Глаголин Борис Сергеевич
Письма Вс. Э. Мейерхольду

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:


   Мнемозина: Документы и факты из истории отечественного театра XX века / Вып. 4. М.: Индрик, 2009.
   

Письма Б. С. Глаголина Вс. Э. Мейерхольду. 1909 -- 1928

1

   На бланке:
   Редакция Журнала Театра Литературно-Художественного Общества.
   Загородный пр., 36

1909

   Борис Сергеевич Глаголин просит меня написать многоуважаемому Всеволоду Эмильевичу, что он, Глаголин, сердится. Статью давно надо было послать в типографию. Это известно было Всеволоду Эмильевичу и совершенно неизвестны сроки, когда статьи бывают готовы и ими благополучно разрешаются, -- ведь это не дети. Мы выходим три раза в месяц -- вот сроки для типографии и для Всеволода Эмильевича. Он совершенно забыл обо всем, кроме своего "Тристана и Изольды"[i]. За письмо супруги Вс. Эм. Борис Глаголин очень благодарит, но статьи-то все нет. Хе-хе-хе.
   Я брошен всеми.

Б. Глаголин

2

   На бланке:
   Театр Литературно-Художественного Общества.
   Режиссерское управление
   Всеволод Эмильевич,
   Я не спал две ночи и, приехав, приказал никого не принимать, и швейцару, и своим. Вашей карточки я не прочел, потом встал в 7 часов, ехать в Театр, и мне сказали Вашу фамилию. Нет слов описать скандал, который я произвел. Очевидно, есть дело, раз Вы два раза заезжали! Сейчас буду гримироваться, затем играть, а после спектакля... А может быть, Вы приедете ко мне в театр: сейчас пошлю Вам это письмо. А то приеду после спектакля.

Ваш Б. Глаголин

3

   Милый Всеволод Эмильевич,
   Сообщите мне адрес Гумилева, куда ему выслать деньги и журнал -- я потерял его визитку.

Ваш Б. Глаголин

4

   На бланке:
   Редакция Журнала Театра Литературно-Художественного Общества.
   Загородный пр., 36
   Извиняюсь [за]ранее; пишу возмущенный поведением Гумилева, который пришел ко мне сейчас и устроил мне представление со своим цилиндром. Прочел целое поучение о [Традициях] Русской Журналист[и]ки, говорил о Вашем обещании поместить его стихи в этом No в таком тоне обидном для меня, что я, наконец, потеряв терпение, сказал ему несколько горьких истин. Но главное, что возмутило меня, это его требование денег авансом, которое сопровождалось даже констатированием: "значит, и впредь гонорар будет задерживаться?" Это черт знает что такое. И с этими людьми я носился как с писаной торбой.
   Только что перед приходом Гумилева (который в результате заявил о выходе из журнала) я прочел Ваше письмо. Всеволод Эмильевич, у меня нет денег, что Вы слышали вчера из уст конторщика: сборов же никаких у Сувориных нет в Петербурге, и я не могу послать Вам сегодня ста рублей, голубчик. Верьте, что Вам я послал бы из своих (а мне Журнал должен, кроме гонорара и еще 180 р.), но моя жена больна, и от вчерашнего жалованья у меня сейчас десять рублей! А надо еще платить за этот номер и гонорар художникам. У Вас зачтено 55 рублей за этот номер. Присылайте скорее материал, не задерживайте. И еще: дурак Делазари[ii] доставил в типографию программу сегодняшней премьеры с пропуском главного действующего лица. Весь день сегодня торчал в типографии: надо перепечатывать в 4000 экземплярах целую страницу с оборотом! Позор.
   Но хорош Гумилев? И это за то, что я так терпеливо сносил его горделивый тон и самомнение. Он талантливый человек, но он не ставит меня ни в грош и не считает даже нужным быть вежливым со мной (понимаю вежливость без цилиндра и внешнего ее вида).
   Вообще, я совершенно растерялся. Не вздумайте обидеться и Вы, В. Э., за неприсыл денег и увидеть в этом [фраза не дописана] Нет, я вложу Вам в этот конверт мои 10 руб., а то и от Вас станется. Я говорю, что Вы все такие отчужденные от пошлости, видите ее там, где ее боятся не меньше Вас. Гумилев положительно заблуждается на мой счет, считая меня настолько ниже себя, когда удостаивает меня кивком головы на прощанье. И все из-за того, что я не мог дать ему 12 р. за стихи, которые еще и не напечатаны. Что бы сделал он со мной, если бы у меня не было денег заплатить ему подлинного гонорара?

Ваш Б. Глаголин

5

   На бланке:
   Редакция Журнала Театра Литературно-Художественного Общества.
   Загородный пр., 36.
   [Отсутствует лист с началом письма.] Тщетно, увы, -- когда же? Заходили еще и еще. Есть просьба: через неделю мой бенефис, ко дню выпускаю праздничный номер своего Журнала: хотел бы, чтоб Вы дали что-нибудь на любую тему. Много обяжете

Вашего Б. Глаголина.

6

   На бланке:
   Редакция Журнала Театра Литературно-Художественного Общества.
   Загородный пр., 36
   Дорогой Всеволод Эмильевич,
   Я не беспокоил Вас, потому что No 5 вышел у меня без "Журнала Театра", т. е. без литературного отдела, но к No 6, который думаю выпускать, необходима Ваша статья. Очень прошу послать что-либо Филаретову. А там увидимся перед выпуском.

Ваш Б. Глаголин

7

[Начало ноября 1909 года]

   Всеволод Эмильевич,
   Необходимо выпустить хороший номер к моему бенефису (28 ноября[iii]), а выпустить номер к 23 ноября -- следовательно, необходимо прислать набор к 18 -- 19 ноября. Если не хотите обидеть, помните это[iv].

Ваш Б. Глаголин

8

   [19 ноября 1909 года]
   Засунул куда-то Ваше письмо, Всеволод Эмильевич, и только сейчас нашел его. Поэтому и не телефонил и не писал. Спрашивал Ваш адрес у Судейкина -- не знает. Теперь тоже не знаю, где Вы, так как сейчас почти 20 е число.
   В чем дело? Заеду к Вам после 10 вечера завтра на Театральную, 2. Теперь, так думаю, часов пять ночи и по телефону спросить Вас на No 259, то, пожалуй, во всех смыслах поздно: наутро уже двадцатое число. Тщетно прождал Вашей статьи.

Ваш слуга Б. Глаголин

9

   Всеволод Эмильевич,
   Я вчера был арестован на границе Финляндии и только утром вернулся Петербург.

Б. Глаголин

10

   Многоуважаемый Всеволод Эмильевич,
   Может быть, Вы свободны и расположены поговорить о журнале -- я у Вас [на]верху. Очень рада Вас видеть и милая хозяйка, о чем просит убедительно Вас известить.

Ваш слуга Б. Глаголин

11

   Милый Всеволод Эмильевич,
   Оказывается, Вам до сих пор ничего не посылали! А я все жду Вашего письма!! Номер надо верстать. Ответьте мне в немногих словах на тему наших мечтаний о журнале и нашем сочувствии. Сделайте это кроками[v]. Но не огорчайте Вашего Глаголина -- утешьте его. Злюсь очень, скверно на душе, хоть реви.

Ваш Б. Глаголин

12

   Тщетно прождал от Вас проекта составленного номера. Посылаю Вам свой. Выбросил многое для размера номера. Стихи не вместились потому же. Рисунки взял только необходимые по ходу нашего репертуара. Вкладным листком пойдет карикатура на новую школу Петровского[vi] в красках. Неужели Вы так рассердились на меня?

13

27 октября 1911 года СПб.

   Милостивый Государь Всеволод Эмильевич, в сегодняшней "Петербургской газете" напечатано Ваше оскорбительное для меня суждение о столкновении с г жой Дестомб[vii]. На основании сведений уличной печати, в которых нет ни слова правды, невзирая на то, что я печатно заявлял о привлечении этих шантажистов и клеветников к судебной ответственности, наконец, несмотря на то, что Вам более чем кому известно, что такое организованная травля, -- Вы приняли в ней участие. Будьте любезны печатно заявить, если это недоразумение, иначе я буду принужден привлечь и Вас к суду за соучастие в оскорблениях и клевете; так как ни одна газета не печатает ни моих опровержений, ни фактического изложения моими свидетелями всех обстоятельств дела.

Ваш слуга Б. Глаголин

14

[Между 18 ноября 1913 и 19 апреля 1914 года]

   Уважаемый Всеволод Эмильевич,
   Мне доктор запретил говорить, т. е. предписал помолчать, если я хочу завтра играть "Лягушку"[viii]. Я просил о замене меня в этой пьесе и получил отказ. Выбора нет. Мне страшно необходима интимная репетиция с Вами[ix], но перед невозможностью приходится отступить. Реплики А[рманда] мог бы подавать с пользой для дела молодой наш красавец Борисов, вернувшийся из отпуска... Очень прошу понять мое отчаянье! Завтра могу репетировать полным голосом только в случае перемены спектакля.

Ваш Б. Глаголин

15

Январь 1921 года
Одесса, Малый пер., д. 8, кв. 3.

   Уважаемый Всеволод Эмильевич,
   Если я и жена моя Е. К. Валерская можем быть полезными театральному делу, руководимому Вами, то мы готовы приехать в Петербург. Для этого, однако, нужно Ваше энергичное содействие, иначе нас из Одессы не отпустят.

Б. Глаголин

   [Красный карандаш] "отв. 29.1.21"

16

14 марта 1921 года
Одесса, Малый пер., д. 8., кв. 3.

   Уважаемый Всеволод Эмильевич,
   Благодарю Вас за телеграмму, но вот уже две недели, как я настаиваю на командировке меня с Еленой Константиновной, но тщетно! -- Не отпускают. Нельзя ли вытребовать нас через Харьков? Помимо Вашей телеграммы поддерживал мое ходатайство и Комслуж. Жду Вашего ответа.

Ваш Б. Глаголин

17

[Март 1922]

   Дорогой Всеволод Эмильевич,
   Мне нужна Ваша помощь: в Вологде, где я нашел себе работу по душе, путем провокаций у меня отнимают театр -- один за другим. В одном сделали кино, а другой передали статистам из Александринки, нагрянувшим из Петрозаводска во главе с неким Осиповым[x] (не Надеждиным[xi], конечно). Пришлите телеграмму в компартию с аттестацией, как революционного работника по чистой совести, ибо александринская сволочь умеет устраивать свои дела всюду. До слез больно, что лично не видел Вас в Москве, где не мог остаться за неимением крова и денег. Мой адрес: Вологда. Дом Революции.

Ваш Б. Глаголин

18

Телеграмма
Мейерхольду Новинский бульвар, 32 Театртехникум Москва
8 ноября [1922], [Одесса]

   Хотелось бы показаться Москве. Если есть комната, высылайте деньги [и] проездные документы. Приедем [со] своим репертуаром. Телеграфируйте плату спектакля. Мильонная 12. Душевный привет Глаголин, Валерская.

19

Телеграмма
Москва Новинский бульвар 32 Мейерхольду.
4 марта [1923]
Харьков

   Знайте, что иду единым фронтом Вами. Привет Зинаиде Николаевне. Глаголин.

20

[Часть листа отрезана]
[до 7 ноября 1923 года]

   Второе.
   Мой отпрыск[xii], в восторженном состоянии от нового режиссера, сообщил мне о детализации и гротескной постановке толповых фигур. Прослойка ими идет чересполосицей через мою роль, оформляемую по Вашему плану в духе американского примитивизма. И вот я уже боюсь за то, что погибну среди толпового колорита. Я рисовал себе индивидуализацию толпы как-то незатемняюще выпуклость персонажей. Гастев[xiii] говорил мне, что в Америке все на улице похожи друг на друга и что типичнейшее для американской толпы внешняя обезличенность, одинаковость костюмировки, подбритых усов и т. д. Что звук тарелок, ножей, чавканье человеческих ртов, шарк ног, пыхтенье улицы своими такси, мерность пропускных переходов через улицу по взмаху полицейской трости, треск аэропланов -- вот фон, на котором выигрывал бы примитивизм персонажей пьесы... пьесы и без того запутанной для зрителя. А у Роома[xiv] и Успенского[xv] сотрудники ходят кренделями по тем же путям и мизансценам, что и мы, персонажи, и тем срывают девственность Ваших черчений-фигур. Хотя бы не показывать их (сотрудников) во всю фигуру, а только ноги или только торсы, -- только гулы, шарканье ног, -- анекдоты около каждой сотрудничающей фигуры убьют трудно уловимую интригу пьесы.
   Третье.
   Прослойку толпой перед моим первым появлением в I акте я просил Роома переставить в то месте, когда я отхожу от Мэзи, направляясь к портье-телефонисту. Роом обещал, если Вы согласитесь.
   Четвертое.
   Чувствую себя заброшенным Вами и Еленой Константиновной. Очень огорчен, что не оправдал ожиданий Вашей жены. Выпиваю Ваше здоровье по 1/2 бутылке крымской наливки (Крымспирт -- Коммунар, Тверская) -- советую!

Ваш Б. Глаголин

21

[Январь -- февраль 1924 года]

   1. Всеволод Эмильевич, простуда, которая меня свалила на эти несколько дней, дала мне время и для работы над "МОБом"[xvi]. Я сделал требовавшиеся с политической стороны поправки. Хотел бы очень прочесть пьесу, как это было условлено: "Лес" прошел...
   2. Доктор, бывший у меня, сообщил мне известие, которому отказываюсь верить, но передаю в целях проверки: будто поэта Есенина насильственно взяли на автомобиль и засадили в сумасшедший дом[xvii]?! Есть от чего всполохнуться. Но что предпринять?
   3. Алеша принес мне из театра о походе против диктатуры Мейерхольда: запишите нас с ним "за диктатуру".
   4. Больно, что "Лес" попал под Ленинские дни[xviii].
   5. "Габима" предложила мне совместную с Цемахом[xix] постановку мистерии "Сон Иакова"[xx].
   6. Из Замоскворецкого я окончательно ушел[xxi].
   7. Привет З. Н.[xxii] -- очень рассчитываю на то, что она посодействует относительно чтенья пьесы. -- Не решайте следующей постановки, не выслушав "МОБа": в интересах театра.

Ваш
Б. Глаголин

22

[После 6 февраля 1924 года]

   Всеволод Эмильевич,
   Охрип окончательно, -- играть сегодня должен Крамов[xxiii].
   Вчера благодаря любезности т. Ценина[xxiv], я прочел "МОБа" лично О. Д. Каменевой[xxv]. -- Политически она ничего не имеет против пьесы, но находит нужными поправки, в смысле "опролетаризации".
   Настоятельно просила передать, "чтобы Всеволод Эмильевич позвонил".
   Сколько мог понять, у Каменевой беспокойство за "Стеньку Разина"[xxvi]. Я его еще не видел и ничего в утешение сказать не мог. Получил выговор за равнодушие к театру. Сообщила, что недовольна моим Примом[xxvii], так как его надо играть "комедийно". Спрашивала о Валерской. Была, в общем, очень приветлива.

Б. Глаголин

23

   Уважаемый Всеволод Эмильевич,
   Не откажите поставить свою резолюцию на моем заявлении об двухнедельном отпуске. У меня ужасающие боли в почках, и доктор категорически требует полного отстраненья от театра. Я звонил к Крамову, чтобы его предупредить о моем состоянии.

Ваш

Б. Глаголин

24

[Март -- апрель 1924 года]
Москва, Б. Кисловский пер., д. 6, кв. 2.

   Всеволод Эмильевич,
   Что это за ужас! Все могло бы окончиться хуже. Обвиняйте Ваших юных режиссеров за недосмотр: сцепка тросов с веревками -- да это же надо уметь. Вот опять довод за [ответность] инстинкта.
   Мне хочется Вам сказать еще вот: "МОБ" разрешен цензурой к напечатанью и продан мною издательству[xxviii]. После чтения пьесы у Файко я многое поправил в пьесе. Сожалею, что в последней редакции Вы ее не знаете. Может быть, Вы поговорите о ней с В. З. Массом[xxix]. О пьесе Эрдмана[xxx] мне надо Вам сказать, что ее прекрасный словесный материал внушает опасенья: исполнители его могут окончательно продешевить гротескной формой. Надеюсь, что я не удивлю Вас тем, что сошлюсь на мое исполненье Бальзаминова, в котором меня так любил А. С. Суворин[xxxi], что говорю это под ужасом той несдержанности, с которой грохотали во время чтения пьесы автором. Автор читал очень мило[xxxii], но можно и глубже и не любуясь словесной тканью острот и еще более отвлекая пьесу от театра миниатюр -- "Эх, водевиль -- есть вещь". Интересно, что в III акте?..
   Театр Революции слухами о сокращеньях несколько оживился и от потрясенной экономики "взыграл". Это самое время для новой постановки. Но сколько же будет занято? 10 12 человек? Буду ли я в их числе? Какая другая пьеса будет репетироваться? Занят ли в ней я с Е. К.? -- Или нам лучше взять отпуск и ехать на гастроли в Вологду и Керчь? Все это пишу потому, что рядом лежит с воспалением кишок и язвой желудка старуха-мать.

Ваш Б. Глаголин

25

Телеграмма
24 апреля 1925 года
Одесса

   Ставлю "Мандат"[xxxiii] [с] девизом -- нельзя дрессировать темных людей не увеличивая этим их темноты. От дрессировки глупеют и животные, дрессированные на свободе. Жажду увидеть ваш "Мандат"[xxxiv] и Вас.

Всеволод Глаголин

26

Москва
Театр Революции

   Всеволод Эмильевич,
   Ближайшее знакомство с Театром Революции, к которому тянулся, привело меня теперь к решению отказаться от главного или основного режиссерства в нем, как недостойной функции. Новому директору, И. С. Зубцову[xxxv], я это уже сообщил. Мне скучно стало бороться с мельницами. Особенно потому что живу я в каморке при театре буквально среди советских театральных крыс, без электричества, которое выключили за неплатеж, и весь расходуюсь на чепуховые разговоры.
   И решил я на имеющиеся сбережения поехать в Магдебург на выставку, а затем, м. б., проехать на две-три лекции в Нью-Йорк. Туда меня давно зовет мой харьковский ученик Л. И. Луганов (Копелевич), женатый на сестре Лесс[xxxvi]. В Театре Революции, по возвращении, я поставлю "Обезьяний остров" Морозова[xxxvii]. Таким путем только и можно освободиться от распятий на матрацах.
   Но и тут затруднения:
   1. У меня нет протекции, чтобы достать заграничный паспорт -- черкните: к кому воззвать?
   2. Л. И. Луганов просит, -- в целях моей популяризации, -- отзывов обо мне русских знаменитостей, а у меня архив в разных городах и, вообще, это выходит очень трудное и глупое дело, но (к ужасу) необходимое для Америки! -- Напишите, пожалуйста, обо мне одну из Ваших милых фраз.
   3. Это тем более оказывается нужно потому, что этот же Луганов пишет: некто М. Геринг[xxxviii] объявил себя в Нью-Йорке представителем Вашего театра и на основании того, что он самолично "ставил с Мейерхольдом большинство пьес, что планы постановок Мейерхольда принадлежат ему", этот Геринг выступил в прессе с протестом против анонсированной Лугановым моей лекции "О постановках Мейерхольда". В своем протесте этот сукин сын, очевидно, чернит и меня, -- это надо понимать из письма Луганова. -- Просьба: напишите этому представителю, чтобы он не завирался и пощадил нас с высоты своего величия. Адрес Леонарда Иосифовича Луганова-Копелевича: New-York, 2174-81 Washington ave, Bronx N. Y. Ар. 4 Leonard Kopelevich-Luganov.
   Вспоминаю, как я упрашивал В. Э. ехать со мной в Америку и как он сказал: "Поедем через 10 лет". Моя судьба быть предтечей: во всех городах, которыми проезжаете и которые бьют Вам челом, я возглашал: "то ли увидите, когда приедет Всеволод!" Но сроки близятся, мы должны вместе с революцией пойти по миру (м. б., буквально, м. б., в переносном смысле), -- только бы не кончиться в постели или в Театре Революции имени Ромашова. Привет Зинаиде Николаевне.

Ваш Б. Глаголин

27

[1928]
101 W3 Street, New York, USA

   Уважаемый Всеволод Эмильевич,
   Тридцать лет моей работы отмечается моими художественными друзьями изданием сборника, -- на английском языке. Было бы весьма отрадно получить от Вас хоть несколько строк для этой книги. Если нас не вяжет теперь общая работа, то единит само время, пора, когда все силы русского театра заодно перевертывают революционные его страницы. Я и в Америке остаюсь советским гражданином, что сопряжено, сказать прямо, с большим горем. А если не еду обратно домой, то только потому, что сижу у океана и жду первого вызова на работу, страшась безработицы. Привет Вашему чудесному театру, а жене Вашей особенный.

Ваш Б. Глаголин

Приложение

Б. С. Глаголин Вс. Э. Мейерхольду[xxxix]...

   Завидую счастливцам, которые в нужное время сохранили веру в себя и в свою веру. Это не значит, что я жалуюсь на обстоятельства, заставившие меня свернуть с дороги к самому себе, -- просто говорю о некоторых признаках своей ничтожности.
   Я всегда любил читать книги, где мысли шли мне навстречу, говорили мне словами, что безмолвно рвались из души. И как мне обидно было читать статью Вс. Мейерхольда "К истории и технике": каждое слово в ней повторяло мои юношеские мысли, совершенно упраздняло их, делало ненужными, использованными. Теперь они стали для меня не мечтой, по которой я часто грустил, а укором... И даже завистью к былой прелести этих мыслей, записанных чужим пером. Если бы кому-нибудь вздумалось понять меня в этом чувстве, то, желая пощадить меня, он назвал бы его ревностью. Это было бы близко: разве мы не любим наших задушевных желаний, разве не ласкают они нас и разве не обидно, когда они воодушевляют другого и переходят в его выстраданную собственность? Как будто изменяют они вам с этим новым рыцарем, хотя, по правде, вы сами когда-то отошли и бросили их на произвол Я хочу из нежности к ним, к этим брошенным мною возлюбленным, вспомнить, каким я был десять лет назад. Не так трудно это: покинутые девушки снятся нам, а заброшенные мечты напоминают о себе всякий раз, когда вы видите их осуществленными. Они напоминают о себе болью, пустотой, образовавшейся на их месте. И нет даже той простодушной радости за их торжество...
   Два раза смотрел я спектакли театра Комиссаржевской, но не испытывал того, что теперь, читая исповедь пресловутого Мейерхольда. Со сцены он взволновал меня приятным сознанием, что многие из его новшеств были уже использованы мною лет пять тому назад при постановках "Вишневого сада", "Потонувшего колокола", "Принцессы Грезы" на небольшой сцене Лужского театра и отчасти в саратовском городском театре два года тому назад при постановках "Саломеи", "Ганнеле", "Семнадцатилетних", -- я служил там очередным режиссером. Но теперь, когда я прочел Мейерхольда, прочел его мысли... я завидую ему, ревнуя, пишу эти строчки о моей солидарности с ним.
   -- Ах, я люблю эту женщину, я победил ее, -- она моя жена! -- торжествует Мейерхольд.
   -- Эта женщина прекрасна, мы встречались, когда она была девушкой -- я писал ей стихи, она перекладывала их на музыку... но мы умирали с голода и я стал актером, а она... Я услыхал о ней, когда она вышла замуж за Мейерхольда, -- вот что могу я ответить победителю, чтобы не быть смешным в его глазах, чтобы не оскорбить ни в чем не повинного, чтобы не быть слишком грубо расслышанным.
   В 1900 г. я напечатал сборник своих статей о театре, помещенных прежде того в ученическом журнале, который я издавал, будучи на Императорских драматических курсах в 1897 -- 1898 гг. Журнал выходил в 30-ти гектографированных экземплярах, переписанных моею рукой, и назывался "Настроением". Это было значительно раньше появления "Книги о новом театре" в издании "Шиповника" и статей Вс. Мейерхольда, В. Брюсова и А. Белого. Кружок этих авторов, сплетенных меж собою скорее общностью былых гонений, чем общностью идей, предупредительно цитирует, опровергает, превозносит друг друга и категорически замыкает собою круг "неутомимых борцов против натурализма" и "зачинателей театра". Моя претензия могла бы показаться странной, если бы у главы всех этих "зачинателей" не повстречалось много идейных повторений из моего сборника "Новое в сценическом искусстве".

У Мейерхольда

У Глаголина

   В школе не должны учить тому, как уже играют...
   Я не могу представить, как можно думать, что школа должна учить, как надо играть. В такой деятельности, как искусство, можно и должно учить только, как не надо играть, чтобы не быть ремесленником или Колумбом давно открытых Америк.
   В интерпретациях образов резкость очертаний вовсе не обязательна для ясности образа.
   Лучше будет видно то, что будет неясно...
   Слово недостаточно сильное орудие, чтобы выявить внутренний диалог.
   Слова для меня не существуют. Они никогда не показывают, чего хочет человеческая душа.
   Актер только тогда заразит зрителя, если он претворит в себя и автора, и режиссера и скажет себя со сцены.
   Где же наше творчество? Только в самих себе.
   В каждом драматическом произведении два диалога -- один "внешне необходимый" -- это слова, сопровождающие и объясняющие действие, другой "внутренний" -- это тот диалог, который зритель должен подслушать не в словах, а в паузах, не в криках, а в молчаниях, не в монологах, а в музыке пластических движений.
   И эта неясность, жизнь в потемках души -- лучшая доля нашего существования... Психология, скрывающаяся за грубо определенной суетой -- это тайна, в которой совершается нарождение грядущей жизни, зачатие жизни, зачатие жизнерадостности. Эти настроения, когда слова, мысли, движения теряют свое обыденное значение, -- эти сумерки -- сфера искусства, воздух, которым должны дышать все художники.
   Думал ли ты когда-нибудь, что сущность музыки не в звуках?
   -- Да, она -- в молчании...
   Это из Г. Д'Аннунцио. Как он прав! Художник видит, о чем молчит окружающее. С. Пшибышевский говорит, что "нет никакой возможности выражаться словами. Все тонкости, неуловимые оттенки могут быть переданы только жестами".
   У зрителя, приходящего в театр, есть способность добавлять воображением подсказанное. Многих влечет в театре именно эта Тайна и желание ее разгадать. "Восковые фигуры, несмотря на то, что подражание природе достигает здесь высшей степени, все-таки не производят эстетического впечатления. Их нельзя считать художественными произведениями потому, что они ничего не дают фантазии зрителя" и т. д.
   В восковых фигурах современной сцены подражание природе доведено до высшей степени, но они ничего не дают фантазии зрителей. Скульптура дает форму без красок, живопись -- только краски и поверхность форм; та и другая очевидно обращаются к фантазии. Поэзия задает огромнейший труд фантазии, имея в своем распоряжении только одни начертания и группировки слов. Эти же восковые фигуры на сцене дают все -- и это произведение искусства?
   "От ненужной правды современных сцен я зову к сознательной условности античного театра", -- так писал Вал. Брюсов в 1902 г., и его Вс. Мейерхольд почитает "первым в России, который заговорил о ненужности правды на сцене". Будучи далеко не первым, в свою очередь, я, однако несколькими годами раньше Брюсова, напечатал о том, что -- "возрождение древнегреческого репертуара и вместе с ним ложноклассического поведет нас к новому репертуару", что на сцене надо жить сверх-жизнью, что "странно смотреть на лучших представителей современного драматического искусства в их стараниях показать чуть не математически повседневный обиход. И все из желания быть как можно ближе к жизни!" и т. д.
   "Конечная цель искусства: особой художественной интуицией постичь вселенную" (с. 254), -- говорит В. Брюсов и делает ссылку на более подробную теорию "искусства как познания", развитую в его статье "Ключи тайн" ("Весы", 1904), но не указывает на страницы 114 -- 122 моей книги, где эта теория представлена совершенно тождественно.
   Андрей Белый в той же книге пишет: "Воплощение мечты, вот что такое театр... И вы, выходя из театра, выносите вымысел в жизнь... Жизнь населяется образами вымысла"... и т. д. об актерах, как о носителях этого вымысла, совершенно подобно, как у меня на с. 72 -- 79. На с. 116-й у меня можно прочесть: "Отправляясь в театр, мы проводим несколько часов в атмосфере, где нет иного настоящего, как только будущее. Околдованные, мы объявляем войну нашему познанию, обзаводимся новым настоящим, которого желали, как будущего".
    
   В тесном союзе и были и будут природа и гений:
   Что обещает нам он -- верно исполнит она[xl].
    
   Так задолго до нас с Андреем Белым и Уайльдом сказал великий поэт...

-----

   [i] Премьера оперы Р. Вагнера "Тристан и Изольда" в постановке Вс. Э. Мейерхольда состоялась 30 октября 1909 г. (Мариинский театр, СПб.).
   [ii] Делазари Иван Константинович (? -- 1931) в 1892 г. поступил на Драматические курсы Театрального училища, которые не закончил. Секретарь Театра Литературно-художественного общества, преподаватель мимики в Театральной школе им. А. С. Суворина.
   [iii] 28 ноября 1909 г. в бенефис Б. С. Глаголина была сыграна историческая мелодрама "Генрих Наваррский" В. Девере по роману А. Дюма.
   [iv] Материалы, связанные с бенефисным спектаклем "Генрих Наваррский" В. Девере, встречаются как в No 9, так и No 10 за 1909 г. В No 9 был помещен перевод статьи Г. Крэга, сделанный Вс. Э. Мейерхольдом (с. 27 -- 28).
   [v] Кроки -- очерк, набросок, наскоро набросанный рисунок.
   [vi] Петровский Андрей Павлович (1869 -- 1933) -- актер, режиссер, педагог. Актерскую деятельность начал в провинции в 1890 е гг., затем работал в Москве и Петербурге -- театре Корша (1894 -- 1897, 1900 -- 1904, 1917 -- 1926), Александринском (1904 -- 1915), в Замоскворецком театре (1926 -- 1929); был режиссером Большого театра, а также театров Харькова, Киева, Одессы, Тифлиса, Ростова-на-Дону. Вел педагогическую деятельность с 1896 г. в провинции; на курсах Рапгофа и в школе Петровского в Петербурге, в ЦЕТЕТИСе (позднее -- ГИТИС) в Москве.
   [vii] В "Петербургской газете" под шапкой "Нынешние жестокие нравы" были опубликованы высказывания деятелей театра по поводу инцидента в Театре ЛХО. В частности, Вс. Э. Мейерхольд сказал следующее:
   "Все мы раздражаемся легко, нервы у всех натянуты, но задерживающие центры должны работать...
   Иначе -- скорее к доктору, лечиться, чтобы не довести себя до преступления.
   Ударить женщину, это такая аномалия, которая ясно свидетельствует о расстройстве душевной деятельности.
   В инциденте г. Глаголина и г жи Дестомб необходимо разобраться, и мне кажется, что театральное общество обязано войти в рассмотрение этого вопиющего дела.
   Нужно только отделить режиссера от личности. <...> Нужно посмотреть, что побудило его на такой поступок.
   Не в первый раз обвиняют г. Глаголина в кулачной расправе. И если его не полечить, как следует, он дойдет до того, что будет стрелять" (1911. No 295. 27 октября. С. 4.)
   [viii] Премьера пьесы Ю. Д. Беляева "Царевна-лягушка" состоялась 19 ноября 1913 г.
   [ix] Скорее всего, речь идет о репетиции "Дамы с камелями" А. Дюма-сына. Премьера состоялась 19 апреля 1914 г.
   [x] Осипов Иван Г. -- актер. Поступил на Драматические курсы Театрального училища в 1912 г. Не закончил. С 1916 по 1921 г. -- в Александринском театре "на выходных ролях".
   [xi] Надеждам (Осипов) Степан Николаевич (1878 -- 1934) -- актер, режиссер. С 1908 г. -- актер Театра Сабурова "Пассаж" (в 1925 г. переименован в театр "Комедии"). Исполнял преимущественно роли простаков и светских фатов. Постоянный партнер Е. М. Грановской. Преподаватель Театральной школы им. А. С. Суворина. С 1915 г. входил в состав режиссерского управления Театра им. А. С. Суворина.
   [xii] Глаголин-Гусев Алексей Борисович (1901 -- 1981) -- актер, режиссер. Учащийся ГЭКТЕМАСа с 1923 по 1927 г. Был также занят в спектаклях Театра Революции и Театра им. Вс. Мейерхольда.
   [xiii] Гастев Алексей Капитонович (1882 -- 1941) -- поэт, ученый. Подвергался арестам и ссылке за участие в революционном движении. Несколько раз эмигрировал в Париж, где работал слесарем, учился в Высшей школе социальных наук. В 1920 г. организовал в Москве Центральный институт труда при ВЦСПС, которым руководил до 1938 г. Начал печататься в 1904 г. В 1918 г. в Петрограде вышла первая книга "Поэзия рабочего удара", в 1921 г. -- вторая книга "Пачка ордеров". Поэт славил индустриальную мощь, единство рабочих в труде и борьбе. Выступал с книгами, пропагандирующими идеи трудовой культуры. Работая в ЦИТе, предвосхитил некоторые идеи, характерные для возникшей впоследствии науки об управлении -- кибернетики.
   [xiv] Роом Абрам Матвеевич (1874 -- 1976) -- режиссер, педагог. Театральный путь начал в Саратове (1919), где организовал Саратовский показательный театр, затем Детский театр. В 1923 г. по приглашению Мейерхольда переехал в Москву. В сезоне 1923/24 г. работал режиссером в Театре Революции, вел подготовительную работу над спектаклем "Озеро Люль". В 1924 г. снял несколько короткометражных эксцентрических комедий. В последующие годы стал одним из ведущих кинорежиссеров. Создал такие ленты как "Третья Мещанская", "Нашествие", "Гранатовый браслет", "Цветы запоздалые", "Преждевременный человек".
   [xv] Успенский Владимир Иванович -- режиссер.
   [xvi] "МОБ" -- пьеса Б. С. Глаголина по роману У. Синклера "Христос в Уэстерн-Сити", была поставлена автором несколько раз в театрах Харькова и Москвы.
   [xvii] С 17 декабря 1923 г. по конец января 1924 г. С. А. Есенин находился в санатории для нервнобольных (Большая Полянка д. 52). Режим был довольно свободный. Его посещали друзья и коллеги. 23 января Есенин вышел из санатория, чтобы встретить траурную процессию с телом Ленина, несколько позже посетил по пропуску "Правды" Колонный зал, где оно было выставлено для прощания. Подтверждений слухов о принудительном лечении С. А. Есенина обнаружить не удалось.
   [xviii] Премьера "Леса" А. Н. Островского в Театре им. Мейерхольда состоялась 19 января 1924 г. В. И. Ленин умер 21 января 1924 г.
   [xix] Цемах Наум Лазаревич (1887 -- 1939) -- актер, режиссер, театральный деятель. Основатель театра "Габима" (1918), которым руководил до 1927 г.
   [xx] Начиная с 1922 г. в репертуарных планах "Габимы" стояла драматическая поэма Р. Бер-Гофмана "Сон Иакова", постановка которой постоянно откладывалась. В конце концов, Н. Цемаху удалось уговорить К. С. Станиславского поставить "Сон Иакова". Однако после двух месяцев репетиций К. С. отошел от работы, которую заканчивал Б. М. Сушкевич. Премьера состоялась 12 декабря 1925 г.
   [xxi] В Замоскворецком театре Б. С. Глаголин поставил "Собаку садовника" Лопе де Вега (октябрь 1923 г.), "Генриха Наваррского" В. Девере по А. Дюма (декабрь 1923 г.) и "Даму с камелиями" А. Дюма-сына (начало января 1924 г.). Сыграл заглавную роль в первом спектакле и роль Армана во втором.
   [xxii] Зинаида Николаевна Райх.
   [xxiii] Крамов Александр Григорьевич (1884 -- 1951) -- актер, режиссер. На сцене с 1905 года. Выступал в Киеве, Херсоне, Самаре. В 1913 г. поступил в театр Незлобина в Петербурге, где сыграл роли в спектаклях Ф. Ф. Комиссаржевского: студент в "Фаусте" и Альтоум в "Принцессе Турандот". В 1919 -- 1920 гг. -- в труппе московского Показательного театра. В 1923 г. был принят в Театр Революции вместе с Б. С. Глаголиным. Исполнял вторым составом роль Антона Прима в спектакле "Озеро Люль" А. М. Файко. С 1923 по 1933 г. -- в театре МГСПС. В 1933 г. вместе с группой артистов Москвы и Ленинграда приглашается в Харьков во вновь открытый театр русской драмы. С 1936 г. -- его главный режиссер.
   [xxiv] Ценин Сергей Сергеевич (1884 -- 1964) -- актер. В 1909 г. окончил драматические курсы Малого театра и был принят в труппу этого театра. Вскоре уехал в провинцию, играл в антрепризах Н. Н. Синельникова и Н. И. Собольщикова-Самарина (Ростов-на-Дону, Одесса, Харьков и др.). В 1914 -- 1916 и 1919 -- 1950 гг. -- актер Камерного театра. В 1950 -- 1960 гг. -- актер театра им. А. С. Пушкина.
   [xxv] Каменева (наст. фам. Розенфельд, урожд. Бронштейн) Ольга Давидовна (1883 -- 1941) -- заведующая ТЕО Наркомпроса по июль 1919 г., позже заведовала художественно-просветительским подотделом МОНО, сестра Л. Д. Троцкого и жена Л. Б. Каменева.
   [xxvi] Премьера пьесы В. В. Каменского "Стенька Разин" в Театре Революции состоялась 6 февраля 1924 г. Режиссер В. М. Бебутов. Художник К. А. Вялов.
   [xxvii] Б. С. Глаголин сыграл Антона Прима в спектакле по пьесе А. М. Файко "Озеро Люль", премьера которого в Театре Революции состоялась 7 ноября 1923 г. Режиссер Вс. Э. Мейерхольд.
   [xxviii] Глаголин Б. С. "МОБ", комедия в 5 действиях и 33 эпизодах по У. Синклеру. Московское театральное издательство, 1924.
   [xxix] Масс Владимир Захарович (1896 -- 1979) -- поэт и драматург, автор многочисленных сатирических обозрений для театра Сатиры и Мюзик-холла, член Московской ассоциации драматургов (МАД).
   [xxx] Речь идет о пьесе Н. Р. Эрдмана "Мандат".
   [xxxi] Премьера пьесы А. Н. Островского "За чем пойдешь, то и найдешь" ("Женитьба Бальзаминова") состоялась 3 февраля 1908 г.
   [xxxii] Согласно театроведческой традиции первая авторская читка "Мандата" состоялась 25 февраля 1925 г. в Театре им. Мейерхольда. Ее придерживаются публикаторы подборки материалов, посвященных теме "Эрдман и Мейерхольд" -- "Мейерхольд начинает удивительный путь" в кн.: Мейерхольдовский сборник, выпуск второй: "Мейерхольд и другие". Документы и материалы. Редактор-составитель О. М. Фельдман. М., 2000. С. 612 -- 665. Но Б. С. Глаголин был свидетелем более ранней авторской читки, происходившей в Театре Революции, актером которого он в то время был. Это тем более вероятно, что изначально Вс. Э. Мейерхольд принял "Мандат" к постановке именно в Театре Революции, где он оставался главным режиссером. В докладе о производственных планах директора Театра Революции В. С. Старухина, датированном 27 июня 1924 г., прямо указывается: "в портфеле театра имеется принятая весной с. г. комедия Н. Эрдмана (заглавие еще не дано). Означенная комедия является сатирой на мещанский быт в условиях сегодняшнего дня. Рекомендована и обработана совместно с автором, отвруком театра В. Э. Мейерхольдом". Цит. по: Советский театр. Документы и материалы. 1921 -- 1926 / Отв. ред. А. Я. Трабский. Л., 1975. С. 236. Фраза В. С. Старухина "заглавие еще не дано" объясняет и то, почему Б. С. Глаголин, говоря об авторской читке Эрдмана, не упоминает названия пьесы. В издании "Николай Эрдман. Пьесы. Интермедии. Письма. Документы. Воспоминания" (М., 1990) комментаторы пишут: "В июне 1924 г. Эрдман читал пьесу актерам Мейерхольда" (С. 465), не конкретизируя название театра и не ссылаясь на источники. Но слова Старухина о том, что комедия принята весной, представляются нам убедительным свидетельством в пользу более ранней датировки первой авторской читки "Мандата". Тем более что сетования Глаголина насчет "потрясенной экономики" Театра Революции, т. е. о переходе на хозрасчет, свидетельствуют в пользу марта -- апреля 1924 г.
   [xxxiii] Премьера "Мандата" Н. Р. Эрдмана (пер. И. К. Микитенко) в постановке Б. С. Глаголина состоялась 27 ноября 1926 г. (Одесса, Государственный украинский театр имени Т. Шевченко).
   [xxxiv] Премьера пьесы Н. Р. Эрдмана "Мандат" в постановке Вс. Э. Мейерхольда состоялась 20 апреля 1925 г. (Театр им. Вс. Мейерхольда).
   [xxxv] Зубцов Иван Сергеевич (1890 -- ?) -- административный работник. Работал в Театре им. Мейерхольда сначала как режиссер-лаборант, а с 1925 г. -- как директор театра. В июне 1927 г. был назначен директором Театра Революции вместо Матэ Залки, где проработал до 1937 г., когда был переведен в Камерный театр.
   [xxxvi] Лесс Любовь Лазаревна (1900 -- ?) -- актриса. Артистическую деятельность начала в 1919 г. в 1 м Советском театре, созданном Б. Глаголиным на основе театра Синельникова. В 1921 г. работала в Городском театре Иваново-Вознесенска под руководством И. Н. Певцова. С 1922 по 1926 г. училась в ГИТИСе и ГЭКТЕМАСе (Государственные экспериментальные театральные мастерские), принимала участие в спектаклях Театра им. Вс. Мейерхольда.
   [xxxvii] Пьеса Дмитрия Николаевича Морозова "Обезьяний остров" (1927) не была опубликована, хранится в Санкт-Петербургской Театральной библиотеке. Возможность ее постановки обсуждалась в Театре Революции, в частности на заседании Художественно-политического совета Театра Революции от 16 октября 1927 г. (см.: Советский театр. Документы и материалы. 1926 -- 1932. Часть первая. Л., 1982. С. 312 -- 314). Однако победила точка зрения директора театра И. С. Зубцова "В пьесе "Обезьяний остров", по моему мнению, несколько сомнительно в научном отношении ставится вопрос о превращении обезьян в людей, тема ученая, рядовому зрителю ненужная" (с. 313).
   [xxxviii] Геринг Мариан Максимилианович (1901 -- ?) -- режиссер. Театральную деятельность начал в Ростове-на-Дону (1920 -- 1921; Театральная мастерская). С 1921 г. -- учащийся ГВЫТМ (Государственные высшие театральные мастерские) и ГЭКТЕМАСа. Привлекался к спектаклям Театра им. Вс. Мейерхольда. Летом 1923 г. взял трехмесячный отпуск для поездки в США для "ознакомления" с американским театром. Осенью 1923 г. обратился в Мастерские с просьбой продлить отпуск до мая 1924 г. В 1924 -- 1925 гг. ставил спектакли с труппами "Комедиантов Каретного сарая" и Литературно-драматического общества при Еврейском народном институте (Чикаго), выступал с лекциями. Сохранилось письмо Геринга Вс. Э. Мейерхольду от 3 мая 1925 г. (РГАЛИ. Ф. 998. Оп. 1. Ед. хр. 1357), из которого следует, что жалобы Луганова на претензии Геринга монополизировать мейерхольдовское представительство в США восходят к середине 1920 х гг. В связи с письмом Луганова "театр предпринял шаги к выяснению". Считая жалобы Луганова "ложью и клеветой", Геринг тем не менее признавал, что его "работа" осталась "не санкционированной" Мейерхольдом.
   [xxxix] Опубликовано в "Журнале Театра ЛХО" (1907/08. No 3 -- 4. С. 75 -- 77). Перепечатано в кн.: Глаголин Б. С. Театральные эпизоды. СПб., 1911. С. 45 -- 50.
   [xl] Эпиграмма Ф. Шиллера "Колумб" // Шиллер Ф. Собр. соч.: В 7 т. М., 1955. Т. 1. С. 208.
   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru