Голсуорси Джон
Дела давно минувших дней

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    A Long-Ago Affair.
    Перевод Веры Дилевской (1929).

Джон Голсуорси.
Дела давно минувших дней

   Летом 1921 года, Губерт Марлэнд, художник-пейзажист, провел как-то целый день на берегу реки, набрасывая эскизы. На обратном пути, милях в десяти от Лондона, его мотоциклетка испортилась. Он отвел ее в гараж для починки, а сам пошел бродить по окрестностям, с намерением взглянуть, кстати, на дом, где он мальчиком часто проводил праздники. Войдя во двор и миновав расположенный слева большой кирпичный колодец, Марлэнд вскоре вышел к строению, стоявшему в глубине обширного земельного участка.
   Дом сильно изменился: он стал более элегантным, но зато и менее уютным, чем в те времена, когда жили дядя и тетка художника. Мальчиком он часто играл в крокет, -- вон на той площадке, которая сейчас, должно быть, предназначена для гольфа.
   Час был поздний, обеденный, никого не было видно, и Марлэнд осматривался кругом, изучая новую обстановку. Вот здесь, должно быть, стоял старый павильон, а вот тут (дерн еще сохранился) он сделал свой знаменитый удар. Тридцать пять лет тому назад, в свою шестнадцатилетнюю годовщину. Как хорошо он помнит свой новый молоток. Противником его был Люкас и сделал тогда всего тридцать два очка.
   В те дни все мальчики подражали стилю игры Люкаса, -- выставленная вперед нога казалась верхом изящества. Теперь этого не увидишь, и к лучшему, -- ради стиля тогда поступались слишком многим.
   Марлэнд присел на траву. Как здесь спокойно и тихо. В отдалении, между старым домом дяди и соседними постройками, видны неясные очертания дюн, а вон и группа вязов, за которыми солнце садится сейчас точь-в-точь как тогда. Художник положил на дерн руку. Дивное лето, почти такое же, как и то, давно минувшее. От нагревшейся за день травы, а может быть, и от прошлого, тепло шло прямо в сердце, начинавшее даже немного ныть.
   Ведь, в этом самом доме, -- вспомнил вдруг Марлэнд, -- он сидел у ног миссис Монтейз, выглядывая из-за пышных оборок ее платья, в ожидании своей очереди танцевать с ней... Боже! Как глупы бывают иногда мальчуганы. Как опрометчиво и необдуманно расточают они свои чувства.
   Несколько ласковых слов, взгляд, улыбка, одно-два прикосновения, -- и они порабощены. Маленькие безумцы, но какие славные безумцы!.. Вон и другой кумир (он стоит за креслом миссис Монтейз) -- капитан Мак-Кей, с лицом словно из слоновой кости и безукоризненными черными усами. На нем белый галстук, клетчатая пара с гвоздикой в петлице и камышовая трость в руках! Как все это действовало на воображение мальчиков. Миссис Монтейз была "соломенной вдовушкой", -- так все называли ее.
   Марлэнд, как сейчас, помнит тембр ее голоса и глаза. Очень интересная была женщина. Он "погиб" с первого же взгляда, как говорят янки, очарованный ее духами, изяществом и туалетом...
   Ему вспомнился пикник на реке, когда очаровательная миссис уделяла юному Марлэнду много внимания, а капитан Мак-Кей так увивался за Эвелиной Кэртис, что можно было ожидать формальной помолвки. Странное время! Тогда было в ходу слово "ухаживание", тогда носили пышные юбки и высокие корсеты, и сам он надевал под белый фланелевый пиджак синий резиновый пояс.
   Вечером того же дня, тетка сказала ему, с многозначительной улыбкой: "Спокойной ночи, глупый мальчик". И глупый мальчик так и заснул, прижимаясь щекой к цветку, оброненному красивой вдовушкой... Какое безумие!
   А в следующее воскресенье, собираясь в церковь, Марлэнд усиленно чистил свою высокую шляпу и всю службу косился на молочно-белый профиль мисс Монтейз, мелькавший между стариком Хелгревом, ее дядей с козлиной бородкой, и его полной, румяной женой. Он заранее строил планы, как он подойдет к ней, когда она будет выходить. Он обдумывал, высматривал и рассчитывал... И все это ради одной улыбки да шелеста шуршащих оборок. О, тогда и пустяки значили так много... А последний день его каникул и ночь, которая ввела его в мир восхитительной действительности! Ведь никто не станет утверждать, что в те годы царила чистота нравов.
   Марлэнд прижал ладонь к щеке. Нет... роса еще не садится.
   Мысли его приняли довольно легкое направление: он стал перебирать свои воспоминания о женщинах, подобно тому, как перетряхивают сено, чтобы проветрить его. Но ни одно из них не будило в нем таких чувств, как этот первый ребяческий опыт.
   Танцевальный вечер, устроенный его теткой. Первый белый жилет, приобретенный по случаю у местного портного. Галстук, тщательно выбранный в подражание кумиру -- капитану Мак-Кею. Как свежо и сейчас эго воспоминание. А затем -- ожидание и робкое, полное волнения, приглашение прерывающимся голосом на танец... Слова "миссис Монтейз" дважды вписаны карандашом в его программу с золотым обрезом... Он вспомнил ее улыбку... медленное движение веера... И, наконец, -- их первый танец. Как он старался не наступить на ее белые атласные туфельки. Как он трепетал, когда она сильнее опиралась на его руку. Первая часть вечера была одно блаженство. И впереди предстоял еще второй танец с нею... О, если бы он сумел так закружить ее, как капитан Мак-Кей.
   К началу второго танца Марлэнда охватила такал лихорадка, что он бежал от своей дамы... Он выскочил на прохладный, пахнувший травой, воздух, на темную террасу, откуда при свете луны видны были таинственные силуэты тополей...
   Заботливо одернув жилет, поправив галстук и обтерев вспотевшее лицо, Марлэнд собрался с мужеством и бросился в дом искать свою партнершу... Он прошел через зал, столовую, библиотеку, биллиардную, -- нигде ее не было...
   Музыка гремела, а он ходил, как беспокойный призрак, в белом жилете... И вдруг вспомнил: оранжерея' Скорее туда.
   То, что произошло потом, показалось ему сном и оставило лишь смутное впечатление. Он расслышал из- за цветов приглушенные голоса:
   -- Я видела ее.
   -- А он кто?
   Перед ним мелькнуло лицо цвета слоновой кости... потом черные усы... И вдруг ее голос:
   -- Губерт!
   Горячие пальцы схватили его за руку и потянули...
   Ее запах... ее улыбающееся лицо... очень решительное...
   Кто-то пошевелился за цветами... Неужели подсматривают...
   И вдруг он почувствовал ее губы на своей щеке, ' услыхал звук поцелуя и ее голос, говоривший очень нежно:
   -- Губерт, милый мальчик.
   Шорох за цветами затих...
   Прошло долгое, молчаливое мгновенье... среди папоротников и цветов... в полумраке. Ее лицо близко придвинулось к нему... Он был бледен и расстроен, сообразив, наконец, что им воспользовались, как ширмой...
   Он только мальчик, еще слишком юный, чтобы быть ее возлюбленным, но достаточно взрослый, чтобы спасти ее и капитана Мак-Кея от неприятных толков... Ее поцелуй -- последний после многих других. И не в губы... нет, в щеку...
   Ему не легко было сознавать, что он был для них мальчиком, с которым можно не считаться, который послезавтра вернется в школу... Отчего же не поцеловать его, если после этого можно будет продолжать свой роман, не возбуждая подозрений.
   Как держал он себя в течение остальной части вечера, после того, как чувство его подверглось такому оскорблению, он и сам не помнил... Его предали поцелуем... Два кумира рассыпались прахом... Задавались ли они вопросом -- каково ему? Конечно, нет. Они только хотели, пользуясь им, замести следы... А он почему-то не подал ей и виду, что понял.
   И только когда второй их танец пришел к концу, и кто-то другой сменил его, он убежал в свою крохотную комнату, сорвал перчатки и жилет, бросился на кровать и предался горьким мыслям.
   Он только мальчик...
   Он долго лежал без движения, а снизу долетали до него звуки музыки... Потом они смолкли... Затем прогрохотала последняя карета... Спустилась тихая ночь...
   Сидя с поджатыми ногами на теплой, все еще не покрытой росою траве, Марлэнд потирал свои затекшие колени... Только мальчики умеют быть великодушными...
   И ему вспомнилась его тетка, сказавшая ему, на другой день после бала, не то с лукавым, не то с сокрушенными видом: "Нехорошо, милый, прятаться по темным углам... хотя, конечно, тут не только твоя вина... Она вдруг умолкла, ибо, взглянув на Марлэнда, увидела на его лице первую в его жизни ироническую усмешку. И эту циничную улыбку она ему никогда не простила...
   Солнце село... Вот и роса...
   Марлэнд встал.
   В соседнем леску ворковали горлицы. Одно из окон старого дома горело, как рубин, в последних лучах скрывавшегося за тополями солнца... Да, давно все это было...
   
   Текст издания: Человек из Девона. Рассказы / Дж. Голсуорси; Пер. с англ. В. А. Дилевской. Под. ред. А. Н. Горлина. -- Ленинград: Красная газета, 1929 (тип. им. Володарского). -- 111 с.; 20х13 см. -- (Собрание сочинений; том 4).
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru