонического училища (1903, училась у Вл. И. Немировича-Данченко). Играла в провинциальных театрах (Ярославль, Херсон, Рига, Харьков, Тифлис). Сезон 1908 -- 1909 гг. -- в Театре ЛХО. В 1910 г. -- в театре Сабурова, в 1912 -- 1931 гг. -- в театре Корша, в 1933 -- 1936 гг. -- в театре МХАТ II. С 1936 по 1954 г. -- в Малом театре.
   [ccxix] В конце лета -- сентябре 1908 г. в Петербурге разразилась эпидемия холеры.
   [ccxx] Премьера драмы Л. Н. Урванцова "Фрейлина" в постановке Г. В. Гловацкого состоялась 10 октября 1908 г.
   [ccxxi] Премьера пьесы Ф. Мольнара "Черт" в переводе П. П. Немвродова состоялась 4 декабря 1908 г.
   [ccxxii] Рошковская Клавдия Митрофановна -- актриса Театра ЛХО. Выступала также в составе труппы Л. Б. Яворской (1915 -- 1916).
   [ccxxiii] В Институт благородных девиц (Смольный институт) дети принимались с 8 -- 9 лет и оставались девять лет.
   [ccxxiv] Суворин Михаил Алексеевич.
   [ccxxv] Дочь В. Н. Давыдова, Ирина Николаевна Рунич-Давыдова дебютировала в Театре ЛХО 28 сентября 1908 г. в пьесе Э. Корна "Коломбина", после чего была принята в труппу.
   [ccxxvi] Премьера комедии Ч. Марло "Когда рыцари были храбры" в переводе Е. Билы в постановке Г. В. Гловацкого с Б. С. Глаголиным в главной роли состоялась 11 сентября 1908 г.
   [ccxxvii] Статья Г. Крэга "Элеонора Дузе" в переводе В. П. Лачинова была напечатана в "Журнале Театра Литературно-художественного общества" (Сезон 1908/09 гг. No 3. С. 11 -- 13).
   [ccxxviii] Журнал "Маски", издававшийся Г. Крэгом во Флоренции (1908 -- 1929), стал органом европейского театрального модернизма и оказал большое влияние на сценическое искусство XX в.
   [ccxxix] Премьера "Синей птицы" М. Метерлинка в Художественном театре состоялась 30 сентября 1908 г. Режиссеры К. С. Станиславский, Л. А. Сулержицкий, И. М. Москвин.
   [ccxxx] Баратов (Бреннер) Павел Григорьевич -- актер. Окончил Киевский университет в 1898 г. Выступал в Художественном театре (1898 -- 1901). В 1901 г. перешел в театр Л. Б. Яворской, затем в Театре ЛХО (1904 -- 1908). После революции выступал с еврейскими труппами, играя на идиш: Польша, Румыния, Австрия, США (Еврейский художественный театр Морица Шварца), Германия (экспериментальная труппа Э. Пискатора, в которой Баратов играл на идиш, остальные актеры на немецком).
   [ccxxxi] Конради Павел Павлович (7 -- 1916) -- писатель, журналист, театральный рецензент "Нового времени".
   [ccxxxii] Розанов Василий Васильевич (1856 -- 1919) -- философ, публицист. Постоянный автор "Нового времени" с 1894 г. и до закрытия газеты.
   [ccxxxiii] Премьера пьесы Г. де Кайяве и Р. де Флера "Любовь на страже" состоялась 31 августа 1908 г.
   [ccxxxiv] Премьера пьесы Н. Ю. Жуковской "Хаос" состоялась 17 августа 1907 г.
   [ccxxxv] Давыдов Владимир Николаевич (Горелов Иван Николаевич; 1849 -- 1925) -- актер. В 1867 -- 1880 г. работал в провинциальных театрах. С 1880 по 1924 гг. -- с перерывами в Александринском театре. В 1886 -- 1888 в театре Корша в Москве, с 1924 г. в Малом театре. С 1889 г. -- преподаватель драматических курсов в театральном училище.
   [ccxxxvi] Чествование А. С. Суворина в связи с 50 летием его литературной деятельности состоялось 27 февраля 1909 г.
   [ccxxxvii] Позже, в июле 1919 г., брат Е. К. Мельницкой (Валерской) подтвердил свою готовность дуэльно защищать честь своей сестры. В Харькове 20 июля он тяжело ранил на дуэли Н. Н. Синельникова 2 го, сына антрепренера Н. Н. Синельникова, который через несколько дней скончался. См.: Южный край. Харьков, 1919. No 39. 23 июля. С. 3; No 62. 21 августа. С. 2.
   [ccxxxviii] Зигфрид [Э. А. Старк] не пощадил ни режиссерского дебюта Б. С. Глаголина, постановщика пьесы Н. Н. Евреинова "Такая женщина" (премьера -- 2 сентября 1908 г.), ни молодой актрисы:
   "Поставил пьесу г. Глаголин. Мир обогатился еще одним режиссером, который сам про себя думает, что он замечательно талантлив. Бедный! Как тяжело оставаться в единственном числе. <...> Все было отвратительно: обстановка, расположение действующих лиц и все их внешние приемы. Например, голые ноги г жи Валерской, торчащие ступнями прямо на зрителя, одни они стоят увековечивания для потомства. Наконец, выбор актеров... Для того, чтобы пьеса могла иметь успех, нужно, чтобы "такую женщину" играла первостепенная актриса. Что такое г жа Валерская? Бездарность... притом круглая" (Эскизы // Санкт-Петербургские ведомости. 1908. No 200. 4 сентября. С. 2).
   [ccxxxix] Василевский Лев Маркович (Янкель-Лейба Мордкович; 1876 -- 1936) -- журналист, прозаик, поэт. Работал земским, затем судовым врачом. В 1912 -- 1914 сопровождал И. И. Мечникова в поездках по охваченным чумой районам Астраханской губернии. С 1904 г. жил в Петербурге, занимался издательской деятельностью. Вел театральный раздел газеты "Речь". Писал пьесы в стихах. Во время Гражданской войны был тяжело контужен, почти совершенно лишился слуха. В дальнейшем отошел от литературной работы, занимался пропагандой санитарно-гигиенических знаний.
   Василевский (Речь. 1908. No 211. 4 сентября. С. 5) был вполне корректно-критичен и тем выпадал из общего тона, предложенного Ю. Д. Беляевым и Э. А. Старком.
   [ccxl] Ю. Беляев в своем фельетоне "Такая женщина" (Новое время. 1908. No 11667. 4 сентября. С. 2) основной удар нанес по Н. Н. Евреинову и "спазмам бесплодного творчества". По поводу Валерской было сказано: "На обывательский вкус оно как будто и пикантно и занозисто: на кровати сидит полуголая хорошенькая женщина и болтает босыми, подкрашенными ножками".
   [ccxli] В заметке от 15 ноября 1908 г. "Новое время" (No 11739. С. 5) сообщало:
   ""Большой человек", пьеса талантливого публициста, г. Колышко, идет сегодня. В субботу, на Малом театре в бенефис г. Глаголина. Все толки о том, что пьеса эта изображает личность известного министра и его интимную обстановку -- не основательны. Г. Колышко, долгое время вращавшийся в высшей администрации, близко знавший нескольких министров, не мог рисовать в своей пьесе нечто отвлеченное, придуманное. Он наблюдал, и наблюдения эти остались в его памяти и попали в его пьесу. Но идея ее гораздо шире каких-нибудь личных воспоминаний или фотографий верных действительности".
   [ccxlii] Потапенко (урожд. Колобрьер) Мария Андреевна (1867 -- 1952) -- переводчица, вторая жена И. Н. Потапенко (с 1904 г.).
   [ccxliii] По сообщению "Нового времени" от 7 июня 1909 г. (No 11937. С. 4), "режиссер Театра Литературно-художественного общества г. Глаголин по поручению дирекции выехал в Берлин, Париж и Лондон для ознакомления с последними усовершенствованиями театральной техники и приобретения прав постановки некоторых пьес европейского репертуара".
   [ccxliv] Ouvrage (фр.) -- тип роскошного художественного издания большого формата, обычно состоящего из гравюр.
   [ccxlv] Нельсон (Nelson) Юлия (1868 -- 1957) -- английская актриса.
   [ccxlvi] Премьера пьесы В. Девере по "Генриху Наваррскому" А. Дюма в переводе Е. А. Билы состоялась 28 ноября 1909 г.
   [ccxlvii] Гуриели (урожд. Данилова, псевд. Гурская, Кн. О. Б ва, Кн. О. Бебутова; в замуж. Соллогуб, Данилова и кн. Бебутова) Ольга Георгиевна (иногда Михайловна) (1879 -- 1952) -- актриса, писательница. Любовница вел. кн. Георгия Александровича (1894 -- 1899), брата Николая II. Дебютировала в Театре ЛХО в роли Катерины ("Гроза", 1899), в труппе с 1900 г., проработала четыре года, после чего была приглашена в Александринский театр, но в нем не задержалась. Ее популярности в немалой степени способствовала внешность (приз на Всероссийском конкурсе красоты в 1906). В первом браке -- княгиня Бебутова. Став графиней Соллогуб во втором браке, покинула сцену. В 1906 г. вернулась на сцену: выступала в оперетте, гастролировала. Издавала газету "Театр и спорт", где печатала романы княгини Бебутовой и театральную хронику об актрисе Гуриели. Вокруг этой женщины постоянно витала атмосфера скандала и мистификации. С осени 1908 г. снова в Театре ЛХО. Ее лучшие роли, "сильно драматические и трагические", в спектаклях "Мария Стюарт" Ф. Шиллера, "Монна Ванна" М. Метерлинка, "Татьяна Репина" А. С. Суворина и др. После революции -- в эмиграции. Печаталась в Риге, жила во Франции. Умерла в нищете и забвении.
   [ccxlviii] Глебова Ольга Афанасьевна (Глебова-Судейкина; 1885 -- 1945) -- актриса, художник театра. Первая жена художника С. Ю. Судейкина. В 1905 г. окончила Петербургское театральное училище (класс В. Н. Давыдова). Выступала в Александринском театре (1905 -- 1906), театре В. Ф. Комиссаржевской (1906 -- 1907). В 1909 -- 1911 гг. в Театре ЛХО. Участвовала в спектаклях театров-кабаре "Бродячая собака" и "Привал комедиантов". "Коломбина десятых годов" была запечатлена в поэзии А. А. Ахматовой, М. А. Кузмина, Ф. К. Сологуба, Г. В. Иванова. С 1924 г. в эмиграции. Жила в Париже.
   [ccxlix] Вадимова Дарья (Дора) Михайловна (? -- 1912) -- актриса. Сценическую карьеру начала в Новочеркасске у антрепренера Крылова. С 1906 г. выступала в петербургском театре "Фарс", где выдвинулась как исполнительница комедийных ролей и выделялась сдержанным и мягким стилем игры. С 1907 по 1909 г. в Театре ЛХО. Затем выступала в Театре К. Н. Незлобина, где наибольшую популярность ей принесла заглавная роль в пьесе Ю. Д. Беляева "Псиша" (1911). Рано погибшая выдающаяся комедийная актриса.
   [ccl] Добровольский Леонид Медарович (? -- 1932) -- актер. Окончил в 1892 г. Драматические курсы Театрального училища (класс В. Н. Давыдова) и был принят на Александринскую сцену, но вскоре подал в отставку, служил в антрепризах Корша, Незлобина и многих других. Работал в Театре ЛХО. Среди его ролей: Хлестаков, Альмавива, Чацкий, Кречинский.
   [ccli] Литвинов Н. П. -- актер Театра ЛХО. После революции в эмиграции. Жил в Париже. Принимал участие в русских спектаклях.
   [cclii] Нерадовский Сергей Николаевич (1874 -- ?) -- актер на амплуа героев-любовников и фатов. Играл в провинции. С 1908 по 1916 г. -- в Театре ЛХО. После революции в труппе Драматического театра Народного дома.
   [ccliii] Б. С. Глаголин имеет в виду заметку "Из Лондона", подписанную "-нъ" (Новое время. 1909. No 11962. 2 июля. С. 3 -- 4):
   "В Lyric Theatre идет новая пьеса прославленного Артура Конан Дойля "The fire of fate"; в New Theatre "Henry of Navarre". На эти две пьесы ежедневно собирается весь Лондон и, очевидно, будет собираться довольно долго <...> Об упадке английского театра принято говорить еще со времен Шекспира, о Конан Дойле у нас не существует двух мнений, об исторических пьесах англичан говорят не иначе как о феериях. И вдруг -- приятное разочарование: я увидел лучший из европейских театров, театр с головы до ног, -- театр, не заискивающий ни у критики, ни у бутафорских измышлений режиссера. Это первый театр, который произвел на меня впечатление самостоятельным творчеством, который ни на секунду не обманывал, не выдавал себя за действительность. Не "прятался" за ансамбль и обстановку, а поражал меня своим талантом, благородством манер и тона. Здесь были талантливые актеры с их своеобразием и непосредственностью, а непосредственность и своеобразие совсем не похожи ни на станиславовщину, ни на сырье, известное под названием "нутра".
   Английский театр глубоко национален, как и все английское, он наиболее технически законченный театр из всех, он производит максимум впечатления, затрачивая минимум усилий. <...>
   В этот раз Конан Дойль обходится, к счастью, без английских сыщиков и воров: первое действие пьесы происходит в кабинете знаменитого доктора в Лондоне, а последующие среди дервишей, негров, на палубе парохода по Нилу и в плену у арабов. В задаче автора уже нет исключительного прославления человеческой сообразительности. В "The fire of fate" А. Конан Дойль иллюстрирует идею высшего порядка, которому, увы, покоряется даже гениальная сообразительность, -- идею судьбы".
   В расширенном виде перепечатана в кн.: Глаголин Б. С. За кулисами моего театра. СПб., 1911. С. 82 -- 88.
   [ccliv] Премьера пьесы Г. де Кайяве и Р. де Флера "Осел Буридана" под названием "Милый Жорж" в постановке Б. С. Глаголина состоялась 6 октября 1909 г. Перевод Е. К. Валерской.
   [cclv] Роль Заза в одноименной пьесе П. Бертона и Ш. Симона Л. Б. Яворская сыграла еще в Театре ЛХО (30 декабря 1898 г.). С тех пор эта роль стала для нее коронной, была играна и в Новом театре Яворской, и позже во время гастролей.
   [cclvi] Пьеса князя Барятинского "Шелковичные черви" была с успехом сыграна Л. Б. Яворской с труппой Театра ЛХО в мае 1909 г.
   [cclvii] Замысел Б. С. Глаголина не был осуществлен.
   [cclviii] Пьеса А. Конан Дойля "The fire of fate" не была поставлена в Театре ЛХО.
   [cclix] Аллегри Орест Павлович (1859 -- 1954) -- театральный художник-декоратор, с 1889 г. работал в императорских театрах.
   [cclx] Болдырев Никон Николаевич -- с осени 1905 г. помощник декоратора, затем заведующий декоративной частью Театра ЛХО.
   [cclxi] Афанасьев Николай Иванович (1864 -- после 1911) -- журналист, секретарь редакции газеты "Новое время", сотрудник Театра ЛХО.
   [cclxii] Бобрищев-Пушкин Александр Владимирович (псевд. Громовой; 1875 -- 1937) -- политический деятель, адвокат, драматург, публицист. Автор пьес "Мертвое солнце", "Пираты жизни", "Соль земли". Один из организаторов Конституционно-монархического правого совета, член Союза 17 октября. Во время Гражданской войны в Новороссийске по его доносу был арестован белой контрразведкой как "большевик" Вс. Э. Мейерхольд (1919). В эмиграции стал одним из ведущих сменовеховцев. Связывал с новой властью надежды на осуществление идеи русского мессианизма. В 1923 г. вернулся из эмиграции. Состоял членом Ленинградской коллегии защитников. Расстрелян.
   [cclxiii] Эмме Владимир Владимирович (1875 -- 1920) -- художник-исполнитель. С 1893 по 1907 г. служил помощником декоратора в императорских театрах, принимал участие в мейерхольдовском театрике "Лукоморье" (1908).
   [cclxiv] В "Новом времени" от 28 ноября 1909 г. (No 12111. С. 14) была напечатана заметка о предстоящем бенефисе, которая начиналась так:
   "Сегодня в бенефис Глаголина в Малом театре идет "Генрих Наваррский". Что говорить о бенефицианте? Его знают, он не новичок. У него своя публика, которая придет и без напоминаний".
   [cclxv] П. Конради был двусмысленно учтив ("Г. Глаголин отлично передал все эти переходы и с большой чуткостью оттенил душевное благородство, характерное для Людовика XIV; он был красив действительно, и придворная лесть, глядя на него, не казалась непомерной"), хотя и уделил бенефицианту меньше строк, чем декорациям О. Аллегри (Новое время. 1911. No 12114. 30 ноября. С. 6). В конце рецензии он писал: ""Генрих Наваррский" -- хорошая мелодрама, а ее "обстановочность", яркие краски XVI века баюкают воображение и уносят зрителя далеко-далеко от этой серой жизни в цветную сказку милой старины. А ведь в театре так хочется, наконец, забыться".
   [cclxvi] Журнал "Театр и искусство" в выпуске от 8 августа 1910 г. сообщал: "Н. Н. Арбатов вышел из состава преподавателей школы имени А. С. Суворина и с предстоящего сезона открывает свою школу драматического искусства" (No 32. С. 595).
   [cclxvii] Премьера трагедии Ф. Шиллера "Заговор Фиеско в Генуе" в постановке Г. В. Гловацкого состоялась 29 сентября 1910 г.
   [cclxviii] Премьера пьесы А. Ф. Писемского "Самоуправцы" в постановке Н. Н. Арбатова состоялась 30 августа 1910 г. Второй спектакль -- 1 сентября.
   [cclxix] Премьера трагедии Е. М. Беспятова из эпохи царствования Елизаветы Петровны "Вольные каменщики" ("Златорозовый крест") состоялась 12 января 1910 г. Возобновление -- 31 августа 1910 г.
   [cclxx] Премьера пьесы Э. Ростана "Шантеклер" ("Глашатай солнца") в переводе Т. Л. Щепкиной-Куперник в постановке Б. С. Глаголина состоялась 7 апреля 1910 г. "Декорации по парижским макетам" были исполнены Н. Н. Болдыревым.
   [cclxxi] Премьера драмы М. Ленгиеля "Тайфун" в постановке Б. С. Глаголина состоялась 11 сентября 1910 г.
   [cclxxii] Премьера пьесы К. Острожского (К. С. Гогеля) "Данные барышни" состоялась 22 сентября 1910 г.
   [cclxxiii] Премьера пьесы В. А. Рышкова "Распутица" состоялась 12 октября 1910 г.
   [cclxxiv] Троянова (урожд. Виттинг, в замуж. Триштатная, Кирикова, Ганцкевич) Мария Эдуардовна -- актриса Театра ЛХО. После революции в эмиграции. С 1921 г. жила в Париже, где принимала участие в русских спектаклях.
   [cclxxv] Миткевич (в замуж. Дорошевич) Ольга Николаевна (? -- 1940) -- актриса. С 1900 г. выступала в театре Корша, Сабуровском театре. 1910/11 г. -- в Театре ЛХО. Затем в театре Незлобина, театре Яворской и др. После революции в труппе Драматического театра Народного дома, затем в БДТ. Жена "короля фельетонистов", театрального критика В. М. Дорошевича.
   [cclxxvi] Подобедов М. П. -- инженер-технолог, глава электротехнической фирмы.
   [cclxxvii] Тычинкин Константин Семенович (? -- после 1916) -- преподаватель немецкого языка в гимназии и заведующий выпуском "Нового времени", затем заведующий типографией А. С. Суворина.
   [cclxxviii] Шмидт Иван Федорович (1871 -- 1939) -- русский и немецкий режиссер. Муж Е. А. Полевицкой. Работал в Берлине и Вене у М. Рейнхардта. После революции оказался в эмиграции. Работал в русских и немецких труппах.
   [cclxxix] Немецкий театр Макса Рейнхардта четыре раза сыграл спектакль "Царь Эдип" Софокла в обработке Г. фон Гофмансталя в Петербурге в помещении цирка Чинизелли (25 -- 28 марта 1911 г.).
   [cclxxx] Возможно, именно этот эпизод описал М. А. Кузмин в дневниковой записи от 13 января 1910 г.: "Вечером пришел Судейкин. У них переживания. Жена Глаголина сбежала к Глебовой, Юрьевича выставили, Глаголин явился бить обеих дам" (Кузмин М. А. Дневник 1908 -- 1915 / Подг. текста и коммент. Н. А. Богомолова и С. В. Шумихина. СПб., 2005. С. 203).
   [cclxxxi] Премьера пьесы Л. Н. Толстого "Плоды просвещения" в постановке Г. В. Гловацкого состоялась 1 декабря 1910 г. Б. С. Глаголин участия в спектакле не принимал.
   [cclxxxii] Туношенский Владимир Владимирович (1865 -- 1910) -- рецензент, драматург, автор бульварных комедий, один из директоров Театрального клуба (СПб.).
   [cclxxxiii] Гидони Александр Иосифович (1885 -- после 1932) -- драматург, критик, сотрудник сатирических журналов, печатался в "Аполлоне" и многих других изданиях. Был вхож в "башню" Вяч. Иванова. После революции выехал в Литву как уроженец Каунаса. В 1920 е гг. сотрудничал в русской коммунистической газете "Новый мир" (США). В 1927 г. вернулся в Россию, работал в театральной периодике. В конце 1929 г. вновь эмигрировал.
   [cclxxxiv] Премьера драмы В. П. Буренина "Король свободы" состоялась 23 ноября 1910 г.
   [cclxxxv] Фельетон С. Гусева "Репин в роли Навуходоносора", подписанный Дон Перец, был опубликован в "Новом времени" от 21 ноября 1910 г. (No 12463. 21 ноября. С. 5).
   [cclxxxvi] Башарина (Щербина) Евгения Илларионовна (1891/1892? -- 1937?) -- эстрадная певица (сопрано), известная исполнительница русских народных песен и романсов. Дебютировала в Петербурге в 1910 г., т. е. почти одновременно с Н. В. Плевицкой, от которой отличалась особым лирическим даром. Исполняла народные песни в обработке Я. В. Прохорова и в сопровождении пианистов-аккомпаниаторов А. В. Пашкевича, А. В. Таскина. "Кристальной чистоты нежный голосок тесно сплелся с юным талантом настоящей артистки и дал прекрасное целое", -- отзывался на дебют певицы рецензент Лорд Ли (ОРиРК, СПбГТБ. Ф. 25 (Г. М. Полячек). Папка "Е. И. Башарина-Щербина").
   Выступала в самых престижных залах Петербурга -- Академической Капелле, Калашниковской бирже и др. (Сообщено А. А. Лопатиным.)
   [cclxxxvii] Рецензия А. Бенуа "Балет в Александринке" на "Дон Жуана" Мольера в постановке Вс. Э. Мейерхольда была напечатана в номере газеты "Речь" от 19 ноября 1910 г.
   [cclxxxviii] Премьера пьесы Л. Н. Толстого "Власть тьмы" состоялась в сентябре 1910 г. Б. С. Глаголин играл роль Никиты.
   [cclxxxix] Б. С. Глаголин имеет в виду свой "драматический эскиз" "Музей восковых фигур", премьера которого состоялась 27 января 1911 г.
   [ccxc] Премьера комедии Г. де Кайяве и Р. де Флера "Красная ленточка" в переводе Е. К. Валерской состоялась 13 января 1911 г. Постановка -- Б. С. Глаголина.
   [ccxci] Речь идет о возобновлении исторической драмы М. Н. Бухарина "Измаил", премьера которой состоялась еще 24 января 1898 г.
   [ccxcii] Шпачек Вильгельм Осипович -- дирижер и композитор конца XIX -- начала XX в. Автор оперетт "Змейка", "Их невинность", ряда романсов. В 1900 е гг. -- музыкальный руководитель театра "Буфф" (СПб.).
   [ccxciii] Б. С. Глаголин приобрел автомобиль "Лимузин Фиат" в декабре 1910 г.
   [ccxciv] 23 января 1911 г. в Мариинском театре состоялось представление "Жизели", в которой солировали В. Ф. Нижинский и Т. П. Карсавина. Согласно традиции танцовщику поверх трико полагалось надевать трусы. В костюме Нижинского, сделанном по эскизу А. Н. Бенуа, трусы отсутствовали. Наряд был описан критиками как "коротенькая курточка и трико, слишком облегающее формы артиста" и истолкован интригующими влиятельными лицами как оскорбительное неприличие. Нижинский был уволен с императорской сцены с беспрецедентной скоростью в двадцать четыре часа. Событие вызвало большой театральный и общественный скандал. Директор императорских театров был вынужден объясняться. В номере "Петербургской газеты" от 30 января 1911 г. (No 29. С. 11) была опубликована беседа с В. А. Теляковским о В. Ф. Нижинском. В разделе "Легкомысленный костюм" директор так описывает ситуацию: "Нередко г. Нижинский отказывался надевать костюмы, предназначенные ему заведующим монтировочной частью. Но пока фантазии г. Нижинского не выходили из рамок приличий, с этим возможно было мириться. Но в случае же, имевшем место на спектакле 23 января, дирекции ничего не оставалось, как уволить его немедленно. Г. Нижинский в беседе с Вашим сотрудником оправдывается тем, что никто из лиц дирекции, видевших его перед выходом на сцену, не сказал ему ни одного слова. Это не совсем так, если принять во внимание самого Нижинского, что к нему в уборную зашел заведующий монтировочной частью и заявил о невозможности выступить в таком слишком откровенном костюме. Далее г. Нижинский говорит, что если бы дирекция хотела удержать его на службе, у нее было два очень простых способа -- или настоять на том, чтобы он переменил костюм на казенный, или немедленно передать роль другому артисту, либо Легату, либо Андрианову. Не слишком ли наивно думать, что с целью уволить артиста дирекция не задумается поставить себя в крайне неприятное и неловкое положение. Заменить Нижинского другим артистом дирекция при всем желании не могла, так как до поднятия занавеса оставалось всего несколько минут. В такой небольшой промежуток времени артисту невозможно загримироваться и одеться. Кстати, рисунок, помещенный в вашей газете, не соответствует действительности: куртка г. Нижинского 26 января была гораздо короче".
   Далее последовал вопрос газетчика: "Но ведь г жа Кузнецова, артистка императорских театров, появилась на сцене парижской Большой оперы в опере "Таис" в еще более откровенном костюме, т. е. совсем без трико. Нельзя же предположить, что Кузнецовой, и данном случае Нижинским, и, наконец, художниками, по рисункам которых исполнены костюмы, руководили какие-либо другие цели, кроме желания соответствовать художественному успеху спектакля?" На что Теляковский ответил: "Дирекция, как таковая, не входит в критику постановок на заграничной сцене. В каждой стране свои взгляды, свои понятия, свои художественные вкусы. То, что удобно в Париже, у нас может оказаться неприемлемым. И г жа Кузнецова на сцене Мариинского театра в своем костюме из "Таис" не выступала и не выступит".
   [ccxcv] Возможно, Б. С. Глаголин имеет в виду интервью Нижинского, опубликованное в "Петербургской газете" (1911. No 33. 3 февраля. С. 5), в котором артист отвечал директору императорских театров. В нем, в частности, говорилось: "За всю мою службу я ни разу не отказался ни от одного костюма, а на одетый мною в "Жизели" костюм испросил особое разрешение дирекции. Уверяю вас, что причина моего увольнения в чем-нибудь другом. <...> Со мной он [Теляковский] мог поступить как ему заблагорассудится: "мое исключение, по его словам, пройдет незамеченным как для труппы, так и для публики". Увольнение же настоящих виновников, вероятно, так легко не пройдет ни для труппы, ни для директора. Вот вам истинный ключ к тайне". Так или иначе, но увольнение Нижинского с императорской сцены стало одной из главных ошибок В. А. Теляковского в его многолетнем служении на посту директора императорских театров, но и послужило славе русского балета. С. П. Дягилев, получив в безраздельное пользование гениального танцовщика, смог приступить к практической организации постоянной балетной труппы в Париже.
   [ccxcvi] Премьера комедии А. Дюма-отца "Молодость Людовика XIV" в переводе В. П. Лачинова и А. И. Светлова и постановке Н. Н. Арбатова состоялась 4 февраля 1911 г. в бенефис Б. С. Глаголина. Историко-художественной частью спектакля заведовал Ю. В. Корвин-Круковский. Художники -- О. К. Аллегри и Н. Н. Болдырев.
   [ccxcvii] Тарский (Стойким) Александр Иосифович (1875 -- 1913) -- актер, драматург. Сценическую карьеру начал в Харькове у Н. Н. Синельникова. Позднее служил в театре Корша, откуда перешел в Театр ЛХО (1909 -- 1913). Не занимая первых ролей, был заметным членом труппы. Искусный гример, он всегда умел дать внешне интересный облик персонажа.
   [ccxcviii] Шмитгоф Николай Максимилианович (ок. сер. 1870 х гг. -- ?) -- актер. На сцене с 1898 г. В Театре ЛХО с 1904 по 1913 и с 1915 по 1917 г. В 1921/22 -- в Петроградском драматическом театре (б. театр Народного дома). Затем работал в провинции (Новочеркасск, Ростов-на-Дону, Ярославль, Нижний Новгород). Последние сведения о нем относятся к 1943 г.
   [ccxcix] Студенцов Евгений Павлович (1890 -- 1943) -- актер, ученик Ю. М. Юрьева и Н. Н. Арбатова по Школе драматического искусства. В 1908 -- 1911 гг. работал в театре ЛХО. В 1911 г. был принят в Александринский театр, где проработал с перерывами до 1941 г. Умер в блокадном Ленинграде.
   [ccc] Корвин-Круковский Юрий Васильевич (1862 -- 1935) -- актер. На сцене с 1883 г. С 1886 г. и до конца жизни работал в Александринском театре. С 1919 г. был заведующим историко-художественной частью. Был консультантом по костюмам при постановке "Молодости Людовика XIV".
   [ccci] Премьера пьесы В. Гонсиоревского и И. Никоровича "Наполеон и пани Валевская" в переводе С. Д. Кармина и постановке Н. Н. Арбатова состоялась 9 марта 1911 г. в бенефис Я. В. Быховца-Самарина. Роль Наполеона исполнил Н. М. Шмитгоф.
   [cccii] Премьера комедии А. С. Грибоедова "Горе от ума", уже анонсированная на 18 октября 1911 г., так и не состоялась.
   [ccciii] Репертуар Театра ЛХО с 11 по 18 октября был опубликован в "Новом времени" 7 октября 1911 г. (No 12777. С. 1).
   [ccciv] Премьера комедии А. В. Бобрищева-Пушкина "Соль земли" в постановке Н. Н. Арбатова состоялась 4 октября 1911 г.
   [cccv] Глаголину удалось настоять на своем. Премьера пьесы К. Острожского (К. С. Гогеля) "Золотая клетка" в постановке Г. В. Гловацкого была перенесена с 18 октября на 15 октября 1911 г. согласно анонсу "Нового времени" (No 12782. 12 октября. С. 1). Но спектакль еще не был готов, и, несмотря на то, что билеты продавались уже и на 15 и на 18 октября, премьера была перенесена на 17 октября.
   [cccvi] Премьера комедии Е. Н. Чирикова "Лесные тайны" в постановке Н. Н. Арбатова состоялась 27 октября 1910 г.
   [cccvii] К. М. Рошковская исполняла роль сказочной красавицы Аленушки.
   [cccviii] Премьера пьесы В. Сарду "Рабагас" ("История одной революции") не состоялась.
   [cccix] Премьера пьесы Е. А. Билы и А. И. Тарского (Стойкина) "Боевые товарищи" в постановке Н. Н. Арбатова состоялась 1 ноября 1911 г.
   [cccx] 8 сентября 1911 г. состоялась премьера комической оперы М. Кузмина "Возвращение Одиссея" в постановке Б. С. Глаголина. Н. Россовский в "Петербургском листке" (1911. No 247. 9 сентября. С. 4) так заключил свой разбор: "Пора сказать бесконечно плохому антрепренеру-режиссеру Б. С. Глаголину: "Иди, Борис, и больше не антрепренерствуй!" С его появлением в труппе, славившейся артистами, способными играть в классических, исторических и вообще хороших пьесах, привилась сыщицкая литература, репертуар пошел на упадок.
   Дирекция театра, находясь под гипнозом Глаголина, составляла труппу, удаляла из нее артистов по его начертаниям. Он пожелал весной и теперь с открытием сезона своим репертуаром пельмелистого [от названия киевского низкопробного театра "Пэль-Мэль"] характера привлечь к себе публику театров: балета, оперы, оперетты, фарса и шантана.
   Корыстолюбивый, но не интеллигентный антрепренер! Мы думаем, мы надеемся, что литераторы дирекции театра Литературно-художественного общества вновь возьмут знамя общества в свои руки и ограничат деятельность Б. С. Глаголина. Пусть останется он актером (на амплуа молодых комиков), но отнюдь не режиссером с правом голоса в дирекции. Тогда возможно и возвращение былой репутации театра и славы его труппы".
   [cccxi] Статья в газете "Театр и спорт" (1911. No 370. 17 октября. С. 8), которая называлась "Конец Глаголина" и была подписана И. Н., пошла еще дальше:
   "На 16 октября в Малом театре была назначена комедия Грибоедова "Горе от ума" с г. Глаголиным в роли Чацкого, постановка бессмертной комедии была тоже г на Глаголина и, конечно, стилизованная.
   По требованию А. С. Суворина комедия Грибоедова была снята с репертуара и была заменена "горе-комедией" -- "Соль земли".
   Маститый литератор не мог допустить, чтобы бессмертная комедия коверкалась и пачкалась от прикосновения к ней нечистоплотного в артистическом отношении г на Глаголина.
   Закатилась звезда этого маниака сцены. Из прежнего любимчика Суворина, из недавнего всевластного "режиссера-павиана" и комического арендатора театра, -- Глаголин превратился в простого, заурядного актерика, дублирующего роли заболевших товарищей...
   Пускай, это -- драма для актерской души Глаголина, взлетевшего ввысь благодаря саморекламе и павшего в низины актерской бездарности, -- но для нас, публики, для искусства, -- это "торжество справедливости".
   Вероятно, А. С. Суворину было очень тягостно развенчивать своего любимчика, но маститый журналист должен же был внять единодушному ропоту всей прессы, определившей значение Глаголина, как полной бездарности, низводящей Малый театр на ступень балагана.
   Итак, свершилось.
   Положен конец деятельности этого "паразита" сцены и властная рука старца Суворина крепко придавила этого зазнавшегося актерика.
   Мы можем быть спокойны: ни один театр не примет Глаголина в свою труппу.
   Давно пора было убрать зазнавшуюся бездарность из Малого театра!"
   Театральный раздел как в одной, так и в другой газете велся весьма флегматично, ограничиваясь информацией. Артистов иногда журили, иногда похваливали. Единственным человеком, на которого, как по команде, разные издания одновременно "спустили собак", оказался Б. С. Глаголин. Надо сказать, что приведенные заметки далеко не единственные в "Петербургском листке" и "Театре и спорте". Речь идет именно о методичной травле.
   [cccxii] Россовский Николай Андреевич (псевд. Кобзарь, Н. Р., Р., Рос-ский, Р ский, Р ий Н.; ? -- 1919) -- журналист.
   [cccxiii] Скандал имел развитие. Согласно версии "Петербургской газеты" (1911. No 294. 26 октября. С. 3), произошло следующее:
   "В понедельник вечером [24 октября] состоялось экстренное заседание театральной дирекции Литературно-художественного общества, на котором постановлено устранить г. Глаголина от должности режиссера.
   Причиной этого послужил неслыханный в театральных летописях скандал, разыгравшийся за кулисами Малого театра.
   Очевидцы этого случая передают так.
   На втором представлении "Золотой клетки" г. Острожского [19 октября] г. Глаголин стоял у кулисы, готовясь к выходу на сцену.
   По обыкновению многих артистов, он перекрестился перед выходом.
   Проходившая в это время мимо него артистка г жа Дестомб громко сказала:
   -- Да, говорят, когда вор идет красть, то он имеет обыкновение ставить свечку и креститься.
   -- Убирайтесь вон!.. -- ответил ей г н Глаголин.
   Затем он вышел на сцену и стал играть. Когда кончился акт и г. Глаголин пошел к себе в уборную, он увидел г жу Дестомб, сидевшую на стуле. Не помня себя от гнева, он подбежал к ней и выхватил из-под нее стул. <...>
   Это, к сожалению, только первая часть скандала.
   На следующий день произошла еще более омерзительная сцена. Г жа Дестомб явилась в театр, чтобы участвовать в репетиции "Царя Федора Иоанновича", где она играет царицу Ирину.
   Как только г. Глаголин увидел ее, он закричал:
   -- Убирайтесь вон! Вам здесь не место!..
   Г жа Дестомб ответила:
   -- Я артистка этого театра и могу здесь оставаться.
   Но г. Глаголин во что бы то ни стало хотел настоять на своем.
   -- Позовите полицию! -- отдал он приказание.
   Театральные курьеры не смели ослушаться своего начальника, и в храм Мельпомены были приведены двое околоточных... Этим режиссер г. Глаголин, можно сказать, обессмертил свое имя. И если режиссер не понял, что полиции не место на сцене, то это поняла сама полиция, отказавшаяся исполнить требование г. Глаголина об удалении г жи Дестомб.
   -- Это дело семейное, -- ответили с усмешкой околоточные. -- Разбирайтесь сами!..
   Г. Глаголин, действительно, сам "разобрался". Вспомнив, что на его стороне преимущество в физической силе, он попросту схватил ненавистную артистку за шиворот и вытолкал ее в шею, со сцены..."
   О том газетном шквале, что после этого последовал, можно составить представление по статьям в "Петербургском листке" и "Театре и спорте", которые скандалу предшествовали. См. примечания к письму No 83. Сам Глаголин на страницах "Речи" категорически отрицал обвинения: "Я прошу вас напечатать мое категорическое заявление о том, что я г жу Дестомб отнюдь не бил. Все измышления на эту тему -- полная клевета" (1911. No 296. 28 октября. С. 5).
   У Глаголина нашлись и защитники, которые в "Обращении к печати и обществу", опубликованном в "Биржевых ведомостях" (1911. No 12606. 28 октября. С. 4), писали: "В течение последних нескольких дней на наших глазах происходит недостойное общественное явление -- гонение и травля одного человека многочисленным и непосильным ему противником, а именно, рядом печатных статей и вызываемым ими общественным осуждением. <...> Сведения об инциденте у нас односторонние: мы не знаем, прав ли Глаголин или виновен, говорят: это осветит суд, но мы знаем, что все напечатанное в газетах носит острый характер травли. Эта травля на нашей памяти ознаменована печальными результатами: вспомним самоубийство Крыжицкого, преследование Куприна, Куинджи, Надсона и многих других представителей искусства и мысли". Среди подписавших обращение -- Н. Ходотов, С. Судейкин, А. Философова, Вл. Лачинов, М. Троянова, О. Глебова, Евг. Воронихин, М. Мячин, Е. Валерская, Н. Баранцевич, Н. Чубинский, К. Чуковский, М. Кузмин, А. Брянский, Т. Дейкарханова, В. Сераковский, С. Тригорин, Г. Георгиевский, Н. Ремизов.
   Впрочем, сохранились и другие свидетельства. Авторитетный мемуарист Владимир Пяст в своих воспоминаниях писал: "... говорили все в один голос, что ударенная Глаголиным артистка сама взяла левой рукой его руку и прикоснулась ею к своему плечу; сама "ударилась" об него..." (Пяст Вл. Встречи. М., 1997. С. 159).
   М. А. Чехову довелось буквально в те же дни дебютировать в роли царя Федора Иоанновича. Сценической партнершей его была К. И. Дестомб в роли царицы Ирины: "Исполнение царя Федора было связано для меня еще с одним переживанием: я впервые узнал, что такое театральные интриги. После второго представления "Царя Федора" [30 октября. -- В. И.] на сцену при открытом занавесе подали громадный лавровый венок с лентами. Венок предназначался мне, но я долго не мог понять этого и отстранялся от капельдинера, протягивавшего мне венок. В зале аплодировали. Я взглянул на надпись ленты и увидел, что венок действительно предназначался мне. В это мгновение я почувствовал боль в левой руке. Артистка Д[естомб], игравшая царицу Ирину, сильно сдавила мне руку и страшным голосом прошептала:
   -- Сам, сам поднес себе венок!
   Она кланялась публике и больно давила мне руку. Я совершенно растерялся. Тут же на сцене я пытался объяснить ей, что я ничего не знал о венке, но она шептала злым голосом:
   -- Хорош! Сам себе поднес такой венок!
   Занавес закрыли, и Д[естомб], дрожа от злобы и указывая на меня, кричала о моем неприличном поступке с венком. Актеры молча слушали ее, а я стоял, как подсудимый, в центре актерской группы с громадным венком в руках" (Михаил Чехов. Литературное наследие: В 2 т. М., 1995. Т. 1. С. 51 -- 52).
   Так или иначе, Б. С. Глаголин вернулся в театр в 1913 г., после смерти А. С. Суворина.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru