Голсуорси Джон
Встреча

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Джон Голсуорси.
Встреча

   Актер Гилберт Кэстер, шесть месяцев бывший не у дел, вышел однажды в полдень из своего номера в одном из курортов Восточного побережья, где гастролировала труппа, привлекшая, наконец, и его к работе: в боевой пьесе сезона он исполнял небольшую роль доктора Доминика, появлявшегося лишь в последнем акте. Гонорар в четыре фунта в неделю не мог восстановить его благосостояние, -- он это прекрасно сознавал, -- но хорошо было уже и то, что на него, в конце концов, явился спрос. В его походке и манерах сразу обнаружилась некоторая непринужденность.
   Вставив в глаз монокль, Кэстер остановился у окна рыбной лавки и, с едва уловимой улыбкой на лице, стал разглядывать омара. Прошла уже целая вечность, как он не ел этого деликатеса... Но любоваться омарами с одним только желанием полакомиться ими, не имея ни гроша в кармане, -- удовольствие слишком слабое, чтобы предаваться ему продолжительное время. И потому актер пошел дальше по улице, остановившись на этот раз у витрины магазина готового платья. Рядом с костюмом, в котором Кэстер легко мог представить себе свою особу, он увидел собственное свое отражение в выцветшем коричневом пиджаке, словно извлеченном из гардероба "Мармадюка Мэндевиля" еще довоенной постановки. И не удивительно: в этом проклятом городе -- необыкновенно яркое солнце, беспощадное к швам, петлям и лоснящимся локтям или коленям. И все же Кэстер испытал известное эстетическое наслаждение при виде отразившегося в стекле изящного джентльмена, давно уже питавшегося не больше двух раз в день, но зато носившего с прирожденным шиком монокль и плюшевую шляпу из пьесы "Воспитание Симона", шедшей с успехом в 1912 году.
   Кэстер снял эту шляпу, не отходя от окна, и обнажил новый феномен, который его ближние еще не успели оценить по достоинству белую прядь в его шевелюре. Что это: козырь или начало конца? Эта снежная прядь резко выделялась в его темных волосах над его бледной физиономией, которую актер всегда находил очень интересной. Говорят, что причиной ранней седины бывает атрофия какого-то нерва, -- результат участия в войне или плохого питания.... Это очень интересно, конечно, но....
   Продолжая свою прогулку, Кэстер вдруг смутно почувствовал, что мимо него мелькнуло чье-то знакомое лицо. Обернувшись, он увидел, что оглянулся и тот, на кого он хотел посмотреть: коротенький и живой человек с веселым, круглым и розовым, как у херувима, лицом: типичный артист-любитель.
   -- Брис-Грин?! Неужели это вы?
   -- Кэстер?! Неужели это вы? Ведь я не встречал вас с тех пор, как мы расстались в "Лагере"... Страшно рад вас видеть! Вы шли куда-нибудь? Позавтракаем вместе?
   Брис-Грин был богатый меценат, первый застрельщик по части развлечений в "Лагере" для выздоравливающих на Лазурном берегу.
   Кэстер ответил с расстановкой:
   -- Буду счастлив!
   А про себя, без всякой расстановки, он подумал: "Ей-богу, ты нынче покушаешь, мальчик!"
   И оба. элегантно-поношенный актер и упитанный меценат, двинулись рядом в путь.
   -- Вам это заведение знакомо? Зайдем сюда... Филис, дорогая... коктейль и икры для моего друга, мистера Кэстера, и для меня... Мистер Кэстер играет в здешнем театре. Вы сходите посмотреть его.
   Девушка, подававшая икру и коктейли, любопытными голубыми глазами взглянула на Кэстера... Чудесно, -- подумал актер: -- ведь он шесть месяцев был не у дел.
   -- Пустяшная роль, -- протянул он небрежно: -- я взял ее, потому что надо было выручить товарища.
   А под его жилетом вырученный "товарищ" отозвался втихомолку: "Да, пустоту заполнить не мешает".
   -- Берите ваш коктейль, Кэстер, и пройдем в боковую комнату: там никого нет. Что мы закажем... омара?
   И Кэстер прошептал:
   -- Я их очень люблю...
   -- Здесь хорошо и просторно... Ну, как же ваши дела, Кэстер? Страшно рад вас видеть. Вы были, среди нас единственным служителем искусства.
   -- Благодарю вас, -- отозвался Кэстер.
   А про себя подумал: "Эх, ты... любитель ты никудышный... но славный малый!"
   -- Садитесь сюда... Официант, принесите нам порцию омара и салат, а потом... филе с хорошо прожаренным картофелем и бутылку вина... того самого, которое я пью всегда... Да... а после этого подайте омлет с ромом... только побольше рома и сахара! Идет?
   И Кэстер подумал про себя: "Еще бы!"
   Они сели друг против друга, у одного из двух маленьких столиков в боковой комнате.
   -- За ваше счастье! -- сказал Брис-Грин.
   -- За ваше! -- ответил Кэстер.
   Рюмки со звоном чокнулись, и внутри актера эхо отозвалось: "Счастье!"
   -- Что вы скажете о современном положении драмы?
   Ого! Что он скажет! Вопрос пришелся ему по душе.
   Играя моноклем, Кэстер медленно произнес:
   -- Оно из рук вон плохо!
   -- Гм... да, -- согласился Брис-Грин. -- Нет больше гениев, правда?
   А Кэстер подумал: "И нет больше денежных тузов!".
   -- Где вы играли все это время? Какие были ваши коронные роли?
   -- Интересных мало... А, кроме того, я сдал за последние годы.
   "Да, сдал!" -- словно отозвались его брюки, мешком висевшие на его ногах.
   -- Да? -- сказал Брис-Грин. -- Вот оно что.... Любите вы устрицы?
   -- Не откажусь.
   А сам подумал: "До тех пор, пока пояс не лопнет... Такие пиры не часто бывают"...
   С развязавшегося языка актера полился поток слов о драме, о музыке, о театре. Он впадал то в лирический тон, то в суровую критику, поощряемый круглыми глазками и восторженными восклицаниями маленького провинциального амфитриона.
   -- Боже, Кэстер, да у вас белая прядь! Никогда не замечал... Страшно люблю седые волосы... Не сочтите меня назойливым, но... она появилась так... вдруг?
   -- Нет, постепенно. ,
   -- Чем же вы эго объясняете?
   "Попробуйте поголодать!" -- чуть было не вырвалось у актера.
   -- Ничем не объясняю.
   -- Я нахожу это шикарным... Еще омлета?.. Я часто жалею, что сам не пошел на сцену. Жизнь, должно быть, изумительная, если у человека есть талант, как у вас.
   Изумительная? Гм...
   -- Сигару выкурите? Официант, кофе и сигары! Приду посмотреть вас сегодня. Пробудете здесь, верно, с неделю?
   Изумительная жизнь?.. Да... Смех и аплодисменты... "Исполнение мистера Кэстера было выше всяких похвал".
   Актер задумался, глядя на поднимавшийся колечками дым... Внезапно наступившее молчание привело его в себя. Брис-Грин сидел, слегка разинув рот, и его блестящие глаза, -- круглые, как камешки, -- смотрели на какой-то предмет, находившийся недалеко от пола, позади складок ниспадавшей со стола скатерти... Обжегся он сигарой, что ли? Вдруг, его веки дрогнули. Он взглянул на Кэстера, облизнул по-собачьи губы и, видимо, нервничая, произнес:
   -- Скажите, старина... Не сердитесь... Вы... вы вполне... вы... То есть, я хочу сказать... не могу ли я быть вам полезен?.. Вы не стесняйтесь, прошу вас... мы старые друзья... Вы понимаете?..
   Глаза его снова взглянули на тот же предмет, и Кэстер, проследив их направление, увидел над ковром... свой собственный башмак. Он покачивался на расстоянии шести дюймов от пола, -- ох, эта привычка сидеть, заложив ногу на ногу! -- и между его шнуровкой и носком зияли две дыры...
   Ах, вот что! Ну, для него это не новость. Башмаки эти, ведь, остались у него от роли Карстена, которую он играл перед самой войной... Хорошая обувь! Это его единственная пара, если не считать штиблеты от роли доктора Доминика, которые он бережет, как зеницу ока... И Кэстер, отведя взгляд от своего башмака, пересел его на Брис-Грина, который стал вдруг мягким и озабоченным. Капелька, -- она была черной, когда вытекала из сердца, -- затуманила монокль актера, горькая улыбка искривила его губы, и он сказал:
   -- Нет, нет... Благодарю вас! Что это вы вздумали?
   -- Не знаю. Так... пришло в голову...
   Глаза его... но Кэстер уже убрал ногу. Брис-Грин расплатился по счету и поднялся.
   -- Вы меня извините, старина, но меня ждут в половине третьего. Очень рад, что повидал вас... Прощайте.
   -- Прощайте, -- сказал Кэстер. -- И благодарю!
   Он остался один и, опершись подбородком на руку, уставился сквозь монокль на пустую кофейную чашку. Он остался один на один со своим сердцем, башмаком и будущим... "Где вы играли до сих пор, мистер Кэстер? Какие были ваши роли?" -- "Интересных мало... Играл все, что попадалось". -- "Ну, разумеется... Не оставите ли мне ваш адрес? Боюсь, что не могу обещать вам ничего определенного." -- "Я... я готов сыграть на пробу... Или, может быть... прочесть вам роль?" -- "Благодарю вас: боюсь, что сейчас это излишне". -- "Вот как! Ну, тогда, может быть, вы дадите мне знать?" Кэстер ясно видит, какими глазами он смотрел на антрепренера. Боже, какими глазами!.. "Изумительная жизнь"? Собачья жизнь! Вечное вымаливание и выпрашивание работы! Ожидание на сквозняках, замаскированная нищета, подавленное настроение, постоянное недоедание!
   Официант подошел к столику с явным намерением убрать. Надо итти!
   Две молодые женщины вошли и сели у другого столика, между Кэстером и дверьми. Он видел, что они смотрели на него, и его обостренный слух уловил шепот:
   -- Ну, конечно... в последнем акте. Не видишь разве? Седая прядь...
   -- Да, да, верно... Ведь он, кажется....
   Кэстер выпрямился. Улыбка заиграла на его губах. Он поправил монокль. Дамы узнали в нем "доктора Доминика"!
   -- Могу я убрать, сэр, если вы кончили?
   -- Да... Я ухожу.
   Легкое усилие воли, и он непринужденно поднялся. Молодые женщины во все глаза смотрели на него.
   Изящный и чуть улыбающийся, он прошел у самого их столика, стараясь, чтобы они не заметили его лопнувшего башмака.

------------------------------------------------------------------

   Источник текста: С натуры. Рассказы / Дж. Гелсуорси; Пер. с англ. А. М. Карнауховой. Под ред. А. Н. Горлина. -- Ленинград: Красная газета, 1929 (тип. им. Володарского). -- 148 с.; 20х13 см.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru