Писать автобиографию на нескольких страничках -- и бессмысленно, и не хочется. Лучше расскажу, очень внешне, свою жизнь за последние годы, начиная с весны 1916-го, когда как-то сразу стряслись надо мной две беды: умер самый дорогой мне человек, С. В. Киссин (Муни), а я сам заболел туберкулезом позвоночника. Тут зашили меня в гипсовый корсет, мытарили, подвешивали и послали в Крым. Прожил месяца три в Коктебеле, очень поправился, корсет сняли. Следующую зиму жил в Москве, писал. На лето 1917-го -- снова в Коктебель. Зимой снова Москва, "Русские Ведомости", "Власть Народа", "Новая Жизнь".
Весной 1918 года началась советская служба и вечная занятость не тем, чем хочется и на что есть уменье: общая судьба всех, проживших эти годы в России. Работал сперва в театрально-музыкальной секции Московского Совета, потом в Тео Наркомпроса, с Балтрушайтисом, Вяч. Ивановым, Новиковым. Читал в московском Пролеткульте о Пушкине. Мешали. Сперва предложили ряд эпизодических лекций. После третьей велели перейти на семинарий. Перешел. После третьего же "урока" -- опять надо все ломать: извольте читать "курс": Пушкин, его жизнь и творчество. Что ж, хорошо и это. Дошел до выхода из Лицея -- каникулы или что-то в этом роде. В Пролеткульте внутренний развал: студийцы быстро переросли своих "идейных вождей". Бросил, ушел.
С конца 1918 года заведовал Московским отделением "Всемирной Литературы". Эту работу, скучную, очень "административную", едва дотащил до лета 1920 года, когда пришлось бросить и ее: никак нельзя было выжать рукописей из переводчиков, потому что ставки Госиздата повышались юмористически медленно, а дороговизна жизни росла трагически быстро. Ушел из "Всемирной Литературы".
В 1918 году в конце лета затеял вместе с П. П. Муратовым Книжную лавку писателей. Добыли книг на комиссию от знакомых издателей. Добыли откуда-то денег на обзаведение, поселились в Леонтьевском пер., 16. Стали за прилавок. Е. Д. Кускова была первой покупательницей: когда шкафы были еще пусты, купила какую-то газету за 30 коп. Кажется, это и составило запасной капитал. Торговали в Лавке: Б. А. Грифцов, М. В. Линд, П. П. Муратов, Е. Л. Янтарев, А. С. Яковлев, М. А. Осоргин, я. Работали в очередь. Моя жена сидела за кассой, зимой, изнывая в нетопленом магазине, -- по целым дням. Кое-как были сыты. Зиму 1919--1920 года провели ужасно. В полуподвальном этаже нетопленого дома, в одной комнате, нагреваемой при помощи окна, пробитого -- в кухню, а не в Европу. Трое в одной маленькой комнате, градусов 5 тепла (роскошь по тем временам). За стеной в кухне на плите спит прислуга. С Рождества, однако, пришлось с ней расстаться: не по карману. Колол дрова, таскал воду, пек лепешки, топил плиту мокрыми поленьями. Питались щами, нелегально купленной пшенной кашей (иногда с маслом), махоркой, чаем с сахарином. Мы с женой в это время служили в Книжной Палате Московского Совета: я -- заведующим, жена -- секретарем.
К весне 1920 года, выпустив "Путем зерна", -- слег: заболел фурункулезом. Эта весна была ужасна. Дом отсырел, с окон в комнату текли потоки от талого снега. Я лежал. Жена днем на службе, потом -- за кухарку, потом -- за сестру милосердия. Своими руками перевязывала по двадцать раз все мои 121 нарыв (по точному счету). Летом стало полегче. Поместились в санатории. Жена -- на 6 недель, я на 1 1/2 месяца.
Осенью, после семи белых билетов, меня, еще покрытого остатками нарывов, с болями в позвоночнике, какие-то умники "пересмотрели" и признали: "годен в строй". Спас Горький, отвезший в Кремль мое письмо к Ленину. Снова пересмотрели уже настоящие врачи -- и отпустили. Задумал бежать в Петербург. На прощанье в Москве обокрали квартиру: всю одежду мою и женину. Это была катастрофа. Кое-как прикрыли наготу с помощью родных, распродали мебель -- и в Петербург.
Там поселился в Доме Искусств. Сперва снова лежал около месяца. С начала 1921 года жил сносно. У меня -- ученый паек и кое-какая работа, у жены -- служба. Хорошие две комнаты, чисто, градусов 10--12 тепла. В Петербурге настоящая литература: Сологуб, Ахматова, Замятин, Кузмин, Белый, Гумилев, Блок. Чудесная, милая литературная молодежь: "Серапионовы братья", кружок "Звучащая раковина". Конец лета провел в "Бельском Устье", в Покровском уезде, Псковской губ., в колонии Дома Искусств. Отъедался вообще и объедался фруктами. Много писал стихов с середины лета 1921 до февраля 1922-го. Готова у меня книга новая "Тяжелая лира". В эту же зиму издал и переиздал в Петербурге шесть книг своих.
И все было хорошо. Но с февраля кое-какие события личной жизни выбили из рабочей колеи, а потом привели сюда, в Берлин. У меня заграничный паспорт на шесть месяцев сроком. Боюсь, что придется просить отсрочки, хотя больше всего мечтаю снова увидеть Петербург и тамошних друзей моих и вообще -- Россию, изнурительную, убийственную, омерзительную, но чудесную и сейчас, как во все времена свои.
Берлин, июль 1922
КОММЕНТАРИИ
О себе. -- Новая русская книга. 1922. No 7. С. 36--37.
С. 187. ...я сам заболел туберкулезом позвоночника. -- См. в воспоминаниях А. И. Ходасевич: "В 1916 году мы как-то были приглашены на день рождения поэтессы Любови Столицы. У нее была загородная дача под Подольском. День был ясный и теплый. Поужинали, изрядно все выпили, в комнате было душно. Владя вышел на балкон и в темноте шагнул с балкона на землю, а балкон был почти на втором этаже. Он не упал, но встал так твердо, что сдвинул один из спинных позвонков. Вскоре у него начались боли в спине, и после долгих исследований выяснилось, что у него начался туберкулезный процесс в позвоночнике" (Ново-Басманная, 19. М., 1990. С. 399 / Публ. Л. В. Горнунга).
"Русские Ведомости", "Власть Народа", "Новая Жизнь" -- московские газеты, в которых Ходасевич сотрудничал.
...началась советская служба... -- Подробнее см. в воспоминаниях "Законодатель", "Пролеткульт и т.п.", "Книжная Палата", "Белый коридор" (наст. том).
...заведовал Московским отделением "Всемирной Литературы". -- Осенью 1918 г. Ходасевич предложил изд-ву несколько томов своих переводов при условии выплаты ему аванса. Значительного аванса ему предложить не могли, поэтому был реализован следующий вариант: Ходасевич назначался заведующим московским отделением изд-ва, ему авансом выдавалось жалованье, а потом он его отрабатывал.
...затеял вместе с П. П. Муратовым Книжную лавку писателей. -- О П. П. Муратове см. коммент. к статье "Магические рассказы" (т. 2 наст. изд.). О лавке подробнее см. в воспоминаниях М. Осоргина "Книжная лавка писателей" (НН. 1989. No 6).
С. 188. Грифцов Борис Александрович (1885--1951) -- литературовед и переводчик. Янтарев (Бернштейн) Ефим Львович (1880--1942) -- поэт и журналист. Яковлев Александр Степанович (1886--1953) и Осоргин Михаил Андреевич (1878--1943) -- прозаики. Линд Михаил Васильевич -- переводчик и беллетрист.
Моя жена... -- А. И. Ходасевич.
Поместились в санатории. -- См. в очерках "Здравница", "Горький", "Диск" (наст. том), "Во Пскове" (В. 1935. 24 октября; перепеч. -- Ходасевич Вл. Колеблемый треножник. М., 1991), "Поездка в Порхов" (В. 1935. 9, 16 мая; перепеч. -- ЛО. 1989. No 11).
...я на 1 1/2 месяца. -- Неточность. Ходасевич находился в здравнице около трех месяцев (см. очерк "Здравница").
С. 189. "Серапионовы братья" -- группа писателей, сформировавшаяся из участников литературных студий Дома искусств.
"Звучащая раковина" -- небольшая группа молодых поэтов, учеников Н. С. Гумилева, в которую входили К. К. Вагинов, И. М. и Ф. М. Наппельбаум, Н. Н. Берберова, Н. К. Чуковский и др. В 1922 г. был издан сб. стихов "Звучащая раковина".
...в Покровском уезде... -- Описка. В Порховском уезде.
...кое-какие события личной жизни... -- Имеется в виду роман с Н. Н. Берберовой. Ходасевич нарочито не упоминает свои идейные расхождения с политикой советской власти: введение нэпа, усиление цензурных преследований и закрытие частных издательств, а также сильно подействовавшие на него смерть Блока и убийство Гумилева.