Торжественныя встрѣчи французскихъ моряковъ въ Петербургѣ, Москвѣ и Портсмутѣ ярко засвидѣтельствовали міру о великой нравственной побѣдѣ, одержанной Французскою республикой. Двадцать одинъ годъ неустаннаго и просвѣщеннаго труда вернули Франціи подобающее ей мѣсто среди европейскихъ государствъ. Вторая имперія довела французскій народъ до крайней опасности, до такого матеріальнаго и нравственнаго истощенія, отъ котораго, казалось, несчастная страна никогда не въ состояніи будетъ вполнѣ оправиться. Но тягостные удары судьбы воспитали и укрѣпили общественное мнѣніе, высоко подняли уровень политическихъ интересовъ и степень участія общества въ государственныхъ и международныхъ вопросахъ. Спокойная, миролюбивая, но твердая внѣшняя политика Французской республики вызвала знаменательныя дружественныя заявленія Императора Александра III. Французскій народъ имѣетъ основаніе радоваться: его гражданскіе успѣхи привѣтствуются не только правительствами такихъ державъ, какъ Россія и Великобританія, но за этими привѣтствіями послышалось и глубокое, сознательное политическое сочувствіе русскаго народа.
4 сентября н. ст. исполнился двадцать одинъ годъ существованія Французской республики. Въ передовой статьѣ Русскихъ Вѣдомостей по поводу этой годовщины справедливо указывается на то, что третья республика пустила глубокіе корни въ странѣ. "Въ двадцать второй годъ своего существованія,-- говоритъ газета,-- республика вступаетъ при самыхъ благопріятныхъ предзнаменованіяхъ какъ съ точки зрѣнія международнаго положенія, такъ и со стороны ея внутреннихъ условій, которыя,-- какъ надо надѣяться,-- помогутъ ей съ еще большею энергіей идти по пути дальнѣйшаго плодотворнаго развитія духовныхъ и матеріальныхъ силъ населенія страны" {Русскія Вѣдомости, No 237.}.
Императорскій россійскій посолъ въ Парижѣ на банкетѣ, устроенномъ въ честь Россіи въ Котре, отвѣчая на привѣтствія префекта департамента Верхнихъ Пиренеевъ, провозгласилъ тостъ за французскую націю, за президента и правительство республики,-- мудрое и просвѣщенное правительство, прибавилъ посолъ, которое нынѣ столь удачно, сильною и мирною рукой, твердо, но примирительно руководитъ судьбами великой страны. "Да будетъ ему дано,-- такъ кончилъ свою рѣчь представитель императорскаго правительства,-- еще долгое время исполнять его благородную задачу съ тѣмъ же успѣхомъ, съ каждымъ днемъ все болѣе благотворнымъ, блестящимъ и все болѣе цѣнимымъ во всемъ мірѣ".
Спокойною увѣренностью въ силѣ и яснымъ пониманіемъ необходимости глубокихъ общественныхъ реформъ дышатъ рѣчи французскихъ политическихъ дѣятелей и статьи французскихъ газетъ, посвященныя пріему французской эскадры въ Россіи и въ Англіи и двадцать первой годовщинѣ существованія республики. Justice предостерегаетъ своихъ согражданъ отъ возврата шовинизма. Война, говоритъ газета, питаетъ деспотизмъ, а миръ -- свободу. Paris, въ статьѣ, озаглавленной Вознагражденныя усилія, вспоминаетъ безумія и преступленія второй имперіи, обозрѣваетъ путь, пройденный французскимъ обществомъ съ паденія Наполеона III, и находитъ въ громадныхъ успѣхахъ, достигнутыхъ республикою, великое утѣшеніе и ободреніе. Одинъ изъ сотрудниковъ этой газеты, г. Пишонъ, выбранъ докладчикомъ парламентской финансовой коммиссіи по бюджету министерства иностранныхъ дѣлъ. Онъ кончаетъ свой докладъ такими словами: "Намъ дозволительно констатировать превосходное положеніе, занимаемое Франціей въ Европѣ, которое съ блескомъ подтверждено величественными демонстраціями. Мы можемъ разсматривать будущее не только безъ тревоги, но съ твердою увѣренностью въ томъ, что оно будетъ менѣе мрачно, чѣмъ прошлое. Мы не имѣемъ основанія никого бояться и мы пріобрѣли нашею мудростью друзей, которые дѣлаютъ непоколебимымъ наше довѣріе къ возстановляющей справедливости. Съ сердцемъ, полнымъ радости, мы привѣтствуемъ зарю, которая восходить надъ нашими ближайшими судьбами. И тѣ, которые не воздадутъ должной похвалы правительству республики, будутъ или слѣпцами, или очень неблагодарными людьми" {Paris, 4 septembre.}.
Paris отмѣчаетъ, что даже монархическое большинство нѣкоторыхъ генеральныхъ совѣтовъ обратилось съ почтительнымъ привѣтствіемъ къ президенту республики и съ удовольствіемъ указываетъ на рѣчь русскаго посла, о которой мы упоминали выше. Откуда произошла такая перемѣна и во внутреннемъ состояніи, и въ международномъ положеніи Франціи? спрашиваетъ Paris и отвѣчаетъ, что французскій народъ пожинаетъ теперь плоды двадцатилѣтнихъ усилій, твердой воли, постоянства цѣли. При свободныхъ учрежденіяхъ всѣ нравственныя и умственныя силы націи получаютъ могучее развитіе, творятъ поистинѣ чудеса.
Другое изданіе, La Correspondence Internationale {La Correspondence Internationale, 31 août.}, напечатало по поводу посѣщенія Кронштадта французскою эскадрой двѣ статьи, обращенныя къ русское печати. Великолѣпный кронштадтскій пріемъ,-- говоритъ Валарэ,-- пробудилъ во Франціи общій восторгъ, немного перешедшій мѣру. Необходимо,-- говоритъ французскій публицистъ,-- чтобы лиризмъ остановился, чтобы онъ не довелъ французскій народъ до какой-нибудь глупости. Соглашеніе между Франціей и Россіей, по мнѣнію Международной Корреспонденціи, явилось неизбѣжнымъ результатомъ силы вещей, къ которой присоединилась обоюдная симпатія французскаго и русскаго народовъ. Это соглашеніе носитъ искренне-мирный характеръ и составляетъ необходимый противовѣсъ тройственному союзу. Валарэ справедливо полагаетъ, что посѣщеніе французскимъ флотомъ Портсмута на обратномъ пути изъ Кронштадта было актомъ мудрой, полной достоинства политики. Только бѣсноватые шовинисты, вродѣ Кассаньяка, въ самыхъ грубыхъ и рѣзкихъ выраженіяхъ возставали противъ остановки эскадры адмирала Жервэ въ англійскомъ портѣ по любезному приглашенію королевы Викторіи. Кассаньякъ же продолжаетъ увѣрять, что соединяетъ Россію и Францію только одинаковая ненависть къ Германіи. Но мнѣнія редактора Autorité и другихъ вождей бонапартистовъ и буланжистовъ не имѣютъ серьезнаго значенія при нынѣшнемъ настроеніи республиканскаго большинства и кабинета Фрвисинэ-Рибо-Констана. Давно уже правительство не отличалось во Франціи такою устойчивостью и нравственнымъ авторитетомъ, какъ въ настоящее время, и этимъ страна въ немалой мѣрѣ обязана нынѣшнему президенту республики г. Карно. Съ благодарнымъ воспоминаніемъ проводила Франція въ могилу предшественника г. Карно, Жюля Греви, который тихо, въ очень преклонномъ возрастѣ, скончался въ началѣ сентября въ своемъ помѣстья въ Монъ-су-Водре. Бывшій президентъ республики принадлежалъ къ числу особенно энергичныхъ и уважаемыхъ бойцовъ за политическую свободу. При Наполеонѣ III онъ былъ заключенъ въ тюрьму, по затѣмъ получилъ возможность возвратиться къ политической дѣятельности и неустанно нападалъ на императорское правительство, стѣснявшее свободу и просвѣщеніе французскаго народа и доведшее государство до седанской катастрофы. Послѣ паденія имперіи Жюль Греви выступилъ депутатомъ, былъ избираемъ въ президенты палаты депутатовъ и, наконецъ, въ президенты республики. На этомъ высокомъ посту положеніе Греви было скомпрометировано финансовыми и другими продѣлками его зятя, и престарѣлый президентъ, уступая давленію возмущеннаго общественнаго мнѣнія, подалъ въ отставку. Заслуживающую осужденія слабость, обнаруженную президентомъ республики по отношенію къ своему зятю, страна забыла, вспоминая долгое, безукоризненно-честное политическое поприще Жюля Греви, много потрудившагося для упроченія республики.
-----
Если во Франціи мы замѣчаемъ умиротвореніе, торжество новаго государственнаго строя, то въ одной изъ державъ тройственнаго союза, въ Австро-Венгріи, множатся признаки тревожнаго для нея свойства. Младочехи, отвергнувшіе выработанное Ригеромъ и его ближайшими единомышленниками соглашеніе съ богемскими нѣмцами, не думаютъ идти въ свою очередь на уступки. Нѣкоторые изъ вліятельныхъ вождей этой партіи, такъ, напримѣръ, депутатъ въ парламентѣ Вашатый, не стѣсняются рѣзко выступать противъ союза съ Германіей; другіе болѣе осторожные полити* ческіе дѣятели младо-чеховъ, стремясь къ такимъ же цѣлямъ, считаютъ необходимымъ придавать своимъ желаніямъ и требованіямъ менѣе рѣзкую форму; но въ основѣ своей господствующее теперь настроеніе чешскаго народа рѣшительно враждебно австро-нѣмецкимъ централистамъ. Императоръ Францъ-Іосифъ недоволенъ, разумѣется, неудачею графа Таафе и Ригера. О младъ-чешской партіи онъ однажды отозвался,-- мы своевременно упоминали объ этомъ,-- въ весьма неблагосклонныхъ выраженіяхъ. По этому-то императоръ до сихъ поръ не посѣтилъ еще чешскую національную выставку. Газеты сообщаютъ, что посѣщеніе это, наконецъ, состоится. Нужно замѣтить, что ему будетъ теперь предшествовать свиданіе ФранцаІосифа съ императоромъ Вильгельмомъ II, продолжительныя собесѣдованія канцлеровъ обѣихъ имперій и торжественные императорскіе тосты въ честь союза и дружбы между Германіей и Австро-Венгріей и за братство ихъ армій. Иными словами: Францъ-Іосифъ явится въ Прагу къ старо-чехамъ и нѣмцамъ съ новымъ подтвержденіемъ той политической программы, которая осуществляется внутри Цислейтаніи кабинетомъ графа Таафе, а въ международномъ отношеніи -- графомъ Еальноки. Монархическимъ чувствамъ чешскаго народа предстоитъ, такимъ образомъ, нелегкое испытаніе.
Грегръ въ недавней рѣчи выразилъ надежду на превращеніе Габсбургской монархіи изъ двуединаго государства въ федерацію, которая дастъ возможность всѣмъ народамъ имперіи жить мирно и спокойно. Сомнительно, чтобъ эта надежда нашла какое-либо подкрѣпленіе въ будущихъ заявленіяхъ императора Франца-Іосифа и цислейтанскаго правительства.
Неспокойно и на югѣ Австро-Венгріи. Выставка въ Загребѣ послужила поводомъ для внушительныхъ манифестацій въ пользу соединенія Хорватія съ Славоніей и Далматіей. Эта идея не нова, но на пути ея осуществленія лежатъ значительныя практическія затрудненія. Нужно замѣтить, что Хорватія входитъ въ составъ мадьярской, а Славонія и Далматія -- нѣмецкой половины Австро-Венгріи. Такъ какъ объединеніе предполагается съ хорватскимъ баномъ во главѣ, то двѣ послѣднія провинціи должны бы быть потеряны для Цислейтаніи. Естественно, что австрійскихъ нѣмцевъ отнюдь не прельщаетъ такое сокращеніе ихъ государственнаго значенія и соотвѣтственное увеличеніе мадьярской территоріи и вліянія. Съ точки зрѣнія славянскихъ интересовъ, перевѣсъ въ ту или другую сторону былъ бы, вѣроятно, не особенно значителенъ, и опасность заключается совсѣмъ въ иномъ: велико-хорватскія стремленія могутъ столкнуться съ великосербскими, и тогда Австро-Венгрія пріобрѣтетъ на Балканскомъ полуостровѣ нѣсколько новыхъ шансовъ успѣха. Славянская рознь и тутъ можетъ сыграть недобрую роль. Содѣйствуя автономіи и областному объединенію хорватовъ, мадьяры (или нѣмцы) могутъ возбудить непріязнь, соперничество и печальныя столкновенія между сербами и хорватами, потому что невозможно рѣшить, гдѣ оканчивается первый и начинается второй. Не безъ основанія говорятъ Славянскія Извѣстія, что вопросъ о Босніи и Гердеговинѣ можетъ сдѣлаться предметомъ раздора между Сербіей и Хорватіей: "Въ 1879 году хорватскій клубъ далматинскаго сейма издалъ воззваніе ко всему хорватскому народу, въ которомъ открыто говоритъ о соединеніи Босніи и Герцеговины съ Хорватіей, на основаніи хорватскаго державнаго права. Сербы пришли къ убѣжденію, что имъ немыслимо поддерживать хорватовъ и что ихъ стремленія наносятъ вредъ сербамъ. Пока вопросъ о соединеніи, возродившійся среди далматинскихъ сербовъ, разрабатывался общими сербско-хорватскими силами и когда при обсужденіи его принимались во вниманіе права обѣихъ народностей, всѣ вѣрили въ осуществленіе завѣтнаго желанія какъ сербовъ, такъ и хорватовъ. Но когда хорваты забыли о сербахъ и начали игнорировать желанія сербскаго населенія, съ тѣхъ поръ многіе усомнились въ успѣхѣ начатаго дѣла. Авсгромадьярское правительство достигло своей цѣли: оно раздѣлило силы, и вопросъ, устрашавшій когда-то австрійскихъ и мадьярскихъ государственныхъ мужей, потерялъ свою прежнюю обаятельную силу и считается въ настоящее время "невинною мечтой хорватскихъ патріотовъ". Сколь ни желательнымъ является соединеніе Далматіи съ Хорватіей и Славоніей, но оно можетъ быть рѣшено только при взаимномъ въ немъ участіи сербовъ и хорватовъ и тогда, когда хорватскіе патріоты примутъ во вниманіе стремленія и историческія права единокровныхъ ихъ братьевъ сербовъ. Въ противномъ случаѣ, такъ горячо проповѣдуемый нынѣ вопросъ о соединеніи трехъ славянскихъ провинцій останется и дальше, по выраженію нѣмецкихъ и мадьярскихъ газетъ, невинною и неосуществимою мечтой" {Славянскія Извѣстія, No 34.}.
Любопытныя извѣстія о движеніи въ Крайнѣ сообщаетъ люблянская (Лайбахъ) корреспонденція Варшавскаго Дневника, Нынѣшній католическій епископъ этой области рѣшительно возстаетъ противъ словенскихъ стремленій, называетъ словенскій языкъ цыганскимъ и заявляетъ, что никого не боится, что доведетъ дѣло хоть до кровопролитія {Варшавскій Дневникъ, No 191.}. Со стороны служителя церкви Христовой, со стороны одного изъ іерарховъ римско-католической церкви, такое заявленіе пріобрѣтаетъ особую поучительность. Подчиненное епископу Миссіи духовенство дѣйствуетъ, само собою разумѣется, по его предписаніямъ. Особенно достается народнымъ учителямъ. "На основаніи давнихъ положеній,-- говоритъ корреспондентъ Варшавскаго Дневника,-- многіе учителя пользуются общею квартирой и общимъ столомъ съ остальнымъ причтомъ. Если, положимъ, вдругъ учитель окажется человѣкомъ съ національнымъ убѣжденіемъ, читаетъ, напримѣръ, газету Slovensky Narod или посѣщаетъ читальницу, то настоятель гонять его съ квартиры зимой съ семействомъ, лишаетъ его стола или кормитъ хуже собаки". Это, конечно, возмутительно и лишній разъ доказываетъ, что школа должна принадлежать народу, государству и самоуправленію, что ее не слѣдуетъ ставить въ подчиненное по отношенію къ церкви положеніе, чтобы не давать повода къ вопіющимъ злоупотребленіямъ и къ искаженію всего хода народнаго образованія. За то другая жалоба люблянскаго корреспондента представляется намъ совершенно неосновательною. Основали патріоты,-- говоритъ этотъ корреспондентъ,-- газету Slovensky Narod, епископъ сейчасъ же начинаетъ на свой счетъ издавать газету Slovenec; основали патріоты политическое общество Словенское дружество, а епископъ учредилъ другое общество -- Католическое дружество, и т. д. Но чего же хочетъ корреспондентъ Варшавскаго Дневника? Чтобы австрійское правительство -- нѣмецкое и католическое -- запретило епископу Миссіи поддерживать нѣмцевъ и католицизмъ путемъ печати, путемъ образованія политическихъ обществъ? Что сказалъ бы корреспондентъ, еслибъ австрійское правительство закрыло Словенское дружество, запретило газету Словенскій Народъ? Онъ возопіялъ бы о насиліи, о деспотизмѣ, а самъ осуждаетъ противника за то, что тотъ ведетъ борьбу на духовной почвѣ, равнымъ оружіемъ, свободнымъ убѣжденіемъ, пропагандой. Мы понимаемъ, какъ трудно защищать свое дѣло, свое національное возрожденіе, немногочисленной словенской интеллигенціи: противъ нихъ централистическое правительство, противъ нихъ глава мѣстнаго духовенства и почти все это духовенство, по описанію корреспондента варшавской газеты. Но правое дѣло не погибнетъ, когда защищать его можно въ независимой печати, когда австрійское законодательство допускаетъ основаніе разнообразныхъ политическихъ обществъ, цѣли которыхъ отнюдь не одобряются самимъ правительствомъ. Вотъ указанные выше факты (обращеніе съ учителями) -- другое дѣло. Въ нихъ мы видимъ прямое и грубое насиліе, недостойное европейскаго государства.
-----
Національныя распри и религіозная нетерпимость, которыя ярко обнаруживаются по временамъ въ Австро-Венгріи, сильно затрудняютъ ростъ просвѣщенія, благосостоянія и хорошихъ учрежденій въ этой многоплеменной странѣ. Слѣдуетъ прибавить къ этому страшную тяжесть милитаризма, которая дѣйствуетъ уже прямо разрушительнымъ образомъ. На маневрахъ въ Шварценау императоръ Вильгельмъ II поздравлялъ императора Франца-Іооифа съ блестящими успѣхами его арміи; но эти блестящіе успѣхи дорогою цѣной достаются трудящемуся населенію Габсбургской монархіи.
Сторонники военнаго могущества государства недовольны, однако, теперешнимъ состояніемъ австрійской арміи и флота и требуютъ новыхъ и новыхъ средствъ для улучшеній въ орудіяхъ и системѣ истребленія людей массами, для болѣе успѣшнаго коллективнаго убійства, называемаго войною. Но у германскихъ сосѣдей Австро-Венгріи, все-таки, возникаютъ опасенія относительно боевой доброкачественности австрійскаго войска: мудрено предположить, чтобы чехи или хорваты съ энтузіазмомъ сражались за нѣмцевъ и мадьяръ. Въ Дрезденѣ вышла недавно брошюра, пользующаяся значительнымъ успѣхомъ (у насъ въ рукахъ десятое изданіе), написанная пруссакомъ и направленная противъ Австро-Венгріи {Der Untergang Oesterreichs, von einem Preussen.}. Авторъ брошюры заявляетъ, что князь Бисмаркъ выступитъ въ рейхстагѣ съ рѣчью при обсужденіи парламентомъ торговаго договора съ Австріей. Своекорыстная австрійская дипломатія,-- говоритъ пруссакъ,-- хочетъ подчинить интересы германскаго сельскаго хозяйства интересамъ венгерскихъ магнатовъ, тогда какъ національная политика бывшаго имперскаго канцлера съ особенною заботливостью относилась именно къ нуждамъ сельскаго хозяйства въ Германіи. Изъ приведеннаго уже видно, что неизвѣстный авторъ брошюры принадлежитъ къ числу страстныхъ и безусловныхъ почитателей князя Бисмарка. Такъ какъ подобныхъ почитателей въ Гогенцоллернской монархіи не мало и такъ какъ общественное мнѣніе -- въ печати и въ парламентѣ -- пріобрѣтаетъ въ Германіи все большую и большую силу, то къ этимъ голосамъ полезно прислушиваться и русскимъ читателямъ.
Въ самомъ началѣ своей дипломатической карьеры,-- говоритъ брошюра,-- Бисмаркъ изъ прямаго источника убѣдился, что нѣтъ въ мірѣ дипломатіи, которая въ большей степени заслуживала бы насмѣшки, презрѣнія и ненависти, чѣмъ дипломатія австрійская, со стороны честнаго сѣверогерманскаго дворянина {"Bismarck hat in den Frankfurter Zeiten ganz wider seine Absicht und sein Ervarten an der Quelle lernen müssen, dases in der Weltkeine Diplomatie giebt, die mehr den Spott, den Hass und die Verachtung einese hrlichen norddeutschen Edelmannes verdient, als die oesterreichische".}. Дальше въ брошюрѣ слѣдуетъ длинный рядъ рѣзкихъ выходовъ противъ ближайшей союзницы Германіи въ тройственной лигѣ. Само собою разумѣется, что эти выходки, которымъ приводятся и посильные мотивы, мы опускаемъ и упоминаемъ о нихъ только потому, что подобный тонъ является довольно характернымъ признакомъ настроенія болѣе или менѣе значительной части германскаго или, по крайней мѣрѣ, прусскаго общественнаго мнѣнія.
Брошюра грозитъ Австріи новымъ сближеніемъ Германіи съ нашимъ отечествомъ. Съ цинизмомъ, свойственнымъ бисмарковской школѣ, она говоритъ, что европейское положеніе Германской имперіи можетъ улучшиться, если русскій волкъ поживится на счетъ Австро-Венгріи. Главными опредѣляющими факторами международныхъ отношеній въ Европѣ являются, по опредѣленію пруссака, ненависть Франціи къ Германіи, стремленіе Россіи къ Константинополю и Италіи къ Тріесту. Отсюда возможна такая комбинація: Германія, Россія и Италія противъ Франціи и Австро-Венгріи. "Будетъ ли Тріестъ австрійскимъ или итальянскимъ, для Бисмарка это ничего не значитъ въ сравненіи съ благосостояніемъ или упадкомъ померанскаго сельскаго хозайства". Открывши Россіи путь въ Константинополь, бисмарковская политика нанесла бы, въ то же время, смертельный ударъ Франціи, конечно, не дипломатическимъ путемъ. Нѣмецкая политика,-- откровенно заявляетъ брошюра, -- до тѣхъ поръ только должна быть миролюбивою, покуда разгромъ Франціи не будетъ обезпеченъ, и поэтому "хотя Терманія достаточно сильна, чтобы не опасаться никакихъ мыслимыхъ европейскихъ затрудненій, однако, русско-французскій союзъ является для нея самою непріятною изъ случайностей".
Держитесь за Россію, -- напоминаетъ брошюра завѣтъ умирающаго Вильгельма I и прибавляетъ: -- теперь царствуетъ внукъ этого императора, и, со дня отставки князя Бисмарка, онъ ни разу въ своихъ многочисленныхъ публичныхъ рѣчахъ не упомянулъ имени дѣда, котораго прежде Вильгельмъ II ставилъ себѣ въ образецъ. Но бѣда въ томъ, что для новаго сближенія съ Россіей надо знать русское правительство и русскую дипломатію, а такимъ знаніемъ обладаетъ только князь Бисмаркъ.
Дѣйствительно, какъ мы уже много разъ замѣчали, князю Бисмарку удавалось своевременными уступками, обѣщаніями, ловкостью, тѣмъ своимъ знаніемъ, о которомъ говоритъ брошюра, сбивать русскую политику съ мирнаго пути, возбуждать въ нашей дипломатіи честолюбивые замыслы, осуществленіе которыхъ было бы выгодно для Германіи, поставило бы насъ по отношенію къ ней въ зависимое положеніе. Съ точки зрѣнія реалистической бисмарковской политики, отчего не пригласить Россію взять Константинополь, а въ это время разгромить Францію? Пока мы брали бы Царьградъ (непремѣнно Царьградъ, отнюдь не Константинополь), на это ушло бы не мало времени (о крови и средствахъ въ дипломатическихъ бесѣдахъ не упоминается), Германія справилась бы съ Франціей, при помощи Италіи, пожалуй, и продиктовала бы намъ условія мира послѣ побѣдоносной, въ высшей степени изнурительной войны. Къ счастью, императоръ Вильгельмъ II, взявшій бразды правленія въ свои руки, успѣлъ, по всей вѣроятности, навсегда разрушить возможность такой комбинаціи, а самая непріятная изъ случайностей легко можетъ теперь превратиться въ предостерегающій нѣмецкихъ шовинистовъ фактъ.
Если всмотрѣться, такимъ образомъ, въ тѣ цѣли, которыя многими и многими ставятся въ германской политикѣ, то нельзя не ужаснуться и безчеловѣчія этихъ цѣлей, и жестокости средствъ, при помощи которыхъ онѣ могутъ быть осуществлены. Конечно, далеко не все германское общество стоитъ за такую политику; но, къ сожалѣнію, общественное мнѣніе не имѣетъ еще въ Германіи рѣшающаго значенія, какъ въ Англіи и во Франціи, и опасность какихъ-либо враждебныхъ европейскому миру посягательствъ Гогенцоллернской имперіи далеко не исключена. Лучшею гарантіей противъ нея является именно самая непріятная изъ случайностей.