Lib.ru/Классика: Иловайский Дмитрий Иванович. Гродненский сейм 1793 года

ГРОДНЕНСКІЙ СЕЙМЪ 1793 ГОДА*

* См. Русскій Вѣстникъ NoNo 1, 3, 4 и 6.

XI.
Сеймъ окруженъ войскомъ.-- Засѣданіе 22го августа (2го сентября.) Проектъ прусскаго договора принятъ, но съ добавочными статьями.

Неудачный исходъ послѣдняго засѣданія, повидимому, не очень огорчилъ Сиверса. Онъ въ этотъ вечеръ праздновалъ день своего рожденія и устроилъ концертъ, на которомъ, по обыкновенію, восхищался голосомъ графини Камелли. Можетъ-быть и самое засѣданіе поспѣшили прервать потому что многіе члены сейма были приглашены на этотъ концертъ и боялась чтобы пренія не продлились также долго какъ наканунѣ.

Однако надобно было предпринять что-нибудь рѣшительное чтобъ удовлетворить требованіямъ прусскаго посланника, который приходилъ въ отчаяніе отъ этихъ безконечныхъ проволочекъ. На слѣдующее утро, въ субботу 20го (31го) августа, Яковъ Еѳимовичъ собралъ своихъ друзей на совѣщаніе. Тутъ прежде всего рѣшили чтобы въ тотъ день не было засѣданія, о чемъ просилъ и король чрезъ своего секретаря. Потомъ завались вопросомъ: какими средствами принудить сеймъ къ уступкѣ?

Друзья предложили Сиверсу ни выборъ двѣ принудительныя мѣры: 1) арестовать дюжину самыхъ дерзкихъ пословъ, или не пустить ихъ на засѣданіе; 2) окружить сеймъ баталіономъ гренадеръ и задержать собраніе до тѣхъ поръ пока оно сдѣлаетъ надлежащее постановленіе. Посланникъ распустилъ совѣтъ, не принявъ еще никакого положительнаго рѣшенія. "Ни одно изъ этихъ средствъ мнѣ не нравится, говоритъ онъ въ своемъ донесеніи.-- Если не представится другихъ я рискну еще однимъ засѣданіемъ и, можетъ-быть, выберу первое."

Но прусскій товарищъ рѣшился не давать ему времени для колебаній и размышленій. Въ тотъ же день онъ видѣлся съ Сиверсомъ и настаивалъ чтобъ Игельштрому разрѣшено было дѣйствовать заодно съ Мёллендорфомъ. Нашъ посланникъ уклонился отъ подобнаго разрѣшенія. Онъ замѣтилъ что принудительныя мѣры будутъ безполезны, если Бухгольцъ не подпишемъ трактата въ томъ видѣ въ какомъ онъ проектированъ при посредствѣ его, то-есть Сиверса. Бухгольцъ началъ понемногу сдаваться, и потребовалъ чтобы были исключены по крайней мѣрѣ пункты о русской гарантіи и медіаціи въ статьяхъ о торговлѣ. Сиверсъ отвѣчалъ, что онъ не можетъ отбросить именно тѣ статьи который дѣлаютъ честь довѣрію Поляковъ къ его государынѣ. Общій выводъ изъ его словъ былъ слѣдующій: "Мы гарантируемъ уступку занятыхъ вами провинцій, и для этой цѣли употребимъ даже насиліе; но въ то же время не можемъ запретить Полякамъ требовать гарантій въ торговлѣ и другихъ предметахъ распри."

На другой день, то-есть въ воскресенье, Бухгольцъ прислалъ Сиверсу записку съ просьбой о конференціи и съ увѣреніемъ что онъ предложитъ примирительный планъ, который удовлетворитъ равно оба двора, такъ какъ онъ построенъ на основаніяхъ Петербургской конвенціи. Но этотъ примирительный планъ на дѣлѣ оказался слѣдующій: или прервать переговоры и начать непріятельскія дѣйствія, или заключить простой договоръ объ уступкѣ, не упоминая въ немъ ни о медіаціи, ни о гарантіи, и всѣ пункты, которыхъ добиваются Поляки, отнести къ статьямъ сепаратнымъ. А для этихъ статей Бухгольцъ, по его собственному признанію, еще не имѣлъ инструкцій. Сиверсъ повторилъ тѣ же увѣренія какія были сказаны наканунѣ. "Ея императорское величество, замѣтилъ онъ, твердо, настаиваетъ на строгомъ выполненіи конвенціи, и я имѣю Приказаніе доставить всѣ возможныя гарантіи для польской торговли." Если письмо къ Алопеусу, прибавилъ онъ, не побудило прислать Бухгольцу болѣе полныя инструкціи, то ея величество охотно вступитъ въ прямыя сношенія съ Берлиномъ чтобъ ихъ получить. "Это заявленіе заставило его поблѣднѣть, пишетъ Сиверсъ, что укрѣпила меня въ необходимости настаивать на упомянутыхъ пунктахъ: безъ нихъ, очевидно, польскую торговлю ожидали тяжелыя оковы."

Яковъ Еѳимовичъ предложилъ своему товарищу отложить переговоры съ сеймомъ до новыхъ приказаній отъ обоихъ дворовъ. Но Бухгольцъ не соглашался на отсрочку, и убѣдительно просилъ Сиверса употребить принудительныя мѣры. Послѣдній обѣщалъ, и на томъ окончилась ихъ двухчасовая конференція.

Послѣ этого русскій посланникъ болѣе не колеблется. По его разчету, обѣ стороны были достаточно подготовлены: сеймъ чтобы согласиться на уступку провинцій; а Пруссаки чтобы допустить статьи смягчающія эту уступку, а также и статьи о русской гарантіи, которая должна обусловливать будущую зависимость Польши отъ Россіи. Изъ двухъ способовъ предложенныхъ его польскими совѣтниками, Сиверсъ выбралъ второй, какъ наиболѣе дѣйствительный. Сообразно съ тѣмъ онъ сдѣлалъ всѣ нужныя приготовленія чтобы вопросъ былъ рѣшенъ въ засѣданіи слѣдующаго дня, то-есть 22го августа (2го сентября).

Яковъ Еѳимовичъ двинулъ въ городъ разные отряды расположенные по окрестностямъ и приказалъ занять ими всѣ выходы и главныя улицы. Безъ билета отъ русскаго коменданта въ тотъ день никто не могъ выйти изъ своего дома. Королевскій Замокъ былъ окруженъ двумя баталіонами гренадеръ съ четырьмя пушками, при которыхъ стояли артиллеристы съ зажженными фитилями. На дворѣ замка и въ корридорахъ разставлена была сильная стража. Генералъ-майоръ Раутенфельдъ получилъ приказъ помѣститься съ дюжиной офицеровъ въ самой залѣ сеймовыхъ засѣданій, наблюдать чтобы не были допущены арбитры и вообще помогать великому маршалу литовскому въ сохраненіи порядка. Въ то же время Сиверсъ адресовалъ Тышкевичу письмо съ изложеніемъ причинъ по которымъ были приняты всѣ эти грозныя мѣры. До русскаго посланника, писалъ онъ, дошли слухи о существованіи заговора противъ священной особы короля, сеймоваго маршала и другихъ достопочтенныхъ членовъ сейма. Поэтому должна быть оставлена не запертою только одна дверь въ залу засѣданія; но при ней будетъ находиться стража изъ русскихъ офицеровъ для осмотра всѣхъ подозрительныхъ пословъ. Если у кого изъ нихъ найдется скрытое оружіе, тотъ будетъ арестованъ, посаженъ въ тюрьму и судимъ какъ убійца. Литовская гвардія короля также должна подвергнуться осмотру, и если у кого окажутся порохъ и пули, того приказано также арестовать. Если въ залу проберется кто-либо изъ арбитровъ, то его взять и посадить въ тюрьму. Генералъ Раутенфельдъ займетъ кресло подлѣ королевскаго тропа съ лѣвой стороны, а его офицеры сядутъ на скамьяхъ назначенныхъ для арбитровъ. Великій маршалъ пусть объявитъ членамъ сейма что никто изъ нихъ не долженъ сходить со своего мѣста во все время засѣданія, во что впрочемъ имъ предоставляется полная свобода слова.

Сеймовому маршалу была отослана копія съ этого письма, а сейму адресована новая нота. То и другое Сиверсъ предварительно сообщилъ королю и своимъ, такъ-называемымъ, друзьямъ, то-есть вождямъ сеймоваго большинства. Предъ полуднемъ онъ самъ отправился въ замокъ и на мѣстѣ указалъ Раутенфельду какъ и гдѣ должны быть разставлены караулы. Потомъ онъ зашелъ къ королю, по его приглашенію, и выслушалъ отъ него усердную благодарность за попеченія о его безопасности; причемъ Станиславъ-Августъ, по обыкновенію, не преминулъ пожаловаться на свою горькую судьбу.

Въ четвертомъ часу пополудни послы начали собираться въ сеймовую залу. Ихъ впускали безъ всякаго затрудненія; но если кому-нибудь изъ нихъ приходила охота выйти, гренадеры, поставленные у дверей, скрестивъ штыки, преграждали ему дорогу. Сначала царствовало угрюмое молчаніе, но едва прибылъ король, какъ поднялась буря. Прусскіе сторонники требовали немедленнаго открытія засѣданія, а члены оппозиціи, собравшись въ кучку на срединѣ залы, кричали сеймовому маршалу чтобъ онъ прежде всего, согласно со своею присягой, постарался удалить непрошенныхъ арбитровъ; а до тѣхъ поръ они не дозволятъ открыть засѣданіе. Тутъ подъ арбитрами разумѣлись, конечно, русскіе офицеры съ Раутенфельдомъ. Нѣкоторые, какъ Шидловскій и Гославскій, обращаютъ свои жалобы къ королю на такое недовѣріе къ Полякамъ и на чужеземную стражу его окружающую. Король отозвался что онъ вѣритъ въ свой народъ и нисколько не причастенъ этому насилію. Его слова производятъ еще большее волненіе между послами. Многіе оставляютъ свои мѣста и кричатъ великому маршалу литовскому чтобъ онъ пригласилъ иностранныхъ офицеровъ удалиться изъ избы; нѣкоторые требуютъ распущенія сейма; а сторонники Пруссіи продолжаютъ настаивать на открытіи засѣданія. Посреди такого смятенія одни только русскіе офицеры неподвижно сидятъ на тѣхъ мѣстахъ которыя были имъ указаны.

Тышкевичъ представляетъ собранію полученное имъ письмо, въ доказательство того что онъ наравнѣ со всѣми подвергался чужеземному насилію. Онъ передалъ письмо сеймовому маршалу. Тогда возникаетъ новый споръ: Міончинскій съ товарищами требуютъ открытія засѣданія для прочтенія письма, а противники его ни подъ какимъ видомъ не соглашаются на то въ присутствіи военной силы. Наконецъ, по усильнымъ просьбамъ самого Тышкевича, чтобы дать ему возможность оправдаться въ глазахъ сословій, оппоненты допускаютъ чтеніе письма. Тонъ и содержаніе его произвели глубокое впечатлѣніе. Немедленно поднялись многіе голоса съ жалобами на оскорбительное подозрѣніе Поляковъ въ заговорѣ противъ короля. Микорскій требуетъ чтобы посланникъ назвалъ тѣхъ которые могли составить такой ненавистный заговоръ. Шидловскій говоритъ что насиліе причиняемое сейму присутствіемъ иностранной военной силы еще менѣе чувствительно нежели самый поводъ къ нему, тѣмъ болѣе что Польша, всегда преданная особѣ своихъ королей, никогда не запятнала своихъ лѣтописей покушеніемъ противъ ихъ священной особы. {Извѣстно какъ несправедливо это заявленіе.} Онъ прибавляетъ что засѣданіе не можетъ быть дѣйствительнымъ, пока военная сила не удалится. То же самое повторяютъ и его товарищи по убѣжденіямъ.

Гославскій проситъ короля чтобъ онъ, въ знакъ довѣрія къ своей націи, приказалъ войскамъ удалиться. Король снова увѣряетъ собраніе въ томъ что онъ нисколько не причастенъ подобному насилію, и затѣмъ рѣшаетъ отправить къ русскому посланнику депутацію чтобы просить его объ удаленіи войска. Въ эту депутацію онъ назначаетъ обоихъ канцлеровъ и двухъ епископовъ, Коссаковскаго съ Масальскимъ. Но епископы уклонились отъ порученія, оправдываясь тѣмъ что подобныя депутаціи обыкновенно отправляются только свѣтскими особами. Тогда король вмѣсто епископовъ назначилъ литовскаго подскарбія Огинскаго и каштеляна Суходольскаго, какъ представителей сената; а отъ рыцарскаго сословія Бѣлинскаго и Анквича. Прежде нежели депутація успѣла выйти изъ палаты, Коссаковскій, желая конечно изгладить непріятное впечатлѣніе произведенное отказомъ епископовъ, проситъ короля чтобъ онъ дозволилъ собранію поцѣловать его руку въ знакъ неизмѣнной вѣрности народа къ его особѣ. Анквичъ повторяетъ ту же просьбу отъ имени рыцарскаго сословія (тогда какъ общая молва именно ему приписывала изобрѣтеніе слуха о мнимомъ заговорѣ). Маршалъ сеймовый, по обычаю, приказываетъ секретарю читать списки пословъ по воеводствамъ, для того чтобъ они по очереди подходили къ королевской рукѣ. Но оппозиція и тутъ не пропустила случая поднять споръ. Она не позволила читать списки на томъ основаніи что засѣданіе еще не было открыто. Рѣшено обойтись на этотъ разъ безъ чтенія списковъ.

Когда церемонія съ королевскою рукой была окончена, депутація отправилась къ посланнику. До ея возвращенія палата цѣлые два часа оставалась въ полномъ бездѣйствіи; послы въ это время раздѣлились на группы и разговаривали въ полголоса. А между тѣмъ сторонніе посѣтители сеймовыхъ засѣданій воспользовались перерывомъ надзора и успѣли, въ значительномъ количествѣ, проникнуть въ залу.

Было уже около восьми часовъ вечера, когда депутація воротилась. Послы заняли свои мѣста и потребовали отъ нея отчета. Но канцлеръ коронный именемъ депутаціи предложилъ прежде открыть засѣданіе. Новый споръ: часть палаты поддерживаетъ это предложеніе, а оппозиція противится ему на томъ основаніи что депутація отправлена безъ открытія засѣданія, слѣдовательно нѣтъ въ немъ надобности и для отобранія отъ нея отчета. Депутаты уступили и начали одинъ за другимъ передавать подробности своего свиданія съ русскимъ посланникомъ.

Сущность этого отчета заключалась въ слѣдующемъ.

На просьбу сейма объ удаленіи офицеровъ изъ сеймовой залы и объ отозваніи войска изъ королевскаго замка, Сиверсъ согласился только на первое, то-есть на удаленіе офицеровъ, впрочемъ за исключеніемъ генерала Раутенфельда; а войско должно оставаться въ замкѣ до тѣхъ поръ пока не послѣдуетъ принятіе проекта внесеннаго Подгорскимъ. Въ оправданіе своей мѣры онъ сослался на бюллетени пяти послѣднихъ засѣданій, указалъ на выходки противъ короля и сеймоваго маршала, на равнодушіе съ которымъ приняты три русскія ноты. Кромѣ того, по его словамъ, уже нѣсколько дней ходятъ слухи о тайномъ заговорѣ противъ короля и другихъ высокихъ особъ. Вслѣдствіе всего этого онъ долженъ принять мѣры безопасности, напомнить сеймовымъ маршаламъ о порядкѣ и объ ихъ обязанностяхъ къ отечеству. Въ заключеніе онъ подтвердилъ что прежде надлежащаго постановленія по вопросу о прусскомъ договорѣ никто изъ сеймующихъ не будетъ выпущенъ изъ замка.

По окончаніи отчета маршалъ приступаетъ къ открытію засѣданія, но предварительно проситъ арбитровъ удалиться. Оппозиція и въ этомъ случаѣ не преминула заявить свое несогласіе: если генералъ Раутенфельдъ, говорила она, безъ всякаго права остается въ палатѣ, то почему же не могутъ быть въ ней польскіе арбитры, которые заинтересованы въ вопросѣ о цѣлости своего отечества? Однако большинство палаты поддержало маршала и настояло на удаленіи публики. Маршалъ объявляетъ что засѣданіе открыто (обычными словами: сессія загоена!), затѣмъ онъ указываетъ на смутныя обстоятельства въ которыхъ находится отечество, на необходимость удовлетворить требованіямъ русскаго посланника, и доноситъ о вновь полученной отъ него нотѣ. Секретарь читаетъ эту ноту. Въ ней снова высказывается упрекъ сейму за его упорство относительно прусскаго договора, говорится о явномъ присутствіи якобинской заразы и повторяется требованіе чтобы сеймъ немедленно снабдилъ депутацію полномочіемъ для подписи трактата, составленнаго при посредствѣ русскаго посланника и внесеннаго на сеймъ Подгорскимъ. (Проектъ былъ напечатанъ и розданъ посламъ.) Въ заключеніе нота упоминаетъ о принятыхъ мѣрахъ военной предосторожности и выражаетъ надежду что засѣданіе не закроется до тѣхъ поръ пока не будетъ постановлена подпись трактата.

Когда окончилось чтеніе ноты, въ палатѣ съ минуту царствовало молчаніе. Оно было прервано Скаржинскимъ, который голосомъ исполненнымъ скорбнаго чувства произнесъ пространную рѣчь.

"Наияснѣйшій король, панъ мой милостивый! Наияснѣйшія сословія Рѣчи Посполитой!" началъ онъ. "Дни 17го іюля и августа суть дни бѣдствія и упадка нашей отчизны, {Въ эти дни сеймомъ рѣшена уступка провинцій Россіи и ратификація русскаго договора.} -- дни, которые мы должны оплакивать до конца нашей жизни. Они будутъ памятниками, не только притѣсненія со стороны иноземцевъ, но и забвенія гражданскихъ обязанностей со стороны Поляковъ, недостаточно преданныхъ своему отечеству. Уже пала наша отчизна, уже потеряли мы наши провинціи сопредѣльныя съ Россіей, и потеряли безвозвратно, потому что большинство утвердило подпись и ратификацію трактата объ этомъ заборѣ. Какъ ни велика наша потеря, еслибъ она на томъ окончилась, была бы по крайней мѣрѣ еще сносною. Но, Боже мой, еще мы не отерли тѣхъ слезъ которыя причиняетъ намъ эта утрата, какъ уже наступаетъ такой же бѣдственный чередъ исполниться замысламъ Берлинскаго двора А исполненіе этихъ замысловъ я предвижу въ томъ печальномъ обстоятельствѣ что оппозиція наша, одушевленная горячимъ патріотизмомъ, уменьшается съ каждымъ днемъ." Далѣе, ораторъ напомнилъ примѣръ древнихъ Грековъ, которые предпочитали лучше погребать себя въ развалинахъ своей отчизны нежели переживать ее, и еслибы Поляки дѣйствовали подобнымъ образомъ, Польша не подверглась бы паденію. Отдавать чужеземцу часть своей страны подъ предлогомъ сласти остальное, это то же самое какъ еслибы кто для спасенія отъ потопленія выбросилъ изъ лодки въ море человѣка который имѣлъ одинаковое съ нимъ право въ ней находиться. Ораторъ выражалъ увѣренность въ томъ что несогласно было бы съ душою Великой Екатерины утѣснить своимъ могуществомъ народъ, который въ теченіе этого сейма по большей части былъ ей такъ послушенъ. А прусскую силу Поляки должны отражать собственною силой, и еслибъ они были побѣждены, по крайней мѣрѣ сохранили бы свою честь. Уступка провинцій Россіи имѣла хотя нѣкоторую тѣнь основанія, потому что ей предшествовали военныя дѣйствія съ обѣихъ сторонъ. А какое основаніе для прусскаго забора? Развѣ Пбляки нарушили послѣдніе трактаты съ Берлинскимъ дворомъ? Развѣ они вели съ нимъ войну?

Затѣмъ ораторъ указываетъ на самого себя. У него есть небогатое имѣніе, наслѣдованное отъ предковъ, въ трехъ только миляхъ отъ прусской границы, такъ что иноземная сила легко можетъ отнять его. Но она не отниметъ у него чести; сухой хлѣбъ съ водой будетъ ему милѣе всякаго изобилія; сума на плечахъ будетъ для него вмѣсто почетнаго знака отличія. А если иноземное насиліе отниметъ у него жизнь, о, онъ будетъ счастливъ окончить ее вмѣстѣ съ жизнію его любезнѣйшаго отечества!

Наконецъ, истощивъ подобные этому доводы противъ прусскихъ требованій, Скаржинскій хватается, какъ утопающій за соломинку, за несоблюденіе формальностей въ проектѣ Подгорскаго. Этотъ проектъ, никѣмъ неподписанный, прочтенъ былъ только какъ добавокъ къ нотѣ русскаго посланника, а постановленіе 1768 года дозволяетъ подавать проекты на сеймѣ только членамъ этого сейма; притомъ и самый авторъ проекта исключенъ изъ палаты. Заявивъ противъ него снова торжественный протестъ, ораторъ проситъ принять проектъ Шидловскаго; въ послѣднемъ могутъ быть сдѣланы нѣкоторыя поправки, чтобы не прерывать дальнѣйшихъ переговоровъ съ Берлинскимъ дворомъ, но необходимо постановить рѣшительный отказъ въ уступкѣ земель. Въ заключеніе онъ взываетъ къ королю съ просьбой поддержать свой народъ въ этой великодушной рѣшимости. Если и все потеряно, по крайней мѣрѣ потомство не въ правѣ будетъ сѣтовать на нихъ; нѣкогда, вспоминая о своихъ отцахъ, оно со слезами на глазахъ скажетъ: "они погибли, но погибли съ честію".

Краснорѣчіе Скаржинскаго не замедлило вызвать усердныхъ соревнователей. За нимъ говорилъ Микорскій, который направилъ свои стрѣлы преимущественно противъ короля за его покровительство столь незаконному и пагубному для республики проекту Подгорскаго. "Людовикъ XVI и Густвъ III", сказалъ онъ между прочимъ, "позавидовали бы счастію вашего величества: царствовать надъ такимъ кроткимъ и доблестнымъ народомъ." Затѣмъ говорилъ Шидловскій, который съ большою энергіей требовалъ рѣшенія своего проекта, соглашаясь впрочемъ на нѣкоторыя поправки. Его поддерживаютъ Карскій, Богуцкій, Стоинскій и Краснодембскій.

"Пане маршалку!" воскликнулъ Скаржинскій, обращаясь къ Бѣлинскому. "Такъ какъ многочисленные голоса высказались противъ прусскаго забора и ни одинъ въ пользу проекта Подгорскаго, то тѣмъ удобнѣе долженъ быть внесенъ проектъ пана Шидловскаго."

Но Бѣлинскій, обѣщавшій во что бы то ни стало провести проектъ Подгорскаго, конечно въ это время думалъ только о томъ какъ бы выполнить свою задачу. Въ борьбѣ членовъ оппозиціи съ подкупленными сторонниками Пруссіи явный перевѣсъ былъ на сторонѣ первыхъ, а большинство палаты все еще не рѣшалось высказаться противъ горсти неукротимыхъ ораторовъ и даже показывало нѣкоторое сочувствіе къ ихъ пламеннымъ декламаціямъ. Притомъ и русскій посланникъ, какъ извѣстно, не слишкомъ усердно поддерживалъ своего прусскаго товарища, имѣя въ виду вынудить нѣкоторыя уступки съ его стороны. Но въ этотъ день рѣшено было положить конецъ дальнѣйшему сопротивленію.

Чтобы быть ближе къ мѣсту дѣйствія, Сиверсъ отправился въ замокъ подъ предлогомъ визита сестрѣ короля, лани Краковской, и оставался у нея до одиннадцати часовъ вечера Время отъ времени онъ призывалъ сюда тѣхъ которымъ хотѣлъ что-нибудь сказать, чтобъ устранять встрѣчавшіяся затрудненія. Когда нѣкоторые заговорили объ отсрочкѣ засѣданія, Яковъ Еѳимовичъ громко далъ приказъ генералу Раутенфельду не выпускать никого прежде "нежели будетъ рѣшенъ главный вопросъ, то-есть уступка провинцій; а относительно добавочныхъ статей онъ предоставилъ собранію свободу. Интересенъ между прочимъ слѣдующій фактъ: Гетманъ Коссаковскій, вице-канцлеръ Платеръ и каштелянъ Ледоховскій не пришли на засѣданіе. Сиверсъ послалъ къ нимъ своего дежурнаго штабъ-офицера, и велѣлъ именемъ ея величества сказать чтобъ они явились туда немедленно. Первый и третій тотчасъ исполнили, приказаніе, а Платеръ написалъ посланнику письмо съ извиненіями. Но тотъ не принялъ никакихъ отговорокъ и подтвердилъ что надобно повиноваться. Вице-канцлеръ явился въ палату, и потомъ даже сказалъ очень патетическую рѣчь о повиновеніи должномъ ея императорскому величеству.

По прибытіи домой, взволнованный, утомленный, посланникъ набросалъ нѣсколько строкъ къ одной изъ своихъ дочерей. "Бьетъ полночь, писалъ онъ. Я воротился изъ дворца, который окруженъ двумя баталіонами, чтобъ образумить сеймъ. Онъ долженъ былъ очень меня разсердить, если я пошелъ такъ далеко. Засѣданіе не закроется до 5 часовъ утра; а если я потеряю turnum, то-есть большинство, то оставлю ихъ въ заперти." Но до такой крайности дѣло не дошло.

Когда большинство убѣдилось въ непреложномъ рѣшеніи русскаго посланника покончить въ этотъ день съ главнымъ вопросомъ, оно оставило свои колебанія. Но къ рѣшенію вопроса вожди большинства пошли не прямо, а прибѣгли къ нѣкоторымъ предварительнымъ маневрамъ. Всталъ епископъ Коссаковскій, и въ пространной рѣчи указалъ на насиліе, съ одной стороны выразившееся въ угрожающихъ нотахъ и деклараціяхъ, съ другой -- въ присутствіи иноземныхъ солдатъ у дверей самой палаты. Это насиліе очевидно для цѣлой Европы. Но если вслѣдствіе его въ проектѣ прускаго трактата и будетъ помѣщена уступка польскихъ земель, то по крайней мѣрѣ пусть статьи о торговлѣ и другіе важные пункты будутъ установлены прежде ратификаціи трактата. Сдѣлавъ этотъ важный шагъ впередъ, Коссаковскій какъ бы спѣшитъ ослабить непріятное впечатлѣніе произведенное его согласіемъ на уступку провинцій, и высказываетъ желаніе чтобы никто не подписывалъ своего имени подъ тѣмъ проектомъ, авторъ коего объявленъ измѣнникомъ отечеству. Напротивъ, онъ предлагаетъ принятъ проектъ Шидловскаго; но такъ какъ послѣдній, одушевленный высокимъ патріотизмомъ, самъ изъявилъ согласіе на нѣкоторыя въ немъ поправки, то пусть его проектъ будетъ дополненъ прибавками о торговомъ договорѣ и другихъ сепаратныхъ статьяхъ, и пусть въ немъ будетъ еще поставлена самая торжественная протестація противъ причиненнаго Полякамъ насилія. Въ заключеніе епископъ предлагалъ окончательную редакцію проекта поручить конституціонной депутаціи. Слѣдовательно, дѣло принимало такой оборотъ что за исходный пунктъ для дальнѣйшихъ переговоровъ какъ будто принимался оппозиціонный проектъ Шидловскаго.

Предложеніе Коссаковскаго на первый разъ вызвало только незначительныя замѣчанія. Тогда ободренные члены большинства пошли далѣе. Они согласились относительно нѣкоторыхъ добавленій, которыя и были немедленно поданы сеймовому маршалу Станишевскимъ. посломъ Черскимъ. Тотъ велѣлъ секретарю прочесть эти добавленія. Сущность ихъ была слѣдующая: возвращеніе образа Ченстоховской Богоматери со всѣми принадлежавшими ему вещами; отреченіе прускаго правительства отъ наслѣдства Радивилловъ въ случаѣ прекращенія этой фамиліи; пребываніе примаса во владѣніяхъ Рѣчи Посподитой и, наконецъ, обезпеченіе за нимъ доходовъ въ краѣ отходящемъ къ Пруссіи. {Между Бранденбургскимъ домомъ и Радивиллами существовалъ договоръ, въ силу котораго первый долженъ былъ наслѣдовать огромныя-имѣнія князя Доминика, въ случаѣ его бездѣтной смерти. Большая часть этихъ владѣній находилась въ провинціяхъ отошедшихъ теперь къ Россіи; слѣдовательно и Русскій дворъ также былъ заинтересованъ въ уничтоженіи этого договора. Остальныя дополненія, какъ видимъ, касались интересовъ духовенства и очевидно составлены были подъ вліяніемъ трехъ епископовъ засѣдавшихъ на сеймѣ: Масальскаго, Скаржевскаго и Коссаковскаго. Рукопись Ранета замѣчаетъ что они долго и горячо спорили съ Бухгольцомъ на конференціяхъ депутаціи по поводу Ченстоховской иконы, и прибавляетъ слѣдующее размышленіе: "Удивительная вещь! Уступка милліона народу въ неволю (Пруссіи) было для нихъ легкимъ дѣломъ, которое они исполнили безъ всякаго сопротивленія; но захватъ иконы поразилъ ихъ чрезвычайно!"}

Міончинскій предложилъ чтобы конституціонная депутація немедленно занялась исправленіемъ проекта Шидловскаго на основаніи представленныхъ дополненій. Маршалъ сеймовый принялъ это предложеніе. Но Скаржинскій и товарищи его протестовали, такъ какъ дополненія Станишевскаго допускаютъ уступку провинцій, чего въ проектѣ Шидловскаго никоимъ образомъ помѣщено быть не можетъ. Снова возникли горячіе споры. Посреди этихъ споровъ Бѣлинскій вдругъ дѣлаетъ рѣшительный шагъ и ставитъ вопросъ такимъ образомъ: "Будетъ ли принятъ проектъ полномочія, навязанный силою, или проектъ Шидловскаго?" Но этотъ шагъ тотчасъ возбудилъ въ палатѣ страшную бурю. Оппозиція изо всѣхъ силъ кричитъ что рядомъ съ проектомъ Шидловскаго не можетъ быть внесенъ измѣнническій проектъ Подгорскаго. Она повторяетъ опять тотъ же припѣвъ что послѣдній нельзя назвать проектомъ, что это только прибавка къ нотѣ посланника и т. л. Но Бѣлинскій уже не отступаетъ предъ грозными кликами оппозиціи. Онъ только дѣлаетъ небольшой обходъ, чтобы вѣрнѣе подойти къ тому же вопросу. Онъ предварительно ставитъ слѣдующій turnus: "Сдѣланное имъ предложеніе палата принимаетъ или отвергаетъ?"

Напрасно Скаржинскій и его единомышленники продолжаютъ заявлять свои протесты. Большинство поддерживаетъ Бѣлинскаго и требуетъ голоса для короннаго референдарія, на обязанности котораго собственно лежало производство голосованія. Маршалъ великій литовскій, послѣ нѣкотораго колебанія, даетъ голосъ референдарію. Послѣдній обращается съ помянутымъ вопросомъ сперва къ сенату и отбираетъ голоса; потомъ идетъ чередъ рыцарскаго сословія. При этомъ референдарій читаетъ печатный списокъ сейма и въ соотвѣтствующей графѣ отмѣчаетъ кто подалъ голосъ affirmative и кто negative. Усилія оппозиціи помѣшать ему остаются тщетны. Въ результатѣ предложеніе маршала принято большинствомъ 60 голосовъ противъ 28.

Тогда Бѣлинскій спѣшитъ внести свое предложеніе облекши его въ слѣдующую форму: "Будетъ ли принятъ къ рѣшенію проектъ приложенный къ нотѣ русскаго посланника и поддержанный силою иноземнаго войска, или проектъ Шидловскаго?" Снова оппозиція противится внесенію этого предложенія, и снова напрасно. Оно получаетъ 59 голосовъ противъ 26. Тогда нѣкоторые.послы подаютъ свои прибавленія и поправки къ проекту Подгорскаго. Маршалъ сеймовый передаетъ ихъ конституціонной депутаціи, которая удаляется въ сосѣднюю комнату чтобы дать окончательную редакцію проекту Подгорскаго съ дополненіями. Спустя полчаса, она возвращается и подаетъ готовый проектъ. По прочтеніи его маршалъ сеймовый ставитъ turnus въ слѣдующей формѣ: "Проектъ полномочія принятый къ рѣшенію и исправленный депутаціей долженъ быть обращенъ въ законъ или нѣтъ?" Группа оппозиціонныхъ пословъ еще разъ пытается протестовать и надрываетъ себѣ грудь чтобы заглушить короннаго референдарія, и опять безуспѣшно. Большинство очевидно уже махнуло рукой на всѣ ея возгласы и протестаціи. Происходитъ послѣднее голосованіе, и проектъ принятъ большинствомъ 61 голоса противъ 23. {Въ первомъ голосованіи, какъ видимъ, участвовала 88, во второмъ 85, а въ третьемъ 84. Вѣроятно, подъ конецъ засѣданія нѣкоторые члены палаты воздержались отъ подачи голоса.}

Этотъ исправленный и обращенный въ законъ проектъ полномочія для депутаціи, трактовавшей съ прусскимъ посломъ, начинался указаніемъ на бѣдственное, стѣсненное положеніе сейма и торжественною протестаціей предъ лицомъ Европы противъ учиненнаго ему насилія. Вслѣдствіе этого насилія, сословія принуждены разрѣшить депутаціи подпись трактата въ томъ видѣ въ какомъ онъ былъ составленъ при посредствѣ русскаго посланника, съ условіемъ чтобы пункты о торговлѣ и другія отдѣльныя статьи были заключены при медіаціи и гарантіи Русской императрицы, и чтобы подпись ихъ предшествовала ратификаціи договора объ уступкѣ земель. Въ числѣ отдѣльныхъ статей приведены тѣ которыя упомянуты выше, то-есть сохраненіе примасу всѣхъ его доходовъ и пребываніе его въ Польшѣ; отреченіе Бранденбургскаго дома отъ Радивиловскаго наслѣдства и возвращеніе подлиннаго образа Ченстоховской Богоматери со всѣми его сокровищами. {Korrespondent, 1517.}

Предъ окончаніемъ засѣданія многіе послы потребовали еще чтобы канцлеры сообщили иностраннымъ министрамъ всѣ угрожающія ноты посланниковъ русскаго и прусскаго, а также и послѣднее письмо Сиверса къ Тышкевичу. На запросъ маршала объ этомъ требованіи послѣдовала троекратная згода палаты (то-есть единогласіе безъ вотированія). Очевидно она думала хотя этимъ доказательствомъ насилія оправдать себя въ глазахъ Европы. Затѣмъ литовскій подканцлеръ Платеръ, по порученію короля, закрылъ засѣданіе до середы или до 4го сентября. Былъ уже четвертый часъ утра когда послы начали расходиться изъ сеймовой залы.

Составляя подробное донесеніе о послѣднихъ засѣданіяхъ сейма, Яковъ Еѳимовичъ прибавляетъ: "Приходилось произносить угрозы и жесткія слова, когда сердце стремится къ умѣренности и благотворительности относительно слабаго. Вчерашняя нота едва произвела свое дѣйствіе,-- и то только съ помощью двухъ баталіоновъ которые окружили замокъ". Онъ выражаетъ далѣе надежду что прусскій министръ подпишетъ договоръ, хотя добавочные пункты причиняютъ ему досаду. Надежду эту онъ основываетъ на трехъ послѣднихъ письмахъ Мёліендорфа, которыя скорѣе похожи на жалобы чѣмъ на угрозы. Если Бухгольцъ не подпишетъ, во всякомъ случаѣ онъ, то-есть Сиверсъ, не согласится на вступленіе Пруссаковъ въ Краковское и Сендомірское воеводства и заставитъ своего товарища подождать новыхъ инструкцій отъ обоихъ участвующихъ въ раздѣлѣ дворовъ.

Въ тотъ же день (3го сентября нов. ст.) Сиверсъ пишетъ своей старшей дочери: "Что должна была бы ты чувствовать при видѣ этого несчастнаго города! Каковы были мои чувства, когда я цѣлыхъ двѣнадцать часовъ держалъ въ заперта короля вмѣстѣ съ сеймомъ, и когда давалъ Раутенфельду приказъ не выпускать ихъ до тѣхъ поръ, пока они не дадутъ согласія на подпись своего собственнаго несчастія! Вотъ тутъ есть что читать: четыре ноты въ теченіе пяти дней, и однако Пруссакъ все еще недоволенъ."

Не задолго до знаменитаго засѣданія 22го августа (2го сентября) Сиверсъ получилъ отъ императрицы благосклонный рескриптъ (отъ 11го августа), въ которомъ она одобряла его поведеніе и поощряла поддерживать Поляковъ въ вопросѣ о границахъ и о коммерческомъ трактатѣ съ Пруссіей. А сплетя недѣлю послѣ этого засѣданія онъ получилъ другой рескриптъ (отъ 23го августа). Екатерина хвалила его способъ посредничества между сеймомъ и Бухгольцомъ, и подтвердила чтобъ онъ употребилъ все свое вліяніе для заключенія прусскаго договора, не прибѣгая къ насилію. Въ это время ей было неизвѣстно что наканунѣ ея посланникъ уже прибѣгъ къ насилію; во изъ слѣдующаго рескрипта (отъ 7го сентября) видимъ что она желала предупредить насиліе со стороны не Росой, а Пруссіи. Императрица снова одобряетъ образъ дѣйствія своего посланника, и именно за то что онъ не допускаетъ Пруссаковъ исполнить ихъ угрозу, то-есть занять еще два воеводства. Теперь главная задача русскаго посланника полагалась въ томъ чтобы заключить между Польшей и Россіей союзный и торговый трактатъ. Но Екатерина предупреждаетъ Сиверса чтобъ онъ подождалъ съ этимъ трактатомъ, пока не подписана уступка земель отходящихъ къ Пруссіи: иначе сеймъ еще болѣе будетъ противиться такой уступкѣ, опираясь на союзъ, и мы оказались бы въ печальной необходимости начать этотъ союзъ принудительными мѣрами въ пользу прусскихъ требованій. "Если договоръ съ Пруссіей, прибавляетъ рескриптъ, еще не заключенъ, употребите все ваше вліяніе чтобъ его ускорить."

Вмѣсто благодарности за энергическія мѣры употребленныя русскимъ посланникомъ чтобы вырвать у сейма согласіе на уступку провинцій, Бухгольцъ изъявилъ свое неудовольствіе на тѣ статьи которыя были прибавлены къ этой уступкѣ На слѣдующій день послѣ достопамятнаго засѣданія Сиверсъ говорилъ съ нимъ цѣлые три часа и убѣждалъ его подписать договоръ въ томъ видѣ въ какомъ онъ рѣшенъ наканунѣ сеймомъ. Но Бухгольцъ никакъ не соглашался на добавочныя статьи, тѣмъ болѣе что не имѣлъ на этотъ счетъ никакихъ полномочій. Онъ просилъ согласія на занятіе Пруссаками обоихъ воеводствъ. Сиверсъ отказалъ наотрѣзъ. Сновл началась переписка о томъ же предметѣ съ Мёллендорфомъ, который ссылался на приказанія своего короля о немедленномъ исполненіи угрозы, если сеймъ окажетъ сопротивленіе. Опять открылся рядъ конференцій между депутаціей и прусскимъ посланникомъ въ присутствіи Сиверса, который употреблялъ всѣ усилія чтобы привести къ соглашенію обѣ стороны.

Въ письмахъ къ дочерямъ Сиверсъ часто жалуется на свое тягостное положеніе, особенно на то что онъ принужденъ употреблять жестокія мѣры противъ Поляковъ въ пользу чужаго для него Прусскаго короля. Иногда онъ слегка трунитъ надъ собою, напримѣръ въ родѣ того что онъ сдѣлался сочинителемъ нотъ, но только не музыкальныхъ. Изъ тѣхъ же писемъ мы узнаемъ что посреди самой тревожной дѣятельности Яковъ Еѳимовичъ попрежнему освѣжаетъ себя пріятнымъ пѣніемъ графини Камелли, съ акомпаниментомъ гитары графа Морелли, присутствуетъ на разныхъ празднествахъ или самъ даетъ банкеты.

7го сентября (нов. ст.) посланникъ устроилъ у себя балъ и большой ужинъ на 150 особъ въ честь Станислава Августа, такъ какъ это былъ день его избранія. Замѣчательны при этомъ родительская нѣжность Якова Еѳимовича и неоднократное совпаденіе офиціальныхъ торжествъ съ его семейными праздниками. Увѣдомляя младшую дочь о пиршествѣ, онъ прибавляетъ что втайнѣ праздновалъ не день королевскаго избранія, а день рожденія своей возлюбленной Катеньки (то-есть старшей дочери), На этомъ праздникѣ повторенъ былъ тотъ же спектакль который давался по поводу дня рожденія Якова Еѳимовича; только перемѣнили нѣсколько словъ чтобы вмѣсто его имени вставить имя короля. Говоря о праздникѣ, Яковъ Еѳимовичъ по обыкновенію не упускаетъ случая упомянуть объ "увлекательномъ голосѣ" графини Камелли. Мимоходомъ замѣтить, онъ однако не даетъ намъ никакихъ болѣе подробныхъ свѣдѣній объ этой графинѣ. Въ одномъ только письмѣ упоминается что графиня хлопочетъ о помѣщеніи своего брата, который желаетъ вступить въ русскую службу. Изъ другаго документа, именно изъ записки секретаря Фриза, поданной Станиславу Августу, видно что русскій посланникъ рекомендовалъ особому покровительству короля "по истинѣ несчастную графиню", и что ея отецъ и мужъ пользовались королевскими милостями. По словамъ этой записки, посланникъ желалъ бы чтобы король удѣлилъ графинѣ изъ полученныхъ имъ денегъ тысячи двѣ дукатовъ; тогда она могла бы, довольная и счастливая, воротиться къ своему мужу; а что касается до ея брата, Сиверсъ намѣренъ отправить его въ Петербургъ, снабдивъ хорошею рекомендаціей. {Blum. III. 372.} На слѣдующій день, 8го сентября, былъ концертъ кларнетистовъ въ театрѣ и опять ужинъ у русскаго посланника. А 11го сентября (30го августа), въ день Александра Невскаго, графъ Николай Зубовъ давалъ балъ и большой концертъ съ участіемъ италіянской трупы проѣзжавшей въ Петербургъ. Около того же времени наступили празднества установленныя въ память Ясскаго мира съ Турціей. Императрица въ манифестѣ, подписанномъ ею 12го іюля 1793 года, связываетъ этотъ миръ съ присоединеніемъ новыхъ провинцій отъ Польши, которое прямо называетъ возвращеніемъ нашего древняго достоянія. Она повелѣваетъ принести торжественное благодареніе Богу за Ясскій миръ въ столицахъ и ближайшихъ къ нимъ губерніяхъ 2го сентября; а въ отдаленныхъ -- тотчасъ по полученіи манифеста; {П. С. З. т. XXIII.} Сиверсъ велѣлъ отпечатать нѣсколько сотъ экземпляровъ его въ переводѣ на польскій языкъ и распространить во владѣніяхъ Рѣчи Посполитой. Въ Варшавѣ обнародованіе манифеста происходило 2го (13го) сентября и сопровождалось, кромѣ молебствія, пушечною пальбой, иллюминаціей и фейерверкомъ. А въ Гроднѣ Яковъ Еѳимовичъ 5го (16го) сентября далъ у себя великолѣпный балъ и угощеніе на 200 особъ. Если вѣрить его донесенію, адресованному на имя Зубова, манифестъ произвелъ сильное впечатлѣніе на Поляковъ, и на балу ему много разъ слышались слова: "Зачѣмъ не взяли и насъ!"

XII.
Депутація для формы правительства.-- Распущеніе Тарговицы.-- Отказъ Пруссіи утвердить договоръ съ добавленіями.-- Арестъ четырехъ пословъ.-- Нѣмое засѣданіе.-- Подпись прусскаго договора.

Послѣ бурныхъ преній объ уступкѣ земель главное вниманіе Гродненскаго сейма сосредоточилось на вопросахъ внутренней политики. Вопервыхъ. снова поднятъ вопросъ о несостоятельныхъ банкирахъ. По представленному реестру долговъ, оказалось что банкъ Теллера долженъ 60 милліоновъ злотыхъ, кіевскаго воеводы Прота Потоцкаго 90 милліоновъ, Кабра слишкомъ 20 и т. д. Вся масса банковыхъ долговъ простиралась до 250 милліоновъ польскихъ злотыхъ, что далеко превышало сумму наличной монеты въ странѣ. Такое огромное банкрутство повлекло за собою разореніе множества лицъ которыя ввѣрили банкамъ почти все свое состояніе. Въ засѣданіи 25го августа (5го сентября) рѣшено назначить особую судную коммиссію для разбора этого дѣда. Въ томъ же засѣданіи каштелянъ смоленскій Суходольскій, единственный изъ наличныхъ въ Гроднѣ сенаторовъ явно примыкавшій къ оппозиціи, выступилъ въ пространной рѣчи противъ обвиненія Поляковъ въ якобинствѣ, которое русскій и прусскій посланники повторяютъ въ своихъ офиціальныхъ актахъ. Онъ предложилъ подать иностраннымъ министрамъ отвѣтную ноту по этому поводу. Предложеніе его принято единогласно. {Нота была подана, но осталась безъ отвѣта. Сиверсъ говоритъ о ней: "Она очень хорошо написана; но я не отвѣчалъ на нее, это повело бы только къ спорамъ портящимъ кровь и замедляющимъ теченіе дѣлъ. Ибо тѣмъ не менѣе cправедливо что этотъ духъ (якобинства) существуетъ, къ несчастію Польши, и особенно въ Варшавѣ.(Депеша No 63.)}

На слѣдующій день подскарбій литовскій Огинскій, конечно по предварительному соглашенію съ русскимъ посланникомъ, предлагаетъ палатѣ перейти къ рѣшенію его проекта о назначеніи особой депутаціи для пересмотра формы правительства (formy rządu). Этотъ проектъ былъ представленъ имъ еще въ засѣданіи 13го (24го) іюля. {Въ томъ же засѣданіи, 24го іюля, Огинскій благодарилъ короля за свое подскарбство; при чемъ самъ выразился что онъ въ первый разъ говоритъ на этомъ сеймѣ (Korresp. 1.317). Но въ мемуарахъ своихъ онъ совсѣмъ умалчиваетъ объ этомъ обстоятельствѣ.} Но Огинскаго перебиваетъ Цемневскій, который требуетъ рѣшенія своему проекту, также давно имъ представленному, именно: о задержаніи пенсіи начальникамъ Тарговицкой конфедераціи, отсутствующимъ изъ края, то-есть двумъ гетманамъ, Браницкому и Ржевускому, и генералу коронной артиллеріи Щенсному-Потоцкому. Нѣкоторые изъ членовъ этой конфедераціи поспѣшили снова замять вопросъ о проектѣ Цемневскаго и потребовали чтобы прежде былъ рѣшенъ проектъ внесенный Огинскимъ, что подало оппозиціи поводъ произнести нѣсколько сильныхъ рѣчей противъ магнатовъ, которые своимъ пренебреженіемъ къ законамъ страны и угнетеніемъ слабыхъ сгубили отчизну.

Однако, когда дошло дѣло до голосованія, большинство рѣшило прежде дать ходъ проекту Огинскаго. Прочли этотъ проектъ. Затѣмъ послѣдовали еще долгіе споры о разныхъ его пунктахъ, именно: изъ сколькихъ членовъ должна состоять депутація? кто долженъ назначать этихъ членовъ, король или изба? и т. д.

Наконецъ проектъ Огинскаго, подвергшійся нѣкоторымъ поправкамъ, утвержденъ сеймомъ. Содержаніе его слѣдующее:

Предыдущія бѣдствія и анархія, въ которыя была ввержена Польша, заставляютъ короля и сеймъ позаботиться объ устройствѣ твердаго, свободнаго правительства. Съ этою цѣлію назначается особая депутація, которая займется устройствомъ судовъ и земскихъ урядовъ, а въ особенности войска и финансовъ. Она будетъ состоять изъ четырехъ министровъ, по два отъ короны и Литвы, изъ трехъ сенаторовъ и изъ 12ги пословъ, по четыре отъ каждой провинціи; кромѣ того, сеймовый маршалъ участвуетъ въ депутаціи въ силу своей должности. Сенаторовъ и министровъ назначитъ король, а пословъ изба. Всякій обыватель можетъ подавать депутаціи свои проекты, но съ тѣмъ чтобы въ нихъ не было ничего относящагося къ интересамъ частнымъ. Депутація вырабатываетъ свои положенія не decisive, а только proective, и должна представлять ихъ на разсмотрѣніе и утвержденіе сейма. {Korresp. 1.356.}

Когда въ слѣдующемъ засѣданіи, 29го августа (9го сентября), приступили къ выбору членовъ новой депутаціи и роздали для этого билеты, оказалось что на каждомъ билетѣ было написано имя того посла которому онъ вручался. Оппозиція тотчасъ подняла шумъ, и многіе побросали билеты на землю, говоря что такія надписи были сдѣланы по желанію русскаго посланника, чтобы знать за кого каждый посолъ будетъ подавать голосъ. И конечно, они не ошибались. На упреки обращенные къ сеймовому маршалу послѣдній отвѣчалъ что имена написаны просто для порядка при раздачѣ билетовъ. Но подобныя оправданія вызвали противъ него еще большія нареканія. На требованіе новыхъ билетовъ онъ замѣтилъ что у него есть только 200 отпечатанныхъ экземпляровъ, изъ нихъ 130 отмѣчены именами, и безъ подписей остается только 70. Послѣ многихъ споровъ рѣшено смѣшать тѣ и другіе билеты и раздать ихъ не обращая вниманія на подписи. Результатъ неудачи съ написанными билетами былъ тотъ что въ числѣ 12ти пословъ выбранныхъ въ депутацію, третья часть оказалась изъ среды оппозиціи. {Вотъ имена избранныхъ:(отъ Малой Польши -- Янковскій, Рачинскій, Пулавскій и Міончинскій; отъ Великой -- Остророгъ, Скаржинскій, Оборскій и Скарбекъ; отъ Литвы -- Годачевскій, Кимбаръ, Лопотъ и Снарскій. Король назначилъ отъ сената епископа Масальскаго, каштеляновъ Оборскаго и Ожаровскаго, а изъ министровъ великаго короннаго маршала Мошинскаго, великаго короннаго канцлера Сулковскаго, литовскаго подскарбія Огинскаго и польнаго литовскаго гетмана Забѣллу.}

Депутація составленная для пересмотра государственныхъ учрежденій была не что иное какъ простая формальность. Никакихъ серіозныхъ работъ ей не предстояло. Новая польская конституція была уже готова. Въ общихъ чертахъ она была составлена въ Петербургѣ, а надъ подробностями ея, какъ мы знаемъ, Сиверсъ работалъ съ самаго начала своей миссіи. Мы знаемъ также что главнымъ помощникомъ его въ этомъ дѣлѣ былъ графъ Мошинскій. Обстоятельства эти ни для кого не были тайной, и оппозиція, конечно, не про шла ихъ молчаніемъ на сеймѣ.

На засѣданіи 31го августа (11го сентября) Микорскій позволилъ себѣ выразиться такимъ образомъ: "Доселѣ я думалъ что доблесть Поляковъ находится только въ усыпленіи, но при случаѣ покажеть себя. Теперь вижу что я ошибался. Они совершенно похожи на тѣ китайскія пагоды, которыя ставятъ на каминахъ и которыя киваютъ головой при всякомъ прикосновеніи къ пружинѣ. Точно такимъ образомъ Рѣчь Посполитая киваетъ по мановенію проконсула, который предписываетъ при всякомъ случаѣ свою волю или волю своей государыни." Ораторъ указывалъ на то что дальнѣйшія засѣданія совершенно излишни, что пусть русскій посланникъ немедленно подастъ что хочетъ на утвержденіе сейма; ибо во всякомъ случаѣ за нимъ большинство. Оратору особенно понравилось названіе проконсула, и онъ въ теченіе своей рѣчи повторилъ его разъ двадцать. Микорскаго поддержали пять или шесть господъ изъ оппозиціи, которые, по словамъ Сиверса, "вмѣстѣ пообѣдали и явились въ засѣданіе навеселѣ". Одинъ изъ нихъ, Суфчинекій, имѣвшій "голосъ Стентора", въ особенности потѣшалъ собраніе; онъ принимался говорятъ болѣе десяти разъ, и "почтенный ареопагъ смѣялся отъ всего сердца". Даже Шидловскій, товарищъ ихъ во убѣжденіямъ, былъ возмущенъ этими неприличіями и предложилъ перенести засѣданія опять на утренніе часы. Предложеніе его впрочемъ не было принято.

На слѣдующій день Цемневскій снова принялся громить магнатовъ, какъ причину всѣхъ бѣдствій республики. На этотъ разъ онъ добился того что его проектъ, снабженный равными поправками, былъ наконецъ утвержденъ: министрамъ и всѣмъ урядникамъ, находящимся въ краѣ, но не отправляющимъ своихъ урядовъ, а тѣмъ болѣе пребывающимъ за границей, запрещено уплачивать пенсіи изъ государственной кланы Здѣсь не указывается прямо на бывшихъ вождей Тарговицы; но они очевидно подразумѣваются.

Выходки оппозиціи противъ этихъ вождей выдвинули впередъ вопросъ о генеральной конфедераціи, которая все еще продолжала существовать рядомъ съ Гродненскимъ сеймомъ, и такимъ образомъ представляла ненормальное явленіе двухъ верховныхъ властей, дѣйствовавшихъ въ одно и то же время, въ одномъ и томъ же мѣстѣ.

Тарговицкая конфедерація уже исполнила все что отъ нея требовалось, и дальнѣйшее ея существованіе оказывалось излишнимъ. Мы знаемъ что Сиверсъ уже давно и неоднократно получалъ отъ императрицы не только разрѣшеніе, но и порученіе отмѣнить эту конфедерацію; но что онъ ограничивался пока отсрочкой ея засѣданій и сокращеніемъ ея дѣятельности, сберегая ее на крайній случай, напримѣръ на случай внезапнаго разрыва сейма. Мы знаемъ также что о сохраненіи Тарговицы болѣе всѣхъ хлопотали Коссаковскіе, и посланникъ уступалъ ихъ внушеніямъ тѣмъ легче что они пользовались покровительствомъ Платона Зубова; а братъ его Николай, бывшій въ то время въ Гроднѣ, явно находился съ ними въ пріятельскихъ отношеніяхъ. Но интригами своими Коссаковскіе продолжали выводить изъ терпѣнія Якова Еѳимовича. Съ помощію своей многочисленной партіи они старались проводить виды иногда совершенно несогласные съ видами Сиверса. Вопреки его ограниченіямъ, они безъ всякой совѣсти продолжали именемъ конфедераціи выдавать судебные декреты, клонившіеся къ обогащенію ихъ сторонниковъ и къ утѣсненію людей невинныхъ; подобные декреты, конечно, порождали множество жалобъ. Ихъ скрытая оппозиція русскому посланнику еще усилилась вслѣдствіе того что они не лопали въ члены (жондовой) депутаціи. Напримѣръ, договоръ съ Пруссіей еще не былъ заключенъ, а Сиверсу донесли что вліяніе Коссаковскихъ ставитъ разныя препятствія этому договору. Все это заставило его покончить съ Тарговицей и сосредоточить весь высшій авторитетъ въ рукахъ сейма. {Огинскій съ обычнымъ хвастовствомъ разказываетъ что распущеніе конфедераціи было собственно его дѣломъ. Онъ, желая избавить Литву отъ неправдъ и грабительствъ чинимыхъ Коссаковскими, сговорился съ Тышкевичемъ и Мошинскимъ, и они общими силами налегли на русскаго посланника, доводя до него ежедневно горькія жалобы на дѣйствія конфедератовъ. Такимъ образомъ они втроемъ сильно возбудили его противъ Тарговицы; тогда Сиверсъ сдѣлалъ представленія императрицѣ и получилъ отъ нея приказъ распустить конфедерацію (9я глава). Очевидно, воспоминанія Огинскаго преувеличиваютъ его вліяніе и повидимому не знаютъ что посланникъ давно имѣлъ означенный приказъ. Въ разказѣ о распущеніи генеральной конфедераціи мы слѣдуемъ исключительно депешамъ Сиверса.}

Яковъ Еѳимовичъ предварительно отобралъ на этотъ счетъ мнѣнія наиболѣе довѣренныхъ лицъ и поручилъ имъ составить проекты. Ему было представлено пять или шесть разныхъ записокъ, которыя онъ передалъ съ собственными замѣтками своей правой рукѣ, великому коронному маршалу графу Мошинскому. Послѣдній составилъ изъ нихъ одинъ проектъ, долженствовавшій поступить на утвержденіе сейма.

3го (14го) сентября посланникъ, страдавшій небольшою лихорадкой, собралъ у своей постели двѣнадцать польскихъ друзей чтобы вмѣстѣ съ ними обсудить проектъ и тѣ мѣры съ помощью которыхъ надобно было привести его въ исполненіе. Недоставало двухъ членовъ этого тайнаго совѣта: гетмана Коссаковскаго и Пулавскаго, не явившихся подъ предлогомъ болѣзни. Начались пренія. Епископъ Коссаковскій и польный гетманъ Забѣлло совѣтовали сохранить генеральную конфедерацію до конца сейма; а Мошинскій, оба канцлера, то-есть Гудковскій и Платеръ, оба подскарбія, Огинскій и Залускій, региментарій Ожаровскій, сеймовый маршалъ Бѣлинскій, послы Анквичъ и Міончинскій подали голосъ за немедленное распущеніе. Послѣ многихъ споровъ пришли наконецъ къ рѣшенію: завязать новую генеральную конфедерацію изъ всѣхъ членовъ настоящаго сейма, ограничивъ его срокъ концомъ октября, и кромѣ того назначить депутацію для изслѣдованія жалобъ на декреты распущенной конфедераціи.

Послѣ того Сиверсъ письмомъ извѣстилъ короля о принятомъ рѣшеніи; а Мошинскій представилъ ему подробный отчетъ о томъ же предметѣ. Король казался очень доволенъ этимъ рѣшеніемъ и поручилъ благодарить посланника.

Въ воскресенье, 4го (15го) сентября, согласно съ условленнымъ планомъ дѣйствія, сенаторы и министры, вмѣстѣ съ довѣренными послами, явились въ королевскій замокъ въ 5 часовъ пополудни. Они попросили аудіенціи, и, посредствомъ епископа Масальскаго, заявили королю желаніе чтобы Тарговоцкая конфедерація была распущена и замѣнена новою, Гродненскою конфедераціей. Міончинскій представилъ актъ этой новой конфедераціи, который и былъ немедленно прочитанъ Воловичемъ, референдаріемъ великаго княжества Литовскаго. Король отвѣчалъ что онъ никогда не отдѣляетъ себя отъ народа и немедленно подписалъ актъ. Всѣ наличные сенаторы и министры, въ числѣ 10, подписали вслѣдъ за королемъ. Только епископъ Коссаковскій, очевидно недовольный распущеніемъ Тарговицы, въ первую минуту отказался отъ подписи, замѣтивъ почему-то что онъ можетъ это сдѣлать только послѣ рыцарскаго сословія; но когда съ десятокъ пословъ подписали, онъ послѣдовалъ ихъ примѣру. Заіѣмъ подписалось еще десятка два пословъ; такъ что всего набралось 41 подпись. Пулавскому и гетману Коссаковскому отнесли актъ на домъ. Первый тотчасъ подписалъ; а второй обѣщалъ это сдѣлать, когда ему будетъ лучше. Сиверсъ, чрезъ барона Бюлера, велѣлъ ему сказать что отниметъ у него гетманство, если онъ не подпишетъ: будучи въ состояніи подписывать письма, онъ очень хорошо можетъ подписать актъ. {Но изъ донесенія отъ его (17го) сентября, адресованнаго на имя Зубова, видно что гетманъ Коссаковскій еще не подписалъ; вѣроятно, онъ сдѣлалъ это позднѣе. Король въ письмѣ къ Букатому замѣчаетъ что Коссаковскіе употребляли всѣ способы отдалить распущеніе Тарговицы. (Documenta do Hist. 2go і 3go podziału. 259.)}

На слѣдующее утро остальные послы явились къ князю-епископу Масальскому, и подписали актъ. Но при этомъ не обошлось дѣло, безъ ребячества со стороны оппозиціи. Въ то время какъ нѣкоторые изъ нихъ занимали епископа разговорами, другіе имѣли возможность прибавить ко своимъ подписямъ разнаго рода условія, сводившіяся болѣе или менѣе къ сохраненію въ цѣлости границъ Рѣчи Посполитой. {См. въ Korrespondent 1637 стр. Такихъ условныхъ подписей встрѣчаемъ до 28; вмѣстѣ съ актомъ, онѣ внесены въ земскія книга Гродненскаго повѣта.} Эта продѣлка раздосадовала Сиверса, и онъ былъ въ затрудненіи какимъ образомъ прочесть на сеймѣ актъ снабженный подобными замѣтками. Однако дѣло обошлось очень просто. Въ тотъ же день, то-есть 5го (16го) сентября, въ сеймовомъ засѣданіи, Бѣлинскій произнесъ длинную рѣчь о неудобствахъ бывшаго раздвоенія власти и о счастливомъ соединеніи ея теперь въ рукахъ новой конфедераціи. Затѣмъ прочли актъ ея безъ подписей. Король поблагодарилъ собраніе за нѣкоторыя возвращенныя ему прерогативы, и закрылъ засѣданіе.

Вотъ сущность акта новой, Гродненской, конфедераціи:

Такъ какъ нація достигла надлежащей степени спокойствія чтобы снова взять на себя отправленіе верховной власти, поэтому она развязываетъ Тарговицкую конфедерацію, и юрисдикцію ея объявляетъ недѣйствительною, начиная съ перваго ближайшаго октября. Всѣ акты этой конфедераціи пусть будутъ сданы въ государственные архивы. Составленные ею приговоры (sancita) должны быть исполнены; но настоящему и будущимъ сеймамъ предоставляется право измѣнить ихъ или отмѣнить совершенно. Назначается особая коммиссія для того чтобы собрать всѣ жалобы возникшія противъ этихъ приговоровъ и довести ихъ до свѣдѣнія сейма. Новой конфедераціи поручается охраненіе католической религіи, вольности и самодержавія народнаго, республиканской формы правленія, королевскихъ прерогативъ, и неприкосновенности настоящаго владѣнія какъ имуществомъ, такъ и должностями. Возстановляются земскіе суды въ томъ видѣ въ какомъ они существовали до 1788 года, и будутъ продолжаться до тѣхъ поръ, пока не вступитъ въ дѣйствіе преобразующаяся теперь конституція. Срокомъ настоящаго сейма, который будетъ продолжаться съ тѣмъ же маршаломъ во главѣ, полагается 31ое октября. Королю на это время возвращается власть назначитъ членовъ разныхъ учрежденій и коммиссій. {Korrespondent, 1603.}

Такимъ образомъ окончилась знаменитая Тарговицкая конфедерація, успѣвшая въ теченіе своего шестнадцатимѣсячнаго существованія возбудить противъ себя столько ненависти и презрѣнія.

Въ донесеніи своемъ отъ его (11го) сентября, адресованномъ на имя графа Зубова, Сиверсъ говоритъ: "Интересно видѣть какой тонъ приметъ сеймъ съ завтрашняго засѣданія." Выразившееся въ этихъ словахъ опасеніе оказалось весьма основательнымъ. Въ засѣданіи слѣдующаго дня оппозиція дала полную волю своему языку въ наладкахъ на бывшую Тарговицкую конфедерацію. Болѣе всѣхъ отличился Краснодембскій. Онъ самыми черными красками изобразилъ главныхъ участниковъ и связи ихъ съ Россіей, которая распустила ее какъ болѣе "ненужную для своихъ видовъ". Нѣкоторыя оскорбленныя лица, и въ томъ числѣ епископъ Коссаковскій, обратились послѣ того къ Сиверсу съ жалобой. Послѣдній хотѣлъ было арестовать Краснодембскаго, и велѣлъ изготовить грозную ноту, въ которой требовалъ подвергнуть его сеймовому суду. По обыкновенію, онъ сообщилъ ее предварительно королю. Станиславъ-Августъ началъ усильно просить посланника отмѣнить свое рѣшеніе, увѣряя его что слѣдующее засѣданіе будетъ спокойно. Сиверсъ уступилъ, но подъ условіемъ подать эту ноту, если кто изъ оппозиціи снова позволитъ себѣ декламировать противъ распущенной конфедераціи. Дѣйствительно, засѣданіе 8го (19го) сентября шло тихо, что ясно показывало нѣкоторое вліяніе короля на оппозицію. Засѣданіе уже окончивалось, когда Шидловскій потребовалъ голоса, а Бѣлинскій неосторожно далъ ему этотъ голосъ. Тогда онъ разразился сильнѣйшею филиппикой противъ старой конфедераціи; но не ограничился ею, а напалъ и на новую, то-есть Гродненскую. Онъ назвалъ послѣднюю просто толпою, которая въ одно изъ воскресеній внезапно приступила къ королю и принудила его подписать преступный актъ этой конфедераціи. Вся палата встала и потребовала чтобъ ораторъ былъ подвергнутъ суду. Но король началъ увѣщевать Шидловскаго чтобъ онъ просилъ прощенія. Тотъ послушался его увѣщаній, а палата оказала снисхожденіе виновному.

Тѣмъ не менѣе Сиверсъ послѣ того хочетъ исполнить свою угрозу, какъ вдругъ изъ Берлина прискакалъ отъ Алопеуса курьеръ съ извѣстіемъ о рѣшительномъ отказѣ министерства согласиться на добавочные пункты въ прусскомъ договорѣ.

Усилія русскаго посланника довести прусскаго товарища до согласія подписать проектъ договора въ томъ видѣ въ какомъ онъ былъ утвержденъ на засѣданіи 2го сентября, казалось, имѣли нѣкоторый успѣхъ; по крайней мѣрѣ Пруссаки уступили по вопросу о демаркаціонной линіи. Фридрихъ Вильгельмъ изъ своей главной квартиры въ Эдингхофенѣ написалъ Мёллендорфу, отъ 4го сентября, чтобъ онъ, для сохраненія согласія съ Русскими, держался границъ назначенныхъ Петербургскою конвенціей. Въ своей депешѣ отъ 28го августа (8го сентября) Сиверсъ увѣдомляетъ что при его посредствѣ на конференціяхъ депутаціи съ прусскимъ министромъ почти улажены четыре добавочныя статьи, именно: о примасѣ, о наслѣдствѣ Радивилловъ, о русской медіаціи и гарантіи въ торговомъ трактатѣ, и о мадоннѣ Ченстоховской; но что пятый пунктъ (чтобы ратификаціи договора предшествовало заключеніе торговаго трактата) составляетъ предметъ колебанія. Въ то же время Сиверсъ сообщилъ Алолеусу о положеніи дѣлъ въ Гроднѣ и старался всѣми мѣрами оправдать допущеніе прибавочныхъ статей (аннексовъ): только съ ихъ помощью проектъ договора былъ принятъ въ засѣданіи 2го сентября; а безъ нихъ "былъ бы не дѣйствителенъ и громкій приказъ запрещавшій отлагать засѣданіе или выходить кому-либо изъ залы". Несогласіе Пруссіи подписать договоръ замедляетъ дѣло, а Поляки рады всякому замедленію; они надѣются на перемѣну въ обстоятельствахъ и даже на взрывъ народный, если Пруссаки займутъ еще два воеводства. Всѣ подобные доводы Алолеусъ, конечно, долженъ былъ сообщить прусскому министерству.

Прусскій посланникъ продолжалъ между тѣмъ переговоры объ аннексахъ, но въ видѣ проектовъ, а окончательно ни на что не рѣшался. Напрасно Сиверсъ торопилъ его подписью договора. Бухгольцъ даже началъ отказываться и отъ тѣхъ статей на которыя нѣсколько дней назадъ готовъ былъ согласиться; онъ объявилъ что подождетъ послѣднихъ приказаній отъ своего двора. Объясненія между двумя посланниками все болѣе и болѣе принимали недружелюбный характеръ. Бухгольцъ не скрывалъ своего огорченія на совершенную потерю прусскаго вліянія въ Польшѣ. А Сиверсъ уже прямо объявилъ ему что "Польша должна находиться въ зависимости отъ Россіи, потому что имѣетъ нужду въ ея покровительствѣ противъ Пруссіи по отношенію къ своей торговлѣ." {Письмо къ Зубову отъ 28го августа (8го сентября). О подобномъ заявленіи свидѣтельствуетъ и донесеніе Бухгольца своему двору. См. Deutsche Geschichte, von Hausser. I. 512.}

Вечеромъ 5го (16-го) сентября въ Гродно прибылъ гонецъ съ письмомъ отъ Мёллендорфа. Прусскій главнокомандующій выражалъ большое безпокойство по слѣдующему поводу: слухъ о предстоявшемъ перенесеніи чудотворнаго образа привелъ въ чрезвычайное волненіе толпы народа собравшагося около Ченстохова чтобы праздновать день Рождества Богородицы. Фельдмаршалъ принужденъ былъ лично отправиться туда и двинуть войско чтобы предупредить безпорядки. Онъ напомнилъ что еще при самой капитуляціи Ченстохова честью обязался въ неприкосновенности образа и его сокровищъ, и если его обѣщаніе будетъ нарушено, то онъ предпочтетъ сложить съ себя командованіе. Сообщая о томъ своему двору. Сиверсъ думаетъ устранить этотъ пунктъ обратясь за рѣшеніемъ дѣла къ папѣ, который, по всей вѣроятности, оставить образъ на прежнемъ мѣстѣ. Къ папѣ однако не пришлось обращаться, потому что рѣшимость прусскаго короля вскорѣ положила конецъ всѣмъ спорамъ объ аннексахъ.

Замедленіе прусско-польскаго договора въ Гроднѣ и начавшееся вслѣдствіе того охлажденіе между двумя участвовавшими въ раздѣлѣ дворами, оказали сильную поддержку тѣмъ изъ приближенныхъ Фридриха-Вильгельма которые несочувствовали его дѣятельному участію въ коалиціи противъ Франціи и старались обратить его главное вниманіе на пріобрѣтенія отъ Польши. Представителемъ этого направленія въ свитѣ короля былъ его дипломатъ Луккезини, а изъ министровъ прусскихъ сильнѣе другихъ высказывался въ томъ же смыслѣ Альвенслебенъ. {См. его записку королю противъ политики Шуленбурга, который старался увлечь Фридриха Вильгельма въ войну съ Франціей. Herrman. 404.} Донесенія Бухгольца о тайномъ противодѣйствіи Русскаго двора и непріятныхъ прибавленіяхъ къ трактату, а также его представленія о необходимости личнаго вмѣшательства короля въ польско-прусскія переговоры поколебали упорство Фридриха Вильгельма, не желавшаго разстаться со своею рейнскою арміей. Къ тому же Австрія, терявшая надежду на столь желанное вознагражденіе въ Баваріи, въ это время снова выступила съ требованіемъ участія въ раздѣлѣ Польши. Фридрихъ рѣшился наконецъ погрозить своимъ союзникамъ отдѣленіемъ отъ коалиціи. 18го сентября онъ увѣдомилъ прусскаго главнокомандующаго на Рейнѣ герцога Брауншвейгскаго о намѣреніи своемъ съ частью его войскъ двинуться къ предѣламъ Польши. Въ то же время онъ увѣдомилъ герцога Кобургскаго, предводителя австрійскихъ войскъ, что послѣднія событія въ Гроднѣ понуждаютъ его заняться своими важнѣйшими интересами и лично отправиться въ Польшу; на Рейнѣ же онъ оставитъ столько войска сколько эти интересы позволятъ отдѣлить для чуждаго ему дѣла. При этомъ король указывалъ и на ту непріятную для него роль которую разыгрывалъ дипломатическій представитель Австріи въ Гроднѣ. {Häuseer. I. 514.} Вслѣдъ затѣмъ король дѣйствительно двинулъ съ береговъ Рейна часть своихъ войскъ и далъ приказъ подкрѣпить армію Мёллендорфа новыми полками изъ Пруссіи и Силезіи, чтобы довести ее до 40.000 человѣкъ. Въ то же время онъ послалъ приказъ въ Берлинъ своему министерству чтобъ оно поручило Бухгольцу склонить сеймъ къ подписи трактата безъ всякихъ добавочныхъ пунктовъ, подъ угрозой немедленнаго вторженія прусскихъ войскъ въ сосѣднія воеводства. 29-го сентября король самъ отправился къ своей восточной арміи. Но въ то время вопросъ о прусско-польскомъ договорѣ былъ уже поконченъ.

Въ виду такихъ рѣшительныхъ демонстрацій, когда уже потеряна была надежда на утвержденіе добавочныхъ статей со стороны Пруссіи, Сиверсъ рѣшился уступить настояніямъ своего прусскаго товарища и снова употребить энергическія мѣры чтобы вырвать у сейма согласіе. Это (20го) сентября онъ условился съ Бухгольцемъ подать на слѣдующій день ноты, заключавшія одно и то же требованіе немедленнаго и безусловнаго согласія на договоръ объ уступкѣ земель прусскому королю. Русскій посланникъ прибавилъ въ своей нотѣ обѣщаніе употребить всѣ зависящія отъ него средства чтобъ удовлетворить Поляковъ въ вопросѣ о коммерческомъ трактатѣ и ускорить его заключеніе.

Въ тотъ же день Сиверсъ отправилъ Алопеусу письмо, въ которомъ изложилъ въ общихъ чертахъ свою программу дѣйствія на ближайшее время. "Я хотѣлъ, пишетъ онъ, чтобы завтра (въ субботу) было экстраординарное засѣданіе въ 10 часовъ утра; но король и министры настаивали на томъ что эта поспѣшность съ ихъ стороны была бы вредна имъ во мнѣніи сейма. Я согласился чтобы собрались въ назначенное время и прочли бы ноту Бухгольца и мою. Пренія, безъ сомнѣнія. будутъ очень оживлены, такъ какъ льстили себя надеждой что вопросъ этотъ не воротится уже болѣе на сеймъ. Король предложитъ депутировать ко мнѣ канцлеровъ. А я буду имѣть наготовѣ вторую энергическую ноту, къ которой приложу проектъ конституціи, {То-есть проектъ новаго постановленія, разрѣшающаго депутата подписать прусскій договоръ безъ добавокъ.} ибо ни одинъ членъ сейма не рискнетъ представить ее отъ своего имени. Это новость въ Польшѣ; но всѣхъ страшитъ послѣдній примѣръ Подгорскаго, котораго все еще хотятъ судить. Я велю двумъ баталіонамъ, расположеннымъ въ окрестностяхъ города, придти съ четырьмя пушками и запереть собраніе. Не знаю еще, долженъ ли я довести насиліе до конца и заставить ихъ завтра же рѣшить вопросъ безъ обсужденія, или дать имъ время до понедѣльника: обыкновенно каждый проектъ переходитъ къ обсужденію на третій день.

"Если небо поможетъ мнѣ выйти изъ этого лабиринта, прибавляетъ Яковъ Еѳимовичъ, я отправлюсь отдыхать подъ тѣнью, но только не лавровъ, а родныхъ лилъ, въ надеждѣ хотя немного возстановить здоровье которымъ я здѣсь жертвую и которое долго не выдержитъ."

Дѣйствительно, все сдѣлалось такъ какъ Сиверсъ говоритъ въ этомъ письмѣ. На слѣдующій день онъ посѣтилъ короля и снова объявилъ ему что надобно покориться необходимости, обѣщая при этомъ сдѣлать все возможное для торговаго трактата. Онъ условился съ нимъ чтобы въ засѣданіи того же дня сеймъ поручилъ канцлерамъ подать русскому посланнику ноту призывающую его къ посредничеству. Засѣданіе было, конечно, довольно бурное. Когда прочли ноты, оппозиція по обыкновенію гремѣла противъ насилія двухъ сосѣднихъ державъ и заклинала своихъ товарищей не уступать прусскимъ требованіямъ. Особенно отличились Краснодембскій, Шидловскій, Микорскій и Скаржинскій, которые не щадили выраженій своего негодованія противъ сосѣдей. Ораторы большинства не противорѣчили имъ. Представитель русской партіи, графъ Анквичъ, горько жаловался на бѣдствія постигшія отечество и на притѣсненія сильнаго сосѣда. Въ заключеніе своей рѣчи онъ предложилъ лоддть русскому посланнику отвѣтную ноту съ выраженіемъ удивленія и скорби сословій и съ просьбой взять на себя посредничество чтобъ отвратить отъ Польши новыя бѣдствія. Король поддержалъ Анквича и изъявилъ желаніе немедленно отправить канцлеровъ съ этою нотой къ Сиверсу. Собраніе согласилось. {Діаріушъ прибавляетъ что Краснодембскій похвалилъ предложеніе Анквича и потребовалъ отъ него честнаго слова: когда будетъ идти прусская матерія противиться ей вмѣстѣ съ патріотами. Анквичъ далъ ему руку и завѣрилъ честнымъ словомъ.}

Пока въ сосѣдней комнатѣ изготовлялась нота, канцлеръ коронный увѣдомилъ собраніе о результатахъ Предложеннаго Суходольскимъ объясненія по поводу мнимаго якобинства Поляковъ. Ни тотъ, ни другой посланникъ не удостоили это объясненіе никакимъ отвѣтомъ. Точно также Бухгольцъ ничего не отвѣчалъ на другую ноту канцлеровъ, въ которой они просили о возвращеніи несправедливо захваченныхъ Пруссаками въ Ченстоховѣ и другихъ мѣстахъ польскихъ пушекъ, аммуниціи, коней и другихъ военныхъ принадлежностей.

Когда нота русскому посланнику была готова и одобрена собраніемъ, король поспѣшилъ закрыть засѣданіе: онъ опасался какихъ-нибудь выходокъ со стороны оппозиціи, къ чему уже дѣлалъ попытку Скаржинскій.

Сиверсъ отложилъ рѣшеніе вопроса до понедѣльника. Но затѣмъ онъ принялъ всѣ мѣры чтобы покончить съ нимъ въ этотъ день, то-есть 12го (23го) сентября. {Въ иностранныхъ сочиненіяхъ о Гродненскомъ сеймѣ (напримѣръ, у Блума и Вегнера) говорится что Сиверсъ въ этомъ случаѣ повиновался только мановенію данному изъ Петербурга. Вегнеръ разказываетъ даже (не указывая источники; что въ воскресенье утромъ, то-есть 11го (22го) сентября, Бухгольцъ посѣтилъ Сиверса и заклиналъ его прибѣгнуть къ насилію, и послѣдній согласился, потому что за часъ до того прибылъ изъ Петербурга курьеръ и привезъ ему приказаніе немедленно принудить сеймъ къ подписи прусскаго договора. Но едва ли тутъ можетъ подразумѣваться упомянутый выше рескриптъ 7го (18го) сентября, гдѣ говорилось: "если договоръ съ Пруссіей еще не заключенъ, употребите все ваше вліяніе чтобъ его ускорить". Этотъ рескриптъ едва ли могъ прибыть изъ Петербурга въ Гродно на четвертый день, такъ какъ обыкновенно курьеры употребляли около шести дней на этотъ переѣздъ. Извѣстіе объ отказѣ прусскаго министерства согласиться на добавочные пункты пришло въ Гродно 19го или 20го сентября нов. ст.. и того же 20го числа еще за два дня до воскресенья", какъ мы видѣли, Сиверсъ писалъ Алопеусу о своемъ рѣшеніи употребить силу для удовлетворенія Пруссаковъ и не откладывать рѣшеніе далѣе понедѣльника. Притомъ въ корреспонденціи Сиверса мы ничего не находимъ о полученіи особаго рѣшительнаго приказанія въ воскресенье утромъ, а есть только въ письмѣ къ Зубову отъ 14го (25го) сентября слѣдующее выраженіе: "Я долженъ былъ употребить силу чтобъ удовлетворитъ настоятельнымъ требованіямъ рескриптовъ и покончить съ прусскимъ договоромъ." Тутъ, конечно, говорится вообще о предыдущихъ рескриптахъ и инструкціяхъ.}

Якова Еѳимовича извѣстили что нѣкоторые литовскіе послы оставили Гродно и что многіе другіе готовятся сдѣлать то же самое; поэтому онъ въ воскресенье вечеромъ приказалъ разставить пакеты на всѣхъ выходахъ изъ города чтобы никого не пропустить безъ билета или паспорта. Кромѣ того онъ далъ приказъ генералъ-майору Раутенфельду на слѣдующій день рано по утру послать четыре отряда казаковъ чтобъ арестовать и потомъ увезти изъ Гродна четырехъ наиболѣе горячихъ членовъ оппозиціи: Краснодембскаго, Шидловскаго, Микорскаго и Скаржинскаго. Сиверсъ получилъ еще увѣдомленіе что оппозиція намѣрена помѣшать открытію засѣданія и съ этой цѣлію произведетъ шумъ. Въ донесеніи своему двору посланникъ высказываетъ увѣренность что она дѣйствовала такъ по тайному побужденію короля и Коссаковскихъ чтобы протянуть время и разстроить дѣло. {Депеша No 63.}

Въ понедѣльникъ, вмѣстѣ съ разсвѣтомъ, городъ принялъ тотъ же воинственный видъ какъ и три недѣли тому назадъ (то-есть 2го сентября). Два баталіона гренадеръ окружили королевскій замокъ, а противъ воротъ его поставлены четыре пушки и при нихъ артиллеристы съ зажженными фитилями.

Когда разнеслась вѣсть объ арестѣ четырехъ пословъ, король неоднократно посылалъ министровъ и своего секретаря къ Сиверсу съ просьбой объ освобожденіи арестованныхъ. Но Яковъ Еѳимовичъ отказалъ наотрѣзъ. Такъ-называемые друзья собрались къ нему на конференцію; только епископь Коссаковскій не явился на его приглашеніе. Условились о ходѣ предстоящаго засѣданія. Но благодаря оппозиціи, "условія эти оказались безполезны", какъ сознается самъ Сиверсъ въ своемъ донесеніи, и пришлось повторить исторію съ Гордіевымъ узломъ.

Послы, собравшіеся въ сеймовой залѣ, угрюмо сидѣли на своихъ мѣстахъ въ ожиданіи засѣданія. Только генералъ Раутенфельдъ, одѣтый въ полную форму, прохаживался посреди царствовавшей тишины.

Когда прибылъ король, маршалъ хотѣлъ открыть засѣданіе и произнесъ обычныя слова: "сессія загоена!" "Нѣтъ, не загоена, не загоена!" закричали съ разныхъ сторонъ. Всталъ Гославскій и объявилъ что засѣданіе не можетъ быть открыто, пока не будутъ освобождены четыре арестованные посла. Онъ сослался на законъ, постановленный тѣмъ же самымъ сеймомъ, о недѣйствительности засѣданія, если хотя одинъ изъ членовъ сейма лишенъ свободы на немъ присутствовать. Слова его послужили сигналомъ; тотчасъ же со всѣхъ сторонъ поднялись голоса повторявшіе тотъ же протестъ противъ насилія и требовавшіе освобожденія четырехъ пословъ. {"Qui le croirait? (пишетъ Сиверсъ въ той же депешѣ "No 63). Се rassemblement de prétendue législateurs, qui n'axaient plus ni assez d'energie pous vouloir, sinon le bien de leur pays, au moin la cessation de ses malheurs, appelaient à grand cri cette violence, et leur impatience rappellait parfaitement celle de cee bonnes religieuses dont le couvent était menacé d'être assailli par des mécréans, et qui se disaient ingenuement: mais, ma soeur, quand viendra-t-on donc nous violer."}

Крики и замѣшательства продолжались часа два; палата наконецъ приняла предложеніе Міончинскаго отправить депутацію къ русскому посланнику съ просьбой объ освобожденіи арестованныхъ. Король возложилъ это порученіе на двухъ канцлеровъ и сеймоваго маршала. Съ дозволенія Раутенфельда, депутація отправилась. Въ ожиданіи ея возвращенія прошло около двухъ часовъ; палата провела ихъ въ молчаніи; тишина прерывалась только шагами русскихъ офицеровъ, которые время отъ времени входили въ залу для Полученія приказаній отъ своего генерала, сидѣвшаго подлѣ трона.

Депутація явившаяся къ русскому посланнику застала у него Бухгольца и адъютанта Мёллендорфова. Когда она изложила просьбу сейма, Сиверсъ сказалъ что по справедливости онъ не долженъ былъ бы давать на это никакого отвѣта, такъ какъ засѣданіе не было открыто и слѣдовательно депутація пришла отъ собранія не облеченнаго въ законную форму; притомъ сеймъ не выслушалъ его нотъ, на что посланникъ можетъ смотрѣть какъ на оскорбленіе. Однако онъ оказалъ снисхожденіе и "далъ себѣ трудъ" письменно изложить свое мнѣніе. Сиверсъ собственноручно написалъ сейму ноту, заключавшую отказъ освободить пословъ. Затѣмъ онъ, въ присутствіи депутатовъ, подписалъ паспорты арестованнымъ и назначилъ прогонныя деньги до мѣстъ ихъ отправленія.

Былъ уже девятый часъ вечера, когда канцлеры воротились въ палату и отдали отчетъ въ своемъ порученіи. Секретарь громогласно прочелъ отвѣтъ Сиверса. Въ немъ говорилось что настоящій поступокъ сейма есть новое оскорбленіе для двухъ союзныхъ дворовъ, такъ какъ сеймъ не позволяетъ открыть засѣданіе, когда извѣстно что отъ русскаго посланника имѣютъ быть прочитаны сегодня двѣ ноты: одна въ отвѣтъ на послѣднюю ноту канцлеровъ, а другая съ объясненіемъ причинъ побудившихъ къ аресту и высылкѣ изъ Гродна четырехъ пословъ. А что касается до нарушеннаго сеймоваго закона, то онъ уже состарился въ уваженіи къ законамъ, и ему приходится напомнить Полякамъ о самомъ первомъ изъ всѣхъ законовъ -- объ уваженіи къ государямъ, въ которомъ имъ отказываютъ принципы якобинцевъ и 3го мая.

По прочтеніи этого отвѣта маршалъ сеймовый хочетъ перейти къ чтенію двухъ упомянутыхъ нотъ русскаго посланника; но крики и шумъ не дозволяютъ ему открыть засѣданіе. Со всѣхъ сторонъ слышны голоса: "Нѣтъ болѣе сейма! Нѣтъ засѣданія подъ игомъ насилія!" Члены оппозиціи собираются посрединѣ залы и не допускаютъ секретаря начать чтеніе нотъ. Отъ этой группы отдѣлился Гославскій и объявилъ собранію что послѣ насильственнаго удаленія четырехъ добродѣтельныхъ гражданъ изъ собранія онъ не можетъ оставаться въ немъ съ честію. Затѣмъ онъ простился съ палатой и вышелъ изъ залы. {Русская стража, повидимому, не сочла нужнымъ его задержать. Въ оправданіе своего удаленія, Гославскій въ слѣдующемъ 1794 году, на сеймикѣ въ Кольцахъ, 24го февраля, мрачными красками набросалъ очеркъ Гродненскаго сейма. (Вегнеръ. Прилож. VI.)}

Лобаржевскій предлагаетъ прочесть ноты русскаго посланника чтобъ очистить собраніе отъ обвиненія въ якобинствѣ. Его предложеніе поддерживаютъ послы инфлянтскіе, бельзскіе, волынскіе и закрочимскіе; но оппозиція никоимъ образомъ не соглашается на открытіе засѣданія. {Въ запискахъ Энгельгардта разказывается что одинъ изъ пословъ замѣтилъ: "если кто тутъ якобины, такъ это генералъ Раутенфеньдъ ее своими офицерами и солдатами, которые съ примкнутыми штыками стоятъ около сейма". Посолъ этотъ тотчасъ былъ выведенъ. Другой сказалъ: "Я думаю, насъ называютъ якобинами потому что у насъ россійскій посолъ Якубъ Сиверсъ." И того вывели. (Но въ другихъ нашихъ источникахъ нѣтъ этихъ фактовъ.)} Послѣ долгихъ упоровъ собраніе, по предложенію Міончинскаго, выбираетъ среднюю мѣру: прослушать ноты не открывая засѣданія. Секретарь сеймовый читаетъ прежде отвѣтъ Сиверса на поданную ему ноту 10го (21го) сентября о посредничествѣ и заступничествѣ. Посланникъ ничего другаго не можетъ сказать сословіямъ, какъ только пригласить ихъ къ немедленной подписи прусскаго трактата. Всякое замедленіе могло бы только ухудшить судьбу республики. Поэтому онъ настоятельно проситъ избавить его отъ необходимости прибѣгать къ исполненію своихъ угрозъ.

Затѣмъ секретарь пытается прочесть приложенный къ этому отвѣту и давно уже извѣстный сейму проектъ прусскаго договора объ уступкѣ земель безъ всякихъ добавочныхъ статей. Но его прервали вновь поднявшіеся крики. Оппозиція не хочетъ слушать проекта не вносимаго въ палату никакимъ ея членомъ, чтобъ отвлечь раздраженные умы хотя на минуту отъ ненавистнаго прусскаго трактата, Анквичъ предложилъ выслушать другую ноту русскаго посланника, заключавшую въ себѣ причины, побудившія къ арестованію четырехъ пословъ. Секретарь читаетъ эту ноту. Вотъ ея сущность:

Посланникъ принужденъ былъ дѣлать сословіямъ частыя предостереженія по поводу дерзкихъ рѣчей которыя позволяли себѣ нѣкоторые изъ пословъ почти на каждомъ засѣданіи; но тщетно. Напротивъ того, ораторы эти дошли до высшей степени необузданности. Доказательствомъ служатъ послѣднія рѣчи Краснодембскаго 18го числа и Шидловскаго 19го, пропитанныя правилами якобинства и революціонной конституціи 3го мая, оскорбляющія двѣ сосѣднія державы и самый польскій народъ въ лицѣ сейма, чтобы положить предѣлъ этой вредной для ихъ отечества оппозиціи, посланникъ нашелся вынужденнымъ арестовать двухъ упомянутыхъ пословъ вмѣстѣ съ двумя другими, не менѣе виновными по своимъ рѣчамъ, то-есть съ Микорскимъ и Скаржинскимъ, и отправить ихъ въ тѣ мѣста гдѣ они были выбраны послами. Впрочемъ, "нижеподписавшійся никогда не имѣлъ намѣренія нарушать свободу слова и подачи голосовъ". {Korresp. 1.641.}

Объясненія эти никого не удовлетворили. Годачевскій, Кимбаръ, Янковскій, Олдаковскій и др. рѣшительно протестовали противъ всякаго сеймованія, пока не возвращены въ ихъ среду арестованные. Кимбаръ прибавляетъ что послы эти еще не выѣхали изъ Гродна. Король предлагаетъ еще разъ отправить канцлеровъ къ русскому посланнику съ просьбой объ освобожденіи арестованныхъ пословъ и о прекращеніи ареста самого сейма. Палата приняла это предложеніе, и по ея желанію король присоединилъ къ канцлерамъ еще четырехъ депутатовъ: отъ сената каштеляна Суходольскаго, а отъ рыцарскаго сословія Гродзицкаго, Богуцкаго и Кимбара (слѣдовательно, почти все членовъ оппозиціи). По уходѣ депутаціи палата въ молчаніи ожидала отвѣта. Въ двѣнадцатомъ часу депутація воротилась и донесла что посланникъ остается непоколебимъ: онъ даже выразилъ удивленіе что его ноты прочитаны безъ открытія засѣданія, а приложенный къ нимъ проектъ совсѣмъ остался нечитаннымъ. На просьбу объ освобожденіи пословъ онъ отвѣчалъ, что еслибы получилъ приказъ изъ Петербурга освободить ихъ, и тогда бы не сдѣлалъ этого, а прежде отправилъ бы курьера съ объясненіемъ что освобожденіе ихъ несовмѣстно съ интересами императрицы. Въ заключеніе онъ торжественно объявилъ что войска не удалятся до тѣхъ поръ пока не будетъ принятъ проектъ присоединенный къ его нотѣ; что даже если онъ будетъ вотированъ и не получитъ большинства, то генералъ Раутенфельдъ имѣетъ на этотъ счетъ особыя приказанія.

Изъ сеймовыхъ отчетовъ не видно, довела ли депутація до свѣдѣнія собранія слѣдующій отвѣтъ Сиверса. Канцлеры просили обѣщанія освободить пословъ по крайней мѣрѣ послѣ подписи договора. Сиверсъ отвѣчалъ что для успѣха въ будущихъ работахъ полезно устранить людей которые сдѣлали своею задачей всему оппонировать. Этотъ отвѣтъ показываетъ что безконечная мелочная борьба съ оппозиціей утомила его, и онъ рѣшился не уступать въ вопросѣ объ арестованныхъ послахъ. А между тѣмъ въ настоящемъ засѣданіи, какъ мы водимъ, почти все сопротивленіе сейма сосредоточилось на этомъ вопросѣ, такъ что даже прусскій трактатъ какъ бы отодвигается на второй планъ. Король не ограничился посылкой двухъ депутацій: онъ отправилъ еще къ Сиверсу особо отъ себя престарѣлаго епископа Виленскаго съ тою же просьбой, но также безуспѣшно.

Послѣ отчета представленнаго депутаціей, въ палатѣ нѣсколько минуть продолжалось глубокое молчаніе. Міончинскій прервалъ его требованіемъ немедленнаго чтенія проекта. Его поддерживаютъ Древновскій, Гжегожевскій, Іозефовичъ, Модзедевскій и др., преимущественно послы равскіе, закрочимскіе, бельзскіе и инфлянтскіе. Маршалъ приказываетъ секретарю начать чтеніе. Но едва тотъ хотѣлъ начать, какъ оппозиція снова встрепенулась: Кимбаръ, Стоинскій, Янковскій, Нарбутъ, Богуцкій и другіе литовскіе послы криками своими покрываютъ голосъ секретаря. Повторились сцены засѣданія 2го сентября: съ одной стороны требуютъ чтенія, съ другой -- его не допускаютъ. Несмотря на крики, маршалъ объявляетъ засѣданіе открытымъ. Прусскіе сторонники повторяютъ это объявленіе; а противники ихъ отрицаютъ его, и хотятъ чтобы маршалъ былъ судимъ. Умѣренная часть палаты тщетно старается примирить противуположныя стороны.

По временамъ шумъ и замѣшательство въ палатѣ смѣнялись мертвымъ молчаніемъ, часть пословъ спала; старый, ослабѣвшій отъ усталости и волненія король также не могъ противиться дремотѣ. Но едва секретарь по приказу маршала начиналъ чтеніе проекта, какъ снова голосъ его терялся посреди криковъ оппозиціи, которая надсаживала себѣ грудь чтобы не допустить этой формальности.

Казалось, не было никакого исхода изъ этого томительнаго положенія палаты. Но вотъ встаетъ Рачинскій, посолъ сендомірскій, и предлагаетъ оригинальное средство чтобъ удовлетворить требованіямъ русскаго посланника и въ то же время сохранить пассивное состояніе.

"Обращаясь съ рѣчью къ этой избѣ, говоритъ онъ,-- я вижу ее in passivitate; на сенатъ, на особу вашей королевской милости и на все собраніе пословъ я смотрю какъ на невольниковъ. Только русскаго генерала Раутенфельда я нахожу имѣющимъ activitatem. Надобно найти средство для исполненія неотложнаго и настоятельнаго приказа. Припоминаю себѣ славный примѣръ предшественника вашей королевской милости, Августа II, который принужденъ былъ Карломъ XII подписать еще болѣе унизительныя условія; время однако цхъ исправило. Если мы уже высказали что не можемъ ничего сдѣлать, и если по закону изба остается in passivitate, то сберегая здоровье его королевской милости, приведемъ дѣло къ концу такимъ способомъ: запишемъ въ актахъ торжественное свидѣтельство угнетенія, заявимъ посредствомъ деклараціи о насиліи и принужденіи; а затѣмъ, не исполняя никакой формальности, то-есть не прибѣгая ни къ turnum, ни къ единогласію, сосредоточимся въ абсолютномъ молчаніи. Пусть проектъ будетъ прочтенъ; наше молчаніе, болѣе краснорѣчивое нежели безполезная оппозиція, послужитъ истолкованіемъ вашего положенія и нашихъ чувствъ."

Предложеніе Рачинскаго поддержалъ Анквичъ, который тотчасъ и представилъ собранію уже заготовленный имъ проектъ "деклараціи сейма" о причиненномъ ему насиліи. Епископъ Коссаковскій одобрилъ его проектъ. Большинство палаты очевидно было радо схватиться за это средство чтобы покончить со своимъ тягостнымъ положеніемъ. Возникаютъ споры о томъ какимъ образомъ принять декларацію. Лобаржевскій предлагаетъ прочесть прежде проектъ трактата, такъ какъ о немъ упоминается въ деклараціи. Раутенфельдъ подходитъ къ королю и просить его чтобы приказалъ читать проектъ. Король исполняетъ его просьбу. Но голосъ секретаря снова теряется посреди криковъ оппозиціи. Тогда Раутеяфельдъ вышелъ изъ залы и отправился къ Сиверсу за приказаніями. Въ собраніи водворилась мертвая тишина. Немного спустя, генералъ воротился и громко объявилъ что всѣ послы будутъ задержаны въ этой залѣ до тѣхъ поръ пока не исполнять требованій посланника, и что на случай если это средство не подѣйствуетъ, онъ имѣетъ полномочіе прибѣгнуть къ еще болѣе суровымъ мѣрамъ. Затѣмъ Раутенфельдъ вручилъ записки отъ Сиверса королю, епископу Коссаковскому и великому маршалу Тышкевичу. Послѣднему Сиверсъ писалъ что въ случаѣ дальнѣйшаго упорства самому королю не будетъ дозволено оставить тронъ, и что онъ велитъ принести въ залу соломы, на которой сенаторы могутъ отдыхать до тѣхъ поръ дока не будутъ выполнены его требованія.

Оппозиція и послѣ того противилась чтенію трактата; но наконецъ уступила убѣжденіямъ противной стороны и усильнымъ просьбамъ большинства. Воцарилось глубокое молчаніе, посреди котораго секретарь прочелъ проектъ трактата, а потомъ и декларацію сейма. Въ этой деклараціи указывалось на насилія, причиненныя сейму 2го сентября и въ настоящемъ засѣданіи, на незаконный арестъ пословъ, на задержаніе подъ стражей всего сейма въ позднюю ночную пору, вмѣстѣ съ королемъ удрученнымъ лѣтами и столькими огорченіями. "Поставленные въ такое положеніе, мы объявляемъ что, будучи не въ состояніи даже съ опасностію жизни избѣгнуть послѣдствій насилія, поручаемъ потомству, можетъ-быть болѣе насъ счастливому, тѣ способы къ оборонѣ отечества которыхъ теперь нѣтъ въ нашей власти. Въ силу упомянутыхъ причинъ мы принуждены принять представленный въ избу проектъ посланника, противный нашей волѣ и нашимъ правамъ."

Въ депешѣ своей Сиверсъ выразился объ этой деклараціи такимъ образомъ: "Она, безъ сомнѣнія, немного сильна; но, кажется, надобно по крайней мѣрѣ оставить несчастнымъ способность жаловаться."

Затѣмъ секретарь прочелъ проектъ сеймоваго постановленія, которымъ депутація, назначенная для переговоровъ съ прусскимъ посланникомъ, уполномочивалась подписать трактатъ въ томъ его видѣ въ какомъ онъ былъ составленъ при посредствѣ русскаго посланника.

Послѣ прочтенія документовъ, въ залѣ продолжалось то же гробовое молчаніе. Слышался только глухой, мѣрный звукъ отъ шаговъ русскихъ часовыхъ ходившихъ по корридору и подъ окнами сеймовой залы. Замковые часы пробили три часа утра. Раутенфельдъ, смущенный этимъ оригинальнымъ способомъ сеймованія, встаетъ и проситъ короля обычнымъ порядкомъ привести къ рѣшенію внесенные проекты. Король сухо отвѣтилъ ему что не въ его власти заставить пословъ прервать молчаніе. Тогда Раутенфельдъ сказалъ что онъ долженъ ввести въ залу отрядъ гренадеровъ. Онъ направился къ дверямъ. Но въ эту минуту сеймовый маршалъ возвышаетъ свой голосъ, и обращается къ палатѣ съ вопросомъ: согласна ли она принять внесенные проекты? При этомъ вопросѣ группа оппозиціонныхъ пословъ, какъ бы пробужденная изъ своего оцѣпенѣнія, спѣшитъ снова заявить протестъ противъ прусскаго трактата. Маршалъ хочетъ перейти къ собиранію голосовъ. Но Анквичъ, сообразивъ что при неизбѣжномъ раздѣленіи мнѣній на pro и contra декларація его потеряетъ свой смыслъ, заявляетъ намѣреніе взять ее въ такомъ случаѣ назадъ. Маршалъ вторично объявляетъ что онъ принужденъ будетъ приступить къ вотированію, если не произойдетъ единогласія. Затѣмъ онъ формально ставитъ слѣдующій вопросъ: "Согласны ли сеймующія сословія чтобы депутація подписала проектъ представленный русскимъ посланникомъ?" Мертвое молчаніе. Маршалъ повторяетъ свой вопросъ; потомъ спрашиваетъ въ третій разъ. Тоже молчаніе.

Тогда Бѣлинскій поспѣшно объявляетъ проектъ трактата принятымъ "единогласно" и приглашаетъ членовъ конституціонной депутаціи снабдить его своею подписью. Въ 3 ¹/₂ часа утра окончилось это такъ-называемое Нѣмое засѣданіе. {Такомъ образомъ мы видимъ что Анквичемъ не была произнесена въ послѣднюю минуту фраза: "Молчаніе есть знакъ согласія!" какъ то разказываютъ нѣкоторые писатели (напримѣръ Нѣмцевичъ и Лелевель). Эта фраза напоминаетъ, сочиненное послѣ, театральное восклицаніе Костюшки въ пылу битвы: "Finis Polomae!"}

Въ то же утро нѣкоторые члены оппозиціи занесли въ гродскихъ книгахъ протестацію противъ неслыханнаго насилія употребленнаго двумя сосѣдними дворами.

Но между тѣмъ какъ происходило знаменитое засѣданіе, посмотримъ что въ это время происходило съ четырьмя арестованными послами.

Рано поутру русскіе офицеры явились къ нимъ на квартиры и арестовали ихъ. Сначала къ нимъ допускали тѣхъ которые желали ихъ видѣть; къ вечеру это было запрещено; а къ ночи ихъ вывезли. Во время ареста Скаржинскій плакалъ отъ неизвѣстности о судьбѣ его ожидавпіей, Шидловскій такжге плакалъ и печалился, Микорскій обнаруживалъ нѣкоторое смущеніе, а Краснодембскій, напротивъ, все время оставался въ наилучшемъ расположеніи духа и шутилъ. Микорскій и Скаржинскій писали письма къ Сиверсу, въ которыхъ почтительнымъ тономъ говорили о несправедливости имъ причиненной. Къ семи часамъ вечера имъ приказано собраться въ путь; а такъ какъ они не хотѣли исполнить это добровольно, то ихъ посадили въ повозки и отправили подъ казацкимъ конвоемъ въ тѣ мѣста гдѣ они были выбраны. Казакамъ приказано было привести росписки отъ мѣстныхъ урядниковъ въ точной доставкѣ арестованныхъ. Пудавскій прислалъ имъ по 50 червонныхъ злотыхъ на дорогу; они поблагодарили, но никто изъ нихъ не принялъ денегъ. Краснодембскій не хотѣлъ ничего брать изъ своихъ вещей и отказался выйти изъ квартиры. Его взяли на руки и посадили въ брику. Онъ остался только въ плащѣ; офицеръ совѣтовалъ ему купить шубу, потому что стояла холодная погода. "Въ Сибири мѣха гораздо дешевле", отвѣчалъ Краснодембскій. А когда ему сказали что его повезутъ не въ Сибирь, а на родину, или куда самъ пожелаетъ, то онъ, продолжая шутить, попросилъ отвезти его въ Италію: тамъ тепло и можно обойтись безъ шубы. Потомъ онъ обратился къ хозяину своей квартиры, Борисевичу:

-- Я долженъ пану, вашей милости, слишкомъ 50 червонныхъ злотыхъ. У меня теперь только нѣсколько дукатовъ; вещи мои вмѣстѣ со слугой оставляю вамъ въ закладъ, пока пришлю деньги.

-- Прошу не обижать меня, отвѣчалъ Борисевичъ,-- я принимаю вещи для сохраненія, а не въ залогъ. Панъ мнѣ ничего не долженъ; за счастіе считаю что такой достойный обыватель стоялъ у меня. Если панъ нуждается, то прошу принять отъ меня нѣсколько десятковъ червонныхъ злотыхъ; почту за честь если буду въ состояніи оказать ему эту малую услугу.

Борисевичъ плакалъ, прощаясь съ Краснодембскимъ, а послѣдній повторялъ что возвратитъ ему долгъ, когда пришлетъ за своими вещами; но первый не хотѣлъ ничего слышать о долгѣ. {Этотъ эпизодъ о четырехъ послахъ мы находимъ только въ Діаріушѣ.}

13го (24го) сентября Сиверсъ созвалъ депутатовъ на конференцію, чтобы свѣрить представленную ему копію прусскаго трактата съ подлинникомъ. Предъ засѣданіемъ онъ, по желанію короля, зашелъ въ его кабинетъ. Станиславъ-Августъ жаловался на жесткій тонъ писемъ которыя Яковъ Еѳимовичъ присылалъ ему наканунѣ. Тотъ отвѣчалъ что безъ нихъ его величество все еще сидѣлъ бы въ засѣданіи. Далѣе король выражалъ безпокойство о томъ что изъ Петербурга еще не получены инструкціи для заключенія союзнаго и торговаго договора Польши съ Россіей. Посланникъ объяснилъ ему что доселѣ мы не желали мѣшать свои дѣла съ прусскимъ договоромъ; но что не можетъ быть никакого сомнѣнія въ тѣхъ благодѣяніяхъ которыя императрица готовитъ Польшѣ для излѣченія ея ранъ. "Да, воскликнулъ король, безъ ея помощи мы никогда не получимъ торговаго трактата съ Пруссіей."

На слѣдующій день конференція собралась снова, уже для подписи прусскаго договора. Утомленіе и безпокойство, испытанныя Сиверсомъ въ послѣдніе дни, значительно разстроили его, такъ что онъ не могъ въ этотъ разъ присутствовать лично и послалъ вмѣсто себя барона Бюлера. Депутація попыталась было еще оттянуть дѣло, на томъ основаніи что многіе ея члены не явились. Но имъ послали подписать на домъ. Два сенатора совсѣмъ не хотѣли подписывать: "надобно было имъ пригрозить", замѣчаетъ Сиверсъ въ своемъ донесеніи. Когда договоръ былъ подписанъ, копію его и бюллетени послѣднихъ сеймовыхъ засѣданій онъ отправилъ въ Петербургъ съ подполковникомъ графомъ Морелли.

Д. ИЛОВАЙСКІЙ.

"Русскій Вѣстникъ", No 7, 1871

Оставить комментарий Иловайский Дмитрий Иванович (yes@lib.ru) Год: 1871 Обновлено: 08/09/2025. 96k. Статистика. Статья: История Исторические труды	Скачать FB2 Ваша оценка:

Иловайский Дмитрий Иванович Гродненский сейм 1793 года

ГРОДНЕНСКІЙ СЕЙМЪ 1793 ГОДА*

Иловайский Дмитрий Иванович
Гродненский сейм 1793 года