Глухарев Иван Никитич
Князь Пожарский и нижегородский гражданин Минин, или Освобождение Москвы в 1612 г

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Часть первая.

КНЯЗЬ ПОЖАРСКІЙ
И
НИЖЕГОРОДСКІЙ ГРАЖДАНИНЪ МИНИНЪ
ИЛИ
ОСВОБОЖДЕНІЕ МОСКВЫ въ 1612 году.

ИСТОРИЧЕСКОЕ СКАЗАНІЕ XVII ВѢКА.

Въ двухъ частяхъ.

Изданіе 2-е безъ перемѣнъ.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

МОСКВА.
Въ типографіи Степановой.
1852.

   

ПЕЧАТАТЬ ПОЗВОЛЯЕТСЯ

   съ тѣмъ, чтобы по отпечатаніи представлено было въ Ценсурный Комитетъ узаконенное число экземпляровъ. Москва, 15 марта 1852 г.

Ценсоръ Д. Ржевской.

   
   Россія, эта священная колыбель великихъ мужей, прославившихся своими доблестями въ позднемъ потомствѣ, этотъ вертоградъ славы, добродѣтелей, истиннаго благочестія, о которомъ само благое Провидѣніе искони печется о благосостояніи -- представляетъ не только для насъ, Русскихъ, но и для всѣхъ обитателей пространной Европы, рядъ происшествій, сколько важныхъ, столько и назидательныхъ!... Развернувъ нашу отечественную исторію -- эту священную книгу народовъ, какъ сказалъ покойный исторіографъ нашъ, Карамзинъ,-- кто не найдетъ въ ней неисчерпаемаго источника разительныхъ примѣровъ вѣры и доблестей гражданскихъ, духа истинно-народнаго, неизмѣннаго, преданнаго къ Творцу, къ Особъ Царя, къ отечеству.
   Всемірная исторія великими воспоминаніями украшаетъ міръ для ума, а россійская украшаетъ отечество, гдѣ живемъ и чувствуемъ (1). Итакъ, каждый, кто-бъ ни читалъ нашу исторію, увидитъ, отъ самаго возрожденія государства русскаго, отъ временъ суровости и дикости нравовъ, подданныхъ Рюрика, Олега, до временъ среднихъ и даже самыхъ позднѣйшихъ, рядъ событій важныхъ, великихъ, достопримѣчательнѣйшихъ, увидитъ гигантскій духъ Русскихъ, ихъ твердость характеровъ, ихъ доблести и любовь къ отечеству, какъ во времена его бѣдственнаго состоянія, такъ равно и во времена благоденствія и счастія, проистекающія подъ скиптромъ миролюбивыхъ МОНАРХОВЪ, пекущихся единственно о благъ своихъ подданныхъ.
   Россія, это нынѣшнее міръ-государство, видѣла въ предѣлахъ своихъ событія чудесныя, перемѣны важныя. Отъ перваго своего князя, Варяго-Русса, Рюрика, до великаго князя Владиміра, введшаго христіанскую вѣру, она была однимъ цѣлымъ, недѣлимымъ политическимъ тѣломъ. Князья: Олегъ, Игорь, Святославъ и Владиміръ быстро увеличили ее своими побѣдами, вознесли ее наверхъ славы. Но когда Россія раздѣлилась на части и возросла въ ней гибельная удѣльная система, тогда она представила позорище печальное, горестное! Князья: Борисъ и Глѣбъ, сыновья великаго князя Владиміра, содѣлались жертвами властолюбія: они убиты братомъ своимъ Святополкомъ. Ярославъ сдѣлался мстителемъ и возсталъ на Святополка. Междоусобныя войны удѣльныхъ князей привлекли на Россію Татаръ. "Русская земля начала работати Татарамъ", говорятъ наши лѣтописи. Это иго, это бѣдственное состояніе, это продолжительное рабство продолжалось болѣе двухъ столѣтій. Ханы возводили на престолъ великокняжескій кого хотѣли изъ князей русскихъ; повсюду распространялись убійства, опустошенія, грабежи. Но явился герой -- великій князь Димитрій IV Іоановичъ, проименованный Донскимъ. Его подвиги положили униженіе гордости Татаръ, а Провидѣніе, пекущееся о счастіи Россіи, совершенно избавило ее отъ ига восточнаго при Іоаннѣ III Васильевичѣ. Его внукъ, Іоаннъ IV, Грозный, разрушилъ царства: Казанское и Астраханское и укротилъ мятежъ Новгорода. Россія содѣлалась великою и сильною: многіе страшились ея могущества и искали союза съ Іоанномъ IV". Но послѣ него, въ 1584 году, вступилъ на престолъ его сынъ Ѳеодоръ Іоанновичъ, государь миролюбивый, слабый и, по словамъ одного писателя "бывшій тѣнію царя". При немъ царство русское снова постигли несчастія. Борисъ Ѳеодоровичъ Годуновъ, царедворецъ хитрый, гордый, корыстолюбивый, сдѣлавшійся родственникомъ царя Ѳеодора Іоанновича, видя его слабость въ правленіи и желая какими-бы-то ни было путями достигнуть вѣнца Мономахова, рѣшился принести кровавую жертву своему чрезмѣрному честолюбію. По его проискамъ и его клевретами -- страшными, ужасными, былъ умерщвленъ братъ царя, малолѣтный царевичъ Димитріи, со смертію котораго прекратился домъ Рюрика. Мать убіеннаго въ Угличѣ Димитрія, царица Марія, по повелѣнію Годунова, была пострижена въ монашество. Кормило правленія, слабымъ, довѣрчивымъ царемъ Ѳеодоромъ, было ввѣрено страшному честолюбцу Годунову, которому кончина Ѳеодора Іоанновича, случившаяся 7-го января 1598 года, открыла новый путь къ коварнымъ замысламъ. Все благопріятствовало честолюбцу! Царица Ирина Ѳеодоровна, родная сестра Годунова, вдовствующая супруга умершаго царя Ѳеодора, торжественно отреклась отъ сего міра, оставила престолъ и все земное величіе, и удалилась въ Новодѣвичій монастырь, гдѣ вступила въ санъ инокинь подъ именемъ Александры. Хитрый Борисъ, втайнѣ этому радуясь, принялъ на себя личину смиренія и заключился въ келліи съ царицею. Онъ зналъ, что это поразить Москву. Духовенство, бояре и граждане московскіе собрались въ Кремлѣ и положили: возложить вѣнецъ Мономаховъ на главу Бориса Ѳеодоровича Годунова. Искусство скрывать алчное честолюбіе подъ личиною скромности было хорошо-извѣстно тому честолюбцу; почему онъ, услышавъ о своемъ избраніи, показался изумленнымъ и долго отрекался отъ короны. По, наконецъ, какъ бы убѣжденный мольбами духовенства и просьбами бояръ, воинства и всего народа, принялъ оную Февраля 22-го 1598 г. Въ первые годы царствованія Борисъ Ѳеодоровичъ, своими попеченіями о благѣ Россіи, явилъ себя достойнымъ престола. Онъ войну съ Кази-Гиреемъ, крымскимъ ханомъ, предупредилъ миромъ. Величайшій голодъ -- казнь Божія, посѣтившая Россію въ 1600 году, былъ облегченъ раздачею денегъ изъ казны царской. Оттуда щедрою рукою сыпались золото и серебро, на которыя былъ покупаемъ хлѣбъ, питавшій алчныхъ. Наконецъ, голодъ сталъ уменьшаться, и въ 1603 году наступили времена изобилія. Но судьба тайно приготовляла ударъ Гудунову. Простой инокъ, Григорій Отрепьевъ, жившій въ Москвѣ, въ Чудовѣ монастырѣ, изъ званія дѣтей боярскихъ, ушелъ изъ монастыря и, скитавшись по Россіи, наконецъ достигъ Польши. Здѣсь Григорій вступилъ въ службу къ князю Вишневецкому. По прошествіи нѣкотораго времени онъ притворился больнымъ, потребовалъ духовника, которому открылъ на исповѣди, что онъ есть истинный сынъ царя Іоанна IV Васильевича, Грознаго, а убитый въ Угличѣ былъ не онъ царевичъ. Онъ же, настоящій сынъ царя Іоанна IV, опасаясь мщенія Годунова, похитившаго престолъ Россіи, тайно скрывался до-тѣхъ-поръ, пока нашелъ убѣжище въ Польшѣ, и что теперь, при послѣднихъ минутахъ своей жизни, проситъ одного, чтобъ погребли его прилично высокому званію. Для большаго увѣренія духовника, онъ вручилъ ему свитокъ, въ которомъ были описаны подробно всѣ его приключенія, и просилъ этого свитка не показывать никому. По духовникъ все открылъ князю Вишневецкому, а отъ него дошло до польскаго короля. Былъ собранъ сеймъ, на который былъ приведенъ и Отрепьевъ. Онъ королю и панамъ разсказалъ ту же исторію. Они признали его законнымъ наслѣдникомь россійскаго престола,-- дали ему часть войска и большую сумму денегъ. Самозванецъ Отрепьевъ, подкрѣпляемый такимъ образомъ, возсталъ противъ Россіи. Годуновъ не могъ не содрогнуться онъ, Хотя и былъ увѣренъ въ смерти Димитрія, но при всемъ томъ хорошо зналъ любовь и преданность Россіянъ къ законнымъ государямъ. Между-тѣмъ Самозванецъ дѣйствовалъ съ успѣхомъ: онъ перешелъ чрезъ Днѣпръ, и въ 1604 году ступилъ на землю русскую. Ему передались города: Путивль, Рыльскъ, Бѣлгородъ и Черниговъ. Войско Борисово выступила противъ Отрепьева, но въ этомъ войскъ мало было видно усердія и ревности. Причины очевидны: одни изъ воиновъ, почитая въ Самозванцѣ законнаго государя, страшились подымать противъ него оружіе; другіе, ненавидя Бориса, не поставили себѣ въ обязанность умирать за него. Лже-Димитрій проникъ до Новгорода Северскаго; но здѣсь онъ былъ остановленъ, и ни угрозы, ни увѣщанія не могли склонить къ сдачъ военачальниковъ: князя Трубецкаго и Петра Басманова. Января 21-го 1605 года произошло кровопролитное сраженіе, которое рѣшилось-было въ пользу Лже-Димитрія, но отрядъ иноземнаго войска, которымъ начальствовали: Балтеръ фонъ-Розенъ и Марясерешъ, исторгнулъ изъ его рукъ побѣду. 15-го апрѣля 1605 года скончался Борисъ Ѳеодоровичъ Годуновъ. Москва присягнула въ вѣрности сыну его Ѳеодору. Примѣру ея послѣдовали многіе города. Но вдругъ измѣнилось все: Басмановъ. герой Новгорода Сѣверска рѣшился обезславить измѣной свое имя. Онъ, съ другими своими единомышленниками, прибыль въ Путивль, палъ къ ногамъ Самозванца и торжественно назвалъ его царемъ русскимъ. Слѣдствія этой измѣны были гибельны. Войско царя послѣдовало примѣру своихъ начальниковъ. Оно соединилось съ полчишами Отрепьева. "Да здравствуетъ царь Димитрій!" раздалось отъ рѣки Десны до Оки. Изъ Тулы Самозванецъ отправилъ къ жителямъ Москвы граммату, въ которой увѣрялъ жителей въ своей милости. Столица, а съ ней вмѣстѣ и другія области, признали Отрепьева сыномъ Іоанна IV. Царь Ѳеодоръ были умерщвленъ вмѣстѣ съ матерью своею, а дочь Годунова, Ксенія, назначена къ заключенію въ монастырь. Всего этого мало,-- тѣло Бориса, положенное въ церкви Св. Михаила, было извлечено изъ могилы и уединенно погребено съ тѣлами супруги и сына на Срѣтенкѣ, въ обители Св. Варсанофія (2).
   Народъ, разграбивъ домы Годуновыхъ, присягнулъ новому царю, который изъ Тулы прибылъ торжественно въ Москву. Самозванецъ, сдѣлавшись царемъ московскимъ, вступилъ въ супружество съ Мариною, дочерью Мнишека, воеводы Сендомирскаго, съ которымъ еще въ Польшѣ сдѣлалъ объ этомъ условіе и который помогалъ Отрепьеву.
   Москва въ стѣнахъ своихъ увидѣла польскія войска, окружавшія Самозванца; жители терпѣли отъ нихъ большія притѣсненія. Это между народомъ произвело ропотъ; ктому-же, и многіе изъ бояръ скоро увидѣли свою ошибку и узнали въ новомъ царѣ бывшаго инока Чудова монастыря. Ропотъ въ народѣ увеличился и превратился въ явную злобу. Стали говорить: "Царь еретикъ, онъ не сынъ царя Іоанна Васильевича, а Самозванецъ, Гришка Отрепьевъ. "Ктому-же, Самозванецъ эту ненависть народа и многихъ бояръ возбудилъ еще болѣе противъ себя тѣмъ, что онъ явно сталъ презирать русскіе обычаи и нарушать законы нравственности. Надъ нимъ въ высшей степени обладала необузданная страсть къ сластолюбію, развратившая его до того, что онъ обезчестилъ знатныя фамиліи и самымъ непростительнымъ образомъ нарушалъ священныя права родителей и супруговъ. Ко всему этому надобно присоединить, Лже-Димитріемъ оказываемое презрѣніе ко всѣмъ, вѣками утвержденнымъ и уважаемымъ отъ русскаго народа нравамъ и обычаямъ. Онъ надъ всѣмъ подобнымъ насмѣхался, а это самое уменьшало къ нему любовь народную. Извѣстно, что каждый народъ свято чтитъ нравы и обычаи своихъ предковъ. Поводы къ неудовольствію народа увеличились яснѣе. Они распространялись отъ явнаго Самозванцемъ доброжелательства къ католическому закону; отъ принятія къ себѣ езуитовъ, много помогавшихъ ему; отъ пренебреженія къ Русскимъ при учрежденіи тѣлохранительной стражи изъ иностранцевъ, которымъ онъ дѣлалъ большое предпочтеніе; отъ расточенія государственныхъ доходовъ изъ любви къ неумѣренной пышности; отъ своевольнаго обхожденія съ вельможами, и отъ гордыхъ поступковъ съ духовенствомъ; отъ пренебреженія постовъ, праздниковъ, святыхъ иконъ и многихъ церковныхъ постановленій. Все это, взятое вмѣстѣ, возрождало въ народѣ сомнѣніе и каждому казалось невѣроятнымъ, чтобы государь, поступающій вопреки всѣмъ русскимъ обыкновеніямъ, могъ быть потомкомъ Рюрика и сыномъ Іоанна IV. Когда же сдѣлалось извѣстнымъ, что Димитрій вступаетъ въ бракъ съ Полькою, и когда во время торжественнаго въѣзда Марины въ Москву внезапно случилась сильная буря, принятая многими за худое предзнаменованіе, а также, когда услышали заподлинное, что Димитрій, въ благодарность за полученную отъ Польши помощь, обѣщался уступить ей нѣкоторыя россійскія области, соединиться съ нею противъ Швеціи и даже ввести католическую вѣру: тогда негодованіе возрасло до высшей степени. Даже и добрыя свойства Самозванца, послѣ всего этого, стали быть унижаемы. Снисхожденіе считалось за раболѣпство, строгость -- за тиранство, а многія его знанія въ наукахъ относили къ чародѣйству. Самое бракосочетаніе Самозванца, вмѣсто радости, произвело въ народѣ ропотъ, негодованіе, ибо оно совершилось въ противность устава нашей церкви, и къ соблазну всѣхъ: наканунѣ пятницы 8-го мая и притомъ, дня Св. Николая. Тогда, говоритъ лѣтопись, веселіямъ при дворѣ не было конца; безпрестанно гремѣла музыка, самозванецъ пировалъ, веселился, плясалъ и скоморохствомъ своимъ унижалъ царское величіе. Новыя подозрѣнія въ народѣ, что онъ не сынъ Іоанна VI, увеличились еще болѣе оттого, что царь и царица ходили въ польской одеждѣ; что Полякамъ былъ дозволенъ свободный доступъ къ Самозванцу, а Русскимъ запрещенъ; что при свадебныхъ пиршествахъ польскимъ вельможамъ отдавали преимущество; что кушанья для царскаго стола приготовлялось по-польски; что пьяные польскіе вельможи надменно поступали съ Русскими и наконецъ, даже на улицахъ дозволяли себѣ непростительныя грубости противъ русскихъ женщинъ. Все это производило большую злобу, большой ропотъ! Царь еретикъ, онъ басурманъ, онъ хуже Турка!-- раздавалось и въ домахъ и на площади. Дворъ узналъ, что составился заговоръ на умерщвленіе Поляковъ и что назначено къ тому 15 число мая. Было велѣно учинить розыскъ, но все было напрасно. 15-го мая прошло, смятенія никакого не случилось, а это водворило совершенную безопасность, истребило страхъ, и по прежнему заставило предаться веселостямъ. 18-го мая собранныя войска должны были представить воинскія упражненія -- осаждать построенную передъ городомъ деревянную крѣпость и взять ее приступомъ. Ложный Димитрій имѣлъ намѣреніе освободиться при семъ случаѣ за одинъ разъ отъ всѣхъ недоброжелательныхъ вельможъ,-- Поляки должны были ихъ изрубить, а народъ, если бы онъ покусился ихъ защищать, привести въ повиновеніе пушками. Для предупрежденія сего составился заговоръ. Главою онаго былъ Василій Іоанновичъ Шуйскій. У него въ ночи съ 16 на 17 число мая собралось въ домѣ много бояръ и гражданъ. Князь Шуйскій сказалъ имъ объ угрожавшей всѣмъ опасности и увѣрилъ, что нѣтъ никакого другаго средства къ избавленію церкви и державы, какъ смерть ложному Димитрію.
   "Сбылось предчувствіе!" сказалъ кто-то въ толпъ: "что это не сынъ царя Іоанна Васильевича, а обманщикъ, басурманъ, нехристь!"
   -- Это правда твоя, бояринъ! сказалъ другой:-- если бы это былъ настоящій сынъ царя Іоанна, а не бѣглець изъ Чудова монастыря, Гришка Отрепьевъ, то навѣрное бы онъ не садился, не молясь, за трапезу; не плясалъ бы по-бѣсовски, не любилъ бы Поляковъ, не позволялъ бы имъ буйствовать, оскорблять насъ, Москвичей, насмѣхаться надъ обрядами нашея православныя церкви. Думалъ-ли я на старости дожить до такого срама! Господи помилуй! продолжалъ говорившій, перекрестясь, и избави насъ, грѣшныхъ, отъ руки вражеской и благое лови, чтобы мы сподобились пасть за вѣру и святое отечество.

-----

   Было утро, мая 17-го 1606 года; ровно въ 4 часа пополуночи ударили въ набатъ. Сбѣжавшійся народъ вообразилъ, что Поляки хотѣли умертвить бояръ и самого царя. Въ то время, когда чернь разсыпалась по домамъ для истребленія Поляковъ, князь Шуйскій, наружность котораго не представляла ничего величественнаго: онъ, быль, при тучности тѣла, низкаго роста, имѣлъ смуглое, вовсе непривлекательное лицо, широкій ротъ, красноватые, подслѣпые глаза и суровый взгляда", съ мечемъ въ правой рукѣ и съ крестомъ въ лѣвой, и предводительствуя единомышленниками, къ которымъ мало-по-малу присовокупилось большое множество народа, устремился во дворецъ. Измѣнникъ Басмановъ учинился первою жертвою. Стража Самозванца защищалась отчаянно. По превосходство взяло преимущество надъ отчаяніемъ. Народъ, выламывая двери, преслѣдовалъ отступавшую стражу изъ одной комнаты въ другую.-- Самозванецъ, видя свою гибель, рѣшился спастись посредствомъ подставленныхъ къ окну подмостковъ, но выскочивъ, онъ упалъ и переломилъ себѣ ногу. Преслѣдователи, не нашедши его нигдѣ, устремились въ чертоги царицы, не повѣрили тому, что она убѣжала къ своему отцу, но хотѣли обыскать вездѣ. Стрѣльцы, взявшіе подъ свою защиту Димитрія, хотя храбро защищали нападеніе разъяренной черни, но все было тщетно. Самозванца схватили и внесли во дворецъ для допроса. Царица-инокиня торжественно объявила, что она единствено отъ страха смерти признала сего Самозванца за своего сына, и въ семъ грѣхѣ винится передъ Богомъ и Россіей". Два выстрѣла прекратили жизнь бродяги. Обезображенное тѣло его было брошено съ крыльца на тѣло Басманова. Этого мало: разъяренный народъ извлекъ изъ Кремля трупъ Самозванца и бросилъ его на площади для общаго позорища и поруганія. Три дня лежалъ трупъ на Лобномъ мѣстъ, потомъ сожгли его въ пепелъ, которымъ зарядили пушку и оный развѣяли выстрѣломъ. Послѣ сего мщеніе народа устремилось на Поляковъ. "Смерть и гибель всѣмъ Ляхамъ!" раздавалось на Лобномъ мѣстъ и улицахъ московскихъ. Пощады не было никому. Знатные Поляки защищались съ людьми своими въ домахъ противъ осаждавшей ихъ черни, пока князь Шуйскій не разослалъ для ихъ охраненія стражу, которой добровольно они себя ввѣрили. Маринѣ, вдовѣ Самозванца, позволено удалиться къ своему отцу.
   Спокойствіе въ Москвѣ было возстановлено. Собравшіеся бояре приступили къ избранію новаго царя. Приверженные князя Шуйскаго единогласно наименовали его царемъ Россіи; народъ, стоявшій во множествъ около Кремля, радостнымъ крикомъ; "да здравствуетъ нашъ новый царь Василій!" подтвердилъ избраніе, и Василій Іоанновичъ, 1-го іюня 1606 года, рукою новогородскаго митрополита Исидора былъ вѣнчанъ на царство,
   Не смотря на то, что предѣлы этого историческаго сказанія тѣсны, однако, царствованіе Василія Іоанновича Шуйскаго должно быть описано нѣсколько подробнѣе, и болѣе потому, дабы показать, какія несчастія испытала тогда Россія, въ какомъ бѣдственномъ состояніи находилась она послѣ Шуйскаго, наконецъ, какимъ чудеснымъ случаемъ и кѣмъ спасена она.
   Царство русское, въ началѣ правленія Шуйскаго, вздохнуло свободно и было покойно. Бояре и народъ забыли минувшее горе, да и самъ Василій Іоанновичъ желалъ оградить спокойствіемъ и безопасностію государство свое. Онъ отправилъ пословъ къ польскому королю Сигизмунду III для возобновленія мирнаго договора, заключеннаго еще при царѣ Борисъ Ѳеодоровичъ Годуновъ. При семъ напоминалъ королю, что онъ несправедливо нарушилъ прежнее мирное поставленіе и способствовалъ ложному Димитрію въ достиженіи царскаго престола, но что теперь этотъ обманщикъ, нанесшій столько вреда Россіи, лишенъ престола и жизни. Король польскій, въ свою очередь, прислалъ также съ своей стороны пословъ къ Шуйскому и Заключилъ съ нимъ мирный договоръ только на четыре года, съ тѣмъ, однакожъ, чтобы всѣ Поляки, въ томъ числѣ и Мнишекъ съ дочерью Мариною, которые задержаны въ Москвѣ послѣ убіенія Димитрія, были отпущены въ Польшу. Статьи мирнаго договора были утверждены съ обѣихъ сторонъ. Послы польскіе, Сендомирскій, дочь его и другіе Поляки, содержавшіеся въ Москвъ, отпущены въ свое отечество: они дали присягу царю Василію Іоанновичу, что не присоединятся къновому Самозванцу, появившемуся вскорѣ, по вступленіи на престолъ Россіи Шуйскаго. По данная клятва Мнишекомъ и Мариною была нарушена....
   Въ Москвѣ думали, что наступилъ конецъ всѣмъ смутамъ: никто не заботился о будущемъ; но вдругъ среди безпечныхъ Москвитянъ пронеслась роковая вѣсть о появленіи новаго Самозванца. Эти слухи, что Димитрій, то-есть убитый Самозванецъ, живъ, а вмѣсто его убитъ другой, и находится въ Польшѣ, гдѣ, дѣйствительно, одинъ обманщикъ выдавалъ себя за Димитрія, распространилъ князь Шаховской съ другими непріятелями Шуйскаго. Онъ убѣжалъ въ Путивль, гдѣ склонилъ съ союзу противъ Василія сперва сей городъ, а потомъ многія другія мѣста. Шаховской привлекъ къ себѣ нѣсколько тысячъ казаковъ и вскорѣ составилъ многочисленное войско. Бунтъ вспыхнулъ въ Украйнѣ. Буідовщики, или вооружившаяся вольница, избрали своимъ предводителемъ Ивана лотникова, бѣглаго слугу князя Телешовскаго. Онъ устремился къ Москвѣ іГовладѣлъ Коломною. Племянникъ царя, князь Скопинъ-Шуйскій отразилъ Болотникова отъ Москвы, убѣжавшаго съ остаткомъ войскъ изъ Москвы въ Калугу. Тамъ онъ, въ 1607 году, былъ осажденъ самимъ царемъ. Но вскорѣ Болотниковъ получилъ подкрѣпленіе: казаки провозгласили слугу боярина Елагина царевичемъ Петромъ, сыномъ царя Ѳедора Іоанновича, (котораго будто-бы Годуновъ подмѣнилъ на дѣвицу Ѳеодосію). Лже-Петръ съ 10,000 казаковъ пришелъ на подмогу къ Болотникову, и вмѣстѣ съ нимъ одержалъ побѣду надъ царскими войсками; но вскорѣ полководцы царя, князья: Голицынъ и Лыковъ, разбили мятежниковъ. Лже-царевичъ Петръ, Болотниковъ, Шаховской и другіе сообщники сихъ злодѣевъ были казнены.
   Но давно Россія не испытывала такихъ ужасныхъ бѣдствій, какъ во время, нами описываемое. Неистовства мятежниковъ превосходили всякую мѣру: они рѣзали беззащитныхъ, не различая ни полу, ни возраста. Неслыханныя жестокости служили имъ забавою!
   Въ Стародубѣ явился новый Самозванецъ -- ложный Димитрій, и снискалъ вѣру. Онъ былъ сынъ украинскаго попа, считавшійся также и за сына бцярскагогі именемъ Гаврило Веревкинъ. Скоро все пришло въ движеніе.-- Жители Стародуба и Чернигова изъявили ему свою вѣрность. Въ Москвѣ поднялась тревога: каждый день съ восходомъ солнца, златившаго своими лучами крестъ Ивана Великаго, народъ толпами собирался въ Кремль и на Лобное мѣсто, и пересказывая другъ другу новости, толковалъ о явленіи Самозванца.
   "Да, пришло крутое времечко" говорилъ одинъ купецъ, обращаясь къ почтенному старику, внимательно глядѣвшему на крестъ Ивана Великаго: "городъ за городомъ сдаются измѣннически Самозванцу. Думали-ли мы, на старости лѣтъ, дожить до такого срама? Господи Боже мой", продолжалъ купецъ, набожно перекрестясь: "Неужели опять и Москва преклонитъ голову передъ этимъ обманщикомъ, и мы, православные, увидимъ тѣ же пляски бѣсовскія, то же презрѣніе святыни, какое видѣли при Гришкѣ Отрепьевѣ?
   -- Наказаніе Божіе, любезный, наказаніе Божіе за грѣхи наши! отвѣчалъ старикъ продолжая глядѣть на крестъ; чего тутъ, ожидать хорошаго? Борисъ Ѳеодоровичъ, извелъ младенца Димитрія; на богохульничество Отрепьева мы долго смотрѣли молча, да и царь-то Василій Іоанновичъ, будь сказано между нами, говорилъ старикъ, понизивъ голосъ, избранъ на царство по старанію своихъ приверженцевъ.
   "Все такъ, любезный, но вѣдь царь Василій Іоанновичъ печется о своихъ подданныхъ. По что дѣлать, когда между боярами видимъ измѣнниковъ. Жаль одного, что царь, почитая себя обезпеченымъ послѣ злодѣя Болотникова, распустилъ свои войска прежде, нежели вовсе истребленъ былъ Лже-Димитрій, отъ котораго онъ теперь не ожидалъ болѣе никакой опасности!"
   -- Анъ, видишь, вышло-то противное: бродяга перешелъ черезъ границу, сопровождаемый Поляками и казаками; къ нему много, какъ носятся слухи, пристало и Русскихъ. Худо, дружище, одно, что царь, не довѣряя многимъ боярамъ, на защиту отечества, велѣлъ выступить своему родному брату Димитрію Іоанновичу. Я знаю его давненько: не далекъ онъ въ дѣлахъ ратныхъ и только любитъ величаться и спѣсивиться.
   "Да, это худо! знать не бывать добру. Горе намъ, согрѣшившимъ! говорилъ купецъ, крестясь. Будь воля Его надъ нами и нынѣ, и присно, и во вѣки вѣковъ!"
   Говорившіе разошлись; но въ это самое! время шли втъ Кремль, въ Сборную Палату, по данному наканунѣ повелѣнію государя, всѣ важные сановники московскіе. Они прежде прихода самого царя сѣли на скамьи, стоявшія вдоль стѣнъ. Простота ихъ одеждъ сообразна была со вкусомъ царя, ибо Василій Іоанновичъ былъ бережливъ и не любилъ роскоши.-- Глядя на собравшихся сановниковъ Москвы, можно было замѣтить, что они не столько были заняты дѣломъ общимъ, сколько участью о самихъ себѣ. Между ими не существовало никакого единодушія, а въ словахъ и поступкахъ обнаруживались скрытность и осторожность. Тутъ были: меньшой братъ царя -- князь Иванъ Ивановичъ Шуйскій, своякъ царя -- князь Иванъ Михайловичъ Воротынскій, племянникъ -- князь Махалъ Васильевичъ Скопинъ Шуйскій, князь Ѳедоръ Ивановичъ Мстиславскій, бояринъ Иванъ Никитичъ Романовъ, воевода Ѳедоръ Васильевичъ Головинъ, воевода Григорій Ѳедоровичъ Сунбуловъ, бояре: Ѳедоръ Ивановичъ Шереметьевъ, Василій Петровичъ Морозовъ, Артемій Васильевичъ Измаиловъ и князья: Андрей Васильевичъ Голицынъ, Дмитрій Васильевичъ Туренинъ, Иванъ Михайловичъ Катыревъ, Юрій Никитичъ Трубецкой, Семенъ Михайловичъ Троеруковъ, и много другихъ. Вскорѣ въ палату вступилъ патріархъ Гермогенъ, заступившій мѣсто любимца Отрепьева -- Игнатія.-- Всѣ встали и привѣтствовали добраго пастыря. Онъ все собраніе осѣнилъ крестнымъ знаменіемъ, и сѣлъ на пріуготовленное для него мѣсто. Вскорѣ за патріархомъ вошелъ и царь Василій Іоанновичъ. Поклонившись ласково собранію и принявъ патріаршее благословеніе, онъ занялъ первое мѣсто за столомъ.
   Воцарилось молчаніе, но оно скоро было прервано рѣчью царя, въ которой онъ, исчисливъ бѣдствія, постигшія Россію, просилъ о единодушномъ противоборствѣ неистовымъ врагамъ. "Не попустимъ нечестивцамъ!" говорилъ онъ, "завладѣть царствомъ русскимъ, попрать вѣру отцовъ нашихъ. Я самъ поведу васъ, первый покажу примѣръ, какъ должно умирать заземлю русскую, за церковь православную".
   -- Нѣтъ, государь, мы не допустимъ тебя подвергать жизнь свою опасности, говорили многіе бояре: -- мы, мы умремъ, мы не пожалѣемъ живота своего, мы всѣ до единаго умремъ за тебя, государь нашъ! Мы цаловали крестъ, мы клялись беречь жизнь твою: на Страшномъ судъ Всемогущій потребуетъ отъ насъ отвѣта, если не сохранимъ помазанника Его.
   "Гибель обманщику, гибель всѣмъ крамольникамъ!" кричали всѣ бояре.
   Патріархъ Гермогенъ всталъ съ своего мѣста. При его движеніи все утихло. "Именемъ самого Всемогущаго Бога", сказалъ патріархъ, "пострадавшаго для искупленія нашего отъ грѣховъ, и именемъ Пресвятыя Богородицы, благословляю васъ, христіане, на труды достоименитые. Идите, братія по Христѣ, идите смѣло на враговъ нашихъ. Да будетъ помощникомь вашимъ Самъ Богъ; крестъ и молитва да сопровождаютъ васъ. Знайте, что васъ ожидаетъ слава, что потомство благословитъ васъ, а церковь будетъ молиться о душахъ!"
   "-- Святѣйшій патріархъ! сказалъ князь Скопинъ-Шуйскій: -- говорю отъ имени всѣхъ бояръ, что мы готовы умереть за нашего царя, за святую Русь. Не потерпимъ, не попустимъ неистовымъ крамольникамъ злодѣйствовать въ царствѣ русскомъ!
   "Опять благословляю тебя, государь, и всѣхъ васъ, бояре!" говорилъ патріархъ, творя на всѣхъ крестное знаменіе, "и буду просить Творца небеснаго, чтобы Онъ даровалъ побѣду надъ супостатами и сохранилъ дни царя нашего!"
   Царь, а за нимъ патріархъ вышли изъ палаты; бояре, храня молчаніе, начали" также расходиться.
   Это собраніе сановниковъ московскихъ было за нѣсколько дней до того времени, какъ пріѣхалъ гонецъ изъ стана русскаго, отъ князя Дмитрія Ивановича Шуйскаго, съ объявленіемъ, что мая 10-го 1608 года, Стародубскій Самозванецъ выигралъ, при Волховѣ, у князя Шуйскаго побѣду. Это много опечалило царя, но онъ не унывалъ духомъ и надѣялся на Творца небеснаго.
   Ужасъ предшествовалъ Самозванцу: отъ одного его имени всѣ бѣжали въ Москву, какъ въ послѣднее убѣжище; наконецъ, злодѣй явился близъ Москвы и сталъ въ селѣ Тушинѣ. Онъ, послѣ пораженія князя Шуйскаго подъ Волковымъ, спѣшилъ къ столицѣ, полагая, что одно его появленіе покоритъ ему Москву, а съ нею и все царство русское. Село Тушино, въ 12 верстахъ отъ Москвы, на большой дорогъ, ведущей нынѣ въ города -- Воскресенскъ и Волоколамскъ, Москва цѣпенѣла отъ ужаса; бояре были въ смущеніи; народъ и войско колебались. Вся южная Россія признала власть Самозванца, только Троицкая Лавра св. Сергія, Коломна, Переславль-Рязанскій, Смоленскъ, Новгородъ-Нижній, Саратовъ, Казань и города сибирскіе остались еще вѣрными царю: есть другіе принадлежали къ царству беззаконія, коего столицею былъ тушинскій станъ, дѣйствительно подобный городу разными зданіями внутри онаго, купеческими лавками, улицами, площадями, гдѣ толпилось болѣе ста тысячъ разбойниковъ, обогащаемыхъ плодами грабежа, гдѣ каждый день, съ утра до вечера, казался праздникомъ грубой роскоши; вино и медъ лилися изъ бочекъ; мяса, вареныя и сырыя, лежали грудами, пресыщая людей и псовъ, которые вмѣстѣ съ измѣнниками стекались въ Тушино (3).
   Въ это же самое время, тесть перваго Лже-Димитрія, Сендомирскій, воевода Мнишекъ и его дочь Марина, отпущенные царемъ Василіемъ Іоановичемъ, въ силу договора съ королемъ Сигизмундомъ, прибыли въ Тушино, гдѣ безстыдная Марина, съ одной стороны побуждаемая Поляками, а съ другой -- собственнымъ честолюбіемъ, рѣшилась гнуснаго измѣнника признать за своего мужа. Слѣдствіемъ этого было то, что многіе изъ Русскихъ признали Тушинскаго вора (4) за истребленнаго въ Москвѣ Лже-Димитрія и почитая сего послѣдняго за сына Іоанна IV. Это много ободрило Самозванца, а также онъ, будучи подкрѣпляемъ польскимъ гетманомъ Рожинскимъ и вельможею Сапѣгою, началъ дѣйствовать тщательнѣе. Ему передались: Суздаль, Шуя, Переславль-Залѣсскій и многіе другіе города. Вскорѣ была осаждена св. Троицко Сергіева Лавра.
   Скажемъ объ осадѣ этого монастыря, случившейся въ 1608 году.
   Древній, знаменитый монастырь св. Сергія основанъ святымъ мужемъ Сергіемъ въ половинѣ XIV столѣтія, въ княженіе Симеона Іоановича Гордаго. Эта священная для каждаго Русскаго обитель, этотъ вертоградъ спасенія иноковъ, избравшихъ путь благодати, показалъ неслыханный примѣръ вѣрности и пламенной любви къ отечеству. Во время гибельнаго въ Россіи междуцарствія, этотъ монастырь, по своему богатству, можно сказать, былъ изъ первыхъ. Да и въ наше счастливое, благополучное время едва-ли есть обитель, которая бы сравнялась въ богатствѣ съ обителью св. Сергія, уже не говоря о тѣхъ подвигахъ ея иноковъ, каковыми неознаменовали себя иноки другихъ монастырей и пустынь, находящихся въ пространной Россіи. Этотъ монастырь основанъ близъ протока, называемаго Кончурою, и отстоитъ отъ Москвы въ 64 верстахъ. Во время, нами описываемое, въ монастырь св. преподобнаго Радонежскаго чудотворца Сергія еще не существовали ни великолѣпная церковь св. Сергія, именуемая соборомъ, ни высочайшая въ Россіи колокольня, ни другія, нынѣ украшающія обитель, зданія. Впрочемъ, въ описываемую нами эпоху, въ знаменитомъ. Троицкомъ монастырѣ красовались высокія каменныя стѣны, восемь огромныхъ башенъ, соборы: Троицкій съ позлащенною кровлею, и Успенскій съ пятью главами, четыре церкви и другія монастырскія строенія съ многолюднымъ посадомъ, находящимся внѣ монастыря. Монастырь прельстилъ Поляковъ своимъ богатствомъ. Онъ, основанный въ лѣсной пустынѣ, среди овраговъ и горъ, походилъ тогда болѣе на воинственный замокъ, чѣмъ на жилище миролюбивыхъ иноковъ. Царь Василій Іоановичъ еще прежде осады занялъ этотъ монастырь дружинами дѣтей боярскихъ, казаковъ и стрѣльцовъ, а сами иноки запаслись всѣмъ нужнымъ для сопротивленія. По стѣнамъ и башнямъ были разставлены пушки: на инокахъ, сверхъ рясъ были надѣты воинскіе доспѣхи. Они вмѣстѣ съ воинами, для истребленія непріятельскихъ разъѣздовъ, посылаемыхъ буйными Ляхами, выходили на дороги, ловили лазутчиковъ, прикрывали царскіе обозы. Это много досадовало Поляковъ, рѣшившихся, наконецъ, взять Лавру. "Долго-ли", говорили они Лже-Димитрію, "свирѣпствовать противъ насъ этимъ кровожаднымъ врагамъ, гнѣздящимся въ ихъ каменномъ погребѣ? Города многолюдные и цѣлыя области уже твои, Шуйскій бѣжалъ отъ тебя съ войскомъ, а чернецы ведутъ дерзкую войну съ тобою! Разсыплемъ ихъ прахъ и жилища!" Наконецъ, 2о-го сентября 1608 года гетманъ Санѣга и Лисовскій, предводительствуя 50,000 Поляковъ, стали въ виду монастыря и осадили оный. Князь Долгорукій и Голохвастовъ располагали дѣйствіями защиты Лавры. Жители слободъ обратили въ пепелъ свои жилища и съ семействами спѣшили внутрь монастыря. Народу собралось множество; нельзя было всѣмъ помѣститься въ келліяхъ; больные лежали на дождѣ въ холодную осень. "Св. Сергій не отвергаетъ злосчастныхъ!" говорили иноки -- и принимали всѣхъ. Было назначено, кому биться на стѣнахъ и кому въ вылазкахъ. Воеводы, ревностные защитники святыни, князь Долгорукій II Голохвастовъ, первые поцаловали крестъ надъ гробомъ св. Сергія, дабы сидѣть въ осадѣ безъ измѣны. Всѣ послѣдовали ихъ примѣру, и всѣ горѣли желаніемъ быть готовыми къ кровопролитному бою. Сапѣга и Лисовскій писали къ воеводамъ, защищавшимъ монастырь: "покоритесь Димитрію, истинному царю вашему и нашему, который не только сильнѣе, но и милостивѣе лже-царя Шуйскаго, имѣя чѣмъ жаловать вѣрныхъ, ибо владѣетъ уже едва не всѣмъ государствомъ, стѣснивъ своего злодѣя въ осажденной Москвѣ. Если мирно сдадитесь, то будете намѣстниками Троицкаго града и владѣтелями многихъ богатыхъ селъ; въ случаѣ безполезнаго упорства падутъ ваши головы!" Это было читано всенародно. Монахи и воины говорили: "упованіе наше есть Святая Троица, стѣна и щитъ -- Богоматерь, святые Сергій и Никонъ -- сподвижники: не страшимся!" Поляки не получили отвѣта въ отношеніи согласія на миръ. Они, озлобленные, утвердились на горѣ Волкушѣ, Терентьевской, Круглой и Красной; выкопали ровъ отъ Келарева пруда до Глинянаго оврага, и насыпали широкій валъ. Впродолженіе шести недѣль Ляхи не преставали палить слишкомъ изъ 60 пушекъ, для разрушенія каменной ограды. Но все было напрасно: стѣны и башни тряслись, но не падали, и если гдѣ дѣлалось отверстіе, то оное вскорѣ задѣлывали. Каленые ядры летѣли мимо зданій монастырскихъ въ пруды, или гасли на пустыхъ мѣстахъ. Осажденные, видя это, сколько сначала удивлялись, столько же потомъ, все это приписывая чудесной волѣ Бога, укрѣплялись духомъ, молились и ежедневно обходили стѣны съ святыми иконами.
   Какая противоположность въ дѣйствіяхъ была въ станѣ Сапѣги! Тамъ, готовясь къ рѣшительному нападенію на монастырь, предавались пиршеству. Весь день 12-го октября былъ посвященъ шумному, разгульному веселью, а ночью Поляки устремились къ монастырю. Но и это покушеніе было напрасно: неистовыхъ злодѣевъ не допустили до стѣнъ обители, въ которой все было на стражъ. Ихъ встрѣтили залпомъ изъ пушекъ и пищалей, многихъ ранили и убили, а всѣ прочіе предались бѣгству и отступленію. Не одолѣвъ силою, Сапѣга еще думалъ взять Лавру угрозами и лестію: Поляки мирно подъѣзжали къ стѣнамъ, указывали на свое многочисленное войско, предлагали выгодныя условія; по и эти попытки не приносили ни малѣйшей имъ пользы.-- Осажденные стали дѣйствовать наступательно. Они, увидѣвъ однажды не очень большое число непріятелей въ огородахъ монастыря, рѣшились безъ позволенія начальниковъ сдѣлать вылазку. Нѣсколько стрѣльцовъ и казаковъ спустилось на веревкахъ со стѣны: они напали и перерѣзали встрѣтившихся непріятелей. Князь Долгорукій и Голохвастовъ, видя таковую ревность своихъ воиновъ, рѣшились воспользоваться оною. Они вскорѣ же съ конными и пѣхотными дружинами сдѣлали вылазку къ Красной горѣ, чтобы разрушить непріятельскія бойницы, но въ жестокой сѣчѣ лишились многихъ храбрыхъ воиновъ. Поляки, гордясь этимъ, какъ бы побѣдою, хотѣли довершить начатое.
   Ночь на 26 октября 1608 года была самая темная, во всемъ видѣ осенняя: на небѣ не было видно ни одной звѣздочки; всѣ предметы, окружавшіе святую обитель, были покрыты густымъ, непроницаемымъ мракомъ. Все было тихо, и только небольшіе огоньки едва свѣтились въ Лаврѣ. Всѣ воины, исключая сторожевыхъ, стоявшихъ на башняхъ, были преданы дремотѣ, но не совершенному сну, который давно бѣжалъ ихъ. Вдругъ они и были пробуждены внезапнымъ, страшнымъ шумомъ. Поляки, при громъ своихъ бойницъ, съ крикомъ и воплемъ стремились къ монастырю, достигли рва и зажгли острогъ. Вспыхнувшее яркое пламя освѣтило окрестность, показало бѣжавшія толпы Ляховъ и служило для осажденныхъ, безстрашныхъ русскихъ воиновъ, надѣявшихся на одного Бога и Его угодника, преподобнаго Сергія, вѣрностію дѣли ихъ пушкамъ и пищалямъ. Осажденные побили много самыхъ смѣлыхъ Поляковъ и даже не дали сжечь острога. Непріятель ушелъ въ свои окопы, впрочемъ, не остался и въ нихъ. Съ наступленіемъ слѣдующаго дня, Поляки, видя на стѣнахъ обители св. Сергія вынесенные изъ храмовъ образа, хоругви и вышедшихъ иноковъ и воиновъ, которые хоромъ пѣли благодарственый и олебенъ за побѣду, устрашились нападенія, и бѣжали въ укрѣпленный станъ.
   Но спокойствіе, которое продолжалось между осажденными и осаждавшими, было, не долго. Сапѣга и Лисовскій готовили гибель св. обители. Князья -- Долгорукій и Голохвастовъ, угадывая ихъ намѣреніе, предположили объ этомъ узнать обстоятельно. Они сдѣлали вылазку, успѣли захватить въ плѣнъ одного Поляка, отъ котораго узнали, что непріятель ведетъ подкопъ. Сердца уныли, ибо знали вѣрно, что есть подкопъ, но не знали гдѣ: плѣнникъ не зналъ мѣста. Впрочемъ, молитвы и ревность иноковъ воспламенили опять защитниковъ. Они представили имъ малодушіе за грѣхъ, гибель временную за спасеніе вѣчное.-- Битвы начались и продолжались. Осажденные сдѣлали въ землѣ ходъ изъ-подъ стѣны въ ровъ для скорѣйшихъ вылазокъ. Въ темныя ночи они нападали на окопы непріятельскіе, хватали Полковъ, допрашивали, и узнали наконецъ важную тайну -- мѣсто подкопа52
   Воеводы рѣшились уничтожить опасный замыселъ Сапѣги; 9-го ноября, за три часа до свѣта, взявъ благословеніе архимандрита надъ гробомъ св. Сергія, князь Долгорукій и Голохвастовъ тихо вышли изъ крѣпости съ своими храбрыми воинами. Темнота ночи скрывала ихъ отъ непріятеля; но какъ-скоро они стали въ ряды, сильный порывъ вѣтра разсѣялъ облака; мгла исчезла; ударили въ осадный колоколъ -- и всѣ кинулись впередъ. Папа" депіе было съ трехъ сторонъ, но стремились къ одной цѣли; выгнали Ляховъ изъ ближайшихъ укрѣпленій и успѣли взорвать подкопъ. Побѣдители были еще недовольны: рѣзались съ непріятелемъ между бойницами, падали отъ ядеръ и меча. Не слушаясь начальниковъ, всѣ остальные иноки и воины, толпа за толпою, бѣжали изъ монастыря въ пылъ сѣчи, долго упорной. Нѣсколько разъ Поляки сбивали ихъ съ высотъ въ лощины, гнали и трубили побѣду, но Русскіе снова выходили изъ овраговъ, лѣзли на горы и наконецъ свершили побѣду. Битва продолжалась съ ранняго утра до темнаго вечера. Объ этомъ счастливомъ дѣлѣ архимандритъ и воеводы извѣстили Москву, которая праздновала его вмѣстѣ съ Лаврою. Ляхи видѣли всю невозможность взять эту святыню, хранимую Богомъ и иноками-воинами. Слишкомъ полтора года Лавра была въ осадѣ. Избавителемъ ея былъ князь Михаилъ Васильевичъ Скопинъ-Шуйскій.
   Въ это-же время въ Ростовѣ бодрствовалъ подборникъ чести и славы Россіи -- митрополитъ Филаретъ. Онъ увѣщевалъ жителей Ростова мужественно сразиться или умереть за вѣру и Россію. Бунтовщики, подкрѣпляемые Поляками, ворвались въ Ростовъ. Они вломились въ церковь, гдѣ въ то время молился доблестный митрополитъ. Мятежники его схватили, изорвали на немъ святительскія одежды и отправили къ Самозванцу. Весь Ростовъ съ окрестностями былъ ограбленъ. Ужасъ объялъ другіе города его, вѣрные царю Василію Іоановичу. Въ столицъ было всеобщее волненіе, это дошло до Самозванца. Онъ вышелъ изъ своего Тушинскаго лагеря и, обложивъ Москву, пересѣкъ путь къ полученію ей съѣстныхъ припасовъ. Въ Москвѣ сдѣлался голодъ. Эти бѣдственныя обстоятельства заставили царя прибѣгнуть къ помощи другихъ державъ. Князь Скопинъ-Шумскій вошелъ въ переговоры со Шведами.
   Ужасны были тогда бѣдствія и несчастія, постигшія царство русское! "И премѣнишася тогда жилища человѣческая на звѣрская!" говоритъ лѣтопись: "диви бо, не кроткое естество. медвѣди и волки, и лисицы, и зайцы на градскія и простравныя мѣста пришедше, такожде и птицы отъ селикихъ лѣсовъ на велицьй пищѣ на трупѣ человѣческомъ вселишася и крыяхуся тогда человѣцы въ дебри непроходимыя и въ чащи темныхъ лѣсовъ, и въ пещеры невѣдомыя, и въ водѣ, между кустовъ отдыхающе и плачущеся къ Содѣтелю, дабы нощь сихъ постигла, и поне мало бы отдохнути на сушѣ: но ни въ нощь, ни въ день бѣгающимъ не бѣ покоя и мѣста ко скрытію; и вмѣсто луны многіе пожары поля и лѣса освѣщеваху нощію, и никому же не можно бяше двигнутися отъ мѣста своего, человѣкъ бо ожидаху аки звѣрей отъ лѣсовъ исходящихъ". (5).... Такое бѣдственное положеніе Россіи заставило Шуйскаго заключить союзъ съ королемъ шведскимъ, Карломъ IX, и опредѣлить большое жалованье наемнымъ шведскимъ войскамъ, отпущеннымъ въ Россію подъ предводительствомъ Іакова Делагардія.
   Князь Скопинъ-Шуйскій и Делагардій покорили Псковъ и другіе города; проникнути до Москвы, разбили полчища Самозванцевъ! и заставили Сапѣгу бѣжать отъ стѣнъ Лавры. Москва ожила. Она съ радостными объятіями встрѣтила своего защитника -- князя Скопина-Шуйскаго!
   По до сего времени вѣроломные Поляки, дѣйствовавшіе противъ Россіи какъ бы безъ воли своего правительства, теперь открыли войну явную. Сигизмундъ нарушилъ договоръ съ Шуйскимъ и объявилъ ему войну: 20,000 Поляковъ явилось подъ Смоленскомъ. Его мужественно защищалъ бояринъ Шеинъ. Самозванецъ въ это время убѣжалъ въ Калугу, а за нимъ и Марина. Между-тѣмъ, зависть и клевета рѣшились положить преграду геройскимъ подвигамъ князя Скопина-Шуйскаго. Онъ, къ неизъяснимой горести всѣхъ сыновъ царства русскаго, умеръ, какъ, говорить лѣтопись, отъ яда, даннаго ему женою князя Димитрія Ивановича Шуйскаго. Россія клонилась къ паденію. Послѣ Скопина главнымъ воеводою русскихъ войскъ былъ сдѣланъ братъ царя, князь Димитрій, и посланъ съ наемными шведскими войсками подъ Смоленскъ. Сколько любилъ и почиталъ Делагардій князя Скопина, столько ненавидѣлъ его преемника. Во время сраженія подъ Клушинымъ, бывшаго 24-го іюня 1609 года, Делагардій отдѣлился отъ Русскихъ, потерпѣвшихъ сильное пораженіе. Поляки овладѣли Можайскомъ, а Делагардій вторгнулся въ Новгородскую область, ограбилъ Ладогу, и ушелъ въ Швецію.
   Между-тѣмъ, король польскій, Сигизмундъ, отрядилъ гетмана Жолкѣвскаго идти къ Москвѣ. Къ Жолкѣвскому присоединился гетманъ Сапѣга. Они окружили Москву и, по приказанію своего короля, переписывались тайно съ московскими боярами, увѣряя ихъ, что король пришелъ и къ Смоленску съ тѣмъ только намѣреніемъ, чтобъ прекратить напрасное кровопролитіе съ обѣихъ сторонъ и доставить миръ Россіи. Я если къ Москвѣ посланъ гетманъ Жолкѣвскій, то это единственно для того, чтобы представить боярамъ настоящее положеніе Россіи и слабость правленія ихъ царя Шуйскаго, котораго могутъ они упросить сойдти съ престола, а черезъ это прекратить всѣ бѣдствія Россіи. На мѣсто же его, прибавляли Поляки, можно избрать сына короля Сигизмунда, королевича Владислава, который охотно приметъ и господствующую вѣру въ Россіи. Въ подтвержденіе всего этого король польскій прислалъ въ Москву къ боярамъ и ко всему народу свою грамату, въ которой самъ предлагалъ сына своего Владислава къ избранію на престолъ россійскій. Условія со стороны Сигизмунда были выгодны для Русскихъ. Большая часть бояръ и народа поколебались въ преданности къ Шуйскому. Они приняли сторону королевича Владислава. Составился заговоръ. Воротыскій, предводительствуя толпами народа, устремился во дворецъ. Шуйскій былъ взятъ и отведенъ въ прежній его домъ. Это было въ 1610 году. На другой день Василій Іоанновичъ насильно былъ постриженъ въ монашество и отправленъ въ Чудовъ монастырь; такой же участи подверглась, въ Вознесенскомъ монастырь, и его супруга, царица Марія Петровна. Россія осиротила. Ѳеодоръ Мстиславскій и другіе изъ бояръ приняли верховную власть. Тщетно патріархъ, оставшійся одинъ преданнымъ низведенному царю, укорялъ мятежныхъ бояръ, лишившихъ престола Шуйскаго, и желавшихъ избрать королевича Владислава.
   По сему важному дѣлу было послано къ королю Сигизмунду въ Смоленскъ отъ бояръ и народа посольство. Его составляли: Филаретъ, митрополитъ ростовскій и ярославскій, освобожденный княземъ Скопинымъ, бояринъ князь Василій Васильевичъ Голицынъ, окольничій князь Данило Ивановичъ Мезецкій, думный дворянинъ Василій Борисовичъ Сукинъ, дьяки: Луговскій и Васильевъ и еще стольниковъ и дворянъ десять человѣкъ.
   Посольство было принято Сигизмундомъ съ притворною ласкою и доброжелательствомъ. Онъ послалъ въ Москву нѣкоторыхъ изъ предавшихся ему нашихъ измѣнниковъ, въ числѣ коихъ былъ бояринъ Михаила Салтыковъ, а гетману Жолкѣвскому послано тайное повелѣніе, чтобы онъ, прибѣгая къ хитрости, ввелъ войска свои въ Москву и овладѣлъ городомъ. Гетману удалось. Довѣрчивые Москвитяне впустили Жолкѣвскаго, а это самое содѣлало ихъ жертвою его вѣроломства. Жолкѣвскій, вступившій въ Москву, снялъ съ себя личину доброжелателя царства русскаго, защищавшаго будтобы столицу отъ Самозванца. Онъ уничтожилъ Думу, завладѣлъ казною, царскими сокровищами; ввѣрилъ главныя должности Полякамъ, поручилъ власть надъ оною польскому воеводѣ Госѣвскрму, а самъ, взявъ низложеннаго царя и его братьевъ, князей: Димитрія и Ивана, отослалъ ихъ, какъ плѣнниковъ, къ королю Сигизмунду въ Смоленскъ.
   Много Поляки Жолкѣвскаго нанесли бѣдствій Москвѣ. Они оскверняли святые храмы, разоряли казну царскую и имущество частныхъ людей. Напрасно патріархъ Гермогенъ безбоязненно обличалъ ихъ въ злодѣйствахъ.
   Поляки буйствовали. Они нигдѣ и никому не уступали изъ Русскихъ. Однажды на площади, у "Лобнаго мѣста, стояли толпами нѣсколько купцовъ, подъячихъ, цалрвальниковъ или присяжныхъ и другихъ чиносостояшй людей, разговаривавшихъ о вѣроломствъ Поляковъ и ихъ неистовствахъ. "Дожили мы, грѣшные", говорили старики, "до послѣдняго времени. Вѣрно скоро придетъ кончина вѣка сего, когда эти окаянные Поляки скверняютъ храмы Божіи, а мы не въ состояніи унять это неистовое буйство!"
   -- Господи Боже нашъ! спаси и помилуй говорили другіе:-- не попусти этимъ злодѣямъ неистовствовать еще больше на святой Руси, въ нашемъ православномъ, царствѣ!
   Въ это самое время изъ Кремля выѣхало трое всадниковъ. Это были Ляхи. Одинъ изъ нихъ, повидимому старшій, направляя путь къ стоявшимъ толпамъ, и выправляя длинные свои усы, закричалъ повелительнымъ голосомъ:
   "Гей вы, сермяжники! посторонитесь, дайте дорогу благородной шляхтъ, а не то раздавимъ копытами лошадей!"
   Это относилось къ стоявшимъ купцамъ. Многіе повиновались.
   "Дожили мы до черныхъ дней!" загоговорилъ кто-то въ толпъ: "Боже праведный, отпусти согрѣшенія наши!"
   -- Быть бѣдъ еще горшей! сказалъ другой:-- ужъ не даромъ, опомнясь, мой своякъ, Петруха, видѣлъ на небѣ, часу во второмъ ночи, такія яркія звѣзды, что и не выскажешь!
   "Ужъ давно бы такъ, козлы бородатые!" сказалъ другой Полякъ посторонившимся купцамъ: "ваши московскіе бояре, не вамъ чета, длиннобородые, да и тѣ передъ нами не много поговариваютъ!"
   Въ эту самую минуту одинъ довольно дородный дѣтина, повидимому изъ земледѣльцевъ, пробирался сквозь толпу купцовъ, важно заложилъ назадъ руки, прищурилъ правый глазъ, а другимъ, осматривая съ ногъ до головы Поляковъ, спросилъ: "а кто здѣсь большіе -- мы али вы?"
   -- Ахъ ты, нечесаный Москаль! закричалъ одинъ Полякъ, оглядывая въ свою очередь высокорослаго Русскаго, -- и ты еще смѣешь говорить намъ?
   "А почему бы и не такъ?" отвѣчалъ сынъ земли русской, подходя ближе къ Полякамъ. "Вотъ какъ дамъ затрещину, такъ и не пикнешь, нехристь поганый".
   -- Полно, полно, Герасимычъ! говорилъ кто-то сзади, -- ужъ вѣрно такъ угодно Богу!
   Герасимычъ не отвѣчалъ на слова эти. Онъ подвинулся еще ближе къ Полякамъ, ругавшимся за слова его, а за нимъ и вся толпа.
   "На зламане карка!" закричалъ старшій изъ Поляковъ, гремя саблею. Клянусь святымъ Барнабою, что не перенесу такого срама. Я искрошу тебя, Москаль, въ куски, зарублю тебя дерзкій!"
   -- Посмотримъ, посмотримъ чья возьметъ! отвѣчалъ хладнокровно Герасимычъ, не отступая ни на шагъ, и сжимая свой довольно-полновѣсный кулакъ.
   Поляки видѣли, что толпа народа увеличивалась, и какъ бы одушевляемая неустрашимостію Герасимыча, была готова на нихъ кинуться, почему рѣшились уступить. Они поворотили лошадей своихъ и, ругая Москалей, направили далѣе путь свой.
   "Ай-да Герасимычъ, вотъ такъ это понашенски. Нечего говорить, хватъ, молодецъ, не струсилъ поганыхъ Ляховъ, этихъ поганыхъ нехристей!" говорили въ толпѣ народа. Но Герасимычъ этого неслыхалъ,-- онъ не шелъ но почти бѣжалъ по площади отъ Лобнаго мѣста въ ту сторону, куда поѣхали Поляки, опять остановившіеся. Многіе дивились бѣгу Герасимыча и никакъ не могли постигнуть причины. Но вотъ, что заставило его бѣжать такъ скоро.
   Черезъ площадь переходила молодая дѣвушка. Ее остановили Поляки; Герасимычъ это увидѣлъ. Онъ, зная дерзость Ляховъ, рѣшился удалить отъ всякаго стыда красоту русской дѣвы.
   "Божусь всѣмъ, даже будущими добычами и моими побѣдами!" говорилъ опьянѣлый Полякъ, соскочивъ съ лошади и остановивъ русскую дѣвушку, покраснѣвшую, какъ говорятъ наши добрые простолюдины, какъ кумачъ, "что каждый нашъ братъ, природный шляхтичъ, будетъ готовъ, Москаличка, ухаживать за тобою. Не краснѣй, миленькая, а лучше поцалуй меня!" продолжалъ дерзкій Ляхъ, шатаясь отъ излишняго употребленія русскаго напитка, и заграждая дорогу дѣвушкѣ, хотѣвшей предаться бѣгству. "Куда-жъ ты, красавица, погоди! Такіе лакомые кусочки вѣдь рѣдко попадаются!"
   "Лакомъ кусъ, да не для твоихъ усъ!" закричалъ Герасимычъ, подбѣжавъ къ Поляку и заслоняя отъ него собою покраснѣвшую дѣвушку. "Убирайся, проклятый нехристь, прочь, а не то такого дамъ раза, что вытаращишь глаза, да и небо-то покажется съ овчинку!"
   -- Я ты зачѣмъ здѣсь, Москаль? твое ли тутъ дѣло? спросилъ Полякъ, пріударивъ по саблѣ, и нѣсколько, повидимому, измѣнившись, но желая показать видъ гордаго храбреца. Шапку долой и кланяйся мнѣ, въ ноги, а не то не пѣняй, дерзкій!
   "Ахъ ты не простая свинья, гляди-ка еще и грозитъ!" говорилъ Герасимычъ, нарочно поправляя свою шапку. "Нѣтъ, Ляхъ, этого не бывать; чтобы я снялъ передъ тобою шапку: она снимается только передъ боярами русскими, и скорѣе ты полежишь у ногъ моихъ, нежели я поклонюсь тебѣ въ ноги""
   -- Зарублю на смерть, презрѣнный Москаль, если скажешь еще хоть одно слово! закричалъ Полякъ въ бѣшенствѣ толкнувъ Герасимыча въ грудъ.
   Русскій отъ этого удара, довольно сильнаго, не подался назадъ ни на полшага.
   "Какъ! такъ ты еще дерешься! нѣтъ, окаянный, это не по-нашенски, а коли ужъ драться, такъ драться. По-нашенски вотъ какъ!" Герасимычъ такъ ударилъ Поляка, что тотъ, какъ подкошенный, ни мало не шатаясь, упалъ къ ногамъ его. Кровь хлынула изъ носу Ляха довольно-обильными ручьями, глаза закатились, смертная блѣдность покрыла лицо. Онъ страшно застоналъ и судорожно схватился за саблю. Въ эту минуту освобожденная Герасимычемъ дѣвушка убѣжала, а народъ толпами кинулся къ нему.-- Двое другихъ Поляковъ, не полагая, чтобъ могло случиться подобное съ ихъ товарищамъ, пробужденные какъ бы отъ сна, съ неистовою яростію закричали:
   ""Криминалъ! криминалъ!" завопили двое другихъ Поляковъ, и хотя были разъярены местью, но удерживались страхомъ, видя большое стеченіе Русскихъ. Они пришпорили своихъ коней, и оставили своего товарища лежащимъ на мѣстѣ.
   Много и довольно-часто случалось въ то время подобныхъ сценъ въ столицъ царства русскаго. Предоставимъ романистамъ рисовать ихъ, а мы обратимся къ исторіи.

-----

   Злой, коварный король польскій, Сигизмундъ, отправилъ изъ Смоленска низведеннаго съ престола царя Василія Іоанновича съ братьями въ Варшаву, гдѣ они, изнуренные тяжкою неволею, скончались въ темницъ. Злодѣй же Тушинскій, видя Москву во власти Поляковъ двинулся къ Калугѣ, гдѣ былъ убитъ княземъ Петромъ Урусовымъ, который омстилъ ему за смерть Урасъ-Магмета, коего Борисъ Годуновъ наименовалъ царемъ касимовскимъ. Жители Калуги провозгласили своимъ царемъ родившагося тогда отъ Марины сына Ивана. Начальникъ донскихъ казаковъ, Заруцкій, объявилъ себя также защитникомъ Марины и ея сына.
   Бѣдствія Россіи не истреблялись Въ плѣнной Москвѣ всѣ жители оной болѣе и болѣе начинали чувствовать власть ненавистныхъ Поляковъ. Наконецъ наступило ужасное для Москвы 19 марта 1611 года. Злонамѣренные, хитрые, коварные Поляки въ этотъ день какъ бы рѣшились излить всю свою ярость на достойнаго патріарха и другихъ вѣрныхъ сыновъ Россіи. Они для Москвы открыли зрѣлища ужасныя. "Начались убійства и кровопролитія", говоритъ исторія: "Іереи, иноки, старцы, юноши, жены, дѣвы и младенцы были умерщвляемы. Площади покрылись грудами мертвыхъ и умирающихъ; большая часть домовъ были преданы пламени; церкви и монастыри ограблены, поруганы и разрушены. Множество бояръ погибло въ сей ужасный день. Князь Димитрій Пожарскій, покрытый ранами, вынесенъ былъ изъ города вѣрными воинами Провидѣніе сохранило жизнь его, нужную для Россіи. Патріархъ, коего Провидѣніе среди ужасовъ общаго кровопролитія также осѣняло Своимъ святымъ покровомъ, былъ низложенъ съ святительскаго достоинства, и, облеченный въ простую ризу инока, заключенъ въ Чудовъ монастырь" (6). Вотъ какъ свято соблюдалъ договоры и вотъ какія притѣсненія дѣлалъ Ситзмудъ III въ Россіи.... По всего этого было еще мало. Король шведскій, Карлъ IX, узнавъ, что всѣ войска, бывшія въ области Новогородской, пошли къ Москвѣ для поданія ей помощи, послалъ опять Делагардія съ войскомъ къ Новгороду, единственно подъ тѣмъ предлогомъ, что хочетъ подать Россіянамъ помощь противъ Поляковъ, а между-тѣмъ приказалъ Делагардію предложить боярамъ и воеводамъ о выборѣ одного изъ его сыновей на престолъ царства русскаго. Переговоры начались. Карлу шведскому, какъ и Сигизмунду польскому въ этомъ случаѣ хотѣлось испытать свою удачу. Впродолженіе переговоровъ Делагардій успѣлъ войдти въ Новгородъ съ войскомъ, и занялъ оный именемъ своего короля, такъ точно, какъ гетманъ Жолкѣвскій занялъ Москву.
   Въ одно время страдали Москва и Новгородъ. Первая отъ Поляковъ, а второй отъ Шведовъ!
   Сыны, любящіе Россію и видя ея несчастіе, начали думать о средствахъ прекращенія онаго. Первый, поданный къ сему поводъ, былъ отъ рязанскаго воеводы и думнаго дворянина Прокофія Ляпунова, который нѣкогда былъ главнымъ виновникомъ низложенія Шуйскаго съ престола, но теперь, какъ бы раскаивающійся, желалъ загладить свое преступленіе. Вскорѣ составились дружины, явились начальники, и единодушно поклялись идти къ Москвѣ и истребить Поляковъ. Начальниками собравшихся дружинъ были: въ Рязани -- Ляпуновъ, въ Калугѣ -- князь Димитрій Тимоѳеевичъ Трубецкой и съ донскими казаками атаманъ Заруцкій, опасный для Поляковъ по своей къ нимъ ненависти, и желавшій возвести на престолъ россійскій Марину и ея сына. Во Владиміра -- князь Василій Мосальскій и Измайловъ, въ Суздаль -- Просовецкій, въ Костромъ -- князь Ѳедоръ Волконскій, въ Ярославль -- Волынскій, въ Романовъ -- князь Ѳедоръ Козловскій.
   Въ это же самое время оказали Россіи незабвенныя услуги келарь Троицкаго Сергіева монастыря Авраамій Палицынъ и архимандритъ. Они въ разные города Россіи посылали свои молитвенныя грамматы, одушевляемыя любовію къ отечеству, черезъ которыя сзывали отвсюду Русскихъ на великій подвигъ освобожденія Россіи отъ враговъ. "Люди русскіе, христіане православные!" писалъ Палицынъ, "Бога ради, положите подвигъ своего страданія, молитесь и соединяйтесь. Забудемъ всякое неудовольствіе, отложимъ его и пострадаемъ о единомъ спасеніи отечества; смилуйтесь надъ видимою, смертною его гибелью, да не постигнетъ и васъ смерть лютая!" Можно сказать, что Палицынъ есть одинъ изъ первыхъ мужей, которые спасли Россію отъ бѣдствій, постигшихъ ее въ началѣ XVII вѣка. Не считаемъ лишнимъ, но даже полагаемъ за необходимое, сказать здѣсь, прежде описанія дѣйствій, произведенныхъ грамматами Палицына, о происхожденіи сего миротворца. Авраамій Палицынъ происходилъ изъ древняго дворянскаго рода, а знатнѣйшій изъ предковъ его былъ нѣкто рыцарь, именованный панъ Иванъ Микулаевичъ, выѣхавшій въ 1373 году изъ Подоліи въ службу къ великому князю Димитрію Іоанновичу Донскому и прозванный Палицею, потому-что всегда ходили съ палицею весьма тяжелою, то-есть, какъ сказано въ родословной Палицыныхъ, вѣсомъ въ 1 1/2 пуда. Въ концѣ XVI столѣтія Лираамій принялъ монашество въ Сергіевомъ монастырѣ, и проходя разныя послушанія, избранъ, наконецъ, въ келари монастырскіе. Сей чинъ почитался тогда важнымъ въ монастыряхъ; ибо кромѣ распоряженій церковныхъ и монашескихъ должностей, принадлежавшихъ собственно настоятелю, всѣ прочія монастырскія дѣла и учрежденія зависѣли отъ келаря. При царѣ Василіѣ Іоанновичѣ Шуйскомъ Авраамій сдѣлался извѣстенъ важными услугами Москвѣ и потомъ цѣлому отечеству. Ибо во время бывшаго тамъ 1609 году голода, нѣсколько разъ изъ монастырскихъ житницъ снабжалъ онъ бѣдныхъ хлѣбомъ; а во время осады города сего Поляками, онъ самъ находился въ немъ и черезъ отписки въ Троицкій монастырь доставлялъ оттуда осажденнымъ порохъ и свинецъ. По низложеніи царя Василія Іоанновича, онъ съ митрополитомъ Филаретомъ Никитичемъ отправленъ былъ въ Польшу для переговоровъ о преемствѣ россійскаго престола; по замѣтивъ вредныя слѣдствія сего посольства и одно только притѣсненіе посланникамъ русскимъ, возвратился съ Новоспасскимъ архимандритомъ Евѳиміемъ въ Россію, гдѣ нужнѣе была его помощь Король самъ далъ имъ проѣзжую граммату. Но Авраамій засталъ Москву, обуреваемую внутренними раздорами бояръ и почти уже преданную на жертву Полякамъ, вступившимъ въ оную. Въ сіе-то бѣдственное время онъ съ троицко-сергіевскимъ своимъ архимандритомъ Діонисіемъ отважился на такое предпріятіе, котораго успѣхъ казался совсѣмъ невозможнымъ. Они уговорили идти на избавленіе къ Москвѣ князя Тюменскаго съ товарищами, и двухъ сотниковъ стрѣлецкихъ съ 200 стрѣльцовъ, присовокупивъ къ нимъ только 50 человѣкъ своихъ монастырскихъ слугъ; а между-тѣмъ разослали немедленно по всѣмъ россійскимъ городамъ къ боярамъ и воеводамъ просительныя грамматы о поспѣшеніи на помощь къ царствующему граду (7). О времени кончины Лираамій Палицына не извѣстно, и до нашего времени не было также извѣстно, гдѣ хранится священный прахъ сего великаго мужа. Полагали, что онъ погребенъ въ Троицкой Лаврѣ близъ архимандрита Діонисія. Когда же въ 1812 году, октября 11, по занятіи Москвы нашими войсками, генералъ-майоръ Иловайскій и князь А. А. Шаховской отправили нарочно въ Виѳанію къ митрополиту Платону, съ увѣдомленіемъ объ освобожденіи древней столицы отъ непріятелей, офицера Палицына, тогда іерархъ, узнавъ фамилію вѣстника, тщетно спрашивалъ о мѣстъ погребенія предка его Авраамія Палицына (8). Кто бы могъ подумать, что прахъ Палицына и другихъ его сподвижникомъ, троицкихъ монаховъ, опочиваетъ въ Соловецкомъ монастырѣ, гдѣ царь казанскій Симсонъ окончилъ въ монашествѣ дни свои и гдѣ въ ризницѣ хранятся мечи Скопина-Шуйскаго и Пожарскаго, коими защищали они свое отечество и разили враговъ его (9). Сіе открытіе первый сдѣлалъ намъ архимандритъ сей обители, Досиѳей, издавшій описаніе оной.... Но могила Палицына не найдена; вѣроятно, ее должно искать на старомъ братскомъ кладбищѣ въ Соловецкомъ монастырѣ, которое, назадъ тому лѣтъ 20-ть, засыпали бутомъ аршина на два. Что же касается до доказательства, что въ монастырѣ этомъ дѣйствительно провелъ послѣдніе годы жизни и погребенъ одинъ изъ великихъ сподвижниковъ за спасеніе Россіи, мужъ, незабвенный въ исторіи, то сіе подтверждаютъ многіе неоспоримые памятники, найденные въ книгохранилищѣ.... Въ 50 верстахъ отъ Троицкой Лавры, въ Переславскомъ уѣздѣ, находится въ сторонѣ отъ углиской дороги сельцо Рожество Пустое и въ немъ старинная деревянная церковь. Сіе помѣстье издревле принадлежало Палицынымъ и получило призваніе -- Пустое отъ того, что Поляки въ 1611 году опустошили св. храмъ похищеніемъ мѣстной иконы Рождества Пресвятыя Богородицы (10).
   Прервавъ нить нашего сказанія обращеніемъ къ доблестному Палицыну, смѣемъ надѣяться, что такое отступленіе ни мало не лишнее. Оно займетъ каждаго, истинно-Русскаго, свято почитающаго память мужей, пекшихся о благъ Россіи! А Палицынъ не былъ ли почти изъ числа первыхъ во время бѣдственнаго состоянія Россіи въ началѣ XVIÎ вѣка, въ то время, когда внѣшніе враги, внутренніе раздоры, смуты бояръ и совершенное безначаліе угрожали неизбѣжною гибелью землѣ русской?

-----

   Поляки скоро узнали въ Москвѣ о собраніи войскъ и ихъ намѣреніи. Измѣнникъ Михаило Салтыковъ и польскій воевода Госѣвскій начали принуждать патріарха Гермогена и вѣрныхъ бояръ писать къ королю Сигизмунду, чтобы онъ," не медля, отпустилъ въ Москву сына своего Владислава, о чемъ также приказывали и нашимъ посламъ, содержавшимся въ Смоленскъ, чтобъ они съ своей стороны просили объ этомъ короля; а къ Ляпунову и другимъ воеводамъ о томъ, дабы они къ Москвѣ не приступали, но дождались бы окончанія дѣла, и положись на обѣщанія Сигизмунда, присягнули бы королевичу Владиславу, какъ царю русскому. Но непоколебимый Гермогенъ, не взирая на всѣ принужденія и угрозы Поляковъ, мужественно отвергъ всѣ ихъ повелѣнія. Злодѣи всю злобу свою обратили на Гсрмогспа. Они взяли его изъ патріаршаго двора и отдали подъ стражу въ Чудовъ монастырь, гдѣ этотъ истинный сынъ отечества и церкви провелъ послѣдніе часы своей жизни въ молитвѣ и, томимый голодомъ, скончался 17-го Февраля 1612 года. На патріаршій престолъ послѣ добродѣтельнаго и доблестнаго Гермогена быль возведенъ Игнатій. Къ королю польскому отъ измѣнника Салтыкова и его соумышленниковъ, за ихъ подписью, была послана граммата, черезъ которую просили его прислать на царство Владислава.
   Между-тѣмъ, грамматы, разсылаемыя изъ Троицкаго монастыря, имѣли успѣхъ. Собравшіяся дружины дѣйствовали противъ непріятеля и одерживали побѣды. Но въ то же самое время, когда князь Трубецкой пришелъ къ Москвѣ и сражался съ Поляками, онъ занялъ Бѣлый городъ, а оставшихся непріятелей осадилъ въ Литвѣ городѣ. Гетманъ Сапѣга отступилъ съ войсками къ Переславлю-Залѣсскому. Изъ Казани и понизовыхъ городовъ пришли новыя войска. Начальниками были избраны князь Трубецкой, Ляпуновъ и Заруцкій. По возникшее между ними несогласіе прекратило весь успѣхъ противъ непріятелей. Ктому-же казаки Заруцкаго предавались чрезмѣрному своевольству и грабительству. Ими былъ убитъ Ляпуновъ, а это самое произвело то, что другіе начальники, опасаясь того же, отступили отъ Москвы, оставивъ тамъ одного князя Трубецкаго. Поляки, бывшіе въ осадѣ, получили помощь отъ гетмана Сапѣги, пришедшаго изъ Переславля-Залѣскаго, а также и отъ гетмана Хоткѣвича, прибитаго изъ Польши. Усиленные Поляки овладѣли частію Бѣлаго города. Войска князя Трубецкаго были осаждены. Въ это же время архимандритъ Діонисій и келарь Лираамій Палицынъ, но совѣту многихъ бояръ, находившихся въ монастырѣ, опять послали грамматы въ разные города. Доблестный Палицынъ, думая о судьбѣ Москвы, горько плача, часто говорилъ: "кто не восплачеть и не возрыдаетъ, и теплыхъ слезъ источники не проліетъ, если и каменносердеченъ и жестокосердъ, о великомъ семъ царствующемъ градъ, который прежде былъ толико высокъ, великъ и прекрасенъ, любезенъ въ очію зрящихъ его, и благочестивыми и великими царями царствуемъ и обладаемъ былъ; и не токмо крѣпкими и высокими стѣнами, но и крѣпкими оруженосцами и храбрыми ратоборцами и премудрыми мужами огражденъ былъ; паче же святыми церквами и многоцѣлебными мощами святыхъ процвѣталъ, и молитвами ихъ, отъ Всясодержащаго укрѣпляемъ, возрасталъ, возвышался, и отъ многихъ государевъ покланяемъ, богатствомъ, и многонароднымъ множествомъ, и великимъ, не только въ Россіи, но и въ ближнихъ и дальнихъ государствахъ прославляемъ и удивляемъ былъ, какъ новый Римъ! И какъ, толико былъ предивенъ, во единъ часъ палъ, огнемъ и мечемъ потребленный?
   Но не однѣ эти жалобы были слышаны отъ Лираамій. Нѣтъ, его уста произнесли первый гласъ спасенія: онъ и архимандритъ Діонисій писали въ грамматахъ своихъ. "Люди русскіе, христіане православные! Бога ради, положите подвигъ своего страданія, молитесь и соединяйтесь! Знайте, что ко всякому дѣлу едино время надлежитъ; безвременное же всякому дѣлу начинаніе суетно и бездѣльно бываетъ. Забудемъ всякое неудовольствіе, отложимъ его, и пострадаемъ о единомъ -- спасеніи отечества. Смилуйтесь надъ видимою, смертною его гибелью, да не постигнетъ и васъ смерть лютая! Сами зрите близкую всѣхъ христіанъ гибель. Чѣмъ не завладѣли враги, и чего не разорили? Гдѣ наши святыя церкви? Гдѣ Божіи образа? Гдѣ иноки, многолѣтними сѣдинами цвѣтущіе, инокини, добродѣтелями украшенныя? Не все ли до конца разорено и обругано злымъ поруганіемъ? Гдѣ нашъ народъ христіанскій? Не всѣ ли лютыми и горькими смертьми скончались? Гдѣ безчисленное во градахъ и селахъ населеніе? Не всѣ ли безъ милости пострадали и въ плѣнъ разведены? Не пощадили враги престарѣвшихся возрастомъ, не сжалились на сосавшихъ млеко младенцевъ не злобивыя души -- всѣ мы, всѣ испытали чашу ярости и гнѣва Божія!"
   Эти заклинательныя, молитвенныя воззванія къ вѣрнымъ сынамъ Россіи, хотя и производили во многихъ рвеніе на защиту роднаго отечества, но при всемъ этомъ не получали желаемаго успѣха. Но наконецъ, скажу словами одного нашего писателя, "въ ту самую рѣшительную минуту, когда все казалось погибшимъ, Провидѣніе послало нашему отечеству помощь съ такой стороны, съ каковой око смертнаго не усматривало ее. Это былъ избранный отъ всея земли русскія человѣкъ, Козьма Минычъ Сухорукой, по торговлѣ мясникъ, въ Нижнемъ-Новгородѣ.-- "Онъ не былъ ни богатъ, ни знатенъ", говоритъ одинъ современный, извѣстный нашъ писатель, "и этотъ человѣкъ, захотѣлъ разрушить то, что уже десять лѣтъ устроивали политика папы и езуитовъ, сила Польши, измѣна, хищеніе -- возстановить русское царство, вырвать Москву изъ рукъ варваровъ, избрать царя отечеству, и тяжкій жребій Россіи перебросить на главу Польши!"
   Въ Нижнемъ-Новгородѣ, по свидѣтельству келаря Авраамія Палицына, сильнѣе всѣхъ воспылали ревностію сердца народа и гражданъ -- "крѣпцѣ яшася за се писаніе".-- И вотъ, съ наступленіемъ одного дня, говоритъ онъ, толпы народа зашумѣли, какъ бурное море, и спѣшили у на городскую площадь. Вокругъ Лобнаго мѣста тѣснились и бояре, и простолюдины, и именитые граждане, и люди ратные. На лицѣ каждаго изображалось ясно ожиданіе чего-то важнаго, необыкновеннаго! По вдругъ народъ зашумѣлъ еще болѣе и обратился въ ту сторону, откуда показался видный, осанистый собою человѣкъ среднихъ лѣтъ. Это былъ Козьма Минычъ Сухорукой. Онъ, вошедши на Лобное мѣсто, оборотился къ соборнымъ храмамъ, трижды набожно перекрестился и низко поклонился на всѣ стороны. На площади воцарилось глубокое молчаніе.-- "Граждане нижегородскіе! началъ безсмертный Мининъ, вѣдаете вы, что отечество погибаетъ; злодѣи наши торжествуютъ, сыны Россіи страждутъ. Царя мы болѣе не имѣемъ; онъ сверженъ съ престола и томится въ оковахъ въ землѣ чуждой; клятвопреступный Сигизмундъ, врагъ нашъ, предлагаетъ сына своего на царство; уже престольнымъ градомъ обладаютъ Поляки; великій Новгородъ въ рукахъ Шведовъ; святыня поругана, храмы расхищены; первосвященникъ церкви нашея умученъ гладомъ; своевольство бояръ и наглость непріятелей выходятъ изъ предѣловъ!... Скоро, скоро затмится слава предковъ нашихъ, и имя Россіи исчезнетъ изъ памяти народовъ!... И мы будетъ взирать на сіе равнодушно, и мы переживемъ заключеніе отечества, не отмстивъ за стонъ и слезы, за поруганіе и кровь своихъ собратій?.... Нѣтъ! не попустимъ болѣе кичливымъ врагамъ превозноситься гнусными дѣяніями. Время намъ расторгнуть узы ихъ и свергнуть ненавистное иго!... Поспѣшимъ, о други! поспѣшимъ на избавленіе царствующаго града, совокупимся всь въ ратное ополченіе, изберемъ искуснаго вождя, и будемъ молить Всеблагое Провидѣніе о ниспосланіи успѣха предпріятію нашему! И если должно будетъ оказать пособіе ратнымъ, снабдить ихъ оруженіемъ и доставить продовольствіе, -- словомъ, если для сихъ потребностей и другихъ нуждъ военныхъ должно будетъ пожертвовать всякому частію своего имущества, то не пощадимъ ничего,-- все принесемъ отечеству; продадимъ домы свои, заложимъ женъ и дѣтей, только бы спасти погибающее отечество и отмстить лютымъ врагамъ за пролитую кровь нашихъ родныхъ, друзей, ближнихъ. Богъ благословитъ наше предпріятіе".... Такъ говорилъ Мининъ, такъ воодушевлялъ онъ народъ и гражданъ, такъ двигалъ сердца и умы ихъ! Слова Минина были любы имъ. Начался говоръ народный. "Сыщемъ себѣ доблестнаго человѣка", говорилъ Сухорукой, "закабалимъ ему себя головами, пусть онъ предводитъ насъ положитъ головы за вѣру православную! Зачѣмъ о побѣдѣ думаете?" -- Станемъ первые мы, станемъ съ благословеніемъ Бога, и будетъ у насъ все, и люди и деньги!-- Вотъ все, что имѣю я!" продолжалъ знаменитый Мининъ, бросивъ на Лобное мѣсто мѣшокъ съ деньгами -- "и съ сего часа я и всѣ мы, граждане нижегородскіе, должны принадлежать земскому дѣлу и всей землѣ русской!"
   "Все, все, отдадимъ мы! Всѣ умремъ за вѣру православную, за царство русское!" кричали тысячи голосовъ. Когда все умолкло, Мининъ предложилъ народу прежде всего избрать вождя, и указалъ на князя Димитрія Михайловича Пожарскаго. Весь народъ и граждане были согласны на все. Составился приговоръ, гдѣ между прочимъ было сказано "быть имъ ему, Козьмъ, во всемъ послушливымъ и покорнымъ, и если потребно будетъ, взять ихъ всѣхъ, продать ихъ женъ и дѣтей".-- Приговоръ этотъ былъ подписанъ и учинена присяга въ исполненіи его. Минина назвали: избраннымъ отъ всея земли русскія человѣкомъ. Къ нему несли деньги и имѣніе.
   Вскорѣ за симъ Мининъ отправился въ деревню Нижній Ландехъ, гдѣ тогда жилъ князь Пожарскій. Онъ нашелъ сего героя на одрѣ болѣзни и излечивавшаго раны, полученныя въ битвахъ съ непріятелемъ.

-----

   Скажемъ нѣсколько словъ о сподвижникъ Минина. Надѣемся, что такое отступленіе не есть лишнее.
   Князь Димитрій Михайловичъ Пожарскій, стольникъ, оказалъ большія услуги, какъ во времена царствованія Шуйскаго, такъ и междоцарствія. Онъ въ первый разъ отличился при Коломнѣ, куда былъ посланъ съ войскомъ противъ Поляковъ. Разбивъ ихъ предводителя Хмѣлевскаго, онъ взялъ непріятельскій обозъ и множество запасовъ и истребилъ разбойническую шайку хотунскаго мужика Салкова, производившаго грабежи и разбои и соединившагося съ Поляками. Въ то время, когда князь Пожарскій находился въ Зарайскъ со ввѣреннымъ ему войскомъ, тогда Прокофій Ляпуновъ писалъ къ нему, чтобъ онъ отложился отъ царя Василія Іоанновича Шуйскаго и согласился съ нимъ дѣйствовать противъ него; но вѣрный Пожарскій отвергнулъ это предложеніе и послалъ письмо Ляпунова къ Шуйскому. Во время же присяги нѣкоторыхъ городовъ Тушинскому вору и убѣжденія жителями Зарайска Пожарскаго къ тому же, онъ съ малымъ числомъ войска, держась въ крѣпости, рѣшился лучше умереть, нежели измѣнить царю Василію. Послѣ Шуйскаго, когда въ нѣкоторыхъ городахъ собрались дружины и приняли намѣреніе освободить отечество отъ непріятелей, и когда Черкезы осадили въ Пронскѣ Прокопія Ляпунова, тогда Пожарскій поспѣшилъ къ нему на помощь изъ Зарайска. Непріятели отступили отъ Пронска и пошли къ Михайлову, откуда, подступа къ Зарайску, взяли ночью острогъ. Пожарскій отбилъ непріятеля. Наконецъ, когда Салтыковъ началъ съ Поляками притѣснять Москву, тогда Пожарскій вмѣстѣ съ другими воеводами, стоявшими подъ Москвою, сражался съ мятежниками на улицахъ московскихъ и прогналъ ихъ въ Кремль. Онъ храбро защищалъ свое укрѣпленіе у Срѣтенскихъ воротъ, нынѣ церковь Введенія Богородицы, и былъ весьма тяжело раненъ. Больной Пожарскій былъ привезенъ въ Троицкій монастырь, откуда отправился въ деревню, находившуюся близъ Пижняго-Новгорода. Здѣсь-то нашелъ его Мининъ; здѣсь этотъ простой витія-гражданинъ представилъ больному князю бѣдственное положеніе нашего отечества, и умолялъ именемъ всей земли русской принять начальство надъ ополченіемъ нижегородскимъ.-- Пожарскій позабылъ свой раны; онъ склонился на прошеніе Минина. "Не въ силѣ Богъ, но въ правдѣ!" говорили Мининъ и князь Пожарскій. "Мужаемся и укрѣпимся о людяхъ нашихъ, и о градѣхъ Бога нашего, и Господь сотворитъ благое предъ очима Своима!" говорилъ, князь Димитрій Михайловичъ.
   Вскорѣ къ Пожарскому отправились архимандритъ Печерскаго Нижегородскаго монастыря Ѳеодосій, и именитые граждане нижегородскіе. "Стань за православную вѣру и за московское государство!" говорили пришедшіе. Пожарскій плакалъ, обнималъ пришедшихъ и обѣщалъ не щадить живота.
   Вѣсть о возстаніи Нижегородцевъ скоро распространилась всюду. Пожарскій явился въ Нижній-Новгородъ, откуда начали разсылаться грамматы во всѣ города. "Въ наше безгосударное время", писали Мининъ и Пожарскій въ своихъ грамматахъ", отдали мы души свои Богу, идите принять вѣнецъ нетлѣнный и спасти отечество!" -- По призыву этому вооружились Смоляне, убѣжавшіе въ Арзамасъ, Коломенцы, Рязанцы, жители Балахны, Юрьева, Кинешмы, Костромы, Плеса и Суздаля.-- Сборное мѣсто воинства было назначено въ Ярославль. Но въ это самое время, когда въ Нижнемъ собирались и вооружались на защиту и освобожденіе царства русскаго, изъ Ярославля было прислано извѣстіе, что Заруцкій прислалъ туда отряды казаковъ, чтобъ за хватить городъ и предупредить соединеніе войскъ нижегородскихъ съ ярославскими. Пожарскій предупредилъ этотъ злодѣйскій умыселъ. Онъ послалъ къ Ярославлю отрядъ войска и этимъ разрушилъ намѣреніе Заруцкаго.-- Наконецъ Пожарскій и Мининъ, положа надежду на Бога, выступили въ походъ. Во время этого пути много ратныхъ людей присоединилось подъ хоругвь князя Димитрія Михайловича. Въ Ярославлѣ Пожарскій узналъ о безпорядкахъ войскъ, стоящихъ подъ Москвою, и о злодѣйскихъ поступкахъ Заруцкаго, казаки котораго производили сильные разбои. Участь Ляпунова, убитаго черезъ Заруцкаго,-- заставила Пожарскаго остерегаться. Казалось, само Провидѣніе хранило сего князя. Онъ изъ Ярославля писалъ въ разные города грамматы, описывая въ нихъ безпорядки войскъ, находящихся подъ Москвою, поступки Заруцкаго и просилъ о поданіи помощи. Пожарскій также писалъ и въ Новгородъ къ тамошнему митрополиту Исидору, боярину князю Одоевскому и къ Делагардію. Онъ просилъ о единодушіи жителей съ другими областями Россіи, прибавляя Делагардію, чтобы онъ позволилъ свободно идти къ Москвѣ и прогнать Поляковъ. Такіе переговоры заставили думать Делагардій, что Русскіе желаютъ очистить Кремль и тронъ для брата шведскаго короля Густава Адольфа.
   Князь Трубецкой, стоявшій подъ Москвою, по прибытіи Пожарскаго въ Ярославль, писалъ къ Троицкому архимандриту Діонисію и Палицыну, чтобы они просили вождя нижегородскаго ополченія скорѣе выступить къ Москвѣ. Иноки писали о семъ къ Пожарскому, но слѣдующій злодѣйскій умыселъ невольно заставилъ Пожарскаго медлить въ Ярославлѣ. Злодѣй Заруцкій, считая Пожарскаго явнымъ врагомъ, послалъ убійцъ зарѣзать его. По само Провидѣніе, казалось, хранило сего князя. Посланные убійцы, пришедши въ Ярославль, долго искали удобнаго случая для свершенія своего злодѣйства. Наконецъ оный представился. Однажды, когда Пожарскій смотрѣлъ одинъ изъ отрядовъ, отправлявшихся подъ Москву, убійца, пользуясь народною тѣснотою, кинулся на него съ ножемъ, промахнулся и поразилъ товарища, который въ это время занялъ Пожарскаго разговоромъ, и держалъ его за руки, Это ужаснуло всѣхъ. Убійцу схватили, узнали отъ него весь умыселъ, и народъ хотѣлъ отмстить ему. Но Пожарскій спасъ жизнь убійцы. Рѣдкій, неподражаемый примѣръ снисходительности! Князь Трубецкой вторично писалъ въ Троицкій монастырь, увѣдомляя, что Хоткевичъ идетъ подъ Москву съ набраннымъ, вновь-устроеннымъ войскомъ, Авраамій самъ отправился въ Ярославъ. Онъ именемъ Бога и отечества умолялъ Пожарскаго и Минина выступить немедленно въ походъ, не взирая на распри воеводъ и безпорядки воинства, стоящаго подъ Москвою. Слова добродѣтельнаго инока произвели желаемое дѣйствіе. Войско стало готовиться къ походу. Но прежде себя князь Пожарскій послалъ въ Москву два отряда -- первый подъ предводительствомъ воеводъ Дмитріева и Левашева, и велѣлъ оному по прибытіи въ Москву сдѣлать укрѣпленіе у Петровскихъ воротъ, а другой,-- подъ командою брата своего князя Димитрія Петровича Пожарскаго и Самсонова, которому приказано стать у Тверскихъ воротъ. Вскорѣ за сими отрядами выступилъ и самъ князь Димитрій Михайловичъ. Онъ, поручивъ войска вести князю Ивану Андревичу Хованскому и Минину, самъ съ небольшимъ отрядомъ отправился въ Суздаль. Здѣсь въ Спасо-Ефиміевскомъ монастырѣ, на родовомъ кладбищѣ, при гробахъ родителей, Димитрій Михайловичъ хотѣлъ укрѣпить молитвами свою душу.

КОНЕЦЪ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.

   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru