Горький Максим
Рассказ Афоньки-проходимца о скитальческой жизни Максима Горького

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:


0x01 graphic

РАЗКАЗЪ АФОНЬКИ-ПРОХОДИМЦА О СКИТАЛЬЧЕСКОЙ ЖИЗНИ МАКСИМА ГОРЬКАГО.

МОСКВА.
Изданіе книгопродавца А. С. Балашова.
1908.

   

Максимъ Горькій въ молодости.

   Помню, въ одно прекрасное утро, а, можетъ быть, и вечеръ, на станціи появился молодой человѣкъ, на видъ лѣтъ приблизительно 22 отъ роду, одѣтъ онъ былъ можно сказать, довольно легкомысленно: въ издерганной и послужившей своему хозяину нанковой блузѣ, такихъ же штанахъ, выцвѣтшемъ отъ времени рыжемъ пальто, отчаянной бараньей папахѣ на головѣ и растрепанныхъ дырявыхъ лаптяхъ на ногахъ. А за спиною его болталась небольшая засаленная на полотенцѣ сумка. У начальника станціи онъ просилъ какого нибудь мѣста, назвавшись крестьяниномъ или мѣщаниномъ какой то губерніи, Пѣшковымъ, заявивъ, что раньше перепробовалъ немало профессій: служилъ поваренкомъ на кухнѣ, хлѣбопекомъ въ булочныхъ и пр. и теперь желаетъ послужить на желѣзной дорогѣ. Онъ казался довольно развитымъ парнемъ, съ грубымъ говоромъ на "о" по владимирски. На его счастье оказалось свободное мѣсто сторожа ночного у вагоновъ, на какое онъ и опредѣлился съ жалованьемъ по 15 руб. въ мѣсяцъ. Служилъ онъ весьма исправно и оказался хорошо грамотнымъ, почему его поощряли и мѣсяца черезъ два представили ему мѣсто вѣсовщика, уже съ жалованьемъ въ 25 руб. Для холостого человѣка, какимъ былъ Пѣшковъ, жалованья этого было совершенно достаточно, между тѣмъ онъ по прежнему довольствовался лишь чаемъ -- брандахлыстомъ да изрѣдка кислымъ молокомъ, сплошь и рядомъ, впрочемъ, уплетая кашу съ поденными рабочими, при чемъ, курилъ исключительно махорку.-- Что ты,-- спросилъ я его какъ-то, не покупаешь турецкаго табаку, а все дымишь своею "цыгаркою", теперь ужь ты можешь позволить себѣ эту роскошь.
   -- Да что, Афоня, -- отвѣчалъ онъ мнѣ, -- вѣдь отъ куренія получается одно: "горько" отъ всякаго табаку; такъ развѣ не все равно, какимъ табакомъ не нагорчить во рту?
   Но онъ и не собиралъ денегъ, а тратилъ ихъ странно, или какъ мы говорили, глупо -- раздавалъ семейнымъ служащимъ, бѣднымъ людямъ, тому рубль, тому 50 коп., да расходовался сильно на почтовыя марки, такъ какъ велъ слишкомъ обширную переписку, чуть не ежедневно получая откуда-то письма, съ кѣмъ и о чемъ онъ переписывался ни кто не зналъ, хотя это обстоятельство и занимало насъ не мало.
   Въ свободное же отъ занятій время его всегда можно было встрѣтить окруженнаго толпою рабочихъ, среди которыхъ онъ или ораторствовалъ о чемъ-нибудь, или же читалъ этой аудиторіи какую нибудь брошюру духовно-нравственнаго содержанія, или по географіи, исторіи, астрономіи и т. п. Знакомя слушателей съ окружающимъ насъ міромъ и его явленіями. Публикѣ онъ очевидно, очень нравился, такъ какъ разсказывалъ увлекательно, обладая недюжиннымъ даромъ слова, и его прямо-таки ловили рабочіе, чтобы послушать что-нибудь занимательное, а онъ умѣлъ быть всегда занимательнымъ. А томъ временемъ пришлось и станціонному начальству, поближе узнать Пѣгакова.
   Однажды начальникъ станціи дочитался до незнакомой ему секты или общества "масоновъ" и, не зная ученія ихъ обратился за разъясненіемъ своего недоумѣнія къ одному изъ близкихъ знакомыхъ, который былъ начитаннѣе всѣхъ. Но онъ его не удовлетворилъ, заявивъ, что читалъ про масоновъ раньше, но не усвоилъ себѣ ихъ ученія, какъ слѣдуетъ.
   Случившійся при ихъ разговорѣ въ конторѣ вѣсовщикъ Пѣшковъ, обратился къ начальнику станцій съ такимъ предложеніемъ:
   -- Дозвольте мнѣ, разъяснить это дѣло?
   -- Да развѣ ты знаешь, что нибудь про масоновъ? усомнился начальникъ.
   -- Я кой что читалъ про нихъ и, что запомнилъ, могу разсказать. И тутъ онъ прочиталъ настоящую лекцію про масоновъ, съ такими подробностями, что я ужъ и не знаю, гдѣ онъ ихъ почерпнулъ. Какъ я упоминалъ раньше, говорилъ онъ увлекательно и такъ занялъ слушающихъ что начальникъ могъ бы и поѣздъ просмотрѣть, если бы таковой двигался къ станціи, но по счастью никакого поѣзда мы но ожидали. Такъ прошло совершенно незамѣтно часа два времени; когда же Пѣшковъ ушелъ, начальникъ станціи обратился къ помощнику:--знаете, я думало что Пѣшковъ этотъ либо выгнанный студентъ, либо, что нибудь въ этомъ родѣ, потому больно ужъ онъ уменъ для хлѣбопека и поваренка и здорово начитанъ! Какъ бы съ нимъ еще бѣды не нажить, Господь съ нимъ!..
   Однако, начальникъ, видимо приближалъ его и даже допускалъ къ себѣ въ домъ, какъ добраго знакомаго, и Шипковъ безъ малѣйшаго стѣсненія проводилъ съ нимъ время, попыхивая своею "цыгаркою". Затѣмъ, съ однимъ писцомъ произошелъ такой случай. Составлялъ онъ какую-то бумагу дѣловую и, увидя по окончаніи этой работы въ конторѣ Пѣшкова сказалъ ему:
   -- А ну-ка, Пѣшковъ, послушай, ладно-ли я написалъ? и прочиталъ ему свое "сочиненіе".
   -- Ничего, ладно, отвѣтилъ Пѣшковъ, только попробуйте переставить вотъ эти фразы, одну на мѣсто другой, а вотъ эти поставьте такъ вотъ...
   И онъ переставилъ ему фразы такъ ловко что изъ его бумаги получилось будто бы тоже, да не то, и самъ писецъ увидѣлъ, что отъ поправокъ Пѣшкова его бумага значительно выиграла. Былъ еще подобный случай и я еще больше убѣдился, что Пѣшковъ навѣрно выгнанный студентъ, но когда какъ-то заговорилъ съ нимъ о его образованіи, Максимъ сказалъ мнѣ:-- Меня училъ дьячекъ деревенскій, котораго дѣдъ мой нанялъ за мѣру картофеля.
   Пѣшковъ, однако нерѣдко выставлялъ себя какъ человѣка, стоящаго значительно выше окружающихъ его людей, и какъ бы предсказывалъ, что мы о немъ еще услышимъ кое что поважнѣе... Такія мечты его о будущемъ или, я ужъ не знаю, какъ назвать ихъ, не мѣшали ему быть очень милымъ малымъ и услужливымъ хоть куда.
   Я, какъ порядочный природный охотникъ, то въ то время съ другими охотниками изъ сослужицевъ въ свободное время бродилъ на охоту въ степь. Сплошь и рядомъ съ нами ходилъ на охоту и Пѣшковъ, который тоже вооружался, но охотою самъ не увлекался, а довольствовался тѣмъ, что носилъ за нами бранныя принадлежности, благо къ тому времени онъ успѣлъ обзавестись кожанными сапогами. Въ то время онъ былъ хотя и невысокимъ, но коренастымъ и довольно сильнымъ парнемъ, такъ что ему, видимо прогулка съ нами въ качествѣ носильщика никакой тягости не составляла, чѣмъ мы охотники, пожалуй даже злоупотребляли, наваливая на него даже безъ мѣры. И такъ вся служба его на станціи продолжалась лишь нѣсколько мѣсяцевъ, а въ одно прекрасное время, онъ заявился въ контору и попросилъ разсчетъ, заявивъ что больше служить не желаетъ.
   Получивъ заслуженныя деньги, ему предложили билетъ 3 класса до какой хочетъ станціи, но онъ отъ билета отказался заявивъ, что пойдетъ пѣшкомъ, и нахлобучивъ свою папаху и тряхнувъ за плечами тощей котомкой, въ своихъ опять любимыхъ скороходахъ-лаптяхъ двинулся по линіи отъ станціи, любезно распрощавшись съ высыпавшими провожать его станціонными служащими, которыхъ онъ услаждалъ и просвѣщалъ въ теченіе нѣсколькихъ мѣсяцевъ затѣмъ я услышалъ, что онъ пристроился на одной изъ сосѣднихъ станцій опять-таки сторожемъ, обязаннымъ обслуживать вокзалъ, подавать звонки поѣздамъ и пр., а потомъ я его потерялъ изъ виду. Послѣ чего, спустя нѣсколько времени, мнѣ попались книжки Максима Горькаго и отъ нихъ при чтеніи повѣяло на меня чѣмъ-то знакомымъ, но давно забытымъ, попался затѣмъ и портретъ Горькаго, въ которомъ я тотчасъ же узналъ стараго сослуживца и когда-то со много вмѣстѣ скитавшійся пѣхтурой, на своихъ собственныхъ.
   

Исторія жизни Максима Горькаго.

   Максимъ Горькій, сынъ бѣднаго нижегородскаго обойщика, осиротѣвшій на четвертомъ году жизни, воспитанный дѣдомъ по матери, бывшимъ бурлакомъ, затѣмъ приказчикомъ на караванѣ и, наконецъ владѣльцемъ красильнаго заведенія, брошенный матерью сирота въ теченіе всего только пяти мѣсяцевъ во всей своей жизни посѣщавшій школу и не получившій никакого образованія, много на своемъ вѣку голодавшій и перетерпѣвшій массу невзгодъ въ теченіе своей пока еще не долгой жизни,-- Горькій на 33 году жизни, становится вполнѣ обезпеченнымъ человѣкомъ, однимъ изъ самыхъ извѣстныхъ, самыхъ популярныхъ людей въ Россіи, однимъ изъ самыхъ модныхъ и наиболѣе читаемыхъ писателей всей Европы. Нечего, кажется, и подчеркивать, что такая быстрая жизненная карьера представляетъ нѣчто необычное, изъ ряда вонъ выдающееся, совершенно новое. Точно также изъ ряда вонъ выдающееся представляетъ нѣчто собою и литературная карьера Горькаго. Всего пятнадцать лѣтъ тому назадъ онъ въ качествѣ простого желѣзнодорожнаго рабочаго, отдаетъ на судъ редакціи мало распространеннаго провинціальнаго листка первый свой разсказъ "Макаръ Чудра",-- а теперь его имя гремитъ на весь міръ, его сочиненія читаютъ на расхватъ, ихъ комментируютъ, о нихъ спорятъ, о нихъ и объ ихъ авторѣ читаются публичныя лекціи и пр. и пр., то чего другіе писатели тщетно добиваются десятками лѣтъ -- Горькому удалось достигнуть на первыхъ же порахъ его литературной карьеры.
   

Горькій хористъ.

   Горькій и Ѳ. И. Шаляпинъ,-- близкіе друзья,-- они вмѣстѣ скитались въ концѣ девятидесятыхъ годовъ прошлаго вѣка; на казанскомъ устьѣ, ночуя на плотахъ, на баркахъ, питаясь чѣмъ Богъ пошлетъ, терпя нужду и лишенія. Какъ разъ около 1886 года казанскій оперный антрепренеръ Орловъ-Соколовскій набиралъ хоръ, недостатка въ желающихъ, конечно не было. Рѣшилъ попытать счастья, попасть въ оперные хористы и М. Горькій, на пробу голосовъ явился и Ѳ. И. Шаляпинъ. Судьба улыбнулась Горькому: проба для него оказалась очень благопріятной -- его зачислили въ хористы,, между тѣмъ, какъ Шаляпина забраковали. Кто слышалъ Горькаго, съ его удивительно грубымъ басомъ, тотъ конечно, не можетъ не улыбнуться при мысли, что Горькаго предпочли Шаляпину. На самомъ же дѣлѣ по разсказу Горькаго у него въ юности былъ прекрасный теноръ.
   

Горькій сторожемъ на желѣзной дорогѣ.

   Однажды во время службы, на желѣзной дорогѣ, Горькому пришлось сторожить темной осенью въ отвратительную погоду, груды мѣшковъ. Вѣтеръ срывалъ брезенты, покрывавшіе мѣшки. Вдругъ вѣтромъ его завернуло въ брезентъ и сбросило на полотно; онъ ударился о рельсы и лишился чувства. Затѣмъ образовалась какая-то болѣзнь; вся шея страшно распухла, въ горлѣ сдѣлалось огромнѣйшее нагноеніе, которое едва не задушило несчастнаго. Послѣ вскрытія нарыва Горькій долго ничего не могъ говоритъ, а когда появился опять голосъ, то онъ^оказался уже не теноръ, а жесткій басъ.
   Не анекдотъ-ли похоже то, что служа рабочимъ на желѣзной дорогѣ, простой блузникъ Шинковъ (Максимъ Горькій) читалъ другимъ рабочимъ въ подвалѣ Байроновскаго "Манфреда" и "Каина" и разъяснилъ имъ значеніе этихъ великихъ произведеній, унося ихъ "въ міръ новый, міръ иной, гдѣ слезъ не надо проливать гдѣ крикъ души больной не станетъ сердце разрывать щемящею тоской".
   Не анекдотъ-ли далѣе походитъ, что первымъ лицомъ возбудившимъ въ Горькомъ любовь къ литературѣ, къ чтенію былъ полуграмотный поваръ на волжскомъ пороходѣ, хранившій въ сундукѣ такія "классическія" произведенія. Какъ "Андрей безстрашный" Яшка Смертанскій, "Гуакъ или непреоборимая вѣрность" и т. п.
   

Горькій у евреевъ.

   М. Горькій служилъ нѣкоторое время у евреевъ и получалъ вознагражденіе за то, что зажигалъ свѣчи на шабашѣ, когда евреямъ, по ихъ религіи нельзя дотрогиваться до огня.
   

Горькій антрепренеромъ.

   Въ одно прекрасное время Горькій намѣревался сдѣлаться театральнымъ антрепренеромъ и директоромъ странствующей драматической труппы. Это случилось во время пребыванія Горькаго въ Тифлисѣ, въ 1892 году. Проживъ тамъ всего 1/2 года. Горькій рѣшилъ отправиться съ котомкою за плечами скитаться по россійскимъ деревнямъ, на этотъ разъ уже съ опредѣленной цѣлью давать народные спектакли вездѣ, гдѣ только представиться возможность. Для этой цѣли онъ сталъ вербовать людей, сочувствующихъ идеѣ народнаго театра. Всѣхъ актеровъ набралось пять въ томъ числѣ самъ Горькій и одна женщина. Но дорогѣ надѣялись увеличить составъ труппы, но идея о странствующей труппѣ актеровъ не осуществилась.
   

Босяки и Горькій.

   Босяки хорошо знаютъ Горькаго. О его литературной дѣятельности обитатели "дна" очевидно хорошо освѣдомлены и,, конечно, "не забываютъ" своего "однокашника".
   Во время пребыванія Горькаго въ Петербургѣ къ нему, какъ-то явился типичный Петербургскій уличный оборванецъ.
   -- Что вамъ угодно?-- спросилъ Горькій.
   -- Я узналъ, что вы пишете новый романъ изъ жизни босяковъ.
   -- Ну, такъ что-же?
   -- Такъ вотъ, я хочу вамъ предложить свои услуги въ качествѣ типа.
   

Какъ Горькаго возили на показъ.

   Одинъ изъ знатныхъ петербуржцевъ, желая во что бы то ни стало показать Горькаго своимъ гостямъ, онъ отправилъ къ нему наемную карету, съ двумя нарочно нанятыми сыщиками, которые пріѣхали за Горькимъ подъ видомъ офиціальнаго приказа объ арестѣ, и повезли писателя прямо въ домъ остроумнаго петербуржца, полный въ то время гостей.
   

Какъ Горькій обманулъ ожидавшую у ресторана публику.

   Во время пребыванія въ Петербургѣ, М. Горькій вмѣстѣ съ нѣкоторыми писателями отправился въ ресторанъ Палкина. При выходѣ поздно ночью, группа молодежи узнала о томъ, что между уходившими находится любимый писатель, и мигомъ наполнила подъѣздъ, ожидая его появленія. Какъ разъ въ это время Горькій уже одѣтый въ пальто съ большимъ мѣховымъ воротникомъ и мѣховую шапку, ждалъ въ подъѣздѣ спускавшихся по лѣстницѣ товарищей, въ числѣ которыхъ былъ одинъ одѣтый, какъ и Горькій въ блузу. Молодежь не узнавъ Горькаго, къ нему же обратилась съ вопросомъ: не Горькій-ли этотъ господинъ въ блузѣ, который спускается по лѣстницѣ?
   -- "Онъ самый" -- отвѣтилъ Горькій, быстро уходя изъ ресторана въ предчувствіи нелюбимыхъ имъ овацій. Молодежь моментально подхватила мнимаго Горькаго, стала его качать, чествовать,-- и ее съ трудомъ удалось убѣдить, что настоящій Горькій сбѣжалъ...
   

Мнимый Горькій.

   Въ Москвѣ по Тверской улицѣ шелъ молодой человѣкъ похожій на Горькаго, съ дамой подъ руку. Вдругъ изъ толпы гуляющихъ вышла молодая дамочка, подбѣжала къ похожему на Максима Горькаго мужчинѣ и вскричала: -- Великій Максимъ Горькій, прими отъ меня поцѣлуй за твою великую драму "на днѣ" -- затѣмъ слѣдовалъ звонкій поцѣлуй. Слѣдовавшая съ расцѣлованнымъ господиномъ дама ударила поклонницу М. Горькаго зонтикомъ, та отвѣтила изъ концѣ-концовъ вышла серьезная баталія.
   Другой разъ въ Москвѣ-же на Чистопрудномъ бульварѣ, толпа приняла какого-то субъекта за Горькаго, въ мигъ собралась вокругъ него кучка народа. "Субъектъ", дойдя до Харитоньевскаго переулка замѣтивъ все возрастающую толпу, которая повторяла Горькій! Горькій! вдругъ онъ обернулся и сказалъ:
   Я паликмахеръ, а вы шуты-гороховыя...

М. З.

   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru