Аннотация: Текст издания: журнал "Дело и отдых", No 10 за 1905 г.
Вл. Хасидович
Проклятый бивак.
Это было до ляоянского боя. 9-й пехотный Н-ский полк шел по отделениям от Анпина к Ляояну. Было около 4-х часов дня. Солнце ярко освещало впереди лежащие сопки, покрытые жалкой засохшей травой и камнями. Было душно и жарко. Пыль, поднимавшаяся из-под ног, проникала в нос и рот и мешала дышать; хотелось хоть немного отдохнуть в тени, но ее не было. Поля пыльного гаоляна совершенно не давали тени, а деревьев не было. Солдаты шли медленно, хмуро смотря себе под ноги. Никто не обращал внимания на разнообразные картины, открывавшиеся одна за другой. У всех было одно желание -- добраться поскорее до бивака и отдохнуть... Изредка раздастся какая-нибудь прибаутка, и опять все смолкнет. Каждый невольно забывается, в голове проносятся образы прежнего, далекого детства, вспоминаются такие случаи, которые никогда бы не припомнились при других обстоятельствах, и до того уходишь в себя, что позабываешь все, не чувствуешь утомления и пыли. Но вот солнце заходит; багровые лучи его освещают вершины сопок; в лощинах прохладно; вот пронесся легкий ветерок и освежил утомленные лица. Вдали показались огни: это денщики у охотники уже на биваке и готовят ужин и чай. Невольно все оживляются, усталости как не бывало. Живо строятся палатки, и на пустынном месте закипает жизнь. Чу! затрещал барабан: это на ужин. Вот строятся роты, и каждая бегом спешит к своей походной кухне, там раздаются мясо и похлебка, которую солдаты зовут "борщом" Совершенно смерклось; на небе выступают яркие звезды... Хороши маньчжурские ночи... Звезды сияют так ярко, что видно далеко кругом; величественные силуэты сопок рельефно выделяются на небе; кругом тишина... Ничто не нарушает ночного покоя, разве только где-то далеко раздастся пушечный выстрел, и снова все замолкнет... На душе спокойно. Не верится, что может быть завтра невдалеке отсюда загрохочут орудия, затрещат ружейные залпы и заглушат стоны раненых людей. Кажется, что этого не может быть, не веришь, что человек посягнет нарушить покой природы... Вот в 7-ой роте запел рядовой Левый, голос у него звучный и сильный, он поет с чувством; так и слышна в его голосе грусть, грусть по покинутом- любимом существе; он поет:
Поехал казак на чужбину
На добром коне вороном,
Покинул казачок Украйну,
Ему не вернуться в родительский дом...
Напрасно казачка его молодая и т. д.
Голос его замер, и опять -- тихо... В соседней палатке горит свеча; тут сидят два неразлучных товарища: Волик и Галушка. Они из одной деревни, оба -- хохла.
-- Так ты, Богдаша, -- говорит Галушка Волику, -- так и отпиши ей, что я ее не забуду, только бы она меня не забыла... Я об ней все время думаю только и мысли, что об ней... Из-за нее и жить-то охота... Отпиши, что, Бог даст, кончится война, привезу ей шелку, ни одна дивчина не будет так ходить, как я ее обряжу...
Загремел барабан, из палаток стали появляться одни за другими солдаты и становиться в две шеренги. "На молитву! Шапки долой!" -- и затем поется молитва: "Отче Наш". Горячо молятся русские люди, прибывшие за тысячи верст, чтобы победить или умереть. Но вот все замолкло: люди легли спать, только часовые мёдленно ходят около палаток и смотрят вдаль. Кузнечики затрещали свои песни, и луна, освещая лагерь, льет свой мягкий белый свет. Легкий ветерок шевелит листья гаоляна, и кажется, что кто-то по нему пробирается. Неприятель далеко, все спят спокойно. Ходили много в жару, можно и отдохнуть. Прошло 2-3 часа, мертвая тишина ничем не нарушалась. Вдруг какой-то стон громко разносится по биваку, кто-то повторяет его. Люди выбегают со стонами из палаток и в ужасе бессмысленно повторяют: "Ура!.. Японцы, японцы, ой-ей-ей японцы!.." Давя друг друга, бросаются к оружию, и каждый бежит, не зная сам куда. Послышались одиночные нервные выстрелы, вспыхнули костры и осветили бледные, искаженные от ужаса лица...
Офицеры успокаивают солдат: "Полноте, братцы, -- говорят они, -- никого нет, на постах исправно, кругом сторожевое охранение..." Наконец, бивак принимает обыкновенный вид; батальонный командир X. предлагает спать, что солдаты и исполняют. Проходит час. Снова раздаются крики, снова бросаются к оружию, снова загораются костры и освещают бледные лиц солдат... "Что же это такое? Отчего бы это могло быть?" -- слышатся вопросы.
Но никто не может ответить. "Нет братцы, уж коли так, так лучше не спать, да вот и светает".
В самом деле, восточная часть неба приняла розовую, даже багровую окраску; невдалеке белый туман плотно окутывал речку, волнуясь при каждом порыве ветерка. Верхушки сопок порозовели и вместе с туманом, лежавшим по лощинам, казались красивыми. Земля, благодаря обильной росе, была мокрая; гаолян, покрытый росой, выправил свои широкие и красивые листья. Какие-то большие птицы, плавно рассекая крыльями воздух, летели на восток, как будто первые хотели увидеть чудный восход, который можно видеть в стране Восходящего Солнца.
Солдаты шумно беседовали, конечно, по поводу происшествий минувшей ночи; каждый высказывал свое мнение. "Нечисто это место, нечисто, -- заявляло большинство. -- Много крови, может быть, здесь было пролито или что-нибудь другое, а только нечисто", -- говорили все, набожно крестясь. Но вот получено приказание ломать палатки и готовиться к походу. Офицеры здоровались со своими ротами. "Справа по отделениям, первая рота, шагом марш!" И полк постепенно вытягивается и принимает обычный, походный вид. Так покинули мы бивак, который солдаты назвали "проклятым". Потом мы узнали, что на этом месте происходило тоже самое с другим полком, что и с нами...
Источник текста: журнал "Дело и отдых", No 10 за 1905 г.
Сканирование: В. И. Шулятиков; распознание, подготовка текста: В. Г. Есаулов, ноябрь 2013 г.