Lib.ru/Классика: Громека Степан Степанович. Киевские волнения в 1855 году

КІЕВСКІЯ ВОЛНЕНІЯ ВЪ 1855 ГОДУ.

Въ настоящее время европейская и русская журналистика очень часто вынуждена говорить о нашихъ западныхъ губерніяхъ. Иностранцы до сихъ поръ называютъ ихъ польскими провинціями. Лордъ Пальмерстонъ въ засѣданіи парламента выразилъ еще недавно сожалѣніе, что эти провинціи, вопреки либеральному намѣренію Александра І-го, не присоединены къ Польшѣ. Мнѣнія польскихъ и французскихъ газетъ объ этихъ провинціяхъ извѣстны всѣмъ. Одна только газета "LIe Temps" выразила желаніе, чтобъ эти провинціи сами рѣшили, кому онѣ хотятъ принадлежать, Россіи или Польшѣ. Разумѣется, не намъ русскимъ возстать противъ такого требованія. но какъ его исполнить? Спросить населеніе западныхъ губерній? Но вѣдь иностранцы не повѣрятъ, что отвѣтъ, который дадутъ эти провинціи, будетъ добровольный. Нѣкоторые изъ польскихъ публицистовъ и теперь говорятъ, что истинное мнѣніе западныхъ провинцій не можетъ быть извѣстно, пока онѣ находятся подъ владычествомъ Россіи. А развѣ, попавъ подъ владычество поляковъ, эти провинціи будутъ больше свободны въ выраженіи своихъ желаній? Вѣдь для того, чтобъ suffrage universel, на которое разсчитываютъ иностранные публицисты, было вполнѣ свободно, для этого необходимо, чтобъ южнорусскій и западно-русскій народъ могъ выразить свое желаніе самъ собою, помимо всякихъ вліяніи, какъ великорусскихъ, такъ и великопольскихъ; для этого необходимо, чтобъ Россія отозвала оттуда свои войска и своихъ чиновниковъ, а поляки вызвали своихъ ксендзовъ и свою шляхту. Только тогда дѣло было бы совершенно чисто и ясно, и только тогда Европа увидѣла бы, въ чемъ состоятъ истинныя желанія сказанныхъ областей. Очевидно, что это -- одна изъ такихъ утопій, о которыхъ можно только мечтать, безъ всякой надежды на ея осуществленіе.

Однакожь, несмотря на очевидную невозможность осуществить эту утопію по произволу публицистовъ, мы имѣемъ нѣкоторыя данныя, показывающія, что часть южно-русскаго народа пставъ давно находилась въ положеніи, весьма близкомъ къ этой утопіи. Былъ моментъ, когда народонаселеніе кіевской губерніи дѣйствовало независимо отъ русскихъ и польскихъ властей, и громко высказывало свои желанія. Около шести лѣтъ лежитъ у насъ рукопись, въ которой описывается этотъ любопытный эпизодъ южно-русской исторіи. Мы полагаемъ, что напечатаніе этого разсказа въ настоящую минуту будетъ небезполезно. Въ немъ читатель не найдетъ ни малѣйшей тѣни національной вражды. Разсказъ написанъ не съ полемическою цѣлію и вовсе не имѣлъ въ виду польскаго вопроса; въ немъ дѣло идетъ собственно о дѣйствіяхъ мѣстной администраціи и описываются недоразумѣнія между нею и народомъ. Но, тѣмъ неменѣе, изъ безпристрастнаго разсказа очевидца читатель можетъ почерпнуть кое-какія свѣдѣнія о политическихъ воззрѣніяхъ, инстинктахъ и желаніяхъ южно-русскаго народа. Печатаемъ этотъ разсказъ въ томъ самомъ видѣ, въ какомъ онъ написанъ шесть лѣтъ тому назадъ.

Это было во время самаго разгара севастопольской войны. Въ центральной Россіи собирались ополченія. Въ Малороссіи формировались казацкіе полки. По другую сторону Днѣпра, собственно въ Украйнѣ, не было объявляемо ни ополченія, ни казацкихъ полковъ. Въ послѣднихъ числахъ марта 1855 года, возвращаясь изъ дальней командировки въ Кіевъ, я остановился въ Бѣлой-Церквѣ на полчаса, чтобъ пообѣдать. За столомъ подлѣ меня сидѣли нѣсколько поляковъ -- мелкихъ помѣщиковъ или экономовъ, и о чемъ-то разговаривали между собою потихоньку. Наконецъ одинъ изъ нихъ обратился ко мнѣ съ вопросомъ: неизвѣстно ли мнѣ, по какому случаю и вслѣдствіе какого распоряженія крестьяне, вокругъ Бѣлой-Церкви, "записываются въ казаки"? Не имѣя никакого понятія о томъ, что дѣлалось въ это время вокругъ Бѣлой-Церкви, и въ первый разъ слыша о казакахъ, я отвѣчалъ, что ровно ничего не знаю, потому что давно уже не былъ въ Кіевѣ; но -- прибавилъ я въ видѣ предположенія -- вѣроятно, и въ нашихъ губерніяхъ, по примѣру Малороссіи, велѣно сформировать казацкіе полки... Собесѣдники возразили мнѣ на это, что до-сихъ-поръ никакого подобнаго распоряженія обнародовано не было, а между тѣмъ крестьяне цѣлыми селами записываются въ казаки. "Вѣрно какое нибудь недоразумѣніе", отвѣчалъ я. На этомъ разговоръ прекратился. Тройка была подана, и я покатилъ въ Кіевъ.

Когда я явился съ отчетомъ о моей командировкѣ къ генерал-губернатору, первымъ вопросомъ его было: не слыхалъ ли я что нибудь про казаковъ? Я разсказалъ о томъ, что слышалъ въ БѣлойЦерквѣ, и въ свою очередь спросилъ, много ли казацкихъ полковъ велѣно сформировать въ нашемъ краѣ. Генерал-губернаторъ объяснилъ, что никакихъ ополченій нѣтъ, но что крестьяне кіевской губерніи, по недоразумѣнію, вообразивъ, будто государь требуетъ и отъ нихъ казаковъ, въ своемъ вѣрноподданническомъ усердіи стремятся наперерывъ другъ передъ другомъ записываться въ казаки. При этомъ генерал-губернаторъ добродушно улыбнулся. "Помѣщики, разумѣется, перепугались ненашутку", прибавилъ онъ: "графъ Б -- ій прискакалъ на дняхъ ко мнѣ, умоляя о защитѣ. Я его успокоилъ. Пугаться тутъ нечего. Все дѣло состоитъ въ простомъ и невинномъ недоразумѣніи. Я послалъ подполковника А -- на, вмѣстѣ съ бѣлоцерковскимъ священникомъ, въ таращанскіи уѣздъ увѣщевать народъ, и получилъ самыя успокоительныя донесенія. Крестьяне подаются увѣщанію и обѣщаютъ возвратиться къ барщиннымъ работамъ. Но такъ-какъ недоразумѣніе успѣло распространиться, то я командировалъ еще генерал-майора Б--на въ Васильковскій уѣздъ. Надѣюсь, что и онъ поведетъ дѣло благоразумно..."

Раскланявшись съ начальникомъ края, я возвратился домой, пріятно мечтая объ отдыхѣ, ожидавшемъ меня въ семьѣ послѣ продолжительныхъ странствованій. Но не прошло двухъ дней, какъ меня разбудили ночью и потребовали къ генерал-губернатору. Я нашелъ его очень встревоженнымъ извѣстіями, полученными изъ Васильковскаго уѣзда. Генерал-майоръ Б--въ, но словамъ начальника края, дѣйствуетъ вяло и нерѣшительно: "ему дана въ распоряженіе цѣлая рота (саперная) для употребленія строгихъ полицейскихъ мѣръ въ случаѣ надобности, а онъ -- сидитъ на одномъ мѣстѣ и жалуется, что мало у него солдатъ, требуетъ другой роты. Вотъ ужь третьяго нарочнаго присылаетъ онъ ко мнѣ съ извѣстіями все болѣе и болѣе тревожными -- продолжалъ генерал-губернаторъ: онъ пишетъ, что каждый день прибываютъ къ нему новыя толпы крестьянъ и держутъ его въ осадномъ положеніи. Съ минуты на минуту онъ ждетъ нападенія"... Въ заключеніе, генерал-губернаторъ объявилъ мнѣ, что посылаетъ въ помощь къ генерал-майору Б--ву вице-губернатора И -- на, управлявшаго въ то время губерніею, а въ помощь вице-губернатору назначаетъ меня. "Я не даю вамъ наставленій -- такъ заключилъ свою рѣчь начальникъ края, обращаясь ко мнѣ:-- вы лучше меня знаете этотъ край; вы въ немъ родились и умѣете говорить по-малороссійски. Вицегубернаторъ -- человѣкъ новый, изъ великой Россіи, никогда невидѣвшіи здѣшняго народа. Я надѣюсь, что вы станете помогать ему и согласоваться съ нимъ для общей пользы". Начальникъ края просилъ меня отправиться вмѣстѣ съ управляющимъ губерніей немедленно. При этомъ вручено мнѣ было предписаніе, повторявшее въ общихъ словахъ порученіе генерал-губернатора и начинавшееся такъ: "Въ нѣкоторыхъ уѣздахъ кіевской губерніи возникли между крестьянами помѣщичьихъ имѣній недоразумѣнія: крестьяне думаютъ, что всѣ они призываются на службу казаками".

На другой день, наканунѣ 1-го апрѣля, я и управляющій губерніей выѣхали вмѣстѣ изъ Кіева. Дорогою, разговаривая съ своимъ спутникомъ, я не узналъ отъ него ничего новаго. Никакихъ подробностей о дѣлѣ онъ не могъ сообщить мнѣ, потому что и самъ зналъ немного. Видно только было, что онъ смотрѣлъ на дѣло, какъ на простое неповиновеніе крестьянъ и желаніе уклониться отъ барщины. Но онъ надѣялся на успѣхъ своихъ увѣщаній и чиновничьяго искусства, которымъ славился. Онъ говорилъ мнѣ, что ему случалось уже усмирять крестьянъ во Владимірской губерніи, гдѣ онъ былъ чиновникомъ особыхъ порученій. "Но вѣдь здѣшній народъ -- не то, что Владимірскій", замѣтилъ я ему. "О, повѣрьте, это -- все равно", отвѣчалъ онъ мнѣ, улыбаясь: "Богъ дастъ, справимся и съ вашими хохлами." "Исполать тебѣ!" подумалъ я, глядя на его талейрановскую улыбку. Вечеромъ того же дня мы прибыли въ м. Бѣлую-Церковь. Намъ оставалось еще около двадцати верстъ до с. Быковой-Гребли, гдѣ находился генерал-майоръ Б*; но темная ночь, дурная дорога и разсчетъ пріѣхать на мѣсто днемъ, заставили насъ ночевать въ Бѣлой-Церкви. Здѣсь посѣтили насъ владѣлецъ Бѣлой-Церкви, главноуправляющій его имѣніями и еще кто-то изъ помѣщиковъ. Передавая извѣстія о быстромъ распространеніи волненія въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ наканунѣ все еще было спокойно, помѣщики предлагали свое содѣйствіе для принятія быстрыхъ и рѣшительныхъ мѣръ, изъявляя готовность поставлять неограниченное число подводъ для перемѣщенія съ мѣста на мѣсто войскъ. Вообще въ разсказахъ гг. помѣщиковъ отражалось вліяніе естественныхъ въ подобномъ случаѣ чувствъ страха и опасенія за личную безопасность и хотя, въ частности, они подробно знали обо всемъ, что происходило въ ихъ владѣніяхъ, быть можетъ, даже подробнѣе, чѣмъ ближайшія полицейскія власти, но, какъ впослѣдствіи оказалось, такъ же мало, какъ и послѣднія, подозрѣвали истинный смыслъ и характеръ событій.

На другой день, то-есть 1-го апрѣля, въ 6 часовъ утра, мы прибыли въ с. Быкову-Греблю. Подъѣзжая къ экономическому дому, увидѣли мы слѣдующую картину: на небольшой площади передъ воротами довольно обширнаго двора, выстроена была саперная рота развернутымъ фронтомъ, лицомъ къ площади. Передъ этой ротой, шагахъ въ десяти, стояла толпа ничѣмъ невооруженныхъ крестьянъ на колѣнахъ, безъ шапокъ и съ поднятыми вверхъ двумя пальцами правой руки. Рота стояла вольно, имѣя на правомъ флангѣ ротнаго и батальйоннаго командировъ. Въ глубинѣ двора, у самаго дома, виднѣлась другая рота, окружившая другую толпу, поверженную ницъ, посреди которой генерал-майоръ Б* чинилъ тѣлесное наказаніе крестьянамъ. Экипажъ пріѣхавшихъ остановился, не доѣзжая первой роты, у воротъ, и вице-губернаторъ въ ту же минуту отправился къ генералу; а я, заинтересованный необыкновеннымъ положеніемъ колѣнопреклоненной толпы, безмолвно стоявшей передъ ротой, полюбопытствовалъ, между тѣмъ, узнать въ чемъ дѣло и, подойдя къ крестьянамъ, спросилъ ихъ: "Что они тутъ дѣлаютъ, и покорились ли убѣжденіямъ начальства?" "Покорились, ваше благородіе", отвѣчали они и вмѣстѣ съ этимъ разостлали предо мною на землю чистую скатерть, и положили хлѣбъ-соль. "Стало быть, и на барщину завтра пойдете?" спросилъ я ихъ. "На панщину? ни! на панщину не нійдемъ, а желаемъ всѣ, до одного, проливать кровь за царя!" Я попробовалъ-было увѣрить ихъ, что нельзя всѣмъ идти на войну, и что царь вовсе не требовалъ ополченія съ нашей губерніи, но получилъ въ отвѣтъ слѣдующія слова: "Пока намъ царь не отпишетъ резолюціи, до тѣхъ поръ не пойдемъ на панщину: робыть съ нами то хочете, а мы желаемъ служить Богу и государю -- да и годи!"

Видя, что дѣло идетъ вовсе не объ уступкахъ, я сказалъ крестьянамъ, что хлѣба-соли принять не могу, что эта честь принадлежитъ начальнику губерніи, со мной пріѣхавшему. Затѣмъ отошелъ отъ нихъ; но не успѣлъ еще сдѣлать десяти шаговъ вдоль фронта, какъ позади себя услышалъ въ толпѣ восклицаніе: "Що мы тутъ будемъ стоять! Ходимъ, хлопци! Бачете якъ нашихъ пятнуютъ!..." и съ этимъ словомъ толпа двинулась, мимо меня прямо на роту, заграждавшую ворота, съ намѣреніемъ пробиться во дворъ. Не внимая словамъ батальйоннаго командира и солдатъ, схватившихъ ружья на руку, громада густой массой налегла на фронтъ, грудью напирая на штыки и хватаясь за нихъ руками; но въ эту минуту раздались выстрѣлы, дымъ скрылъ дальнѣйшую борьбу... чрезъ нѣсколько секундъ ударили отбой... Ни дыму, ни толпы уже не было... на площади остались только двѣнадцать человѣкъ крестьянъ -- шесть убитыхъ и столько же раненыхъ. Все это произошло быстро, въ теченіе какихъ нибудь 10--15 минутъ со времени пріѣзда управляющаго губерній. Я долго не могъ опомниться, очутившись такъ неожиданно подъ выстрѣлами. Рота стояла безмолвно, опустивши ружья; раненые стонали. Впереди всѣхъ, у самой роты, лежалъ распростертый трупъ рослаго казака: въ груди у него было нѣсколько пуль и штыковыхъ ранъ, въ рукѣ -- сломанный солдатскій штыкъ; черные волоса длинной прядью отѣняли блѣдное лицо. Недалеко подлѣ него лежало еще пять труповъ, изъ которыхъ въ одномъ были еще признаки жизни. Никто не двигался съ мѣста и не подавалъ никакой помощи раненымъ.

За ротой на возвышеніи стоялъ Васильковскій земскій исправникъ. Я обратился къ нему, прося его кликнуть своихъ разсыльныхъ и помочь раненымъ; затѣмъ, побѣжавъ въ ближайшую хату и найдя тамъ одну только старуху, захватилъ у нее воды и поднесъ умиравшему: онъ взглянулъ на меня умоляющимъ взглядомъ, проглотилъ нѣсколько капель и испустилъ духъ въ предсмертныхъ судорогахъ. Остальныхъ шесть человѣкъ раненыхъ мы съ исправникомъ снесли и отвели въ ближайшую избу. У одного изъ нихъ изъ груди фонтаномъ била кровь. Заткнуть рану было нечѣмъ -- я залѣпилъ ее хлѣбомъ. У другаго была прострѣлена рука и нога, съ раздробленіемъ кости; третій, пожилой уже человѣкъ, получилъ продольную рану сзади; онъ страдалъ болѣе всѣхъ и стоналъ ужасно: "усю с... у отбили", говорилъ онъ, не имѣя возможности ни сѣсть, ни лечь. Остальные три человѣка были ранены легко {Впрочемъ, послѣ продолжительнаго леченія, всѣ шесть человѣкъ выздоровѣли, благодаря искусству и попеченіямъ медика Салатки, завѣдовавшаго бѣлоцерковской помѣщичьей лечебницей -- того самаго г. Салатки, который, по газетнымъ извѣстіямъ, былъ недавно задавленъ землею, при раскопкѣ имъ какого-то клада подлѣ Бѣлой-Церкви.}. Уложивши кое-какъ раненыхъ въ избѣ на соломѣ, я отправился къ генералу. "Что тамъ случилось?" спросилъ онъ меня громко, чтобъ слышали крестьяне. "Шесть человѣкъ убито и шесть ранено", отвѣчалъ я. "Слышите ли вы, бунтовщики?" обратился генералъ къ наказываемымъ. Я успокоилъ его, и совѣтовалъ подумать о раненыхъ. На крыльцѣ стоялъ управляющій имѣніемъ -- польскій шляхтичъ, придалъ какъ ребёнокъ "Pobili mnie ludziey", говорилъ онъ, ломая въ отчаяніи руки. Я просилъ его не плакать, а лучше поскорѣе послать за докторомъ въ Бѣлую-Церковь. Онъ послалъ за докторомъ верховаго гонца. Въ эту минуту разсыльный прибѣжалъ дать губернатору знать, что прогнанная толпа, вооружившись снова, идетъ сюда, но уже съ другой стороны. Дѣйствительно -- на горѣ, противъ господскаго дома, показалась толпа человѣкъ въ восемсотъ, шедшая прямо по направленію къ дому и предводительствуемая старикомъ огромнаго росту, опиравшимся на палку. Но люди были, попрежнему, безоружны. Тревожное чувство овладѣло всѣми, обѣимъ ротамъ велѣно тотчасъ разсыпаться вдоль плетня, ограждавшаго дворъ съ тои стороны, откуда шли крестьяне. Однакожь они, не доходя шаговъ сто, остановились; потомъ явился передъ ними столъ, покрытый скатертью, съ хлѣбомъ-солью. Управляющій губерніею и генерал-майоръ Б* оба поперемѣнно обращались къ пришедшимъ съ рѣчью, убѣждая ихъ выслать нѣсколько человѣкъ для объясненій. Но крестьяне видимо не понимали; къ тому же вѣтеръ относилъ слова, и отвѣтовъ ихъ рѣчей нельзя было разобрать. Поэтому предложено было мнѣ переговорить съ ними на ихъ собственномъ нарѣчіи. Перейдя черезъ плетень и приближаясь къ нимъ, я, разумѣется, не былъ въ спокойномъ состояніи, полагая, что эти люди дѣйствительно имѣли намѣреніемъ сдѣлать нападеніе. "Чего вамъ нужно, хлопцы?" спросилъ я, приблизясь къ нимъ.-- "Ходить, пане, блище; мы вамъ ничого не зробымъ", отвѣчали они и вмѣстѣ съ этимъ подняли два пальца вверхъ. "Чего вы хотите"? повторилъ я, подойдя къ нимъ. "Служить Богу и государю до послѣдней капли крови", былъ отвѣтъ. Тутъ я вступилъ съ ними въ объясненія и узналъ, что это -- совсѣмъ не тѣ люди, которые разбѣжались недавно, а новая толпа, составленная изъ громадъ разныхъ деревень и пришедшая по слухамъ, что здѣсь находится генералъ и будетъ читать указъ. Разсказавъ имъ наскоро о происшедшемъ только что несчастій, я старался, сколько могъ, разсѣять ихъ заблужденія и убѣждалъ ихъ возвратиться къ порядку. Замѣтивъ по лицу нѣкоторыхъ молодыхъ людей, что разсказъ на нихъ подѣйствовалъ, я надѣялся уже на успѣхъ моего посольства; но въ это время оба начальника приближались уже съ войскомъ. Въ толпѣ произошло колебаніе. Одни стали отзываться, что готовы пристать до панщины, когда все громада пристанетъ; другіе -- говорили, что и они бы пристали, когда бъ только назначили одинъ день барщины въ недѣлю. Въ эту минуту войска приблизились, и крестьянамъ велѣно стать на колѣни. Продолжая увѣщанія, я старался объяснить крестьянамъ всю опасность ихъ положенія и всю безразсудность требованія насчетъ уменьшенія числа рабочихъ дней, при чемъ ссылался на инвентарныя правила, самимъ царемъ утвержденныя. На это многіе восклицали: "Да Богъ ёго знаетъ, то у томъ левентари написано!" -- "Неправда" продолжалъ я: "вы всѣ отлично знаете, что въ немъ написано!" и при этомъ, увидя впереди другихъ старика съ спокойнымъ и умнымъ лицомъ, опершагося на палку, сталъ упрекать его за дурной примѣръ, подаваемый молодёжи, говоря: "вѣдь ты наизусть знаешь инвентарныя правила -- зачѣмъ же ты говоришь неправду?" -- "Да Богъ ёго знаетъ, панычу", отвѣчалъ онъ, стоя на колѣнахъ и почесываясь: "той левентарь щось дуже глубоко написанъ."

Ожиданія битвы на этотъ разъ, къ счастію, не оправдались, и дѣло кончилось тѣлеснымъ наказаніемъ нѣкоторыхъ и арестованіемъ старика, предводительствовавшаго толпою. Довольные хоть этимъ успѣхомъ, начальники отправились въ комнаты экономическаго дома, гдѣ приготовленъ былъ завтракъ, до котораго никто, разумѣется, не прикасался. Начались объясненія. Изъ нихъ узнали, что генералъ, тщетно расточая, въ теченіе нѣсколькихъ дней, увѣщанія и видя, что число ежедневно приходящихъ къ нему крестьянъ, упорныхъ въ заблужденіи, увеличивается, и что съ одной ротой управиться съ ними нельзя, потребовалъ другую. Какъ только она пришла, генералъ тотчасъ призвалъ крестьянъ, собиравшихся наканунѣ, въ числѣ коихъ, какъ ему было извѣстно, находились депутаты изъ разныхъ деревень, приславшихъ узнать, что тутъ дѣлается. Окруживъ ихъ одной ротой, онъ поставилъ другую у воротъ, чтобъ не допустить во дворъ новой толпы, вскорѣ завидѣнной вдали, приказавъ этой послѣдней ротѣ зарядить ружья боевыми патронами. Остальное уже извѣстно. Управляющій губерніей спрашивалъ, точно ли нельзя было обойтись безъ стрѣльбы, и не лучше ли было бы прогнать толпу прикладами и штыками; но гг. батальйонные и ротные командиры опровергли это мнѣніе, ссылаясь на военный артикулъ и на то, что при дѣйствіи штыками жертвъ могло быть гораздо болѣе, чѣмъ теперь. При этомъ показывали нѣсколько измятыхъ и вовсе переломанныхъ штыковъ, какъ доказательство упорной борьбы со стороны крестьянъ, дѣйствовавшихъ однѣми руками... Потомъ, естественно, мысли и разговоры обратились къ предстоявшей тяжелой обязанности составить донесеніе о происшедшемъ. Положеніе генерала было тяжело. Къ пущему горю его, въ эту самую минуту получены были депеши отъ начальника края, въ числѣ которыхъ одна, ссылаясь на постоянные успѣхи подполковника А--ва, рекомендовала генералу сообразоваться съ его дѣйствіями. Между тѣмъ, въ теченіе остальной половины дня отовсюду получались извѣщенія о новыхъ безпорядкахъ. Общимъ совѣтомъ предположено было не предпринимать въ этотъ день ничего, подождавъ пока слухъ о происшедшемъ не распространится по окружнымъ селамъ и не произведетъ впечатлѣнія. Остатокъ дня былъ посвященъ составленію донесеній и принятію хлѣба-соли отъ усмиренныхъ утромъ громадъ, пришедшихъ съ повинною.

На другой день, 2-го апрѣля, всѣ лица, дѣйствовавшія наканунѣ, двинулись въ общемъ составѣ въ село Яблоновку, гдѣ должна была присоединиться къ нимъ еще одна саперная рота, вызванная управляющимъ губерніею изъ Таращи. Къ вечеру прибыли въ Яблоновку и узнали, что всѣ крестьяне этого села разбѣжались; но на другой день утромъ, убѣжденная посланными въ лѣсъ нарочными, громада возвратилась и съ хлѣбомъ-солью пришла къ начальству, прося прощенія въ заблужденіи. Тутъ же въ Яблоновкѣ управляющій губерніею получилъ новыя тревожныя донесенія. Сквирскіи исправникъ писалъ, что въ селѣ Березной сосредоточилось нѣсколько громадъ изъ окружныхъ деревень; что толпа, простирающаяся такимъ образомъ до 4-хъ или 5-ти тысячъ человѣкъ, стоитъ на площади, заперла четырехъ священниковъ въ церкви и принуждаетъ ихъ силою и разными истязаніями къ прочтенію указа о свободѣ и приведенію къ присягѣ. Въ то же время управляющій имѣніями гр. Вл. Б* доставилъ извѣстіе, что въ 12 верстахъ отъ Яблоновки, въ селѣ Трушкахъ (Васильковскаго уѣзда) собралась также значительная толпа изъ разныхъ деревень, отказывающаяся отъ повиновенія. Управляющій губерніею рѣшился раздѣлить свои силы: самъ онъ, вмѣстѣ съ генерал-майоромъ Б", отправился съ двумя ротами въ село Березную, взявъ съ собою и становаго пристава Васильковскаго уѣзда, Г--го, а меня, съ остальной ротой и съ Васильковскимъ исправникомъ, командировалъ въ село Трушки. Это было въ ѳомино воскресенье, 4-го апрѣля.

Я прибылъ въ Трушки въ полдень. Оставивъ роту при ея командирѣ позади селенія, я отправился вдвоемъ съ исправникомъ къ церкви, окруженной народомъ. Съ приближеніемъ нашимъ, болѣе 2-хъ тысячъ человѣкъ, тѣснившихся за церковной оградой, сняли шапки, выставили столъ съ хлѣбомъ-солью и подняли два пальца {У г. Костомарова въ "Исторіи Богдана Хмѣльницкаго" можно видѣть, что украинскій народъ, и въ то время, въ минуту увлеченія, выражалъ общую рѣшимость и клятву двумя поднятыми вверхъ пальцами.}. Послѣдовали объясненія. Все, что можно было придумать для убѣжденія заблуждающихся, все было сказано -- но напрасно: толпаоставалась непреклонною. Разсказы о происшествіи въ Быковой-Греблѣ также не дѣйствовали: народъ имъ не вѣрилъ. "Робыть то хочете", говорилъ онъ: "а на панщину не пійдемо, поки царь не пришле намъ резолюціи на наше прошеніе". Даже женщины, съ грудными дѣтьми, появляясь впереди толпы и открывая свою грудь, восклицали съ увлеченіемъ: "Стрѣляйте сюда; мы всѣ готовы умереть до послѣдней, но пока живы, кромѣ царя, никому служить не станемъ." Я рѣшился не приступать ни къ какимъ дѣйствіямъ и увѣдомить о томъ управляющаго губерніей. Написавъ ему тутъ же, при громадѣ, нѣсколько словъ карандашомъ, я объявилъ народу о своемъ рѣшеніи и потребовалъ у нихъ верховаго для отправленія записки. Громада исполнила это требованіе, дала гонца и объявила, что будетъ спокойно ожидать начальника, а съ нимъ и своей участи. Расположась съ ротой подлѣ дома священника, въ полуверстѣ отъ церкви, я въ теченіе остальнаго дня неоднократно ходилъ къ громадѣ то самъ, то вмѣстѣ съ исправникомъ. Каждый разъ, съ приближеніемъ моимъ, народъ стекался со всѣхъ сторонъ и спѣшилъ соединиться за церковной оградой, видимо не допуская никакихъ отдѣльныхъ разговоровъ, но вмѣстѣ съ тѣмъ оказывая мнѣ и исправнику наружные знаки почтенія. Иногда мнѣ казалось, что слова мои дѣйствуютъ; но минутное молчаніе толпы, подававшее поводъ къ такому заключенію, прерывалось обыкновенно однимъ какимъ нибудь голосомъ, за которымъ / Слѣдовало общее восклицаніе: "Богу и государю -- и больше никому!" Вообще мирныя бесѣды мои съ ними, сами по себѣ представляя любопытное зрѣлище, поясняли мнѣ многое, чего я прежде не понималъ. Собранная изъ нѣсколькихъ деревень толпа, заключая въ себѣ все мужское населеніе ихъ, отказываясь отъ всякаго повиновенія экономическимъ властямъ, въ то же время обходилась съ ними мирно и нерѣдко снимала шапки передъ управителемъ и экономомъ. Если послѣднимъ случалась надобность послать куда нибудь человѣка, они обращались къ громадѣ и рѣдки получали отказъ, хотя въ то же время насильно отнималась у нихъ дворовая прислуга, понуждаемая побоями пристать къ громадѣ. Равнымъ образомъ громада отпускала отъ себя сотскаго для выполненія требованій исправника. Управляемая выборными атаманами, она составляла нераздѣльную единицу. Выраженіе: "громада -- великій человѣкъ" было на устахъ у всѣхъ и служило единственнымъ оправданіемъ отдѣльныхъ лицъ, малѣйшій проступокъ которыхъ наказывался громадою безъ всякой пощады.

"Памятуйте, хлоици, то мы -- не бунтовщики!" говорила она, внушая каждому необходимость вести себя смирно, чтобы не навлечь со стороны владѣльцевъ и начальства обвиненія въ бунтѣ. "Мы не бунтуемось", говорили они мнѣ и исправнику въ отвѣтъ на увѣщанія. "Де-жь вы бачили такихъ бунтовщикивъ, якъ мы?" И при этомъ представляли слѣдующія доказательства: вопервыхъ -- говорили они -- мы соблюдаемъ порядокъ и не трогаемъ ничьего добра -- мало того, мы сами поставили караулы у заводовъ, амбаровъ и вездѣ, гдѣ нужно, чтобъ нигдѣ ничего не было тронуто; вовторыхъ, мы сами запечатали кабаки, чтобъ никто не пьянствовалъ; втретьихъ, мы, какъ видите, стоимъ передъ вами безоружные: дѣлайте съ нами, что хотите, но мы не сойдемъ съ этого мѣста, пока не объявятъ намъ указа царскаго. И за этимъ обыкновенно слѣдовали крики: "Желаемъ служить царю до послѣдней капли крови!"

Истощивъ всѣ возможныя убѣжденія, я спросилъ ихъ, вѣрятъ ли они наконецъ, что я присланъ отъ главнаго начальника края, въ неподкупности котораго они не могутъ сомнѣваться? Иные отвѣчали: вѣримъ, другіе: не вѣримъ! Я старался объяснить имъ, какая горькая участь ожидаетъ ихъ по приходѣ управляющаго губерніею съ войсками. На это, стоявшій впереди крестьянинъ сказалъ мнѣ: "Слухайте, пане, то я вамъ скажу: сегодня день св. Ѳомы, а Ѳома невирный казакъ Господу: доты не новирю, поки не положу палцевъ у раны твои". Отъ такъ, пане, и мы вамъ скажемо: доки не положенъ палцевъ у раны наши, доты не повиримо, то воны видъ царя..."

Возвращаясь къ вечеру, послѣ одной изъ такихъ бесѣдъ съ крестьянами, я увидѣлъ, не доходя до дома священника, молодаго парня, который посланъ былъ гонцомъ къ губернатору, возвращающагося назадъ. Лошадь его была вся въ мылѣ и тяжело двигала боками. Парень, соскочивъ съ коня и привязавъ его у дерева, шелъ ко мнѣ навстрѣчу. На немъ лица не было; губы его дрожали, на щекахъ подергивалась каждая жилка. Онъ молча подалъ мнѣ записку отъ вице-губернатора. Въ запискѣ были слѣдующія слова: "У насъ самихъ очень плохо; къ утру, однако, постараемся поспѣшить къ вамъ". "Что такое тамъ случилось", спросилъ я гонца: "что ты тамъ видѣлъ?" -- "Ѳ, то я тамъ бачивъ, пане, я и разсказывать не можу", отвѣчалъ парень, глубоко вздохнувъ и дрожа всѣмъ тѣломъ.-- "Да разскажи же, что такое?" -- "Ой, пане, богацько людей побили, такъ то и сказать не можно!" отвѣчалъ парень. Видя, какъ глубоко было его страданіе, я вознамѣрился-было воспользоваться имъ для спасенія его односельцевъ. Полагая, что одинъ видъ его-произведетъ впечатлѣніе на громаду, я просилъ его разсказать ей все, что онъ видѣлъ, и именемъ Бога просить разойтись по домамъ. "Не послухаютъ воны мене, пане," отвѣчалъ хлопецъ, качая головою: "не повирять воны мини. Скажутъ, паны навчили" (научили).-- "У тебя жь есть батько, матерь... можетъ быть, они повѣрятъ," говорилъ я, упрашивая хлопца.-- "Нѣтъ, и батько не повирить, ще буде бить," отвѣчалъ гонецъ и разсказалъ при этомъ, что когда депутаты, посланные въ Быковую-Греблю, 1-го апрѣля, возвратясь стали разсказывать громадѣ, что они сами видѣли, какъ стрѣляли и у били шесть человѣкъ и столько же ранили, то громада не повѣрила имъ и назвала ихъ измѣнниками. Въ числѣ этихъ измѣнниковъ былъ родной сынъ атамана громады. Несмотря на всѣ возможныя клятвы, отецъ не вѣрилъ ему: "ѣшь землю -- тогда повѣрю!" сказалъ атаманъ {Съѣсть кусокъ земли, это значитъ но-малороссійски, поклясться самою страшною клятвою.}. Сынъ сталъ ѣсть землю, но атаманъ до того разгнѣвался, предполагая, что его сынъ не устрашился измѣнитъ даже этой, послѣдней клятвѣ, что собственноручно отдулъ его батогами до полусмерти. "Такъ-то, пане!" говорилъ мой хлопецъ, оканчивая этотъ характеристическій разсказъ:."не повирить и мини мій батько." Но я не отставалъ отъ него и просилъ, чтобы онъ подѣйствовалъ по крайней мѣрѣ на мать свою и на сестеръ. Страшно мнѣ стало, когда я подумалъ, что станетъ завтра съ громадою, съ которою я сегодня такъ мирно бесѣдовалъ...

Обращаюсь къ тому, что случилось у вице-губернатора. Онъ, какъ сказано выше, отправился съ двумя ротами подъ командою генерал-майора Б* въ село Березную, и прибылъ туда часу въ первомъ пополудни. Никто изъ мѣстныхъ полицейскихъ чиновниковъ не встрѣтилъ его; такъ-какъ волненіе распространилось далеко по уѣзду, то они въ эти минуты находились въ другихъ мѣстахъ, тщетно побывавъ здѣсь наканунѣ. Не было также и владѣльца, незадолго до того вынужденнаго оставить домъ свой на произволъ судьбы и переѣхать въ уѣздный городъ. Отряду приходилось идти по единственной, очень длинной улицѣ, которая, извиваясь по правому берегу рѣки Роси, оканчивается церковною площадью, примыкающей къ богатой помѣщичьей усадьбѣ. На этой площади толпились соединенныя громады села Березной, Логвина, Пустоварни и Антонова. Войдя въ село, отрядъ остановился и управляющій губерніею командировалъ взятаго имъ изъ Васильковскаго уѣзда становаго пристава, убѣдить толпу, чтобъ она выслала къ нему нѣсколько депутатовъ, изъ пожилыхъ людей, для объясненій. Депутаты явились съ хлѣбомъ-солью, но рѣшительно отказались отъ возвращенія къ барщинной работѣ, почему и были отпущены назадъ. Родился вопросъ: что дѣлать далѣе? Съ 300 человѣкъ, составлявшихъ команду, приступить къ какимъ нибудь рѣшительнымъ дѣйствіямъ противъ такой огромной толпы, было опасно. Съ другой стороны, и отступленіе было неловко: это значило бы давать нравственный перевѣсъ дѣлу крестьянъ. Управляющій губерніею отвергнулъ всякую мысль объ отступленіи. Послѣ долгаго совѣщанія, рѣшено было идти впередъ, не обнаруживая никакихъ непріязненныхъ намѣреній и, пройдя площадь, утвердиться въ господскомъ дворѣ, гдѣ и дожидать усиленія команды. Вслѣдствіе такого рѣшенія, отрядъ двинулся повзводно справа, зарядивъ ружья, на всякій случай, боевыми патронами. но какъ только онъ подошелъ къ площади, раздался колокольный звонъ и густая толпа, ее покрывавшая, схвативши колья, съ крикомъ "ура" бросилась на войско, сперва съ фронта и во флангъ, а потомъ и съ тыла; одинъ только лѣвый флангъ не могъ подвергнуться нападенію, будучи защищенъ рвомъ и рѣкою. Ротные командиры въ одно мгновеніе построили плотно-сомкнутое каре и дали залпъ... Переднія толпы нападающихъ пали ницъ; тотчасъ ударили отбой; но въ ту же минуту толпа, поднявшись на ноги, бросилась снова впередъ. Переднія шеренги ротъ, имѣя ружья разряженныя, безъ команды, по чувству самохраненія, присѣли на колѣни, предоставляя заднимъ стрѣлять и въ то же время сами заряжая ружья. Натискъ продолжался недолго и безъ всякаго вреда для команды; толпа скоро обратилась въ бѣгство и была преслѣдуема до самой церкви, такъ что часть ея загнана была въ церковную ограду солдаты долго не слушали отбоя... По донесенію управляющаго губерніей, крестьяне заплатили за свое заблужденіе дорого: 20 изъ нихъ было убито и 40 ранено. Впослѣдствіи же, но ближайшей моей повѣркѣ, цифра эта значительно увеличилась: многіе, сгоряча не чувствуя ранъ, уносили ихъ домой, другіе бросились вплавь чрезъ рѣчку и утонули.

Разсѣявъ сказаннымъ образомъ толпу и подвергнувъ полицейской расправѣ ту часть ея, которую удалось ему захватить, управляющій губерніею далъ отдохнуть войскамъ и затѣмъ, сообщивъ приказанія явившемуся подъ вечеръ исправнику, двинулся ко мнѣ изъ Березной въ село Трушки, куда и прибылъ на зарѣ слѣдующаго дня. Послѣ непродолжительнаго отдыха, соединенныя три роты, построясь въ колонны къ аттакѣ, взявъ ружья на руку, съ барабаннымъ боемъ двинулись къ церкви, гдѣ толпилась громада. На правомъ флангѣ шло начальство, облеченное въ парадную форму. Такая торжественность, стройное движеніе войскъ, бой барабановъ -- не могли не подѣйствовать на толпу, подготовленную уже въ теченіе предшествовавшаго дня къ ожиданію грозы. Большая часть крестьянъ не вынесла грозной картины аттаки и разбѣжалась: въ оградѣ церковной осталось неболѣе 500 человѣкъ, которые и были немедленно окружены -- и началась экзекуція...

По окончаніи экзекуціи, громада была распущена, за исключеніемъ нѣсколькихъ лицъ, подвергшихся аресту. Остатокъ дня посвященъ былъ генералами совѣщаніямъ и составленію донесеній, которыя управляющій губерніей рѣшился лично отвезти къ начальнику края. Тутъ же получены были неблагопріятныя извѣстія изъ каневскаго уѣзда: тамошній исправникъ доносилъ, что послѣ отъѣзда подполковника А* народъ снова отказывается отъ повиновенія, говоря, что обязательства, данныя имъ подполковнику, были временныя; что они "зробыли только съ полковникомъ замиреніе до певнаго часу". Вслѣдъ затѣмъ прибылъ въ Трушки и самъ подполковникъ А* въ сопровожденіи бѣло-церковскаго благочиннаго и совѣтника губернскаго правленія Я -- о, постоянныхъ спутниковъ его. Всѣ они крайне удивились, узнавъ о происшествіяхъ въ Быковой-Греблѣ и Березкой, и не безъ удовольствія противоставляли имъ свои собственные успѣхи, опровергая, разумѣется, донесеніе каневскаго исправника, какъ неправдоподобное. Изъ словъ подполковника А* видно было, что онъ приписывалъ главную причину волненіи -- по крайней мѣрѣ въ тѣхъ уѣздахъ, гдѣ онъ дѣйствовалъ -- озлобленію крестьянъ противу экономическихъ властей. Дѣло же объ указѣ и казачествѣ онъ считалъ побочнымъ и неболѣе какъ предлогомъ. Это самое, по его словамъ, и доставило ему возможность такого легкаго успѣха, для чего достаточно было увѣрить крестьянъ въ скоромъ прекращеніи частныхъ несправедливостей и обѣщать имъ прочную защиту. При этомъ онъ приводилъ два примѣра несправедливостей, открытыхъ имъ въ имѣніяхъ Б***. Какой-то крестьянинъ со слезами жаловался ему на то, что не имѣетъ ложки молока для прокормленія своего дитяти, тогда какъ, въ то же самое время, владѣлецъ (имѣющій тридцать тысячъ душъ) держитъ 12 голландскихъ коровъ собственно для кормленія огромной стаи англійскихъ собакъ. Двумъ крестьянамъ, отправленнымъ съ подводами въ лѣсъ или за сѣномъ, экономія заплатила только за одинъ путь, не принимая въ разсчетъ возвращенія порожнякомъ {Инвентарными правилами, если не ошибаюсь, плата опредѣлена въ одинъ путь.}.

На другой день управляющій губерніей, уѣзжая вмѣстѣ съ генерал-майоромъ Б* въ Кіевъ, сдѣлалъ слѣдующія распоряженія: подполковнику А* и его спутникамъ онъ предложилъ возвратиться въ каневскій уѣздъ, а мнѣ поручилъ дальнѣйшее водвореніе порядка въ сквирскомъ и васильковскомъ уѣздахъ, оставивъ въ моемъ распоряженіи всѣ три роты, изъ коихъ, впрочемъ, значительная часть выбранныхъ людей въ тотъ же день должна была отправиться въ Севастополь, подъ начальствомъ штабс-капитана Варакомскаго, вслѣдствіе полученнаго о томъ требованія. Независимо отъ этого, управляющій губерніей предлагалъ мнѣ принять на себя производство формальнаго слѣдствія обо всемъ происшедшемъ; но я отклонилъ отъ себя такой трудъ, ссылаясь на неизвѣстность желаній по этому предмету начальника края и на неудобства во многихъ отношеніяхъ. Вопервыхъ, мнѣ казалось, что заниматься слѣдствіемъ въ то время, когда далеко еще не окончилось водвореніе порядка, было бы несвоевременно. Вовторыхъ -- говорилъ я вице-губернатору -- если изслѣдованію подлежитъ собственно фактъ совершившихся событіи, то онъ слишкомъ очевиденъ и никѣмъ не оспоривается; если же предметомъ слѣдствія должно быть оправданіе мѣръ, принятыхъ управляющимъ губерніей, то, безъ сомнѣнія, не ему самому слѣдуетъ дѣлать о томъ распоряженіе. Наконецъ, я представилъ соображенію управляющаго губерніей вѣроятность скораго прибытія особаго лица, отъ высшей власти, для изслѣдованія, быть можетъ, тѣхъ же обстоятельствъ. "Во всякомъ случаѣ, прибавилъ я: -- я командированъ для исполненія распоряженій вашихъ въ дѣлѣ возстановленія порядка; слѣдствія же не могу принять на себя безъ особаго приказанія моего начальника." Такіе доводы на первый разъ показались управлявшему губерніей достаточными для взятія своего предложенія назадъ. Затѣмъ всѣ разъѣхались и на мѣстѣ остался одинъ я, съ препорученной мнѣ командой, съ которой я и поспѣшилъ въ тотъ же день въ село Березную, какъ главному центру, откуда долженъ былъ направлялъ дѣйствія, смотря по обстоятельствамъ.

II.

Ударъ, разразившійся надъ с. Березной, былъ, къ счастью, послѣднимъ ударомъ въ той мѣстности, гдѣ я оставленъ былъ дѣйствовать. Съ тѣхъ поръ, въ сквирскомъ и васильковскомъ уѣздахъ стало спокойно и дѣла пошли мирно. Кровавыя событья громкимъ эхомъ разнеслись въ окрестности и значительно поколебали заблужденія крестьянъ. Первые дни пребыванія въ с. Березной я могъ исключительно посвятить распоряженіямъ къ подачѣ медицинской помощи раненымъ. Я прибылъ въ это селеніе на другой день послѣ отраженія (такъ называли мѣстные крестьяне березинскую катастрофу), и не нашелъ тамъ никого изъ властей. Помѣщика не было; полицейскихъ чиновниковъ -- тоже. Раненые оставались безъ помощи. Явился только откуда-то еврей-цирюльникъ, производившій, по просьбѣ крестьянъ, наиболѣе легкія операціи. Въ числѣ первыхъ заботъ священника, послѣ его освобожденія, были похороны убитыхъ и возведеніе холма надъ общею ихъ могилою. Кромѣ того, онъ приказалъ обвести черною краскою тѣ мѣста въ церкви, въ которыхъ засѣли солдатскія пули, и сдѣлалъ надъ этими черными кругами надпись: "4-е апрѣля 1855 года." Разумѣется, всѣ эти распоряженія были, по моей просьбѣ, тотчасъ отмѣнены и надпись соскоблена. Въ то же время я послалъ нарочныхъ за медикомъ. Возвратившійся къ вечеру владѣлецъ Березной оказалъ всевозможное содѣйствіе къ доставленію раненымъ удобствъ помѣщенія. Вскорѣ пріѣхалъ и сынъ помѣщика, единственный наслѣдникъ богатаго имѣнія, и съ благороднымъ увлеченіемъ молодаго сердца принялъ на себя всѣ заботы для облегченія нуждъ и положенія несчастныхъ.

Такъ-какъ съ этой минуты событія въ сквирекомъ и васильковскомъ уѣздахъ принимаютъ мирный характеръ, то мнѣ предстоитъ возможность обратиться къ самымъ достовѣрнымъ источникамъ: къ показаніямъ священниковъ, разсказамъ помѣщиковъ, полицейскихъ чиновниковъ и къ откровенному признанію раненыхъ, которые нерѣдко, предъ лицомъ смерти, въ бесѣдахъ со мною искренно разсказывали, какъ было дѣло.

Дѣло происходило слѣдующимъ порядкомъ... Но для большей ясности нужно сдѣлать маленькое отступленіе.

"Послѣ уничтоженія казачества на правой сторонѣ Днѣстра, въ концѣ XVII вѣка -- говоритъ г. Костомаровъ -- эта прекрасная страна, уступленная Польшѣ, оставалась нѣсколько времени въ совершенномъ запустѣніи, потомъ мало-по-малу начала заселяться переселенцами изъ Волыни, Полѣсья, Червонной Руси и лѣваго берега Днѣпра. Въ половинѣ XVIII вѣка возрастаніе населенія особенно усилилось. Тогда образовались снова тѣ несчастныя условія общественной жизни, какія породили смуты въ XVII вѣкѣ. Владѣльцы земель и крестьянъ были поляки -- католики, ихъ подданные -- православные русскіе; средній классъ, торговый и промышленный, состоялъ преимущественно изъ евреевъ. Русскіе отъ отцовъ наслѣдовали ненависть къ ляхамъ и жидамъ, скрываемую по нуждѣ и готовую, при удобномъ случаѣ, разлиться губительнымъ потокомъ необузданныхъ страстей; поляки же не оставляли стремленій обратить русскихъ въ унію и, ненаученные урокомъ предшествовавшаго вѣка, впадали въ прежнюю неумѣренность и неблагоразуміе" {Іюньская книжка "Отеч. Записокъ" 1857 года. "Критика", стр. 71.}.

Извѣстно, какими печальными событіями разрѣшилась эта вражда въ томъ же XVIII столѣтіи. Но, наконецъ, страсти улеглись и обуздались; картина перемѣнилась. Уничтоженіе уніи ослабило религіозную вражду крестьянъ къ шляхтѣ, а подчиненіе тѣхъ и другихъ русскому правительству и подавленіе политическаго значенія мѣстной шляхты не давало этой враждѣ возгорѣться снова. Понятія вѣка, образованность помѣщиковъ и бдительный надзоръ правительства прекратили открытое угнетеніе простаго народа; наконецъ, опредѣленіе взаимныхъ отношеній той и другой стороны (инвентарныя правила), несмотря на промахи и несовершенство первоначальныхъ формъ, положили основаніе новымъ порядкамъ. Картина, такимъ образомъ, совершенно измѣнилась, но далеко еще не представляла той оконченности, о которой народъ привыкъ мечтать впродолженіе нѣсколькихъ вѣковъ, и идеалъ которой, глубоко затаенный въ душѣ украинца, не переставалъ плѣнять его своими роскошными чертами. Крѣпостное право, хотя и сдержано было инвентарными правилами, все же оставалось безправіемъ, отвергаемымъ историческимъ преданіемъ Украйны. Народъ живо сохранилъ еще свѣжія преданія о казацкой свободѣ; внуки Гонты и желѣзняка разсказывали ему про нее и про ненависть предковъ къ польской шляхтѣ. Сохранились нетолько могилы, но деревья и дома, бывшіе свидѣтелями послѣдней борьбы народа съ шляхтою.

Въ такомъ состояніи умовъ засталъ украинское населеніе восточный вопросъ. Манифестъ царя, призывавшаго подданныхъ своихъ "съ желѣзомъ въ рукѣ и съ крестомъ въ сердцѣ" ополчиться за отечество, не остался безъ дѣйствія и въ нашей Украйнѣ. Въ то время, когда всѣ журналы и газеты наперерывъ другъ передъ другомъ заносили на свои страницы безчисленные примѣры самоотверженія и любви къ отечеству русскаго народа, появилась въ "Кіевскихъ Губернскихъ Вѣдомостяхъ", статья, перепечатанная потомъ другими повременными изданіями, подъ заглавіемъ "Потапъ Герасименко". Авторъ этой статьи, священникъ села Поправки (Васильковскаго уѣзда), описываетъ впечатлѣніе, произведенное на его паству чтеніемъ сказаннаго манифеста, такимъ образомъ: по выходѣ изъ храма, священникъ былъ встрѣченъ толпою прихожанъ, изъ среды коихъ вышелъ "широкоплечій, высокій, длинноусый крестьянинъ Потапъ Герасименко" и почтительно просилъ, отъ имени всѣхъ, подробнаго объясненія текста только что объявленнаго манифеста. Когда священникъ удовлетворилъ этому требованію, Герасименко покачалъ головою и сказалъ съ гнѣвомъ: "Три нехриста поганыхъ хотятъ завладѣть нашею кровавицею... о, пѣть! сего не буде! Пусть только мудрый царь нашъ скажетъ да позволитъ намъ сѣсть на копей, то мы напомнимъ нечистой турецкой силѣ гетманщину!" "Вслѣдъ за этимъ -- говоритъ авторъ -- нѣсколько десятковъ крестьянъ, одушевленные чувствомъ патріотизма, со слезами на глазахъ единогласно проговорили: "пиши, отче духовный, до кого слѣдуе, то мы вси, окримъ стараго, та малаго, готови идти на войну за виру христіанску, за честь цареву и за родину" {Напоминаемъ еще разъ читателю, что разсказъ написанъ до уничтоженія крѣпостнаго права.}.

Я съ умысломъ распространился объ этой статьѣ, потому что она играла очень важную роль въ послѣдующихъ событіяхъ. Сельское духовенство кіевской губерніи, ограничивающее свои литературныя развлеченія однѣми Губернскими Вѣдомостями, получаемыми безмездно, прочтя эту статью, не могло оставаться равнодушнымъ среди общаго патріотическаго увлеченія. Родной дѣдъ автора "Герасимепки", священникъ с. Ѳедюковки, сочувствуя успѣхамъ внука, пріобрѣвшаго такимъ образомъ всеобщую извѣстность, первый поспѣшилъ познакомить собственную паству съ похвальными чувствами поправскихъ прихожанъ и, при этомъ, прямо уже вызывалъ желающихъ проливать кровь за царя, предлагая таковымъ составить особый списокъ. Его примѣру послѣдовали и другіе сосѣдніе священники, каждый соревнуя другъ другу въ пріобрѣтеніи возможно большаго числа адептовъ. Статья о "Потапѣ Герасименкѣ" пріобрѣла мало по мату характеръ проповѣди. Даже семейства священниковъ и жёны ихъ присоединили собственное усердіе къ дѣлу распространенія вызова: крестьянамъ, приходившимъ къ нимъ на домъ, они совѣтывали "писаться въ списки", говоря, что "и имъ будетъ награда, и батюшкѣ -- честь!" {Желающіе повѣрить эти слова съ подлинной статьей могутъ ее найти въ "Памятной книжкѣ кіевской губерніи" 1857 г., на стр. 145.}.

Такое простое, повидимому, и похвальное дѣйствіе сразу, однакоже, поставило дѣло на опасную точку. Указанные закономъ предѣлы, въ которыхъ крѣпостные крестьяне могутъ располагать своею личностью, исчезли {Показаніе крестьянъ с. Волнянки: Доценки, Кравченки и проч., съ которыми читатель познакомится ниже.}; власть землевладѣльцевъ отодвинута, и сельское населеніе поставлено прямо, лицомъ къ лицу, съ вызовомъ царя. Отъ самихъ крестьянъ теперь зависѣло: идти или не идти проливать кровь за царя; о согласіи помѣщиковъ на такія вѣрноподданническія чувства не было и рѣчи. Конечно, сельское духовенство дѣйствовало въ этомъ случаѣ безъ всякой задней мысли, побуждаемое единственно патріотическою ревностью. Винить его нельзя: та же сила исторической необходимости привела и его къ постепенному отрицанію помѣщичьей власти. Сельскіе священники сознательнѣе своихъ прихожанъ вѣрили въ неизбѣжное ея паденіе, потому что ближе соприкасались съ политическимъ ходомъ вещей. Одновременно съ движеніемъ революціонныхъ идей между польскими изгнанниками за границею, повременимъ обнаруживались онѣ и въ западныхъ губерніяхъ въ болѣе или менѣе частныхъ случаяхъ. Правительство не упускаю изъ виду ни одного такого случая и слѣдило за ними зорко. Мѣстныя же полицейскія власти, при повѣркѣ своихъ наблюденій и розысканій, постоянно обращались къ помощи сельскаго духовенства, полагая, что оно, по ближайшему сосѣдству, имѣло возможность лучше другихъ слѣдить за тѣмъ, что дѣлается у польскихъ помѣщиковъ, и, по зависимому отъ нихъ положенію, безпристрастнѣе о томъ свидѣтельствовать. Такимъ образомъ, сельскіе священники, сдѣлавшись, сотрудниками политической полиція, привыкли смотрѣть на власть помѣщиковъ, какъ на нѣчто постоянно враждебное правительству, и слѣдовательно не могли считать голосъ ихъ необходимымъ въ такомъ, чуждомъ для нихъ, дѣлѣ, какъ ополченіе за царя, православіе и Россію. Съ своей стороны и крестьяне смотрѣли на вызовъ духовенства, какъ на дѣйствіе самое естественное въ такое время, когда царю нужны люди, и если сначала медленно и неслишкомъ усердно записывались въ число желающихъ, то потому только, что этотъ вызовъ все еще имѣлъ видъ весьма неопредѣленнаго и совершенно частнаго дѣла, неотносящагося ко всему населенію.

Зато совсѣмъ другой видъ приняло дѣло, когда народъ узналъ, что къ нему будто бы обратился непосредственно самъ царь. Извѣстіе это подѣйствовало на массу мгновенно, подобно электрической искрѣ. Съ этой минуты событія слѣдуютъ быстро одно за другимъ, принимаютъ серьёзный характеръ, становятся предметомъ горячихъ сужденій и толковъ, и вызываютъ мѣры противодѣйствія со стороны начальства. Съ этой минуты собственно и начинаются описываемыя нами волненія.

Въ концѣ февраля, или въ началѣ марта 1855 года, въ селѣ Ѳедюковкѣ, приходскій священникъ, тотъ самый, что началъ дѣло вызова, читалъ крестьянамъ манифестъ о народномъ ополченіи. Извѣстно, что высочайшіе манифесты, проходя чрезъ св. синодъ, консисторіи, благочинныхъ и приходскихъ священниковъ, запаздываютъ въ селахъ и читаются крестьянамъ нескоро послѣ изданія. Такимъ образомъ, прежде чѣмъ въ Ѳедюковкѣ объявленъ былъ сказанный манифестъ, въ с. Кирданахъ (того же таращанскаго уѣзда), лежащемъ вблизи уѣзднаго города, молодой священникъ, прочитавши у одного изъ городскихъ жителей манифестъ о вступленіи на престолъ нынѣ царствующаго государя, поспѣшилъ привести всѣхъ своихъ прихожанъ къ вѣрноподданнической присягѣ, въ совершенномъ, разумѣется, невѣдѣніи закона, по которому крѣпостные крестьяне не приводятся къ такой присягѣ. Присяжный листъ оканчивался именнымъ спискомъ всѣхъ прихожанъ, которые, по неграмотности, поставили собственноручно кресты, каждый противъ" своего имени. Между тѣмъ, въ Ѳедюковкѣ, при чтеніи манифеста объ ополченіи, дьячокъ того же прихода, Слатвинскій, неизвѣстно изъ какихъ именно побужденій, сталъ увѣрять народъ, что батюшка не тотъ указъ читаетъ, что есть другой указъ, призывающій народъ въ казаки и объявляющій полную свободу тѣмъ, кто запишется въ ихъ число. Въ подтвержденіе своихъ словъ, Слатвинскій показывалъ народу копію, снятую имъ будто бы съ этого указа, говоря, что подлинный имѣетъ по четыремъ угламъ золотыя печати, а посреди надпись золотыми буквами: "вольность христіанамъ". Копія эта была не что иное, какъ вырванный имъ изъ церковныхъ архивныхъ бумагъ списокъ съ указа св. синода, излагавшаго манифестъ о призывѣ перваго ополченія въ Россіи, въ 1806 году, или такъ называвшейся милиціи {Манифестъ 30-го ноября 1806 года "О составленіи и образованіи повсемѣстныхъ временныхъ ополченій или милиціи" оканчивался слѣдующими словами: "Когда благословеніемъ Всевышняго усилія наши и вѣрноподданныхъ нашихъ, на защищеніе отечества и пораженіе высокомѣрныхъ враговъ его устремленныя, увѣнчаны будутъ вожделѣнными успѣхами и прейдетъ опасность, нынѣ угрожающая, тогда, создавъ благодареніе трисвятому промыслу, намъ поборавшему, сіи ополченія возвратятся въ свои домы и семейства, собственнымъ ихъ мужествомъ защищенныя, гдѣ вкусятъ плоды мира, столь славно пріобрѣтеннаго. Мы же -- императорскимъ словомъ нашимъ торжественно обѣщаемъ и поставимъ себѣ священною обязанностью, отъ лица благодарнаго отечества излить щедроты и милости наши и вознаградить почестями и знаками отличія, въ честь добродѣтелямъ и заслугамъ установленными, всѣхъ достойныхъ сыновъ отечества, которые въ настоящихъ обстоятельствахъ ознаменуютъ къ нему усердіе свое личною храбростію, пожертвованіями своего имущества и другими общеполезными дѣяніями; признательное потомство благословитъ имена таковыхъ сподвижниковъ и слава ихъ пребудетъ незабвенною въ роды родовъ." (См. Полн. Собр. Зак. T. XXIX. § 22,374, стр. 892).}. Въ этомъ манифестѣ въ 13-мъ пунктѣ говорилось, что "всѣхъ состояній свободныхъ людей, желающихъ добровольно, по усердію къ отечеству, принять оружіе и немедленно вступить въ службу временныхъ ополченій, принимаютъ въ оную командующіе губернскими земскими властями". На словѣ свободныхъ состояній, въ связи съ обѣщаніями, помѣщенными въ концѣ манифеста, Слатвинскій и основывалъ всю силу своихъ увѣреній, зная, что остальныхъ словъ народъ, непонимающій книжнаго русскаго языка, не разберетъ.

Можно себѣ представить, какъ приняли крестьяне увѣреніе Слатвинскаго. Каждое слово въ немъ, укладываясь въ ихъ понятія, ложилось прямо на сердце. Толпа осадила домъ священника и требовала подлиннаго указа. Всѣ увѣренія священника были напрасны, дьячокъ былъ налицо и въ глаза уличалъ священника. Въ эту минуту является какой-то проѣзжій крестьянинъ, бывшій только что въ с. Кирданахъ. На вопросъ, что у нихъ дѣлается, ѳедюковцы разсказали все дѣло. Проѣзжій восклицаетъ: "Должно быть, дьякъ говоритъ правду, потому что въ Кирданахъ уже присягнули". Слово "присягнули" подѣйствовало подобно электрическому удару. Крестьяне подъ этимъ словомъ поняли присягу царю на вольное казачество, то-есть такую точно присягу, какую нѣкогда давалъ народъ передъ лицомъ русскаго государства, когда ввѣрялся его покровительству. Кирданскій мужикъ, слѣдовательно, своимъ наивнымъ восклицаніемъ попалъ прямо въ жилу. "Какъ, неужели присягнули?" спрашиваютъ ѳедюковцы. Проѣзжій клянется, что дѣйствительно -- присягнули. Волненіе увеличивается. Народъ требуетъ у священника немедленнаго привода къ присягѣ. Увѣреніе священника и отговорка, что онъ не знаетъ, какую присягу и на какой именно предметъ требуютъ отъ него, не послужило ни къ чему. Присяжный листъ составленъ тутъ же: въ немъ сказано было, что нижепоименованные клянутся служить государю своему, казаками, вѣрно и проливать кровь свою до послѣдней капли. По этому тексту священникъ вынужденъ былъ привести крестьянъ къ присягѣ, и каждый изъ нихъ, ставя противъ своего имени собственноручный крестъ, подобно тому, какъ было въ Кирданахъ, думалъ, что такимъ образомъ становится казакомъ. Мѣстная полиція, узнавъ о происшедшемъ, успѣла схватить Слатвинскаго и отправить его въ Кіевъ, недоумѣвая притомъ, что дѣлать съ крестьянами, выказавшими такія патріотическія желанія?

Извѣстіе о мнимомъ указѣ и о присягѣ быстро сообщилось сосѣднимъ селеніямъ и, распространяясь всюду, вызывало одни и тѣ же послѣдствія; быстротѣ извѣстій способствовало то обстоятельство, что въ окружности, на пространствѣ чуть ли не сотни квадратныхъ верстъ, лежатъ почти безъ перемежки имѣнія, принадлежащія однимъ и тѣмъ же владѣльцамъ, графамъ Бранникамъ.

Въ с. Бесѣдкѣ увлеченіе народа выказалось съ особенною силою, какъ доносилъ таращанскій исправникъ Паліенко, встрѣтившій здѣсь, по собственной необдуманности, серьёзный отпоръ тѣмъ мѣрамъ, какими онъ надѣялся возвратить народъ къ порядку и барщинѣ. Команда, собранная имъ на скорую руку изъ конныхъ разсыльныхъ и дворовыхъ людей помѣщика Молодецкаго, посаженныхъ также на лошадей, была прогнана и обезоружена. Крестьянинъ Шереметъ, явившійся передовымъ лицомъ въ громадѣ, возвратилъ впослѣдствіи прогнанной командѣ оружіе, оставивъ у себя лишь одну кавалерійскую саблю разсыльнаго. Вскорѣ однакожь прибылъ въ Бесѣдку подполковникъ А--въ, посланный генерал-губернаторомъ для вразумленія крестьянъ: разными обѣщаніями, ему удалось на первое время успокоить крестьянъ какъ въ этомъ, такъ и въ другихъ селахъ таращанскаго и каневскаго уѣздовъ. Но, какъ мы видѣли уже, эти первые успѣхи были непродолжительны и непрочны.

Народъ былъ слѣпо убѣжденъ въ существованіи указа о казачествѣ. На вопросы священниковъ, какого указа требуютъ они, многіе отвѣчали: давай намъ той указъ, то съ зализомъ у руци, съ трестомъ у сердци, зове насъ до себе; иные требовали того, что съ золотыми печатями. Вслѣдствіе такого убѣжденія, народъ не вѣрилъ подлинности войскъ, пришедшихъ для усмиренія: "Де-жъ таки щобъ царь", говорили между собою крестьяне, "пославъ противъ насъ войско за те, то мы сполняемъ его волю?" Къ тому же, говорили они: намъ извѣстно, то все войско у Севастополи. На основаніи этихъ соображеній, они рѣшили, что это -- не царское войско, а переодѣтые ляхи и жиды. Богатые помѣщики, по мнѣнію народа, легко могли это сдѣлать {Читатель вспомнитъ, безъ сомнѣнія, при этомъ неосторожную мѣру, принятую таращанскимъ исправникомъ, составившимъ кавалерійскій отрядъ изъ дворовыхъ людей помѣщика М--аго -- мѣру, подкрѣплявшую такое заблужденіе.}; да и собственный ихъ интересъ побуждалъ принимать всевозможныя мѣры, чтобъ не всѣ люди записались въ казаки, а чтобъ и имъ что нибудь осталось. "Панамъ нетрудно подкупить полицейскихъ и прочихъ чиновниковъ -- думалъ народъ -- когда имъ удалось склонить на свою сторону даже нѣкоторыхъ священниковъ". Такое заблужденіе еще болѣе усиливалось ходившими между крестьянами слухами, что срокъ записи въ казаки оканчивался на ѳоминой недѣлѣ и что незаписавшіеся къ этому сроку останутся въ крестьянствѣ. Слухъ этотъ вытекалъ изъ отрывочныхъ толкованій манифеста объ ополченіи, въ которомъ опредѣлялся срокъ очередному формированію ополченій по губерніямъ. Такимъ образомъ, крестьяне были увѣрены, что все краснорѣчіе подкупленныхъ, по ихъ мнѣнію, властей и угрозы посредствомъ переодѣтыхъ войскъ, клонятся лишь къ тому, чтобы задержать, въ пользу владѣльцевъ, общее стремленіе къ записи до ѳоминой недѣли, съ приближеніемъ которой всѣ, почему либо неуспѣвшіе записаться, платили писарямъ, составлявшимъ списки, отъ 50-ти к. до 3-хъ рублей серебромъ. "Сколько бы чиновники ни расточали хитростей и угрозъ", думалъ народъ: "но указъ царскій все же когда нибудь объявятъ: стоитъ только намъ выдержать себя до конца, не поддаваясь никакимъ обольщеніямъ". Что же касается до приведенія угрозъ въ исполненіе, то этому никакъ не хотѣли вѣритъ крестьяне даже послѣ событій въ Быковой-Греблѣ {Всѣ эти факты можетъ подтвердить, между прочимъ, васильковскій исправникъ г. Шул--чъ.}.

Когда въ с. Березной пріѣхалъ верхомъ къ толпѣ незнакомый полицейскій чиновникъ, посланный управляющимъ губерніею съ предложеніемъ выслать депутатовъ, его приняли за переодѣтаго жида. Дѣйствительно, чиновникъ этотъ, смуглый лицомъ, съ большими черными бакенбардами, вдобавокъ больной и обвязанный краснымъ шарфомъ, представляя фигуру несовсѣмъ бойкаго всадника; могъ подать поводъ къ такому подозрѣнію. "Хто се такій, чого винъ пріиздывъ?" спрашивали одинъ у другаго въ заднихъ рядахъ толпы.-- "Да се -- жидъ-перебранецъ!" отвѣчали другіе: "бачь якъ обвязавсь червоною хусткою замисць ковнира: удае щиглика!" (Да это -- переодѣтый жидъ: видите ли, какъ обвязался онъ краснымъ платкомъ вмѣсто воротника -- выдаетъ себя за полицейскаго!)

Когда депутаты возвратились отъ управляющаго губерніею, ихъ тотчасъ окружили тѣснившіеся любопытные, спрашивая: точно ли это губернаторъ и царское войско? "Якій тамъ губернаторъ", отвѣчали депутаты: "се жидъ -- Крохмаль {Вольнопрактикующій въ сквирскомъ уѣздѣ врачъ Крохмаль -- изъ евреевъ.}, а къ нимъ, за генерала, старый шляхтичъ изъ Билои Церкви." "Э, коли такъ", закричала толпа: "не поддаваймось хлопцы -- нехай насъ не зачинаютъ!" Общее ослѣпленіе было до того сильно, что раненые, истекая кровью, утѣшали плачущихъ жонъ своихъ такими слонами: не журись, жинко, се -- глиняна куля: видъ неи неумерты!" (Не кручинься жена: это -- глиняная пуля: отъ нея нельзя умеретъ.)

Да не подумаетъ читатель, что передаваемые здѣсь факты разукрашены авторомъ изъ желанія во что бы ни стало оправдать крестьянъ; нѣтъ, это -- подлинныя слова крестьянъ, вошедшія въ дѣло и подтвержденныя свидѣтельствами. {Выбираемъ для примѣра именно это селеніе, потому что въ немъ собственно искали особеннаго характера заблужденія, какъ это увидитъ читатель впослѣдствіи. Впрочемъ, для желающихъ -- помѣщаемъ здѣсь окрывки изъ розысками капитана Г., произведенныхъ имъ спустя два мѣсяца послѣ происшествій въ Васильковскомъ, уѣздѣ. Чтобъ не прерывать разсказа, мы помѣщаемъ ихъ въ выноскѣ, собственно какъ образчикъ процеса, по которому заблужденіе сообщалось изъ одного мѣста въ другое. Раненые въ с. Быковой-Греблѣ, показали: 1) Изъ с. Острова Григорій Луговый, что въ ихъ село принесъ извѣстіе объ указѣ и о присягѣ въ Кирданахъ, выключенный изъ духовнаго званія, дьячокъ Костецкій. На другой день, человѣкъ пятьдесятъ крестьянъ, бывшихъ въ лѣсу на работѣ, потолковавъ между собою, рѣшились пойти къ священнику и просить объясненія объ указѣ. Священникъ отвѣчалъ, что дѣйствительно есть указъ, но только недавно полученъ и потому необъявленъ; потомъ велѣлъ позвать въ церковь побольше людей и прочиталъ имъ указъ, содержанія коего показатель не помнитъ, да и не понялъ, потому что попъ читалъ его по своему, по письменному, но сущность того указа заключалась въ томъ, чтобы не отказываться отъ царя. Послѣ прочтенія указа, составленъ былъ священникомъ списокъ и всѣ желавшіе записаться поставили на ономъ крестики, для чего давали руку дьячку, который и ставилъ за нихъ кресты. При этомъ священникъ совѣтовалъ имъ до нѣкотораго времени (до пѣвнаго часу) продолжить барщину, пока не прійдетъ резолюція. Въ Быкову же Греблю крестьяне (въ томъ числѣ и показатель) пошли для того, что слышали отъ Михаила Присыча, что крестьяне с. Бирюковъ всѣ пошли въ Быкову-Греблю для выслушанія отъ начальства указа и поручали ему передать островской громадѣ, чтобъ и она шла туда же, коли хочетъ узнать уже конецъ. 2) Михайло Присычъ, сознаваясь въ этомъ, отзывается незнаніемъ тѣхъ бирюковцевъ, которые съ нимъ говорили, ибо встрѣтилъ ихъ уже на дорогѣ въ Быкову-Греблю, шедшихъ всей громадою. 3) Изъ с. Бирюки раненый Григорій Мусіенко доказываетъ, что у нихъ священникъ отказывался записать крестьянъ, но между тѣмъ пришла вѣсть, чтобы собираться за резолюціей въ Быкову-Греблю, гдѣ съѣхалось начальство для прочтенія указа. Вѣсть эту привезъ крестьянинъ Назаръ Тетьяненко, или, вѣрнѣе, сынъ его Мартынъ, который былъ въ с. Кожанкѣ и слышалъ объ этомъ отъ кожанской громады. 4) Мартынъ Тетьяненко сознался въ томъ, говоря, что ему передалъ эту вѣсть Степанъ Харытыничъ изъ Кожанки. 5) Харытыничъ говоритъ, что самъ былъ, по частному дѣлу, въ Быковой-Греблѣ и слышалъ тамъ о пріѣздѣ Начальства для прочтенія указа; о чемъ и разсказалъ Тетьяненку, а потомъ вмѣстѣ съ нимъ передали "звистку" Игнату Галіонѣ и Якову Муляру, встрѣтясь съ ними подлѣ корчмы, гдѣ оставаясь потомъ всѣ четверо, останавливали возвращавшихся съ поля людей и уговаривали ихъ идти въ Быковую-Греблю "на справку" (общее выраженіе всѣхъ бывшихъ въ Быковой-Греблѣ). Всѣ эти показанія подтверждены прочими крестьянами и первымъ изъ показателей -- Грицькомъ Луговымъ. 6) Изъ села Насташки -- раненые Андрей Пиддубный и Левко Москаленко показали, что у нихъ священникъ также не далъ присяги, а крестьянинъ с. Поправки, Лактонъ Ельченко, онъ же Пивникъ, привезъ въ то же время вѣсть, что въ Быкову-Греблю съѣзжается все начальство и графъ Б*, и будутъ читать указъ и рѣшеніе, и т. д.} Спустя нѣкоторое время, тотъ же самый фактъ повторился и въ другихъ мѣстахъ, гдѣ дѣйствовали чиновники съ совершенно противоположными взглядами на эти событія. Въ таращанскомъ уѣздѣ, напримѣръ, когда подполковникъ М--овъ явился въ одно селеніе съ войскомъ, громада командировала двухъ человѣкъ верхами въ сосѣднюю деревню, гдѣ квартировала артиллерія. Прискакавъ прямо къ батарейному командиру, гонцы повалились ему въ ноги и торопливо стали умолять его: позычить громадѣ двѣ пушечки (ссудить громаду двумя пушками). "На что вамъ пушки?" спросилъ ихъ офицеръ, крайне удивленный такою странною просьбою.-- "Да намъ только на часокъ", отвѣчали просители: "мы тильки проженемо поганыхъ перебраньцивъ, да заразъ вамъ и привезено назадъ." фактъ этотъ засвидѣтельствованъ батарейнымъ командиромъ и, кажется, также вошелъ въ дѣло.

Обратимся къ показанію крестьянъ, священника и владѣльца с. Березкой о томъ, какъ началось волненіе въ этомъ селеніи.

Въ великую субботу громада получила отъ сосѣднихъ крестьянъ извѣстіе отъ указѣ и недоумѣвала, что дѣлать. На утро, въ день свѣтлаго христова воскресенія, крестьяне однако пришли, но обыкновенію, похристосоваться съ своимъ помѣщикомъ. По окончаніи обряда, получивъ отъ владѣльца записку (квитокъ) на нѣсколько ведеръ водки, ежегодно отпускаемой имъ въ этотъ день, они, уйдя со двора, стали совѣщаться между собой: слѣдуетъ ли воспользоваться подаркомъ помѣщика въ то самое время, когда они собираются его покинуть? Рѣшили на томъ, чтобы нетолько не брать подаренной горѣлки, но и вовсе не нить ея въ этотъ день. Вслѣдъ затѣмъ одна изъ крестьянскихъ жонъ, носившая куличъ отцу своему, крестьянину с. Яблоновки, возвратясь оттуда, стала разсказывать, что тамошняя громада уже присягнула. Извѣстіе быстро обошло деревню и внушило нѣкоторымъ желаніе лично удостовѣриться въ его справедливости. Поскакали въ Яблоновку и узнали, что тамъ дѣйствительно уже присягнули. Громада взволновалась и отправилась къ священнику. Нѣсколько дней продолжала она требовать присяги -- и все безуспѣшно. Толпа ожесточилась, принимая христіанскую твердость священника за упрямство и измѣну. Въ это же время сосѣднія села: Логвинъ, Антоново и Пустоварня, послѣдовали примѣру Березной и, встрѣтя со стороны своихъ священниковъ такой же отказъ, заподозрили ихъ въ стачкѣ, тѣмъ болѣе, что всѣ четыре священника были другъ-другу близкіе родственники. Ожесточеніе противъ нихъ усилилось. Священниковъ заперли въ церковь, держали на хлѣбѣ и водѣ, водили купать въ рѣку, запрягали въ повозку и погоняли кнутомъ, какъ лошадей. Для улики въ измѣнническомъ, будто бы, упорствѣ, ихъ водили насильно по окружнымъ деревнямъ, гдѣ люди были уже приведены къ присягѣ. Никакія увѣщанія и клятвы священниковъ не помогали, тѣмъ болѣе, что въ нѣкоторыхъ мѣстахъ церковные служители сами поддерживали въ народѣ заблужденіе {Высокопреосвященный Филаретъ, митрополитъ кіевскій и галицкій, увѣдомилъ генерал-губернатора, что распространенію недоразумѣній между крестьянами сквирскаго уѣзда наиболѣе содѣйствовалъ занимающій дьячковскую должность въ селѣ Малой-Сквиркѣ, діаконъ Н. Бохемскій, подвергшійся уже за противозаконные поступки, запрещенію въ священнодѣйствіи и приговоренный, кромѣ того, по суду, къ ссылкѣ въ Пермскую губернію за воровство. Предписаніе генерал-губернатора капитану Г. 26-го апрѣля 1855 г. на No 2,962.}. Въ Яблоновкѣ, напримѣръ, когда священникъ села Березной, приведенный туда своими прихожанами, просилъ разъяснить, какой указъ прочтенъ въ этомъ селеніи и какого рода присягу выполнили мѣстные крестьяне -- подошелъ къ нему одинъ діаконъ и всенародно сказалъ: "Перестаньте, батюшка, смущать бѣдный народъ, и объявите имъ указъ." Несчастный священникъ не имѣлъ никакой возможности опровергнуть такую наглую улику и съ христіанскимъ смиреніемъ, вполнѣ достойнымъ своего сана, предалъ себя на поруганіе взволнованнаго народа. Его примѣру послѣдовали священники села Логвина, Пустоварни и Антонова, раздѣлившіе съ нимъ одинаковую участь.

Но истина требуетъ прибавить, что собственность священниковъ и личность ихъ жонъ и семействъ остались повсюду неприкосновенными; наконецъ физическія силы самихъ священниковъ, при всемъ озлобленіи противъ нихъ толпы, не были разстроены до такой степени, чтобы они тотчасъ послѣ освобожденія не могли приступить къ священнодѣйствію; на другой же день послѣ своего освобожденія, священники были совершенно здоровы. Замѣчательно также, что во время самаго сильнаго волненія кабаки и здѣсь, какъ и вездѣ, гдѣ народъ записывался въ казаки, были запечатаны громадою и всюду были разставлены ею караулы, чтобъ никто не смѣлъ тронуть помѣщичьей собственности. Во всей губерніи, въ теченіе трехмѣсячнаго волненія, не было тронуто крестьянами ни соломенки. Помѣщики, бѣжавшіе въ Кіевъ и въ уѣздные города, возвратясь въ имѣнія, нашли все свое имущество цѣлымъ и неприкосновеннымъ. Ни одна вещь въ ихъ домахъ не была передвинута съ мѣста на мѣсто. Тѣ же помѣщики и экономы, которые оставались на мѣстахъ, пользовались лично всевозможными знаками уваженія. Имъ снимали шапки, кланялись, но только не признавали ихъ за власть и не повиновались имъ болѣе. Въ первые дни, помѣщики пытались образумить громаду, но тщетно. "Мы до васъ не якой жали не маемо" (мы къ вамъ не имѣемъ никакой претензіи), отвѣчали они: "вы були для насъ добрымъ паномъ, да теперь есть у насъ другій панъ -- въ Петербурзи: идить соби своею дорогою, куда знаете, а мы -- будемъ служитъ Богу да царю нашему."

Безъ сомнѣнія, всѣ эти факты не обнаружились сами собой, вдругъ, въ той совокупности, въ какой они здѣсь изложены. Совершаясь порознь, въ разное время, среди всеобщаго увлеченія съ одной стороны, опасеній и недоразумѣній -- съ другой, они долго терялись въ общемъ водоворотѣ событій, пока не извлечены были по разнымъ случаямъ разными лицами съ разными цѣлями. Нетрудно представить себѣ всю разнохарактерность взглядовъ и сужденій, высказанныхъ на первыхъ порахъ свидѣтелями этихъ событій. Историческія причины народныхъ движеній развиваются медленно, незамѣтно для простаго глаза окружающей среды; но, достаточно накопившись и созрѣвъ, онѣ разрѣшаются мгновенно, такъ что актъ этого разрѣшенія для многихъ кажется явленіемъ внезапнымъ, загадочнымъ. Въ первыя минуты, поэтому, ошибки неизбѣжны для всякаго, кто бы очутился лицомъ къ лицу съ подобнымъ явленіемъ, безъ предварительнаго знакомства съ почвою, на которой оно выросло.

Любопытно, однако, прослѣдить тотъ извилистый путь, по которому истина, неподлежащая теперь сомнѣнію, пробивалась, въ свое время, посреди борьбы, всегда и вездѣ ей сопутствующей. И потому, полагаю, не посѣтуютъ на меня, если, продолжая мой разсказъ, я поведу прямо по этому пути, не останавливаясь надъ подробностями незанимательными, и распространяясь, напротивъ, тамъ, гдѣ онѣ сколько нибудь будутъ любопытны.

III.

Возвратимся въ с. Березную. Получивъ свѣдѣнія, что въ остальныхъ селахъ сквирскаго уѣзда, гдѣ крестьяне, удовлетворенные присягою, данною имя" священниками, не обнаруживали особенныхъ безпорядковъ, броженіе не вполнѣ еще улеглось, и что въ этихъ селахъ все еще ходила молва, будто войско, стоящее въ Березнѣ -- не царское войско {Изъ предосторожности, команда эта не была расквартирована по сельскимъ обывателямъ, но, оставаясь постоянно въ сборѣ, расположена была бивуакомъ и продовольствовалась насчетъ помѣщиковъ; поэтому сообщеній съ крестьянами она не могла имѣть въ описываемое время.}, я счелъ необходимымъ окончательно разсѣять это заблужденіе. Съ этою цѣлію я отправился по всѣмъ сказаннымъ деревнямъ, для личнаго убѣжденія крестьянъ. Путешествіе мое было мирно и увѣнчалось полнымъ успѣхомъ. Тѣмъ неменѣе интересны были во многихъ отношеніяхъ разные случаи, встрѣченные мною на пути. Такъ напримѣръ, прійдя въ с. Бѣліевку и собравъ громаду для объясненія цѣли своего прибытія, я, между прочимъ, узналъ, что отсюда посланы были въ Кіевъ, съ прошеніемъ къ генерал-губернатору, депутаты, которые только что возвратились и разсказали народу, что начальникъ края самъ приказалъ привести ихъ къ присягѣ. Явились депутаты. "Гдѣ вы были?" -- "Ходили у Кіевъ до военнаго." -- "Что же онъ вамъ сказалъ?" -- "Казакъ, щобъ мы сидѣли смирно, слухали начальства и пановъ, да ходили на панщину, бо царь насъ не требуе, не якого указа не було, и казакъ, якъ буде якій указъ, то потребуютъ не у сихъ, а скильки царь назначить съ тысячи: человикъ двадцать, або и тридцать; да казакъ щобъ не слухали лихихъ людей, бо царскаго указа, колыбъ винъ бувъ, сховать не можно." -- "Прекрасно; что жь, вы передали все это громадѣ?" -- "А якъ же, пане, усе разсказали отъ такъ, якъ вамъ разсказуемо!" -- "А правда ли, что вы распустили слухъ, будто бы въ Кіевѣ васъ приводили къ присягѣ?" -- "Правда, пане!" -- "Что жь это значитъ?" спросилъ я въ удивленіи. Отвѣтчики стали божиться, что они дѣйствительно присягали, и разсказали, что послѣ увѣщанія, генерал-губернаторъ отправилъ ихъ къ намѣстнику печерской лавры, который будто бы и привелъ ихъ къ присягѣ. "Въ чемъ же заключалась эта присяга? Разскажите подробно, какъ это происходило?" -- "Звистно якъ: поциловали хрестъ и св. евангеліе, тай годи!" (Извѣстно, какъ: поцаловали крестъ и святое евангеліе, да и конецъ!) {Оказалось, какъ читатель увидитъ ниже, что намѣстникъ печерской лавры, по порученію генерал-губернатора, дѣлалъ увѣщаніе этимъ крестьянамъ и, для большаго впечатлѣнія, дѣлалъ его въ церкви, предъ открытымъ евангеліемъ и крестомъ.}.

Изъ Бѣліевки я отправился въ с. Рубченки, гдѣ, послѣ объясненій съ громадой, расположился на ночлегъ. Священникъ этого села, человѣкъ очень молодой, остался недоволенъ моими дѣйствіями, настоятельно требуя, чтобы крестьяне подвержены были по-крайней-мѣрѣ тѣлесному наказанію. Отказывая просьбѣ молодаго пастыря, я разсказалъ ему о томъ истинно христіанскомъ великодушіи, съ которымъ священники Березной, Логвина, Антонова и Пустоварни, послѣ всѣхъ оскорбленій и насилій, ими претерпѣнныхъ, нетолько простили все крестьянамъ, но еще сами ходатайствовали о прощеніи нѣкоторыхъ изъ нихъ предъ властями. Но юный пастырь остался все-таки недоволенъ.

Въ тотъ же вечеръ я получилъ двѣ бумаги чрезъ нарочныхъ жандармовъ: одну -- отъ начальника края, другую -- отъ управляющаго губерніей. Первый, препровождая мнѣ въ подлинникѣ донесенія генераловъ о происшедшемъ въ с. Березной, писалъ, между прочимъ, слѣдующее: "Особенное упорство крестьянъ с. Березной и сосѣднихъ съ нимъ деревень сквирскаго уѣзда, ихъ заблужденіе и ослушаніе, останавливаетъ вниманіе, въ особенности послѣ того, какъ по донесеніемъ подполковника А* и совѣтника Я*, въ таращанскомъ и каневскомъ уѣздахъ крестьяне успокоивались послѣ однихъ вразумленій и убѣжденій, безъ мѣръ строгости, сознавали свои заблужденія и приходили въ порядокъ -- въ особенности послѣ того, какъ открыта была копія съ указа (^вятѣйшаго синода 1806 года, которою дьячокъ Слатвинскій смутилъ крестьянъ села Бесѣдки, изъ которой недоразумѣнія распространились и далѣе. Прошу васъ всѣми мѣрами стараться расположить къ себѣ крестьянъ села Березной и сосѣднихъ селъ, и, сдѣлавъ имъ еще разъ вразумленіе о ихъ заблужденіи, имѣвшемъ столь пагубныя для нихъ послѣдствія, съ сохраненіемъ напвозможной осторожности разузнать: отчего именно крестьяне эти были такъ взволнованы, довели себя до насилій въ отношеніи своихъ приходскихъ священниковъ, почему они такъ упорно, какъ описываютъ г. управляющій губерніей и генерал-майоръ Б", не слушали ихъ увѣщаній, откуда и какимъ образомъ возникла между ними мысль о казачествѣ, когда и откуда она къ нимъ перешла, не внушалъ ли имъ кто либо изъ постороннихъ мысли о вольности, объ освобожденіи изъ помѣщичьей власти, какимъ образомъ рѣшились они броситься на команду и какъ позволили себѣ кричать, что ихъ начальство -- громада, тогда какъ съ ними говорило лицо, поставленное царемъ начальствовать? Прошу васъ разузнать также ихъ чувства къ правительству, высшему и мѣстному начальству и удостовѣриться: какое дѣйствительно оставило на нихъ впечатлѣніе вышеупомянутое происшествіе.

"По нѣкоторымъ свѣдѣніямъ возбуждается особое подозрѣніе, что крестьянъ сихъ могли подвинуть къ тому упорству и къ тѣмъ дѣйствіямъ, которыя они совершили, люди злонамѣренные, которые и могли находиться въ самой толпѣ ихъ. Обратить на этотъ предметъ особенное вниманіе; сдѣлайте самыя старательныя розысканія и доставьте мнѣ, какъ можно скорѣе, свѣдѣніе о вашихъ розысканіяхъ и заключеніе ваше, какой характеръ имѣло волненіе крестьянъ въ Березной: такой ли, какъ и въ другихъ мѣстахъ, гдѣ крестьяне успокоивались силою вразумленій и убѣжденій; если же отличный, то въ чемъ такое отличіе заключалось?

"Управляющій губерніею, безъ сомнѣнія, сообщилъ вамъ о бывшемъ студентѣ университета св. Владиміра Р*, который дѣлалъ въ высшей степени преступныя и злонамѣренныя внушенія крестьянамъ я читалъ имъ прокламацію отъ имени Англіи и Франціи, въ которой возбуждаются всѣ крестьяне къ возстанію противъ царя и владѣльцевъ. Обстоятельство это возбуждаетъ подозрѣніе насчетъ внѣшнихъ внушеній крестьянству, быть можетъ, подвигающихъ ихъ на волненіе и безпорядокъ.

"При этомъ извѣщаю васъ, что ко мнѣ приходили третьяго дня крестьяне изъ с. Петрошевки и Гайворона, сквирскаго уѣзда, и, цо надлежащемъ вразумленіи, отпущены мною въ дома; а вчера являлись крестьяне изъ с. Бѣліевки, сквирскаго же уѣзда, и представили прилагаемое при семъ прошеніе съ черновымъ прошеніемъ, подписаннымъ приходскимъ священникомъ, котораго они вынудили привести ихъ въ присягѣ. Самое содержаніе сихъ прошеній доказываетъ уже, что они взволнованы. Вышли отъ меня представившіе это прошеніе крестьяне, которыхъ вразумлялъ и намѣстникъ лавры, повидимому, съ раскаяніемъ и сознаніемъ своего заблужденія; но я прошу васъ быть въ этомъ селѣ и лично удостовѣриться объ ихъ положеніи, о происходившемъ между ними и о причинахъ онаго, съ сохраненіемъ также напвозмождой осторожности, и особо мнѣ донести.

"Увѣдомляю васъ, что крестьяне Васильковскаго уѣзда приведены уже въ порядокъ и генерал-майоръ Б* возвратился въ Кіевъ, а управляющій губерніею отправился въ Чигиринскій, черкасскій и уманскій уѣзды, для предотвращенія распространенія въ сихъ уѣздахъ недоразумѣній въ крестьянствѣ".

Требуя далѣе немедленнаго донесенія о томъ, гдѣ и какъ размѣщены раненые и подана ли имъ уже медицинская помощь, и обращаясь затѣмъ къ наставленіямъ объ употребленіи военной команды, генерал-губернаторъ присовокуплялъ: "Роты имѣть лишь для опоры въ высшихъ дѣйствіяхъ, для нравственнаго вліянія воинской силы на крестьянъ, и соблюдать въ употребленіи ея крайнюю осторожность, дабы отнюдь не могло.повториться того, что происходило въ Березкой. Взаключеніе, повторяю вамъ еще разъ мою просьбу: внимательно во всѣхъ селахъ, въ которыхъ вы будете находиться, наблюдать, нѣтъ ли по селамъ людей постороннихъ, непринадлежащихъ къ кореннымъ жителямъ, которые входили бы въ соотношеніе съ крестьянами и дѣлали бы имъ какія либо злонамѣренныя внушенія. Надѣюсь, что вы успѣете вразумитъ крестьянъ, успокоитъ ихъ и водворить порядокъ". 7 апрѣля No 2,532.

Упоминаемое въ этомъ предписаніи обстоятельство, относящееся къ. поступку студента Р* и возбудившее неосновательныя опасенія, будетъ объяснено въ своемъ мѣстѣ подробно. Обратимся теперь къ тому, что писалъ управляющій губерніей.

"Имѣю честь увѣдомить васъ, что вмѣстѣ съ симъ, препроводивѣкъ чиновнику особыхъ порученій Бон--му, въ подлинникѣ, поданные мнѣ четыре отзыва священниковъ селеній: Березной, Логвина, Пустоварни и Антонова, я предписалъ ему сейчасъ же отправиться въ. с. Березную и приступить къ производству строжайшаго слѣдствія овсѣхъ поступкахъ крестьянъ, при вашемъ содѣйствіи и руководствѣ, стараясь обнаружить какъ тѣ истязанія, какія дѣйствительно причинены были означеннымъ священникамъ, такъ и всѣ прочіе буйства и безпорядки, произведенные крестьянами; усугубить всѣ мѣры къ непремѣнному обнаруженію зачинщиковъ буйства и причинъ, побудившихъ къ оному; затѣмъ главныхъ зачинщиковъ и въ особенности возмутителей ихъ арестовать и отправить, подъ строжайшимъ карауломъ, въ острогъ. Увѣренный совершенно, что послѣ рѣшительной мѣры, какая вызвана была событіями 3-го апрѣля, спокойствіе и порядокъ, въ сквирскомъ уѣздѣ будутъ возстановлены въ непродолжительномъ времени, я покорнѣйше прошу васъ, для большаго успѣха къ достиженію сей цѣли, обратить особенное вниманіе исправника и чиновника особыхъ порученій Бон--аго, что упорство и буйство крестьянъ сквирскаго уѣзда совершенно отличаются въ характерѣ отъ тѣхъ недоразумѣній, которыя возникли въ другихъ мѣстахъ, и потому я. полагалъ бы необходимымъ изслѣдовать внимательно причины такого состоянія и для сего обратить вниманіе на хозяйство въ сихъ деревняхъ, на обращеніе съ ними экономическихъ властей, на бытъ и положеніе крестьянъ, и не было ли посторонняго подстрекательства въ иномъ смыслѣ противъ того, что подало поводъ къ недоразумѣніямъ крестьянъ въ другихъ уѣздахъ". 7 апрѣля 1885 г., No 16. Г. Тараща.

Эта послѣдняя бумага смутила меня несказанно. Я полагалъ, что мысль о формальномъ слѣдствіи оставлена послѣ объясненій въ с. Трушкахъ; между тѣмъ она являлась опять и съ такой, въ добавокъ, обстановкой, которая противорѣчила нетолько собственнымъ моимъ, убѣжденіямъ, но и духу той осторожности, какую обязывало меня, соблюдать при розысканіяхъ предъидущее предписаніе генерал-губернатора. Поэтому, возвратясь въ с. Березную и заставъ тамъ чиновника Бон--аго, я просилъ его не приступать къ слѣдствію впредь, до полученія разрѣшенія начальника края, которому и донесъ объ. этомъ съ нарочнымъ, объяснивъ при томъ въ своемъ подробномъ рапортѣ, что мѣстныхъ причинъ къ неудовольстію или озлобленію крестьянъ противу экономическимъ властей не было -- доказывая это тѣмъ, что личность этихъ властей и самое имущество ихъ, вездѣ безъ исключенія, остались неприкосновенными, чего, безъ сомнѣнія, не случилось бы при существованіи предполагаемаго озлобленія къ личностямъ помѣщиковъ.. На другой день, въ полному удовольствію своему, я получилъ новое предписаніе отъ генерал-губернатора, который вполнѣ согласился съ моимъ мнѣніемъ о слѣдствіи. Предписаніе это начиналось такъ: "Сегодня я получилъ донесеніе ваше за No 59 и прежде всего, въ отвѣтъ на него увѣдомляю, что я доволенъ вашими дѣйствіями по приведенію въ порядокъ крестьянъ сквирскаго уѣзда". Потомъ слѣдовали напоминанія объ осторожномъ употребленіи военной команды, производствѣ тщательныхъ розысковъ о причинахъ упорнаго заблужденія въ с. Березной и сосѣднихъ съ нимъ селахъ и, наконецъ, о розыскиваніи внѣшнихъ подстрекательствъ людей неблагонамѣренныхъ. О слѣдствіи же, назначенномъ управляющимъ губерніею, говорилось такъ: "Находя слѣдствіе въ настоящее время преждевременнымъ, я прошу васъ, по прибытіи чиновника Бон--скаго, объявить ему отъ меня, чтобы къ слѣдствію не приступалъ и обратился бы къ исполненію другихъ имѣющихся у него порученій." Взаключеніе, Цъ отвѣтъ на ходатайство мое объ освобожденіи тѣхъ крестьянъ, которые, по приказанію громады, исправляли должности караульщиковъ при священникахъ и обходились съ ними кротко и съ уваженіемъ, сказано было въ предписаніи: "не признавая возможнымъ совершено оставить ихъ безъ взысканія, прошу исправительно взыскать съ нихъ, по вашему усмотрѣнію". 8-го апрѣля. No 2,529.

Я позволилъ себѣ сдѣлать такія подробныя выписки изъ офиціальныхъ бумагъ, въ той увѣренности, что онѣ раскрываютъ вполнѣ гуманный, взглядъ начальника края на происходившія событія и мѣру общей заботливости начальства къ предупрежденію малѣйшихъ недоразумѣній. Чтобы покончить на этотъ разъ съ выписками, ограничусь краткимъ извлеченіемъ изъ рапорта моего отъ 10-го апрѣля No 61, въ отвѣтъ на предъидущее предписаніе: "Обращаясь къ изложенію прочихъ свѣдѣній, затребованныхъ в. с., считаю долгомъ прежде всего объяснить, что изъ разспросовъ раненыхъ и освобожденныхъ, съ разрѣшенія в. с., крестьянъ, я вполнѣ убѣдился, что внѣшнихъ подстрекательствъ, со стороны неблагонамѣренныхъ лицъ, къ безпорядкамъ нигдѣ не было, что, впрочемъ, доказываетъ и самый характеръ происходившихъ волненій, совершенно оригинальный. При внѣшнемъ вліяніи, толпа, отвергающая крѣпостныя обязательства и такъ упорно требующая свободы, прежде всего обратилась бы противъ ближайшихъ властей и не обошлась бы безъ грабежа, насилія и безчинства, идущихъ рядомъ со всякимъ безпорядкомъ. Въ настоящемъ случаѣ ничего подобнаго не было. Полицейскія власти, среди самаго разгара заблужденій, говорили съ крестьянами совершенно безопасно. Ни одному владѣльцу, оставшемуся на мѣстѣ, не нанесено никакихъ оскорбленій, и хотя всѣ дворовые люди повсюду забираемы были громадой, господское хозяйство, покинутое безъ надзора, оставалось, однако, нетронутымъ. Оказалось насиліе противу однихъ священниковъ, но только противу тѣхъ, которые не согласились привести своихъ прихожанъ къ присягѣ, тогда какъ другіе привели." Взаключеніе я говорилъ, что не вижу никакой разницы между первоначальными событіями въ таращанскомъ и послѣдующими въ сквирскомъ уѣздахъ, говоря, что кажущаяся разница относится лишь въ формѣ, а не къ сущности происшествій, которая, вытекая изъ одной и той же причины, вездѣ была одинакова. Въ таращанскомъ и каневскомъ уѣздахъ не было войскъ, и потому не было на нихъ нападенія, какъ не было его и въ прочихъ селахъ сквирскаго и Васильковскаго уѣздовъ; тамъ, гдѣ священники привели людей къ присягѣ, броженіе хотя и не прекращалось вовсе, было, однако, гораздо слабѣе и не выражалось въ особенномъ нетерпѣніи, какое испытывали громады, нетолько неуспѣвшія получить желанной присяги, но встрѣтившія угрозу, порожденную, по ихъ мнѣнію, стачкою землевладѣльцевъ съ чиновниками -- угрозу въ виду окончанія послѣдняго срока, назначеннаго, по слухамъ, къ записи. "Наконецъ -- сказано было въ рапортѣ -- въ таращанскомъ уѣздѣ, открытіе подлога синодскаго указа могло на горячихъ слѣдахъ содѣйствовать къ прекращенію заблужденій; другіе же уѣзды увлечены были одною молвою, которая, переходя изъ устъ въ уста, тѣмъ болѣе раздражала умы и возбуждала нетерпѣніе, чѣмъ менѣе была опредѣлена въ своихъ формахъ." На этомъ основаніи я силился доказать, что зачинщиковъ, въ строгомъ смыслѣ слова, въ уѣздахъ, ввѣренныхъ мому наблюденію, не было, что "здѣсь зачинщикомъ была неудержимая молва", и что первыми подчинялись ей едвали не самые лучшіе люди, игравшіе впослѣдствіи роль начальниковъ въ громадахъ. Взаключеніе я просилъ начальника края поспѣшить отозваніемъ войскъ, находившихся въ моемъ распоряженіи, такъ-какъ они вовсе были не нужны. Но получилъ въ отвѣтъ, что отозваніе войска признается еще преждевременнымъ.

Но на другой же день послѣ этого отказа, въ отвѣтъ на новое ходатайство о томъ же, я получилъ, одно вслѣдъ за другимъ, слѣдующія предписанія отъ начальника края:

1) "Получивъ ваше донесеніе, что въ сквирскомъ уѣздѣ все благополучно, и что въ оставленныхъ въ вашемъ распоряженіи двухъ саперныхъ ротахъ надобности вамъ не предстоитъ, а между тѣмъ получивъ извѣщеніе, что недоразумѣнія открылись съ новою силою въ южныхъ мѣстностяхъ каневскаго уѣзда, я призналъ нужнымъ состоящія въ вѣдѣнія вашемъ помянутыя двѣ роты тотчасъ же отправить въ м. Богуславъ, для усиленія собранныхъ уже туда войскъ, дабы такимъ образомъ присутствіемъ воинской силы и вліяніемъ ея на крестьянъ удержать ихъ въ порядкѣ. До особаго моего распоряженія вы оставайтесь въ районѣ мѣстностей сквирскаго уѣзда, въ коихъ крестьяне оказывали особенное упорство" (12-го апрѣля No 2631).

2) "По случаю возникшихъ въ Корсунѣ, Таганчѣ и прилегающихъ къ нимъ селахъ каневскаго уѣзда недоразумѣній въ крестьянствѣ, производящихъ безпокойство, предположивъ сегодня лично отправиться въ эти мѣста, я прошу и васъ, ни мало не медля, прибыть ко мнѣ въ каневскій уѣздъ" (13-го апрѣля No 2631).

Сдѣлавъ распоряженія о передвиженіи ротъ, я тотчасъ отправился въ м. Богуславъ.

Чрезъ Богуславъ, я отправился въ м. Корсунь, гдѣ засталъ г. генерал-губернатора, въ домѣ князя Лопухина. Генерал-губернаторъ сообщилъ мнѣ вкратцѣ о происходившемъ въ каневскомъ уѣздѣ. Оказывалось, что нападеніе на роту въ Корсунѣ дѣйствительно происходило такъ, какъ разсказывалъ г. Паліенко, и что при этомъ между крестьянами нѣсколько человѣкъ было убито и около 20 ранено. Для подавленія волненій, сосредоточившихся подлѣ м. Таганчи, отправленъ былъ управляющій губерніей и подполковникъ М -- онъ съ войскомъ, состоявшимъ изъ нѣсколькихъ эскадроновъ уланъ резервной дивизіи, квартировавшей въ г. Умани, и двухъ-трехъ ротъ пѣхоты.

Извѣстіе же о разграбленіи дома и оружія владѣльца Таганчи оказалось ложнымъ. Съ минуты на минуту ожидалъ генерал-губернаторъ донесеній изъ Таганчи, намѣреваясь лично отправиться туда, для внушеній крестьянъ. Въ заключеніе, начальникъ края приказалъ мнѣ возвратиться въ свои уѣзды, дозволивъ заѣхать по пути, дня на три, въ Кіевъ, для свиданія съ семействомъ.

Пробывъ три дня въ Кіевѣ, я успѣлъ прислушаться къ общественнымъ толкамъ, горячо разбиравшимъ причины событій. Каждый кружокъ разсматривалъ дѣло по-своему, не стѣсняясь отсутствіемъ положительныхъ данныхъ. Высшій кругъ смотрѣлъ на событія съ высшей точки зрѣнія и видѣлъ въ нихъ чуть-чуть не французскую революцію. Самые умные люди не хотѣли вѣрить, что порядокъ, по водвореніи его во всей губерніи, будетъ проченъ, и что крестьяне выразятъ готовность повиноваться, какъ скоро убѣдятся, что указа царскаго не было. Читатель увидитъ ниже, какъ мало понимали украинское населеніе эти господа, судившіе о немъ, безъ сомнѣнія, по англо-французскимъ источникамъ.

По возвращеніи генерал-губернатора въ Кіевъ, я тотчасъ былъ потребованъ къ нему и получилъ приказаніе отправиться въ м. БѣлуюЦерковь, съ тѣмъ чтобы наблюдать за окончательнымъ водвореніемъ порядка въ Васильковскомъ и сквирскомъ уѣздахъ, не теряя, въ то же время, изъ виду смежныхъ съ ними бердичевскаго и липовецкаго, куда волненіе не успѣло еще проникнуть. Въ предписаніи, данномъ по сему случаю, за No 2717, между прочимъ, велѣно было мнѣ: "удостовѣряться именно въ положеніи помѣщичьихъ крестьянъ и исполненіи ими повинностей, и строжайше разыскивать, нѣтъ ли гдѣ постороннихъ подстрекателей, въ особенности такихъ, которые бы дѣйствовали съ злыми замыслами". Я старался увѣрить начальника края, что никакихъ тутъ подстрекателей не было и не могло быть, что польскіе агитаторы не станутъ вооружаться противъ поляковъ же и волновать русскій народъ въ ущербъ польскимъ помѣщикамъ, что, наконецъ, крестьяне не станутъ слушать поляковъ. Причины волненія были ясны и объяснены были вя" моихъ донесеніяхъ подробно. Но моимъ словамъ мало придавали значенія. Всѣ доводы мои и присутствовавшаго, при моемъ разговорѣ, правителя канцеляріи, г. Р--ма, не могли поколебать твердаго убѣжденія въ необходимости произвести повсемѣстно уголовное слѣдствіе, для открытія мѣстныхъ причинъ безпорядковъ и тайныхъ подстрекателей. Я былъ въ уныніи. Слова мои не дѣйствовали; а между тѣмъ воображеніе рисовало мнѣ всѣ послѣдствія этой мѣры. Чиновники разныхъ убѣжденій и взглядовъ станутъ ш" разныхъ мѣстахъ производить слѣдствіе и доискиваться мѣстныхъ причинъ въ богатыхъ имѣніяхъ пановъ. Каждый затянетъ свою пѣсню. Выйдетъ такая рогатая штука, что высшее правительство ничего не пойметъ. Но хуже всего то, что уголовное слѣдствіе спрятать нельзя; оно должно идти непремѣнно въ какой нибудь судъ или коммиссію на рѣшеніе. А губернія въ то время была на военномъ положеніи. Несчастныхъ крестьянъ, ни въ чемъ невинныхъ, судъ по необходимости будетъ приговаривать къ смертной казни и другимъ жестокимъ наказаніямъ. Мнѣ сильно хотѣлось помѣшать этому слѣдствію; но доводы мои были отвергаемы. Въ эту минуту случай сдѣлалъ то, что безсильно было сдѣлать мое горячее убѣжденіе. На другой день, когда я откланивался, начальникъ края объявилъ мнѣ о полученной имъ телеграфической депешѣ, извѣщавшей о скоромя" прибытіи въ губернію генерал-адъютанта Я--ча, посланнаго по высочайшему повелѣнію. Я воспользовался этимъ случаемъ и намекнулъ начальнику края, что, вѣроятно, въ составъ порученій, возложенныхъ на генерал-адъютанта, входитъ и производство слѣдствія о происшедшихъ событіяхъ; поэтому не лучше ли было бы отданныя наканунѣ распоряженія о слѣдствіяхъ пріостановить, такъ-какъ по одному и тому же дѣлу двухъ слѣдствій производить нельзя. Съ этимъ мнѣніемъ согласились. Вслѣдъ затѣмъ я отправился въ м. Бѣлую-Церковь, чрезъ которую 21-го апрѣля проѣхалъ генерал-адъютантъ Я--чъ въ Звѣнигородку, гдѣ онъ соединился съ управляющимъ губерніею, который съ тѣхъ поръ оставался при генерал-адъютантѣ безотлучно, почти до самаго окончанія дѣла. Дальнѣйшимъ общимъ успѣхамъ ихъ къ возстановленію порядка въ губерніи не представлялось болѣе никакихъ затрудненій. Войска, сосредоточенныя подъ м. Таганчею, впослѣдствіи увеличились прибытіемъ еще нѣсколькихъ эскадроновъ кавалеріи; это дало возможность управляющему губерніею, оставивъ часть команды въ капевскомъ уѣздѣ, для наблюденія за спокойствіемъ, съ остальною обратиться въ таращанскій уѣздъ и, наконецъ, въ с. Бесѣдку. Всего менѣе встрѣчалось упорство тамъ, гдѣ дѣйствовала кавалерія. "Вотъ это -- такъ ужь царское войско", говорили крестьяне: "се вжей справди мабуть маскали" -- и дальнѣйшія сомнѣнія порѣшали тѣмъ, что ляхамъ трудно было бы подобрать такъ хорошо "коня въ коня". Подполковникъ М--овъ (тотъ самый, что замѣнилъ подполковника А*), свидѣтельствуя объ этомъ фактѣ, присовокупилъ, однако, что нѣкоторыя громады и здѣсь высказывали упорное сомнѣніе. Въ одномъ такомъ селеніи, подполковникъ М--овъ пробовалъ употребить краснорѣчіе и въ числѣ прочихъ доказательствъ заблужденія крестьянъ указываетъ на неясное пониманіе ими желанной цѣли, говоря, что нѣтъ на свѣтѣ человѣка вполнѣ независимаго, и что нерѣдко самые начальники терпятъ болѣе другихъ. На это ему отвѣчали: "добре чорту въ дудку трать, сидя въ очерети: одну зломае -- другу соби вырѣже, а наше инше дило!" (хорошо чорту играть на дудочкѣ, когда онъ сидитъ въ камышѣ: одну сломаетъ -- вырѣжетъ себѣ другую дудочку, а наше иное дѣло!)...

Со времени пріѣзда моего въ Бѣлую-Церковь, спокойствіе въ уѣздахъ, порученныхъ моему наблюденію, не нарушилось никакими особенно важными происшествіями, такъ что дѣятельность моя съ этихъ поръ ограничивалась поѣздками въ тѣ села, которыя не видѣли еще никого изъ начальственныхъ лицъ и сами собой возвратились къ порядку. Въ одной только деревнѣ Васильковскаго уѣзда, Телшевкѣ, принадлежащей русскому владѣльцу (отставному полковнику гвардіи и предводителю дворянства), возникло между крестьянами неудовольствіе къ новому управляющему; по обстоятельство это, по исключительному характеру, не имѣло ничего общаго съ описываемыми происшествіями и родилось уже послѣ того, какъ крестьяне этой деревни, освободясь отъ заблужденія о казачествѣ, возвратились къ барщинѣ. Генерал-адъютантъ Я--чъ, получивъ мое донесеніе объ этомъ происшествіи, предписалъ: 1) "дѣйствовать на волнуемыхъ крестьянъ преимущественно мѣрами убѣжденія, объясняя имъ, что государь императоръ, отечески соболѣзнуя объ ихъ заблужденіи, изволилъ прислать къ нимъ своего генерал-адъютанта, дабы обратить ихъ на путь истины и христіанскаго долга. 2) Только въ случаѣ совершенной необходимости обращаться къ употребленію вооруженной силы для возстановленія порядка, но приступать къ сему неиначе, какъ съ достаточнымъ числомъ войска {Опытъ показалъ, что всюду, гдѣ войска были употребляемы противъ крестьянъ въ маломъ количествѣ, послѣдствія выходили очень печальныя, тогда какъ при большомъ количествѣ войскъ, употребленныхъ въ Таганчѣ, никакого "отраженія" не произошло. Примѣч. авт.}. 3) Милосердная воля его величества состоитъ въ томъ, чтобы военная сила не была употребляема безъ неизбѣжной въ томъ необходимости".

Между тѣмъ, вопросъ о слѣдствіяхъ опять былъ возобновленъ вице-губернаторомъ, который въ бумагахъ своихъ ко мнѣ снова напоминалъ о производствѣ формальнаго слѣдствія, извѣщая, что въ другихъ мѣстахъ губерніи слѣдствія уже производятся. Я не могъ выдержать и послалъ генерал-губернатору слѣдующее донесеніе:

"Г. управляющій губерніей, въ отзывахъ своихъ ко мнѣ, упоминаете" о слѣдствіи, возложенномъ на меня, о безпорядкахъ, бывшихъ въ сквирскомъ уѣздѣ. Имѣя въ виду, что первоначальное распоряженіе о производствѣ слѣдствія пріостановлено вами, но полагая, судя по этимъ отзывамъ, что оно возобновляется, я считаю долгомъ донести, что, по моему убѣжденію, формальное слѣдствіе во всѣхъ селахъ, гдѣ происходили безпорядки, невозможно: вопервыхъ, потому, что тамъ, гдѣ все населеніе прикосновенно къ дѣлу, не можетъ быть законныхъ свидѣтелей къ уликѣ виновныхъ; вовторыхъ, потому что вся вина ихъ состояла лишь въ томъ, что они подчинились слухамъ, вышедшимъ изъ с. Ѳедюковки". Далѣе, изложивъ обстоятельства, уже извѣстныя читателю, я продолжалъ: "Я не намѣренъ повторять подробности всѣхъ побочныхъ обстоятельствъ, уже извѣстныхъ вамъ, по хочу объяснить, что начавшееся такимъ образомъ дѣло повторилось во всѣхъ селахъ, гдѣ были безпорядки, до малѣйшей подробности въ одинаковой формѣ. Неодинаково было только упорство крестьянъ при возвращеніи къ порядку; по вездѣ тѣ же слова: "Желаемъ служить Богу и государю"; тѣ же списки, съ собственноручнымъ крестомъ каждаго вмѣсто подписи, послѣ чего всякій считалъ себя вольнымъ казакомъ, призваннымъ на службу государю. Священники одни начали это дѣло -- одни они и пострадали отъ него. Ни политическія внушенія, никакія другія, по мнѣнію моему, не могли произвести ничего подобнаго. Крестьяне, кромѣ царя, не вѣрили никому, и едва коснулись этого священнаго для нихъ имени въ с. Волнянкѣ (студентъ Р*), тѣ же волнующіеся крестьяне представили доказательство, какъ мало они способны къ принятію политическихъ внушеній" (29 апрѣля No 81).

Независимо это этого донесенія, я въ томъ же духѣ отвѣчалъ и управляющему губерніей, присовокупивъ, что не буду производить слѣдствій; я разсчитывалъ, что бумага моя, по всей вѣроятности, будетъ прочтена генерал-адъютантомъ. Вскорѣ генерал-адъютантъ дѣйствительно потребовалъ меня къ себѣ для личныхъ объясненій причинъ неповиновенія моего управляющему губерніей. Но прежде, чѣмъ я могъ исполнить это требованіе, мнѣ надлежало отправиться, по порученію начальника края, въ с. Волнянку, для подробнаго разузнанія, никъ въ дѣйствительности происходило дѣло студента Р, и какія насчетъ прокламаціи его существовали у крестьянъ убѣжденія. Въ предписаніи, данномъ по этому случаю, было изъяснено, что "вѣрноподданническое усердіе, явленное крестьянами с. Волнянки, которые нетолько не послѣдовали преступнымъ внушеніямъ Р, но открыли преступленіе его начальству, обращаетъ справедливое на нихъ вниманіе".

Слѣдуя, по возможности, хронологическому порядку въ моемъ разсказѣ, считаю долгомъ теперь же познакомить читателя съ результатомъ изслѣдованій по этому дѣлу.

III.

Отецъ студента Р., полякъ, былъ долгое время управляющимъ въ имѣніи графа Б", и получилъ отъ сего послѣдняго, въ видѣ пожизненной пенсіи, въ управленіе село Волнянку. Сынъ его -- студентъ. пылкій и добрый отъ природы, поступивъ въ университетъ, плохо учился, полюбилъ заниматься литературою, писалъ стихи и романы. Выключенный изъ университета, онъ долго скрывалъ положеніе свое отъ родителей, дожидая праздниковъ св. христова воскресенія, пока, по обыкновенію, не пришлютъ за нимъ изъ дому лошадей. Въ это самое время онъ узналъ о возникшемъ недоразумѣніи между крестьянами кіевской губерніи; не зная хорошо источника этого недоразумѣнія и вовсе не понимая характера русскаго народа, онъ счелъ этотъ случай самымъ удобнымъ для дѣйствій. Мысль о прославленіи себя во что бы ни стало, вскружила голову легкомысленнаго юноши. Составивъ на польскомъ языкѣ прокламацію къ украинскому народу, призывая его отъ имени англо-французовъ къ возстанію противъ властей, онъ съ этой бумагой отправился домой, въ Волнянку, съ тѣмъ, чтобы начать пропаганду съ крестьянъ, подчиненныхъ его отцу. По пріѣздѣ на мѣсто, онъ тотчасъ сообщилъ свои идеи эконому Сковронскому, молодому шляхтичу безъ всякаго образованія. Увѣрившись въ его содѣйствіи, студентъ въ тотъ же день позвалъ къ себѣ гуменнаго (старосту) Зосима Доценку, и сталъ подготовлять его къ возстанію, сообщивъ по секрету, что имѣетъ письмо къ крестьянамъ отъ англичанъ и французовъ, которое намѣренъ имъ показать, съ тѣмъ чтобы Доценко выбралъ для этого на первый разъ самыхъ вѣрныхъ людей. Доценко выслушалъ панича и видя, что онъ затѣваетъ что-то "неподобное", не зналъ что отвѣчать, и отдѣлался обѣщаніемъ исполнить просьбу. Отправляясь въ раздумьи домой, онъ встрѣтилъ пріятеля своего, крестьянина Василія Слободянюка, которому подъ строгимъ секретомъ разсказалъ обо всемъ. Стали оба совѣтоваться, что дѣлать. Если объявить начальству -- пожалуй, не повѣрятъ: нѣтъ доказательствъ, ни свидѣтелей, ни документа. Слободянюкъ посовѣтовалъ Доценкѣ, чтобы онъ навелъ студента на откровенность предъ другимъ лицомъ, и указалъ при этомъ на Василія Кравченку, какъ на мужика разумнаго. На другой день, студентъ опять присталъ къ Доценкѣ съ просьбою поскорѣй собрать людей; но тотъ отговорился тѣмъ, что занятъ и не успѣлъ еще пріобрѣсти вліянія на громаду, а совѣтовалъ обратиться къ Кравченкѣ, котораго всѣ слушаютъ, потому что онъ предъ тѣмъ долгое время былъ гуменнымъ. Студентъ послушался и передалъ свои планы Кравченкѣ. Сей послѣдній, не зная ничего объ участіи въ этой тайнѣ Доценка и Слободянюка, прямо обратился къ нимъ и передалъ разговоръ свой съ паничемъ. Тогда всѣ трое, послѣ совѣщанія, постановили, чтобы Кравченко исполнилъ желаніе студента и собралъ людей самыхъ вѣрныхъ, разсказавъ каждому поодиночкѣ все дѣло и внушивъ имъ, что главная цѣль заключается въ томъ, чтобы захватить, во что бы ни стало, письмо отъ хранцуза. Когда все это было устроено и люди, въ числѣ тридцати человѣкъ, собрались, но желанію студента, ночью подлѣ корчмы -- три главные руководителя, еще разъ объяснивъ собранію планы свои, упрашивали прежде всего не пить водки и соблюдать до послѣдней минуты строжайшую осторожность. Студентъ, которому дали знать, что люди готовы, тотчасъ явился и предложилъ имъ, для лучшаго уразумѣнія правды, выпить водки; но собраніе отказалось, говоря, что худо будетъ, если кто съ пьяна разболтается. Ночь была темная и шелъ дождикъ; студентъ затруднялся, гдѣ бы прочитать посланіе: одинъ изъ членовъ собранія предложилъ для этого собственную избу на концѣ деревни. "Моя хата съ краю", говорилъ онъ студенту, успокоивая его сомнѣнія. Когда общество вошло въ избу, юноша потребовалъ, чтобы всѣ помолились Богу, испрося у него помощи къ уразумѣнію истины. "Какъ же намъ молиться?" спросили крестьяне. "Да ужь какъ знаете", отвѣчалъ имъ студентъ -- и собраніе стало молиться, говоря: "Поможи намъ Боже на те, то мы знаемо". Затѣмъ всѣ усѣлись и приступлено было къ дѣлу. Юноша началъ читать прокламацію и видя, что всѣ ему поддакиваютъ, увлекался все болѣе и болѣе, клялся, что онъ ничего не пожалѣетъ для истребленія всѣхъ властей и водворенія равенства, обѣщаннаго прокламаціею. Наконецъ онъ сталъ читать воззваніе, переводя каждую фразу на малороссійскій языкъ; слушатели подступали къ нему все ближе и ближе и одинъ изъ нихъ, Куцаченко, подсѣвъ къ самому локтю студента, сталъ заглядывать въ бумагу... "Что ты смотришь, развѣ ты грамотенъ?" спросилъ его студентъ.-- "Ни, паничу", отвѣчала" онъ: "дивлюсь тилки якъ той англіянъ лише." Студентъ успокоился и сталъ читать дальше... вдругъ, Куцаченко хватается за бумагу... студентъ не даетъ и сжимаетъ ее въ кулакъ... Въ эту минуту всѣ схватываютъ его за руки и, разведя ихъ, начинаютъ осторожно разнимать палецъ за пальцемъ, чтобъ не порвать бумагу. Озадаченный юноша долго не можетъ выговорить слова и, наконецъ, восклицаетъ: "что жь это значитъ, хлопцы?" -- "А то значитъ, паничу, то мы не знаемо ни того англіянскаго, ни хранцузскаго царя, а знаемъ одного Свого-Билаго! отъ-то воно значить!" -- "Такъ вы за Бѣлаго?" спрапніваетъ студентъ въ недоумѣніи.-- "А вте-жъ за Билаго: на то жь намъ чужіе?" Студентъ растерялся и сталъ уговаривать ихъ возвратить бумагу, говоря, что и онъ пойдетъ вмѣстѣ съ ними за Бѣлаго; но мужики отвѣчали, что все это очень хорошо, но что письма они не могутъ возвратить: "Вы жь сами казали, паничу", прибавили они: "то воно до насъ написано: трёба жь намъ его прочитати!" Покорившись своей участи, студентъ ушелъ домой, а крестьяне, чтобъ удостовѣриться, въ какой степени бумага эта преступна и все ли въ ней написано такъ, какъ читалъ студентъ, тотчасъ возвратились въ село и, забирая по дорогѣ всѣхъ крестьянъ, какихъ можно было захватить, для усиленія отпора, въ случаѣ нападенія студента, отправились въ сосѣднее село къ помѣщицѣ, вдовѣ какого-то полковника, русской по происхожденію. Упросивъ прислугу разбудить барыню, они объяснили ей все дѣло и просили прочитать французское письмо. Помѣщица призвала свою дочь и предложила ей удовлетворить эту просьбу, по та, взглянувъ на письмо, объяснила крестьянамъ, что оно написано по-польски, а не по-французски, и совѣтовала обратиться, по сосѣдству, къ священнику, знающему польскій языкъ. Они отправились къ священнику, который, прочтя бумагу, подтвердилъ имъ дѣйствительность преступнаго ея содержанія и сказалъ, что ее слѣдуетъ представить, какъ можно скорѣе, къ исправнику. Но крестьяне, боясь, чтобы бумага не пропала какъ нибудь въ судѣ, рѣшились исполнить этотъ совѣтъ въ такомъ только случаѣ, если священникъ согласится вмѣстѣ съ ними отправиться къ исправнику. На другой день рѣшеніе это было приведено въ исполненіе, и вмѣстѣ съ тѣмъ громада послала сотскаго къ ближайшему полицейскому чиновнику спросить, что прикажетъ дѣлать съ паничемъ? Задержать его сама она боялась, не зная исхода дѣла и опасаясь обвиненія въ нарушеніи правъ неприкосновенности панича, тѣмъ болѣе, что они въ то самое время записались въ казаки.

Я полагаю, что дальнѣйшія подробности для читателя не будутъ интересны. Скажу только, что въ награду за вѣрноподданническій поступокъ всѣ участвовавшіе въ немъ крестьяне щедро награждены правительствомъ, а Доценко, Кравченко, Слободянюкъ и Куцаченко, у независимо отъ вольноотпускной, данной имъ отъ владѣльца графа Б*, съ правомъ оставаться на своихъ земляхъ {Въ настоящее время всѣ они пожелали перейти въ сословіе государственныхъ крестьянъ и, по распоряженію министерства государственныхъ имуществъ, надѣлены уже землями (Частное свѣдѣніе).}, получили медали "за усердіе", денежную награду и, кромѣ того, освобождены отъ рекрутской и другихъ повинностей.

Здѣсь я долженъ прибавить кстати, что во время пребыванія моего въ Волнянкѣ объявленъ былъ рекрутскій наборъ. Справедливость требуетъ сказать, что при этомъ многіе изъ самыхъ рьяныхъ желателей проливать кровь за царя -- бѣгали отъ рекрутства. Въ понятіи ихъ, солдатъ далеко не то, что казакъ, и каждый, искренно готовый умереть за одно имя казака, неохотно мирится съ мыслью о солдатчинѣ. Въ устраненіе побѣговъ, въ нѣкоторыхъ мѣстахъ, людямъ, предназначеннымъ въ рекруты, набиваютъ на ноги деревянныя колодки. Въ такихъ-то колодкахъ нашелъ я, но пріѣздѣ своемъ въ Волнянку, Кравченку, Слободянюка, Куцаченку и другихъ крестьянъ, участвовавшихъ въ вышеописанномъ событіи. Это было устроено по вліянію родныхъ студента (отца въ это время не было дома). Студентъ въ это время бѣжалъ въ Австрію. Я уже его не засталъ въ Волнянкѣ. Впослѣдствіи австрійцы выдали его нашему правительству. Слѣдствіе и судъ надъ нимъ производились въ кіевской военно-судной коммиссіи. Приговоръ суда, говорятъ, былъ значительно смягченъ высочайшей конфирмаціей. Мнѣ говорили въ Петербургѣ, что юноша, во уваженіе его лѣтъ, сосланъ на поселеніе или въ отдаленныя губерніи подъ надзоръ полиціи, впредь до исправленія его образа мыслей. Вѣроятно, и участь эконома Скопроискаго была смягчена въ той же степени. Сковронскій былъ единственный сынъ у матери, которая любила его до безумія.

Таково дѣло студента Р*, на которое начальство указывало, какъ на доказательство существованія іюльскихъ подстрекателей. Мнѣ, напротивъ, казалось, что оно лучше всего доказываетъ, что не было никакихъ подстрекателей, такъ-какъ съ ними народъ, вѣроятно, поступилъ бы точно такъ же, какъ и съ студентомъ Р*.

IV.

Изъ Волнянки я отправился въ м. Ставище (того же таращанскаго уѣзда, гдѣ и засталъ генерал-адъютанта Я--ча, въ обществѣ вицегубернатора, находившагося при немъ неотлучно. Первыя слова, которыми меня привѣтствовалъ генералъ, заключали въ себѣ вопросъ, почему я не хочу исполнить распоряженія управляющаго губерніей и вооружаюсь противъ формальнаго слѣдствія потому, что нахожу его безполезнымъ, вреднымъ и опаснымъ дѣломъ. "Надъ кѣмъ вы станете производить слѣдствіе?" говорилъ я. "Надъ сотнями тысячъ крестьянъ? Но ни одинъ изъ нихъ не запирается ни въ чемъ; всѣ говорили въ глаза начальству одно и то же; всѣ нападали на войска тамъ, гдѣ противъ нихъ водили войско; всѣ глубоко увѣрены были, что это -- не царское войско, а переодѣтые ляхи и жиды; наконецъ, всѣ или большинство посылали просьбы къ царю и начальнику края. Кого же вы станете спрашивать въ качествѣ свидѣтелей? Священники были сами прикосновенны къ дѣлу; помѣщиковъ и экономовъ вы хотите тоже обвинить, отъискивая какія-то мѣстныя причины. Какое же это будетъ формальное слѣдствіе, и къ чему оно поведетъ? Произведенное порознь разными лицами и въ разныхъ мѣстахъ, оно поведетъ только къ затемненію истины, а не къ обнаруженію ея. Согласитесь, генералъ, что отказъ мой отъ слѣдствія не можетъ заключать въ себѣ никакихъ личныхъ и заднихъ цѣлей. Могу поручиться вамъ, что на моемъ мѣстѣ, ни одинъ чиновникъ не отказался бы отъ раскапыванія мѣстныхъ причинъ въ трехъ уѣздахъ, гдѣ сосредоточены самые богатые польскіе паны..."

Послѣдній аргументъ подѣйствовалъ на генерала замѣтно. Онъ колебался. "Но вѣдь слѣдствіе требуется закономъ!" отвѣчала" онъ: "управляющій губерніею лучше насъ съ вами знаетъ законы, а онъ увѣряетъ, что безъ слѣдствія обойтись нельзя." Управляющій губерніею, улыбаясь, присовокупилъ: "да, къ сожалѣнію, законъ говоритъ объ этомъ очень ясно и положительно." -- "Я не знаю, лучше ли меня знаетъ законы г. вице-губернаторъ", отвѣчалъ я генералу: "но знаю то, что никакого закона объ этомъ нѣтъ и быть не можетъ. Что касается до слѣдствій, то я произвелъ ихъ на моемъ вѣку въ тысячу раза" больше, чѣмъ управляющій губерніей, и всѣ законы, относящіеся къ этому дѣлу, знаю наизусть." -- Выразивъ сожалѣніе, что не было налицо Свода Законовъ, я увѣрялъ генерала, что она" совершенно заблуждается насчетъ юридическихъ познаній моего антагониста. "Я знаю, о какомъ законѣ говоритъ вице-губернаторъ", продолжалъ я: "этотъ законъ относится къ обыкновеннымъ возмущеніямъ крестьянъ противъпомѣщиковъ и установленныхъ властей. Она" относится къ тѣмъ случаямъ, когда въ вашемъ или моемъ имѣніи крестьяне: Петръ, Сидоръ, или Карпъ сговорятся не идти на работу и подговорятъ своихъ товарищей къ неповиновенію. Тогда, дѣйствительно, требуется слѣдствіе въ присутствіи губернскаго жандармскаго штабофицера, которое и поступаетъ на рѣшеніе уголовнаго или военноуголовнаго суда. По, позвольте спросить, какой законъ можетъ быть примѣнена" къ настоящему случаю, когда почти вся губернія встала, какъ одинъ человѣка", на мнимый призывъ самого правительства? Возможно ли уголовное слѣдствіе надъ цѣлымъ народомъ, надъ всей исторіей народа? Какая уголовная палата, какой военный судъ уполномочены разсматривать народныя преданія и вѣрованія, и на основаніи какого закона осудятъ они народъ, виновный въ желаніи проливать кровь за своего государя? Судить этотъ случай, мнѣ кажется, долженъ только тотъ, за кого эта кровь проливалась..."

Генералъ всталъ и предложилъ мнѣ прогуляться по саду. "Мнѣ никто ничего подобнаго не говорилъ", сказалъ онъ, оставшись наединѣ со мною: "Я вижу и чувствую, что въ вашихъ словахъ заключается правда; но меня смущаетъ законъ..." Я еще разъ успокоилъ его сомнѣнія и подробно разсказалъ ему все дѣло, начиная со статьи о Потапѣ Герасименко, до дьячка Слатвинскаго и оканчивая студентомъ Р. Генералъ просилъ меня изложить мой разсказъ на бумагѣ, для извлеченія изъ него нужныхъ свѣдѣніи ко всеподданнѣйшему докладу. Онъ сознавался, что до сихъ поръ дѣло это представляли ему совершенно въ другомъ видѣ. Вице-губернаторъ, въ тотъ же день, уѣхалъ въ Кіевъ. Составивъ для генерал-адъютанта требуемую записку, я тоже уѣхалъ на другой день къ своему посту. Вскорѣ вслѣдъ затѣмъ и генерал-адъютантъ уѣхалъ въ Петербургъ, пославъ предварительно донесеніе, въ томъ самомъ духѣ, въ которомъ составлена была моя записка.

Спустя двѣ-три недѣли послѣ того, я получилъ предписаніе отъ начальника края -- произвести дознаніе о наиболѣе виновныхъ участникахъ волненія, при чемъ мнѣ разрѣшалось подвергнуть ихъ тутъ же, по моему усмотрѣнію, внушенію, наказанію, или освободить ихъ вовсе отъ наказанія, смотря по дѣлу. Кромѣ того, мнѣ разрѣшено было посѣтить тюрьмы ввѣреннаго мнѣ района, и по усмотрѣнію, освободить тѣхъ изъ крестьянъ, которые будутъ того заслуживать, за исключеніемъ четырехъ человѣкъ: Шеремета, Кочерги, старика, предводительствовавшаго толпою въ Быковой-Греблѣ, и еще одного крестьянина (фамилію его забыла"), которые причислены были къ главнымъ руководителямъ безпорядка и которые, поэтому, изъяты были изъ моего вѣдѣнія. Всѣ крестьяне, разумѣется, были тотчасъ освобождены, а впослѣдствіи и эти четыре руководителя были помилованы начальствомъ. Впрочемъ, за это послѣднее извѣстіе не ручаюсь, потому что мнѣ передавали его уже частнымъ образомъ.

Такъ кончилось это событіе, которому, смѣло можно сказать, не было еще примѣра въ исторіи. Иностранцы не повѣрятъ, чтобъ масса народа, превышающая собою народонаселеніе любаго германскаго княжества, жаждущая свободы, держала себя такъ сознательно благородно въ теченіе нѣсколькихъ мѣсяцевъ волненія. Никто не повѣритъ, что есть на свѣтѣ нація, которая, отказываясь отъ всякаго повиновенія мѣстнымъ властямъ, составляющая изъ себя временное правительство -- громаду, въ то же время почтительно обходится съ отвергнутою властью и оберегаетъ ее отъ собственнаго насилія и оскорбленія. Никто не повѣритъ, чтобъ въ неповинующейся массѣ народа не нашлось положительно ни одного человѣка, который бы польстился на чужую собственность и нарушилъ обѣтъ, данный громадѣ -- вести себя честно и осторожно. Только тотъ, кто знаетъ, на кого возлагалъ свои надежды украинскій народъ, только тотъ пойметъ смыслъ разсказанныхъ нами событій."

------

Печатая эту рукопись, мы, съ своей стороны, не считаемъ нужнымъ пускаться въ какіе нибудь выводы. Хорошъ ли фактъ или дуренъ, но онъ состоитъ въ томъ, что украинскій народъ преданъ русскому царю и не хочетъ ни англійскихъ, ни французскихъ, ни иныхъ какихъ либо царей. Наше дѣло -- заявить фактъ въ томъ неопровержимомъ видѣ, въ какомъ онъ существуетъ донынѣ. Пусть иностранцы сочиняютъ какія угодно границы Польшѣ; пусть мечтаютъ о suffrage universel, посредствомъ котораго они надѣются улучшить бытъ южно-руссовъ; но пусть же никто не отворачивается отъ факта и знаетъ, что выразилъ кіевскій народа" своимъ suffrage universel въ 1855 году.

С. ГРОМЕКА.

"Отечественныя Записки", No 4, 1863

Оставить комментарий Громека Степан Степанович (bmn@lib.ru) Год: 1863 Обновлено: 28/04/2025. 122k. Статистика. Статья: Публицистика Публицистика	Скачать FB2 Ваша оценка:

Громека Степан Степанович Киевские волнения в 1855 году

КІЕВСКІЯ ВОЛНЕНІЯ ВЪ 1855 ГОДУ.

Громека Степан Степанович
Киевские волнения в 1855 году