Граццини Антонио Франческо
Выдумщик, или Причуды

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Антонфранческо Граццини

(1503 - 1584 гг.)

[]

"Выдумщик, или Причуды".

Комедия.

Пер. с ит. Островского А. Н. (1874 г.).

   Действующие лица:
   Синьор Алессо - прокурор, старик.
   Валерио - его слуга.
   Дарио - сын синьора Алессо.
   Госпожа Папера.
   Судья.
   Джаннико - его слуга.
   Камилла - дочь судьи.
   Марчелло - молодой человек.
   Филиппо - то же.
   Арцигоголо - крестьянин.
   Лесбия - служанка госпожи Паперы.

Действие 1.
Явление 1.

Сохранившийся фрагмент рукописи перевода начинается с последней фразы шестнадцатой реплики Валерио из первого диалога пьесы (между Алессо и Валерио), это позволяет предположить, что, скорее всего, перевод был более полным.

Входят старик Алессо и его слуга Валерио.

   Валерио. Но ведь рогов у меня нет.
   Алесcо. А вот я отучу тебя ловить меня на словах.
   Валерио. Господи! Да где же у меня сети, силки, ловушки, чтоб мне ловить? Я думаю, что вы бредите.
   Алесcо. Ты, берегись; я не всегда бываю хладнокровен.
   Валерио. Вы пойдите, погрейтесь у печки, если вам холодно. Зябнуть-то нехорошо, вы сами знаете.
   Алесcо. Не на живот...
   Валерио. Болит живот? Не беспокойтесь, это пройдёт скоро, это ветры.
   Алесcо. Нет уж, не хватает моего терпения с тобой, мошенник, подожди, я накажу тебя...
   Валерио. Ах, ах, синьор Алессо, что это вы хотите делать? Уж будто нельзя иной раз и пошутить немножко с господами? Я ваш слуга, вы со мной можете сделать всё, что хотите.
   Алесcо. Смотри же, на этот раз ты ушёл от беды; но если ты позволишь себе больше того, что следует, я сшибу тебе голову с плеч кулаком.
   Валерио. В другой раз буду осторожнее, я вижу, что с вами не надобно шутить.
   Алесcо. Да, и особенно меня в сердцах, я тогда чёрта задушу: это очень хорошо знают другие стряпчие в Коммерческом суде: если я начну бесноваться за своего клиента, так криком беру.
   Валерио. Беру и деньги деру.
   Алесcо. Я уж и поработал и нажился, - и теперь мало забочусь о процессах и разных делах; да и на что мне, у меня только один сын. Где он, я его не видал и сегодня.
   Валерио. Я думаю, гулять ушёл.
   Алесcо. И отлично думаешь; молод, так и гуляет, и ничего знать не хочет, кроме удовольствия. О, Боже! Если б я был в таком возрасте, я бы сумел воспользоваться им отлично.
   Валерио. А сколько лет вашему сыну?
   Алесcо. Немного больше двадцати пяти.
   Валерио. Если только это правда, что я слышал от одного человека, я его хоть не видал, но он человек, достойный большого вероятия, - так вам можно опять воротить ваши двадцать пять лет.
   Алесcо. Как же ты знаешь, что он достоин доверия, если ты его не видал?
   Валерио. Я это знаю, потому что видел руку; у него такие длинные пальцы, что когда он их поднимает к верху, так ничего верней не увидишь.
   Алесcо. Глупый, разве вера в пальцах? Где, дурак, видал, чтобы помолодел кто-нибудь? Ведь так никто не будет стариться в этом мире!
   Валерио. Послушайте: как шёл я из Болоньи...
   Алесcо. Стёр ногу башмаком, не так ли?
   Валерио. Нет. Когда вы меня послали для разыскания этих трёх свидетелей по процессу этого болонского купца, - проходя Альпы, я сошёлся с одним почтенным стариком, строгого вида и с большой бородой. Он говорил, что пришёл из Азии, и рассказывал, что он сподобился входить на гору Кавказ.
   Алесcо. К чему эти околичности! Мы рассуждаем о том, как помолодеть, а ты приплетаешь Азини и гору Казу. Что мне до них за дело!
   Валерио. Да не слушайте, коли не хотите, чтобы мы пускались в околичности! На вершине этой горы Кавказ есть...
   Алесcо. И гору Казу, и гору Куколи и вот эту соседнюю гору оставь, говорю я тебе: ты мне расскажешь эти истории после; а теперь я их знать не хочу.
   Валерио. Ну, так вот это я вам скажу: там земной рай и есть источник, из которого кто бы ни напился всегда обращается в двадцатипятилетнего юношу.
   Алесcо. Ох, слышу я это; да Бог знает, ещё правда ли это, да потом, если и правда, так чего стоит дойти туда?
   Валерио. Видите ли; этот старик говорит, что когда он пошёл туда, ему было не более двадцати лет; а когда мы его видели, ему было более шестидесяти; вот во сколько времени он сходил туда.
   Алесcо. Что ж ты хочешь этим сказать? Значит, если б я захотел идти туда, так прежде умру, чем напьюсь из источника.
   Валерио. Да не даёте мне кончить. Этот старик, о котором я говорю, принёс для себя и для других бутылочку этой воды, и носит её всегда при себе с величайшей осторожностью.
   Алесcо. Что же он сам не пьёт её, если он старик; и тогда, если это только правда, он вернулся бы молодым?
   Валерио. Вот об этом-то я вам и хотел сказать. Он нам говорил, что ещё он во всю дорогу не касался до воды, и не коснётся, пока не придёт в Тоскану, на свою Родину, - которая если я не ошибаюсь, как мне помнится, в Ареццо, или, по крайней мере, когда будет уж
   близко от неё и притом очень ослабеет от дороги и от лет. Склонившись на наши просьбы, так как нам очень хотелось видеть действие этой воды, он немного выпил при нас. Это чудо, какую великую силу имеют иногда обыкновенные вещи.
   Алесcо. О, Боже! Будь я с вами тогда, я бы выпросил хоть один глоток, хотя бы это стоило мне тысячу скуди.
   Валерио. Как тысячу? Довольно ста. Он говорил, что получил воду с условием, чтобы не давать её великим мира сего, то есть папам, императорам, королям, герцогам и кардиналам, а то она потеряет сейчас же свою силу; вот видите, от этого они и не молодеют. И потом ему приказано, чтобы нам, прочим людям, он продавал её не больше, как по ста скуди за глоток; и что если он запросит дороже, так вода у него сейчас же разольётся. И много ещё он рассказывал других таких же удивительных вещей; что там он
   встречал людей, которые жили на свете многие сотни лет, и как старость начинала их одолевать, приходили пить из этого источника и возвращались двадцатипятилетними. Говорил ещё потом, что оттуда вышел первый человек - Адам, и что из входящих туда никто не возвращался, кроме его самого. Почему и как он получил такую милость, - это длинная история; я не хочу вас утомлять разговором; довольно того, что он воротил себе двадцатипятилетний возраст, что почти невозможно; и мы это видели.
   Алесcо. А куда пошёл потом этот старик?
   Валерио. Старик? О, нет! Как только выпил он воды, стал молодым, а не стариком.
   Алесcо. Да, хорошо; какой он там ни будь, и как его не называй, да куда он пошёл?
   Валерио. Я его оставил у городских ворот; он мне сказал, что пробудет во Флоренции восемь, или десять дней, так что, по моему подсчёту, он ещё здесь; а после он пойдёт в свою сторону поить этой водой и молодить своих родных, кого найдёт в живых.
   Алесcо. Так вот, было бы замечательно, кабы ты его мне нашёл! Я не пожалею ста
   скуди и даже больше, чтобы выпить немножко, да и тебе ещё сделаю такой подарок, что ты останешься доволен. И для тебя будет хорошо, если я помолодею хотя б до тридцати шести лет, об двадцати пяти я даже не хлопочу.
   Валерио. Так я пойду; и будьте вы уверены, что я найду его и дело обделаю.
   Алесcо. А я войду в дом и подожду, пока ты вернёшься. (Уходит).

Явление 2.

Валерио один.

   Валерио. Изображения родятся вдруг, - часто думаешь-думаешь над чем-нибудь, никак придумать не можешь, а услышишь словечко, или намёк какой-нибудь от другого, и оно наведёт тебя на мысль. Так сейчас случилось и со мной: одно слово хозяина о том, чтобы старик помолодел, заставило меня придумать эту басню о молодильной воде; чему, кроме нашего простака стряпчего, никто не поверит. Покуда дело идёт на лад, - теперь надо и дальше распорядиться этой выдумкой хорошенько; чтобы выманить у него деньги для моего молодого хозяина, его сына. Я думаю, что это мне удастся; а помолодеет он или нет, это уж его дело. Он что-то проговаривался о любви: должно быть, хочет насмешить весь город: он уж мне говорил, не знаю серьёзно ли, что хочет жениться. Если он и до сих
   пор ещё не оставил этого, то надо ждать, что я сделаю его молодым; и теперь я очень доволен, что он ухватился за это. Но вот Дарио, его сын и мой любезный хозяин, - для этого я стараюсь с удовольствием. Он о чём-то разговаривает с собою, останусь послушать, чтобы узнать хорошенько, что ему отвечать.

Входит Дарио.

Явление 3.

Дарио и Валерио.

   Дарио. Ничего нельзя сделать; видно так Богу угодно, чтобы всегда наши радости отравлялись каким-нибудь неудовольствием, - которое всегда родится там, где его и не ожидаешь. Вот я, что редко встречается в нашем возрасте, совершенно свободен от тех желаний, которые обыкновенно составляют сюжет комедий: я говорю - комедий, потому что, как мы почти всегда видим, в них отыскивается какой-нибудь пропавший родственник, или вознаграждается страстная любовь: что касается до родственников, то у меня их очень много, и лучше бы хотел растерять и этих, чем находить других; а что до любви, то нет человека свободнее меня, в этом случае, я не из тех, которые проводят ночи у цоколя, чтобы видеть стены своих дам; и не отчаиваюсь, не горю и не леденею в одно и то же время, что бывает с влюблёнными. Таким образом, мог бы я жить довольно приятно, если бы не эта новая нужда Марчелло, который неожиданно просит у меня пятьдесят скуди, - и как будто он не знает, как у меня мало денег по милости невероятной скупости моего отца. Но я люблю Марчелло, как только можно любить друга, и, сказать по правде, не стал и отговариваться; чтобы он не подумал, что я не желаю одолжить его; и, как путный, обнадёжил его, что достану деньги нынче к вечеру. А теперь вот и не знаю, где мне добыть и одно скудо, а не только что пятьдесят. Приказал я хорошенько Валерио, нашему слуге, чтобы он похлопотал достать мне их, или у отца, или где в другом месте, да не знаю, куда он делся и что сделал: надежды здесь мало. Но не он ли это? Да то он, он подслушивает меня. Валерио, Валерио, что ты здесь делаешь?
   Валерио. Думаю.
   Дарио. О чём?
   Валерио. Вот ещё! Кажется, мне есть о чём подумать, как вы задали мне такое поручение.
   Дарио. Ну, и ты ничего не сделал?
   Валерио. Ничего, это вы верно говорите. Разве вы не знаете, каков у вас отец?
   Дарио. Очень хорошо знаю. Но как же мне быть; я не могу помочь другу, а я ему обещал и дал слово? Я в отчаянии, средств никаких нет.
   Валерио. Неправда: средство есть хорошее.
   Дарио. Да, какое?
   Валерио. Терпение, которое нужно иметь и вам и вашему другу; это средство во всякой беде помогает.
   Дарио. Ты уж очень умён, как я вижу.
   Валерио. Ну да, умён; раскусите меня прежде, да потом и судите, умён я, или нет: не пройдёт двух часов, как я вручу вам не то что только пятьдесят, а сто скуди, - и выманю их у вашего отца. Но смотрите, я вам вперёд говорю, для этого мне нужно возвратить ему юность и сделать его молодым человеком двадцати пяти лет.
   Дарио. Ах! Ты всё шутишь надо мной?
   Валерио. Я не шучу над своими господами; вот вы сами увидите, что вам я доставлю деньги, а его сделаю молодым, - всё, как обещал.
   Дарио. Ну, как же ты не шутишь? Каким образом можно старика сделать молодым? Ты ведь не Бог.
   Валерио. Да разве вы не знаете, что теперь то и дело новости открываются? Уж коли я ему это обещал, так уж я исполню.
   Дарио. Обещал ты ему, только не исполняй; ты лучше подумай, нельзя
   ли ему прибавить лет, - а не то что убавлять; а что мне обещал насчёт денег, то исполни.
   Валерио. Не сомневайтесь, всех ублаготворю, а вас первого. Теперь я пойду хлопотать, доделывать это дело.
   Дарио. Иди, и постарайся поскорее увидеться со мной: я пойду, поищу Марчелло у дворца Подесты, или на площади; он сказал, что там будет.

Действие 2.

Явление 1.

Камилла и Лесбия.

   Камилла. Ну, Лесбия, мать моя теперь от нас далеко и разговоров наших
   слышать не может, скажи мне, сделай милость, для чего это она так часто посылает тебя из дому: и кажется мне, что недаром, а по какому-то важному делу.
   Лесбия. А ты всё ещё не отстаёшь называть монну Паперу матерью, хоть и знаешь, что она не мать тебе?
   Камилла. Теперь совсем не о том разговор. Хоть она мне и не мать, но она обращается со мною совершенно как с дочерью, и это не новое дело: ты мне ответь на то, что я у тебя спросила.
   Лесбия. Ну, Камилла, столько раз ты меня упрашивала и упрашивала сказать тебе об этом, что уж я молчать не могу. Посылает меня монна Папера так часто из дому ни за чем другим, а только затем, что ищет она тебе мужа.
   Камилла. Ой, беда! Что ты говоришь! Да этого быть не может; потому что, если б это было, ты бы не узнала так скоро.
   Лесбия. Ты ошибаешься, ни за чем другим, а за этим только я и бегаю каждый день. Но что бы ты сказала, если б видела, что у меня здесь, внутри?
   Камилла. Я тебе скажу правду, ты точно сама не своя...

На этом рукопись обрывается.

   1582 г.
   
   Сохранившийся фрагмент рукописи перевода начинается с последней фразы шестнадцатой реплики первого диалога пьесы (синьора Алессо и Валерио) и заканчивается на первой фразе седьмой реплики первого диалога первого действия второго акта (Камиллы и Лесбии). Столь резкое начало и резкое окончание говорят о том, что, скорее всего, перевод был более полным.
   
   Источник текста: "Текст. Книга. Книгоиздание". No 1, октябрь, 2016 г. С. 30 - 38.
   ИРЛИ (ПД). Ф. М. М. Шателен. No 23.049/СXIII5. Л. 1 - 4 с оборотами.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru