Хотинский Матвей Степанович
Путешествие в южную Африку, именно в страну Наталя, кафров, амазалу и макатиссов и до тропика Козерога, совершенное в 1838 по 1844 г. Адульфом Дельгоргом
Voyage dаns l'Afrique australe, notamment dans le territoire de Natal, dans celui des Cafres Amazoulous et Makatisses et jusqu'au tropique de Capricorne, execute durant les annees 1838, 1839, 1840, 1841, 1842, 1843 et 1844, par M. Adulphe Delegorgue. Avec une introduction p. M. Albert-Montemont. Accompagné de dessins et caries. Paris, 1848; in 8°; 2 vol. (Путешествіе въ южную Африку, именно въ страну Наталя, кафровъ амазалу и макатиссовъ и до тропика Козерога, совершенное въ 1838 по 1844 г. Адульфомъ Дельгоргомъ. Съ предисловіемъ г. Альберта Монтемона, рисунками и картами. Парижъ. 1848 г. въ 8 д. л.; 2 тома).
СТАТЬЯ ВТОРАЯ И ПОСЛѢДНЯЯ.
Второй томъ путешествія Дельгорга начинается описаніемъ охоты, въ которой убито двѣнадцать слоновъ, и въ томъ, числѣ семь жертвъ пришлось на долю неустрашимаго француза. Во время этой охоты, огромная самка, футовъ десяти ростомъ, замѣтила Дельгорга и пошла къ нему прямо на-встрѣчу съ поднятымъ хоботомъ. Подпустивъ звѣря шаговъ на 20, охотникъ спустилъ курокъ; но ружье осѣклось. Что оставалось дѣлать въ такомъ опасномъ положеніи? Привычный охотникъ въ одну десятую долю секунды сообразилъ, что уйти невозможно, и потому, быстро бросившись въ сторону, въ кусты, съ непостижимою быстротою, возможною только въ минуту смертельной опасности, надѣлъ на пистонъ ружья новый капсюль (колпачекъ); въ тоже самое мгновеніе онъ приложился, и пуля ударила слониху прямо въ грудь. Животное находилось не далѣе пяти шаговъ отъ Дельгорга и уже протягивало хоботъ, чтобы схватить смѣльчака. Несмотря на огромный зарядъ пороха и на шестнадцати-золотниковую пулю, гигантъ, пораженный прямо въ грудь и почти въ упоръ, не упалъ, но пошатнулся и, озадаченный неожиданною встрѣчею, быстро повернулся назадъ и пустился бѣжать. Дельгоргъ хорошо зналъ обычаи слоновъ и былъ увѣренъ, что звѣрь раненый почти въ упоръ не станетъ его преслѣдовать; но противники сошлись такъ близко, что слониха, оборачиваясь назадъ, едва не задѣла хоботомъ охотника, при чемъ послѣдній могъ легко поплатиться жизнію: такъ силенъ даже случайный ударъ хоботомъ. Къ счастію нашего смѣльчака, онъ успѣлъ отскочить, но едва не попалъ изъ Сциллы въ Харибду, какъ говорили древніе, или изъ огня въ полымя, какъ говорится теперь. Въ нѣсколькихъ десяткахъ саженъ отъ того мѣста, гдѣ случилась разсказанная нами сцена, спокойно отдыхали подъ деревьями лѣса четыре молодыхъ слона: испуганные грохотомъ выстрѣла, они вскочили и бросились бѣжать куда глаза глядятъ и случайно въ ту сторону, гдѣ стоялъ Дельгоргъ. Едва успѣлъ послѣдній увернуться отъ хобота слонихи какъ увидѣлъ въ двадцати шагахъ мчавшихся на него четырехъ колоссовъ. Тутъ нечего было думать ни о сопротивленіи, ни о бѣгствѣ: съ покорностью неизбѣжной судьбѣ, бросился Дельгоргъ на землю, ожидая, что онъ мгновенно будетъ растоптанъ. Но тяжелые шаги гигантовъ прогрохотали справа и слѣва, и ни одна нога не задѣла отчаяннаго охотника, хотя по слѣдамъ было видно, что съ одной стороны слонъ пробѣжалъ не далѣе полутора аршина, а съ другой -- нога чудовища ступила едва на нѣсколько вершковъ отъ головы человѣка.
Счастливо избавившись отъ такой страшной опасности и пораженный ею болѣе, чѣмъ усталостью десятичасовой охоты, Дельгоргъ началъ сзывать крикомъ своихъ товарищей, призывая ихъ къ возвращенію съ охоты. Время клонилось къ вечеру и пора было подумать о ночлегѣ, потому-что сумерки продолжаются въ тѣхъ странахъ не болѣе четверти часа, и свѣтлый день чрезвычайно быстро смѣняется темною тропическою ночью.
Какъ-щкоро явились спутники Дельгорга, кафры -- Кочобана и Буланче, и началось возвратное шествіе въ ближайшую деревню, вдругъ неожиданно показался слонъ, спокойно отдыхавшій подъ деревомъ. Кафры несли каждый но два огромные клыка и чрезвычайно устали, такъ-что имъ нечего было думать о продолженіи охоты; но Дельгоргъ не хотѣлъ упустить добычи, которая представлялась въ самыхъ благопріятныхъ для него обстоятельствахъ. Онъ приказалъ кафрамъ остановиться, а самъ началъ быстро обходить покоившагося слона, чтобы приблизиться къ нему съ подвѣтренной стороны и улучить мѣсто, удобное для рокового выстрѣла. Но не успѣлъ онъ отойти ста саженъ, какъ вдругъ увидалъ передъ собой какой-то чернаго цвѣта кустарникъ, внутри котораго неподвижно лежало огромнаго роста животное. Съ перваго разу Дельгоргъ подумалъ, что одинъ изъ раненыхъ слоновъ упалъ и издохъ въ этомъ кустарникѣ, и потому смѣло приближался къ нему. Подойдя, однакожъ, шаговъ на десять, онъ ясно различилъ огромную рыжую, круглую голову, посреди которой сверкали какъ раскаленные уголья два красные глаза и рисовалось бѣлое рыло звѣря. Глаза были устремлены на смѣлаго охотника, рѣшившагося приблизиться къ царю лѣсовъ и пустынь, и положеніе тѣла указывало, что животное готовилось сдѣлать прыжокъ.
"Нанзи эбобисъ!" {Здѣсь левъ!} вскричалъ Дельгоргъ, почти невольно и не замѣчая, что оба кзъра, его товарищи, стояли за нимъ. Несмотря на свою усталость, они положили на землю слоновые клыки и послѣдовали за Дельгоргомъ. "Не булала ена!" {Не тронь его!} закричали въ одинъ голосъ кафры. Дельгоргъ зналъ неустрашимость своихъ спутниковъ и потому нисколько не сомнѣвался, что совѣтъ не трогать льва былъ не слѣдствіемъ трусости. "Онъ отступилъ шаговъ на сорокъ, не спуская, впрочемъ, глазъ со льва, и сталъ звать кафровъ итти на звѣря; но они рѣшительно отказались; а между тѣмъ благородное животное, какъ бы не довѣряя собственнымъ силамъ, сдѣлало трехсаженный прыжокъ въ сторону и въ нѣсколько мгновеній скрылось изъ глазъ.
Дельгоргу стало досадно. Будучи увѣренъ въ силѣ заряда и мѣткости выстрѣла, онъ не могъ сомнѣваться въ побѣдѣ надъ львомъ, который выставилъ передъ нимъ широкую свою голову на разстояніи не болѣе десяти шаговъ. Его товарищи были люди испытанной храбрости: они находились въ числѣ смѣльчаковъ, добывшихъ, по приказанію Дингаана, живьемъ дикаго слона {Смотри первую нашу статью о путешествіи Дельгорга, въ XI книжкѣ Современника.}, и не разъ участвовали въ описанныхъ нами (въ первой статьѣ) королевскихъ охотахъ; еще сегодня каждый изъ нихъ убилъ по-нѣскольку слоновъ, за которыми охота считается гораздо опаснѣе, чѣмъ за львами. И, однакожь, эти люди испугались льва! Какъ объяснить такое противорѣчіе?
Вообще должно замѣтить, что кафры обыкновенно охотятся только на извѣстныхъ звѣрей, такъ-что львиный охотникъ неохотно идетъ противъ слона, а слоновый -- противъ льва. Изучивъ въ мельчайшихъ подробностяхъ обычай и нравы звѣря, онъ смѣло идетъ на него, увѣренный въ побѣдѣ и надѣясь спастись въ случаѣ неудачи. Но когда ему случится имѣть дѣло съ животнымъ, котораго привычки не вполнѣ ему извѣстны, то кафрскій охотникъ робѣетъ и отходитъ отъ звѣря, радуясь, что послѣдній не начинаетъ самъ поединка. Сколько видѣлъ Дельгоргъ охотниковъ, перебившихъ десятки львовъ и не смѣвшихъ стрѣлять по слону! Ункловъ {Слонъ.} есть, по мнѣнію кафровъ, благороднѣйшій и страшнѣйшій изъ звѣрей, и притомъ самый опасный для охотника; но Кочобана и Буланче, убившіе столько слоновъ, испугались, увидавъ льва.
Но мы обѣщали нашимъ читателямъ познакомить ихъ по-короче съ охотою на львовъ. Исполняемъ это обѣщаніе.
Во время пребыванія Дельгорга въ странѣ Наталя, завязалась междоусобица между голландскими боерами, первыми европейскими поселенцами въ этой части Африки, и между нынѣшними ихъ господами -- англичанами. Не желая вмѣшиваться въ эти кровавыя смуты, Дельгоргъ удалился отъ театра войны въ Конгуелу, гдѣ и остановился въ домѣ своего знакомца, г. Фанъ Бреда, богатаго и образованнаго выходца изъ Европы. Въ нѣсколькихъ стахъ шагахъ отъ дома возвышался на пригоркѣ густой лѣсъ, въ которомъ водилась порода весьма рѣдкихъ и мало извѣстныхъ европейскимъ ученымъ обезьянъ, называемыхъ изи-манео {Это, по всему вѣроятію, Simia monoides, которой родила до сихъ поръ была неизвѣстна, и которой одинъ экземпляръ существуетъ въ парижскомъ Jardin des plantes.}. Желая пріобрѣсти нѣсколько экземпляровъ этого звѣря для своей зоологической коллекціи, Дельгоргъ отправился однажды утромъ въ лѣсъ, вооружившись двуствольнымъ ружьемъ, заряженнымъ мелкою картечью: нашъ охотникъ не воображалъ, что ему понадобится другое оружіе недалѣе какъ во ста саженяхъ отъ дома г. Фэнъ Бреда.
Не успѣлъ онъ отойти трехъ сотъ шаговъ, какъ замѣтилъ множество обезьянъ, суетливо и съ примѣтнымъ страхомъ прятавшихся на самыя верхушки деревъ. Онъ подошелъ ближе; но обезьяны продолжали суетиться, не обращая на него, по-видимому, никакого вниманія, и всѣ безъ исключенія со страхомъ смотрѣли на широкій и невысокій кустъ, росшій на маленькой лужайкѣ. Дельгоргъ также сталъ всматриваться въ кустъ, бывшій отъ него не далѣе, какъ въ пятнадцати шагахъ; но каково было его удивленіе, когда изъ-за куста выставилась колоссальная голова львицы, самаго большого роста. Львица также замѣтила охотника, котораго бѣлая, полотняная блуза прямо кидалась въ глаза; она смотрѣла на него прищурясь, такъ-что вмѣсто глазъ были видны двѣ узкія, блестящія полоски. Несмотря на то, что ружье было малаго калибра и заряжено мелкою картечью, Дельгоргь надѣялся на мѣткость глаза, твердость руки и близость разстоянія. Животное, замѣтивъ, что человѣкъ смотритъ ему прямо въ лицо, начало медленно опускаться, какъ бы приготовляясь къ прыжку; но охотникъ не далъ ему на то времени, и картечь быстрѣе мысли ударила звѣря на вершокъ выше праваго глаза. Несмотря на слабость заряда, львица упала на лѣвый бокъ, и Дельгоргъ, зная, что животное не замедлитъ оправиться, опрометью пустился бѣжать по направленію къ дому, на что употребилъ не болѣе полминуты времени.
-- Какъ! гдѣ? вы только-что вышли: еще нѣтъ четверги часа, какъ вы стояли на крыльцѣ, съ ружьемъ. Притомъ же я слышала выстрѣлъ подлѣ самого дома и думала, что обезьяна или дикая коза забѣжала въ нашъ садъ.
-- Львицу, говорю я вамъ, и не болѣе какъ въ трехъ стахъ шагахъ отсюда. Но я вамъ разскажу всѣ подробности. Теперь же дайте мнѣ, ради Бога, кого-нибудь, только по-опытнѣе, потому-что львица, вѣроятно, опомнилась и ее не легко будетъ взять. Я всегда слышалъ отъ кафровъ, что раненые львы несравненно опаснѣе другихъ. Впрочемъ, я не хочу терять своей добычи и такъ увѣренъ въ мѣткости удара, что, вѣроятно, раненое животное не пойдетъ далеко и ляжетъ отдыхать гдѣ-нибудь по-ближе. Хорошій охотникъ за львами могъ бы теперь оказать мнѣ чрезвычайную услугу.
-- Если вамъ нуженъ хорошій охотникъ за львами, сказалъ вошедшій тутъ въ комнату хозяинъ: -- то смѣю рекомендовать стараго Коче-Дафеля, который пришелъ ко мнѣ сегодня утромъ. Это первый охотникъ за львами во всей странѣ Наталя. Притомъ же онъ вамъ не совсѣмъ чужой: это отецъ бывшаго вашего проводника Хенинга.
Коче-Дафель не замедлилъ явиться. Этотъ человѣкъ перебилъ на своемъ вѣку болѣе сотни львовъ, не получивъ ни одной раны, ни одной царапины на такой опасной охотѣ. Но ему никогда не случалось бить слоновъ, и онъ радъ былъ услужить Дельгоргу, который былъ извѣстенъ за одного изъ неустрашимѣйшихъ охотниковъ за слонами.
-- Я пособлю тебѣ на льва, съ улыбкою сказалъ кафръ европейцу: -- а ты, въ свою очередь, поучишь меня, какъ одолѣвать слоновъ. Охота за львами пріятная, но невыгодная, потому-что львиная шкура дешева, да и не всякій ее купитъ; а слоновая кость нужна всякому, потому-что ее тотчасъ можно сбыть европейскимъ купцамъ. Выгоднѣе убить одного порядочнаго слона, чѣмъ десять самыхъ огромныхъ львовъ.
Старикъ говорилъ правду. Львиныя шкуры дешевы въ южной Африкѣ, и за одинъ посредственный слоновый клыкъ можно купить десятокъ лучшихъ львиныхъ шкуръ.
Коче-Дафель былъ мальчикомъ лѣтъ тринадцати, и насъ стадо своего отца, какъ однажды замѣтилъ льва, пробиравшагося между кустарниками. Отецъ мальчика спалъ въ это время въ тѣни, шагахъ въ сорока отъ мальчика. Извѣстно, что кафры, имѣющіе ружье, подобно боерамъ, никогда съ нимъ не разстаются и держатъ при себѣ заряженное, даже во время сна; а отецъ Коче-Дафеля былъ смѣлый охотникъ и владѣлъ порядочнымъ ружьемъ, очень большого калибра. Вмѣсто того, чтобы разбудить отца, маленькій Коче овладѣлъ потихоньку ружьемъ и пошелъ на-встрѣчу льва, который между тѣмъ, высмотрѣвъ одну изъ пасшихся коровъ, прыгнулъ на нее. Но едва когти звѣря коснулись добычи, какъ пуля, величиною съ большой лѣсной орѣхъ, угодила ему прямо между глазъ. Пробужденный грохотомъ выстрѣла, кафръ началъ бранить сына; но мальчикъ ясно видѣлъ, что отецъ гордится сыновнимъ подвигомъ. Съ тѣхъ поръ истребленіе львовъ сдѣлалось однимъ изъ любимѣйшихъ занятій Коче-Дафеля.
Изучивъ львиную охоту во всѣхъ ея подробностяхъ, онъ рѣдко ходилъ на льва съ товарищами и предпочиталъ отправляться на охоту одинъ-одинехонекъ. "Если пойдутъ нѣсколько человѣкъ" -- говорилъ старый охотникъ -- "то весьма легко, что одинъ изъ нихъ струситъ и побѣжитъ при видѣ льва: тогда поминай какъ звали охоту. Левъ, видя бѣгущаго человѣка, смѣло кидается за нимъ, и горе дерзкому или несчастливцу, который попадется ему на пути. Къ тому же въ многолюдной охотѣ всякій расчитываетъ больше на сосѣда, чѣмъ на собственное искусство, мужество и хладнокровіе. Всего лучше запастись хорошею лошадью, пріученною для этой охоты, и одноствольнымъ, мѣткимъ ружьемъ, самаго большого калибра, заряженнымъ такъ, какъ было упомянуто выше при описаніи охоты на иппопотамовъ и слоновъ. Здѣсь все зависитъ отъ одного выстрѣла, и хладнокровный человѣкъ, умѣющій порядочно стрѣлять, всегда останется побѣдителемъ. Это смертный поединокъ между человѣкомъ и царемъ звѣрей, при чемъ первый выстрѣлъ и слѣдовательно побѣда выпадаетъ на долю охотника. Но повторяемъ, что тутъ нужны хладнокровіе, смѣлость и мѣткость, при сильномъ зарядѣ и большомъ калибрѣ ружья, потому-что если первый выстрѣлъ не свалитъ звѣря, то человѣкъ пропалъ.
Европейскіе охотники обыкновенно думаютъ, что на львовъ надобно охотиться толпою и вооружаться съ ногъ до головы пистолетами, кинжалами, штыками, саблями, охотничьими ножами и т. п. Особенно показалось Дельгоргу страннымъ, для чего Коче-Дафель не беретъ двухствольнаго ружья или, по-крайней-мѣрѣ, не привинтитъ штыка къ своему ружью. Вотъ какія свѣдѣнія сообщилъ ему по этому поводу старый охотникъ.
Охотиться за львами верхомъ можно только въ степяхъ и другихъ открытыхъ мѣстностяхъ, гдѣ быстротѣ бѣга лошади представляются всѣ выгодныя условія; въ лѣсахъ же и между гористою мѣстностью лошадь служитъ только помѣхою. Да и вообще бѣгство верхомъ возможно только тогда, когда левъ находился шаговъ на 35 или на 40 отъ охотника, потому-что при ближайшемъ разстояніи онъ однимъ или много что двумя прыжками вскакиваетъ на крупъ лошади, и тогда она погибла вмѣстѣ съ всадникомъ. Что касается до двухствольнаго ружья, то оно неудобно по многимъ причинамъ. Во-первыхъ, одноствольному ружью можно дать калибръ гораздо большій, чѣмъ двуствольному, а чѣмъ сильнѣе калибръ, тѣмъ сильнѣе ударъ ружья. Во-вторыхъ, охотникъ мѣтитъ одноствольнымъ ружьемъ гораздо лучше, зная, что все зависитъ отъ одного выстрѣла, тогда какъ, надѣясь на второй стволъ, онъ торопится и оба выстрѣла дѣлаются въ поспѣшности, болѣе на-удачу, чѣмъ съ мѣткимъ прицѣломъ: поэтому одинъ сильный ударъ гораздо выгоднѣе двухъ слабыхъ. Штыкъ не только неудобенъ для охоты въ лѣсахъ, но еще своимъ перевѣсомъ затрудняетъ мѣткость выстрѣла, заставляя дрожать лѣвую руку, поддерживающую ружье. Да и къ чему послужитъ штыкъ, если левъ, въ-самомъ-дѣлѣ, бросится на охотника? Напоръ, или, лучше сказать, ударъ льва такъ силенъ, что онъ непремѣнно собьетъ съ ногъ и сомнетъ человѣка; а тутъ, если бы и удалось проколоть льва штыкомъ на-сквозь, звѣрь успѣетъ растерзать человѣка въ клочки, прежде чѣмъ издохнетъ. Левъ силенъ, и жизнь его цѣпка: для него нужно орудіе, производящее весьма быстрое и обильное кровотеченіе, и всѣ штыки, кинжалы и сабли нескоро его доканаютъ. Есть множество примѣровъ, что левъ, у котораго сердце было на-сквозь пробито пулею, еще имѣлъ довольно силы и времени, чтобы растерзать лошадь вмѣстѣ съ всадникомъ (на что ему требовалось не болѣе десяти секундъ), и падалъ мертвый на трупы своихъ враговъ. Настоящіе львиные охотники никогда не стрѣляютъ льва въ сердце: мѣткій выстрѣлъ крупною пулею (изъ 4 част. свинцу и 1 части олова) въ голову, такъ, чтобы она пробила черепъ и ушла въ мозгъ,-- вотъ лучшее средство убить льва. Въ послѣднемъ случаѣ, онъ падаетъ на мѣстѣ бездыханный, и только легкія судороги пробѣгаютъ по горячему тѣлу, въ которомъ сила и гнѣвъ угасаютъ мгновенно вмѣстѣ съ грохотомъ выстрѣла.
Все это покажется, можетъ быть, очень страннымъ для нашихъ нимвродовъ, которые, отправляясь за волкомъ или медвѣдемъ, вооружаются какъ средне-вѣковые рыцари. Не угодно ли имъ прогуляться на мысъ Доброй Надежды: тамъ они могутъ удостовѣриться въ томъ, что мы здѣсь разсказываемъ, и что мы сами лично слышали изъ устныхъ разсказовъ многихъ львиныхъ охотниковъ.
Но пора намъ возвратиться къ Дельгоргу и Коче-Дафелю, которые, какъ мы упомянули, поспѣшно отправились отъискивать львицу, раненую близь дома голландскаго поселенца. Прибывъ на то мѣсто, гдѣ упалъ раненый звѣрь, они нашли только измятую траву да нѣсколько капель крови; они обшарили всѣ ближніе кустарники, даже углубились въ чащу лѣса версты на четыре; но, несмотря на самые тщательные поиски, охотники должны были возвратиться къ вечеру съ пустыми руками.
Коче-Дафель, привыкшій къ подобнаго рода неудачамъ, весело насвистывалъ кафрскую пѣсенку; но Дельгоргъ былъ неутѣшенъ и громко жаловался на судьбу, которая изъ рукъ вырвала у него добычу. Кафръ совѣтовалъ успокоиться и продолжать поиски на другой день, утверждая, что если выстрѣлъ былъ мѣтокъ, то звѣрь не можетъ уйти далеко.
Но на-завтра Коче былъ занятъ другимъ дѣломъ и не могъ итти вмѣстѣ съ Дельгоргомъ, которому, за неимѣніемъ другого товарища, пришлось отправиться на поиски съ какимъ-то горбатымъ Нѣмецкимъ ремесленникомъ, пріѣхавшимъ попытать счастья на мысѣ Доброй Надежды. Смѣшно было итти на львиную охоту съ уродливымъ горбуномъ, который въ цѣлую свою жизнь никогда не стрѣлялъ изъ ружья; но на безрыбьи и ракъ рыба. Выбирать было не изъ чего, потому-что кромѣ нѣмца никто не соглашался быть спутникомъ Д^льгорга въ его поискахъ. Впрочемъ, нѣмецъ, несмотря на свой горбъ и мирныя занятія, оказался человѣкомъ неустрашимымъ и такъ смѣло велъ себя въ этотъ день, что Дельгоргъ невольно долженъ былъ дивиться его хладнокровному мужеству.
Наши охотники углубились въ лѣсъ и обшарили его версты на двѣ отъ дома Фанъ Бреды. Такіе поиски отняли у нихъ часа два времени и чрезвычайно ихъ утомили. Уже Дельгоргъ думалъ о возвращеніи домой и отдыхѣ, какъ вдругъ на маленькой полянѣ, лежавшей внутри лѣса, онъ увидалъ, саженяхъ въ двѣнадцати отъ себя, льва, лежавшаго подъ кустомъ. Полагая, что это раненый имъ и околѣвшій звѣрь, онъ хотѣлъ, однакожь, имѣть положительное тому доказательство, и взвелъ курокъ, для того, чтобы послать еще одну пулю въ лежащее животное. Но левъ вовсе не былъ мертвъ, а только притаился, завидѣвъ человѣка. Услышавъ звукъ щелкнувшаго курка, онъ какъ стрѣла прыгнулъ въ сторону саженъ на пять; за тѣмъ мгновенно другой такой-же прыжокъ, третій, четвертый, и не успѣлъ Дельгоргъ приподнять своего ружья, какъ уже звѣрь исчезъ въ древесной чащѣ, мелькнувъ какъ птица. Но огромной его гривѣ, развѣвавтейся какъ широкія крылья, можно было узнать самца большой породы.
"Не пойдемъ ли мы отъискивать и этого звѣря?" спросилъ у Дельгорга нѣмецъ, чрезвычайно довольный тѣмъ, что видѣлъ, какъ прыгаетъ левъ. Видя такую неустрашимость горбуна, Французъ пустился съ нимъ въ дальнѣйшіе поиски, ограничившіеся тѣмъ, что охотники спугнули нѣсколько гіенъ, которыхъ не удостоили даже выстрѣломъ. Львовъ какъ-будто никогда тутъ и не бывало, и потому наши авантюристы по-неволѣ должны были отказаться отъ поисковъ и отправиться домой, куда воротились измученные и уже поздно вечеромъ.
Львы пользуются въ Европѣ репутаціей благородныхъ, но весьма страшныхъ животныхъ, хотя такая слава не вполнѣ ими заслужена. Правда, и всякій южно-африканскій поселенецъ скажетъ вамъ, что левъ принадлежитъ къ числу звѣрей, которыхъ должно оставлять въ-покоѣ; но такое уваженіе къ ихъ личности происходитъ болѣе отъ низкой цѣны ихъ шкуръ {Отъ 15 до 20 руб. cep. за штуку.}, чѣмъ отъ другихъ причинъ. Начни только левъ шалить въ стадѣ боера, поселенецъ недолго будетъ ему позволять безнаказанно таскать своихъ коровъ и быковъ. Боеръ, подобно кафру, не видитъ во львѣ ни благороднаго, ни слишкомъ страшнаго противника, и непремѣнно захочетъ разсчитаться съ возмутителемъ спокойствія мирныхъ стадъ. Боеръ зарядитъ свое огромное ружье, сядетъ на лошадь и безъ товарищей, въ легкой блузѣ, съоднимъ одноствольнымъ ружьемъ, отправляется искать хищника. Привычный къ такой охотѣ человѣкъ легко можетъ найти льва по его слѣдамъ, если выберетъ удобное для того время и погоду. Левъ, завидѣвъ человѣка, никогда не нападаетъ на него, но и не бѣжитъ, и ложится на землю, выжидая, пока охотникъ его увидитъ: боеръ, сыскавъ наконецъ глазами своего противника, смѣло идетъ на него. Если охотникъ завидитъ звѣря въ близкомъ разстояніи, то послѣдній дѣлаетъ обыкновенно два или три прыжка въ сторону и ложится опять на землю; въ противномъ случаѣ, левъ, видя приближающагося человѣка, медленно отступаетъ шаговъ двадцать или тридцать, не выпуская охотника изъ глазъ, и все-таки наконецъ ложится на землю. Боеръ подходитъ къ звѣрю шаговъ на тридцать: до тѣхъ поръ нѣтъ еще никакой опасности, и если бы охотникъ вздумалъ медленно отступать, не поворачиваясь задомъ, то левъ никогда не вступилъ бы въ бой добровольно. Однакожь, охотникъ идетъ на льва не за-тѣмъ, чтобы воротиться съ пустыми руками: онъ соскакиваетъ съ лошади, оборачиваетъ ее крупомъ къ звѣрю, надѣваетъ узду на лѣвую руку, поднимаетъ ружье, цѣлитъ и стрѣляетъ. Конечно, все это дѣлается довольно быстро, изъ опасенія, чтобы левъ не потерялъ терпѣнія, въ -долгомъ ожиданіи нападенія. Если пуля пробила черепъ и углубилась въ мозгъ, то дѣло кончено, и животное рухнетъ на мѣстѣ, не сдѣлавъ ни одного шагу. Но если пуля проникнула только въ тѣло, то дѣло принимаетъ другой оборотъ. Невозможно мгновенно опредѣлить, смертельна или нѣтъ нанесенная рана, и какъ долго продлится смертное кровотеченіе; притомъ жизненность у льва очень упорная и онъ съ пробитымъ насквозь сердцемъ живетъ еще нѣсколько секундъ, чего очень достаточно для того, чтобы однимъ или двумя прыжками очутиться подлѣ охотника и ударомъ лапы разорвать его чуть не пополамъ или клыкомъ пробить ему черепъ. На быстроту, лошади плохая надежда, потому-что лошадь бѣжитъ шибко только тогда, какъ уже разбѣжится, а съ мѣста трогается несравненно медленнѣе льва. Нечего также думать о защитѣ штыкомъ или кинжаломъ, потому-что левъ съ размаху непремѣнно собьетъ съ ногъ и сомнетъ подъ себя самаго сильнаго человѣка; а въ этомъ положеніи одного удара лапою или зубомъ достаточно для неизбѣжной смерти охотника. Тутъ одна только надежда на спасеніе: если выстрѣлъ не положилъ льва на мѣстѣ, то надобно тотчасъ спрятаться за лошадь, предоставивъ ее мщенію звѣря: левъ въ одно мгновеніе очутится на ней и начнетъ ее терзать; при этомъ онъ глухъ и слѣпъ ко всему, кругомъ него происходящему, и вся жизненная его сила переходитъ въ челюсти и лапы, которыя рвутъ жертву. Хладнокровный охотникъ имѣетъ время вновь зарядить ружье и въ упоръ раздробить черепъ остервенившагося звѣря.
Кафры очень хорошо знаютъ, что когда, раздраженный раною или просто нападеніемъ, левъ бросится на первую попавшуюся въ когти добычу и начинаетъ ее рвать, то гнѣвъ дѣлаетъ его нечувствительнымъ ко всѣмъ прочимъ внѣшнимъ ощущеніямъ. Зная этотъ львиный обычай, кафры, у которыхъ хорошее ружье большого калибра считается драгоцѣнностью, доступною очень немногимъ, придумали весьма остроумный способъ убивать львовъ, безъ большой для себя опасности. Вотъ въ чемъ дѣло:
Кафры приготовляютъ изъ нѣсколькихъ буйволовыхъ или иппопотамовыхъ кожъ, пришитыхъ одна на другую, родъ огромнаго овальнаго щита, Футовъ осьми или девяти вышиною, и сдѣланнаго такъ, что задняя его сторона вогнута, а передняя выгнута, на-подобіе раковины, или, правильнѣе, панцыря черепахи. Запасшись такимъ щитомъ, партія кафровъ, вооруженныхъ копьями, идетъ отъискивать льва. Завидѣвъ царя пустыни, самый сильный изъ охотниковъ беретъ щитъ и, волоча его за собою, приближается къ звѣрю: подойдя къ нему шаговъ на тридцать, кафръ бросаетъ въ льва дротикъ, а самъ тотчасъ же падаетъ на землю и прикрывается щитомъ. Разъяренный звѣрь кидается на лежащаго врага и въ слѣпомъ бѣшенствѣ рветъ лапами и зубами щитъ, закрывающій охотника: иппопотамова кожа, впрочемъ, такъ крѣпка, что едва принимаетъ царапины зубовъ и когтей освирѣпѣвшаго животнаго, которое ни за что не рѣшается покинуть этотъ предметъ своей ярости и мщенія. Левъ реветъ и усиливается разорвать щитъ и въ это время ничего не видитъ и не слышитъ, что вокругъ него дѣлается. Тогда другіе охотники Приближаются толпою и, не боясь звѣря, котораго вниманіе исключительно обращено на терзаемый имъ щитъ, безъ всякаго труда и опасности убиваютъ льва ударами дротиковъ и копій. Несмотря на боль отъ наносимыхъ ему ранъ и на текущую ручьями кровь, левъ до послѣдняго издыханія изливаетъ свое мщеніе на щитъ коварнаго врага, полагая, что всѣ новыя раны наносятся ему этимъ неуязвимымъ непріятелемъ.
Кафры, бывшіе на такого рода охотахъ, утверждаютъ, что въ то время, какъ левъ бросится терзать предметъ своего мщенія, онъ закрываетъ глаза и уже не открываетъ ихъ болѣе, пока не удовлетворитъ своему гнѣву или не издохнетъ отъ ударовъ. Изъ этого можно заключить, что онъ на это время дѣлается какъ бы физически слѣпымъ и неопаснымъ для окружающихъ его враговъ, несмотря на то, что они наносятъ ему безпрерывныя раны.
Если въ охотѣ боера за львомъ лошадь приноситъ пользу охотнику, то ужь навѣрно не быстротою бѣга, потому-что левъ можетъ догнать даже очень быструю лошадь на всемъ ея скаку; но лошадь нужна охотнику для того, чтобы замѣнить его собою, если левъ не ляжетъ на мѣстѣ и кинется на нападающаго неискуснаго стрѣлка. Если даже человѣкъ и не успѣетъ спрятаться за лошадь, то все-таки левъ скорѣе кинется на послѣднюю, чѣмъ на перваго, потому-что, несмотря на ярость и жажду мщенія, онъ помнитъ, что человѣкъ для него опаснѣе лошади. Притомъ львы любятъ лошадиное мясо, а убитаго имъ человѣка пожираютъ только тогда, когда голодны и не могутъ добыть другой пищи. Если и случится льву растерзать охотника, то онъ оставляетъ его тѣло нетронутымъ и только изрѣдка рѣшится лизать теплую кровь, текущую изъ ранъ трупа.
Характеръ животнаго самымъ рѣзкимъ образомъ выказывается въ минуту предсмертныхъ бореній. Животныя боязливыя и смирныя умираютъ, обращая на охотника взоры, въ которыхъ можно прочитать просьбу о помилованіи; другія испускаютъ духъ равнодушно и какъ бы покоряясь неизбѣжной участи; но левъ въ этомъ отношеніи походитъ на человѣка, и въ предсмертныхъ его бореніяхъ выказывается все отчаяніе побѣжденнаго бойца. Несмотря на то, что левъ чувствуетъ близость смерти, когда ему нанесены смертельныя раны, онъ не перестаетъ бороться съ врагомъ до послѣдняго издыханія и защищается, пока можетъ поднять лапу или хватить зубами. Мало того: если врагъ, побѣдившій льва, добровольно его оставитъ и будетъ удаляться отъ издыхающаго животнаго, то оно собираетъ послѣднія силы и устремляется въ погоню за удаляющимся побѣдителемъ, хотя чувствуетъ уже холодъ близкой смерти и всю безнадежность битвы....
Отчаяніе умирающаго отъ ранъ льва и гнѣвъ его такъ сильны, что если врагъ находится въ положеніи для него недоступномъ, то звѣрь, распаленный злостью, начинаетъ терзать самого себя. Неразъ были примѣры, что раненый левъ, поставленный въ такія обстоятельства, что врагъ для него недоступенъ, перегрызалъ собственныя свои лапы и рвалъ собственное тѣло, гдѣ только могъ достать зубами.
Впрочемъ, что бы ни толковали о смѣлости и свирѣпствѣ льва, въ немъ нѣтъ благороднаго, хладнокровнаго мужества, которымъ отличается человѣкъ. Левъ, пойманный въ-расплохъ и полагавшій себя наединѣ, крайне трусливъ въ первую минуту: если онъ неожиданно увидитъ близь себя не только охотника, но даже женщину или дитя, если даже вдругъ залаетъ близь него собачонка, то онъ вскакиваетъ во. испугѣ, дрожитъ всѣмъ тѣломъ и стремглавъ летитъ куда глаза глядятъ, спасаясь отъ невѣдомой опасности, которая обнаружилась ему такъ неожиданно, и которую онъ не имѣлъ времени обдумать и разгадать. ІТо увѣренію кафровъ и по словамъ Дельгорга, если левъ услышитъ голосъ или шаги человѣка, прежде чѣмъ увидитъ его глазами, то онъ непремѣнно старается уйти отъ приближающагося врага: царь звѣрей боится всякаго шороха, причины котораго онъ не въ состояніи постигнуть. Заслышавъ приближеніе охотниковъ, левъ.старается удалиться ползкомъ, и если ему удается проползти шаговъ сотни двѣ, не будучи замѣченнымъ, тогда только онъ вскакиваетъ и стремится дальше прыжками и бѣгомъ. Левъ ждетъ нападенія только въ томъ случаѣ, когда онъ завидѣлъ охотника гораздо ранѣе, чѣмъ самъ былъ открытъ, и потому успѣлъ свыкнуться съ мыслію о приближающей опасности.
При встрѣчѣ съ человѣкомъ, если послѣдній нейдетъ на него прямо, съ намѣреніемъ напасть, левъ никогда не рискнетъ завязать бой. Стоитъ только остановиться, и левъ, видя, что его не трогаютъ, непремѣнно начнетъ удаляться. Впрочемъ, въ такихъ обстоятельствахъ, онъ никогда не побѣжитъ, а пойдетъ тихо, безпрестанно оглядываясь, но притомъ безпрерывно удаляясь отъ человѣка. Если на пути ему встрѣтится рытвина, ровъ или другая случайность мѣстности, покровительствующая отступленію и скрывающая его отъ глазъ человѣка, то онъ непремѣнно скроется туда и прибавитъ шагу. Должно признаться, что царь звѣрей самолюбивъ, и если онъ не захваченъ въ-расплохъ, то никогда не побѣжитъ, пока увѣренъ, что охотникъ наблюдаетъ за его движеніями. Начните кричать и махать руками, левъ немедленно остановится, станетъ прислушиваться къ крику и слѣдить за вашими движеніями; но успокойтесь на минуту, и левъ будетъ продолжать свое медленное отступленіе. Подите на него съ крикомъ, онъ опять остановится, и если вы подойдете поближе, то онъ ляжетъ на землю, выжидая васъ и какъ бы не-хотя принимая вашъ вызовъ; но отъ вызова онъ не откажется, потому-что онъ дѣйствительно обладаетъ храбростію и какъ-будто дорожитъ своей репутаціей.
И въ то время, какъ левъ выжидаетъ охотника; принявъ вызовъ на бой, весьма нетрудно обратить его въ бѣгство. Стоитъ только присѣть въ траву или скрыться за деревомъ или кустомъ, такъ, чтобы звѣрь потерялъ человѣка изъ виду. Вѣроятно, льву кажется тогда, что врагъ его приготовляется побѣдить его какимъ-то необъяснимымъ образомъ, потому-что смѣлый взглядъ звѣря мгновенно гаснетъ, онъ начинаетъ дрожать всѣмъ тѣломъ и по прошествіи не болѣе одной минуты обращается въ самое поспѣшное бѣгство. И даже не только въ томъ случаѣ, когда охотникъ вовсе скроется изъ глазъ льва, но если только присядетъ на землю на обнаженной равнинѣ, то звѣрь начинаетъ видимо безпокоиться, отступаетъ назадъ и вдругъ, схваченный какъ бы паническимъ страхомъ, мчится со всѣхъ ногъ, убѣгая отъ опасности, которую онъ предвидитъ, но не въ состояніи ни разгадать, ни отвратить.
Разсказанное нами неоднократно было повѣрено Дельгоргомъ на опытѣ и всегда оказывалось справедливымъ. Впрочемъ, любой кафръ подтвердитъ точность приведенныхъ выше фактовъ.
Если левъ не видитъ охотника, то послѣдній смѣло можетъ стрѣлять по немъ, не опасаясь нападенія со стороны льва, въ случаѣ неудачи выстрѣла. Захваченный въ-расплохъ, левъ всегда спасается бѣгствомъ и но думаетъ о мести или защитѣ. Поэтому охотникъ всегда безопасно стрѣляетъ по сонному звѣрю или когда послѣдній, сосредоточивъ все свое вниманіе на добычу, не замѣтитъ приближающагося человѣка.
Левъ не любитъ подходить днемъ къ жилью человѣка, но зато ночью ничего не боится и смѣло идетъ на всякую опасность, чувствуя свое превосходство: какъ всѣ прочія животныя кошачей породы, Онъ хорошо видитъ ночью.
Подъ покровомъ мрака, онъ не боится выхватить лошадь изъ-подъ сѣдока или задавить быка, привязаннаго къ телѣгѣ, на которой отдыхаютъ сонные путешественники. Ночью льва не испугаетъ ни выстрѣлъ, ни человѣческій крикъ, и онъ готовъ помѣряться съ врагомъ, отъ котораго бѣжалъ при дневномъ свѣтѣ. Зато, если человѣку удастся ранить льва ночью, тотъ не кидается на врага и не ищетъ отмстить ему: какъ бы пристыженный, онъ забываетъ свою смѣлость и нахальство. Легкая рана заставитъ льва бѣжать, несмотря на то, что на телѣгѣ одинъ человѣкъ, а крутомъ телѣги собралось десятокъ львовъ; раньте второго, и всѣ въ испугѣ побѣгутъ прочь.
Въ странахъ, весьма богатыхъ дичью, левъ бросаетъ остатки своей добычи гіенамъ и не прячетъ ея: тамъ онъ не нападаетъ на стада поселенцевъ, предпочитая болѣе легкую охоту за дикими обитателями лѣсовъ и пустынь. Но если каннъ и антилопъ {Два смирныхъ травоядныхъ четвероногихъ, водящихся въ Африкѣ несмѣтными стадами. Львы любятъ питаться ихъ мясомъ.} мало, то по-неволѣ приходится царю звѣрей подстерегать лошадей и быковъ колониста. Зная, что при этомъ можно иногда поплатиться жизнью, левъ дорожитъ добычею и бережетъ остатки растерзаннаго и недожраннаго животнаго. Боеры пользуются этимъ обычаемъ льва и стерегутъ его, когда онъ возвращается къ спрятанной на-канунѣ пищѣ. Левъ является туда за часъ или за два до полуночи и часто становится добычею засѣвшаго на-стражѣ охотника. Однакожь, при охотѣ этого рода должно быть крайне осторожнымъ, потому-что если левъ, узнаетъ о присутствіи охотника, прежде чѣмъ тотъ выстрѣлитъ, то всѣ шансы обращаются на сторону звѣря, и онъ смѣло идетъ противъ соперника, вздумавшаго оспоривать у него законную его добычу. Тогда охотнику остается только сѣсть на землю: это иногда останавливаетъ звѣря; въ противномъ случаѣ должно стрѣлять, несмотря на темноту Счастье, если пуля положитъ льва на мѣстѣ: не то на-утро солнце освѣтитъ кровавую сцену, отъ описанія которой мы избавимъ нашихъ читателей.
Ночью, при лунномъ свѣтѣ, левъ никогда не нападетъ на человѣка; если же луна проглянетъ между тучами внезапно, то звѣрь бѣжитъ опрометью, гонимый какимъ-то паническимъ страхомъ.
Случается иногда, что левъ, по необъяснимой причинѣ, не умерщвляетъ охотника, попавшагося къ нему въ когти, несмотря на то, что онъ раненъ этимъ охотникомъ. Дельгоргъ видѣлъ нѣкоторыхъ боеровъ и кафровъ, которые отдѣлались переломами членовъ или глубокими ранами отъ удара лапою или зубомъ. Одинъ кафръ попалъ разъ въ когти раненой имъ львицѣ: она продержала его съ минуту подъ собою и потомъ, царапнувъ его лапою по груди, бросила и скрылась. На груди кафра остались четыре кровавыхъ рубца, глубиною около дюйма, которые долго не заживали. Дельгоргъ самъ зналъ этого счастливца и видѣлъ раны, которыми тотъ гордился какъ необыкновеннымъ отличіемъ.
Изъ нашего безпристрастнаго разсказа, въ которомъ мы строго держались достовѣрныхъ Фактовъ, сообщенныхъ Дельгоргомъ и кафрами, читатели убѣдятся, что левъ вовсе не такое кровожадное и страшное животное, какъ обыкновенно думаютъ въ Европѣ. Кафры -- мужчины, женщины и дѣти, ежедневно и безъ малѣйшаго страха ходятъ пѣшкомъ и даже безъ огнестрѣльнаго оружія по лѣсамъ и долинамъ, въ которыхъ живутъ львы. Какъ часто случается, что левъ выскочитъ почти изъ-подъ ногъ кафра, не болѣе какъ въ пяти шагахъ отъ него, и, отойдя шаговъ на 30, ляжетъ на землю и ждетъ нападенія; но кафръ проходитъ мимо, не трогая льва, и животное медленно удаляется отъ человѣка, не начиная битвы и очень довольное, что отдѣлалось безъ опасности отъ страшнаго своего врага.
Если человѣкъ пасетъ или гонитъ передъ собою стадо коровъ или быковъ, то не всегда отдѣлается дешево при встрѣчѣ со львомъ: царь звѣрей захочетъ непремѣнно попользоваться добычею, и горе пастуху, который вступится за свое стадо и не положитъ льва сразу на мѣстѣ. Но и тутъ звѣрь кидается сперва на скотину и не трогаетъ человѣка, если тотъ самъ не затѣетъ поединка. Въ шестилѣтнее свое пребываніе въ отечествѣ львовъ, Дельгоргъ никогда не слыхалъ, чтобы звѣрь напалъ на человѣка, не будучи къ тому вызванъ.
И въ-самомъ-дѣлѣ только одни владѣтели стадъ, то есть пастушескія племена, обитающія на югѣ Африки, имѣютъ причину бояться и истреблять львовъ. Остальное населеніе живетъ съ ними въ добромъ мирѣ. Левъ даже имѣетъ свое полезное назначеніе. Если бы отъ Дракенсберга, или источниковъ Тугуэла, до тропика Козерога, вдругъ истребить всѣхъ львовъ, то стада гну {Catoblepas gnou.} и куагъ {Equus Burchellii.}; расплодились бы тамъ въ такомъ невѣроятномъ количествѣ, что не оставили бы въ степяхъ и равнинахъ никакой травы для пастбищъ. Дельгоргъ увѣряетъ, что для достиженія такого результата нужно бы не болѣе десяти лѣтъ, и мы вполнѣ раздѣляемъ иro мнѣніе, потому-что хорошо знаемъ, какъ многочисленны нынѣшнія стада упомянутыхъ животныхъ, и какъ необыкновенно быстро они размножаются. Даже и теперь, несмотря на множество львовъ, попадающихся въ Кафреріи, встрѣчаются пространства въ нѣсколько дней пути, на которыхъ вся растительность вытравлена прожорливостью гну и куагъ. Дельгоргъ въ теченіи шести дней шелъ по степи (отъ Эландсъ-ривера до Вааль-ривсра), въ буквальномъ смыслѣ, изрытой и истоптанной стадами этихъ животныхъ.
Придетъ время, когда человѣкъ, вооруженный огнестрѣльнымъ оружіемъ., заселитъ дикія пустыни, служащія нынѣ убѣжищемъ для львовъ, гну и куагъ, и многочисленныя ихъ стада исчезнутъ съ лица земного, какъ исчезаетъ мало-по-малу всякое живое существо, съ которымъ начнетъ враждовать этотъ царь земной природы.
Племена, не занимающіяся скотоводствомъ, живущія одною охотою, напримѣръ бошесманы {По-голландски -- Boschjesman.}, почти никогда не трогаютъ льва, который не только для нихъ неопасенъ, но даже полезенъ.: въ этихъ странахъ, левъ оставляетъ остатки убитой имъ добычи въ пользу человѣка, а послѣдній питается остаткомъ львиной трапезы, не давая себѣ труда охотиться. Левъ трудится и за себя и за него.
Сила льва чрезвычайная, и въ этомъ случаѣ европейскіе натуралисты далеко отстали въ своихъ понятіяхъ, отъ. истины. Случалось видѣть, что левъ бѣгомъ уносилъ буйвола {Bos cafer.}; носорогъ, несмотря на сибъе силу, толстую кожу и дикую свирѣпость, часто становится жертвою въ битвѣ со львомъ и весьма рѣдко выходитъ изъ нея побѣдителемъ. Бываетъ, что левъ нападаетъ, иногда на слоновъ и терзаетъ молодыхъ, у которыхъ|еще нѣтъ клыковъ, и которые не успѣли еще укрѣпиться въ силахъ.; но на большого слона левъ никогда не нападаетъ, зная какъ бы по инстинкту силу колосса. Иппопотамовъ также левъ не трогаетъ, потому-что кожа этого земноводнаго можетъ, устоять даже противъ львиныхъ когтей и зубовъ. Впрочемъ, левъ любитъ иппопотамово мясо, и если ему случится найти трупъ иппопотама, убитаго и оставленнаго охотниками, то онъ. предпочитаетъ это лакомство всякой другой пищѣ.
Легко можно себѣ представать страшную битву льва съ носорогомъ, если вспомнить какою силою, какимъ наступательнымъ и оборонительнымъ оружіемъ владѣютъ оба соперника. Шведскій натуралистъ;ѣ, Валбергъ, путешествовавшій но южной Африкѣ одновременно съ Дельторгомъ {Теперь oнъ профессоромъ естественной исторіи въ Стокгольмѣ. Его путешествіе по южной Африкѣ принесло наукѣ много пользы.}, былъ едва ли не единственнымъ европейцемъ свидѣтелемъ подобной битвы, ночью, посреди пустыни. Онъ видѣлъ схватку этихъ страшныхъ, соперниковъ, въ двадцати шагахъ отъ куста юнсъ-дорни, въ который онъ спрятался за неимѣніемъ другого, надежнѣйшаго убѣжища, и гдѣ съ трепетомъ ждалъ, что дикіе бойцы пронюхаютъ это присутствіе и раздѣлаются съ нимъ по своему. Онъ одинъ можетъ разсказать намъ эту, кровавую сцену. Бойцы были въ полномъ развитіи силы, на своей родинѣ, въ пустынѣ, среди ночного мрака и не подозрѣвая присутствія посторонняго, свидѣтеля: здѣсь дѣло шло на жизнь, и смерть, и въ такихъ только обстоятельствахъ выказываются характеръ и нравъ звѣря, во всей ихъ наготѣ.
Страшная сила львиныхъ мускуловъ выказывается еще могучими бланками звѣря: ихъ скачки бываютъ иногда отъ пяти до шести и даже до семи саженъ. Несмотря на быстроту льва, антилопы всегда уходили бы отъ него, если бы онъ не ускорялъ бѣга скачками. Но если въ два-три скачка онъ не досталъ добычи, то, чувствуя неравенство состязанія въ быстротѣ бѣга, левъ всегда отказывается отъ безполезнаго преслѣдованія.
Но уже довольно обо львахъ -- пора намъ возвратиться къ Дельгоргу, который, по поводу нѣкоторыхъ непріятностей, съ Пандою присужденъ былъ оставить землю амазулуевъ. Всего болѣе при этомъ былъ виноватъ англійскій миссіонеръ Гроутъ (Grout), который очень неохотно видитъ европейца между амазулуями; ему очень хочется просвѣтить этотъ народъ на свой ладѣ и моралью сообразною его собственнымъ эгоистическимъ видамъ. Повторяемъ еще разъ, что самобытное невѣжество кафровъ, съ ихъ природными добродѣтелями и пороками, несравненно лучше Просвѣщенія, прививаемаго англиканскими миссіонерами.
Но прежде чѣмъ мы разстанемся съ амазулуями, скажемъ нѣсколько словъ о томъ, какъ Дельгоргъ описываетъ этотъ народъ.
Племя амазулу есть самое красивое изъ всѣхъ кафрскихъ племенъ. Амазулуи вообще роста средняго, но сложены весьма хорошо и пропорціонально; они отличаются силою и ловкостью пріемовъ. Черты ихъ лица напоминаютъ лицо негровъ широкимъ ртомъ, толстыми губами, небольшимъ носомъ, выдавшимися скулами, длиннными, бѣлыми и острыми зубами, курчавыми какъ шерсть волосами, темнобурою кожею и ея характеристическимъ запахомъ; но всѣ эти отличительные признаки негрскаго племени такъ мало развиты у амазулуевъ, что они вообще ближе подходятъ къ европейцамъ, чѣмъ къ настоящимъ неграмъ. Разница между амазулуями и неграми всего разительнѣе выказывается въ ихъ помѣси съ бѣлыми людьми сѣверной Европы. Дельгоргу случалось видѣть дѣтей англичанъ прижитыхъ съ амазулуйками: они отличались красотою формъ, никогда не встрѣчающеюся у мулатовъ, которыхъ отцы -- тѣже европейцы, но матери -- родились на берегахъ Конго и Гвинеи.
Между амазулуями попадаются, по увѣренію Дельгорга, лица совершенно европейскаго типа, хотя въ ихъ жилахъ Течетъ чисто африканская кровь: свѣтлый цвѣтъ кожи, тонкія губы, орлиный носъ и длинная борода сразу отличаютъ этихъ выродковъ отъ прочихъ ихъ соплеменниковъ. Причина такой аномаліи остается покуда загадочною.
Амазулуи ходятъ босые, со временъ новаго преобразованія, даннаго этому племени законодателемъ Джакою, въ началѣ текущаго столѣтія. Голова у нихъ выбрита, и только на маковкѣ, оставленъ вѣнчикъ волосъ, смазываемыхъ саломъ и сажею. Въ волоса этого вѣнчика вплетаются перья, стрѣлы, раковины и другія головныя украшенія, составляющія отличительный признакъ воиновъ. Абафаны, или юноши, недостигшіе совершеннолѣтія, носятъ волосы остриженные въ кружокъ, подобно нашимъ крестьянамъ. Черепъ этихъ народовъ пріобрѣтаетъ въ совершенныхъ лѣтахъ такую необыкновенную толщину и крѣпость, что уже поэтому одному всегда можно отличить скелетъ амазулуя отъ черепа бѣлаго человѣка.
Воинственные кафры, рѣдко ходятъ безъ оружія, которое по большой части заключается въ щитѣ изъ буйволовой, носороговой или иппопотамовой кожи, овальной Формы, длиною отъ 4 до 5 футовъ, въ пяти или шести дротикахъ и тонгѣ -- родъ палицы, сдѣланной изъ весьма крѣпкаго дерева тамбути или изъ большого носорогова рога. Одежда ихъ довольно проста, потому-что состоитъ изъ одного небольшого передника, развѣвающагося по волѣ вѣтра; только женщины да франты носятъ еще ожерелья и запястья изъ стеклянныхъ бусъ, зубовъ и когтей льва или леопарда, орлиныхъ, клювовъ и наконецъ тростинокъ, наполненныхъ нюхательнымъ табакомъ. Гораздо рѣже встрѣчается, видѣть у нихъ подобныя украшенія въ видѣ серегъ, Ночью въ холодное время года они покрываются дурновыработанными звѣриными шкурами, которыя сбрасываютъ съ плечь, какъ только пригрѣетъ ихъ солнце.
Но это ежедневный, или, лучше сказать, будничный нарядъ кафровъ: во время празднествъ и при другихъ необыкновенныхъ случаяхъ и они умѣютъ принарядиться. Дельгоргу случилось видѣть кафрскихъ вождей въ большомъ нарядѣ, по случаю восшествія Панды на престолъ. Вотъ какъ описываетъ онъ этихъ щеголей:
Головы всѣхъ присутствовавшихъ при торжествѣ вождей были обвиты нѣсколько разъ хвостами, сшитыми изъ кожи рѣчной выдры и весьма похожими на наши дамскіе боа. Этого рода головной уборъ надѣвается также предъ сраженіемъ, чтобы защитить голову отъ ударовъ и придать лицу звѣрскій и неумолимый видъ, устрашающій непріятеля. Въ этотъ родъ мѣховой чалмы укрѣпляются пучки самыхъ разнообразныхъ перьевъ, колеблющихся по волѣ вѣтра и своимъ подборомъ доказывающихъ вкусъ особы, ими украшенной. Справа и слѣва чалмы прикрѣплены куски шакаловой кожи, длиною около 6 дюймовъ, прикрывающіе уши. Эти наушники имѣютъ у кафровъ свое значеніе, именно: они назначаются для того, чтобы воинъ былъ одинаково глухъ къ мольбамъ и проклятіямъ побѣжденнаго врага и не допускалъ въ себя ни чувствъ страха, ни чувства жалости.
Плечи, грудь и спина вождей Панды были покрыты сѣткою, Сплетенною изъ пучковъ волосъ, находящихся на кончикахъ буйволовыхъ хвостовъ; лѣвая рука обнажена, потому-что ею поддерживается щитъ; но на правую надѣвается родъ налокотника, изъ полированной жолтой мѣди, съ продольнымъ разрѣзомъ. Съ пояса до колѣнъ виситъ пышный передникъ, составленный изъ 400 ремешковъ виверроваго мѣха {Viverra genetta -- млекопитающее животное изъ рода енотовъ. Шкура его, похожая видомъ на лучшую енотовую, длинна и мягка волосомъ.}, не сшитыхъ между собою, но прикрѣпленныхъ только къ поясу: этотъ странный передникъ волнуется при малѣйшемъ движеніи и живописно раздувается вѣтромъ. На икрахъ, вмѣсто подвязокъ, красуются пучки бѣлыхъ хвостиковъ, за исключеніемъ цвѣта весьма похожихъ на горностаевые.
Таковъ праздничный нарядъ знатнаго амизулуя. Должно еще упомянуть, что нѣкоторые изъ нихъ украшаютъ голову и плечи страусовыми перьями, только цвѣтъ этихъ перьевъ рѣдко бываетъ чисто бѣлымъ., а но большей части грязно-жолтый или сѣроватый.
Невольничество и слѣдовательно торговля рабами не проникли въ эти страны. Причиною тому обыкновеніе амазулуевъ -- никогда не брать военно-плѣнныхъ, а тотчасъ же убивать врага, хотя бы и безоружнаго. Даже дѣти и женщины, составляющія предметъ богатства у кафровъ, рѣдко берутся въ плѣнъ и погибаютъ при всеобщемъ истребленіи.
Кафръ считаетъ себя рожденнымъ для войны и охоты; если же онъ самъ занимается постройкою своей хижины, то это оттого, что топоръ есть военное орудіе, приличное рукамъ мужчины. Земледѣльческіе же инструменты онъ считаетъ принадлежностью женщинъ и, если за неимѣніемъ послѣднихъ, по бѣдности, долженъ самъ приняться за воздѣлываніе земли, то получаетъ позорное названіе омфагазана, то есть презрѣннаго нищаго, или пролетарія, безчестящаго важность мужского пола. Омфагазаномъ дѣлается также всякій, рѣшившійся есть мясо носорога, кабана и какую-бы тони было рыбу, хотя мясо первыхъ двухъ животныхъ и многихъ кафрскихъ рыбъ вкусно и здорово. По туземнымъ мнѣніямъ, всякій рѣшившійся употреблять въ пищу довольно вкусный жиръ лося {Boselaphus orcas.} теряетъ на долгое время мужскую репродуктивную способность; а тотъ, кто голою рукою дотронулся до боа пиѳона, крокодила или гіены, теряетъ всякое уваженіе въ обществѣ кафрскихъ дамъ.
Кстати о кафрскихъ дамахъ. Ихъ туалетъ немногимъ отличается отъ будничнаго туалета ихъ супруговъ; развѣ только ожерелья да запястья, составленныя изъ всевозможныхъ блестящихъ предметовъ, чаще украшаютъ дамъ, чѣмъ мужчинъ. Въ дождливое и холодное время онѣ накидываютъ на плечи омгобо, родъ одѣяла, выкроеннаго изъ звѣриныхъ шкуръ и завязаннаго на груди пояскомъ, сплетеннымъ изъ соломы. Чѣмъ знатнѣе дама, тѣмъ длиннѣе ея омгобо и многочисленнѣе ожерелья и запястья. На выбритой головѣ оставляется родъ малороссійскаго чуба, который щеголихи намазываютъ ежедневно саломъ, стопленнымъ съ красною охрою.
Интомбу, или дѣвушкамъ, не дозволяется носить никакой одежды, кромѣ легкаго переднику. Кафры увѣряли Дельгорга, что такой обычай основанъ на томъ, что всякій мужчина, пріобрѣтающій себѣ жену, долженъ ясно видѣть достоинства и недостатки своей будущей супруги. Впрочемъ, Дельгоргъ увѣряетъ, что, несмотря на свой легкій туалетъ, кафрскія дѣвушки весьма скромны, стыдливы и отличаются безъукоризненною чистотою нравовъ, какую трудно найти у просвѣщенныхъ народовъ. Однакожь, съ прибытіемъ англиканскихъ миссіонеровъ и эта черта кафрскихъ нравовъ начинаетъ измѣняться.
Дѣти обоего пола до семи и осьми лѣтъ ходятъ совершенно нагіе. Даже у короля они бѣгаютъ безъ всякаго присмотра, и потому часто дѣлаются жертвою дѣтской неосторожности; зато тѣ, которые успѣютъ избѣжать опасностей дѣтства, лишеннаго призрѣнія, могутъ похвастать своимъ физическимъ развитіемъ.
Татуировка существуетъ только у женщинъ, и то на весьма рѣдкихъ мѣстахъ тѣла, обыкновенно скрытыхъ отъ глазъ. Татуированная дѣвушка считается въ своемъ кругу чѣмъ-то въ родѣ нашей салонной львицы.
Многоженство господствуетъ у кафровъ въ самыхъ неограниченныхъ размѣрахъ. Если кафру понравится какая-нибудь дѣвушка, то онъ сперва освѣдомляется о ея согласіи, а потомъ уже идетъ торговать ее у родителей. Родители никогда не противятся, если только заплатятъ имъ договорную цѣну, обыкновенно отъ пяти до десяти штукъ рогатаго скота, смотря по званію и красотѣ невѣсты, которой согласіе необходимо при такого рода сдѣлкахъ. Въ назначенный для сватьбы день, невѣсту выводятъ въ поле, окруженную всѣми ея подругами, которыя подъ открытымъ небомъ украшаютъ ее ожерельями и окрашиваютъ волоса на маковкѣ; между тѣмъ женщины и старухи поютъ и пляшутъ, а мужчины аккомпанируютъ имъ воплями и ударами копій по щитамъ. Какъ-скоро явится женихъ съ своею свитою, ему подводятъ быка или корову, которую онъ убиваетъ своимъ топоромъ, и которая тутъ же варится и жарится; а между тѣмъ отецъ невѣсты является съ напиткомъ, въ родѣ довольно хмѣльного, но пріятнаго на вкусъ бѣлаго пива. Присутствующіе пьютъ, ѣдятъ и веселятся до заката солнца и тогда расходятся, оставивъ жениха съ невѣстою по-среди поля: тогда, по кафрскимъ обычаямъ, женихъ отводитъ невѣсту въ свою хижину и, впустивъ ее во внутренность, самъ ложится снаружи у входа. Таже самая продѣлка повторяется и на вторую ночь, и жена дѣлается законною подругою мужа только съ наступленіемъ третьей ночи.
Ничего не можетъ быть страннѣе для европейца поступковъ дѣвушки, вышедшей за холостого кафра и, слѣдовательно, сдѣлавшейся его первою женою. Молодая женщина трудится неутомимо, съ цѣлію доставить мужу средства купить вторую жену; за тѣмъ помышляютъ о пріобрѣтеніи третьей, и такъ далѣе. Чѣмъ многочисленнѣе жены кафра, тѣмъ больше у него рабочихъ рукъ, и тѣмъ онъ дѣлается богаче; а съ богатствомъ возрастаютъ домашнее довольство и уваженіе къ старшимъ но очереди женамъ, особливо къ первой, которая по пріобрѣтеніи ея мужемъ шестидесяти женъ получаетъ титулъ инкоскази, то есть принцессы, или княгини. У дельгоргова знакомца Магелебе было шестдесятъ женъ; у другихъ вождей по сотнѣ и болѣе.
При кафрскихъ бракахъ не наблюдается никакихъ религіозныхъ обрядовъ.
Ревность неизвѣстна у кафрскихъ женщинъ, и обыкновенно гаремъ вождя живетъ между собою въ большомъ согласіи. Жены одного мужа считаются сестрами, и общественное мнѣніе требуетъ отъ нихъ взаимной любви и дружбы; при томъ мужъ никогда не позволяетъ имъ ссориться и строго наказываетъ зачинщицу; этого требуетъ обычай и самый законъ. Дѣти кафра не знаютъ родной матери, а считаютъ всѣхъ женъ своего отца родными матерями; точно также взаимно каждая изъ женъ считаетъ себя матерью всѣхъ дѣтей своего мужа. У кафровъ даже въ модѣ скрывать, которая именно мать такого-то ребенка, и если онъ узнаетъ какъ-либо, кто его настоящая мать, то нисколько не считаетъ себя къ ней ближе, чѣмъ къ другимъ, такъ называемымъ сестрамъ.
Амазулу гордъ и чрезвычайно привязанъ къ своей родинѣ'. Онъ храбръ и неумолило жестокъ на войнѣ, но въ мирное время гостепріименъ, добръ и услужливъ, хотя и недовѣрчивъ къ иностранцамъ. Онъ большой охотникъ до пѣсенъ, плясокъ и веселой болтовни; но музыкальное чувство въ немъ слабо развито. Его пѣсни и разговоры клонятся по большой части къ прославленію подвиговъ своего главнаго вождя, которому онъ безгранично преданъ. Амазулу готовъ принести въ жертву свою жизнь и имущество по первому приказанію своего повелителя и не одинъ изъ европейскихъ народовъ могъ бы поучиться у кафровъ безусловной дисциплинѣ и повиновенію начальникамъ.
Кафръ плохой купецъ и считаетъ занятіе торговлею дѣломъ какъ бы полу-безчестнымъ, приличнымъ только бѣлому человѣку. Онъ цѣнитъ выше всего военное мужество и потому часто отказывается даже отъ пріобрѣтенія столь полезнаго ему огнестрѣльнаго оружія, подъ предлогомъ, что ружьемъ каждый трусъ легко можетъ убить храбрѣйшаго воина.
Дельгоргъ весьма подробно описываетъ образъ правленія у кафровъ; предѣлы Этой статьи не позволяютъ намъ, впрочемъ, входить въ подробности по этому предмету. Тоже самое должны мы сказать о земледѣліи, скотоводствѣ и вообще о способахъ продовольствія у кафрскихъ племенъ.
Кафры не имѣютъ рѣшительно никакой религіи, а слѣдовательно не знаютъ и религіозныхъ обрядовъ. У нихъ есть только повѣрье о существованіи какого-то духовнаго существа, которое они называютъ умершимъ братомъ, и вліянію котораго приписываютъ болѣзни и другія несчастія. Для умилостивленія этого злобнаго духа они прибѣгаютъ къ совѣтамъ иніанговъ, или колдуновъ, которые: обладаютъ знаніемъ средствъ лечить болѣзни и заклинать умершаго брата. Первое понятіе о Богѣ они получили въ 1824 году отъ Фэруеля (Farewell) и дали ему названіе Косъ-Пезу, составленное изъ словъ Косъ (господинъ) и Пезу (на-верху). До того времени у нихъ не существовало никакого слова для Обозначенія Творца вселенной. По ихъ преданіямъ, первый человѣкъ на землѣ былъ кафръ Мунту-Муніама {Слово-въ-слово -- черный человѣкъ.}, онъ выросъ на берегу моря на тростникѣ; первая же его подруга Образовалась изъ морской пѣны. Не указываетъ ли такое преданіе на то, что Каферія была населена первоначально выходцами изъ другой страны, приплывшими по морю? Впрочемъ, кафры неохотно говорятъ съ иностранцами о своей миѳологіи и на всѣ вопросы Дельгорга по этому предмету, отвѣчали, что если бѣлые люди узнаютъ тайну происхожденія черныхъ людей, то первые не замедлятъ покорить послѣднихъ.
Какъ-скоро амазулу испуститъ духъ; то самые близкіе его родственники ни за что въ свѣтѣ не дотронутся до его трупа, полагая, что это навлёчётъ на нихъ большія несчастія. Они накидываютъ на него веревку, сдѣланную изъ соломы или изъ сучьевъ, и тащатъ трупъ въ сосѣдній ровъ или лѣсъ, послѣ чего сжигаютъ веревку и вѣтви, на которыхъ скончался покойникъ. На-завтра останутся только оглоданныя кости, потому-что гіены сдѣлаютъ ночью свое дѣло. Недолго, однакожь, валяется скелетъ: и его не пощадятъ хищныя твари; только черепъ останется невредимымъ и, убѣленный солнцемъ, лежитъ на землѣ, пока его не занесетъ въ рѣку или не покроетъ пескомъ. Человѣческій трупъ или скелетъ только тогда не оскверняетъ живого, когда послѣдній виною смерти перваго; поэтому убійца можетъ безнаказанно прикасаться къ трупу своей жертвы. Странныя понятія!
По смерти кафра, все наслѣдство переходитъ къ старшему сыну, который становится отцомъ и начальникомъ всего семейства. Его братья и матери повинуются ему, какъ отцу и мужу. Нерѣдко случается, что жены умершаго отца поступаютъ въ число женъ сына; но это не правило, а только случайное исключеніе, неосуждаемое, впрочемъ, Ни законами, ни общественнымъ мнѣніемъ. Разврата кафръ не знаетъ, потому-что физическій инстинктъ любви развитъ въ немъ слабо, и никогда не случалось, чтобы кафръ, изъ любви къ женщинѣ, рѣшился на что-либо особенное. Точно также неизвѣстно и самоубійство у этихъ дикихъ племенъ: они не дорожатъ жизнію, которая цѣнится тамъ вообще весьма дешево; но никогда кафръ не подумаетъ о возможности наложить на самого себя руки. Это происходитъ, однако же не отъ присутствія въ немъ хладнокровнаго мужества, идущаго на-встрѣчу неизбѣжной опасности; у кафра всегда остается надежда на спасеніе жизни, даже и въ то время, когда топоръ свер-. каетъ надъ его шеею; у цсго просто не достаетъ смѣлости сдѣлать надъ собою то, что хотятъ сдѣлать надъ нимъ другіе.
Кафры имѣютъ о себѣ самую высокую идею и презираютъ бѣлыхъ, какъ людей менѣе благороднаго происхожденія, пришедшихъ къ нимъ потому, что въ бѣлой землѣ имъ нечего ѣсть, и что они желаютъ научиться образцовымъ нравамъ и обычаямъ черныхъ людей. Что бы ни сталъ имъ разсказывать европеецъ, они требуютъ доказательствъ на каждое слово; а такъ-какъ это часто невозможно, то считаютъ бѣлыхъ лгунами и хвастунами. Если же имъ показываютъ превосходство европейскаго оружія и гражданскихъ учрежденій, заставившихъ кафровъ смириться предъ иноземными пришлецами, то они, съ усмѣшкой презрѣнія, отвѣчаютъ: что все это не надолго, ибо пріобрѣтено волшебствомъ, а не естественнымъ закономъ. "Умретъ колдунъ, который все это сдѣлалъ, и тогда вы увидите" -- говорятъ кафры -- "что будетъ съ бѣлыми пришлецами".
Но уже довольно о кафрскихъ нравахъ и обычаяхъ.
Охотясь въ странѣ Наталя, Дельгоргу удалось видѣть весьма странную продѣлку съ молодымъ слоненкомъ. Въ этотъ день нашъ французъ чуть не поплатился жизнію, охотясь за буйволами; онъ ранилъ одного большого самца, но прежде. чѣмъ успѣлъ зарядить ружье снова, буйволъ уже налетѣлъ на охотника. О бѣгствѣ думать было нечего, спрятатся нѣкуда; въ отчаяніи бросился Дедьгоргъ на землю и прижался къ ней. Разъяренный буйволъ промчался надъ нимъ, задѣвъ его только слегка рыломъ. Несмотря насильную боль, Дельгоргъ вскочилъ и опрометью побѣжалъ въ ближній кустарникъ, зовя къ себѣ на-помощь своего проводника Хенинга. Не бѣгомъ, а летомъ достигнулъ онъ утеса, на который вскарабкался какъ кошка, и только тогда опомнился, чувствуя себя здѣсь въ безопасности отъ преслѣдованія буйвола. Переведя духъ, онъ началъ озирать окрестность, какъ вдругъ замѣтилъ, что Хеннигъ идетъ, на-крикъ, но что за нимъ движется какое-то странное существо. Любопытство заставило забыть страха, и боль, и Дельгоргъ, не думая о буйволѣ, спустился внизъ, чтобы спѣшить на-встрѣчу Хенингу и его странному спутнику; но каково было его удивленіе, когда онъ увидѣлъ, что за человѣкомъ идетъ, какъ собака, молодой слоненокъ, ростомъ аршинъ двухъ. Вскорѣ прибыли туда же и другіе кафры, бывшіе на охотѣ вмѣстѣ съ Дельгоргомъ: они тѣшились находкою Хенинга, но нисколько не дивились ей. Слоненокъ не отставалъ отъ Хенинга, и когда тотъ нарочно прятался между другими кафрами, то животное валило ихъ съ ногъ хоботомъ, чтобы поскорѣй добраться до своего новаго господина. На ночь принуждены были привязать слоненка, шагахъ въ двухъ стахъ отъ того мѣста, гдѣ охотники расположились ночлегомъ, потому-что животное рвалось къ Хенингу, а ночью могла прійти его мать съ другими слонами того же стада и перетоптать охотниковъ, потому-что слонихи, потерявъ дѣтеныша, ищутъ его повсюду и легко могутъ пронюхать чутьемъ, гдѣ онъ находится.
Когда всѣ улеглись послѣ ужина, то Хенингъ разсказалъ Дельгоргу способъ, которымъ онъ приманилъ за собой слоненка. Этотъ разсказъ такъ мало былъ интересенъ для кафровъ, что Дельгоргъ долженъ былъ заключить изъ того, что средство, употребленное Хенингомъ, не составляетъ въ Кафреріи большого секрета. Оно, впрочемъ, было чрезвычайно просто.
Во время охоты, Хенингъ замѣтилъ четырехъ слоновъ, пасшихся въ небольшой рытвинѣ, и въ числѣ ихъ слониху съ слоненкомъ, еще очень молодымъ. Онъ выстрѣлилъ по слонихѣ; но рана была несмертельна, и испуганное выстрѣломъ стадо пустилось бѣжать. Раненая слониха, терзаемая болью, забыла о своемъ дѣтеныше и бросилась опрометью въ числѣ другихъ; слоненокъ же запутался на бѣгу въ огромномъ кустарникѣ мимозъ, отъ трехъ до пяти аршинъ вышиною. Хенингъ догналъ его, поймалъ за хоботъ и немедленно, помазавъ кончикъ послѣдняго потомъ, струившимся съ лица, отъ быстроты бѣга. Молодое животное тотчасъ забыло характеристическій запахъ своей матери и пошло за человѣкомъ, который напоминалъ ему запахъ испареній, овладѣвшихъ исключительномъ обонятельнымъ органомъ слоненка. Покуда запахъ пота несовершенно испарится съ оконечности хобота (а на это нужно два или три дня), слоненокъ будетъ ходить за человѣкомъ, его поймавшимъ, какъ за своею маткою.
Мы сейчасъ упомянули объ охотѣ Дельгорга на буйвола, скажемъ нѣсколько словъ объ этомъ животномъ, одномъ изъ главныхъ, предметовъ южно-африканской охоты.
Этотъ родъ буйволовъ {Bos cafer.} есть самый огромный изъ всѣхъ извѣстныхъ, несмотря на то, что онъ весьма низокъ на ногахъ. Вѣсъ его доходитъ до 60 и даже 80 пудовъ. Шерсть его, рѣдкая, черная, мохнатая и большею частію покрытая толстымъ слоемъ засохшей грязи и ила. По силѣ, быстротѣ бѣга и мстительному нраву, это одно изъ самыхъ опасныхъ для охотника животныхъ. Оно живетъ какъ въ самой дикой глуши дѣвственныхъ лѣсовъ, такъ и на ихъ опушкѣ, и любитъ пастись въ кустарникахъ. Если же отваживается выходить на открытую мѣстность, то не иначе какъ томимое жаждою, пойдетъ напиться у источника. Поэтому буйвола должно стрѣлять въ такихъ Мѣстахъ, Гдѣ удобно подойти очень близко, чтобы послать свой зарядъ; а въ этомъ и заключается опасность охоты. Буйволъ кидается на выстрѣлъ, и тогда охотникъ пропалъ; если;же ему удалось миновать эту опасность, то какъ осторожно долженъ онъ подвигаться по аллеѣ, которую проложилъ въ кустарникахъ убѣгающій буйволъ! Часто раненое животное останавливается и нюхаетъ вѣтеръ: бѣда, если оно заслышитъ тогда испаренія охотника. Звѣрь непремѣнно побѣжитъ по этому направленію, а быстрота бѣга поила майора его ужасны. Раненый буйволъ, послѣ первой минуты изумленія и боли, останавливается и хладнокровно расчитываетъ средства отомстить непріятелю, пролившему его кровь. Завидѣвъ врага, онъ несется къ нему на-встрѣчу, несмотря ни на какія препятствія, и если онъ какъ-нибудь промахнулся при первомъ разлетѣ, то повторяетъ нападеніе, пока не удостовѣрится, что охотникъ превратился въ массу мяса, крови и грязи размозженную страшными рогами. Счастливъ охотникъ, которому удастся скрыться на неприступную мѣстность или уйти подъ вѣтеръ буйвола, такъ, чтобы послѣдній не могъ открыть его глазами;
Чтобы дать понятіе о силѣ натиска буйвола, Дельгоргъ приводитъ слѣдующій примѣръ: одинъ изъ убитыхъ имъ буйволовъ ударился съ разлета рогомъ объ острую скалу, которая срѣзала у него этотъ ротъ подлѣ самого основанія: въ этомъ мѣстѣ рогъ имѣлъ около четверти аршина въ діаметрѣ. Надобно замѣтить, что рогъ буйвола есть одинъ изъ самыхъ крѣпчайшихъ и вовсе не такъ хрупокъ, какъ слоновая кость. Такого рога нельзя бы срубить двадцатью ударами самаго остраго топора, если бы даже за то взялся очень сильный и искусный человѣкъ.
Такой ужасный разлетъ часто становится гибельнымъ для самого буйвола, и онъ, наткнувшись на скалу, убивается досмерти, или, набѣжавъ на склонъ горы, не можетъ удержаться и летитъ въ пропасть.
Описывая охоту на буйволовъ, Дельгоргъ дѣлаетъ весьма любопытное замѣчаніе, что въ тѣхъ странахъ, гдѣ употребленіе огнестрѣльнаго оружія еще неизвѣстно, и гдѣ, слѣдовательно, звѣри еще незнакомы съ ружейными выстрѣлами, грохотъ заряда не пугаетъ ихъ. Весьма вѣроятно, они считаютъ этотъ звукъ за ударъ грома и не бѣгутъ прочь; но какъ-скоро замѣтятъ, что вслѣдствіе такихъ ударовъ падаютъ ихъ товарищи, то весьма быстро научаются отличать выстрѣлъ ружья отъ грохота грома.
При устьѣ Омъ-Ноноти, Дельгоргъ застрѣлилъ огромнаго иппопотама-самца, котораго скелетъ красуется теперь въ Брюссельскомъ музеумѣ естественной исторіи. Чтобы вытащить изъ воды такое огромное животное, нужно было привязать къ его шеѣ толстую веревку, и на это дѣло вызвался проводникъ Хенингъ. Осмотрѣвъ поближе мѣстность, онъ скоро замѣтилъ, что вокругъ убитаго иппопотама собралось цѣлое стадо крокодиловъ. Присутствіе этихъ тварей было не весьма пріятно для Хенинга; но такъ-какъ онъ самъ добровольно вызвался на экспедицію, то отказаться было невозможно, безъ явнаго сознанія въ трусости. Съ помощію другихъ кафровъ устроили на-скоро родъ плота изъ срубленныхъ деревьевъ, переплетенныхъ собственными ихъ сучьями, и на этомъ утломъ суднѣ отправился новый аргонавтъ за безруннымъ животнымъ. Щедро сыпалъ онъ удары длиннымъ шестомъ на-право и на-лѣво, и головы крокодиловъ то-и-дѣло что выказывались изъ воды и опять ныряли вокругъ плота; а между тѣмъ кафры или кидали въ нихъ съ берега каменьями, или вмѣстѣ съ Дельгоргомъ стояли съ поднятыми ружьями, для того, чтобы образумить пулею слишкомъ смѣлыхъ. Хотя съ немалою опасностью, но дѣло удалось, и скоро одинъ конецъ веревки былъ привязанъ къ затопленному животному, а другой былъ вывезенъ на берегъ; кафры дружно принялись тянуть веревку, и трупъ иппопотама очутился на песчаной отмели, близь берега. Тащить далѣе было весьма затруднительно, по причинѣ огромной тяжести, а потому Дельгоргъ и нѣсколько кафровъ вошли по-поясъ въ воду и начали обрѣзать мясо, чтобы обнажить скелетъ, который Дельгоргъ хотѣлъ увезти съ собой въ Европу. Всѣ очень охотно занялись этимъ дѣломъ, потому-что иппопотамовъ жиръ составляетъ одно изъ отличнѣйшихъ лакомствъ, которому можетъ позавидовать любой изъ нашихъ гастрономовъ; жиръ этотъ вырѣзывался весьма тщательно, равно какъ и нѣкоторыя части мяса, особенно вкусныя; остальное же раскидывалось по сторонамъ, куда ни попало. Крокодилы такъ и кишили вокругъ нашихъ охотниковъ, стоявшихъ по-поясъ въ водѣ; но ихъ не боялись, потому-что прожорливыя твари обратили все свое вниманіе на куски иппопотамова мяса, кидаемые кафрами, и подпадавшіе въ воду, при чемъ, эволюціи гнусныхъ земноводныхъ ящерицъ немало тѣшили охотниковъ. Несмотря, однакожъ, на крокодиловъ, множество кусковъ иппопотамины {Вѣдь говорятъ же у насъ телятина, свинина, конина, баранина; почему же бы не сказать иппопотамина?} валялось на берегу, и даже палатка Дельгорга, бывшая въ нѣсколькихъ шагахъ далѣе; походила на рабочую мясника.
Къ закату солнца успѣли на-скоро очистить скелетъ, и чтобы предостеречь его отъ жадности крокодиловъ, общими силами вытащили на берегъ и положили подлѣ самой палатки, покрывъ его цѣлою грудою сучьевъ росшаго поблизости весьма колючаго кустарника. Обезопасивъ такимъ образомъ на ночь свое пріобрѣтеніе отъ хищности крокодиловъ и гіенъ, охотники поужинали деликатнымъ жиромъ и расположились въ палаткѣ для ночлега.
Палатка раздѣлялась на два отдѣленія, изъ которыхъ въ большемъ помѣстились кафры, а въ меньшемъ -- самъ Дельгоргъ; послѣднее отдѣленіе приходилось стороною къ рѣкѣ. Долго прислушивался нашъ французъ къ плесканью воды отъ крокодиловъ, безпрестанно выскакивавшихъ на берегъ за разбросанными кусками мяса и вслѣдъ за тѣмъ возвращавшихся опять въ рѣку; наконецъ этотъ монотонный плескъ усыпилъ его.
Около полуночи, Дельгоргъ почувствовалъ, что кто-то сильно тряхнулъ его и сдернулъ съ него одѣяло. Съ просонковъ схватился онъ за ружье и закричалъ: кто тутъ! Кафры проснулись на крикъ, но виновнаго въ возмущеніи ночного спокойствія и кражѣ одѣяла не нашлось. Добыли огня, и на-повѣрку оказалось, что одинъ изъ крокодиловъ заползъ въ палатку и, схвативъ кусокъ иппопотамова мяса валявшійся у ногъ Дельгорга, прихватилъ при этомъ зубами коверъ, на которомъ онъ спалъ, и одѣяло, которымъ былъ прикрытъ; хищное животное спаслось бѣгствомъ въ рѣку.
На-утро охотники убѣдились, что на берегу, еще вчера закиданномъ остатками иппопотама, не осталось ни одного кусочка: такъ тщательно занялись этимъ дѣломъ крокодилы. Впрочемъ, такое изобиліе съѣстного спасло нашихъ путешественниковъ; иначе крокодилы, при свободномъ доступѣ въ палатку, не ограничились бы похищеніемъ одѣяла.
Спустя нѣсколько дней послѣ приключенія съ крокодиломъ, Дельгоргу привелось имѣть дѣло съ страшною мамбою, одною изъ опаснѣйшихъ змѣй южной Африки. Дельгоргъ шелъ съ кафромъ Буланче по тропинкѣ къ болотной лужѣ, въ которой они на-канунѣ убили крокодила, какъ вдругъ кафръ, шедшій впереди, увидѣлъ мамбу, грѣвшуюся на солнцѣ. Онъ опрометью бросился бѣжать назадъ и едва не сбилъ съ ногъ Дельгорга, который, увидѣвъ, что змѣя приподнялась и намѣрсваясь вскочить на него, также опрометью послѣдовалъ за бѣгущимъ товарищемъ, котораго скоро догналъ. Пробѣжавъ шаговъ съ; сотню, онъ оглянулся и увидѣлъ змѣю въ десяти шагахъ за собой: она явно догоняла бѣгущихъ и снорила съ ними въ проворствѣ. Тогда Буланче кинулся съ тропинки въ сторону въ высокую траву, а съ нимъ вмѣстѣ и Дельгоргъ: тутъ змѣя не могла ползти такъ быстро, какъ бѣжитъ человѣкъ, и чрезъ нѣсколько минутъ охотники были въ безопасности.
Мамба есть едва ли не опаснѣйшая изъ всѣхъ африканскихъ змѣй и притомъ единственная, нападающая по собственному побужденію на человѣка и преслѣдующая его на бѣгу. Но не одною только смѣлостью мамба превосходитъ другихъ змѣй: быстрота ея.движеній по-истинѣ изумительна, такъ-что по гладкой дорогѣ человѣкъ едва ли можетъ уйти отъ нея. Она некусаеть, подобно другимъ, въ ногу, но кидается на человѣка стоймя и старается ужалить въ животъ, въ грудь, спину или голову. При ужасной остротѣ ея яда, такое укушеніе въ важныя жизненныя части тѣла бываетъ неизбѣжно смертельнымъ.
Здѣсь впервые удалось Дельгоргу видѣть мамбу; впослѣдствіи онъ встрѣчалъ эту змѣю еще дважды и изъ собственнаго опыта и наблюденія всегда убѣждался въ истинѣ разсказываемаго о ней кафрами. Ни разу, впрочемъ, не удалось ему застрѣлить эту змѣю, что было бы весьма удобно, если бы ружье было заряжено мелкой дробью: Послѣднее обстоятельство, впрочемъ, рѣдко случается въ тѣхъ странахъ, гдѣ былъ тогда Дельгоргъ, и огромное его ружье было всегда заряжено пулею неслыханной при европейскихъ охотахъ величины.
Изъ страны амазулу Дельгоргъ перенесъ свои охотничьи странствованія въ страну макатиссовъ, гдѣ ему пришлось натерпѣться страшнаго горя. Почти на каждой страницѣ читаемъ обѣ опасностяхъ и непріятностяхъ всякаго рода, испытанныхъ смѣлымъ nytишественникомъ. Приключенія его у макатиссовъ не менѣе интересны, но гораздо печальнѣе, чѣмъ у амазулуевъ, изъ страны которыхъ его выгналъ Панда. Такъ-какъ Дельгоргъ пришелъ къ нему впервые съ голландскими боерами, находившимися въ настоящее время въ войнѣ съ англійскимъ отрядомъ, занявшимъ Нортъ-Наталц то Панда полагалъ, что французскій авантюристъ тоже врагъ англичанъ, какъ и боеры, и, не желая ссориться съ англійскими властями въ сосѣдней съ нимъ Капской колоніи, по собственному побужденію, безъ всякаго вызова, запретилъ прежнему своему другу Дельгоргу охотиться въ его владѣніяхъ, и вѣжливо, но весьма настойчиво выпроводилъ его изъ страны амазулуевъ...
У макатиссовъ весьма часто попадалось дерево, или; лучше, кустари никъ, извѣстный между поселенцами подъ названіемъ цуйкеръ-боша {Сахарный кустарникъ.}, и который, несмотря на то, что водится и въ Капской колоній, не былъ описанъ ни однимъ натуралистомъ. Ростъ его незначительный -- около двухъ или трехъ аршинъ, но онъ полезнѣе многихъ деревьевъ самаго большого роста. Листья его жосткіе, кора толстая и вообще древесина годится только для топки. Когда этотъ кустарникъ не въ цвѣту, то онъ ничѣмъ не отличается отъ сотенъ другихъ видовъ, изобилующихъ въ южной Африкѣ; но когда сучья его покрываются большими, сухими, бѣло-розовыми цвѣтами:, напоминающими форму артишока, то путешественникъ невольно обращаетъ на него свое вниманіе, и боеръ ила кафръ разскажетъ страннику дивное таинство, совершающееся по ночамъ между этими странными лепестками вдѣта, не похожаго на цвѣты нашихъ климатовъ.
Днемъ и ночью лепестки цвѣтка остаются закрытыми и представляютъ собою тонное подобіе небольшого бѣло-розоваго артишока. Но предъ восходомъ солнца, когда охладѣвшая поверхность земли жадно впиваетъ въ себя росу, и когда этою небесною влагою Покрываемся растительный коверъ почвы, тогда огромный сухой цвѣтокъ цуйкеръ-боща раскрывается и, пропитываясь росою, превращаетъ ее, въ превосходный, густой и сладкій сиропъ или медъ, одаренный сверхъ чисто-сахарнаго вкуса восхитительнымъ ароматомъ, напоминающимъ, ваниль и землянику. Эту драгоцѣнную влагу надобно собирать на утренней зарѣ, потому-что вскорѣ послѣ восхожденія солнца лепестки цвѣтка опять сжимаются и жидкость проливается на землю. Весь цвѣтокъ проникнутъ этимъ сахаристымъ веществомъ; но боеры и кафры не хотятъ или не умѣютъ вываривать изъ него сахарнаго начала; а это было бы весьма немудрено, и въ мѣстахъ, гдѣ этотъ кустарникъ ростетъ въ изобиліи, весьма полезно. Въ южной Африкѣ, гдѣ пчелъ немного, и гдѣ медъ не въ большомъ изобиліи, цуйкеръ бошъ (сахарный кустарникъ) замѣняетъ собою наилучшій медъ, и имъ съ удовольствіемъ полакомились бы и въ Европѣ Туземцы сгущаютъ собранную ими съ кустарника росу на огнѣ, и, несмотря на то, она нисколько не теряетъ своего восхитительнаго аромата, дѣлаясь только гуще и получая сильнѣйшій сладкій вкусъ. Вообще этотъ продуктъ извѣстенъ тамъ подъ названіемъ стропа (strop). Опытный собиратель стропа добываетъ его въ одно утро около полуведра.
Близь рѣки Моой, Дельгоргъ былъ свидѣтелемъ замѣчательнаго случая. Тамъ поселился нѣкто Вермаесъ, въ стадахъ котораго каждую ночь случался недочетъ одной скотины. "Это левъ шалитъ", сказалъ поселенецъ, "а потому надобно съ нимъ расчитаться, и чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше".-- Онъ взялъ свое большое ружье и, позвавъ съ собою сына, мальчика лѣтъ четырнадцати, отправился оттискивать ночного ядра. Экспедиція имѣла двойную цѣль: избавиться отъ опаснаго животнаго и дать мальчику урокъ, который пригодится ему въ зрѣлыхъ лѣтахъ.
Около часу проискали они врага, какъ вдругъ въ шестидесяти шагахъ показалась изъ кустарника львица самаго большого роста. Раздался выстрѣлъ, но пуля угодила въ рыло, а не въ мозгъ, и прежде чѣмъ Вермаесъ успѣлъ опустить ружье, онъ уже лежалъ подъ костями звѣря. Ужасные зубы впились въ мускулы лѣвой стороны груди, какъ вдругъ испуганный ребенокъ, видя неизбѣжную гибель своего отца, вскрикнулъ изо всей силы и упалъ навзничь.Львица мгновенно приподняла голову на этотъ крикъ и увидѣла паденіе мальчика. Одному только Творцу всякой твари извѣстно, что произошло тогда въ головѣ звѣря, но онъ уже не терзалъ болѣе лежащей подъ нимъ жертвы, а, приподнявшись съ полумертваго охотника, медленно сталъ удаляться въ кусты, безпрестанно, озираясь на оба лежавшихъ почти рядомъ тѣла. Не прошло десяти минутъ, и львица скрылась въ лѣсу, которому кустарникъ служилъ опушкою.
Покуда львица была ввиду, Вермаесъ лежалъ неподвижно, какъ убитый; но какъ скоро львица пропала изъ глазъ, онъ всталъ потихоньку, приподнялъ сына, едва живого отъ страху, потомъ перевязалъ на-скоро свои раны, зарядилъ ружье, на ложѣ котораго ясно видѣлись свѣжіе и весьма, глубокіе рубцы отъ львиныхъ когтей, и сказалъ сыну:
-- Пойдемъ, малютка! сегодня для тебя будетъ урокъ на цѣлую жизнь. Не бойся: человѣкъ ходитъ подъ Богомъ, и если левъ царь надъ всѣми звѣрьми, то человѣкъ царь и надъ львомъ, стыдно если мы уступимъ безсловесной твари. Пойдемъ съ Богомъ впередъ, и не пройдетъ часу, какъ дѣло будетъ рѣшено: либо я, либо, львица ляжетъ въ этихъ кустахъ. Пойдемъ, будущій охотникъ!
-- Да, батюшка, я пойду съ тобой; но грѣшно, что ты не далъ мнѣ тоже ружья. Если бы у меня было въ рукахъ заряженное ружье, то я пустилъ бы зарядъ сквозь черепъ звѣря, прежде, чѣмъ когти его успѣли бы впиться въ твое тѣло. Вооруженный, я бы не струсилъ. А теперь?! По-неволѣ потеряешь голову, когда видишь отца при смерти и не можешь помочь ему.
-- Хорошо, сынъ мой! хорошо, парнишка! Въ тебѣ будетъ толкъ. На будущій разъ я и тебѣ дамъ ружье; но сегодня ужъ дѣлать нечего: надобно итти на львицу такъ, какъ есть.
-- Идемъ, батюшка!
Вотъ какіе характеры попадаются между полудикими поселенцами этихъ пустынныхъ странъ!
Отецъ съ сыномъ пошли въ кусты. Дойдя до опушки, отецъ остановился и подумалъ минуты съ двѣ.
И мальчикъ присѣлъ подъ кустомъ. а старикъ осторожно пошелъ впередъ.
Но не успѣлъ онъ сдѣлать сотни шаговъ по кровавому слѣду, какъ вдругъ увидѣлъ, что въ одномъ кусту что-то шевелится. Быстро подошелъ онъ шаговъ на десять и поднялъ ружье на прикладъ. Въ это мгновеніе поднялась и львица, почуявшая человѣка, въ то время, какъ Она лизала кровь, ручьемъ бѣжавшую изъ раны. Вермаесъ не далъ звѣрю опомниться и, чтобы опять не сдѣлать неудачнаго выстрѣла, пустилъ львицѣ зарядъ прямо въ грудь. Ружье было заряжено пулею въ четырнадцать золотниковъ, слитою изъ свинца и олова, и, кромѣ того, пущены были въ дуло еще четыре картечи: этотъ ужасный зарядъ хватилъ звѣря на разстояніи никакъ не болѣе десяти шаговъ.
Несмотря на то, что раны въ грудь рѣдко бываютъ мгновенно смертельны, особливо когда дѣло идетъ о львѣ, и потому довольно опасно подходить къ звѣрю, такимъ образомъ раненому, но Вермаесъ, пылая мщеніемъ, не утерпѣлъ. Онъ тотчасъ подскочилъ ко львицѣ, которую отбросило зарядомъ аршина на два назадъ, и сильно ударилъ ее прикладомъ по головѣ. Это было, впрочемъ, безполезно, потому-то львица, уже ослабѣвъ отъ первой раны, легла на-повалъ отъ второй. Она едва переводила духъ и тотчасъ издохла у не будучи въ состояніи сдѣлать предъ смертью еще какого-либо вреда своему побѣдителю.
Дельгоргъ встрѣтился съ Вермаесомъ въ то время, какъ онъ возвращался домой изъ этой экспедиціи. Вермаесъ разсказалъ безъ всякаго хвастовства свои приключенія, а видъ его ранъ, ранъ львицы, и свѣжія царапины въ дюймъ глубиною на ложѣ ружья;, служили безмолвными; но неподкупными свидѣтелями разсказа. Смѣлые охотѣнки крѣпко пожали руки другъ у друга.
Эти люди поняли одинъ другого: у обоихъ были одни и тѣже враги -- дикіе звѣри да англичане.
Подвигаясь все ближе и ближе къ поворотному кругу Козерога, Дельгоргъ дошелъ наконецъ до страны макашласовъ, непосѣщенныхъ ранѣе его ни однимъ европейцемъ. Здѣсь всѣ, единодушно увѣряли его, у что далѣе онъ найдетъ однѣ только пустыни, въ которыхъ нѣтъ болѣе населенія; но Дельгоргъ, зная эту продѣлку дикихъ, которую не разъ уже удалось ему испытать, плохо вѣрилъ всѣмъ этимъ единогласнымъ показаніямъ туземцевъ. Онъ шелъ далѣе, потому-что ему нуженъ былъ экземпляръ черной антилопы {Aigoccros niger. Другой, также чрезвычайно рѣдкій экземпляръ антилопы конеобразной (aigoceros equina), былъ тоже вывезенъ Дельгоргомь въ Европу.}, извѣстной натуралистамъ только по разсказамъ. Чтобы достать это животное, нужно было углубиться внутрь земли кафровъ, и Дельгоргъ, несмотря на всѣ препятствія, подвигался впередъ. Если голодъ мучилъ его, то онъ выжидалъ встрѣчи съ буйволомъ или носорогомъ, и, при восклицаніи: вотъ нашъ обѣдъ!, звѣрь падалъ на землю, пораженный пулею въ мозгъ; Часто ему случалось убивать носорога пудовъ въ двадцать и болѣе, для того только, чтобы пообѣдать вдвоемъ съ Хенингомъ!
Чего не натерпѣлся бѣдный путешественникъ въ этихъ негостепріимныхъ странахъ! Пять мѣсяцевъ бродилъ онъ пѣшкомъ, вдвоемъ съ кафромъ Хенингомъ, по дикимъ пустынямъ, гдѣ никогда еще не видали европейцевъ, терпѣлъ голодъ, дневной жаръ, ночной холодъ, всѣ возможныя лишенія, непріятности и даже смертныя опасности. У него украли его телѣгу и воловъ, платья, оружіе, вещи и собранныя имъ сокровища натуральныхъ предметовъ, и онъ едва-едва успѣлъ воротить десятую часть украденаго; да и то съ какими трудами, хлопотами и пожертвованіями! Наконецъ онъ былъ приведенъ въ такія обстоятельства, что едва не сложилъ головы въ пустыняхъ макашласовъ.
Любопытенъ, между прочимъ, разсказъ, какъ цѣлое стадо дикихъ собакъ {Cynhyaena.} остановило телѣгу нашихъ путешественниковъ недалеко отъ одной деревни макашласовъ. Неустрашимые охотники едва могли разогнать ихъ выстрѣлами изъ ружей: такъ смѣло и кровожадно это животное, составляющее что-то среднее между собакою и гіеною. Впрочемъ, гіена страшный трусъ въ сравненіи съ дикою собакою. Мы когда-нибудь въ другой разъ подѣлимся съ нашими читателями этимъ разсказомъ.
Но мы обѣщали поговорить объ охотѣ за носорогами, и едва не забыли нашего обѣщанія.
Въ южной Африкѣ водятся два вида носороговъ -- однорогій {Rhinoceros simus.} и двурогій {Rhinoceros africanus blicornis.}; первый попадается вездѣ, какъ въ Канской колоніи, такъ и въ Кафреріи; но послѣдній, чернаго цвѣта (у голландскихъ поселенцевъ swaarl оhenosler), обыкновененъ только въ странахъ близкихъ къ поворотному кругу. Мясо ихъ довольно вкусно, а кожа едва ли не первая послѣ иппопотамовой. Его стоило бы бить изъ-за жира, кожи и мяса, если бы туземцы и поселенцы не видѣли въ немъ сверхъ того врага опаснаго ихъ плантаціямъ. Такъ-какъ носорогъ есть одно изъ самыхъ тупоумныхъ, злыхъ или даже бѣшеныхъ животныхъ, то часто при встрѣчѣ съ нимъ и человѣку приходится плохо.
Однакожь, для смѣлаго, хладнокровнаго и опытнаго охотника охота за носорогами не очень страшна. Къ нему только надобно подходить весьма осторожно и непремѣнно съ подвѣтренной стороны, потому-что этотъ пахидермъ имѣетъ чрезвычайно чуткое обоняніе. Если кто умѣетъ ползти безъ шума и терпѣливо, тотъ можетъ приблизиться шаговъ на двадцать и даже на десять. Стрѣлять его надобно пулею изъ свинца и олова, вѣсомъ не менѣе 12 золотниковъ {И то если близко; въ противномъ случаѣ нужна пуля золотниковъ въ шестнадцать вѣсомъ.}, и цѣлить въ переднюю лопатку, или въ средину груди, или, еще лучше, въ голову, между глазомъ и ухомъ, на одну треть ближе къ послѣднему. Если охотникъ умѣетъ ползти тихо и терпѣливо, а ружье и искусство никогда ему не измѣняютъ, то смѣло можно сказать, что прочія предосторожности, такъ краснорѣчиво описанныя путешественниками {Особенно Левальяномъ.}, вовсе безполезны.
Въ странѣ макашласовъ, Дельгоргу приходилось бить носороговъ почти ежедневно. Разъ какъ-то увидалъ онъ съ Хенингомъ вдали, въ кустахъ, стадо, которое они приняли за стадо каннъ, и потому оба поспѣшили обойти на подвѣтренную сторону. Но каковы были ихъ удивленіе и досада, когда, вмѣсто стада каннъ, оказалось стадо, состоящее изъ семи носороговъ. Но голодъ не свой братъ, и охотники были рады случаю покушать носорогова мяса, которое особенно вкусно на ребрахъ. Они разсуждали недолго, и въ нѣсколько секундъ былъ безмолвно составленъ планъ атаки.
Дельгоргъ и Хенингъ подползли къ носорогу, предназначенному въ жертву, на разстояніе шаговъ двадцати, и первый выстрѣлилъ въ правое плечо. Раненое животное, но обыкновенію, повернулось и побѣжало; по Хенингъ успѣлъ послать ему выстрѣлъ въ лѣвую лопатку. Звѣрь покачнулся и упалъ, а между тѣмъ все стадо разбѣжалась отъ, шума выстрѣловъ. У Дельгорга былъ въ запасѣ еще одинъ зарядъ: онъ опустилъ его въ дуло.
-- Постойте, постойте! закричалъ Хенингъ.-- Этакъ нельзя стрѣлять носорога: голова его теперь прикрыта туловищемъ, и вамъ надобно сперва обойти, чтобы послать зарядъ прямо въ черепъ.
Дельгоргъ послушался; но на дорогѣ стоялъ колючій кустъ мимозы, который ему не хотѣлось обходить. Въ это время животное, силясь встать, вытянуло ногу такъ, что открылась грудь, и Дельгоргъ, не думая долго, послалъ туда зарядъ. Кровь хлынула ручьемъ, и охотникъ бросился къ издыхающему звѣрю.
-- Не подходите, не подходите! кричалъ Хенингъ, коротко знакомый съ нравами носороговъ: -- это swaart rhenoster, и проклятая бестія не околѣетъ, потому-что я видѣлъ направленіе вашего выстрѣла: онъ не смертеленъ. Звѣрь сейчасъ вскочитъ и побѣжитъ; но вотъ я его!
Но несчастный Дельгорговъ проводникъ напрасно искалъ въ травѣ запаснаго заряда, который уронилъ, торопясь убить носорога. Минуты уходили, носорогъ силился приподняться, а Хенингъ не имѣлъ чѣмъ зарядить ружье.
Какъ на-бѣду, у Дельгорга не было съ собою ни лишняго патрона, ни даже охотничьяго ножа, который онъ потерялъ за нѣсколько часовъ передъ тѣмъ. Несмотря на всѣ просьбы, и даже проклятія, которыми осыпалъ его Хенингъ, умоляя подождать, покуда онъ сбѣгаетъ до телѣги, остановившейся въ сотнѣ саженъ оттуда, Дельгоргъ пошелъ къ лежащему на травѣ звѣрю. За неимѣніемъ другого оружія, Дельгоргъ вынулъ желѣзный шомполъ изъ ружья и, подойдя къ носорогу, сильно ударилъ имъ въ рану. Судороги усилились, и смѣлый Французъ вскочилъ на носорога, повторяя маневръ съ шомполомъ, который онъ то втыкалъ, то выдергивалъ изъ ранъ: умирающее животное билось такъ сильно, что Дельгоргъ падалъ съ него нѣсколько разъ и рисковалъ попасть въ его лапы, а шомполъ былъ совершенно исковерканъ.
-- Сойдите долой! отойдите прочь! кричалъ Дельгоргу подоспѣвшій къ нему на-помощь, одинъ изъ его спутниковъ, Томъ.
У Тома было въ рукахъ заряженное ружье, и онъ готовъ былъ послать пулю въ голову звѣря. Дельгоргу, однакожь, такъ поправилась продѣлка съ носорогомъ, что онъ, не слушая Тома, продолжалъ колоть иппопотама.
Дельгоргъ обернулся, не привыкши къ такимъ учтивостямъ; но въ ту самую секунду носорогъ поднялся на ноги и чуть не стопталъ дерзкаго охотника. Инстинктивно бросился послѣдній бѣжать, а носорогъ, стряхнувшись, пустился за нимъ въ погоню, и навѣрное нашъ смѣльчакъ былъ бы разъ десятокъ пронзенъ насквозь страшнымъ рогомъ, если бы Томъ и Хенингъ не выстрѣлили разомъ по преслѣдователю. Разстояніе было слишкомъ велико и положеніе носорога не таково, чтобы ожидать смертельныхъ ранъ отъ этихъ двухъ выстрѣловъ; но они заставили разъяренное животное броситься въ сторону и оставить преслѣдованіе.
Дельгоргъ былъ встрѣченъ хохотомъ, который ему теперь приходился вовсе не по-сердцу. Хенингъ утѣшалъ его, однакожь, тѣмъ, что сегодняшнее приключеніе познакомило европейца съ нравомъ и упорною жизненностью двурогаго носорога. Дельгоргъ далъ себѣ слово никогда не подходить къ черному носорогу, у котораго не пробитъ черезъ или не прострѣлена грудь въ надлежащемъ направленіи и съ должною силою удара.
Въ тотъ же день Дельгоргъ убилъ самку носорога и живьемъ взялъ ея дѣтеныша.
Носорогъ бѣгаетъ очень шибко, несмотря на огромную массу своего тѣла, и такъ-какъ онъ можетъ бѣжать очень долго не запыхаясь, то человѣку, даже легкому на-бѣгу, трудно уйти отъ носорога по прямой линіи. Надобно дѣлать повороты и стараться принять подвѣтренное положеніе, относительно преслѣдующаго звѣря. При сильномъ разбѣгѣ, носорогъ поварачивается довольно медленно; къ тому же, по причинѣ плохого зрѣнія, онъ слѣдитъ человѣка не иначе, какъ чутьемъ, что невозможно, если убѣгающему удастся уйти подъ вѣтеръ. Если же оставаться надъ вѣтромъ, то погибель неизбѣжна. Одинъ кафръ, надѣясь на легкость своего бѣга, и видя, что съ подвѣтренной стороны растутъ колючія растенія, пустился бѣжать отъ преслѣдовавшаго носорога въ подвѣтренную сторону, дѣлая, притомъ, небольшія уклоненія вправо и влѣво. Но не успѣлъ онъ отбѣжать 200 шаговъ, какъ носорогъ догналъ его, сбилъ, стопталъ и, пробивъ полу-аршиннымъ рогомъ насквозь, забросилъ на дерево, гдѣ трупъ повисъ сажени на двѣ отъ земли. Такова страшная сила и свирѣпость этого звѣря, впрочемъ, исключительно травояднаго.
О битвахъ носороговъ со львами мы уже говорили. Что же касается до сраженій слоновъ съ носорогами, то Дельгоргъ имъ не вѣритъ и часто видалъ, какъ стада обоихъ видовъ этихъ травоядныхъ толстокожихъ мирно паслись вблизи и даже въ виду другъ друга. Если бы слоны и носороги жили во враждѣ, то непремѣнно бы тутъ случилась схватка; но о такихъ схваткахъ никогда никто не слыхалъ въ Кафреріи, хотя и носорогъ и слонъ попадаются тамъ часто въ однѣхъ мѣстностяхъ.
Много есть разсказовъ о крѣпости носороговой кожи, непроницаемой для пули. Возьмите пулю изъ 4 частей свинца и 1 части олова, вѣсомъ отъ 12 до 18 золотниковъ, и бейте ею на разстояніи не болѣе 40 шаговъ, говоритъ Дельгоргъ: -- я отвѣчаю вамъ, что носорогова кожа, слоновой черепъ и даже черепъ крокодила разлетятся вдребезги. Такою пулею можно пробить даже иппопотамову кожу, самую твердую изъ всѣхъ существующихъ на землѣ.
Весьма любопытно то мѣсто дельгорговой книги, гдѣ онъ разсказываетъ впечатлѣніе, произведенное на него и шведскаго натуралиста Валберга видомъ пустынныхъ, никогда еще не виданныхъ европейцами горъ, стелющихся къ сѣверу за поворотнымъ кругомъ Козерога. Здѣсь среди дикихъ кафровъ онъ разстался съ Валбергомъ и уже болѣе съ нимъ не встрѣчался {Г. Валбергъ занимаетъ теперь каѳедру зоологіи въ Стокгольмѣ.}.
На стр. 453--458 описаны охоты макатиссовъ за слонами и носорогами. Не менѣе любопытны продѣлки Дельгорга съ кафрами, никогда не видавшими огнестрѣльнаго оружія и зажигательнаго стекла. Вотъ, въ нѣсколькихъ словахъ, какъ это происходило:
Дельгоргъ замѣтилъ, что макатиссы замышляютъ противъ него недоброе, и, чтобы устрашить ихъ, показалъ имъ дѣйствіе пули и картечи изъ слоноваго ружья. Подробности здѣсь было бы слишкомъ долго разсказывать. Упомянемъ только, что кафры испугались и смотрѣлц съ почтеніемъ на бѣлаго, который располагалъ громомъ и молніею. Однакожь, одинъ изъ вождей, особенно нелюбившій Дельгорга, началъ утверждать, что все это не доказываетъ еще, чтобы бѣлый человѣкъ равнялся могуществомъ съ великими иніансами {Это колдуны, исправляющіе должность жрецовъ у кафрскихъ племенъ, незнающихъ никакой религіи.}, которые жили давнымъ-давно въ Кафреріи, и которымъ повиновалось все кромѣ солнца. Дельгоргу очень было нужно, чтобы всѣ вѣрили его сверхъестественному могуществу. Въ это время солнце стояло почти отвѣсно надъ головами, и путешественникъ, набивавшій свою дорожную трубку, вспомнилъ о зажигательномъ стеклѣ.
Онъ внутренно улыбнулся.
-- Не хочешь ли покурить трубки, Ромбока? спросилъ Дельгоргъ, кафрскаго вождя, оказавшагося скептикомъ относительно сверхъестественной власти бѣлаго человѣка.
-- Съ удовольствіемъ; но здѣсь нѣтъ годнаго для добыванія огня дерева {Извѣстно, что всѣ дикія племена добываютъ огонь треніемъ двухъ кусковъ сухою дерева другъ о друга. Для этого годно невсякое дерево: оно должно быть нѣсколько дрябло и добывается по большой части отъ деревъ, пораженныхъ молніею.}, а до музи {Кафры называютъ своя деревни -- музи.} итти далеко.
-- А солнце то на что? Развѣ ваши иніанги не имѣютъ власти приказать солнцу зажечь ихъ табакъ?
-- Солнце не слушается никого; да если бы оно и захотѣло слушаться, то не могло бы дать огня: оно грѣетъ, а не сжетъ.
-- Это говорятъ ваши иніанги, потому-что солнце ихъ he слушается. Вотъ, напримѣръ, если ему прикажетъ бѣлый человѣкъ, такъ это будетъ другое дѣло. Тутъ уже по-неволѣ послушается.
-- Желалъ бы я посмотрѣть.
-- Солнце зажги мой табакъ! закричалъ Дельгоргъ.
Солнце, разумѣется, не послушалось. Прошло около минуты, и кафры все еще стояли, разинувъ рты и глядя на табакъ, въ ожиданіи "того, что будетъ. У Ромбока появилась презрительная улыбка.
-- Видно, наше кафрское солнце не слушаетъ бѣлыхъ иніанговъ, сказалъ онъ и повернулся, чтобы итти прочь.
-- Постой, Ромбока! ты правъ: я и забылъ, что здѣсь кафрское солнце; но у бѣлаго иніанга есть средства покорить себѣ это солнце, которое гораздо менѣе имѣетъ силы, чѣмъ свѣтящее въ странѣ бѣлыхъ людей.
-- Можетъ быть и есть великіе иніанги между бѣлыми, примолвилъ Ромбока, намекая на то, что Дельгоргъ, навѣрное, не изъ числа такихъ иніанговъ.
Между тѣмъ Французъ досталъ зажигательное стекло.
-- Смотрите! закричалъ онъ повелительно кафрамъ.-- Солнце, я тебѣ приказываю немедленно зажечь мой табакъ: въ противномъ случаѣ я сдѣлаю тебя чернымъ!
Дельгоргъ навелъ при этихъ словахъ Фокусъ стекла на табакъ, и онъ мгновенно задымился. Кафры опрометью бросились къ трубкѣ; самъ Ромбока подскочилъ и пробовалъ пальцемъ, въ-самомъ-ли-дѣлѣ горитъ табакъ.
-- Дай сюда руку, Ромбока! сказалъ Дельгоргъ, и, наведя на нее Фокусъ стекла, сильно обжегъ палецъ недовѣрчиваго кафра.
Ромбока такъ былъ пораженъ, что- не смѣлъ сердиться. Онъ только сталъ просить, чтобы путешественникъ добылъ ему этого небеснаго огня. Въ-самомъ-дѣлѣ, помощію заряда пороха и сухихъ сучьевъ, скоро запылалъ огонь, который всякій спѣшилъ отнести домой, полагая, что огонь такого высокаго происхожденія непремѣнно осчастливитъ домъ того кафра, къ которому онъ будетъ занесенъ.
Подобныя сцены десятками попадаются въ книгѣ Дельгорга.
Вотъ что говоритъ нашъ туристъ о путешествіяхъ въ южную Африку для географическихъ открытій.
Пройти сквозь всю южную Африку отъ 34° южной широты до экватора было бы дѣломъ не совсѣмъ труднымъ, если бы вмѣсто быковъ, на которыхъ путешествуютъ теперь, запастись верблюдами да пригласить съ собою человѣкъ пятьнадцать людей, привыкшихъ къ тропическиму климату Африки. Верблюдъ есть одно изъ пригоднѣйшихъ для такой экспедиціи животныхъ, хотя онъ вовсе неизвѣстенъ въ южной Африкѣ; да и самое это обстоятельство, при эксцентрической формѣ животнаго, послужило бы для удивленія туземцевъ и устраненія всякихъ съ ихъ стороны непріятностей. Въ спутники всего лучше выбрать кафровъ; но, чтобы вполнѣ быть увѣрену въ ихъ усердіи и безусловномъ повиновеніи, нужно, чтобы они были наняты не съ воли, а шли бы по приказанію своего верховнаго властелина. Скажи Панда одно слово, и кафры пойдутъ на вѣрную смерть. Въ этомъ полу-дикомъ народѣ чувство повиновенія законной власти развито въ самой высокой степени. Нѣсколько лѣтъ тому назадъ Массиликади приказалъ отряду кафровъ углубиться внутрь материка но направленію къ экватору, пока они не дойдутъ до великой воды, то есть до моря. Кафры свято исполнили это приказаніе и остановились только на берегу огромнаго озера, считая его моремъ: половина ихъ возвратилась послѣ пятимѣсячнаго отсутствія, оста- вивъ другую половину въ пескахъ пустыни. Неизвѣстно, что за озеро открыла эта экспедиція -- Марави, Аквитунду или Квифуа?
Нигдѣ въ странахъ, гдѣ путешествовалъ Дельгоргъ, онъ не встрѣчалъ людоѣдовъ и даже не слыхалъ о нихъ никакихъ положительныхъ свѣдѣній. Онъ полагаетъ утвердительно, что во всей южной Африкѣ до тропика ни одно дикое племя не употребляетъ въ пищу человѣческаго мяса.
Въ-замѣнъ людоѣдовъ, ему, однакожь, удалось удостовѣриться въ существованіи мея:ду амазулуями особаго племени, непохожаго на кафровъ и, вѣроятно, стоящаго ниже всѣхъ другихъ человѣческихъ племенъ. Это такъ называемые коссобалы, или икоеи, обитающіе въ Амазуасси, нлиСапуссѣ. Цвѣтъ ихъ кожи жолто-коричневый и ростъ рѣдко превосходитъ полтора аршина; волосы и брови ихъ весьма длинны, черны и жестки. Слухъ и обоняніе развиты у нихъ весьма слабо; зато зрѣніе ихъ такъ остро, что сами кафры ему изумляются. Коссобалъ ясно различаетъ предметы, доступные европейцу только при помощи оптическихъ орудій: на растояніи тысячи шаговъ онъ ясно видитъ черты человѣческаго лица (!?). Ноги у нихъ кривыя и почти всегда покрытыя язвами. Вмѣсто хижинъ, они обитаютъ въ норахъ, вырытыхъ муравьями-термитами, съ которыми эти дикари ведутъ безпрерывную вражду. Пища ихъ состоитъ изъ сырого мяса, падали, гадовъ и насѣкомыхъ. Несмотря на свою слабость, коссобалы не терпятъ обидъ отъ кафровъ, потому-что послѣдніе боятся, чтобы эти выродки человѣческаго рода не отравили ихъ. Должно при этомъ замѣтить, что коссобалы большіе мастера въ приготовленіи быстродѣйствующихъ ядовъ; но такъ-какъ человѣкъ, выродившійся до такой низкой степени, теряетъ свою природную производительную способность, то племя коссобаловъ, очевидно, уменьшается и, вѣроятно, чрезъ нѣсколько десятковъ лѣтъ вовсе исчезнетъ съ лица земного.
Что это за люди? откуда они пришли? какъ опустились они до такой низкой степени развитія? эти вопросы остаются покуда неразрѣшенными.
Прощаясь съ макатиссами, Дельгоргъ описываетъ ихъ лживость, трусость, подлость, обжорство, неопрятность и другіе пороки. Физическимъ видомъ и умственными способности, нравомъ и обычаями макатиссы стоятъ несравненно ниже сосѣдей своихъ, амазулуевъ. У послѣднихъ есть дурныя, но есть и прекрасныя качества; у макатиссовъ же Дельгоргъ не могъ найти ни одной черты, которую бы можно было похвалить. Подобно амазулуямъ, они не имѣютъ никакого понятія о религіи, но, въ добавокъ, боятся злого духа, которого называютъ Морримо.
Истребивъ собственноручно нѣсколько сотъ слоновъ, львовъ, носороговъ, иппопотамовъ, буйволовъ, крокодиловъ и множество другихъ менѣе колоссальныхъ животныхъ, Дельгоргъ возвратился въ Европу въ концѣ ноября 1844 года.
Къ сочиненію, о которомъ мы бесѣдовали съ нашими читателями, приложены:
6) Гравюра, изображающая Конгуелу и Портъ-Натальскій заливъ.
7) Изображеніе иппопотама.
8) Гравюра, на которой представлена торжественная военная пляска амазулуевъ.
9) Изображеніе головы носорога.
10) Группа слоновъ.
11) Битва амазулуевъ съ боерами.
12) Сцена Дельгорга съ буйволомъ.
13) Изображеніе газели -- Gazella melampus.
Мы надѣемся, что читатели раздѣлятъ наше мнѣніе о книгѣ г. Дельгорга, которую мы считаемъ интересною не въ одномъ только ученомъ отношеніи. Пріятно будетъ видѣть ее въ русскомъ переводѣ. Что касается до насъ лично, то мы прочли ее съ величайшимъ наслажденіемъ: она напомнила намъ прошлые дни собственной страннической жизни,-- дни, давно канувшіе въ вѣчность.