Хоуп Энтони
На скользком пути

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Simon Dale.
    Текст издания: журнал "Русскій Вѣстникъ", NoNo 2-9, 1899.


   

НА СКОЛЬЗКОМЪ ПУТИ.

РОМАНЪ
Антони Гопа.

(СЪ АНГЛІЙСКАГО)

Товарищество типо-литографіи Владиміръ Чичеринъ въ Москвѣ, Марьина роща, соб. д.
1899.

   

ГЛАВА I.
Дитя пророчества.

   Нѣкто, въ свое время бывшій весьма виднымъ и уважаемымъ лицомъ и оставившій по себѣ имя которое будущія поколѣнія навѣрно станутъ повторять пока стоитъ міръ, нашелъ наилучшимъ жизненнымъ правиломъ то чтобы человѣкъ склонялся духомъ подвизаться въ добрыхъ дѣлахъ, опочивалъ въ Провидѣніи и вращался на оси Истины. Такое состояніе, говоритъ онъ, есть небо на землѣ; хотя правило касательно истины можетъ быть пригоднѣе для философа высказавшаго его чѣмъ для человѣка зауряднаго и неученаго, для котораго этотъ совѣтъ, пожалуй, слишкомъ возвышенъ и потому опасенъ, однако предыдущее, конечно, должно быть вырѣзано каждымъ изъ насъ на стѣнкахъ нашихъ сердецъ. Ибо всякій человѣкъ жившій во дни видѣнные мною навѣрно испытывалъ большую потребность въ упованіи на Провидѣніе и ничуть не меньшую въ благости къ людямъ. Въ такомъ упованіи и благости старался я писать; въ таковомъ же прошу васъ читать
   Я, Саймонъ Дэль, родился въ седьмой день седьмаго мѣсяца въ тысяча шестьсотъ сорокъ седьмомъ году отъ Рождества Христова. Срокъ былъ хорошъ тѣмъ что священное число встрѣчалось въ немъ трижды, но дуренъ тѣмъ что пришелся на время тяжкихъ смутъ какъ народныхъ такъ и нашихъ собственныхъ, семейныхъ; въ то время начали поговаривать что если король не станетъ держать своихъ обѣщаній, то, пожалуй, и головы своей не удержитъ на плечахъ; люди боровшіеся за свободу начали подозрѣвать что побѣда принесла новыхъ гонителей; викарія лишили прихода, а отецъ мой, сначала полагавшійся на короля, потомъ на парламентъ, наконецъ, ни на того ни на другаго, потерялъ большую часть состоянія и послѣ богатства впалъ въ стѣсненныя обстоятельства: такова обычная награда честнаго патріотизма соединеннаго съ прямодушіемъ. Впрочемъ, хорошо ли, плохо ли число, оно не отъ меня зависѣло и даже, какъ шептали люди, не очень-то зависѣло отъ моихъ родителей, въ виду того что надъ этимъ дѣломъ тяготѣла судьба, и Бетти Назротъ, знахарка, слишкомъ за годъ заявила что оно сбудется. Она предсказала что въ тотъ самый день когда я появился на свѣтъ не далѣе мили отъ приходской церкви родится ребенокъ мужескаго пола который (слѣдующее заявленіе несомнѣнно звучало властно) будетъ любить того кого любитъ король, будетъ знать то что король скрываетъ и будетъ пить изъ кубка короля. Такъ какъ въ предѣлахъ назначенныхъ Бетти Назротъ не жилъ никто кромѣ разныхъ мелкихъ землепашцевъ, съ одной стороны, потомство которыхъ не могло ожидать подобной судьбы, а съ другой стороны, никого не было кромѣ лорда и леди Квинтонъ сочетавшихся бракомъ лишь за мѣсяцъ до моего рожденія, то предсказаніе было такъ точно какъ только могло быть и навело моихъ родителей на немаловажные вопросы. Особенно третій пунктъ или условіе предсказанія пуще всего тревожило и мать мою, и отца: мать, хотя смиренная духомъ и твердая въ христіанствѣ, сызмала была рехавитянкою, а между тѣмъ никогда не слыхивала чтобы короли пили воду; отцу же вслѣдствіе разстроеннаго состоянія оказывалось невозможнымъ приготовить меня надлежащимъ образомъ къ предстоявшему мнѣ обществу. "Никому не слѣдуетъ пить королевское вино не угощая короля виномъ такого же качества", соображалъ съ сокрушеніемъ отецъ. Между тѣмъ я, ничуть не смущаясь этимъ вопросомъ, довольствовался тѣмъ что доказалъ правоту Бетти въ отношеніи срока и, предоставивъ остальное будущему, въ точности доставилъ ей это торжество. Что бы ни предстояло человѣку на жизненномъ пути, едва ли онъ можетъ начать жизнь лучше чѣмъ оправданіемъ, ожиданій дамы.
   Бетти Назротъ была странная старуха и, пожалуй, во времена короля-отца ей пришлось бы плохо. Но теперь у всѣхъ на умѣ были дѣла поважнѣе вѣдьмъ, а на нее только хмурились сосѣди да дѣти испуганно ее поддразнивали. Она не задумываясь отвѣчала проклятіями и неяснымъ бормотаніемъ, но меня любила какъ дитя своей прозорливости, тѣмъ болѣе что я, сидя на рукахъ у матери и встрѣтясь съ нею, не заплакалъ, но протянулъ ручки и сталъ выбиваться къ ней; на это она къ великому ужасу моей матери внезапно воскликнула: "Ты видишь, сатана!" и принялась плакать, чего, какъ извѣстно каждой женщинѣ въ приходѣ, личность вполнѣ отдавшаяся нечистому никоимъ образомъ совершить не можетъ (если только всего-на-все три капли, выжатыя изъ лѣваго глаза, можно наименовать слезами). Но моя мать метнулась прочь и не хотѣла ей позволить прикоснуться ко мнѣ; только когда я подросъ и сталъ одинъ бѣгать по деревнѣ, Бетти выслѣдила меня въ укромномъ мѣстѣ, обняла, пробормотала надо мною какія-то слова которыхъ я не разобралъ и поцѣловала меня. Мнѣніе, будто на томъ мѣстѣ которое поцѣлуетъ колдунья выростаетъ родинка просто басня (вѣдь женщины узнаютъ то мѣсто куда пришелся поцѣлуй только по родинкѣ?-- это слабое разсужденіе) или, самое большее, чистѣйшая случайность. Но даже если бъ оно было поважнѣе, я доволенъ, потому что родинка мнѣ не мѣшаетъ, а поцѣлуй, надѣюсь, послужилъ Бетти на пользу: послѣ поцѣлуя она отправилась прямо къ викарію (проживавшему тогда въ коттеджѣ садовника лорда Квинтона и отправлявшему свои священныя обязанности подъ покровомъ тайны въ которую былъ посвященъ весь приходъ) и попросила его допустить ее къ участію въ Господней вечерѣ; эта просьба привела въ великое негодованіе сосѣдей и въ немалое затрудненіе самого викарія который какъ человѣкъ ученый и весьма начитанный въ чернокнижіи сердечно сокрушался о томъ что вѣдьма такъ плохо играетъ свою роль.
   -- Это, сказалъ онъ моему отцу,-- чудовищный промахъ.
   -- Нѣтъ, это знаменіе милосердія Божія, увѣряла моя мать.
   -- Это, сказалъ отецъ (не знаю, вопреки ли своему убѣжденію или искренно),-- вопросъ совсѣмъ маловажный.
   А теперь, твердо рѣшивъ что дѣтство мое будетъ менѣе скучно въ описаніи чѣмъ было въ жизни (потому что я всегда страстно желалъ быть большимъ и ненавидѣлъ свои зеленые и подвластные юбкамъ дни), я прямо перейду къ тому часу когда достигъ восемнадцатилѣтняго возраста. Мой дорогой отецъ былъ тогда на небесахъ, а старая Бетти, какъ полагали люди, нашла себѣ другое мѣсто жительства. Но мать была жива, викарій же, подобно королю, снова вступилъ на свой постъ; когда я былъ въ чулкахъ, я оказывался ростомъ въ пять футовъ одиннадцать дюймовъ, и являлось настоятельною необходимостію чтобъ я принимался выбиваться на дорогу и класть деньги въ кошелекъ, потому что наши земли не возвратились вмѣстѣ съ королемъ и дохода едва хватало на то чтобы мать и сестры продолжали жить какъ прилично благороднымъ дамамъ.
   -- И въ этомъ вопросѣ, замѣтилъ викарій поглаживая себѣ носъ указательнымъ пальцемъ, что онъ обыкновенно дѣлалъ въ минуты раздумья, -- отъ пророчества Бетти Назротъ мало прока. Поступки которыхъ она касается вѣроятно скорѣе послужатъ поводомъ къ расходу чѣмъ источникомъ наживы.
   -- Они будутъ все равно что выброшенныя деньги, замѣтила мягко мать,-- всѣ до одного.
   Викарій какъ будто нѣсколько сомнѣвался.
   -- Я напишу проповѣдь на эту тему, сказалъ онъ.
   То былъ его любимый путь уклоненія отъ доказательства. Въ сущности, викарій любилъ пророчества, подобно тому какъ мирный ученый иногда любитъ предметъ въ которомъ звучитъ отголосокъ покинутаго имъ свѣта.
   -- Вы должны писать мнѣ сюда что вамъ будетъ говорить король, Саймонъ, сказалъ онъ однажды.
   -- Предположимъ, сэръ, замѣтилъ я лукаво, -- что эти вещи окажутся непригодными для вашихъ глазъ?
   -- Въ такомъ случаѣ, Саймонъ, отвѣтилъ онъ ущипнувъ меня за ухо,-- напишите ихъ къ моему свѣдѣнію.
   Хорошо было своенравному воображенію викарія заниматься пророчествомъ Бетти Назротъ полудовѣрчиво, полунасмѣшливо, никогда его не забывая и не пренебрегая имъ; но я, котораго оно въ концѣ концовъ наиболѣе касалось, сомнѣваюсь, полезно ли навязывать молодому человѣку такое темное изреченіе. Мечты юности разростаются пышно и безъ такой поливки. Предсказаніе не выходило у меня изъ головы, манило и искушало какъ задорная дѣвушка которая приближаетъ свое хорошенькое личико къ вашему увѣренная что вы не осмѣлитесь его поцѣловать. Я задумывался надъ его смысломъ и не могъ пренебречь имъ. Я посвящалъ ему досужіе часы и все еще не пресытясь отдавался ему и во время занятій. Вмѣсто того чтобъ искать собственной дороги, я предоставилъ себя его произволу и прислушивался къ его повелительному шепоту.
   -- То же самое, печально замѣтила моя мать,-- случилось съ одною кухаркой моей сестры. Ей было предсказано что она выйдетъ замужъ за своего хозяина.
   -- Развѣ она не вышла? вскричалъ викарій насторожившій уши.
   -- Она ежегодно мѣняла мѣста, сказала мать,-- въ поискахъ подходящаго человѣка, такъ что, наконецъ, никто не сталъ ее нанимать.
   -- Ей слѣдовало оставаться на первомъ мѣстѣ, произнесъ викарій покачивая головою.
   -- Но у перваго хозяина была жена, торжествующимъ тономъ возразила мать.
   -- У меня тоже когда-то была жена, сказалъ викарій.
   Этотъ доводъ, почерпнутый викаріемъ изъ своего вдовства, былъ здравъ и неопровержимъ; моему же настроенію вполнѣ соотвѣтствовали свѣдѣнія о кухаркѣ тетки, и я сталъ терпѣливо ждать своей участи. Но какая польза въ доводѣ, какъ бы здравъ онъ ни былъ, при пустомъ кошелькѣ? Было рѣшено что я долженъ попытать счастія; однако относительно того какъ взяться за эту попытку произошло нѣкоторое разногласіе.
   -- Ты долженъ трудиться, Саймонъ, сказала моя сестра Люси помолвленная съ Джестисомъ Барнардомъ, молодымъ сквайромъ изъ хорошей семьи, высоко доблестнымъ, но весьма суровымъ къ празднымъ бездѣльникамъ и не скупившимся на колодки для гулякъ.
   -- Ты долженъ молиться объ указаніи свыше, сказала моя сестра Мери которая должна была выйти за благочестиваго священника, притомъ соборнаго стипендіата.
   -- Ничего подобнаго, произнесъ я твердо, -- не сказано въ пророчествѣ Бетти Назротъ.
   -- Такія вещи подразумѣваются сами собою, милый мальчикъ, кротко сказала мать.
   Викарій потеръ себѣ носъ.
   Однако правыми оказались не эти превосходные и ревностные совѣтники, а мы съ викаріемъ. Ибо если бы я поѣхалъ въ Лондонъ, какъ они настаивали, вмѣсто того чтобъ остаться на мѣстѣ согласно доводу викарія и собственной склонности, то еще неизвѣстно, не оказалась ли бы чума сильнѣе Бетти Назротъ и не пришлось ли бы ея предсказанію лечь вмѣстѣ со мною въ мертвецкую яму. Но обстоятельства сложились такъ что я остался живъ и только смутно, будто издалека слышалъ о великомъ бѣдствіи и объ ужасахъ нахлынувшихъ па городъ. Болѣзни не было въ нашей сторонѣ и мы, здоровые тѣломъ и довольные духомъ, разсуждали о грѣховности горожанъ. Счастливые своимъ здоровіемъ и своею добродѣтелію мы не прочь были порадоваться Божьему суду постигшему нашихъ заблудшихъ братьевъ, ибо нерѣдко кара одного грѣшника питаетъ гордость другаго. Однако, чума повліяла--и не мало--на мою судьбу, хотя и не приблизилась ко мнѣ: она привела новыхъ жильцовъ въ тѣ самыя комнаты коттеджа садовника гдѣ проживалъ викарій, пока вѣрноподданническій парламентскій актъ не оказался черезчуръ суровымъ для совѣсти нашего священника независимой церкви, и викарій ничуть не смущаясь возвратился въ свой домъ.
   Однажды прохаживаясь по аллеѣ Квинтонъ-Менора, на что я имѣлъ разрѣшеніе, я увидалъ то на что, сказать по правдѣ, я и пришелъ посмотрѣть: фигуру молодой миссъ Барбары разодѣтой въ бѣлое лѣтнее платье. Барбарѣ было угодно держать себя со мной надменно, потому что она была наслѣдницей и принадлежала къ семьѣ не пришедшей въ упадокъ въ противоположность моей. Впрочемъ, мы были друзьями, такъ какъ пререкались и поддразнивали другъ друга, она наносила обиды, а я принималъ ихъ къ сердцу; она прощала мою грубость, а я принималъ ея прощеніе; между тѣмъ милордъ и миледи, можетъ-быть считая мое положеніе черезчуръ низкимъ для опасеній, однакоже находя его достаточно высокимъ для своей благосклонности, относились ко мнѣ весьма сердечно; милордъ даже часто подшучивалъ надо мною по поводу высокой доли предсказанной мнѣ въ пророчествѣ Бетти Назротъ.
   -- Да, говаривалъ онъ подмигивая,-- у короля странные секреты и въ кубкѣ у него бываетъ странное вино, а что касается того чтобы любить того кого онъ любитъ...
   Но тутъ викарій случайно присутствовавшій тоже подмигивалъ, однако переводилъ разговоръ на другую тему не за-трогивавшую ни короля, ни его секретовъ, ни его вина, ни его любви.
   Итакъ, какъ сказано, я увидалъ высокую, стройную фигуру, темные волосы и гордые глаза Барбары Квинтонъ; глаза эти сверкали гнѣвомъ когда ихъ собственница отвернулась отъ того кого я не ожидалъ видѣть въ обществѣ Барбары. То была другая дѣвица поменьше ростомъ и пухлѣе, одѣтая такъ же мило какъ и сама Барбара; ея веселыя губки смѣялись, а глаза на-половину спрятались подъ взрывомъ веселія. Увидавъ меня Барбара, противъ обыкновенія, не стала притворяться будто не видала меня пока я ей не заявилъ о своемъ присутствіи, но сейчасъ же подбѣжала ко мнѣ, восклицая съ негодованіемъ: "Саймонъ, кто эта барышня? Она осмѣлилась сказать мнѣ что мое платье провинціальнаго покроя и виситъ на мнѣ точно старая рубашка на пугалѣ".
   -- Миссъ Барбара, отвѣтилъ я, -- какое кому дѣло до покроя платья когда его носительница покроя божественнаго?
   Я тогда былъ молодъ и не зналъ что говорить любезности самой женщинѣ въ ущербъ ея наряду не есть лучшій способъ угодить ей.
   -- Вы глупы, сказала Барбара.--Кто она?
   -- Говорятъ, сказалъ я въ уныніи,-- что эта дѣвица изъ Лондона и живетъ съ матерью въ коттеджѣ вашего садовника. Но я не предполагалъ встрѣтить ее здѣсь въ аллеѣ.
   -- Это не повторится если я поставлю на своемъ, произнесла Барбара. Потомъ она прибавила отрывисто и рѣзко: -- Зачѣмъ вы смотрите на нее?
   Я дѣйствительно смотрѣлъ на незнакомку, а послѣ вопроса Барбары сталъ смотрѣть еще пуще.
   -- Она прехорошенькая, произнесъ я.-- Развѣ вы не находите, миссъ Барбара?
   При этомъ, какъ я ни былъ простъ, я говорилъ не совсѣмъ спроста.
   -- Хорошенькая? отозвалась Барбара. -- А скажите, пожалуйста: что вы понимаете въ красотѣ, мистеръ Саймонъ?
   -- То чему я научился въ Квинтонъ-Менорѣ, отвѣтилъ я съ поклономъ.
   -- Это не доказываетъ что она хорошенькая, возразила разгнѣванная леди.
   -- Путь къ красотѣ не одинъ, сказалъ я уклончиво и шагнулъ къ посѣтительницѣ которая стояла ярдахъ въ десяти отъ насъ, все еще смѣясь и расщипывая пальцами цвѣтокъ.
   -- Вѣдь она вамъ незнакома? спросила Барбара замѣтивъ мое движеніе.
   -- Этому можно помочь, сказалъ я съ улыбкою.
   Съ самаго начала міра ни одинъ юноша не былъ болѣе вѣрнымъ слугою дѣвицы чѣмъ я Барбары Квинтонъ. Но такъ какъ, если мущина падетъ ницъ, то лучшая изъ дѣвъ наступитъ своею хорошенькою ножкой ему на шею, и кромѣ того, движимый любовію къ новизнѣ, я твердо рѣшилъ заговорить съ гостьею садовника; рѣшеніе мое не измѣнилось и тогда, когда Барбара презрительно вскинула головкою отвернувшись.
   -- Простая вѣжливость требуетъ, увѣрялъ я,-- чтобъ я справился объ ея здоровьѣ, потому что какъ пріѣзжая изъ Лондона она можетъ быть едва избѣгла чумы.
   Барбара снова вскинула головою, ясно выражая свое мнѣніе о моемъ извиненіи.
   -- Но если вы желаете чтобъ я погулялъ съ вами... началъ было я.
   -- Мнѣ этого и въ голову не приходило, перебила она.-- Я пришла сюда чтобы побыть одной.
   -- Повиноваться вамъ -- моя отрада, сказалъ я и постоялъ съ обнаженною головой, пока Барбара, не бросивъ на меня даже взгляда, направилась къ дому.
   Съ нѣкоторымъ раскаяніемъ, но, впрочемъ, упорствуя вполнѣ, я смотрѣлъ ей вслѣдъ: она ни раза не оглянулась. Если бы она оглянулась... но умолчимъ объ этомъ. Происшедшаго довольно, а въ соединеніи съ тѣмъ чгб могло бы произойти моя повѣсть затянулась бы до скончанія вѣка. Я подавилъ угрызенія и подошелъ къ незнакомкѣ привѣтствуя ее самымъ вѣжливымъ и изысканнымъ образомъ; она улыбнулась, но чему -- я не зналъ. Она казалась почти ребенкомъ, лѣтъ шестнадцати-семнадцати--самое большее, однако не проявила смущенія здороваясь со мною. Мало того, она чувствовала себя удивительно свободно, такъ какъ послѣ моего поклона воскликнула всплеснувъ руками съ притворнымъ изумленіемъ:
   -- Мущина, честное слово; мущина въ здѣшнихъ мѣстахъ !
   Обрадовавшись что меня называютъ мущиной, я снова поклонился.
   -- Или, прибавила она,--со временемъ имъ станетъ если будетъ угодно Небу.
   -- Вы можете дожить до этого времени раньше чѣмъ у васъ появятся морщины, сказалъ я старась. скрыть досаду.
   -- При этомъ онъ и надъ отвѣтомъ не задумывается! О, диво!
   -- У насъ въ провинціи не всѣ лишены остроумія, сударыня, отвѣтилъ я ломаясь такъ какъ, по-моему, должны были ломаться придворные кавалеры.-- Притомъ, съ тѣхъ поръ какъ въ Лондонѣ чума, у насъ есть и красавицы.
   -- Право, удивительно! воскликнула она съ насмѣшливымъ восхищеніемъ.-- Васъ здѣсь учатъ такъ говорить, сэръ?
   -- Именно, сударыня, по книгамъ добытымъ изъ вашихъ глазокъ.
   Несмотря на ея насмѣшливый видъ я помню что былъ очень доволенъ этими словами. Они навѣрно были заимствованы изъ какого-нибудь истрепаннаго романа. Я всегда жадно зачитывался подобными пустяками.
   Она низко присѣла, смѣясь мнѣ въ лицо плутоватыми глазами и ротикомъ.
   -- Вы, сэръ, сказала она, -- навѣрно Саймонъ Дэль о которомъ говоритъ мой хозяинъ садовникъ?
   -- Именно, сударыня, къ вашимъ услугамъ. Но садовникъ поддѣлъ меня, потому что теперь мнѣ нечего дать въ обмѣнъ на ваше имя.
   -- Нѣтъ, у васъ въ рукахъ премиленькій букетъ, сказала она.-- Я согласилась бы вымѣнять на него свое имя.
   Букетъ который я держалъ въ рукахъ я собралъ и принесъ для Барбары Квинтопъ и все еще намѣревался употребить его въ качествѣ залога мира. Но Барбара обошлась со мною сурово, незнакомка же умильно поглядывала на букетъ.
   -- Садовникъ такъ скупъ на цвѣты, сказала она съ заискивающею улыбкой.
   -- Признаться по правдѣ, сказалъ я колеблясь въ своемъ рѣшеніи,-- букетъ былъ нарванъ для другой.
   -- Тѣмъ слаще будетъ его запахъ! воскликнула она со смѣхомъ.-- Ничто не сообщаетъ цвѣтамъ такого благоуханія.
   И она протянула къ моему букету удивительно маленькую ручку.
   -- Это лондонскій урокъ? спросилъ я отстраняя цвѣты отъ ея руки.
   -- Онъ годится и въ деревнѣ, сэръ... всюду гдѣ есть мущина который собираетъ цвѣты и притомъ не одна дама, которая любитъ ихъ нюхать.
   -- Ну, сказалъ я,-- букетъ будетъ вашъ на этомъ условіи.
   И я подалъ цвѣты ей.
   -- На этомъ условіи? Какъ, вы желаете знать мое имя?
   -- Или ужь мнѣ можно будетъ называть васъ именемъ по собственному моему выбору, сказалъ я со взглядомъ который долженъ былъ быть неотразимымъ.
   -- Вы стали бы его упоминать говоря обо мнѣ съ миссъ Барбарой? Нѣтъ, я скажу какъ вамъ меня называть. Вы можете называть меня Сидеріей.
   -- Сидерія! Красивое имя!
   -- Оно, сказала она безпечно,-- не хуже всякаго другаго.
   -- Но развѣ за нимъ не слѣдуетъ второе?
   -- Когда же поэтъ спрашиваетъ о двухъ именахъ для заголовка сонета? А мое навѣрно понадобилось вамъ для сонета?
   -- Пусть будетъ такъ, Сидерія, сказалъ я.
   -- Пусть будетъ такъ, Саймонъ. Развѣ Сидерія не такъ красива какъ Барбара?
   -- Оно звучитъ странно, сказалъ я,-- но недурно.
   -- А теперь -- букетъ.
   -- Мнѣ придется дать отчетъ въ этомъ, вздохнулъ я, но, такъ какъ уговоръ лучше денегъ, я отдалъ ей букетъ.
   Она взяла его; все лицо ея засіяло улыбкой и она спрятала въ букетѣ свой носикъ. Я стоялъ и смотрѣлъ на нее плѣненный ея милымъ обхожденіемъ и граціозною бойкостію. Хоть я и былъ мальчикомъ, но былъ правъ когда сказалъ ей что красота достигается не однимъ путемъ; на первый разъ красавицъ оказывалось двѣ: она и Барбара. Она подняла глаза и, встрѣтивъ мой взглядъ, сдѣлала гримаску какъ будто его-то и ожидала и онъ не причинилъ ей ни досады, ни удовольствія. А между тѣмъ послѣ такого взгляда Барбара сдѣлалась бы холодна и неприступна на цѣлый часъ, даже больше. Сидерія, улыбаясь съ презрительнымъ снисхожденіемъ, снова насмѣшливо присѣла и сдѣлала видъ будто хочетъ уйти. Однако она не ушла, но остановилась, слегка отвернувъ голову, устремивъ на меня взглядъ изъ уголка глаза и царапая крошечною ножкой песокъ аллеи.
   -- Какія прелестныя мѣста въ этомъ паркѣ, сказала она.-- Но, право, въ немъ иногда бываетъ трудно находить дорогу.
   Я не преминулъ подхватить намекъ.
   -- Если бы у васъ теперь нашелся провожатый... началъ я.
   -- Да, если бы у меня нашелся провожатый, Саймонъ, шепнула она радостно.
   -- То вы нашли бы дорогу, Сидерія, а вашъ провожатый сдѣлалъ бы очень...
   -- Очень доброе дѣло. По въ такомъ случаѣ...
   Она замолчала, опустивъ уголки рта во внезапномъ уныніи.
   -- Что же въ такомъ случаѣ?
   -- Тогда миссъ Барбара останется одна.
   Я колебался. Я посмотрѣлъ въ направленіи дома. Я взглянулъ на Сидерію.
   -- Она мнѣ сказала что желаетъ остаться одна, произнесъ я.
   -- Вотъ какъ?.. Какъ же она это сказала?
   -- Я вамъ разкажу пока мы пройдемся, сказалъ я, а Сидерія снова засмѣялась.
   

ГЛАВА II.
Намъ поступаетъ юность.

   Есть одинъ споръ которому много лѣтъ... впрочемъ, не совсѣмъ столько сколько міру, потому что хоть Адамъ съ Евой не могли завязать его за недостаткомъ удобнаго случая, однако онъ завѣщанъ намъ невѣдомою древностію. Но его ни раза не покончили съ общаго согласія. А между тѣмъ вопросъ какъ будто маловажный; подразумѣваемый мною споръ имѣетъ предметомъ всего-на-все слѣдующее: можетъ ли мущина обязанный вѣрноподданническими чувствами нѣкоей дамѣ какимъ-нибудь ходомъ разсужденія оправдать свое поведеніе когда онъ срываетъ поцѣлуй у другой дамы, при чемъ эта другая (важно установить условія) и сама отъ поцѣлуя не прочь (насколько можно судить). Я утверждалъ что можетъ; разумѣется, мое положеніе и не допускало инаго довода,-- вѣдь по большей части положеніе человѣка опредѣляетъ его доводы, а не соображенія вліяютъ на его положеніе. Барбара объявила что этотъ человѣкъ не можетъ оправдаться, хотя, впрочемъ, прибавляла она проворно, это, разумѣется, ея не касается, потому что ей нѣтъ дѣла до того -- влюбленъ я или нѣтъ, или насколько глубоко, или въ кого, словомъ -- ни до чего рѣшительно въ этомъ вопросѣ. Она выражаетъ только отвлеченное мнѣніе поскольку здѣсь затрогивается любовь, или то что мущины называютъ любовію; что же касается пристойности, то она должна признаться что держится собственнаго мнѣнія съ которымъ, можетъ-быть, мистеръ Дэль не согласится. Она не сомнѣвается что дѣвица въ коттеджѣ садовника вполнѣ согласится съ мистеромъ Дэлемъ; иначе какъ бы она допустила поцѣлуй на открытомъ мѣстѣ въ паркѣ гдѣ всякій могъ пройти и гдѣ дѣйствительно (по самой предательской случайности въ мірѣ) прошла хорошенькая миссъ Барбара въ то самое мгновеніе когда произошло это обстоятельство? Впрочемъ, если этотъ вопросъ и могъ когда-нибудь мало-мальски представлять для нея интересъ поскольку онъ касался репутаціи деревни и могъ подать дурной примѣръ деревенскимъ дѣвушкамъ, теперь этого интереса быть не можетъ, такъ какъ она отправляется на слѣдующій день въ Лондонъ чтобы занять свое мѣсто фрейлины ея королевскаго высочества герцогини и будетъ имѣть столь же мало досуга сколько и склонности думать о мистерѣ Саймонѣ Дэлѣ или о томъ какъ ему угодно забавляться когда онъ думаетъ что за нимъ никто не слѣдитъ. Не то чтобъ она за нимъ слѣдила, -- ея присутствіе было чистѣйшею и весьма непріятною случайностію. Однако она не можетъ не порадоваться, услыхавъ что эта дѣвица скоро опять уѣдетъ туда откуда пріѣхала, навѣрно, къ великому облегченію миссисъ Дэль и ея дорогихъ подругъ Люси и Мери; любви ея къ нимъ ничто... да, ничто измѣнить не можетъ. Самой этой дѣвицѣ она не желаетъ зла, но предполагаетъ что мать ея должна за нее тревожиться.
   Согласимся что большая, если не лучшая, часть доводовъ пришлась на долю миссъ Барбары. Дѣйствительно, мнѣ немного пришлось сказать, кромѣ того что деревня столько же проиграетъ вслѣдствіе отъѣзда миссъ Барбары, сколько выиграетъ герцогиня Іоркская; этою любезностію я не снискалъ себѣ ничего кромѣ самаго надменнаго реверанса и упрека.
   -- Вамъ приходится репетовать передо мной любезности, прежде чѣмъ вы рѣшитесь произнести ихъ передъ вашими пріятельницами, сэръ? спросила она.
   -- Въ вашей власти, миссъ Барбара, умолялъ я.-- Неужели мы разстанемся врагами?
   Она не отвѣтила, но мнѣ показалось что лицо ея смягчилось когда она отвернулась къ окну откуда была видна разстилавшаяся поляна и лужайки парка подальше. Я увѣренъ что если бы попросить еще немножко, она бы меня простила, но въ это мгновеніе -- новой превратности судьбы -- маленькая фигурка прошла по освѣщеннымъ солнцемъ лужайкамъ. Самыя красивыя зрѣлища иногда бываютъ несвоевременны.
   -- Сидерія, прекрасное имя! сказала Барбара поджимая губы.-- Но бьюсь объ закладъ что у нея есть причины не называть себя иначе.
   -- Ея мать называетъ садовнику другое имя, напомнилъ я ей смиренно.
   -- Имена давать такъ же легко какъ... какъ поцѣлуи! возразила она.-- А относительно Сидеріи милордъ говоритъ что это имя изъ театральной піесы.
   Все это время мы стояли у окна и слѣдили какъ легкія ножки Сидеріи семенили поперекъ луга, а шляпа шаловливо покачивалась въ ея рукѣ. Но теперь Сидерія скрылась за стволами буковъ.
   -- Видите, она ушла, произнесъ я шепотомъ.-- Она ушла, миссъ Барбара.
   Барбара поняла что я хотѣлъ сказать, но рѣшила не давать мнѣ пощады. Мягкіе звуки моего голоса раздавались для нея, но она не захотѣла принять ихъ въ даръ.
   -- Вамъ не зачѣмъ вздыхать объ этомъ мнѣ въ лицо, сказала она.-- А впрочемъ, вздыхайте если вамъ хочется. Что мнѣ до этого? Но она ушла не далеко и навѣрно не побѣжитъ слишкомъ скоро когда вы погонитесь за нею.
   -- Когда вы будете въ Лондонѣ, сказалъ я,-- вы будете съ угрызеніемъ думать о томъ какъ дурно поступили со мною.
   -- Я вовсе не буду о васъ думать. Развѣ вы забыли что при дворѣ есть умные и воспитанные люди?
   -- Чортъ бы побралъ ихъ всѣхъ до послѣдняго! вскричалъ я внезапно, не зная еще какъ хорошо большая часть ихъ соотвѣтствовала бы ихъ провожатому.
   Барбара обернулась ко мнѣ; въ глубинѣ ея темныхъ глазъ свѣтилось торжество.
   -- Можетъ-быть когда вы услышите обо мнѣ при дворѣ, воскликнула она,-- вы пожалѣете что такъ...
   Но она внезапно умолкла и стала смотрѣть въ окно.
   -- Вы найдете тамъ мужа, предположилъ я съ горечью.
   -- Очень возможно, сказала она небрежно.
   Говоря откровенно, мнѣ было не весело. Ея отъѣздъ огорчалъ меня до глубины сердца, а то что она уѣзжала въ такомъ раздраженіи, уязвляло меня еще пуще. Я ревновалъ къ каждому человѣку въ городѣ Лондонѣ. Значитъ: въ концѣ концовъ, въ моемъ доводѣ все-таки нашелся нѣкоторый смыслъ?
   -- Прощайте, сударыня, сказалъ я сильно нахмурясь и съ плавнымъ поклономъ. Никакой актеръ изъ Друри-Лэнскаго театра не могъ быть трагичнѣе настроенъ.
   -- Прощайте, сэръ. Не стану васъ задерживать; я знаю, вамъ нужно еще кое съ кѣмъ проститься.
   -- Не ранѣе какъ черезъ недѣлю! вскричалъ я, чувствуя потребность выказать восхищеніе по случаю того что Сидерія останется такъ долго.
   -- Не сомнѣваюсь что вы сумѣете хорошо воспользоваться этимъ временемъ, сказала она, красивымъ и благороднымъ движеніемъ указывая мнѣ на дверь.
   Хоть и будучи дѣвочкой она уловила или унаслѣдовала величавость знатныхъ дамъ.
   Едва я вышелъ мрачный какъ попался въ руки милорда ходившаго по террасѣ. Онъ поймалъ меня за руку, смѣясь съ добродушною шутливостію.
   -- Вы расчувствовались, а, плутъ? сказалъ онъ.-- Ну, тутъ нѣтъ большой бѣды, такъ какъ эта дѣвица завтра отъ насъ уѣзжаетъ.
   -- Право, милордъ, тутъ не было ничего дурнаго, сказалъ я съ вытянутымъ лицомъ и сокрушеніемъ.-- Меньшаго и сама миледи не могла бы желать. (Тутъ онъ улыбнулся и кивнулъ головой.) Миссъ Барбара даже едва смотритъ на меня.
   Онъ сталъ серіознѣе, хотя улыбка все еще мелькала на его губахъ.
   -- О васъ ходятъ сплетни по деревнѣ, Саймонъ, сказалъ онъ.-- Послушайтесь дружескаго совѣта и бывайте поменьше съ дамою изъ коттеджа. Повѣрьте, я говорю не безъ причины.
   Онъ кивнулъ мнѣ головою какъ киваетъ человѣкъ который подразумѣваетъ больше чѣмъ хочетъ сказать. Дѣйствительно, онъ не захотѣлъ прибавить ни слова, такъ что уходя отъ него я былъ еще больше раздраженъ чѣмъ тогда когда разстался съ его дочерью. Я такъ какъ человѣческая природа такова какою ее сотворило Небо,-- мнѣ незачѣмъ говорить что я направилъ шаги къ коттеджу съ надлежащею поспѣшностію. Единственное оружіе обиженнаго поклонника (нѣтъ, я не стану снова обсуждать достоинства этого поступка) находилось у меня подъ рукою.
   Однако мое нетерпѣніе оказалось тщетнымъ, ибо на скамьѣ возлѣ двери сидѣлъ мой добрый другъ викарій, пріятно коротая досугъ съ дамою именовавшею себя Сидеріей.
   -- Это правда, говорилъ онъ.-- Боюсь что это правда, хотя вы и слишкомъ юны чтобъ испытать это.
   -- Есть школы, сэръ, возразила она съ улыбкою въ которой (какъ мнѣ почудилось) скрывалось чуть-чуть горечи, -- гдѣ такіе уроки преподаются рано.
   -- Отъ такихъ школъ лучше держаться подальше, сказалъ онъ.
   -- Я въ чемъ состоитъ урокъ? спросилъ я подходя ближе.
   Ни одинъ изъ нихъ не отвѣтилъ. Викарій положилъ руки на набалдашникъ своей трости и вдругъ принялся разказывать своей собесѣдницѣ о пророчествѣ старой Бетти Назротъ. Не могу сказать что именно напомнило ему объ этомъ предсказаніи, но въ моемъ присутствіи оно никогда не покидало его мыслей. Она слушала внимательно и весело улыбнулась съ шаловливымъ любопытствомъ когда роковыя слова произнесенныя съ надлежащею торжественностію слетѣли съ устъ викарія.
   -- Странное предсказаніе, закончилъ онъ:-- только время можетъ доказать его правдивость.
   Она посмотрѣла на меня веселыми глазами, но съ новымъ интересомъ. Странно, до чего всѣ эти суевѣрія властны надъ нами; впрочемъ, будущіе вѣка навѣрно выростутъ изъ такихъ ребячествъ.
   -- Я не знаю что означаетъ это пророчество, произнесла она, -- но повидимому для того чтобъ оно сбылось одна вещь необходима: мистеру Дэлю нужно познакомиться съ королемъ
   -- Правда! съ готовностію воскликнулъ викарій.-- Отъ этого все зависитъ, этого-то мнѣнія и мы придерживаемся. Вѣдь Саймонъ не можетъ ни любить того кого любитъ король, ни знать то что король скрываетъ, ни пить изъ кубка короля если поселится навѣки здѣсь въ Гачстедѣ. Послушайте, Саймонъ, чума кончилась!
   -- Значитъ, и мнѣ слѣдуетъ отправляться? спросилъ я.-- Но съ какой же цѣлію? У меня нѣтъ друзей въ Лондонѣ которые могли бы обратить на меня вниманіе короля.
   Викарій грустно покачалъ головою. У меня не было такихъ друзей, король же еще въ прежнее время доказалъ что можетъ позабыть друзей трона лучшихъ чѣмъ былъ мой дорогой отецъ благодаря его прямодушію.
   -- Нужно подождать, нужно подождать еще, сказалъ викарій.-- Время найдетъ друга.
   Сидерія призадумалась было на минутку, но теперь подняла глаза, снова улыбаясь, и сказала мнѣ:
   -- У васъ скоро будетъ другъ въ Лондонѣ.
   Думая о Барбарѣ, я отвѣтилъ угрюмо,-- Она мнѣ не другъ.
   -- Я подразумѣвала не того кого подразумеваете вы, сказала Сидерія, блистая глазами и ничуть не смущаясь.-- Вѣдь я тоже ѣду въ Лондонъ.
   Я улыбнулся, потому что она, казалось, не могла быть могущественнымъ другомъ или способнымъ открыть передо мною какую бы то ни было дорогу. Она встрѣтила мою улыбку другою, такою увѣренною и вызывающею что мое вниманіе было совершенно ею поглощено и я не замѣтилъ прощальныхъ словъ викарія, когда онъ всталъ и покинулъ насъ.
   -- А вы постарались бы для меня, спросилъ я,-- если бы на то имѣли власть?
   -- Нѣтъ, ставьте вопросъ такъ какъ онъ слагается въ вашихъ мысляхъ, сказала она.-- Имѣли ли бы вы власть постараться для меня, имѣя къ тому охоту? Навѣрно у васъ въ головѣ именно это?
   -- А если бы и такъ?
   -- Въ такомъ случаѣ я право не знаю что вамъ отвѣтить; но въ Лондонѣ случаются странныя вещи и возможно что когда-нибудь и я буду имѣть власть.
   -- И вы употребите ее въ мою пользу?
   -- Могу ли я не сдѣлать хотя бы этого для джентльмена рисковавшаго благосклонностію своей возлюбленной ради моей несчастной щеки? И она снова принималась смѣяться; веселость ея возростала по мѣрѣ того какъ мое лицо краснѣло.-- Вы не должны будете краснѣть когда пріѣдете въ городъ, вскричала она,-- иначе на васъ сочинятъ балладу и будутъ встрѣчать на улицѣ криками какъ диковину.
   -- Чѣмъ чаще будетъ дѣйствовать причина, тѣмъ рѣже будетъ проявляться ея дѣйствіе, сказалъ я.
   -- Оправданіе выражено хорошо, согласилась она.-- Въ городѣ мы будемъ считать васъ острякомъ.
   -- Что вы дѣлаете въ городѣ? спросилъ я безъ околичностей, глядя ей прямо въ глаза.
   -- Можетъ-быть время отъ времени, засмѣялась она,-- я дѣлаю то что сдѣлала однажды и при томъ вполнѣ съ вашего вѣдома по пріѣздѣ въ деревню.
   Такъ она отшучивалась отъ меня игривыми отвѣтами всякій разъ какъ я пробовалъ дознаться, кто и что она такое. Мнѣ не больше посчастливилось и съ ея матерью къ которой я не питалъ большой симпатіи и которая, повидимому, отвѣчала мнѣ тѣмъ же. Она была неразговорчива и хмурилась, видя меня въ обществѣ своей дочери. Однако, надо признаться что въ послѣдующіе дни она часто видала меня въ обществѣ Сидеріи и я часто бывалъ съ Сидеріей, когда она меня не видала. Вѣдь Барбара уѣхала, покинувъ меня въ горести и одиночествѣ, въ такомъ настроеніи когда ищешь утѣшенія гдѣ можешь, и когда видишь молодечество въ предательствѣ; между тѣмъ въ этой дѣвушкѣ таилась прелесть, незамѣтно и и помимо моей воли увлекавшая меня, пока я не полюбилъ -- не саму ее (какъ я полагалъ забывая что любовь избѣгаетъ большой точности въ разстановкѣ своихъ межевыхъ столбовъ), но ея бойкій нравъ, ея умъ и веселость. Мало того, эти черты были перемѣшаны и приправлены другими, наиболѣе привлекательными для моей неоперенной юности: свѣтскостію и знаніемъ жизни которыя дразнили мое любопытство и являлись (такъ сдается даже и позднѣе моему уму когда я оглядываюсь назадъ) очаровательной несообразностію на смѣющемся дѣтскомъ личикѣ, при незрѣлой граціи дѣвичества. Разнообразіе ея настроеній было нескончаемо; они соперничали между собою въ вѣчно коварной борьбѣ за наименованіе изо всѣхъ прелестнѣйшаго. Большею частію она бывала весела; искреннее веселье переходило въ лукавый задоръ; временами она становилась грустна и вздыхала: "увы! если бы я могла остаться въ моей милой деревнѣ!" Или же она начинала выказывать или притворяться будто у нея совѣсть не спокойна и шептала: "Ахъ, какъ бы мнѣ хотѣлось быть такой какъ ваша миссъ Барбара." Въ слѣдующее мгновеніе она смѣялась, шутила и дразнила, какъ-будто жизнь только большой, радужный мыльный пузырь, а сама она -- его самый яркій отливъ.
   Неужели женщины такъ постоянны, а мущины такъ забывчивы что я долженъ лишиться всякаго сочувствія и всякое уваженіе должно рушиться за то что восемнадцати лѣтъ отъ рода я клялся жить для одной леди въ понедѣльникъ, въ субботу же готовъ былъ умереть за другую! Оглянитесь назадъ; склоните головы и протяните мнѣ руки: я поцѣлую ихъ или пожму!
   
   Мы съ тобой не станемъ спрашивать
   Каковы были наши прошлыя желанія,
   Какимъ пастушкамъ ты улыбалась
   Или какихъ нимфъ я обольстилъ,
   Предоставимъ также созвѣздіямъ и то
   Какъ мы впослѣдствіи поступимъ;
   Ибо нынѣ мы можемъ вкусить радости;
   Внемли совѣту теперешней любви.
   
   Нѣтъ, я не могу подписаться подъ этими словами во всей ихъ полнотѣ; для человѣка прозваннаго пуританиномъ мистеръ Уоллеръ немножко черезчуръ воленъ и нельзя быть его послѣдователемъ до конца. Однако, въ словахъ его есть доля правды. Отрицайте если вамъ угодно. Даже и отрицая вы улыбаетесь, сударыня.
   Былъ золотистый лѣтній вечеръ когда я, которому весь золотой міръ представлялся адомъ, пришелъ на свиданіе въ паркъ Квинтонъ-Менора чтобы тамъ проститься съ Сидеріей. Мать съ сестрами косились на меня, по деревнѣ ходили сплетни, даже викарій ласково покачивалъ головою. Какое мнѣ было дѣло? Скажите, ради Бога: почему одинъ человѣкъ знатенъ и богатъ, а у другаго пусто въ кошелькѣ и только одна перемѣна платья? Развѣ любовь сама себѣ не довлѣетъ, и почему Сидерія смѣялась такой очевидной истинѣ? Вотъ она подъ букомъ; ея прелестное личико сморщено шутовскимъ изображеніемъ горести, она прижала ручку къ своему жестокому сердцу какъ будто оно бьется для меня, а глаза ея -- игралище тысячи летучихъ выраженій. Я подошелъ къ ней, схватилъ ее за руку и произнесъ только ея имя: "Сидерія". Мнѣ казалось что больше нечего сказать, однако она воскликнула со смѣхомъ и укоризною:
   -- Развѣ у васъ нѣтъ клятвъ для меня? Неужели я должна уѣхать не получивъ своей дани?
   Я выпустилъ ея руку и отступилъ подальше. Честное слово, я не могъ говорить. Языкъ у меня прилипъ къ гортани; я былъ нѣмъ какъ рыба.
   -- Когда вы пріѣдете ухаживать въ Лондонъ, сказала она, -- вамъ не слѣдуетъ являться безъ багажа влюбленнаго. Тамъ дамы требуютъ клятвъ и увѣреній и отчаянія, да, и стиховъ, и хвалебныхъ гимновъ, и не знаю еще чего.
   -- Изо всего этого у меня есть только отчаяніе, сказалъ я.
   -- Въ такомъ случаѣ вы плохой поклонникъ, надулась она.-- И я рада уѣхать туда гдѣ поклонники менѣе удручены горестію.
   -- Вы разчитываете на поклонниковъ въ Лондонѣ? вскричалъ я.
   -- Если небо пошлетъ ихъ, отвѣтила Сидерія.
   -- И вы меня позабудете?
   -- Сказать по правдѣ -- да, если вы не пріѣдете самолично напомнить мнѣ о себѣ. Отсутствующіе поклонники не держатся у меня въ головѣ.
   -- Но если я пріѣду... началъ я со внезапною вспышкой надежды.
   Противъ своего обыкновенія она не отвѣтила насмѣшкой; она сорвала съ дерева листъ и расщипала его пальцами, отвѣчая со страннымъ взглядомъ:
   -- Ну, если вы пріѣдете, то я думаю что вы пожалѣете объ этомъ; развѣ только вы позабудете меня прежде чѣмъ пріѣхать.
   -- Позабыть васъ! Этого не будетъ пока я живъ! Можно мнѣ пріѣхать, Сидерія?
   -- Разумѣется, сэръ, какъ только позволитъ вашъ гардеробъ и вашъ кошелекъ. Нѣтъ, не надувайтесь. Не надо, Саймонъ, милый Саймонъ, развѣ мы съ вами не друзья, развѣ друзьямъ нельзя подразнить другъ друга? Нѣтъ, а если мнѣ вздумается, я продѣну свою руку въ вашу. Право, сэръ, вы первый джентльменъ который ее отталкиваете... Видите, вотъ она теперь здѣсь! Вѣдь она здѣсь у мѣста, Саймонъ, и ей тутъ хорошо, Саймонъ? Она заглядывала мнѣ въ лицо, выпрашивая извиненія за нанесенную обиду, по все-таки подтрунивая надъ моимъ трагическимъ видомъ. -- Да, вы непремѣнно должны пріѣхать въ Лондонъ, продолжала она, похлопывая меня по рукѣ. -- Вѣдь миссъ Барбара въ Лондонѣ! А мнѣ сдается... можетъ быть я ошибаюсь, Саймонъ?-- что вамъ хочется кое-за-что попросить у нея прощенія.
   -- Если я пріѣду въ Лондонъ, то пріѣду ради васъ, и только васъ! вскричалъ я.
   -- Нѣтъ, нѣтъ. Вы пріѣдете любить того кого любитъ король, узнать то что онъ скрываетъ и пить изъ его кубка. Я, сэръ, не могу быть причастна къ вашей высокой судьбѣ.
   Она отступила отъ меня, низко присѣла и стала противъ меня съ улыбкою.
   -- Ради васъ, и только васъ, повторилъ я.
   -- Значитъ король меня полюбитъ? спросила она.
   -- Боже сохрани! сказалъ я съ жаромъ.
   -- О, скажите пожалуйста, почему это Боже сохрани?.. Вы весьма торопитесь съ вашимъ "Боже сохрани". Значитъ, я скорѣе должна принять вашу любовь чѣмъ любовь короля, мистеръ Саймонъ?
   -- Моя любовь честна, сказалъ я сухо.
   -- О, я обожала бы деревню если бы тутъ всѣ не толковали о своей честности! Я видѣла короля въ Лондонѣ и онъ вполнѣ джентльменъ.
   -- Можетъ-быть вы также видѣли и королеву?
   -- Правда, видѣла. Ахъ, васъ это коробитъ, Саймонъ? Ну, я была неправа. Послушайте, здѣсь мы въ деревнѣ, мы будемъ умниками. Но когда мы превратимъ васъ въ горожанина, ну, тогда... тогда мы будемъ таковы каковы люди въ городѣ. Кромѣ того черезъ десять минутъ я ухожу домой, и будетъ жестоко если и я тоже оставлю васъ разсерженнымъ. Пускай у васъ останется болѣе пріятное воспоминаніе о моемъ отъѣздѣ чѣмъ то которое вамъ оставила миссъ Барбара.
   -- Какъ мнѣ найти васъ когда я пріѣду въ городъ?
   -- Если вы спросите перваго встрѣчнаго джентльмена -- не помнитъ ли онъ Сидерію, вы найдете меня съ такою быстротой какая для васъ будетъ полезна.
   Я просилъ ее высказаться, но она рѣшила не давать поясненій.
   -- Видите, уже поздно, сказала она:-- Я ухожу.
   Потомъ она вдругъ подошла ко мнѣ.
   -- Бѣдный Саймонъ, произнесла она мягко.-- Но это вамъ полезно, Саймонъ. Со временемъ вы надъ этимъ посмѣетесь, Саймонъ.
   Она говорила какъ будто была па пятьдесятъ лѣтъ старше меня.
   Отвѣтъ мой выразился не словами и не доводами. Я схватилъ ее въ объятія и принялся цѣловать. Она вырывалась, но со смѣхомъ. Тутъ у меня мелькнула мысль что Барбара не стала бы пи вырываться, ни смѣяться. Но Сидерія смѣялась.
   Потомъ я выпустилъ ее и, ставъ на одно колѣно, смиренно поцѣловалъ ея руку, какъ будто она была тѣмъ же чѣмъ была Барбара. Если бъ она не была такова (а я не зналъ что она такое), все-таки моя любовь возвысила бы ее и создала бы тронъ гдѣ она могла бы возсѣдать королевой. Моя новая поза вызвала на ея лицѣ внезапную серіозность и она склонилась надо мною съ улыбкой которая теперь казалась нѣжною, почти грустною.
   -- Бѣдный Саймонъ, бѣдный Саймонъ, шептала она.-- Поцѣлуйте теперь у меня руку; поцѣлуйте ее какъ будто передо мною можно благоговѣть. Вамъ это не принесетъ вреда, а... а можетъ-быть... можетъ-быть мнѣ будетъ пріятно объ этомъ вспомнить.
   Она нагнулась и поцѣловала меня въ лобъ пока я стоялъ передъ нею на колѣнахъ.
   -- Бѣдный Саймонъ, шепнула она задѣвая мои волосы своими.
   Потомъ постепенно и ласково отняла у меня руку. Я взглянулъ ей въ лицо: губки ея улыбались, но на ея рѣсницахъ мнѣ почудилась росинка. Она засмѣялась, и смѣхъ закончился легкимъ вздохомъ, какъ будто со смѣхомъ боролось рыданіе. И голосъ ея звонко разнесся между деревьями въ тихомъ вечернемъ воздухѣ когда она громко воскликнула:
   -- До чего я иногда могу быть глупа!
   Потомъ она повернулась и оставила меня, быстро убѣжавъ по травѣ и ни раза не оглянувшись. Я провожалъ ее глазами пока она скрылась, затѣмъ сѣлъ на землѣ; губы мои подергивались, а печальные глаза были широко раскрыты.
   О, счастіе юности! О, тяжкія горести! Такимъ-то образомъ она вошла въ мою жизнь.
   

ГЛАВА III.
Музыка св
ѣта.

   Если бы философъ изучившій человѣческій духъ такъ же какъ Фламстидъ изучилъ звѣздные пути, или великій Ньютонъ -- законы внѣшней природы, взялъ человѣка объятаго могучею любовною страстію, глубокимъ горемъ или какимъ угодно властнымъ волненіемъ и разсмотрѣлъ бы безпристрастно, съ холодною точностію, какая часть его времени въ дѣйствительности занята предметомъ который, какъ мы говоримъ по привычкѣ, наполняетъ его мысли, поглощаетъ его жизнь или повелѣваетъ его разсудкомъ, свѣтъ былъ бы въ правѣ улыбнуться (и по-моему, ему лучше было бы улыбаться чѣмъ плакать) исходу изслѣдованія. Когда минуетъ кратковременное первое потрясеніе, какъ мало изъ полныхъ двадцати четырехъ часовъ придется па долю деспота, хотя поэты и называютъ его ненасытнымъ. Надо спать, ѣсть, пить, одѣваться, снимать съ себя платье и покупать его. Если человѣкъ здоровъ тѣломъ, у него есть развлеченія; если онъ въ здравомъ умѣ, существуютъ интересы этой жизни и заботы о будущей. Если онъ молодъ, то въ самой его природѣ заключена радость жизни которая съ терпѣливою, презрительною улыбкой отвергаетъ его увѣренія, будто онъ обреченъ горестямъ, и волею-неволею заставляетъ его смѣяться и пѣть. Итакъ, если онъ не утопится черезъ недѣлю, такимъ способомъ прекращая слѣдствіе, то есть вѣроятіе что черезъ мѣсяцъ онъ успокоится, а къ концу года, если онъ человѣкъ съ хорошимъ сердцемъ, признаками его бѣдствія останутся только пріумноженное здравомысліе и чуткость духа. Однако все это не страхуетъ его отъ возврата болѣзни при благопріятномъ случаѣ.
   Въ собственномъ моемъ случаѣ (если прослѣдить мою повѣсть до ея заключенія, я увѣренъ что меня не сочтутъ человѣкомъ смотрѣвшимъ на любовную болѣзнь легкомысленнѣе моихъ собратьевъ) этому процессу выздоровленія весьма цѣлебному, однако въ нѣкоторомъ смыслѣ унизительному, содѣйствовалъ цѣлый рядъ обстоятельствъ въ которыхъ мать моя увидала милость Неба нашему семейству, а викарій -- дѣйствіе пророчества Бетти Назротъ. Лѣтъ сорокъ тому назадъ дядя моей матери открылъ шерстяную фабрику въ Норвичѣ и, никогда не упуская изъ вида ту истину что люди должны одѣваться, какого бы мнѣнія они пи держались въ вопросахъ церкви и государства, и что дѣло суконщика -- одѣвать ихъ, а не думать за нихъ, онъ жилъ спокойно среди всѣхъ треволненій, и торговля его весьма процвѣтала. Для женитьбы у него не достало времени или склонности и теперь, состарѣвшись, онъ возымѣлъ ко мнѣ расположеніе и выразилъ намѣреніе сдѣлать меня наслѣдникомъ значительной части своего состоянія если я окажусь достойнымъ такой доброты. Доказательство котораго онъ требовалъ было разумно, хотя я усмотрѣлъ въ немъ причину сильно сокрушаться: вмѣсто того чтобы стараться попасть въ Лондонъ, я долженъ былъ ѣхать въ Норвичъ и жить тамъ съ нимъ чтобъ утѣшить его старые годы и, не будучи участникомъ въ торговлѣ, научиться кое-какимъ серіознымъ жизненнымъ занятіямъ и познакомиться съ положеніемъ людей мнѣ равныхъ; по его словамъ, эти предметы были по большей части прискорбно неизвѣстны молодымъ джентльменамъ. Оно дѣйствительно такъ и было, и человѣкъ не считался лучшимъ товарищемъ если зналъ ихъ; что-нибудь дѣлать или знать нѣчто что могло бы содѣйствовать выгодѣ человѣка или прославленію Бога въ тѣ времена было не въ модѣ. Но я не хочу сказать что мода сильно измѣнилась, или что она измѣнится. Итакъ я отправился въ Норвичъ, хотя неохотно, и прожилъ тамъ цѣлыхъ три года стараясь покоить старость моего дяди, а на досугѣ утѣшаясь развлеченіями которыя предоставлялъ этотъ большой и важный городъ и которыхъ, въ сущности, было достаточно для всякаго благоразумнаго человѣка. Но разсудокъ и юность -- плохіе товарищи, и я все время походилъ на Израильтянъ въ пустынѣ; мысли мои были направлены къ Обѣтованной землѣ и я съ трудомъ сносилъ испытаніе. Этому настроенію я приписываю то обстоятельство что въ моей памяти сохранилось лишь немногое изъ моей жизни въ Норвичѣ, да и къ тому немногому я рѣдко возвращаюсь мысленно: предшествующимъ и послѣдующимъ временемъ бываютъ поглощены мои взгляды когда я смотрю назадъ. Со смертію моего дяди насталъ конецъ; тутъ я, получивъ отъ него великія благодѣянія, искренно огорчился и притомъ испыталъ нѣкоторыя угрызенія совѣсти, такъ какъ опечалилъ его отказавшись взяться за его дѣло какъ за свое собственное и предпочелъ свободу съ небольшимъ обезпеченіемъ всему его состоянію связанному съ условіемъ проводить дни въ качествѣ суконщика. Если бъ я рѣшилъ иначе, я жилъ бы болѣе мирною жизнію и умеръ бы болѣе богатымъ человѣкомъ. Но я не раскаиваюсь: не богатства и не миръ, по игра крови, рукопашныя схватки и собственная сметливость образуютъ жизнь па которую человѣкъ можетъ оглянуться безъ стыда и съ упоеніемъ.
   Приближался двадцать второй день моего рожденія когда я вернулся въ Гачстедъ съ наружностію и манерами навѣрно безнадежно провинціальными, по съ карманомъ, за содержимое котораго не одинъ щеголь уступилъ бы кое-что изъ своихъ перьевъ и султановъ. Три тысячи фунтовъ помѣщенныя въ дѣлѣ моего дяди и приносившія хорошій и правильный доходъ дѣлали Саймона Доля въ глазахъ его семьи особою гораздо болѣе важною чѣмъ онъ былъ три года тому назадъ. То были средства на которыя при бережливости и скромности джентльменъ могъ жить; то была ступень съ которой нога его могла подняться выше по жизненной лѣстницѣ. Лондонъ былъ въ моей власти; всѣ обѣщанія и возможность успѣха которыя онъ носилъ въ себѣ были въ предѣлахъ полета моего занесшагося ума. Сестры смѣнили рѣзкія увѣщанія почтительнымъ восхищеніемъ, мать моя ничего не боялась, развѣ только того что высокое положеніе которое теперь несомнѣнно мнѣ суждено можетъ нанести ущербъ семейнымъ добродѣтелямъ вложеннымъ ею въ меня. Чтб касается викарія, онъ поглаживалъ себѣ носъ и посматривалъ на меня взглядомъ такъ ясно говорившимъ о Бетти Назротъ что я принимался смѣяться ото всего сердца.
   Такимъ образомъ подвергаясь сильной опасности впасть въ самообожаніе, я принялъ наилучшее лѣкарство, хотя отнюдь
   не намѣренно, явись къ лорду Квйнтопу жившему тогда въ Минорѣ. Здѣсь моя свѣсь была весьма посбита и скоро упала до надлежащихъ размѣровъ. Здѣсь я не былъ важнымъ человѣкомъ, и милордъ хотя принялъ меня очень привѣтливо, меньше говорилъ о моихъ богатствахъ чѣмъ о недостаткахъ моего обращенія и о деревенскомъ видѣ моего наряда. Однако, онъ- совѣтовалъ мнѣ ѣхать въ Лондонъ, такъ какъ тамъ человѣкъ, потершись среди свѣта, научается знать себѣ цѣну и утрачиваетъ невѣжественное чванство которое обыкновенно рождается изъ деревенскаго величія. Нѣсколько огорошенный, я поблагодарилъ его за доброту и осмѣлился справиться о миссъ Барбарѣ.
   -- Она здорова, отвѣтилъ онъ съ улыбкой, -- и стала важною дамой. Остряки сочиняютъ на нее эпиграммы, а дураки пишутъ ей стихи. Но она хорошая дѣвушка, Саймонъ.
   -- Я увѣренъ въ этомъ, милордъ, вскричалъ я.
   -- Смѣлъ будетъ тотъ кто въ нынѣшнее время будетъ въ этомъ увѣренъ относительно кого бы то ни было, сказалъ онъ сухо. -- Но оно именно такъ, слава Богу. Посмотрите, вотъ экземпляръ стиховъ которые она недавно получила, и онъ бросилъ мнѣ бумагу.
   Я пробѣжалъ ее и увидалъ много такихъ выраженій: "сверкающій ледъ", "не тающіе снѣга", "Венера", "Діана" и т. д.
   -- Кажется, стихи плоховаты, милордъ, сказалъ я.
   -- Да, пожалуй, засмѣялся онъ,-- но ихъ сочинилъ человѣкъ извѣстный. Смотрите, какъ бы вамъ не написать еще хуже, Саймонъ.
   -- Я буду имѣть честь видѣть миссъ Барбару, милордъ? спросилъ я.
   -- Что касается этого, мы увидимъ, Саймонъ, когда вы пріѣдете. Да, мы должны посмотрѣть въ какое общество вы попадете. Напримѣръ, у кого еще вы разчитываете побывать когда устроитесь въ Лондонѣ?
   Онъ пристально посмотрѣлъ на меня слегка наморщивъ лобъ, но съ улыбкою и даже ласковою на губахъ. Мнѣ стало жарко, и я сознавалъ что къ тому же краснѣю.
   -- Я немногихъ знаю въ Лондонѣ, милордъ, пролепеталъ я,-- да и тѣхъ не близко.
   -- Да и тѣхъ не близко, дѣйствительно, отозвался онъ. Морщины углубились, и улыбка исчезла. Но улыбка появилась снова когда онъ всталъ и ударилъ меня по плечу.
   -- Вы честный мальчикъ, Саймонъ, сказалъ онъ,-- хотя Богу и угодно было создать васъ глупенькимъ. И скажите ради Бога: кому хотѣлось бы чтобы всѣ мальчики были мудры? Ступайте въ Лондонъ, завяжите побольше знакомствъ и узнайте получше тѣхъ людей съ которыми вы уже знакомы. Ведите себя какъ подобаетъ джентльмену и помните, Саймонъ, чѣмъ бы король ни былъ, все-таки онъ король.
   Произнеся это весьма выразительно онъ ласково повелъ меня къ двери.
   "Почему онъ упомянулъ о королѣ?" размышлялъ я идя паркомъ домой; хотя все извѣстное о королѣ даже намъ въ деревнѣ въ достаточной степени объясняло его слова, однако милордъ сказалъ мнѣ эти слова съ какимъ-то особеннымъ значеніемъ, какъ будто они касались меня ближе чѣмъ большинства людей. Однако, если оставить въ сторонѣ глупую болтовню Бетти Назротъ, какъ навѣрно дѣлалъ милордъ, какое отношеніе имѣлъ я къ королю или къ тому чѣмъ онъ можетъ быть?
   Около этого времени въ деревнѣ надѣлала много шума отставка ото всѣхъ должностей великаго министра и превосходнаго писателя лорда Кларендона и дальнѣйшія мѣры которыми грозили ему враги. Деревенскіе старики обыкновенно сходились въ тѣ дни когда приходила почта и оживленно обсуждали полученныя изъ Лондона извѣстія. Правительственныя дѣла весьма мало тревожили мою голову, но отъ полной праздности я часто присоединялся къ нимъ, удивляясь что они такъ взволнованы происшествіями которыя не производили почти никакой перемѣны въ пашемъ отдаленномъ уголкѣ. Такимъ образомъ я находился въ ихъ обществѣ въ трактирѣ "Короля и Короны" черезъ два дня послѣ моего разговора съ лордомъ Квинтовомъ. Я сидѣлъ передъ кружкою эля поглощенный собственными мыслями, мало обращая вниманія на окружающее, когда, къ моему изумленію, почталіопъ, спрыгнувъ съ лошади, подошелъ прямо ко мнѣ держа въ рукахъ большой пакетъ значительнаго вида. Полученіе письма было рѣдкимъ событіемъ въ моей жизни, но за нимъ послѣдовало еще болѣе рѣдкое для завершенія моего удивленія, ибо почталіопъ хотя съ большою готовностію выпилъ за мое здоровье, не сталъ спрашивать денегъ за письмо, говоря что письмо вѣдомства его величества и потому безплатное. Онъ говорилъ довольно тихо и кругомъ стоялъ говоръ, но повидимому имя короля сквозь шумъ долетѣло до слуха викарія, потому что онъ тотчасъ же всталъ, подошелъ и, садясь возлѣ меня, воскликнулъ:
   -- Что такое онъ сказалъ о королѣ, Саймонъ?
   -- Онъ сказалъ, отвѣтилъ я, -- что это большое письмо попало ко мнѣ изъ вѣдомства короля и что я не долженъ за него платить.
   И я все вертѣлъ его въ рукахъ. Но надпись была довольно ясна: "Мйстеру Саймону Дэлю, эсквайру, въ Гачстедъ близь Гатфильда".
   Тѣмъ временемъ половина присутствующихъ окружила насъ едва ли не позабывъ о лордѣ Кларендонѣ. Малыя дѣла, намъ близкія, важнѣе большихъ дѣлъ вдали, и въ Гачстедѣ мои дѣла были значительнѣе чѣмъ паденіе канцлера или королевскій выборъ новыхъ министровъ. Поднялся крикъ чтобъ я распечаталъ пакетъ и обнаружилъ его содержимое.
   -- Нѣтъ, произнесъ викарій съ многозначительнымъ видомъ,--можетъ-быть король пишетъ ему по частному дѣлу.
   -- Этому можно было бы повѣрить если бы дѣло шло о милордѣ Залека, но не тогда когда оно касалось Саймона Дэля.
   Викарій мужественно встрѣтилъ смѣхъ.
   -- Но между королемъ и Саймономъ со временемъ будутъ частныя дѣла! вскричалъ онъ грозя кулакомъ насмѣшникамъ, впрочемъ, и самъ говоря полунасмѣшливо.
   Тѣмъ временемъ я вскрылъ пакетъ и сталъ читать. До сего дня во мнѣ живо изумленіе произведенное его содержаніемъ. Смыслъ былъ тотъ что король, вспомнивъ заслуги моего отца передъ королемъ-отцомъ (и позабывъ, повидимому, услуги оказанныя генералу Кромвелю) и будучи освѣдомленъ о моихъ собственныхъ вѣрноподданническихъ чувствахъ, мужествѣ и способностяхъ, всемилостивѣйше назначаетъ мнѣ мѣсто въ лейбъ-гвардейскомъ его величества полку, при чемъ вступленіе на мѣсто отсрочивается на шесть мѣсяцевъ со дня написанія письма чтобы мистеръ Дэль имѣлъ время ознакомиться со своими обязанностями и приготовиться къ своему посту; для сего королю далѣе угодно чтобы мистеръ Дэль, взявъ съ собою настоящее письмо, безотлагательно явился въ Уайт-голь за указаніями относительно обученія и другихъ предметовъ которые ему знать необходимо. Такъ заканчивалось письмо препоручая меня покровительству Всевышняго.
   У меня захватило духъ, окружавшіе меня сплетники разинули рты; викарій казался ошеломленнымъ. Наконецъ, кто-то проворчалъ:
   -- Не люблю я этой гвардіи. Какая королю нужна охрана помимо любви его подданныхъ?
   -- Такъ полагалъ его отецъ, не правда ли? воскликнулъ викарій мгновенно вспыхнувшій.
   -- Лейбъ-гвардія! прошепталъ я.-- Это самый почетный полкъ.
   -- Да, милый мальчикъ, сказалъ викарій.-- Для васъ было бы не дурно служить въ его рядахъ, но получить назначеніе отъ его величества!..
   Онъ не находилъ словъ и прибѣгнулъ къ табакеркѣ хозяина которую этотъ добрякъ, движимый тонкимъ сочувствіемъ, протянулъ ему въ виду такого случая.
   Вдругъ у меня въ головѣ мелькнули слова милорда которыя такъ сильно привлекли мое вниманіе въ то время когда были сказаны; казалось, теперь они нашли себѣ объясненіе. Если въ королѣ оказывались недостатки, то находить ихъ было не дѣло его собственныхъ слугъ и офицеровъ; я теперь вступалъ въ число его приближенныхъ; милордъ должно-быть зналъ что было на пути ко мнѣ изъ Лондона когда заговорилъ со мною такъ знаменательно, а знать онъ могъ только потому что самъ былъ двигателемъ этого дѣла. Я вскочилъ и подбѣжалъ къ викарію съ восклицаніемъ:
   -- Да вѣдь это услуга милорда! Онъ поговорилъ въ мою пользу.
   -- Да, да, это милордъ, забормоталъ и закивалъ обступившій меня кружокъ, удовлетворенный открытіемъ которое стало очевиднымъ едва было сдѣлано.
   Одинъ викарій не согласился; онъ взялъ еще щепотку табака и своенравно покачалъ головою.
   -- Я не думаю чтобъ это сдѣлалъ милордъ, сказалъ онъ.
   -- Почему бы нѣтъ, сэръ, а кто же еще? настаивалъ я.
   -- Не знаю, но не думаю чтобъ это сдѣлалъ милордъ, упорствовалъ онъ.
   Тогда я засмѣялся надъ нимъ, и онъ отлично понялъ что я смѣюсь надъ его отвращеніемъ къ незамысловатому, будничному объясненію чего бы то ни было, къ чему только возможно всѣми правдами и неправдами прицѣпить оттѣнокъ таинственности. Онъ снова ухватился за предсказаніе и не желалъ чтобы милордъ становился между нимъ и его конькомъ.
   -- Смѣйтесь себѣ, Саймонъ, сказалъ онъ серіозно.-- Но окажется все по-моему.
   Больше не обращая на него вниманія я схватилъ со скамьи шляпу, крича что мнѣ нужно сейчасъ же бѣжать и принести благодарность милорду, потому что онъ долженъ былъ въ тотъ день отправляться въ Лондонъ и могъ уѣхать если бы я не поспѣшилъ.
   -- По крайней мѣрѣ, уступилъ викарій,-- вреда не будетъ отъ того что вы ему скажете. Онъ удивится не меньше насъ.
   Снова засмѣявшись я убѣжалъ, бросивъ общество стѣною обступившее несговорчиваго викарія. Въ самомъ дѣлѣ, я хорошо сдѣлалъ что не замѣшкался, потому что, прибѣжавъ со всѣхъ ногъ къ замку, я засталъ экипажъ милорда уже у крыльца, и самъ онъ стоялъ въ плащѣ и шляпѣ собираясь садиться. Но онъ подождалъ чтобы выслушать мой прерывистый разказъ; когда же я дошелъ до его важнѣйшаго мѣста, онъ выхватилъ письмо у меня изъ рукъ и сталъ жадно читать. Сначала я подумалъ было что онъ притворяется и хочетъ только отречься отъ своего благодѣянія или же признаться въ немъ послѣ. По его обращеніе вскорѣ меня разубѣдило: онъ дѣйствительно былъ изумленъ какъ предсказывалъ викарій, мало того, если я вѣрно понималъ выраженіе его лица, онъ былъ къ тому же сильно недоволенъ: лобъ его густо нахмурился и онъ совершенно молча прошелъ со мною добрую половину всей террасы.
   -- Я тутъ ни причемъ, сказалъ онъ съ горечію.-- Я и моя семья оказали королю и его семьѣ черезчуръ много услугъ для того чтобы раздавать милости. Короли не любятъ своихъ кредиторовъ и не платятъ имъ.
   -- Но, милордъ, я не могу себѣ представить никакого инаго друга который обладалъ бы такою властію.
   -- Вотъ какъ? спросилъ онъ останавливаясь и кладя мнѣ руку на плечо.-- Можетъ-быть, Саймонъ, вы не понимаете какими путями можно достигнуть власти въ наши дни и какими способами пріобрѣтается довѣріе короля?
   Его слова и обращеніе умѣрили мою новую гордость; должно-быть лицо у меня вытянулось, потому что онъ продолжалъ привѣтливѣе:
   -- Ну, другъ, разъ благодѣяніе оказано, принимайте его безъ разсужденія. Каковъ бы ни былъ его источникъ, вы своимъ собственнымъ поведеніемъ можете сдѣлать его почетнымъ.
   Но я не могъ этимъ удовлетвориться.
   -- Въ письмѣ сказано, замѣтилъ я,-- что король помнитъ заслуги моего отца.
   -- Я думалъ было что вѣкъ чудесъ миновалъ, улыбнулся милордъ.-- А можетъ-быть и нѣтъ, Саймонъ?
   -- Въ такомъ случаѣ если это случилось не благодаря моему отцу и не благодаря вамъ, милордъ, я теряюсь.
   И я съ большою досадой сунулъ письмо въ карманъ.
   -- Мнѣ пора ѣхать, сказалъ милордъ поворачиваясь къ каретѣ.-- Навѣдайтесь ко мнѣ когда пріѣдете, Саймонъ; я полагаю что теперь вы пріѣдете скоро. Вы найдете меня въ моемъ домѣ на Саутгемптгонъ-скверѣ, и миледи будетъ рада вашему обществу.
   Я поблагодарилъ его за любезность, но лицо мое оставалось мрачно. Повидимому онъ подозрѣвалъ и намекалъ на какое-то пятно въ источникѣ почестей излившемся такъ неожиданно.
   -- Я ничего не могу понять! вскричалъ я.
   Онъ снова пріостановился въ то мгновеніе когда собирался ступить на подножку кареты и обернулся глядя мнѣ прямо въ лицо.
   -- Въ Лондонѣ рѣшительно нѣтъ больше друзей, Саймонъ? спросилъ онъ. Я снова покраснѣлъ подъ его испытывающимъ взглядомъ, -- Развѣ больше нѣтъ ни одного?
   Собравшись съ духомъ насколько могъ, я отвѣтилъ:
   -- Такого который далъ бы мнѣ мѣсто въ лейбъ-гвардіи, милордъ?
   И я презрительно засмѣялся.
   Милордъ пожалъ плечами и сѣлъ въ карету. Я затворилъ за нимъ дверцу и остановился въ ожиданіи отвѣта. Онъ перегнулся и сказалъ черезъ меня стоявшему сзади лакею:
   -- Трогай, трогай.
   -- Что вы хотите сказать, милордъ? воскликнулъ я.
   Онъ улыбнулся, но ничего не сказалъ. Карета тронулась; я долженъ былъ идти чтобы не отстать и скоро долженъ былъ побѣжать.
   -- Милордъ, вскричалъ я,-- какъ она можетъ?..
   Милордъ досталъ табакерку и раскрылъ ее.
   -- Не могу сказать -- какъ, произнесъ онъ приближая большой палецъ къ носу.
   -- Милордъ, воскликнулъ я теперь уже на бѣгу, -- вы знаете кто такое Сидерія?
   Милордъ смотрѣлъ на меня, а я бѣжалъ захлебываясь. Вскорѣ я долженъ былъ уступить, потому что лошади бойко бѣжали вдоль по аллеѣ. Казалось, онъ выжидалъ для своего отвѣта крайняго момента моей выносливости. Тутъ, махнувъ рукой въ окно, онъ сказалъ: "Весь Лондонъ знаетъ".
   Съ этими словами онъ закрылъ окно, а я отсталъ запыхавшись, изумленный и жестоко раздосадованный. Вѣдь онъ не сказалъ мнѣ ничего изъ того что мнѣ хотѣлось знать, а то что онъ сказалъ только нестерпимо разожгло мое любопытство. Однако, если онъ былъ правъ, эта таинственная дама извѣстная всему Лондону вспомнила Саймона Дэля! Семидесятилѣтній человѣкъ былъ бы тронутъ такимъ обстоятельствомъ; что же удивительнаго что мальчикъ въ двадцать два года отъ него чуть не обезумѣлъ?
   Странно сказать, викарію какъ будто представлялось болѣе правдоподобнымъ и несравненно болѣе пріятнымъ чтобы королевская милость была связана съ дамою которую мы называли Сидеріей чѣмъ то чтобъ эта милость являлась просто плодомъ дружеской услуги милорда. Въ то время его разговоръ немножко заразилъ и меня тѣмъ же духомъ и мы принялись соображать кто бы могла быть эта дама, предполагая въ своей невинности что она должна быть очень именита, и высокопоставлена если дѣйствительно ее знаетъ весь Лондонъ и если она имѣетъ голосъ въ выборѣ джентльменовъ на службу его величества. Оставалось сдѣлать только одинъ шагъ чтобъ усмотрѣть для меня видную карьеру гдѣ предсказаніе Бетти Назротъ сбылось бы и оказалось бы звеномъ связующимъ цѣпь странной судьбы и полнаго ея проявленія. Въ такихъ разговорахъ прошелъ вечеръ, а вмѣстѣ съ нимъ и моя досада. Теперь я порывался ѣхать, приниматься за дѣло, попытать того что сулила судьба и узнать то что зналъ весь Лондонъ, истинное имя дамы которую мы называли Сидеріей.
   -- Однако, сказалъ викарій внезапно призадумываясь когда я всталъ проститься,-- есть предметы повыше благосклонности судьбы, или короля, или знатной дамы. Придерживайтесь ихъ, Саймонъ, ради своего имени и къ чести моей, вашего учителя.
   -- Вы правы, сэръ, произнесъ я соглашаясь, разсѣянно, мысли мои блуждали.-- Надѣюсь, сэръ, что буду вести себя всегда какъ подобаетъ джентльмену.
   -- И христіанину, прибавилъ онъ кротко.
   -- Да, сэръ, и христіанину, согласился я довольно охотно.
   -- Идите себѣ, сказалъ онъ съ легкою улыбкой.-- Я проповѣдую ушамъ которыя теперь полны другихъ болѣе громкихъ звуковъ, напѣвовъ болѣе плѣнительныхъ, и мелодій болѣе заманчивыхъ. Поэтому теперь вы не можете слушать; нѣтъ, я знаю что если бы вы могли, вы стали бы слушать. Однако можетъ-быть настанетъ день -- если на то будетъ Божія воля это случится скоро -- когда струны по которымъ я слабо ударяю зазвучатъ громко и явственно, такъ что вы должны будете услышать какъ бы сладостно та, другая музыка ни баюкала ваши чувства. А если вы услышите, Саймонъ, внемлите; если вы услышите, внемлите!
   Съ такимъ напутствіемъ я его оставилъ. Онъ проводилъ меня до двери съ улыбкою на устахъ, но съ тревогою во взглядѣ. Я пошелъ своею дорогой ни раза не оглянувшись, ибо слухъ мой на самомъ дѣлѣ наполняла странная, обольстительная музыка.
   

ГЛАВА IV.
Сидерія разоблачена.

   Въ Гертфордѣ въ дилижансъ сѣлъ (потому что я, наконецъ, пустился въ путь и могу похвастаться что скоро управился съ прощаніемъ) джентльменъ съ вида лѣтъ тридцати, высокій, статный, съ худощавымъ лицомъ черты котораго были тонки и благородны. Его сопровождалъ слуга котораго тотъ называлъ Робертомъ, толстый, румяный малый, балагурившій по дорогѣ съ каждымъ почталіономъ и съ каждымъ конюхомъ. Джентльменъ, случайно получившій билетъ рядомъ со мною, не теряя времени завязалъ разговоръ на что я долго не рѣшился бы по своей деревенской застѣнчивости. Онъ вызвалъ меня на откровенность собственнымъ примѣромъ, сообщивъ что онъ изъ приближенныхъ лорда Арлингтона и возвращается въ Лондонъ по вызову лорда. Такъ какъ его патронъ былъ назначенъ государственнымъ секретаремъ, ему, мистеру Кристоферу Дарелю (такъ его звали), вѣроятно предстояло заняться отвѣтственными дѣлами и такимъ образомъ, какъ я могъ замѣтить, мѣсто его было довольно важно. Все это высказывалось съ удивительною искренностію и задушевностію, я же въ отвѣтъ раскрылъ ему свои удачи и надежды, умолчавъ только о Сидеріи. Мистеръ Дарель удивился или сдѣлалъ видъ будто удивился, услыхавъ что я не бывалъ въ Лондонѣ: моя внѣшность отзывалась столицею и ничѣмъ инымъ въ мірѣ, любезно завѣрялъ онъ, но поторопился предложить мнѣ свои услуги; такъ какъ лордъ Арлингтонъ не ожидалъ его въ этотъ вечеръ, самъ же онъ бросилъ прежнюю квартиру, то онъ предложилъ поселиться вмѣстѣ въ названной имъ гостиницѣ въ "Ковентъ-Гарденѣ" гдѣ онъ могъ ввести меня въ пріятное общество. Я весьма охотно принялъ его предложеніе. Потомъ онъ заговорилъ о дворѣ, о домашней жизни короля и герцога, о герцогинѣ Орлеанской которая, по слухамъ, должна была вскорѣ пріѣхать въ Англію (по какому дѣлу -- онъ не зналъ); затѣмъ онъ заговорилъ, но на этотъ разъ съ осторожностію, о лицахъ столь же извѣстныхъ, но менѣе высокопоставленныхъ, мелькомъ упомянувъ о леди Касльменъ, Элеонорѣ Гвинъ и другихъ, между тѣмъ какъ я слушалъ не то въ негодованіи, не то довольный. Но я отвлекъ его вопросомъ, не знакомъ ли онъ съ одной изъ дамъ герцогини по имени миссисъ Барбара Квинтонъ.
   -- Разумѣется, сказалъ онъ.-- При дворѣ нѣтъ дамы красивѣе ея и очень мало столь же честныхъ.
   Я поспѣшилъ сообщить ему что миссисъ Барбара и я старинные друзья. Онъ засмѣялся, отвѣчая мнѣ:
   -- Если вы хотите стать для нея еще чѣмъ нибудь, не теряйте времени. Невозможно чтобъ она отвергла еще многихъ искателей, а нѣкій весьма богатый аристократъ вздыхаетъ по ней такъ громко что слышно отъ дворца до противоположнаго конца Лондона.
   Я услышалъ эти новости съ любопытствомъ, гордостію и оттѣнкомъ ревности, но въ то время я былъ такъ поглощенъ собственными судьбами что скоро къ нимъ вернулся и собравшись съ духомъ, хотѣлъ было освѣдомиться у своего спутника, не приходилось ли ему когда слыхать о Сидеріи, когда онъ далъ разговору новое направленіе небрежнымъ вопросомъ:
   -- Вы вѣроятно англиканскаго исповѣданія, сэръ?
   -- Да, конечно, отвѣтилъ я съ улыбкою и можетъ-быть слегка вытаращивъ глаза.-- А за кого же вы меня принимали, сэръ?.. за методиста или паписта?
   -- Извините, извините если вы обидѣлись моимъ вопросомъ, возразилъ онъ со смѣхомъ.-- Знаете ли, много есть людей которые принадлежатъ къ тѣмъ или другимъ.
   -- Страна узнала это себѣ на бѣду, произнесъ я увѣренно.
   -- Да, сказалъ онъ задумчиво, -- и можетъ-быть она узнаетъ это снова.
   Ничего не прибавивъ онъ пустился въ описаніе знаменитаго полка въ который мнѣ предстояло вступить и въ заключеніе присовокупилъ:
   -- Если же вы не прочь подраться, подмастерья изъ Сити всегда доставятъ случай джентльмену изъ лейбъ-гвардіи. Берите съ собою двухъ-трехъ спутниковъ когда пойдете на востокъ отъ Темпль-Бара. Кстати, сэръ, если такой вопросъ простителенъ, какимъ образомъ получили вы свое назначеніе? Вѣдь мы знаемъ что достойный человѣкъ, будучи одинокъ, обыкновенно остается нагъ.
   Мнѣ очень хотѣлось разказать ему всю свою повѣсть, но мною овладѣла стыдливость. Я еще не зналъ тогда какъ много людей обязанныхъ своимъ движеніемъ впередъ вліянію женщины; моей мужской гордости не хотѣлось сознаться въ этомъ обязательствѣ. Я отдѣлался отъ него разказомъ о другѣ который не пожелалъ оглашать своего имени; потомъ, намѣренно поговоривъ о предметахъ постороннихъ, я воспользовался краткимъ молчаніемъ и задалъ ему свой важнѣйшій вопросъ:
   -- Скажите, сэръ, слыхали вы о дамѣ которая иногда называетъ себя Сидеріей?
   Боюсь что щеки мои слегка зарумянились какъ я ни усиливался подавить такое проявленіе незрѣлости.
   -- Сидерія? Гдѣ я слыхалъ это имя? Нѣтъ, я никого не знаю... а впрочемъ...
   Онъ помолчалъ, потомъ, хлопнувъ себя по ногѣ, воскликнулъ:
   -- Честное слово, да; я былъ увѣренъ что слыхалъ его! Это имя изъ театральной піесы, изъ... изъ "Индійскаго императора" Должно-быть ваша дама скрывала свое настоящее имя.
   -- Я тоже такъ полагалъ, кивнулъ я головою, скрывая свое разочарованіе.
   Онъ съ минуту, посмотрѣлъ на меня съ нѣкоторымъ любопытствомъ, но не выспрашивалъ больше; а такъ какъ мы начали приближаться къ Лондону, голова моя вскорѣ переполнилась настолько что не осталось мѣста даже для мыслей о Сидеріи. Мало пользы въ описаніи того что каждый человѣкъ помнитъ самъ по себѣ: какъ онъ въ первый разъ увидалъ величайшій въ свѣтѣ городъ съ его безконечными домами и кишащимъ народомъ. Я присмирѣлъ и умолкъ когда мы съ грохотомъ покатились по нему; я было позабылъ о своемъ спутникѣ, но случайно посмотрѣвъ въ его сторону, замѣтилъ его любопытный взглядъ устремленный на мое лицо. Когда мы достигли Сити онъ началъ показывать гдѣ былъ пожаръ и какъ подвигается перестройка. Снова удивленіе и тревога овладѣли мною.
   -- Да, сказалъ онъ,-- это прекрасная сокровищница для того кто умѣетъ достать къ ней ключъ.
   Однако, какъ я ни былъ изумленъ, мнѣ не хотѣлось бы чтобы предполагали будто я былъ совершенно неумытымъ деревенщиной. Пребываніе въ Норвичѣ если и не сдѣлало меня лондонцемъ, все-таки нѣсколько меня отесало и мнѣ сдается что новый пріятель сказалъ не совсѣмъ пустую любезность когда увѣрялъ что я не ударю лицомъ въ грязь. Первый взятый мною урокъ состоялъ въ томъ что какое бы удивленіе я ни испытывалъ, я не долженъ его выказывать, но относиться ко всякимъ случайностямъ такъ какъ будто онѣ -- самая обыкновенная въ мірѣ вещь, ибо такое поведеніе прежде всего служитъ пробнымъ камнемъ вашихъ качествъ. Въ самомъ дѣлѣ, хорошо было что я могъ сколько-нибудь постоять за себя, такъ какъ мнѣ предстояло окунуться въ середину потока со внезапностію которая испугала меня, хотя не могла быть мнѣ непріятного. За самое начало я былъ обязанъ мистеру Дарелю, за послѣдующее -- только самому себѣ и нраву никогда не бывшему изъ самыхъ терпѣливыхъ.
   Мы добрались до своей гостиницы, подкрѣпились и я стоялъ глядя въ вечерній сумракъ и соображая въ какое время будетъ прилично лечь спать, когда вошелъ мой пріятель съ озабоченнымъ видомъ и воскликнулъ, подходя ко мнѣ:
   -- Дорогой сэръ, надѣюсь что вашъ гардеробъ въ порядкѣ, такъ какъ я рѣшилъ немедленно сдержать слово и взять васъ сегодня же съ собою на одинъ пріемъ куда я получилъ приглашеніе. Мнѣ чрезвычайно хочется чтобы вы пошли со мною, такъ какъ мы тамъ встрѣтимъ многихъ лицъ которыхъ вамъ полезно знать.
   Разумѣется, я пустился въ извиненія, но онъ соглашался допустить только одно котораго я не могъ и не хотѣлъ привести. Ибо я запасся свѣжимъ и приличнымъ костюмомъ котораго отнюдь не стыдился; когда я надѣлъ его и оттѣнилъ новымъ подходящимъ плащемъ, мистеръ Дарель объявилъ что костюмъ вполнѣ соотвѣтствуетъ случаю.
   -- Вамъ недостаетъ только красивой трости, сказалъ онъ,-- но ее я самъ могу дать вамъ. Ну, позовемъ портшезы и отправимся, потому что уже становится поздно.
   Нашимъ хозяиномъ въ этотъ вечеръ былъ мистеръ Джерлингъ, весьма извѣстный при дворѣ джентльменъ; онъ занималъ насъ съ большимъ радушіемъ, а меня встрѣтилъ особенно любезно чтобъ я чувствовалъ себя свободно и не чуждался общества. Онъ помѣстилъ меня налѣво отъ себя, рядомъ со мною съ другой стороны сѣлъ Дарель, а напротивъ. меня сѣлъ милордъ графъ Карфордъ, красивый мущина лѣтъ тридцати или тридцати съ небольшимъ. Въ числѣ гостей Дарель указалъ мнѣ нѣсколькихъ имена которыхъ были мнѣ извѣстны: таковы были умный лордъ Рочестеръ, французскій посланникъ де-Коменжъ, чрезвычайно видный джентльменъ. Впрочемъ, такъ какъ они сидѣли на другомъ концѣ стола, я съ ними не познакомился и довольствовался тѣмъ что слушалъ разговоръ сосѣдей вставляя слово когда мнѣ это казалось приличнымъ и не грозило обнаружить невѣжество которое я весьма за собою сознавалъ. Мнѣ показалось что лордъ Карфордъ которому я не былъ формально представленъ (въ самомъ дѣлѣ, всѣ разговаривали между собою безъ стѣсненія), относился къ тому что я говорилъ съ чрезмѣрною заносчивостію и высокомѣріемъ; но когда Дарель шепнулъ мнѣ шутливо что онъ важный лордъ, а мнитъ себя еще того важнѣе, я пренебрегъ этимъ обстоятельствомъ, полагая что самою лучшею местію будетъ если я преподамъ ему урокъ вѣжливости. Такимъ образомъ все шло благополучно, пока мы не кончили кушанья и стали пить вино. Тутъ лордъ Карфордъ, нѣсколько разгоряченный выпитымъ, внезапно принялся поносить короля съ удивительнымъ жаромъ и вольностію, очевидно раздраженный какою-нибудь недавнею обидой. Издѣвки нашего хозяина, не слишкомъ тонкія или отборныя, скоро побудили его обнаружить причину недовольства. Онъ только того и ждалъ чтобы его заставили высказаться.
   -- Ни званія, ни дружбы, ни заслугъ, сказалъ онъ ударяя по столу,-- не достаточно чтобы получить отъ короля хотя бы малѣйшую милость. Все отдается женщинамъ: имъ стоитъ только попросить и онѣ получаютъ. Я просилъ короля дать мнѣ для моего двоюроднаго брата мѣсто въ лейбъ-гвардіи которое должно было "освободиться, и онъ... клянусь Небомъ, онъ обѣщалъ! Но тутъ является Нелли. Нелли проситъ мѣсто для своего пріятеля... и Нелли его получаетъ для пріятеля, а я остаюсь ни съ чѣмъ!
   Я встрепенулся когда онъ заговорилъ о лейбъ-гвардіи, и сидѣлъ теперь въ великомъ смущеніи. Дарелю тоже, какъ я могъ замѣтить, было очень неловко и онъ поспѣшно попробовалъ перемѣнить разговоръ, но мистеръ Джерминъ не пожелалъ этого.
   -- Кто же этотъ счастливецъ... новый счастливецъ, то-есть пріятель миссисъ Нелли? спросилъ онъ съ улыбкой.
   -- Какой-то неучъ изъ деревни, отвѣтилъ графъ:-- говорятъ, его зовутъ Дэль.
   Я чувствовалъ какъ билось у меня сердце, но увѣренъ что имѣлъ видъ довольно хладнокровный когда перегнулся къ нему и произнесъ:
   -- Ваши свѣдѣнія, милордъ, ошибочны. Я имѣю вѣскія причины утверждать это.
   -- Причины можетъ-быть и вѣски, сэръ, возразилъ онъ вытаращивъ на меня глаза,-- но онѣ не очевидны.
   -- Я самъ только что получилъ назначеніе въ королевскую лейбъ-гвардію и меня зовутъ Дэль, сказалъ я усиливаясь сохранить наружное спокойствіе, потому что чувствовалъ руку Дареля на своей рукѣ.
   -- Клянусь честью, значитъ, вы тотъ счастливецъ! язвительно произнесъ Карфордъ.-- Поздравляю васъ съ вашей...
   -- Постойте, постойте, Карфордъ, вмѣшался мистеръ Джерминъ.
   -- Съ вашею... крестною матерью, сказалъ Карфордъ.
   -- Ваши свѣдѣнія ошибочны, милордъ, яростно повторилъ я, хотя вмѣстѣ съ тѣмъ мною овладѣлъ сильный страхъ: я понялъ кого они подразумѣвали подъ именемъ Нелли.
   -- Клянусь Богомъ, сэръ, мои свѣдѣнія вѣрны, сказалъ онъ.
   -- Клянусь Богомъ, милордъ, сказалъ я хоть и не привыкъ божиться,-- клянусь Богомъ, милордъ, они ошибочны.
   Голоса наши гнѣвно возвысились; общество умолкло и всѣ прекратили разговоръ чтобы послушать насъ. Лицо Карфорда покраснѣло когда я такъ прямо сталъ обвинять его во лжи, а я дѣлалъ это тѣмъ задорнѣе что къ стыду и удивленію своему началъ подозрѣвать что слова его не были ложью. Но я храбро продолжалъ нападеніе.
   -- Поэтому, милордъ, сказалъ я, -- я попрошу васъ сознаться въ вашей ошибкѣ и отказаться отъ вашихъ словъ.
   Онъ расхохотался.
   -- Если бы мнѣ не было стыдно принять милость изъ такихъ рукъ, я бы не постыдился въ этомъ сознаться, произнесъ онъ.
   Я поднялся съ мѣста и спокойно поклонился ему. Всѣ поняли что я хотѣлъ выразить; онъ же, заблагоразсудивъ обращаться со мною дерзко, не всталъ и не отвѣтилъ на мой поклонъ, но остался на мѣстѣ язвительно улыбаясь.
   -- Кажется, вы меня не понимаете, милордъ, сказалъ я.-- Можетъ-быть вотъ это ускорить вашу сообразительность.
   И я бросилъ ему въ лицо салфетку которую мнѣ подали послѣ мяса. Тутъ онъ вскочилъ довольно проворно и всѣ гости послѣдовали его примѣру. Дарель схватилъ меня за руку и держалъ крѣпко. Джерминъ очутился возлѣ Карфорда. Я едва понималъ случившееся будучи ошеломленъ неожиданною ссорой, а еще больше мыслію на которую навели меня слова Карфорда. Я видѣлъ какъ Джерминъ выступилъ впередъ, а Дарель, выпустивъ мою руку, подошелъ и заговорилъ съ нимъ. Лордъ Карфордъ снова сѣлъ на свое мѣсто; я же облокотился на спинку своего стула и ждалъ. Дарель вскорѣ вернулся ко мнѣ.
   -- Вамъ лучше всего идти домой, сказалъ онъ тихо.-- Я все устрою. Вы должны сойтись завтра утромъ.
   Я кивнулъ головою; ко мнѣ возвратилось хладнокровіе и самообладаніе. Слегка поклонясь Карфорду и отвѣсивъ низкій поклонъ хозяину и прочимъ гостямъ я направился къ двери.
   На порогѣ я слышалъ какъ за моею спиной возобновились разговоры. Я сѣлъ въ дожидавшійся портшезъ и меня отнесли обратно въ гостиницу въ полуоглушенномъ состояніи. Я мало задумывался надъ ссорой или надъ предстоявшимъ поединкомъ. Мысли мои были поглощены разоблаченіемъ которое я выслушалъ. Я все еще въ немъ сомнѣвался; нѣтъ, я не хотѣлъ ему вѣрить. Но откуда же могла взяться такая сплетня если это вымыселъ? Казалось, она самымъ полнымъ и прискорбнымъ образомъ соотвѣтствовала случившемуся со мною и проливала свѣтъ на то что раньше представлялось загадкой. Прошло безъ малаго четыре года съ тѣхъ поръ какъ я разстался съ Сидеріей; но въ тотъ вечеръ я чувствовалъ что если извѣстіе справедливо, то я безъ сожалѣнія подставлю грудь подъ шпагу Карфорда.
   Будучи, какъ можно догадаться, мало расположенъ ко сну я зашелъ въ общую залу гостиницы и спросилъ бутылку вина. Въ комнатѣ былъ только какой-то сухопарый человѣкъ, очень просто одѣтый; онъ сидѣлъ за столомъ и читалъ книгу. Онъ ничего не пилъ; когда мнѣ подали вино, я спросилъ изъ вѣжливости второй стаканъ и предложилъ ему присоединиться ко мнѣ; онъ кисло покачалъ головою. Но потомъ онъ закрылъ книгу которая, какъ я теперь замѣтилъ, оказалась Библіей и устремилъ на меня пристальный взглядъ. Этотъ человѣкъ былъ страннаго вида: лицо у него было очень худое и длинное, а волосы (у него были свои волосы, а не парикъ) свисали прямо съ верхушки головы жесткими прядями. Я счелъ его за методиста и ничуть не удивился когда онъ обрушился на пороки нашего времени и принялся предсказывать Божіи судъ за грѣхи города.
   -- Моровая язва пришла и огнь пришелъ, вскричалъ онъ.-- Но злые не обратились и развратъ возгордился, а долготерпѣніе Господне истощилось.
   Такъ какъ все это казалось мнѣ очень скучнымъ, я понемногу пилъ себѣ вино и не отвѣчалъ. Мнѣ было о чемъ подумать и я охотно оставилъ грѣхи города въ покоѣ.
   -- Гнусное суевѣріе папства снова поднимаетъ голову, продолжалъ онъ,-- и богобоязненные люди терпятъ гоненія.
   -- Эти самые богобоязненные люди, сказалъ я,-- гнали въ свою очередь въ прежнее время. Многимъ кажется что они только получаютъ то что давали сами.
   Этотъ человѣкъ нѣсколько раздражалъ меня своею надоѣдливою бранью.
   -- Но часъ Господень приспѣлъ, продолжалъ онъ,-- и люди узрятъ какъ изольется гнѣвъ Его. Да, его узрятъ даже во дворцахъ.
   -- На вашемъ мѣстѣ, сэръ, сказалъ я сухо,-- я не сталъ бы говорить такъ съ чужими. Это могло бы оказаться опаснымъ.
   Нѣсколько мгновеній онъ зорко всматривался въ мое лицо, потомъ, перегнувшись ко мнѣ черезъ столъ, произнесъ глубокомысленно:
   -- Вы молоды и повидимому честны; спохватитесь во-время; сражайтесь на сторонѣ Господа, а не среди Его враговъ. Воистину часъ приспѣлъ.
   Мнѣ встрѣчалось много такихъ сумашедшихъ; провинція была полна ими: одни были изъ распущенныхъ солдатъ республики, другіе -- священники, лишившіеся мѣстъ, но этотъ человѣкъ казался безумнѣйшимъ изо всѣхъ мною видѣнныхъ. Однако, я дѣйствительно долженъ сознаться что полная мѣра правды, если не милосердія, заключалась въ описаніи королевскаго двора въ которое онъ теперь пустился съ великимъ ораторскимъ жаромъ и неудержимымъ, хотя и смѣхотворнымъ, проявленіемъ благочестія.
   -- Можетъ-быть вы совершенно правы, сэръ...
   -- Меня зовутъ Файніасъ Тэтъ.
   -- Можетъ-быть вы совершенно правы, другъ Файніасъ, сказалъ я,-- но я не могу всего этого измѣнить. Ступайте проповѣдывать королю.
   -- Королю будетъ произнесена проповѣдь такими словами которыя онъ долженъ будетъ услышать, возразилъ онъ нахмурясь,-- но еще время не настало.
   -- Теперь настало время ложиться спать, сказалъ я съ улыбкой.-- Вы живете здѣсь?
   -- Сегодня я ночую здѣсь. Завтра я буду говорить проповѣдь этому городу.
   -- Въ такомъ случаѣ боюсь какъ бы завтра же вамъ не пришлось ночевать въ менѣе удобномъ мѣстѣ.
   Пожелавъ ему спокойной ночи я повернулся было чтобъ уйти. Но онъ бросился за мною крича: "Помните, время кратко", и я сомнѣваюсь, удалось ли бы мнѣ отдѣлаться отъ него если бы въ эту минуту въ комнату не вошелъ Дарель. Къ моему удивленію, они, казалось, были знакомы, такъ какъ Дарель презрительно засмѣялся и воскликнулъ:
   -- Вы опять здѣсь, мистеръ Тэтъ! Какъ, вы все еще не предоставили этотъ проклятый городъ его судьбѣ?
   -- Онъ ждетъ своей судьбы, сурово отвѣтилъ методистъ,-- такъ же какъ люди вашего суевѣрія ожидаютъ своей.
   -- Моему суевѣрію придется самому о себѣ позаботиться, сказалъ Дарель пожавъ плечами и, видя мое недоумѣніе, прибавилъ:-- Мистеръ Тэтъ недоволенъ мною за то что я придерживаюсь старой вѣры.
   -- Вотъ какъ? вскричалъ я.-- Я не зналъ что вы... что вы принадлежите къ старой церкви.
   Я со смущеніемъ припоминалъ неосмотрительное замѣчаніе которое у меня вырвалось во время нашего совмѣстнаго путешествія.
   -- Да, сказалъ онъ просто.
   -- Да! вскричалъ Тэтъ.-- Вы и вашъ господинъ также, не правда ли?
   Лицо Дареля сдѣлалось сурово и холодно.
   -- Мнѣ бы хотѣлось чтобы вы были осторожнѣе, сэръ, когда затрогиваете имя лорда Арлингтона, сказалъ онъ.-- Вы отлично знаете что онъ не римскаго исповѣданія, но убѣжденный сторонникъ церкви нашей страны.
   -- Въ самомъ дѣлѣ? спросилъ Тэтъ съ нескрываемою язвительностію.
   -- Ну, довольно! вскричалъ Дарель вдругъ разсердясь.-- Мнѣ нужно поговорить съ моимъ другомъ о многомъ, и я буду радъ когда меня оставятъ съ нимъ на-единѣ.
   Тэтъ не сталъ возражать противъ того чтобъ оставить насъ, захватилъ свою Библію и вышелъ насупясь.
   -- Зловредный человѣкъ, произнесъ Дарель.-- Онъ попадется въ скоромъ времени. Ну, я уладилъ ваше дѣло съ лордомъ Карфордомъ.
   Но мнѣ хотѣлось слышать не о дѣлѣ съ лордомъ Карфордомъ. Я подошелъ къ нему когда онъ сѣлъ за столъ, положилъ руку ему на плечо и спросилъ просто:
   -- Это правда?
   Онъ посмотрѣлъ на меня очень ласково и отвѣтилъ мягко:
   -- Правда. Я догадался объ этомъ какъ только вы заговорили о Сидеріи. Сидерія -- это была та роль въ которой она впервые снискала расположеніе города, и это соображеніе вмѣстѣ съ вашимъ описаніемъ ея не оставляло во мнѣ мѣста сомнѣнію. Но я все-таки надѣялся что можетъ-быть и не окажется того чего я опасался, или, по меньшей мѣрѣ, что это можно будетъ скрыть. Но, кажется, дерзкая дѣвчонка не дѣлала изъ этого тайны. И вотъ вы впутались въ ссору, притомъ съ хорошимъ фехтовальщикомъ...
   -- Я ничуть не озабоченъ ссорой... началъ было я.
   -- Нѣтъ, вѣдь дѣло хуже чѣмъ вы думаете. Лордъ Карфордъ и есть тотъ самый джентльменъ котораго я подразумѣвалъ, говоря вамъ что у миссисъ Квинтонъ есть знатный поклонникъ. И она къ нему весьма расположена, а отецъ ея еще больше. Ссора съ нимъ, да еще по такому поводу, не послужитъ въ вашу пользу въ глазахъ лорда Квинтона.
   Дѣйствительно, казалось, всѣ фуріи соединились чтобы досадить мнѣ. Однако, мнѣ все-таки хотѣлось узнать о Сидеріи, такъ какъ я все еще не могъ повѣрить тому что мнѣ сказалъ Дарель. Усѣвшись возлѣ него я сталъ слушать пока онъ разказывалъ мнѣ что зналъ о ней; его свѣдѣнія немногимъ превышали тѣ которыя я самъ извлекъ изъ упомянутаго имъ ея настоящаго имени: увы, имени знакомаго по всей странѣ, воспѣтаго въ балладахъ, имени которое перекидывали изъ устъ въ уста въ разговорѣ и затаскивали даже въ важные споры касавшіеся судебъ народныхъ; ибо въ тѣ странные дни когда міръ казался игралищемъ самого діавола, великія державы, мало того, святыя церкви сражались подъ маскою лица актрисы или избирали красивую женщину своею поборницей. Душевно уповаю что цѣль освящала средства: они сильно нуждались въ этомъ заключительномъ оправданіи. Касльменъ и Нелли Гвинъ,-- развѣ всѣ мы не читали, не слыхали, не судачили о нихъ? Нашъ собственный викарій говорилъ мнѣ о Нелли и не хотѣлъ говорить черезчуръ сурово, потому что Нелли была протестанткою. Да-съ, Нелли, съ вашего позволенія, была протестанткою. А другія важныя духовныя лица прощали ей половину грѣховъ за то что она совершенно открыто и съ дерзкою находчивостію издѣвалась надъ первою леди которую подозрѣвали въ склонности къ Риму и въ намѣреніи завлечь короля въ лоно истинной церкви. Да и самъ я многое могъ бы простить ей, такъ какъ, оговорившись въ пользу моего добраго Дареля, я ненавидѣлъ паписта больше чѣмъ кого бы то ни было, развѣ за исключеніемъ методиста. Да, я простилъ бы ей все и сталъ бы любоваться ея хорошенькимъ личикомъ, смѣяться ея милому обхожденію. Я такъ и хотѣлъ сдѣлать когда пріѣхалъ въ городъ, не будучи, какъ я долженъ сознаться, щепетильнѣе большинства молодыхъ людей. Но я не зналъ что этотъ вопросъ задѣнетъ меня за живое. Развѣ я могъ простить ей свое горькое униженіе и сердечную боль, разбитую любовь и жгучее посмѣяніе? Я могъ бы простить ей все чѣмъ она была теперь. Какъ могъ бы я простить ей что она когда-то была моею Сидеріей?
   -- Ну, вамъ придется драться, сказалъ Дарель, -- хотя это нехорошая ссора, и онъ весьма сердечно пожалъ мнѣ руку съ дружескимъ вздохомъ.
   -- Да, мнѣ придется драться, сказалъ я,-- а послѣ того... если только "послѣ" окажется... мнѣ придется ѣхать въ Уайтголь.
   -- Чтобы взять вашъ дипломъ? спросилъ онъ.
   -- Чтобъ отказаться отъ него, мистеръ Дарель, сказалъ я съ оттѣнкомъ надменности.-- Неужели вы полагаете что я могу имъ воспользоваться, разъ онъ явился изъ такого источника?
   Онъ пожалъ мнѣ руку и произнесъ съ улыбкою которая казалась нѣжною:
   -- Вы провинціалъ. Ни одинъ человѣкъ изъ десяти не сталъ бы возражать противъ этого здѣсь.
   -- Да, я провинціалъ, сказалъ я.-- Именно въ провинціи я и узналъ Сидерію.
   

Глава V.
Я не долженъ забывать.

   Всякій согласится что никакимъ возможнымъ стеченіемъ несчастныхъ обстоятельствъ я, желавшій казаться уравновѣшеннымъ, сдержаннымъ джентльменомъ, а не буяномъ или распущеннымъ гулякою, не могъ сдѣлать худшаго вступленія въ новую жизнь. Меня мало безпокоило бы то что я положилъ начало дуэлью, но дуэль по такому поводу и изъ-за такой дамы (должно было показаться что я дерусь за ту, имя которой защищать уже поздно) сдѣлала бы мою репутацію посмѣшищемъ для весельчаковъ и оскорбленіемъ въ глазахъ всѣхъ болѣе приличныхъ горожанъ. Въ эту ночь я не мало размышлялъ въ гостиницѣ объ этой грустной сторонѣ дѣла, и отчаяніе овладѣло бы мною если бы я не надѣялся до нѣкоторой степени обѣлить себя шагомъ на который рѣшился. Ибо я рѣшилъ отвергнуть то содѣйствіе моей карьерѣ которое представляла неожиданная милость короля, и заново попытать счастья самостоятельно, освободясь отъ незаконныхъ преимуществъ которыя предоставляло незаслуженнымъ образомъ полученное мѣсто. Но даже въ огорченіи и несмотря на свои добродѣтельныя намѣренія, я все-таки дивился что Сидерія вспомнила обо мнѣ; не стану увѣрять, будто эта мысль не доставляла мнѣ удовольствія: молодой человѣкъ, гордость котораго не была бы польщена, достигъ бы болѣе высокой степени строгости и болѣе глубокой бездны безчувствія чѣмъ я. Но и тутъ я произносилъ обѣты отреченія, относительно которыхъ можно только замѣтить что они, несмотря на свое чрезвычайное благородство, по всему вѣроятію являлись совершенно излишними. Чѣмъ захотѣла бы или могла бы Сидерія быть для меня теперь? Она мѣтила повыше. Она по добротѣ бросила мнѣ кроху воспоминанія, она будетъ думать что мы вполнѣ разчитались; нѣтъ, она будетъ думать что мнѣ слишкомъ хорошо заплачено за разбитое сердце и разсѣянный самообманъ.
   Было ясное свѣжее утро когда мистеръ Дарель и я отправились къ мѣсту поединка; онъ несъ двѣ шпаги. Мистеръ Джерминъ согласился быть свидѣтелемъ моего противника, и я съ радостію узналъ что поединокъ ограничится одними главными лицами, а не вовлечетъ, какъ случалось черезчуръ часто, также и секундантовъ въ безсмысленную ссору. Мы шли проворно и, пересѣкши оксфордскую дорогу, вышли въ поле. Мы первыми явились на свиданіе, но ждать пришлось недолго: вскорѣ показались три портшеза и въ нихъ лордъ Карфордъ, его секундантъ и врачъ. Носильщики, выпустивъ своихъ сѣдоковъ, удалились на нѣкоторое разстояніе, мы же, предоставленные самимъ себѣ, какъ можно скорѣе занялись приготовленіями; особенно Дарель настойчиво торопилъ насъ: казалось, по городу распространился слухъ объ этомъ дѣлѣ, а ему не хотѣлось чтобъ явились зрители.
   Хотя я желаю писать безъ злобы и отдавать полнѣйшую справедливость тѣмъ, кого любить имѣю наименѣе причинъ, я вынужденъ сказать что лордъ Карфордъ показался мнѣ крайне взбѣшеннымъ на меня, между тѣмъ какъ я ничуть не былъ взбѣшенъ на него. Во-первыхъ, онъ оскорбилъ меня не преднамѣренно, такъ какъ не зналъ кто я; его дальнѣйшую дерзость можно было бы извинить повелительною формой моего требованія чтобъ онъ извинился; можетъ-быть это было слишкомъ рѣзко для молодаго и невѣдомаго человѣка. Честь вынуждала меня драться, но ничто не вынуждало меня ненавидѣть, и мнѣ хотѣлось только чтобъ оба мы отдѣлались поврежденіями столь малыми, какія допускались законами поединковъ. Онъ же былъ настроенъ иначе: его подергали за бороду и онъ намѣревался пощипать мою бороду (я говорю въ переносномъ смыслѣ, такъ какъ бороды у меня не было); пользуясь нѣкоторою извѣстностію какъ фехтовальщикъ, онъ никакъ не могъ отпустить меня невредимымъ. Нѣкій старый сержантъ генерала Кромвеля проживавшій въ Норвичѣ обучилъ меня владѣть рапирою, но я былъ не ровня милорду: я приписываю своему счастію и его бѣшенству что отдѣлался не дороже чѣмъ оказалось на дѣлѣ. Онъ кинулся на меня съ большою стремительностію и съ начала до конца поединка я былъ всецѣло поглощенъ самообороною; въ ней я преуспѣвалъ нѣсколько мгновеній и слышалъ какъ мистеръ Джерминъ сказалъ: "Да, онъ хорошо держится"; но тутъ явилась хитрая финта за которою послѣдовалъ бѣшеный натискъ и острая боль въ лѣвой рукѣ возлѣ плеча, между тѣмъ какъ рукавъ моей рубашки мгновенно обагрился кровью. Секунданты бросились между нами, а Дарель обхватилъ меня за поясъ.
   -- Я радъ что не случилось худшаго, шепнулъ я ему; затѣмъ мнѣ сдѣлалось очень нехорошо и лугъ заходилъ кругомъ меня. Нѣсколько минутъ я ничего болѣе не сознавалъ, когда же очнулся, врачъ хлопотливо перевязывалъ мнѣ руку, между тѣмъ какъ три джентльмена стояли вмѣстѣ кучкою поодаль. Колѣна тряслись подо мною, и я навѣрно былъ такъ же бѣлъ какъ лучшее бѣлье моей матери, но былъ доволенъ, чувствуя что честь моя спасена и что я какъ бы получилъ посвященіе въ общество джентльменовъ. По-видимому такъ думалъ и мистеръ Джерминъ, потому что когда мнѣ перевязали руку и я снова съ нѣкоторымъ трудомъ надѣлъ платье, а подъ локоть -- шелковую перевязь, онъ подошелъ и сталъ умолять врача чтобы тотъ позволилъ ему вести меня завтракать. Разрѣшеніе было дано на томъ условіи что я воздержусь отъ горячительной пищи и всѣхъ крѣпкихъ напитковъ. Итакъ мы отправились, при чемъ я подавилъ нѣкоторое удивленіе вызванное въ моемъ деревенскомъ умѣ тѣмъ открытіемъ что мой недавній врагъ предложилъ присоединиться къ нашему обществу. Дойдя до одного трактира на Друри-Ленѣ, мы очень весело позавтракали; мистеръ Джерминъ который (хотя маленькаго роста и на мой взглядъ неказистый) очевидно былъ высокаго мнѣнія о себѣ разказывалъ намъ свои любовныя приключенія и подвиги на полѣ чести, между тѣмъ лордъ Карфордъ относился ко мнѣ съ отмѣнною вѣжливостію и я недоумѣвалъ какъ истолковать перемѣну его обращенія, пока не оказалось что Дарель сообщилъ ему мое намѣреніе отказаться отъ мѣста пожалованнаго мнѣ королемъ. Когда мы стали чувствовать себя свободнѣе другъ съ другомъ, милордъ прямо заговорилъ объ этомъ дѣлѣ, заявляя что мое поведеніе доказываетъ совершенное благородство, и попросилъ меня позволить его собственному врачу навѣщать меня ежедневно, пока моя рана не заживетъ вполнѣ. Его намѣренная вѣжливость, а также дружеское обращеніе остальныхъ привели меня въ лучшее настроеніе чѣмъ то въ которомъ я находился послѣ вчерашняго вечерняго открытія; часовъ въ одиннадцать, когда нашъ завтракъ кончился, я снова почти примирился съ жизнью. Однако, прошло не много времени, какъ Карфордъ и я опять сдѣлались заклятыми врагами и скрестили шпаги съ неменьшимъ рвеніемъ, хотя на иной почвѣ.
   Дарель посовѣтовалъ мнѣ немедленно вернуться въ гостиницу и спокойно посидѣть тамъ до вечера, отложивъ путешествіе въ Уайтголь до слѣдующаго дня чтобы чрезмѣрное напряженіе не вызвало во мнѣ лихорадки; согласію его совѣту я потихоньку пошелъ вдоль Друри-Лена, направляясь обратно въ Ковентъ-Гарденъ. Лордъ Карфордъ и мистеръ Джерминъ отправились на пѣтушиный бой, гдѣ долженъ былъ присутствовать король, между тѣмъ какъ Дарель долженъ былъ явиться къ секретарю въ его кабинетъ; такимъ образомъ я остался одинъ и, подвигаясь не торопливо, вполнѣ отдавалъ вниманіе дѣловому и невѣроятному оживленію города. Я думалъ тогда и продолжаю думать что нигдѣ въ мірѣ для празднаго человѣка нѣтъ мѣста подобнаго Лондону; гдѣ еще онъ найдетъ готовымъ постоянный пиръ для своего зрѣнія, гдѣ еще разыгрываются ежечасно такія комедіи для услады глазъ? Довольно пріятно смотрѣть на бѣгущую рѣку, или глядѣть на такія огромныя горы какія я увидалъ много лѣтъ спустя, ѣдучи въ Италію; но гора не движется, а потокъ течетъ все однимъ и тѣмъ же движеніемъ и по обычному руслу. Дайте ихъ мнѣ, когда я войду въ лѣта, для молодаго же человѣка большой городъ -- царь всего.
   Такъ размышлялъ я идя по улицѣ, или же я думаю теперь что долженъ былъ такъ размышлять въ то время; когда человѣкъ пишетъ о своей юности, ему трудно быть увѣреннымъ что онъ не переноситъ на эту золотую страницу болѣе блѣдныя письмена начертанныя въ его умѣ позднѣйшими годами. Можетъ-быть я и вовсе ни о чемъ не думалъ, развѣ только что вотъ этотъ человѣкъ -- видный малый, вонъ та дѣвушка -- миленькая рожица, что платье мнѣ къ лицу, а раненая рука придаетъ мнѣ интересный видъ. Но каковы бы ни были мои размышленія, они внезапно были прерваны при видѣ толпы на Ленѣ возлѣ трактира "Пѣтуха и Сороки". Тутъ человѣкъ пятьдесятъ-шестьдесятъ, мущины и женщины, нѣкоторые -- приличные люди, другіе -- носильщики, цвѣточницы и тому подобный народъ, собрались вокругъ человѣка который произносилъ рѣчь или проповѣдь съ большимъ усердіемъ и жаромъ. Подойдя ближе я остановился изъ любопытства; оно превратилось въ участіе когда я узналъ въ проповѣдникѣ своего пріятеля Файніаса Тэта съ которымъ разговаривалъ наканунѣ вечеромъ. По-видимому, онъ безотлагательно принялся за дѣло, и если Лондонъ все еще не помышлялъ о своихъ грѣхахъ, винить въ этомъ нельзя было мистера Тэта. Онъ такъ и ринулся не щадя ни великихъ, ни малыхъ; если дворъ грѣховенъ, то и Друри-Ленъ не лучше; если Кастльменъ (онъ обращался съ именами безъ стѣсненія и весьма скупился на титулы прибавляемые изъ вѣжливости) такова какою онъ называлъ ее безъ обиняковъ, то какая изъ женщинъ стоявшихъ возлѣ него не такова же? Чѣмъ онѣ отличаются отъ болѣе знатныхъ кромѣ того что цѣна имъ не такъ высока и чѣмъ, кромѣ наглости, отстали онѣ отъ Элеоноры Гвинъ? Онъ выкрикнулъ послѣднее имя такъ какъ будто оно обозначало верхъ нечестія, и трепетъ пробѣжалъ по мнѣ когда я услыхалъ что его употребляютъ въ такомъ смыслѣ. Странно сказать что приблизительно такое же дѣйствіе оно произвело и на прочихъ слушателей. До сихъ поръ они слушали съ добродушною терпимостію, подмигивая другъ другу, усмѣхаясь когда палецъ проповѣдника указывалъ на сосѣда, мирно пожимая плечами когда онъ направлялся на нихъ самихъ. Лондонскій народъ съ долготерпѣніемъ относится къ брани: вы можете говорить все что вамъ угодно лишь бы вы имъ предоставили дѣлать что имъ угодно; они вынесутъ обвиненіе въ нечестіи съ удивительнымъ спокойствіемъ пока никто не берется принудить ихъ къ праведной жизни. Каковъ онъ теперь, таковъ онъ былъ и прежде, хотя много перемѣнъ прошло надъ страною и временемъ; таковъ онъ останется и впредь, хотя бы произошли новыя преобразованія.
   Но какъ я сказалъ, послѣднее имя расшевелило въ кучкѣ людей новое настроеніе. Другъ Файніасъ замѣтилъ произведенное имъ впечатлѣніе, но ошибочно истолковалъ его. Сочтя его поощреніемъ себѣ, онъ еще оскорбительнѣе далъ волю языку и такъ набросился на злополучный предметъ своего осужденія что у меня въ ушахъ зазвенѣло, я вдругъ быстро зашагалъ къ кучкѣ намѣреваясь заставить его молчать, но рослый, здоровенный носильщикъ съ грязнымъ краснымъ лицомъ опередилъ меня. Настойчиво пробившись локтями сквозь ряды онъ твердо сталъ передъ Файніасомъ и, довольно знаменательно покачивая головою, прорычалъ:
   -- Говорите что вамъ угодно про Касльменъ и прочихъ, мистеръ методистъ, но оставьте въ покоѣ Нелли.
   Одобрительный ропотъ пробѣжалъ вокругъ него. Нелли была имъ знакома: здѣсь, на Ленѣ, находилось ея царство.
   -- Не троньте Нелли, сказалъ носильщикъ, -- если хотите чтобъ у васъ кости остались цѣлы.
   Файніасъ не былъ трусомъ и угрозы только подлили масла въ огонь его рвенія. Я пошелъ было съ тѣмъ чтобы заткнуть ему ротъ, но, казалось, мнѣ предстояло заняться спасеніемъ его головы. Его тощее тѣло должно было хрупнуть и сломаться если бы его схватилъ могучій противникъ, мнѣ же вовсе не хотѣлось чтобы съ этимъ глупцомъ случилась бѣда; я началъ пробиваться къ этой парѣ и дошелъ до нихъ въ то самое мгновеніе какъ Файніасъ, пустившій самую острую стрѣлу, долженъ былъ поплатиться за свое непомѣрное искусство ударомъ огромнаго кулака носильщика. Я схватилъ этого молодца за занесенную руку, и онъ злобно повернулся ко мнѣ рыча:
   -- Вы ему пріятель, чего добраго?
   -- Вовсе нѣтъ, отвѣтилъ я.-- Но вы его убьете, дружище.
   -- Тогда пускай думаетъ о томъ что говоритъ. Убить его! Да мы и безъ него отлично обойдемся.
   Обстоятельства складывались довольно стѣснительно, общее настроеніе было одностороннее и мнѣ мудрено было воспрепятствовать насилію. Одна дѣвушка изъ толпы напомнила мнѣ о моей безпомощности слегка прикоснувшись къ раненной рукѣ, со словами:
   -- Вамъ уже опять не терпится подраться, сэръ?
   -- Онъ безумный, сказалъ я.-- Оставимъ его въ покоѣ; кому дѣло до его словъ?
   Но другъ Файніасъ недружелюбно отнесся къ моему заступничеству.
   -- Я безумный, вотъ какъ? завопилъ онъ ударяя кулакомъ по своей Библіи.-- Вы узнаете кто былъ безуменъ когда съ воплями будете валяться въ адскомъ пламени. И вмѣстѣ съ вами эта...
   И онъ снова набросился на бѣдную Нелли.
   Рослый носильщикъ не могъ этого сносить дольше. Съ вида легкимъ движеніемъ руки онъ отодвинулъ меня въ сторону, натолкнувъ меня прямо на грудь пухлой цвѣточницы которая съ громкимъ хохотомъ обхватила меня своими крѣпкими красными руками. Потомъ онъ шагнулъ впередъ, схватилъ Файніаса за шиворотъ и встряхнулъ его какъ собака встряхиваетъ крысу. Неизвѣстно, къ какому еще насилію онъ прибѣгъ бы: внезапно надъ нами изъ окна трактира "Пѣтуха и Сороки" раздался голосъ отъ котораго кровь во мнѣ закипѣла.
   -- Добрые люди, добрые люди, говорилъ голосъ: -- вѣдь изъ-за вашихъ проповѣдей и гвалта на Ленѣ даже выспаться нельзя человѣку. Пожалуйста, ступайте работать; если же у васъ работы нѣтъ, ступайте выпить. Вотъ вамъ деньги.
   Тутъ цѣлый градъ мелкихъ монетъ полетѣлъ намъ на головы немедленно вызвавъ дикую свалку. Моя цвѣточница выпустила меня чтобы принять участіе въ этой кутерьмѣ; носильщикъ остался недвижимъ все еще держа въ рукѣ бѣднаго Файніаса безсильно поникшаго; я же поднялъ глаза вверхъ къ окну "Пѣтуха и Сороки".
   Я посмотрѣлъ кверху и увидалъ ее. Ея блестящіе каштановые волосы разсыпались по плечамъ; сжатыми пальцами она протирала сонные глаза чтобъ они прояснились, свободная бѣлая кофточка, не слишкомъ высокая и не слишкомъ тщательно застегнутая на шеѣ, доказывала что ея туалетъ не оконченъ. Дѣйствительно, то была хорошенькая картинка когда она наклонилась изъ окна тихонько посмѣиваясь и заслонивъ теперь лицо отъ солнца одною рукой, между тѣмъ какъ другую она приподняла съ насмѣшливою укоризной проповѣднику.
   -- Фи, сэръ, фи! произнесла она.-- Къ чему набрасываться на бѣдную дѣвушку которая честно зарабатываетъ хлѣбъ, удѣляетъ бѣднымъ и притомъ ревностная протестантка? Потомъ она закричала носильщику:-- Выпустите его съ тѣмъ количествомъ жизни которое вы въ немъ оставили. Выпустите его.
   -- Вы слышали что онъ про васъ говорилъ... началъ было молодецъ сердито.
   -- Да, я слышу что всѣ говорятъ про меня, отвѣтила она безпечно.-- Пустите его.
   Носильщикъ угрюмо выпустилъ добычу, а Файніасъ, очутившись на свободѣ, началъ переводить духъ и отряхиваться. Еще монета слетѣла къ носильщику который подобравъ ее отправился вперевалку прочь пославъ въ предостереженіе своему врагу послѣднее ругательство. Послѣ того, только теперь, она взглянула на меня, между тѣмъ какъ я все время не сводилъ съ нея глазъ. Когда она увидала меня, улыбка ея стала шире, а глаза заискрились удивленіемъ и радостію.
   -- Какое счастливое утро! произнесла она всплеснувъ ручками.-- Ахъ, какое счастливое утро! Вѣдь это Саймонъ, мой Саймонъ, мой миленькій Саймонъ изъ деревни. Войдите ко мнѣ наверхъ, Саймонъ. Нѣтъ, нѣтъ, извините, я сойду къ вамъ внизъ, Саймонъ. Въ пріемную, въ пріемную. Скорѣе! Я сейчасъ сойду.
   Видѣніе скрылось, но мой взглядъ все оставался устремленнымъ на окно гдѣ оно появилось; понадобился трескучій голосъ Файніаса Тэта чтобы вывести меня изъ оцѣпенѣнія.
   -- Кто эта женщина? спросилъ онъ.
   -- Это... это... сама миссисъ Гвинъ, пролепеталъ я.
   -- Сама... самая эта женщина? переспросилъ онъ поспѣшно. Тутъ онъ внезапно пріосанился, обнажилъ голову и произнесъ торжественно:-- Слава Богу, слава Богу, быть-можетъ Ему угодно чтобы сіе древо изъято было изъ пламени.
   И не успѣлъ я заговорить или попробовать удержать его какъ онъ быстро шагнулъ черезъ пѣшеходную дорожку и вошелъ въ таверну. Я же, не видя другаго исхода, послѣдовалъ за нимъ по пятамъ и какъ можно скорѣе.
   Мысли мои путались. Въ предыдущую ночь я разсуждалъ самъ съ собою и вынудилъ у своей непокорной страсти рѣшеніе не видѣться и не говорить съ нею. Раздраженіе за тотъ стыдъ которому она меня подвергла содѣйствовало моему упорству и помогло мнѣ забыть что я былъ посрамленъ, потому что она обо мнѣ вспомнила. Но теперь я послѣдовалъ за Файніасомъ Тэтомъ. Какъ ни ясно и точно воспоминаніе, хотя оно, по-видимому, способно воспроизводить передъ глазами человѣка каждую черту, каждый оттѣнокъ и каждую позу съ полнѣйшею вѣрностію, однако, какъ оно бѣдно и слабо рядомъ съ живымъ зрѣніемъ тѣлесныхъ очей которое снова живописуетъ выцвѣтшую картину горячими и яркими красками, а человѣкъ упорствовавшій передъ убѣжденіями воспоминаній падаетъ ницъ пораженный могучею силой подлиннаго лицезрѣнія. Я послѣдовалъ за Файніасомъ Тэтомъ быть-можетъ чѣмъ-нибудь оправдываясь въ собственныхъ глазахъ (я въ самомъ дѣлѣ боялся что онъ обойдется съ нею грубо и будетъ жестоко откровененъ), однако въ глубинѣ сердца сознавая что я иду, такъ какъ не могу поступить иначе, и что когда она зоветъ каждая жизненная частица во мнѣ отвѣчаетъ на ея призывъ. Итакъ я вошелъ и увидалъ Файніаса который стоялъ на вытяжкѣ въ залѣ трактира, торопливыми пальцами перелистывая свою книгу какъ будто въ поискахъ текста вертѣвшагося у него на умѣ. Я прошелъ мимо него и прислонился къ стѣнѣ у окна; такимъ образомъ мы стали ждать ее, оба съ нетерпѣніемъ, но съ совершенно различными страстями.
   Она пришла теперь уже нарядно одѣтая, впрочемъ, все-таки небрежно. Она выставила въ дверь голову, сіяя улыбками, съ полнымъ отсутствіемъ стыдливости или смущенія, какъ будто встрѣтиться при нашихъ обстоятельствахъ было такимъ обыкновеннымъ дѣломъ. Потомъ она увидала Файніаса Тэта и вскричала надувъ губки:
   -- Но я хотѣла остаться на-единѣ съ Саймономъ, съ моимъ милымъ Саймономъ.
   Файніасъ съ излишнею готовностію прицѣпился къ ея словамъ.
   -- На-единѣ съ нимъ, да! воскликнулъ онъ.-- Когда же настанетъ время побыть на-единѣ съ Богомъ?
   -- Увы, сказала она, подходя и садясь за столъ,-- будетъ продолженіе? Право, я думала что вы все высказали на улицѣ. Я очень гадкая; на этомъ и покончимъ.
   Онъ приблизился къ столу и сталъ какъ разъ противъ нея протянувъ къ ней руку, между тѣмъ какъ она сидѣла опустивъ подбородокъ на руки и слѣдя за нимъ глазами нето любопытными, не то тревожными.
   -- Вы живущая въ явномъ грѣхѣ... началъ было онъ. Прежде чѣмъ онъ могъ продолжать я очутился возлѣ него.
   -- Придержите свой языкъ, сказалъ я.-- Какое вамъ дѣло?
   -- Пускай онъ продолжаетъ, Саймонъ, сказала она.
   И онъ заговорилъ, высказывая ей все (я молилъ Бога чтобъ его слова заключали въ себѣ болѣе чѣмъ все), всю правду, между тѣмъ какъ она терпѣливо слушала. Впрочемъ время отъ времени она слегка вздрагивала, какъ будто стряхивая съ себя нѣчто грозившее ужалить. Потомъ онъ упалъ на колѣна и сталъ горячо молиться; она все сидѣла спокойно. Онъ окончилъ молитву, снова поднялся и строго посмотрѣлъ на нее. Она встрѣтила его взглядъ привѣтливо, почти дружелюбно. Онъ снова протянулъ къ ней руку со словами:
   -- Чадо, неужели вы не можете понять? Увы, сердце ваше зачерствѣло! Молю Христа, Господа нашего, чтобъ Онъ отверзъ вамъ очи и обратилъ бы сердце ваше дабы въ послѣдній часъ ваша душа спаслась.
   Нелли съ удивительнымъ вниманіемъ принялась разсматривать розовые ноготки на правой рукѣ.
   -- Не знаю почему я большая грѣшница чѣмъ многія другія, сказала она.-- Ступайте съ вашими проповѣдями ко двору, сэръ.
   Казалось, внезапное бѣшенство овладѣло имъ, и онъ отбросилъ мягкость съ которою только что обращался къ ней.
   -- При дворѣ раздастся Слово, вскричалъ онъ,-- и гласъ будетъ громче моего. Чаша ихъ полна; мѣра ихъ нечестія перетянула и бѣжитъ черезъ край. Всякій живущій узритъ...
   -- Весьма возможно, сказала Нелли какъ будто разговоръ сталъ очень скучнымъ; тутъ она слегка зѣвнула, но при взглядѣ брошенномъ на меня искра веселости мелькнула въ ея глазахъ:-- А что постигнетъ Саймона? спросила, она.
   Онъ вздрогнулъ и обернулся ко мнѣ, какъ будто позабывъ о моемъ присутствіи.
   -- Этого молодаго человѣка? спросилъ онъ глядя мнѣ прямо въ лицо.-- Вѣдь лицо у него честное и, если онъ сумѣетъ выбирать друзей, онъ можетъ жить хорошо.
   -- Я принадлежу къ его друзьямъ, сказала Нелли; я не повѣрю чтобы кто бы то ни было въ свѣтѣ отрекся отъ заявленнаго такимъ образомъ притязанія.
   -- Что касается васъ, то да смягчитъ Господь ваше сердце, сказалъ ей Файніасъ.
   -- Нѣкоторые говорятъ что оно и такъ уже слишкомъ мягко, произнесла Нелли.
   -- Мы еще увидимся, сказалъ онъ ей и направился къ двери.
   Но прежде чѣмъ выйти онъ еще разъ обернулся ко мнѣ и посмотрѣлъ на меня очень пристально. Потомъ онъ вышелъ оставивъ насъ на-единѣ.
   По его уходѣ Нелли съ облегченіемъ вздохнула, протянула руки и уронила ихъ на столъ передъ собою; потомъ она вскочила и, подбѣжавъ ко мнѣ, схватила меня за руки.
   -- Все ли благополучно въ миломъ Гачстедѣ? спросила-она.
   Я отступилъ назадъ, высвободилъ руки и заговорилъ съ натянутымъ видомъ.
   -- Сударыня, здѣсь не Гачстедъ, сказалъ я,-- да и вы по-видимому не та леди которую я зналъ въ Гачстедѣ.
   -- А по-моему, вы очень похожи на джентльмена котораго я тамъ знавала, и притомъ знавала хорошо, возразила она.
   -- А вы очень не похожи на ту леди.
   -- Нѣтъ, я не такъ отъ нея отличаюсь какъ вы полагаете. Но и вы тоже намѣрены читать мнѣ нравоученія?
   -- Сударыня, произнесъ я съ холодною вѣжливостію,-- я долженъ поблагодарить васъ за добрую память, за вашу доброту и за оказанную мнѣ услугу; увѣряю васъ что цѣню ее не менѣе оттого что не желаю ею воспользоваться.
   -- Вы не желаете ею воспользоваться? воскликнула она.-- Какъ? Вы не хотите брать мѣста?
   -- Нѣтъ, сударыня, сказалъ я съ низкимъ поклономъ.
   Лицо ея стало похоже на личико хорошенькаго огорченнаго ребенка.
   -- А ваша рука? Гдѣ вы получили рану? Вы уже успѣли поссориться?
   -- Уже успѣлъ, сударыня.
   -- Но съ кѣмъ и изъ-за чего?
   -- Съ лордомъ Карфордомъ. Мнѣ незачѣмъ докучать вамъ изложеніемъ причины ссоры.
   -- Но я желаю знать ее.
   -- Милордъ сказалъ что мисъ Гвинъ достала мнѣ мѣсто.
   -- Вѣдь это правда.
   -- Несомнѣнно, но я все-таки дрался.
   -- Почему, разъ это правда?
   Я не отвѣтилъ ей. Она подошла и снова сѣла за столъ, глядя на меня глазами въ которыхъ я какъ будто читалъ боль и недоумѣніе.
   -- Я думала что это будетъ вамъ пріятно, Саймонъ, сказала она съ заискивающимъ взглядомъ который по меньшей мѣрѣ притворялся робкимъ.
   -- Никогда еще я такъ не гордился, сказалъ я, -- какъ въ тотъ день когда получилъ его и никогда еще, кажется, я не былъ такъ счастливъ, можетъ-быть за исключеніемъ тѣхъ дней когда мы съ вами гуляли въ паркѣ замка.
   -- Но вы, Саймонъ, будете рады этому мѣсту, несмотря на то что я доставила его вамъ.
   -- Я его не возьму. Я ѣду завтра въ Уайтголь отказаться отъ него.
   Она вскочила отъ удивленія; въ глазахъ ея мелькнулъ также гнѣвъ.
   -- Отказаться? Вы въ самомъ дѣлѣ собираетесь отъ него отказаться? И потому что оно доставлено мною?
   Мнѣ снова оставалось только поклониться. Я это и исполнилъ съ самымъ старательнымъ видомъ, хотя мнѣ была не по вкусу моя роль въ этой сценѣ. Горе человѣку который въ ея обществѣ долженъ проводить время въ выговорахъ!
   -- Ну, я жалѣю что вспомнила о васъ, сказала она укоризненно.
   -- Дѣйствительно, сударыня, мнѣ тоже хотѣлось бы позабыть.
   -- Вы и забыли, иначе вы не стали бы такъ со мною обращаться.
   -- Именно воспоминанія-то и заставляютъ меня быть рѣзкимъ, сударыня. Въ самомъ дѣлѣ, какъ могъ бы я забыть?
   -- Развѣ вы не забыли? спросила она подходя ближе.-- Нѣтъ, право я вѣрю что вы. не забыли! Послушайте, Саймонъ! Теперь она стояла держа лицо всего на ярдъ отъ моего, и губки ея снова изогнулись весело и лукаво.-- Послушайте, Саймонъ, сказала она,-- вы не забыли, вы не забудете и впредь.
   -- Весьма возможно, сказалъ я просто и взялъ со стола шляпу.
   -- Какъ поживаетъ миссисъ Барбара? внезапно спросила Нелли.
   -- Я у нея не былъ, отвѣтилъ я.
   -- Въ такомъ случаѣ я польщена, хотя наша встрѣча была довольно случайна. Ахъ, Саймонъ, мнѣ такъ хочется на васъ разсердиться. Но почему же я не могу? Сердиться я совсѣмъ не умѣю. (Тутъ она подошла еще ближе съ самою губительною улыбкой... нѣтъ, я хочу сказать -- съ самой восхитительной, но, впрочемъ, это часто бываетъ однимъ и тѣмъ же). Я не очень разсердилась даже и тогда когда вы меня поцѣловали, Саймонъ.
   Не мое дѣло говорить какого рода отвѣтъ она ожидала получить на эти слова. Я отвѣтилъ только повтореніемъ своего поклона.
   -- Вы оставите за собою мѣсто, Саймонъ? шепнула она и стала на цыпочки, какъ будто желая дотянуться до моего уха.
   -- Не могу, сказалъ я уже безъ поклона; боюсь что при этомъ я утратилъ холодное спокойствіе которое усиливался сохранить. Въ глазахъ ея блеснуло нѣчто похожее на торжество. Но это настроеніе быстро съ нея сбѣжало. Она призадумалась и отошла отъ меня. Я направился къ двери, но рука положенная на мою руку остановила меня.
   -- Саймонъ, спросила она,-- сладки ли ваши воспоминанія о Гачстедѣ?
   -- Да проститъ мнѣ Богъ, сказалъ я:-- они слаще моихъ упованій на Небо.
   Одно мгновеніе она серіозно смотрѣла на меня. Потомъ она произнесла со вздохомъ:
   -- Въ такомъ случаѣ я жалѣю что вы пріѣхали въ городъ. Лучше бы вы оставались тамъ со своими воспоминаніями. Они имѣли предметомъ меня?
   -- Они имѣли предметомъ Сидерію.
   -- Ахъ, Сидерію, отозвалась она съ легкою улыбкой.
   Но минуту спустя полнѣйшая веселость снова появилась на ея лицѣ; отнявъ руку она выпустила меня и закричала мнѣ въ догонку:
   -- Но вы не забудете, Саймонъ. Нѣтъ, вы не забудете. Я разстался съ нею, она стояла въ дверяхъ харчевни, грозя что я не забуду. Мнѣ же казалось пока я шелъ вдоль по Лену что въ головѣ у меня все перевернулось вверхъ дномъ.
   

ГЛАВА VI.
Приглашеніе ко двору.

   Согласно совѣту врача, я провелъ остальную часть дня въ гостиницѣ, а на слѣдующее утро, найдя что моя рана заживаетъ хорошо и что тѣло мое свободно отъ лихорадки, я переѣхалъ на новую квартиру мистера Дареля возлѣ Темпля гдѣ онъ самымъ любезнымъ образомъ предоставилъ двѣ комнаты въ мое распоряженіе. Здѣсь я также добылъ слугу, молодца котораго звали Джона Уолъ, и собрался ѣхать въ Уайтголь какъ мнѣ приказывало письмо короля. Я ничего не зналъ о мистерѣ Дарелѣ; онъ ушелъ раньше моего прихода и поручилъ своему слугѣ Роберту передать мнѣ что очень занятъ по дѣламъ секретаря и проситъ извиненія въ томъ что не можетъ предложить мнѣ своего общества. Однако я избавился отъ необходимости ѣхать въ одиночествѣ (что привело бы меня въ немалый трепетъ) посѣщеніемъ лорда Квинтона. Благоговѣніе нашихъ юныхъ лѣтъ сламывается съ трудомъ, и я встрѣтилъ своего гостя со смущеніемъ которое еще увеличилось отъ его строгихъ вопросовъ касательно моихъ поступковъ. Я поспѣшилъ сказать ему что рѣшилъ отказаться отъ даннаго мнѣ мѣста. Это извѣстіе такъ измѣнило его настроеніе что онъ перешелъ отъ холодныхъ укоровъ къ чрезвычайной сердечности; онъ удостоилъ превозносить мою щепетильность столь же почтенную сколь и рѣдкую (прибавлялъ онъ пожимая плечами); онъ принялся смѣяться самъ надъ собою, разказывая какъ гнѣвъ его на меня все усиливался и усиливался по мѣрѣ того какъ до него доходили все новые слухи обо мнѣ. Весьма желая теперь вознаградить меня за это онъ предложилъ отправиться со мною въ Уайтголь съ тѣмъ чтобы мы доѣхали въ его каретѣ до Мелля, а оттуда пошли бы вмѣстѣ пѣшкомъ. Я съ большою благодарностію согласился ѣхать въ его обществѣ, такъ какъ онъ могъ спасти меня и не дать мнѣ выказать невѣжество котораго я стыдился и поддержать мое мужество въ предстоявшемъ дѣлѣ. Итакъ мы отправились, а дорогою милордъ воспользовался случаемъ завести рѣчь о моемъ знакомствѣ съ мисъ Нелли, довольно ясно, хотя и не прямо намекая что съ моей стороны было бы благоразумно отказаться отъ ея общества одновременно съ отказомъ отъ мѣста которое она для меня достала. Я не сталъ обсуждать его мнѣніе, но уклонился отъ обѣщанія руководиться имъ. Замѣтивъ что мнѣ не хочется чтобъ онъ настаивалъ, онъ со вздохомъ оставилъ этотъ предметъ и заговорилъ о положеніи королевства. Если бъ я отнесся къ его словамъ съ большимъ вниманіемъ, я могъ бы избѣжать нѣкоторыхъ заботъ которыя нажилъ себѣ впослѣдствіи, но я, все время глазѣя по сторонамъ, слушалъ его лишь настолько насколько требовала вѣжливость и недостаточно для того чтобы должнымъ образомъ понять его безпокойство по поводу переговоровъ нашего двора съ французскимъ королемъ и по поводу посѣщенія сестры короля, герцогини Орлеанской, о которомъ только и говорили въ городѣ. Ибо милордъ, хотя вполнѣ вѣрноподданый джентльменъ, равно ненавидѣлъ и Французовъ и папистовъ и сильно огорчался видимою склонностію короля къ нимъ. Итакъ онъ говорилъ, а я кивалъ головою и со всѣмъ соглашался, но недоумѣвалъ когда же онъ предложитъ мнѣ побывать у миледи, и рада ли мисъ Барбара тому что шпага лорда Карфорда пронзила мнѣ только руку, не причинивъ большаго вреда.
   Такимъ образомъ мы доѣхали до Мелля, вышли изъ кареты и медленно пошли пѣшкомъ; милордъ продѣлъ свою руку въ мою. Я былъ чрезвычайно радъ показаться въ его обществѣ; хотя здѣсь онъ былъ менѣе виднымъ человѣкомъ чѣмъ въ Гачстедѣ, но онъ былъ довольно извѣстенъ и держалъ себя съ достоинствомъ. Когда мы прошли нѣкоторое разстояніе чувствуя себя весьма свободно другъ съ другомъ и разговаривая теперь о менѣе важныхъ предметахъ, я замѣтилъ поодаль троихъ джентльменовъ; съ ними шелъ маленькій мальчикъ очень богато одѣтый, а подальше слѣдовали еще пять-шесть джентльменовъ, въ числѣ которыхъ я немедленно узналъ своего друга Дареля. Значитъ, дѣла секретаря можно было улаживать на досугѣ! Когда подошла первая группа, я замѣтилъ что стоявшіе вблизи обнажили головы; но мнѣ даже не нужно было этого знака,-- я и безъ того понялъ что предо мною король. Черты его были мнѣ знакомы, но онъ показался мнѣ даже еще смуглѣе чѣмъ я могъ ожидать по всѣмъ описаніямъ его черноты. Онъ держалъ себя очень свободно, но отнюдь не безъ достоинства; поглощенный имъ, я принялся изучать его наружность съ такимъ интересомъ что чуть не позабылъ снять шляпу. Тутъ онъ какъ будто обратилъ на насъ вниманіе и сдѣлалъ рукою знакъ милорду который выступилъ впередъ одинъ, предоставивъ мнѣ наблюдать короля и его спутниковъ.
   Мнѣ не трудно было угадать имя одного изъ нихъ: статная фигура, надменная осанка и великолѣпное платье доказывали что это знаменитый герцогъ Бэкингемскій который гордился тѣмъ что казался еще царственнѣе самого короля. Пока милордъ говорилъ съ королемъ, этотъ вельможа шутилъ съ мальчикомъ который отвѣчалъ охотно и бойко. Что касается послѣдняго члена группы (къ которому герцогъ, казалось, обращался съ нѣкоторымъ пренебреженіемъ), то я терялся въ догадкахъ. Черты его ничѣмъ не отличались, кромѣ полнаго спокойствія и самообладанія, но манеры его были очень вѣжливы и изящны. У него была легкая, пріятная, но довольно неподвижная улыбка, а поза его была такова какъ будто онъ слушалъ слова своего повелителя даже съ чрезмѣрною почтительностію и любезностію. Лицо его было отмѣчено и, по моему мнѣнію, весьма обезображено наклейкою или пластыремъ налѣпленнымъ поперекъ носа какъ бы для того чтобы скрыть какую-нибудь рану или рубецъ.
   Черезъ нѣсколько минутъ, въ теченіе которыхъ я дожидался въ сильномъ смущеніи, милордъ обернулся и сдѣлалъ мнѣ знакъ приблизиться. Я повиновался держа шляпу въ рукѣ и испытывая великую тревогу. Быть представленнымъ королю уже само по себѣ было честію довольно безпокойнаго свойства, по каково будетъ если милордъ сказалъ его величеству что я отказываюсь поступить къ нему на службу, такъ какъ не одобряю причинъ, по которымъ онъ оказалъ мнѣ эту милость? Когда же я подошелъ, мною овладѣлъ живѣйшій страхъ что милордъ такъ именно и поступилъ, ибо король улыбался презрительно, Бэкингемъ откровенно смѣялся, а джентльменъ съ пластыремъ смотрѣлъ на меня съ большимъ любопытствомъ. Милордъ тѣмъ временемъ имѣлъ видъ благосклонный, но неувѣренный, какъ будто просилъ для меня милостиваго пріема, но не совсѣмъ-то на него надѣялся. Такимъ образомъ всѣ мы простояли одно мгновеніе въ полномъ молчаніи, при чемъ я призывалъ землетрясеніе или какой бы то ни было переворотъ природы который избавилъ бы меня отъ стѣснительнаго положенія. Конечно король не поторопился оказать мнѣ эту дружескую услугу. Онъ сталъ серіозенъ и казался недовольнымъ; мало того, онъ явственно хмурился, но потомъ улыбнулся, хотя скорѣе какъ будто по обязанности чѣмъ по собственному желанію. Не знаю чѣмъ бы это кончилось если бы герцогъ Бэкингемскій снова не разсмѣялся, при чемъ и самъ король не могъ удержаться, но также засмѣялся, впрочемъ, все еще такъ какъ будто этотъ случай приходился ему не совсѣмъ по вкусу.
   -- Итакъ, сэръ, сказалъ король возвращая своимъ чертамъ спокойствіе когда заговорилъ со мною,-- вы не желаете поступить ко мнѣ на службу и драться за меня съ моими врагами?
   -- Я готовъ драться за ваше величество на смерть, произнесъ я робко, по съ жаромъ.
   -- Однако вы идете просить разрѣшенія отказаться отъ мѣста. Почему, сэръ?
   Я не могъ отвѣчать; невозможно было изложить ему мои причины.
   -- Польза женской помощи, замѣтилъ король, -- весьма рано обнаружилась въ исторіи міра. Даже Адамъ былъ радъ ей.
   -- Она была его женою, государь, вмѣшался герцогъ.
   -- Мнѣ не случалось читать объ ихъ брачной церемоніи, сказалъ король.-- Но если она и была женою,-- какая разница!
   -- Разница порядочная во многихъ отношеніяхъ, государь, засмѣялся Бэкингемъ и бросилъ многозначительный взглядъ, мнѣ непонятный, на мальчика который дожидался неподалеку съ утомленнымъ выраженіемъ на хорошенькомъ личикѣ.
   Король безпечно засмѣялся и позвалъ:
   -- Чарльзъ, поди сюда?
   Тутъ я узналъ что этотъ мальчикъ должно-быть сынъ короля, впослѣдствіи извѣстный подъ именемъ графа Плимута, и понялъ смыслъ взгляда герцога.
   -- Чарльзъ, какого ты мнѣнія о женщинахъ? спросилъ король.
   Хорошенькій ребенокъ подумалъ съ минуту, потомъ отвѣтилъ поднимая глаза:
   -- Онѣ пренесносныя созданія, государь.
   -- Да, это правда, Чарльзъ, сказалъ король серіозно.
   -- Онѣ никогда не хотятъ ничего оставить въ покоѣ, государь.
   -- Да, ничего, Чарльзъ, и человѣка тоже не оставятъ.
   -- То одно, государь, то другое: то шнурокъ, то подвязка, то бантъ.
   -- Да, Чарльзъ, или титулъ, или кошелекъ, или должность, сказалъ король.-- Давай, не будемъ больше имѣть съ ними дѣла!
   -- Мнѣ бы хотѣлось вовсе съ ними не знаться, государь, воскликнулъ мальчикъ.
   -- Оказывается, мистеръ Дэль, произнесъ король обращаясь ко мнѣ,-- что вотъ и Чарльзъ, и вы, и я сходимся во мнѣніяхъ относительно женщинъ. Если бы Небо было на нашей сторонѣ, ихъ бы совсѣмъ не существовало на свѣтѣ.
   Казалось, онъ теперь разсматривалъ меня съ нѣкоторымъ вниманіемъ, хотя боюсь что я представлялъ собою очень жалкую фигуру. Лордъ Квинтонъ пришелъ ко мнѣ на помощь и принялся распространяться о моей преданности особѣ его величества и о моемъ горячемъ желаніи служить ему чѣмъ бы то ни было, кромѣ той оговорки которую онъ осмѣлился открыть королю.
   -- Мистеръ Дэль не говоритъ такихъ прекрасныхъ словъ самъ за себя, замѣтилъ король.
   -- Не всегда тѣ которые больше всего говорятъ больше всего дѣлаютъ, государь, заступился милордъ.
   -- Значитъ этотъ молодой джентльменъ ничего не говорящій все сдѣлаетъ? Король обратился къ своему спутнику у котораго былъ наклеенъ пластырь и который до сихъ поръ еще не сказалъ ни слова.-- Лордъ Арлингтонъ, произнесъ онъ,-- кажется, мнѣ придется освободить мистера Дэля.
   -- Мнѣ тоже кажется, государь, отвѣтилъ Арлингтонъ на котораго я посмотрѣлъ съ большимъ любопытствомъ, такъ какъ онъ былъ патрономъ Дареля.
   -- Я не могу имѣть слугъ которые меня не любятъ, продолжалъ король.
   -- И подданныхъ также, прибавилъ Бэкингемъ съ язвительною улыбкой.
   -- Хотя къ несчастію я не такъ свободенъ въ выборѣ своихъ министровъ, сказалъ король. Потомъ онъ обернулся ко мнѣ и выговорилъ холоднымъ тономъ: -- Мнѣ не хочется, сэръ, приписывать ваше поведеніе недостатку привязанности или вѣрноподданническихъ чувствъ ко мнѣ. Я буду радъ если вамъ удастся доказать мнѣ что моя сниходительность была у мѣста.
   Съ этими словами онъ слегка кивнулъ головою и пошелъ дальше. Я поклонился очень низко; стыдъ и смущеніе такъ меня душили что я не нашелъ ни одного слова. Въ самомъ дѣлѣ, казалось, я погибъ безвозвратно, насколько мое преуспѣяніе зависѣло отъ пріобрѣтенія благосклонности короля.
   Снова я былъ предоставленъ самому себѣ, такъ какъ король, желая, насколько я понялъ, показать что его неудовольствіе простирается только на меня одного, опять остановился разговаривать съ милордомъ. Но къ моему удивленію въ одно мгновеніе лордъ Арлингтонъ очутился возлѣ меня.
   -- Послушайте, сэръ, произнесъ онъ очень сердечно,-- отчаиваться нѣтъ нужды. Король нѣсколько раздосадованъ, но его неудовольствіе не настойчиво; позвольте сказать вамъ что онъ съ большимъ нетерпѣніемъ желалъ васъ видѣть.
   -- Король съ нетерпѣніемъ желалъ меня видѣть? вскричалъ я.
   -- Ну, да. Онъ много слышалъ о васъ. Губы его дрогнули когда онъ взглянулъ на меня. Я имѣлъ скромность не спрашивать дальнѣйшихъ разъясненій, онъ же мгновенно сталъ опять серіозенъ и продолжалъ:-- я тоже радъ съ вами встрѣтиться потому что мой добрый другъ Дарель расхвалилъ мнѣ васъ. Сэръ, есть много способовъ служить королю.
   -- Я всѣмъ сердцемъ былъ бы радъ найти одинъ изъ нихъ, милордъ, отвѣтилъ я.
   -- Можетъ-быть я его вамъ найду если вы пожелаете его принять.
   -- Я былъ бы вашимъ покорнѣйшимъ и благодарнымъ слугою, милордъ.
   -- Тссъ, если я дамъ, то и самъ кое-что попрошу въ обмѣнъ, сказалъ онъ и внезапно прибавилъ:-- Вы вѣроятно привержены установленной церкви, мистеръ Дэль?
   -- Да, конечно, милордъ. И я, и вся моя семья.
   -- Хорошо, хорошо. Въ эти дни у нашей церкви много враговъ. Ей угрожаютъ со многихъ сторонъ.
   Я ограничился однимъ поклономъ; когда секретарь говорилъ со мною о такихъ высокихъ предметахъ, мое дѣло было слушать, а не обмѣниваться съ нимъ мнѣніями.
   -- Да, намъ сильно угрожаютъ, сказалъ онъ.-- Ну, мистеръ Дэль, я буду надѣяться что мы еще встрѣтимся. Васъ можно найти на квартирѣ мистера Дареля? Разчитывайте услыхать обо мнѣ, сэръ. Онъ пошелъ дальше, вѣжливымъ движеніемъ руки прекращая выраженія моей благодарности.
   Вдругъ, къ моему изумленію, король оглянулся и громко сказалъ мнѣ:
   -- Мистеръ Дэль, завтра у меня будетъ домашній спектакль. Пожалуйста доставьте мнѣ удовольствіе видѣть васъ на немъ.
   Я поклонился чуть не до земли едва смѣя вѣрить собственнымъ ушамъ.
   -- И мы постараемся, сказалъ король, возвышая голосъ такъ что не только мы стоявшіе съ нимъ рядомъ, но и джентльмены позади должны были слышать,-- мы постараемся найти безобразную женщину и честнаго человѣка, между которыми вамъ можно было бы посадить васъ. Первую, вѣроятно, найти будетъ не трудно, но боюсь что второй почти невозможенъ: развѣ только ко двору явится новичокъ. Будьте здоровы, мистеръ Дэль.
   И онъ ушелъ, улыбаясь счастливою улыбкой и держа руку мальчика въ своей.
   Едва прошла ближайшая свита короля какъ Дарель бросился поспѣшно ко мнѣ и, прежде чѣмъ милордъ могъ подойти ко мнѣ, воскликнулъ:
   -- Что онъ сказалъ вамъ?
   -- Король? Ну, онъ сказалъ...
   -- Нѣтъ, нѣтъ, что сказалъ милордъ?
   Онъ указалъ на Арлингтона который удалялся вмѣстѣ съ королемъ.
   -- Онъ спросилъ приверженъ ли я англиканской церкви, и сказалъ что я о немъ услышу. Но если онъ такъ безпокоится о церкви, какимъ образомъ терпитъ онъ ваше исповѣданіе?
   Дарель не успѣлъ отвѣтить потому что тутъ вмѣшался строгій голосъ лорда Квинтона.
   -- Премудрымъ человѣкомъ будетъ тотъ кто отвѣтитъ на вопросъ относительно мнѣнія лорда Арлингтона о церкви, сказалъ онъ.
   Дарель вспыхнулъ и гнѣвно обернулся къ перебившему.
   -- Вы не имѣете причины, милордъ, вскричалъ онъ,-- нападать на религіозные взгляды секретаря.
   -- Въ такомъ случаѣ вы, сэръ, воскликнулъ Квинтонъ,-- не имѣете причины защищать ихъ съ такимъ жаромъ. Предоставьте мнѣ, пожалуйста, говорить. Я сказалъ то же самое секретарю въ лицо и онъ выслушалъ меня съ большимъ терпѣніемъ чѣмъ то какое вы высказываете по поводу его.
   Съ нѣкоторымъ уныніемъ я видѣлъ что мой старый и новый друзья такъ повздорили, тѣмъ болѣе что не могъ понять сущности ихъ разногласія: въ деревнѣ до нашего слуха не дошло что секретаря подозрѣваютъ въ склонности къ папскому исповѣданію. Но Дарель, какъ бы не желая продолжать споръ съ человѣкомъ который старше его и по положенію и по возрасту, отступилъ, поклонившись милорду и дружески кивнувъ мнѣ, и присоединился къ прочимъ джентльменамъ сопровождавшимъ короля и его свиту.
   -- Ваше дѣло съ королемъ обошлось благополучно, Саймонъ, сказалъ милордъ снова беря меня подъ руку.-- Вы насмѣшили его, а онъ никогда не считаетъ своимъ врагомъ человѣка который окажетъ ему эту услугу. Но что сказалъ вамъ Арлингтонъ?
   Когда я повторилъ слова секретаря онъ призадумался, но дружески похлопалъ меня по рукѣ со словами:
   -- Въ этомъ первомъ случаѣ вы выказали разсудительность и честность, милый мальчикъ. Я принужденъ довѣрять вамъ на будущее время. Однако многимъ не внушаетъ довѣрія лордъ Арлингтонъ ни какъ Англичанинъ, ни какъ англиканинъ.
   -- Но, вскричалъ я,-- развѣ лордъ Арлингтонъ не поступаетъ такъ какъ велитъ ему король?
   Милордъ внимательно посмотрѣлъ мнѣ въ лицо и отвѣтилъ увѣренно:
   -- Думаю, что поступаетъ, Саймонъ. Но затѣмъ, какъ будто сказавъ уже довольно или даже черезчуръ много, онъ продолжалъ:-- Послушайте, вамъ незачѣмъ сразу слишкомъ старѣться или слишкомъ умнѣть. Такъ какъ вы видѣли короля, ваше дѣло въ Уайтголѣ подождетъ. Пойдемъ назадъ къ каретѣ и поѣдемъ ко мнѣ домой, потому что кромѣ миледи и Барбара тамъ сегодня; она въ отпускѣ изъ своей должности и будетъ рада возобновить знакомство съ вами.
   Въ молодости я узналъ по опыту и, можетъ-быть, другіе молодые люди нашли точно такъ же что каковы бы ни были опасенія или затрудненія, связанныя со встрѣчею миловидной дѣвицы, и сколь бы ни приходилось бояться ея неудовольствія и презрѣнія, однако отъ свиданія не отказываются; мы предпочитаемъ подвергнуться всяческимъ опасностямъ чѣмъ испытать это неизбѣжное бѣдствіе. Итакъ я отправился съ милордомъ въ его красивый домъ на Саутгемптонъ-скверѣ и уже цѣловалъ руку миледи, не успѣвъ еще рѣшить какъ мнѣ обращаться съ мисъ Барбарою, а также вопроса болѣе существеннаго -- на какой пріемъ съ ея стороны я могу разчитывать.
   Мнѣ не долго пришлось ждать искуса. Послѣ нѣсколькихъ минутъ любезнаго и ласковаго разговора миледи, изъ сосѣдней комнаты вошла Барбара и съ нею лордъ Карфордъ. Онъ казался разстроеннымъ, чего не могло вполнѣ скрыть его притворное спокойствіе; у нея же щеки горѣли и она по-видимому была раздражена; но я обратилъ меньше вниманія на эти обстоятельства чѣмъ на перемѣну происшедшую въ ней за послѣдніе четыре года. Она стала настоящею красавицей; къ ней шли благородное изящество и восхитительная надменность; высокая и стройная, она держала себя съ тонкимъ достоинствомъ. Она довольно небрежно протянула мнѣ руку для поцѣлуя, скорѣе такъ, какъ бы вспоминая старое знакомство чѣмъ находя удовольствіе въ его возобновленіи. Но она была привѣтлива со мною и я уловилъ въ ея обращеніи отдаленный намекъ на то что хотя она все знаетъ, однако болѣе жалѣетъ чѣмъ порицаетъ; вѣдь Саймонъ очень юнъ и невѣжественъ, и развѣ не извѣстно всему міру какъ легко даже честные молодые люди бываютъ обольщены хитрыми женщинами? Старинная подруга не должна отворачиваться изъ-за глупаго поступка, сколь ей ни противно когда ей напоминаютъ объ этомъ обстоятельствѣ.
   Мнѣ думается что милордъ отлично читалъ мысли своей дочери и, рѣшивъ доставить мнѣ случай помириться съ нею, завязалъ разговоръ съ лордомъ Карфордомъ, а ей велѣлъ отвести меня въ слѣдующую комнату посмотрѣть портретъ который недавно написалъ съ нея Лили. Она повиновалась; доведя меня до мѣста гдѣ висѣлъ портретъ она терпѣливо выслушала мои замѣчанія касательно его; я старался сложить изъ нихъ любезности которыя были бы пріятны, но не плоски. Потомъ, пріободрившись, я осмѣлился увѣрять ее что поссорился съ лордомъ Карфордомъ въ полномъ невѣдѣніи его дружбы съ ея семействомъ и что если бъ я о ней зналъ, я все бы отъ него стерпѣлъ. Она улыбнулась, отвѣчая:
   -- Но вы не причинили ему вреда, и она взглянула на мою руку висѣвшую на перевязи.
   Она не потрудилась спросить каково она заживаетъ, и я нѣсколько уколотый ея пренебреженіемъ произнесъ:
   -- Нѣтъ, все обошлось благополучно. Одинъ я былъ раненъ, а знатный лордъ остался цѣлъ.
   -- Такъ какъ знатный лордъ былъ правъ, сказала она;-- всѣ мы должны этому радоваться. Удовлетворены ли вы изученіемъ картины, мистеръ Дэль?
   Но отъ меня не такъ-то легко можно было отдѣлаться.
   -- Если вы считаете что я былъ неправъ, то съ тѣхъ поръ я сдѣлалъ все что могъ чтобъ оправдаться, сказалъ я, не сомнѣваясь въ томъ что ей извѣстенъ мой отказъ отъ мѣста.
   -- Не понимаю, сказала она бросивъ на меня быстрый взглядъ:-- что вы сдѣлали?
   Удивленный что она не получила свѣдѣній, я вскричалъ:
   -- Я получилъ отъ короля позволеніе отклонить его милость.
   Румянецъ горѣвшій на ея щекахъ когда она только-что вышла уже успѣлъ исчезнуть, но при моихъ словахъ онъ снова отчасти возвратился.
   -- Развѣ милордъ не сказалъ вамъ? спросилъ я.
   -- Я не видѣлась съ нимъ на-единѣ цѣлую недѣлю, отвѣтила она.
   Но она видѣлась на-единѣ съ Карфордомъ въ теченіе послѣдняго часа. Странно было что онъ, знавшій мое намѣреніе и такъ превозносившій его, не упомянулъ о немъ. Я заглянулъ ей въ глаза; должно-быть она слѣдила за моими мыслями, потому что отвела глаза въ сторону и сказала въ замѣтномъ смущеніи:
   -- Идемъ назадъ.
   -- Значитъ, вы не говорили объ этомъ съ лордомъ Карфордомъ? спросилъ я.
   Послѣ минутнаго колебанія она отвѣтила такъ какъ будто правда ей не нравилась, но приходилось сказать ее:
   -- Да, но онъ не сказалъ ничего подобнаго. Разкажите мнѣ все.
   Итакъ я разказалъ ей просто и вкратцѣ что сдѣлалъ.
   -- Лордъ Карфордъ ничего этого не сказалъ, произнесла она когда я кончилъ. Потомъ она прибавила:-- Но хотя вы не хотите принимать милость, вы за нее поблагодарили?
   -- У меня языкъ былъ связанъ пока я находился передъ королемъ, отвѣтилъ я со сконфуженнымъ смѣхомъ.
   -- Я не о королѣ говорю, произнесла Барбара.
   Теперь настала моя очередь краснѣть; я пробылъ въ городѣ еще не достаточно долго чтобъ отвыкнуть отъ этой слабости.
   -- Я видѣлся съ нею, пролепеталъ я.
   Барбара внезапно сдѣлала мнѣ реверансъ произнеся съ горечью:
   -- Поздравляю васъ, сэръ, съ вашимъ знакомствомъ.
   Мущина, находясь на-единѣ съ красавицею, обыкновенно не долюбливаетъ непрошенныхъ посѣтителей; но честное слово, я былъ радъ когда увидалъ въ дверяхъ Карфорда. Онъ подошелъ къ намъ, но прежде чѣмъ успѣлъ заговорить, Барбара воскликнула;
   -- Милордъ, мистеръ Дэль сообщаетъ мнѣ новости которыя васъ заинтересуютъ.
   -- Неужели? какія же именно?
   -- Онъ говоритъ что просилъ разрѣшенія короля отказаться отъ своей должности. Развѣ это васъ не удивляетъ?
   Онъ посмотрѣлъ на нее, на меня, потомъ опять на нее. Онъ попался: я зналъ что мое намѣреніе было ему вполнѣ извѣстно. Онъ собрался съ духомъ чтобъ отвѣтить ей.
   -- Нѣтъ, я объ этомъ зналъ, сказалъ онъ,-- и осмѣлился одобрить рѣшеніе мистера Дэля. Но мнѣ не пришло въ голову упомянуть о немъ.
   -- Какъ странно, произнесла она: -- мы только-что сокрушались что мистеръ Дэль получилъ должность такимъ путемъ!
   Она пристально посмотрѣла на него, между тѣмъ какъ губы ея сложились въ презрительную усмѣшку. За ея словами послѣдовало молчаніе.
   -- Я навѣрно упомянулъ бы объ этомъ если бы нашъ разговоръ не перешелъ на другіе предметы, произнесъ онъ, наконецъ, довольно сердито. Потомъ, пытаясь измѣнить тонъ, онъ прибавилъ:-- Не хотите ли идти къ намъ?
   -- Мнѣ здѣсь очень хорошо, сказала она.
   Онъ подождалъ минуту, потомъ поклонился и вышелъ. Онъ сильно хмурился и, насколько я могъ судить, съ большою радостію ухватился бы за новую ссору со мною если бы я былъ расположенъ дать ему поводъ; но я, полагая что слѣдуетъ вылѣчиться послѣ перваго поединка прежде чѣмъ приниматься за второй, смолчалъ пока онъ не ушелъ, а потомъ сказалъ Барбарѣ:
   -- Удивляюсь что онъ вамъ не сказалъ.
   Увы, то была дерзость! Гнѣвъ который отвратился было на главу Карфорда снова направился на мою собственную.
   -- Вотъ какъ! А зачѣмъ бы ему говорить? вскричала она.-- Не можетъ же весь свѣтъ вѣчно думать о васъ и вашихъ дѣлахъ, мистеръ Дэль.
   -- Однако, вамъ было досадно что онъ не сказалъ.
   -- Мнѣ -- досадно! Нисколько! произнесла Барбара высокомѣрно.
   Я не могъ этого понять: мнѣ показалось что она на него разсердилась. Но за то что я заговорилъ объ ея гнѣвѣ она теперь разсердилась на меня. Право, я начиналъ думать что маленькій Чарльзъ, король и я были правы въ томъ мнѣніи въ которомъ король усмотрѣлъ между нами такое единомысліе. Вдругъ Барбара заговорила.
   -- Скажите мнѣ, въ какомъ она родѣ эта ваша пріятельница, сказала она.-- Я никогда не видала ея.
   У меня на языкѣ готово было восклицаніе: "Да, да, вы ее видѣли!" но я не выговорилъ этихъ словъ. Барбара видѣла ее въ паркѣ въ Гачстедѣ, видала не разъ и не разъ находила въ этомъ зрѣлищѣ горькую обиду. Молчаніе премудро; я начиналъ познавать что самозащита можетъ заключаться въ обманѣ. Гнѣвъ отъ котораго я страдалъ удвоился бы если бъ она узнала что Сидерія и есть Нелли, а Нелли -- Сидерія. Зачѣмъ ей объ этомъ знать? Зачѣмъ мнѣ выдавать себя собственными устами и усугублять своими прошлыми грѣхами обиды нынѣшняго дня? Милордъ не сказалъ ей что Нелли -- Сидерія. Долженъ ли я говорить о томъ о чемъ умолчалъ милордъ? Нѣтъ, я тоже не хотѣлъ говорить ей о Сидеріи.
   -- Вы ея не видали? спросилъ я.
   -- Нѣтъ, и мнѣ хотѣлось бы знать въ какомъ она родѣ.
   Странно было что она отдавала мнѣ такое приказаніе; но желаніе Барбары совпадало съ моими собственными мыслями и побудило меня повиноваться. Я началъ довольно блѣдно, сухимъ перечнемъ чортъ и описаніемъ цвѣта ея лица. Но по мѣрѣ того какъ я говорилъ, воспоминаніе согрѣвало мой голосъ, а когда губки Барбары сложились въ презрительную гримаску, какъ бы желая сказать: "Что же тутъ такого чтобы сводить мущинъ съ ума? Тутъ нѣтъ ничего особеннаго", тогда я разгорячился и изобразилъ портретъ какъ только умѣлъ. Что начало лукавство -- окончилъ мой пылъ; увлеченный воображеніемъ, я чуть не забылъ что у меня есть слушательница и, наконецъ, очнулся, замѣтивъ что Барбара не сводитъ съ меня глазъ, неподвижно стоя предо мною. Вдохновеніе мое разсѣялось и смущеніе прогнало страсть.
   -- Вы приказали мнѣ описать ее, сказалъ я невпопадъ.-- Не знаю, такими ли глазами видятъ ее другіе, но на мой взглядъ она именно такова.
   Настало молчаніе. Лицо Барбары уже не пылало, но казалось едва ли не блѣднѣе обыкновеннаго. Я и самъ не могъ бы сказать въ чемъ дѣло, но зналъ что уязвилъ ее. Вѣдь красота ревнива; кто кромѣ деревенщины станетъ расточать хвалы одному прекрасному лицу когда передъ нимъ находится другое? Лучше было бы стать лицемѣромъ и поклясться что всему виною мое безуміе, а не черты лица Нелли. Но теперь я уже упорствовалъ и не хотѣлъ взять назадъ ни одного слова изъ своихъ восторговъ. Однако, я радовался что не сказалъ ей кто такая Сидерія.
   Молчаніе было кратко. Черезъ мгновеніе Барбара усмѣхнулась со словами:
   -- Не удивительно что вы попались, бѣдняжка Саймонъ! Да, должно-быть эта женщина довольно красива. Не вернуться ли намъ къ моей матери?
   Въ этотъ день она болѣе со мною не говорила.
   

ГЛАВА VII.
Къ чему повела честность.

   Я погрѣшилъ бы противъ правды и такимъ образомъ лишилъ бы свою повѣсть ея единственнаго достоинства если бы началъ увѣрять что мои невзгоды и затрудненія, сколь они ни казались важными, имѣли перевѣсъ надъ удовольствіями и новымъ возбужденіемъ моей жизни. Честолюбіе бросилось мнѣ въ голову, молодыя силы играли въ жилахъ, глаза смотрѣли на веселый свѣтъ взглядомъ не слишкомъ строгимъ. Противъ всѣхъ этихъ предметовъ даже власть любви можетъ выйти, лишь на равный бой. Долженъ сознаться что въ тѣ минуты умъ мой былъ поглощенъ предстоявшимъ визитомъ ко двору, будущимъ которое онъ открывалъ и надеждами которыми былъ чреватъ; Джона Уолъ, мой слуга, возился съ приготовленіями къ этому великому событію. Относительно его я сдѣлалъ открытіе которое не мало позабавило меня: я нечаянно засталъ его глубоко погруженнымъ въ пуританскую книгу псалмовъ; онъ вздыхалъ и возводилъ глаза къ небу отъ смѣхотворнаго избытка хмураго благочестія. Я присталъ къ нему съ шутливою настойчивостію и оказалось что онъ такой же завзятый методистъ какъ и самъ мой другъ Файніасъ. По его мнѣнію, дворъ и всѣ къ нему причастные совершенно отдались сатанѣ. Это мнѣніе имѣло бы долю основательности, еслибы онъ вы сказывалъ его съ нѣкоторой умѣренностію. Не желая ему зла, я удержалъ свои свѣдѣнія при себѣ, но устроилъ себѣ забаву: я заставилъ его заготовлять для меня всевозможное платье, духи и прочія побрякушки (послѣднее слово принадлежало ему, а не мнѣ) которыя приводили его въ ужасъ, по оказывались необходимыми мистеру Саймону Дэлю: послѣдній внезапно воспылалъ желаніемъ нарядиться, сколь ни мало кошелекъ мистера Саймона Дэля позволялъ ему тратиться на подобные предметы. Сказать по правдѣ, меня укололо поведеніе мисъ Барбары. Я вовсе не желалъ чтобы меня сочли неучемъ; я могъ проглотить неодобреніе и снести суровость, но возбуждать жалость какъ сбитый съ толка, одураченный простакъ, я не хотѣлъ; казалось, лучшее средство для избѣжанія такой судьбы заключалось въ томъ чтобы выказать себя такимъ же безпечнымъ щеголемъ и гордымъ гулякой какъ и всѣ въ Уайтголѣ. Итакъ, я смѣло и глубоко запускалъ руку въ кошелекъ, пока Джона не началъ такъ же сокрушаться о моей расточительности какъ о моемъ легкомысліи. Весь день онъ страшно боялся какъ бы я не взялъ его съ собою ко двору на возможную погибель его души, но, наконецъ, заговорило благоразуміе побудившее меня избѣжать расхода на богатую ливрею и оставить его дома.
   Да не попуститъ Небо чтобъ я сталъ подражать кислымъ глупостямъ своего слуги (ужь если человѣкъ непремѣнно долженъ быть глупъ, то пускай онъ будетъ дуракомъ веселымъ), или усматривать нѣчто достойное порицанія въ пышности и умѣстномъ блескѣ королевскаго двора; но все-таки представшее моимъ глазамъ великолѣпіе поразило меня. По прихоти короля въ этотъ вечеръ самъ онъ, его друзья и знатнѣйшіе джентльмены нарядились въ персидскіе костюмы безо всякой причины, развѣ только для того чтобы поскорѣе истратить деньги; всѣ они, отъ перваго до послѣдняго, разодѣлись въ богатѣйшія восточныя одежды, у многихъ роскошно вышитыя драгоцѣнными каменьями. Герцогъ Бэкингемскій такъ и сіялъ огнями, прочіе же придворные и остряки лишь немногимъ уступали ему въ великолѣпіи; изъ нихъ больше всѣхъ выдѣлялся герцогъ Монмаутскій котораго я тутъ увидалъ впервые и нашелъ чрезвычайно красивымъ юношей. Дамы не пользовались вольностію, предоставленною этою новою затѣей, но сумѣли постоять за себя въ предѣлахъ французской моды; самъ же я, наслышавшись о бѣдности народа, о нуждахъ флота и о денежныхъ затрудненіяхъ испытываемыхъ королемъ, готовъ былъ раскрыть ротъ отъ удивленія, недоумѣвая, откуда взялось все богатство представшее моимъ глазамъ. Мои собственныя жалкія приготовленія оказались совсѣмъ незамѣтными; не прошло и получаса какъ я началъ искать укромнаго уголка гдѣ могъ бы скрыть свое бѣдное платье и простой плащъ. Но зародившейся во мнѣ такимъ образомъ жаждѣ одиночества не суждено было найти удовлетворенія. Дарель, съ которымъ я цѣлый день не встрѣчался, теперь накинулся на меня и потащилъ, заявляя что ему поручено представить меня герцогу Іоркскому. Дрожа отъ страха и восхищенія, я направился вмѣстѣ съ нимъ пробираясь сквозь ослѣпительную толпу занимавшую все пространство передъ балдахиномъ его величества. Но мы еще не дошли до герцога какъ какой-то джентльменъ поймалъ моего спутника за руку и справился объ его здоровьѣ задушевнымъ, веселымъ и довольно громкимъ голосомъ. Вмѣсто отвѣта Дарель вытащилъ меня впередъ и представилъ меня, говоря что сэръ-Томасъ Клифордъ желаетъ со мною познакомиться и прибавляя относительно моихъ дарованій и чувствъ многое страдавшее чрезмѣрною снисходительностію.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, если онъ вамъ другъ, то этого для меня довольно, Дарель, отвѣтилъ Клифордъ и, приблизивъ губы къ уху Дареля, что-то шепнулъ ему. Дарель покачалъ головою и мнѣ показалось что казначей былъ разочарованъ. Впрочемъ, онъ сердечно простился со мною.
   -- О чемъ онъ спросилъ васъ? сказалъ я когда мы отправились дальше.
   -- Онъ спросилъ только, раздѣляете ли вы мое суевѣріе, отвѣтилъ Дарель со смѣхомъ.
   "Всѣ они ужасно безпокоятся о моемъ исповѣданіи, подумалъ я, -- Не худо было бы если бъ они удѣляли побольше вниманія своему собственному."
   Неожиданно повернувъ за уголъ, мы очутились передъ группою людей въ нишѣ завѣшенной съ трехъ сторонъ драпировками и убранной низкими сидѣньями, въ родѣ восточнаго дивана. Герцогъ Іоркскій показавшійся мнѣ красивымъ, виднымъ принцемъ сидѣлъ; рядомъ помѣщался лордъ Арлингтонъ. Противъ нихъ стоялъ джентльменъ которому послѣ моего поклона герцогъ Іоркскій меня представилъ, сообщая мнѣ что это мистеръ Гедльстонъ, капеланъ королевы. Имя его было мнѣ знакомо: я часто слыхалъ о католическомъ священникѣ оказавшемъ королю содѣйствіе въ бѣгствѣ его изъ Уерстера; я изучалъ его черты съ интересомъ который для насъ. представляетъ незнакомое лицо связанное съ хорошо извѣстнымъ именемъ, когда герцогъ обратился ко мнѣ съ мягкою и высокомѣрною благосклонностію; манеры его были замѣтно церемоннѣе чѣмъ манеры короля.
   -- Лордъ Арлингтонъ, произнесъ онъ, -- отозвался о васъ, сэръ, какъ о молодомъ джентльменѣ исполненномъ самыхъ вѣрноподданническихъ чувствъ. Мой братъ и мы, любящіе его, крайне нуждаемся въ службѣ всѣхъ такихъ людей.
   Я пролепеталъ увѣреніе въ преданности. Арлингтонъ всталъ и взялъ меня за руку, шепнувъ что мнѣ нечего смущаться. Но мистеръ Гедльстонъ устремилъ на меня зоркій, испытующій взглядъ какъ будто хотѣлъ прочесть мои мысли.
   -- Я увѣренъ, сказалъ Арлингтонъ, -- что мистеръ Дэль жаждетъ послужить его величеству во всѣхъ дѣлахъ.
   Я поклонился говоря герцогу:
   -- Дѣйствительно, я этого жажду, сэръ; я прошу только предоставить мнѣ возможность.
   -- Во всѣхъ дѣлахъ? отрывисто спросилъ Гедльстонъ.-- Во всѣхъ дѣлахъ, сэръ? Онъ не спускалъ зоркихъ глазъ съ моего лица.
   Арлингтонъ пожалъ мнѣ руку и ласково улыбнулся; онъ зналъ что добротою пріобрѣтается больше друзей чѣмъ строгостію.
   -- Вѣдь мистеръ Дэль говоритъ что во всѣхъ дѣлахъ, замѣтилъ онъ.-- Чего же намъ еще нужно, сэръ?
   Но герцогъ былъ настроенъ скорѣе заодно со священникомъ чѣмъ съ министромъ.
   -- Милордъ, отвѣтилъ онъ,-- я никогда не замѣчалъ чтобы мистеръ Гедльстонъ задавалъ вопросъ не имѣя на то причины.
   -- Подъ службой королю во всѣхъ дѣлахъ нѣкоторые подразумѣваютъ службу во всемъ въ чемъ они заблагоразсудятъ служить, сказалъ Гедльстонъ важно.-- Принадлежитъ ли къ нимъ мистеръ Дэль? Желаніе ли короля или его собственное ставитъ предѣлъ его долгу и его службѣ?
   Теперь всѣ они смотрѣли на меня; казалось что мы оставили придворныя фразы которыя съ легкостію, но безъ большаго значенія слетаютъ съ губъ человѣка, и перешли на почву болѣе важную. Они спрашивали у меня какого-то поручительства, или я обманывался въ ихъ выраженіи. Почему или для какой цѣли они его желали -- я не могъ сказать, но Дарель, стоявшій позади священника, кивнулъ мнѣ головой, нетерпѣливо нахмурясь.
   -- Я буду повиноваться королю во всемъ, началъ я.
   -- Хорошо сказано, хорошо сказано, пробормоталъ Арлингтонъ.
   -- Кромѣ, продолжалъ я, считая себя обязаннымъ сдѣлать добавленіе и не предполагая что оно можетъ повредить мнѣ, -- кромѣ вольностей королевства и неприкосновенности реформованной религіи.
   Я почувствовалъ что рука Арлингтона отодвинулась было, но черезъ мгновеніе возвратилась на прежнее мѣсто, самъ же онъ улыбался все такъ же пріятно. Но герцогъ, менѣе искусно или менѣе тщательно скрывавшій свое настроеніе, сильно нахмурился, между тѣмъ какъ Гедльстонъ вскричалъ нетерпѣливо:
   -- Оговорки! Нельзя служить королямъ съ оговорками, сэръ.
   Онъ разсердилъ меня. Если бъ эти слова произнесъ герцогъ, я отвѣтилъ бы на нихъ покорнымъ поклономъ и молчаніемъ. Но кто былъ этотъ священникъ дѣлавшій мнѣ выговоры въ такомъ тонѣ? Досада превозмогла осторожность, и повернувъ голову въ его сторону я отвѣтилъ:
   -- Однако, и самую корону носятъ съ этими оговорками, сэръ, и самъ король допускаетъ ихъ.
   Съ минуту никто не говорилъ. Потомъ Арлингтонъ произнесъ:
   -- Боюсь, сэръ, что въ настоящее время мистеръ Дэль не столько придворный сколько честный джентльменъ.
   Герцогъ всталъ съ мѣста.
   -- Я не нашелъ въ мистерѣ Дэлѣ ничего достойнаго порицанія, сказалъ онъ надменно и холодно, и ушелъ не обращая на меня болѣе вниманія, между тѣмъ какъ Гедльстонъ, метнувъ на меня сердитый взглядъ, послѣдовалъ за нимъ.
   -- Мистеръ Дэль, мистеръ Дэль! шепнулъ Арлингтонъ.
   Не сказавъ больше ни слова, но продолжая улыбаться онъ высвободилъ свою руку изъ-подъ моей и ушелъ, сдѣлавъ Дарелю знакъ слѣдовать за собою. Дарель повиновался, безнадежно пожавъ плечами. Я остался одинъ и, казалось, погибъ. Увы! зачѣмъ мнѣ хочется во что бы то ни стало выкладывать старые уроки, какъ будто я опять стою возлѣ колѣнъ отца своего, а не передъ герцогомъ Іоркскимъ? Да, поприще мое кончилось даже не начавшись. При дворѣ мнѣ не мѣсто. Въ великомъ огорченіи я бросился на подушки и сѣлъ удрученный глубокимъ уныніемъ. Прошло мгновеніе; потомъ загавѣсъ позади меня раздвинулся, и веселый смѣхъ поразилъ мой слухъ когда я оглянулся. Черезъ диванъ перепрыгнулъ молодой человѣкъ и бросился на него рядомъ со мною, смѣясь это всего сердца и восклицая:
   -- Славно сказано, славно сказано! Я далъ бы тысячу кронъ за то чтобы посмотрѣть ихъ лица!
   Я вскочилъ съ мѣста изумленный и смущенный, низко кланяясь, потому что находившійся возлѣ меня молодой человѣкъ былъ герцогъ Монмаутсісій.
   -- Садитесь, другъ, сказалъ онъ, насильно сажая меня.-- Я былъ за занавѣсомъ и все слышалъ. Слава Богу, я удержался отъ смѣха пока они не ушли. Вольности королевства и неприкосновенность реформованной религіи! Надо разказать королю!
   Онъ откинулся назадъ, по-видимому потѣшаясь отъ души.
   -- Ради самого неба, сэръ, вскричалъ я, -- не говорите королю! Я и безъ того уже погибшій человѣкъ!
   -- Конечно, вы погибли въ глазахъ моего милаго дяди, сказалъ онъ.-- Вы новичокъ при дворѣ, мистеръ Дэль?
   -- На свою бѣду -- новичокъ, отвѣтилъ я тономъ раскаянія которому тотъ снова принялся смѣяться.
   -- Вы не слыхали скандальныхъ сплетень которыя обвиняютъ герцога въ томъ что онъ одинаково не долюбливаетъ и реформованную религію, и вольности королевства?
   -- Право не слыхалъ, сэръ.
   -- А лордъ Арлингтонъ? Я его знаю! Онъ все время держалъ васъ за руку и все время улыбался?
   -- Дѣйствительно, сэръ, милордъ былъ со мною весьма привѣтливъ.
   -- Да, да, я знаю его манеру. Мистеръ Дэль, позвольте назвать васъ другомъ за это развлеченіе. Итакъ, отправимся къ королю съ новостію.
   Вставъ съ мѣста, онъ схватилъ меня за руку и потащилъ меня.
   -- Право, вашей свѣтлости придется извинить меня... началъ было я.
   -- Право, я не извиню, упорствовалъ онъ. Но тутъ онъ вдругъ сталъ серіозенъ и сказалъ:-- Я стою за вольности королевства и неприкосновенность реформованной религіи. Развѣ мы не друзья въ такомъ случаѣ?
   -- Ваша свѣтлость оказываете мнѣ безмѣрную честь.
   -- И развѣ я не хорошій другъ? Развѣ дружба королевскаго сына, королевскаго старшаго сына, не имѣетъ цѣны?
   Онъ выпрямился съ граціей и достоинствомъ которыя удивительно къ нему пристали. Часто теперь, въ позднѣйшіе дни, я вижу его такимъ какимъ онъ былъ тогда и думаю о немъ съ нѣжностію. Что бы о немъ ни говорили, онъ заставилъ многихъ людей любить его самоотверженно, между тѣмъ какъ они не шевельнули бы ни однимъ пальцемъ ради его отца или ради герцога Іоркскаго.
   Однако, мгновеніе спустя онъ довелъ меня чуть не до бѣшенства (въ такомъ-то рабствѣ держатъ насъ наши душевныя чувства). По дорогѣ мы встрѣтили мисъ Барбару шедшую подъ-руку съ лордомъ Карфордомъ. По-видимому ссора ихъ кончилась, и они весело разговаривали. Увидавъ ее, герцогъ бросилъ меня и побѣжалъ впередъ. Ловкимъ движеніемъ онъ отодвинулъ Карфорда въ сторону и принялся осыпать его даму самыми неслыханными и высокопарными любезностями, выказывая чрезвычайное обожаніе которое свидѣтельствовало скорѣе объ его восхищеніи чѣмъ уваженіи. Она обошлась со мною какъ съ мальчикомъ, но ему она не говорила что онъ мальчикъ, хотя онъ былъ моложе меня; она слушала съ загорѣвшимися щеками и блестящими глазами. Я взглянулъ на Карфорда и къ удивленію своему не нашелъ въ немъ признаковъ досады на безцеремонное устраненіе. Онъ наблюдалъ чету съ хитрою улыбкой и, казалось, съ удовольствіемъ замѣчалъ гордость дѣвушки и явную страсть молодаго герцога. Но я, слышавшій кое-что изъ происходившаго, сдерживался съ большимъ трудомъ: мнѣ хотѣлось подойти и сказать ей чтобъ она не обращала вниманія на поклоненіе, такъ какъ оно праздно если не постыдно.
   Вдругъ герцогъ обернулся и позвалъ меня.
   -- Мистеръ Дэль, воскликнулъ онъ,-- только одного не доставало чтобы тѣснѣе связать насъ -- и вотъ оно явилось! Я узнаю что вы -- другъ мисъ Квинтонъ, а самъ я -- покорнѣйшій изъ ея рабовъ, готовый служить всѣмъ ея друзьямъ ради нея.
   -- Но что же ваша свѣтлость сдѣлали бы ради меня? спросила Барбара.
   -- Чего бы я не сдѣлалъ? вскричалъ онъ точно въ экстазѣ. Потомъ онъ прибавилъ довольно тихо: -- Но я опасаюсь что вы черезчуръ жестоки чтобы сдѣлать что-нибудь ради меня.
   -- Ради вашей свѣтлости я выслушиваю самыя смѣшныя рѣчи въ мірѣ, сказала Барбара съ красивымъ реверансомъ и кокетливою улыбкой.
   -- Развѣ любовь смѣшна? спросилъ онъ.-- Развѣ страсть вызываетъ улыбку? Жестокая мисъ Барбара!
   -- Не угодно ли вашей свѣтлости изложить это въ стихахъ? сказала она.
   -- Ваша грація навертываетъ эти слова стихами на моемъ сердцѣ, сказалъ онъ.
   Тутъ Барбара взглянула на меня, можетъ-быть случайно, (хотя мнѣ это не показалось случайностію) и весело засмѣялась. Не требовалось искусства чтобъ уразумѣть смыслъ ея смѣха, и я не осудилъ ея за него. Она много лѣтъ ждала случая отомстить за поцѣлуй данный мною Сидеріи въ паркѣ замка въ Гачстедѣ; но не былъ ли онъ хорошо отомщенъ когда я стоялъ смиренно, въ почтительномъ молчаніи, поодаль, между тѣмъ какъ его свѣтлость герцогъ домогался ея благосклонности и половина двора смотрѣла за нихъ? Я не стану называть себя грубіяномъ когда природа не создала меня таковымъ; я сказалъ въ душѣ и постарался сказать ей глазами:
   -- Смѣйся, ненаглядная, смѣйся! Мнѣ нравится дѣвушка которая смѣется надъ вами когда судьба склоняется въ ея пользу.
   Герцогъ опять пустился въ свои увѣренія, а Карфордъ продолжалъ слушать со снисходительностію которая казалась странною въ искателѣ руки леди. Но вотъ скромность Барбары встрепенулась; сигналъ тревоги взвился за ея щекахъ, и она оглянулась, съ огорченіемъ замѣчая количество зрителей. Монмаутъ ничуть не обезпокоился. Я осмѣлился пробраться къ Карфорду и сказалъ ему вполголоса:
   -- Милордъ, его свѣтлость слишкомъ сильно привлекаетъ общее вниманіе къ мисъ Барбарѣ. Не постараетесь ли вы перебить его?
   Онъ вперилъ въ меня взглядъ съ удивленною улыбкой. Но нѣчто въ моемъ выраженіи согнало улыбку съ его лица и замѣнило ее нахмуренными бровями.
   -- Мнѣ опять приходится выслушивать отъ васъ уроки относительно манеръ, сэръ? спросилъ онъ.-- И вы включаете въ нихъ наставленіе насчетъ того какъ нужно перебивать принцевъ?
   -- Принцевъ? сказалъ я.
   -- Герцогъ Монмаутскій...
   -- Сынъ короля, милордъ, вмѣшался я и, держа шляпу въ рукахъ, направился къ Барбарѣ и герцогу. Она взглянула на меня когда я подошелъ, но теперь уже безъ насмѣшки; въ глазахъ ея скорѣе выражался призывъ.
   -- Ваша свѣтлость не заставите меня лишиться аудіенціи у короля? сказалъ я.
   Онъ вздрогнулъ, посмотрѣлъ на меня, нахмурился, посмотрѣлъ на Барбару и нахмурился еще сильнѣе. Я хранилъ спокойствіе, стоя въ позѣ глубочайшаго почтенія. Недоумѣвая, заговорилъ ли я въ полной простотѣ и невѣдѣніи, или же со смысломъ который казался черезчуръ смѣлымъ для того чтобъ ему можно было повѣрить, онъ неувѣренно засмѣялся. Барбара мгновенно отошла съ реверансомъ. Онъ не сталъ ее преслѣдовать, но схватилъ меня за руку и посмотрѣлъ мнѣ въ лицо зорко и въ упоръ. Къ счастію, мои черты довольно неподвижны, и теперь мущина не могъ бы заставить меня покраснѣть, хотя это было бы возможно для женщины. Онъ ничего не узналъ изъ своего осмотра.
   -- Вы меня перебили, сказалъ онъ.
   -- Увы, вашей свѣтлости извѣстно какой я плохой придворный и какъ я невѣжественъ...
   -- Невѣжественъ! вскричалъ онъ;-- да, вы очень невѣжественны, безъ сомнѣнія; но я начинаю думать что вы понимаете толкъ въ хорошенькомъ личикѣ когда видите его, мистеръ Саймонъ Дэль. Ну, я не стану бранить васъ. Развѣ она не самое восхитительное созданіе на свѣтѣ?
   -- Я предполагалъ что лордъ Карфордъ такого мнѣнія, сэръ.
   -- О! Однако, лордъ Карфордъ не поторопился увести меня къ королю! Но вы сами? Что скажете вы на мой вопросъ?
   -- Я такъ ослѣпленъ, сэръ, всѣми красавицами двора его величества что едва могу различать прелести отдѣльныхъ лицъ.
   Онъ опять засмѣялся и ущипнулъ мнѣ руку со словами:
   -- Мы всѣ любимъ то чего у насъ нѣтъ. Герцогъ Іоркскій влюбленъ въ правду, король -- въ цѣломудріе, Бэкингемъ -- въ смиреніе, Рочестеръ -- въ пристойность, Арлингтонъ -- въ искренность, я же, Саймонъ,-- я чуть не боготворю скромность!
   -- Боюсь, у меня ея такъ мало что похвалиться нечѣмъ, сэръ.
   -- Вы не должны ею хвалиться вовсе, но за то тѣмъ больше вы ее выкажете, Саймонъ. Идемъ, вотъ король.
   И онъ бросился впередъ, по-видимому равно довольный и собою, и мною. Мало того, онъ не теряя времени приступилъ къ дѣлу; когда я догналъ его (такъ какъ тѣ которые уступали ему дорогу мнѣ не оказывали такой же любезности), онъ не только достигъ кресла короля, но дошелъ уже до половины своего разказа о моемъ отвѣтѣ герцогу Іоркскому; нужно было отказаться это всякой надежды остановить его.
   "Теперь я въ самомъ дѣлѣ погибъ", думалъ я, но стиснулъ зубы и слушалъ съ невозмутимымъ лицомъ.
   Въ это мгновеніе король находился одинъ если не считать насъ и длинноухой собачки которая лежала у него на колѣнахъ и которую онъ безпрестанно гладилъ рукою. Онъ выслушалъ разказъ сына съ лицомъ такимъ же безстрастнымъ какимъ я усиливался сдѣлать свое собственное. По окончаніи его онъ поднялъ на меня глаза и спросилъ:
   -- Что это за вольности которыя вамъ такъ дороги, сэръ?
   Мой языкъ надѣлалъ мнѣ достаточно безпокойства для одного дня; поэтому я настроилъ его на болѣе мягкій ладъ.
   -- Тѣ самыя которыя, какъ я вижу, соблюдены и уважены вашимъ величествомъ, сказалъ я съ поклономъ.
   Монмаутъ засмѣялся и хлопнулъ меня по спинѣ, но король продолжалъ серіозно:
   -- А реформованная религія которую вы ставите выше моихъ приказаній?
   -- Та вѣра, государь, которой вы являетесь защитникомъ.
   -- Послушайте, мистеръ Дэль, сказалъ онъ довольно сердито,-- если бы вы говорили съ моимъ братомъ такъ же искусно какъ вы увертываетесь отъ меня, онъ не сталъ бы сердиться.
   Не знаю что со мною случилось. Я сказалъ послѣдующее въ сердечной простотѣ, желая только оправдаться въ той непочтительности которую я выказалъ предъ герцогомъ; но я изложилъ свою мысль самымъ пагубнымъ образомъ, такъ какъ произнесъ:
   -- Когда его королевское высочество меня спрашивалъ, государь, я долженъ былъ сказать правду.
   Монмаутъ расхохотался, а мгновеніе спустя и король присоединилъ свой болѣе умѣренный, но не менѣе искренній смѣхъ. Когда его веселость утихла, онъ сказалъ:
   -- Правда, мистеръ Дэль. Я король, и никто не обязанъ говорить мнѣ правду. За то, клянусь Небомъ! утѣшеніе въ томъ что и я не обязанъ говорить ее ни одному человѣку!
   -- И ни одной женщинѣ, сказалъ Монмаутъ, глядя на потолокъ какъ бы въ разсѣянности.
   -- И даже ни одному мальчику, прибавилъ король, весело взглянувъ на сына.-- Ну, мистеръ Дэль, можете ли вы служить мнѣ и вашей совѣсти одновременно?
   -- Я никакъ не могу въ этомъ сомнѣваться, государь, сказалъ я.
   -- Для каждаго человѣка король долженъ быль бы являться его совѣстію, сказалъ король.
   -- А что должно было бы являться совѣстію для короля, государь? спросилъ Монмаутъ.
   -- Ну, Джемсъ, сознаніе того какіе вредные примѣры онъ можетъ дать свѣту если не будетъ слѣдить за своими поступками.
   Монмаутъ увидалъ ударъ и встрѣтилъ его съ милымъ достоинствомъ, наклонясь и цѣлуя руку короля.
   -- Трудно, мистеръ Дэль, служить двумъ господамъ, произнесъ король снова обращаясь ко мнѣ.
   -- Ваше величество -- мой единственный господинъ, началъ было я, но король перебилъ меня, продолжая съ оттѣнкомъ веселости:
   -- Однако, мнѣ пріятно было бы тогда взглянуть на моего брата.
   -- Пускай онъ служитъ мнѣ, государь, вскричалъ Монмаутъ.-- Вѣдь я твердъ въ любви къ этимъ вольностямъ и къ реформованной религіи.
   -- Знаю, Джемсъ, знаю, кивнулъ головою король.-- Однако, печально и странно что вы говорите такъ какъ будто мой братъ ихъ не любитъ.
   Онъ прелукаво улыбнулся молодому герцогу который густо покраснѣлъ. Король внезапно засмѣялся и принялся снова ласкать собачку.
   -- Въ такомъ случаѣ, государь, сказалъ Монмаутъ,-- мистеръ Дэль можетъ ѣхать со мною въ Дувръ?
   Сердце мое встрепенулось, потому что тогда только и говорили о Дуврѣ, о предположенныхъ тамъ увеселеніяхъ и о соотвѣтственной скукѣ которая наступитъ въ Лондонѣ когда король и герцогъ уѣдутъ встрѣчать герцогиню Орлеанскую. Мнѣ страстно хотѣлось ѣхать, а слабая надежда возложенная мною на Дареля который, пользуясь расположеніемъ государственнаго секретаря, могъ бы оказать мнѣ содѣйствіе въ этомъ случаѣ,-- эта надежда исчезла. Теперь я былъ полонъ радости, хотя съ тревогою наблюдалъ лицо короля.
   Казалось, это предложеніе почему-то его забавляло; однако, хотя онъ по большей части смѣялся открыто, не стѣсняясь предметомъ или лицомъ, теперь онъ наклонился надъ своею собачкой, какъ бы стараясь скрыть улыбку; когда же онъ снова поднялъ глаза, она все еще мелькала на его губахъ какъ признакъ веселости.
   -- Почему бы нѣтъ? сказалъ онъ.-- Въ Дувръ, разумѣется. Мистеръ Дэль можетъ служить и вамъ, и мнѣ, и своимъ принципамъ въ Дуврѣ не хуже чѣмъ въ Лондонѣ.
   Я сталъ на одно колѣно и поцѣловалъ его руку за эту милость. Когда я захотѣлъ повторить то же самое передъ Монмаутомъ, онъ отнесся къ моему намѣренію очень благосклонно и принялъ отъ меня даръ почтенія съ самымъ царственнымъ видомъ. Когда я всталъ, король улыбался глядя на насъ обоихъ со своеобразнымъ грустнымъ выраженіемъ.
   -- Ступайте прочь, мальчики, сказалъ онъ, какъ будто мы были мальчуганами изъ начальной школы.-- Оба вы глупы, а Джемсъ не болѣе какъ безразличенъ въ своей честности. Но каждый часъ несетъ съ собою возможность успѣха, и каждая дѣвица представляется вамъ ангеломъ. Дѣлайте что хотите, и да проститъ Богъ ваши грѣхи.
   И онъ откинулся на спинку большаго кресла съ добродушною, вялою, утомленною улыбкой, разсѣянно похлопывая собачку. Вопреки всему что о немъ знали люди, я чувствовалъ что сердце мое лежитъ къ нему, и я снова преклонилъ колѣно со словами:
   -- Да хранитъ Господь ваше величество!
   -- Господь всемогущъ, произнесъ король серіозно.-- Благодарю васъ, мистеръ Дэль.
   Получивъ такимъ образомъ отпускъ, мы отошли вмѣстѣ, и я ждалъ когда герцогу будетъ угодно избавиться отъ моего общества; но онъ повернулся ко мнѣ съ улыбкою, сверкая бѣлыми зубами:
   -- Королева посылаетъ фрейлину которая должна будетъ состоять при герцогинѣ Орлеанской, сказалъ онъ.
   -- Въ самомъ дѣлѣ, сэръ; это весьма умѣстно.
   -- И герцогиня тоже посылаетъ фрейлину. Если бы вы могли выбирать изъ дамъ герцогини (я готовъ поклясться что ни одинъ человѣкъ, будучи въ здравомъ умѣ, не станетъ выбирать среди дамъ ея величества), кого бы вы выбрали, мистеръ Дэль?
   -- Мнѣ не пристало говорить объ этомъ, ваша свѣтлость, отвѣтилъ я.
   -- Ну, произнесъ онъ, уморительно глядя на меня,-- я бы выбралъ мисъ Барбару Квинтонъ. И засмѣявшись на прощаніе, онъ побѣжалъ по горячимъ слѣдамъ одной леди которая прошла въ это мгновеніе и бросила на него очень ласковый взглядъ.
   Оставшись одинъ, но въ хорошемъ настроеніи котораго не могла отравить послѣдняя шутка герцога, я сталъ наблюдать происходившее. Теперь началось представленіе на сценѣ въ глубинѣ залы, но по-видимому никто не обращалъ на него вниманія. Присутствующіе расхаживали взадъ и впередъ, все время разговаривали, косились другъ на друга, ссорились, любезничали и интриговали. Мнѣ попадались на глаза то важныя леди, то красавицы для которыхъ лицо составляло ихъ благополучіе или ихъ погибель, если угодно. Бэкингемъ прошелъ мимо меня, нарядный какъ галера подъ всѣми парусами. Прошелъ герцогъ Іоркскій съ мистеромъ Гедльстономъ; мой поклонъ остался незамѣченнымъ. Вскорѣ появился Клифордъ; онъ слегка кивнулъ головою когда я ему поклонился, но привѣтливость его исчезла. Минуту спустя возлѣ меня очутился Дарель; неудовольствіе его разсѣялось, но онъ поднялъ руки съ комическимъ отчаяніемъ.
   -- Саймонъ, Саймонъ, вамъ трудно помочь, сказалъ онъ.-- Увы, я долженъ ѣхать въ Дувръ безъ васъ, другъ! Неужели вы не могли придержать языка?
   -- Языкъ не надѣлалъ мнѣ большой бѣды, сказалъ я,-- и вамъ не придется ѣхать въ Дувръ одному.
   -- Какъ? вскричалъ онъ, изумленный.
   -- Развѣ только герцогъ Монмаутскій и лордъ Арлингтонъ поѣдутъ врозь.
   -- Герцогъ Монмаутскій? Какое вамъ до него дѣло?
   -- Я поступаю къ нему на службу, отвѣтилъ я съ гордостію,-- и кромѣ того я долженъ ѣхать съ нимъ въ Дувръ встрѣчать герцогиню Орлеанскую.
   -- Какъ, какъ? Какимъ образомъ это случилось? Почему онъ обратилъ на васъ вниманіе?
   Я посмотрѣлъ на него, удивляясь его горячности. Потомъ я взялъ его за руку и сказалъ со смѣхомъ:
   -- Послушайте, я понятливъ и выучилъ свой урокъ.
   -- О какомъ урокѣ вы говорите?
   -- Я выучился придерживать языкъ, произнесъ я.-- Пускай тотъ кто любопытствуетъ узнать причины милости герцога Монмаутскаго ко мнѣ -- спроситъ герцога.
   Онъ засмѣялся, но я уловилъ въ его смѣхѣ досаду.
   -- Дѣйствительно, вы понятливы, Саймонъ, сказалъ онъ.
   

ГЛАВА VIII.
Безуміе, волшебство и лунный св
ѣтъ.

   Когда паденіемъ занавѣса закончилось мало интересное для присутствующихъ представленіе и пестрая толпа начала рѣдѣть, я, замѣтивъ что смотрѣть больше нечего и нечему еще поучиться, одинъ отправился къ себѣ на квартиру. Послѣ нашего разговора Дарель сразу меня оставилъ и я больше не видалъ его. Но собственныя мысли въ достаточной степени занимали меня; даже тупому уму и человѣку неопытному въ придворныхъ интригахъ представлялось яснымъ что съ поѣздкою въ Дувръ было связано нѣчто большее чѣмъ встрѣча королевской сестры съ братомъ. До этого предѣла всѣ держались одного и того же мнѣнія; по ту сторону его начиналось разногласіе. Мнѣ и въ голову не приходило ломать себѣ голову надъ этимъ вопросомъ; но такъ какъ я еще не постигъ что маленькому человѣку легче всего ужиться съ великими людьми въ томъ случаѣ, если онъ открываетъ глаза и уши когда ему велятъ и держитъ ихъ плотно закрытыми остальное время,-- я горѣлъ нетерпѣніемъ уразумѣть полный смыслъ сцены въ которой мнѣ предстояло теперь сыграть роль хотя бы и скромную. Одному, по крайней мѣрѣ, я былъ радъ (здѣсь я затрогивалъ вопросъ болѣе приличный моему положенію), именно -- тому что если Барбара Квинтонъ ѣдетъ въ Дувръ, то и я ѣду также. Но, увы!-- и здѣсь дѣло не обходилось безъ недоразумѣній. Немудрено сознавать что вы рады обществу леди; самая ваша кровь говоритъ вамъ объ этомъ; но сказать почему вы рады -- часто бываетъ трудно. Я говорилъ себѣ что единственная причина моего удовольствія заключается въ тѣхъ услугахъ которыя можетъ-быть мнѣ случится оказать дочери моего стариннаго друга: ей понадобится послать меня съ порученіемъ или чтобъ я исполнилъ ея желаніе; внимательный кавалеръ, какъ бы онъ ни былъ смирененъ, рѣдко оказывается безполезнымъ. Такіе доводы я приводилъ самъ себѣ, но мое надутое чванство отвергало ихъ, и на этотъ разъ разсудокъ явился союзникомъ чванства, доказывая мнѣ что въ такомъ обществѣ какое соберется въ Дуврѣ дѣвушкѣ легко можетъ понадобиться защита не менѣе комплиментовъ. Это было справедливо; поведеніе съ нею моего новаго господина доказывало насколько это было справедливо. Карфордъ, по-видимому, не былъ ревнивымъ поклонникомъ. Я не былъ поклонникомъ, моя жизнь была отдана другой несчастнѣйшей любви, но я былъ джентльменомъ, и (о, сладкая мысль!) могъ настать часъ когда лицо такъ насмѣшливо смотрѣвшее на меня сегодня снова обратилось бы съ призывомъ къ уму и рукѣ Саймона Дэля. Я какъ будто выросталъ при этой мысли и дойдя въ эту самую минуту до своей двери постучалъ тростію такъ же громко и рѣшительно какъ будто самъ былъ герцогомъ Монмаутскимъ, а не джентльменомъ изъ его свиты.
   Какъ ни громокъ былъ мой стукъ, онъ не вызвалъ непосредственнаго отвѣта. Я постучалъ снова; тогда въ коридорѣ послышалось шарканье ногъ. Я разбудилъ своего соннаго бѣднягу; я былъ увѣренъ что онъ выйдетъ впустить меня охая (потому что Джона могъ произносить проклятія только по поводу вопросовъ религіозныхъ) и протирая себѣ глаза. Дверь отворилась, и появился Джона; глаза его не отяжелѣли отъ сна, но, казалось, сверкали какимъ-то сильнымъ возбужденіемъ; онъ не ложился въ постель, потому что платье его было въ порядкѣ, а въ моей пріемной горѣлъ яркій огонь. Въ довершеніе всего изъ той же пріемной послышались звуки псалма, рѣзко и отвратительно распѣваемаго гнусавымъ голосомъ знакомымъ моему слуху. Въ противоположность моему слугѣ, я не зарекался произносить проклятія когда они подвертывались кстати, и съ краснорѣчивымъ ругательствомъ отъ котораго Джона въ отчаяніи возвелъ глаза на потолокъ я оттолкнулъ его и вбѣжалъ въ пріемную. Звучное "аминь" совпало съ моимъ входомъ; предо мною стоялъ Файніасъ Тэтъ, тощій и блѣдный, но спокойный и мирно настроенный.
   -- За какимъ чортомъ вы сюда явились? вскричалъ я.
   -- Я здѣсь совершаю службу Господу, отвѣтилъ онъ торжественно.
   -- Какъ! развѣ она воспрещаетъ спать по ночамъ?
   -- А развѣ вы спали, молодой человѣкъ? спросилъ онъ довольно вѣжливо.
   -- Я свидѣтельствовалъ свое почтеніе его величеству, сказалъ я.
   -- Да проститъ Богъ и его, и васъ, былъ отвѣтъ.
   -- Можетъ-быть Онъ проститъ, а можетъ-быть и нѣтъ, возразилъ я, потому что начиналъ сердиться.-- Но я такъ же мало какъ и король просилъ вашего заступничества. Если Джона привелъ васъ сюда, это случилось безъ моего позволенія: прошу васъ удалиться... Джона, отворите дверь мистеру Тэту!
   Этотъ человѣкъ многозначительно поднялъ голову.
   -- Выслушайте сначала что я имѣю сказать, произнесъ онъ.-- Я посланъ къ вамъ чтобы вы отвратились отъ грѣха. Ибо Господь избралъ васъ Своимъ орудіемъ. Даже и нынѣ куются козни, даже и нынѣ люди учиняютъ заговоры чтобы снова повергнуть королевство въ римское плѣненіе. Развѣ вы не имѣете ушей, развѣ вы не имѣете очей, развѣ вы слѣпы и глухи? Обратитесь ко мнѣ, и я дамъ вамъ видѣть и слышать. Ибо мнѣ дано указать вамъ пути.
   Мнѣ страшно надоѣлъ этотъ молодецъ, и я, отчаявшись избавиться отъ него, бросился на стулъ. Но слѣдующія его слова завладѣли моимъ вниманіемъ:
   -- Человѣкъ который живетъ здѣсь съ вами: кто онъ такой? Развѣ онъ не врагъ Богу?
   -- Мистеръ Дарель -- римскаго исповѣданія, сказалъ я съ невольною улыбкой, такъ какъ никогда не встрѣчалъ болѣе добраго сердца чѣмъ у Дареля.
   Файніасъ подошелъ ко мнѣ вплотную, наклонясь надо мною съ убѣдительно подъятымъ перстомъ и таинственнымъ видомъ:
   -- На что вы ему понадобились? спросилъ онъ.-- Однако, держитесь его. Будьте тамъ гдѣ находится онъ; поѣзжайте туда куда ѣдетъ онъ.
   -- Если вамъ это утѣшительно слышать, я ѣду туда же куда и онъ, сказалъ я зѣвая,-- потому что оба мы поѣдемъ въ Дувръ когда поѣдетъ король.
   -- Это перстъ Божій и Божія воля! вскричалъ Файніасъ, хватая меня за плечо.
   -- Довольно! завопилъ я вскакивая съ мѣста.-- Не смѣйте трогать меня руками, любезный, ужь если вы языка удержать не можете. Какое вамъ дѣло до нашей поѣздки въ Дувръ?
   -- Да, какое? вдругъ раздался голосъ Дареля. Онъ стоялъ въ дверяхъ, сильно и гнѣвно нахмурясь. Мгновеніе спустя онъ перешелъ черезъ комнату и положилъ руку на Файніаса.-- Вамъ хочется чтобы вамъ опять подрѣзали уши? спросилъ онъ.
   -- Творите надо мною волю свою, вскричалъ фанатикъ. И отодвинувъ прилизанные волосы, онъ показалъ уши: къ моему ужасу ихъ верхушки были вплотную срѣзаны ножницами.-- Творите волю свою, завизжалъ онъ, -- я готовъ. Но и вашъ часъ тоже придетъ, да, ваша чаша скоро переполнится.
   Дарель заговорилъ съ нимъ тихо и строго.
   -- Вамъ отрѣжутъ пожалуй не одни уши, если вы не обуздаете языка. Не ваше дѣло спрашивать, почему король уѣзжаетъ или пріѣзжаетъ.
   Въ дверяхъ я видѣлъ блѣдное отъ испуга лицо Джоны смотрѣвшаго на обоихъ мущинъ. Эта сцена заинтересовала меня; разговоръ о Дуврѣ по-видимому страннымъ образомъ преслѣдовалъ меня.
   -- Но этотъ молодой человѣкъ, продолжалъ Файніасъ ни мало не смущаясь угрозой Дареля, -- не принадлежитъ къ вамъ; онъ будетъ изъятъ изъ пламени и его рукою Господь совершитъ великое избавленіе.
   Дарель обратился ко мнѣ и сказалъ съ натянутымъ видомъ:
   -- Эта комната ваша, сэръ, а не моя. Какъ вы сносите присутствіе злонамѣреннаго негодяя?
   -- Я сношу то чему не могу помочь, отвѣтилъ я.-- Мистеръ Тэтъ такъ же мало сообразуетъ свой приходъ и уходъ съ моими желаніями какъ король соображается съ желаніями мистера Тэта.
   -- Вамъ не принесетъ пользы, сэръ, если станетъ извѣстно что онъ здѣсь былъ, -- напомнилъ мнѣ Дарель со многозначительнымъ кивкомъ.
   Дарель былъ мнѣ вѣрнымъ другомъ и заслуживалъ мое уваженіе, но вслѣдствіе того недостатка выдержки котораго я касался раньше его настоящій тонъ возстановилъ меня противъ него. Я враждебно отношусь къ выговорамъ, и даже возрастъ мало примирилъ меня съ ними.
   -- Не принесетъ пользы въ чьихъ глазахъ? спросилъ я съ улыбкой.-- Герцога Іоркскаго? лорда Арлингтона? Или же вы подразумѣваете герцога Монмаутскаго? Вѣдь ему-то я и долженъ угождать теперь.
   -- Никто изъ нихъ не любитъ методистовъ, отвѣтилъ Дарель, храня невозмутимое и непроницаемое выраженіе.
   -- Но можетъ-быть одинъ изъ нихъ предпочитаетъ методиста паписту, засмѣялся я.
   Ударъ пришелся мѣтко, Дарель вспыхнулъ. Самому же мнѣ показалось что я внезапно наткнулся на ключъ какой-то тайны. Неужели я такимъ образомъ оказывался однимъ заложникомъ въ великой борьбѣ церквей, Дарель -- другимъ, а всѣ эти великіе герцоги (говорю съ достодолжнымъ почтеніемъ) были немногимъ больше? Неужели и для Файніаса Тэта находилось мѣсто на столѣ, гдѣ ставками являлись души? Въ такой игрѣ нѣтъ никого, черезчуръ низкаго для оцѣнки, никого черезчуръ высокаго для пользованія. Несомнѣнно, я попалъ пальцемъ на самую пружину! По меньшей мѣрѣ я сразилъ Дареля; врагъ его, охотно ухватясь за мою помощь, сверкалъ на него глазами съ торжествомъ отнюдь не христіанскимъ, а потомъ, обернувшись ко мнѣ, вскричалъ въ какомъ-то дикомъ изступленіи:
   -- Не думайте что по своему недостоинству вы не послужите Богу. Дѣло освящаетъ орудіе, мало того, оно освящаетъ то что пребываетъ въ сквернѣ. Во-истину въ Его часъ Богъ можетъ сотворить дѣло черезъ грѣшную жену.
   И онъ устремилъ на меня пристальный взглядъ.
   Я усмотрѣлъ въ его словахъ особый смыслъ; мысли мои быстро перелетѣли къ "Пѣтуху и Сорокѣ" на Друри-Ленѣ.
   -- Да, да, черезъ грѣшную жену, повторилъ онъ медленно и торжественно; потомъ онъ быстрѣе вѣтра обернулся къ Дарелю и, ничуть не смущаясь сердито нахмуренными бровями моего друга, закричалъ ему:-- Покайтесь, покайтесь, мщеніе близко! и такимъ образомъ, наконецъ, вышелъ изъ комнаты прежде чѣмъ кто-либо изъ насъ могъ ему воспрепятствовать, если бы мы того хотѣли, или задать ему дальнѣйшіе вопросы. Я слышалъ какъ за нимъ захлопнулась наружная дверь и всталъ, глядя на Дареля со спокойною улыбкой.
   -- Безуміе и лунный свѣтъ, любезный другъ, сказалъ я.-- Не смущайтесь этимъ случаемъ. Если Джона впуститъ его еще разъ, онъ мнѣ отвѣтитъ.
   -- Дѣйствительно, мистеръ Дэль, когда я просилъ васъ раздѣлить со мною квартиру, я не предвидѣлъ какого свойства ваши знакомства.
   -- Знакомства человѣка составляются скорѣе судьбою чѣмъ выборомъ, сказалъ я.-- Я бываю то съ вами, то съ Файніасомъ, то съ лордомъ секретаремъ, то съ его свѣтлостію герцогомъ. Право, когда поглядишь какъ судьба, или, если хотите, случай распоряжается, легко можно счесть глупцомъ человѣка который строитъ планы или выбираетъ себѣ товарища. Что касается лично меня, то я дитя судьбы: пускай судьба и руководитъ мною.
   Онъ все еще сохранялъ натянутое и холодное выраженіе, но мой дружелюбный видъ и очевидная рѣшимость не заводить съ нимъ ссоры заставили его быть вѣжливымъ если и не вызвали его на болѣе теплое выраженіе сочувствія.
   -- Дитя судьбы? спросилъ онъ съ оттѣнкомъ насмѣшки, однако, усаживаясь и расправляя морщины на лбу.-- Вы дитя судьбы? Не слишкомъ ли эти слова занощивы, Саймонъ?
   -- Они были бы весьма занощивы если бы не были правдивы, отвѣтилъ я.-- Хорошо, я все вамъ разкажу; ложиться спать еще рано, а выходить изъ дома уже поздно. Джона, принесите намъ вина, и если оно окажется хорошимъ, я прощу васъ за то что вы впустили мистера Тэта.
   Джона ушелъ и тотчасъ вернулся съ бутылкой которую мы стали пить, покамѣстъ я съ обѣщаннымъ чистосердечіемъ разказывалъ своему другу о Бетти Назротъ и ея предсказаніи. Онъ слушалъ меня со вниманіемъ которое обнаруживало искусственность выказаннаго имъ пренебреженія; я замѣтилъ что люди обращаютъ вниманіе на такія вещи, сколь бы сильно ни смѣялись надъ ними. Подъ конецъ возбужденный не только виномъ, но и чадомъ жизни весь день ударявшимъ въ мою юную голову, я вскочилъ съ мѣста съ громкимъ восклицаніемъ:
   -- И развѣ это не правда? Развѣ я не буду знать то что онъ скрываетъ? Развѣ я не буду пить изъ его кубка? Развѣ это не правда? Развѣ я уже, къ великому своему горю, не люблю ту кого любитъ онъ?
   Образъ Нелли внезапно предсталъ предо мною съ новою силой и прелестію; договоривъ, я снова опустился на стулъ и положилъ голову на руки.
   Настало молчаніе; Дарель не нашелъ словъ утѣшенія для моихъ огорченій и пропустилъ мимо ушей вопль моей несчастной любви; тогда я (такъ какъ печали не усугубляются когда ими пренебрегаютъ) украдкой посмотрѣлъ на него изъ-за пальцевъ. Онъ сидѣлъ угрюмый, задумчивый и хмурый. Я поднялъ голову и встрѣтилъ его взглядъ. Онъ перегнулся черезъ столъ, и сказалъ язвительнымъ тономъ:
   -- Славная колдунья, честное слово! Вы будете знать то что онъ скрываетъ?
   -- Да, да.
   -- И пить изъ его кубка?
   -- Именно, она такъ сказала.
   Онъ сидѣлъ погруженный въ тревожныя мысли, но я, весь вечеръ метавшійся между измѣнчивыми и враждебными другъ другу настроеніями, опять вскочилъ и закричалъ съ вызывающею презрительностію:
   -- Какъ, вы вѣрите такимъ баснямъ? Развѣ Богъ открываетъ сокровенное старухамъ? Я думалъ что вы, придворные, не попадаетесь на такія выдумки! Вѣдь онѣ скорѣе годятся для деревенскихъ неучей, мистеръ Дарель. Да сохранитъ насъ Богъ, развѣ мы живемъ во дни короля Іакова?
   Онъ отвѣтилъ мнѣ рѣзко и строго какъ будто я заговорилъ о вещахъ которыхъ нельзя упоминать легкомысленно:
   -- Все это настоящая чертовщина.
   -- Въ такомъ случаѣ чортъ болѣе занятъ чѣмъ кажется, даже послѣ вечера проведеннаго при дворѣ, сказалъ я.-- Но чьимъ бы дѣломъ это ни было, я его исполню. Я доищусь что онъ скрываетъ. Я буду пить изъ его кубка. Послушайте, вы мрачны! Выпейте, другъ Дарель! Дарель, что у него въ кубкѣ? что онъ скрываетъ? Дарель, что скрываетъ король?
   Я схватилъ его за плечо и смотрѣлъ ему прямо въ лицо. Я весь пылалъ; глаза мои безъ сомнѣнія горѣли отъ возбужденія и отъ хмельной веселости. Мое ли выраженіе, или ночной часъ, или же его собственное суевѣріе подѣйствовали на него, потому что онъ вскочилъ, безумно крича:
   -- Боже мой, неужели вы знаете? И онъ вытаращилъ на меня глаза какъ будто я самъ былъ тѣмъ чортомъ о которомъ говорилъ.
   Мы простояли такъ цѣлую минуту. Но я овладѣлъ собою раньше моего товарища; удивленіе произвело во мнѣ эту перемѣну прежде чѣмъ она могла произойти въ немъ вслѣдствіе его смущенія. Какъ оказывалось, мой безсвязный бредъ диковиннымъ образомъ затронулъ нѣчто большее чѣмъ то что я могъ сообразить по здравомъ размышленіи. Находившійся передо мною человѣкъ сошелъ съ ума, или же у него была тайна. Но мой другъ Дарель не былъ безумцемъ.
   -- Знаю ли я? спросилъ я.-- Знаю ли я что? Что могу я, Саймонъ Дэль, знать? Скажите ради самого Неба: что можно знать? И я хитро улыбнулся какъ бы стараясь скрыть знаніе подъ личиной невѣдѣнія.
   -- Ничего, ничего, пробормоталъ онъ смущенно.-- Вино ударило мнѣ въ голову.
   -- Однако, вы выпили всего два стакана; остальное выпилъ я, сказалъ я.
   -- Этотъ проклятый методистъ меня разстроилъ, прорычалъ онъ.-- Онъ, да еще болтовня вашей проклятой колдуньи.
   -- Развѣ методисты и колдуньи могутъ сдѣлать секреты тамъ гдѣ ихъ нѣтъ? сказалъ я со смѣхомъ.
   -- Они могутъ заставить дураковъ думать что секреты есть когда ихъ нѣтъ, произнесъ онъ грубо.
   -- А другіе дураки спрашиваютъ, извѣстны ли они, возразилъ я, но съ усмѣшкой и прибавилъ:-- Я не хочу ссориться, есть ли секретъ или нѣтъ его; итакъ, если вы съ этою цѣлію собираетесь просидѣть всю ночь, то лучше отправляйтесь-ка спать, дружище.
   Изъ осторожности ли, или мое добродушіе разсѣяло его раздраженіе, но онъ смягчился; онъ посмотрѣлъ на меня довольно ласково и вздохнулъ со словами:
   -- Я хотѣлъ руководить вами въ Лондонѣ, Саймонъ, но вы выбираете дорогу самостоятельно.
   -- Дорога которую вы мнѣ показали была отрѣзана у меня на глазахъ, сказалъ я,-- и я пошелъ по первой открывшейся передо мною.
   -- По той которую открылъ герцогъ Монмаутскій?
   -- Да... или еще кто нибудь если бы случился другой человѣкъ.
   -- Но зачѣмъ вообще избирать дорогу, Саймонъ? убѣдительно настаивалъ онъ.-- Почему не жить въ мирѣ и не оставить знатныхъ людей въ покоѣ?
   -- Отъ всего сердца! вскричалъ я.-- Значитъ, рѣшено? Куда же бѣжимъ мы отъ треволненій?
   -- Мы! воскликнулъ онъ вздрагивая.
   -- Развѣ вы не страдаете тою же болѣзнью? Развѣ вамъ не лучше всего поможетъ то же самое лѣкарство? Послушайте, не поѣхать ли завтра намъ обоимъ въ Гачстедъ: это прехорошенькая деревня, мистеръ Дарель, и не предоставить ли знатнымъ людямъ ѣхать въ Дувръ безъ насъ?
   -- Вы знаете что я не могу. Я служу лорду Арлингтону.
   -- Я -- герцогу Монмаутскому.
   -- Но милордъ -- слуга короля.
   -- А его свѣтлость -- сынъ короля.
   -- О, если вы такъ упрямы... началъ было онъ нахмурясь.
   -- Какъ судьба, какъ пророчество, какъ колдунья, какъ методистъ, какъ чортъ или какъ вы сами! сказалъ я смѣясь и бросаясь на стулъ, между тѣмъ какъ онъ всталъ и направился къ двери.
   -- Изъ этого для васъ не выйдетъ ничего хорошаго, сказалъ онъ, проходя мимо меня.
   -- Какой же вѣрноподданный слуга разчитываетъ извлечь выгоду изъ своей службы? спросилъ я съ улыбкой.
   -- Мнѣ хочется предостеречь васъ.
   -- Я предупрежденъ, но не разубѣжденъ, Дарель. Послушайте, мы разстаемся друзьями?
   -- Да, пожалуй, мы друзья, отвѣтилъ онъ все еще съ нѣкоторымъ колебаніемъ.
   -- За исключеніемъ нашего долга по отношенію къ королю?
   -- Если окажется надобность въ такой оговоркѣ -- да, сказалъ онъ серіозно.
   -- И за исключеніемъ, произнесъ я, -- вольностей королевства и неприкосновенности реформованной религіи,-- если окажется надобность въ такихъ оговоркахъ, мистеръ Дарель, и я засмѣялся, увидавъ что морщины опять собрались у него на лбу.
   Но онъ ничего не возразилъ, не будучи въ силахъ положиться на свое самообладаніе или отвѣтить на мой шутливый задоръ въ томъ же тонѣ. Онъ ушелъ отъ меня только покачавъ головою и махнувъ рукой на прощаніе. Хотя мы такимъ образомъ разстались дружелюбно, питая другъ къ другу одни теплыя чувства, я сознавалъ что отнынѣ произойдетъ перемѣна въ нашихъ отношеніяхъ, дни довѣрія миновали.
   Сознаніе моей утраты не особенно меня удручало. Нерѣшительность порожденная неопытностію, незнакомствомъ съ Лондономъ и дворомъ сглаживалась; желаніе опираться на руку другаго человѣка и смотрѣть чужими глазами уступало мѣсто гордости молодаго человѣка у котораго сильна собственная рука и собственное зрѣніе остро. Мнѣ предстояло позабавиться; да, въ тѣ дни мнѣ все представлялось развлеченіемъ, даже возвышенные споры церквей или королевствъ. Мы смотримъ на міръ сквозь наши собственныя стекла; какъ ни мало онъ нами озабоченъ, намъ онъ служитъ матеріаломъ и поприщемъ; въ ночной тиши я сложилъ мечту гдѣ роль героя исполнялъ Саймонъ Дэль, короли и герцоги съ поклонами встрѣчали и провожали его на сценѣ, а публикой являлся весь христіанскій міръ. Эти мечтанія -- достойное занятіе; я жалѣю людей которые имъ не предаются; въ нихъ можно подвизаться безъ труда, наслаждаться безъ ущерба, торжествовать безъ жестокости, мало того, можно грѣшить крупно и широко, никогда не отдавая въ грѣхахъ отчета. Но не становитесь даже въ мечтахъ низкимъ негодяемъ, потому что вы не отдѣлаетесь отъ своей низости и на-яву.
   Я предполагалъ что я одинъ еще не ложился спать и что Джона Уолъ спрятался боясь моего гнѣва. Но вдругъ мои размышленія были прерваны его входомъ. Онъ опасливо подкрался ко мнѣ, впрочемъ, какъ будто пріободрился когда я не разразился бранью, но спросилъ его мягко, почему онъ не удалился на покой и чего ему отъ меня нужно. Прежде всего онъ сталъ умолять меня защитить его отъ ярости мистера Дареля; черезъ посредство Файніаса Тэта, сказалъ онъ мнѣ робко, онъ обрѣлъ благодать и ни въ чемъ не можетъ отказать ему; однако, если я прикажу, онъ не будетъ больше пускать его.
   -- Пускай ходитъ, сказалъ я безпечно.-- Впрочемъ, мы не долго здѣсь пробудемъ. Я беру васъ съ собою въ путешествіе, Джона.
   -- Въ путешествіе, сэръ?
   -- Да, я сопровождаю герцога Монмаутскаго, а вы сопровождаете меня въ Дувръ когда поѣдетъ король.
   Или Дувръ былъ на умѣ у всѣхъ, или онъ совершенно поглощалъ мой умъ: я готовъ поклясться что даже у этого человѣка глаза какъ будто повеселѣли когда я назвалъ мѣсто назначенія.
   -- Въ Дувръ, сэръ?
   -- Именно. Вы увидите всѣ увеселенія которыя тамъ предстоятъ, Джона.
   Проблескъ интереса исчезъ; онъ снова сталъ уныло спокоенъ и покоренъ.
   -- Ну, чего же вамъ отъ меня нужно? спросилъ я. Мнѣ не хотѣлось вызвать въ немъ подозрѣніе что я замѣтилъ нѣкоторую перемѣну въ его обращеніи.
   -- Сегодня сюда пріѣзжала дама, сэръ, въ прекрасномъ экипажѣ, на фламандскихъ лошадяхъ, и спрашивала васъ. Узнавъ что васъ нѣтъ дома, она позвала меня и велѣла передать вамъ порученіе. Я просилъ ее написать его, но она засмѣялась и сказала что ей говорить легче чѣмъ писать; она приказала мнѣ сказать что желаетъ васъ видѣть.
   -- Какого вида была эта дама, Джона?
   -- Она все время сидѣла въ каретѣ, сэръ, но мнѣ показалось что она небольшаго роста; она была очень весела, сэръ.
   Джона глубоко вздохнулъ; въ его глазахъ веселость занимала важное мѣсто въ ряду нашихъ природныхъ грѣховъ.
   -- Она не говорила зачѣмъ я ей нуженъ? спросилъ я какъ можно безпечнѣе.
   -- Нѣтъ, сэръ. Она сказала что вы знаете зачѣмъ и что она будетъ ожидать васъ завтра въ полдень.
   -- Но гдѣ же, Джона?
   -- Въ домѣ который называется Берфордъ-Гаузъ въ Челси.
   -- Она не назвала себя?
   -- Я спросилъ какъ ее зовутъ, и она сказала.
   -- Какъ же?
   -- У нея странное языческое имя, и она засмѣялась когда назвала его; впрочемъ, она смѣялась все время.
   -- Въ смѣхѣ нѣтъ грѣха, сказалъ я сухо.-- Можете идти. Я раздѣнусь безъ вашей помощи.
   -- Но имя...
   -- Боже мой, я знаю его! Убирайтесь!
   Онъ ушелъ волоча ноги; вся его фигура выражала укоризну, не знаю, преимущественно ли по поводу моей божбы, или языческаго имени, или же по поводу леди которая назвалась имъ.
   Ну, если онъ былъ до такой степени пораженъ ужасомъ теперь, что сказалъ бы онъ если бы узналъ съ кѣмъ разговаривалъ? Можетъ-быть онъ прочелъ бы ей проповѣдь какъ Файніасъ Тэтъ, его наставникъ въ религіи. Ибо, безъ сомнѣнія, языческое имя было Сидерія, а прекрасная карета запряженная фламандскими лошадьми... Вопросъ относительно кареты я оставлялъ безъ отвѣта.
   Едва затворилась дверь за моимъ слугою, я вскочилъ съ мѣста восклицая тихимъ, но очень рѣшительнымъ голосомъ: "Ни за что!" Я не хотѣлъ идти. Не довольно ли она меня оскорбила? Неужели мнѣ придется сорвать перевязку со своей раны? Она меня истерзала, а теперь со смѣхомъ просила чтобы я былъ такъ добръ и далъ бы опять вздернуть себя на дыбу. Я не хотѣлъ идти. Этотъ смѣхъ былъ жестокъ и дерзокъ. Я зналъ его. Увы, да, я зналъ, я отлично зналъ какъ онъ начинался, переливался и умолкалъ теряясь въ отголоскахъ чуть слышныхъ, но богатыхъ обольстительною веселостію. Конечно, она была искусно сотворена на погибель мущинамъ, но и на свою собственную тоже, бѣдняжка. Что такое были ея кареты, фламандскія лошади и домъ подъ названіемъ Берфордъ-Гаузъ въ Челси? Волна воспоминаній нахлынула на меня, и я увидалъ ее скромною -- ну, пожалуй, болѣе скромною!-- хотя все-таки веселою, въ душистыхъ поляхъ на моей родинѣ гдѣ она играла моимъ юношескимъ сердцемъ какъ игрушкой мало ей знакомою, но съ которою она инстинктивно обращалась ловко. Эта игрушка ужасно правилась ей, и, казалось, она удивилась найдя что игрушка чувствуетъ. Сама она не чувствовала, ей въ удѣлъ досталась радость, но ничего болѣе глубокаго. Во не могла ли она быть чѣмъ-нибудь инымъ: могла бы она, захотѣла ли бы она стать иною? Я зналъ какова она была; кто знаетъ чѣмъ она могла сдѣлаться? Образъ ея снова предсталъ предъ моими глазами, вызывая меня на отчаянную попытку, подстрекая меня къ поступку въ которомъ усиліе являлось нелѣпостью, а успѣхъ показался бы несчастіемъ въ глазахъ свѣта. Но я находился въ восторженномъ состояніи духа и соткалъ другую мечту которая прогнала первую; теперь я уже не ѣхалъ въ Дувръ играть роль въ важныхъ дѣлахъ и протискиваться на болѣе высокое мѣсто въ свѣтѣ, гдѣ въ очахъ Божіихъ всѣ мѣста равны и всѣ низки, но я возвращался опять въ любимую прежде деревню и притомъ не одинъ. Она должна была находиться со мною; любовь должна была облечь раскаяніе въ лучезарныя одежды и чистотѣ предстояло затмить блескомъ всю пышность грѣха. Было ли это возможно? Если да, то награда представлялась достойною того чтобъ изъ-за нея охотно пожертвовать всѣмъ прочимъ, то былъ бы подвигъ радостный и великій, хотя и не занесенный на страницы ни одной лѣтописи.
   Файніасъ Тэтъ прочелъ ей проповѣдь и ушелъ ни съ чѣмъ, встрѣтивъ пренебреженіе. Я тоже произнесу ей проповѣдь, но въ иномъ тонѣ и по иному Евангелію. Пускай мои слова дышатъ кротостію которой въ его рѣчахъ не было, пускай въ моемъ Евангеліи окажется сила которая привлечетъ тамъ гдѣ его сила отталкивала. Ибо моя любовь, потрясенная, но не разрушенная, уязвленная, но не умершая, снова разцвѣтшая въ полнотѣ жизненныхъ силъ, вдохнетъ животворную энергію въ ея душу и сообщитъ ей долю своего безпредѣльнаго изобилія, пока ея сердце не наполнится. Околдованный золотымъ видѣніемъ, я всталъ и сталъ смотрѣть въ окно на разсвѣтающій день, молясь чтобы мнѣ достались и трудъ, и преуспѣяніе, и награда.
   Ясно разсвѣлъ этотъ день когда я съ сердцемъ еще болѣе яснымъ поднялся по лѣстницѣ ведшей въ мою спальню. Но дойдя до двери ея я пріостановился. Я услыхалъ звукъ въ маленькой каморкѣ расположенной подальше, гдѣ Джона расправлялъ усталыя ноги и гдѣ онъ, какъ я надѣялся, позабылъ въ невинномъ снѣ о душѣ которую самъ терзалъ больше чѣмъ сталъ бы терзать ее устрашавшій его адъ. Нѣтъ, онъ не спалъ. Изъ его каморки доносились тихія, горячія, усердныя молитвы. Прислушавшись съ минуту не то съ пренебреженіемъ, не то съ жалостію, но безо всякаго раздраженія, я услыхалъ его.
   -- Хвала Господу, говорилъ онъ.-- Иже творитъ нечестиву обитель -- праву, и отверзаетъ стезю въ пустынѣ, и влагаетъ въ десницу слуги Своего мечъ, да поразитъ сей безбожныхъ даже на мѣстѣ горнемъ.
   Какія нечестивыя обители становились правыми, какая стезя отверзалась, какой мечъ влагался въ руки Джоны? Въ безбожныхъ на мѣстѣ горнемъ не было недостатка во дни короля Карла. Но развѣ Джонѣ Уолу предстояло поразить ихъ? Я со смѣхомъ отворилъ свою дверь. Всѣ мы сошли съ ума въ эту ночь, моего же безумія хватило до утра. Да, пока не созрѣло утро, моя вторая мечта меня не покидала.
   

ГЛАВА IX.
Объ алмазахъ и камешкахъ.

   Какъ я искалъ ее, какъ я ее нашелъ, ея прекрасный домъ на берегу рѣки окруженный лужайкой, ея глазѣвшіе лакеи, ея великолѣпная обстановка, важный лордъ котораго провожали съ поклонами когда я входилъ, горничная которая косилась, играла глазами и смѣялась -- все это сохранилось у меня въ памяти, но слитно, не ясно, утративъ отчетливость. Но все чѣмъ она сама была, чѣмъ казалась, что говорила, мало того, все что не будучи произнесеннымъ осталось тѣмъ понятнѣе -- напечатлѣно въ моей памяти строками которыхъ никакіе годы не могутъ изгладить и смысла которыхъ никакая перемѣна въ мысляхъ не въ силахъ затемнить. На ней было большое бриліантовое ожерелье, покупка котораго служила новымъ текстомъ для людей строгихъ и предметомъ новыхъ шутокъ для остряковъ; оно сверкало и переливалось на ея шеѣ такими же яркими и пестрыми искрами какъ ослѣпительныя смѣны ея бесѣды и безконечный рядъ летучихъ выраженій на ея лицѣ. Однако, я вышелъ изъ своей квартиры съ клятвой покорить ее, а вернулся домой съ клятвой не видѣть ея больше. Я хочу разказать все; самому себѣ я пересказывалъ объ этомъ свиданіи тысячу разъ въ послѣдующіе дни. Но даже теперь, не смотря на то что эта сцена противъ моей воли столько разъ разыгрывалась передъ моими глазами, я едва ли буду въ состояніи сказать отчего и какъ въ концѣ концовъ произошла во мнѣ перемѣна. Мнѣ кажется что самая пышность, лордъ и лакеи, прекрасный домъ и весь ея образъ жизни какъ бы обдали холодомъ мое сердце, осуждая на гибель безумный призывъ, подавить который они были не въ силахъ. Однако, этого мало: вѣдь все это могло существовать и все-таки не проникнуть до ея души и не заразить ея. Но когда я говорилъ съ нею словами заключавшими въ себѣ для меня сладость такую могучую что я оставлялъ всѣ колебанія и готовъ былъ пренебречь цѣлымъ свѣтомъ, она меня не понимала. Я видѣлъ что она старалась понять; когда она въ томъ не успѣла, я тоже потерпѣлъ неудачу. Цвѣтокъ умеръ; къ чему было холить или орошать его? Я не думалъ что онъ умеръ, но молился чтобъ онъ, хотя увядшій и задохнувшійся, возвратился къ жизни подъ солнцемъ моей любви и подъ росою ея слезъ. Но она не заплакала, развѣ только отъ мимолетной досады на то что я прошу у нея вещи которой дать она не можетъ; и тучи густо заволокли ясное лицо моей любви.
   А теперь -- увы!-- я уже такъ умудренъ что плакать не могу! Я скорѣе могу улыбаться своей просьбѣ чѣмъ сокрушаться о томъ что она была тщетною. Я невольно дивлюсь что она имѣла терпѣніе отказать мнѣ ласково и не изумляюсь болѣе тому что она все-таки отказала. Но я не люблю въ юношахъ грустной мудрости которая такъ пристала старости. Я быль глупцомъ; но если тотъ кто полагаетъ что добро одержитъ верхъ и истинная любовь преодолѣетъ -- глупъ, то пускай мои сыновья будутъ глупцами послѣ меня, пока ихъ сыновья, въ свою очередь, не перехватятъ у нихъ свѣтильникъ этой глупости который свѣтитъ міру.
   Можно было бы сказать что она не ожидала видѣть меня, потому что вздрогнула какъ будто отъ. удивленія когда я очутился передъ нею и сказалъ:
   -- Вы за мною посылали.
   -- Я посылала за вами? вскричала она все еще какъ бы въ недоумѣніи, потомъ прибавила: -- Ахъ, да, помню. Мнѣ пришелъ въ голову капризъ когда я проѣзжала мимо вашей квартиры. А между тѣмъ вы не заслуживали такой милости, потому что обошлись со мною очень грубо, да, да, очень сурово, при послѣдней нашей встрѣчѣ. Но мнѣ не хочется чтобы вы считали меня мстительною. Старые друзья должны прощать другъ другу, не правда ли? Кромѣ того, вы не хотѣли меня обидѣть, вы были раздосадованы, можетъ-быть даже удивлены. Были вы удивлены? Нѣтъ, удивлены вы не были. Но были ли вы огорчены, Саймонъ?
   Я угрюмо смотрѣлъ на нее, а теперь заговорилъ неохотно и сердито:
   -- У васъ на шеѣ алмазы, сказалъ я, указывая на ожерелье.
   -- Развѣ шея ихъ не достойна? пролепетала она быстро, но мягко, раздвигая платье чтобы мнѣ было виднѣе и поднимая на меня глаза.
   -- Да, вполнѣ достойна. Но развѣ вы не огорчились бы если бы они оказались камешками?
   -- Честное слово, да! засмѣялась она;-- вѣдь я заплатила за нихъ цѣну алмазовъ.
   -- Я тоже заплатилъ цѣну алмаза, оказалъ я,-- и думалъ что получилъ его.
   -- Но онъ оказался камешкомъ? произнесла она наклоняясь надо мною, такъ какъ я сѣлъ на стулъ: мнѣ было не до церемоній.
   -- Да, камешкомъ; простымъ, обыкновеннымъ камешкомъ
   -- Обыкновеннымъ камешкомъ! отозвалась она.-- О, Саймонъ, злой Саймонъ! Но хорошенькимъ, блестящимъ камешкомъ? Онъ былъ похожъ на алмазъ, Саймонъ?
   -- Да проститъ васъ Богъ, да. Скажите ради самого Неба... тогда... давно... когда вы пріѣхали въ Гачстедъ... что было тогда? Не были ли вы тогда...
   -- Я не была алмазомъ, сказала она.-- Даже и тогда я была камешкомъ. Голосъ ея немного понизился, точно на мгновеніе какой-то невѣдомый стыдъ овладѣлъ ею.-- Обыкновеннымъ камешкомъ, прибавила она повторяя мои слова.
   -- Въ такомъ случаѣ да проститъ васъ Богъ, сказалъ я снова и оперся головой на руку.
   -- А вы сами, добрый Саймонъ, прощаете ли меня?
   Я молчалъ. Она съ досадой отошла отъ меня, вскричавъ:
   -- Вы всѣ такъ охотно призываете Божіе прощеніе! Развѣ прощеніе есть только у Бога? Развѣ ни одинъ изъ васъ не проститъ самъ за себя? Или вы такъ праведны что не можете сдѣлать того что долженъ сдѣлать Богъ?
   Я вскочилъ и подошелъ къ ней.
   -- Простить? воскликнулъ я вполголоса.-- Да, я прощу. Не говорите мнѣ о прощеніи. Я пришелъ любить.
   -- Любить? Теперь? Глаза ея расширились отъ удивленія, веселья и восхищенія.
   -- Да, сказалъ я.
   -- Вы любили алмазъ; вы станете любить и камешекъ? Саймонъ, Саймонъ, куда дѣлась ваша маменька, куда дѣлся мой добрый другъ викарій? Ахъ! что сталось съ вашею добродѣтелію, Саймонъ?
   -- То же что станется и съ вашею, вскричалъ я схватывая ея руки и скрывая ихъ въ своихъ.-- Гдѣ ваша добродѣтель, тамъ и моя, и обѣ онѣ состоятъ въ любви которая сливаетъ усладу и добродѣтель во-едино. Я поднесъ ея руку къ губамъ и осыпалъ ее поцѣлуями.-- Грѣхъ происходитъ только добровольно, произнесъ я съ мольбой,-- а если добрая воля не стремится ко грѣху, то грѣха и нѣтъ. Идите со мною! Я исполню всѣ ваши желанія и грѣхъ вашъ будетъ мертвъ.
   Она отстранилась отъ меня въ изумленіи; для нея такія рѣчи были странны; однако, она оставила свою руку въ моихъ.
   -- Идти съ вами? Но куда же, куда? Мы болѣе не въ поляхъ Гачстеда.
   -- Мы можемъ быть тамъ снова! вскричалъ я.-- Мы можемъ быть на-единѣ въ поляхъ Гачстеда.
   Она все еще никакъ не понимала чего я хотѣлъ, или же, понимая, не могла повѣрить что понимаетъ меня вѣрно.
   -- Вы хотите сказать... оставить... оставить Лондонъ и уѣхать съ вами? Съ вами однимъ?
   -- Да... только съ вашимъ мужемъ.
   Она быстро выдернула руку, вскричавъ:
   -- Вы съ ума сошли!
   -- Можетъ-быть. Пускай я безуменъ, но будьте безумны и вы сами, моя дорогая. Если оба мы безумцы, какая въ томъ бѣда?
   -- Какъ, мнѣ... мнѣ уѣхать... мнѣ бросить городъ... мнѣ бросить дворъ? А вы?.. вѣдь вы должны здѣсь искать счастія?
   -- Развѣ я не смѣю грезить что нашелъ его?
   И я снова взялъ ея руку.
   Мгновеніе спустя она подошла ко мнѣ ближе. Я почувствовалъ какъ она нѣжно сжала мои пальцы своими.
   -- Бѣдный Саймонъ! произнесла она съ усмѣшкой; -- право, онъ хорошо помнитъ Сидерію. Но Сидеріи такой какою она была, даже Сидеріи -- уже нѣтъ. И теперь я -- не она. Тутъ она опять засмѣялась, воскликнувъ: -- Какое безуміе!
   -- Минуту тому назадъ вы не называли этого безуміемъ.
   -- Значитъ, я вдвойнѣ была безумна, отвѣтила она впервые съ оттѣнкомъ горечи.-- Такъ какъ это именно безуміе, полное и безпросвѣтное. Я теперь не создана -- да и была ли когда-нибудь создана?-- для того чтобы день-деньской бродить по зеленымъ лугамъ и возвращаться домой въ хижину.
   -- Никогда не были созданы, сказалъ я.-- Этого не оказалось бы и впредь, если бы не любовь человѣка котораго вы любите. Если бы не она, какая женщина была создана для этого? Но при любви какъ много такихъ женщинъ!
   -- Нѣтъ, очень мало, произнесла она съ ласковою усмѣшкой.-- Да и къ этимъ немногимъ я не принадлежу. Нѣтъ, вѣдь я... можетъ-быть я жестока?.. вѣдь я не люблю васъ, Саймонъ.
   -- Вы въ этомъ клянетесь?
   -- Развѣ чуточку, какъ друга, стараго друга.
   -- И притомъ милаго?
   -- Милаго нѣкоторымъ лестнымъ безуміемъ, ему свойственнымъ.
   -- Вы поѣдете?
   -- Нѣтъ.
   -- Почему нѣтъ? День спустя ни вы, ни я не станемъ спрашивать: почему.
   -- Я не спрашиваю и теперь. Причинъ цѣлая бездна. Смѣхъ ея снова раздался, но въ глазахъ ея мнѣ чудилась нѣжность.
   -- Приведите мнѣ хоть одну.
   -- Я привела ее: я не люблю васъ.
   -- Я не согласенъ принять ее.
   -- Я не могу измѣниться.
   -- Вы должны быть тѣмъ чѣмъ я васъ сдѣлаю.
   -- Вы должны жить при дворѣ. Служить герцогу Монмаутскому, не правда ли?
   -- Какое мнѣ до этого дѣло? Какъ будто другихъ не найдется!
   -- Выпустите мою руку. Нѣтъ... выпустите ее. Посмотрите, я вамъ покажу. На ней надѣто кольцо.
   -- Я вижу кольцо.
   -- Оно цѣнно.
   -- Очень цѣнно.
   -- Саймонъ, не угадаете ли вы кто его надѣлъ?
   -- Онъ вашъ король только до тѣхъ поръ пока вы сами его дѣлаете королемъ.
   -- Нѣтъ, вскричала она съ внезапнымъ жаромъ, -- мой путь избранъ! Потомъ она продолжала съ вызывающимъ видомъ.-- Я не захотѣла измѣнить его. Развѣ я не говорила вамъ когда-то что можетъ-быть буду имѣть власть надъ королемъ?
   -- Власть? На что она вамъ? На что она кому бы то ни было безъ любви?
   -- О, я ничего не смыслю въ вашей любви, вскричала она своенравно, -- но я знаю что я сама люблю: оживленіе, сердитые взгляды важныхъ дамъ и любезности важныхъ лордовъ. Ахъ, но къ чему я это говорю? Развѣ можно разсуждать съ сумашедшимъ?
   -- Можно, если мы хоть сколько нибудь тронуты его болѣзнію.
   Она обернулась ко мнѣ, блистая глазами, и заговорила очень мягко:
   -- Ахъ, Саймонъ, вы тоже владѣете языкомъ? И вы тоже можете увлекать женщинъ? Мнѣ кажется что можете. Но берегите, Саймонъ, берегите этотъ даръ для вашей жены. Не мало дѣвушекъ которыя охотно согласятся ею назваться, потому что вы хороши собою и мнѣ кажется что вамъ извѣстенъ путь къ женскому сердцу.
   Стоя надо мною (такъ какъ я опять опустился на стулъ), она ласково погладила мнѣ щеку рукою. Я былъ отраженъ, но не разбитъ. Мое безуміе, какъ она его называла (не слѣдуетъ ли и самому мнѣ дать ему такое же имя?), все еще не покидало меня, кипя и волнуясь. Надежда все еще была жива, потому что она выказала нѣжность ко мнѣ, и мнѣ почудилось однажды что мимолетная тѣнь угрызенія мелькнула на ея ясномъ лицѣ. Протянувъ руки, я взялъ обѣ ея руки и смотрѣлъ ей въ лицо снизу, безмолвно умоляя ее; улыбка заиграла на ея губахъ, когда она покачала мнѣ головою.
   -- Небо готовитъ вамъ лучшую участь, сказала она.
   -- Я желаю самъ быть ея судьею, вскричалъ я и попытался поднести ея руки къ губамъ.
   -- Выпустите меня, сказала она, -- Саймонъ, вы должны меня выпустить. Да, право, вы должны. Вотъ такъ! Сядьте тамъ, а я сяду напротивъ васъ.
   Она сдѣлала какъ сказала, усѣвшись противъ меня, впрочемъ, близехонько. Она посмотрѣла мнѣ въ лицо; потомъ слегка вздохнула.
   -- Не пора ли вамъ идти? спросила она съ жалобною улыбкой.
   Я покачалъ головой, но не далъ другаго отвѣта.
   -- Я жалѣю, продолжала она мягко, -- что пріѣзжала въ Гачстедъ; жалѣю что вызвала васъ въ Лондонъ, что встрѣтилась съ вами на Ленѣ, что вызвала васъ сюда сегодня. Я не догадывалась о вашемъ безуміи. Я жила съ актерами и съ придворными, и еще... еще съ однимъ человѣкомъ; такъ что мнѣ и въ голову не приходило безуміе подобное вашему. Да, я жалѣю.
   -- Вы можете дать мнѣ радость несравненно большую чѣмъ всѣ огорченія которыя я изъ-за васъ пережилъ, произнесъ я тихо.
   Тутъ она просидѣла молча цѣлую минуту, какъ бы изучая мое лицо. Потомъ она посмотрѣла направо и налѣво, точно ей очень хотѣлось убѣжать. Она усмѣхнулась, но опять стала серіозна со словами: "Не знаю, чему я засмѣялась", и тяжело вздохнула. Я слѣдилъ за каждымъ ея движеніемъ и перемѣной, ожидая когда она заговоритъ снова. Наконецъ она заговорила.
   -- Вы не разсердились на меня, Саймонъ? спросила она заискивающимъ тономъ.
   -- Разумѣется, нѣтъ, отвѣтилъ я удивленный.
   -- И вы не сойдете съ ума окончательно, не станете говорить о смерти или еще о какихъ-нибудь ужасахъ?
   -- Я выслушаю спокойно все что вы имѣете сказать, отвѣтилъ я.
   Она сидѣла и смотрѣла на меня въ шаловливомъ уныніи какъ будто умилостивляя гнѣвъ, прося прощенія и въ то же время словно намекая на веселость глубоко скрытую въ ея мысляхъ. Потомъ она выпрямилась; странная, самая жалкая гордость отразилась на ея лицѣ. Я не зналъ ея значенія. Она наклонилась ко мнѣ, слегка покраснѣла и шепнула мое имя.
   -- Я жду что вы скажете, сказалъ я, и мой голосъ звучалъ жестко, строго и холодно.
   -- Вы обойдетесь со мною жестоко, я знаю навѣрно, воскликнула она капризно.
   -- Нѣтъ, клянусь жизнію, сказалъ я.-- Что вы желаете сказать?
   Она походила на ребенка который показываетъ вамъ какую-нибудь любимую запрещенную игрушку; ее не слѣдовало бы имѣть, но онъ дорожитъ ею пуще всего остальнаго хлама; такая же лукавая радость, такой же стыдливый восторгъ былъ, и на ея лицѣ.
   -- Я въ нѣкоторомъ ожиданіи, шепнула она складывая руки и кивая мнѣ головою.-- Ахъ на меня сочиняютъ пѣсни, надо мной смѣются, Касльменъ смотритъ на меня такъ, точно я не лучше уличной грязи подъ ея ногами. Но они увидятъ! Да, они увидятъ что я отъ нихъ не отстану! Она вскочила съ мѣста въ безпечномъ веселіи, крича:-- Вѣдь я буду хорошенькою графиней, Саймонъ? Она подошла ко мнѣ близко и шепнула съ таинственнымъ видомъ:-- Саймонъ, Саймонъ!
   Я посмотрѣлъ вверхъ, въ ея блестящія глаза.
   -- Саймонъ, кто такой тотъ кому вы служите и притомъ съ гордостію? Кто онъ, скажите?
   Она разразилась торжествующимъ смѣхомъ.
   Но я, слыша ея смѣхъ и чувствуя какъ сердце мое внезапно исполняется ужасомъ, закрылъ глаза руками и грузно откинулся на стулъ какъ больной или пьяный. Ибо теперь-то я въ самомъ дѣлѣ увидалъ что мой алмазъ -- всего-на-все камешекъ. И отголосокъ ея смѣха звучалъ у меня въ ушахъ.
   -- Итакъ, я не могу уѣхать, Саймонъ, услыхалъ я ея слова.-- Вы видите что я не могу ѣхать. Нѣтъ, нѣтъ, я не могу уѣхать.
   И она снова засмѣялась.
   Я сидѣлъ на мѣстѣ, ничего не слыша кромѣ отголоска ея смѣха, не будучи въ состояніи думать ни о чемъ кромѣ той истины которая такъ безпощадно врѣзалась въ мой умъ. Когда молодой человѣкъ впервые усвоиваетъ вещи непоправимыя, онъ испытываетъ жгучую безсильную злобу; она-то и наполняла мое сердце вмѣстѣ со внезапнымъ отвращеніемъ къ тому чего я такъ желалъ, столь же безмѣрнымъ какъ и самое желаніе, столь же жестокимъ, можетъ-быть, какъ и породившее его извѣстіе. Смѣхъ Нелли затихъ, и она умолкла. Вдругъ я почувствовалъ какъ рука легла на мои руки какъ бы пытаясь выразить сочувствіе къ скорби понятой лишь на-половину. Я отстранился отодвигая руки до тѣхъ поръ, пока ея рука не перестала къ нимъ прикасаться. Бываютъ мелкіе поступки, часто ничтожные, но угрызеніе всю жизнь не покидаетъ человѣка. До сихъ поръ у меня щемитъ сердце что я отъ нея отстранился; она ничѣмъ не отличалась отъ той какою я зналъ ее; но я, такъ страстно желавшій, теперь бѣжалъ прочь; извѣстіе проникло въ меня, очевидное, убѣдительное, въ отвратительной близости. Но я все-таки жалѣю что отстранился; я сдѣлалъ это прежде чѣмъ успѣлъ подумать; и я не нашелъ словъ: можетъ-быть и лучше что я не пробовалъ говорить.
   Я поднялъ глаза; рука ея все еще была протянута; на губахъ мелькала улыбка недоумѣнія.
   -- Развѣ она жжется, развѣ она колетъ, развѣ она пачкаетъ, Саймонъ? спросила она.-- Вотъ она, троньте, троньте ее. Она все прежняя, не правда ли? Она положила ее какъ разъ возлѣ моей руки ожидая что я возьму ее, но я ея не взялъ.-- Она была такою же когда вы ее цѣловали, сказала она, по я все-таки ея не взялъ.
   Я поднялся медленно и грузно, точно усталый человѣкъ, ноги котораго не охотно берутся за свою ношу. Она же стояла совершенно неподвижно, глядя на меня теперь тревожными и удивленными глазами.
   -- Ничего, пролепеталъ я.-- Право, ничего; я только не подумалъ объ этомъ.
   Едва сознавая свои поступки, я направился было къ двери. Безотчетный инстинктъ побуждалъ меня уйти отъ нея подальше. Но взглядъ мой тянуло къ ея лицу; я видѣлъ какъ ея губки надулись и щеки вспыхнули; ея ясные глаза затуманились. Она любила меня достаточно чтобъ обижаться на меня если и не больше того. Мною овладѣла жалость; обернувшись, я упалъ на одно колѣно, схватилъ руку къ которой не хотѣлъ прикасаться и поцѣловалъ ее.
   -- А, теперь вы цѣлуете у меня руку! воскликнула она и лицо ея снова засіяло улыбками.
   -- Я цѣлую руку Сидеріи, сказалъ я.-- Мнѣ, въ самомъ дѣлѣ, жаль моей Сидеріи.
   -- Она была такова же какова и я, шепнула она, на этотъ разъ съ оттѣнкомъ стыда, такъ какъ видѣла что я испытываю стыдъ за нее.
   -- Насъ огорчаетъ не то что есть, но то что мы знаемъ, сказалъ я.-- Прощайте, Сидерія, и я снова поцѣловалъ ея руку.
   Она отняла ее у меня и вздернула головкой, воскликнувъ, съ сердцемъ:
   -- Напрасно я вамъ сказала.
   -- Ради Бога, не жалѣйте объ этомъ, сказалъ я и снова привлекъ къ себѣ ея удивленный взглядъ.
   Я направился своею дорогою, единственною по которой мои ноги были въ силахъ ступать. Но она бросилась вслѣдъ за мною и положила свою руку на мою. Я посмотрѣлъ на нее изумленно и вопросительно.
   -- Вы придете опять, Саймонъ, когда... Она не могла удержать просившейся улыбки которая появилась робко, неувѣренная въ томъ какъ ее примутъ, сомнѣваясь въ своихъ правахъ.-- Когда вамъ будетъ лучше, Саймонъ?
   Я стремился, я всѣмъ сердцемъ стремился обходиться съ нею мягко. Какъ могло это обстоятельство быть для нея тѣмъ же чѣмъ оно было для меня? Она не могла понять почему я былъ удрученъ; ей легко было бы встрѣтить, осмѣять, утѣшить бурное отчаяніе свойственное побѣжденному сопернику. Все это я зналъ, но не могъ найти способа притвориться или скрыть собственное горе.
   -- Значитъ, вы придете опять? настаивала она умоляющимъ тономъ.
   -- Нѣтъ, выговорилъ я грубо и жестко, но съ жесткостію невольной.
   Тутъ внезапный порывъ горячности овладѣлъ ею, и она накинулась на меня, бѣшено обличая меня въ выраженіяхъ которыхъ не заботилась умѣрить въ чопорной добродѣтели каковою я ни въ какомъ случаѣ не обладалъ и въ узости въ которой мой разсудокъ повиненъ не былъ. Я стоялъ подъ грозою беззащитный и только въ концѣ воскликнулъ:
   -- Я такихъ вещей о васъ не думаю.
   -- Вы обращаетесь со мною такъ какъ будто ихъ думаете, вскричала она.
   Но однако настроеніе ея смягчилось, и она подошла ко мнѣ; теперь казалось что она готова расплакаться. Но тутъ дверь отворилась, и бойкая горничная которая ввела меня вошла, поспѣшно подбѣжала къ своей госпожѣ и шепнула ей что-то на ухо, тѣмъ временемъ кивая головою и поглядывая, на меня.
   -- Король! вскричала Нелли и обратясь ко мнѣ торопливо прибавила: -- Лучше будетъ если онъ васъ здѣсь не застанетъ.
   -- Я только и прошу позволенія удалиться, сказалъ я.
   -- Знаю, знаю, воскликнула она.-- Намъ вовсе не помѣшали! Пріѣздъ короля ничего не прерываетъ, потому что все кончено. Итакъ уходите, уходите съ глазъ моихъ!
   Казалось, гнѣвъ ея снова проснулся, между тѣмъ какъ горничная удивленно оглянулась выходя изъ комнаты. Но если она пошла задержать короля, она опоздала. Онъ показался въ дверяхъ едва она вышла; онъ слышалъ послѣднія слови Нелли и теперь вошелъ со спокойнымъ вопросомъ:
   -- Кто тотъ джентльменъ, отъ общества котораго вы такъ рады избавиться?
   Я повернулся съ низкимъ поклономъ. Король приподнялъ брови. Весьма важно что онъ уже достаточно пользовался момоимъ обществомъ и что ему было не особенно пріятно столкнуться со мною опять и именно здѣсь. Но онъ ничего не сказалъ, а только обратилъ къ Нелли вопросительный взглядъ.
   -- Вы знаете его, государь, произнесла, она бросаясь на стулъ.
   -- Да, я его знаю, сказалъ король.-- Осмѣлюсь, однако, спросить, если это не будетъ дерзостію, какимъ образомъ онъ сюда попалъ?
   Нелли посмотрѣла на насъ обоихъ, на короля и на Саймона Дэля, и отвѣтила хладнокровно:
   -- По моему приглашенію.
   -- Отвѣтъ вполнѣ удовлетворителенъ, отвѣтилъ король.
   -- Значитъ, я явился слишкомъ рано, такъ какъ мнѣ была оказана подобная же честь.
   -- Нѣтъ, онъ пробылъ слишкомъ долго, сказала она.-- Но, какъ вы слышали, государь, я настаивала чтобъ онъ уходилъ.
   -- Не изъ-за меня, пожалуйста, произнесъ король вѣжливо.
   -- Нѣтъ, изъ-за него. Ему здѣсь не по себѣ.
   -- Однако, онъ пробылъ дольше срока!
   -- У насъ былъ дѣловой разговоръ, государь. Онъ пришелъ ко мнѣ съ нѣкоторою просьбой, но обстоятельства оказались иными чѣмъ онъ думалъ.
   -- Право, вы должны разказать мнѣ побольше, или же должны были сообщить мнѣ поменьше. Я ужасно любопытенъ. Не желаетъ ли мистеръ Дэль сѣсть?
   И король сѣлъ.
   -- Я попрошу ваше величество о разрѣшеніи удалиться, сказалъ я.
   -- Здѣсь разрѣшеніе или отказъ во всѣхъ просьбахъ, сэръ, зависятъ отъ этой леди. Въ этомъ домѣ я слуга, мало того -- я рабъ.
   Нелли поднялась съ мѣста, подошла къ стулу короля и стала возлѣ него.
   -- Если бы обстоятельства сложились иначе, мистеръ Дэль попросилъ бы меня быть его женой, сказала она.
   Послѣдовало молчаніе. Потомъ король замѣтилъ:
   -- Если бы обстоятельства сложились иначе, мистеръ Дэль поступилъ бы хорошо.
   -- И если бы они сложились иначе; я пожалуй могла бы отвѣтить: да, сказала Нелли.
   -- Конечно, да, разумѣется, произнесъ король.-- Мистеръ Дэль, какъ я совершенно увѣренъ, джентльменъ умный и честный, хотя сейчасъ, если я осмѣлюсь сказать, онъ кажется мнѣ довольно молчаливымъ.
   -- Но при настоящемъ положеніи дѣла мистеръ Дэль не желаетъ больше знать меня.
   -- Не мнѣ, произнесъ король, -- осуждать его рѣшенія, хотя я воленъ ему удивляться.
   -- И онъ проситъ у меня только разрѣшенія удалиться.
   -- Развѣ вамъ оказывается трудно дать ему такое позволеніе?
   Она посмотрѣла королю въ лицо и весело засмѣялась, но надъ нимъ ли или надо мною, или надъ собою -- не сумѣю сказать.
   -- Конечно, да, ужасно трудно, сказала она.-- Даже странно, до чего это трудно.
   -- Честное слово, сказалъ король,-- я начинаю радоваться что мистеръ Дэль не попросилъ большаго. Вѣдь если трудно разрѣшить ему такую бездѣлицу, было бы легко уступить ему въ большемъ. Послушайте, разрѣшеніе дано ему?
   -- Пускай онъ еще разъ его попроситъ, произнесла она и оставивъ короля подошла и стала передо мною, поднявъ на меня глаза.-- Хочется ли вамъ уйти отъ меня, Саймонъ? воскликнула она.
   -- Да, мнѣ бы хотѣлось уйти отъ васъ, сказалъ я.
   -- И идти куда?
   -- Не знаю.
   -- А между тѣмъ вопросъ не мудренъ, вмѣшался король.-- И отвѣтъ на него: въ другое мѣсто.
   -- Въ другое мѣсто! вскричала Нелли.-- Но что же это значитъ, государь?
   -- Право, я не знаю его имени, сказалъ король.-- Можетъ-быть и самъ мистеръ Дэль его еще не знаетъ. Но онъ его узнаетъ, а также и я надѣюсь, если я могу быть ему полезенъ.
   -- Я не горю нетерпѣніемъ узнать его, воскликнула Нелли.
   -- Разумѣется, нѣтъ, засмѣялся король.
   Она снова обернулась ко мнѣ, протянувъ руку и какъ бы вызывая меня отказаться отъ нея.
   -- Прощайте, Саймонъ, сказала она и засмѣялась страннымъ, слабымъ смѣхомъ который, казалось, былъ лишенъ веселости и выражалъ презрительную издѣвку надъ самою собой и тѣмъ что она дѣлала.
   Король слѣдилъ за нами внимательнымъ взглядомъ, нахмуривъ брови.
   -- Прощайте, сказалъ я.
   Заглянувъ ей въ глаза, я долго не отрывалъ отъ нея взгляда, дольше чѣмъ намѣревался: тяжело прощаться навсегда со старыми друзьями. Потомъ я поцѣловалъ у нея руку и поклонился очень низко королю который отвѣтилъ добродушнымъ кивкомъ; затѣмъ я повернулся и вышелъ изъ комнаты.
   Я нахожу что переходъ отъ молодости къ зрѣлости и въ свою очередь отъ полной зрѣлости къ упадку совершается въ насъ постепенно, непрерывно, но отнюдь не быстро, по мѣрѣ того какъ духъ и тѣло равно незамѣтно преобразуются подъ вліяніемъ несмѣтныхъ, невидимыхъ силъ естества и обстоятельствъ; мы знаемъ только конечный исходъ ихъ, онъ-то и составляетъ для насъ дѣйствительность, а не самый процесъ. Мы просыпаемся и находимъ уже совершеннымъ то чего во время совершенія не замѣтилъ нашъ сонный мозгъ и черезъ мѣсяцы или годы мгновенно усматриваемъ что мы состарѣлись на весь этотъ промежутокъ. Насъ дергаютъ за локоть, будятъ безжалостно и грубо, приказываютъ посмотрѣть какъ мы измѣнились, удивляться, плакать или. улыбаться если мы найдемъ умѣстнымъ при видѣ своего превращенія. Минута такого пробужденія настала для меня теперь; казалось, я былъ не тѣмъ человѣкомъ который не очень много минутъ тому назадъ спѣшилъ къ этому дому одушевленный безумною надеждой, пылая страстію которая преодолѣвала разсудокъ и сосредоточивала всѣ жизненныя силы въ горячемъ желаніи. Лакеи стояли все такъ же, улыбка горничной пріобрѣла только еще болѣе смѣлое и плутовское выраженіе. Перемѣна произошла во мнѣ самомъ, и я, прозрѣвъ, смотрѣлъ на то чѣмъ былъ. Потомъ появилась улыбка недалекая отъ стона и презрѣніе къ своему прежнему существу. Однако, лакей отворилъ передо мною дверь и я вышелъ.
   Сверху послышался стукъ какъ будто отворилась оконная рама. Она выглянула въ окно, гнѣвъ ея прошелъ, волненіе тоже по-видимому улеглось. Она стояла и улыбалась очень ласково, но насмѣшливо. Въ обѣихъ рукахъ у нея было по цвѣтку: одинъ изъ нихъ она понюхала и долго держала возлѣ лица какъ будто благоуханіе его съ ея согласія плѣнило ея чувства; обернувшись къ другому, она понюхала его одинъ краткій мигъ и потомъ отстранилась, при чемъ лицо ея съ непогрѣшимою точностію отражавшее всякое душевное движеніе сморщилось отъ разочарованія или отвращенія. Она наклонилась впередъ глядя на меня. Тутъ за ея плечомъ я увидалъ черное лицо короля на-половину скрытаго оконными занавѣсками. Она взглянула на первый цвѣтокъ, потомъ на второй, приподняла на секунду обѣ руки, мгновенно обернулась съ кокетливою улыбкой къ смуглому лицу находившемуся позади нея, потомъ подала со смѣхомъ первый цвѣтокъ рукѣ которая за нимъ протянулась, а второй цвѣтокъ бросила мнѣ. Пока онъ несся по воздуху, вѣтеръ отдѣлилъ его свободные лепестки, и они умчались прочь; одни достигли земли, другіе были подхвачены порывомъ и полетѣли, кружась столбомъ, на крыши домовъ. Стебелекъ упалъ возлѣ меня почти обнаженный, лишенный своей красы. Ибо второй цвѣтокъ былъ увядшій и въ немъ не оставалось ни аромата, ни жизни. Снова смѣхъ ея раздался надо мною, и окно закрылось.
   Я нагнулся и поднялъ стебелекъ. Выражала ли она мнѣ иносказательно свое собственное настроеніе? Или алегорія изображала то что она угадала во мнѣ? Смѣхъ ея отзывался грустію, жалостію, добротой и сокрушеніемъ, а тотъ которымъ она засмѣялась, подавая королю свѣжій цвѣтокъ, казался настоящимъ издѣвательствомъ. Именно моя, а не ея любовь нашла себѣ символъ въ умирающемъ цвѣткѣ и стебелькѣ лишенномъ блеска. Она сказала мѣтко, такъ оно и было; я поднялъ брошенное ею и пошелъ своею дорогой, прижимая къ груди мертвеца.
   Итакъ, какъ теперь показалъ я -- Саймонъ старый, Саймонъ молодой опомнился. Все это было очень давно.
   

ГЛАВА X.
Je viens, tu viens, il vient.

   Его свѣтлости герцогу Монмаутскому было угодно совершать всѣ свои поступки такъ чтобы люди ихъ замѣчали. Даже въ тѣ времена и вопреки нѣкоторымъ вышеизложеннымъ событіямъ я не былъ окончательнымъ дуракомъ; послѣ краткаго пребыванія при немъ я открылъ эту склонность и, какъ мнѣ казалось, скрытую въ ней преднамѣренность. Выражусь смѣло и безъ околичностей: чѣмъ болѣе герцогъ Монмаутскій бывалъ на глазахъ у народа, тѣмъ болѣе народъ привыкалъ смотрѣть на него какъ на королевскаго сына; чѣмъ больше пріучится онъ считать его королевскимъ сыномъ, тѣмъ меньше удивится онъ и тѣмъ меньше будетъ недоволенъ, если судьба поставитъ его на королевское мѣсто. Гдѣ происхожденіе безупречно, тамъ незачѣмъ выставлять на показъ свое достоинство; недостатокъ въ первомъ требуетъ широкаго проявленія втораго. Это путешествіе въ Дувръ было дѣломъ маловажнымъ; однако, чтобы не ѣхать въ свитѣ отца и герцога Іоркскаго, но заставить людей говорить о собственной поѣздкѣ онъ предпочелъ отправиться заранѣе и въ одиночку; чтобы даже и при такомъ переѣздѣ не упустить дани вниманія, онъ вызвалъ пересуды на всѣхъ постоялыхъ дворахъ и въ попутныхъ деревушкахъ, совершивъ переѣздъ изъ Лондона въ Кентербери въ каретѣ шестеркой между восходомъ и закатомъ одного и того же дня. Въ виду такой цѣли карета по необходимости должна была быть легка; одинъ лордъ Карфордъ, теперь неразлучный спутникъ его свѣтлости, сидѣлъ съ нимъ, между тѣмъ какъ мы, прочіе, ѣхали верхомъ, а почта давала намъ подставу гдѣ требовалось. Итакъ, мы ѣхали совсѣмъ по-царски; его свѣтлость былъ въ восторгѣ когда ему говорили что никогда еще на человѣческой памяти ни король, ни подданный не путешествовали съ такою скоростью. Такой награды было довольно за всю тряску, за побои сыпавшіеся на лошадей и за мученія крестьянъ которыхъ заставляли на плечахъ вывозить карету въ вязкихъ мѣстахъ.
   Пока я ѣхалъ верхомъ, не мало мыслей меня занимало. Отъ своего горя я отвертывался. Изъ остальнаго постояннѣе всего мой умъ былъ поглощенъ интимностью между его свѣтлостью и лордомъ Карфордомъ сидѣвшими въ каретѣ вмѣстѣ. Вѣдь къ этому времени я уже успѣлъ немного повращаться въ свѣтѣ и узналъ что многіе считали Карфорда не чѣмъ инымъ какъ тайнымъ папистомъ, что втайнѣ онъ пользовался милостями герцога Іоркскаго, но не былъ отличаемъ публично, и что между нимъ и Арлингтономъ поддерживалось постоянное сообщеніе черезъ посредство вѣрнаго слуги секретаря и моего добраго друга, мистера Дареля. Поэтому я очень удивился дружбѣ милорда съ Монмаутомъ и тому что онъ выказывалъ привязанность къ герцогу которая, какъ я видѣлъ въ Уайтголѣ, даже какъ будто налагала узду на естественную ревность и щекотливость влюбленнаго. Но при дворѣ человѣкъ ошибется если станетъ считать какую-либо вещь неправдоподобною потому что она безчестна. Тамъ люди не стыдятся сами становиться соглядатаями или употреблять въ такой же должности своихъ женъ. Не видѣть тамъ зла -- значило бы закрывать глаза. Я рѣшилъ держать свои собственные раскрытыми въ интересахъ моего новаго патрона, въ интересахъ друга болѣе стараго и, можетъ-быть, также въ своихъ личныхъ, такъ какъ теперешняя вѣжливость Карфорда плохо прикрывала его нерасположеніе.
   Мы достигли Кентербери еще засвѣтло благодаря длинному лѣтнему вечеру и застучали по улицѣ, хвастливо разбрызгивая грязь. Городскіе жители вышли посмотрѣть на его свѣтлость, а его свѣтлость былъ въ восхищеніи что показывается горожанамъ. Если они изъ добровольной вѣжливости желали встрѣтить его какъ принца, врядъ ли онъ могъ отказаться отъ этого почета, а разъ онъ принималъ его, то лучше было принимать его съ видомъ человѣка рожденнаго для почета чѣмъ со стѣсненіемъ; однако, я раздумывалъ о томъ, заноситъ ли милордъ въ свой пронырливый умъ все происходящее и скоро ли герцогъ Іоркскій узнаетъ что принцъ Уэльскій по пріѣздѣ въ Кентербери не могъ быть принятъ съ большими почестями. Мало того, его привѣтствовали криками какъ поборника церкви, посылая угрозы римскому исповѣданію которыя милордъ слушалъ опустивъ глаза долу и скроивъ деревянную улыбку. Все это служило предвѣстіемъ того чему предстояло со-временемъ сбыться; быть-можетъ для героя торжества оно являлось намекомъ на возможныя происшествія будущаго. По крайней мѣрѣ онъ такъ и сіялъ и увелъ Карфорда въ свои покои въ превеселомъ настроеніи. Онъ не пригласилъ меня сопровождать его, и я былъ очень доволенъ что мнѣ предоставлено побродить часокъ въ ближайшемъ сосѣдствѣ со знаменитымъ соборомъ. Ибо я долженъ замѣтить что послѣ недавней неудачи въ любви молодой человѣкъ болѣе склоненъ къ самымъ духовнымъ размышленіямъ чѣмъ обыкновенно бываетъ раньше или впослѣдствіи. И если ему не хочется чтобы его слишкомъ строго ловили на словѣ во всемъ что онъ скажетъ тогда самому себѣ, то кто, скажите пожалуйста, захочетъ, и когда?
   Не моя была вина, но природѣ нашей должно быть приписано то что по мѣрѣ хода времени мой желудокъ прогнѣвался на мое сердце, и я вернулся въ гостиницу поужинать. Его свѣтлость сидѣлъ запершись съ милордомъ, и я пошелъ въ общую залу вмѣсто всякаго общества ища только полной тарелки. Но хозяинъ немедленно сообщилъ мнѣ что мнѣ придется раздѣлить ужинъ и столъ съ проѣзжимъ который только-что прибылъ и заказалъ ужинать. Этотъ джентльменъ, по-видимому приводившій хозяина въ нѣкоторое смущеніе, получилъ свѣдѣнія о пребываніи въ томъ же домѣ герцога Монмаутскаго, но не оживился по поводу этого извѣстія, не удивился и, къ великому негодованію хозяина, не обнаружилъ ни малѣйшаго желанія видѣть его свѣтлость. Его слуги которыхъ было двое были нѣмы какъ рыбы; хозяинъ предполагалъ что они знаютъ по-англійски только нѣсколько фразъ и считалъ всѣхъ троихъ Французами.
   -- Развѣ джентльменъ не назвалъ себя? спросилъ я.
   -- Нѣтъ. Онъ не упоминалъ своего имени, а такъ какъ онъ бросилъ достаточно денегъ за свое содержаніе, я не имѣлъ причины о немъ спрашивать.
   -- Ни малѣйшей, замѣтилъ я, -- если только человѣкъ не обладаетъ любопытствомъ большимъ чѣмъ животное. Поторапливайтесь съ ужиномъ.
   При входѣ я поклонился какъ можно вѣжливѣе молодому джентльмену изящной внѣшности (насколько можно было судить по дорожному платью) сидѣвшему за столомъ. Его поклонъ вѣжливостію не уступалъ моему, и мы заговорили о различныхъ предметахъ, при чемъ онъ прибѣгнулъ къ англійскому языку которымъ владѣлъ замѣчательно свободно, хотя, очевидно, былъ иностранцемъ. Манеры его были свободны и увѣренны, и я счелъ простою случайностію что пистолетъ лежалъ у него подъ рукою на столѣ возлѣ небольшаго кожанаго пакета или бумажника. Онъ спросилъ по какому дѣлу я ѣду, и я отвѣтилъ просто что отправляюсь въ Дувръ въ герцогской свитѣ.
   -- А, встрѣчать герцогиню Орлеанскую? сказалъ онъ.-- Передъ отъѣздомъ изъ Франціи я слышалъ объ ея путешествіи. Ея посѣщеніе, сэръ, доставитъ большое удовольствіе королю, ея брату.
   -- Больше, если слухи справедливы, чѣмъ принцу, ея супругу, произнесъ я засмѣявшись.-- При дворѣ говорили будто герцогъ Орлеанскій терпѣть не можетъ отпускать жену съ глазъ, между тѣмъ какъ она со своей стороны терпѣть не можетъ бывать у него на глазахъ. Я не сомнѣваюсь что оба имѣли на то свои причины.
   -- Можетъ-быть, отвѣтилъ онъ пожимая плечами.-- Но въ такихъ дѣлахъ трудно знать правду. Самъ я знакомъ со многими джентльменами при французскомъ дворѣ; среди нихъ ходитъ не мало слуховъ, но я не очень-то имъ вѣрю.
   Хотя я могъ одобрить его благоразуміе, я не получилъ поощренія продолжать этотъ разговоръ; пробуя перемѣнить тему, я сказалъ ему любезность насчетъ его познаній въ англійскомъ языкѣ и рѣшился высказать догадку что онъ проживалъ нѣкоторое время въ нашей странѣ.
   -- Да, отвѣтилъ онъ, -- я пробылъ въ Лондонѣ слишкомъ годъ нѣсколько времени тому назадъ.
   -- Вашъ англійскій языкъ совершенно затмеваетъ мой французскій, засмѣялся я,-- иначе гостепріимство заставило бы меня прибѣгнуть къ вашему родному языку.
   -- Вы говорите по-французски?спросилъ онъ.-- Признаюсь что мнѣ это легче.
   -- Немножко, да и тому я научился отъ купцовъ, а не при дворѣ. Ибо торговцы всѣхъ народностей время отъ времени появлялись въ домѣ моего дяди въ Норвичѣ.
   -- Но я увѣренъ что вы говорите очень хорошо, вѣжливо настаивалъ онъ.-- Пожалуйста, дайте мнѣ возможность самому судить о вашемъ умѣньѣ.
   Я готовъ былъ уступить ему, когда за стѣною послышалась громкая перебранка: французскія восклицанія чередовались съ англійскими ругательствами Затѣмъ раздалась возня. Торопливо извинясь, джентльменъ вскочилъ и бросился вонъ. Я продолжалъ ужинать, догадываясь что между его слугами и хозяиномъ произошло какое-нибудь пререканіе и что обѣ стороны не могутъ между собою объясниться. Предположеніе подтвердилось когда проѣзжій вернулся съ заявленіемъ что ссора произошла изъ-за вмѣстимости винной мѣрки и скоро была улажена. Но тутъ, слегка вскрикнувъ отъ досады, онъ схватилъ со стола бумажникъ и метнулъ на меня быстрый, подозрительный взглядъ. Я былъ скорѣе изумленъ чѣмъ разсерженъ, и моя улыбка привела его въ смущеніе, такъ какъ онъ видѣлъ что я замѣтилъ его страхъ. Считая что онъ достаточно наказанъ за свою грубость (хотя ей служила нѣкоторымъ извиненіемъ сомнительная честность многихъ посѣщавшихъ дороги подъ видомъ путешественниковъ), я успокоилъ его возвращаясь къ нашему разговору и произнесъ съ улыбкой:
   -- Право, мой французскій языкъ приличенъ развѣ школьнику. Я умѣю проспрягать глаголъ J'aime, tu aimes, il aime, только и всего, сэръ, дальше не знаю.
   -- Этого немного на словахъ, хотя на дѣлѣ иногда достаточно, засмѣялся онъ.
   -- Правда, сказалъ я со вздохомъ.
   -- Но я поклянусь что вы сами къ себѣ несправедливы. Развѣ вы больше ничего не умѣете?
   -- Еще кое-что въ томъ же родѣ, сэръ. И въ поискахъ другой фразы которая позабавила бы его я взялъ первую попавшуюся мнѣ на языкъ; облокотясь на столъ (такъ какъ я кончилъ ѣсть), я сказалъ съ улыбкой:-- Ну, что вы на это скажете? Такія познанія чего-нибудь да стоятъ, не такъ ли? Je viens, tu viens, il vient.
   Честное слово, онъ вскочилъ съ крикомъ испуга! Онъ стремительно схватился за грудь въ томъ мѣстѣ, куда запряталъ записную книжку; онъ выдернулъ ее и осмотрѣлъ застежки съ неистовою поспѣшностію и тревогой. Я все еще сидѣлъ пораженный удивленіемъ; мнѣ казалось что этотъ человѣкъ сошелъ съ ума. Затѣмъ онъ посмотрѣлъ на меня и взглядъ его былъ исполненъ сильнѣйшей подозрительности. Онъ раскрылъ ротъ желая что-то сказать, но, казалось, слова ему не повиновались; онъ протянулъ ко мнѣ кожаный бумажникъ. Какъ ни страненъ былъ вопросъ выраженный его движеніемъ, я не могъ въ немъ сомнѣваться.
   -- Я не прикасался къ книжкѣ, сказалъ я.-- Право, сэръ, только ваше очевидно разстроенное состояніе можетъ снискать вамъ прощеніе за подобную догадку.
   -- Въ такомъ случаѣ какъ... какъ? пролепеталъ онъ.
   -- Ваши слова выше моего пониманія, сэръ, сказалъ я съ шутливою игривостью.-- Я говорю въ шутку: я ѣду, ты ѣдешь, онъ ѣдетъ, и эти слова дѣйствуютъ на васъ какъ абракадабра или чернѣйшая магія. Я предполагаю что въ вашемъ бумажникѣ нѣтъ французскаго букваря, а если и есть, то я его у васъ не отнималъ.
   Онъ продолжалъ вертѣть пакетикъ въ рукахъ и все осматривалъ на немъ застежки. Въ видѣ слѣдующей продѣлки онъ схватилъ пистолетъ и осмотрѣлъ затравку. Я расхохотался, потому что его выходки представлялись мнѣ нелѣпыми. Мой смѣхъ охладилъ его, и онъ съ большимъ усиліемъ овладѣлъ собою. Но я принялся издѣваться надъ нимъ.
   -- Неужели нельзя умѣть сказать по-французски: онъ ѣдетъ, не укравъ этихъ свѣдѣній изъ вашей книжки, сэръ? спросилъ я.-- Вы несправедливы къ намъ если думаете что такими познаніями никто въ Англіи не обладаетъ.
   Онъ таращилъ на меня глаза какъ человѣкъ который слышитъ шутку, но не можетъ сказать скрывается ли за нею серіозный смыслъ или нѣтъ.
   -- Откройте пакетъ, сэръ, продолжалъ я насмѣшливо.-- Убѣдитесь что все цѣло. Послушайте, вы обязаны сдѣлать это для меня.
   Къ изумленію моему, онъ повиновался. Онъ развернулъ пакетъ и просмотрѣлъ нѣкоторыя находившіяся въ немъ бумаги; въ концѣ концовъ онъ вздохнулъ какъ бы съ облегченіемъ, однако, подозрительное выраженіе все еще не покидало его.
   -- Теперь можетъ-быть, сэръ, произнесъ я подбочениваясь,-- вы объясните мнѣ эту комедію.
   Этого онъ не могъ сдѣлать. Самая невозможность объясненія показала мнѣ что я совсѣмъ неожиданно наткнулся на какой-то секретъ, какъ раньше случилось съ Дарелемъ. Былъ ли его секретъ секретомъ Дареля или его собственнымъ, все тѣмъ же или другимъ? Я не могъ сказать въ чемъ онъ состоялъ, но онъ существовалъ навѣрно. Ему оставалось только прибѣгнуть къ запальчивости, что онъ и сдѣлалъ съ готовностію свойственною его націи.
   -- Вы спрашиваете объясненія, сэръ? вскричалъ онъ.-- Объяснять здѣсь нечего, а если бы и было, то я даю объясненія когда мнѣ угодно, и то не первому встрѣчному которому вздумается ихъ потребовать.
   -- Я ѣду, ты ѣдешь, онъ ѣдетъ -- это очень таинственная фраза, сказалъ я.-- Не умѣю сказать что она означаетъ. И если вы мнѣ не скажете, сэръ, мнѣ придется спросить другихъ.
   -- Будетъ умнѣе если вы никого не станете спрашивать, произнесъ онъ угрожающимъ тономъ.
   -- Но самъ-то я не стану умнѣе если никого не спрошу, возразилъ я съ улыбкою.
   -- Но вы все-таки не должны никому говорить о происшедшемъ, сказалъ онъ подступая ко мнѣ съ очевиднымъ намѣреніемъ подчинить меня своей волѣ страхомъ, разъ убѣжденіе не подѣйствовало.
   Я всталъ съ мѣста и отвѣтилъ передразнивая его дерзкія слова:
   -- Я даю обѣщанія, сэръ, когда мнѣ угодно, и то не первому встрѣчному которому вздумается ихъ потребовать.
   -- Однако, я заставлю васъ дать мнѣ это обѣщаніе прежде чѣмъ вы выйдете изъ комнаты! вскричалъ онъ.
   Голосъ его повысился отъ возбужденія и теперь раздавался громко и злобно. Достигъ ли звукъ его до расположенной надъ нами комнаты, или герцогъ съ Карфордомъ соскучились быть вмѣстѣ -- я не знаю, но покамѣстъ французскій джентльменъ произносилъ послѣднюю угрозу, Карфордъ отворилъ дверь, посторонился пропуская его свѣтлость и самъ вошелъ за нимъ. При входѣ ихъ мы стояли въ самыхъ враждебныхъ позахъ: у Француза былъ пистолетъ въ рукахъ, а я схватился за рукоятку шпаги. Герцогъ удивленно посмотрѣлъ на насъ.
   -- Какъ, что такое, джентльмены? сказалъ онъ.-- Мистеръ Дэль, вы поссорились съ этимъ джентльменомъ?-- Но прежде чѣмъ я успѣлъ отвѣтить онъ подошелъ ближе и увидалъ Француза въ лицо.-- Какъ, де-Фонтенель! воскликнулъ онъ, удивленный.-- Очень радъ, сэръ, видѣть васъ снова въ Англіи. Карфордъ, это де-Фонтенель. Не были ли вы съ нимъ знакомы когда онъ находился въ свитѣ французскаго посланника? Вы ѣдете съ порученіемъ, сэръ?
   Я внимательно прислушивался ко всему что узнавалъ изъ словъ герцога. Де-Фонтенель низко поклонился, но смущеніе его отнюдь не улеглось, и онъ не отвѣтилъ на вопросъ его свѣтлости. Герцогъ обратился ко мнѣ, выговоривъ съ оттѣнкомъ высокомѣрія:
   -- Этотъ джентльменъ -- мой другъ, мистеръ Дэль. Скажите пожалуйста, почему вы взялись за шпагу?
   -- Потому что у этого джетльмена былъ въ рукахъ пистолетъ, сэръ.
   -- По-видимому вы всегда готовы завязать ссору, мистеръ Дэль, сказалъ герцогъ мелькомъ взглянувъ на Карфорда.-- Скажите, изъ-за чего вышла ссора?
   -- Я разкажу вашей свѣтлости все по порядку, сказалъ я довольно охотно, потому что мнѣ не въ чемъ было упрекать себя.
   -- Нѣтъ, я не желаю чтобы вы разказывали, воскликнулъ де-Фонтенель.
   -- Я желаю слышать, произнесъ холодно герцогъ.
   -- Вотъ какъ было дѣло, сэръ, сказалъ я съ чистосердечнымъ видомъ.-- Я увѣрялъ этого джентльмена что мало смыслю по-французски, онъ же былъ такъ любезенъ что сталъ увѣрять меня будто я хорошо говорю. Тогда я сознался что немножко умѣю и для примѣра сказалъ ему: j'aime, tu aimes, il aime. Онъ принялъ мое замѣчаніе, сэръ, очень вѣжливо.
   -- Онъ только и могъ это сдѣлать, произнесъ герцогъ улыбаясь.
   -- Но онъ настаивалъ что этимъ не исчерпывается кладезь моей учености. Такимъ образомъ, оставивъ меня на минуту чтобъ уладить одно разногласіе возникшее между его слугами и нашимъ хозяиномъ, онъ вернулся, спряталъ кожаный бумажникъ оставленный имъ на столѣ (относительно этого бумажника онъ, по-видимому, безпокоился сильнѣе чѣмъ было бы сочтено вѣжливымъ у насъ въ Англіи, въ виду того что я все время оставался одинъ въ комнатѣ съ этимъ бумажникомъ) и предложилъ мнѣ продолжать изложеніе моихъ познаній во французскомъ языкѣ. Чтобы позабавить его и провести тотъ часъ въ теченіе котораго я былъ лишенъ удовольствія состоять при вашей свѣтлости...
   -- Хорошо, хорошо, мистеръ Дэль. Не задерживайте разказа изъ-за того чтобы сказать мнѣ любезность, произнесъ герцогъ, продолжая улыбаться.
   -- Я перегнулся черезъ столъ и выговорилъ нѣчто, что, по всей видимости, чуть не свело его съ ума; ибо онъ вскочилъ, схватилъ свой пакетъ, осмотрѣлъ застежки, поглядѣлъ на пистолетную затравку и, наконецъ, осмѣлился требовать отъ меня обѣщанія что я не стану ни у кого искать объясненій недоумѣнію въ которое меня повергли его странные поступки. Отъ этого я уклонился, изъ чего и произошла ссора которою, къ моему смиренному сожалѣнію, мы потревожили вашу свѣтлость.
   -- Весьма обязанъ вамъ, мистеръ Дэль. Но что же это была за чудодѣйственная фраза?
   -- Первая, сэръ, которая взбрела мнѣ на умъ Я сказалъ этому джентльмену -- мсьё де-Фонтенелю (такъ, кажется, его зовутъ), я сказалъ ему мягко и тихо: je viens, tu viens...
   Герцогъ схватилъ меня за руку съ видомъ внезапнаго возбужденія. Карфордъ шагнулъ впередъ и сталъ возлѣ него.
   -- Je, viens, tu viens... Да! И дальше? вскричалъ герцогъ.
   -- Да, ваша свѣтлость, отвѣчалъ я, снова изумленный.-- Я закончилъ то что грамматики называютъ единственнымъ числомъ, добавивъ Il vient, послѣ чего... но это я вамъ уже говорилъ.
   -- Il vient? воскликнули герцогъ и Карфордъ въ одинъ голосъ.
   -- Il vient, повторилъ я, полагая теперь что всѣ трое рехнулись. Карфордъ заслонилъ ротъ рукою и пошепталъ герцогу на ухо. Герцогъ кивнулъ головою и что-то отвѣтилъ. Казалось, оба они были крайне взволнованы и заинтересованы. Де-Фонтенель въ угрюмомъ молчаніи стоялъ возлѣ стола пока я излагалъ исторію нашей ссоры; теперь онъ не сводилъ пристальнаго взгляда съ лица герцога.
   -- Но почему, сказалъ я, -- эта простая фраза привела джентльмена въ такое странное смятеніе, быть-можетъ, ваша свѣтлость сумѣете понять. Я совершенно теряюсь.
   Карфордъ опять прошепталъ и тогда герцогъ произнесъ:
   -- Послушайте, джентльмены, вы затѣяли глупую ссору тамъ гдѣ ей совсѣмъ не мѣсто. Пожалуйста, помиритесь.
   Де-Фонтенель выпрямился съ натянутымъ видомъ.
   -- Я требовалъ обѣщанія у этого джентльмена, но онъ отказалъ мнѣ въ немъ, сказалъ онъ.
   -- А я требовалъ у этого джентльмена объясненія, но онъ отказалъ мнѣ въ немъ, сказалъ я съ такимъ же натянутымъ видомъ.
   -- Ну, въ такомъ случаѣ мистеръ Дэль дастъ свое обѣщаніе мнѣ. Будетъ ли вамъ это пріятно, мистеръ Дэль?
   -- Я всегда въ распоряженіи вашей свѣтлости, отвѣтилъ я съ поклономъ.
   -- И вы никому не станете разказывать о волненіи мсьё де-Фонтенеля?
   -- Если вашей свѣтлости угодно. Сказать по правдѣ, мнѣ ни малѣйшаго дѣла нѣтъ до его злости. Но объясненіе, сэръ?
   -- Ну, чтобъ уравнять всѣхъ, отвѣтилъ герцогъ улыбаясь и пристально смотря на Француза,-- де-Фонтенель дастъ свои объясненія мнѣ.
   -- Охотно соглашаюсь, ваша свѣтлость! сказалъ я.-- Ну, пускай же онъ ихъ даетъ.
   -- Мнѣ, мистеръ Дэль, а не вамъ, улыбнулся герцогъ.
   -- Какъ? развѣ я не услышу почему онъ было такъ на меня разозлился?
   -- Вѣдь вамъ ни малѣйшаго дѣла нѣтъ до его злости, мистеръ Дэль, напомнилъ онъ мнѣ со смѣхомъ.
   Я увидѣлъ что попался и имѣлъ благоразуміе не выказывать досады, хотя долженъ сознаться что испытывалъ живѣйшее любопытство.
   -- Ваша свѣтлость желаете остаться на-единѣ съ мсьё де-Фонтенелемъ? спросилъ я съ почтительною готовностію.
   -- На нѣсколько минутъ, если вы намъ позволите, отвѣтилъ онъ, но прибавилъ, обращаясь къ Карфорду:-- Нѣтъ, вамъ незачѣмъ уходить, Карфордъ.
   Итакъ я откланялся и оставилъ ихъ безъ большаго удовольствія, такъ какъ ломалъ себѣ голову надъ вопросомъ, какого рода секретъ могъ быть связанъ съ этою таинственною фразой, секретъ котораго я чуть не вырвалъ у де-Фонтенеля.
   -- Сущность его, говорилъ я себѣ направляясь въ кухню,-- заключается, если я не ошибаюсь, въ третьемъ лицѣ. Потому что когда я сказалъ: je viens, tu viens, герцогъ перебилъ меня восклицаніемъ: И дальше?
   Я отправился въ кухню, такъ какъ для меня не оставалось другой комнаты, и нашелъ ее занятою Французами, слугами де-Фонтенеля. Хотя между ними и хозяиномъ и былъ водворенъ миръ, все таки они сидѣли въ глубокомъ уныніи; причину его легко можно было усмотрѣть въ двухъ пустыхъ стаканахъ и пустой бутылкѣ стоявшей на столѣ между ними. Радушіе связанное, можетъ-быть, съ побужденіемъ инаго рода вызвало во мнѣ рѣшимость уврачевать ихъ уныніе.
   -- Джентльмены, сказалъ я по-французски, подходя къ нимъ, -- вы не пьете!
   Они встали съ поклонами, но я занялъ третій стулъ между ними и движеніемъ велѣлъ имъ садиться.
   -- Намъ не на что пить, сэръ, сказалъ одинъ изъ нихъ съ жалобною улыбкой.
   -- Этому мы поможемъ сію же минуту, воскликнулъ я, позвалъ хозяина и приказалъ ему подать три бутылки.-- Когда у всякаго собственная бутылка, чувствуешь себя свободнѣе, сказалъ я.
   Вмѣстѣ съ виномъ возобновилось оживленіе, а съ оживленіемъ и разговорчивость. Де-Фонтенель восхитился бы бѣглостію съ какою я бесѣдовалъ съ его слугами; они разказывали мнѣ о способахъ путешествій на ихъ родинѣ, а я описывалъ дорожныя приключенія въ Англіи.
   -- Негодяевъ не мало по дорогамъ въ обѣихъ странахъ, я готовъ поручиться, засмѣялся я.-- Но можетъ-быть вы не везете ничего особенно цѣннаго и только посмѣиваетесь надъ разбойниками?
   -- Съ насъ разбойнику не очень-то пришлось бы поживиться, сэръ; другое дѣло -- нашъ хозяинъ.
   -- А! Онъ везетъ цѣнныя вещи?
   -- Не въ видѣ денегъ, сэръ, отвѣтилъ одинъ изъ нихъ. Другой подтолкнулъ его, какъ бы совѣтуя ему придержать языкъ.
   -- Ну, налейте себѣ вина, воскликнулъ я, и они повиновались очень охотно.
   -- Да, въ прежнее время людямъ частенько случалось встрѣчать смерть между этимъ мѣстомъ и Лондономъ, продолжалъ я задумчиво, вертя пальцами стаканъ съ виномъ.-- Но подъ вашимъ конвоемъ де-Фонтенель вѣроятно до нѣкоторой степени въ безопасности.
   -- Намъ поручено защищать его не на животъ, а на смерть, и не оставлять его, пока онъ не достигнетъ дома посланника.
   -- Но эти негодяи иногда охотятся по-трое, по-четыре заразъ, сказалъ я.-- Вы, пожалуй, могли бы потерять одного изъ вашей среды.
   -- Мы дешевы, сэръ, засмѣялся одинъ изъ нихъ.-- У короля Франціи насъ много.
   -- Но если бы этимъ однимъ оказался вашъ господинъ?
   -- Даже и это предусмотрѣно.
   -- Какъ? Развѣ вы могли бы передать его порученіе (ибо если его сокровище -- не деньги, то я невольно догадываюсь что оно -- извѣстіе) посланнику?
   Они переглянулись довольно недовѣрчиво. Но я не упустилъ случая наполнить ихъ стаканы.
   -- Мы все-таки поѣхали бы дальше, даже безъ monsieur, произнесъ одинъ.
   -- Но зачѣмъ же? воскликнулъ я съ притворною насмѣшкой.
   -- Ну, намъ тоже дано порученіе.
   -- Вотъ какъ! Вы можете передать порученіе короля?
   -- Именно, сэръ, произнесъ тотъ который былъ поменьше ростомъ; глаза его искрились лукавствомъ.-- Вѣдь мы этого порученія не понимаемъ.
   -- Значитъ оно мудрено?
   -- Ничуть; оно такъ просто что на видъ совсѣмъ безсмысленно.
   -- Какъ, такъ просто... но ваша бутылка пуста! Не спросить ли вторую?
   -- Право довольно, monsieur.
   -- Послѣднюю бутылку на троихъ! Я не приму отказа.
   И я спросилъ четвертую бутылку.
   Когда мы основательно принялись за нее, я спросилъ, безпечно:
   -- Въ чемъ же состоитъ ваше порученіе?
   Но ни вино, ни безпечность моего вопроса не усыпили окончательно ихъ осторожности. Они покачали головами и засмѣялись, говоря:
   -- Намъ запрещено говорить объ этомъ.
   -- Но если оно такъ просто что даже не имѣетъ смысла, какая бѣда въ томъ что вы скажете?
   -- Все-таки приказъ -- приказъ, а мы -- солдаты, отвѣтилъ, хитрый человѣчекъ.
   Въ умѣ моемъ мелькнула мысль, постепенно прояснялась, и, наконецъ, превратилась въ убѣжденіе. Я рѣшился теперь провѣрить ее.
   -- Довольно, сказалъ я.-- Вы бережете свой секретъ и я васъ не осуждаю. Но я могу разгадать вашу загадку. Послушайте. Если бы что-нибудь случилось съ де-Фонтенелемъ, чего Боже сохрани...
   -- Аминь, аминь, пробормотали они посмѣиваясь.
   -- Тогда вы оба или одинъ, если бы судьба оставила только одного, поскакалъ бы какъ можно скорѣе въ Лондонъ, и тамъ разыскалъ бы посланника христіаннѣйшаго короля. Не такъ ли?
   -- Обо всемъ этомъ, сэръ, вы могли догадаться по нашимъ разговорамъ.
   -- Конечно, я вовсе и не считаю себя угадчикомъ. Однако, я смекаю и еще кое-что. Будучи принятъ посланникомъ, онъ разказалъ бы о печальной участи своего господина и затѣмъ передалъ бы порученіе, а порученіе это гласило бы...
   Я продвинулъ стулъ впередъ, помѣстился между ними и положилъ по пальцу на руку каждому изъ нихъ.
   -- Это порученіе, сказалъ я,-- гласило бы точь въ точь такъ (оно дѣйствительно очень просто и съ вида лишено всякаго разумнаго смысла): je viens (они вздрогнули) tu viens (они разинули рты), il vient, вскричалъ я побѣдоносно.
   Стулья ихъ опрокинулись, они повскакали съ мѣстъ; живѣйшее изумленіе изобразилось на ихъ лицахъ. Что касается меня, я сидѣлъ и хохоталъ наслаждаясь мѣткимъ выстрѣломъ и тонкостію собственной проницательности.
   Не знаю что они сказали бы. Дверь распахнулась и появился де-Фонтенель. Онъ холодно поклонился мнѣ и сорвалъ на слугахъ гнѣвъ отъ котораго еще не освободился; онъ обозвалъ ихъ пьяными негодяями, велѣлъ имъ присмотрѣть за лошадьми и лечь спать въ конюшнѣ, потому что наразсвѣтѣ онъ долженъ ѣхать дальше. Бросивъ на меня украдкой взгляды умолявшіе о молчаніи и получивъ въ отвѣтъ успокоительный кивокъ, они удалились. Я поклонился де-Фонтенелю съ игривою улыбкой; я не могъ скрыть веселости и не заботился о томъ, насколько она можетъ его озадачить. Крупными шагами я вышелъ изъ кухни и направился вверхъ по лѣстницѣ. Мнѣ нужно было проходить мимо помѣщенія герцога. Огонь все еще горѣлъ тамъ, и онъ сидѣлъ къ Карфордомъ за столомъ. Я заглянулъ къ нимъ.
   -- Если я не нуженъ вашей свѣтлости, я лягу спать, сказалъ я притворно зѣвая.
   -- Вы мнѣ совсѣмъ не нужны, отвѣтилъ онъ.-- Спокойной ночи, Саймонъ. Но тутъ онъ прибавилъ:-- Вы сдержите данное мнѣ обѣщаніе?
   -- Ваша свѣтлость можете на меня положиться.
   -- Впрочемъ, право, увѣряю васъ что все это бездѣлица; она касается рыцарскихъ похожденій, а, Карфордъ?
   -- Только и всего, сказалъ лордъ Карфордъ.
   -- Но о такихъ дѣлахъ лучше не разговаривать.
   Я поклонился, получивъ отъ него отпускъ, и отправился въ свою комнату. Рыцарскія похожденія по-видимому представлялись посламъ короля Франціи дѣломъ важнымъ. Я не могъ разобраться въ этой тайнѣ, но зналъ что она существуетъ.
   -- И она вращается, говорилъ я себѣ, -- на словечкахъ Il vient. Кто онъ? Куда онъ ѣдетъ? и зачѣмъ? Можетъ-быть я узнаю это въ Дуврѣ.
   Нужно еще сказать слѣдующее. У человѣка сердце болитъ меньше когда голова занята. Въ этотъ вечеръ количество моихъ вздоховъ было вдвое меньше обыкновеннаго.
   

ГЛАВА XL
Джентльменъ изъ Кале.

   Удача въ соединеніи съ неблагополучіемъ сдѣлала меня въ глазахъ двора лицомъ болѣе замѣтнымъ чѣмъ соотвѣтствовало моимъ способностямъ или положенію. Другъ мисъ Гвинъ и любимецъ герцога Монмаутскаго (очевидная благосклонность его свѣтлости скоро заставила шутниковъ и завистниковъ дать мнѣ такое прозвище) былъ человѣкомъ котораго замѣчали вельможи, а люди поменьше обходились съ нимъ вѣжливо. Лордъ Карфордъ опять засіялъ улыбками и исполнился любезности; Дарель пріѣхавшій въ свитѣ секретаря возмѣщалъ дружескимъ обхожденіемъ недостатокъ довѣрчивости; самъ лордъ Арлингтонъ представилъ меня въ весьма лестныхъ выраженіяхъ посланнику французскаго короля Кольберу де-Круаси который, въ свою очередь, привѣтствовалъ меня съ такимъ жаромъ и смотрѣлъ на меня съ такимъ любопытствомъ что мое удовольствіе равнялось моему недоумѣнію. Въ довершеніе всего герцогъ Монмаутскій настоялъ чтобъ я находился при немъ въ замкѣ, хотя большую часть джентльменовъ состоявшихъ при особѣ короля или при сановникахъ отправили квартировать въ городъ за недостаткомъ приспособленій внутри стѣнъ. Мое личное горе отъ котораго я медленно оправлялся, или правильнѣе говоря, которое я съ трудомъ подавлялъ, препятствовало мнѣ набраться спѣси которую этотъ успѣхъ, конечно, могъ бы внушить.
   Первая часть предсказанія Бетти Назротъ теперь оказывалась исполненною; мало того, я уповалъ что она вполнѣ сбылась и исчерпана; остальная медлила. Я угадалъ существованіе секрета, но сущность его оставалась неизвѣстною мнѣ и, какъ я вскорѣ заподозрилъ, также людямъ поважнѣе. Промежутокъ времени до прибытія герцогини Орлеанской былъ посвященъ множеству совѣщаній и конференцій; почти на всѣхъ присутствовалъ герцогъ Монмаутскій и сказалъ мнѣ только то о чемъ догадывался весь дворъ, когда сообщилъ что герцогиня Орлеанская везетъ проектъ новаго союза съ Франціей и новой войны съ Голландцами. Но бывали конференціи гдѣ не присутствовали ни онъ, ни герцогъ Бекингемскій, а только король, братъ его (когда его королевское высочество прибылъ къ намъ изъ Лондона), французскій посланникъ и Клифордъ съ Арлингтономъ. О происходившемъ тамъ мой господинъ ничего не зналъ, хотя притворялся будто знаетъ; онъ приходилъ въ безпокойство когда я, посмотрѣвши въ оба, говорилъ ему что король провелъ съ Кольберомъ де-Круаси цѣлые два часа или что герцогъ Іоркскій больше часа гулялъ по стѣнѣ въ оживленной бесѣдѣ съ казначеемъ. Онъ чувствовалъ что его обходятъ и безъ стѣсненія изливалъ негодованіе передъ Карфордомъ. Карфордъ хмурился и переводилъ взглядъ на меня какъ бы спрашивая слѣдуетъ ли мнѣ слушать такія вещи, но герцогъ отвергалъ его совѣтъ. Мало того, однажды онъ сказалъ ему въ шутку:
   -- То что я говорю будетъ такъ же сохранно у него какъ и у васъ, милордъ, или даже сохраннѣе.
   Къ моему удивленію, Карфордъ пришелъ въ негодованіе.
   -- Почему вы говорите: сохраннѣе, сэръ? спросилъ онъ высокомѣрно, между тѣмъ какъ цвѣтъ лица его погустѣлъ.-- Развѣ есть человѣкъ на честность котораго можно больше положиться чѣмъ на мою?
   -- Ахъ, другъ, я ничего не хотѣлъ сказать противъ вашей честности, но Саймонъ обладаетъ такою скромностію какой небо не даетъ всякому.
   Когда я вижу человѣка который такъ чутокъ къ подозрѣнію что усматриваетъ его во всякомъ небрежномъ словѣ, я подумываю нѣтъ ли у него какой причины бояться подозрѣній. Честность не ожидаетъ обвиненій. Готовность Карфорда опровергать обвиненіе котораго на него не взводили обратила на себя мое вниманіе и навела меня на сугубыя размышленія о тѣхъ конференціяхъ которымъ былъ чуждъ также его свѣтлость, мой патронъ. Не разъ я заставалъ Арлингтона и Карфорда вмѣстѣ въ обществѣ Кольбера, и при послѣдней подобной встрѣчѣ Карфордъ просилъ меня не сообщать герцогу о томъ гдѣ онъ находится, при чемъ выставилъ такой пошлый предлогъ -- будто долженъ былъ заняться дѣломъ его свѣтлости. Его свѣтлость вѣдь не былъ для насъ школьнымъ учителемъ. Но меня обманывали, обманывали съ чрезвычайною любезностію и я промолчалъ согласно его просьбѣ. Однако, я внимательно слѣдилъ за нимъ и вскорѣ, если бы мнѣ кто сказалъ что герцогъ Іоркскій находитъ нужнымъ чтобъ его личный другъ пользовался довѣріемъ его племянника, я рискнулъ бы назвать имя этого друга не боясь ошибиться.
   Покамѣстъ все это мало меня касалось, но когда, наканунѣ прибытія герцогини, пріѣхала изъ Лондона мисъ Барбара, не прошло и часа какъ я замѣтилъ что также и ей, впрочемъ помимо ея вѣдома, придется играть роль. Не знаю какую награду предложили Карфорду за успѣшную службу; если человѣкъ продающій себя за высокую цѣну является негодяемъ сколько-нибудь меньшимъ чѣмъ тотъ который беретъ грошъ, я надѣюсь что цѣна была высока; ибо, усиливаясь заручиться довѣріемъ Монмаута и вліяніемъ на него, Карфордъ воспользовался тою леди руки которой искалъ прежде и, какъ я полагалъ, продолжалъ искать и теперь. Онъ выставлялъ ее на показъ передъ Монмаутомъ при помощи уловокъ слишкомъ тонкихъ для того чтобъ она могла ихъ замѣтить, но очевидныхъ для внимательнаго наблюдателя. Я узналъ отъ ея отца что Карфордъ недавно опять просилъ ея руки и что она выслушала его видимо съ большею благосклонностію. А между тѣмъ онъ являлся всепокорнымъ слугою герцога во всѣхъ планахъ которые настойчивый молодой человѣкъ затѣвалъ теперь противъ спокойствія и чести леди. Есть ли надобность излагать эти козни яснѣе? Въ тѣ дни человѣкъ мигъ подняться высоко и узнать великія тайны если умѣлъ закрывать глаза во время и громко стучать въ дверь прежде чѣмъ входить въ комнату.
   Мнѣ слѣдовало бы предостеречь ее. Это правда; но въ томъ то и бѣда что я никакими способами не могъ заставить ее сказать со мною два слова. Она была со мною гораздо суровѣе чѣмъ въ Лондонѣ. Можетъ-быть она слышала о моемъ путешествіи въ Чельси, но была ли причина его уважительна или нѣтъ, теперь, казалось, моему преступленію прощенія нѣтъ. Позвольте: можетъ-быть мое положеніе было ниже ея вниманія, или же грѣхъ вмѣстѣ съ положеніемъ сложились такъ что она не хотѣла знать меня и мнѣ оставалось только смотрѣть съ наружнымъ спокойствіемъ и скрытымъ раздраженіемъ когда герцогъ осыпалъ ее лестью, скоро превратившеюся въ страстныя признанія, а Карфордъ ухаживалъ почтительно когда не оказывалось подъ руками человѣка поважнѣе. Она торжествовала свой успѣхъ какъ свойственно дѣвушкѣ, не видя его опасностей, тоже какъ свойственно дѣвушкѣ; а Монмаутъ не скрывалъ надежды на удачу, сидя между невозмутимымъ лицомъ Карфорда и моими опущенными глазами.
   -- Она прелестнѣйшее существо на свѣтѣ! восклицалъ онъ.-- Выпьемъ за ея здоровье!
   Я выпивалъ молча, между тѣмъ какъ Карфордъ подстрекалъ его къ необдуманному хвастовству и искусно раздувалъ его страсть.
   Наконецъ (то было вечеромъ наканунѣ прибытія герцогини) я встрѣтилъ ее въ такомъ мѣстѣ гдѣ она не могла отъ меня уклониться -- возлѣ башни Констебля, и притомъ одну. Я собрался съ духомъ и заговорилъ съ нею предостерегая ее отъ опасности самыми осторожными словами какія только могъ найти. Увы, изъ этого ничего не вышло. Колкая насмѣшка надо мной и моею праведностью (о которой, по ея словамъ, нѣсколько времени тому назадъ говорилъ весь Лондонъ) была первымъ залпомъ изъ ея батареи. Когда я упомянулъ имя герцога, она покраснѣла, лукаво улыбнулась и отвѣтила:
   -- Развѣ я не была бы славною герцогиней, мистеръ Дэль?
   -- Да, если бы онъ васъ ею сдѣлалъ, сказалъ я съ угрюмою прямотой.
   -- Вы оскорбляете меня, сэръ, вскричала она, и румянецъ на лицѣ ея усилился.
   -- Въ такомъ случаѣ я достигаю немногими словами того чего его свѣтлость достигаетъ многими, возразилъ я.
   Я навѣрно поступалъ какъ болванъ. Ибо она накинулась на меня, спрашивая за кого я ее принимаю и чѣмъ ея происхожденіе хуже происхожденія Анны Гайдъ -- теперешней герцогини Іоркской которой я имѣю честь служить.
   -- Такъ вотъ вашъ образецъ? спросилъ я.-- Развѣ король заступится за васъ какъ онъ заступился за дочь лорда Клерендона?
   Она вздернула головой, отвѣчая:
   -- Можетъ-быть такого заступничества и не понадобится.
   -- А раздѣляетъ ли лордъ Карфордъ ваши планы? спросилъ я язвительно.
   Вопросъ задѣлъ ее; она снова вспыхнула, но не уступила ни на волосъ.
   -- Лордъ Карфордъ оказалъ мнѣ большую честь, какъ вамъ извѣстно, сказала она, -- но въ этомъ вопросѣ онъ не сталъ бы становиться мнѣ поперекъ дороги.
   -- Онъ дѣйствительно этого не дѣлаетъ! воскликнулъ я.-- Да и его свѣтлости онъ тоже не мѣшаетъ!
   -- Кончили ли вы, сэръ? вопросила она самымъ презрительнымъ тономъ.
   -- Кончилъ, сударыня, сказалъ я, и она прослѣдовала дальше.
   -- Все-таки съ вами не случится бѣды, прибавилъ я про себя, слѣдя за тѣмъ какъ она удалялась гордою походкой. Повидимому и у нея тоже была своя мечта; я уповалъ что она разрѣшится только оскорбленною гордостью и мимолетною болью въ сердцѣ. Но если лесть принцевъ правилась ей, вскорѣ ей предстояло удовольствіе еще большее, а герцогъ Монмаутскій долженъ былъ показаться въ ея глазахъ немногимъ выше Саймона Дэля.
   Утромъ изъ Дюнкирхена прибыла герцогиня въ сопровожденіи вице-адмирала; за милю отъ берега ее встрѣтилъ король на своей шлюпкѣ; герцогъ Іоркскій, принцъ Рупертъ и мой герцогъ (при которомъ состоялъ я) сопровождали его величество. Герцогиня не показалась мнѣ такою красивою какъ я слышалъ, но она была чрезвычайно величественна, манеры и обхожденіе ея были удивительны; однако, глаза мои склонные, какъ я долженъ сознаться, искать самое красивое лицо перешли съ нея на стоявшую рядомъ даму одаренную нѣжною и привлекательною, хотя и дѣтскою красотой; она смотрѣла на оживленную сцену съ невиннымъ любопытствомъ и искреннимъ удовольствіемъ. Герцогиня, обнявъ родственниковъ, представила даму его величеству подъ именемъ Луизы-Рене де-Перанкуръ де-Керуайль (это имя впослѣдствіи было сильно сокращено въ просторѣчіи), а король поцѣловалъ у нея руку, говоря что радъ видѣть ее, да оно какъ будто такъ и было на самомъ дѣлѣ если можно судить по тому какъ онъ долго смотрѣлъ на нее и какъ небрежно поздоровался съ остальною свитой герцогини.
   -- Здѣсь всѣ кто съ вами пріѣхалъ, сестра? спросилъ онъ.
   Она отвѣтила ему отчетливо, почти громко:
   -- Кромѣ одного джентльмена который прибудетъ ко мнѣ завтра изъ Кале съ порученіями отъ короля.
   Дальше я не слыхалъ, будучи принужденъ отойти и оставить королевскую группу безъ постороннихъ. Я внимательно разсмотрѣлъ всѣхъ прибывшихъ. Въ присутствіи герцогини я читалъ je viens, въ присутствіи нашего короля -- tu viens, но я не видалъ никого чье прибытіе оправдывало бы посылку чрезвычайнаго гонца въ Лондонъ. Впрочемъ, одинъ джентльменъ долженъ былъ пріѣхать изъ Кале. Я полюбопытствовалъ спросить кто можетъ быть этотъ джентльменъ у графа д'Альбона который вмѣстѣ съ женой сопровождалъ герцогиню и стоялъ возлѣ меня на палубѣ, пока мы подходили къ берегу.
   -- Его зовутъ мсьё де-Перанкуръ, отвѣтилъ графъ;-- онъ дальній родственникъ дамы которую вы видѣли возлѣ герцогини.
   Я былъ разочарованъ или, скорѣе, озадаченъ. Развѣ де-Перанкуръ былъ такимъ важнымъ лицомъ что о немъ писали Il vient и посылали это извѣстіе въ Лондонъ?
   Немного спустя, когда мы уже приближались къ берегу, я замѣтилъ что герцогиня оставила короля и стала прохаживаться по палубѣ въ обществѣ Монмаута. Онъ былъ очень веселъ, а она очень привѣтлива; я съ удовольствіемъ наблюдалъ столь красивую и достойную чету. Я не удивлялся тому что мой герцогъ былъ чрезвычайно въ духѣ; если бы она даже не была принцессой, общество ея льстило бы гордости мущины и приходилось бы ему по вкусу. Итакъ, я прислонился къ мачтѣ думая о томъ какъ жаль что они тревожатъ свои красивыя головы голландскими войнами и тому подобными скучными предметами, а не довольствуются тѣмъ чтобы только украшать міръ, предоставляя его управленіе другимъ. Но вдругъ я увидалъ что герцогъ указалъ на меня, а взглядъ герцогини направился по указанію его пальца; онъ снова заговорилъ съ ней, и оба засмѣялись. Потомъ, когда мы совсѣмъ подходили къ пристани, она положила свою руку на его руку какъ бы что-то приказывая. Онъ опять засмѣялся, пожалъ плечами, потомъ поднялъ руку и поманилъ меня. Между тѣмъ я, хотя и занимался наблюденіями, весьма заботливо старался скрыть ихъ и понадобился второй, несомнѣнный знакъ его свѣтлости для того чтобъ я поспѣшилъ подойти со шляпой въ рукѣ. Герцогиня смѣялась, и подходя я слышалъ какъ она сказала: "Да, но я хочу поговорить съ нимъ". Герцогъ, опять пожавъ плечами, велѣлъ мнѣ приблизиться и формально представилъ меня. Она протянула мнѣ руку для поцѣлуя и сказала съ улыбкой, показывая бѣлые зубы:
   -- Сэръ, я просила показать мнѣ самаго честнаго человѣка въ Дуврѣ, и мой кузенъ Монмаутъ привелъ ко мнѣ васъ.
   Я убѣдился что Монмаутъ, стараясь занять ее, не постѣснялся воспользоваться мною. На это я не могъ досадовать и видя что она не черезчуръ чопорна и что ей можно отвѣчать въ тонѣ ея обращенія, я низко поклонился и произнесъ:
   -- Его свѣтлость, герцогиня, полагалъ что вы подразумѣваете Дуврскій замокъ. Горожане, думается мнѣ, очень честны.
   -- А вы, хотя и честнѣе всѣхъ въ замкѣ, все-таки не очень-то честны?
   -- Я беру то что мнѣ попадается, герцогиня, отвѣчалъ я.
   -- Мнѣ то же самое говорилъ Кольберъ, сказала она бросивъ на меня быстрый взглядъ.-- Но вѣдь не всегда стоитъ брать.
   -- Я берегу попавшееся на случай если оно окажется пригоднымъ, отвѣтилъ я догадываясь что Кольберъ разказалъ ей о моей встрѣчѣ съ де-Фонтенелемъ; если это было такъ, она могла полюбопытствовать повидать меня и независимо отъ соблазна коварныхъ разказовъ Монмаута.
   -- Но не тогда когда это секретъ? Вѣдь никто же ихъ не хранитъ, -- воскликнула она.
   -- Мущина можетъ сохранить его если онъ не влюбленъ, герцогиня.
   -- Неужели вы такое чудовище, мистеръ Дэль? сказала она.-- Какой стыдъ для дамъ моей родной страны! Но я все-таки рада! Потому что если вы не влюблены, то вы можетъ-быть тѣмъ охотнѣе будете служить мнѣ.
   -- Мистеръ Дэль, герцогиня, не лишенъ способности влюбиться, произнесъ Монмаутъ съ поклономъ.-- Не искушайте его добродѣтель черезчуръ сильно.
   -- Въ такомъ случаѣ онъ влюбится въ Луизу! воскликнула она.
   Монмаутъ скорчилъ гримасу, а герцогиня вдругъ принялась смѣяться, оглянувшись черезъ плечо на короля который оживленно разговаривалъ съ m-lle де-Керуайль.
   -- Ни за что! воскликнулъ я съ жаромъ котораго выказывать вовсе не хотѣлъ. Эта часть предсказанія Бетти Назротъ сбылась въ достаточной для меня мѣрѣ, а вниманіе короля уже начинало бросаться въ глаза.-- Но если я могу быть полезенъ вашему королевскому высочеству, я душой и тѣломъ къ вашимъ услугамъ.
   -- Душой и тѣломъ? произнесла она.-- Ахъ, вы подразумѣваете, за исключеніемъ... какъ это? Развѣ у васъ нѣтъ оговорокъ?
   -- Его свѣтлость нисколько не пощадилъ меня, сказалъ я бросая укоризненный взглядъ на Монмаута.
   -- Чѣмъ больше о васъ извѣстно, тѣмъ больше вы нравитесь, Саймонъ, сказалъ онъ ласково.-- Посмотрите, герцогиня, мы причалили, и цѣлая толпа вѣрноподданныхъ встрѣчаетъ васъ.
   -- Мнѣ хорошо знакомы вѣрноподданническія чувства Англичанъ, сказала она вполголоса сжимая губы.-- У нихъ тоже есть оговорки какъ у мистера Дэля. Ахъ, вы что-то говорите, мистеръ Дэль?
   -- Про себя, герцогиня, отвѣтилъ я низко кланяясь.
   Она засмѣялась, покачала мнѣ головой и прошла мимо. Я былъ радъ что она не настаивала, такъ какъ я произнесъ: "слава Богу", и весьма возможно что пришлось бы солгать ей, если бы она стала допрашивать.
   Въ этотъ вечеръ король устроилъ для сестры большой банкетъ въ залѣ замка; во время его было много тостовъ и много разговора о любви которую король Франціи питаетъ къ королю Англіи, а нашъ король къ тому королю, всѣ мы къ Французамъ (между тѣмъ какъ мы ихъ терпѣть не могли) и они -- къ намъ (хотя они не очень-то къ намъ благоволили); но наконецъ всѣ выпили надлежащее количество вина, а многіе даже больше чѣмъ соотвѣтствовало случаю; къ послѣднимъ я долженъ причислить герцога Монмаутскаго. Ибо послѣ того какъ прочіе встали изъ-за стола, онъ продолжалъ сидѣть подзывая къ себѣ Карфорда и даже приказывая мнѣ сѣсть съ нимъ рядомъ. Карфордъ, по-видимому, не торопился увести его, но очень желалъ смѣнить меня на посту за герцогскимъ стуломъ; наконецъ, осыпавъ укоризнами ихъ обоихъ, я успѣлъ заставить Карфорда предложить руку, а герцога -- принять ее, между тѣмъ какъ я поддерживалъ его съ другой стороны. Такимъ образомъ мы направились къ квартирѣ его свѣтлости, представляя собою зрѣлище довольно печальное для моралиста, однако, настолько обыкновенное при дворѣ что оно не вызвало ни одного замѣчанія. Карфордъ настаивалъ на томъ что онъ доведетъ герцога одинъ; но я не двигался съ мѣста. Милордъ сталъ говорить непріятности, намекая на назойливыхъ людей которые становятся между герцогомъ и его друзьями. Въ виду такого упорства я спросилъ самого герцога не оставить ли мнѣ его. Онъ велѣлъ мнѣ оставаться и побожился что я честный человѣкъ, а не папистъ какъ нѣкоторые ему извѣстные люди. Я видѣлъ какъ вздрогнулъ Карфордъ; его же свѣтлость ничего не видалъ кромѣ двери въ свою комнату, да и то не слишкомъ-то ясно. Но мы ввели его, посадили на мѣсто и заперли дверь. Потомъ онъ спросилъ еще вина; Карфордъ сейчасъ же принесъ его, сталъ предлагать тосты за его здоровье одинъ за другимъ и Монмаутъ пилъ безъ счета.
   -- Онъ и такъ уже выпилъ больше чѣмъ слѣдуетъ, прошепталъ я.
   Карфордъ сейчасъ же обратился къ герцогу съ восклицаніемъ:
   -- Вотъ мистеръ Дэль говоритъ что ваша свѣтлость пьяны. Но эта выходка ни къ чему ни привела, потому что герцогъ отвѣтилъ добродушно:
   -- Это правда, я пьянъ, но только ногами, милый мой Саймонъ. Голова у меня ясна, ясна какъ день, или какъ... Онъ лукаво осмотрѣлся кругомъ и взялъ насъ обоихъ за руки.-- Вѣдь здѣсь все честные протестанты? спросилъ онъ съ хмельною улыбкой которую хотѣлъ сдѣлать хитрою.
   -- Искренніе и вѣрные, ваша свѣтлость, сказалъ Карфордъ. Потомъ онъ шепнулъ мнѣ: -- Право, мнѣ кажется что ему не хорошо. Пожалуйста сбѣгайте за врачомъ короля, мистеръ Дэль.
   -- Ничего, все обошлось бы благополучно если бы онъ остался со мною вдвоемъ. Если вы находите нужнымъ присутствіе врача, милордъ, его найти легко.
   Я ничуть не боялся злости Карфорда и рѣшилъ не уступать. Но намъ уже некогда было ссориться.
   -- Я такой же вѣрноподданный... такой же вѣрноподданный моего отца какъ любой человѣкъ въ королевствѣ, сказалъ герцогъ съ тупою довѣрчивостію.-- Но знаете ли что затѣвается?
   -- Новая война съ Голландцами, говорятъ, сэръ, сказалъ я.
   -- Какіе къ чорту Голландцы! Тсс! нужно говорить тише, пожалуй, тутъ есть паписты. Они есть даже и въ замкѣ, Карфордъ. Тсс, тсс! Одни говорятъ, будто мой дядя -- папистъ, другіе -- будто секретарь. Джентльмены, я... я ничего больше не скажу. Предатели говорили, будто мой отецъ...
   Карфордъ перебилъ его:
   -- Не тревожьте себя этою клеветой, сэръ, произнесъ онъ убѣдительно.
   -- Я этому не повѣрю. Я заступлюсь за отца. Но если герцогъ Іоркскій... Но я ничего больше не скажу... Голова его свѣсилась на грудь. По онъ внезапно вскочилъ съ мѣста, крича:-- Но вѣдь я протестантъ! Да, и я королевскій сынъ. Онъ схватилъ Карфорда за руку шепча: -- Объ этомъ -- ни слова. Я готовъ. Мы знаемъ что затѣвается. Мы вѣрны королю; мы должны спасти его. Но если не удастся... если не удастся, развѣ нѣтъ человѣка который... который...
   Онъ на минуту лишился языка. Мы стояли глядя на него, пока онъ не заговорилъ снова:
   -- Который былъ бы протестантскимъ королемъ?
   Онъ выговорилъ послѣднія слова громко и злобно; то было послѣднее усиліе и онъ рухнулъ назадъ на стулъ въ безчувствіи. Карфордъ торопливо заглянулъ ему въ лицо.
   -- Я пойду за врачомъ, воскликнулъ онъ.-- Можетъ-быть его свѣтлости нужно пустить кровь.
   Я сталъ между нимъ и дверью когда онъ двинулся съ мѣста.
   -- Его свѣтлости ничего не нужно, сказалъ я, -- кромѣ скромности его друзей. Мы слышали сегодня безразсудныя слова которыхъ намъ не слѣдовало слышать, милордъ.
   -- Я увѣренъ что у васъ они будутъ въ сохранности, отвѣтилъ онъ.
   -- А у васъ? возразилъ я быстро.
   Онъ надменно выпрямился.
   -- Посторонитесь, сэръ, и дайте мнѣ пройти.
   -- Куда вы идете?
   -- За врачомъ. Я не стану отвѣчать на ваши вопросы.
   Я не могъ остановить его безъ явной ссоры, а ея я не хотѣлъ затѣвать, такъ какъ она могла бы привести только къ моему собственному изгнанію. А между тѣмъ я былъ убѣжденъ что онъ отправится прямо къ Арлингтону и что каждое произнесенное герцогомъ слово будетъ донесено Іорку, а можетъ-быть и королю, еще раньше утра. Королю будетъ доложено, если сочтутъ возможнымъ возстановить его противъ сына; Іоркъ, по меньшей мѣрѣ, будетъ предупрежденъ относительно безумнаго плана засѣвшаго въ головѣ молодаго герцога. Я посторонился и съ угрюмымъ поклономъ пропустилъ Карфорда. Онъ отвѣтилъ на мой поклонъ, столь же мало заботясь о вѣжливости, и оставилъ меня одного съ Монмаутомъ который погрузился теперь въ тяжелый и безпокойный сонъ. Я разбудилъ его и уложилъ въ постель, радуясь что его неосторожный языкъ помолчитъ по крайней мѣрѣ хоть нѣсколько часовъ. Но сказанное имъ подвело меня. ближе къ тайнѣ. Дѣйствительно, затѣвалось нѣчто большее чѣмъ война съ Голландцами. Если я не ошибался, было нѣчто касавшееся религіи короля. Монмаутъ, который былъ довольно сметливъ, почуялъ это; сметливость исчезала по мѣрѣ того какъ вливалось вино; онъ выложилъ все что подозрѣвалъ и такимъ образомъ обезцѣнилъ свои свѣдѣнія, обнаруживъ обладаніе ими. Лучшія наши познанія тѣ которыми мы располагаемъ безъ вѣдома другихъ.
   Задумчивый и разстроенный, я удалился въ собственную комнатку находившуюся рядомъ съ комнатой герцога; но ночь была ясная и мнѣ не хотѣлось спать. Я опять вернулся и пошелъ къ стѣнѣ, въ то мѣсто гдѣ она обращена къ морю. Дулъ свѣжій вѣтеръ, и плескъ волнъ наполнялъ мой слухъ. Несомнѣнно, тотъ же шумъ скрадывалъ звукъ моихъ шаговъ, потому что достигнувъ стѣны я незамѣченный прошелъ мимо троихъ людей стоявшихъ вмѣстѣ. Я зналъ всѣхъ ихъ и поторопился ихъ миновать: мущина былъ самъ король, дама справа отъ него мисъ Барбара; въ третьей я узналъ даму герцогини -- Луизу де-Керуайль. Я отошелъ еще на нѣкоторое разстояніе пока не достигъ ближайшаго къ морю конца стѣны. Тамъ я и помѣстился, не глядя на море, но украдкой посматривая на группу людей. Вдругъ двое изъ нихъ отошли прочь; третья сдѣлала низкій реверансъ, но не пошла съ ними. Когда они скрылись, она обернулась и прислонилась къ парапету стѣны, скрестивъ руки. Движимый какимъ-то побужденіемъ, я направился къ ней. Она не замѣчала моего приближенія пока я не очутился совсѣмъ близко; тутъ она обернула ко мнѣ залитое слезами, блѣдное отъ волненія и тревоги лицо. Я безмолвно стоялъ съ нею рядомъ, и она тоже не находила словъ которыми могла заговорить со мною. Я былъ слишкомъ гордъ чтобы навязывать ей свое общество и сдѣлалъ видъ будто хочу съ поклономъ пройти мимо, по лицо ея остановило меня.
   -- Чѣмъ вы огорчены, мисъ Барбара? воскликнулъ я порывисто.
   Она привела лицо въ спокойное состояніе и отвѣтила:
   -- Ничѣмъ, сэръ. Затѣмъ она прибавила безпечно: -- Только разговоръ короля иногда бываетъ черезчуръ воленъ, на мой вкусъ.
   -- Если я вамъ понадоблюсь, то я всегда подъ рукою, сказалъ я, отвѣчая не только на ея слова, но и на пугливое выраженіе ея глазъ.
   Одно мгновеніе мнѣ почудилось было что я замѣтилъ въ ней побужденіе довѣриться мнѣ и раскрыть свои тревоги. Но это чувство прошло; на лицѣ снова появились обычныя краски, и она выговорила капризно:
   -- Да, да, кажется такова ужь судьба что вы всегда подъ рукою, Саймонъ; а между тѣмъ Бетти Назротъ ничего объ этомъ не говорила.
   -- Можетъ-быть для васъ хорошо что я подъ рукою, отвѣчалъ я съ жаромъ; ея колкость заставила меня сказать то о чемъ слѣдовало бы умолчать.
   Не знаю что она отвѣтила бы, такъ какъ въ эту минуту мы услыхали окликъ часоваго который стоялъ и смотрѣлъ на море. Онъ окликнулъ лодку которая подходила, взлетая по волнамъ; огонекъ отвѣтилъ на его сигналъ. Кто пріѣхалъ въ замокъ? Барбара и я искали глазами судно; мы не знали кто былъ новоприбывшій, но его ждали: минуту спустя мимо насъ пробѣжалъ Дарель съ напряженнымъ выраженіемъ лица; съ нимъ шелъ графъ д'Альбонъ, пріѣхавшій съ герцогиней, и Дешои, слуга герцога Іоркскаго. Всѣ они торопились изо всѣхъ силъ и, видимо, находились въ возбужденіи. Въ живомъ дѣвичьемъ любопытствѣ Барбара позабыла гнѣвъ и высокомѣріе.
   -- Кто бъ это былъ? воскликнула она, подходя ко мнѣ такъ близко что рукавъ ея прикоснулся къ моему и перегибаясь черезъ стѣну въ ту сторону гдѣ черный корпусъ судна виднѣлся въ лунномъ свѣтѣ глубоко внизу возлѣ мола.
   -- Навѣрно это тотъ джентльменъ котораго ожидаетъ герцогиня, сказалъ я.
   Прошло не мало минутъ, но въ теченіе ихъ мы съ Барбарой молча стояли рядомъ. Наконецъ, общество вернулось чрезъ ворота которыя имъ отворили. Впереди шелъ Дешои, неся небольшой сундучокъ; за нимъ слѣдовали еще двое-трое слугъ съ другою поклажей въ рукахъ; затѣмъ появился Дарель съ человѣкомъ небольшаго роста который выступалъ смѣло и увѣренно. Остальные прошли мимо насъ, и приблизилась послѣдняя пара. Тутъ Дарель увидалъ мисъ Барбару и скинулъ передъ нею шляпу. Новоприбывшій сдѣлалъ то же самое; мало того, онъ остановился какъ разъ противъ насъ и посмотрѣлъ на нее съ любопытствомъ, мелькомъ бросивъ любопытный взглядъ и на меня. Я поклонился; она ждала невозмутимо, пока джентльменъ не сказалъ Дарелю:
   -- Пожалуйста, представьте меня.
   -- Это, сударыня, произнесъ Дарель, у котораго въ голосѣ слышалось возбужденіе и взволнованная дрожь, -- мсьё де-Перанкуръ, имѣющій честь служить ея королевскому высочеству герцогинѣ. Эта дама, сэръ, мисъ Барбара Квинтонъ, фрейлина герцогини Іоркской, нынѣ состоящая при герцогинѣ.
   Барбара сдѣлала реверансъ, де-Перанкуръ поклонился. Онъ не сводилъ глазъ съ ея лица, онъ изучалъ ее открыто и безстрашно, но трудно было оскорбиться его взглядомъ: такъ онъ былъ спокоенъ, увѣренъ и полонъ достоинства. Казалось, онъ былъ выше открытаго отпора, хотя и не безупреченъ. Я молча стоялъ рядомъ, сердясь на такой продолжительный осмотръ, по не имѣя права вмѣшаться.
   -- Надѣюсь, сударыня, что мы познакомимся ближе, выговорилъ онъ наконецъ и, неохотно отведя взглядъ отъ ея лица, пошелъ дальше. Я обернулся къ ней: она смотрѣла ему вслѣдъ внимательнымъ взоромъ. По-видимому, мое присутствіе было забыто; мнѣ не хотѣлось напоминать о немъ; я молча отвернулся и направился вслѣдъ за Дарелемъ и его спутникомъ. Изгибъ стѣны скрывалъ ихъ отъ моихъ глазъ, но я ускорилъ шаги; я догонялъ ихъ, потому что теперь услыхалъ шаги впереди себя; я бѣгомъ обогнулъ уголъ, такъ какъ сгоралъ любопытствомъ еще повидать этого человѣка пріѣхавшаго въ такой странный часъ, но котораго, однако, ждали, который держалъ себя такъ величаво, а между тѣмъ былъ такимъ же джентльменомъ свиты какъ я самъ. За ближайшимъ угломъ я долженъ былъ увидать его. Я и пустился кругомъ него и -- бацъ! попался прямо въ объятія моего добраго друга Дареля стоявшаго тамъ какъ разъ по серединѣ дорожки!
   -- Куда это, Саймонъ? сказалъ онъ холодно.
   Я остановился, постоялъ на мѣстѣ, посмотрѣлъ ему въ лицо. Онъ встрѣтилъ мой взглядъ спокойною, увѣренною улыбкой.
   -- Ну, произнесъ я,-- я иду спать, Дарель. Пропустите меня, пожалуйста.
   -- Это успѣется и черезъ минуту, сказалъ онъ.
   -- Ни минуты, возразилъ я своенравно и схватилъ его за руку. Онъ стоялъ твердо, точно каменный, но я навалился на него и еще черезъ мгновеніе опрокинулъ бы его. Но онъ закричалъ громкимъ, сердитымъ голосомъ:
   -- Именемъ короля, никто не смѣетъ проходить здѣсь!
   Изумленный, я отступилъ. Но надъ его головою, ярдахъ въ двадцати отъ насъ, я увидалъ двоихъ горячо обнимавшихся мущинъ. По-близости никого не было; Дарель зорко смотрѣлъ на меня и крѣпко удерживалъ меня рукою. Однако, я пристально смотрѣлъ на находившуюся впереди чету; тутъ на луну налетѣло облачко, но черезъ мгновеніе она открылась. Непосредственно затѣмъ оба они повернулись спиною и пошли прочь вмѣстѣ. Дарель, видя мой пристальный взглядъ, тоже обернулся. Лицо его было блѣдно, какъ бы отъ возбужденія, но онъ заговорилъ холоднымъ, ровнымъ тономъ:
   -- Это просто Кольберъ здоровается съ де-Перанкуромъ, произнесъ онъ.
   -- Ахъ, разумѣется! вскрикнулъ я, повертываясь къ нему съ улыбкою.-- Но откуда же у Кольбера взялась звѣзда?-- Ибо мнѣ бросился въ глаза блестящій орденъ сверкнувшій на лунномъ свѣтѣ.
   Дарель помолчалъ прежде чѣмъ отвѣтить. Потомъ онъ сказалъ:
   -- Король далъ ему сегодня свою собственную звѣзду чтобъ оказать любезность герцогинѣ.
   И дѣйствительно, на слѣдующее утро Кольберъ расхаживалъ со звѣздою на груди и, казалось, былъ очень благодаренъ за нее королю. Впослѣдствіи мнѣ приходило въ голову, не слѣдовало ли ему поблагодарить за нее человѣка болѣе смиреннаго. Если бъ я не увидалъ звѣзды на груди джентльмена обнимавшаго де-Перанкура, увидалъ ли бъ я ее на груди Кольбера де-Круаси? Право, сомнѣваюсь.
   

ГЛАВА XII.
Уступчивость его св
ѣтлости.

   Безспорно, у этого самого де-Перанкура были нѣкоторыя странности. Мало того что онъ пріѣхалъ ночью, что его свиданіе съ Кольберомъ (на звѣзду котораго Дарель обратилъ мое особое вниманіе слѣдующимъ утромъ) охранялось отъ непрошенныхъ зрителей личнымъ приказомъ короля. Онъ обнаруживалъ предпочтеніе къ мраку и при дневномъ освѣщеніи показывался только въ покояхъ герцогини, или же тогда когда она ходила навѣщать короля. Прочіе французскіе джентльмены и дамы выказывали большую любознательность касательно города и его окрестностей и съ герцогиней и герцогомъ Монмаутскимъ во главѣ предпринимали много пріятныхъ прогулокъ. Дня два спустя изъ Лондона прибыли также королева и герцогиня Іоркская, и препровожденіе времени стало разнообразнѣе и веселѣе. Но де-Перанкуръ не поддавался искушеніямъ: ни увеселенія, ни прогулки его не соблазняли; онъ ни шага не сдѣлалъ за стѣны замка, да и внутри его показывался мало. Самъ я не видалъ его два дня послѣ перваго раза; по затѣмъ видѣлъ его довольно часто и чѣмъ больше видѣлъ, тѣмъ больше удивлялся. Его застѣнчивое поведеніе происходило отнюдь не отъ недостатка самоувѣренности или отъ излишней скромности: онъ не терялся въ присутствіи высокопоставленныхъ лицъ и держался съ одинаковымъ спокойствіемъ и передъ королемъ, и передъ лакеемъ. Очевидно было также что онъ пользовался довѣріемъ герцогини въ необычайной степени, ибо когда обсуждались государственные дѣла и удалялись всѣ, кромѣ герцогини, ея братьевъ и секретаря (даже герцогъ Монмаутскій не бывалъ допускаемъ), послѣднее что намъ приходилось видѣть пока мы откланивались и пятились къ дверямъ -- былъ де-Перанкуръ который стоялъ въ свободной, непринужденной позѣ за стуломъ герцогини и не обнаруживалъ подавляющаго чувства благодарности за особый почетъ оказанный ему разрѣшеніемъ оставаться. Какъ можно предположить, сложилась теорія для объясненія страннаго почета которымъ пользовался этотъ джентльменъ; поговаривали (нѣкоторые утверждали что самъ лордъ Арлингтонъ пустилъ такіе слухи) будто де-Перанкуръ -- законный опекунъ своей кузины m-lle де-Керуайль, что король нашелъ особыя причины расположить къ себѣ этого джентльмена всѣми средствами и что одинаково старается какъ угодить ему, такъ и пріобрѣсти благосклонность самой леди. То было уважительною причиной для особеннаго обхожденія съ де-Перанкуромъ и не менѣе того -- для спокойствія и хладнокровія съ которыми де-Перанкуръ принималъ его. На мой взглядъ особенности прибытія де-Перанкура и приключеніе со звѣздой Кольбера едва ли находили себѣ удовлетворительное объясненіе въ этой затѣйливой выдумкѣ. Однако, слухъ распространившійся въ такомъ видѣ вообще пользовался довѣріемъ и исполнилъ свое назначеніе: онъ удовлетворялъ любопытству и довольно успѣшно отклонялъ вопросы.
   Притомъ (такъ какъ мое любопытство отнюдь не было удовлетворено и рядъ вопросовъ не получалъ отвѣта), что было нужно герцогу Монмаутскому отъ де-Перанкура? Казалось, онъ чего-то желалъ, иначе его поведеніе представлялось крайне таинственнымъ. Онъ ничуть не интересовался m-lle де-Керуайль, а я не могъ предположить что просто желаніе угодить отцу было въ немъ настолько сильно что онъ, судя по всему, превратился въ покорнаго слугу этого французскаго джентльмена. Это представилось моему уму всего яснѣе на третій вечеръ послѣ прибытія де-Перанкура. Происходило закрытое совѣщаніе и длилось нѣсколько часовъ; мы всѣ расхаживали за затворенными дверями, слыша только по временамъ звонкій голосъ герцогини который возвышался какъ бы убѣждая или доказывая. Герцогъ который довольно охотно остался въ сторонѣ отъ скучныхъ государственныхъ дѣлъ, но въ то же время, видимо, досадовалъ на свое изгнаніе, разсѣянно прогуливался взадъ и впередъ, ни съ кѣмъ не разговаривая. Замѣтивъ что онъ не желаетъ моего общества, я удалился на нѣкоторое разстояніе, усѣлся въ укромномъ уголкѣ и вскорѣ отдался думамъ о собственной прошлой и будущей судьбѣ. Становилось поздно; придворные джентльмены и леди, наговоривъ другъ другу столько комплиментовъ и любезностей что и изобрѣтательность и благосклонность равно истощились, ушли одинъ за другимъ на поиски ужина, вина или отдыха. Я все сидѣлъ въ своемъ углу. Ничего не было слышно; только иногда раздавались голоса двухъ мушкатеровъ стоявшихъ на часахъ на лѣстницѣ которая вела изъ втораго этажа башни въ парадные покои. Я зналъ что мнѣ скоро придется удалиться, такъ какъ по ночамъ рѣшетка на лѣстницѣ запиралась. Еще одною изъ странностей, касавшихся де-Перанкура, было то обстоятельство что онъ одинъ изъ джентльменовъ свиты помѣщался въ чертѣ королевской квартиры, занимая комнату рядомъ съ герцогомъ Іоркскимъ, сосѣдкой котораго съ другой стороны была его сестра-герцогиня. Затянувшееся совѣщаніе происходило въ кабинетѣ короля, подальше по коридору.
   Вдругъ я услыхалъ шаги на лѣстницѣ. Кто-то спросилъ ночной пароль, а голосъ Монмаута отвѣтилъ: "Сенъ-Дени", потому что теперь все было на французскій ладъ изъ любезности къ герцогинѣ. Шаги все поднимались вверхъ; коридоръ былъ освѣщенъ очень скудно, но мгновеніе спустя я разсмотрѣлъ Монмаута и Карфорда. Рука Карфорда была продѣта подъ руку его свѣтлости и, казалось, онъ пытался удержать его. Монмаутъ стряхнулъ его со смѣхомъ и божбою.
   -- Я не стану слушать, вскричалъ онъ.-- Къ чему? Зачѣмъ мнѣ слышать какъ король молится Богоматери?
   -- Молчите, ради Бога, молчите, ваша свѣтлость! умолялъ Карфордъ.
   -- Вѣдь онъ именно этимъ и занятъ, не правда ли? Онъ и капеланъ королевы, и...
   -- Прошу васъ, сэръ!
   -- И нашъ добрый мсьё де-Перанкуръ, въ такомъ случаѣ? Онъ засмѣялся съ горечію, назвавъ этого джентльмена по имени.
   Я слышалъ больше чѣмъ было предназначено для моего слуха и достаточно (если мнѣ позволятъ примѣнить разграниченіе обозначенное моимъ старымъ другомъ -- викаріемъ) для моихъ соображеній. Я сомнѣвался, обнаружить ли мнѣ свое присутствіе или нѣтъ. Если бы Монмаутъ былъ одинъ, я показался бы сразу, но мнѣ но хотѣлось открыть Карфорду что я слышалъ такъ много. Я просидѣлъ еще мгновеніе въ нерѣшительности; потомъ громко зѣвнулъ, крякнулъ, потянулся, всталъ и вдругъ весьма замѣтно вздрогнулъ устремляя глаза на герцога.
   -- Какъ, Саймонъ, воскликнулъ онъ, -- зачѣмъ вы сюда попали?
   -- Я полагалъ что ваша свѣтлость въ кабинетѣ у короля, отвѣтилъ я.
   -- Но вѣдь вы знали что я ушелъ оттуда нѣсколько часовъ тому назадъ.
   -- Да, по потерявъ вашу свѣтлость изъ вида, я предположилъ что вы вернулись и дожидаясь васъ заснулъ.
   Мое объясненіе вполнѣ удовлетворило герцога; Карфордъ хранилъ бдительное молчаніе.
   -- Сегодня на умѣ у насъ не конференціи, а охота инаго рода, сказалъ Монмаутъ снова засмѣявшись.-- Идите внизъ въ сѣни и ждите меня тамъ, Саймонъ. Милордъ и я отправляемся къ дамамъ герцогини и герцогини Іоркской.
   Я видѣлъ что онъ на-веселѣ; Карфордъ тоже выпилъ, но онъ становился отъ винныхъ паровъ только мрачнѣе и язвительнѣе. Ни ихъ состояніе, ни часы не казались мнѣ пригодными для посѣщенія о которомъ говорилъ герцогъ, но я былъ безсиленъ; поклонясь я спустился въ нижнія сѣни гдѣ и усѣлся на лѣстницѣ которая вела къ одной изъ амбразуръ. Большое кресло стоявшее у стѣны помогло мнѣ скрыться отъ зрителей. Нѣсколько минутъ прошло безъ приключеніи. Потомъ я услыхалъ наверху громкій взрывъ хохота. Раздались бѣгущіе внизъ по лѣстницѣ шаги, и дѣвушка въ бѣломъ платьѣ помчалась поперекъ сѣней. Я слышалъ ея смѣхъ и зналъ что это Барбара Квинтонъ. Мгновеніе спустя по пятамъ за нею явился Монмаутъ, въ неумѣренныхъ выраженіяхъ умоляя ее не быть столь жестокою, столь безсердечною и не бѣжать отъ него. Но гдѣ же былъ Карфордъ? Мнѣ оставалось только предположить что милордъ имѣлъ скромность отстать когда герцогъ Монмаутскій желалъ побесѣдовать съ дамой, руки которой домогался милордъ.
   Но моему смиренному разумѣнію, можно было бы сочинить прекрасный, обширный и глубокомысленный томъ о правилахъ подслушиванія: о томъ когда человѣку позволено слушать, когда нельзя, и какъ долго можно, съ какою цѣлію, по какимъ побужденіямъ, въ какихъ случаяхъ и на основаніи какихъ претензій. Возможно что римскіе церковники которые, какъ я слыхалъ, чрезвычайно искусны въ крючкотворствѣ, уже произвели указанную мною работу. Не знаю, по крайней мѣрѣ я нигдѣ не встрѣчалъ результата ихъ трудовъ. Но тогда я смирно сидѣлъ за большимъ кресломъ и слушалъ безъ сомнѣній или колебаній. Не знаю сколько времени я успѣлъ бы владѣть собою, ибо въ тотъ вечеръ его свѣтлость пренебрегъ стѣсненіями и превзошелъ всякую мѣру. Сначала мисъ Барбара потѣшалась надъ нимъ, отшучивалась и отражала его удары увѣренная что онъ не прибѣгнетъ къ грубости или къ чрезмѣрной горячности. Но онъ не унимался, и вдругъ въ голосѣ ея зазвучала тревога когда она стала просить у него позволенія удалиться и вернуться къ герцогинѣ которой она навѣрно нужна.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, я не хочу отпускать васъ, милая красотка. Или, вѣрнѣе сказать, я не могу васъ отпустить.
   -- Право, сэръ, мнѣ пора идти, сказала она.-- Послушайте, я позову лорда Карфорда чтобъ онъ помогъ мнѣ убѣдить вашу свѣтлость.
   Онъ засмѣялся предположенію что призывъ Карфорда ему помѣшаетъ.
   -- Онъ не придетъ, сказалъ онъ,-- а если бы и пришелъ, то онъ окажется моимъ союзникомъ, а не вашимъ.
   Тутъ она отвѣтила высокомѣрно и холодно:
   -- Сэръ, лордъ Карфордъ ищетъ моей руки. Вашей свѣтлости извѣстно что это именно такъ.
   -- Но онъ не думаетъ что рука становится хуже отъ того что я ее поцѣлую, возразилъ Монмаутъ.-- Вы еще не знаете, какой у васъ будетъ снисходительный супругъ, мисъ Барбара.
   Тѣмъ временемъ я поднялся съ мѣста, выглянулъ изъ-за стула который заслонялъ меня отъ нихъ и увидалъ что она стоитъ прислонясь къ стѣнѣ, а Монмаутъ стоитъ передъ нею. Онъ попробовалъ поймать ея руку, но она рѣзко отдернула ее. Онъ со смѣхомъ подошелъ поближе. До моего слуха долетѣлъ легкій шорохъ, и повернувъ голову я увидалъ Карфорда на нижней ступени лѣстницы; онъ смотрѣлъ на чету, но мгновеніе спустя шагнулъ назадъ, такъ что мнѣ почти не было его видно, хотя я все еще могъ различить очертаніе его фигуры. Въ сѣняхъ раздалось тихо, по искренно побѣдоносное восклицаніе Монмаута: онъ поймалъ непокорную руку и страстно цѣловалъ ее. Барбара стояла неподвижно, точно каменная. Герцогъ, все еще держа ея руку въ своихъ, сказалъ насмѣшливо:
   -- Хорошенькая дурочка, не станете же вы отказываться отъ своего счастія? Послушайте, сударыня, я королевскій сынъ.
   Я не замѣтилъ у нея никакого движенія, но освѣщеніе было тусклое. Онъ продолжалъ нѣсколько понижая голосъ, но не очень сильно:
   -- И можетъ-быть я буду королемъ: случались вещи и болѣе странныя. Неужели вамъ не хотѣлось бы стать королевою?
   Онъ засмѣялся предлагая этотъ вопросъ; у него не доставало осторожности или хитрости даже для того чтобы прикинуться честнымъ.
   -- Отпустите меня, услыхалъ я ея принужденный, робкій шепотъ.
   -- Ну, на этотъ вечеръ я васъ отпущу, прелестная, но клянусь -- не безъ поцѣлуя.
   Теперь она была напугана и попыталась умилостивить его, выговоривъ мягко и съ искусственною безпечностію:
   -- Моя рука въ плѣну у вашей свѣтлости. Вы можете дѣлать съ нею что хотите.
   -- Ваша рука! На этотъ разъ мнѣ нужны ваши губки! воскликнулъ онъ смѣло и дерзко.
   Онъ подступилъ еще ближе, рука его скользнула вокругъ ея таліи. Я сносилъ все что могъ и до тѣхъ поръ пока былъ въ силахъ, такъ какъ былъ убѣжденъ что окажу ей большую услугу если оставлю ее покамѣстъ безъ помощи. Но тутъ мѣра моего терпѣнія переполнилась: я вышелъ изъ-за кресла. Однако, я мгновенно снова очутился за нимъ. Монмаутъ пріостановился: одною рукой онъ держалъ за руку Барбару, другою обнималъ ее за талію, по повернулъ голову и смотрѣлъ на лѣстницу. Оттуда раздались голоса; онъ услыхалъ ихъ, такъ же какъ и я, и Барбара.
   -- Здѣсь нельзя проходить, раздался запальчивый голосъ Карфорда.
   -- Посторонитесь, сэръ, былъ спокойный, повелительный отвѣтъ.
   Карфордъ колебался одно мгновеніе, потомъ какъ бы съежился, сдѣлался маленькимъ и уступилъ дорогу какому-то человѣку который сошелъ съ лѣстницы и направился увѣренными, смѣлыми шагами поперекъ сѣней къ тому мѣсту гдѣ стояли герцогъ съ Барбарой.
   Надъ нами, на верху лѣстницы слышались голоса и шумъ шаговъ. Совѣщаніе окончилось, и члены его разговаривали въ коридорѣ передъ тѣмъ какъ разойтись по своимъ комнатамъ. Я не обращалъ на нихъ вниманія; глаза мои были устремлены на незванаго посѣтителя который такъ смѣло и рѣшительно направлялся къ герцогу. Теперь я узналъ его: это былъ де-Перанкуръ, джентльменъ изъ свиты герцогини.
   Безъ поворотовъ или остановокъ онъ шелъ все прямо. Монмаутъ, казалось, превратился въ камень; мнѣ было видно его неподвижно застывшее лицо, хотя свѣта не хватало для того чтобы различить выраженіе глазъ по которому лучше всего узнается настроеніе человѣка. Карфордъ не издалъ ни звука, не шевельнулся. Сама Барбара не двигалась и молчала устремивъ взглядъ на де-Перанкура. Вотъ онъ остановился какъ разъ передъ нею и Монмаутомъ; казалось, много времени прошло, а онъ все не говорилъ. Собственно говоря, я ожидалъ сначала услышать голосъ Монмаута, грубое восклицаніе досады на то что ему помѣшали, ругательство посланное непрошеному посѣтителю и приказаніе убираться и не соваться въ дѣла людей выше его поставленныхъ. Ни одного подобнаго слова и вообще никакихъ словъ не вылетѣло изъ устъ герцога. А между тѣмъ де-Перанкуръ все молчалъ. Карфордъ украдкою пробрался съ лѣстницы поближе къ группѣ и, наконецъ, скользнувъ поперекъ сѣней, очутился почти у самаго локтя Француза. Но де-Перанкуръ все еще молчалъ.
   Медленно и неохотно, какъ бы покоряясь приказанію ненавистному, но такому котораго онъ не смѣлъ ослушаться, Монмаутъ отнялъ руку; онъ выпустилъ руку Барбары; она отступила назадъ и прислонилась къ стѣнѣ; герцогъ стоялъ опустивъ руки и глядя на человѣка помѣшавшаго его развлеченію и по-видимому имѣвшаго силу владѣть собою. Наконецъ, де-Перанкуръ заговорилъ рѣзкимъ, трескучимъ, непріятнымъ голосомъ.
   -- Благодарю васъ, герцогъ, сказалъ онъ.-- Я былъ увѣренъ что вы вскорѣ замѣтите свою ошибку. Это не та дама которую вы искали: это мисъ Квинтонъ. Я желаю поговорить съ нею; пожалуйста, разрѣшите мнѣ это.
   Король не сталъ бы разговаривать въ такихъ выраженіяхъ съ подвыпившимъ сыномъ, и самъ герцогъ Іоркскій не осмѣлился бы этого сдѣлать. Но ни малѣйшаго оттѣнка колебанія или неувѣренности въ себѣ не слышалось въ ровной, ѣдкой рѣчи де-Перанкура. Правда, онъ въ высокой степени пользовался довѣріемъ герцогини и весьма возможно что у себя на родинѣ былъ вельможей; но, клянусь жизнію, я ожидалъ что вспыльчивый герцогъ дастъ ему пощечину. Даже я, хотя только что собирался самъ вмѣшаться, благодаря какой-то странной, мгновенной перемѣнѣ настроенія оскорбился тою дерзостію которой подвергали Монмаута. Не долженъ ли былъ онъ самъ оскорбиться ею гораздо сильнѣе? Ничуть! Одно мгновеніе я слышалъ его шумное дыханіе, дыханіе человѣка который борется съ гнѣвомъ, подавля его съ великимъ трудомъ и усиліями. Потомъ онъ заговорилъ; въ голосѣ его тоже звучало едва сдерживаемое бѣшенство.
   -- Здѣсь, сэръ, и всюду, сказалъ онъ,-- вамъ стоитъ только приказать чтобы встрѣтить повиновеніе.
   Онъ медленно и низко склонилъ голову; жестъ въ смиреніи не уступалъ словамъ и вмѣстѣ съ тѣмъ подчеркивалъ ихъ принужденность.
   Его странная покорность не снискала похвалы. Де-Перанкуръ не удостоилъ эти слова даже той вѣжливости которая заключалась бы въ отвѣтѣ. Молчаливый легкій кивокъ послужилъ единственнымъ отвѣтомъ; онъ продолжалъ стоять, ожидая исполненія своего приказанія.
   Монмаутъ еще разъ обернулся къ Барбарѣ, но взглядъ его снова возвратился къ де-Перанкуру. Карфордъ приблизился къ герцогу и предложилъ ему руку. Герцогъ положилъ руку на плечо своему другу. Еще одно мгновеніе они простояли въ такихъ позахъ, потомъ оба низко поклонились де-Перанкуру который снова отвѣтилъ обычнымъ легкимъ наклоненіемъ головы. Они повернулись и вышли изъ сѣней; казалось, герцогъ почти шатался и опирался на Карфорда какъ бы для того чтобы ступать тверже. По дорогѣ они прошли въ двухъ ярдахъ отъ меня, и я увидалъ блѣдное отъ ярости лицо Монмаута. Затаивъ дыханіе я отступилъ въ тѣнь своей засады. Они прошли мимо, и сѣни опустѣли; остались только я да двое людей стоявшихъ у стѣны.
   Теперь мнѣ и въ голову не приходило искать оправданій своему подслушиванію. Укоры совѣсти были заглушены возбужденіемъ; живой интересъ желѣзными цѣпями приковывалъ меня къ мѣсту. Умъ мой былъ полонъ прежнихъ подозрѣній усилившихся втрое; мнѣ припомнились всѣ таинственныя обстоятельства связанныя съ этимъ человѣкомъ; извѣстіе перехваченное мною въ Кентербери такъ и звенѣло у меня въ головѣ. Но я все-таки обратился въ слухъ, рѣшившись уловить все до послѣдняго слова. Увы! мои усилія были тщетны. Де-Перанкуръ былъ испеченъ изъ инаго тѣста чѣмъ его свѣтлость герцогъ. Теперь онъ дѣйствительно заговорилъ, но такъ тихо и осторожно что до моего слуха долеталъ только легкій шепотъ. Движенія его тоже мнѣ не помогали: они были такъ же далеки отъ наступательной игривости Монмаута, какъ и его тонъ отъ безпечныхъ возгласовъ герцога. Онъ былъ взыскателенъ, но вѣжливъ; чрезвычайно настойчивъ, но вмѣстѣ съ тѣмъ чрезвычайно почтителенъ. Монмаутъ требовалъ и вызывалъ, де-Перанкуръ какъ бы заискивалъ и домогался благосклонности. Но онъ все-таки просилъ такъ какъ будто ему никто не могъ отказать и его мольба предполагала благопріятный отвѣтъ. Барбара спокойно выслушивала; я не могъ бы сказать, сковывалъ ли ее только страхъ или же одновременно мягкій, вкрадчивый голосъ дѣйствовалъ на нее обаятельно. Я почти бѣсился что не могу слышать и съ большимъ трудомъ сдерживался чтобы не броситься впередъ помимо всякаго права и помѣриться съ человѣкомъ передъ которымъ господинъ мой склонился чуть не до земли, сраженный и уничтоженный.
   Наконецъ она выговорила съ мольбою нѣсколько торопливыхъ словъ.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, захлебывалась она.-- Нѣтъ; пожалуйста, оставьте меня. Нѣтъ!
   Де-Перанкуръ отвѣтилъ ласковымъ и заискивающимъ тономъ:
   -- Лучше скажите: "нѣтъ еще", сударыня.
   Они снова умолкли; казалось, онъ пристально смотрѣлъ на нее. Вдругъ она закрыла лицо руками; впрочемъ, опустивъ руки почти сейчасъ же, она устремила на него взглядъ; я видѣлъ какъ онъ покачалъ головою.
   -- На сегодня, въ такомъ случаѣ, прощайте, прекраснѣйшая леди, сказалъ онъ.
   Онъ взялъ ея руку, слегка поцѣловалъ ее, кланяясь очень низко и почтительно; она посмотрѣла на него пока онъ склонялся. Потомъ онъ отступилъ отъ нея, снова кланяясь и повторяя:
   -- На сегодня -- прощайте.
   Съ этими словами онъ направился къ лѣстницѣ, пересѣкая сѣни тою же смѣлою, увѣренною походкой которою отличалось его появленіе. Онъ оставилъ ее, но казалось что снисхожденіе оказано ей, а не онъ потерпѣлъ неудачу. На нижней ступени онъ остановился, обернулся, низко поклонился еще разъ. На этотъ разъ она отвѣтила глубокимъ и плавнымъ реверансомъ. Потомъ онъ ушелъ, она же снова прислонилась къ стѣнѣ, закрывъ лицо руками. Я слышалъ что она рыдаетъ, и до меня долетѣли ея прерывистыя слова:
   -- Что же мнѣ дѣлать? О! что же мнѣ дѣлать?
   Я разомъ шагнулъ вонъ изъ укромнаго мѣста откуда видѣлъ такія странныя вещи и, перейдя къ ней со шляпою въ рукѣ, отвѣтилъ на ея вопросъ печали и отчаянія:
   -- Положиться на вашихъ друзей, мисъ Барбара, выговорилъ я весело.-- Какъ же иначе можетъ поступить дама?
   -- Саймонъ! вскричала она порывисто и, какъ мнѣ почудилось, радостно, ибо рука ея рванулась къ моей.-- Вы здѣсь!
   -- И всегда къ вашимъ услугамъ, сказалъ я.
   -- Но развѣ вы были здѣсь? Откуда вы явились?
   -- Съ той стороны сѣней, изъ-за кресла, отвѣтилъ я.-- Я сидѣлъ тамъ уже давно. Его свѣтлость велѣлъ мнѣ подождать въ сѣняхъ, я и ждалъ въ сѣняхъ, хотя герцогъ, озабоченный другимъ, позабылъ и приказаніе свое, и слугу.
   -- Значитъ, вы слышали? спросила она шепотомъ.
   -- Вѣроятно все что говорилъ герцогъ. Лордъ Карфордъ ничего не сказалъ. Я какъ разъ собирался перебить его свѣтлость, когда это было исполнено вмѣсто меня еще лучше. Мнѣ кажется, вы должны быть отчасти благодарны де-Перанкуру.
   -- Вы слышали что онъ говорилъ?
   -- Только нѣсколько послѣднихъ словъ, отвѣтилъ я съ сожалѣніемъ.
   Она посмотрѣла на меня одно мгновеніе, потомъ произнесла со слабою и унылою улыбкой:
   -- Я должна быть благодарна де-Перанкуру?
   -- Я не знаю другаго человѣка который могъ бы или захотѣлъ бы такъ успѣшно избавить васъ отъ герцога. Притомъ же онъ, кажется, обошелся съ вами очень вѣжливо.
   -- Вѣжливо, да! воскликнула она, но по-видимому совладала съ собой.
   Она все еще находилась въ сильномъ волненіи; мгновеніе спустя она закрыла себѣ лицо, и я услышалъ ея рыданія.
   -- Послушайте, ободритесь, сказалъ я.-- Разумѣется, герцогъ -- человѣкъ властный, но вы не попадете въ бѣду, мисъ Барбара. Вашъ отецъ велѣлъ мнѣ быть готовымъ услужить вамъ; хотя въ поощреніи заключающемся въ его приказаніи и не было надобности, однако, я попрошу позволенія воспользоваться имъ для оправданія своей навязчивости.
   -- Право, я... я рада видѣть васъ, Саймонъ. Но что же мнѣ дѣлать? Ахъ, Боже мой, зачѣмъ только я попала въ это мѣсто?
   -- Этому можно помочь если вы его оставите.
   -- Но какъ? Какъ могу я его оставить? спросила она безнадежно.
   -- Герцогиня васъ отпуститъ.
   -- Безъ согласія короля?
   -- Но развѣ король не согласится? Герцогиня Орлеанская попроситъ за васъ; она добрая.
   -- Герцогиня за меня не попроситъ... никто не станетъ просить за меня.
   -- Въ такомъ случаѣ если отпускъ невозможенъ, намъ придется уѣхать безъ него: скажите только слово.
   -- Ахъ, вѣдь вы не знаете! произнесла она грустно. Потомъ она снова схватила меня за руку и прошептала торопливо и робко:-- Я боюсь, Саймонъ. Я... я боюсь его. Что могу я сдѣлать? Какъ мнѣ сопротивляться? Они могутъ поступать со мною какъ угодно; что мнѣ дѣлать? Если я плачу, они смѣются; если пробую смѣяться, они принимаютъ это за согласіе. Какъ мнѣ быть?
   Ничто такъ не привязываетъ мущину къ женщинѣ какъ сознаніе что ея рука по слабости и безпомощности ищетъ его руки. Я думалъ было что когда-нибудь рука Барбары станетъ такимъ образомъ искать моей и что я буду въ восторгѣ, мало того -- что мнѣ можно будетъ даже дать ей замѣтить мое торжество. Случай о которомъ я мечталъ явился, но куда же дѣлся мой восторгъ? Мнѣ сдавило горло, и я дважды поперхнулся прежде чѣмъ мнѣ удалось отвѣтить:
   -- Что можемъ сдѣлать мы, хотите вы сказать, мисъ Барбара?
   -- Увы, увы! воскликнула она, смѣясь сквозь слезы:-- что можемъ мы... даже мы -- сдѣлать, Саймонъ?
   Я замѣтилъ что она называетъ меня Саймономъ, какъ въ прежніе дни, раньше моего отступничества и великой обиды. Я радовался этому; если мнѣ предстояло услужить ей, намъ слѣдовало быть друзьями. Вдругъ она произнесла:
   -- Вѣдь вы знаете что это означаетъ -- я не могу сказать вамъ, вы знаете?
   -- Да, знаю, сказалъ я,-- отлично знаю. Но герцогу не удастся поставить на своемъ.
   -- Герцогу? Если бы дѣло касалось только одного герцога... Ахъ!
   Она запнулась, и въ глазахъ ея мелькнула новая тревога. Она пытливо смотрѣла мнѣ въ лицо. Но я преднамѣренно придалъ ему выраженіе неподвижной тупости.
   -- Онъ уже очень присмирѣлъ, сказалъ я.-- Посмотрите, какъ де-Перанкуръ сломилъ его, согнулъ въ бараній рогъ и отослалъ уничтоженнымъ.
   Она положила свою руку на мою.
   -- Если бъ я могла сказать вамъ, выговорила она,-- одну вещь которую здѣсь знаютъ немногіе; никто ея не знаетъ, кромѣ короля, его близкихъ родственниковъ и еще двухъ -- трехъ лицъ.
   -- Но какимъ же образомъ вы ее узнали? перебилъ я.
   -- Я... я тоже ее узнала, пролепетала она.
   -- Есть много путей которыми можно узнать о какой-либо вещи, сказалъ я.-- Одинъ путь -- если вамъ о ней сообщатъ; другой -- если вы о ней догадаетесь. Разумѣется, де-Перанкуръ обошелся неслыханнымъ образомъ съ его свѣтлостью, да и съ лордомъ Карфордомъ который посторонился съ его дороги такъ какъ будто тотъ былъ... королемъ. Своимъ тономъ я рѣзко подчеркнулъ послѣднее слово.
   -- Саймонъ, шепнула она возбужденно и вмѣстѣ съ тѣмъ тревожно,-- Саймонъ, что вы говорите? Молчите если дорожите жизнію!
   -- Жизнь моя, сударыня, укоренилась слишкомъ глубоко для того чтобъ одно слово могло ее вырвать. Я сказалъ только: какъ будто тотъ былъ королемъ. Скажите, почему на Кольберѣ звѣзда короля? Не потому ли, что одинъ человѣкъ видѣлъ какъ нѣкій джентльменъ съ королевскою звѣздой на груди обнималъ и цѣловалъ де-Перанкура въ ночь его прибытія?
   -- То были вы?
   -- Именно. Скажите мнѣ, изъ-за кого въ Лондонъ отправились три гонца со словами: Il vient.
   Теперь она висѣла у меня на рукѣ полная возбужденія.
   -- А теперь скажите мнѣ что вамъ говорилъ де-Перанкуръ. Чортъ его побери, онъ говорилъ такъ тихо что я не могъ слышать!
   Краска залила ея лицо; глаза ея, утративъ блескъ возбужденія, въ смущеніи опустились внизъ.
   -- Я не могу сказать вамъ, пролепетала она.
   -- А я все-таки знаю, сказалъ я.-- И если вы пожелаете довѣриться мнѣ...
   -- Ахъ, Саймонъ, вы знаете что я вамъ вѣрю.
   -- Но вы все-таки на меня сердились.
   -- Я не сердилась... я не имѣла права... то-есть, я не имѣла причины сердиться. Я... я была огорчена.
   -- Вамъ незачѣмъ больше огорчаться.
   -- Бѣдненькій Саймонъ! выговорила она очень ласково.
   Я почувствовалъ рукою легчайшее пожатіе, прикосновеніе двухъ тонкихъ пальчиковъ говорившее о сочувствіи и дружескомъ участіи.
   -- Клянусь Богомъ, я благополучно выведу васъ изъ бѣды, вскричалъ я.
   -- Но какъ, какъ? Саймонъ, я боюсь что онъ...
   -- Герцогъ?
   -- Нѣтъ, тотъ... де-Перанкуръ; онъ во что бы то ни стало хочетъ... того, о чемъ онъ мнѣ говорилъ.
   -- Человѣкъ можетъ хотѣть вещи во что бы то ни стало и все-таки не получить ея, сказалъ я угрюмо.
   -- Да, человѣкъ... да, Саймонъ, я знаю; человѣкъ можетъ...
   -- Да, и даже...
   -- Тише, тише! Если васъ подслушаютъ... Даже жизнь ваша не будетъ въ безопасности, если васъ подслушаютъ.
   -- Какое мнѣ дѣло?
   -- Но мнѣ-то есть дѣло! воскликнула она и прибавила съ большою поспѣшностію: -- Я себялюбива. Мнѣ есть дѣло, потому что мнѣ нужна ваша помощь.
   -- Вы ее получите. Противъ герцога Монмаутскаго и противъ...
   -- Ахъ, будьте осторожны!
   Но я по хотѣлъ быть осторожнымъ. Кровь во мнѣ кипѣла. Громкимъ и смѣлымъ голосомъ я назвалъ де-Перанкура именемъ которое ему принадлежало, подъ которымъ его знали напуганный лордъ и струсившій герцогъ, именемъ, которое обезпечивало за нимъ входъ на сокровеннѣйшія тайныя конференціи, а между тѣмъ держало его самого спрятаннымъ, почти плѣннымъ въ замкѣ. Этотъ секретъ теперь для меня не былъ секретомъ.
   -- Противъ герцога Монмаутскаго, сказалъ я смѣло,-- а также, если понадобится, и противъ короля Франціи.
   Барбара тревожно схватила меня за руку. Я принялся смѣяться, пока не замѣтилъ что она осторожно указываетъ пальцемъ черезъ мое плечо. Вздрогнувъ, я обернулся и увидалъ человѣка сходившаго по ступенямъ. При тускломъ свѣтѣ яркая звѣзда блестѣла у него на груди. Это былъ Кольберъ де-Круаси. Онъ остановился на нижней ступени, разглядывая насъ сквозь полумракъ.
   -- Кто говоритъ здѣсь о королѣ Франціи? выговорилъ онъ подозрительно.
   -- Я, Саймонъ Дэль, джентльменъ свиты герцога Монмаутскаго, къ услугамъ вашего сіятельства, отвѣтилъ я, приближаясь къ нему съ поклономъ.
   -- Что имѣете вы сказать о моемъ государѣ? спросилъ онъ.
   Въ первое мгновеніе я растерялся; хотя сердце мое было переполнено мнѣній о его величествѣ которыя я высказалъ бы съ величайшимъ удовольствіемъ, однако, ни одно изъ нихъ не оказывалось пригоднымъ для слуха посланника его величества. Я стоялъ глядя на Кольбера, и взглядъ мой упалъ на звѣзду на немъ надѣтую. Я сознавалъ что поступаю неосторожно, но никакими силами не могъ устоять противъ искушенія. Я поклонился вторично и отвѣтилъ Кольберу съ безпечною улыбкой.
   -- Я высказывалъ замѣчаніе, сэръ, сказалъ я,-- что любезность которую вамъ оказалъ король Англіи, пожаловавъ вамъ звѣзду съ собственной его величества груди, навѣрно будетъ весьма пріятна королю Франціи.
   Онъ зорко посмотрѣлъ мнѣ въ глаза, но его глаза опустились передъ моими. Я поручусь что онъ ничего не извлекъ изъ своего пытливаго взгляда и хорошо сдѣлалъ что уклонился отъ столкновенія. Безъ единаго слова и съ легкимъ натянутымъ кивкомъ онъ прошелъ дальше своею дорогой въ сѣни. Едва онъ ушелъ, Барбара очутилась возлѣ меня. Лицо ея сіяло веселостію.
   -- О, Саймонъ, Саймонъ! шепнула она укоризненно.-- Но тѣмъ-то вы мнѣ и милы! И она взбѣжала по лѣстницѣ какъ летучій проблескъ луны.
   Послѣ этого, такъ какъ голова моя была даже съ избыткомъ полна многочисленныхъ вопросовъ, а сердце шибко билось отъ разнородныхъ волненій, я счелъ что лучшимъ, наиболѣе безопаснымъ мѣстомъ для меня будетъ постель, и безотлагательно отправился къ ней.
   -- Но завтра я побесѣдую съ де-Перанкуромъ, сказалъ я опускаясь на подушку и стараясь заснуть.
   

ГЛАВА XIII.
Дань любопытству.

   На слѣдующее утро мое восторженное состояніе прошло. Проснувшись я очутился во власти унынія и упадка духа. Не только затрудненія разрослись въ громадные размѣры, но умомъ моимъ овладѣло отвращеніе ко всему окружающему, замѣстивъ собою ревностную жажду приключеній и волненія предпріимчивости. Но я не стану слишкомъ высоко ставить собственную добродѣтель. Старыя правила нравственности и мѣрило праведности всѣми признанныя, но никѣмъ не соблюдаемыя, имѣютъ мало власти надъ горячею кровью молодаго человѣка; для того чтобы возбудить его негодованіе зло непремѣнно должно угрожать личности которую онъ уважаетъ, задѣвать существо имъ любимое или грозить его собственной чести и гордости. Я сносилъ скандалы этого двора, къ которому смиренно принадлежалъ и самъ, съ пожиманіемъ плечъ, улыбками и ѣдкими шутками; я не питалъ антипатіи къ его главнымъ дѣйствующимъ лицамъ и не ужасался тѣмъ поступкамъ, какіе они совершали или на какіе покушались; мало того, къ одному изъ этихъ лицъ, какъ бы сосредоточившему въ себѣ все худшее въ чемъ можно было укорять короля и дворъ, я пылалъ безнадежною любовью которая даже послѣ своей смерти оставила упорное и тоскливое воспоминаніе. Теперь во мнѣ произошла перемѣна: я какъ бы сталъ теперь смотрѣть не собственными безпечными глазами, но сквозь опозоренный и испуганный образъ дѣвушки брошенной въ горнило и хватавшейся за мою руку какъ за единственную возможность пройти сквозь огонь неопаленною. Ею пользовались въ козняхъ; она должна была быть принесена въ жертву: вначалѣ ее избрали приманкой чтобы вызвать изъ тайниковъ честолюбивые замыслы Монмаута и раскрыть ихъ передъ пытливыми глазами Іорка и его орудія Карфорда; если этотъ планъ мѣнялся теперь, она ничего не выигрывала отъ его измѣненія. Король не хотѣлъ и не могъ ни въ чемъ отказать этому де-Перанкуру (я горько усмѣхнулся, пробормотавъ его имя), сколь бы велико ни было желаемое; даже не задумавшись, онъ бросилъ бы ему дѣвушку, если бы тотъ вмѣсто просьбы только пошевелилъ всемогущимъ перстомъ. Карлъ счелъ бы что ему хорошо заплачено снисходительностью брата-короля къ его собственной склонности. Несомнѣнно, здѣсь въ замкѣ заключались великіе политическіе договоры, свойство которыхъ я усиливался угадать. Что значило бросить бездѣлицу съ обѣихъ сторонъ, вымѣнять Барбару Квинтонъ на французскую леди и удовлетворить двухъ государей за такую низкую цѣну какъ безчестіе двухъ дамъ? Именно такова и была затѣя; иначе откуда бы взялось ухаживаніе де-Перанкура и уступчивость Монмаута? Король дѣйствовалъ за-одно съ де-Перанкуромъ и королевскій сынъ не осмѣливался противостоять ему. Что за бѣда что люди говорили будто у короля Франціи есть другія привязанности? Парижскіе щеголи могли, считать насъ, Англичанъ, грубыми и невѣжественными, но мы по крайней мѣрѣ научились тому что обширное сердце есть преимущество власти короля котораго даже парламентъ не осмѣливается подвергать запросамъ. Я возненавидѣлъ все окружающее новою ненавистію; мнѣ теперь представилось что оно скинуло съ себя мишуру пышности и блеска, шутокъ и остротъ и предстало предо мною въ безобразной наготѣ, безо всякаго стыда. Во внезапной ярости я сѣлъ на кровать съ восклицаніемъ: "Небо найдетъ пути! Навѣрно ужь Небо могло найти одинъ путь тамъ гдѣ діаволъ находилъ ихъ такое множество! А, ты сталъ праведенъ, Саймонъ Дэль, какъ только неправедность тебя задѣла! Но Файніасъ Тетъ могъ бы проповѣдывать до скончанія вѣка".
   Цѣлымъ часомъ раньше обыкновеннаго Джона Уолъ пришелъ изъ города гдѣ квартировалъ, но засталъ меня уже на ногахъ и одѣтымъ, жаждущимъ приступить къ дѣйствіямъ, готовымъ на всякія случайности. За послѣднее время я мало видѣлъ этого человѣка, такъ какъ прибѣгалъ къ нему только за необходимыми услугами и избавлялся отъ его угрюмаго общества какъ можно скорѣе. Однако, сегодня я посмотрѣлъ на него съ большимъ уваженіемъ: его праведность была отталкивающаго свойства, суровая и мрачная, но все-таки то была праведность, или представлялась мнѣ таковою на фонѣ нечестія, рѣзко ее выдѣлявшемъ. Я заговорилъ съ нимъ ласково, но онъ, не обращая вниманія на мои любезности, прямо подошелъ ко мнѣ и выговорилъ отрывисто: "женщина, пріѣзжавшая на вашу квартиру въ Лондонѣ, здѣсь -- въ Дуврѣ. Она велитъ вамъ молчать и приходить скорѣе. Я могу проводить васъ".
   Я вздрогнулъ и уставился на него. Я уже подписалъ было Finis подъ этою главой; неужели судьба намѣревалась пересилить меня и написать еще что-нибудь? Странно также что Джонѣ Уолу пришлось исполнять роль Меркурія!
   -- Она здѣсь, въ Дуврѣ? зачѣмъ? спросилъ я какъ можно спокойнѣе.
   -- Я не сомнѣваюсь что для грѣха, отвѣтилъ тотъ безъ околичностей.
   -- Но вы все-таки можете проводить меня къ ея дому? сказалъ я съ улыбкой.
   -- Могу, сказалъ онъ кисло, пренебрегая моимъ шутливымъ намекомъ.
   -- Я не пойду, заявилъ я.
   -- Она сказала что дѣло касается васъ и можетъ касаться другаго лица.
   Было рано; дворъ не долженъ былъ придти въ движеніе раньше какъ черезъ два часа. Я могъ сходить и вернуться и все-таки не упустить никакого случая. Меня толкало любопытство, а за-одно съ нимъ и то тяготѣніе которое не перестаетъ влечь насъ къ нѣкогда любимымъ нами, хотя любовь и миновала и нашему посѣщенію грозитъ больше огорченій чѣмъ удовольствія. Черезъ десять минутъ я шелъ вслѣдъ за Джоной внизъ по утесу и оттуда углубился въ узкую улицу, зигзагами и извилинами сбѣгавшую къ морю. Джона шелъ впереди быстро и безъ колебаній; наконецъ, мы достигли смежнаго переулка и остановились передъ плохимъ домишкой.
   -- Она здѣсь, сказалъ Джона, указывая на дверь и сморщивая лицо такъ какъ будто проглотилъ нѣчто отвратительное.
   Я не могъ сомнѣваться въ ея присутствіи, такъ какъ слышалъ ея голосъ весело распѣвавшій внутри дома. Сердце мое шибко забилось, и я ужо былъ почти готовъ не входить. Но она увидала насъ и сама распахнула дверь настежь. Она жила въ первомъ этажѣ; повинуясь знаку ея пальца, я вошелъ въ маленькую комнатку. Въ то время въ Дуврѣ трудно было достать квартиру, и это помѣщеніе служило ей (какъ доказывала постель небрежно прикрытая занавѣской) и спальней, и жилою комнатой. Я не замѣтилъ куда дѣвался Джона, но сѣлъ, озадаченный и неловкій, на расшатанный стулъ.
   -- Зачѣмъ вы сюда попали? выпалилъ я, уставясь на нее.
   Она стояла противъ меня съ улыбкой, слегка раскачиваясь и подбоченившись.
   -- Затѣмъ же зачѣмъ и вы. По своему дѣлу, отвѣтила она.-- Если вамъ этого мало, то -- по приглашенію короля. Васъ это огорчаетъ, Саймонъ?
   -- Нѣтъ, сударыня, сказалъ я.
   -- Немножко, все еще немножко, Саймонъ? Утѣшьтесь? Король пригласилъ меня, но не пріѣхалъ повидаться со мною. Въ этомъ-то и состоитъ мое дѣло. Почему онъ ко мнѣ не пріѣхалъ? До меня доходятъ кое-какіе слухи, но глаза мои, хотя ихъ и считаютъ если не большими, то хорошими, не могутъ проникнуть сквозь стѣны вонъ того замка, мои же бѣдныя ноги не достойны перешагнуть черезъ его порогъ.
   -- Вамъ не зачѣмъ объ этомъ сокрушаться, выговорилъ я сердито.
   -- Но кое-что мнѣ извѣстно. Напримѣръ, что тамъ находится нѣкоторая французская леди. Какова она собою, Саймонъ?
   -- Она очень хорошенькая, насколько я ее разсмотрѣлъ.
   -- А вѣдь у васъ разборчивый вкусъ, не правда ли? Пробудетъ она долго?
   -- Говорятъ, герцогиня прогоститъ здѣсь еще дней десять или недѣли двѣ.
   -- И Француженка уѣдетъ вмѣстѣ съ герцогиней?
   -- Этого я не знаю.
   -- И я тоже. Она помолчала съ минуту.-- Вы не любите лорда Карфорда?
   Ея вопросъ явился для меня внезапнымъ и непредусмотрѣннымъ.
   -- Я не понимаю что вы подразумѣваете. Какое отношеніе имѣлъ Карфордъ къ Француженкѣ?
   -- Мнѣ кажется что вы сейчасъ поймете. Любовь дѣлаетъ людей сообразительными, не правда ли? Да, такъ какъ вы спрашиваете (ваши глаза спросили) о причинѣ, то я сознаюсь, пожалуй: мнѣ немножко жаль что вы опять влюбились. Но это между прочимъ. Саймонъ, я со своей стороны не люблю эту Француженку.
   Если бы не настроеніе духа въ которомъ я находился въ это утро, она снова завладѣла бы мною и вся моя рѣшимость осталась бы не при чемъ. Но она, не зная работы моего ума, не старалась скрыть или смягчить того что меня отъ нея отталкивало. Я видалъ это и прежде и все-таки любилъ ее; ей показалось бы страннымъ что человѣкъ не любитъ только потому что видитъ. Мнѣ стало жаль ее новою, полною состраданія жалостію, но страсть во мнѣ не проснулась. И относительно своей жалости я придержалъ языкъ; она отвѣтила бы на нее только удивленіемъ и насмѣшкой. Но мнѣ сдается что она досадовала видя меня такимъ равнодушнымъ: женщинѣ обидно потерять человѣка, сколь бы мало ни дорожила она имъ тогда когда онъ ей принадлежалъ. Я вовсе не хочу сказать что въ этомъ мы отличаемся отъ ихъ пола; я считаю что таковы по своей природѣ мущины и женщины одинаково.
   -- Но хоть мы-то съ вами друзья, Саймонъ, сказала она со смѣхомъ.-- И хоть мы-то съ вами протестанты.
   Она снова засмѣялась. Я вопросительно поднялъ глаза.
   -- И хоть мы-то съ вами ненавидимъ Французовъ, продолжала она.
   -- Это правда; любви я къ нимъ не питаю. Такъ что же? Что можемъ мы сдѣлать?
   Она осторожно осмотрѣлась, подошла поближе и шепнула:
   -- Вчера позднимъ вечеромъ у меня былъ гость который не очень-то меня долюбливаетъ. Что за бѣда? Теперь наши интересы сходятся. Я говорю о герцогѣ Бекингемскомъ.
   -- Онъ помирился съ лордомъ Арлингтономъ, благодаря дружескому вмѣшательству герцогини, сказалъ я.-- Такъ гласили слухи въ замкѣ.
   -- Да, да, они съ Арлингтономъ помирились какъ собака съ кошкой когда ихъ хозяинъ рядомъ. Но существуетъ одна вещь которую герцогъ подозрѣваетъ и существуетъ другая которую онъ знаетъ. Онъ подозрѣваетъ что договоръ касается большаго чѣмъ война съ Голландцами; хотя мнѣ она противна, потому что война глотаетъ деньги короля какъ бездонная пропасть.
   -- Часть ихъ минуетъ жерло пропасти, если слухи справедливы, замѣтилъ я.
   -- Полно, Полно! Саймонъ, договоръ касается большаго.
   -- Не надо быть герцогомъ или министромъ чтобы заподозрить это, сказалъ я.
   -- А, вы подозрѣваете? Исповѣданіе короля?.. шепнула она.
   Я кивнулъ головою; этотъ секретъ не былъ для меня неожиданностію, хоть я и не зналъ извѣстенъ ли онъ Бекингему.
   -- Что же знаетъ герцогъ Бекингемскій? спросилъ я.
   -- Ну, то что король иногда слушается совѣтовъ женщины, сказала она кивая головою и многозначительно улыбаясь.
   -- Диковинная прозорливость! вскричалъ я.-- Можетъ-быть вы-то и сказали это ему?
   -- Право, онъ зналъ объ этомъ еще раньше моихъ временъ, мистеръ Саймонъ. Итакъ, если король обратится въ католичество, онъ будетъ лучшимъ католикомъ пользуясь обществомъ дамы-католички. А эта леди -- какъ ее зовутъ?
   -- M-lle де-Керуайль?
   -- Именно. Она очень ревностная католичка. Въ сущности, ея преданность религіи не знаетъ предѣловъ. Совершенно, какъ моя преданность -- королю. Не хмурьтесь, Саймонъ! Вѣрноподданническія чувства -- добродѣтель.
   -- И набожность тоже, по тѣмъ же правиламъ и въ той же неограниченной мѣрѣ? спросилъ я съ горечью.
   -- Безъ сомнѣнія, сэръ. Но французскій король прислалъ изъ Кале извѣстіе...
   -- О, изъ Кале! Вамъ это открылъ герцогъ? спросилъ я съ улыбкою которой не могъ скрыть. Стало-быть довѣріе герцога къ союзницѣ было ограничено: герцогъ бывалъ въ Парижѣ и не могъ не знать де-Перанкура.
   -- Да, онъ сказалъ мнѣ все. Король Франціи прислалъ изъ Кале, гдѣ онъ ожидаетъ подписи договора, сообщеніе что утрата этой Керуайль лишитъ его дворъ красавицы, а онъ не можетъ принести такой жертвы. А герцогиня, по словамъ герцога, клянется что не дастъ отнять у себя самую красивую фрейлину и не позволитъ покинуть себя въ одиночествѣ. Но герцогиня видѣла одну даму которая могла бы возмѣстить потерю, и король Франціи, разсмотрѣвъ портретъ леди, думаетъ то же самое. Словомъ, Саймонъ, нашъ король чувствуетъ что не можетъ быть добрымъ католикомъ безъ совѣтовъ Керуайль, а французскій король чувствуетъ что долженъ во что бы то ни стало обратить и спасти такую красавицу какъ... вертится ли ея имя у васъ на языкѣ?.. Нѣтъ, запечатлѣно ли оно въ вашемъ сердцѣ, Саймонъ?
   -- Я знаю о комъ вы говорите, отвѣтилъ я, такъ какъ ея сообщеніе ограничивалось тѣмъ что я самъ по себѣ угадывалъ.-- Но что же говоритъ на это Бекингемъ?
   -- Ну, что король не долженъ настоять на своемъ, или онъ тогда утвердится въ наклонностяхъ къ папству. Герцогъ -- протестантъ, какъ и вы... и какъ я сама, съ вашего позволенія.
   -- Можетъ ли онъ этому помѣшать?
   -- Да, если онъ успѣетъ помѣшать французскому королю поставить на своемъ. Но для этой цѣли его свѣтлости кое-что нужно.
   -- Вы имѣете отъ него порученіе ко мнѣ?
   -- Я сказала только что знаю джентльмена который могъ бы удовлетворить его требованіямъ. Ихъ четыре: сердце, голова, рука и, можетъ-быть, шпага.
   -- Въ такомъ случаѣ это есть у всѣхъ.
   -- Первое должно быть вѣрно, вторая -- умна, третья -- сильна, четвертая -- проворна.
   -- Въ такомъ случаѣ я опасаюсь что не обладаю ими всѣми.
   -- А вмѣсто награды...
   -- Я знаю. Его жизнь, если онъ сумѣетъ спасти ее.
   Нелли расхохоталась.
   -- Этого онъ не говорилъ, но, пожалуй, награда будетъ именно въ такомъ родѣ, согласилась она.-- Вы подумаете объ этомъ, Саймонъ?
   -- Думать? Мнѣ? Ни за что!
   -- Вы не станете?
   -- Иначе я пожалуй не стану и пытаться?
   -- А! Вы попытаетесь?
   -- Разумѣется.
   -- Вы очень сговорчивы. Отъ чистаго ли сердца?
   -- Что же бываетъ отъ чистаго сердца, сударыня... кромѣ вашей преданности королю?
   -- И преданности француженки своей религіи? засмѣялась Нелли.-- Честное слово, я думаю что портретъ видѣнный королемъ Франціи былъ красивъ. Видѣли ли вы его, Саймонъ?
   -- Клянусь жизнію, я не люблю ея.
   -- Клянусь жизнію, вы ее полюбите.
   -- Вы пытаетесь удержать меня такимъ предсказаніемъ?
   -- Мнѣ нѣтъ дѣла до того, кого вы любите, сказала она. Потомъ ея лицо засіяло улыбками.-- Какія женщины лгуньи! воскликнула она.-- Да, мнѣ есть дѣло; не настолько чтобы зачахнуть, но все-таки я жалѣю что стала на-половину дамой и не могу...
   -- Вы запинаетесь?
   -- Не могу... не могу... не могу дать вамъ пощечину, Саймонъ.
   -- Обида была бы невелика, послѣ того какъ вы разбили сердце человѣка, сказалъ я подставляя ей щеку и дѣлая знакъ рукою.
   -- Вы могли бы выместить это на моемъ лицѣ не тою же монетой, но лаской. Я не могу ударить человѣка который не дастъ сдачи. Она засмѣялась съ прежнею обольстительною веселостію.
   Я чуть не приложилъ печати къ договору: до того она была задорна и миловидна. Если бы мы встрѣтились тогда въ первый разъ, весьма возможно что она предложила бы такое условіе и я навѣрно принялъ бы его. Но когда-то были другіе дни; я вздохнулъ.
   -- Я прежде любилъ васъ черезчуръ сильно для того чтобы цѣловать теперь, сказалъ я.
   -- Вы иногда бываете ужасно странны, Саймонъ, выговорила она, тоже вздыхая и приподнимая брови.-- А я поцѣловала бы человѣка котораго прежде любила такъ же охотно, какъ и всякаго другаго.
   -- Или дали бы ему пощечину?
   -- Если бы мнѣ никогда не хотѣлось цѣловать его, мнѣ никогда не вздумалось бы и второе. Вы встаете?
   -- Разумѣется. Вѣдь вы передали порученіе, не правда ли?
   -- Вотъ я даю вамъ новое назначеніе и вы отъ него не отказываетесь?
   -- Развѣ та обида еще не прощена?-- Все прощено и все забыто... почти, Саймонъ.
   Въ это мгновеніе (а такъ какъ мущина -- человѣкъ, женщина настойчива, а вѣжливость обязательна, я не сталъ досадовать на помѣху) въ верхней комнатѣ раздался звукъ, несоотвѣтственный дому въ которомъ жила Нелли (если она извинитъ такую откровенность), но страннымъ образомъ знакомый мнѣ. Я приподнялъ руку и прислушался. Раздался серебристый смѣхъ Нелли.
   -- Ахъ, чтобъ ему! вскричала она.-- Да, онъ здѣсь. Право онъ рѣшилъ обратить меня; этотъ дуракъ меня потѣшаетъ.
   -- Файніасъ Тетъ! воскликнулъ я изумленный; безъ сомнѣнія, то былъ его голосъ. Я могъ бы отличить изъ тысячи его интонацію въ покаянномъ псалмѣ. Я не слыхалъ его исполненія въ иномъ ладу.
   -- А, вы не знали! Вѣдь и другой глупецъ, вашъ слуга, постоянно у него бываетъ. Одинъ разъ они два часа просидѣли запершись вмѣстѣ.
   -- Они поютъ псалмы?
   -- Время отъ времени. Они часто сидятъ тихо.
   -- Онъ читаетъ вамъ нравоученія?
   -- Немножко: когда мы случайно встрѣтимся въ дверяхъ, онъ посылаетъ мнѣ проклятіе и обѣщаетъ благословеніе; только и всего.
   -- Изъ-за этого не стоило пріѣзжать въ Дувръ.
   -- Вы поѣхали бы нѣкогда и дальше изъ-за того чтобы пользоваться моимъ обществомъ еще въ меньшемъ количествѣ, сэръ.
   Это было справедливо, но мое удивленіе вызванное присутствіемъ Файніаса Тета не уменьшилось. Зачѣмъ попалъ сюда этотъ молодецъ? Не почуялъ ли и онъ кое-что изъ затѣяннаго и не пріѣхалъ ли постоять за свою религію, подобно тому какъ Луиза де-Керуайль стояла за свою, хотя совершенно иными средствами.
   Я достигъ двери комнаты и вышелъ въ коридоръ. Нелли вышла на порогъ и остановилась тамъ съ улыбкою. Я не сталъ задавать дальнѣйшихъ вопросовъ или ставить условія; я зналъ что Бекингему не слѣдуетъ обнаруживать своего участія въ этомъ дѣлѣ и что здѣсь все предоставлено мнѣ: и сердце, и голова, и рука, и шпага, и также названная награда, если мнѣ посчастливится ею воспользоваться. Я подождалъ одно мгновеніе, отчасти ожидая что Файніасъ услыхавъ мой голосъ покажется; но онъ не явился. Нелли махнула мнѣ рукою; я поклонился и ушелъ, направляясь обратно къ замку. Дворъ навѣрно проснулся и мнѣ нужно было находиться тамъ, ради самого ли себя или въ виду моего новаго полномочія.
   Я не взобрался еще высоко какъ услыхалъ за собою оханіе и пыхтѣніе. Оказалось что звуки исходили отъ Джоны Уола который карабкался слѣдомъ за мною, обремененый большою корзиной. Я не особенно жаждалъ общества Джоны, но обрадовался при видѣ корзинки, такъ какъ мой собственный запасъ вина и провизіи истощился; если же человѣкъ желаетъ разузнать что ему требуется, ему полезно держать на-готовѣ паштетъ и бутылку для тѣхъ кто можетъ помочь ему.
   -- Что это у васъ? крикнулъ я дожидаясь пока онъ меня догонитъ.
   Онъ объяснилъ что дѣлалъ покупки въ городѣ, и я похвалилъ его усердіе. Потомъ я спросилъ неожиданно:
   -- А навѣстили ли вы вашего пріятеля, мистера Тета?
   Честное слово, малый разомъ поблѣднѣлъ, а бутылки зазвенѣли у него въ корзинкѣ, потому что рука его затряслась. А между тѣмъ я говорилъ довольно мягко.
   -- Я... я видѣлъ его всего раза два, сэръ, съ тѣхъ поръ какъ узналъ что онъ въ городѣ. Я думалъ, вы не желаете чтобъ я у него бывалъ.
   -- Пожалуй, видайтесь съ нимъ сколько вамъ угодно до тѣхъ поръ пока я его не вижу, отвѣтилъ я безпечнымъ тономъ, по внимательно посматривалъ на Джону. Его смятеніе представлялось страннымъ. Если дѣломъ Файніаса являлось только обращеніе мисъ Гвинъ, зачѣмъ бы въ такомъ случаѣ Джонѣ Уолу становиться бѣлѣе дуврскихъ скалъ?
   Мы достигли замка, и я отпустилъ его съ приказаніемъ осторожно сложить ношу на моей квартирѣ. Затѣмъ я отправился въ помѣщеніе герцога Монмаутскаго, подумывая, въ какомъ-то расположеніи духа найду его послѣ вчерашняго пораженія. Никакъ онъ не предполагалъ что я былъ его свидѣтелемъ. Я вошелъ къ нему въ комнату; онъ сидѣлъ въ креслѣ; съ нимъ находился Карфордъ. Лицо герцога было весьма угрюмо и видъ весьма раздражителенъ, какъ я и ожидалъ. Обращеніе Карфорда было сдержанно, спокойно и сочувственно. Когда я входилъ, они были поглощены бесѣдой, но тотчасъ же прекратили разговоръ. Я предложилъ свои услуги.
   -- Сегодня утромъ вы мнѣ не нужны, Саймонъ, отвѣтилъ герцогъ.-- Я занятъ съ лордомъ Карфордомъ.
   Я удалился. Но, дѣйствительно, въ это утро въ замкѣ всѣ оказывались занятыми съ кѣмъ-нибудь. На каждомъ поворотѣ мнѣ попадались тревожно совѣщавшіяся пары. Приближеніе непрошенаго свидѣтеля немедленно вызывало молчаніе; его удерживали сколько требовала лишь самая необходимая вѣжливость, его уходъ, встрѣченный радостно, служилъ знакомъ къ возобновленію совѣщанія. Впрочемъ, вѣдь моду устанавливаетъ король, а король, какъ я слышалъ, сидѣлъ запершись съ герцогиней и герцогомъ Іоркскимъ.
   Но не съ де-Перанкуромъ. Передо мною шаговъ на сто тянулась стѣна; на обоихъ концахъ ея было но часовому, а на полпути между ними стояла одинокая фигура, смотрѣвшая на городъ Дувръ и дальше на море. Я узналъ его въ одно мгновеніе и мною овладѣло сильное желаніе поговорить съ нимъ. Въ тѣ дни онъ являлся самымъ первымъ человѣкомъ изъ живыхъ, и я томился желаніемъ вступить съ нимъ въ разговоръ. Знать великихъ людей -- значитъ вкусить подлинный букетъ своего времени. Но какъ миновать часовыхъ? Ихъ присутствіе означало что де-Перанкуръ желаетъ находиться въ одиночествѣ. Я приблизился къ одному изъ нихъ и собрался пройти. Тотъ загородилъ мнѣ дорогу.
   -- Но я состою при его свѣтлости герцогѣ Монмаутскомъ, увѣщевалъ я.
   -- Хотя бы вы состояли при самомъ чортѣ, вы не могли бы пройти здѣсь безъ приказа короля, возразилъ малый.
   -- Не пригодится ли его голова вмѣсто приказа? спросилъ я, сунувъ ему въ руку крону.-- Послушайте, мнѣ нужно передать порученіе отъ его свѣтлости французскому джентльмену. Да, по частному дѣлу. Чортъ возьми! развѣ отцы всегда знаютъ чѣмъ заняты сыновья?
   -- Нѣтъ, да и сыновья про отцовъ не всегда знаютъ, захихикалъ тотъ.-- Ступайте живѣе и бѣгите бѣгомъ если услышите что я свистнулъ: это будетъ значить что мой офицеръ идетъ.
   Я очутился въ заповѣдномъ пространствѣ на-единѣ съ де-Перанкуромъ. Я принялъ развязный видъ и безпечно пошелъ дальше пока не очутился въ нѣсколькихъ ярдахъ отъ него. Тогда услыхавъ мои шаги онъ вздрогнулъ, оглянулся и спросилъ властно:
   -- Что вамъ угодно, сэръ?
   Открывъ свое имя или даже упомянувъ королевскій приказъ онъ могъ изгнать меня. Но если онъ по своей роли долженъ былъ скрываться и дѣлать видъ будто приказъ ему неизвѣстенъ, въ такомъ случаѣ я могъ потворствовать любопытству.
   -- То же что и вамъ самимъ, сэръ, отвѣтилъ я вѣжливо:-- подышать свѣжимъ воздухомъ и посмотрѣть на море.
   Онъ слегка нахмурился, но я не далъ ему времени заговорить.
   -- Впрочемъ, тотъ человѣкъ, продолжалъ я, -- сообщилъ мнѣ что никто не смѣетъ проходить; однакоже, короля здѣсь нѣтъ, не такъ ли?
   -- Въ такомъ случаѣ какъ же вы прошли, сэръ? спросилъ де-Перанкуръ пренебрегая моимъ послѣднимъ вопросомъ.
   -- Ну, при помощи лжи, сэръ, отвѣтилъ я.-- Я сказалъ, будто имѣю порученіе къ вамъ отъ герцога Монмаутскаго, а этотъ дуракъ мнѣ повѣрилъ. Но мы, джентльмены свиты, должны стоять другъ за друга. Вы меня не выдадите? Вы даете слово?
   Медленная улыбка разлилась по его лицу.
   -- Нѣтъ, я васъ не выдамъ, сказалъ онъ.-- Вы хорошо говорите по-французски, сэръ.
   -- Мнѣ говорилъ то же самое де-Фонтенель котораго я встрѣтилъ въ Кентербери. Можетъ-быть вы съ нимъ знакомы, сэръ?
   Теперь де-Перанкуръ не вздрогнулъ; я испыталъ бы разочарованіе, если бы это случилось.
   -- Очень хорошо, отвѣтилъ онъ.-- Если вы ему другъ, то вы другъ и мнѣ.
   Онъ протянулъ мнѣ руку.
   -- Я беру ее вопреки всякаго права, сказалъ я съ усмѣшкой пожимая ее,-- потому что мы съ де-Фонтенелемъ чуть не поссорились.
   -- А! Изъ-за чего же?
   -- Изъ-за бездѣлицы, сэръ.
   -- Все-таки скажите мнѣ.
   -- Право, мнѣ не хочется, увольте меня.
   -- Сэръ, я желаю знать. Я тре... я прошу васъ.
   Мои широко раскрытые глаза остановили слово "требую", уже почти слетѣвшее съ его устъ. Клянусь спасеніемъ души, онъ покраснѣлъ! Я иногда разказываю своимъ дѣтямъ какъ я заставилъ его покраснѣть: это случалось не часто. Однако, его смущеніе было лишь мгновенное, и вдругъ, самъ не зная какъ, я въ свою очередь растерялся подъ его холоднымъ, пристальнымъ взглядомъ; а когда онъ спросилъ мое имя, я отвѣтилъ отрывисто, даже не поклонясь и не шаркнувъ ногой:
   -- Саймонъ Дэль.
   -- Я слышалъ ваше имя, произнесъ онъ серіозно. Потомъ онъ отвернулся и сталъ опять смотрѣть на море.
   Если бъ онъ находился въ собственной шкурѣ (прошу позволенія такъ выразиться), подобное поведеніе явилось бы довольно соотвѣтственнымъ: оно означало бы отпускъ, и я прошелъ бы своею дорогой. Но когда человѣкъ скрывается, онъ долженъ быть послѣдователенъ; а въ де-Перанкурѣ, джентльменѣ свиты, это поведеніе было страшно невѣжливо. Однако, мнѣ приходилось мстить ему косвеннымъ образомъ.
   -- Правда ли, сэръ, спросилъ я подходя къ нему вплотную,-- что король Франціи тамъ, въ Калэ? Ходятъ такіе слухи.
   -- Я думаю что правда, отвѣтилъ де-Перанкуръ.
   -- Мнѣ бы хотѣлось чтобъ онъ пріѣхалъ сюда! воскликнулъ я.-- Я такъ былъ бы радъ повидать его: говорятъ, онъ очень видный мущина, хотя немножко малъ ростомъ.
   Де-Перанкуръ не повернулъ головы, но я снова увидалъ какъ вспыхнула его щека. Я слышалъ какъ Монмаутъ говорилъ что разговоръ о низкомъ ростѣ являлся жесточайшею обидой въ глазахъ короля Людовика.
   -- Какого же роста король, сэръ? спросилъ я.-- Будетъ ли онъ ростомъ съ васъ, сэръ?
   Де-Перанкуръ все еще молчалъ. Сказать по правдѣ, мнѣ начинало становиться не по себѣ: подъ замкомъ помѣщались казематы, а мнѣ необходимо было находиться на свободѣ въ ближайшіе дни.
   -- Вѣдь про государей, сказалъ я, -- разказываютъ такія нелѣпости.
   Тутъ онъ обернулся ко мнѣ со словами:
   -- Въ этомъ вы правы, сэръ. Король Франціи средняго роста, приблизительно одинаковаго со мной.
   Никакими силами я не могъ устоять противъ искушенія. Я ничего не выговорилъ языкомъ, но мгновенно сказалъ глазами: "но вѣдь вы маленькаго роста, сэръ". Онъ понялъ и покраснѣлъ въ третій разъ.
   -- Я такъ и предполагалъ, сказалъ я и съ поклономъ отправился дальше.
   Но по несчастному стеченію обстоятельствъ моя нескромность не обошлась даромъ. Еще черезъ мгновеніе я скрылся бы изъ вида. Но отходя я видѣлъ какъ нѣкій джентльменъ прошелъ мимо часоваго который сдѣлалъ на караулъ. То былъ король: бѣгство оказывалось невозможнымъ. Онъ пошелъ прямо на меня, отвѣтивъ небрежнымъ кивкомъ де-Перанкуру, почтительно склонившему свою особу.
   -- Какъ вы сюда попали, мистеръ Дэль? спросилъ онъ рѣзко.-- Часовой говоритъ что сообщилъ вамъ мой приказъ, но что вы все-таки непремѣнно хотѣли пройти.
   Де-Перанкуръ чувствовалъ что пришелъ его чередъ: онъ стоялъ и улыбался. Я не находилъ отвѣта; если бы я повторилъ выдумку насчетъ порученія, французскій джентльменъ, справедливо разсердись, выдалъ бы меня.
   -- Мнѣ показалось что де-Перанкуру скучно, государь, наконецъ, отвѣтилъ я.
   -- Немножко поскучать никому не вредно, сказалъ король. Онъ вынулъ свои дощечки и сталъ писать. Окончивъ онъ подалъ приказъ мнѣ, прибавивъ:-- Прочтите.
   Я прочелъ: "Мистеръ Саймонъ Дэль пробудетъ подъ арестомъ въ собственной комнатѣ въ продолженіе двадцати-четырехъ часовъ и не выйдетъ изъ нея иначе какъ по личному приказу короля".
   Я скорчилъ гримасу.
   -- Если я понадоблюсь герцогу Монмаутскому... началъ было я.
   -- То ему придется обойтись безъ васъ, мистеръ Дэль, перебилъ король.-- Не угодно ли вамъ, мсьё де-Перанкуръ, одолжить мнѣ вашу руку?
   И онъ ушелъ подъ руку съ французскимъ джентльменомъ, оставивъ меня совершенно растеряннымъ; я проклиналъ любопытство надѣлавшее мнѣ такихъ непріятностей.
   "Вотъ вамъ и "умная голова" для герцога Бекингемскаго", говорилъ я себѣ съ сокрушеніемъ направляясь къ башнѣ Констебля, гдѣ помѣщался его свѣтлость и гдѣ находилась и моя маленькая квартира.
   Дѣйствительно, я не могъ не сознавать себя дуракомъ; вѣдь въ ближайшія сутки, въ теченіе которыхъ мнѣ предстояло сидѣть въ плѣну, по всему вѣроятію долженъ былъ рѣшиться вопросъ гдѣ я взялся играть роль. Но теперь я ничего не могъ сдѣлать. Однако, я по меньшей мѣрѣ долженъ былъ поскорѣе послать въ городъ извѣстіе что на мою помощь нечего больше разчитывать; дойдя до своей комнаты, я громко кликнулъ Джону Уола. День былъ еще только въ половинѣ, но онъ не показывался. Я подошелъ къ двери и нашелъ вмѣсто Джоны стоявшаго на часахъ солдата.
   -- Что вы здѣсь дѣлаете?
   -- Присматриваю чтобы вы здѣсь оставались, сэръ, отвѣтилъ тотъ ухмыляясь.
   Значитъ, король весьма желалъ чтобъ я исполнилъ его приказъ и не теряя времени обезпечилъ себѣ мое повиновеніе; онъ поступилъ правильно принявъ свои мѣры, потому что при такомъ положеніи вещей его приказъ не удержалъ бы меня. Я былъ радъ что онъ приставилъ часоваго, а не взялъ съ меня честнаго слова. Какъ я ни люблю грѣхъ, я ненавижу искушеніе. Но куда же дѣлся Джона Уолъ и какъ мнѣ послать извѣщеніе? Я бросился на кровать въ глубокомъ уныніи. Минуту спустя отворилась дверь и вошелъ Робертъ, слуга Дареля.
   -- Мой господинъ спрашиваетъ, не угодно ли вамъ отужинать у него сегодня, сэръ.
   -- Очень ему благодаренъ, сказалъ я,-- но если вы спросите джентльмена стоящаго за дверью, Робертъ, онъ скажетъ вамъ что, по приказанію короля, я долженъ ужинать дома. Я подъ арестомъ, Робертъ.
   -- Мой господинъ будетъ огорченъ этою новостію, сэръ, тѣмъ болѣе что онъ надѣялся, не принесете ли вы съ собою вина: у него вина нѣтъ, а къ ужину придутъ гости.
   -- А, корыстное приглашеніе! Но почему же мистеръ Дарель узналъ что у меня есть вино?
   -- Вашъ слуга Джона говорилъ мнѣ объ этомъ, сэръ, и сказалъ что вы охотно удѣлите часть его моему хозяину.
   -- Джона щедръ! Но я радъ и увѣряю въ этомъ мистера Дареля. Гдѣ мой негодяй?
   -- Я видѣлъ какъ онъ ушелъ изъ замка съ часъ тому назадъ, сейчасъ же послѣ того какъ онъ сказалъ мнѣ про вино.
   -- Чортъ его возьми! Онъ мнѣ былъ нуженъ. Ну, возьмите вино. Вонъ тамъ шесть бутылокъ которыя онъ досталъ сегодня.
   -- Тутъ есть французское вино, сэръ, и испанское. Мнѣ можно взять любое?
   -- Ради Бога, возьмите французское. Мнѣ оно не нужно. Съ меня довольно Франціи. Впрочемъ подождите: кажется, мистеръ Дарель больше любитъ испанское.
   -- Да, сэръ, но его гостямъ придется по вкусу французское.
   -- А кто эти гости?
   Робертъ пріосанился отъ гордости.
   -- Я полагалъ что Джона сказалъ вамъ, сэръ, произнесъ онъ: -- у моего господина будетъ ужинать король.
   -- Въ такомъ случаѣ, сказалъ я,-- мнѣ легко извиниться. Королю лучше кого бы то ни было извѣстно почему я не могу придти.
   Малый взялъ бутылки и ушелъ ухмыляясь. Оставшись одинъ, я опять принялся проклинать себя и обзывать дуракомъ. Въ такомъ занятіи я провелъ остальную часть дня.
   

ГЛАВА XIV.
Кубокъ короля.

   По крайней мѣрѣ викарій будетъ доволенъ! Игривая радость при мысли объ его восхищеніи мелькнула среди моихъ мрачныхъ размышленій, покамѣстъ лучи заката пробирались въ узкое окно комнаты теперь служившей мнѣ тюрьмою. Мысль о немъ меня не покидала, забавляя меня на досугѣ и давая пищу фантазіи. Я могъ себѣ представить его умный, довольный кивокъ, далекій отъ удивленія какъ небо отъ земли и полный одобренія самому себѣ. Ибо его прозорливость оказалась ясною, увѣренность его ни раза не поколебалась. Въ сущности предсказаніе старой Бетти Назротъ, какъ оно ни было глупо, по прихоти судьбы на двѣ трети сбылось. Прочее могло бы оставаться неисполненнымъ къ моему великому облегченію: я не получилъ большой радости отъ того что уже произошло. Я любилъ ту которую любилъ король, но юность моя, хотя теперь я начиналъ оправляться, все еще была оглушена ударомъ; я узналъ то что скрывалъ король (могло даже быть что онъ скрывалъ не одну вещь); мои свѣдѣнія привели меня туда, гдѣ я теперь лежалъ въ строгомъ заключеніи съ тюремщикомъ у двери. Если бы выбирать мнѣ самому, я вымолилъ бы прощеніе у викарія, вошелъ бы въ соглашеніе съ судьбою и, взявъ вмѣсто всѣхъ даровъ судьбы только часть ихъ уже выдѣленную мнѣ, принялся бы съ миромъ за болѣе скромныя занятія стоящія ниже достоинства темнаго предсказанія, но болѣе пригодныя къ тому чтобы доставить человѣку спокойные дни и утѣху въ жизни. Дѣйствительно, какъ давно уже сказалъ лордъ Квинтонъ, у короля въ кубкѣ имѣлось странное вино, и я не испытывалъ желанія выпить его. Но кто не былъ бы взволнованъ страннымъ ходомъ событій, благодаря которымъ предсказаніе старухи казалось настоящимъ ясновидѣніемъ будущаго, хотя его нельзя было ни предугадать, ни предположить на разумномъ основаніи? Я издѣвался и злился на самого себя, на Бетти, на ея предсказаніе, на легковѣріе викарія. Но я не могъ отдѣлаться отъ этой мысли: двѣ части сбылись, оставалась третья. "Ты танъ Гламисскій и танъ Кавдорскій, и станешь тѣмъ что тебѣ обѣщано!" Я забылъ дальше, потому что давно уже видѣлъ эту піесу; но все-таки осмѣливаюсь думать что она написана довольно хорошо. Увы, по ней не вышло ничего хорошаго изъ того что человѣкъ слушалъ вѣдьмъ, если событія піесы вѣрно сохранились въ моей памяти...
   Мало пользы и еще меньше интереса въ изложеніи моихъ злобныхъ и унылыхъ мыслей. Я то ложился какъ чурбанъ, то метался по комнатѣ какъ звѣрь въ клѣткѣ. Я ни на волосъ не заботился о планахъ Бекингема; я мало безпокоился о ревности Нелли. Мнѣ было безразлично кто окажется слѣдующею фавориткой короля, и хотя я вмѣстѣ со всѣми честными людьми ненавидѣлъ мысль о королѣ-папистѣ, однако, боязнь имѣть его не помѣшала бы мнѣ спать или ужинать. Кто съѣдаетъ обѣдъ съ меньшею охотой изъ-за того что королевство рушится? Чтобы лишить молодаго человѣка апетита и не давать ему сомкнуть глазъ по ночамъ нужно нанести ему рану побольнѣе. Но я приходилъ въ ужасъ отъ совершавшагося въ этомъ мѣстѣ: здѣсь продавалась честь леди которую вмѣсто гири клали на вѣсы сдѣлки. Я вышибъ бы чашки у нихъ изъ рукъ, но я былъ безпомощенъ. Вотъ вся правда: человѣку нечего стыдиться того что онъ носилъ въ себѣ искру честности когда былъ молодъ. А если за моею честностію скрывалось и еще кое-что чего я самъ еще не зналъ, то для сохраненія честности пускай Господь пошлетъ ей всегда такую опору! Безъ такой помощи она слишкомъ часто соглашается на условія и въ концѣ концовъ играетъ послѣднюю роль.
   Становилось поздно и совсѣмъ стемнѣло. Я опять принялся за ужинъ и мнѣ удалось поѣсть и выпить стаканъ-другой вина. Вдругъ мнѣ вспомнился Джона Уолъ, и я послалъ ругательство въ догонку неисправному молодцу гдѣ бы онъ ни былъ, рѣшивъ что на слѣдующее утро ему придется выбирать или палки, или потерю мѣста. Потомъ я снова растянулся на кровати, непремѣнно желая посмотрѣть нельзя ли усыпить себя при помощи доброй воли. Но едва я закрылъ глаза какъ открылъ ихъ снова и быстро приподнялся опершись на локоть. Кто-то разговаривалъ съ моимъ тюремщикомъ. Совѣщаніе было кратко.
   -- Вотъ приказъ короля, услыхалъ я высокомѣрный, безпечный голосъ.-- Отвори дверь, служивый, и поскорѣе.
   Двери распахнулись. Я вскочилъ на ноги, кланяясь. Передо мною стоялъ герцогъ Бекингемскій осматривая мою особу (сказать по правдѣ, я имѣлъ видъ весьма неряшливый) и мою квартиру съ надменною усмѣшкой. Стулъ былъ одинъ, и я подалъ ему его; онъ сѣлъ, снимая обшитыя кружевами перчатки.
   -- Вы тотъ джентльменъ который мнѣ былъ нуженъ? спросилъ онъ.
   -- Я имѣю основаніе предполагать это, ваша свѣтлость, отвѣтилъ я.
   -- Хорошо, произнесъ онъ.-- Герцогъ Монмаутскій и я говорили съ королемъ о васъ.
   Я поклонился, высказывая свою благодарность.
   -- Вы свободны, продолжалъ онъ къ моей радости.-- Вы оставите замокъ черезъ два часа, прибавилъ онъ, къ великому моему огорченію. Но онъ какъ будто не замѣтилъ ни того, ни другаго дѣйствія своихъ словъ.-- Таковъ приказъ короля, закончилъ онъ спокойно.
   -- Но, вскричалъ я,-- если я оставлю замокъ, какъ же мнѣ исполнить желаніе вашей свѣтлости?
   -- Я сказалъ что таковъ приказъ короля. Я имѣю нѣчто прибавить къ нему. Вотъ я здѣсь все записалъ чтобы вы поняли и не забыли. Вашъ фонарь свѣтитъ плохо, но у васъ глаза молодые. Прочтите что здѣсь написано, сэръ.
   Я взялъ поданную имъ бумагу и прочелъ:
   "Черезъ два часа будьте возлѣ Кенонсгета. Ворота будутъ отперты. Тамъ будутъ дожидаться двое слугъ съ двумя лошадьми. Къ воротамъ приведутъ даму и поручатъ вашей охранѣ. Вы поскачете съ нею какъ можно скорѣе въ Диль. Вы назовете ее своею сестрой если случится надобность заговорить о ней. Въ Дилѣ поѣзжайте въ гостиницу "Веселыхъ Моряковъ" и ожидайте тамъ джентльмена который пріѣдетъ утромъ и вручитъ вамъ пятьдесятъ гиней золотомъ. Передайте даму этому джентльмену, немедленно возвращайтесь въ Лондонъ и скрывайтесь въ безопасномъ мѣстѣ пока не услышите обо мнѣ."
   Я прочелъ и обернулся къ нему изумленный.
   -- Ну, спросилъ онъ,-- развѣ это не достаточно ясно?
   -- Я догадываюсь кто эта дама, отвѣтилъ я,-- но я прошу вашу свѣтлость сказать мнѣ кто джентльменъ.
   -- Къ чему вамъ это знать? Не думаете ли вы что нѣсколько человѣкъ станутъ искать васъ въ харчевнѣ "Веселыхъ Моряковъ" и просить васъ принять пятьдесятъ гиней?
   -- Но мнѣ хотѣлось бы знать кто таковъ именно этотъ.
   -- Вы узнаете когда увидите его.
   -- Съ позволенія вашей свѣтлости, этого для меня мало.
   -- Я больше ничего не могу сказать вамъ.
   -- Въ такомъ случаѣ я не поѣду.
   Онъ нахмурился и нетерпѣливо похлопалъ себя перчатками по ногѣ.
   -- Джентльменъ, ваша свѣтлость, сказалъ я,-- долженъ пользоваться довѣріемъ, или онъ не можетъ служить.
   Онъ обвелъ глазами маленькую каморку и спросилъ многозначительно:
   -- Развѣ ваше положеніе позволяетъ вамъ ставить условія?
   -- Только въ томъ случаѣ если вашей свѣтлости нужны услуги которыя я могу или оказать вамъ, или отъ нихъ уклониться, отвѣтилъ я съ поклономъ.
   Его раздраженіе внезапно исчезло, или мнѣ показалось будто оно разсѣялось. Онъ откинулся на спинку стула и засмѣялся.
   -- Но вѣдь вы съ самаго начала догадывались кто этотъ джентльменъ! Не правда ли? Послушайте, мистеръ Дэль, мы понимаемъ другъ друга. Эта услуга, если все обойдется благополучно, проста. Но если вамъ станутъ мѣшать при выходѣ изъ замка, вамъ придется пустить въ ходъ шпагу. Ну, если вы прибѣгнете къ шпагѣ и не останетесь побѣдителемъ, васъ могутъ схватить. Если же васъ схватятъ, то для всѣхъ насъ окажется лучше чтобъ имя джентльмена оставалось вамъ неизвѣстнымъ, а для него и меня будетъ лучше если я его не назову.
   Слабое сомнѣніе еще остававшееся во мнѣ разсѣялось: Бекингемъ и Монмаутъ дѣйствовали за-одно. Бекингемъ преслѣдовалъ цѣль политическаго свойства, а Моимауту предстояло получить награду въ видѣ той добычи которую я долженъ былъ выручить изъ когтей де-Перанкура и передать ему въ гостиницѣ въ Дилѣ. Если попыткѣ предстояло увѣнчаться успѣхомъ, я долженъ былъ исчезнуть; если она рушилась, мое имя и я послужили бы щитомъ и встрѣтили бы ударъ. Наградой были пятьдесятъ гиней и, можетъ-быть, полезная мнѣ благодарность въ душахъ двоихъ сильныхъ людей въ случаѣ если бъ я остался живъ и могъ бы воспользоваться ея плодами.
   -- Примете ли вы на себя это порученіе? спросилъ герцогъ.
   Мнѣ поручали провести де-Перанкура и угодить герцогу Монмаутскому. Если я откажусь, другой возьмется и исполнитъ его; если такой поборникъ потерпитъ неудачу, де-Перанкуръ восторжествуетъ. Если я возьмусь, то мое согласіе будетъ дано съ твердымъ намѣреніемъ явиться предателемъ въ глазахъ одного изъ моихъ начальниковъ. Я могъ послужить цѣлямъ Бекингема, но постараюсь обмануть Монмаута.
   -- Кто платитъ мнѣ пятьдесятъ гиней? спросилъ я.
   -- Разумѣется я, отвѣтилъ тотъ пожимая плечами. Юный Монмаутъ настолько сынъ своего отца что у него карманы вѣчно пусты.
   На такомъ оправданіи я мгновенно утвердилъ свою казуистику.
   -- Въ такомъ случаѣ я увезу эту даму изъ замка, воскликнулъ я.
   Онъ вздрогнулъ, наклонился впередъ и пытливо посмотрѣлъ мнѣ въ лицо.-- Что вы подразумеваете, что вамъ извѣстно? спрашивалъ онъ довольно ясно, хотя и безъ словъ. Но я воскликнулъ съ видимымъ усердіемъ и невинностію которыя сбили съ толка его любопытство, а мое безхитростное выраженіе не дало пищи его подозрѣніямъ. Кромѣ того, возможно что ему и не хотѣлось допытываться. Между нимъ и Монмаутомъ не существовало сильной привязанности, такъ, какъ онъ былъ жестоко оскорбленъ почетомъ оказываемымъ герцогу и его первенствомъ; только временное совпаденіе интересовъ связало ихъ въ этой затѣѣ. Еслибы часть ея нужная Бекингему была исполнена, онъ не сталъ бы убиваться надъ тѣмъ что дама не окажется приготовленною для Монмаута въ гостиницѣ "Веселыхъ Моряковъ".
   -- Итакъ, мнѣ кажется, мы поняли другъ друга, мистеръ Дэль? произнесъ онъ вставая.
   -- Въ достаточной степени, ваша свѣтлость, отвѣтилъ я съ поклономъ и постучалъ въ дверь. Тюремщикъ отперъ ее.
   -- Мистеру Дэлю можно идти куда онъ пожелаетъ, въ предѣлахъ замка. Ты можешь вернуться къ себѣ на квартиру, сказалъ Бекингемъ.
   Солдатъ зашагалъ прочь. Бекингемъ обернулся ко мнѣ.
   -- Желаю вамъ удачи въ вашемъ предпріятіи, сказалъ онъ.-- И поздравляю васъ съ освобожденіемъ.
   Не успѣлъ онъ выговорить этихъ словъ, какъ показался лейтенантъ съ двумя людьми, приближаясь къ намъ быстрыми шагами, чуть не бѣгомъ. Они направлялись прямо на насъ; герцогъ и я слѣдили за ними. У офицера была въ рукѣ обнаженная шпага, у солдатъ штыки были надѣты на дула мушкетовъ
   -- Что такое случилось? спросилъ шепотомъ Бекингемъ.
   Отвѣтъ не заставилъ себя долго ждать. Лейтенантъ остановился передъ нами, крича:
   -- Именемъ короля арестую васъ, сэръ.
   -- Честное слово, вы попадаете подъ арестъ частенько, сэръ, рѣзко выговорилъ герцогъ.-- По какой причинѣ на этотъ разъ?
   -- Я не знаю, отвѣтилъ я и спросилъ офицера:-- Изъ-за чего, сэръ?
   -- По приказу короля, отрѣзалъ онъ.-- Вы должны сейчасъ же идти со мною. По его знаку его люди стали рядомъ со мною по обѣ стороны. Дѣйствительно, моя свобода была не продолжительна!-- Я долженъ предупредить васъ что мы ни передъ чѣмъ не остановимся, если вы попытаетесь бѣжать, сказалъ офицеръ сурово.
   -- Я не дуракъ, сэръ, отвѣтилъ я.-- Куда вы меня поведете?
   -- Куда мнѣ приказано.
   -- Послушайте, перебилъ нетерпѣливо Бекингемъ, -- тутъ черезчуръ много таинственности. Вы меня знаете? Ну, этотъ джентльменъ -- мой другъ, и я желаю знать куда вы его ведете.
   -- Умоляю вашу свѣтлость простить меня, но я не смѣю отвѣчать.
   -- Въ такомъ случаѣ я пойду за вами и узнаю, гнѣвно воскликнулъ герцогъ.
   -- Тѣмъ хуже для вашей свѣтлости, твердо отвѣчалъ офицеръ.-- Если вы будете настаивать, мнѣ придется оставить одного изъ моихъ людей чтобы задержать васъ здѣсь. Одинъ мистеръ Дэль долженъ идти со мною.
   Гнѣвъ и удивленіе краснорѣчиво изображались на лицѣ гордаго герцога. Во мнѣ это новое злоключеніе породило какую-то покорность. Я улыбнулся ему со словами:
   -- Должно-быть намъ придется отложить дѣло, ваша свѣтлость.
   -- Впередъ, сэръ, нетерпѣливо воскликнулъ офицеръ и меня увели скорымъ маршемъ. Бекингемъ не сталъ пытаться слѣдовать за нами, но повернулъ обратно въ направленіи квартиры герцога Монмаутскаго. Теперь союзникамъ приходилось искать новаго орудія; если они намѣревались стать поперекъ дороги желаніямъ короля, они пожалуй не очень-то скоро нашли бы то въ чемъ нуждались.
   Меня прямо и живо препроводили въ башню и вверхъ по лѣстницѣ ведшей въ коридоръ, гдѣ помѣщался король. Меня промчали мимо, и я ничего не успѣлъ замѣтить, пока не достигъ двери близь края зданія, на западной сторонѣ его. Здѣсь я нашелъ Дареля по-видимому стоявшаго на часахъ, такъ какъ шпага его была обнажена, а въ лѣвой рукѣ онъ держалъ пистолетъ.
   -- Вотъ мистеръ Дэль, сэръ, сказалъ мой проводникъ.
   -- Хорошо, кратко отвѣтилъ Дарель. Я видѣлъ что лицо у него очень блѣдно и онъ не удѣлилъ мнѣ ни малѣйшаго знака привѣтствія.-- Онъ вооруженъ? спросилъ онъ.
   -- Вы видите что я безоруженъ, мистеръ Дарель, сказалъ я съ натянутымъ видомъ.
   -- Обыщите его, скомандовалъ Дарель въ полномъ пренебреженіи къ моимъ словамъ.
   Я начиналъ горячиться и сердиться. Солдаты повиновались приказанію. Я не сводилъ глазъ съ Дареля, но онъ избѣгалъ моего взгляда; кончикъ его шпаги стучалъ о полъ, къ которому она прикасалась, потому что рука его дрожала какъ осиновый листъ.
   -- На немъ нѣтъ оружія, объявилъ офицеръ.
   -- Отлично. Оставьте его со мною, сэръ, и удалитесь съ вашими людьми къ подножію лѣстницы. Если вы услышите свистъ, возвращайтесь какъ можно скорѣе.
   Офицеръ поклонился, повернулся и ушелъ въ сопровожденіи своихъ людей. Одно мгновеніе мы съ Дарелемъ простояли другъ противъ друга.
   -- Какого дьявола все это значитъ, Дарель? воскликнулъ я.-- Ужь не привезла ли герцогиня съ собою Бастилію и не сдѣлали ли васъ комендантомъ ея?
   Онъ ни слова не отвѣтилъ. Все еще держа шпагу на-готовѣ, онъ постучалъ пистолетнымъ дуломъ въ находившуюся рядомъ дверь. Черезъ мгновеніе она отворилась и выглянула голова. Это лицо принадлежало сэру Томасу Клифорду; дверь распахнулась настежь, и Дарель движеніемъ велѣлъ мнѣ войти. Я шагнулъ впередъ, онъ послѣдовалъ за мною, и дверь тотчасъ же плотно затворилась за нами.
   Я не скоро позабуду зрѣлище представшее передо мною при яркомъ свѣтѣ масляныхъ лампъ повѣшенныхъ на стойкахъ вдоль старинныхъ закоптѣлыхъ стѣнъ. Я очутился въ узкой комнатѣ, низкой и не особенно помѣстительной, скудно меблированной выцвѣтшими сокровищами и завѣшенной до половины высоты затхлыми коврами. Полъ былъ голый и неровный отъ времени и употребленія. Посреди комнаты стоялъ длинный столъ изъ полированнаго дуба; въ центрѣ его сидѣлъ король, по лѣвую руку отъ него -- герцогиня Орлеанская, подальше -- герцогъ Іоркскій; справа отъ короля у конца стола стоялъ незанятый стулъ; теперь туда направился Клифордъ и помѣстился на немъ; рядомъ съ нимъ сидѣлъ Арлингтонъ, затѣмъ Кольберъ де-Круаси, чрезвычайный посланникъ французскаго короля. Какъ разъ возлѣ нашего короля было другое пустое мѣсто, такое же кресло какъ у короля; оно осталось незанятымъ но де-Перанкуръ стоялъ свободно облокотясь на его спинку и не сводя съ меня глазъ. На столѣ находились письменныя принадлежности, и большой листъ бумаги лежалъ противъ короля, или противъ де-Перанкура: казалось, онъ приходился какъ разъ между ними. Больше на столѣ ничего не было, кромѣ бутылки вина и двухъ кубковъ; одинъ былъ полонъ по самый край, въ другомъ жидкость не доходила до верха на четверть дюйма. Всѣ присутствующіе молчали; за исключеніемъ де-Перанкура всѣ казались разстроенными; смуглое лицо короля представлялось скорѣе блѣднымъ чѣмъ смуглымъ, а рука его нервно постукивала по столу. Все это я увидалъ, между тѣмъ какъ Дарель неподвижно стоялъ возлѣ меня со шпагой въ рукѣ.
   Герцогиня заговорила первая; ея изящное, тонкое лицо просіяло когда она меня узнала.
   -- Ахъ, я разговаривала съ этимъ джентльменомъ,-- произнесла она тихо.
   -- И я тоже, выговорилъ де-Перанкуръ, понижая голосъ. Мнѣ кажется, онъ едва ли сознавалъ что говоритъ вслухъ; слова являлись какъ бы порожденіемъ его мыслей.
   Король приподнялъ руку какъ бы требуя молчанія. Герцогиня поклонилась покорно извиняясь, де-Перанкуръ не обратилъ вниманія на знакъ, но, впрочемъ, говорить больше не сталъ. Мгновеніе спустя онъ положилъ руку на плечо Кольбера и пошепталъ ему. Мнѣ показалось будто я уловилъ одно слово: "Фонтенель". Кольберъ поднялъ глаза и кивнулъ головою. Де-Перанкуръ скрестилъ руки на спинкѣ кресла, и лицо его снова приняло безстрастное выраженіе.
   Прошло еще мгновеніе прежде чѣмъ король заговорилъ. Голосъ его былъ спокоенъ, но въ немъ какъ будто еще звучали слѣды какого-то сильнаго волненія недавно пережитаго; легкая улыбка кривила его губы, но въ ней было больше насмѣшливости чѣмъ веселости.
   -- Мистеръ Дэль, сказалъ онъ,-- стоящій возлѣ васъ джентльменъ однажды развлекъ меня въ свободную минуту разказомъ о нѣкоторомъ странномъ предсказаніи сдѣланномъ относительно васъ которое, по его словамъ, онъ слышалъ непосредственно отъ васъ и въ которомъ мое имя (или по крайней мѣрѣ имя какого-то короля) причудливымъ образомъ было связано съ вашимъ. Вы знаете о чемъ я говорю?
   Я низко поклонился рѣшительно недоумѣвая къ чему все это поведетъ. Несомнѣнно, любовь къ мисъ Гвинъ являлась большимъ безумствомъ, но едва ли государственною измѣной. Кромѣ того, развѣ я не раскаялся и не отрекся отъ нея? Ахъ, а вторая часть предсказанія? Я жадно взглянулъ на де-Перанкура и на бумагу лежавшую передъ королемъ. На бумагѣ стояли строки, но я не могъ прочесть ихъ, а лицо де-Перанкура было совершенно такъ же непроницаемо.
   -- Если я помню правильно, продолжалъ король, выслушавъ какую-то фразу которую ему шепнула сестра, -- предсказаніе гласило что вы будете пить изъ моего кубка. Не такъ ли?
   -- Именно такъ, государь, хотя то что ваше величество приводите стояло въ концѣ предсказанія, а не въ началѣ.
   Одно мгновеніе улыбка заиграла было на лицѣ короля; она исчезла, и онъ продолжалъ серіозно:
   -- Я интересуюсь только этой его частію. Я люблю предсказанія и люблю чтобъ они исполнялись. Вы видите вотъ этотъ кубокъ, тотъ который не совсѣмъ полонъ? Этотъ кубокъ былъ налитъ для меня, тотъ -- для моего друга де-Перанкура. Прошу васъ, выпейте изъ моего кубка и пускай предсказаніе исполнится.
   Сознаюсь чистосердечно, я началъ думать что король пилъ раньше изъ другихъ кубковъ и оставлялъ ихъ менѣе полными. Однако, онъ казался достаточно трезвымъ, а прочіе были серіозны и нѣмы. Что это было за представленіе: привести меня подъ стражею и угрозой смерти съ тѣмъ чтобы заставить выпить кубокъ вина? Я охотно выпилъ бы ихъ цѣлую дюжину если бы меня только попросили.
   -- Ваше величество желаете чтобъ я выпилъ вино изъ этого кубка? спросилъ я.
   -- Пожалуйста, сэръ, изъ того который былъ налитъ для меня.
   -- Отъ всего сердца! воскликнулъ я и, памятуя о вѣжливости, прибавилъ: -- и со всепокорнѣйшею благодарностію вашему величеству за столь высокую честь.
   Движеніе, едва замѣтное, но несомнѣнное, обѣжало вокругъ стола. Герцогиня протянула руку къ кубку какъ бы внезапно порываясь схватить его; король поймалъ ея руку и удержалъ въ плѣну. Де-Перанкуръ вдругъ отодвинулъ кресло назадъ, прошелъ впередъ и сталъ у самого стола. Кольберъ посмотрѣлъ на него, но его взглядъ былъ устремленъ на меня, и посланникъ остался незамѣченнымъ.
   -- Въ такомъ случаѣ подойдите и возьмите его, произнесъ король.
   Я направился къ нему, низко поклонясь. Къ новому моему удивленію, Дарель не отставалъ отъ меня и когда я дошелъ до стола онъ все еще находился со мною рядомъ. Прежде чѣмъ я успѣлъ бы сдѣлать движеніе, онъ могъ пронзить меня шпагою или всадить мнѣ пулю въ мозгъ. Странная сцена начинала опьянять меня; ея тревожная таинственность ударяла мнѣ въ голову какъ винные пары. Я схватилъ кубокъ и высоко поднялъ его. Я взглянулъ королю въ лицо, потомъ на герцогиню, низко поклонился ей и воскликнулъ:
   -- Съ позволеніи его величества, я осушу этотъ кубокъ въ честь прекраснѣйшей и славнѣйшей принцесы, герцогини Орлеанской.
   Герцогиня приподнялась съ мѣста, восклицая громкимъ шепотомъ:
   -- Только не за меня, нѣтъ, нѣтъ! Я не могу позволить чтобъ онъ выпилъ его за мое здоровье.
   Король все еще держалъ ея руку.
   -- Выпейте его за мое здоровье, мистеръ Дэль, сказалъ онъ.
   Я поклонился ему и поднесъ кубокъ къ губамъ. Я только-что собирался выпить когда заговорилъ де-Перанкуръ.
   -- Подождите одну минуту, сэръ, выговорилъ онъ спокойно.-- Позволитъ ли мнѣ король сообщить мистеру Дэлю секретъ относительно этого вина?
   Герцогъ Іоркскій поднялъ глаза нахмурясь. Король обернулся къ де-Перанкуру какъ бы въ нерѣшительности; Французъ встрѣтилъ его взглядъ и кивнулъ головой.
   -- Де-Перанкуръ нашъ гость, сказалъ король.-- Пускай поступаетъ какъ ему угодно.
   Де-Перанкуръ, получивъ такимъ образомъ разрѣшеніе (когда встрѣчалъ онъ отказъ въ своихъ желаніяхъ?), оперся одною рукой на столъ, перегнулся ко мнѣ и выговорилъ медленно, спокойно, но выразительно:
   -- Король, сэръ, былъ утомленъ дѣлами и горло у него пересохло отъ разговора; по добротѣ своей онъ замѣтилъ что я нахожусь въ такомъ же состояніи. Итакъ, онъ велѣлъ моему доброму другу и своему вѣрному подданному мистеру Дарелю достать ему бутылку вина, и мистеръ Дарель принесъ бутылку, говоря что королевскій погребъ запертъ и погребщикъ спитъ, но что онъ проситъ короля оказать ему честь -- выпить его вина, хорошаго французскаго вина какое король любитъ и какое онъ вскорѣ надѣется подать его величеству за ужиномъ. Тогда его величество спросилъ откуда оно взялось, а мистеръ Дарель отвѣтилъ что обязанъ имъ своему доброму другу мистеру Саймону Дэлю который будетъ польщенъ если король его выпьетъ.
   -- Какъ! значитъ, это мое собственное вино? воскликнулъ я на этотъ разъ съ улыбкой.
   -- Онъ сказалъ правду, не такъ ли? продолжалъ спокойно де-Перанкуръ.-- Это ваше вино посланное вами мистеру Дарелю?
   -- Совершенно вѣрно, сэръ, отвѣчалъ я.-- У мистера Дареля вино вышло, и я послалъ ему нѣсколько бутылокъ съ его слугою.
   -- Вы знали зачѣмъ оно ему понадобилось?
   Въ эту минуту я позабылъ что мнѣ сказалъ Робертъ и колебался дать отвѣтъ. Де-Перанкуръ пристально смотрѣлъ на меня.
   -- Кажется, сказалъ я,-- Робертъ говорилъ мнѣ что мистеръ Дарель ожидаетъ къ себѣ ужинать короля.
   -- Онъ вамъ это говорилъ? спросилъ тотъ рѣзко.
   -- Да, я помню, сказалъ я теперь совершенно озадаченный повѣствованіемъ и допросомъ которые оказались необходимыми для того чтобы совершить такой простой поступокъ -- выпить стаканъ моего собственнаго вина.
   Де-Перанкуръ ничего больше не сказалъ, по глаза его съ недоумѣвающимъ и пытливымъ выраженіемъ все еще были устремлены на мое лицо. Его взглядъ смущалъ меня и я обвелъ глазами столъ. Часто въ подобныя минуты наше вниманіе привлекаетъ самая ничтожная бездѣлица, и тутъ я замѣтилъ въ первый разъ что немного вина было пролито на полированный дубовый столъ; тамъ, куда оно попало, блестящая поверхность потускнѣла и приняла мутный бурый оттѣнокъ. Я замѣтилъ это измѣненіе и подивился въ теченіе одной свободной секунды, какимъ образомъ могло случиться что полированный столъ потускнѣлъ отъ вина. Въ слѣдующее мгновеніе эта мысль вылетѣла у меня изъ головы благодаря краткому и рѣзкому приказанію короля.
   -- Пейте, сэръ, пейте!
   Въ моемъ напряженномъ возбужденіи я вздрогнулъ услыхавъ приказъ и выплеснулъ немножко вина изъ кубка себѣ на руку. Я почувствовалъ странный обжогъ тамъ куда оно попало; но король снова воскликнулъ:
   -- Пейте, сэръ!
   Я болѣе не колебался. Собравшись съ моими разсѣянными мыслями и рѣшивъ сыграть свою роль въ комедіи, что бы она ни означала, я поклонился вскричавъ:
   -- Да хранитъ Богъ ваше величество! и поднесъ кубокъ къ губамъ.
   Когда онъ къ нимъ прикоснулся, я увидалъ что герцогиня закрыла глаза рукою, а де-Перанкуръ перегнулся еще дальше черезъ столъ, между тѣмъ какъ короткій, прерывистый вздохъ раздался съ той стороны гдѣ возлѣ меня стоялъ Дарель.
   Я умѣлъ выпить стаканъ вина. Я не сталъ бы прихлебывать и глотать по-немножку! Я плотно прижалъ языкъ книзу рта чтобы дать свободный проходъ жидкости въ горло и закинулъ голову назадъ, какъ дѣлаетъ курица (говорятъ, изъ благодарности Небу, хотя она пьетъ только воду). Потомъ я опрокинулъ кубокъ, и ротъ мой наполнился виномъ. Я почувствовалъ въ немъ посторонній вкусъ, странный и вяжущій. Вино было дурное, скисшееся; завтра его нужно отослать обратно: этотъ дуракъ Джона глупъ во всемъ, и я осрамился, предложивъ пріятелю это кислое сусло. А онъ подалъ его королю! Какая жестокая случайность! Но вѣдь...
   Вдругъ, едва я успѣлъ сдѣлать одинъ большой глотокъ, я увидалъ что де-Перанкуръ совсѣмъ перегнулся черезъ столъ. Но я видѣлъ его лишь смутно, потому что глаза мои затуманились, и комната заходила ходуномъ; сидѣвшія за столомъ фигуры приняли странныя формы и зловѣщія, мутныя лица; въ ушахъ у меня загудѣло, точно море шумѣло здѣсь, а не на дуврскомъ берегу. Раздался женскій крикъ, и мужская рука рванулась ко мнѣ. Я почувствовалъ рѣзкій ударъ въ кисть руки; кубокъ вылетѣлъ у меня изъ пальцевъ на каменный полъ и разбился вдребезги, между тѣмъ какъ вино образовало лужицу у моихъ ногъ. Я простоялъ одно мгновеніе остолбенѣлый, глядя на лицо находившееся противъ моего. То было лицо де-Перанкура, уже не спокойное, но блѣдное и искаженное. Это былъ послѣдній предметъ который я видѣлъ ясно. Король и его собесѣдники слились въ расплывчатую груду туловищъ и лицъ, стѣны завертѣлись, прибой грохоталъ и трепеталъ у меня въ ушахъ. Я схватился рукою за лобъ и пошатнулся; я не могъ устоять, я услыхалъ звонъ какъ будто шпага упала на полъ, протянулись руки принять меня, и я упалъ на нихъ, слыша надъ самымъ ухомъ шепотъ:
   -- Саймонъ, Саймонъ!
   Я слышалъ и еще одну вещь прежде чѣмъ лишиться сознанія: громкій, повелительный голосъ который говоритъ съ тѣмъ чтобы ему повиновались, въ которомъ утвержденіе не терпитъ противорѣчій. Онъ отдался въ моемъ слухѣ когда уже ничто иное не могло до него достигнуть, и даже тутъ я зналъ откуда онъ исходитъ. Голосъ принадлежалъ де-Перанкуру, и, по-видимому, онъ говорилъ съ королемъ Англіи.
   -- Братъ! воскликнулъ онъ,-- клянусь вѣрой въ Господа, этотъ джентльменъ невиненъ и жизнь его падетъ на наши головы если онъ ея лишится.
   Больше я ничего не слыхалъ. Обморокъ объялъ меня непроницаемымъ туманомъ. Фигуры исчезли, шумный прибой замолкъ. Я погрузился въ глубокую тишину, и все исчезло.
   

ГЛАВА XV.
Де-Перанкуръ шепчетъ.

   Постепенно комната и сцена возстановлялись передо мною, выступая изъ мрака окутавшаго мои глаза, пріобрѣтая снова отчетливость и соотвѣтственныя формы. Я сидѣлъ на стулѣ; на головѣ у меня были мокрыя повязки. Присутствовавшіе раньше все еще были здѣсь, кромѣ де-Перанкура, мѣсто котораго за столомъ осталось свободнымъ; большой листъ бумаги и письменныя принадлежности исчезли. Въ концѣ стола, возлѣ Арлингтона, образовалась новая группа: теперь тамъ сидѣли герцоги Монмаутскій и Бекингемскій, вполголоса разговаривая съ секретаремъ. Король сидѣлъ откинувшись въ креслѣ, хмурясь и строго глядя на человѣка стоявшаго противъ него, почти тамъ же гдѣ стоялъ я когда пилъ изъ королевскаго кубка. Тамъ стояли Дарель и арестовавшій меня гвардейскій лейтенантъ, а между ними, въ разорванномъ и грязномъ платьѣ, съ исцарапаннымъ и окровавленнымъ лицомъ, захлебываясь и сверкая глазами, помѣщался методистъ Файніасъ Тэтъ котораго крѣпко держали за обѣ руки. Значитъ, за нимъ послали и схватили его пока я лежалъ въ безпамятствѣ. Но почему они его заподозрили?
   Раздавался голосъ человѣка говорившаго по ту сторону стоявшихъ троихъ людей. Мнѣ не было видно его, потому что они заслоняли его собою, но я узналъ голосъ Роберта, слуги Дареля. Въ такомъ случаѣ онъ-то и навелъ ихъ на слѣдъ Джоны, и, направляясь по нему, они непремѣнно должны были столкнуться съ Файніасомъ.
   -- Мы накрыли обоихъ вмѣстѣ, говорилъ онъ: -- этого человѣка и слугу мистера Дэля который принесъ вино изъ города. Оба были вооружены пистолетами и кинжалами и, казалось, приготовились встрѣтить нападеніе. Въ переулкѣ передъ названнымъ домомъ...
   -- Да, да, довольно сказано о домѣ, нетерпѣливо перебилъ король.
   -- Въ переулкѣ была приготовлена пара лошадей. Мы сейчасъ же напали на этихъ людей; лейтенантъ и я набросились вотъ на этого, а двое бывшіе съ нами усиливались схватить Джону Уола. Этотъ человѣкъ отбивался отчаянно, но, по-видимому, не умѣлъ пустить въ ходъ оружіе. Все-таки съ нимъ не легко было справиться и намъ пришлось обойтись съ нимъ круто. Наконецъ, мы его схватили, но тутъ оказалось что Джона Уолъ, который дрался какъ дикая кошка, поранилъ обоихъ солдатъ ножомъ и, хотя самъ былъ раненъ, убѣжалъ по лѣстницѣ. Оставивъ этого человѣка съ лейтенантомъ, я бросился внизъ вдогонку, но одна изъ лошадей исчезла, и я не слыхалъ стука копытъ. Онъ опередилъ насъ и теперь уже далеко отъ Дувра.
   Я напрягалъ все вниманіе, прислушиваясь, но не сводилъ глазъ съ Файніаса, голова котораго была съ вызывающимъ видомъ откинута назадъ. Вдругъ за моимъ стуломъ раздался голосъ:
   -- Нужно послать погоню за этимъ человѣкомъ, говорилъ де-Перанкуръ.-- Какъ знать что въ этомъ дьявольскомъ заговорѣ нѣтъ участниковъ? Этотъ человѣкъ замышлялъ отравить короля; слуга былъ его сообщникомъ. Я говорю, развѣ въ ихъ злонамѣренныхъ козняхъ не могли участвовать другіе?
   -- Правда, правда, тревожно произнесъ король.-- Нужно посадить на цѣпь этого Джону Уола. Что о немъ извѣстно?
   Полагая что обращеніе сдѣлано ко мнѣ, я попытался встать. Рука де-Перанкура протянулась черезъ спинку стула и удержала меня на мѣстѣ. Я услыхалъ что Дарель взялъ изложеніе на себя и сталъ разказывать что зналъ (а я зналъ не больше его) о Джонѣ Уолѣ, а также все ему извѣстное о Файніасѣ Тэтѣ.
   -- Это адскій заговоръ, выговорилъ король, все еще сильно потрясенный и разстроенный.
   Тутъ заговорилъ Файніасъ громко, смѣло, голосомъ полнымъ изступленнаго фанатизма который заглушалъ совѣсть и замѣнялъ для него религію.
   -- Здѣсь, вскричалъ онъ,-- куются козни, здѣсь куются адскіе заговоры! Что вы здѣсь дѣлаете? Да, что вы здѣсь замышляете? Развѣ жизнь этого человѣка важнѣе Божіей истины? Неужели слово Божіе должно погибнуть чтобы грѣхи и развратъ этого человѣка могли продолжаться?
   Его длинный, тонкій указательный палецъ былъ направленъ на короля. Нѣмое оцѣпенѣніе на мгновеніе овладѣло всѣми, и никто не перебилъ его. На его вопросъ не нашлось готоваго отвѣта; при дворѣ люди не разчитываютъ что имъ могутъ быть предложены подобные вопросы: для этого тамъ слишкомъ велика благовоспитанность.
   -- Заговоры здѣсь! Я считаю себя блаженнымъ что умираю, усиливаясь не попустить ихъ! Я не успѣлъ, но другіе успѣютъ! Божій судъ настанетъ. Что ты здѣсь творишь, Карлъ Стюартъ?
   Вдругъ де-Перанкуръ проворно обошелъ къ мѣсту гдѣ сидѣлъ король и пошепталъ ему на ухо. Король кивнулъ головою и сказалъ:
   -- Я думаю что этотъ человѣкъ безуменъ, но безуміе его опасно.
   Файніасъ не обратилъ на него вниманія, по громко закричалъ:
   -- А вы всѣ... неужели всѣ вы за-одно съ нимъ? Неужели всѣ вы отреклись отъ Господа? Неужели всѣ вы предались суевѣріямъ Рима? Неужели всѣ вы здѣсь обмѣниваете слово Божіе и...
   Король вскочилъ съ мѣста.
   -- Я не стану слушать! вскричалъ онъ.-- Закройте ему промятый ротъ. Я не стану слушать!
   Онъ осмотрѣлся со страхомъ и тревогой въ глазахъ. Я замѣтилъ что взглядъ его устремился на сына и Бекингема. Слѣдя за его направленіемъ, я увидалъ ихъ лица оживленныя вниманіемъ, возбужденіемъ и любопытствомъ. Арлингтонъ смотрѣлъ внизъ, на столъ; Клифордъ оперся головой на руку. На другомъ концѣ стола герцогъ Іоркскій вскочилъ съ мѣста, подобно брату, и во всѣ глаза сердито смотрѣлъ на смѣлаго плѣнника. Дарель не сталъ дожидаться вторичнаго приказанія, но выхватилъ изъ кармана шелковый платокъ.
   -- Въ этомъ самомъ мѣстѣ совершается дѣяніе! кричалъ Файніасъ.-- Въ этомъ самомъ мѣстѣ...
   Больше онъ не успѣлъ сказать; несмотря на отчаянное сопротивленіе, ему заткнули ротъ, и онъ умолкъ; въ глазахъ его все еще огнемъ горѣло извѣстіе которое его языку не дали выговорить. Король опустился обратно въ кресло и украдкой обвелъ взглядомъ столъ. Потомъ онъ вздохнулъ какъ бы съ облегченіемъ и вытеръ себѣ лобъ. Раздался звучный, безпечный и самоувѣренный голосъ Монмаута.
   -- Что это за безуміе? спросилъ онъ.-- Кто здѣсь обмѣниваетъ слово Божіе? и на что, скажите пожалуйста?
   Отвѣта не послѣдовало; онъ посмотрѣлъ съ вызывающею усмѣшкой на Арлингтона и Клифорда, потомъ съ дерзкимъ вызовомъ на герцога Іоркскаго.
   -- Развѣ религія страны не обезпечена въ рукахъ короля? спросилъ онъ, кланяясь королю.
   -- Такъ хорошо обезпечена, Джемсъ, что вамъ незачѣмъ становиться ея поборникомъ, произнесъ король сухо; однако, голосъ его слегка дрожалъ.
   Файніасъ снова поднялъ тощій указательный палецъ и указалъ на него.
   -- Привяжите этому человѣку руки къ туловищу, приказалъ король въ суетливой раздражительности; онъ опять вздохнулъ когда палецъ лишился возможности указывать на него, а глаза его снова украдкой устремились на лицо Монмаута.
   Молодой герцогъ откинулся на стулѣ съ презрительною улыбкой и, чувствуя на себѣ взглядъ короля, не потрудился придать лицу какое-либо болѣе приличное выраженіе. Теперь я пришелъ въ себя, хотя у меня ужасно болѣла голова, а во всемъ тѣлѣ была острая ломота; но я слѣдилъ за всѣмъ происходившимъ и зналъ что ни въ какомъ случаѣ Файніасу не дадутъ говорить. Между тѣмъ Файніасъ ничего не могъ знать. Нѣтъ, но стрѣлы безумія, часто безпорядочныя, могутъ хоть одинъ разъ попасть въ цѣль. Бумага лежавшая между королемъ и де-Перанкуромъ была спрятана.
   Снова французскій джентльменъ наклонился и зашепталъ королю на ухо. На этотъ разъ онъ говорилъ долго и всѣ хранили молчаніе пока онъ говорилъ: Файніасъ -- по необходимости, лейтенантъ -- съ удивленнымъ лицомъ, прочіе -- съ видимымъ равнодушіемъ которое, какъ мнѣ было извѣстно, прикрывало ихъ дѣйствительную почтительность. Наконецъ, король поднялъ глаза, кивнулъ головой и улыбнулся. Лицо его стало спокойнѣе, увѣреннѣе, и дрожи уже не было въ голосѣ когда онъ заговорилъ.
   -- Послушайте, джентльмены, сказалъ онъ:-- пока мы разговариваемъ, убѣжавшій негодяй быстро удаляется отъ Дувра. Пускай герцогъ Монмаутскій и герцогъ Бекингемскій возьмутъ по двѣнадцати людей и обыщутъ всѣ окрестности. Я буду весьма обязанъ тому изъ нихъ который мнѣ его привезетъ.
   Оба герцога встрепенулись. Услуга которой требовалъ отъ нихъ король влекла за собою отсутствіе изъ замка на нѣсколько часовъ. Возможно что оба они или одинъ изъ нихъ услыхали бы что-нибудь о Джонѣ Уолѣ; но казалось гораздо болѣе вѣроятнымъ что они его не найдутъ или что онъ не дастся имъ въ руки живымъ. Почему посылали именно ихъ, а не двухъ дежурныхъ офицеровъ? Но если король желалъ обезпечить себѣ ихъ отсутствіе, планъ былъ задуманъ искусно. Теперь мнѣ казалось что я могу догадаться какіе совѣты давалъ шепотомъ де-Перанкуръ. Бекингемъ имѣлъ скромность подчиняться когда обстоятельства складывались неблагопріятно для него. Онъ сейчасъ же всталъ съ поклономъ, заявляя что спѣшитъ исполнить приказъ короля и привезетъ этого человѣка живаго или мертваго. У Монмаута оказалось меньше самообладанія. Правда, онъ всталъ, но неохотно и съ хмурымъ выраженіемъ на красивомъ лицѣ.
   -- Довольно мудрено отыскать одинокаго человѣка за городомъ, проворчалъ онъ.
   -- Ваша преданность мнѣ вдохновитъ и направитъ васъ, Джемсъ, замѣтилъ король которому удобный случай возвратилъ обычное настроеніе лучше всякаго другаго лѣкарства.-- Не будемъ терять времени! Затѣмъ король прибавилъ:-- Уведите этого человѣка и посадите его подъ замокъ. Мистеръ Дарель, стерегите его хорошенько и никого не допускайте къ нему.
   Де-Перанкуръ зашепталъ.
   -- Пуще всего -- онъ не долженъ ни съ кѣмъ разговаривать. Онъ долженъ говорить то что знаетъ, только въ надлежащее время, прибавилъ король.
   -- Когда же оно настанетъ? спросилъ Монмаутъ явственно, но такъ тихо что король могъ притвориться будто не слыхалъ и привѣтливо улыбнулся сыну.
   Но герцогъ все еще медлилъ, хотя Бекингемъ ушелъ, а Файніаса Тэта вывели между двухъ стражниковъ. Взглядъ герцога искалъ моего взгляда, и я читалъ въ немъ призывъ. Я не думалъ чтобъ онъ желалъ взять меня съ собою въ погоню за Джоной Уоломъ; но больше всего ему хотѣлось увести меня изъ этой комнаты, переговорить со мною, убѣдиться что я свободенъ исполнить планъ открытый мнѣ Бекингемомъ. Мало того, представлялось очень вѣроятнымъ что розыски Джоны Уола приведутъ его въ гостиницу "Веселыхъ Моряковъ" въ Дилѣ. Мнѣ нужна была свобода также и для моего плана отличавшагося отъ его затѣи такъ мало и вмѣстѣ съ тѣмъ такъ много. Я всталъ на ноги, къ восхищенію своему замѣчая что могу стоять твердо и что боли не усиливаются отъ движенія.
   -- Я къ услугамъ вашей свѣтлости, сказалъ я.-- Могу ли я ѣхать съ вами, сэръ?
   Король нерѣшительно посмотрѣлъ на меня.
   -- Я буду чрезвычайно радъ вашему обществу, сказалъ герцогъ,-- если позволяетъ состояніе вашего здоровья.
   -- Вполнѣ, сэръ, отвѣтилъ я и, обернувшись къ королю, попросилъ разрѣшенія удалиться.
   И мнѣ кажется что это разрѣшеніе было бы дано если бы де-Перанкуръ не принялся еще разъ шептать королю на ухо. Король всталъ съ мѣста, взялъ де-Перанкура подъ руку и направился съ нимъ къ тому мѣсту гдѣ стоялъ его свѣтлость. Я слѣдилъ за ними, пока мое вниманіе не было привлечено легкимъ, подавленнымъ смѣхомъ. Лицо герцогини было весело, и смѣхъ принадлежалъ ей. Она увидала что я на нее смотрю и засмѣялась снова, поднося палецъ къ губамъ проворно и украдкой. Она тревожно осмотрѣлась, но ея движеніе осталось незамѣченнымъ; герцогъ Іоркскій по-видимому предавался тупому равнодушію, Клифордъ и Арлингтонъ были заняты разговоромъ. Что она подразумѣвала? Признавалась ли она что я располагаю ихъ секретомъ и хотѣла ли заставить меня молчать при помощи приказанія сильнѣйшаго чѣмъ королевское -- велѣніемъ ясныхъ глазъ и пунцовыхъ губокъ, убѣжденная что я не обману ихъ довѣрчивости? По мгновенному побужденію я поклонился выражая согласіе; герцогиня весело кивнула головой и прелестною ручкой послала мнѣ поцѣлуй; мы не обмѣнялись ни однимъ словомъ, но я чувствовалъ что какъ джентльменъ я не могу сообщить ни одной душѣ своихъ подозрѣній... нѣтъ, своихъ свѣдѣній относительно де-Перанкура. Такъ легко беремъ мы на себя обязательства когда ихъ просятъ дамы.
   Герцогъ Монмаутскій отшатнулся внезапнымъ гнѣвнымъ движеніемъ. Король улыбнулся ему; де-Перанкуръ положилъ руку украшенную богатыми кольцами на его кружевной обшлагъ. Герцогиня встала продолжая смѣяться и присоединилась къ остальнымъ троимъ. Не знаю что именно произошло,-- увы, зачѣмъ предметы первостепеннаго интереса всегда такъ неуловимы!-- но мгновеніе спустя Монмаутъ отступилъ назадъ съ такимъ кислымъ выраженіемъ какое мнѣ только случалось когда-либо видѣть на мужскомъ лицѣ, слегка и не слишкомъ вѣжливо поклонился, повернулся круто и вышелъ въ дверь которую самъ себѣ отворилъ. Я услыхалъ веселый смѣхъ герцогини; снова заговорилъ король; герцогиня воскликнула: "фи!" и закрыла себѣ лицо рукою. Де-Перанкуръ направился ко мнѣ; король схватилъ его за руку.
   -- О, онъ уже знаетъ, проговорилъ Перанкуръ слегка понижая голосъ, но уступилъ, и король подошелъ ко мнѣ первый.
   -- Сэръ, сказалъ онъ, -- герцогъ Монмаутскій по своей похвальной добротѣ отказался временно отъ права на ваши услуги и предоставилъ вамъ послужить мнѣ.
   Я поклонился очень низко отвѣчая:
   -- Его свѣтлость щедръ на милости ко мнѣ и далъ этому величайшее доказательство, доставивъ мнѣ возможность послужить вашему величеству.
   -- Я желаю, продолжалъ король, -- чтобы вы состояли при моемъ другѣ де-Перанкурѣ, сопровождали бы его и находились бы въ его распоряженіи пока не получите отъ меня дальнѣйшихъ предписаній.
   Де-Перанкуръ шагнулъ впередъ и обратился ко мнѣ.
   -- Черезъ два часа, сэръ, сказалъ онъ, -- я попрошу васъ быть готовымъ сопровождать меня. Возлѣ мола стоитъ судно, ожидая отплытія его сіятельства Кольбера де-Круаси и моего въ Кале, сегодня ночью, по важнымъ дѣламъ. Такъ какъ король уступаетъ васъ мнѣ, я прошу вашего общества.
   -- А покамѣстъ, мистеръ Дэль, прощайте, сказалъ король.-- Ни слова о происшедшемъ здѣсь сегодня ни одному человѣку, и даже ни одной женщинѣ. Готовьтесь. Я думаю, вы уже столько знаете что я могу сказать вамъ: мсьё де-Перанкуръ своею просьбой оказываетъ вамъ большую честь. Степень вашей скромности докажетъ достойны ли вы ея. Поцѣлуйте руку герцогини и оставьте насъ.
   Оба они улыбались мнѣ, а я стоялъ почти въ недоумѣніи.
   -- Ступайте, сказалъ де-Перанкуръ, хлопая меня по плечу.
   Оба отвернулись. Герцогиня протянула мнѣ руку; я склонился и поцѣловалъ ее.
   -- Мистеръ Дэль, сказала она,-- вы обладаете всѣми добродѣтелями.
   -- Увы, герцогиня, боюсь что вы подразумеваете нѣчто нелестное для меня.
   -- Вовсе нѣтъ, это по меньшей мѣрѣ рѣдкость. Но у васъ есть одинъ порокъ.
   -- Я исправлюсь отъ него если ваше королевское высочество его назовете.
   -- Нѣтъ, я увеличу его если назову. Но онъ вотъ въ чемъ: ваши глаза раскрыты слишкомъ широко, мистеръ Дэль.
   -- Моя мать, герцогиня, бранила меня за привычку держать ихъ полузакрытыми.
   -- Ваша мать не видала васъ при дворѣ, сэръ.
   -- Правда, герцогиня, но и глаза мои тогда не видали вашего королевскаго высочества.
   Она засмѣялась польщенная комплиментомъ который тогда былъ въ большой модѣ, хотя мои сыновья, можетъ-быть, осмѣютъ его; но отворачиваясь она прибавила:
   -- Сегодня меня съ вами не будетъ, а де-Перанкуръ терпѣть не можетъ широко раскрытыхъ глазъ.
   Она меня предостерегла, и я былъ благодаренъ. Но тѣмъ и кончалось дѣло. Такъ какъ Небо даровало мнѣ глаза, ничто въ мірѣ не помѣшало бы мнѣ раскрывать ихъ когда представлялся достойный того предметъ. Можетъ-быть даже они могутъ быть открыты, но казаться закрытыми де-Перанкуру. Съ прощальнымъ поклономъ высокому обществу я вышелъ; пока я выходилъ, они снова размѣщались за столомъ, а де-Перанкуръ сказалъ:
   -- Ну, надо кончать. Я долженъ уѣхать до разсвѣта.
   Я возвратился къ себѣ на квартиру въ немаломъ волненіи; но голова моя, все еще сильно болѣвшая отъ пробы зелья, такъ счастливо вышибленнаго у меня изъ руки, была довольно ясна и я могъ сопоставить всѣ части загадки кромѣ одной. Но именно она-то и оказывалась для меня довольно важною, такъ какъ этою частію былъ я самъ. Дѣло съ королемъ, вызвавшее такой таинственный пріѣздъ де-Перанкура въ Дувръ, было окончено, или же заканчивалось сію минуту; его присутствіемъ и авторитетомъ были подкрѣплены увѣщанія герцогини, и договоръ состоялся. Но въ этихъ государственныхъ дѣлахъ я не имѣлъ мѣста. Въ поискахъ своей роли мнѣ приходилось обратиться въ другую сторону, къ борьбѣ завязавшейся между де-Перанкуромъ и его свѣтлостію герцогомъ Монмаутскимъ, гдѣ ставками являлись не войны, не исповѣданія и гдѣ предметъ раздора былъ болѣе зауряднаго свойства. Въ этой борьбѣ Людовикъ (мысленно я не утруждалъ себя сохраненіемъ его инкогнито) одержалъ верхъ, въ чемъ не могло быть сомнѣнія, разъ онъ пускалъ въ ходъ силу. Сердце мое болѣло за мисъ Барбару. Я зналъ что она явится добычею при побѣдѣ французскаго короля и что красавица утраченная его дворомъ вслѣдствіе отъѣзда m-lle де-Керуайль найдетъ себѣ замѣстительницу. Но однако въ чемъ же состояла моя роль? Я видѣлъ только одно: что я понравился Людовику и что онъ очень легко можетъ избрать меня своимъ орудіемъ если ему таковое понадобится. Но для чего и гдѣ оно нужно,-- я не могъ себѣ представить; вѣдь вся Франція лежала у его ногъ, и тысяча человѣкъ бросились бы исполнить его приказъ по первому слову, притомъ -- въ чемъ бы ни состоялъ этотъ приказъ и какъ бы ни было постыдно дѣло. Я терялся въ догадкахъ, какими свойствами моего характера или положенія руководствовался онъ при своемъ выборѣ.
   Вдругъ раздался легкій стукъ въ дверь; я отворилъ ее, и въ нее проворно и украдкой проскользнулъ человѣкъ. Къ изумленію своему, я увидалъ Карфорда. Послѣднее время его мало было видно; я предполагалъ что при свободной довѣрчивости Монмаута онъ узналъ все что ему требовалось и доставилъ, вѣроятно, добытыя свѣдѣнія своему наемщику. Но предполагая что онъ будетъ поддерживать притворство, я сказалъ съ натянутымъ видомъ:
   -- Васъ прислалъ ко мнѣ герцогъ Монмаутскій, милордъ?
   Въ тотъ вечеръ ему было не до притворства. Онъ находился въ сильномъ возбужденіи и, оставивъ въ сторонѣ всякія стѣсненія, приступилъ прямо къ дѣлу.
   -- Я пришелъ, сказалъ онъ,-- переговорить съ вами. Черезъ часъ вы отплываете во Францію?
   -- Да, сказалъ я.-- Таковъ приказъ короля.
   -- Но черезъ часъ вы могли бы очутиться такъ далеко отсюда что тому съ кѣмъ вы ѣдете нельзя было бы дожидаться вашего возвращенія.
   -- Такъ что же, милордъ?
   -- Словомъ, какую цѣну вы назначите за то чтобы бѣжать, а не отплывать?
   Мы стояли другъ противъ друга. Я отвѣтилъ медленно, стараясь разгадать его цѣль.
   -- Почему вы готовы заплатить мнѣ? сказалъ я.-- Вѣдь платите вы сами?
   -- Да, плачу я. Послушайте, вѣдь вы знаете зачѣмъ ѣдете и кто ѣдетъ съ вами?
   -- Ѣдутъ де-Перанкуръ и Кольберъ, сказалъ я.-- А зачѣмъ ѣду я -- мнѣ неизвѣстно.
   -- А также и то, кто еще ѣдетъ? спросилъ онъ глядя мнѣ въ глаза.
   Я помолчалъ мгновеніе, потомъ отвѣтилъ:
   -- Да, она тоже ѣдетъ.
   -- И вамъ извѣстно зачѣмъ?
   -- Я могу объ этомъ догадаться.
   -- Ну, я хочу ѣхать вмѣсто васъ. Я бросилъ этого дурака Монмаута, а французскій король какъ разъ годился бы мнѣ въ повелители.
   -- Такъ попросите его взять также и васъ.
   -- Онъ не хочетъ; онъ предпочитаетъ васъ взять.
   -- Въ такомъ случаѣ я поѣду, сказалъ я.
   Онъ шагнулъ ко мнѣ поближе. Я зорко слѣдилъ за нимъ, такъ какъ, честное слово, не могъ понять въ какомъ онъ расположеніи, а на честь его можно было положиться такъ же мало какъ опереться на гибкій тростникъ.
   -- Что вы выиграете если поѣдете? спросилъ онъ.-- А если вы бѣжите, онъ возьметъ меня. Кого-нибудь онъ долженъ взять.
   -- Развѣ Кольбера не достаточно?
   Онъ съ подозрѣніемъ посмотрѣлъ на меня, какъ бы думая что мое повѣдѣніе притворно.
   -- Вы отлично знаете что Кольберъ не годится для его цѣли.
   -- Честное слово, вскричалъ я,-- я не знаю въ чемъ состоитъ его цѣль!
   -- Вы въ этомъ поклянетесь? спросилъ онъ недовѣрчиво и съ изумленіемъ.
   -- Весьма охотно, отвѣтилъ я.-- Это чистая правда.
   Онъ все еще смотрѣлъ на меня такъ какъ будто убѣдился лишь на-половину.
   -- Какова же собственно ваша цѣль поѣздки? спросилъ онъ.
   -- Я повинуюсь приказу. Впрочемъ, цѣль у меня есть и притомъ такая достиженіе которой я скорѣе довѣрю самому себѣ чѣмъ вамъ, милордъ.
   -- Скажите пожалуйста, сэръ, въ чемъ же она заключается?
   -- Я хочу служить той леди которая также ѣдетъ и защищать ее.
   Послѣ минутнаго видимаго удивленія онъ разразился язвительнымъ смѣхомъ.
   -- Вы ѣдете защищать ее? сказалъ онъ.
   -- Ее и ея честь, отвѣтилъ я твердо.-- И я не желаю передавать этого дѣла въ ваши руки, милордъ.
   -- Что же вы сдѣлаете? Какъ вы ей послужите? спросилъ онъ.
   Я внезапно почувствовалъ къ нему подозрѣніе. Его обращеніе измѣнилось и стало принужденно вѣжливымъ; когда онъ бывалъ любезенъ, онъ замышлялъ предательство.
   -- Это мой секретъ, милордъ, отвѣтилъ я.-- Мнѣ нужно укладываться. Пожалуйста, не мѣшайте мнѣ.
   Я отворилъ ему дверь и сталъ держать ее.
   Бѣшенство пересилило его; онъ покраснѣлъ, и жилы на лбу его вздулись.
   -- Клянусь небомъ, вы не поѣдете! вскричалъ онъ и схватился за шпагу.
   -- Кто говоритъ что мистеръ Дэль не поѣдетъ?
   На порогѣ стоялъ человѣкъ скромно одѣтый, въ сапогахъ и плащѣ закрывавшемъ ему лицо до половины. Но я все-таки узналъ его и Карфордъ тоже. Карфордъ съежился и отступилъ, я поклонился и мы оба обнажили головы. Де-Перанкуръ вошелъ въ комнату, не сводя глазъ съ Карфорда.
   -- Милордъ, сказалъ онъ, -- когда я отклоняю услуги джентльмена, ихъ нельзя навязать мнѣ насильно, а когда я говорю что джентльменъ поѣдетъ со мною, онъ ѣдетъ. Вы мною недовольны?
   Карфордъ не нашелъ ни слова въ отвѣтъ, но глаза его говорили что онъ отдалъ бы все на свѣтѣ за то чтобъ обнажить шпагу на де-Перанкура или, пожалуй, на насъ обоихъ. Новый посѣтитель однимъ движеніемъ направилъ его къ двери. Но ему пришлось выслушать еще одну фразу прежде чѣмъ ему позволили убраться.
   -- Короли, милордъ, выговорилъ де-Перанкуръ, -- иногда бываютъ вынуждены приставлять шпіоновъ къ другимъ лицамъ. Но для самихъ себя они имъ не нужны.
   Карфордъ внезапно побѣлѣлъ и стиснулъ зубы. Я подумалъ было что онъ бросится на человѣка такъ презрительно дѣлавшаго ему выговоръ; но такая выходка означала бы смерть, и онъ совладалъ съ собою. Онъ вышелъ, а Людовикъ съ бсзпечною улыбкой сѣлъ на мою кровать. Я почтительно стоялъ передъ нимъ.
   -- Собирайтесь, сказалъ онъ.-- Черезъ полчаса мы отправляемся.
   Я повиновался и занялся укладкой своего небольшаго имущества въ дорожные мѣшки. Нѣкоторое время онъ молча слѣдилъ за мною. Наконецъ, онъ заговорилъ.
   -- Я выбралъ васъ своимъ спутникомъ, сказалъ онъ, -- потому что вы хотя и знаете кой-о-чемъ, не говорите объ этомъ, и хотя и видите нѣчто, однако, умѣете казаться слѣпымъ.
   Мнѣ припомнилось что герцогиня находила мою слѣпоту недостаточною, но я выслушалъ комплиментъ молча.
   -- Эти важныя качества, продолжалъ онъ,-- составляютъ счастіе человѣка. Вы поѣдете со мною въ Парижъ.
   -- Въ Парижъ, сэръ?
   -- Да. Я найду тамъ для васъ дѣло, а тѣ, кто служатъ мнѣ, не видятъ недостатка ни въ наградѣ, ни въ почетѣ. Послушайте, сэръ, развѣ менѣе пріятно служить мнѣ чѣмъ другому королю?
   -- Ваше величество -- величайшій государь христіанскаго міра, сказалъ я, ибо таковымъ дѣйствительно считалъ его весь свѣтъ.
   -- Однако, даже величайшій государь христіанскаго міра кой-чего боится, выговорилъ онъ съ улыбкой.
   -- Навѣрно ужь нѣтъ, сэръ?
   -- Именно да. Женскаго языка, женскихъ слезъ, женской злости, женской ревности. Да, мистеръ Дэль, женской ревности.
   Хорошо что мои сборы были окончены, иначе я никогда бы съ ними не справился. Теперь я вытаращилъ на него глаза, опустивъ руки по швамъ.
   -- Я женатъ, продолжалъ онъ.-- Это бездѣлица.
   И онъ пожалъ плечами.
   "Совершенная бездѣлица при дворахъ, по всѣмъ видимостямъ", подумалъ я. Можетъ-быть на моемъ лицѣ отчасти отразилась эта мысль, такъ какъ король Людовикъ улыбнулся.
   -- Но я болѣе чѣмъ супругъ, продолжалъ онъ.-- Я -- влюбленный, мистеръ Дэль.
   Не зная какимъ замѣчаніемъ отвѣтить на эти слова, я не сдѣлалъ никакого. Я слыхалъ разговоры объ его увлеченіи, но не мое дѣло было упоминать имя дамы. Да и король ея не назвалъ. Онъ всталъ и подошелъ ко мнѣ, глядя мнѣ прямо въ лицо.
   -- Вы не мужъ и не влюбленный? спросилъ онъ.
   -- Ни то, ни другое, сэръ.
   -- Вы знаете мисъ Квинтонъ?
   -- Да, сэръ.
   Теперь онъ приблизился вплотную и зашепталъ мнѣ такъ же какъ шепталъ королю въ залѣ совѣта:
   -- Моими милостями и съ такою женой джентльменъ могъ бы подняться высоко.
   Я слышалъ его слова и не могъ не вздрогнуть. Наконецъ-то загадка разрѣшилась и моя роль выяснилась! Теперь я узналъ какая служба мнѣ предстояла, какою цѣной я покупалъ награду. Если бъ онъ сказалъ это мѣсяцъ тому назадъ, пока я еще не обучился самообладанію и скрытности, я обнажилъ бы на него шпагу, несмотря на его королевскій санъ. Но для добра ли или для зла притворство усваивается скоро. Съ великимъ усиліемъ я подавилъ волненіе и затаилъ отвращеніе. Король Людовикъ улыбнулся мнѣ, не находя ничего оскорбительнаго въ своемъ предложеніи.
   -- Ваша свадьба будетъ въ Кале, сказалъ онъ, а я (я и сейчасъ еще думаю объ этомъ съ удивленіемъ) поклонился и улыбнулся.
   -- Будьте готовы черезъ четверть часа, сказалъ онъ и ушелъ отъ меня съ милостивою улыбкой.
   Я простоялъ на мѣстѣ почти все остальное время. Я понялъ почему Карфордъ желалъ командировки на которую я отправлялся, почему герцогиня приказывала мнѣ почаще жмурить глаза, какимъ образомъ мое благополучіе должно было излиться изъ руки короля Людовика. Съ королемъ должны были пріѣхать англійскій джентльменъ и его жена; король хотѣлъ осыпать милостями обоихъ, и этою леди была Барбара Квинтонъ.
   Наконецъ, я обернулся и занялся послѣдними приготовленіями. Они были просты: я зарядилъ пистолетъ, спряталъ его на себѣ и пристегнулъ шпагу убѣдясь что она свободно ходитъ въ ножнахъ. По волѣ судьбы мнѣ приходилось оправдать ручательство данное милорду; охраной чести его дочери теперь служила только моя рука и голова. Увы, какъ слаба была надежда на успѣхъ и какъ велика опасность!
   Потомъ мнѣ вдругъ стало страшно. За послѣднее время я жилъ при дворѣ гдѣ честь, казалось, умерла, и женщины не менѣе мущинъ отдавали все за богатство или положеніе. Я совсѣмъ не видалъ ея; отъ нея ко мнѣ не дошло ни слова. Она пренебрегла Монмаутомъ, но не могъ ли де-Перанкуръ снискать себѣ улыбку? Я гналъ эту мысль, но она безпрестанно возвращалась; я стыдился ея, но она все-таки забиралась въ мою голову. Она уѣзжала съ де-Перанкуромъ; былъ ли ея отъѣздъ доброволенъ?
   Съ этою неотвязною мыслію я пустился въ свои приключенія.
   

ГЛАВА XVI.
Де-Перанкуръ удивляется.

   Пока я проворною походкой направлялся изъ своей квартиры внизъ къ морю, послѣдній шепотъ де-Перанкура: "Моими милостями и съ такою женой джентльменъ могъ бы подняться высоко", отдавался у меня въ ушахъ такъ громко и настойчиво что подавлялъ всѣ мысли о происшествіи въ залѣ совѣта и уничтожалъ въ моихъ глазахъ всякое значеніе козней и плановъ какъ королей, такъ и католиковъ и методистовъ. Въ ту ночь я мало принималъ къ сердцу что король подписалъ отреченіе отъ вольностей нашего исповѣданія и своего королевства; я успѣлъ лишь мимолетно подивиться покушенію на которое извращенная совѣсть подвинула Файніаса Тэта и въ которое онъ, въ свою очередь, вовлекъ моего простака-слугу. Пускай всѣ они предаются ковамъ и затѣямъ; исходъ ихъ лежитъ въ руцѣ Божіей, превыше моего разумѣнія и внѣ моей власти. Моей задачи хватало, даже съ избыткомъ хватало, по моей слабости; къ ней-то я и обратился, безо всякаго точнаго намѣренія и безъ живой надежды, но только съ молитвой объ успѣхѣ и рѣшимостію не послужить королю Людовику орудіемъ. Мѣсяцъ тому назадъ я изумился бы что онъ предлагаетъ подобную роль какому бы то ни было джентльмену; самообманы юности и невѣдѣнія быстро разлетались; теперь мнѣ предоставлялось спросить себя почему онъ избралъ такого маленькаго человѣка для мѣста, въ тѣ дни занимавшагося людьми сильными съ явною выгодой и безъ явнаго стыда; мало того, они и впослѣдствіи продолжали его занимать. Ибо хотя я дожилъ до времени когда назвалъ себя вигомъ, я не считаю что діаволъ совсѣмъ покинулъ Англію вмѣстѣ съ домомъ Стюартовъ.
   Мы очутились на набережной, и маленькое судно стояло для насъ на-готовѣ. Очень легкій вѣтерокъ дулъ съ суши; его хватило бы для нашего переѣзда если бъ онъ продержался, но переѣздъ былъ бы длинный; погода стояла сырая и туманная. Кольберъ пожималъ плечами слыша разговоры о предстоящемъ туманѣ; повелитель его и слышать не хотѣлъ объ отсрочкѣ, и король послалъ за Томасомъ Ли, знаменитымъ лоцманомъ Пяти Портовъ, который долженъ былъ плыть съ нами пока не покажется французскій берегъ. Оба короля прохаживались взадъ и впередъ вмѣстѣ, занятые оживленнымъ разговоромъ. Осматриваясь, я замѣтилъ двѣ женскія фигуры стоявшія у самой воды. Я видѣлъ что Кольберъ приблизился и заговорилъ съ ними; вскорѣ онъ подошелъ ко мнѣ и съ самою привѣтливою улыбкой велѣлъ мнѣ взять на себя попеченія о мисъ Квинтонъ.
   -- Герцогиня, сказалъ онъ,-- послала съ нею скромную и надежную горничную, но дамѣ нуженъ рыцарь, а мы все еще связаны дѣлами.
   Съ этими словами онъ направился къ своему господину, подаривъ мнѣ еще одну многозначительную улыбку.
   Я не теряя времени подошелъ къ Барбарѣ. Находившаяся при ней женщина была толста, маленькаго роста, съ широкимъ, грубымъ лицомъ; она спокойно и твердо стояла возлѣ довѣренной ей особы, какъ солдатъ на часахъ. Барбара съ принужденнымъ видомъ отвѣтила на мой поклонъ; она была блѣдна и, по-видимому, встревожена, но не выказывала большаго огорченія или ужаса. Но знала ли она что изъ-за нея затѣвалось или предназначенную мнѣ роль? Первыя слова которыя она выговорила показали мнѣ что она ничего не знаетъ, ибо когда я началъ зондировать почву словами: "Вѣтеръ намъ благопріятствуетъ",-- она вздрогнула воскликнувъ:
   -- Намъ? Какъ, развѣ вы ѣдете съ нами?
   Я взглянулъ на горничную упорно стоявшую рядомъ.
   -- Она не понимаетъ по-англійски, сказала Барбара понявшая мою мысль.-- Можете говорить безъ стѣсненія. Зачѣмъ вы ѣдете?
   -- Нѣтъ, зачѣмъ ѣдете вы сами?
   Она отвѣтила мнѣ съ оттѣнкомъ вызова въ голосѣ:
   -- Герцогиня Іоркская пріѣдетъ съ герцогиней сдѣлать визитъ французскому двору, и я отправляюсь сдѣлать приготовленія къ ея пріѣзду.
   Итакъ, вотъ какою исторіей ее склонили довѣрчиво отдаться имъ въ руки. Безъ сомнѣнія, ее могли принудить, но обманъ представлялся лучшимъ путемъ. Однако, въ голосѣ ея на-ряду съ вызовомъ звучало и волненіе. Мгновеніе спустя она продолжала:
   -- Вы ѣдете, въ самомъ дѣлѣ? Не шутите со мною.
   -- Я ѣду въ самомъ дѣлѣ, сударыня. Надѣюсь, мое общество вамъ пріятно?
   -- Но зачѣмъ, зачѣмъ?
   -- Де-Перанкуръ даетъ на этотъ вопросъ одинъ отвѣтъ, а я -- другой.
   Глаза ея вопрошали меня, но она не выразила вопроса словами. Съ легкою дрожью она произнесла:
   -- Я рада что избавилась отъ этого мѣста.
   -- Въ этомъ вы правы, отвѣтилъ я серіозно.
   Щеки ея вспыхнули, а глаза опустились внизъ.
   -- Да, пробормотала она.
   -- Но Дуврскій замокъ -- не единственное мѣсто гдѣ кроется опасность, сказалъ я.
   -- Герцогиня поклялась... порывисто начала было она.
   -- А де-Перанкуръ? перебилъ я.
   -- Онъ... онъ далъ слово сестрѣ, выговорила она очень тихо. Потомъ она протянула ко мнѣ руку, шепча -- Саймонъ, Саймонъ!
   Я истолковалъ этотъ призывъ, хотя онъ былъ лишь нечленораздѣльнымъ восклицаніемъ, какъ свидѣтельство страха передъ невѣдомыми опасностями. Женщина отошла поодаль, но все еще наблюдала бдительно. Я не обращалъ на нее вниманія. Мнѣ необходимо было сдѣлать предостереженіе.
   -- Мои услуги всегда въ вашемъ распоряженіи, мисъ Барбара, сказалъ я,-- даже безъ того права на нихъ которое вамъ собирается дать де-Перанкуръ.
   -- Я не понимаю. Какъ онъ можетъ... Вѣдь не собираетесь же вы поступать ко мнѣ на службу?
   Она усмѣхнулась высказывая эту догадку, но голосъ ея прозвучалъ тепло; сердце мое на него откликнулось, такъ какъ я видѣлъ что она находитъ облегченіе при мысли о моемъ обществѣ.
   -- Де-Перанкуръ, сказалъ я,-- желаетъ чтобы я поступилъ на службу къ вамъ и къ нему одновременно.
   -- Ко мнѣ и къ нему? пролепетала она озадаченная и встревоженная,
   Я не зналъ какъ мнѣ сказать ей: мнѣ было стыдно. Однако, послѣднія минуты летѣли, а она непремѣнно должна была знать прежде чѣмъ мы выйдемъ въ море.
   -- Тамъ куда мы ѣдемъ, сказалъ я, -- слово де-Перанкура служитъ закономъ, а его удовольствіе -- правомъ.
   Она встревожилась, и голосъ ея дрогнулъ.
   -- Онъ обѣщалъ... мнѣ говорила герцогиня, пролепетала она.-- Ахъ, Саймонъ, ѣхать ли мнѣ? Впрочемъ, здѣсь будетъ хуже.
   -- Вы должны ѣхать. Что можемъ мы сдѣлать здѣсь? Я ѣду охотно.
   -- Зачѣмъ?
   -- Послужить вамъ если это окажется въ моихъ силахъ. Хотите выслушать меня?
   -- Скорѣе, скорѣе. Говорите!
   -- Изо всего, въ чемъ онъ поклялся, онъ ничего не исполнитъ. Тише, не кричите!.. Ничего.
   Я боялся что она упадетъ, потому что она зашаталась на мѣстѣ. Я не рѣшался поддержать ея.
   -- Если онъ попроситъ странной вещи, соглашайтесь на нее. Это единственный выходъ.
   -- Какъ? чего онъ попроситъ?
   -- Онъ предложитъ вамъ мужа.
   Она рванула закутывавшій ея шею кружевной шарфъ, какъ будто онъ душилъ ее; она не сводила съ меня глазъ. Я отвѣтилъ ей пристальнымъ взглядомъ, и щеки ея вспыхнули яркимъ румянцемъ.
   -- Вы можете угадать его побужденія, сказалъ я.-- Мужъ представляетъ собою удобство.
   Наконецъ, я высказался довольно ясно и, докончивъ, отвелъ глаза въ сторону.
   -- Я не поѣду, захлебывалась она.-- Я брошусь къ ногамъ короля.
   -- Онъ отвѣтитъ вамъ остроумною шуткой, сказалъ я съ горечью.
   -- Я буду умолять де-Перанкура...
   -- Его отвѣтъ будетъ... вѣжливъ.
   Настало минутное молчаніе. Потомъ она заговорила снова тихимъ шепотомъ; теперь голосъ ея звучалъ жестко и холодно, и она стояла точно каменная.
   -- Кто этотъ человѣкъ? спросила она. Потомъ она предалась внезапной горячности и, забывъ осторожность, схватила меня за руку шепча:-- шпага при васъ?
   -- Да, вотъ она.
   -- Согласны вы пустить ее въ дѣло для меня?
   -- Когда вы прикажете.
   -- Въ такомъ случаѣ пронзите ею того человѣка.
   -- Тотъ человѣкъ я, сказалъ я.
   -- Вы, Саймонъ?!
   Но какъ блѣдны эти слова будучи написаны, и какъ ничтожна доля правды которую они въ себѣ содержатъ! "Вы, Саймонъ!" Эти слова ничего не значатъ, но изъ устъ ея они вылетѣли полныя удивленія, недовѣрія, но съ оттѣнкомъ неожиданной надежды избавленія. Она сомнѣвалась, но все-таки хваталась за странную случайность. Мало того, здѣсь было и еще нѣчто, но что именно -- я не могъ сказать: глаза ея внезапно заискрились, блеснули на мгновеніе и затѣмъ спрятались за опущенными вѣками.
   -- Потому-то я и ѣду, сказалъ я.-- Милостями де-Перанкура и съ такою женой я могу подняться высоко. Такъ шепнулъ самъ де-Перанкуръ.
   -- Вы! пролепетала она снова, и щеки ея опять зарумянились.
   -- Намъ не слѣдуетъ доѣзжать до Кале если представится возможность бѣжать дорогой. Держитесь постоянно поближе ко мнѣ на суднѣ; можетъ-быть судьба доставитъ намъ случай. А если мы попадемъ въ Кале, не отходите отъ меня пока возможно.
   -- Но если намъ не удастся бѣжать?
   Она ставила меня втупикъ. Вѣроятно, она находила въ моемъ обществѣ новую надежду избавленія. Она-то и сообщала блескъ ея глазамъ и ту тревогу которая какъ будто выказывала скорѣе возбужденіе чѣмъ страхъ. Но я не находилъ отвѣта на ея вопросъ: если намъ не удастся бѣжать?
   Если бъ у меня было ихъ приготовлено пятьдесятъ, времени не хватило бъ и для одного. Кольберъ позвалъ меня. Король обнималъ гостя въ послѣдній разъ; паруса были распущены, Томасъ Ли стоялъ у руля. Я поспѣшилъ повиноваться призыву Кольбера. Онъ указалъ мнѣ на короля; выступивъ впередъ я сталъ на колѣна и поцѣловалъ протянутую мнѣ руку. Потомъ я поднялся и простоялъ одно мгновеніе на тотъ случай если королю будетъ угодно заговорить со мною. Де-Перанкуръ стоялъ рядомъ съ нимъ.
   На лицѣ короля мелькала улыбка, и эта улыбка усилилась когда онъ заговорилъ со мною.
   -- Вы человѣкъ съ характеромъ, мистеръ Дэль, сказалъ онъ,-- но у фортуны характера еще больше. Вы не хотѣли передъ нею заискивать, поэтому она, какъ свойственно женщинѣ, любитъ васъ. Вы упрямились, но она рѣшила сломить ваше упрямство. Однако, не искушайте ея слишкомъ долго. Она ожидаетъ васъ съ распростертыми объятіями. Не правда ли, братъ?
   -- Ваше величество говорите сущую правду, отвѣчалъ де-Перанкуръ.
   -- Принимаете ли вы ея объятія? спросилъ король.
   Я поклонился очень низко и поднялъ голову съ веселою, радостною улыбкой.
   -- Весьма охотно, отвѣтилъ я.
   -- Но какъ же быть съ оговорками, мистеръ Дэль?
   -- Съ позволенія вашего величества, онѣ не имѣютъ силы по ту сторону пролива.
   -- Хорошо. Мой братъ счастливѣе меня. Господь съ вами, мистеръ Дэль!
   Тутъ я опять улыбнулся. И король улыбнулся также. Странно было что предстоявшее мнѣ путешествіе заслужило благословенія.
   -- Ступайте прочь, сказалъ онъ, нетерпѣливо усмѣхнувшись.-- Разговаривая съ вами приходится выбирать слова.
   Онъ отпустилъ меня движеніемъ руки. Я взошелъ на судно и слѣдилъ за нимъ пока онъ стоялъ на пристани. Томасъ Ли тѣмъ временемъ выводилъ насъ изъ гавани и повертывалъ такъ чтобы стать подъ вѣтеръ. Когда мы тронулись въ путь, король обернулся и сталъ подниматься по холму.
   Мы двигались, но медленно. Мы шли уже цѣлый часъ. Все это время я одинъ находился на палубѣ если не считать экипажа и Томаса Ли. Прочіе сошли внизъ; я хотѣлъ было сопутствовать имъ, но Кольберъ движеніемъ руки отослалъ меня назадъ. Мною овладѣвало подавляющее и горькое сознаніе безпомощности. Когда наступитъ время для моей роли, за мною пришлютъ; а до тѣхъ поръ я никому не нуженъ Мнѣ легко было догадаться что происходило внизу, и это знаніе не доставляло мнѣ облегченія. Я быстро расхаживалъ взадъ и впередъ какъ человѣкъ мучимый тревожными мыслями которыхъ его шаги несмотря на всю свою поспѣшность не могутъ обогнать. Экипажъ таращилъ на меня глаза; даже у самого лоцмана нашелся любопытный и удивленный взглядъ для человѣка такъ безпокойно шагавшаго взадъ и впередъ. Одинъ разъ я пріостановился на кормѣ гдѣ лодка Томаса Ли, привязанная къ нашему судну сзади, разсѣкала волны какъ алмазъ рѣжетъ стекло. Одно мгновеніе мнѣ вздумалось было соскочить въ нее и попробовать вырваться на свободу одному. Однако, странный тонъ словъ: "вы, Саймонъ!" проникшій мнѣ въ сердце удержалъ меня. Но свѣтъ опостылѣлъ мнѣ; я отвернулся отъ лодки и сталъ смотрѣть на море. Какая-то власть есть въ спокойной водѣ ночью; она манитъ къ себѣ человѣка обѣщаніемъ мира на мягкомъ лонѣ забвенія. Влеченіе такъ сильно что я, несмотря на то что считаю себя здоровымъ и умъ мой въ порядкѣ, не люблю слишкомъ долго смотрѣть на лоно глубокихъ водъ въ ночной тиши; ибо тогда начинаешь сомнѣваться, велитъ ли здравый смыслъ жить и не лучше ли будетъ умереть, положить конецъ треволненіямъ жизни и неугомонному недовольству судьбою. Въ ту ночь это побужденіе властно охватило меня, и я боролся съ нимъ заставляя себя смотрѣть, отказываясь отъ малодушнаго бѣгства передъ обольстительною сиреной. Вѣдь меня со всѣхъ сторонъ обступили заботы; сердце мое наболѣло: передо мною открывались просторъ и сердечное умиротвореніе.
   Вдругъ я испустилъ легкое восклицаніе: вода которая убѣгала отъ насъ по мѣрѣ нашего движенія, какъ бы радуясь что минуетъ насъ и безъ помѣхи устремляется по своему пути, остановилась. Мутныя воды успокоились, мерцанія слились въ зеркало, и оно легло на море, гладкое и свѣтлое. Но въ одно мгновеніе оно потускнѣло; я слышалъ какъ заполоскали паруса, но больше не видалъ ихъ. Густой бѣлый паръ опустился на насъ; зрѣнія хватало только до конца вытянутой руки; всякое движеніе прекратилось, и мы легли на воду, неподвижные и праздные. Я прислонился къ планширу, ощущая на лицѣ влажность тумана, видя въ его предательской завѣсѣ прообразъ путъ связавшихъ, сковавшихъ меня самого. Потомъ вокругъ меня раздались голоса и снова умолкли; экипажъ задавалъ вопросы, капитанъ убѣждалъ; я слышалъ голосъ Кольбера торопливо вышедшаго на палубу. Вразумительный отвѣтъ висѣлъ кругомъ насъ: "тамъ гдѣ есть туманъ, не можетъ быть вѣтра"; и ворчливые голоса стихли.
   Остальная часть происшедшаго даже и теперь кажется мнѣ страннымъ сномъ который я едва могу прослѣдить, только одинъ исходъ котораго мнѣ извѣстенъ; я могу возстановить его въ памяти лишь смутно и туманно. Я стоялъ прислонясь на кормѣ, прислушиваясь къ мягкимъ звукамъ моря; лодка Томаса Ли лѣниво переваливалась съ бока на бокъ, а вода слабо журчала подъ ея легкими взмахами. Потомъ опять раздались голоса у самаго моего плеча. Я не пошевелился. Мнѣ былъ знакомъ говорившій голосъ, убѣдительный, настойчивый тонъ, противъ котораго трудно устоять, который привыкъ требовать. Я медленно повернулся: говорившіе должно-быть находились шагахъ въ восьми или десяти отъ меня, но я не могъ ихъ видѣть. Они подошли еще ближе. Тутъ я услыхалъ звукъ рыданій и тогда неподвижно выпрямился, насторожился, схватясь за рукоятку шпаги.
   -- Теперь вы утомлены, говорилъ мягкій, могучій голосъ.-- Мы переговоримъ еще разъ утромъ. Сердечно сокрушаюсь что огорчилъ васъ. Пойдемъ, отыщемъ джентльмена съ которымъ вы желаете побесѣдовать, и я больше не стану васъ безпокоить. Право, я считаю своимъ благополучіемъ что попросилъ у брата лицо, общество котораго вамъ пріятно. Ради васъ вашъ другъ будетъ также и моимъ. Идемъ, я отведу васъ къ нему и потомъ оставлю васъ.
   Рыданія Барбары прекратились; я не дивился тому что онъ своими увѣщаніями возвращалъ ей спокойствіе, чуть не довѣрчивость. Мнѣ показалось что туманъ слегка порѣдѣлъ: я увидалъ ихъ фигуры. Зная что я и самъ сталъ видѣнъ въ то же мгновеніе, я тотчасъ же заговорилъ:
   -- Я здѣсь, къ услугамъ мисъ Квинтонъ.
   Де-Перанкуръ (продолжаю называть его именемъ которое онъ самъ себѣ выбралъ) выступилъ впередъ, ощупью нашелъ мою руку и шепнулъ по-французски:
   -- Все обстоитъ благополучно. Будьте съ нею поласковѣе. Вѣдь она обращается къ вамъ по доброй волѣ! Все пойдетъ отлично.
   -- Въ этомъ вы можете быть увѣрены, сэръ, сказалъ я.-- Не угодно ли вамъ оставить ее со мною?
   -- Да, отвѣтилъ онъ.-- Я могу на васъ положиться, не такъ ли?
   -- На меня можно положиться какъ на каменную стѣну, отвѣтилъ я, улыбаясь за благосклонною завѣсой тумана.
   Теперь Барбара стояла съ нимъ рядомъ; онъ отступилъ назадъ съ поклономъ. Я слѣдилъ за нимъ пока онъ направлялся къ тому мѣсту гдѣ стоялъ Ли, и до меня долетѣлъ говоръ когда онъ и рулевой заговорили между собою. Потомъ я пересталъ слышать и потерялъ его изъ вида въ мутномъ, глубокомъ сумракѣ. Я протянулъ руку и сталъ искать руку Барбары; она подала мнѣ ее на-встрѣчу.
   -- Вы... вы останетесь со мною? пролепетала она.-- Я боюсь, Саймонъ.
   При этихъ словахъ я почувствовалъ на своей щекѣ холодное дуновеніе вѣтра. Обернувшись всѣмъ лицомъ, я почувствовалъ его еще сильнѣе. Поднимался вѣтеръ, паруса опять заполоскали, лодка Томаса Ли стала чаще шлепать по волнамъ. Взглянувъ на ея обрамленное туманомъ лицо, я увидалъ что оно блѣдно, залито слезами и обращено ко мнѣ съ мольбою. Въ это самое мгновеніе я испыталъ новое чувство порожденное опасностію и вскормленное. ея безпомощностію; однако, вмѣстѣ съ тѣмъ оно было чувствомъ старымъ: теперь я зналъ что не покину ея. Нѣтъ, одно мгновеніе я поддался было искушенію бросить всѣ усилія и плыть дальше, къ французскому берегу, чтобы тамъ самому распорядиться своею судьбой, вопреки Барбарѣ и вопреки самому королю Людовику. Но рискъ представлялся черезчуръ отчаяннымъ.
   -- Нѣтъ, я васъ не покину, произнесъ я тихимъ головомъ, дрогнувшимъ подъ новымъ бременемъ которое я возлагалъ на себя этими словами.
   Но вѣтеръ дѣйствительно усилился, туманъ началъ разсѣиваться; вода лѣниво заструилась изъ-подъ нашего киля, лодочка не торопливо закивала и запрыгала.
   -- Вѣтеръ хорошъ, воскликнулъ Томасъ Ли.-- Мы пристанемъ черезъ два часа, если онъ продержится такъ какъ дуетъ сейчасъ.
   Въ головѣ моей сложился планъ. Это былъ одинъ изъ тѣхъ порывовъ которые представляются человѣку откровеніемъ и не допускаютъ запросовъ относительно своей цѣнности. Все еще держа Барбару за руку, я привлекъ ее къ себѣ. Тутъ, перегнувшись черезъ планширъ, мы увидали лодку Томаса Ли слѣдовавшую за нами. Весла его лежали на-готовѣ. Я заглянулъ ей въ глаза, и отвѣтомъ мнѣ было удивленіе, нерѣшительность и проблескъ разумѣнія.
   -- Я не рѣшаюсь допустить его отвезти васъ въ Кале, шепнулъ я:-- тамъ мы окажемся безсильны.
   -- Но вы... вѣдь это именно вы.
   -- Какъ его орудіе и одураченный имъ, пробормоталъ я. Какъ ни тихо я говорилъ, она меня услыхала и спросила въ отчаяніи:
   -- Такъ что же, Саймонъ? Какъ же намъ быть?
   -- Если я спущусь туда, спрыгнете вы ко мнѣ на руки? Разстояніе не велико.
   -- Въ лодку! Къ вамъ на руки въ лодку?
   -- Да. Я удержу васъ. Есть надежда на успѣхъ если мы бѣжимъ сейчасъ... сейчасъ, пока туманъ не порѣдѣлъ сильнѣе.
   -- А если насъ увидятъ?
   -- Хуже не станетъ.
   -- Да, я спрыгну, Саймонъ.
   Теперь мы двигались довольно проворно, хотя вѣтеръ дулъ капризными порывами, не держась постоянно, и туманъ то рѣдѣлъ, то опять окутывалъ насъ густымъ облакомъ. Я схватилъ Барбару за руки, шепнувъ: готовьтесь! Я перекинулъ черезъ бортъ сначала одну ногу, за ней другую и осторожно опустился въ лодку Томаса Ли. Она качнулась подо мною, но была широка въ бимсѣ и высоко сидѣла на водѣ; бѣды не случилось. Потомъ я сталъ на носу потверже и прошепталъ: "ну!" Изъ-за біенія собственнаго сердца я едва слышалъ свой голосъ, однако, сказалъ громче чѣмъ сознавалъ. Въ то самое мгновеніе какъ Барбара соскочила въ мои объятія на палубѣ послышался шумъ шаговъ, громко раздалось французское ругательство, и еще одна фигура появилась на планширѣ съ закинутою черезъ него ногой. Барбара лежала въ моихъ объятіяхъ. Я чувствовалъ какъ она прильнула ко мнѣ трепетнымъ тѣломъ, но высвободился отъ нея проворно и грубо (ибо деликатность требуетъ времени, а его-то у насъ и не было) и посадилъ ее въ лодку. Потомъ я обернулся къ находившейся надъ нами фигурѣ. Мгновенный взглядъ показалъ мнѣ лицо короля Людовика. Не обращая больше на него вниманія, я досталъ ножъ и набросился на веревку привязывавшую лодку къ судну.
   Тутъ вѣтеръ стихъ, а туманъ спустился густою пеленой. Я работалъ ножомъ надъ веревкой и отчаянными усиліями перерѣзалъ пряди. Я чувствовалъ какъ онѣ поддаются одна за другою. Разрѣзавъ послѣднюю, я поднялъ голову. Надо мною съ судна блеснулъ пистолетный огонекъ и пуля прожужжала у самаго моего уха. Обезумѣвъ отъ возбужденія, я язвительно засмѣялся. Послѣдняя прядь уступила, судно медленно отошло впередъ; но тутъ человѣкъ на планширѣ подобрался и перескочилъ черезъ раздѣлявшую насъ воду. Онъ пришелся какъ разъ на меня, и мы вмѣстѣ упали на дно лодки. Еще немножко и мы опрокинулись бы, но устойчивая лодка не измѣнила. Я изо всей силы вцѣпился въ своего врага, стиснувъ его рука съ рукой, грудь съ грудью, плечо съ плечомъ. Онъ обдавалъ мнѣ лицо горячимъ дыханіемъ. Я проговорилъ, захлебываясь: "гребите, гребите!" Съ судна вдругъ раздался испуганный крикъ: "лодка, лодка!" По корабль уже уходилъ все далѣе.
   -- Гребите, гребите, бормоталъ я.
   Потомъ я услыхалъ какъ весла были вставлены въ уключины, и лодка стала удаляться отъ корабля, двигаясь почти подъ прямымъ угломъ къ нему. Я напрягалъ всѣ силы. Я былъ гораздо крупнѣе короля и не щадилъ его. Я обхватилъ его совсѣмъ по-медвѣжьи, и силы его изсякли. Теперь я очутился сверху, а онъ внизу. Я вырвалъ пистолетъ изъ его руки и бросилъ его за бортъ. Неистовые крики раздавались на мутной глыбѣ какою представлялось судно; но вѣтеръ затихъ, туманъ сгустился, другой лодки у нихъ не было. Король лежалъ неподвижно. "Дайте мнѣ весла", прошепталъ я. Барбара передала ихъ; руки ея были холодны какъ ледъ когда встрѣтились съ моими. Она перебралась на корму. Я оттащилъ короля назадъ (теперь онъ походилъ на трупъ), такъ что онъ легъ серединой туловища подъ скамью на которой я сидѣлъ; его лицо приходилось между моихъ ступней. Потомъ я принялся грести, не заботясь о направленіи, лишь бы мы отдалялись отъ корабля, и готовый при малѣйшемъ движеніи не шевелившагося подо мною тѣла бросить весла и навести пистолетъ на его голову. Пока такой надобности не представлялось, я усердно работалъ; когда же оглянулся на море, корабля не было видно, но со всѣхъ сторонъ нависъ бѣлый паръ, дружественный сообщникъ моего предпріятія
   Этотъ прыжокъ его былъ смѣлымъ поступкомъ. Онъ зналъ что я сильнѣе его и что я зашелъ такъ далеко что разчеты благоразумія окажутся безсильными и никакой страхъ меня не удержитъ. Если бы я попался, меня ожидала могила или французская темница; онъ могъ предположить что я для своего спасенія сочту даже самую священную жизнь во всемъ христіанскомъ мірѣ не слишкомъ дорогою. По онъ все-таки соскочилъ, и -- клянусь небомъ!-- я боялся что убилъ его. Если бы это оказалось вѣрно, мнѣ предстояло отвезти Барбару въ безопасное мѣсто, а затѣмъ и самому отправиться слѣдомъ за нимъ: мнѣ не нашлось бы мѣста среди живыхъ и лучше было бы самому покончить съ собою чѣмъ быть затравленнымъ на смерть какъ бѣшеная собака. Эти мысли проносились у меня въ головѣ, между тѣмъ какъ руки погружали лопасти веселъ въ воду; мы плыли наудачу въ туманѣ, пока остовъ судна не скрылся совершенно и мы трое не очутились одни въ морѣ. Тогда мнѣ стало страшно. Я оперся на весла и, перегнувшись въ ту сторону гдѣ на кормѣ сидѣла Барбара, я изобразилъ застывшими отъ ужаса губами: не умеръ ли онъ? Боже мой, не умеръ ли онъ?
   Она сидѣла на мѣстѣ, казалось, и сама полумертвая. Но при моихъ словахъ она содрогнулась и, сдѣлавъ надъ собою усиліе, овладѣла своими ослабѣвшими членами. Она медленна опустилась на колѣна возлѣ короля и приподняла его голову къ себѣ на руки. Она нащупала у себя на груди и достала флаконъ съ солями который приложила къ его ноздрямъ. Я слѣдилъ за его лицомъ: мускулы его сократились въ гримасу, потомъ опять разгладились въ спокойное выраженіе; онъ открылъ глаза.
   -- Слава Богу, пробормоталъ я про себя. Теперь, когда миновала опасность для него, я вспомнилъ о нашей собственной, досталъ пистолетъ, осмотрѣлъ его и сидѣлъ помахивая имъ.
   Барбара, все еще поддерживавшая королю голову, подняла на меня глаза.
   -- Что съ нами будетъ? спросила она.
   -- По меньшей мѣрѣ насъ не обвѣнчаютъ въ Кале, отвѣтилъ я съ мрачною улыбкой.
   -- Нѣтъ, пролепетала она и снова склонилась надъ королемъ.
   Теперь глаза его были широко раскрыты и я не сводилъ съ нихъ своихъ собственныхъ. Я видѣлъ какъ возвращались сознаніе и сообразительность; тому свидѣтелемъ былъ быстрый взглядъ упавшій на меня, на весла, на пистолетъ въ моей рукѣ. Теперь онъ приподнялся на локоть, при чемъ Барбара поспѣшно отстранилась, и полежалъ такъ съ минуту, продолжая смотрѣть на меня. Потомъ онъ еще поднялся и сѣлъ, и мнѣ показалось что онъ хочетъ встать на ноги. Я поднялъ пистолетъ и навелъ на него.
   -- Пожалуйста не выше, сказалъ я.-- Въ такой маленькой лодкѣ ходить довольно опасно, а вы уже чуть не опрокинули насъ раньше.
   Онъ повернулъ голову и увидалъ Барбару, потомъ оглянулся и сталъ смотрѣть на море. Ни одного паруса не было видно; туманъ все еще охранялъ неприкосновенное уединеніе лодки. Это зрѣлище убѣдило его въ томъ, въ какую бѣду онъ попалъ. Но ни отчаянія, ни страха не изобразилось на его лицѣ. Онъ сидѣлъ на мѣстѣ, глядя на меня со вниманіемъ и любопытствомъ. Наконецъ, онъ заговорилъ.
   -- Вы обманывали меня все время? спросилъ онъ.
   -- Совершенно вѣрно, сказалъ я наклоняя голову.
   -- Вы не имѣли намѣренія принять мое предложеніе?
   -- Такъ какъ я джентльменъ, то не имѣлъ.
   -- Меня тоже считаютъ джентльменомъ, сэръ.
   -- А я было принялъ васъ за государя, сказалъ я.
   Онъ не далъ мнѣ отвѣта, но, снова осмотрѣвшись кругомъ, замѣтилъ:
   -- Корабль навѣрно близко. Если бы не этотъ проклятый туманъ, онъ былъ бы видѣнъ.
   -- Къ нашему благополучію, его не видно, сказалъ я.
   -- Почему, сэръ? спросилъ онъ отрывисто.
   -- Если бъ онъ былъ въ виду, то -- вотъ пистолетъ для леди и вотъ шпага для васъ и меня, выговорилъ я хладнокровно. Вѣдь человѣку иногда удается говорить хладнокровно, хотя бы его внѣшность была обманчива, а сердце билось шибко.
   -- Вы не посмѣете! вскричалъ онъ въ изумленіи.
   -- Мнѣ бы не хотѣлось, уступилъ я.
   Настало минутное молчаніе. Потомъ раздался мягкій и робкій голосъ Барбары:
   -- Саймонъ, туманъ разсѣивается.
   Это было вѣрно. Подулъ вѣтеръ, и туманъ поднялся. Глаза Людовика блеснули. Мы всѣ трое, по общему побужденію, оглянулись на море. Свѣжій вѣтеръ скользнулъ по моей щекѣ, а закутывавшая насъ пелена закрутилась, медленно улетая прочь. Барбара подняла руку и куда-то указала. Съ правой стороны, смутно видимый, едва выдѣляясь отъ остававшихся облаковъ тумана, находился темный предметъ высоко сидѣвшій на водѣ. То былъ корабль, но всему вѣроятію, королевскій. Вскорѣ насъ должны были замѣтить. Я встрѣтился глазами съ королемъ: въ его взглядѣ сіяли торжество и радость; онъ все еще не вѣрилъ что я исполню сказанное и думалъ что западня снова захлопывается надъ нами, ибо туманъ продолжалъ подниматься и черезъ нѣсколько мгновеній насъ должны были увидать съ корабля.
   -- Вы заплатите за свою продѣлку, проговорилъ онъ сквозь зубы.
   -- Весьма возможно, сказалъ я.-- Но мнѣ думается что долгъ будетъ заплаченъ наслѣднику вашего величества.
   Онъ все еще не вѣрилъ. Я разразился смѣхомъ угрюмаго издѣвательства. Такимъ сильнымъ людямъ трудно бываетъ понять, какъ иногда ихъ величіе рушится и дѣло происходитъ просто между двоими людьми; но время отъ времени фортунѣ приходитъ капризъ, и она преподаетъ имъ этотъ урокъ для собственной забавы.
   -- Но такъ какъ вы король, сказалъ я,-- вы воспользуетесь своимъ преимуществомъ. Вы отправитесь на тотъ свѣтъ раньше леди. Видите, корабль сталъ совсѣмъ ясенъ. Скоро насъ ясно увидятъ съ корабля. Ну, сэръ, вы отправляетесь первымъ.
   Онъ смотрѣлъ на меня теперь уже въ недоумѣніи и тревогѣ.
   -- Я безоруженъ, сказалъ онъ.
   -- Это и не дуэль, отвѣтилъ я.
   Потомъ я обратился къ Барбарѣ.
   -- Ступайте, сядьте на кормѣ, сказалъ я,-- и закройте себѣ лицо руками.
   -- Саймонъ, Саймонъ, простонала она, но повиновалась и бросилась на мѣсто, закрывая руками лицо. Я обернулся къ королю.
   -- Какъ угодно вамъ умереть, сэръ? выговорилъ я спокойно и, какъ мнѣ кажется, вѣжливымъ тономъ.
   Неожиданно мой слухъ поразили крики. Я не хотѣлъ отводить отъ него глазъ чтобъ онъ не кинулся на меня или не выбросился бы изъ лодки. Но я зналъ, откуда шли крики, потому что они были полны радости и облегченія несказанной тревоги. Это судно было -- королевскій корабль, и слуги его увидали своего господина. Но они все-таки не осмѣлились бы стрѣлять безъ его приказанія, рискуя убить его; поэтому я не опасался мушкетныхъ выстрѣловъ. Но намъ не слѣдовало приближаться настолько чтобъ отъ насъ могъ быть услышанъ голосъ и чтобы до насъ могъ хватить пистолетъ.
   -- Какъ угодно вамъ умереть? переспросилъ я. Онъ вопрошалъ меня глазами. Я прибавилъ: -- Клянусь живымъ Богомъ, я это сдѣлаю! И я улыбнулся ему.
   

XVII.
Участь моей посл
ѣдней гинеи.

   Столь высокое положеніе имѣетъ свойство внушать человѣку обращеніе невозмутимое въ благополучіи и обходительное въ бѣдѣ. Король можетъ быть развѣнчанъ, какъ случилось съ тѣмъ кого въ мои юные годы мы называли Царственнымъ Мученикомъ, но ему незачѣмъ слабѣть духомъ. Онъ вкусилъ то что люди считаютъ высшими благами и, найдя даже въ нихъ много горечи, съ улыбкой или равнодушный обращается съ привѣтомъ къ покой прихоти судьбы. Такимъ-то образомъ и происходитъ что хотя государи живутъ не лучшею жизнію чѣмъ обыкновенные люди, однако, они по большей части умираютъ болѣе благородною смертію, и мы запоминаемъ не то какъ они несли свое славное бремя, но то съ какимъ достоинствомъ они его сложили. Многое прощается тому кто умираетъ прилично; и на землѣ, какъ и на небѣ, есть отпущеніе для отлетающей души. Неужели мы отвергнемъ то что, какъ насъ учатъ, принимаетъ Богъ? Я самъ настолько нуждаюсь въ прощеніи что предпочитаю умозаключеніе болѣе мягкаго свойства.
   Итакъ король Людовикъ прозванный Великимъ, у котораго голова была занята не только тѣмъ планомъ, какой я задумалъ разстроить, а сердце (если сказать по правдѣ) было занято не одною Барбарой Квинтонъ, не былъ расположенъ умирать ни за то, ни за другое. Но если бы вы находились тамъ (чего Боже сохрани ради васъ же самихъ; мнѣ случалось проводить не мало ночей болѣе пріятнымъ образомъ), вы готовы были бы поклясться что жизнь или смерть лишена въ его глазахъ всякой цѣны и что единственное его помышленіе -- о судьбѣ назначенной ему Господомъ и о королевствѣ именовавшемъ его своимъ властелиномъ. Онъ былъ такъ высокомѣренъ и ясенъ когда убѣдился въ моей рѣшимости и увидалъ мой пистолетъ наведенный на его голову. Клянусь честію, побѣда была моею, но онъ отнялъ у меня торжество и своею покорностію какъ бы предписывалъ условія мнѣ, отъ произвола котораго зависѣла его участь. Все это, безъ сомнѣнія, простая уловка: они усваиваютъ ее съ дѣтства, подобно тому какъ ребенокъ нищаго (своими сравненіями я не хочу сказать, ничего дурнаго) выучивается хныкать или ребенокъ вора -- таскать изъ кармановъ. Но все-таки эта уловка красива. Мнѣ бы хотѣлось имѣть ее.
   -- Правда, произнесъ онъ съ улыбкой въ которой не было и слѣда принужденія,-- на этотъ разъ я выбралъ свое орудіе неудачно, хотя говорятъ будто я выбираю ихъ хорошо. Но, вѣдь, міромъ управляетъ Богъ.
   -- Черезъ представителей, сэръ, сказалъ я.
   -- А представители не всегда исполняютъ Его волю? Послушайте, мистеръ Дэль, вы занимаете этотъ постъ по сіе время и служите на немъ исправно. Носите вотъ это на память обо мнѣ,-- и перегнувшись онъ подалъ мнѣ кинжалъ съ богатою чеканною рукояткой, осыпанною драгоцѣнными каменьями.
   Я низко поклонился, все еще продолжая держать пальцемъ курокъ.
   -- Вѣдь я даю вамъ слово, хотя и не говорю этого словами, произнесъ онъ, а я, какъ бы получивъ выговоръ, спряталъ свое оружіе на мѣсто.-- Увы, какая грустная минута! воскликнулъ онъ.-- Мнѣ приходится сказать прости мисъ Барбарѣ. Впрочемъ (это онъ прибавилъ, обращаясь къ ней) жизнь длинна, сударыня, и скрываетъ въ себѣ не мало превратностей. Молю Бога чтобъ вы никогда не испытали нужды въ друзьяхъ, но если бы это случилось, другъ всегда найдется, пока Людовикъ останется королемъ Франціи. Обратитесь къ нему съ предъявленіемъ вотъ этого кольца и считайте его вашимъ покорнымъ слугою.
   Съ этими словами онъ снялъ съ кольца прекрасный бриліантъ и, опустясь на одно колѣно въ лодкѣ, очень осторожно взялъ ее за руку; надѣвъ перстень ей на палецъ, онъ поцѣловалъ у нея руку, слегка, по по-рыцарски вздохнулъ и всталъ, устремляя глаза на судно.
   -- Везите меня къ кораблю, приказалъ онъ мнѣ отрывисто, однако, безъ рѣзкости, и я державшій его жизнь въ своихъ рукахъ, послушно сѣлъ и налегъ на весла. Клянусь жизнію, мнѣ бы хотѣлось имѣть такой видъ: для человѣка онъ стоитъ цѣлаго состоянія!
   Мы вскорѣ подошли къ кораблю. Черезъ бортъ смотрѣло лицо Кольбера, изумленнаго моимъ похищеніемъ его короля, и лицо Томаса Ли, негодовавшаго на присвоеніе мною его лодки; возлѣ нихъ стояли двое-трое людей экипажа съ разинутыми отъ удивленія ртами. Король Людовикъ не выказалъ уваженія къ ихъ чувствамъ и остановилъ ихъ восклицанія однимъ движеніемъ руки. Онъ обратился ко мнѣ, говоря тихо и съ улыбкой:
   -- Вамъ придется самому свести счеты съ моимъ братомъ, сэръ. Схватка между нами была жаркая, и я не расположенъ къ великодушнымъ поступкамъ.
   Я не зналъ что отвѣтить ему, но пролепеталъ:
   -- Я ничего не прошу, кромѣ того чтобы ваше величество вспоминали обо мнѣ какъ о честномъ человѣкѣ.
   -- И о храбромъ джентльменѣ, прибавилъ онъ серіозно, слегка наклоняя голову.
   Потомъ онъ обратился къ Барбарѣ и снова взялъ ее за руку, низко кланяясь, со словами:
   -- Сударыня, въ душѣ я желалъ вамъ великихъ благъ, но положеніе мое принудило меня желать вамъ нѣкотораго зла. Прошу васъ помнить первое и позабыть второе.
   Онъ опять поцѣловалъ ея руку съ величавою граціей. То было красиво звучавшее извиненіе за вещь непростительную. Я восхищался, хотя и съ улыбкой.
   Но Барбара не улыбалась. Она посмотрѣла ему въ лицо, потомъ упала на колѣна въ лодкѣ, поймала его руку, дважды поцѣловала ее и попыталась заговорить. Онъ стоялъ и смотрѣлъ на нее сверху; потомъ онъ выговорилъ мягко: "Все-таки я простилъ вашего друга",-- и тихонько отнялъ у нея руку. Я всталъ, обнаживъ голову. Онъ обернулся ко мнѣ и сказалъ рѣзко:
   -- Это дѣло останется между вами и мной, сэръ.
   -- Повинуюсь приказанію въ которомъ не нуждался, сказалъ я.
   -- Прошу извиненія. Надѣньте шляпу. Я не дорожу внѣшними знаками почтенія когда они не добровольны. Прощайте!
   По его знаку Кольберъ протянулъ руку. Его не встрѣтили ни однимъ вопросомъ, ни единымъ словомъ, едва кое-какими признаками удивленія, кромѣ честнаго Ли, у котораго глаза выскакивали изо лба, а языкъ молчалъ только потому что былъ не въ силахъ говорить. Король легко вспрыгнулъ на палубу корабля.
   Я слышалъ какъ онъ сказалъ Ли: "Вамъ заплатятъ за лодку. Идемъ на всѣхъ парусахъ въ Кале".
   Никто не заговорилъ съ нимъ, никто не сталъ задавать ему вопросовъ. Онъ не видѣлъ надобности въ объясненіяхъ и не удостоилъ вразумить ихъ. Я дивился что страхъ или почтеніе къ какому бы то ни было человѣку можетъ такъ связать языки. Король отослалъ ихъ движеніемъ руки; одинъ Ли колебался, но Кольберъ схватилъ его за руку и потащилъ къ рулю. Направленіе было дано, и судно пустилось впередъ. Король стоялъ на кормѣ. Теперь онъ приподнялъ шляпу и низко поклонился мисъ Барбарѣ. Я оглянулся посмотрѣть какъ она приметъ это привѣтствіе, по лицо ея было опущено внизъ и закрыто руками. Я всталъ и приподнялъ шляпу, а потомъ сѣлъ на весла. Я видѣлъ застывшую вѣжливую улыбку короля Людовика, и теперь, когда наши дороги расходились въ разныя стороны, его дорога во Францію гдѣ онъ властвовалъ, моя -- въ Англію гдѣ я молилъ только о ниспосланіи укромнаго мѣстечка,-- мы послали другъ другу долгіе взгляды, какъ люди помѣрявшіеся силами, которые разстаются оба гордые собою и полные уваженія къ силѣ врага. Въ самомъ дѣлѣ, не шутка была выиграть дѣло у христіаннѣйшаго короля. Я съ прискорбіемъ слѣдилъ за его удаленіемъ: хотя я не могъ служить ему въ любовныхъ приключеніяхъ, я охотно сталъ бы сражаться за него въ его войнахъ.
   Теперь мы очутились одни на морѣ. Начинало свѣтать и небо прояснилось настолько что позади насъ смутно обозначались скалы. Я повернулъ лодку и направилъ носъ ея на нашъ берегъ. Барбара сидѣла на кормѣ, блѣдная и безмолвная, измученная ночными усиліями и тревогами. Великая опасность и великое избавленіе скорѣе побуждали ее къ молчанію чѣмъ къ выраженію благодарности; да и въ самомъ дѣлѣ, если она смотрѣла впередъ, ея радость отравлялась немалыми опасеніями. Де-Перанкуръ уѣхалъ, герцогъ Монмаутскій остался; до пріѣзда ея къ отцу я являлся единственнымъ защитникомъ, а между тѣмъ не смѣлъ показаться въ Дуврѣ. Но подобныя мысли годились для самого меня, а не для нея; пробуя развеселить ее, я наклонился впередъ и сказалъ:
   -- Мужайтесь, мисъ Барбара. И я прибавилъ:-- По крайней мѣрѣ насъ съ вами не обвѣнчаютъ въ Кале.
   Она слегка вздрогнула, немножко покраснѣла и отвѣтила серіозно:
   -- Мы должны воздать Небесамъ благодарность за великое избавленіе, Саймонъ.
   Это было справедливо, и именно сознаніе этой истины придало намъ мужества совершить попытку, диковиннымъ образомъ увѣнчавшуюся успѣхомъ. Велико было избавленіе отъ подобнаго брака предположеннаго согласно цѣлямъ короля Людовика. Но во мнѣ промелькнуло какое-то чувство и я выразилъ его словами:
   -- Но вѣдь мы могли бы спастись и послѣ женитьбы.
   Барбара ничего не отвѣтила; вѣдь я не могъ счесть отвѣтомъ слова: "Скалы становятся видны очень ясно".
   -- Но такой путь для насъ не годился бы, прибавилъ я съ усмѣшкой.-- Выйдя изъ этого приключенія, вы оказались бы связанною по рукамъ и ногамъ.
   -- Вы ѣдете въ Дувръ? спросила Барбара, по-видимому не обращая никакого вниманія на всѣ мои слова.
   -- Куда будетъ угодно Богу, отвѣтилъ я довольно угрюмо.-- Носъ лодки направленъ на сушу, и я буду грести прямо къ берегу. Суша надежнѣе моря.
   -- Но ни одно мѣсто не надежно вполнѣ.
   -- Ни одно, отвѣтилъ я. Потомъ, раскаявшись въ своей непривѣтливости, я прибавилъ:-- И ни одно не гибельно настолько чтобы вамъ приходилось бояться, мисъ Барбара.
   -- Я не боюсь, пока вы со мною, Саймонъ, сказала она.-- Вы не оставите меня, пока мы не найдемъ моего отца?
   -- Разумѣется, нѣтъ, сказалъ я.-- Вамъ угодно найти его?
   -- Какъ можно скорѣе, пролепетала она.-- Онъ въ Лондонѣ. Даже король не посмѣетъ тронуть меня, пока я съ нимъ.
   -- Итакъ въ Лондонъ! сказалъ я.-- Можете ли вы разсмотрѣть берегъ?
   -- Какъ разъ противъ насъ есть маленькая бухта гдѣ прерываются утесы; а подальше, съ лѣвой стороны, я вижу дуврскій замокъ.
   -- Мы направимся въ бухту, сказалъ я,-- а потомъ поищемъ способа попасть въ Лондонъ.
   Пока я еще говорилъ, меня внезапно поразила одна мысль. Я положилъ весла и сталъ искать кошелекъ. Барбара не смотрѣла на меня: ея задумчивый взглядъ былъ устремленъ въ ту сторону гдѣ на утесѣ высился замокъ. Я раскрылъ кошелекъ: въ немъ лежала единственная гинея; весь остальной мой наличный капиталъ лежалъ вмѣстѣ съ дорожными мѣшками на суднѣ французскаго короля; голова была у меня черезчуръ переполнена и я о нихъ не подумалъ. Ни одна изъ бездѣлицъ жизни такъ не противна мущинѣ, какъ признаніе въ отсутствіи денегъ для необходимыхъ издержекъ, и это признаніе тягостнѣе всего тогда когда дама ожидаетъ отъ него издержекъ для себя. Я, хваставшійся тѣмъ что разучился краснѣть, вспыхнулъ какъ пѣтушій гребень и готовъ былъ заплакать отъ досады. На гинею мы могли бы прокормиться дорогою въ Лондонъ довольствуясь простымъ столомъ; но Барбара не могла идти пѣшкомъ.
   Вѣроятно, она снова перевела глаза на мое угрюмое, понурое лицо, потому что мгновеніе спустя она воскликнула:
   -- Что случилось, Саймонъ?
   Можетъ-быть у нея были съ собою деньги? Ну, въ такомъ случаѣ мнѣ придется попросить у нея. Я протянулъ ей ладонь съ гинеей.
   -- Вотъ все мое достояніе, сказалъ я.-- Остальное у короля Людовика.
   Она слегка вскрикнула отъ огорченія.-- Я не думала о деньгахъ, воскликнула она.
   -- Мнѣ придется попросить у васъ.
   -- Ахъ, вѣдь у меня ничего нѣтъ, Саймонъ. Я отдала свой кошелекъ на сохраненіе горничной, такъ что и мои деньги тоже на суднѣ французскаго короля.
   Каково было униженіе! Наши прекрасные планы разстроивались за недостаткомъ такой низменной вещи какъ деньги; подобная судьба часто предстоитъ прекраснымъ планамъ, но навѣрно она никогда еще не оказывалась такою предательницей. А все-таки я почему-то радовался что у нея не было денегъ. На моей сторонѣ имѣлся перевѣсъ въ одну гинею; сумма была невелика, но при помощи ея я все-таки оставался для нея Провидѣніемъ; боюсь что въ своемъ тщеславіи мущина именно и любитъ играть эту роль въ глазахъ женщины; онъ пріосанивается и охорашивается гордясь ею. У меня была гинея, а у Барбары -- ничего. Я предпочиталъ такое положеніе; мнѣ было бы менѣе по вкусу если бъ у нея была ихъ сотня.
   Но она не находила себѣ такого хитроумнаго утѣшенія. Недостатокъ въ деньгахъ являлся новымъ ужасомъ, неиспытаннымъ, невѣдомымъ даже въ мысляхъ; она всю жизнь получала ихъ въ потребномъ количествѣ; отсутствіе ихъ никогда не разбивало ея желаній и не ограничивало ея намѣреній. Неимѣніе возможности заплатить за почтовыхъ лошадей представлялось ей такою же странностію какъ существованіе впроголодь за недостаткомъ хлѣба.
   -- Что же намъ дѣлать? вскричала она съ такимъ отчаяніемъ въ которое ее не могли повергнуть всѣ опасности ночи.
   При насъ было довольно богатствъ: кинжалъ Людовика торчалъ у меня за поясомъ, его кольцо было у нея на пальцѣ. Но какую цѣнность представляли они если некому было купить ихъ? Предложеніе такихъ товаровъ взамѣнъ экипажа показалось бы страннымъ и навлекло бы подозрѣнія. Я сомнѣвался, найду ли я даже въ Дуврѣ Еврея у котораго можно было бы заложить кинжалъ, да и идти въ Дувръ бѣлымъ днемъ я не рѣшался.
   Я взялся за весла и снова принялся грести. До берега оставалось всего миля или двѣ. Солнце свѣтило теперь яркимъ свѣтомъ; маленькая бухта какъ будто улыбалась мнѣ когда я повертывалъ голову; но всякія улыбки непродолжительны для человѣка у котораго всего одна гинея въ кошелькѣ.
   -- Что же намъ дѣлать? снова спросила Барбара.-- Нѣтъ ли человѣка къ которому вы могли бы сходить, Саймонъ?
   По-видимому никого не было. Бекингему я не смѣлъ довѣриться,-- его интересы были за-одно съ Монмаутомъ; Дарель называлъ себя моимъ другомъ, но онъ былъ слугою лорда Арлингтона, а такому человѣку какъ лордъ-секретарь довѣрять было нельзя. Посланный навелъ бы враговъ на мой слѣдъ и предметъ моей заботы попалъ бы въ опасность.
   -- Неужели никого нѣтъ, Саймонъ? умоляла она.
   Была одна личность которая оказала бы мнѣ помощь съ веселою готовностію и щедрою рукой если бъ имѣла къ тому средства въ наличности. Эта мысль меня осѣнила при словахъ Барбары. Если бы мнѣ удалось благополучно и тайно добраться до нѣкотораго дома въ нѣкоторомъ переулкѣ города Дувра, я могъ бы достать денегъ ради давнишняго знакомства и кое-чего еще большаго, нѣкогда бывшаго между ею и мною. Но согласится ли Барбара принять щедроты изъ этой руки? Я трусливъ съ женщинами; невѣдѣніе -- мать страха, а я, клянусь жизнію, не знаю какъ онѣ отнесутся къ тому или другому, презрительно ли, или со слезами, или со стыдомъ, или еще иначе, или же съ какимъ-нибудь удивительнымъ порывомъ мягкости и (если осмѣлюсь сказать) съ умственною податливостію которою немногіе изъ насъ, мущинъ, могутъ похвалиться и которой никто не платитъ дани уваженія. Но въ послѣднемъ изъ названныхъ настроеній Барбара не находилась, и я, взглянувъ на нее, не посмѣлъ сказать ей на кого въ Дуврѣ я возлагаю послѣднюю надежду. Я сталъ ломать себѣ голову какимъ бы образомъ мнѣ получить для нея помощь, а самую руку сохранить втайнѣ. Такой обманъ легъ бы на мою совѣсть легкимъ бременемъ.
   -- Я думаю, отвѣтилъ я ей,-- нѣтъ ли такого человѣка и какъ мнѣ къ нему попасть если онъ есть.
   -- Навѣрно найдется кто-нибудь готовый услужить вамъ, кому вы могли бы довѣриться? настаивала она.
   -- Готовы ли вы довѣриться всякому кому я довѣряю? спросилъ я.
   -- Право, готова.
   -- И вы примете услугу если я ее приму?
   -- Развѣ я такъ богата что могу выбирать? выговорила она жалобно.
   -- Вы даете мнѣ обѣщаніе?
   -- Да, отвѣтила она безо всякаго колебанія, мало того -- съ готовностію которая заставила меня устыдиться своего военнаго плана. Но, какъ сказала Барбара, нищіе лишены возможности дѣлать выборъ даже въ военныхъ планахъ; мнѣ предстояло въ случаѣ надобности поймать ее на словѣ.
   Мы пристали къ берегу, и киль нашей лодки заскрежеталъ по галькамъ. Мы высадились въ тѣни утесовъ на восточномъ концѣ бухты; кругомъ было безлюдіе, не считая домика стоявшаго поодаль отъ моря на половинѣ высоты утеса, на ровной площадкѣ высѣченной въ скалѣ. По-видимому, то была хижина рыбака; тамъ можно было бы достать позавтракать, для чего наша гинея оказалась бы весьма кстати. Въ утесахъ было углубленіе гдѣ я посовѣтовалъ Барбарѣ сѣсть и отдохнуть въ закрытомъ со всѣхъ сторонъ мѣстѣ, между тѣмъ какъ самъ отправился попытать счастія въ котеджѣ. Ей какъ будто не хотѣлось оставаться одной, но она повиновалась и стоя слѣдила за мною, пока я осторожно пробирался, стараясь какъ можно болѣе держаться въ тѣни. Мнѣ лучше было бы не рисковать попасться на глаза, но не очень-то пріятно идти на голодную смерть изъ-за безопасности.
   До хижины оставалась всего сотня ярдовъ, и я вскорѣ къ ней приблизился. Теперь было безъ малаго шесть часовъ, и я ожидалъ что застану ея обитателей на ногахъ и за дѣломъ. Я подумывалъ также о томъ, поѣхалъ ли Монмаутъ ожидать Барбару и меня у "Веселыхъ Моряковъ" въ Дилѣ. Увы, мы находились слишкомъ близко къ мѣсту свиданія! Или же онъ тѣмъ временемъ услыхалъ что птичка улетѣла изъ его западни и попалась въ клѣтку къ этому де-Перанкуру который такъ великодушно обошелся съ нимъ? Я не могъ бы сказать. Вотъ и хижина; но вдругъ я остановился въ изумленіи и изъ предосторожности. Ибо при мирномъ свѣтѣ утра, подъ ласковыми солнечными лучами поперекъ порога лежалъ человѣческій трупъ; его широко раскрытые глаза какъ бы смотрѣли на небо, но ничего не видѣли; коричневый камзолъ былъ покрытъ темными ржавыми пятнами на груди, гдѣ отверстіе въ матеріи указывало на мѣсто удара шпагой. Въ рукѣ онъ держалъ длинный ножъ, а лицо его было мнѣ знакомо. Я ежедневно видалъ его, вставая съ постели и ложась спать. То было тѣло Джоны Уола, моего слуги по плоти, а по духу -- раба Файніаса Тета, уроки котораго привели его къ такому концу.
   Это зрѣлище нагнало на меня мимолетный ужасъ, но побудило меня все время быть осторожнымъ. Два герцога, совершенно противъ ихъ желанія, были отправлены въ погоню за этимъ человѣкомъ. Отъ ихъ ли рукъ онъ лишился жизни и по ихъ ли винѣ лежалъ онъ, точно падаль? Возможно было что онъ искалъ убѣжища въ этой хижинѣ., но нашелъ въ ней не успокоеніе, смерть, и былъ выброшенъ изъ нея мертвымъ. Я пожалѣлъ его; хотя онъ былъ участникомъ въ заговорѣ чуть не повлекшемъ за собою мою собственную смерть, и хотя онъ не принялъ въ соображеніе мою честь, все-таки мнѣ было жаль его. Онъ находился при мнѣ; я жалѣлъ его такъ же какъ пожалѣлъ бы кошку которая жила у моего очага. Однако, теперь, послѣ своей смерти, онъ являлся для меня предостереженіемъ; то было нѣкоторымъ возмездіемъ мнѣ; я приподнялъ шляпу пробравшись мимо него и сталъ красться кругомъ къ боковой стѣнѣ дома. Въ ней находилось окно или, вѣрнѣе, оконное отверстіе, такъ какъ стекла не было; отъ земли до окна было футовъ шесть, и я скорчился подъ нимъ, потому что теперь услыхалъ голоса въ хижинѣ.
   -- Мнѣ жаль что этотъ негодяй сталъ драться, говорилъ одинъ голосъ.-- Но онъ кинулся на меня точно тигръ и мнѣ не легко было остановить его. Я былъ вынужденъ проткнуть его.
   -- А между тѣмъ при жизни онъ могъ бы мнѣ пригодиться, сказалъ другой.
   -- Ваша свѣтлость правы. Хотя мы ненавидимъ гадкія козни, эти люди держали въ своихъ рукахъ главныя нити всего дѣла.
   -- По меньшей мѣрѣ они не были папистами, сказалъ второй голосъ.
   -- Но король будетъ доволенъ.
   -- О, къ чорту короля, несмотря на его отношеніе ко мнѣ! Развѣ вы не слыхали? Вернувшись въ замокъ послѣ моихъ поисковъ по ту сторону города и желая повидать васъ или Бекингема... кстати, гдѣ онъ?
   -- Опять у себя въ постели, я поручусь, сэръ.
   -- Лѣнивая собака! Ну, такъ мнѣ сказали что она уѣхала съ Людовикомъ. Я поѣхалъ дальше чтобы сообщить вамъ, потому что, говорилъ я себѣ, теперь пускай король самъ травитъ своихъ заговорщиковъ. Но кто поѣхалъ съ ними?
   -- Ваша свѣтлость удивитесь, если я скажу что Саймонъ Дэль.
   -- Ахъ, негодяй! Именно онъ! Онъ славно провелъ меня. Онъ былъ на жалованіи у Людовика, и Людовику онъ понадобится! Я раскрою горло этому мерзавцу, если онъ мнѣ попадется.
   -- Прошу вашу свѣтлость позволить мнѣ первому посчитаться съ нимъ.
   -- Право, я премного вамъ обязанъ, милордъ Карфордъ, сказалъ я про себя подъ окномъ.
   -- Ѣхать въ Диль не къ чему! воскликнулъ Монмаутъ.-- О, мнѣ хотѣлось бы чтобъ этотъ молодецъ попался мнѣ здѣсь! Она уѣхала, Карфордъ; да проклянетъ ихъ Богъ, она уѣхала! Самая хорошенькая дѣвушка при дворѣ! Людовикъ захватилъ ее въ плѣнъ. Клянусь Небомъ, если бы я только былъ королемъ!..
   -- Небо само назначаетъ сроки, сэръ, сказалъ коварно Карфордъ.
   По герцогъ, страдавшій отъ обманутаго желанія, не хотѣлъ переходить на государственныя дѣла.
   -- Она уѣхала, воскликнулъ онъ снова.-- Честное слово, чтобы не потерять ея, я пожалуй женился бы на ней.
   Я содрогнулся отъ этихъ словъ. Она была недалеко отъ него; что, если бъ она находилась такъ же близко какъ я и слышала бы эти слова? Сердце мое сжалось, а рука невольно потянулась къ рукояткѣ шпаги.
   -- Ея происхожденіе слишкомъ скромно для вашей свѣтлости. Супруга вашей свѣтлости можетъ со временемъ стать... Карфордъ перебилъ самого себя усмѣшкой и прибавилъ:-- чѣмъ угодно будетъ Богу.
   -- Это возможно и для Анны Гайдъ, воскликнулъ герцогъ.-- Но я позабылъ. Вы сами намѣтили ее для себя.
   -- Я всегда покорный слуга вашей свѣтлости, мягко отвѣтилъ Карфордъ.
   Монмаутъ засмѣялся. Безъ сомнѣнія, Карфордъ получалъ свою плату, и я надѣюсь что она была велика, потому что онъ спокойно выслушалъ смѣхъ обзывавшій его тѣмъ чѣмъ король Людовикъ милостиво предполагалъ сдѣлать меня. Я радуюсь когда людей живущихъ грязными путями тыкаютъ носомъ въ грязь.
   -- А отецъ мой, произнесъ герцогъ, -- счастливъ. Она уѣхала, Керуайль остается; вѣдь онъ такъ влюбленъ что велѣлъ Нелли возвращаться въ Лондонъ сегодня же или, самое позднее, завтра чтобы добродѣтель французской леди не подвергалась оскорбленіямъ.
   Тутъ оба засмѣялись, Монмаутъ надъ своимъ отцомъ, Карфордъ -- надъ своимъ королемъ.
   -- Что это такое? вскричалъ герцогъ мгновеніе спустя.
   Его встревожило не что иное какъ чрезвычайно неосторожное восклицаніе вызванное у меня тѣмъ что я услышалъ; вѣроятно оно долетѣло до него глухо, но и этого было довольно. Я услыхалъ какъ стукнули ихъ шпаги и звякнули шпоры когда они вскочили на ноги. Я поспѣшно юркнулъ за хижину. Но на мое счастіе въ это мгновеніе послышались другіе шаги. Когда герцогъ съ Карфордомъ побѣжали къ двери, владѣлецъ хижины (какъ я рѣшилъ) подошелъ, а Карфордъ воскликнулъ:
   -- А, рыбакъ! Идемъ, сэръ, мы велимъ ему показать намъ ближайшую дорогу. Покормили вы лошадей, любезный?
   -- Онѣ накормлены, милордъ, и готовы, былъ отвѣтъ.
   Больше я не слыхалъ разговора, но только (къ своему облегченію) шумъ шаговъ, когда всѣ трое ушли вмѣстѣ. Я осторожно выбрался и слѣдилъ за ними, пока они направлялись къ вершинѣ утеса. Джона Уолъ все еще лежалъ на прежнемъ мѣстѣ, и когда удалявшееся общество скрылось изъ вида я безъ колебаній сталъ искать на трупѣ денегъ. Я пополнялъ его кошелекъ, но теперь онъ оказался еще болѣе тощимъ чѣмъ мой. Потомъ я вошелъ въ хижину, не за деньгами, но за пищей. Тутъ судьба была благосклоннѣе и вознаградила меня пирогомъ съѣденнымъ на-половину и кружкой эля. Тутъ же лежала гинея оставленная герцогомъ по его обычной щедрости. Дьяволъ проказникъ: увѣряю васъ что искушеніе испытанное мною здѣсь было однимъ изъ сильнѣйшихъ въ моей жизни! Со временемъ я могъ бы заплатить этому человѣку, а двѣ гинеи были бы полезнѣе сравнительно съ одной не вдвое, а гораздо больше. Но я все-таки оставилъ привлекательную золотую вещицу на мѣстѣ и унесъ только пирогъ съ элемъ; что касается кружки... не приходится прибѣгать къ тонкой щепетильности, а гинея Монмаута съ избыткомъ заплатила бы за все.
   Я поскорѣе направился обратно къ Барбарѣ со своею скудною добычей. Я обогнулъ выступъ скалы скрывавшій мѣсто гдѣ спряталась Барбара. Но тутъ я снова остановился въ изумленіи, спрашивая себя не собирается ли судьба опять подшутить надо мною. Углубленіе было пусто. Но мгновеніе спустя я успокоился; голосъ ея окликнулъ меня, и я увидалъ ее ярдахъ въ тридцати, внизу, на самомъ берегу. Я поставилъ пирогъ и кружку и обернулся посмотрѣть на нее. Тутъ я замѣтилъ чѣмъ она занимается: бѣлыя ножки виднѣлись въ мелкой водѣ, мелькая и скрываясь по мѣрѣ того какъ приливала и отливала вода.
   -- Лучше всего мнѣ заняться приготовленіемъ завтрака, сказалъ я поворачиваясь спиною. Но она опять позвала меня, сообщая что прохладная вода восхитительна. Тогда я сталъ смотрѣть и увидалъ что она въ духѣ и весела. Шляпу она держала теперь въ рукѣ, а волосы ея свободно развѣвались по вѣтру. Она совсѣмъ отдалась радости минуты. Я порадовался чувству котораго не могъ раздѣлять: упадокъ силъ послѣ ночнаго напряженія оставилъ въ моей душѣ печаль и тревогу. Я сѣлъ на землю и опустилъ лицо на руки, дожидаясь ея возвращенія. Вернувшись, она не захотѣла брать пищи которую я предлагалъ ей, но постояла съ минуту, глядя на меня, съ недоумѣніемъ, прежде чѣмъ сѣсть возлѣ меня.
   -- Вы печальны, произнесла она почти укоризненно.
   -- Можетъ ли быть иначе, мисъ Барбара? Спросилъ я.-- Мы находимся въ нѣкоторой опасности и, что еще хуже, мы почти безъ гроша.
   -- Но величайшей опасности мы избѣжали, напомнила она мнѣ.
   -- Это правда, покамѣстъ.
   -- Насъ... васъ не обвѣнчаютъ сегодня, засмѣялась она краснѣя и отворачиваясь, какъ будто росшій возлѣ нея пучокъ травы привлекъ ея вниманіе и по какой-то тайной причинѣ весьма его заслуживалъ.
   -- Съ помощію Божіей мы выбрались изъ этой западни, сказалъ я серіозно.
   Минуты двѣ она ничего не говорила, потомъ снова обратилась ко мнѣ съ вопросомъ:
   -- Если вашъ другъ дастъ денегъ, можемъ ли мы добраться до Лондона въ два дня?
   -- Къ сожалѣнію, отвѣтилъ я,-- это путешествіе займетъ скорѣе три дня, если только мы не поѣдемъ съ такою скоростію какъ ѣздятъ король или герцогъ Монмаутскій.
   -- Вамъ незачѣмъ всю дорогу ѣхать со мною. Снарядите меня благополучно въ путь и отправляйтесь туда куда васъ призываютъ ваши дѣла.
   -- За какую провинность мнѣ такое наказаніе? спросилъ я съ улыбкой.
   -- Нѣтъ, я говорю серіозно. Я не напрашиваюсь на ваши любезности. Я вижу что вамъ грустно. Вы были очень добры ко мнѣ, Саймонъ. Вы рисковали жизнію и свободой для моего спасенія.
   -- Я кто же могъ бы сдѣлать меньше? Кромѣ того, я далъ обѣщаніе милорду, вашему отцу.
   Она ничего не возразила, а я, желая предостеречь ее противъ всякихъ опасностей, разказалъ о происшедшемъ въ хижинѣ, опустивъ только громогласныя угрозы Монмаута на мой собственный счетъ. Наконецъ, движимый скорѣе какимъ-то побужденіемъ любопытства чѣмъ болѣе высокимъ чувствомъ, я повторилъ слова герцога что онъ, вмѣсто того чтобъ окончательно ея лишиться, предпочелъ бы жениться на ней и что милордъ Карфордъ оказался по-прежнему его покорнымъ слугою въ этомъ предположеніи какъ и во всякомъ другомъ. Она снова вспыхнула слушая меня и принялась дергать свой пучекъ травы.
   -- Право, закончилъ я,-- я вѣрю что его свѣтлость сказалъ сущую правду; я никогда не видалъ человѣка влюбленнаго сильнѣе его.
   -- А вамъ хорошо извѣстно что значитъ быть влюбленнымъ, не правда ли?
   -- Очень хорошо, отвѣтилъ я спокойно, хотя подумалъ что она могла избавить меня отъ этого укола.-- Итакъ весьма возможно что со временемъ мнѣ придется поцѣловать руку ея свѣтлости герцогини.
   -- Вы полагаете что я этого желаю? спросила она.
   -- Я полагаю что большинство леди желаютъ.
   -- А я не желаю. Она вскочила и топнула ногою о земь, восклицая снова: -- Саймонъ, я этого не желаю. Я не согласилась бы быть его женой. Вы улыбаетесь! Вы мнѣ не вѣрите?
   -- Никакое предложеніе не можетъ быть отвергнуто пока оно не сдѣлано, сказалъ я и, поклономъ попросивъ разрѣшенія, выпилъ глотокъ эля.
   Она смотрѣла на меня въ великомъ гнѣвѣ; щеки ея были залиты выступившимъ на-половину румянцемъ, а темные глаза сверкали.
   -- Я жалѣю что вы спасли меня, выговорила она внѣ себя.
   -- Вамъ хотѣлось бы проѣхаться въ Кале? спросилъ я лукаво.
   -- Сэръ, вы дерзки. Она бросила мнѣ укоръ, точно камень изъ пращи. По затѣмъ она повторила: -- Я не согласилась бы быть его женой.
   -- Ну, хорошо, вы не согласились бы, сказалъ я опуская на землю кружку и вставая.-- Какъ намъ провести день? Намъ не слѣдуетъ ходить въ Дувръ пока не стемнѣетъ.
   -- Я должна пробыть здѣсь съ вами цѣлый день? вскричала она въ видимомъ смущеніи.
   -- Вы должны пробыть здѣсь цѣлый день, но вамъ незачѣмъ быть со мною. Я спущусь на берегъ; въ случаѣ надобности я услышу вашъ зовъ, а вы можете отдохнуть здѣсь одна.
   -- Благодарю васъ, Саймонъ, отвѣтила она совсѣмъ неожиданно съ удивительною кротостью.
   Безъ дальнѣйшихъ разговоровъ я направился къ берегу и легъ на разогрѣтые солнцемъ камешки. Отъ сильной усталости, пробывъ безъ сна тридцать шесть часовъ, я вскорѣ закрылъ глаза держа пистолетъ на-готовѣ возлѣ себя. Я спалъ спокойно и безъ сновъ; солнце высоко стояло на небѣ когда я проснулся, зѣвая и потягиваясь. Открывая глаза, я услыхалъ легкій шорохъ, какъ будто кто-то двигался; рука моя рванулась къ рукояткѣ пистолета. Но оглянувшись, я увидалъ только Барбару. Она сидѣла сзади меня, поодаль и смотрѣла на море. Чувствуя мой взглядъ, она оглянулась.
   -- Мнѣ стало страшно когда я осталась одна, произнесла она робкимъ голосомъ.
   -- Увы, я храпѣлъ когда мнѣ слѣдовало стоять на часахъ! воскликнулъ я.
   -- Вы не храпѣли, вскричала она.-- Я... я хочу сказать, вы не храпѣли за послѣднія нѣсколько минутъ. Я только-что подошла къ вамъ. Мнѣ кажется, я наговорила вамъ непріятностей.
   -- Я даже и не думалъ объ этомъ, поспѣшилъ я ее увѣрить.
   -- Вы были равнодушны къ моимъ словамъ? вскричала она.
   Я поднялся на ноги и съ насмѣшливою церемонностью отвѣсилъ ей поклонъ. Мой отдыхъ исправилъ мнѣ расположеніе духа и я былъ не прочь пошутить.
   -- Нѣтъ, сударыня, сказалъ я,-- вамъ извѣстно что я вашъ преданный слуга и что все чѣмъ я обладаю на свѣтѣ въ вашемъ распоряженіи.
   Она покосилась на меня, потомъ стала опять смотрѣть на море.
   -- Клянусь Небомъ, это правда! воскликнулъ я.-- Все что у меня есть -- ваше. Посмотрите!
   Я вынулъ свою драгоцѣнную гинею и, ставъ на колѣна съ обнаженною головой, подалъ ее мисъ Барбарѣ.
   Она опустила на нее глаза и съ минуту просидѣла глядя на нее.
   -- Это все мое достояніе, но оно принадлежитъ вамъ, произнесъ я самымъ смиреннымъ тономъ.
   -- Мнѣ?
   -- Отъ чистаго сердца.
   Она очень осторожно взяла гинею съ моей ладони большимъ и указательнымъ пальцами и прежде чѣмъ я сообразилъ что она дѣлаетъ или могъ сдѣлать движеніе чтобы помѣшать ей, если бы хотѣлъ, она закинула руку за голову и изо всѣхъ силъ бросила гинею въ сверкающія волны.
   -- Помоги намъ Небо! воскликнулъ я.
   -- Она была моя. Вотъ какъ я заблагоразсудила поступить съ нею, сказала Барбара.
   

ГЛАВА XVIII.
Пренел
ѣпыя выходки.

   -- Дѣйствительно, сударыня, произнесъ я,-- таково свойство вашего пола. Какъ только женщина убѣдится что вещь принадлежитъ ей всецѣло, она выброситъ ее вонъ.
   Съ этою выдержкой изъ любовной науки и юношеской философіи я повернулся спиною къ своей спутницѣ, направился туда гдѣ развалившійся пирогъ лежалъ возлѣ пустой кружки и сѣлъ на землю въ страшномъ раздраженіи. Барбара не сводила глазъ съ того мѣста гдѣ гинею поглотили волны и не обратила вниманія ни на мое замѣчаніе, ни на мой уходъ.
   Допустимъ что моя шутка была неумѣстна, что Барбара была утомлена и изнурена свыше силъ, допустимъ все что угодно въ извиненіе,-- я со всѣмъ согласенъ. Но все-таки не было причины бросать мою послѣднюю гинею въ море. Порывъ досады не вредитъ и можетъ быть къ лицу красавицѣ, подобно тому какъ лѣтняя молнія украшаетъ небо, но бѣшенство пристало мегерамъ, а только въ бѣшенствѣ можно было бросить мою послѣднюю гинею въ волны. Обида, если она и имѣлась на-лицо, была слишкомъ ничтожна для такой чудовищной выходки. Ну, что же, если ей хотѣлось поссориться, я былъ готовъ; къ такимъ штукамъ я не могъ относиться терпѣливо: онѣ докучаютъ человѣку со здравымъ смысломъ; прибѣгая къ нимъ женщины приносятъ себѣ мало выгоды. Кромѣ того, я оказалъ ей кой-какія услуги. Я скорѣе умеръ бы чѣмъ напомнилъ ей о нихъ, но съ ея стороны было бы милѣе держать ихъ въ памяти.
   Насталъ день, дошелъ до половины и сталъ склоняться къ концу, пока я лежалъ спиною къ морю, лицомъ къ утесамъ, думая то о всемъ происшедшемъ, то о предстоявшемъ мнѣ теперь; нашлась минута невольной жалости къ убогому бѣдняку который лежалъ мертвымъ тамъ, у двери хижины, но мысли все время съ досадой возвращались къ моей потерянной гинеѣ и къ прискорбному отсутствію вниманія у Барбары. Если она во мнѣ нуждалась, я былъ готовъ, но Боже сохрани, чтобъ я пошелъ на встрѣчу новымъ щелчкамъ отправясь къ ней! Я исполню свой долгъ по отношенію къ ней и соблюду обязательство. На большее она теперь не могла разчитывать; мало того, большее никакимъ образомъ не могло быть желательно; я угожу ей лучше всего если стану держаться подальше. Хорошо что такъ: въ этомъ ея образъ мыслей согласовался съ моимъ. Черезъ два часа мы могли теперь отправиться въ Дувръ.
   -- Саймонъ, я голодна.
   Голосъ раздался за моимъ плечомъ, въ ярдѣ или двухъ, чрезвычайно кротко и жалобно, краснорѣчиво говоря о такомъ сильномъ изнуреніи и слабости что если бъ она ихъ дѣйствительно испытывала, она должна была упасть возлѣ меня, а не стоять твердо на ногахъ. Для такихъ военныхъ хитростей я хотѣлъ оставаться недоступнымъ. Не обращая вниманія, я лежалъ какъ колода.
   -- Саймонъ, мнѣ тоже очень хочется пить.
   Я медленно поднялся и, вставъ на ноги, поклонился.
   -- Остался кусокъ пирога, сказалъ я,-- но кружка пуста. Я не смотрѣлъ ей въ лицо и зналъ что она не смотритъ на меня.
   -- Я не могу ѣсть безъ питья, пролепетала она.
   -- Мнѣ не на что купить питья, да его и негдѣ купить.
   -- Но вода, Саймонъ? Ахъ, впрочемъ я не должна васъ утруждать.
   -- Я пойду въ хижину и поищу.
   -- Но это опасно.
   -- Васъ никто не тронетъ.
   -- А васъ?
   -- Право, мнѣ самому хочется пить. Я пошелъ бы за водою во всякомъ случаѣ.
   Настало молчаніе; потомъ Барбара сказала:
   -- Мнѣ не нужно. Моя жажда прошла.
   -- Не возьмете ли вы пирогъ?
   -- Нѣтъ, у меня голодъ тоже прошелъ.
   Я снова поклонился. Мы простояли съ минуту молча.
   -- Я немножко пройдусь, сказала Барбара.
   -- Какъ вамъ будетъ угодно, произнесъ я.-- Но пожалуйста не уходите далеко,-- это можетъ оказаться опаснымъ.
   Она повернулась и снова направилась къ прибрежной полосѣ. Какъ только она ушла, я вскочилъ, схватилъ кружку и побѣжалъ стремглавъ въ коттеджъ. Джона Уолъ все еще лежалъ поперегъ дороги, нигдѣ не было видно ни души; я бросился внутрь и сталъ искать глазами воды; на столѣ стоялъ жбанъ, и я поспѣшно наполнилъ кружку. Потомъ съ улыбкою торжества я поспѣшилъ обратно тою же дорогой. Она не будетъ имѣть причины пожаловаться на меня. Я потерпѣлъ обиду и намѣревался проглотить ее, сохранить вполнѣ достоинство со своей стороны въ этой размолвкѣ. Этимъ побужденіемъ весьма часто объясняется видимое терпѣніе обиженныхъ. Ни за что на свѣтѣ я не хотѣлъ дать ей право разсердиться, потому-то я и принесъ ей воды; мало того -- несмотря пато что она притворно отъ нея отказывалась. Вотъ вода готова, пускай она пьетъ ее если ей угодно, или пускай не трогаетъ если ей вздумается; я поставилъ кружку рядомъ съ пирогомъ. Ей нельзя будетъ сказать будто я отказался принести ей то о чемъ она просила, хотя она и бросила, по собственнымъ соображеніямъ, мою гинею въ море. Она скоро придетъ, тогда-то настанетъ моя очередь. Но я обойдусь съ нею снисходительно; джентльмену не прилично выказывать свое торжество; молчаніемъ я дамъ ей урокъ.
   Но гдѣ же она? Сказать по правдѣ, я горѣлъ нетерпѣніемъ въ ожиданіи начала представленія, и предвкушеніе притуплялось задержкою. Я посмотрѣлъ внизъ -- на берегъ, но не увидалъ ея. Я всталъ и пошелъ впередъ, пока прибрежная полоса не развернулась передо мною. Куда же дѣлась Барбара?
   Вдругъ мною овладѣлъ страхъ. Не нашло ли на эту дѣвушку какое-нибудь безуміе, не убѣжала ли она отъ меня по какой-нибудь безотчетной прихоти? Она не могла сдѣлать такой глупости. Но гдѣ же она?. Одновременно съ вопросомъ у меня вырвался крикъ удивленія. Тамъ, впереди меня, не на берегу, но на морѣ, находилась Барбара. Лодка была въ двѣнадцати или пятнадцати ярдахъ отъ берега. Лицо Барбары было обращено ко мнѣ, и она гребла къ морю. Позабывъ о пирогѣ и кружкѣ я бросился внизъ. Что это за новое безуміе? Показываясь въ лодкѣ она рисковала быть захваченною. И зачѣмъ она гребла къ морю? Я мгновенно очутился у самой воды. Я закричалъ ей -- она не обратила вниманія; лодка была тяжела, но усиленно налегая на весла Барбара все-таки двигала ее. Я позвалъ вторично -- и опять тщетно. Такого ли торжества я ожидалъ? Я увидалъ на лицѣ ея улыбку. Значитъ, не я, а она сама затѣвала игру. Я не хотѣлъ оставаться на мѣстѣ, видя по ея глазамъ и улыбкѣ что она считаетъ меня одураченнымъ.
   -- Вернитесь! закричалъ я.
   Лодка все шла. Я стоялъ въ водѣ по-колѣно. "Вернитесь", кричалъ я. Я услыхалъ съ лодки смѣхъ, звонкій и возбужденный, но лодка все двигалась. Я съ ругательствомъ сдернулъ съ себя шпагу, бросилъ ее назадъ, на берегъ и кинулся въ воду. Скоро я погрузился по самую шею и поплылъ. Лодка шла прямо въ море, не быстро, но безостановочно. Угрюмо злобствуя, я плылъ изо всѣхъ силъ. Я не могъ догнать ея. Теперь она перестала даже смотрѣть туда гдѣ моя голова прыгала по волнамъ; лицо ея было поднято къ небу. Ужь не собиралась ли она въ самомъ дѣлѣ меня покинуть? Я позвалъ еще разъ. На этотъ разъ она отвѣтила:
   -- Вернитесь, сказала она.-- Я уѣзжаю одна.
   -- Клянусь Небомъ, вы не уѣдете, пробормоталъ я, вбирая въ себя воздухъ и принялся грести сильнѣе.
   Плохо имѣть дѣло съ женщинами! Неужели она бѣжитъ отъ меня и рискуетъ всѣмъ, потому что я не сталъ улыбаться, ухмыляться и не бросился за тѣмъ что ей понадобилось, какъ ученая обезьяна? Ну, что же, я ее поймаю и верну.
   Но именно поймать ея я и не могъ. Плохой гребецъ можетъ обогнать хорошаго пловца, она же, кромѣ того, поплыла раньше меня. Она все гребла и гребла къ морю, а я надсаживался сзади. Если ея настроеніе продлится (а уязвленной гордости хватаетъ надолго въ надменныхъ леди которыя болѣе привычны наносить удары чѣмъ подвергаться имъ сами), мой выборъ очевиденъ. Мнѣ придется утонуть здѣсь какъ крысѣ или вернуться назадъ какъ побитому щенку. Увы, вотъ оно, мое торжество! Если мысль о немъ была грѣховна, теперь я получилъ воздаяніе. А Барбара все гребла... Она дѣйствительно собиралась бросить меня наказывая себя если могла этимъ уколоть меня. Какой мущина проявилъ бы подобное безуміе... или такую неприступную гордость?
   Но понесъ ли я пораженіе? Я не люблю оставаться побѣжденнымъ, особенно когда преимущества казались на моей сторонѣ. Въ моемъ распоряженіи былъ еще одинъ козырь; захлебываясь, я въ промежуткахъ между вздохами злорадно улыбался когда онъ пришелъ мнѣ въ голову. Я оглянулся черезъ плечо: до берега было безъ малаго съ полмили. Женщины жалостливы: за гордостію по пятамъ слѣдуютъ угрызенія. Я посмотрѣлъ на лодку: разстояніе отдѣлявшее меня отъ нея не сократилось ни на дюймъ, а носъ ея былъ направленъ прямо на французскій берегъ. Я возвысилъ голосъ крича:
   -- Остановитесь, остановитесь!
   Отвѣта не было. Лодка все шла впередъ. Стройная фигура наклонялась и выпрямлялась, лопасти двигались въ водѣ. Ну, въ такомъ случаѣ надо пустить въ ходъ козырь, уловку хитраго игрока, но единственное оставшееся мнѣ средство.
   -- Помогите, помогите, закричалъ я, опустилъ ноги, сложилъ руки надъ головою, вздохнулъ полною грудью и опустился внизъ, какъ камень, глубоко подъ воду, такъ чтобы совсѣмъ скрыться изъ вида. Здѣсь я продержался сколько могъ; потомъ, проплывъ нѣсколько ярдовъ подъ поверхностью, поднялся и снова высунулъ голову, жадно дыша и сдвигая съ глазъ налипшіе волосы. Я едва могъ подавить крикъ. Носъ лодки былъ теперь повернутъ, и Барбара съ неистовою поспѣшностію гребла къ тому мѣсту гдѣ я пошелъ ко дну, обернувъ голову черезъ плечо и не сводя глазъ съ этого мѣста. Она проѣхала мимо меня, но не видала меня. Она достигла мѣста и бросила весла.
   -- Помогите! помогите! закричалъ я во второй разъ и продержался столько времени чтобъ она успѣла замѣтить мою голову прежде чѣмъ я нырну. Но на этотъ разъ я пробылъ подъ водою меньше. Снова вынырнувъ, я сталъ искать ее глазами. Она проѣхала почти надо мною; она едва переводила духъ, рыдала, а весла только задѣвали воду. Я проплылъ пять взмаховъ и схватился за бортъ лодки. Она громко вскрикнула. Весла выпали у нея изъ рукъ. Лодка была широка и устойчива. Я перекинулъ ногу черезъ бортъ и влѣзъ въ нее, тяжело дыша. Я въ самомъ дѣлѣ задыхался. Барбара воскликнула: "Вы спасены!" и закрыла лицо руками.
   Безъ сомнѣнія, оба мы сошли съ ума -- она, рыдавшая тамъ, на поперечной скамьѣ, и я, захлебывавшійся и промокшій, сидѣвшій на носу. Но дайте мнѣ теперь хоть искру такого сладостнаго безумія когда вся юная натура была напряжена на восхитительную борьбу и кровь кипѣла въ жилахъ, полная жизни! Наша лодка неподвижно лежала на морѣ и заходящее солнце освѣщало рыжеватыя пряди волосъ Барбары пробивавшіяся въ ея темныхъ кудряхъ. Долженъ сознаться что мое собственное состояніе было менѣе привлекательно для глазъ.
   Я придалъ голосу холодную твердость выжимая изъ платья воду.
   -- Все это преглупо, мисъ Барбара, сказалъ я.
   Я хотѣлъ вызвать новый взрывъ бѣшенства, по встрѣтилъ совсѣмъ не то чего ожидалъ. Руки ея были простерты ко мнѣ, а лицо, блѣдное и залитое слезами, глядѣло на меня съ мольбою.
   -- Саймонъ, Самойнъ, вы тонули. Изъ-за моей... моей глупости! О, простите ли вы меня когда-нибудь? Если... если бы съ вами что-нибудь случилось, я не осталась бы въ живыхъ
   -- А между тѣмъ вы отъ меня бѣжали.
   -- Мнѣ и въ голову не приходило что вы послѣдуете за мною. Право, я не думала что вы рискнете жизнію.
   Потомъ взглядъ ея какъ будто упалъ на мое платье съ котораго струилась вода. Она мгновенно схватила лежавшій возлѣ нея плащъ и протянула его мнѣ, восклицая:
   -- Завернитесь въ него.
   -- Нѣтъ, оставьте плащъ себѣ, сказалъ я:-- я отлично согрѣюсь если буду грести. Пожалуйста, сударыня, скажите мнѣ что означала ваша выходка.
   -- Ничего, ничего. Я... о, простите меня, Саймонъ. Ахъ, какъ я ужаснулась когда оглянулась на воду, а васъ не было видно! Я дала обѣтъ Богу что если вы будете спасены...
   Она вдругъ остановилась.
   -- Моя смерть стала бы тяготить вашу совѣсть? спросилъ я.
   -- До моей собственной, сказала она.
   -- Въ такомъ случаѣ, сказалъ я, -- я, право, очень радъ что не утонулъ.
   -- Довольно и того что вы были въ опасности, пролепетала она съ сокрушеніемъ.
   -- Молю Небеса, сказалъ я весело,-- чтобы мнѣ никогда не попадать въ опасность сильнѣе этой. Послушайте, мисъ Барбара, шутка за шутку, проказа за проказу, притворство за притворство. Мнѣ кажется что ваше намѣреніе бросить меня было приблизительно такъ же серіозно какъ и эта опасность утопленія отъ которой я избавился.
   Руки ея, все еще меня умолявшія, вдругъ опустились. Выраженіе удивленія разлилось по ея лицу.
   -- Я право хотѣла оставить васъ, сказала она.
   -- А почему, сударыня?
   -- Потому что я была вамъ въ тягость.
   -- Но вы соглашались принимать отъ меня помощь.
   -- Пока мнѣ казалось что вы оказываете ее охотно. Но я разсердила васъ изъ-за этой...
   -- Да, изъ-за этой гинеи. Вѣдь она была послѣдняя.
   -- Да, изъ-за гинеи. Хотя это было глупо, я все-таки не могла сносить вашего...
   Она опять замолчала въ нерѣшительности.
   -- Пожалуйста, договаривайте, сказалъ я.
   -- Я не хотѣла оставаться тамъ, гдѣ мое общество было скорѣе терпимо чѣмъ цѣнимо, выговорила она.
   -- Значитъ, вы хотѣли попытать счастія одна?
   -- Все лучше чѣмъ имѣть вынужденнаго защитника, сказала она.
   -- Видите какъ вы несправедливы! воскликнулъ я.-- Чтобы не потерять васъ, я ни передъ чѣмъ не остановился, не побоялся даже утонуть!
   И я засмѣялся.
   Она не сводила глазъ съ моего лица, но не говорила. Должно-быть она боялась задать мнѣ вопросъ мелькавшій въ ея темныхъ глазахъ. По наконецъ она пролепетала:
   -- Почему вы говорите объ уловкахъ? Саймонъ, чему вы смѣетесь?
   -- Ну, разъ вы притворились будто покидаете меня... право, я не могу повѣрить что это не было притворно.
   -- Я клянусь что тутъ притворства не было!
   -- А я ручаюсь что было. Я и постарался помѣшать вамъ тоже уловкой.
   -- Уловкой?
   -- Разумѣется. Неужели я утону, проплывъ полмили по спокойной водѣ?
   И я опять засмѣялся.
   Она наклонилась впередъ и заговорила взволнованнымъ голосомъ, но повелительно.
   -- Скажите мнѣ правду. Были ли вы въ самомъ дѣлѣ въ опасности и бѣдѣ?
   -- Ничуть, выговорилъ я спокойно.-- Но вы не хотѣли подождать меня.
   Она помедлила задавать слѣдующій вопросъ.
   -- Значитъ, это была уловка?
   -- И увѣнчалась полнымъ успѣхомъ, сказалъ я.
   -- Все это была уловка?
   -- Все рѣшительно, отвѣтилъ я.
   Лицо ея пріобрѣло каменную неподвижность и, если возможно, стало еще блѣднѣе прежняго. Я ожидалъ что она заговоритъ, но она ничего не сказала. Она взяла назадъ плащъ который предлагала мнѣ и, закутавъ имъ плечи, удалилась на корму. Я занялъ ея мѣсто и взялся за весла.
   -- Что вамъ теперь угодно, сударыня? спросилъ я.
   -- Что хотите, сказала она отрывисто.
   Я посмотрѣлъ на нее; она встрѣтила мои глаза жесткимъ взглядомъ. Я ожидалъ презрѣнія, а нашелъ горечь и обиду. Читая себѣ обвиненіе въ этомъ зрѣлищѣ, я прибѣгнулъ къ холодной говорливости.
   -- Выборъ невеликъ, сказалъ я.-- Вотъ берегъ, но намъ онъ не пришелся по вкусу. Кале въ той сторонѣ, но туда намъ, разумѣется, ѣздить не нужно. Значитъ въ Дувръ? Вечерѣетъ и, если мы поѣдемъ потихоньку, стемнѣетъ прежде чѣмъ мы доберемся до города.
   -- Куда хотите. Мнѣ все равно, сказала Барбара и закутала плащомъ лицо такъ что мнѣ были видны почти одни глаза и брови
   Наконецъ-то настало мое торжество во всей сладости, свойственной удовольствіямъ такого рода; источникомъ ихъ служитъ злорадство, и они отзываются его горечью. Если бы я послушался своего сердца, я попросилъ бы у нея прощенія. Чувство обиды побудило ее: въ моей мести не было справедливости. Но я все-таки не хотѣлъ унижаться, будучи теперь въ свою очередь обиженъ и потому упрямъ. Медленными взмахами я направлялъ лодку къ городу Дувру.
   Я гребъ съ полчаса; сумерки сгустились, и я увидалъ дуврскіе огни. Настроеніе мое смягчилось. Я отдохнулъ съ минуту, потомъ, наклонившись впередъ, сказалъ Барбарѣ:
   -- Все-таки я долженъ поблагодарить васъ. Если бы я погибалъ, вы спасли бы меня.
   Отвѣта не было.
   -- Я замѣтилъ что вы были взволнованы моею воображаемою опасностью, упорствовалъ я.
   Тутъ она заговорила отчетливо, спокойно и холодно:
   -- Я не дала бы и собакѣ утонуть на моихъ глазахъ, сказала она.-- Это тяжелое зрѣлище.
   Я отвѣсилъ поклонъ, какой могъ сдѣлать сидя на мѣстѣ, и снова взялся за весла. Я сдѣлалъ первый шагъ; если она его такъ встрѣчаетъ, больше съ моей стороны ничего не послѣдуетъ. Я медленно продолжалъ грести, потомъ нѣкоторое время держалъ лодку на мѣстѣ, дожидаясь темноты. Настала ночь, опять туманная и холодная. Я озябъ дожидаясь (одежда моя высохла только на-половину) и охотно поколотилъ бы самъ себя руками. Но это имѣло бы видъ будто я прошу жалости у статуи которая сидѣла тутъ же, закутавшись въ плащъ, съ закрытыми глазами и блѣднымъ неподвижнымъ лицомъ. Вдругъ она заговорила:
   -- Вы озябли, сэръ?
   -- Озябъ? Мнѣ немножко жарко послѣ гребли, сударыня, отвѣтилъ я.-- Но пожалуйста завернитесь въ плащъ поплотнѣе.
   -- Мнѣ отлично, благодарю васъ, сэръ.
   Но я дѣйствительно прозябъ и порядкомъ. Кромѣ того, я чувствовалъ голодъ и упадокъ силъ. Не была ли Барбара голодна? Я не смѣлъ спросить ее чтобъ она не нашла въ моемъ вопросѣ новой насмѣшки.
   Когда я рѣшился причалить недалеко отъ Дувра, уже совсѣмъ стемнѣло, такъ какъ было около десяти часовъ. Я подалъ Барбарѣ руку чтобы помочь ей сойти на берегъ, но она прошла не обративъ на нее вниманія. Оставивъ лодку на произволъ судьбы, мы пошли къ городу.
   -- Куда вы меня ведете? спросила Барбара.
   -- Къ единственному человѣку который можетъ помочь намъ, отвѣтилъ я.-- Закройте себѣ лицо и лучше намъ не разговаривать громко.
   -- Я вовсе не расположена къ разговорамъ, сказала Барбара.
   Я не хотѣлъ говорить ей куда она идетъ. Если бы мы были друзьями, то понадобилось бы все мое краснорѣчіе чтобъ отвести ее туда; при теперешнемъ же положеніи дѣлъ я зналъ что она скорѣе согласится переночевать на улицѣ чѣмъ идти туда. Но если залучу ее въ домъ, я сумѣю удержать ее. Однако, дойдетъ ли она до дома? Она шла съ большимъ трудомъ, нетвердо ступая и спотыкаясь о каждый расшатанный камень. Одинъ разъ я протянулъ было руку удержать ее, но она такъ отстранилась какъ будто я хотѣлъ ее ударить.
   Наконецъ мы дошли до узкаго переулка; сдѣлавъ знакъ Барбарѣ, я свернулъ въ него. Домъ былъ передо мною; все было спокойно, насъ не замѣтили. Да и кто бы сталъ искать насъ? Мы находились въ Кале съ королемъ Людовикомъ, въ Кале, гдѣ должна была состояться наша свадьба!
   При взглядѣ на домъ я замѣтилъ что въ верхнихъ окнахъ темно: тамъ помѣщалась квартира Файніаса Тэта, но король нашелъ ему другую. Внизу же былъ свѣтъ.
   -- Не угодно ли вамъ подождать минуту, пока я пройду впередъ и разбужу моего друга? Тогда я увижу, все ли обстоитъ благополучно.
   -- Я подожду здѣсь, отвѣтила Барбара и прислонилась къ стѣнѣ прохода напротивъ дома.
   Въ величайшемъ смятеніи я пошелъ впередъ и постучалъ рукою въ дверь. Другаго исхода не было, а между тѣмъ я не зналъ какъ отнесутся къ моему поступку онѣ обѣ: леди въ домѣ и леди на улицѣ, та къ которой я прибѣгалъ за помощью, или та для кого я этой помощи искалъ.
   Войти было легко; лакей и горничная находились тутъ же, и въ домѣ, казалось, всѣ были на ногахъ. Моя просьба повидать ихъ госпожу не вызвала удивленія; дѣвушка отворила дверь въ комнату. Комната была мнѣ знакома, и я назвалъ себя. Отвѣтомъ было радостное восклицаніе, и мгновеніе спустя сама Нелли очутилась передо мною.
   -- Изъ замка или изъ Кале, изъ Диля или отъ чорта? воскликнула она.
   Право, она обладала способностію высказывать все ей извѣстное въ одной фразѣ.
   -- Ну, съ полдороги между Дилемъ и чортомъ, сказалъ я.-- Вѣдь я оставилъ Монмаута съ одной стороны, де-Перанкура съ другой, а самъ благополучно проскочилъ по-срединѣ.
   -- Ловко, Саймонъ! Но зачѣмъ вы опять въ Дуврѣ?
   -- Затѣмъ что мнѣ нуженъ другъ, мисъ. Туда ли я попалъ?
   -- Я всѣмъ сердцемъ другъ вамъ, Саймонъ. Что вамъ нужно?
   -- Средства уѣхать въ Лондонъ.
   -- Какъ благосклонно Небо! Я сама ѣду туда черезъ нѣсколько часовъ. Вы таращите глаза? Дѣйствительно, это того стоитъ. Но король приказываетъ. Какимъ образомъ избавились вы отъ Людовика?
   Я вкратцѣ разказалъ ей. Казалось, она едва слушала, но смотрѣла на меня съ очевиднымъ любопытствомъ и, думается мнѣ, съ нѣкоторымъ удовольствіемъ.
   -- Храбрый поступокъ! воскликнула она.-- Послушайте, я отвезу васъ въ Лондонъ. Никто васъ не тронетъ пока вы будете прикрыты подоломъ моей юбки. Мы вспомнимъ старое время, Саймонъ.
   -- У меня нѣтъ денегъ, сказалъ я.
   -- Но за то у меня цѣлая пропасть. Чѣмъ меньше король ѣздитъ, тѣмъ больше онъ присылаетъ. Въ своихъ извиненіяхъ онъ держитъ себя джентльменомъ.
   Въ ея вздохѣ слышалось скорѣе удовольствіе чѣмъ огорченіе.
   -- Значитъ, вы возьмете меня съ собою?
   -- На край свѣта, Саймонъ, а если вы этого испросите, то по меньшей мѣрѣ въ Лондонъ.
   -- Я не одинъ, сказалъ я.
   Она съ минуту посмотрѣла на меня. Потомъ она засмѣялась.
   -- Кто же съ вами? спросила она.
   -- Та леди, сказалъ я.
   Она все смѣялась, но мнѣ показалось что не совсѣмъ искренно.
   -- Я рада, сказала она, -- что хоть одинъ человѣкъ въ Англіи считаетъ меня доброю христіанкой. Честное слово, вы считаете, Саймонъ, или вы ни за что не стали бы просить меня помогать вашей любви.
   -- Тутъ любовь не при чемъ, воскликнулъ я.-- Мы на ножахъ.
   -- Въ такомъ случаѣ тутъ навѣрно замѣшана любовь, выговорила мисъ Нелли, кивая хорошенькою головкой съ ужасно проницательнымъ видомъ.-- Знаетъ ли она къ кому вы ее привели?
   -- Нѣтъ еще, отвѣтилъ я съ нѣсколько смущенною улыбкой.
   -- Какъ она къ этому отнесется?
   -- Ей больше неоткуда ждать помощи, сказалъ я.
   -- О, Саймонъ, какой у васъ льстивый языкъ!
   Она помолчала, какъ бы призадумавшись. Потомъ она лукаво посмотрѣла на меня.
   -- Вы съ вашею леди готовы подвергнуться опасностямъ пути?
   -- Для нея опасность здѣсь больше, а для меня -- не меньше.
   -- Королевская погоня, бѣшенство Монмаута, солдаты, офицеры, разбойники?
   -- Очень я ихъ боюсь!
   -- А есть иная опасность?
   -- Для нея или для меня?
   -- Ну, для обоихъ, другъ Саймонъ. Развѣ вы не понимаете? Посмотрите!
   Она подошла ко мнѣ, презадорно улыбаясь и складывая губки, какъ будто собиралась поцѣловать меня.
   -- Если бъ я былъ связанъ съ этою леди обѣщаніемъ, я побоялся бы искушенія, сказалъ я, -- но я свободенъ.
   -- Гдѣ она? спросила Нелли, пропуская случай надуться на мой отвѣтъ.
   -- У самой вашей двери.
   -- Пускай же она войдетъ! вскричала Нелли и прямехонько побѣжала въ переулокъ.
   Я послѣдовалъ за нею и догналъ ее какъ разъ когда она дошла до Барбары. Барбара уже не стояла прислонясь къ стѣнѣ, но лежала клубкомъ возлѣ нея. Усталость и голодъ пересилили ее -- она упала въ обморокъ; губы ея побѣлѣли и глаза сомкнулись. Нелли опустилась возлѣ нея, тихо лепеча ласковыя слова утѣшенія. Я стоялъ рядомъ въ неловкой безпомощности. Такія вещи были выше моего пониманія.
   -- Поднимите ее и внесите въ домъ, скомандовала Нелли.
   И, нагнувшись, я взялъ ее на руки. Горничная и лакей вытаращили глаза Нелли рѣзко захлопнула передъ ними дверь.
   -- Что вы сдѣлали съ нею? крикнула она мнѣ съ гнѣвною укоризной.-- Вы позволили ей оставаться безъ пищи?
   -- Намъ нечего было ѣсть. Она бросила мою послѣднюю гинею въ море, защищался я.
   -- А зачѣмъ? Ахъ, молчите и оставьте насъ въ покоѣ!
   Задавать вопросъ и пренебрегать отвѣтомъ -- свойственно женщинѣ; неужели этого свойства могла быть лишена Нелли, женственная до конца ногтей? Я пожалъ плечами и отошелъ въ дальній уголъ комнаты. Нѣсколько мгновеній я ничего не слыхалъ и сильно безпокоился, не зная, можно ли мнѣ смотрѣть или нѣтъ и что тамъ происходитъ. Потомъ я услыхалъ голосъ Барбары:
   -- Благодарю васъ, очень вамъ благодарна. Но гдѣ я и кто вы? Простите меня, кто вы?
   -- Вы въ Дуврѣ, сударыня, и въ довольно надежномъ мѣстѣ, отвѣтила Нелли.-- Не все ли равно, кто я такая? Не выпьете ли вы глотокъ вотъ этого питья чтобы сдѣлать мнѣ удовольствіе?
   -- Нѣтъ, но кто же вы? Кажется, ваше лицо мнѣ знакомо.
   -- Очень возможно. Его многіе видали.
   -- Но скажите же мнѣ кто вы.
   -- Если вы желаете знать, пускай Саймонъ Дэль засвидѣтельствуетъ мою личность. Подите сюда, Саймонъ!
   Я всталъ, повинуясь зову. Есть вещи которыхъ мущина не чувствуетъ самъ по себѣ, но часто начинаетъ чувствовать подъ дѣвичьимъ взглядомъ. Я довольно смѣло помѣстился возлѣ Нелли, но Барбара смотрѣла мнѣ въ глаза и я исполнился страха.
   -- Скажите ей кто я, Саймонъ, сказала Нелли.
   Я посмотрѣлъ на Нелли. Клянусь жизнію, тотъ страхъ который я чувствовалъ въ сердцѣ былъ и въ ея глазахъ! А между тѣмъ она пошла наперекоръ свѣту и насмѣялась надъ нахмуренными лицами всѣхъ Англичанъ. Она поняла мою мысль и ярко вспыхнула. Съ какихъ поръ Сидерія научилась краснѣть? Еще въ Гачстедѣ мой румянецъ былъ предметомъ ея насмѣшекъ.
   -- Скажите ей, повторила она съ гнѣвомъ.
   Но Барбара знала. Обернувшись къ ней, я увидалъ какъ въ глазахъ ея сложилась догадка и перешла въ отвращеніе, въ уныніе. Я не могъ угадать что она скажетъ, но теперь я страшился отнюдь не за себя. Казалось, она нѣкоторое время наблюдала Нелли съ ужасомъ и любопытствомъ, страннымъ образомъ слившимися. Потомъ она встала и, все еще не говоря ни слова, направилась на дрожащихъ ногахъ къ двери. На меня она не бросила ни взгляда, по-видимому забывъ обо мнѣ. Одно мгновеніе мы смотрѣли, затѣмъ Нелли бросилась впередъ.
   -- Вы не должны уходить! воскликнула она.-- Куда вы пойдете? У васъ больше нѣтъ друзей.
   Барбара остановилась, шагнула еще разъ, опять остановилась.
   -- Я васъ не обижу, сказала Нелли. Тутъ она засмѣялась.-- Вамъ незачѣмъ ко мнѣ прикасаться если вы не хотите. Но я могу помочь вамъ. И я могу помочь Саймону; оставаться въ Дуврѣ ему опасно.
   Она стала было серіозна, но закончила опять смѣхомъ:
   -- Вамъ не зачѣмъ ко мнѣ прикасаться. Моя горничная честная дѣвушка... да, это правда, и она вамъ будетъ услуживать.
   -- Умоляю васъ, мисъ Барбара... началъ было я.
   -- Тсс! сказала Нелли, отсылая меня назадъ движеніемъ руки.
   Барбара стояла теперь неподвижно посреди комнаты. Она перевела глаза на меня, и ея шепотъ ясно раздался по всей комнатѣ.
   -- Это? спросила она.
   -- Это мисъ Элеонора Гвинъ, сказалъ я склоняя голову. Нелли засмѣялась страннымъ короткимъ смѣхомъ; я видѣлъ какъ грудь ея вздымалась и опускалась и яркія красныя пятна выступили на обѣихъ щекахъ.
   -- Да, я Нелли, сказала она и опять засмѣялась. Барбара встрѣтилась съ нею глазами.
   -- Вы были въ Гачстедѣ?
   -- Да, сказала Нелли, на этотъ разъ съ вызывающею улыбкой, но она мгновенно метнулась впередъ, потому что Барбара пошатнулась и, по-видимому, была готова опять упасть безъ чувствъ. Гордо протянутою рукой она не позволяла Нелли приблизиться, по гордость была побѣждена слабостію, и Барбара невольно ухватилась за ея руку.
   -- Я... я черезъ минуту буду въ силахъ уйти, проговорила Барбара, запинаясь.-- Но...
   Нелли держала ее за одну руку. Очень медленно, очень робко, со страхомъ и стыдливостію, живо изображенными на ея лицѣ, она подошла ближе и протянула Барбарѣ другую руку. Барбара не сопротивлялась, но дала ей приблизиться; Нелли взглядомъ предупредила меня чтобъ я не двигался, и я стоялъ на мѣстѣ, слѣдя за ними. Вотъ, вмѣсто того чтобы держать ее за руку, Нелли прикоснулась къ ея плечу, вотъ успокоительная рука опустилась до таліи и украдкой обвила ее, совершенно такъ же робко какъ рука рыцаря обнимаетъ гордую красавицу; я все еще слѣдилъ и встрѣтился съ ясными глазами Нелли которые смотрѣли на меня съ влажнымъ блескомъ. Темные волосы почти перепутались съ рыжевато-русыми когда голова Барбары упала на плечо Нелли. Я услыхалъ легкое рыданіе и Барбара простонала:
   -- О, я устала и очень голодна.
   -- Отдохните здѣсь и вамъ дадутъ поѣсть, милочка, сказала Нелли Гвинъ.-- Саймонъ, ступайте и велите чтобы вамъ дали поѣсть.
   Я пошелъ обрадовавшись отпуску. Уходя я слышалъ слова: "Ну, милочка, не плачьте".
   Что же, женщины любятъ плакать. И пускай себѣ, только зачѣмъ же намъ-то подражать этимъ глупостямъ?
   

ГЛАВА XIX.
Ночь въ дорог
ѣ.

   Въ юномъ возрастѣ, при неопытности, поспѣшное сужденіе человѣка можетъ быть простительно, и никто не станетъ удивляться что надежды увлекаютъ его прямо къ заключеніямъ рожденнымъ скорѣе желаніемъ чѣмъ разсудкомъ. Страшное для меня свиданіе сошло такъ гладко что я позабылъ о томъ какъ оно странно и щекотливо и каковы преграды временно сглаженныя порывомъ сочувствія. Мнѣ и въ голову не приходило что эти преграды должны снова вырости, что дружба или даже общеніе невозможны между этими двумя женщинами которыхъ я свелъ другъ съ другомъ, въ отчаяніи ища убѣжища. Но все-таки попытка была сдѣлана, и притомъ съ обѣихъ сторонъ: чувство обязательства смягчило презрѣніе мисъ Барбары; уваженіе вольнаго существа къ цѣпямъ добродѣтели принудило Нелли къ непривычной сдержанности обращенія. Боевые огни только тлѣли: тончайшія струйки дыма показывались лишь кое-гдѣ. Я держался на-сторожѣ чтобъ избѣжать взрыва; нѣкоторое время взрыва не было и мои надежды превратились въ увѣренность. Но потомъ (не сумѣю выразиться иначе) прежній бѣсъ вселился въ сердце мисъ Гвинъ. Я былъ мущиной и притомъ такимъ который любилъ ее: оказывалось вдвойнѣ несноснымъ то что я отказываюсь отъ ея власти, что я свободенъ; мало того что я служу другой съ ревностнымъ усердіемъ которое отлично могло показаться преданностію, ибо обидный поступокъ съ гинеей былъ забытъ, мое притворное утопленіе -- почти прощено, а въ немногихъ словахъ которыя находила для меня Барбара сквозили подъ дымкой смущенія благодарность и дружеское расположеніе. Мисъ Нелли не сводила съ насъ лукавыхъ глазокъ и слѣдила за нами, помогая намъ. Благополучный увозъ Барбары изъ Дувра входилъ въ ея интересы какъ она ихъ понимала, но въ ея щедрой помощи была и доброта; хотя она, неизмѣнная раба блестящихъ каменьевъ, со стремительною благодарностію схватила осыпанный алмазами кинжалъ Людовика когда я предложилъ его вмѣсто своей доли дорожныхъ издержекъ, но она вполнѣ за него заплатила: Барбара усѣлась въ ея каретѣ, для меня достали хорошую лошадь, слуга Нелли нашелъ мнѣ скромную одежду и шпагу. Итакъ наше странное общество украдкой выбралось изъ Дувра пока еще не проснулись горожане; Нелли повиновалась приказу короля отсылавшему ее обратно въ Лридонъ, восхищенная тѣмъ что можетъ наказать его за этотъ приказъ отправясь въ нашемъ обществѣ. Я ѣхалъ позади кареты, держа себя какъ служитель, пока мы не выѣхали за городъ; тамъ я прибавилъ хода и помѣстился возлѣ дверцы. До самаго этого времени дѣло обстояло благополучно; если онѣ и говорили, то о сдѣланномъ одолженіи и выказанной добротѣ. Но по мѣрѣ того какъ шелъ день, а мы подъѣзжали къ Кентербери, бѣсъ становился все безпокойнѣе. Можетъ-быть я обнаружилъ нѣкоторый упадокъ духа при возростающей холодности въ обращеніи Барбары и мои старанія вызвать ее на большую задушевность подстрекнули нашу спутницу. Сначала Нелли смѣялась тому что мои выходки снискиваютъ себѣ мало вниманія, а любезности мои не получаютъ отвѣта, что Барбара не желаетъ разговаривать о нашихъ приключеніяхъ предшествующаго дня, но все время возвращается къ одному и тому же -- скоро ли она пріѣдетъ туда гдѣ находится ея отецъ и такимъ образомъ уволитъ меня отъ вынужденной службы. Веселый взглядъ былъ заявленіемъ что если мисъ Квинтонъ не угодно позабавиться, то нѣкто другой отъ этого не прочь; завязалась перестрѣлка взглядами: Барбара ихъ видѣла, но притворялась будто не видитъ; самъ я смущался, но въ досадѣ готовъ былъ отвѣчать на нихъ; затѣмъ послѣдовали слова произнесенныя полушепотомъ, полугромко, въ которыхъ она не воздержалась отъ воспоминаній прежнихъ дней, коварно приправляя ихъ нѣжною чувствительностію. Вызовъ брошенный моему мужскому достоинству былъ черезчуръ соблазнителенъ, радость встрѣчи черезчуръ сладка. Барбара совершенно замолкла, сидя съ опущенными глазами и сжавъ губы съ такимъ неодобреніемъ, для выраженія котораго слова были излишни. Выходки Нелли становились все смѣлѣе; когда я пытался отстать, она подзывала меня; если я уѣзжалъ впередъ, она клялась что прикажетъ кучеру гнать лошадей вскачь пока не догонитъ меня. "Я не могу оставаться безъ васъ, Саймонъ. Ахъ, мы такъ давно не были вмѣстѣ", шептала она и переводила дерзкіе глаза на Барбару.
   Однако, мы могли бы обойтись безъ открытаго столкновенія, если бы въ Кентербери съ нами не произошло одного случая который подвергъ Нелли новому искушенію и тѣмъ порвалъ натянутыя струны дружелюбія. Дѣйствія короля въ Дуврѣ вызвали въ странѣ нѣкоторое броженіе; Французовъ не любили, а папу и подавно; люди спрашивали, и довольно громко, зачѣмъ пріѣзжала герцогиня: ее видѣли въ Кентербери, герцогъ Іоркскій устраивалъ тамъ для нея пышный пріемъ. Они не знали того что зналъ я, но безпокоились объ исповѣданіи короля и своемъ собственномъ. А Нелли все-таки непремѣнно пожелала далеко высовывать голову изъ окна при нашемъ въѣздѣ. Не знаю, были ли послѣдствія таковы какихъ она желала; по меньшей мѣрѣ она ихъ какъ будто не боялась: какой-то молодецъ увидалъ ее и поднялъ радостный крикъ. Новость быстро распространилась въ праздномъ народѣ на улицѣ, а занятые люди, услыхавъ это извѣстіе, вышли изъ домовъ. Немногіе косились на нашу покровительницу, большинство же, ставя свое протестантство выше разборчивости, радостно здоровалось съ нею, устроило ей шествіе, привѣтствуя и поощряя ее криками въ которыхъ было больше дружескаго расположенія чѣмъ щепетильности. Тутъ я въ самомъ дѣлѣ отсталъ и поѣхалъ рядомъ съ коннымъ слугою. Этотъ молодецъ ухмылялся во весь ротъ въ восторгѣ отъ популярности своей госпожи. Да она и сама торжествовала и разсылала во всѣ стороны кивки, улыбки -- увы!-- мало того, отвѣты приблизительно въ духѣ одинаковомъ съ вызвавшими ихъ шутками. Я готовъ былъ провалиться сквозь землю, не ради себя самого (сцена была довольно занимательна, сколь ни мало заключала въ себѣ назидательности), но ради мисъ Барбары. Я не шутя боялся проѣхать впередъ чтобы посмотрѣть ей въ лицо и съ ужасомъ вспоминалъ что самъ вовлекъ ее въ такое положеніе. А Нелли все смѣялась и шутила, время отъ времени бросая назадъ, на меля, взглядъ, какъ бы поднимая меня на смѣхъ за. унылое лицо и заявляя что она живо радуется моему смущенію и презираетъ стыдъ Барбары. Что же сталось теперь съ нѣжностію и сочувствіемъ которыя такъ украсили ихъ встрѣчу? Пришелъ конецъ перемирію, и война свирѣпствовала безпощадно.
   Мы доѣхали до нашей гостиницы; я соскочилъ съ лошади и предупредилъ засуетившагося хозяина, отворивъ ворота. Эти бездѣльники-горожане и ихъ любопытныя жены выстроились шпалерами по обѣимъ сторонамъ; выскочила Нелли, веселая, сіяющая, беззастѣнчивая; она засмѣялась мнѣ въ лицо, шмыгнувъ мимо меня при шумныхъ одобреніяхъ; Барбара медленно послѣдовала за нею; съ низкимъ поклономъ я подалъ ей руку. Увы, тутъ гулъ пошелъ отъ вопросовъ; кто такая леди пріѣхавшая вмѣстѣ съ Нелли Гвинъ, кто тотъ который несмотря на скромную одежду держится съ такою гордостію? Ужь не знатный ли лордъ путешествующій подъ вымышленнымъ именемъ, а леди, вѣроятно..? Ну, можно догадаться о предположеніяхъ, и мисъ Квинтонъ ихъ услыхала. На минуту ея гордость сломилась было, я боялся что она заплачетъ; но потомъ она выпрямилась и медленно прошла мимо съ надменнымъ видомъ и спокойнымъ лицомъ, такъ что гулъ вопросовъ умолкъ. Можетъ-быть и я отчасти способствовалъ этой перемѣнѣ, такъ какъ шелъ за нею свирѣпо нахмурясь, угрожая глазами и держась за рукоятку шпаги.
   Хозяинъ польщенный пріѣздомъ Нелли старался угождать намъ. Барбара не сказала ни слова ни Нелли, ни мнѣ, по послѣдовала за горничной въ отведенную ей комнату. Нелли же не очень-то торопилась скрыться съ глазъ. Она потребовала ужина и ее провели въ комнату перваго этажа выходившую на улицу. Она распахнула окно и снова принялась перекидываться привѣтствіями и шутками со своими поклонниками стоявшими внизу. Я бросилъ шляпу на столъ и угрюмо опустился на стулъ. Принесли кушанье, и Нелли, оставивъ наконецъ свою забаву, накинулась на него съ веселою стремительностію.
   -- Развѣ мисъ Квинтонъ не будетъ ужинать съ нами? сказала она.
   Мисъ Квинтонъ, по-видимому, не чувствовала желанія покушать, заперлась у себя въ комнатѣ и отказалась отъ всякихъ услугъ. Нелли засмѣялась и велѣла мнѣ приниматься. Я повиновался, такъ какъ былъ голоденъ несмотря на раздраженіе.
   Я рѣшилъ не затѣвать съ нею ссоры. Она выказала большое расположеніе ко мнѣ; мало того, самъ я питалъ къ ней склонность которой не удалось бы избѣжать ни одному мущинѣ (именно мущинѣ, а не женщинѣ). Но она сильно искушала мое терпѣніе, и покамѣстъ мы ѣли она осыпала меня новыми вызовами и опять заигрывала съ моимъ гнѣвомъ. Я держалъ себя въ рукахъ, а когда насытился, всталъ съ поклономъ, говоря что пойду справиться не могу ли чѣмъ-нибудь помочь мисъ Квинтонъ.
   -- Она къ вамъ не выйдетъ, насмѣшливо крикнула Нелли.
   -- Выйдетъ если васъ со мною не будетъ, возразилъ я.
   -- Попытайтесь! Видите, я сижу тутъ на мѣстѣ!
   Горничная пошла по моему порученію, пока я шагалъ въ коридорѣ. Оказалось что леди весьма мнѣ обязана, но благодаря вниманію хозяина ей ничего не нужно. Я послалъ опять, говоря что желаю переговорить съ нею относительно нашего путешествія. "Леди извиняется, у нея болитъ голова, и она легла въ постель; она вынуждена просить меня отложить дѣло до утра и желаетъ мисъ Гвинъ и мнѣ покойной ночи." Горничная мелкими шажками и съ улыбкой удалилась.
   -- Ахъ, ну ее! воскликнулъ я сердито и громко.
   Отвѣтомъ на восклицаніе былъ смѣхъ: обернувшись я увидалъ Нелли стоявшую въ дверяхъ той комнаты гдѣ мы ужинали.
   -- Я такъ и знала, я такъ и знала! кричала она, торжествуя побѣду; глаза ея прыгали отъ восхищенія.-- Бѣдный Саймонъ! Увы, бѣдный Саймонъ, вы мало знаете женщинъ! Но послушайте, вы славный мальчикъ, и я васъ утѣшу. Кромѣ того, вы подарили мнѣ осыпанный алмазами кинжалъ. Не дать ли мнѣ вамъ его взаймы обратно чтобы вы вонзили его себѣ въ сердце, бѣдняжка Саймонъ?
   -- Я васъ не понимаю. Кинжалъ мнѣ не нуженъ, отвѣтилъ я съ натянутымъ видомъ, а между тѣмъ, чувствуя что въ коридорѣ оставаться глупо, послѣдовалъ за нею въ комнату.
   -- Ваше сердце уже пронзено? спросила она.-- Ахъ, вѣдь ваше сердце отлично заживаетъ! Вы не стоите моей жалости.
   Теперь въ ея голосѣ слышался новый звукъ. Въ глазахъ ея все еще искрилось лукавое торжество: она оказалась права, а я шелъ огорченный и посрамленный. Но когда она заговорила о томъ что мое сердце заживаетъ, мнѣ послышался оттѣнокъ грусти; намекъ на какую-то подавленную печаль, казалось, пробивался сквозь веселость. Это существо все было соткано изъ настроеній внезапно измѣняющихся; я не зналъ когда они были искренни, а когда притворны,-- въ шутку ли или для прикрытія нѣкоторой цѣли. Теперь она подошла ближе и нагнулась надъ моимъ стуломъ съ ласковыми словами:
   -- Увы, я такая гадкая! Я была не виновата что народъ встрѣчалъ меня криками, Саймонъ. Вѣдь не по моей же винѣ это случилось?
   -- Вамъ не зачѣмъ было выглядывать въ окно кареты, сказалъ я строго.
   -- Но я сдѣлала это безо всякой задней мысли. Мнѣ хотѣлось подышать воздухомъ. Мнѣ...
   -- Шутить и дурачиться съ ними тоже было не зачѣмъ. Это было ужасно непристойно, я готовъ поклясться!
   -- Правда, я напрасно шутила съ ними, сказала Нелли съ сокрушеніемъ.-- А сердце, Саймонъ, такъ и ныло у меня отъ стыда, даже пока я шутила. Ахъ, вы не знаете какой стыдъ я испытываю!
   -- Сказать по правдѣ, возразилъ я,-- мнѣ сдается что вы никакого стыда но испытываете.
   -- Вы очень жестоки ко мнѣ, Саймонъ. Впрочемъ, я это заслужила. Ахъ, если бы...-- она тяжело вздохнула.-- Если бы только, Саймонъ... сказала она, а рука ея очутилась у самыхъ моихъ волосъ на спинкѣ стула.-- Но объ этомъ просить поздно, закончила она вздыхая опять съ глубокою грустію.-- Впрочемъ, я была вамъ немножко полезна.
   -- Благодарю васъ за это отъ всего сердца, сказалъ я все еще съ натянутымъ видомъ и холодно.
   -- А сегодня я была очень виновата. Саймонъ, все это вышло изъ-за нея.
   -- Какъ? вскричалъ я.-- Развѣ мисъ Квинтонъ велѣла, вамъ выставить голову и шутить съ уличными кавалерами?
   -- Она мнѣ не приказывала, но я сдѣлала это потому что она была тутъ.
   Я поднялъ на нее глаза; случилась рѣдкая для нея вещь: она избѣгала моего взгляда. Я опять опустилъ глаза.
   -- Между ею и мною всегда происходило одно и то же, пролепетала Нелли.-- Ахъ, такъ давно, даже въ Гачстедѣ.
   -- Мы теперь не въ Гачстедѣ, сказалъ я грубо.
   -- Нѣтъ, и даже не въ Чельси. Вѣдь даже въ Чельси вы были снисходительны ко мнѣ.
   -- Я и сейчасъ къ вамъ очень снисходителенъ.
   -- Ну, а тогда вы были еще добрѣе.
   -- Вамъ извѣстно, почему этого теперь нѣтъ.
   -- Да, мнѣ это извѣстно! воскликнула она.-- А я все-таки увезла мисъ Квинтонъ изъ Дувра.
   На это я не отвѣтилъ. Она вздохнула, и настало минутное молчаніе. Но переговариваться можно и безъ словъ; есть нѣмой Меркурій который переноситъ вѣсти изъ сердца въ сердце. Тогда воздухъ наполняется шепотомъ, а молчаніе служитъ только орудіемъ тысячѣ звуковъ которымъ внемлетъ душа, хотя тупое тѣлесное ухо и глухо. Продолжала ли она тѣшиться, или тутъ скрывалось большее? Иногда роль принятая актеромъ въ шутку или изъ лукавства такъ овладѣваетъ имъ что онъ не можетъ, даже если бъ и хотѣлъ, сбросить съ себя побрякушки и смыть съ лица краску изображавшую страсть которую онъ представлялъ. Роль цѣпка и не хочетъ отставать; она какъ будто мститъ за то что за нее такъ легкомысленно взялись и наказываетъ сорванца, который притворялся не испытывая чувства, посредствомъ чувства непритворнаго. Теперь она была искренна, минутно если хотите, но все-таки искренна. Какая-то волна воспоминанія или прихоти налетѣла на нее и опрокинула ея игривость. Она тихонько обошла кругомъ, такъ что заглянула мнѣ въ лицо съ жалобною, плѣнительною мольбой, выпрашивая чтобъ я выказалъ привязанность къ ней, призывая прошлое обратно, оживляя мертвеца въ гробницѣ моего сердца. Въ головѣ у меня зашумѣло; а между тѣмъ мнѣ нужно было сохранить хладнокровіе. Однимъ прыжкомъ я очутился на ногахъ.
   -- Я пойду справиться, заснула ли мисъ Барбара, проговорилъ я запинаясь.-- Я боюсь что ей, пожалуй, плохо служатъ.
   -- Вы опять пойдете? Будучи отвергнуты однажды, вы пойдете вторично, Саймонъ? Что же, горничная станетъ улыбаться, въ кухнѣ за ужиномъ дадутъ этому свое объясненіе.
   Смѣхъ кучки холоповъ и служанокъ! Разумѣется, это бездѣлица! А между тѣмъ существуютъ люди которые съ улыбкой пойдутъ на встрѣчу смерти, но съ кислымъ лицомъ бѣгутъ отъ такого осмѣянія. Я опять опустился на стулъ. Но въ сущности желалъ ли я уйти? Мертвые встаютъ, или по крайней мѣрѣ есть голосъ говорящій изъ могилы. Человѣкъ замедляетъ шаги, прислушиваясь. Хорошо если онъ не пропадетъ заслушавшись!
   Нелли со вздохомъ перешла черезъ комнату и распахнула окно. Праздные зѣваки ушли, все затихло; только звѣзды смотрѣли въ комнату; только сладкое благоуханіе ночи являлось новымъ собесѣдникомъ.
   -- Совсѣмъ какъ ночь въ Гачстедѣ, шепнула она.-- Помните ли вы какъ мы тамъ гуляли вмѣстѣ? И пахло тогда такъ же какъ сегодня. Это было такъ давно!
   Она быстро подошла ко мнѣ съ вопросомъ: "Вы меня теперь ненавидите?" Но не стала ждать отвѣта. Она бросилась на стулъ возлѣ меня и устремила на меня взглядъ. Странно было видѣть ея лицо серіознымъ и измѣнившимся отъ волненія; но въ такомъ видѣ она была милѣе: небывалая робость удивительно шла къ ней.
   Въ углу старинной, обшитой деревомъ комнаты стояли большіе часы; они торжественно тикали, какъ бы стараясь не отстать отъ біенія моего сердца. Мнѣ не хотѣлось двигаться съ мѣста; я сидѣлъ въ ожиданіи, а между тѣмъ существо мое трепетало всѣми нервами. Теперь я слѣдилъ за каждымъ ея движеніемъ, изучалъ каждую ея черту, какъ бы читалъ больше чѣмъ выказывало выраженіе ея лица и какъ бы познавалъ ея сердце. Я зналъ что она меня искушаетъ, и зналъ почему именно. Я не настолько былъ глупъ чтобы думать будто она меня любитъ, но ей захотѣлось во что бы то ни стало покорить меня; никакая цѣна не казалась ей высокою когда наградой являлась побѣда или исполненіе прихоти.
   Я ничего этого не сталъ бы писать, по эти обстоятельства составляютъ такую важную, существенную часть моей повѣсти что безъ нея отчетъ о моей жизни оказался бы искалѣченнымъ.
   Она встала и опять подошла ко мнѣ. Теперь она смѣялась, по все еще не весело, а такъ какъ бы скрывала болѣе серіозное настроеніе.
   -- Послушайте, сказала она, -- вамъ нечего бояться быть со мною вѣжливымъ. Мисъ Барбары здѣсь нѣтъ.
   Упрекъ былъ искусенъ: по большей части ничто такъ не подстрекаетъ мущину ко всякимъ безумствамъ, какъ предположеніе что его самообладаніе зависитъ отъ трусости и что его щепетильность есть не его собственное свойство, но навязана волею другой особы, подъ страхомъ ея неудовольствія. Впрочемъ, иногда женское лукавство не попадаетъ въ цѣль, а имя упомянутое въ насмѣшку само говоритъ за себя своею привлекательностію, какъ будто таитъ въ себѣ прелесть той кого обозначаетъ. Имя, слетѣвшее съ надутыхъ губокъ Нелли, имѣло силу вызвать во мнѣ картину, и эта картина, какъ бы въ самомъ дѣлѣ написанная на холстѣ, воздвигла ширму между мною и увлекательными глазками искавшими моего взгляда съ вызывающимъ очарованіемъ. Она не поняла дѣйствія своихъ словъ и опять засмѣялась, видя что я сталъ еще серіознѣе при имени Барбары.
   -- Строгой госпожи здѣсь нѣтъ, прошептала она.-- Развѣ намъ нельзя пошалить? Дверь заперта. Ну, Саймонъ, вы скучны! Право вы такъ же скучны какъ король когда у него въ кошелькѣ пусто.
   Я поднялъ на нее глаза; она прочла мою мысль. Она вздернула головой, откидывая назадъ темные кудри, глаза ея весело блеснули, и она произнесла мягкимъ шепотомъ, на-половину подавляя его взрывомъ смѣха.
   -- Но вѣдь, Саймонъ, короля здѣсь тоже нѣтъ.
   Я ничѣмъ не былъ обязанъ королю и не задумывался о немъ. Камень преткновенія былъ инаго рода. Меня останавливало вовсе не какое-либо побужденіе совѣсти. А я все-таки останавливался и смотрѣлъ на нее безмолвно во всѣ глаза. Казалось, она внезапно пришла въ бѣшенство и воскликнула:
   -- Въ такомъ случаѣ ступайте къ ней если хотите, моей до васъ дѣла нѣтъ. Хотите знать какъ она васъ сегодня назвала въ каретѣ?
   -- Я не желаю ничего знать, что для меня не предназначалось.
   -- Отличное извиненіе, но въ сущности вы боитесь услышать. Увы, то была совершенная правда. Я боялся услыхать.
   -- Но вы все-таки услышите. "Славный, честный малый, сказала она,-- но немножко дерзокъ для своего положенія". Вотъ что она сказала и откинулась назадъ съ полузакрытыми глазами. Знаете привычку знатныхъ леди? Однако, клянусь Небомъ, мнѣ кажется что она къ вамъ несправедлива! Я, право, готова присягнуть на Библіи что вы не дерзки, Саймонъ. Впрочемъ и я не мисъ Квинтонъ.
   -- Вы -- не она, сказалъ я, обиженный и сердитый, желая досадить ей въ отместку за нанесенный мнѣ ударъ.
   -- Теперь вы надулись на меня за то что она сказала. У мущинъ всегда такъ. А мнѣ все равно. Ступайте вздыхать къ ея двери; она вамъ не отворитъ.
   Она опять приблизилась ко мнѣ, заискивая и стараясь смягчить меня.
   -- Я заступилась за васъ, прошептала она, -- и объявила что вы настоящій джентльменъ. Мало того, я разказала ей какъ однажды я чуть не... Ну, я разказала ей многое что вамъ пріятно было бы слышать. Но она сдѣлалась ужасно рѣзка со мною, да къ тому же явились эти люди со своими криками. Вотъ миледи и разгнѣвалась.
   Она пожала плечами; я сидѣлъ угрюмый. Пренебрежительныя слова такъ и отдавались у меня въ головѣ. "Немножко дерзокъ для своего положенія!" Это былъ суровый приговоръ человѣку усердно ей служившему. Въ чемъ выказалъ я наглость? Не заявляла ли она что простила всѣ обиды? Она приберегла правду для другихъ, и эта правда вышла наружу за моею спиной.
   -- Бѣдный Саймонъ! мягко выговорила Нелли.-- Право, я удивляюсь что какая бы то ни было леди такъ говоритъ о васъ. Это плохая награда за вашу доброту къ ней.
   Мы на нѣкоторое время умолкли. Нелли была теперь возлѣ меня, рука ея слегка прикасалась къ моему плечу, а поднимая глаза я видѣлъ что она смотритъ мнѣ въ лицо съ задумчивымъ и вмѣстѣ съ тѣмъ вызывающимъ выраженіемъ.
   -- Право, вы не дерзки, проговорила она съ усмѣшкой и закрыла глаза рукою.
   Я сидѣлъ и смотрѣлъ на нее; а между тѣмъ, хотя я какъ будто смотрѣлъ на нее одну, вся комната со своею обстановкой ясно и отчетливо запечатлѣлась у меня въ памяти. Нелли немножко отстранилась и стала противъ меня.
   -- Становится поздно, мягко произнесла она, -- а намъ нужно выѣзжать рано. Я пожелаю вамъ спокойной ночи и пойду спать.
   Она подошла ко мнѣ съ протянутою рукой; я не взялъ ея, но она сама положила ее на мгновеніе въ мою. Потомъ она отняла ее и направилась къ двери. Я всталъ и послѣдовалъ за нею.
   -- Я провожу васъ до мѣста, произнесъ я тихимъ голосомъ.
   Она встрѣтила мой взглядъ на мгновеніе, но не отвѣтила словами. Вотъ мы очутились въ коридорѣ, и она пошла впередъ. Одинъ разъ она обернула голову и опять посмотрѣла на меня. Она увидала угрюмое лицо, но я все-таки шелъ за нею.
   -- Идите осторожно! прошептала она.-- Вотъ ея дверь: мы идемъ мимо, а ей будетъ непріятно узнать что вы меня провожали. Сама она вами пренебрегаетъ, а все-таки, когда другая...
   Фраза такъ и осталась неоконченною.
   Обуреваемый чувствами, я все слѣдовалъ за нею. Я чуть не обезумѣлъ отъ злобы на Барбару; клятвенно завѣряя самъ себя что ея пренебреженіе для меня ничего не составляетъ, я ни передъ чѣмъ не останавливался чтобы доказать собственному уму ложь которую сердце отвергало.
   -- Вотъ дверь! шепнула Нелли, осторожно проходя на цыпочкахъ и приподнимая указательный палецъ.
   Не умѣю сказать почему, по при этомъ словѣ я остановился какъ вкопанный. Нелли, оглянувшись черезъ плечо и увидавъ что я стою на мѣстѣ, обернулась ко мнѣ лицомъ. Она весело улыбнулась, потомъ нахмурилась, потомъ опять улыбнулась, приподнявъ брови. Я все стоялъ точно пригвожденный къ мѣсту. Теперь я услыхалъ за дверью стукъ. Онъ раздался очень тихо. Послышался шорохъ, какъ будто кто-то двигался, а потомъ отрывокъ какой-то нѣжной, печальной пѣсенки, небрежно, полусознательно вырвавшійся изъ огорченныхъ губокъ. Звукъ ясно и опредѣленно поразилъ мой слухъ, хотя я не обратилъ вниманія на слова и не сохранилъ ихъ въ памяти; кажется въ нихъ дѣвушка говорила со своимъ возлюбленнымъ который ее покинулъ; впрочемъ, я не увѣренъ. Я прислушался. Пѣсенка умолкла, и движеніе въ комнатѣ прекратилось Все опять затихло, а Нелли не сводила съ меня глазъ. Я храбро встрѣтилъ ихъ, и мы простояли такъ нѣкоторое время. Потомъ недоговоренный вопросъ живо изобразился на тысячу ладовъ во взглядѣ устремленномъ мнѣ въ глаза. Я лишь смутно могъ прослѣдить игру ея лица при свѣтѣ дымнаго фонаря, но мнѣ казалось что я вижу ея глаза ясно и близко. Я ожидалъ увидать въ нихъ презрѣніе, а пожалуй и насмѣшку. Мнѣ чудилось будто я вижу (можетъ-быть плохое освѣщеніе подшучивало надо мною), кромѣ задора и насмѣшки, еще укоризну, грусть и -- что всего страннѣе -- нѣчто похожее на зависть. Затѣмъ явилась улыбка, и она чуть замѣтно поманила меня пальцемъ. Черезъ закрытую дверь пѣсни уже не было слышно; въ ушахъ моихъ она замолкла, но не въ сердцѣ: въ немъ она все еще отдавалась мягкою, нѣжною мольбой. Бѣдная дѣвушка покинутая возлюбленнымъ! Бѣдная, бѣдная дѣвушка! Я во всѣ глаза смотрѣлъ на Нелли, но не двигался. Вѣки опустились на ея глаза и огоньки ихъ погасли. Она повернулась и медленно направилась одна по коридору. Я слѣдилъ за ея уходомъ, да, я слѣдилъ внимательно. Но я не послѣдовалъ за нею, потому что отрывокъ пѣсни звучалъ у меня въ сердцѣ. Въ концѣ коридора была дверь; она отворила ее и вошла. Одно мгновеніе дверь простояла открытой, потомъ назадъ протянулась рука и медленно затворила ее. Замокъ щелкнулъ громко и рѣзко въ безмолвіи дома.
   

ГЛАВА XX.
Предположеніе викарія.

   Не знаю долго ли я простоялъ тамъ за дверью въ коридорѣ. Немного спустя я сталъ тихонько прохаживаться взадъ и впередъ, не разъ доходя до комнаты гдѣ долженъ былъ ночевать, по снова возвращаясь къ прежнему посту. Я не въ силахъ былъ его оставить. Странное желаніе нашло на меня. Мнѣ хотѣлось чтобы дверь отворилась, мало того,-- я хотѣлъ самъ отворить ее и своимъ присутствіемъ заявить о томъ что теперь было мнѣ такъ ясно. Но для нея это не показалось бы яснымъ; теперь я остался одинъ въ коридорѣ, и ничто не доказывало вещи которая мнѣ тутъ открылась и тутъ же, наконецъ, оставила меня. Мнѣ все-таки казалось чудовищнымъ что она ея не знаетъ, мнѣ представлялось возможнымъ сказать ей сегодня, и я былъ увѣренъ что мой трусливый языкъ не найдетъ словъ завтра. Такую вещь нужно было говорить пока я еще находился во власти ея пламени и очарованія, -- иначе она не нашла бы себѣ выраженія.
   Фонарь совсѣмъ догорѣлъ и давалъ тусклый, неровный огонь едва побѣждавшій темноту. Теперь я опять стоялъ на мѣстѣ, отдавшись борьбѣ. Вдругъ, съ радостнымъ удивленіемъ, какъ будто получивъ неожиданный отвѣтъ на свою мольбу, я услыхалъ за дверью легкую походку. Шаги были какъ будто нерѣшительны; потомъ они раздались снова, засовъ двери отскочилъ, и показалась полоска слабаго свѣта.
   -- Кто тутъ? спросилъ голосъ Барбары, дрожа отъ тревоги или инаго волненія сообщившаго ея тону торопливость и робость.
   Я не отвѣтилъ. Дверь отворилась нѣсколько шире. Она выглянула, и тутъ я увидалъ ея лицо, отчасти испуганное, но несомнѣнно выражавшее ожиданіе. Какъ я ни желалъ чтобъ она пришла, теперь я охотно убѣжалъ бы, потому что не зналъ что сказать ей. Я сотню разъ повторялъ рѣчь про себя; въ минуту, когда нужно было произнести ее, я онѣмѣлъ. Но пережитый мною порывъ все еще не проходилъ, хотя и не имѣлъ силы дать мнѣ даръ слова.
   -- Я такъ и думала что это вы, прошептала она.-- Зачѣмъ вы здѣсь? Вамъ нужно меня видѣть?
   Я далъ нескладный и нерѣшительный отвѣтъ.
   -- Я только проходилъ здѣсь отправляясь спать, пролепеталъ я.-- Я жалѣю что разбудилъ васъ.
   -- Я не спала, сказала она. Потомъ, помолчавъ, она прибавила:-- Я... я думала что вы были здѣсь нѣкоторое время. Покойной ночи.
   Она желала мнѣ покойной ночи, но какъ будто ждала что я заговорю; по такъ какъ я все молчалъ, она прибавила:
   -- Наша спутница легла спать?
   -- Нѣсколько времени тому назадъ, сказалъ я. Потомъ поднимая на нее глаза я сказалъ: -- Мнѣ жаль что вы не спите.
   -- Увы, у всѣхъ насъ есть свои печали, отвѣтила она съ грустною улыбкой.
   Опять наступило молчаніе.
   -- Покойной ночи, сказала Барбара.
   -- Покойной ночи, сказалъ я.
   Она шагнула назадъ, дверь затворилась, и я снова остался одинъ въ коридорѣ.
   Если какой нибудь человѣкъ (вѣроятно, это сдѣлаетъ всякій) читающій мою повѣсть въ этомъ мѣстѣ закроетъ книгу заложивъ страницу большимъ пальцемъ и назоветъ Саймона Дэля дуракомъ, я не обижусь на него; но если онъ до того разстроится что совсѣмъ броситъ книгу, не будучи долѣе въ силахъ сносить такого дурака какъ Саймонъ Дэль, -- тогда я осмѣлюсь спросить его. не случалось ли ему когда либо готовить храбрыя рѣчи для возлюбленной и оказываться нѣмымъ какъ рыба въ ея присутствіи? А если случалось, то что онъ тогда дѣлалъ? Я поручусь что онъ, чистосердечно и честно называя себя осломъ, вмѣстѣ съ тѣмъ сваливалъ часть вины на ея голову, крича себѣ что онъ заговорилъ бы еслибъ она сдѣлала первый шагъ, что его краснорѣчіе оскудѣло изъ-за ея молчаливости, ея недоступности, ея холодности; что предъ любою другою леди въ цѣломъ мірѣ онъ излилъ бы потоки словъ столь пламенныхъ что они непремѣнно залегли бы и въ ней такую же страсть какъ его собственная и спалили бы всѣ преграды отдѣляющія ея сердце отъ его сердца. Итакъ, въ это мгновеніе онъ ищетъ обвиненій противъ нея, находитъ горькую отраду въ каждой нанесенной ею обидѣ и приберегаетъ всякое ея пренебрежительное слово, спасая самого себя отъ чрезмѣрныхъ глупостей посредствомъ тѣхъ извиненій которыя ему предоставляетъ грубость. Вѣдь Барбара Квинтонъ сказала мисъ Нелли что я черезчуръ дерзокъ для своего положенія. Какой человѣкъ можетъ, какой человѣкъ захочетъ раскрыть сердце предъ леди которая находитъ его дерзкимъ по его положенію?
   Въ такихъ размышленіяхъ я дошелъ до своей комнаты, куда могъ бы отправиться часомъ раньше; ихъ хватило мнѣ на цѣлые два часа послѣ того какъ я растянулся на постели. Потомъ я тяжело заснулъ; когда я проснулся, было позднее утро. Я полежалъ еще немного, безо всякаго удовольствія думая о предстоявшемъ путешествіи. Потомъ поднявшись и торопливо одѣвшись я направился въ комнату гдѣ Нелли и я разговаривали наканунѣ вечеромъ. Я не зналъ въ какомъ настроеніи застану ее, но хотѣлъ повидать ее на-единѣ и попросить ее какъ-нибудь поладить съ мисъ Квинтонъ чтобы намъ не путешествовать цѣлый день по терніямъ. Ея не было въ комнатѣ, когда я туда пришелъ. Выглянувъ въ окно, я увидалъ у крыльца карету; хозяинъ осматривалъ лошадей, и я его окликнулъ. Онъ побѣжалъ въ домъ и мгновеніе спустя вошелъ въ комнату.
   -- Въ которомъ часу намъ надо выѣзжать? спросилъ я.
   -- Когда хотите, сказалъ онъ.
   -- Значитъ, мисъ Гвинъ не отдавала вамъ приказаній?
   -- Она мнѣ ничего не поручила, сэръ.
   -- Ничего не поручила? вскричалъ я въ изумленіи. На губахъ его появилась улыбка и глаза заблестѣли.
   -- Я такъ и думалъ! сказалъ онъ посмѣиваясь.-- Вы не знали что она намѣрена дѣлать? Она наняла почтовую карету и уѣхала два часа тому назадъ, сказавъ мнѣ что вы и другая леди отлично можете путешествовать и безъ нея и что ей самой вы оба наскучили. Но она оставила что-то для передачи вамъ. Видите, вонъ тамъ на столѣ?
   На столѣ лежалъ небольшой свертокъ; я взялъ его въ руки. Взглядъ содержателя гостиницы былъ устремленъ на меня съ очевиднымъ любопытствомъ и игривостію. Я не имѣлъ желанія доставлять ему развлеченіе больше чѣмъ было необходимо и велѣлъ ему уходить прежде чѣмъ вскрылъ свертокъ. Онъ неохотно удалился. Тогда я распечаталъ пакетъ Нелли. Въ немъ оказалось десять гиней завернутыхъ въ бѣлую бумагу, а на внутренней сторонѣ бумаги было написано самыми старательными, неуклюжими каракулями (боюсь что начертаніе ихъ стоило большаго труда бѣдной Нелли): "Въ уплату за вашъ кинжалъ. Э. Г." Я въ первый разъ видѣлъ ея почеркъ; мнѣ казалось что коротенькая замѣтка говоритъ о какой-то печали. Можетъ-быть я обманывался; при ея умѣньѣ владѣть перомъ она не могла уйти далеко. Она уѣхала -- вотъ къ чему сводилось дѣло, и я огорчился что она уѣхала именно такимъ образомъ.
   Еще держа клочокъ бумаги въ рукѣ, между тѣмъ какъ гинеи все еще стояли столбикомъ на столѣ, я обернулся и увидалъ въ дверяхъ комнаты Барбару Квинтонъ. У нея былъ робкій видъ, какъ будто она была не увѣрена въ ожидающей ея встрѣчѣ, и смущеніе прошлой ночи все еще не совсѣмъ ее покинуло. Она осмотрѣлась какъ бы ища кого-то.
   -- Я здѣсь одинъ, сказалъ я въ отвѣтъ на ея взглядъ.
   -- А она? Мисъ..?
   -- Она уѣхала, сказалъ я.-- Я ея не видалъ. Хозяинъ гостиницы говорилъ мнѣ что она уѣхала два часа тому назадъ. Но она оставила намъ карету и...-- Я подошелъ къ окну и выглянулъ.-- Да вотъ моя лошадь и слуга со своею лошадью.
   -- Но почему она уѣхала? Развѣ она не оставила...
   -- Она оставила также десять гиней, сказалъ я указывая на стоявшій на столѣ столбикъ.
   -- Она не объяснила причинъ своего отъѣзда?
   -- Ничего нѣтъ, кромѣ вотъ этого, отвѣтилъ я протягивая ей клочокъ бумаги.
   -- Я не стану читать, сказала Барбара.
   -- Тутъ сказано только: "Въ уплату за вашъ кинжалъ".
   -- Въ такомъ случаѣ тутъ объясненія нѣтъ.
   -- Нѣтъ никакого, сказалъ я.
   -- Все это очень странно, прошептала Барбара, глядя не на меня, а мимо.
   Самому же мнѣ этотъ случай не представлялся очень страннымъ когда я надъ нимъ призадумывался. Но зачѣмъ было мнѣ говорить мисъ Барбарѣ, почему онъ мнѣ не казался очень страннымъ? Дѣйствительно, мнѣ и не легко было бы это сказать въ виду того что какъ ни смотрѣть, все-таки мудрено было изложить предметъ передъ мисъ Барбарой. Безъ сомнѣнія, только полетъ воображенія наводилъ меня на какое-то значеніе кинжала упомянутаго Нелли, помимо яснаго, поверхностнаго смысла; однако, если бъ она была склонна къ метафорамъ, она могла бы упомянуть о кинжалѣ въ такомъ смыслѣ что ей какая-нибудь рана нанесена мною.
   -- Ее навѣрно отозвали по дѣлу, сказалъ я довольно не кстати.-- Она выказала большое вниманіе, оставивъ намъ карету.
   -- А деньги? Вы ими воспользуетесь?
   -- Что же мнѣ остается?
   Барбара смотрѣла на свертокъ гиней. Я протянулъ руку, взялъ ихъ и убралъ въ кошелекъ; вмѣстѣ съ тѣмъ я взглянулъ на окно. Барбара прослѣдила за моимъ взглядомъ, а также и за моею мыслію. Мнѣ не хотѣлось чтобъ этотъ новый запасъ назначенный на удовлетвореніе нашихъ потребностей раздѣлилъ участь моей послѣдней гинеи.
   -- Вамъ незачѣмъ было это говорить! воскликнула Барбара вспыхнувъ, хотя я, какъ можно видѣть, ничего не сказалъ.
   -- Я своевременно возвращу деньги, произнесъ я похлопывая по кошельку.
   Мы позавтракали вмѣстѣ въ невозмутимомъ молчаніи. Мисъ Нелли болѣе не упоминалась; наша встрѣча въ коридорѣ прошлою ночью, казалось, была совершенно забыта. Избавясь отъ тягостнаго для нея присутствія которое вызывало бы въ ней опасеніе новаго позора въ каждомъ мѣстечкѣ по дорогѣ, мисъ Барбара выкажетъ больше непринужденности и веселости; такъ я предполагалъ и надѣялся. Дѣйствительность меня опровергла: молчаливая, холодная и надменная, она какъ бы испытывала еще большее стѣсненіе чѣмъ тогда когда мы имѣли спутницу. Ея расположеніе духа вызвало и во мнѣ подобное же, и я начиналъ спрашивать себя, хорошо ли я сдѣлалъ что изъ-за этого прогналъ бѣдную Нелли.
   Итакъ мы мрачно собрались въ путь. Но предполагая ѣхать верхомъ, я подалъ руку Барбарѣ чтобы посадить ее въ карету. Тутъ она посмотрѣла на меня; я замѣтилъ ея взглядъ, потому что она этого не дѣлала за послѣдній часъ; легкій румянецъ появился на ея щекахъ; она обвела глазами внутренность кареты: та была дѣйствительно слишкомъ широка и просторна для одного путешественника.
   -- Вы и сегодня поѣдете верхомъ? спросила она.
   Мучившее меня жало все еще было живо; я не могъ отказать себѣ въ удовольствіи дать такой умѣстный отвѣтъ. Я низко и почтительно поклонился со словами: "Я понялъ свое положеніе. Я не буду настолько дерзокъ чтобы сѣсть съ вами въ карету." Румянецъ на ея щекахъ вдругъ сгустился; она слегка протянула ко мнѣ руку и губы ея раздѣлились, точно она хотѣла заговорить. Но рука опустилась снова, а губы сомкнулись не выговоривъ ни слова.
   -- Какъ хотите, произнесла она холодно.-- Пожалуйста, велите трогать.
   Я ничего больше не скажу о нашемъ путешествіи. Ничего нѣтъ такого что было бы пріятно разказать, а записать его исторію -- значило бы обвинять или Барбару, или меня самого. Два дня мы путешествовали вмѣстѣ: она -- въ каретѣ, я -- верхомъ. По пріѣздѣ въ Лондонъ мы узнали что милордъ въ Гачстедѣ; отославъ взятый заимообразно экипажъ и слугу къ ихъ хозяйкѣ, за-одно съ ними мой долгъ сполна и выраженіе глубочайшей благодарности, мы отправились дальше, Барбара -- въ наемной каретѣ, я -- опять верхомъ. Всю дорогу Барбара сторонилась отъ меня какъ отъ зачумленнаго, а я со своей стороны не выказывалъ желанія быть ближе со спутницей которой мое общество такъ противно. Честное слово, я чуть не помѣшался, и если бы та ночь въ Кентербери вернулась... Ну, хвала Небесамъ за то что искушеніе иногда является въ такія минуты когда добродѣтель тоже обладаетъ привлекательностію; иначе кто бы изъ насъ устоялъ? Въ ту ночь которую мы провели въ дорогѣ приличіе запрещало намъ даже разговаривать, не только ужинать вмѣстѣ; въ ту ночь которую мы провели въ Лондонѣ я былъ на одномъ концѣ города, она на другомъ. По меньшей мѣрѣ я не выказывалъ навязчивости; въ этомъ я далъ себѣ клятву и держалъ ее съ большимъ упорствомъ. Такимъ образомъ мы пріѣхали въ Гачстедъ еще болѣе чужими другъ другу чѣмъ при выѣздѣ изъ Дувра; хотя мы были цѣлы, избавлены отъ тѣлесныхъ опасностей и отъ сѣтей государей за послѣднее время столь угрожавшихъ натему спокойствію, однако оба мы находились въ такомъ раздраженіи какое только можно себѣ представить. Да избавитъ меня судьба впредь отъ такихъ путешествій! но невѣроятно чтобы подобная пытка представилась теперь, -- увы! Да, въ ней была и отрада; то была борьба, и я поклянусь честію что мы вели ее добросовѣстно.
   Карета остановилась у воротъ замка, и я подъѣхалъ къ дверцѣ съ шапкою въ рукѣ. Здѣсь намъ предстояло разстаться.
   -- Ото всего сердца благодарю васъ, сэръ, сказала Барбара тихимъ голосомъ, наклоняя голову и бросая бѣглый взглядъ котораго ей не хотѣлось останавливать на моемъ хмуромъ лицѣ.
   -- Я полагалъ свое счастіе въ томъ чтобы служить вамъ, сударыня, возразилъ я.-- Я огорченъ только тѣмъ что мое общество было вамъ такъ противно.
   -- Нѣтъ, сказала Барбара и болѣе ничего не прибавила, но поѣхала по алеѣ въ каретѣ, предоставивъ мнѣ одному отправляться къ дому матери.
   Нѣсколько минутъ я простоялъ на мѣстѣ слѣдя за тѣмъ какъ она удалялась. Потомъ я отвернулся, въ огорченіи. При видѣ котеджа садовника мысли мои вернулись къ прежнимъ временамъ, когда пріѣхала Сидерія и поймала мое сердце, точно бабочку въ сѣть. На самомъ этомъ мѣстѣ, на лужайкѣ возлѣ алеи, я поцѣловалъ ее. Такую вещь какъ поцѣлуй легко дать и иногда легко получить. То былъ тотъ самый поцѣлуй который Барбара увидала въ окно и который вызвалъ собою великій споръ. Данный легко, онъ тѣмъ не менѣе повелъ ко многому чего я не видалъ; легко полученный, онъ все-таки можетъ-быть породилъ въ мисъ Гвинъ кое какія слабости которыя могли бы удивить людей.
   -- Я сердечно радъ что попалъ сюда! воскликнулъ я выпуская руку викарія и бросаясь въ высокое кресло въ уголкѣ возлѣ камина.
   Мать моя сочла это восклицаніе данью сыновней привязанности, викарій принялъ его какъ доказательство дружбы, моя сестра Мери увидала въ немъ благодарность за избавленіе отъ пагубы и соблазновъ Лондона и двора. Они могли понимать его какъ угодно; на самомъ дѣлѣ оно не было подсказано ни однимъ изъ этихъ соображеній, а просто выражало облегченіе, во-первыхъ потому что я благополучно довезъ мисъ Барбару до замка, а во вторыхъ потому что я избавился отъ ея общества.
   -- Я чрезвычайно любопытствую узнать, Саймонъ, сказалъ викарій придвигая свой стулъ къ моему и кладя руку мнѣ на колѣно,-- что произошло въ Дуврѣ. Мнѣ кажется что тамъ скорѣе чѣмъ гдѣ бы то ни было могло исполниться предсказаніе которое вамъ изрекла Бетти Назротъ...
   -- Въ свое время вы все узнаете, сэръ, воскликнулъ я нетерпѣливо.
   -- ...могло бы сбыться, невозмутимо докончилъ викарій.
   -- Развѣ мы еще не покончили съ этою нелѣпостію? спросила моя мать.
   -- Это намъ долженъ сказать Саймонъ, улыбнулся викарій.
   -- Въ свое время, въ свое время! воскликнулъ я снова.-- Но сначала скажите мнѣ когда пріѣхалъ сюда милордъ изъ Лондона?
   -- Съ недѣлю тому назадъ. Миледи захворала, и докторъ предписалъ ей деревенскій воздухъ. Но милордъ пробылъ только четыре дня, а потомъ опять уѣхалъ.
   Я вздрогнулъ и выпрямился на стулѣ.
   -- Какъ, развѣ его сейчасъ-здѣсь нѣтъ? спросилъ я съ жаромъ.
   -- Ну, Саймонъ, сказала моя добрая мать съ усмѣшкой,-- мы разчитывали узнать новости отъ тебя, и вотъ намъ приходится самимъ сообщать ихъ тебѣ! Король прислалъ за милордомъ; я видѣла его письмо. Оно было чрезвычайно лестно и говорило о какомъ-то спѣшномъ и важномъ дѣлѣ, по поводу котораго король желалъ немедленнаго присутствія и совѣта милорда. Вотъ онъ и уѣхалъ два дня тому назадъ къ королю съ большою свитой прислуги, оставивъ миледи здѣсь: она слишкомъ больна для дороги.
   Я былъ удивленъ этими вѣстями и предался глубокимъ думамъ. Зачѣмъ королю понадобился совѣтъ милорда и такъ внезапно? Происшедшаго въ Дуврѣ нельзя было открывать лорду Квинтону. Призывали ли его какъ лорда совѣта или какъ отца своей дочери? Къ этому времени король долженъ былъ получить нѣкоторыя свѣдѣнія касательно дочери милорда и нѣкоего скромнаго джентльмена старавшагося послужить ей, насколько допускало его положеніе и безъ излишней навязчивости. Мы отлично могли бы по дорогѣ проѣхать мимо кареты милорда и не замѣтить ея въ числѣ многихъ встрѣчавшихся намъ когда мы приближались къ Лондону вечеромъ. Мнѣ не бросились въ глаза его ливреи, но это ничего не значило. Во время путешествія я мало на что обращалъ вниманія кромѣ поведенія мисъ Барбары. Въ чемъ состоялъ смыслъ вызова милорда? Мнѣ пришло въ голову что де-Перанкуръ прислалъ гонцовъ изъ Кале и что король можетъ-быть старается инымъ путемъ привести въ исполненіе сдѣлку которой я помѣшалъ состояться. Эта мысль влила въ меня новую жизнь. Если мое дѣло не кончено... Нить порвалась: рука викарія снова лежала на моемъ колѣнѣ.
   -- Возвращаясь къ предсказанію... началъ было онъ.
   -- Право, сэръ, въ свое время вы все узнаете. Оно сбылось.
   -- Сбылось! вскричалъ онъ восторженно.-- Значитъ, Саймонъ, фортуна улыбается?
   -- Нѣтъ, возразилъ я,-- она дьявольски хмурится.
   Поминать чорта -- грѣшно, дѣлать это при дамахъ -- невѣжливо, а поминать его въ разговорѣ съ духовнымъ лицомъ -- всего хуже. Но между тѣмъ какъ мать и сестра отошли обидѣвшись (извиняюсь передъ ними сейчасъ, чего до сихъ поръ еще не сдѣлалъ), викарій только улыбался.
   -- Провалились бы всѣ эти предсказанія, выговорилъ я сердито.
   -- Однакоже оно сбылось! пробормоталъ онъ; этимъ обстоятельствомъ онъ больше дорожилъ чѣмъ какимъ бы то ни было моимъ благополучіемъ; меня онъ любилъ, по его магія была ему дороже.-- Право, вы должны разказать мнѣ, настаивалъ онъ.
   Моя мать приблизилась съ нѣкоторою робостію.
   -- Ты пріѣхалъ пожить съ нами, Саймонъ? спросила она.
   -- До конца дней моихъ, насколько мнѣ извѣстно, маменька, сказалъ я.
   -- Слава Богу, проговорила она мягко.
   Бываютъ нѣкоторыя слова произносимыя матерью которыя сынъ выслушиваетъ къ своему стыду и удивленію! Она отдавала мнѣ все свое сердце, тогда какъ мое собственное было далеко. Уныніе одолѣвало меня. Фортуна въ самомъ игривомъ настроеніи по-видимому во что бы то ни стало хотѣла меня одурачить: она отворила дверь и показала мнѣ вереницу прекрасныхъ подвиговъ и сбывшихся честолюбивыхъ мечтаній. Взглядъ былъ лишь мимолетенъ, и шаловливое созданіе со смѣхомъ захлопнуло дверь предъ самымъ моимъ лицомъ. Предсказаніе Бетти Назротъ сбылось, но исполненіе его не послужило мнѣ на пользу; мало того, мнѣ пришлось бы по-неволѣ считать себя счастливымъ если бъ я отдѣлался благополучно и не подвергся бы преслѣдованію разгнѣванныхъ сильныхъ людей, волѣ и прихотямъ которыхъ я сталъ поперекъ дороги. Я долженъ былъ сидѣть смирно въ Гачстедѣ, а сидѣть смирно въ Гачстедѣ было для меня адомъ... да, именно адомъ, если бы чудо не превратило его въ рай (для чего имѣлся только одинъ способъ). Но то было не для меня; я былъ лишенъ юношескаго бальзама, цѣлебнаго для злополучныхъ упованій и разбитыхъ честолюбивыхъ помысловъ.
   Викарій и я остались теперь одни, и я не могъ не потѣшить его разказомъ о случившемся. Онъ слушалъ съ рѣдкостнымъ наслажденіемъ; хотя высшее напряженіе его интереса ослабѣло какъ только я договорилъ все касательно предсказанія, онъ дослушалъ и остальное съ блестящими глазами. Онъ не сдѣлалъ ни одного замѣчанія, по часто нюхалъ табакъ. Самъ же я, покончивъ съ разказомъ, снова предался думамъ. Однако, повтореніе моей повѣсти воспламенило меня, и мысли стали не такъ мрачны. Извѣстіе о лордѣ Квинтонѣ живо меня задѣло. Моя помощь могла опять понадобиться; къ грусти присоединилась пріятная гордость когда я заявилъ самому себѣ что въ этой помощи отказа не будетъ, хотя со мной и обошлись такъ какъ не поступаютъ даже съ вѣрною собакой, а тѣмъ болѣе съ джентльменомъ который, разумѣется, не по собственнымъ доблестямъ, но все-таки оказалъ немалыя услуги. Сознаться по правдѣ, я былъ такъ убѣжденъ въ своихъ качествахъ что ежеминутно ожидалъ зова и втихомолку сочинялъ условія, почтительныя, но мстительныя, на которыхъ я соглашусь вторично предоставить свою руку и шпагу въ распоряженіе Барбары.
   -- Вы любили эту тварь Нелли? неожиданно спросилъ викарій.
   -- Да, сказалъ я,-- я любилъ ее.
   -- Вы ее разлюбили?
   -- Да, именно, отвѣтилъ я стараясь холодно улыбнуться.-- Подобныя безумства проходятъ вмѣстѣ съ юностію.
   -- Вамъ двадцать четыре года?
   -- Да, двадцать четыре.
   -- И вы ея уже не любите?
   -- Говорю вамъ, уже не люблю, сэръ.
   Викарій открылъ табакерку и взялъ большую щепоть.
   -- Въ такомъ случаѣ, сказалъ онъ, держа щепоть указательнымъ и большимъ пальцами какъ разъ на полдорогѣ къ носу,-- вы любите какую-нибудь другую женщину, Саймонъ.
   Онъ сказалъ это не такъ какъ говоритъ человѣкъ задающій вопросъ и даже не такъ какъ человѣкъ высказывающій мнѣніе; онъ заявлялъ фактъ и не нуждался въ отвѣтѣ для подтвержденія. "Да, вы любите какую-нибудь другую женщину, Саймонъ", сказалъ онъ и на этомъ оставилъ вопросъ.
   -- Нѣтъ! вскричалъ я въ негодованіи.
   Неужели я для того говорилъ себѣ сто разъ что я не влюбленъ чтобы другой сказалъ мнѣ что я влюбленъ? Правда, я могъ бы быть влюбленнымъ, если бы...
   -- Ахъ, кто это ѣдетъ? воскликнулъ викарій, проворно подскочивъ къ окну и съ любопытствомъ выглядывая въ него.-- Кажется, я знаю этого джентльмена. Подите сюда, Саймонъ, посмотрите.
   Я повиновался. Джентльменъ въ сопровожденіи двоихъ слугъ быстро проѣхалъ мимо; сумерки начинали спускаться, но еще было настолько свѣтло что я разсмотрѣлъ незнакомца. Онъ ѣхалъ скоро, а голова его лошади была направлена въ сторону воротъ замка.
   -- Кажется, это лордъ Карфордъ, сказалъ викарій.-- Мнѣ сдается что онъ ѣдетъ въ замокъ.
   -- Кажется, это онъ и, кажется, онъ ѣдетъ туда, выговорилъ я; одно мгновеніе я простоялъ посреди комнаты въ нерѣшительности, сбитый съ толка, растерянный.
   -- Что съ вами, Саймонъ? Почему бы лорду Карфорду не отправляться въ замокъ? воскликнулъ викарій.
   -- Пускай отправляется къ чорту! вскричалъ я и схватилъ шляпу лежавшую на столѣ.
   Викарій обернулся ко мнѣ съ улыбкой на губахъ.
   -- Ступайте, мальчикъ, сказалъ онъ;-- больше я не хочу слышать какъ вы будете отрицать мои предположенія. Они основаны на широкихъ наблюденіяхъ человѣческаго рода и...
   Ну, я до сего дня не знаю на чемъ еще они основаны. Я вышелъ изъ дома раньше чѣмъ викарій докончилъ перечисленіе основаній на которыхъ покоились его предположенія.
   

ГЛАВА XXI.
Странная встр
ѣча двоихъ джентльменовъ.

   Я слыхалъ что король Карлъ отъ души посмѣялся узнавъ, какъ нѣкій джентльменъ провелъ де-Перанкура и похитилъ изъ. его когтей даму которая должна была ѣхать чтобы сдѣлать приготовленія къ визиту герцогини Іоркской французскому двору. "Этого Урія нельзя поставить въ сраженіи въ первые ряды и потому Давиду не придется добиться своего." Я думаю что онъ засмѣялся бы даже и тогда, если бы мой поступокъ разстроилъ его собственные планы, но дѣло въ томъ что онъ воспользовался преданностію къ религіи которая, по мнѣнію мисъ Нелли, вдохновляла m-lle де Керуайль и что ко времени полученія извѣстій изъ Кале онъ почти не сомнѣвался въ собственномъ успѣхѣ, не смотря на неудачу постигшую его друга де-Перанкура. Онъ заключилъ договоръ, получилъ деньги, а леди, хоть и не хотѣла оставаться, все-таки обѣщала вернуться. Такимъ образомъ король былъ удовлетворенъ и можетъ быть испытывалъ нѣкотораго рода злорадство думая о пораженіи могучаго государя, величіе и достоинство котораго превращали всякую постигавшую его превратность судьбы въ забаву для личностей менѣе сильныхъ. Какъ бы то ни было, король засмѣялся, потомъ на минуту сталъ серіозенъ, заявляя что не пожалѣетъ никакихъ усилій для внушенія мисъ Квинтонъ чувства долга, затѣмъ опять засмѣялся. но онъ все-таки принялся за внушеніе, хотя безъ большаго рвенія или суровости; когда же онъ услыхалъ что Монмаутъ иначе смотритъ на долгъ этой леди, онъ пожалъ плечами, говоря: "Ну, если Давидовъ оказывается два, я поставлю крону за Урія".
   Легко дойти вслѣдъ за человѣкомъ до двери дома, но если дверь за нимъ затворится, а преслѣдователя не пригласятъ войти, послѣдній только и можетъ остаться на дворѣ. Такъ случилось и со мною; оставшись за дверью, я не зналъ о происходившемъ внутри и о переговорахъ лорда Карфорда съ мисъ Барбарой. Въ глубокомъ огорченіи я бросился на траву въ паркѣ замка, проклиная судьбу, самого себя и если не Барбару, то закоренѣлость свойственную всѣмъ женщинамъ,-- по логикѣ, значитъ, и мисъ Барбарѣ. Хотя мнѣ и не досталось роли, представленіе продолжалось, и я узналъ о его ходѣ впослѣдствіи; теперь я прошу позволенія сойти со сцены которую черезчуръ долго занималъ и скрыться съ глазъ, пока снова не подойдетъ моя реплика.
   Итакъ, въ этотъ вечеръ когда миледи, сильно захворавшая, лежала въ постели, а мисъ Барбара, хотя и не больная, очень соскучилась въ одиночествѣ и съ нетерпѣніемъ ожидала времени когда ей можно будетъ обратиться къ тому же убѣжищу (ибо какая-то гордость запрещаетъ намъ ложиться въ постель черезчуръ рано, какъ бы сильно мы этого ни желали),-- въ этотъ вечеръ раздался громкій стукъ въ двери дома. У дверей находился джентльменъ верхомъ, сопровождаемый двоими слугами, и настоятельно просилъ миледи сейчасъ же принять его. Услыхавъ что она въ постели онъ спросилъ мисъ Барбару и былъ впущенъ; однако, онъ не хотѣлъ назвать себя, но объявилъ что пріѣхалъ по неотложному дѣлу отъ лорда Квинтона. Предлогъ подѣйствовалъ, и Барбара приняла его. Къ удивленію, она увидала предъ собою низко кланявшагося Карфорда. Разказаннаго мною о немъ было довольно чтобъ ея привѣтствіе не отличалось теплотою. Я разказалъ бы ей и побольше если бы она доставила мнѣ удобный случай. Неполныя свѣдѣнія которыми она располагала заставили ее обвинять его скорѣе въ робости передъ сильными соперниками чѣмъ въ обдуманномъ намѣреніи сдѣлать любовь подспорьемъ честолюбію и воспользоваться ею самою какъ орудіемъ. Если бъ она знала все что мнѣ было извѣстно, она не стала бы слушать его. Даже и теперь она нашла какой-то предлогъ уклониться отъ разговора въ этотъ вечеръ и немедленно удалилась бы, но онъ удержалъ ее, настоятельно прося ради отца и ради ея самой выслушать что онъ имѣетъ сказать, утверждая что она подвергается опасности большей чѣмъ подозрѣваетъ. Такимъ способомъ онъ убѣдилъ ее сѣсть.
   -- Что вы имѣете передать мнѣ отъ отца, милордъ? спросила она холодно, но вѣжливо.
   -- Сударыня, ничего не имѣю, отвѣтилъ онъ съ недурно разчитанною прямотой.-- Я воспользовался этимъ предлогомъ чтобы быть принятымъ; я опасался что моей собственной преданности вамъ будетъ не достаточно, хотя она вамъ хорошо извѣстна. Но несмотря на отсутствіе порученія я думаю что вы скоро получите нѣкоторое извѣстіе. Нѣтъ, вы должны выслушать
   Тутъ она встала.
   -- Я слушаю, милордъ, но буду слушать стоя.
   -- Вы жестоки со мною, мисъ Барбара, сказалъ онъ.-- Впрочемъ, относитесь къ извѣстію какъ вамъ угодно; только внемлите ему. Онъ подошелъ къ ней ближе и продолжалъ: -- Завтра придутъ извѣстія отъ вашего отца. Вы давно ихъ не имѣете?
   -- Увы, давно, сказала она.-- Оба мы были въ разъѣздахъ и не могли переписываться.
   -- Завтра придетъ письмо. Позволите вы мнѣ сказать каково его содержаніе?
   -- Какъ можете вы знать содержаніе, милордъ?
   -- Я сошлюсь на дѣйствительность, сказалъ онъ твердо.-- При полученіи письма обнаружится, правъ я или нѣтъ. Въ немъ будетъ приказаніе вамъ съ вашею матерью въ сопровожденіи посланнаго...
   -- Моя мать не въ силахъ...
   -- Или, если ваша мать не въ силахъ, вамъ одной съ какою-нибудь горничной отправляться въ Дувръ.
   -- Въ Дувръ? вскричала Барбара.-- Зачѣмъ?
   Она отстранилась отъ него, какъ бы встревоженная однимъ названіемъ мѣста откуда только что вырвалась.
   Онъ посмотрѣлъ ей прямо въ лицо, отвѣчая медленно и многозначительно:
   -- Герцогиня Орлеанская возвращается во Францію, и вы должны ѣхать съ нею.
   Барбара схватилась за стулъ стоявшій рядомъ и упала на него. Теперь онъ сталъ надъ нею, говоря быстро и требовательно.
   -- Вы должны слушать, сказалъ онъ,-- и дѣйствовать не теряя времени. Одинъ французскій джентльменъ, но имени де-Фонтенель, прибудетъ сюда завтра; при немъ письмо вашего отца, и онъ посланъ съ тѣмъ чтобы отвезти васъ въ Дувръ.
   -- Отецъ приказываетъ мнѣ ѣхать? воскликнула она.
   -- Онъ требуетъ этого въ своемъ письмѣ, отвѣтилъ Карфордъ.
   -- Въ такомъ случаѣ я поѣду, сказала она.-- Меня не могутъ обидѣть при немъ, а когда я разкажу ему все, онъ не отпуститъ меня во Францію.
   Вѣдь милордъ до сихъ поръ не узналъ о томъ что случилось съ его дочерью, и миледи тоже оставалась въ невѣдѣніи, такъ какъ въ виду болѣзни не годилось волновать ее такими тревожными разговорами.
   -- Васъ дѣйствительно не обидѣли бы при отцѣ если бы вы вашего отца застали, сказалъ Карфордъ. Слушайте, я разкажу вамъ. Прежде чѣмъ вы попадете въ Дувръ милордъ оттуда уѣдетъ. Едва его письмо къ вамъ было отослано, король нашелъ предлогъ отправить милорда въ Корнуолъ; тотъ опять написалъ, извѣщая о своемъ путешествіи и приказывая вамъ не пріѣзжать въ Дувръ пока онъ за вами не пришлетъ. Онъ вручилъ это письмо посланному лорда Арлингтона отправлявшемуся въ Лондонъ. Но посланные секретаря знаютъ когда спѣшить и когда медлить въ дорогѣ. Вы должны бы были уѣхать раньше полученія письма.
   Барбара смотрѣла на него въ недоумѣніи и ужасѣ; онъ же былъ по всей видимости спокоенъ и говорилъ съ видомъ честной прямоты.
   -- Однимъ словомъ, сказалъ онъ,-- это ловушка чтобы заставить васъ вернуться въ Дувръ. Этотъ де-Фонтенель получилъ приказъ привезти васъ во что бы то ни стало и вооруженъ полномочіемъ короля на случай если распоряженіе милорда окажется недостаточнымъ.
   Нѣкоторое время она просидѣла въ безпомощномъ уныніи. Карфордъ имѣлъ благоразуміе не прерывать ея мыслей; онъ зналъ что она ищетъ способа избавленія и охотно предоставлялъ ей убѣдиться что такого способа нѣтъ.
   -- Какъ вы сказали, когда пріѣдетъ сюда де-Фонтенель? спросила она наконецъ.
   -- Сегодня позднею ночью или завтра рано утромъ. Онъ отдыхалъ нѣсколько часовъ въ Лондонѣ, тогда какъ я проѣхалъ прямо, иначе я не попалъ бы сюда раньше его.
   -- А зачѣмъ вы пріѣхали, милордъ? спросила она.
   -- Послужить вамъ, сударыня, отвѣтилъ онъ просто.
   Она выпрямилась съ высокомѣрными словами:
   -- Вы не были такъ готовы служить мнѣ въ Дуврѣ.
   Карфордъ не былъ обезоруженъ нападеніемъ которое навѣрно предвидѣлъ; для этого удара у него было приготовлено отраженіе.
   -- Я уберегъ васъ отъ той опасности которую зналъ; другая была мнѣ неизвѣстна. Потомъ въ порывѣ хорошо изображеннаго негодованія онъ воскликнулъ:-- Клянусь Небомъ, если бы не я, французскій король былъ бы для васъ неопасенъ: онъ явился бы слишкомъ поздно.
   Она поняла его и болѣзненно покраснѣла.
   -- Когда врагъ могущественъ, продолжалъ онъ,-- намъ приходится бороться хитростью, а не силой; когда мы не можемъ противостоять, мы должны отсрочивать; мы должны задерживать когда не можемъ остановить. Вы понимаете мою мысль; я не могъ изложить ее вамъ яснѣе. По теперь я переговорилъ открыто съ герцогомъ Монмаутскимъ, прося его кое-о-чемъ отъ собственнаго имени, какъ и отъ вашего. Онъ благородный принцъ, сударыня, и вамъ слѣдовало бы простить нанесенную имъ обиду, такъ какъ вы-то ее и вызвали. Если бы я сталъ противодѣйствовать ему открыто, онъ сдѣлался бы и мнѣ и вамъ врагомъ. А теперь онъ другъ и вамъ и мнѣ.
   Защита была такъ искусна что сдержала ея негодованіе. Онъ быстро воспользовался преимуществомъ, не давая ей времени искать слабое мѣсто въ его доводахъ.
   -- Во имя Неба, воскликнулъ онъ,-- не станемъ тратить времени на прошлыя невзгоды. Если хотите, я заслужилъ порицаніе дѣйствіями, однако, поклянусь что не намѣреніями. Но опасность грозитъ здѣсь, сейчасъ, и я пріѣхалъ охранять васъ отъ нея.
   -- Въ такомъ случаѣ я очень вамъ обязана, милордъ, сказала она все еще сомнѣваясь, но въ своей тревогѣ горячо желая положиться на его честность.
   -- Нѣтъ, сказалъ онъ, -- все что я имѣю, сударыня -- ваше, и вы не можете быть обязаны вашему рабу.
   Я не сомнѣваюсь что въ этихъ словахъ его страсть казалась довольно искреннею и произвела впечатлѣніе тѣмъ сильнѣйшее что до сихъ поръ была подавлена; такимъ образомъ представлялось будто она прорвалась противъ его воли. Въ самомъ дѣлѣ, хотя въ этомъ человѣкѣ честолюбіе замѣняло любовь, все-таки онъ любилъ ее и сдѣлалъ бы ее своею столько же по страсти сколько и ради той власти которую разчитывалъ пріобрѣсти при ея помощи. Я не рѣшаюсь произнести надъ нимъ судъ: многіе люди заимствуютъ окраску у времени, подобно тому какъ нѣкоторыя насѣкомыя заимствуютъ ее у растеній которыми питаются; въ честныя времена они были бы честны, а въ развращенныя они слѣдуютъ дурному обычаю, не имѣя силы держаться самостоятельно. Быть-можетъ этотъ лордъ принадлежалъ къ такой породѣ.
   -- Вѣдь моя любовь для васъ не новость, сказалъ онъ мягче.-- Дважды вы о ней слыхали, а влюбленный говорящій дважды по меньшей мѣрѣ одинъ разъ несетъ огорченіе; но мнѣ кажется что во второй разъ вы были болѣе расположены отнестись къ ней благосклонно. Можно ли мнѣ упомянуть о ней еще разъ?
   -- Право, теперь не время... начала было она взволнованнымъ голосомъ.
   -- Каковъ бы ни былъ вашъ отвѣтъ, я вашъ слуга, увѣрялъ онъ.-- Моя рука и сердце принадлежатъ вамъ, хотя вы отдали свое сердце другому.
   -- Другаго нѣтъ... я свободна... пролепетала она.
   Онъ смотрѣлъ на нее, а она усиливалась быть спокойною говоря:
   -- Того что вы предполагаете вовсе нѣтъ. Но мое отношеніе къ вамъ, милордъ, не измѣнилось.
   Онъ помолчалъ одно мгновеніе прежде чѣмъ отвѣтить ей; онъ сдѣлалъ такъ какъ будто волненіе не позволяетъ ему заговорить раньше. Потомъ онъ выговорилъ съ разстановкою:
   -- Сердечно сокрушаюсь что вынужденъ это слышать, и молю Небо чтобы не очень отдаленный день принесъ мнѣ иной отвѣтъ. Сохрани, Боже, чтобы я сталъ теперь воздѣйствовать на вашу добрую волю. Можетъ-быть вы готовы принять мои услуги, хотя не принимаете моей любви. Мисъ Барбара, поѣдете ли вы со мною?
   -- Ѣхать съ вами? воскликнула она.
   -- Миледи также поѣдетъ, и мы втроемъ отыщемъ вашего отца въ Корнуолѣ. Клянусь честію, спастись можно только бѣгствомъ.
   -- Моя мать лежитъ и слишкомъ больна для дороги. Развѣ вы этого не слыхали отъ отца?
   -- Я не видалъ милорда. Я узналъ о его письмѣ черезъ герцога Монмаутскаго; хотя тамъ была рѣчь о болѣзни миледи, я надѣялся что она поправилась.
   -- Моя мать не въ силахъ ѣхать. Это невозможно.
   Онъ сдѣлалъ шагъ къ ней.
   -- Фонтенель прибудетъ сюда завтра, сказалъ онъ.-- Если онъ васъ застанетъ!.. Но пожалуй вы можете прибѣгнуть еще къ чьей-нибудь помощи?
   Онъ опять помолчалъ, внимательно глядя на нее.
   Она сидѣла въ глубокой горести, ломая руки на колѣнахъ. Былъ такой человѣкъ и неподалеку. Но пославъ за нимъ она поступила бы наперекоръ рѣшенію и болѣзненно сломила бы свою гордость. Мы съ нею разстались въ сердцахъ; я съ немалою горечью осуждалъ себя за вину въ ссорѣ; вѣроятно и она щадила себя не болѣе того; однако, чѣмъ сильнѣе чувствуешь проступокъ, тѣмъ труднѣе въ немъ сознаться.
   -- Мистеръ Дэль въ Гачстедѣ? спросилъ Карфордъ смѣло и прямо.
   -- Не знаю гдѣ онъ. Онъ привезъ меня сюда, но я ничего о немъ не слыхала съ тѣхъ поръ какъ мы разстались.
   -- Въ такомъ случаѣ онъ, вѣроятно, опять уѣхалъ?
   -- Не знаю, сказала Барбара.
   Должно-быть Карфордъ въ самомъ дѣлѣ былъ недогадливъ если не сообразилъ положенія дѣла. Всего удобнѣе вымогать согласіе у дамы тогда когда она въ размолвкѣ съ соперникомъ и вся ея гордость вооружилась на борьбу съ сердечнымъ влеченіемъ
   -- Вѣроятно, иначе онъ не могъ бы выказывать такого равнодушія къ вамъ... мало того, я вынужденъ назвать это невѣжливостію.
   -- Онъ оказалъ мнѣ услугу.
   -- Рвеніе джентльмена, сударыня, должно усиливаться, а не остывать когда ему удалось оказать услугу дамѣ.
   Онъ сказалъ достаточно и воздержался отъ дальнѣйшихъ нападокъ.
   -- Какъ вы поступите? продолжалъ онъ.
   -- Увы, какъ мнѣ быть? Потомъ она воскликнула:-- Этотъ де-Фонтенель не можетъ увезти меня противъ воли.
   -- Онъ получилъ королевскій приказъ, сказалъ Карфордъ.-- Кто устоитъ противъ него?
   Она вскочила и быстро обратилась къ нему.
   -- Вы сами, сказала она.-- Ѣхать вдвоемъ съ вами я не могу и не хочу. Но вы мой... вы готовы послужить мнѣ. Ради меня вы окажете противодѣйствіе де-Фонтенелю, да, и ради меня же вы устоите передъ королевскимъ приказомъ.
   Карфордъ стоялъ на мѣстѣ изумленный внезапною перемѣной въ ея обращеніи. Онъ не предвидѣлъ этой просьбы, и она не совсѣмъ-то пришлась ему по вкусу. Шагъ былъ черезчуръ смѣлъ для его характера; въ этомъ дѣлѣ былъ заинтересованъ король и могло придтись плохо человѣку разстроившему его планъ и оказавшему открытое сопротивленіе его посланному. Карфордъ разчитывалъ что сумѣетъ увезти ее и такимъ образомъ помѣшать затѣѣ подъ личиной невѣдѣнія. Разъ это было бы сдѣлано и притомъ безъ преднамѣренности, онъ могъ снискать себѣ прощеніе; встрѣчаться же со врагомъ и мѣряться съ нимъ силами лицомъ къ лицу -- значило бы ставить всю свою судьбу на одну отчаянную карту. Онъ былъ нѣмъ. Губы Барбары скривились въ улыбку съ выраженіемъ удивленія и оттѣнкомъ презрительности.
   -- Вы колеблетесь, сэръ? спросила она.
   -- Опасность велика, пробормоталъ онъ.
   -- Вы только-что говорили о невѣжливости, милордъ...
   -- Не хотите ли вы обвинить меня въ ней?
   -- Нѣтъ, если человѣкъ отказывается подвергнуться опасности изъ-за дамы, и изъ-за дамы которую этотъ человѣкъ любитъ... вѣдь вы именно это подразумѣвали, милордъ?.. то это называется иначе. Я скорѣе прощу невѣжливость чѣмъ эту иную вещь.
   Лицо его побѣлѣло отъ злости. Она обвиняла его въ трусости и ясно намекала что въ случаѣ если онъ уклонится, она обратится къ человѣку который не трусливъ, сколь онъ ни невѣжливъ и ни равнодушенъ по своему угрюмому характеру. Жалѣю что меня тамъ не было и что я не видалъ лица Карфорда. Но теперь онъ запутался въ ея вызовахъ и только смѣлость могла его выручить.
   -- Клянусь Богомъ, сударыня, вскричалъ онъ,-- завтра вы узнаете всю глубину вашей несправедливости ко мнѣ. Хотя бы мнѣ пришлось отвѣчать головою, вы получите доказательство.
   -- Благодарю васъ, милордъ, сказала она съ легкимъ поклономъ, какъ будто просила только должнаго ей, требуя чтобъ онъ изъ-за нея рискнулъ головой.-- Я не сомнѣвалась въ вашемъ отвѣтѣ.
   -- И не будете имѣть къ тому причины, сударыня, сказалъ онъ очень смѣло, хотя не могъ подавить признаковъ безпокойства.
   -- Еще разъ благодарю васъ, сказала она.-- Становится поздно, милордъ. Благодаря вашей добротѣ я засну спокойно и безъ опасеній. Покойной ночи. Она направилась было къ двери, но снова обернулась къ нему со словами:-- Прошу извинить меня, но даже гостепріимство должно подчиниться болѣзни. Я не могу принимать васъ какъ слѣдуетъ, пока мать моя лежитъ въ постели. Если вы остановитесь въ гостиницѣ, васъ помѣстятъ хорошо ради моего отца, и извѣстія отъ меня легко могутъ дойти до васъ.
   Карфордъ насильно заставилъ себя дать обѣщаніе; сдержитъ ли онъ его или нѣтъ -- оставалось въ неизвѣстности будущаго. Но и за то что онъ сдѣлалъ онъ былъ не прочь получить награду. Онъ подошелъ къ ней, опустился на колѣно и взялъ ее за руку; она допустила его поцѣловать ее.
   -- Я сдѣлалъ бы все на свѣтѣ чтобы заслужить свою награду, сказалъ онъ, не сводя пламеннаго взора съ ея лица.
   -- Я ничего не просила, кромѣ того что вы какъ будто предлагали, отвѣтила она холодно.-- Если вы ставите мнѣ условія, милордъ...
   -- Нѣтъ, нѣтъ! воскликнулъ онъ, пытаясь снова поймать ее за руку когда она отняла ее и съ реверансомъ вышла.
   Итакъ она оставила его, не бросивъ назадъ даже взгляда который сулилъ бы благосклонность впереди. Такимъ образомъ дама, если поведетъ себя умѣло, можетъ взять все и не обѣщать ничего.
   Карфордъ, не получивъ даже помѣщенія въ домѣ, потерпѣвъ неудачу въ томъ планѣ посредствомъ котораго онъ разчитывалъ овладѣть Барбарой, втянутый въ затѣю которая ему ничуть не нравилась и оставленный въ полной неизвѣстности относительно того, принесетъ ли ему пользу успѣхъ изъ-за котораго онъ подвергался такому большому риску,-- пошелъ въ гостиницу куда его направила Барбара, вѣроятно не въ слишкомъ веселомъ расположеніи духа. Я поручусь что онъ послалъ раза два крупныя ругательства, покамѣстъ пробирался туда въ темнотѣ со слугами и стучался къ хозяину который, по деревенскому расписанію, уже былъ въ постели. Прошло нѣсколько минутъ пока они его разбудили и Карфордъ въ сердцахъ колотилъ въ дверь. Наконецъ, ихъ впустили. Я же ушелъ прочь.
   Долженъ сознаться: я слѣдилъ за ними по пятамъ, не будучи въ состояніи успокоиться пока не увижу куда дѣнется Карфордъ. Все-таки мы должны отдать любви справедливость: если она ведетъ человѣка въ странныя мѣста, она иногда показываетъ ему вещи достойныя его знанія. Если я, поглупѣвшій отъ любви малый, слѣдилъ за соперникомъ до дома моей возлюбленной, если я слѣдилъ за его выходомъ оттуда со жгучею ревностію, мало того -- если я предпочелъ проводить время подъ окнами замка скорѣе чѣмъ сидѣть въ собственномъ удобномъ креслѣ,-- ну, что же, я сдѣлалъ только то что дѣлали многіе джентльмены, нынѣ умудренные и отрезвившіеся. Если же я нѣкогда въ томъ же самомъ паркѣ объявлялъ что сердце мое разбито другою леди, то въ сердцахъ, какъ и въ государствахъ, бываютъ перевороты; послѣ того какъ мятежники упьются торжествомъ, король снова вступаетъ въ свои права. Мало того, я зналъ многихъ, вполнѣ вѣрноподданныхъ королю Карлу, вмѣстѣ съ тѣмъ не говорившихъ ничего дурнаго объ Оливерѣ, иго котораго они когда-то носили. Я ничего не скажу во вредъ своей самозванкѣ, хотя королева и воцарилась снова.
   Ну, Карфорду она не достанется. Пускай я, Саймонъ Дэль, величайшій дуракъ въ королевскихъ владѣніяхъ и сижу надутый покамѣстъ другой беретъ приступомъ крѣпость на которой я страстно желалъ водрузить собственное знамя. Но побѣдителемъ Карфордъ не будетъ. Джентльменамъ легко завязать ссору между собою; крѣпостные могутъ выкрикивать имена своихъ румяныхъ красотокъ и открыто драться, изъ-за ихъ милостей надъ кружками эля, мы же ссоримся по поводу положенія королевства, раскладки картъ, покроя нашихъ камзоловъ -- изъ-за чего угодно. Мы съ Карфордомъ могли найти предлогъ безъ большаго труда. Я такъ разгорячился что едва-едва тутъ же не потребовалъ отъ него отчета, по какому праву онъ ѣдетъ такъ смѣло черезъ мою родную деревню; это оскорбленіе годилось бы не хуже всякаго другаго. Но благоразуміе одержало верхъ. Затворившіяся двери гостиницы скрыли пріѣзжихъ отъ моихъ глазъ, и я пошелъ своею дорогой, рѣшивъ встать съ пѣтухами чтобы Карфордъ не сдѣлалъ вылазки.
   Но дорогою я прошелъ мимо двери викарія. Онъ стоялъ на порогѣ куря длинную трубку (добрякъ любилъ виргинскій табакъ и давалъ волю своей любви по вечерамъ) и глядя на небо. Я попытался было шмыгнуть мимо него опасаясь разспросовъ; но онъ замѣтилъ мою фигуру и подозвалъ къ себѣ; впрочемъ, онъ не сталъ упоминать объ обстоятельствахъ при которыхъ мы разстались въ послѣдній разъ.
   -- Куда, Саймонъ? спросилъ онъ.
   -- Въ постель, сэръ, сказалъ я.
   -- Это хорошо, сказалъ онъ.-- А откуда?
   -- Съ прогулки, сэръ.
   Его глаза встрѣтились съ моими, и я замѣтилъ мелькнувшій въ нихъ огонекъ. Онъ помахалъ чубукомъ по воздуху и произнесъ:
   -- Любовь, Саймонъ, есть божественный недугъ духа, во время котораго духъ примѣшиваетъ къ блаженству оттѣнокъ горечи и изъ ада созерцаетъ небеса.
   -- Вы почерпаете мысли у поэтовъ, сэръ, сказалъ я угрюмо.
   -- Нѣтъ, возразилъ онъ, -- поэты -- у меня или у всякаго человѣка, обладающаго или прежде обладавшаго сердцемъ. Какъ, Саймонъ, вы меня покидаете? (Я отвернулся чтобы уйти.)
   -- Поздно, сэръ, сказалъ я,-- чтобы сочинять хвалебные гимны.
   -- Свои вы сочинили, улыбнулся онъ.-- Чу, что такое? Пока онъ говорилъ, раздался стукъ копытъ. Мгновеніе спустя изъ темноты вынырнули фигуры двухъ всадниковъ. По какому-то побужденію -- самъ не знаю какому -- я юркнулъ за викарія и укрылся позади него подъ навѣсомъ. Съ пріѣздомъ Карфорда умъ мой опять расшевелился, и я охотно привѣтствовалъ новыя событія. Викарій сдѣлалъ шагъ впередъ на дорогу, заслонивъ глаза рукою, и сталъ разглядывать незнакомцевъ.
   -- Какъ называется это мѣсто, сэръ? громко спросилъ ближайшій изъ всадниковъ.
   Я вздрогнулъ при звукѣ этого голоса: онъ еще раньше поражалъ мой слухъ и принадлежалъ не-англичанину.
   -- Это деревня Гачстедъ, къ вашимъ услугамъ, отвѣтилъ викарій.
   -- Есть въ ней гостиница?
   -- Проѣзжайте полмили и вы найдете хорошую гостиницу.
   -- Благодарю васъ, сэръ.
   Я не могъ сдерживаться долѣе, оттолкнулъ викарія въ сторону и выбѣжалъ на дорогу. Верховые уже повернули въ сторону гостиницы и тронулись медленно, точно усталые. "Покойной ночи!" крикнулъ викарій, имъ ли, или мнѣ, или всему міру -- не знаю. Дверь затворилась за нимъ. Я мгновеніе простоялъ слѣдя за удаляющимся силуэтомъ человѣка справлявшагося о дорогѣ. Духъ сильнаго возбужденія овладѣлъ мною: можетъ-быть не все еще кончено и предсказанію Бетти Назротъ не слѣдуетъ налагать оковы на будущее. Вѣдь въ гостиницѣ былъ Карфордъ, а вотъ это, если я не ошибаюсь, тотъ человѣкъ котораго такъ смутили мои познанія во французскомъ языкѣ въ Кентерберійской гостиницѣ.
   Притомъ Карфордъ зналъ Фонтенеля. По какому дѣлу они пріѣхали? Друзья ли они между собою или враги? Если друзья, то они найдутъ себѣ непріятеля; если враги, то найдется еще человѣкъ который приметъ участіе въ ихъ схваткѣ. Я не могъ понять смысла страннаго стеченія обстоятельствъ, по которымъ оба они пріѣхали въ Гачстедъ; однако, мои догадки были недалеко отъ истины, и я съ неистовою восторженностію привѣтствовалъ открывавшееся поприще. Мало того, я засмѣялся вслухъ; узналъ же я что засмѣялся только тогда когда де-Фонтенель внезапно повернулся на сѣдлѣ, крича слугѣ по-французски:
   -- Что это такое было?
   -- Что-то засмѣялось, отвѣтилъ малый съ тревогой въ голосѣ.
   -- Что-то? Вы хотите сказать: кто-то?
   -- Не знаю, звукъ былъ странный.
   Я притаился подъ изгородью когда де-Фонтенель обернулся, но его недоумѣніе и суевѣрная робость слуги повліяли на мое возбужденіе. Я могъ угомониться только выкинувъ штуку надъ Французомъ. Я опять громко захохоталъ.
   -- Господи, помилуй! воскликнулъ слуга, и я не сомнѣваюсь что онъ набожно перекрестился.
   -- Какой-нибудь сумашедшій вырвался, пренебрежительно сказалъ де-Фонтенель.-- Ѣдемъ дальше.
   Дальнѣйшее было школьничествомъ -- настоящимъ школьничествомъ. Если бы я не записывалъ всего, я не сталъ бы говорить объ этомъ. Я приставилъ руки ко рту и заоралъ:
   -- Il vient!
   У Фонтенеля вырвалось ругательство. Я бросился на середину дороги и съ минуту простоялъ тамъ, снова захохотавъ. Онъ круто повернулъ лошадь, но не направился ко мнѣ. Я полагаю что онъ былъ изумленъ, а можетъ-быть съ недоумѣніемъ рылся въ воспоминаніяхъ.
   -- Il vient! крикнулъ я еще разъ въ своемъ безуміи, повернулъ и пустился вдоль по дорогѣ что было силъ, продолжая хохотать. Фонтенель не пытался догонять меня, но я все бѣжалъ вплоть до дома матери. Тамъ я остановился, захлебываясь, съ трудомъ переводя духъ, и закричалъ въ безмѣрномъ торжествѣ:
   -- Теперь-то я ей окажусь нуженъ!
   Разумѣется, вещь о которой говорилъ викарій есть недугъ. Я не хочу чтобы по моей ночной выходкѣ судили о томъ, божественнаго ли происхожденія этотъ недугъ, или какого инаго.
   -- Они отлично поладятъ между собою въ гостиницѣ, засмѣялся я, бросаясь въ постель.
   

ГЛАВА XXII.
Выдумка лорда Карфорда.

   Я вовсе не желаю нападать на доброе имя сильныхъ людей и не берусь защищать его. Во всемъ, мною здѣсь написанномъ, нѣтъ такого намѣренія. Исторія -- судья имъ, а наша собственная слабость -- ихъ защитница. Нѣкоторые говорили, а многіе вѣрили что герцогиня Орлеанская привезла въ своей свитѣ въ Дувръ молодую французскую леди, намѣренно разчитывая на случай который и произошелъ. Я предпочелъ бы считать, если это возможно, что столь очаровательная и столь несчастная принцеса имѣла намѣренія невинныя, но уступила увѣщаніямъ и настояніямъ родственниковъ, а можетъ-быть какой-нибудь особой ссылкѣ на государственную политику. Точно такъ же мнѣ не хочется думать что она питала злой умыселъ противъ мисъ Барбары къ которой была искренно привязана, и я по мѣрѣ возможности стараюсь видѣть честный смыслъ въ письмѣ которое де-Фонтенель привезъ въ Гачстедъ. Въ немъ герцогиня со скромными недомолвками касалась происшедшаго, съ милою важностію сокрушалась о своенравіи мущинъ и о собственномъ простодушіи, отдавшемъ ее во власть ихъ козней и сдѣлавшемъ ее противъ воли менѣе полезною для друзей. Но теперь она получила предостереженіе, глаза ея открыты, она будетъ охранять собственную честь и честь каждаго человѣка который пожелаетъ ей довѣриться. Мало того, самъ онъ, де-Перанкуръ, раскаивается и поклялся не тревожить болѣе ни ее, ни ея друзей. Поэтому не пожелаетъ ли прелестная мисъ Барбара, которую она клятвенно увѣряетъ въ горячей любви, вернуться къ ней, отправиться вмѣстѣ съ нею во Францію и пробыть у нея до пріѣзда герцогини Іоркской, а говоря откровенно и долѣе, сколько Барбара пожелаетъ остаться и сколько позволитъ ея добрый отецъ. Такъ гласило письмо, и письмо по-видимому было честно. Впрочемъ, не знаю; но если оно и было честно, кто посмѣлъ бы довѣрять ему? Даже при наилучшихъ намѣреніяхъ герцогини Орлеанской, какъ нашла бы она силу дать отпоръ де-Перанкуру? Но де-Перанкуръ раскаивался. Увы, онъ каялся въ томъ что упустилъ леди; раскаянія могло хватить до тѣхъ поръ, пока она снова не очутилась бы въ его власти.
   Какова бы ни была цѣль письма доставленннаго де-Фонтенелемъ, самъ онъ, джентльменъ полный отваги и высокой доблести, считалъ свое дѣло честнымъ. Онъ не былъ въ Дуврѣ и ничего не зналъ о происшедшемъ тамъ; если онъ и являлся орудіемъ злаго умысла, намѣренія его повелителей не были ему извѣстны. Онъ открыто пріѣхалъ въ Гачстедъ съ почетнымъ порученіемъ, какъ онъ полагалъ, и привезъ приглашеніе, долженствовавшее доставить большое удовольствіе дамѣ къ которой оно было обращено. Герцогиня оказывала мисъ Квинтонъ большую честь, желая ея общества, и безъ сомнѣнія хорошо вознаградила бы ее за просимую услугу. Фонтенель далѣе ничего не видѣлъ и не спрашивалъ. Съ полнымъ довѣріемъ и чистосердечіемъ онъ взялся за дѣло, не воображая что былъ посланъ съ порученіемъ за которое каждый можетъ его упрекнуть, или съ такою цѣлью которая давала всякому право относиться къ его поступкамъ недовѣрчиво. При томъ мой возгласъ: "Il vient" не измѣнилъ его расположенія духа. Собравшись съ мыслями и припомнивъ случай, въ которомъ прежде эти слова играли роль, онъ увидалъ въ нихъ вызовъ кого-то, кто можетъ-быть проникъ государственную тайну и былъ дурно настроенъ противъ короля и королевской политики; но не имѣя свѣдѣній о какихъ бы то ни было отношеніяхъ между мисъ Барбарой и де-Перанкуромъ, онъ не связалъ этого глупаго крика съ предметомъ своего настоящаго полномочія. Точно такъ же, услыхавъ что въ гостиницѣ остановился нѣкій джентльменъ (Карфордъ не назвалъ себя) который побывалъ въ замкѣ, онъ ничуть не обезпокоился, но обнаружилъ полную готовность встрѣтиться съ какимъ угодно числомъ джентльменовъ, безъ страха ихъ общества или ихъ пытливыхъ взглядовъ.
   Веселый и любезный, явился онъ къ мисъ Барбарѣ. Мать ея все еще лежала въ постели и она приняла его одна въ комнатѣ, выходившей на терасу. Съ низкимъ поклономъ и въ почтительныхъ выраженіяхъ онъ изложилъ, зачѣмъ пріѣхалъ, и вручилъ привезенное имъ письмо герцогини Орлеанской, осмѣлясь присовокупить отъ себя слова надежды что мисъ Квинтонъ не отошлетъ его обратно безъ успѣха, но дастъ ему случай снискать одобреніе какъ надежному посланному. Затѣмъ онъ закрутилъ усы, любезно улыбнулся и сталъ ждать въ полномъ спокойствіи, пока она читала письмо. Право, онъ заслуживаетъ нѣкоторой жалости, потому что женщины обыкновенно не тратятъ много времени на разсужденія въ подобныхъ случаяхъ. Когда человѣкъ пріѣзжаетъ по дѣлу которое по ихъ подозрѣнію дурно, онѣ не задумываясь причисляютъ этого человѣка къ соучастникамъ и притомъ не спрашиваютъ, извѣстно ли ему къ чему онъ прилагаетъ руку.
   Барбара прочла письмо разъ и еще разъ; потомъ, ни слова не сказавъ Фоитенелю и даже не пригласивъ его садиться, она позвала слугу и послала его въ гостиницу попросить къ ней Карфорда. Она говорила тихо и Французъ ничего не слыхалъ. Когда они опять остались одни, Барбара подошла къ окну и стала смотрѣть въ него. Фонтенель, начинавшій приходить въ недоумѣніе и безпокойство, подождалъ нѣсколько мгновеній прежде чѣмъ осмѣлился заговорить съ ней; наружность ея къ тому не поощряла: щеки ея покраснѣли, а въ глазахъ выражалось негодованіе. Но наконецъ онъ собрался съ духомъ.
   -- Надѣюсь, сударыня, сказалъ онъ, -- что мнѣ можно отвезти съ собою прекраснѣйшій изъ отвѣтовъ?
   -- Какой же это отвѣтъ, сэръ? спросила она, на половину оборачиваясь къ нему съ презрительнымъ взглядомъ.
   -- Вы сами, сударыня, если вамъ угодно оказать мнѣ такую честь, отвѣтилъ онъ съ поклономъ.-- Вашъ пріѣздъ былъ бы отвѣтомъ который больше всего понравился бы герцогинѣ и лучше всего исполнилъ бы мое порученіе.
   Она холодно посмотрѣла на него минуты двѣ, потомъ сказала:
   -- Я послала за однимъ джентльменомъ, который посовѣтуетъ что мнѣ отвѣтить.
   Де-Фонтенель поднялъ брови и возразилъ съ видомъ, нѣсколько натянутымъ:
   -- Вы свободны, сударыня, совѣтоваться съ кѣмъ вамъ угодно, хотя я надѣялся что вопросъ не требуетъ обстоятельнаго разсмотрѣнія.
   Она внѣ себя повернулась къ нему лицомъ.
   -- Благодарю за ваше мнѣніе обо мнѣ, сэръ, вскричала она.-- Или вы полагаете, я настолько глупа что ослѣплена этимъ письмомъ?
   -- Клянусь небомъ... началъ было озадаченный джентльменъ
   -- Я знаю, сэръ, какимъ уваженіемъ пользуется честь женщины въ вашей странѣ и при дворѣ вашего короля.
   -- Такимъ же глубокимъ уваженіемъ, сударыня, какъ и въ вашей странѣ и при вашемъ дворѣ.
   -- Да, это правда. Помоги мнѣ, Боже! это правда! Но теперь мы не при дворѣ. Не приходило ли вамъ въ голову что такое порученіе можетъ быть опаснымъ?
   -- Я объ этомъ не подумалъ, сказалъ онъ съ улыбкой, пожимая плечами.-- Впрочемъ извините меня, я опасности не боюсь.
   -- Ни опасности, ни позора? язвительно спросила она. Фонтенель вспыхнулъ.
   -- Дамѣ, сударыня, позволено говорить все что ей угодно, замѣтилъ онъ съ поклономъ.
   -- О, довольно притворяться, воскликнула она.-- Не поговорить ли намъ безъ околичностей?
   -- Я душевно радъ, сударыня, сказалъ онъ, колеблясь между гнѣвомъ и недоумѣніемъ.
   Одну минуту казалось, будто она хочетъ заговорить, но стыдъ откровеннаго разговора былъ для нея слишкомъ великъ. А онъ ничѣмъ не могъ помочь ей при своемъ невѣдѣніи и удивленіи.
   -- Я не стану говорить объ этомъ, сказала она.-- Пускай мущина скажетъ вамъ правду и потребуетъ у васъ отчета. Я не оскверню своего языка.
   Фонтенель шагнулъ къ ней, ища способа успокоить бѣшенство котораго не понималъ.
   -- Клянусь Богомъ живымъ... началъ было онъ важно.
   Но Барбара не хотѣла уступить ему слово.
   -- Прошу васъ, воскликнула она,-- посторонитесь и позвольте мнѣ пройти. Я не хочу долѣе оставаться съ вами. Позвольте мнѣ пройти къ двери, сэръ. Я пришлю джентльмена поговорить съ вами.
   Фонтенель, глубоко оскорбленный, совершенно растерянный, распахнулъ передъ нею дверь и посторонился, пропуская ее.
   -- Сударыня, сказалъ онъ,-- вы должно-быть не такъ понимаете.
   -- Не такъ понимаю? Да, или понимаю слишкомъ ясно!
   -- Такъ какъ я джентльменъ...
   -- Я съ этимъ не согласна, сэръ, перебила она.
   Тогда онъ умолкъ; снова поклонясь, онъ отступилъ на одинъ шагъ назадъ. Она постояла мгновеніе, презрительно глядя на него. Потомъ, сдѣлавъ реверансъ, она простилась и вышла, оставивъ его въ самомъ грустномъ положеніи, въ какомъ только обращеніе женщины оставляло мущину съ сотворенія міра.
   Между тѣмъ, но причинамъ уже изложеннымъ, Карфордъ принялъ приглашеніе безъ большаго удовольствія и воспользовался имъ такъ неторопливо что у де-Фонтенеля осталось болѣе чѣмъ достаточно времени чтобы ломать голову надъ смысломъ колкостей мисъ Барбары. Но онъ не приблизился къ истинѣ и былъ вынужденъ праздно глазѣть въ окно до прибытія джентльмена который долженъ былъ разъяснить дѣло. Такимъ образомъ онъ увидалъ Карфорда, приближавшагося къ дому пѣшкомъ, медленно и грузно, съ мрачнымъ лицомъ и разстроеннымъ видомъ. Фонтенель испустилъ радостное восклицаніе: онъ зналъ Карфорда, а при содѣйствіи друга онъ могъ бы поладить со вспыльчивою дѣвицей, лишавшей его даже возможности самозащиты. Ему было также извѣстно что, несмотря на показную преданность герцогу Монмаутскому, Карфордъ въ дѣйствительности принадлежалъ къ французской партіи. Итакъ онъ собирался выбѣжать и привѣтствовать его, но замедлилъ шаги, увидавъ саму мисъ Барбару которая бросилась навстрѣчу къ новоприбывшему со всѣми признаками горячности. Карфордъ поздоровался съ нею и оба вступили въ разговоръ на терасѣ, при чемъ Фонтенель слѣдилъ за ними въ окно. Къ новому его изумленію, свиданіе казалось едва ли менѣе бурнымъ чѣмъ его собственное. По-видимому, леди предписывала своему совѣтчику извѣстное поведеніе которое ему приходилось не по вкусу; она настаивала, судя но манерамъ начинала сердиться; онъ же, нѣкоторое время сопротивлявшійся и спорившій, мрачно уступилъ; онъ поклонился въ знакъ согласія, вмѣстѣ съ тѣмъ выказывая своимъ поведеніемъ неодобреніе; она же оставила въ сторонѣ его неодобреніе и приняла его согласіе съ плохо скрытымъ презрѣніемъ. Карфордъ прошелъ въ домъ; Барбара не послѣдовала за нимъ, но бросилась на мраморную скамью, закрыла лицо руками и осталась тамъ въ позѣ говорившей о глубокомъ волненіи и горести.
   -- Клянусь честью, вскричалъ достойный де-Фонтенель,-- все это дѣло выше моего пониманія!
   Мгновеніе спустя Карфордъ вошелъ въ комнату и поздоровался съ нимъ очень вѣжливо. Де-Фонтенель не теряя времени приступилъ къ дѣлу; обида была сильна и горька, и онъ изливалъ душу безъ стѣсненія. Карфордъ слушалъ, говорилъ мало, но былъ очень внимателенъ и не сводилъ хитрыхъ глазъ съ лица собесѣдника. Въ негодованіи Фонтенель расхаживалъ вдоль по комнатѣ безпокойными шагами; Карфордъ сидѣлъ на стулѣ, спокойный и бдительный, жадно слушая все что говорилъ сердитый джентльменъ. Карфордъ не принадлежалъ къ числу тѣхъ которые торопятся повѣрить чести и благородству собратьевъ, и не имѣлъ склонности предположить безхитростное сердце скорѣе чѣмъ дальновидную голову; но онъ вскорѣ удостовѣрился что Французу дѣйствительно неизвѣстно скрывавшееся за его полномочіемъ и что обращеніе Барбары съ нимъ породило искреннюю, а не притворную обиду. Это открытіе заставило милорда призадуматься.
   -- И она послала за вами чтобы вы подали ей совѣтъ! воскликнулъ Фонтенель.-- Это хорошо, другъ мой; вашъ совѣтъ можетъ имѣть только одинъ смыслъ.
   -- Я въ этомъ не увѣренъ, сказалъ Карфордъ, пробуя почву подъ ногами.
   -- Дѣло въ томъ что вы не все знаете. Я говорилъ съ нею осторожно, стараясь склонить ее увѣщаніями. Но съ вами можно говорить открыто. Я получилъ прямое приказаніе отъ короля привезти ее и не терпѣть ничьего вмѣшательства. Право, дорогой лордъ, у васъ выбора нѣтъ. Не станете же вы противиться королевскому приказу?
   Но Барбара требовала чтобъ онъ воспротивился даже королевскому приказу. Карфордъ ничего не сказалъ, а горячій Французъ стремительно продолжалъ:
   -- Кромѣ того, я счелъ бы величайшимъ оскорбленіемъ для себя если бы вы стали мнѣ препятствовать. Дѣйствительно, милордъ, при всемъ моемъ уваженіи къ вамъ я не могъ бы этого потерпѣть. Не знаю, что леди имѣетъ противъ меня и кто вбилъ ей въ голову такія нелѣпости. Вѣдь не вы же? Вы не сомнѣваетесь въ моей чести? Вы не станете язвить меня если я назову себя джентльменомъ?
   Онъ пріостановился передъ Карфордомъ, ожидая отвѣта на свои бурные вопросы. Онъ усмотрѣлъ обиду уже въ томъ обстоятельствѣ что молчаніе Карфорда продолжалось.
   -- Послушайте, милордъ, воскликнулъ онъ,-- мнѣ не нравится что вы такъ долго думаете. Развѣ вамъ не легко отвѣтить?
   Онъ принялъ вызывающій видъ.
   Я не сомнѣваюсь что Карфордъ находился въ сильной досадѣ и затрудненіи. Ему легче было бы имѣть дѣло съ негодяемъ чѣмъ съ этимъ вспыльчивымъ джентльменомъ. Барбара потребовала чтобы онъ воспротивился даже королевскому приказу. Онъ могъ бы уклониться отъ этой пагубной услуги если бы самъ убѣдилъ Фонтенеля что тотъ служитъ орудіемъ въ рукахъ менѣе почтенныхъ чѣмъ его собственныя; тогда по всему вѣроятію Французъ отказался бы отъ своего предпріятія. Но сбывъ его съ рукъ Карфордъ вмѣстѣ съ тѣмъ утратилъ бы власть надъ Барбарой и самый благопріятный случай получить ея руку; вѣдь въ ея бѣдѣ была его надежда. Съ другой стороны, при открытой ссорѣ съ Фонтенелемъ ему пришлось бы взять на себя послѣдствія которыхъ онъ боялся или же подвергнуться безмѣрному презрѣнію Барбары. Онъ не могъ рѣшить задачи и захотѣлъ прибѣгнуть къ отсрочкѣ.
   -- Я не сомнѣваюсь въ вашей чести, сэръ, сказалъ онъ.
   Фонтенель съ важностію поклонился.
   -- Но въ этомъ дѣлѣ есть нѣчто большее чѣмъ вамъ извѣстно. Мнѣ приходится попросить у васъ нѣсколько часовъ чтобъ обдумать его, а затѣмъ я все скажу вамъ откровенно.
   -- Мои инструкціи не терпятъ дальнѣйшаго отлагательства.
   -- Вы не можете увезти даму насильно.
   -- Я разчитываю на содѣйствіе моихъ друзей и друзей короля чтобъ убѣдить ее сопутствовать мнѣ добровольно.
   Не знаю, эти ли слова внезапно, какъ бы молніеносно навели Карфорда на нѣкоторую мысль. Можетъ-быть она и раньше мелькала въ его головѣ смутно и неопредѣленно, но теперь она выяснилась. Онъ пріостановился по дорогѣ къ двери и повернулся съ повеселѣвшими глазами. Съ безпечною усмѣшкой онъ произнесъ:
   -- Милѣйшій Фонтенель, вамъ придется не со мною однимъ посчитаться прежде чѣмъ вы ее увезете.
   -- Что вы хотите сказать, милордъ?
   -- Ну, со влюбленными сговариваться трудно, а со влюбленными дураками сговориться вовсе нельзя. Послушайте, я вашъ другъ, хотя въ настоящую минуту нѣкоторое разногласіе стало между нами. Можетъ-быть вы случайно помните нашу встрѣчу въ Кентербери?
   -- Отлично помню.
   -- И одного молодаго человѣка который говорилъ съ вами по-французски? Карфордъ опять засмѣялся.-- Онъ ужасно встревожилъ васъ восклицаніемъ...
   -- Il vient! вскричалъ Фонтенель насторожившій уши.
   -- Именно. Ну, онъ можетъ опять васъ потревожить.
   -- Какъ, значитъ, онъ здѣсь?
   -- Ну, да.
   -- Я встрѣтилъ его вчера вечеромъ. Онъ опять прокричалъ мнѣ эти слова. Ахъ, дерзкій негодяй! Онъ мнѣ за нихъ заплатитъ.
   -- Вамъ дѣйствительно нужно свести съ нимъ счеты.
   -- И о при чемъ же онъ въ этомъ дѣлѣ?
   -- Упорствуя въ дерзости, онъ домогается руки мисъ Квинтонъ.
   Фонтенель пренебрежительно пожалъ плечами; Карфордъ улыбаясь и нѣсколько успокоясь слѣдилъ за нимъ. Мысль сулила многое; въ самомъ дѣлѣ, славная вышла бы штука если бы удалось свалить ссору на меня и направить насъ съ Фонтенелемъ другъ на друга; каковъ бы ни былъ исходъ этого столкновенія, Карфордъ непремѣнно оставался въ выигрышѣ. Ослушаться же королевскаго приказа долженъ былъ бы я, а не онъ.
   -- Но какъ онъ сюда попалъ? воскликнулъ Фонтенель.
   -- Этотъ молодецъ родился здѣсь. Онъ давнишній сосѣдъ мисъ Квинтонъ.
   -- Значитъ, онъ опасенъ?
   Пришла очередь Карфорда пожать плечами.
   -- Дураки всегда опасны. Ну, я васъ оставлю. Мнѣ нужно подумать. Помните только: если вамъ угодно не довѣрять мнѣ, въ такомъ случаѣ не довѣряйтесь еще сильнѣе Саймону Дэлю.
   -- Онъ не посмѣетъ остановить меня. Да и зачѣмъ ему? То что я предлагаю пойдетъ леди на пользу.
   Карфордъ видѣлъ что желанная ссора не заставитъ себя ждать. Де-Фонтенель честенъ, де-Фонтенель вспыльчивъ, де-Фонтенелю скажутъ что онъ негодяй. Карфорду казалось что этого достаточно.
   -- Вамъ было бы полезно убѣдить его въ этомъ, отвѣтилъ онъ.-- Хотя мнѣ кажется что она не вышла бы за него замужъ, онъ все-таки имѣетъ вліяніе благодаря давнишнему знакомству и могъ бы употребить его противъ васъ. Но можетъ-быть вы черезчуръ на него сердиты?
   -- Мой долгъ важнѣе моихъ личныхъ счетовъ, сказалъ Фонтенель.-- Я отправлюсь къ этому джентльмену.
   -- Какъ вамъ угодно. Мнѣ кажется что вы поступите разумно. Въ гостиницѣ вамъ скажутъ гдѣ найти его.
   -- Я сейчасъ же повидаюсь съ нимъ, воскликнулъ Фонтенель.-- Кажется, мнѣ нужно уладить два дѣла съ этимъ джентльменомъ.
   Карфордъ, скрывая торжество, посовѣтовалъ де-Фонтенелю поступать по его усмотрѣнію. Фонтенель, заявивъ вторично что успѣшное исполненіе порученія ему ближе всего къ сердцу, въ сущности же горя желаніемъ сдѣлать выговоръ или покарать меня за насмѣшливую непочтительность, бросился вонъ изъ комнаты. Карфордъ послѣдовалъ за нимъ не такъ стремительно. Теперь по крайней мѣрѣ онъ имѣлъ время подумать; шансы же этой ссоры были всѣ на его сторонѣ.
   -- Вы пойдете со мню? спросилъ Фонтенель.
   -- Нѣтъ, это меня не касается. Го если я буду нуженъ вамъ послѣ... Онъ кивнулъ головою.
   Если дойдетъ до поединка, онъ былъ готовъ къ услугамъ.
   -- Благодарю васъ, милордъ, сказалъ Французъ, понявъ его предложеніе.
   Теперь они очутились въ дверяхъ и вышли на терасу. Барбара, услыхавъ ихъ шаги, подняла голову. Она замѣтила нетерпѣніе въ манерахъ де-Фонтенеля. Онъ сейчасъ же подошелъ къ ней.
   -- Сударыня, сказалъ онъ,-- я принужденъ оставить васъ на нѣкоторое время, но вскорѣ вернусь. Осмѣлюсь ли я попросить васъ встрѣтить меня съ большею благосклонностію по моемъ возвращеніи?
   -- Говоря откровенно, сэръ, мнѣ было бы всего пріятнѣе если бы вы не возвращались, сказала она холодно; потомъ обернувшись къ Карфорду она вопросительно посмотрѣла на него. Она полагала что онъ исполнилъ ея волю и подумала что джентльмены скрываютъ отъ нея свою ссору.-- Вы идете съ де-Фонтенелемъ, милордъ? спросила она.
   -- Съ вашего позволенія я остаюсь здѣсь, отвѣтилъ онъ. Она была раздосадована и встала съ мѣста воскликнувъ: -- Куда же въ такомъ случаѣ идетъ де-Фонтенель?
   Фонтенель отвѣтилъ самъ за себя:
   -- Я иду къ одному джентльмену къ которому имѣю дѣло, сказалъ онъ.
   -- У васъ нѣтъ дѣла къ лорду Карфорду!
   -- То, которое я имѣю къ нему, подождетъ.
   -- Онъ желаетъ чтобъ оно подождало? спросила она съ живостію.
   -- Да, сударыня.
   -- Я была бы готова въ этомъ поклясться, сказала Барбара Квинтонъ.
   -- Но къ мистеру Саймону Дэлю...
   -- Къ Саймону Дэлю? Какое вы имѣете отношеніе къ Саймону Дэлю?
   -- Онъ дважды поднялъ меня на смѣхъ и мнѣ кажется что онъ и теперь мнѣ мѣшаетъ, возразилъ Фонтенель, по своей горячности снова раздражаясь.
   Барбара всплеснула руками и съ торжествомъ воскликнула:
   -- Ступайте къ нему, ступайте къ нему! Небо ко мнѣ милостиво! Ступайте къ Саймону Дэлю!
   Изумленные глаза де-Фонтенеля и мрачный, яростный взглядъ Карфорда напомнили ей объ осторожности. Однако, это признаніе (о, зачѣмъ Богу не было угодно чтобъ я его слышалъ!) должно было получить свою мзду и наказаніе. Яркій румянецъ разлился по ея лицу и дошелъ даже до края платья на шеѣ. Но она гордилась своимъ стыдомъ и встрѣтилась съ ними глазами, не отводя взгляда.
   Ея поведеніе и то что она сама себя выдала послужило для Фонтенеля новымъ и вѣскимъ подтвержденіемъ предостереженія Карфорда. Но онъ былъ джентльменомъ и не хотѣлъ смотрѣть на нее, когда ея румянецъ умолялъ его отвести глаза.
   -- Я отправляюсь къ мистеру Дэлю, произнесъ онъ серіозно и не сказавъ больше ни слова круто повернулся.
   Во внезапномъ порывѣ, можетъ-быть вдругъ усомнившись въ своемъ сужденіи о немъ, Барбара бросилась за нимъ.
   -- Зачѣмъ вы къ нему идете?
   -- Сударыня, отвѣтилъ онъ,-- я не могу вамъ этого сказать.
   Одно мгновеніе она зорко смотрѣла ему въ лицо; она дышала скоро и порывисто; на щекахъ ея краска смѣнялась блѣдностію.
   -- Мистеръ Дэль, произнесла она выпрямляясь,-- не побоится встрѣчи съ вами.
   Фонтенель опять поклонился, повернулся и ушелъ проворно и нетерпѣливо шагая, непремѣнно желая найти меня.
   Барбара осталась на-единѣ съ Карфордомъ. Она читала себѣ обвиненіе въ его сильно нахмуренныхъ бровяхъ и мрачномъ взглядѣ. Она не была расположена взять на себя роль обвиняемой.
   -- Что же, милордъ, произнесла она, -- сказали ли вы этому де-Фонтенелю что подумаютъ честные люди о немъ и объ его порученіи?
   -- Я считаю его честнымъ, отвѣтилъ Карфордъ.
   -- Вамъ будетъ спокойнѣе жить при такихъ сужденіяхъ! презрительно воскликнула она.
   -- Мнѣ будетъ менѣе спокойно жить послѣ того что я сейчасъ видѣлъ, возразилъ онъ.
   Настало молчаніе. Барбара стояла со вздымающеюся грудью, а онъ молчаливо и угрюмо стоялъ противъ нея. Она долго смотрѣла на него, но наконецъ какъ будто перестала его видѣть; потомъ она мягко заговорила, какъ бы не ему, но скорѣе въ отвѣтъ собственному сердцу, вопль котораго не могла долѣе оставлять безъ вниманія. Глаза ея стали нѣжны и затуманились невылившимися слезами. (Такою я ее вижу: мнѣ она сказала только что была готова заплакать.)
   -- Я не могла послать за нимъ, пролепетала она.-- Я не хотѣла посылать за нимъ. Но теперь онъ придетъ; да, теперь онъ придетъ.
   Карфордъ, взбѣшенный порывомъ вызваннымъ его собственною выдумкой, взволнованный тою частицей истинной любви которую онъ къ ней питалъ и великою злобой и ревностью ко мнѣ, почти бросился на нее и схватилъ ее за кисть руки.
   -- Почему вы говорите о немъ? Вы его любите? выговорилъ онъ сквозь стиснутые зубы.
   Она посмотрѣла на него не то съ гнѣвомъ, не то съ удивленіемъ. Потомъ она произнесла:
   -- Да.
   -- Любовника Нелли Гвинъ? сказалъ Карфордъ.
   Щеки ея опять вспыхнули, и рыданіе перехватило голосъ когда онъ раздался.
   -- Да, сказала она,-- любовника Нелли Гвинъ.
   -- Вы любите его?
   -- Всегда, всегда, всегда. Потомъ она приблизилась къ нему во внезапномъ испугѣ.-- Ни слова, ни слова! вскричала она.-- Я не знаю что вы за человѣкъ. Я вамъ не довѣряю; простите меня, простите; но кто бы вы ни были, изъ состраданія, ахъ, дорогой лордъ, изъ состраданія не говорите ему. Ни слова!
   -- Я не скажу объ этомъ де-Фонтенелю, произнесъ Карфордъ.
   За изумленнымъ взглядомъ послѣдовалъ смѣхъ, болѣе похожій на рыданіе.
   -- Де-Фонтенелю! Де-Фонтенелю! Нѣтъ, нѣтъ, не говорите Саймону.
   Губы Карфорда искривились въ принужденную улыбку, болѣе безобразную чѣмъ гримаса.
   -- Вы любите этого человѣка?
   -- Вы слышали.
   -- И онъ тоже васъ любитъ?
   Ядъ вопроса былъ горекъ и силенъ. Казалось, въ немъ была единственная надежда Карфорда. Барбара встрѣтила его взглядъ на мгновеніе и сказала въ отвѣтъ:
   -- Ступайте, ступайте.
   -- Онъ любитъ васъ?
   -- Оставьте меня. Я прошу васъ меня оставить. Ахъ, Боже мой, неужели вы меня не оставите?
   -- Онъ любитъ васъ?
   Лицо ея побѣлѣло; нѣкоторое время она ничего не говорила, потомъ отвѣтила спокойнымъ, ровнымъ голосомъ, въ которомъ какъ бы изсякла вся жизнь и чувство, почти весь разсудокъ:
   -- Кажется, нѣтъ, милордъ.
   Онъ засмѣялся.
   -- Оставьте меня, сказала она опять, и онъ, во имя той доли мужскаго достоинства которая въ немъ была, круто повернулся и ушелъ. Она осталась одна на терасѣ.
   Ахъ, если бы Господь допустилъ меня быть тамъ! Тогда она не стояла бы тамъ удрученная горемъ и не бросилась бы снова на мраморную скамью. Тогда она не стала бы плакать, какъ будто сердце ея готово разбиться, какъ будто весь свѣтъ опустѣлъ. Если бы я былъ тамъ, ее обнималъ бы не холодный мраморъ и на каждую сладкую слезу нашлось бы по поцѣлую, еще сладчайшему. Печаль потонула бы въ радости, между тѣмъ какъ любовь рванулась бы къ любви, исполненная отрады. Увы, зачѣмъ существуетъ гордость, родоначальница горя! Сама жизнь не такъ длинна чтобы вознаградить ее за этотъ часъ; хотя она сказала что довольно было одной извѣстной минуты.
   

ГЛАВА XXIII.
Сладостное покаяніе.

   Общество викарія было чрезвычайно пріятно тѣмъ что установивши разъ навсегда неопровержимое положеніе, изложенное мною, онъ оставилъ этотъ вопросъ въ сторонѣ. Ни отъ чего не были такъ далеки его мысли какъ отъ обсужденія этого вопроса; развѣ только отъ совершенія какихъ-либо поступковъ относящихся къ нему. Сказать но правдѣ, (при чемъ я отнюдь не хочу своими словами выразить что-либо для него нелестное), это обстоятельство не особенно поглощало его мысли. Если бы къ нему имѣла отношеніе Бетти Назротъ, положеніе дѣла безъ сомнѣнія измѣнилось бы и онъ сталъ бы слѣдить за нимъ съ такимъ же пылкимъ рвеніемъ какого удостоилъ мою прежнюю несчастную страсть. Но предсказаніе было исчерпано и все что было для викарія важнаго въ моемъ поприщѣ, въ любви ли, на войнѣ ли, въ государственныхъ ли дѣлахъ, пришло къ концу; я совершилъ и испыталъ все предначертанное и требуемое судьбою и теперь долженъ былъ жить въ кроткой покорности. Право, я думаю что въ глубинѣ сердца онъ немножко удивлялся что я вообще еще оказываюсь въ живыхъ. Такой образъ мыслей былъ ему очень къ лицу, и я находилъ его отчасти забавнымъ, хотя и раздражался его спокойнымъ примиреніемъ съ моими бѣдствіями. Но время отъ времени я приходилъ въ нетерпѣніе и выбѣгалъ изъ дома съ восклицаніемъ: неужели эта старая вѣдьма не только довела меня до безумія, но и не дастъ мнѣ вернуться къ разсудку?
   Въ такомъ расположеніи духа я его оставилъ чтобъ одиноко побродить по тропинкамъ, между тѣмъ какъ онъ сѣлъ подъ навѣсомъ своего дома, держа на колѣнахъ большой раскрытый томъ. Книга имѣла предметомъ предсказанія во всѣхъ отрасляхъ, и викарій читалъ прилежно, такъ углубившись въ свое занятіе что не замѣтилъ приближенія шаговъ, и наконецъ поднялъ голову, встрепенувшись. Передъ нимъ стоялъ де-Фонтенель, котораго направили изъ гостиницы къ дому викарія когда онъ сталъ разыскивать меня.
   -- Меня зовутъ Жоржъ де-Фонтенель, сэръ, началъ онъ.
   -- А я викарій здѣшняго прихода, къ вашимъ услугамъ, сэръ, вѣжливо отвѣтилъ викарій.
   -- Я служу королю Франціи, но въ настоящее время имѣю честь находиться на службѣ у его величества короля Англіи.
   -- Я увѣренъ, сэръ, мягко замѣтилъ викарій,-- что эта служба почетна.
   -- Ваши вѣрноподданническія чувства должны были подсказать вамъ это.
   -- Намъ заповѣдано чтить короля, но я нигдѣ не читалъ что мы должны чтить все что король дѣлаетъ.
   -- Такія раздѣленія, сэръ, ведутъ къ непріязни и даже къ мятежу, строго произнесъ Фонтенель.
   -- Я очень этому радъ, мирно замѣтилъ викарій.
   Я ничего не сказалъ моему старому другу относительно Барбары; секретъ не мнѣ принадлежалъ; поэтому онъ ничего не имѣлъ противъ де-Фонтенеля; однако, казалось что они могутъ поссориться не шутя на основаніи общихъ началъ. Странно что такъ много людей отдаютъ за нихъ свои головы и что такъ мало тѣхъ которые могутъ привести для нихъ причины; но Господь даетъ голову каждому человѣку, а такъ какъ запаса мозговъ на всѣхъ не хватаетъ, мы получаемъ свою долю по жребію. Да, готова была завязаться ссора на славу, но мгновеніе спустя Фонтенель, не предвидя ничего занимательнаго въ ссорѣ со старикомъ духовнаго званія и несмотря на свои принципы, заинтересованный своеобразнымъ разговоромъ викарія, предпочелъ засмѣяться, а не кипятиться, и сказалъ съ усмѣшкой:
   -- Ну, короли похожи на другихъ людей.
   -- Очень похожи, согласился викарій.-- Чѣмъ могу я услужить вамъ, сэръ?
   -- Я ищу мистера Саймона Дэля, отвѣтилъ Фонтенель.
   -- Ахъ, Саймона! Бѣднаго Саймона! На что вамъ понадобился этотъ мальчикъ, сэръ?
   -- Я скажу это ему самому. Почему вы называете его бѣднымъ?
   -- Его сбило съ толка высокопарное предсказаніе и изъ этого вышло мало прока. Викарій съ кроткимъ сокрушеніемъ покачалъ головой.
   -- Положеніе его не хуже, сэръ, чѣмъ положеніе человѣка который женится, сказалъ съ улыбкой Фонтенель.
   -- А можетъ-быть не хуже чѣмъ положеніе того который родится, сказалъ со вздохомъ викарій.
   -- Или даже того который умираетъ, осмѣлился высказать Французъ.
   -- Сэръ, сэръ, не будемъ нечестивы, съ улыбкой взмолился викарій.
   Ссора несомнѣнно была улажена. Фонтенель сѣлъ рядомъ съ викаріемъ.
   -- Однако, сэръ, сказалъ онъ,-- міръ сотворенъ Богомъ.
   -- И міръ вполнѣ хорошъ по нашимъ заслугамъ, сказалъ викарій.
   -- Но Богъ могъ бы сотворить насъ лучшими, сэръ.
   -- Очень немногіе изъ насъ этого искренно желаютъ, возразилъ викарій.-- Человѣкъ нѣжитъ свой грѣхъ въ объятіяхъ.
   -- Эти объятія, сэръ, часто бываютъ упоительны.
   -- Я не долженъ понимать васъ, сказалъ викарій.
   Дѣло Фонтенеля подвигалось медленно. Человѣку получившему такое порученіе не слѣдуетъ пускаться въ собесѣдованія о вселенной. Но мгновеніе спустя онъ вспомнилъ о своей задачѣ, увидавъ мою фигуру въ четверти мили на дорогѣ. Съ торопливымъ восклицаніемъ онъ указалъ на меня пальцемъ, приподнялъ шляпу передъ викаріемъ и бросился въ погоню. Викарій, не отнимавшій большаго пальца отъ страницы, снова открылъ книгу, замѣтивъ про себя: "Этотъ джентльменъ кажется обладаетъ нѣкоторыми дарованіями".
   Размолвка съ викаріемъ разсѣялась въ туманѣ умозрѣнія, но Фонтенель не имѣлъ намѣренія подобнымъ же образомъ разстаться со своимъ неудовольствіемъ противъ меня; однако, онъ былъ человѣкъ церемонный и во что бы то ни стало хотѣлъ приступить къ разговору со мной какъ приступилъ къ разговору съ викаріемъ. Такимъ образомъ, улучивъ удобный случай, я положилъ конецъ его предисловію, сказавъ безъ околичностей:
   -- Ну, я радъ что вы на службѣ у короля, а не у де-Перанкура.
   Онъ вспыхнулъ.
   -- Мало ли что намъ извѣстно, сэръ, сказалъ онъ.-- Если вы имѣете нѣчто сказать противъ де-Перанкура, считайте меня его другомъ. Не вы ли кричали вчера вечеромъ при моемъ проѣздѣ?
   -- Да, я, и это было глупо съ моей стороны. Что касается де-Перанкура...
   -- Если вы будете говорить о немъ, говорите почтительно, сэръ. Вы знаете о комъ говорите.
   -- Отлично знаю. А все-таки я наводилъ пистолетъ на его голову, произнесъ я, сознаюсь что не безъ естественной гордости.
   Фонтенель вздрогнулъ, потомъ пренебрежительно усмѣхнулся
   -- Когда онъ, мисъ Квинтонъ и я находились въ лодкѣ вмѣстѣ, продолжалъ я.-- Мы тогда поспорили кому изъ насъ провожать леди, ему или мнѣ, и притомъ въ Кале или въ Англію. Хотя я былъ бы ея супругомъ если бы мы поѣхали въ Кале, все-таки я привезъ ее сюда.
   -- Вамъ угодно говорить загадками.
   -- Ихъ отгадать не труднѣе чѣмъ отгадать какое вы имѣете ко мнѣ дѣло, сэръ, возразилъ я
   Онъ подавилъ гнѣвъ съ большимъ усиліемъ и изложилъ мнѣ въ нѣсколькихъ словахъ свое дѣло, присовокупивъ что пришелъ ко мнѣ по совѣту Карфорда.
   -- Ибо я слышалъ, сэръ, что вы имѣете нѣкоторое вліяніе на эту леди.
   Я прямо и пристально посмотрѣлъ ему въ глаза. Онъ стойко выдержалъ мой взглядъ. Возлѣ дороги была зеленая скамья; я сѣлъ на нее, онъ же не захотѣлъ садиться, но сталъ противъ меня.
   -- Я разкажу вамъ, сэръ, какого рода порученіе, по которому вы пріѣхали, сказалъ я и принялся за дѣло со всею прямотою выраженій сообразною предмету и согласною съ моимъ характеромъ.
   Онъ все слушалъ меня безъ единаго слова, почти не шевельнувшись; все время пока я говорилъ онъ не сводилъ съ меня глазъ. Мнѣ кажется что между нами было взаимное сочувствіе, такъ что я вскорѣ убѣдился въ его честности, между тѣмъ какъ онъ не подвергалъ сомнѣнію мою правдивость. Лицо его становилось злымъ и суровымъ по мѣрѣ того какъ онъ слушалъ; онъ понималъ теперь какую роль ему предстояло сыграть. Когда я кончилъ, онъ задалъ мнѣ только одинъ вопросъ:
   -- Лордъ Карфордъ все это зналъ?
   -- Да, все рѣшительно, сказалъ я.-- Онъ былъ посвященъ во все происходившее.
   Занятые разговоромъ мы не замѣтили приближенія викарія. Онъ очутился бокъ-о-бокъ со мною прежде чѣмъ я увидалъ его; большая книга была у него подъ мышкой. Фонтенель обернулся къ нему съ поклономъ.
   -- Сэръ, сказалъ онъ,-- вы сейчасъ были правы.
   -- Относительно предсказанія, сэръ?
   -- Нѣтъ, относительно занятій королей, отвѣтилъ де-Фонтенель. Потомъ онъ сказалъ мнѣ:-- Мы еще увидимся, прежде чѣмъ я оставлю вашу деревню.
   Съ этими словами онъ удалился крупною походкой. Я не сомнѣвался что онъ отправился къ мисъ Барбарѣ чтобы попросить у нея прощенія. Я далъ ему уйти: теперь онъ не могъ ея обидѣть. Я и самъ всталъ съ зеленой скамьи, потому что у меня тоже было дѣло.
   -- Не хотите ли пройтись со мною, Саймонъ? спросилъ викарій.
   -- Извините, сэръ, я занятъ.
   -- Развѣ дѣло не подождетъ?
   -- Я не желаю чтобъ оно ждало.
   Теперь, разъ Фонтенель былъ устраненъ съ дороги, оставался одинъ Карфордъ. Барбара не прислала за мною, но я все-таки служилъ ей, и притомъ съ нѣкоторою пользой.
   Дѣло шло къ вечеру, и я сейчасъ же направился по дорогѣ къ замку. Я не зналъ ни того что произошло между Барбарой и Карфордомъ, ни того, какимъ образомъ страсть его проснулась отъ признанія ея въ любви ко мнѣ, но я заключилъ что онъ, узнавъ о неудачѣ своей попытки поссорить меня съ Фонтенелемъ, не теряя времени прибѣгнетъ къ новому усилію.
   Должно-быть Фонтенель шелъ проворно, потому что я, хотя не мѣшкалъ по дорогѣ, ни раза его не увидалъ и на длинной алеѣ никого не было когда я вошелъ въ ворота. Странно что мнѣ не пришло въ голову искать объясненія поспѣшности Француза въ его послѣднемъ вопросѣ; безъ сомнѣнія, онъ своевременно принесъ бы извиненіе мисъ Квинтонъ, но не это намѣреніе окрыляло его шаги. Онъ пошелъ по тому же дѣлу что и я; онъ искалъ Карфорда, а не Барбару, какъ я самъ. Онъ нашелъ искомое; я же нашелъ то чего не искалъ, но чего не могъ миновать, разъ оно мнѣ попалось.
   Она гуляла возлѣ алеи, по травѣ за деревьями. Платье ея мелькнуло въ листвѣ, и мои быстрые шаги оказались скованными какъ бы. тѣми могучими чарами о которыхъ любилъ читать викарій. Два-три мгновенія я неподвижно простоялъ на мѣстѣ; потомъ повернулся и медленно направился къ ней. Она увидала меня въ нѣсколькихъ ярдахъ и мнѣ показалось что она хочетъ обратиться въ бѣгство. Но въ концѣ концовъ она гордо встрѣтила меня; глаза ея были очень грустны, и я подумалъ что она плакала; при моемъ приближеніи она спрятала нѣчто похожее на письмо на груди подъ платьемъ, какъ бы въ страхѣ что я его увижу. Я отвѣсилъ ей низкій поклонъ.
   -- Надѣюсь, сударыня, сказалъ я,-- что миледи поправляется?
   -- Благодарю васъ, да, хотя медленно.
   -- И что ваше путешествіе не принесло вамъ вреда?
   -- Благодарю васъ, никакого.
   Странно что ни на землѣ, ни на небѣ не нашлось другаго предмета для разговора, ибо я посмотрѣлъ сначала на землю, потомъ на небо и ни тутъ, ни тамъ ничего подходящаго не нашелъ.
   -- Я ищу лорда Карфорда, произнесъ я наконецъ.
   Я сообразилъ свою ошибку какъ только выговорилъ эти слова. Она велитъ мнѣ безотлагательно отправляться къ Карфорду и станетъ увѣрять что менѣе всего на свѣтѣ желаетъ задерживать меня. Я мысленно обозвалъ себя неловкимъ болваномъ. Къ моему изумленію она ничего не сдѣлала согласно моимъ ожиданіямъ, но въ сильномъ волненіи и какъ бы въ страхѣ воскликнула:
   -- Вы не должны видѣться съ лордомъ Карфордомъ.
   -- Почему же нѣтъ? спросилъ я.-- Онъ меня не тронетъ. Или по меньшей мѣрѣ я бы этого не допустилъ если бы могъ остановить его шпагу своею.
   -- Не въ этомъ дѣло. Дѣло... дѣло не въ этомъ, пролепетала она и густо покраснѣла.
   -- Ну, въ такомъ случаѣ я поищу его.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ! закричала Барбара съ такою стремительностію которая отъ страха (навѣрно ужь не отъ чего другаго) становилась повелительною.
   Я не могъ понять ея, потому что не зналъ о признаніи которое она сдѣлала, но котораго ни за что на свѣтѣ не хотѣла допустить до моего слуха. А между тѣмъ Карфордъ едва ли сталъ бы говорить мнѣ о немъ если бы только отъ бѣшенства не потерялъ голову.
   -- Неужели вы такъ добры что хотите защитить меня отъ гнѣва лорда Карфорда? спросилъ я довольно пренебрежительно
   -- Нѣтъ, сказала она, упорно избѣгая моего взгляда.
   -- Что онъ здѣсь дѣлаетъ? спросилъ я.
   -- Онъ желаетъ отвезти меня къ моему отцу.
   -- Боже мой, неужели вы съ нимъ поѣдете?
   На одно ничтожное мгновеніе ея темные глаза встрѣтились съ моими, потомъ въ смущеніи отвернулись.
   -- Я подразумѣваю, сказалъ я,-- будетъ ли благоразумно ѣхать съ нимъ?
   -- Разумѣется, вы именно это хотѣли сказать, пролепетала Барбара.
   -- Де-Фонтенель больше не будетъ васъ безпокоить, замѣтилъ я такимъ спокойнымъ тономъ, точно сообщалъ цѣну на пшеницу; въ сущности съ такимъ спокойствіемъ никогда не относились къ этому животрепещущему вопросу на постояломъ дворѣ нашей деревни.
   -- Какъ? вскричала она.-- Онъ не будетъ...
   -- Онъ не зналъ истины. Я сказалъ ему. Онъ вполнѣ порядочный джентльменъ.
   -- Вы сдѣлали также и это, Саймонъ?
   Она подошла на шагъ ближе.
   -- Это была бездѣлица, сказалъ я.
   Барбара опять отступила.
   -- Все-таки я вамъ обязана, сказала она.
   Я поклонился съ отмѣнною вѣжливостію.
   Къ чему разказывать эти пустяки? У всякаго человѣка они были въ жизни. Но всякій считаетъ свою память рѣдкостною сокровищницей и не хочетъ отказаться отъ случая показать ее.
   -- Мнѣ лучше всего поискать лорда Карфорда, сказалъ я болѣе за недостаткомъ другой готовой фразы чѣмъ вслѣдствіе надобности сказать именно ее.
   -- Прошу васъ... воскликнула Барбара опять въ замѣтномъ волненіи.
   Былъ ясный, мягкій вечеръ; вѣтерокъ шевелилъ вершины деревьевъ, а я съ трудомъ различалъ когда шепталъ вѣтеръ и когда говорила Барбара: такъ похожи были другъ на друга ласкающіе звуки. Она совсѣмъ не походила на ту леди которою была во время нашего путешествія, но напоминала ту которая одно мгновеніе разговаривала со мною изъ двери комнаты въ Кентербери.
   -- Вы не прислали за мною, сказалъ я тихимъ голосомъ.-- Вѣроятно я вамъ не нуженъ?
   Она не дала отвѣта.
   -- Зачѣмъ вы бросили мою гинею въ море? сказалъ я и помолчалъ.
   -- Зачѣмъ вы такъ обращались со мною въ дорогѣ? спросилъ я.
   -- Зачѣмъ вы за мною не прислали? прошепталъ я.
   У нея какъ будто не находилось отвѣта ни на одинъ изъ этихъ вопросовъ. Въ глазахъ ея я ничего теперь не читалъ кромѣ желанія бѣжать. Однако, она меня не отпускала, а безъ отпуска я не хотѣлъ идти. Я позабылъ о Карфордѣ и о сердитомъ Французѣ, о своей ссорѣ и объ ея опасности; въ вопросахъ предложенныхъ ей мною сосредоточивалась теперь вся жизнь.
   Вдругъ она поднесла руку къ груди и достала тотъ самый клочокъ бумаги который раньше на моихъ глазахъ спрятала. Она прочла передо мною, или сдѣлала видъ будто прочла нѣчто написанное на немъ, потомъ зажала его въ рукѣ. Въ одно мгновеніе я очутился возлѣ нея, совсѣмъ рядомъ. Я заглянулъ ей въ глаза, и они спрятались отъ меня подъ опущенныя вѣки; маленькая ручка, крѣпко стиснутая, висѣла внизъ. Что могъ я потерять? Вѣдь я уже заслужилъ себѣ клеймо дерзостію! Я хотѣлъ продолжать быть дерзкимъ и оправдать приговоръ преступленіемъ сдѣланнымъ послѣ него. Я взялъ повисшую руку въ обѣ свои руки. Она вздрогнула, и я выпустилъ ее, по выговора не послѣдовало и она не обратилась въ бѣгство. Отдаленный трепетъ грядущей побѣды шевельнулся въ моей крови; не самое торжество, по сознаніе того что торжество настанетъ сообщаетъ человѣческому существу восторгъ, тѣмъ болѣе сладкій что онъ еще робокъ. Я слѣдилъ за ея лицомъ (оно было очень блѣдно) и снова взялъ ее за руку. Она теперь приподняла на мгновеніе вѣки съ глазъ въ которыхъ выразилась мольба. Я былъ безпощаденъ; наши сердца странны: жестокость или жажда власти сливались съ любовію когда я схватилъ руку покрѣпче. Я разогнулъ ея пальцы одинъ за другимъ; скомканная бумага лежала на ладони покрытой красными и бѣлыми полосами. Продолжая держать ея руку одною рукой, другою я расправилъ бумагу.
   -- Вы не должны читать, пролепетала она.-- О, вы не должны этого читать!
   Я не обращалъ вниманія, но приподнялъ бумагу. У меня вырвалось легкое восклицаніе удивленія. Каракули которыя я видѣлъ въ Кентербери опять предстали моимъ глазамъ, четкія и несомнѣнныя въ ихъ неуклюжей старательности. "Въ уплату за вашъ кинжалъ" гласили они раньше. Ужь не составляли ли пять словъ предѣлъ талантовъ Нелли? И на этотъ разъ она написала не больше. Но въ тотъ разъ она, казалось, сказала многое въ узкомъ предѣлѣ; много говорила она и теперь.
   Настало продолжительное молчаніе; я не сводилъ взгляда съ ея затуманившихся глазъ.
   -- Безъ этого вы не знали? выговорилъ я наконецъ.
   -- Вы любили ее, Саймонъ?
   Я не хотѣлъ допустить такой отговорки. Неужели вещь ставшая совершенно безсмысленною въ глазахъ совершившаго ее все-таки будетъ трезвонить по всему свѣту о собственной нелѣпости?
   -- Такъ давно! воскликнулъ я презрительно.
   -- Нѣтъ, совсѣмъ не такъ давно, проговорила она съ оттѣнкомъ досады въ голосѣ.
   Даже тутъ мы чуть не поссорились; мы были на волосъ отъ размолвки, потому что я съ большою грубостію предложилъ такой вопросъ:
   -- Вы ждали здѣсь когда я пройду?
   Я далъ бы отрѣзать себѣ уши за то чтобы взять эти слова назадъ; но какая въ томъ польза? Сказанное слово -- все равно что совершенный поступокъ и останется навсегда непоправимымъ. На одно мгновеніе глаза ея блеснули гнѣвомъ; потомъ она вдругъ вспыхнула, губы дрогнули, глаза затуманились, хотя сквозь дымку мелькала веселость.
   -- Я не смѣла надѣяться что вы пройдете, прошептала она.
   -- Я величайшій злодѣй въ мірѣ! воскликнулъ я.-- Барбара, вы вовсе не думали о томъ что я пройду!
   Снова настало молчаніе. Потомъ я заговорилъ мягко:
   -- А вы... давно ли вы...
   Она протянула ко мнѣ руки и мгновенно очутилась въ моихъ объятіяхъ. Сначала она спрятала лицо, потомъ откинулась назадъ насколько позволяло кольцо моихъ рукъ. Ея темные глаза прямо и открыто встрѣтились съ моими, говоря о признаніи которое стыдило меня, но ея уже не стыдило болѣе; смущеніе ея было поглощено сладкою гордостію сдачи.
   -- Всегда, сказала она,-- всегда, съ самаго начала, все время; всегда, всегда!
   Казалось она не могла досыта повторять это слово.
   Право, я едва этому вѣрилъ; я могъ вѣрить только тогда когда смотрѣлъ ей въ глаза.
   -- Но я не хотѣла говорить вамъ, сказала она.-- Я поклялась, что вы никогда не узнаете. Саймонъ, помните ли вы какъ вы со мною разстались?
   По-видимому мнѣ приходилось теперь изображать кающагося грѣшника.
   -- Я былъ черезчуръ молодъ чтобы знать... началъ было я.
   -- А я была моложе и все-таки не черезчуръ молода, воскликнула она.-- И всѣ эти дни въ Дуврѣ я не знала. Когда мы бывали вмѣстѣ, я не знала. Ахъ, Саймонъ, когда я бросила вашу гинею въ море, вы должны были понять!
   -- Честное слово, нѣтъ! засмѣялся я.-- Въ этомъ поступкѣ я не видѣлъ любви, дорогая.
   -- Я рада что тамъ не случилось женщины: она сказала бы вамъ что это значитъ, произнесла Барбара.-- И даже въ Кентербери я не знала. Саймонъ, что привело васъ къ моей двери въ ту ночь?
   Я отвѣтилъ ей прямо, прямѣе чѣмъ могъ бы отвѣтить во всякое другое время; прямѣе можетъ-быть чѣмъ слѣдовало бы говорить даже тогда.
   -- Она приказала мнѣ слѣдовать за собою, и я дошелъ, за нею до этого мѣста.
   -- Вы провожали ее?
   -- Да. Но я услыхалъ вашъ голосъ за дверью и остановился.
   -- Вы остановились изъ-за моего голоса; что же онъ говорилъ?
   -- Вы пѣли какъ влюбленный покинулъ свою возлюбленную. Я услыхалъ и остановился.
   -- Ахъ, почему же вы мнѣ тогда не сказали?
   -- Я боялся, дорогая.
   -- Чего? чего?
   -- Васъ самой. Вы были такъ жестоки.
   Голова Барбары, все еще откинутая какъ можно дальше отъ моей, теперь на волосъ приблизилась, и тутъ она бросила мнѣ въ лицо чудовищный укоръ, обвиненіе, оправдывавшее всѣ мои наказанія.
   -- Вы поцѣловали ее на моихъ глазахъ здѣсь, сэръ, гдѣ мы сейчасъ стоимъ, въ паркѣ моего собственнаго замка, сказала Барбара.
   Я освободилъ ее отъ своихъ рукъ и смиренно упалъ на одно колѣно.
   -- Можно ли мнѣ поцѣловать только вашу руку? выговорилъ я въ полномъ униженіи.
   Она внезапно, жадно, торопливо прижала ее къ моимъ губамъ.
   -- Зачѣмъ она мнѣ написала? прошептала она.
   -- Не знаю, возлюбленная моя.
   -- А я знаю. Саймонъ, она васъ любитъ.
   -- Причины не было бы писать если бы она и любила. Но я думаю...
   -- Причина была бы, и она любитъ. Саймонъ, разумѣется она васъ любитъ.
   -- Мнѣ кажется что она скорѣе пожалѣла...
   -- Не меня! вскричала Барбара съ большою горячностію.-- Я не хочу чтобъ она меня жалѣла!
   -- Васъ! насмѣшливо воскликнулъ я. (Все равно что именно я собирался сказать раньше).-- Васъ! Какъ же такъ? Она бы не посмѣла!
   -- Нѣтъ, сказала Барбара.-- Въ одномъ слогѣ можетъ заключаться цѣлый міръ смысла.
   -- Тысячу разъ нѣтъ! воскликнулъ я.
   Такимъ образомъ вопросъ былъ рѣшенъ. Но теперь, со спокойною кровью, въ тайникѣ собственной души не могу ли я спросить: почему явилось письмо отъ мисъ Гвинъ, для которой даже самое короткое письмо было дѣломъ нелегкимъ, а отказъ даже отъ смиреннаго человѣка составлялъ нѣкоторую жертву? И почему оно было обращено къ Барбарѣ, а не ко мнѣ? Почему оно не говорило: "Саймонъ, она васъ любитъ" вмѣсто словъ которыя я теперь прочелъ съ позволенія Барбары: "Хорошенькая дурочка, онъ васъ любитъ". Лучше я не стану спрашивать; даже теперь Барбара не вынесла бы мысли что письмо было написано изъ сожалѣнія къ ней.
   -- Да, она жалѣла васъ и поэтому написала; она васъ любитъ, сказала Барбара.
   Я пропустилъ эти слова безъ отвѣта. Неужели мущина никогда не станетъ умнѣе?
   -- Скажите мнѣ теперь, сказалъ я, -- почему я не долженъ видѣться съ Карфордомъ?
   Ея губы сложились въ улыбку; она высоко подняла голову и въ глазахъ блеснуло торжество.
   -- Вы можете видѣть лорда Карфорда когда вамъ угодно, Саймонъ, сказала она.
   -- Но нѣсколько минутъ тому назадъ... началъ я въ большомъ недоумѣніи.
   -- Нѣсколько минутъ! укоризненно воскликнула Барбара.
   -- Цѣлую жизнь тому назадъ, дорогая!
   -- Развѣ это не составляетъ разницы?
   -- Цѣлую жизнь тому назадъ вы были готовы скорѣе умереть чѣмъ дать мнѣ увидаться съ нимъ.
   -- Саймонъ, вы очень... Онъ зналъ, я ему сказала.
   -- Вы сказали ему? воскликнулъ я.-- Прежде чѣмъ мнѣ?-- Онъ спросилъ меня прежде васъ, сказала Барбара.
   Я не досадовалъ на нее за этотъ отвѣтъ; каждая искра ея радости была радостью и для меня, а торжество ея -- моимъ упоеніемъ.
   -- Какъ осмѣлилась я сказать ему? мягко спросила она сама себя.-- Ахъ, но какимъ образомъ мнѣ удалось не сказать всему свѣту? Какъ это не было написано на моемъ лицѣ?
   -- Это было запрятано какъ можно глубже, увѣрялъ я ее. Дѣйствительно для меня оно такъ и было, но Барбара въ своей находчивости дала другой отвѣтъ.
   -- Вы смотрѣли на другое лицо, сказала она.
   Потомъ, когда я движеніемъ рукъ хотѣлъ ее опровергнуть, ею овладѣло угрызеніе; схвативъ меня за руку она порывиста воскликнула:
   -- Я никогда больше не буду объ этомъ говорить, Саймонъ.
   Между тѣмъ я совсѣмъ не настолько стыдился этого обстоятельства чтобы требовать относительно его такого полнаго умолчанія; тѣмъ-то и не похожи мущины на женщинъ. Нашу совѣсть мало тревожатъ былыя заблужденія, разъ мы снова вышли на прямую дорогу; ихъ же гордость такъ упорна въ своемъ постоянствѣ что онѣ даже иногда (говорю съ трепетомъ) грѣшатъ забвеніемъ ея колебаній и считаютъ будто того чему не слѣдовало быть не было и на самомъ дѣлѣ. Но теперь было не время оправдываться, и я принялъ свое прощеніе съ глубокою благодарностью и полнымъ признаніемъ громадности своей обиды.
   Потомъ мы рѣшили что нужно немедленно найти Карфорда и направились къ дому съ намѣреніемъ разыскать его. Но мы подвигались очень медленно; луна взошла на небо прежде чѣмъ мы вышли на алею и увидали домъ и терасу. Столько нужно было разказать, столько обстоятельствъ должны были скинуть съ себя старую оболочку и облечься въ новый, яркій нарядъ; были вещи которыя она понимала, а я нѣтъ, такія которыя я уловилъ, а она упустила, такія въ которыхъ мы оба самымъ плачевнымъ образомъ потеряли дорогу и теперь становились втупикъ передъ собственною слѣпотой. Итакъ едва мы собирались направить шаги къ дому какъ внезапный вопросъ: "Помните ли вы?" снова ихъ пріостанавливалъ; потомъ приходилось стыдиться что я позабылъ или нужно было негодовать на предположеніе что Барбара, могла забыть и въ обоихъ этихъ случаяхъ требовалось искупленіе, и такъ далѣе. Луна стояла высоко на небѣ когда мы вышли на алею и увидали терасу.
   Въ то же мгновеніе съ тихимъ восклицаніемъ удивленія и тревоги Барбара схватила меня за руку, указывая на терасу. Такое зрѣлище, конечно, могло отвлечь даже насъ отъ всепоглощающаго обмѣна воспоминаній. На терасѣ стояло четверо людей; ихъ фигуры отчетливо чернѣли на фонѣ старой сѣрой стѣны которая казалась бѣлою при лунномъ свѣтѣ. Двое изъ нихъ стояли безстрастно и неподвижно, опустивъ руки по швамъ; у ногъ ихъ лежало нѣчто похожее на кучу платья. Двое другихъ были въ однѣхъ рубашкахъ; они стояли другъ противъ друга и держали шпаги въ рукахъ. Я не могъ сомнѣваться въ смыслѣ зрѣлища: между тѣмъ какъ любовь держала меня въ праздности, гнѣвъ подгонялъ Фонтенеля; пока я жаждалъ упиться радостію, онъ съ жаромъ стремился отомстить за поруганную честь. Я не зналъ кто были двое свидѣтелей, если то не были слуги; при такомъ озлобленіи Фонтенель не сталъ бы стѣсняться подробностями этикета. Теперь я могъ узнать осанку Француза и даже видѣть лицо Карфорда, хотя выраженіе его скрадывалось разстояніемъ. Я былъ изумленъ и недоумѣвалъ какъ мнѣ поступить. Но тутъ раздалось легкое рыданіе Барбары, и она прошептала:
   -- Мать моя лежитъ въ домѣ больная.
   Этого было довольно чтобы развязать мои скованные члены. Я бросился впередъ и пустился бѣжать. Разстояніе было невелико и я не терялъ времени, но не хотѣлъ крикнуть, боясь что отвлеку вниманіе одного изъ нихъ и вмѣстѣ съ тѣмъ не задержу удара другаго. Ибо сталь сверкала и они дрались подъ спокойными взглядами слугъ. Вотъ я очутился близко и уже соображалъ какъ мнѣ лучше всего вмѣшаться, когда Французъ мгновенно нанесъ ударъ. Карфордъ вскрикнулъ, шпага вывалилась у него изъ руки, и онъ грузно упалъ на песокъ терасы. Слуги кинулись впередъ и стали возлѣ него на колѣна. Де-Фонтенель не двинулся съ мѣста, но стоялъ опустивъ на землю конецъ обнаженной шпаги, глядя на человѣка нанесшаго ему оскорбленіе и теперь имъ наказаннаго. Внезапный переходъ отъ досуговъ любви къ зрѣлищу столь суровому на мгновеніе лишилъ меня языка. Я подбѣжалъ къ Фонтенелю и сталъ противъ него, захлебываясь, но ничего не говоря. Онъ перевелъ на меня глаза: они были спокойны, но еще блестѣли боевымъ пыломъ и грозною мстительностью. Онъ приподнялъ шпагу и указалъ ею туда гдѣ лежалъ Карфордъ.
   -- Милордъ, сказалъ онъ,-- зналъ нѣчто служившее къ ущербу моей чести и не предупредилъ меня объ этомъ. Онъ зналъ что мною пользуются какъ орудіемъ, но не сообщилъ мнѣ этого. Онъ зналъ что меня употребляютъ для низкихъ цѣлей и старался воспользоваться мною также для своихъ собственныхъ. Онъ получилъ возмездіе.
   Затѣмъ онъ перешелъ къ тому мѣсту гдѣ зеленый откосъ спускался къ терасѣ, опустился на одно колѣно и сталъ вытирать лезвіе о траву.
   

ГЛАВА XXIV.
Комедія передъ королемъ.

   Черезъ два дня де-Фонтенель и я отправились въ Лондонъ вмѣстѣ. Карфордъ лежалъ между жизнію и смертію (остріе пронзило ему легкое) въ гостиницѣ, куда мы его отнесли; онъ не могъ больше причинить вреда и составлять для насъ предметъ безпокойства. Съ другой стороны, де-Фонтенель торопился повидать французскаго посланника, съ которымъ находился въ дружескихъ отношеніяхъ, и заручиться его участіемъ, во-первыхъ, для оправданія того что онъ не исполнилъ порученія, а во-вторыхъ, для объясненія обстоятельствъ дуэли съ Карфордомъ. Въ этомъ послѣднемъ дѣлѣ онъ просилъ моей помощи, такъ какъ я одинъ, за исключеніемъ слугъ, былъ свидѣтелемъ поединка, а Фонтенель, сознаваясь (теперь, когда бѣшенство его прошло) что онъ былъ не правъ требуя отъ своего противника поединка при такихъ условіяхъ, просилъ моего свидѣтельства для защиты его добраго имени. Я не могъ отказать ему, и кромѣ того, хотя мнѣ было грустно покидать замокъ Квинтонъ, я чувствовалъ что поѣздка въ Лондонъ могла послужить на пользу Барбарѣ и мнѣ самому. Отъ милорда не приходило извѣстій, я же стремился видѣть его и склонить на свою сторону; образъ мыслей короля также былъ важенъ и неизвѣстенъ: будетъ ли онъ по-прежнему добиваться для Перанкура того чего требовалъ этотъ взыскательный джентльменъ, или же онъ теперь оставитъ борьбу въ которой его орудія дважды ему измѣнили? Его величество долженъ былъ теперь возвращаться изъ Дувра; я рѣшилъ отправиться ко двору и узнать отъ него все худшее и все лучшее, на что могу разчитывать. Мало того, не скажу чтобы простое желаніе повидать его лицомъ къ лицу не имѣло для меня значенія; я полагалъ что онъ расположенъ ко мнѣ и что лично я получу отъ него лучшія условія чѣмъ въ томъ случаѣ если предоставлю свое дѣло окружающимъ его лицамъ.
   По пріѣздѣ въ Лондонъ (прошу замѣтить и поставить мнѣ въ заслугу слѣдующее обстоятельство: полагая что въ этой повѣсти было достаточно любовныхъ сценъ, я опустилъ разказъ о моемъ прощаніи съ Барбарой, хотя оно -- честное слово!-- было очень трогательно) де-Фонтенель сейчасъ же отправился къ посланнику взявъ съ меня обѣщаніе явиться туда же по первому зову, между тѣмъ какъ я пошелъ на квартиру которую нанималъ сообща съ Дарелемъ до поѣздки въ Дувръ. Я надѣялся найти его тамъ и возобновить нашу дружбу; я питалъ неудовольствіе противъ его начальниковъ, а мнѣ не свойственно считать своимъ врагомъ человѣка который исполняетъ то чего отъ него требуетъ служба. Мнѣ не пришлось разочароваться: Робертъ отворилъ мнѣ дверь; самъ Дарель при звукѣ моего имени вскочилъ съ мѣста отъ изумленія. Я засмѣялся отъ души и бросился на стулъ со словами:
   -- Какъ поживаетъ Дуврскій договоръ?
   Онъ подбѣжалъ къ двери и потрогалъ ее: она была плотно затворена.
   -- Чѣмъ меньше вы будете говорить о немъ, тѣмъ цѣлѣе будете сами, сказалъ онъ.
   "Ого, подумалъ я,-- значитъ я иду на рынокъ не съ пустыми руками! Если я хочу купить, зато, по-видимому, у меня есть кое-что для продажи."
   И я сказалъ съ самою добродушною улыбкой:
   -- Какъ, развѣ это секретъ?
   Дарель подошелъ ко мнѣ и протянулъ руку.
   -- Клянусь жизнію, сказалъ онъ, -- я не зналъ что вы неравнодушны къ леди, Саймонъ, иначе я не принялъ бы участія въ этомъ дѣлѣ.
   -- Клянусь жизнію, сказалъ я,-- я вамъ обязанъ. Какъ поживаетъ m-lle де-Керуайль?
   -- Она уѣхала обратно съ герцогиней Орлеанскою.
   -- Но вернется безъ герцогини Орлеанской?
   -- Кто знаетъ? спросилъ онъ съ улыбкой которой не могъ подавить.
   -- Богъ и король, сказалъ я.-- Какъ поживаетъ де-Перанкуръ?
   -- У васъ языкъ повѣшенъ такъ свободно, Саймонъ, что васъ самого когда-нибудь изъ-за него повѣсятъ.
   -- Довольно, довольно. Въ такомъ случаѣ гдѣ Файніасъ Тэтъ?
   -- Плыветъ на кораблѣ на плантаціи. Тамъ у него найдется кому проповѣдывать.
   -- Какъ? Да вѣдь теперь совсѣмъ не ссылаютъ папистовъ! Онъ смертельно соскучится. Какъ поживаетъ герцогъ Монмаутскій?
   -- Онъ разгадалъ Карфорда.
   -- Въ самомъ дѣлѣ? Значитъ, онъ разгадалъ и секретаря.
   -- Между его свѣтлостью и лордомъ Арлингтономъ дѣйствительно натянутыя отношенія, согласился Дарель.
   -- А какъ поживаетъ король?
   -- Лордъ Арлингтонъ говорилъ мнѣ что король поклялся не спать по ночамъ пока не изловитъ нѣкотораго безпокойнаго человѣка.
   -- Гдѣ же этотъ самый безпокойный человѣкъ?
   -- Такъ близко отъ меня что если бъ я служилъ королю какъ слѣдуетъ, Робертъ теперь уже шелъ бы съ новостію къ лорду Арлингтону.
   -- Стало-быть чувства его величества ко мнѣ очень враждебны? Будьте покойны, Дарель. Я пріѣхалъ въ Лондонъ чтобы повидать его.
   -- Повидать его? Вы съ ума сошли? Вы послѣдуете за Файніасомъ Тэтомъ!
   -- Но мнѣ нужно просить короля объ одной милости. Мнѣ хочется чтобъ онъ замолвилъ за меня слово лорду Квинтону. Я не совсѣмъ подходящая партія для его дочери, а мнѣ все-таки хочется на ней жениться.
   -- Удивляюсь, замѣтилъ Дарель,-- что вы, Саймонъ, будучи еретикомъ которому послѣ смерти предстоитъ адъ, такъ мало дорожите жизнію.
   Тутъ мы оба принялись смѣяться.
   -- Я пріѣхалъ въ Лондонъ еще по одному дѣлу, продолжалъ я,-- Мнѣ нужно видѣть мисъ Гвинъ.
   Онъ возвелъ руки надъ головою.
   -- Довершайте, сказалъ онъ.-- Король знаетъ что вы пріѣзжали въ Лондонъ съ нею и взбѣшенъ этимъ болѣе всего остальнаго.
   -- Знаетъ ли онъ что произошло дорогою?
   -- Ну, нѣтъ, Саймонъ, улыбнулся Дарель.-- Вопросъ обстоитъ именно такъ. Король не знаетъ что произошло дорогою.
   -- Онъ долженъ узнать, объявилъ я.-- Завтра я пойду къ мисъ Гвинъ. А вы пошлете Роберта узнать, въ которомъ часу ей будетъ угодно принять меня.
   -- Она въ страшномъ гнѣвѣ на короля, какъ и онъ на нее.
   -- Изъ-за чего?
   -- Вы и такъ знаете слишкомъ много, другъ Саймонъ.
   -- Клянусь небомъ, я знаю! Не изъ-за того ли что m-lle де-Керуайль такая хорошая католичка?
   Дарель не приготовилъ отрицательнаго отвѣта. Онъ пожалъ плечами и промолчалъ сидя на мѣстѣ.
   Хотя я сказалъ Барбарѣ что собираюсь просить аудіенціи у короля, я не открылъ ей своего намѣренія побывать у мисъ Нелли. Однако, я твердо принялъ его -- для соблюденія вѣжливости. Она въ самомъ дѣлѣ оказала мнѣ большую услугу. Неужели я долженъ былъ принять ее такъ какъ будто имѣю на эту услугу право, не сказавъ ни слова въ благодарность? Меня влекло также любопытство и та притягательная сила которой она никогда не утрачивала для меня, да вѣроятно и для всякаго мущины съ которымъ встрѣчалась на жизненномъ пути. Я былъ увѣренъ въ себѣ и не боялся идти. Однако, воспоминанія во мнѣ не умерли и я пошелъ въ нѣкоторомъ возбужденіи; призракъ старыхъ чувствъ умеръ, но не былъ преданъ забвенію. Если человѣкъ любилъ и видитъ ту которой болѣе не любитъ, онъ не остается равнодушнымъ; можетъ-быть онъ выкажетъ раздраженіе, или пренебреженіе, или любопытство; слѣдовало бы ему быть нѣжнымъ; но держать себя такъ, какъ будто онъ не любилъ, онъ не будетъ. Однако, я поступилъ съ нею ужасно дерзко и возможно было что она не захочетъ принять меня.
   Клянусь жизнію, я думаю что она не приняла бы меня, если бы не одно обстоятельство. Оно склонило ее такъ какъ подстрекнуло ея шаловливость. Когда я пришелъ въ домъ на Чельси, меня провели въ маленькую переднюю гдѣ я долго дожидался. Въ сосѣдней комнатѣ раздавались голоса, но я не могъ разобрать словъ. Однако, я узналъ голосъ Нелли; въ немъ все еще звучали для меня отголоски былаго. Но теперь нѣчто преграждало этому голосу доступъ къ моему сердцу.
   Дверь передо мною отворилась, и она очутилась въ комнатѣ со мною. Тутъ она принялась низко присѣдать съ насмѣшливою почтительностію и лукаво улыбаться.
   -- Отважный человѣкъ! воскликнула она.-- Зачѣмъ вы сюда попали? Вы не боитесь?
   -- Я боюсь что мнѣ не рады, но не боюсь придти.
   -- Упрекъ подъ прикрытіемъ любезности! Я этого не люблю.
   -- Мисъ Нелли, я пришелъ поблагодарить васъ за величайшую услугу...
   -- Какая же услуга въ томъ чтобы помочь вамъ жениться на дурочкѣ! сказала мисъ Нелли.-- Кромѣ благодарности ко мнѣ, по какому еще дѣлу попали вы въ городъ?
   Мнѣ пришлось простить ей выраженія въ которыхъ она отзывалась о Барбарѣ. Я отвѣтилъ съ улыбкой:
   -- Мнѣ нужно видѣть короля. Я не знаю какъ онъ намѣренъ поступить со мною. Кромѣ того, мнѣ хочется чтобъ онъ помогъ мнѣ жениться на моей... дурочкѣ.
   -- Съ вашей стороны будетъ умнѣе не попадаться ему на глаза. Тутъ она засмѣялась.-- Впрочемъ, какъ знать? сказала она. Потомъ быстрымъ движеніемъ она очутилась возлѣ меня, схватила меня за платье и подняла ко мнѣ лицо, полное веселья.-- Не сыграть ли намъ комедію? спросила она.
   -- Если хотите. Какая же у меня будетъ роль?
   -- Я вамъ дамъ хорошенькую роль, Саймонъ. У васъ лицо очень гладкое; нѣтъ, не бойтесь, я такъ хорошо помню что мнѣ незачѣмъ опять пробовать. Вы будете тою французскою леди о которой теперь говорятъ.
   -- Я буду французскою леди! Боже сохрани!
   -- Да, непремѣнно, Саймонъ. Я я буду королемъ. Ну, я говорю вамъ, не пугайтесь. Я поручусь что вы тогда хотѣли бѣжать!
   -- Не это ли средство предписывается какъ лучшее противъ искушенія?
   -- Увы, вы не доступны искушенію! сказала она надувая губки.-- Но въ комедіи есть и еще одна роль.
   -- Кромѣ короля и mademoiselle?
   -- Ну да, и очень важная.
   -- Ужь не самъ ли я?
   -- Вы? Нѣтъ! При чемъ же вы въ этой піесѣ? Я -- я сама.
   -- Правда, правда. Я позабылъ васъ, мисъ Нелли.
   -- Вы дѣйствительно меня позабыли, Саймонъ. Но можно пощадить васъ потому что вы навѣрно слышали то же самое обвиненіе въ непостоянствѣ отъ мисъ Квинтонъ, а его тяжело выслушивать одновременно отъ двоихъ. Но кому же играть мою роль?
   -- Право я не могу придумать никого, достойнаго ея.
   -- Ее сыграетъ король! воскликнула она съ торжествующимъ смѣхомъ и стала противъ меня, какъ воплощеніе веселаго торжества.-- Понимаете ли вы въ чемъ состоитъ моя піеса, Саймонъ?
   -- Я очень недогадливъ, сознался я.
   -- Таково ваше состояніе, а не природа, Саймонъ, сказала Нелли по своей добротѣ.-- Влюбленный всегда бываетъ недогадливъ во всемъ кромѣ того что относится къ одной женщинѣ, да и та сумашедшая. Послушайте, не можете ли вы притвориться, будто питаете ко мнѣ склонность, или вы позабыли какъ это дѣлается?
   Пока она говорила, ручка двери повернулась. Потомъ она повернулась еще разъ и застучала.
   -- Я заперла дверь, прошептала Нелли; глаза ея были полны задора.
   Тутъ снова кто-то очень нетерпѣливо завертѣлъ ручкой во всѣ стороны.
   -- Стукъ-стукъ, какъ онъ стучитъ! прошептала она.
   Затѣмъ раздался послѣдній громкій стукъ, потомъ гнѣвный голосъ закричалъ:
   -- Отворите, я приказываю вамъ отворить.
   -- Да поможетъ намъ Богъ! воскликнулъ я въ великомъ смущеніи.-- Это король?
   -- Да, это король; притомъ, Саймонъ, піеса начинается. Дѣлайте видъ какъ можно болѣе испуганный. Это король.
   -- Отворите, говорю вамъ: отворите! кричалъ король, гремя дверью.
   Теперь я понялъ что онъ находился въ сосѣдней комнатѣ и что она оставила его общество чтобы выйти ко мнѣ; но я лишь смутно догадался, зачѣмъ она заперла дверь и почему такъ медлила теперь отворять ее. Однако, я принялся работать головою, а для дальнѣйшей помощи внимательно слѣдилъ за Нелли. За нею стоило наблюдать. Безъ помощи красокъ или пудры, подмостковъ или театра она измѣнила внѣшность, манеры, мало того,-- даже лицо. Тревога и ужасъ отразились въ ея глазахъ, когда она боязливо перешла черезъ комнату, отперла дверь, распахнула ее и сама стала тутъ же, какъ бы неподвижно застывъ отъ стыда или неожиданности. Волненію, которое она изображала, соотвѣтствовало во мнѣ нѣкоторое дѣйствительное безпокойство. Я не былъ приготовленъ къ такому случаю, хотя голосъ за дверью и послужилъ мнѣ предостереженіемъ. Когда въ дверяхъ показался король, мнѣ хотѣлось быть за тысячу миль оттуда.
   Король молчалъ нѣсколько мгновеній; мнѣ казалось что онъ подавляетъ бѣшенство которое могло увлечь его къ насилію если бы ему дать волю. Когда онъ заговорилъ, онъ насмѣшливо улыбался и голосъ былъ ровенъ.
   -- Какъ попалъ сюда этотъ джентльменъ? спросилъ онъ.
   Ужасъ который Нелли такъ искусно изобразила, теперь былъ какъ бы подавленъ или побѣжденъ ею съ не меньшимъ искусствомъ. Она отвѣтила ему съ раздраженнымъ спокойствіемъ
   -- Почему бы мистеру Дэлю не быть здѣсь, государь? спросила она.-- Развѣ я не смѣю принимать друзей? Развѣ я должна жить въ одиночествѣ?
   -- Мистеръ Дэль мнѣ не другъ...
   -- Государь... началъ было я, но его приподнятая рука остановила меня.
   -- ...И друзья вамъ не нужны когда я здѣсь.
   -- Ваше величество, сказала она,-- пріѣхали проститься; мистеръ Дэль поторопился только получасомъ.
   Этотъ отвѣтъ показалъ мнѣ, въ чемъ состоитъ игра. Если онъ пріѣхалъ проститься съ нею... Ну, теперь я понималъ распредѣленіе ролей въ комедіи. Если онъ покидаетъ ее для Француженки, почему бы ей не обратиться къ Самойну Дэлю? Король закусилъ губу. Онъ тоже понялъ ея отвѣтъ.
   -- Вы не теряете времени, мисъ, сказалъ онъ съ принужденною усмѣшкой.
   -- Я и такъ его слишкомъ много потеряла, отрѣзала она.
   -- Со мною? спросилъ онъ и получилъ въ отвѣтъ плавный реверансъ и пренебрежительную улыбку.
   -- Вы смѣлый человѣкъ, мистеръ Дэль, сказалъ онъ.-- Я зналъ это раньше, а теперь вполнѣ убѣдился.
   -- Я не ожидалъ встрѣтить здѣсь ваше величество, сказалъ я искренно.
   -- Я не это хочу сказать. Съ вашей стороны смѣло что вы вообще сюда пріѣхали.
   -- Мисъ Гвинъ очень добра ко мнѣ, сказалъ я.
   Я хотѣлъ играть свою роль и не сбиваться съ нея; я направилъ робкій, но любовный взглядъ на Нелли. Взглядъ дошелъ до Нелли, но по дорогѣ задѣлъ короля. Говорили что онъ снисходителенъ къ соперникамъ, но на этотъ разъ онъ нахмурился и пробормоталъ ругательство. Нелли внезапно разразилась смѣхомъ. Онъ звучалъ принужденно и неестественно. Она такъ и хотѣла сдѣлать.
   -- Мы съ Саймономъ старые друзья, сказала она.-- Мы были друзьями прежде чѣмъ я стала тѣмъ что я теперь. Мы продолжаемъ быть друзьями, хоть я сдѣлалась именно такою. Мистеръ Дэль сопровождалъ меня изъ Дувра въ Лондонъ.
   -- Онъ внимательный рыцарь, язвительно замѣтилъ король.
   -- Онъ почти не отходилъ отъ меня, сказала Нелли.
   -- Вамъ надоѣдала спутница?
   -- Право, я едва это замѣчала, воскликнула Нелли съ великолѣпною лживостью. Я помогъ ея усилію пожатіемъ плечъ и хитрою улыбкой.
   -- Я начинаю понимать, сказалъ король.-- А когда я скажу свое прости, что тогда?
   -- Я думала что вы его сказали полчаса тому назадъ, воскликнула она.-- Развѣ нѣтъ?
   -- Вы жаждали его услыхать, оттого вамъ и показалось что вы его слышали, сказалъ онъ раздражительно.
   Она обернулась ко мнѣ съ серіознымъ лицомъ и нѣжными глазами.
   -- Не говорила ли я вамъ здѣсь только-что какъ король со мною разстался?
   По-видимому я долженъ былъ теперь выступить на сцену.
   -- Да, вы говорили мнѣ, сказалъ я старательно разыгрывая взволнованнаго любовника.-- Вы сказали мнѣ что... что... но я не могу говорить при его величествѣ.
   И я закончилъ безподобнымъ замѣшательствомъ.
   -- Говорите, сэръ, приказалъ онъ рѣзко и отрывисто.
   -- Вы сказали, заговорилъ я тихимъ голосомъ,-- что король васъ покинулъ. Я я сказалъ что я не король, но что вамъ незачѣмъ оставаться одинокою.
   Глаза мои опустились долу въ притворномъ страхѣ.
   Быстрѣйшій взглядъ Нелли выразилъ мнѣ одобреніе. Мнѣ было бы жаль его и стыдно за самого себя, если бы я не вспомнилъ де-Перанкура и нашего путешествія въ Кале. Этою мыслію я крѣпко закалилъ себя и велѣлъ совѣсти молчать.
   Послѣдовало долгое молчаніе. Потомъ король приблизился къ Нелли. Посредствомъ удивительно искуснаго пріема она сдѣлала видъ будто содрогается передъ нимъ и посторонилась ко мнѣ, какъ бы ища убѣжища въ моихъ объятіяхъ отъ его гнѣва или холодности.
   -- Послушайте, я никогда васъ не обижалъ, Нелли, выговорилъ онъ.
   Увы, зачѣмъ искусство пересиливаетъ природу! Никогда не видалъ я такого прекраснаго изображенія оскорбленной любви которая, хотя глубоко уязвленная, остается любовію, которая даже отворачиваясь жаждетъ вернуться обратно, которая призываетъ даже отвергая и въ отказѣ полна томительнаго желанія согласиться. Ноги ея все еще направлялись ко мнѣ, но глаза были устремлены на короля.
   -- Вы отослали меня, прошептала она подходя ко мнѣ, по смотря въ ту сторону гдѣ стоялъ король.
   -- Я былъ не въ духѣ, сказалъ онъ.
   Потомъ онъ обернулся ко мнѣ со словами:
   -- Пожалуйста, оставьте насъ.
   Я считалъ что мнѣ слѣдовало повиноваться, по Нелли вдругъ бросилась впередъ, схватила меня за руку и, держа ее, обратилась къ королю.
   -- Онъ не уйдетъ; или, если вы его отошлете, я уйду вмѣстѣ съ нимъ.
   Король сильно нахмурился, но ничего не сказалъ. Она продолжала, подавляя рыданіе -- да, настоящее рыданіе; роль которую она исполняла волновала ее, а подъ игрой ея скрывалась дѣйствительность. Она боролась за свою власть надъ нимъ; теперь настала минута испытать ее.
   -- Неужели вы отнимете у меня моихъ друзей такъ же какъ и мою...? О, я этого не вынесу!
   Она подала ему намекъ среди того что представлялось ея величайшимъ гнѣвомъ. Онъ все еще хмурился, но губы его опять сложились въ улыбку.
   -- Мистеръ Дэль, сказалъ онъ, -- трудно разсуждать съ дамой при другомъ джентльменѣ. Я былъ неправъ, приказывая вамъ уйти. Но не позволите ли вы мнѣ опять удалиться въ ту комнату?
   Я низко поклонился.
   -- И не извините ли вы, продолжалъ онъ, -- отсутствіе нашей хозяйки на короткое время?
   Я опять поклонился.
   -- Нѣтъ, я не пойду съ вами, вскричала Нелли.
   -- Да, Нелли, вы пойдете, сказалъ онъ на этотъ разъ съ улыбкой.-- Послушайте, я старъ и ужасно безобразенъ, а мистеръ Дэль -- статный молодецъ. Нужно быть подобрѣе къ несчастнымъ.
   Она все еще держала меня за руку. Король взялъ ея руку. Очень медленно и неохотно она дала ему увести себя. Я сдѣлалъ что мнѣ казалось наилучшимъ: вздохнулъ очень тяжело и жалобно и поклонился съ грустною покорностію.
   -- Подождите нашего возвращенія, сказалъ король; голосъ его былъ ласковъ.
   Они вышли вмѣстѣ, а я, смѣясь и самъ стыдясь своего смѣха, бросился на стулъ. Она не могла удержать его для себя одной; какъ извѣстно всему свѣту, борьба ея съ Француженкой только затянулась; но она отклонила крушеніе и полное пораженіе угрожавшія ей; ревность свершила то что было не по силамъ любви: онъ не хотѣлъ отпускать ее теперь когда объятія другаго, казалось, открывались для нея. Я помогъ ей добиться этого успѣха. Клянусь жизнію, я радовался что помогъ ей. Но я еще не видѣлъ какимъ образомъ помогъ собственному дѣлу.
   Я долго пробылъ въ комнатѣ одинъ; хотя король приказалъ мнѣ ждать его возвращенія, онъ больше не пришелъ. Нелли явилась одна, со смѣхомъ, сіяющая, торжествующая; она схватила меня за обѣ руки и быстро, внезапно, прежде чѣмъ я успѣлъ сообразить, поцѣловала меня въ щеку. Ну, надо быть честнымъ: я предвидѣлъ это за одинъ краткій мигъ, но честное слово не могъ уклониться безъ невѣжливости.
   -- Мы выиграли, вскричала она.-- Я получила чего желала, а вы, Саймонъ, можете видѣть его въ Уайтголѣ. Онъ простилъ вамъ всѣ прегрѣшенія и... да, онъ окажетъ вамъ милость которой вы попросите. Онъ далъ мнѣ слово.
   -- Знаетъ ли онъ о чемъ я буду просить?
   -- Нѣтъ, нѣтъ, покамѣстъ еще нѣтъ. О, какъ мнѣ хотѣлось бы видѣть его лицо! Не щадите его, Саймонъ. Скажите ему... ну, да, скажите ему всю правду, все, до послѣдняго слова, сущую, чистѣйшую правду.
   -- Какъ же мнѣ ее сказать?
   -- Ну, скажите что вы любите, и всегда любили, и всегда будете любить мисъ Барбару Квинтомъ; что вы не любите, никогда не будете любить и никогда не любили, мало того,-- даже не интересовались ни на волосъ Элеонорой Гвинъ.
   -- Вся ли это правда? сказалъ я.
   Она все еще держала меня за руки; теперь она пожала ихъ и слегка вздохнула.
   -- Ну да, это вся правда. Пускай это будетъ вся правда, Саймонъ. Какое дѣло до того что человѣкъ когда-то жилъ если онъ мертвъ, или что онъ нѣкогда любилъ если онъ болѣе не любитъ?
   -- А я все-таки не стану говорить ему лишняго противъ правды, сказалъ я.
   -- Вамъ не будетъ стыдно сказать что-нибудь другое? прошептала она поднимая на меня глаза.
   -- Нѣтъ, клянусь Небомъ, мнѣ не стыдно, сказалъ я и поцѣловалъ у нея руку.
   -- Вамъ не стыдно?
   -- Нѣтъ, нисколько. Кажется, скорѣе слѣдовало бы стыдиться если бы мое сердце никогда не уклонилось къ вамъ.
   -- Ахъ, но вы говорите "уклонилось!"
   Я не отвѣтилъ ей, но попросилъ прощенія улыбкой. Она рѣзко отдернула руку, восклицая:
   -- Идите своею дорогой, Саймонъ Дэль, идите своею дорогой. Ступайте къ вашей Барбарѣ, въ вашъ Гачстедъ, къ вашей скукѣ, къ вашей добродѣтели.
   -- Мы разстаемся дружелюбно? настаивалъ я.
   Одну минуту я думалъ было что она отвѣтитъ раздражительно, по это настроеніе прошло, и она искренно улыбнулась мнѣ, отвѣчая:
   -- Да, во всепрощающемъ дружелюбіи, Саймонъ; когда же вы услышите какъ ханжи меня поносятъ, скажите... да, скажите, Саймонъ что даже такой строгій джентльменъ какъ вы нѣкогда находилъ въ Нелли кое-что хорошее. Скажете ли вы это въ мою пользу?
   -- Ото всего сердца.
   -- Нѣтъ, мнѣ дѣла нѣтъ до того что вы скажете, съ жаромъ выговорила она, опять засмѣявшись.-- Ступайте, ступайте! Я поклялась королю что скажу вамъ только два слова. Ступайте!
   Я поклонился и обернулся къ двери. Вдругъ она бросилась ко мнѣ какъ бы желая заговорить, но не рѣшаясь. Я ждалъ; наконецъ она заговорила, отведя глаза въ сторону и съ необыкновенно стѣсненнымъ видомъ:
   -- Если... если вамъ не стыдно произнести мое имя передъ мисъ Барбарой, скажите ей что я желаю ей счастія и прошу ее думать обо мнѣ съ возможнымъ снисхожденіемъ.
   -- Она имѣетъ вѣскія причины относиться къ вамъ снисходительно, сказалъ я.
   -- Потому-то она и не будетъ такъ относиться! Саймонъ, я приказываю вамъ уходить.
   Она протянула мнѣ руку, и я опять поцѣловалъ ее.
   -- На этотъ разъ мы разстаемся навсегда, сказала она.-- Я любила васъ, и ненавидѣла васъ, и почти любила. Но вѣдь бездѣлица -- быть любимымъ мною которая любитъ весь свѣтъ.
   -- Нѣтъ, это не бездѣлица, сказалъ я.-- Прощайте.
   Я вышелъ, но оглянувшись увидалъ что она не сводитъ съ меня глазъ. Она смѣялась и кивала головою, по привычкѣ покачиваясь на ногахъ. Она послала мнѣ воздушный поцѣлуй. Итакъ я ушелъ, и она осталась въ сторонѣ отъ моей жизни.
   Но когда строгіе люди поносятъ грѣшниковъ, я придерживаю языкъ ради Нелли и ради послѣдняго поцѣлуя въ щеку даннаго ею мнѣ.
   

ГЛАВА XXV.
Образъ мыслей де-Фонтенеля.

   Когда я проходилъ мимо придворныхъ, ничто, казалось, не измѣнилось; все было въ томъ же видѣ какъ въ тотъ день когда я пришелъ отказаться отъ мѣста которое мнѣ доставила мисъ Гвинъ. Всѣ были по-прежнему безпечны, веселы и беззастѣнчивы; въ то время разговоры шли о пріѣздѣ герцогини, теперь рѣчь была объ ея отъѣздѣ; бесѣдовали о Дуврѣ и о происшедшемъ тамъ, но вопросъ о договорѣ отклонялся пожатіемъ плечъ; единственною интересною темой, однимъ предметомъ споровъ объ закладъ былъ вопросъ, вернется ли или какъ скоро вернется m-lle де-Керуайль къ покинутымъ ею берегамъ и монарху. Во мнѣ любопытство было теперь убито отвращеніемъ; я пробивался впередъ съ такою скоростію какую позволяла толпа, стараясь покончить со своимъ дѣломъ и избавиться ото всѣхъ нихъ какъ можно скорѣе. Роль моя здѣсь осталась позади меня; предсказаніе исполнилось, а честолюбіе мое было утолено. Однако, я съ удовольствіемъ думалъ объ остающейся сценѣ комедіи которую мнѣ предстояло сыграть съ королемъ; мнѣ также было забавно что тѣ кто пользовались, какъ мнѣ было извѣстно, довѣріемъ герцога Іоркскаго и Арлингтона посматривали на меня и боязливо, и бдительно, скрывая недовѣріе подъ крайне почтительною вѣжливостію. Они какъ будто знали что я угадалъ ихъ секреты. Но я ихъ не боялся, такъ какъ не былъ болѣе ихъ соперникомъ на полѣ интригъ и въ нападеніи на королевскія милости. Мнѣ ужасно хотѣлось сказать имъ: "Не тревожьтесь. Черезъ часъ отъ этой минуты вы уже не будете болѣе видѣть моего лица".
   Король сидѣлъ въ своемъ креслѣ одиноко если не считать стоявшаго возлѣ него джентльмена. Я хорошо зналъ графа Рочестера по наслышкѣ и бывалъ въ такомъ же обществѣ и раньше, хотя случайно ни раза еще съ нимъ не разговаривалъ. Я искалъ глазами королевскаго брата и Монмаута, но ни того ни другаго не было видно. Поручивъ одному джентльмену доложить королю о моемъ присутствіи, я получилъ въ награду знакъ приблизиться немедленно. Но подозвавъ меня къ себѣ онъ подарилъ мнѣ только улыбку и, приказавъ мнѣ движеніемъ руки стать возлѣ него, продолжалъ разговаривать съ лордомъ Рочестеромъ и ласкать собачку лежавшую у него на колѣнахъ.
   -- Опредѣляя добродѣтель какъ уловку, при помощи которой слабые застращиваютъ сильныхъ, замѣтилъ Рочестеръ,-- философъ установилъ скорѣе цѣль добродѣтели чѣмъ ея дѣйствіе. Ибо сильные не пугаются, между тѣмъ какъ слабые, порабощенные собственною игрушкой, становятся еще безпомощнѣе.
   -- Это справедливое возмездіе имъ. сказалъ король,-- за изобрѣтеніе такой скучной вещи.
   -- Право, государь, всѣ эти вещи, составляющія добродѣтель, даны человѣку для его же пользы, чтобъ онъ не шелъ съ пустыми руками на базаръ свѣта. У него есть товаръ для обмѣна: онъ можетъ отдать честь за удовольствіе, нравственность -- за деньги, религію -- за власть.
   Король приподнялъ брови и опять улыбнулся, но не сдѣлалъ замѣчанія. Рочестеръ вѣжливо поклонился мнѣ прибавивъ:
   -- Вѣрно ли я говорю, сэръ? и сталъ ждать моего отвѣта.
   -- Все это еще лучше, милордъ отвѣтилъ я.-- Человѣкъ можетъ заключить сдѣлки о которыхъ вы говорите и, не исполняя ихъ, сохранить свою корзину полною для другой купли.
   Король опять улыбнулся трепля собачку.
   -- Совершенно вѣрно, сэръ, совершенно вѣрно, кивнулъ головою Рочестеръ.-- Такимъ образомъ, нарушая низкую сдѣлку, онъ вдвойнѣ является негодяемъ и сохраняетъ доброе имя которое поможетъ ему успѣшнѣе обмануть сосѣда.
   -- И погубить собственную душу, тихо выговорилъ король.
   -- Ваше величество -- защитникъ вѣры. Я не стану вмѣшиваться въ ваши высокія обязанности, сказалъ съ усмѣшкою Рочестеръ.-- Что касается меня самого, то я страдаю отъ пагубной откровенности: слывя плутомъ но всему городу, я сталъ самымъ безвреднымъ человѣкомъ во владѣніяхъ вашего величества. Какъ говоритъ мистеръ Дэль (я имѣю честь быть знакомымъ съ вашимъ именемъ, сэръ), моя корзина пуста и никто не хочетъ вступать со мною въ сдѣлку.
   -- Вамъ остались женщины, сказалъ король.
   -- Отъ нихъ больше расхода чѣмъ выгоды, вздохнулъ графъ.-- Впрочемъ дѣйствительно эти добрыя существа съ большою готовностію отдаютъ даромъ то что ничего и не стоитъ.
   -- Значитъ, въ итогѣ оказывается, сказалъ король,-- что тотъ кто не отказывается ни отъ какой сдѣлки какъ бы она ни была неправильна и не блюдетъ ни одной какъ бы она ни была обязательна...
   -- Бываетъ королемъ среди людей, государь, перебилъ Рочестеръ съ низкимъ поклономъ,-- совершенно такъ же какъ ваше величество -- король здѣсь, въ Уайтголѣ.
   -- И по тому же праву?
   -- Да, по тому же божественному праву. Что думаете вы о моихъ разсужденіяхъ, мистеръ Дэль?
   -- Не знаю, милордъ; откуда вы ихъ почерпнули; развѣ только дьяволъ издалъ трактатъ по этому вопросу.
   -- Нѣтъ, онъ только роздалъ его друзьямъ, засмѣялся Рочестеръ.-- Вѣдь онъ не имѣетъ нужды получать деньги отъ книгопродавцевъ съ тѣхъ поръ какъ Богъ уступилъ таможни всего міра на его содержаніе.
   -- Таможни должны принадлежать королю, улыбнулся Карлъ.-- Тутъ, въ Англіи, онѣ принадлежатъ мнѣ. Но контрабандисты меня проводятъ.
   -- А кающіеся -- проводятъ его, государь. Право, святыя церкви провозятъ странные грузы мимо его чиновниковъ, -- такъ по крайней мѣрѣ говорятъ. Отвѣсивъ еще поклонъ королю и поклонясь мнѣ съ неменьшею вѣжливостію, онъ отошелъ и смѣшался съ толпою гуляющихъ.
   Король нѣкоторое время просидѣлъ молча, лѣниво перебирая пальцами шерсть собачки. Потомъ онъ поднялъ на меня глаза.
   -- Дикія рѣчи, мистеръ Дэль, сказалъ онъ,-- а между тѣмъ пожалуй не совсѣмъ безъ смысла.
   -- Смысла достаточно, государь. Я его не упускаю.
   -- Нѣтъ, можетъ-быть упускаете. Я заключилъ много сдѣлокъ; вы не все одобряете?
   -- Не мое дѣло судить поступки короля.
   -- Я хотѣлъ бы чтобы всѣ были такъ же снисходительны или такъ же проникнуты сознаніемъ долга. Но нужно ли мнѣ опорожнить корзину? Вамъ извѣстны нѣкоторыя изъ моихъ сдѣлокъ. Корзина еще не опустѣла.
   Я посмотрѣлъ на него въ упоръ; онъ не избѣгалъ моего взгляда, но сидѣлъ на мѣстѣ и горько усмѣхался.
   -- Вы человѣкъ оговорокъ, сказалъ онъ.-- Я ихъ помню. Ведите себя смирно и помните свое мѣсто. Слушайте меня, мистеръ Дэль.
   -- Я слушаю слова вашего величества.
   -- Вы отлично успѣете открыть ротъ когда я опорожню корзину.
   Его слова, а еще болѣе тонъ которымъ онъ говорилъ и многозначительный взглядъ пояснили его мысль. Я не долженъ былъ выдавать или обнаруживать извѣстную мнѣ сдѣлку пока онъ не приведетъ ее въ исполненіе. Когда же хотѣлъ онъ ее исполнить? Онъ не хотѣлъ опрастывать корзину, но желалъ имѣть еще что-нибудь для обмѣна когда заключалъ условіе съ королемъ Франціи. Я удивлялся что онъ говоритъ со мною такъ открыто; а все-таки, хотя его улыбка была горька, онъ продолжалъ улыбаться.
   Я поклонился ему и отвѣтилъ:
   -- Я не привыкъ разговаривать, государь, о предметахъ слишкомъ высокихъ для меня.
   -- Это хорошо. Я знаю васъ за джентльмена съ большою выдержкой и желаю быть вамъ полезенъ. Вы имѣете ко мнѣ просьбу, мистеръ Дэль?
   -- Это ничтожнѣйшая вещь въ свѣтѣ для вашего величества, а для меня -- величайшая.
   -- Въ такомъ случаѣ я желалъ бы чтобы всѣ просьбы слѣдовали этому образцу. Я слушаю.
   -- Я прошу только содѣйствія вашего величества въ моихъ усиліяхъ получить руку любимой мною женщины.
   Онъ слегка вздрогнулъ и въ первый разъ за все время разговора пересталъ ласкать собачку.
   -- Любимой вами женщины? Ну, сэръ, а любитъ ли она васъ?
   -- Такъ она мнѣ сказала, государь.
   -- Значитъ, она по меньшей мѣрѣ желала чтобы вы этому вѣрили. Знаю ли я эту леди?
   -- Очень хорошо, государь, отвѣтилъ я многозначительнымъ тономъ.
   Онъ былъ видимо смущенъ. Человѣкъ достигшій его лѣтъ видитъ возможнаго соперника въ каждомъ юношѣ, какъ бы мало онъ ни имѣлъ другихъ привлекательныхъ свойствъ. Но можетъ-быть я обошелся съ нимъ уже черезчуръ вольно; онъ же теперь обращался со мною хорошо. Я не хотѣлъ долѣе поддерживать шутку.
   -- Когда-то, государь, сказалъ я,-- я одно время любилъ ту кого любилъ король, а также пилъ изъ его кубка.
   -- Знаю, мистеръ Дэль. Но вы говорите "когда-то".
   -- Это миновало, государь.
   -- А вчера? рѣзко воскликнулъ онъ.
   -- Она отличная актриса, государь, а я, кажется, плохо помогалъ ея стараніямъ.
   Нѣкоторое время онъ не отвѣчалъ, но началъ опять играть съ собачкой. Потомъ, поднявъ на меня глаза, онъ сказалъ:
   -- Вы были недурны, она же играла божественно, мистеръ Дэль.
   -- Ея жизнь была поставлена на карту, государь.
   -- Да, бѣдная Нелли любитъ меня, мягко выговорилъ онъ.-- Я поступилъ съ нею жестоко. Но я не стану надоѣдать вамъ своими дѣлами. Чего вы желаете?
   -- Мисъ Гвинъ, государь, была очень добра ко мнѣ.
   -- Кажется что такъ, замѣтилъ король.
   -- Но сердце мое, государь, теперь, и уже давно, на-вѣки отдано другой.
   -- Честное слово, мистеръ Дэль, говоря какъ одинъ мущина говоритъ другому, я радъ этому извѣстію. Такъ ли было въ Кентербери?
   -- Болѣе чѣмъ когда-либо раньше, государь. Вѣдь она была тамъ и...
   -- Я знаю что она тамъ была.
   -- Нѣтъ, государь, я подразумѣваю другую, ту кого я люблю, на комъ я теперь хочу жениться. Я говорю о мисъ Барбарѣ Квинтонъ.
   Король опустилъ глаза и нахмурился; онъ потрепалъ собачку и опять поднялъ голову, продолжая хмуриться. Потомъ странная улыбка искривила его губы, и онъ произнесъ голосомъ который былъ совершенно серіозенъ, несмотря на улыбку:
   -- Помните ли вы де-Перанкура?
   -- Я помню де-Перанкура очень хорошо, государь.
   -- Вы отправились въ Кале по его выбору, а не по моему, мистеръ Дэль.
   -- Я такъ тогда и понялъ, государь.
   -- А между тѣмъ существуетъ мнѣніе какъ у него самого, такъ и у другихъ что онъ выбираетъ своихъ людей (можетъ-быть вы позволите мнѣ сказать -- свои орудія, мистеръ Дэль) лучше всякаго инаго государя въ христіанскомъ мірѣ. Итакъ вамъ хочется жениться на мисъ Квинтонъ? Ну, сэръ, вы для нея не пара.
   -- Меня хотѣли сдѣлать ея мужемъ, государь.
   -- Нѣтъ, вы ей совсѣмъ не пара, повторилъ онъ улыбаясь моему возраженію, но понимая что оно не нуждается въ отвѣтѣ.
   -- Она не выше увѣщаній вашего величества, или вѣрнѣе ея отецъ не выше ихъ. Самой ей они не нужны.
   -- Вы не грѣшите скромностію, мистеръ Дэль.
   -- Возможна ли она, государь, для меня, пившаго изъ королевскаго кубка?
   -- Такъ что намъ слѣдуетъ быть друзьями?
   -- И знавшаго то что король скрываетъ?
   -- Такъ что намъ нужно устоять или пасть вмѣстѣ?
   -- И любившаго ту кого любилъ король?
   На это онъ не отвѣтилъ, но долго просидѣлъ молча. Я чувствовалъ что множество глазъ слѣдятъ за нами въ недоумѣніи почему я остаюсь возлѣ него такъ долго, что придворные стараются угадать какимъ дѣломъ мы заняты и откуда явилась милость доставившая мнѣ такое отличіе. Я мало обращалъ на нихъ вниманія, пытаясь услѣдить за мыслями короля и надѣясь что склонилъ его въ свою пользу. Я просилъ только разрѣшенія вести спокойную жизнь съ тою кого любилъ, ставя предѣлы одновременно и своему честолюбію, и планамъ намѣченнымъ имъ для нея. Мало того, мнѣ кажется что я могъ бы оказать на него нѣкоторое давленіе, но не хотѣлъ этого дѣлать. Джентльмену не слѣдуетъ брать деньги за молчаніе, сколь бы привлекательными ни казались ему монеты. Однако, я боялся что онъ можетъ заподозрить меня и сказалъ:
   -- Сегодня я оставлю городъ, государь, все равно получу ли я отъ васъ чего прошу или нѣтъ -- я буду молчать. Хотя ваше величество и не хотите этого признавать, но каковъ бы я ни былъ, я -- вашъ вѣрноподданный.
   На все это (можетъ быть мои слова звучали черезчуръ торжественно, какъ свойственно словамъ молодаго человѣка когда сердце его взволновано) онъ ничего не отвѣтилъ, по поднявъ глаза сказалъ съ лукавою улыбкой:
   -- Теперь скажите мнѣ какъ же вы любите эту мисъ Квинтонъ?
   Тутъ вдругъ на меня нашелъ приступъ застѣнчивости и робкаго стѣсненія. Увѣренность пріобрѣтенная при дворѣ покинула меня, и я лишился языка, точно влюбленный школьникъ.
   -- Я... я не знаю, пролепеталъ я.
   -- Но вѣдь я становлюсь старъ. Пожалуйста, скажите мнѣ, мистеръ Дэль, настаивалъ онъ, начиная смѣяться моему смущенію
   Ни за что на свѣтѣ я не могъ этого сдѣлать; мнѣ кажется что чѣмъ глубже чувство испытываемое человѣкомъ, тѣмъ труднѣе ему его высказать; священные предметы сокровенны, а гимнъ долженъ звучать только для божества.
   Вдругъ король наклонился впередъ и сдѣлалъ знакъ. Мимо проходилъ Рочестеръ; теперь съ нимъ былъ герцогъ Монмаутскій. Они приблизились; я низко поклонился герцогу который отвѣтилъ на мой поклонъ съ отмѣнною вѣжливостію. Онъ имѣлъ мало причины быть довольнымъ мною и лобъ его былъ наморщенъ. Король, казалось, нашелъ новую забаву въ выраженіи сына, но не сдѣлалъ замѣчанія по поводу его и произнесъ обращаясь къ Рочестеру:
   -- Вотъ, милордъ, молодой джентльменъ, очень влюбленный въ прелестную и вполнѣ цѣломудренную дѣвицу. Я спрашиваю его какова его любовь къ ней (ибо память мнѣ измѣняетъ) и оказывается что онъ не умѣетъ мнѣ сказать! Если онъ не знаетъ что такое чувствуетъ, я прошу васъ сказать ему.
   Рочестеръ посмотрѣлъ на меня съ ироническою улыбкой.
   -- Я долженъ сказать что такое любовь? спросилъ онъ.
   -- Да, со всѣмъ вашимъ краснорѣчіемъ, отвѣтилъ король, продолжая смѣяться и пощипывая у собачки уши.
   Рочестеръ скорчилъ гримасу и посмотрѣлъ на короля съ мольбою.
   -- Спасенія нѣтъ: сегодня я тиранъ, сказалъ король.
   -- Слушайте же, юноши, сказалъ Рочестеръ; лицо его смягчилось и приняло задумчивое, ласковое выраженіе.-- Любовь есть безуміе и единственное здравіе, бредъ и единственная истина, слѣпота и единое зрѣніе, глупость и единая мудрость. Она есть... Онъ запнулся и нетерпѣливо воскликнулъ:-- я позабылъ что она такое.
   -- Вы, милордъ, никогда и не знали что она такое, сказалъ король.-- Изо всѣхъ насъ одинъ мистеръ Дэль знаетъ, а такъ какъ сказать намъ онъ не умѣетъ, его знаніе пропало для міра. Джемсъ, нѣтъ ли у васъ извѣстій о моемъ другѣ де-Фонтенелѣ?
   -- Они тѣ же что и у вашего величества, отвѣтилъ Монмаутъ.-- Еще я слышалъ что лордъ Карфордъ не умретъ.
   -- Воздадимъ за это должную благодарность, сказалъ король.-- Де-Фонтенель прислалъ мнѣ очень невѣжливое письмо: онъ оставляетъ Англію и отправляется, по его словамъ, искать короля, которому джентльменъ могъ бы служить.
   -- Этотъ джентльменъ собирается лишить себя жизни, государь? спросилъ Рочестеръ, притворяясь, будто серіозно встревожился.
   -- Онъ дерзкій негодяй, сердито вскричалъ Монмаутъ.-- Вернется ли онъ во Францію?
   -- Да, въ концѣ концовъ, когда перепробуетъ всѣхъ прочихъ моихъ братьевъ въ Европѣ. Король подобенъ носу каждаго человѣка: можетъ-быть носъ и не красивъ, но мало пользы въ томъ чтобъ его отрѣзать. Одинъ разъ это было сдѣлано, помните...
   -- И вотъ ваше величество сидите здѣсь на тронѣ, перебилъ Рочестеръ съ самымъ вѣрноподданническимъ поклономъ.
   -- Джемсъ, сказалъ король,-- нашъ другъ мистеръ Дэль желаетъ жениться на мисъ Барбарѣ Квинтонъ.
   Монмаутъ сильно вздрогнулъ и покраснѣлъ.
   -- Его восхищеніе этою леди, продолжалъ король,-- раздѣлялось столь высокопоставленными и почетными лицами что я не могу сомнѣваться въ основательности этого восхищенія. Поэтому не разрѣшить ли ему жениться на ней?
   Монмаутъ не сводилъ съ меня глазъ; я встрѣтилъ его взглядъ непринужденною улыбкой. Я опять сознавалъ что мнѣ, совладавшему съ де-Перанкуромъ, незачѣмъ бояться герцога Монмаутскаго.
   -- Если существуетъ человѣкъ, замѣтилъ Рочестеръ,-- любящій нѣкую леди которая ему не жена, а между тѣмъ годится ему въ жены, то пускай онъ ее беретъ, во имя Неба. Можетъ-быть ему пришлось бы проѣхать въ поискахъ другой, ей подобной, такъ же далеко, какъ отправится де-Фонтенель въ поискахъ безупречнаго короля.
   -- Не отдать ли ему ее, Джемсъ? спросилъ король у сына.
   Монмаутъ понялъ что игра проиграна.
   -- Да, государь, пускай беретъ, отвѣтилъ онъ силясь улыбнуться.-- И я надѣюсь вскорѣ видѣть вашъ дворъ украшеннымъ ея присутствіемъ.
   Ну, при этихъ словахъ совершенно неумѣстно, по недостатку выдержки о которомъ я теперь искренно сожалѣю, я разразился короткимъ, рѣзкимъ смѣхомъ. Король обратился ко мнѣ съ приподнятыми бровями.
   -- Пожалуйста, сообщите намъ въ чемъ состоитъ ваша шутка, мистеръ Дэль, сказалъ онъ.
   -- Государь, отвѣтилъ я,-- никакой шутки нѣтъ. Я не знаю, чему я засмѣялся, и смиренно прошу вашего прощенія.
   -- Но вамъ что-то пришло въ голову, настаивалъ король.
   -- Въ такомъ случаѣ, государь, если ужь приходится сказать, я подумалъ только: если я не захотѣлъ жениться въ Кале, то не захочу жениться и въ Уайтголѣ.
   Настало минутное молчаніе. Оно было нарушено Рочестеромъ.
   -- Я недогадливъ, сказалъ онъ.-- Я не понимаю замѣчанія мистера Доля.
   -- Это весьма возможно, милордъ, сказалъ Карлъ и обратился къ Монмауту, лукаво улыбаясь при вопросѣ:-- Такъ же ли вы недогадливы какъ милордъ, Джемсъ, или вы понимаете что хочетъ сказать мистеръ Дэль?
   Настроеніе Монмаута висѣло между гнѣвомъ и веселостью. Я сталъ ему поперекъ дороги и разстроилъ его прихоть, но то было не болѣе какъ прихоть. Кромѣ того, я пошелъ наперекоръ и помѣшалъ также де-Перанкуру; это служило бальзамомъ для его ранъ. Не думаю чтобъ онъ могъ причинить мнѣ зло; равно изъ чистаго расположенія къ нему, какъ и изъ страха его немилости, я обрадовался когда увидалъ что снисходительныя мысли восторжествовали, а на губахъ заиграла улыбка.
   -- Ахъ, какой негодный малый, сказалъ онъ:-- я его понимаю. Клянусь жизнію, онъ говоритъ умно!
   Я низко поклонился ему со словами:
   -- Благодарю вашу свѣтлость за ваше пониманіе.
   Рочестеръ тяжко вздохнулъ.
   -- Это скучно, сказалъ онъ.-- Не пройтись ли намъ?
   -- Вы съ Джемсомъ пройдетесь, сказалъ король.-- А мнѣ нужно сказать еще два слова мистеру Дэлю.
   Когда они отошли, онъ обернулся ко мнѣ и сказалъ:
   -- Но вы хотите оставить насъ? Я могъ бы найти здѣсь для васъ занятіе.
   Я не зналъ что отвѣчать ему. Онъ видѣлъ мое колебаніе
   -- Корзина не будетъ опорожнена, выговорилъ онъ тихо и осторожно.-- Она не будетъ опорожена ни для Перанкура, ни для короля Франціи. Вы смотрите на меня очень пристально, но вамъ не нужно такъ зорко изучать мое лицо. Я скажу вамъ то что вы желаете знать. Я получилъ свою цѣну, но не опрастываю корзинку.
   Сказавъ эти слова, онъ оперся головою на руки и поднялъ на меня глаза изъ-подъ черныхъ густыхъ бровей.
   Потомъ настало долгое обоюдное молчаніе. Я не отрицаю что юношеское честолюбіе опять громко требовало чтобъ я принялъ его предложеніе, между тѣмъ какъ гордость говорила что даже въ Уайтголѣ я сумѣю соблюсти честь и все мнѣ принадлежащее. Я могъ послужить ему, а онъ, разъ онъ сообщалъ мнѣ свои секреты, долженъ былъ и хотѣлъ служить мнѣ. И въ концѣ концовъ онъ поступилъ со мною достойно и милостиво.
   Вдругъ король сильно ударилъ правою рукою по рукояткѣ кресла.
   -- Я сижу здѣсь, сказалъ онъ;-- мое дѣло -- сидѣть здѣсь. У моего брата есть совѣсть, какъ долго усидѣлъ бы онъ тутъ? Джемсъ глупъ, какъ долго усидѣлъ бы онъ тутъ? Надо мною смѣются или рычатъ на меня, а я все-таки сижу здѣсь и просижу до конца жизни, Божіею милостью или съ помощью дьявола. Мое правило -- сидѣть здѣсь.
   Я никогда еще не видалъ его въ такомъ волненіи; никогда еще не приходилось мнѣ такъ непосредственно заглянуть къ нему въ сердце и видѣть рѣшимость, скрытую подъ его безпечностью и легкомысліемъ. Не знаю откуда взялось это одно непоколебимое рѣшеніе, однако не думаю чтобъ оно покоилось только на его косности и отвращеніи къ новымъ скитаніямъ. За нимъ стояло нѣчто большее: можетъ-быть ему представлялось что онъ занимаетъ крѣпость, и онъ считалъ всѣ военныя хитрости и уловки противъ непріятеля дозволенными. Я не далъ ему отвѣта, но все смотрѣлъ на него. Порывъ его прошелъ такъ же быстро какъ явился, и онъ опять улыбался своею ироническою улыбкой когда сказалъ мнѣ:
   -- Но мое ученіе можетъ не быть вашимъ. Наши дороги пересѣклись, имъ незачѣмъ идти бокъ-б-бокъ. Послушайте, я говорилъ съ вами откровенно; говорите же и вы прямо.
   Онъ помолчалъ, потомъ наклонясь впередъ произнесъ:
   -- Можетъ-быть вы одного образа мыслей съ де-Фонтенелемъ? Не хотите ли присоединиться къ нему въ его поискахъ? Оставьте это. Лучше ступайте домой и ждите. Быть-можетъ Небо когда-нибудь пошлетъ вамъ то чего вы желаете. Отвѣчайте мнѣ, сэръ. Одного ли вы образа мыслей съ Французомъ?
   Его голосъ теперь звучалъ повелительно и я былъ вынужденъ отвѣчать. Когда же я собрался отвѣтить, я могъ сказать только одно. Онъ назначилъ условія моей службы. Какое мнѣ было дѣло до того что онъ здѣсь сидѣлъ, если честь, величіе королевства и все что сообщаетъ цѣну ношенія короны, должно погибнуть для того чтобъ онъ могъ сидѣть тутъ? Во мнѣ родились одновременно и склонность къ нему, и отвращеніе къ ученію которое онъ проповѣдывалъ; послѣднее чувство пересилило и я сказалъ съ поклономъ:
   -- Да, государь, я одного образа мыслей съ де-Фонтенелемъ.
   Онъ выслушалъ меня, откинувшись въ кресло. Онъ ничего не сказалъ, но слегка вздохнулъ, наморщилъ лобъ на мгновеніе, потомъ улыбнулся. Затѣмъ онъ протянулъ мнѣ руку; я нагнулся и поцѣловалъ ее.
   -- Прощайте, мистеръ Дэль, сказалъ онъ.-- Не знаю, сколько времени вамъ придется ждать. Я здоровъ, и... братъ мой тоже.
   Онъ сдѣлалъ рукою знакъ, отпуская меня, а я, отступивъ на нѣсколько шаговъ, повернулся и ушелъ прочь. Всѣ слѣдили за мною или мнѣ казалось что всѣ слѣдятъ; я слышалъ произнесенные шепотомъ вопросы, кто я такой, почему король разговаривалъ со мною и какая служба или высокая должность мнѣ назначена. Знакомые кланялись мнѣ и широко раскрывали глаза, дивясь равнодушію моихъ отвѣтныхъ поклоновъ и быстрой, рѣшительной походкѣ которою я направлялся къ двери. Теперь, сдѣлавъ выборъ, я горѣлъ желаніемъ уйти; однако, я еще разъ повернулъ голову и увидалъ что король по-прежнему сидитъ въ креслѣ, опершись головою на руки, съ легкою улыбкой на губахъ. Онъ увидалъ что я смотрю и кивнулъ головою. Я поклонился, повернулся опять и ушелъ.
   Съ тѣхъ поръ я не видалъ его, ибо пересѣкшіяся дороги снова разошлись. Но, какъ всякому извѣстно, онъ провелъ свое ученіе. Онъ просидѣлъ на своемъ мѣстѣ до конца жизни, милостью ли Божіей, или съ помощью дьявола -- не знаю. Но онъ усидѣлъ и такъ и не опорожнилъ корзины чтобъ ему, все отдавшему, не пришлось идти на рынокъ ни съ чѣмъ. Не мое дѣло судить его теперь; но тогда, когда мнѣ предстоялъ выборъ въ его собственномъ дворцѣ, я произнесъ свой приговоръ. Я въ немъ не каюсь. На пользу или во вредъ, умно ли или глупо, просто изъ честности или изъ преувеличеннаго чувства я сдѣлалъ выборъ. Я былъ одного образа мыслей съ де-Фонтенелемъ и ушелъ дожидаться, пока явится король которому джентльменъ можетъ служить. Но я до сего дня сожалѣю что онъ заставилъ меня сказать ему о моемъ выборѣ.
   

ГЛАВА XXVI.
Я возвращаюсь домой.

   Я написалъ предыдущее для своихъ дѣтей: пусть знаютъ что когда-то отецъ ихъ игралъ нѣкоторую роль въ великихъ дѣлахъ и, сталкиваясь плечо съ плечомъ съ сильными людьми, держалъ себя (смѣю надѣяться) не постыдно, а даже съ тѣмъ достоинствомъ которое проворная голова и рука сообщаютъ своему обладателю. Итакъ на этомъ мѣстѣ я отлично могъ бы закончить и отказать себѣ въ удовольствіи произнести нѣсколько послѣднихъ словъ, для моего собственнаго утѣшенія, въ угоду жаднымъ воспоминаніямъ. Дѣти, если станутъ читать, засмѣются. Не случалось ли вамъ видать какое шаловливое недоумѣніе разливается по лицу дѣвушки, если ей случайно попадутся какіе-нибудь останки тѣхъ дней когда отецъ ея ухаживалъ: увядшій вѣнокъ подаренный имъ ея матери, или перевязанный ленточкой букетъ съ прикрѣпленнымъ къ нему стихотвореніемъ? Она посмотритъ въ лицо отцу, потомъ поглядитъ, въ ту сторону гдѣ мать ея сидитъ за шитьемъ, все на одномъ и томъ же мѣстѣ вотъ уже двадцать лѣтъ, со старческою ласковою улыбкой и привѣтливымъ взглядомъ. Дѣвушка любитъ ее, очень любитъ, но... почему вздумалось отцу написать такія слова? Вѣдь мамочка, хотя и самое милое существо въ мірѣ, вовсе не стройна, не ослѣпительна, не царица, и не сама Венера одѣтая въ цвѣта радуги, не богиня сошедшая съ небесъ къ людямъ; она не есть желаніе всего свѣта или вообще что бы то ни было, чѣмъ папочка называетъ ее въ своемъ стихотвореніи. Дѣйствительно, написанное папочкой немножко смахиваетъ на то что вчера вечеромъ ей сунулъ въ руку сквайръ; но какъ странно писать въ такомъ тонѣ къ мамочкѣ, милѣйшему существу на свѣтѣ, но никакъ ужь не Венерѣ въ славѣ или царицѣ нимфъ. Но хотя дѣвушка смѣется, отцу ея не становится стыдно. Онъ все еще видитъ ту которой писалъ; когда она улыбается ему съ другаго конца комнаты и улыбается опять при видѣ удивленія дочери, всѣ годы сбѣгаютъ съ лица картины, и видѣніе возстаетъ такимъ какимъ было когда-то, хотя его не умѣютъ увидать веселые глазки моей юной подруги. Пускай себѣ смѣется. Боже сохрани чтобъ я на это обидѣлся! Скоро-скоро она будетъ сидѣть за шитьемъ, а смѣяться будетъ другая.
   Карфордъ уѣхалъ, почти излѣчившись отъ раны, излѣчившись также, надѣюсь, отъ своей любви, или по меньшей мѣрѣ отрѣзанный отъ нея. Де-Фонтенель тоже уѣхалъ на тѣ поиски которые такъ забавляли лорда Рочестера; въ самомъ дѣлѣ боюсь что въ этомъ случаѣ насмѣшникъ оказался правымъ, ибо достовѣрно что тотъ кого я называлъ де-Перанкуромъ снова пользовался услугами своего возмущеннаго подданнаго и притомъ чрезвычайно блистательными. Ну, будь я Французомъ, я могъ бы простить королю Людовику многое; кажется даже будучи Англичаниномъ я не особенно его ненавижу, такъ какъ кольцо его часто бываетъ надѣто на пальцѣ моей жены и я вижу его тамъ безъ огорченія.
   Дѣло было наканунѣ моей свадьбы; ибо милордъ, извѣщенный обо всемъ случившемся, клятвено заявилъ что такъ какъ нашелся хоть одинъ честный человѣкъ ищущій руки его дочери, то онъ не станетъ ей отказывать; иначе въ ожиданіи лучшаго какъ бы не случилось худшаго. И онъ не переставая осыпалъ меня любезностями которыя я повторилъ бы вопреки требованіямъ скромности, если бы мнѣ случилось ихъ запомнить. Но въ сущности голова моя была такъ поглощена его дочерью что для его похвалъ не оставалось мѣста, и краснорѣчивыя оды (ибо милордъ былъ мастеръ говорить) пропадали такъ безплодно какъ будто онъ произносилъ ихъ передъ статуей Аполлона на своей терасѣ.
   Я обѣдалъ у викарія, и такъ какъ было еще рано для моего вечерняго посѣщенія замка, я посидѣлъ съ нимъ нѣкоторое время послѣ нашего обѣда, разказывая чтобы занять его какъ я разговаривалъ съ королемъ въ Уайтголѣ, что сказалъ король, что сказалъ я самъ, какъ лордъ Рочестеръ красно говорилъ о дьяволѣ и какъ онъ пытался, но не сумѣлъ говорить о любви. Онъ жадно слушалъ, прикидывая остроуміе на вѣсы и усиливаясь видѣть при посредствѣ моихъ воспоминаній жизнь, сцену и людей, столь чуждыхъ его глазамъ и столь знакомыхъ его думамъ.
   -- Вы какъ будто не очень негодуете, сэръ, осмѣлился я замѣтить съ улыбкою.
   Мы сидѣли на крыльцѣ, и вмѣсто отвѣта на мои слова онъ указалъ на проходившую передъ нами дорожку. Слѣдя за направленіемъ его пальца я замѣтилъ муху такого рода который мнѣ, плохому знатоку природы, не былъ знакомъ. Она была страшно безобразна, хотя на ней были кое-гдѣ ярко окрашенныя пятна.
   -- А между тѣмъ, сказалъ викарій,-- она не вызываетъ вашего негодованія, Саймонъ.
   -- Нѣтъ, я не негодую, согласился я.
   -- Но если бы она поползла по васъ...
   -- Я раздавилъ бы эту гадину, вскричалъ я.
   -- Да. Они поползли по васъ, и вы негодуете. По мнѣ они не поползли, и я любопытствую.
   -- Но развѣ, сэръ, вы не признаете въ человѣкѣ безкорыстнаго нравственнаго возбужденія?
   -- Пускай онъ возбуждается сколько угодно и пускай будетъ хладнокровенъ въ концѣ концовъ, улыбнулся викарій.-- Вотъ если бы опять отняли у меня приходъ!..
   Наклонясь, онъ взялъ эту тварь въ руки и принялся обстоятельно разсматривать ее.
   -- Удивляюсь что вы можете ее трогать, съ отвращеніемъ сказалъ я.
   -- Вы покинули дворъ съ нѣкоторымъ сожалѣніемъ, Саймонъ, напомнилъ онъ мнѣ.
   Я ничего не могъ подѣлать съ нимъ при такомъ настроеніи и собирался его оставить когда замѣтилъ милорда и Барбару приближавшихся къ дому. Я вскочилъ и бросился встрѣчать ихъ; они приняли меня съ серіознымъ видомъ, а я, исполненный опасенія бѣды которое родится отъ того что счастіе кажется черезчуръ велико, громко освѣдомился, нѣтъ ли дурныхъ вѣстей.
   -- Ничего нѣтъ близко касающагося насъ, сказалъ милордъ.-- Но пришла очень грустная новость изъ Франціи.
   Викарій послѣдовалъ за мною и теперь стоялъ рядомъ; я поднялъ глаза и увидалъ что отвратительное существо все еще у него въ рукѣ.
   -- Дѣло касается герцогини Орлеанской, Саймонъ, сказала Барбара.-- Она умерла, и весь городъ увѣренъ что ей дали яду въ чашкѣ цикорнаго отвара. Не правда ли, какая жалость?
   Это извѣстіе въ самомъ дѣлѣ потрясло меня, потому что я помнилъ плѣнительное изящество и умъ несчастной леди.
   -- Но кто это сдѣлалъ? воскликнулъ я.
   -- Не знаю, сказалъ милордъ.-- Обвиняютъ ея мужа, справедливо или нѣтъ -- какъ знать?
   Нѣсколько минутъ продолжалось молчаніе. Викарій нагнулся, выпустилъ плѣнницу, и она уползла по дорожкѣ -- Господь попралъ одну изъ нихъ, Саймонъ, сказалъ онъ.-- Довольны ли вы?
   -- Я стараюсь этому не вѣрить, сказалъ я.
   Мы пошли дальше въ серіозномъ настроеніи, и тутъ мы съ Барбарой случайно опередили медленные шаги старшихъ и очутились у воротъ замка вдвоемъ.
   -- Мнѣ очень жаль герцогиню, сказала она тяжело вздыхая.
   Однако, теперь, такъ какъ по благости Провидѣнія наша собственная радость пересиливаетъ чужую печаль и потому мы можемъ проходить черезъ міръ сохраняя сердца въ цѣлости, она съ улыбкой подняла на меня глаза, продѣла свою руку въ мою и прильнула ко мнѣ.
   -- О, будьте веселы, хоть сегодня будьте веселы, моя милая, сказалъ я.-- Мы вѣдь прошли сквозь цѣлый лѣсъ невзгодъ, и вотъ благополучно выбрались на другую сторону.
   -- Благополучно и вмѣстѣ, сказала она.
   -- Безъ втораго что сталось бы съ первымъ?
   -- Однако, произнесла Барбара,-- я боюсь что вы будете плохимъ мужемъ: вотъ въ самомъ началѣ... то-есть, я хочу сказать, еще раньше начала, вы меня обманули.
   -- Я отрицаю! вскричалъ я.
   -- Вѣдь я только отъ отца узнала объ одномъ посѣщеніи сдѣланномъ вами въ Лондонѣ.
   Я наклонилъ голову и посмотрѣлъ на нее.
   -- Я не хотѣлъ васъ тревожить, сказалъ я.-- То былъ лишь долгъ вѣжливости.
   -- Саймонъ, я за это не питаю къ ней злобы. Вотъ я здѣсь въ деревнѣ съ вами, а она тамъ въ Лондонѣ безъ васъ.
   -- Сказать по правдѣ, произнесъ я,-- я думаю что такое распредѣленіе вамъ обоимъ далеко не по вкусу.
   -- За нее, сказала Барбара, -- я не могу говорить.
   Послѣ того мы долго гуляли молча, пока вечерѣло и приближалась ночь. Люди смѣются надъ разговоромъ влюбленныхъ; пускай себѣ, говорю я это всего сердца, только бы оставили наше молчаніе неприкосновеннымъ. Наконецъ Барбара обернулась ко мнѣ и сказала съ усмѣшкой:
   -- Радъ ли ты что вернулся домой, Саймонъ?
   Я въ самомъ дѣлѣ былъ радъ. Тѣлесно я странствовалъ немного, умомъ и сердцемъ странствовалъ дальше, по множеству темныхъ путей, то кривыхъ, то извилистыхъ, ведшихъ невѣдомо куда, какъ бы не оставлявшихъ слѣда по которому я могъ бы вернуться къ точкѣ отправленія. Однако, хотя я не чувствовалъ нити, она была у меня въ рукѣ, та золотая нить которую мы сплели здѣсь въ Гачстедѣ во дни моей юности. Наконецъ, она натянулась покрѣпче, а я, замѣтивъ это, повернулъ и пошелъ по ней. Такимъ-то образомъ она привела меня домой не въ лучшемъ положеніи по состоянію или чину чѣмъ при моемъ отъѣздѣ, утратившаго нѣкоторыя мечты меня преслѣдовавшія, однако, надѣюсь, здороваго сердечно и душевно. Я смотрѣлъ теперь въ темные глаза, устремленные на меня такъ какъ будто во мнѣ ихъ убѣжище, радость и жизнь; она льнула ко мнѣ такъ, какъ будто даже и тутъ я могъ ее покинуть. Но послѣдній страхъ бѣжалъ, послѣднія сомнѣнія разсѣялись и лучезарно-ясная улыбка заиграла на любимыхъ мною губкахъ, когда я склонился и прошепталъ:
   -- Да, я радъ что вернулся домой.
   Но случилась еще одна вещь которую я долженъ сказать.
   Голова ея упала ко мнѣ на плечо и она прошептала:
   -- Вы совершенно ее позабыли?
   Глаза ея были совсѣмъ скрыты. Я улыбнулся, отвѣчая:
   -- Совершенно.
   Вотъ какъ я поступилъ! Простишь ли ты меня, Нелли?
   Вѣдь человѣкъ можетъ быть очень счастливъ своимъ положеніемъ и все-таки не забывать о быломъ. "О чемъ ты думаешь, Саймонъ?" спрашиваетъ иногда моя жена когда я откидываюсь въ креслѣ и улыбаюсь.-- "Ни о чемъ, милая", говорю я. Да и дѣйствительно не думаю, но только далекій отголосокъ смѣха звучитъ въ моихъ ушахъ. Я честенъ и вѣренъ, но... неужели такая какъ Нелли можетъ ничего послѣ себя не оставить?

Kонецъ.

"Русскій Вѣстникъ", NoNo 2--9, 1899

   
   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru