Иохельсон Владимир Ильич
В полярном краю

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (Очерки и воспоминанія изъ жизни на крайнемъ сѣверо-востокѣ Сибири).
    Текст издания: журнал "Юный Читатель", NoNo 2, 4, 1900.

0x01 graphic

Въ полярномъ краю.

(Очерки и воспоминанія изъ жизни на крайнемъ сѣверо-востокѣ Сибири).

   

I.
Природа и обитатели полярнаго края.

   Мнѣ пришлось провести десять лѣтъ въ разныхъ мѣстахъ Якутской области. Изъ нихъ три года я, по порученію Императорскаго Географическаго общества, путешествовалъ по крайнему сѣверу области, живя и кочуя вмѣстѣ съ бродячими обитателями страны. Благодаря этому я познакомился съ образомъ жизни и обычаями разнообразныхъ племенъ, населяющихъ этотъ край, изучилъ ихъ языки и сдѣлалъ много интересныхъ наблюденій надъ полярной природой.
   Условія жизни въ этомъ отдаленномъ уголкѣ нашего государства рѣзко отличаются отъ тѣхъ, въ которыхъ мы живемъ, природа тамъ сурова и крайне своеобразна, населеніе его почти совсѣмъ не изслѣдовано, и исторія этого населенія мало извѣстна.
   Въ предстоящихъ очеркахъ я намѣренъ познакомить моихъ юныхъ читателей съ тѣмъ, что мнѣ пришлось видѣть, наблюдать и изучать въ полярномъ краѣ. Можетъ быть, мнѣ удастся пролить нѣкоторый свѣтъ на природу и жизнь этого заброшеннаго, угрюмаго уголка земли.
   Все пространство, о которомъ идетъ рѣчь, занимаетъ два уѣзда Якутской области, Верхоянскій и Колымскій, и ограничивается на сѣверѣ Ледовитымъ океаномъ, на югѣ Верхоянскими горами, на западѣ рѣкой Леной и на востокѣ Становымъ хребтомъ. Поверхность его равняется 29,000 квадратныхъ миль, и на этомъ огромномъ пространствѣ насчитываютъ едва 20,000 жителей, другими словами, на каждаго человѣка приходится почти 1 1/2 квадратныхъ мили. Нерѣдко можно проѣхать сотни верстъ, не встрѣтивъ ни живой души.
   Климатъ этой страны принадлежитъ къ самымъ суровымъ на всемъ земномъ шарѣ. Морозы зимой доходятъ до 69 градусовъ. Рѣки вскрываются въ концѣ мая, а у устьевъ лишь въ началѣ іюня. Въ сентябрѣ онѣ уже снова покрываются льдомъ. На озерахъ тундры ледъ стоитъ еще въ іюнѣ и даже въ іюлѣ. Разрушенію льдовъ на рѣкахъ много способствуетъ теченіе воды, разбивающее льдины. Въ озерахъ же нѣтъ теченія, а полярное солнце, хотя и не сходитъ съ горизонта, но не успѣваетъ расплавить въ короткое лѣто, трехъ или четырехъаршинную толщу озерныхъ льдовъ. Почва оттаиваетъ лѣтомъ на глубину 1/4 и не больше 1/2 аршина. Вся страна представляетъ лѣтомъ сплошное обширное, поросшее травой и мхомъ, болото, на которомъ разсѣяны тысячи озеръ, большихъ и малыхъ. Рѣчки, соединяющія ихъ между собой и извѣстныя подъ названіемъ високъ, нерѣдко до такой степени заростаютъ болотными травами, что неопытный путешественникъ, не подозрѣвая, что скрывается подъ этимъ зеленымъ ковромъ, внезапно проваливается въ черную жидкую грязь. Весьма естественно, что при такихъ условіяхъ всякое сообщеніе въ странѣ становится лѣтомъ почти невозможнымъ.
   Зимой же скованная льдами, покрытая снѣгомъ и совершенію лишенная свѣта страна являетъ собой картину того періода въ исторіи земли, когда она, какъ предполагаютъ астрономы, будетъ умирать вслѣдствіе угасанія самого источника жизни на землѣ -- солнца Солнцу достаточно было бы въ теченіе одного только лѣта не появиться надъ горизонтомъ, и вся скудная органическая жизнь полярныхъ странъ неминуемо погибла бы. Къ счастью, оно является каждую весну, и животный и растительный міръ запасается свѣтомъ и тепломъ на всю долгую зиму.
   Скудная растительность, покрывающая полярный край, не можетъ быть всюду одинакова на такомъ большомъ протяженіи. Интересно наблюдать, какъ, начиная отъ береговъ Ледовитаго океана по направленію къ югу, растительность постепенно мѣняетъ свой характеръ: въ глубокой тундрѣ растутъ только мхи и лишаи, въ области такъ называемой "границы лѣсовъ", у 69-го градуса сѣверной широты мы уже встрѣчаемъ кустарники и малорослыя лиственницы, дальше къ югу деревья становятся все выше и толще, и, наконецъ, еще южнѣе, кромѣ лиственницъ, встрѣчаются уже ивы, осины, березы и тополи.
   Какъ ни скудна растительность сѣверныхъ странъ, все же она несомнѣнно припоситъ человѣку большую пользу: лѣса идутъ на топливо, мхи и лишаи служатъ кормомъ сѣвернымъ оленямъ, ягоды и коренья составляютъ единственную растительную пищу жителей полярнаго края, ибо для хлѣбопашества эта страна совершенно не пригодна и хлѣбная пища ея жителямъ незнакома. Развѣ только какъ лакомство они иной разъ получаютъ отъ купца или путешественника нѣсколько черныхъ сухарей.
   Населеніе этого суроваго, негостепріимнаго края не велико, но распадается на много народностей, языки, обычаи и образъ жизни которыхъ такъ же разнообразны, какъ и ихъ происхожденіе. Оно состоитъ изъ слѣдующихъ народностей: русскихъ, якутовъ, тунгусовъ, ламутовъ, юкагировъ, чуванцевъ и чукчей.
   Русское населеніе здѣсь очень немногочисленно.
   Якутская область, вообще, мало привлекала и до сихъ поръ мало привлекаетъ переселенцевъ, а полярный край и того менѣе. Подъ вліяніемъ тяжелыхъ условій жизни въ суровомъ и холодномъ краю русскіе во многихъ отношеніяхъ значительно опустились. Во многихъ мѣстахъ они забыли родной языкъ, переняли нравы, обычаи и суевѣрія инородцевъ, забыли ремесла и кое-гдѣ даже обратились въ полукочевыхъ скотоводовъ или собаководовъ. Ихъ домашняя обстановка, пища и другія условія жизни почти ничѣмъ не отличаются отъ условій жизни якутовъ или другихъ инородцевъ. Только жилища ихъ состоятъ большей частью изъ домовъ-срубовъ, а не изъ юртъ {Юртой называется жилище якутовъ. Она состоитъ изъ четырехъ наклонныхъ стѣнъ, образуемыхъ стоячими жердями, обмазанныхъ снаружи глиной или пометомъ, и изъ плоской крыши, такъ что она имѣетъ видъ усѣченной пирамиды.}.
   Якуты, родственное татарамъ и туркамъ племя, не коренные обитатели этого края. По мнѣнію ученыхъ ихъ первоначальной родиной были или верховья Енисея или берега Байкальскаго озера, откуда они были когда-то вытѣснены бурятами. Смутныя воспоминанія объ этой порѣ сохранились въ якутскихъ пѣсняхъ, въ которыхъ поется, что жили они когда-то въ теплой странѣ, "гдѣ не приходилось такъ мерзнуть и много трудиться, какъ здѣсь".
   Несмотря на всѣ неблагопріятныя условія существованія на новой родинѣ, съ ея болотами, тундрами, холодомъ и короткимъ лѣтомъ, якуты быстро освоились и приспособились къ новымъ условіямъ жизни. Они оттѣснили другихъ инородцевъ и, въ противоположность послѣднимъ, увеличились въ числѣ, несмотря на большую смертность дѣтей и взрослыхъ отъ частыхъ эпидемій (повальныхъ болѣзней).
   Какъ наружность якута съ его угнетеннымъ, унылымъ и подчасъ мрачнымъ взглядомъ, такъ и характеръ его, лукавый, недовѣрчивый и раболѣпный, указываетъ на то, что малоизвѣстное прошлое этого племени не было легкимъ, что народъ этотъ былъ тѣснимъ, терпѣлъ обиды и невзгоды. Но, несмотря на всѣ невзгоды, якуты сохранили свои національныя черты, свой древній языкъ и сознаніе своего превосходства надъ другими племенами. Якуты привели съ собой въ полярный край неизвѣстныхъ тамъ раньше коней и рогатый скотъ, и большая часть изъ нихъ съумѣла остаться скотоводами, несмотря на суровость климата и другія неблагопріятныя условія

0x01 graphic

   Едва-ли есть на землѣ какой-либо первобытный народъ, который состоялъ бы изъ такихъ хитрецовъ, какъ якуты. Ни одно дѣло, какъ съ чужими, такъ и со своими, не дѣлается прямо, безъ хитростей и обходовъ. Если якутъ приходитъ къ своему сосѣду за какой-нибудь надобностью, онъ никогда не начнетъ со своей просьбы, а будетъ говорить о томъ, о семъ, а главнымъ образомъ о томъ, что интересуетъ сосѣда, который прекрасно знаетъ, что не въ этомъ суть или даже догадывается въ чемъ дѣло, настораживается, но невольно поддается дѣйствію человѣческаго слова; да и самъ проситель увлекается своимъ искусствомъ и добивается, наконецъ, своего.
   Не менѣе искусны якуты при совершеніи торговыхъ сдѣлокъ. У нихъ все продается, все покупается или мѣняется, лишь бы получилась дѣйствительная или воображаемая выгода. "Купи", "продай", "мѣняйся" -- эти слова чаще всего поражаютъ слухъ новичка при встрѣчѣ якутовъ какъ съ русскими, такъ и со своими.
   По сравненію съ другими инородцами, якутовъ надо признать очень одаренными отъ природы. Способность къ подражанію развита у нихъ въ высшей степени. Этой способности слѣдуетъ приписать тотъ переворотъ, который произошелъ въ нихъ подъ вліяніемъ небольшой горсти русскихъ поселенцевъ. Многіе изъ первобытныхъ нравовъ якутовъ смягчились подъ вліяніемъ русскихъ. Теперешній якутъ стыдится признаться, что еще въ недалекомъ прошломъ у нихъ существовалъ обычай убіенія стариковъ и погребенія вмѣстѣ съ умершимъ господиномъ, живыми, кого-нибудь изъ домашнихъ и любимаго коня.
   Матеріальная жизнь массы якутовъ весьма незавидна. Трудно представить себѣ болѣе жалкое существованіе чѣмъ-то, которое они ведутъ. Живутъ они въ грязныхъ юртахъ; тутъ же въ особомъ отдѣленіи помѣщается домашній скотъ, заражающій юрту отвратительнымъ запахомъ, которымъ пропитана и одежда и, никогда не знающее мыла, тѣло якута. Мясо сѣверные якуты ѣдятъ весьма рѣдко,-- у большинства изъ нихъ скота очень мало,-- питаются они главнымъ образомъ гнилой рыбой и не брезгаютъ даже павшимъ скотомъ; за рѣдкимъ избыткомъ въ съѣстныхъ припасахъ слѣдуютъ часто посты и голодъ. Въ лѣтнее время человѣкъ, какъ и скотъ, набираютъ про запасъ жиру, а къ веснѣ они тощаютъ до неузнаваемости. Большинство якутовъ не въ состояніи пріобрѣсти ситцу на рубаху, а одѣваются въ звѣриныя шкуры: въ глуши нерѣдко старики и дѣти ходятъ почти или совсѣмъ голые.
   Якуты числятся православными, но они христіане больше но имени, чѣмъ на самомъ дѣлѣ. Вся религія ихъ сводится къ тому, что они исполняютъ кое-какіе обряды, но сущности христіанства они не понимаютъ.

0x01 graphic

   Очень интересное, къ сожалѣнію, уже вымирающее племя -- это юкагиры.
   О прежней многочисленности юкагировъ существуютъ различныя преданія. "Юкагирскихъ огней было такъ много, какъ звѣздъ на небосклонѣ, въ яркую ночь. Перелетныя птицы исчезали въ дыму юкагирскихъ очаговъ, и сѣверное сіяніе было отраженіемъ ихъ многочисленныхъ костровъ" -- такъ говорятъ о себѣ сами юкагиры. Колымскіе якуты и теперь еще называютъ сѣверное сіяніе юкагирото, т. е. юкагирскій огонь.
   По сохранившимся преданіямъ, мѣста кочевокъ этого когда-то многочисленнаго народа распространялись нѣкогда далеко на югъ, до тѣхъ поръ, пока оттуда не стали наступать на нихъ сначала тунгусы, потомъ якуты, и не двинулись на нихъ русскіе съ двухъ сторонъ: съ сѣвера моремъ, съ юга -- черезъ горы. Первое столкновеніе русскихъ съ юкагирами произошло въ началѣ XVII вѣка. Въ то время они находились еще на самой низкой ступени развитія и жили въ такъ называемомъ каменномъ вѣкѣ, т. е. не знали еще употребленія металловъ, а орудія свои изготовляли изъ камня и кости.

0x01 graphic

   Искусство варить пищу было имъ тоже неизвѣстно. Воду они кипятили въ деревянныхъ корытахъ помощью раскаленныхъ камней. Рѣки служили имъ источниками пропитанія и путями для кочевокъ, а лѣса и тундра -- мѣстомъ для охоты. Изъ домашнихъ животныхъ у древнихъ юкагировъ имѣлись только собаки.
   Такъ жили юкагиры 250 лѣтъ тому назадъ, т. е. до столкновенія ихъ съ русскими завоевателями. Съ тѣхъ поръ произошло мало перемѣнъ въ условіяхъ ихъ жизни. Правда, каменныя и костяныя орудія замѣнились желѣзными, кремневая винтовка вытѣснила лукъ. Наконецъ, вмѣсто прежнихъ кожаныхъ жилищъ юкагиры зимніе мѣсяцы проводятъ въ избахъ-срубахъ или землянкахъ, но матеріальная жизнь ихъ почти не измѣнилась.
   Главныя занятія мужчинъ и теперь исключительно -- рыболовство и звѣроловство. Среди нихъ наибольшимъ значеніемъ пользуются слѣдующія лица:
   Во первыхъ -- Старикъ. Это старшій въ родѣ, т. е. большой семьѣ. Онъ назначаетъ время для кочевокъ и мѣсто для стоянки. Онъ руководитъ охотой, и всѣ его наставленія безпрекословно исполняются молодыми людьми.

0x01 graphic

   Во вторыхъ -- охотникъ-промышленникъ. Чтобы жить, необходима пища. Въ полярномъ климатѣ ее не собираютъ на поляхъ и не срываютъ съ деревьевъ. Тамъ пища плаваетъ въ рѣкахъ (рыбы) или ходитъ по лѣсу (дикія животныя), и не легко дается человѣку. Но рѣки замерзаютъ въ сентябрѣ и вскрываются въ концѣ мая. Въ теченіе 9-ти зимнихъ мѣсяцевъ вся забота промышленника состоитъ въ добываніи мяса. Онъ долженъ найти слѣдъ лося или оленя и, настигши животное, такъ незамѣтно къ нему подойти, чтобы безъ промаха послать смертельную стрѣлу. Тутъ кончаются обязанности промышленника. Онъ отправляется въ стойбище, и по его слѣду женщины ѣдутъ на собакахъ за убитымъ животнымъ и потомъ дѣлятъ мясо между отдѣльными домами. Во время удачной охоты, когда мяса много, его рѣжутъ на ломтики, вялятъ на солнцѣ и кладутъ про запасъ въ воздушные амбарчики, строящіеся на сѣверѣ на высокихъ столбахъ, для защиты провизіи отъ нападеній медвѣдей.

0x01 graphic

   Но вотъ промышленникъ бродитъ, и не находитъ слѣда или звѣрь отъ него уходитъ. Онъ сотни верстъ кругомъ обѣгаетъ на лыжахъ. День и ночь бѣжитъ, вѣдь, дома его родня сидитъ безъ ѣды. Глаза его, не зная сна, вваливаются, ротъ высыхаетъ, губы трескаются и "сердце дѣлается маленькимъ", говорятъ юкагиры. Онъ теряетъ силу, ложится и тогда начинается голодъ...
   Порядокъ кочевокъ во время охоты таковъ. Впереди на лыжахъ, отправляются всѣ мужчины, владѣющіе лукомъ, имѣя во главѣ "старика", т. е. старшаго въ семьѣ-родѣ. За нимъ идетъ главный промышленникъ; сзади -- рядовые люди.
   Въ это время женщины снимаютъ урасы {Урасой называютъ кожаный шатеръ тунгусовъ и юкагировъ. Въ южныхъ мѣстахъ урасу покрываютъ не кожей, а березовой корой.}, складываютъ на сани весь свой скарбъ, сажаютъ малолѣтнихъ дѣтей и больныхъ и отправляются по слѣду охотниковъ.

0x01 graphic

   Женщины и дѣвушки въ лямкахъ вмѣстѣ съ собаками тянутъ нагруженныя нарты, т. е. сани. Другія подталкиваютъ. Но вотъ доѣзжаютъ до мѣста, гдѣ "старикомъ" поставленъ знакъ для стоянки -- небольшой остовъ урасы изъ маленькихъ палочекъ -- и женщины останавливаются, ставятъ урасы и ждутъ возвращенія промышленниковъ.
   Какъ только вскрываются рѣки, юкагиры дѣлаютъ лодки и легкіе челноки и съ верховьевъ всѣхъ рѣчекъ спускаются къ Верхнеколымску, городу, все населеніе котораго состоитъ изъ церковнаго причта, русскаго прикащика и 2--3 якутскихъ семействъ. (Здѣсь я говорю о юкагирахъ, живущихъ въ верховьяхъ р. Колымы). Въ Верхнеколымскѣ юкагиры вносятъ исправнику, который пріѣзжаетъ изъ Ореднеколымска, подати, священникъ исполняетъ требы, а якутскіе и русскіе торговцы вымѣниваютъ у юкагировъ то, что ими было добыто зимой и весной изъ лисьихъ и другихъ мѣховыхъ шкуръ, на чай, табакъ, ситецъ или платки. Съ пріѣздомъ юкагировъ рѣка оживляется, берегъ покрывается кожаными коническими урасами, и парни и дѣвушки по цѣлымъ днямъ ведутъ круговой танецъ. Такъ проводятъ они время до конца іюля, питаясь случайнымъ промысломъ какой-нибудь птицы или рыбы и живя больше чаемъ. Но вотъ пришли морскія рыбы, омуль и нельма, и рѣка оглашается радостными криками.

0x01 graphic

   Декабрь и январь, самые холодные мѣсяцы, юкагиры проводятъ дома, и если пища есть, то проводятъ время весьма весело. Каждый день то въ одномъ, то въ другомъ домѣ собирается молодежь для танцевъ и игръ. Въ это время въ юкагирскіе поселки по р. Ясачной подъ разными предлогами и безъ всякихъ предлоговъ являются якуты и, пользуясь первобытнымъ гостепріимствомъ, живутъ по недѣлямъ и ѣдятъ приготовленную рыбу, такъ что въ самый лучшій годъ пищи не хватаетъ до февраля. Въ февралѣ мѣсяцѣ юкагиры оставляютъ домъ съ камелькомъ, кладутъ свои шатры на парты и начинаютъ кочевать по различнымъ притокамъ Колымы по нѣскольку семействъ вмѣстѣ, но въ каждой группѣ имѣется одинъ хорошій промышленникъ, который главнымъ образомъ промышляетъ дикихъ оленей и кормитъ весь лагерь. Собакъ у юкагировъ мало, кормить ихъ нечѣмъ, и въ кочевкахъ, за исключеніемъ дряхлыхъ стариковъ, больныхъ и маленькихъ дѣтей, всѣ ходятъ пѣшкомъ. Тяжело и вмѣстѣ съ тѣмъ смѣшно видѣть пятилѣтняго мальчика или дѣвочку на лыжахъ и съ посохомъ, когда они карабкаются на гору, проваливаются въ снѣгъ, отстаютъ отъ табора и плачутъ отъ холода.

0x01 graphic

   Такъ проходитъ зима и весна, потомъ снова строятъ лодки и челноки, и снова съ верховьевъ разныхъ рѣчекъ отдѣльныя группы голодныхъ семействъ съѣзжаются въ Верхнеколымскъ. Таковъ годовой круговоротъ жизни юкагировъ.

0x01 graphic

   Пища юкагировъ состоитъ исключительно изъ рыбы и оленьяго мяса, добыча которыхъ подвержена различнымъ случайностямъ, и вслѣдъ за обиліемъ пищи нерѣдко наступаютъ ужасныя голодовки. Я имѣлъ несчастіе быть свидѣтелемъ одной изъ такихъ голодовокъ на р. Коркодонѣ, осенью 1896 г. Осенній промыселъ былъ плохъ; воздушные амбарчики на высокихъ ногахъ оказались пустыми. Къ несчастію выпалъ глубокій снѣгъ; осенью снѣгъ мягкій, даже человѣка на лыжахъ не держитъ, а тѣмъ болѣе собакъ съ нартой, и промышленники должны были сидѣть дома, хотя я ихъ снабдилъ порохомъ, котораго у нихъ не было. У меня осталось всего нѣсколько фунтовъ сухарей и кирпичный чай, который тоже былъ на исходѣ,-- за мной долженъ былъ прибыть изъ Верхнеколымска якутъ-подрядчикъ съ конями 1-го ноября, но онъ пріѣхалъ только 16-го, и послѣдніе 2 дня чаю уже не было. Трудно забыть видъ голоднаго человѣка -- съ засохшими губами, воспаленными глазами и блуждающимъ взоромъ. Люди ходили точно тѣни, а собаки бродили голодныя, предоставленныя самимъ себѣ. Наконецъ 8 ноября явились два семейства Гижигинскихъ ламутовъ; я купилъ у нихъ двухъ оленей и могъ подѣлиться съ юкагирами мясомъ. На слѣдующій день пришли еще четыре семейства. Я пригласилъ тогда къ себѣ всѣхъ домохозяевъ, въ числѣ которыхъ былъ одинъ родовой князекъ, и предложилъ имъ сдѣлать пожертвованіе оленями въ пользу голодающихъ юкагировъ. Они тотчасъ же согласились, хотя это тоже небогатые люди, владѣльцы стадъ въ 15 -- 20 оленей. Два человѣка дали по два оленя, остальные по одному. Такимъ образомъ голодъ временно былъ устраненъ. Черезъ нѣсколько дней я уѣхалъ. Что потомъ было, не знаю.
   За мной пріѣхали съ р. Ясачной самые опытные проводники. Одинъ изъ нихъ шелъ впереди на широкихъ лыжахъ и длиннымъ копьемъ пробовалъ крѣпость льда. Другой за нимъ, верхомъ на конѣ, обозрѣвалъ окрестность и указывалъ направленіе. Вся дорога продолжалась 13 дней. Изъ нихъ мы двѣнадцать ночей провели подъ открытымъ небомъ. Все время стоялъ морозъ въ 35°--45°. Наступало самое суровое время года. Природа засыпала холоднымъ сномъ. Кругомъ спокойствіе и безмолвіе. Все мертвенно, блѣдно и неподвижно. Медвѣдь спитъ въ берлогѣ, бѣлка не выходитъ изъ гнѣзда. Дятелъ пересталъ долбить кору лиственницъ. Заяцъ дремлетъ подъ корнями упавшаго дерева. Глухарь и куропатка зарываются въ снѣгъ. Любопытно въ лѣсу, когда наступаешь на снѣгъ, и изъ подъ ногъ вылетаетъ куропатка. Зимующая тамъ бѣлая сова сидитъ, спрятавъ голову подъ крыломъ, а четвероногіе хищники лежатъ свернувшись, уткнувъ морду въ густую шерсть. Въ воздухѣ носится кристаллическая снѣжная пыль вмѣсто хлопьевъ. Лѣсъ посѣдѣлъ отъ дыханія природы. Солнце подъ той широтой не скрывается вполнѣ, но въ это время оно весь день стоитъ на краю горизонта, холодное, безъ лучей, и блѣдно-желтое, какъ дно мѣднаго таза. Блѣдный дискъ луны и днемъ не сходитъ съ небеснаго свода.
   Для ночлега выбирали въ лѣсу мѣста, закрытыя отъ вѣтровъ. Одни разгребали лопатой или лыжами снѣгъ, устраивая высокій валъ. Другіе рубили и валили деревья. Въ центрѣ вала зажигали громадный костеръ изъ толстыхъ лиственичныхъ стволовъ, концы которыхъ расходятся въ разныя стороны. По обѣимъ сторонамъ костра, вдоль пылающихъ стволовъ, въ снѣжный валъ втыкаютъ наклонно жерди и ихъ снаружи закрываютъ ровдугой, т. е. выдѣланной оленьей кожей. Подъ уклономъ этого щита устраиваютъ постель изъ оленьихъ шкуръ. Громадное пламя костра быстро превращаетъ кругомъ снѣгъ въ паръ, который снова инеемъ осаждается на охлажденной поверхности лица, волосъ и мохнатой одежды. Густое облако окутываетъ станъ, и побѣлѣвшіе люди дѣлаются похожими на большихъ зайцевъ. Но съ какимъ наслажденіемъ проглатываешь тогда горячій чай и грѣешь руки объ чашку! Самое худшее -- это спать въ этихъ полярныхъ гостинницахъ, но къ холоду, какъ ко всему на свѣтѣ, можно привыкнуть. Многіе инородцы раздѣваются до-гола и закрываются одѣяломъ изъ оленьихъ или заячьихъ шкуръ. Оно оканчивается мѣшкомъ для ногъ. Инородцы ложатся головой къ костру, вопреки нашей поговоркѣ: держи голову въ холодѣ, а ноги въ теплѣ.
   Всѣ заснули. Костеръ пересталъ горѣть, только тлѣетъ. То у того, то у другого изъ спутниковъ открывается часть тѣла -- спина или грудь -- и бѣлѣетъ отъ пушистаго инея, но они продолжаютъ спокойно спать. Въ первое время эти ночлеги не могутъ нравиться -- къ нимъ трудно приспособиться. Подъ мѣховымъ одѣяломъ, если закроешься совсѣмъ, трудно дышать, задыхаешься. Вотъ немного откроешь одѣяло, но какъ только засыпаешь, чувствуешь, что морозъ щиплетъ носъ. Просыпаешься, и не можешь открыть глазъ,-- вѣки смерзлись, отъ дыханія лицо покрылось инеемъ и приподнятый край одѣяла затвердѣлъ какъ древесная кора... Потомъ привыкаешь къ этимъ ночевкамъ. Впрочемъ, въ ровдужныхъ урасахъ ламутовъ и тунгусовъ не лучше.
   26-го ноября вечеромъ мы, наконецъ, пріѣхали въ юкагирскій поселокъ Нелемное на р. Ясачной. Съ какимъ удовольствіемъ я ѣхалъ съ послѣдней ночевки подъ открытымъ небомъ! Сначала звѣзды все казались искрами, вылетающими изъ трубы камелька. Сквозь морозный туманъ звѣзды кажутся красными, а когда появились настоящія искры, я ужъ не вѣрилъ, думая, что это все тѣ же обманчивыя звѣзды. Повѣрилъ только тогда, когда увидѣлъ юкагирскіе зимніе срубы.
   Трудно описать удовольствіе, которое испытываешь послѣ такой дороги въ домѣ, какой бы онъ ни былъ, передъ пылающимъ огнемъ камелька.

0x01 graphic

   Тунгусы въ Якутской области, подобно якутамъ, пришлое племя, а не коренные обитатели. Ученые полагаютъ, что они вышли изъ области р. Амура. Почти всѣ они до сихъ поръ бродячіе звѣроловы или оленеводы. Но характеру и нравственнымъ качествамъ они представляютъ собою полную противоположность якутамъ и стоятъ выше многихъ другихъ инородцевъ. Добродушные и безпечные, они сохраняютъ веселость въ нищетѣ и не унываютъ ни передъ какими бѣдами и невзгодами. Преданные и услужливые до раболѣпства тунгусы умѣютъ, однако, сохранять собственное достоинство и быть гордыми безъ чванства.
   Извѣстно также отношеніе тунгусовъ къ своимъ долговымъ обязательствамъ. Они свято хранятъ старыя бумажки, на которыхъ записаны долги отцевъ и дѣдовъ, сами на себя предъявляютъ эти долговыя росписки кредиторамъ, пишущимъ на нихъ, что хотятъ. Тунгусъ не страшится опасности, презираетъ страданія и не боится смерти. По цѣлымъ днямъ даже во время жестокихъ морозовъ, тунгусъ можетъ обойтись безъ пищи, сохраняя при томъ энергію и бодрость. Лѣтомъ, если охота плоха, тунгусъ можетъ жить ягодами тундры или мелкой рыбой горныхъ рѣчекъ. Жители горъ или, какъ здѣсь русскіе называютъ ихъ, "Каменные тунгусы", лѣтомъ удаляются отъ комара и овода на вершины горъ, а зимой бродятъ по ущельямъ. Съ топоромъ за поясомъ и кремневымъ ружьемъ и лукомъ за плечами, худой и гибкій тунгусъ быстро скользитъ на лыжахъ по поверхности глубокихъ снѣговъ или мчится по тонкому льду, слѣдуя указаніямъ своей умной собаки, ловко отыскивающей слѣдъ и тонко "хватающей духъ" звѣря.
   Убивъ лося, оленя или горнаго барана и отрѣзавъ кусокъ для своего подкрѣпленія, тунгусъ радостно отправляется за своимъ таборомъ. Жилище его (ураса) такъ же легко, какъ и его костюмъ. Оно состоитъ изъ 1--2 десятковъ тонкихъ жердей, поставленныхъ конусомъ и обтянутыхъ ровдугой, легко навьючивается на оленя и переносится къ мѣсту промысла. Тамъ женщины очищаютъ землю отъ снѣга, кладутъ на нее хвою, мѣста для сидѣнья устилаютъ оленьими шкурами, въ серединѣ урасы разводятъ постоянно поддерживаемый огонь, и жилье готово; но холодъ въ немъ такой, что только полярный житель въ состояніи его выносить. Покончивъ съ добычей, тунгусъ опять снимается и вѣчно такимъ образомъ бродитъ -- онъ счелъ бы себя несчастнымъ, если-бъ ему долго пришлось сидѣть на одномъ мѣстѣ.
   Чукчи тоже составляютъ первобытное населеніе крайняго сѣверо-востока Азіи, населеніе живучее, сохранившее свою независимость, языкъ, нравы и бытъ. Сколько всего чукчей, точно още неизвѣстно. Сами чукчи очень плохіе счетчики, и никому изъ путешественниковъ до сихъ поръ еще не удалось привести въ извѣстность число всѣхъ чукчей, но можно сказать, что ихъ приблизительно около 12,000-- 15,000 человѣкъ, изъ которыхъ въ описанномъ краѣ кочуютъ 3,000 или 4,000 человѣкъ, а остальные живутъ къ востоку отъ р. Колымы.

0x01 graphic

   По роду занятій можно раздѣлить чукчей на сидячихъ собаководовъ, живущихъ селеніями по всему побережью Ледовитаго океана, на кочевыхъ оленеводовъ и, наконецъ, на бродячихъ или торговыхъ.
   Первые имѣютъ собачье хозяйство, занимаются промысломъ тюленей, моржей, бѣлыхъ медвѣдей и полярныхъ лисицъ (песцовъ); нерѣдко они находятъ мамонтовые бивни и китовый усъ. Промыслами этими они питаютъ себя и собакъ и въ обмѣнъ на свои продукты получаютъ отъ бродячихъ чукчей оленьи шкуры на одежду, обувь и жилище, а отъ русскихъ табакъ, котлы, чайники и чаи. Вторые, образующіе главную массу чукчей, суть настоящіе пастухи оленеводы съ многочисленными стадами въ тысячи и десятки тысячъ головъ, счетъ которымъ хозяева не знаютъ. Въ оленѣ вся жизнь чукчи: онъ доставляетъ ему пищу, одежду, жилье, освѣщеніе, отопленіе (бѣлый мохъ, напитанный жиромъ, освѣщаетъ и грѣетъ жилище), средство для обмѣна и рабочій скотъ для кочевокъ. Третьи кочуютъ около Чукотскаго носа, гдѣ имѣютъ сношенія съ американскими китоловами и оттуда ѣздятъ для торга съ эскимосскими племенами острововъ и сѣверо-западныхъ береговъ Америки.
   Передвижныя жилища чукчей состоятъ изъ ровдужныхъ шатровъ. Внутри, на шкурахъ, сидятъ обнаженные до пояса мужчины, татуированныя женщины и голыя дѣти; коптится свѣтильникъ изъ ягеля, напитаннаго оленьимъ саломъ или ворванью, духота, запахъ пота, вонь и грязь. Трудно себѣ представить болѣе грязный народъ, чѣмъ чукчи. Лакомство чукчей -- тѣсто изъ сала, мозговъ и содержимаго желудка оленя -- чуть не вызвало у меня рвоты. Трудно непривычному человѣку ночевать въ чукотскомъ жилищѣ. Вначалѣ я предпочиталъ спать на морозѣ, но потомъ привыкъ. Самое худшее время для чукчи -- короткое лѣто, когда кочевать приходится по болотамъ: комары, мошки и оводы терзаютъ людей и животныхъ; олени бѣгаютъ съ храпомъ, бѣсятся и разбѣгаются. Зима со своими жестокими морозами, пургами и мракомъ гораздо милѣе ему лѣта.
   Несмотря на все сказанное, чукчи самый счастливый изъ всѣхъ сѣверныхъ инородцевъ -- онъ всегда сытъ и съ презрѣніемъ смотритъ на своихъ убогихъ сосѣдей. Ему невѣдома лучшая жизнь, а когда напьется настоя гриба-мухомора или русской водки, онъ самый счастливый, но и самый буйный изъ смертныхъ. Дикость его натуры обнаруживается также въ играхъ, въ состязаніяхъ. Рѣдко поэтому чукотское празднество кончается безъ увѣчій или даже убійства. Наконецъ, у чукчей еще сохранился обычай убіенія стариковъ. Трупы покойниковъ они или сожигаютъ, или бросаютъ на съѣденіе дикимъ звѣрямъ. Въ общемъ, изъ всѣхъ нашихъ инородцевъ это еще самый дикій народъ, и путешествовать съ ними не всегда безопасно.
   Изъ другихъ упомянутыхъ мной племенъ, ламуты составляютъ часть тунгузскаго племени, а чуванцы, племя родственное юкагирамъ, тоже вымираютъ въ настоящее время.
   

II.
Желѣзная дѣвушка.

   Къ сѣверу отъ казеннаго тракта между поселками Верхоянскомъ и Колымскомъ лежитъ урочище Карактахъ. Оно состоитъ изъ нѣсколькихъ юртъ, расположенныхъ вокругъ озера, и находится уже на границѣ лѣсовъ. Чахлое мелколѣсье, уродливая выродившая лиственница и низкорослый ползучій кустарникъ -- плохая преграда отъ морскихъ и тундренныхъ вѣтровъ, и якутскіе поселки зимою совершенно заметаются снѣгами. Только искры камельковъ, вылетающія будто изъ-подъ земли, да тальниковые плетни, засыпанные валами снѣга, показываютъ, что подъ этими сугробами ютится жизнь человѣка. Всякому жителю притундренной полосы, открытой тундры или побережья хорошо знакомы опасности зимней пурги, когда путникамъ приходится порой по двое и по трое сутокъ отлеживаться вмѣстѣ съ собаками, пока буря не стихнетъ. Каждую зиму то въ одномъ, то въ другомъ мѣстѣ какой-нибудь застигнутый пургой несчастливецъ засыпаетъ навѣки подъ пушистымъ и мягкимъ пологомъ.
   Въ занесенныхъ снѣгомъ юртахъ, подъ трескъ камельковъ, разсказываются безконечныя повѣствованія о счастливыхъ и несчастныхъ приключеніяхъ этого рода. Я тоже слышалъ ихъ не мало, но сонъ Тімір-Кые (желѣзной дѣвушки) въ ея снѣжномъ замкѣ превосходитъ всѣ эти разсказы и прямо граничитъ съ областью чудеснаго. Я не повѣрилъ бы этому разсказу, если бы не видѣлъ самъ героиню и не провѣрилъ ея словъ разсказами очевидцевъ, сродниковъ ея, откопавшихъ дѣвушку изъ подъ снѣга и ножами вырубившихъ ее изъ ледяного гроба. Полагаю, что случай этотъ заслуживаетъ вниманія любознательнаго читателя.
   Теперь Тімір-Кые -- цвѣтущая молодая женщина съ румянымъ и здоровымъ круглымъ лицомъ. Но и теперь еще въ ея лицѣ сохранился тотъ особый отпечатокъ, которымъ отличаются люди, перенесшіе въ своей жизни сильное испытаніе. Тімір-Кые часто впадаетъ въ задумчивость, и въ ея пріятныхъ чертахъ проглядываетъ какая-то застѣнчивость, а порой выраженіе испуга.
   Крестное имя Тімір-Кые -- Екатерина. Отца она лишилась рано, и мать ея вышла замужъ вторично. Подрядившись отвезти кладь съ урочища Келліэ на урочище Карактахъ, отчимъ 17-ти-лѣтней Екатерины послалъ ее съ кладью, несмотря на разыгрывавшуюся непогоду.
   Дальше пусть разсказываетъ сама Тімір-Кые: "Это было между Спиридономъ и Николой (30-го октября -- 6-го декабря). Солнце не показывалось, и короткій день -- однѣ сумерки, но днемъ все-таки видно. Я выѣхала -- начало мерцать. Я ѣхала верхомъ, а нарту волокла на ремнѣ, перекипутомъ черезъ луку сѣдла. Отъ Келіэ до Карактаха шесть кёсъ (60 верстъ) -- день хорошей ѣзды. Я хотѣла ночевать въ дорогѣ -- въ 30-ти верстахъ есть одно жилье; другихъ людей нѣтъ до самаго Карактаха.
   "Еще передъ выѣздомъ началась небольшая "погода", но въ пути вѣтеръ усилился и занесъ дорогу. Настала пурга, съ туманомъ, снѣгомъ. Ничего не видать впереди, снѣгъ залѣпляетъ глаза. Скоро стало темно, и я совсѣмъ потеряла всякій слѣдъ -- не знаю, въ какую сторону ѣхать. Я остановилась, отстегнула нартенный ремень съ сѣдла, привязала коня за поводъ къ нартѣ и легла. Долго на нартѣ лежала, не могла заснуть; такъ всю длинную ночь пролежала -- до свѣту. Пока лошадь была, я не боялась: все-таки не одна. Лошадь была на привязи, всю ночь безъ корму, голодная, вѣтеръ ее пробралъ, и она тряслась отъ холода, какъ и я.
   "Когда стало свѣтать, я накинула ремень отъ нарты на сѣдло и хотѣла сѣсть на коня, но нетерпѣливая дрожавшая лошадь вырвалась и убѣжала вмѣстѣ съ нартой. Я бросилась за ней, но по глубокому снѣгу не могла догнать. Въ снѣжномъ вихрѣ она скоро скрылась изъ виду. Я пошла по ея слѣду, но и слѣдъ скоро потерялся: вѣтеръ быстро занесъ снѣгомъ. Это было на озерѣ. Все хожу по озеру, ищу дороги, ищу конскаго слѣда. Взадъ и впередъ билась -- ничего не видать. День и ночь такъ ходила, искала, обезсилѣла. Поставлю въ снѣгъ ногу и не могу ее вытащить, силъ нѣтъ. Не могу больше ходить -- легла; на берегу озера легла, у дерева.

0x01 graphic

   "Какъ легла, такъ сейчасъ и заснула. Долго-ли спала -- не знаю.
   "Пробудилась -- дышать трудно, ни въ какую сторону не могу пошевелиться, всю снѣгомъ завалило. Я лежала на правомъ боку. Не могу повернуться, дышать. Стала плакать. Наконецъ лѣвую руку высвободила, съ лица снѣгъ смела. На лицѣ снѣгъ былъ мокрый, таялъ. Потомъ подняла руку кверху и стала ковырять. Палецъ дошелъ до самаго верху: я почувствовала струю холоднаго воздуха, и стала свободно дышать.
   "Но было темно, стояла глубокая ночь, и погода все бушевала въ темнотѣ.
   "Когда немного разсвѣло, я увидала надъ собой прокопанную пальцемъ дырочку. Черезъ нее проходилъ слабый свѣтъ, но неба не было видно: туманъ и пурга продолжались. Снѣгъ все заносилъ мое окно, а я все снова пальцемъ протыкала. Лежу -- все плачу. Голода и холода не чувствую, но жажда мучила меня. Беру лѣвой рукой въ ротъ снѣгъ, но жажда не проходитъ. Лежу, плачу и думаю: "еслибъ кто-нибудь нашелъ меня! Но какъ найдетъ, замѣтитъ!?" Спала-ли я и сколько спала за все время,-- не знаю. Я видѣла, какъ свѣтаетъ, потомъ темнѣетъ и снова свѣтаетъ. Нѣсколько разъ день и ночь мѣнялись. Сколько разъ -- не знаю. Холода я не чувствовала, было тепло. На третій, кажется, день погода утихла. Показался кусочекъ неба, и ночью я видѣла звѣзды. Отверстіе больше не заносило снѣгомъ. Лежу и прислушиваюсь: не слышноли что, не идетъ-ли кто, не ѣдетъ-ли кто? Все тихо, только вѣтеръ шумитъ, и скрипятъ мерзлыя деревья.
   "Наконецъ,-- на который день не знаю,-- я услышала надъ собой какой-то шумъ, потомъ шаги. Обрадовалась, стала кричать: "вотъ я, здѣсь, подъ снѣгомъ, живая". Голосъ мой ослабѣлъ,-- думала я:-- но все-таки услышатъ. Однако шаги стали удаляться, потерялись. Все стихло. Снова страшно стало, опять начала плакать. Черезъ нѣкоторое время я опять слышу скрипъ шаговъ по снѣгу, много шаговъ, потомъ слышу голоса, людскіе голоса. Потомъ въ отверстіи мелькнулъ красный шарфъ. И закричала: "вотъ я, живая". Кричу и плачу. Потомъ, слышу, наверху закричали: "Вотъ она лежитъ, здѣсь!" Обрадовалась. Жду. Кричу: "не уходите, не оставляйте". Потомъ, слышу, снѣгъ разгребаютъ. Вдругъ увидѣла небо, людей, своихъ родичей. Трое ихъ было. Одинъ въ красномъ шарфѣ. Сняли съ меня снѣгъ, а шевелиться я не могу. Я лежала въ ледяномъ корытѣ изъ растаявшаго подо мной, а потомъ замерзшаго, снѣга. Заледенѣлая и промерзшая одежда была тверда, какъ древесная кора. Руки и ноги закоченѣли. Волосы прилипли ко льду. Ледъ кругомъ меня осторожно отбивали ножами, чтобы освободить меня.
   "-- Если у васъ чай есть, дайте мнѣ,-- сказала я: -- васъ увидѣвши, теперь хоть умру.
   "Положили меня на нарту, завернули въ теплую одежду и повезли домой. Вскачь поѣхали. Это было 20 верстъ отъ дому.
   "Когда внесли въ домъ, на мнѣ всю одежду разрѣзали, сняли, но руки и ноги закоченѣли, и я не могла ихъ разогнуть. Такъ меня завернули въ заячье одѣяло и оленьи шкуры. Потомъ мнѣ дали чаю съ "живой кровью". Привели въ юрту теленка, разрѣзали у него ухо и подставили чашку. Безъ "живой крови", говорятъ, нельзя спасти человѣка.
   "Какъ выпила, такъ и въ глазахъ свѣтлѣе стало. Раньше людей, какъ сквозь дымъ, видѣла, теперь ясно стала видѣть. На другой день члены немного расправились, но только на пятый день я могла свободно правой рукой креститься. На десятый день стала ходить. Раньше, когда вставала, падала.
   "Потомъ поправилась, совсѣмъ здорова стала. Долго я боялась уходитъ далеко отъ юрты. Въ худую погоду и теперь не хожу никуда, хоть и близко. Вотъ такъ было дѣло".
   Въ дополненіе къ разсказу Тімір-Кые я прибавлю разсказъ одного изъ трехъ якутовъ, нашедшихъ ее.
   "Пріѣхалъ на Карактахъ купецъ. Говоритъ: завтра утромъ дѣвка будетъ, съ кладью. На завтра день прошелъ, вечеръ насталъ, ночь наступила, а дѣвки нѣтъ. Пурга поднялась. Говоримъ:, "дѣвка заблудилась, надо людей послать." Послали двухъ человѣкъ. Они нашли на озерѣ лошадь съ нартой. Дѣвки нѣтъ. Искали ее -- не могли найти. Искали ее мертвую, не думали, что найдемъ ее живую. Восемь дней искали. Въ послѣдній день три человѣка пошли, и я тутъ былъ. Нашли мы большую застругу {Застругами называютъ на тундрѣ и на Ледовитомъ океанѣ громадные снѣжные валы и гряды, образуемые вѣтрами.}. Поднялись, стоимъ, слышимъ, гдѣ-то человѣкъ плачетъ. Сняли свои зимнія шапки съ наушниками и стали слушать: гдѣ-то далеко плачетъ, но съ которой стороны слышно -- не знаемъ. Въ одну сторону пошли -- голосъ потерялся, не слышно стало. Снова вернулись на застругу, снова слышимъ плачъ, въ другую сторону пошли, въ третью сторону пошли -- три раза взадъ-впередъ ходили, вездѣ голосъ терялся. Послѣ этого съ заструги не стали больше сходить, скинули шапки, поставили уши, стали слушать, припадать къ землѣ, искать по снѣгу. Вдругъ увидѣли круглую дырку, заледенѣвшую, величиной въ серебряный рубль. Посмотрѣли -- но ничего сначала не увидѣли, только услышали голосъ: "я жива, я здѣсь". "Живая?" спрашиваемъ.-- "Живая", говоритъ, "но хочу помирать". Мы стали копать и вырубили ее".

0x01 graphic

ГЛАВА III.
Прокаженные на крайнемъ сѣверо-востокѣ.

   КТО не слыхалъ объ отважной американкѣ, миссъ Марсденъ, предпринявшей въ 1890 году путешествіе въ Якутскую область? Своими разсказами, въ которыхъ описывалось несчастное положеніе якутскихъ прокаженныхъ Вилюйскаго округа, она привлекла къ нимъ вниманіе всего образованнаго міра.
   Въ Петербургѣ образовался комитетъ (и теперь еще существующій), и въ короткое время было собрано 40,000 рублей; эти деньги пошли на устройство лечебницы для прокаженныхъ въ Вилюйскомъ округѣ.
   Но проказа распространена не только въ этомъ округѣ, а и по ту сторону полярнаго круга. Уже въ началѣ нынѣшняго столѣтія было извѣстно, что въ Колымскомъ округѣ есть страдающіе этою болѣзнью.
   Проказа, иначе называемая "лепра", не зависитъ отъ опредѣленныхъ градусовъ широты. Она встрѣчается и въ жаркомъ климатѣ, и въ умѣренныхъ странахъ Европы, и въ холодной Сибири.
   Прежде ученые были того мнѣнія, что эта болѣзнь незаразительна; въ новѣйшее же время она признана заразительной (инфекціонной). Очевидно, заразительной считали ее и древніе евреи, которые своихъ прокаженныхъ изгоняли въ пустыню. Подобнымъ же образомъ поступаютъ современные намъ полудикіе якуты и буряты: они отдѣляютъ заболѣвшихъ проказою отъ здоровыхъ и поселяютъ ихъ далеко отъ человѣческихъ жилищъ;
   На заболѣваемость проказой вліяетъ родъ пищи и образъ жизни. Въ тѣхъ мѣстностяхъ Колымскаго округа, гдѣ много озеръ и болотъ, и гдѣ, вслѣдствіе этого, жители питаются преимущественно рыбой, проказа сильно распространена. Среди горныхъ якутовъ Верхоянскаго округа, главную пищу которыхъ составляетъ мясо, прокаженныхъ нѣтъ.
   Едва ли можно, не видѣвъ, вообразить себѣ, въ какой жалкой, грязной, нездоровой обстановкѣ живетъ большинство якутовъ. Такая жизнь зависитъ отъ бѣдности и невѣжества ихъ, а также и климатическихъ условій.
   Наловленная лѣтомъ и осенью рыба складывается про запасъ на зиму въ ямы, которыя прикрываются древесной корой'и землей, а сверху -- еще навозомъ. Здѣсь она, мало по малу, вся загниваетъ, теряетъ свой обычный видъ и превращается въ зловонную массу. Съ наступленіемъ зимы эту гнилую массу вынимаютъ изъ ямъ и, раскладывая толстыми слоями, замораживаютъ, Каждая такая замороженная плита вѣситъ отъ 2 до 2 1/2 пудовъ и называется "колымся".
   Отъ этихъ плитъ, по мѣрѣ надобности, отрубаютъ топоромъ куски и вносятъ въ юрту, гдѣ они оттаиваютъ. Во время варки отъ нихъ распространяется острый, ѣдкій запахъ, отравляющій воздухъ и затрудняющій дыханіе. Мнѣ пришлось провести однажды ночь въ юртѣ, въ которой варили и ѣли такую рыбу, и я не могъ уснуть всю ночь.
   Къ счастью, якуты не закрываютъ въ юртахъ дымовыхъ отверстій, и проникающій черезъ нихъ ужасный холодъ ослабляетъ ядовитый запахъ, пропитывающій стѣны, платья и пр., пока не приступятъ опять къ стряпнѣ.
   Якуты ѣдятъ также разложившееся мясо убитыхъ лѣтомъ оленей и птицъ и даже не брезгаютъ мясомъ рогатаго скота и лошадей, павшихъ отъ разныхъ заразительныхъ болѣзней.
   Я изъѣздилъ Колымскій округъ въ разныхъ направленіяхъ и много разъ имѣлъ возможность видѣть якутскихъ прокаженныхъ.
   Якуты избѣгаютъ малѣйшаго соприкосновенія съ ними и узнаютъ проказу уже въ самомъ раннемъ ея періодѣ. Для такого больного въ лѣсу, подальше отъ другихъ человѣческихъ жилищъ, строятъ юрту и окружаютъ ее заборомъ, котораго никто не смѣетъ переступить. Дважды въ недѣлю приносятъ пищу и колотыя дрова, и складываютъ ихъ возлѣ забора.
   Такъ живутъ эти несчастные, уже отмѣченные смертью, въ продолженіе 5 -- 10 лѣтъ, пока не погибнутъ совсѣмъ. Волосы у нихъ выпадаютъ, пальцы отваливаются по суставамъ, голосъ дѣлается хриплымъ, кожа распухаетъ и покрывается ранами. Тому, кому хоть разъ пришлось видѣть этихъ несчастныхъ, трудно забыть ихъ.
   Особенно глубоко врѣзались въ моей памяти трое изъ нихъ.
   Однажды я ночевалъ у богатаго якута, начальника рода, Слѣпцова. Къ моему удивленію я узналъ, что года три тому назадъ, его старшій сынъ заболѣлъ проказой и помѣщенъ на разстояніи 2-хъ верстъ отъ его жилища. Я выразилъ отцу желаніе посѣтить его сына. Услышавъ это, якуты чрезвычайно изумились.
   Мать больного отправилась впередъ, чтобы, приготовить его къ моему посѣщенію. Мнѣ дали пару верховыхъ лошадей -- для меня и бывшаго со мной казака -- и двухъ проводниковъ, которые шли со мной только до тѣхъ поръ, пока не показалась юрта.
   Больного содержала не община, а его богатые родственники. Онъ былъ уже въ послѣдней степени болѣзни, поэтому для него сдѣлано было исключеніе, и все, что было нужно ему, подавалось прямо въ юрту. При этомъ соблюдались слѣдующія средства предосторожности. Въ его юртѣ были двѣ двери. Изъ нихъ только одна служила ему выходомъ на маленькій огороженный дворикъ. Въ другую дверь входила и выходила его мать, приносившая ему нужные припасы. Юрта была раздѣлена пополамъ низкой перегородкой, черезъ которую больной не смѣлъ перелѣзать.
   Когда мы, приблизившись къ юртѣ, направились къ двери больного, мать поспѣшно указала намъ другой входъ. Уже при открываніи двери насъ поразилъ ужасный запахъ. За перегородкой мы увидѣли качающуюся фигуру въ бѣломъ саванѣ, склоненную передъ русской иконой {Якуты уже всѣ крещены, но христіанства не восприняли и попрежнему преданы язычеству.}. При первомъ взглядѣ больной произвелъ на меня впечатлѣніе благочестиваго отшельника, скрывающагося въ своей кельѣ. Но тутъ же я разглядѣлъ его безцвѣтныя распухшія руки, на которыхъ зіяли раны, а нѣкоторые суставы и цѣлые пальцы уже отвалились. Затѣмъ онъ показалъ и свое, почти черное, лице; носъ, ротъ и вѣки были сильно разрушены болѣзнью.
   Его молитвенная поза была, очевидно, принята для того, чтобы оказать честь мнѣ, "русскому господину". Когда я привѣтствовалъ его, онъ сѣлъ и сказалъ, что не можетъ долго стоять. Голосъ его такъ хрипѣлъ, что я не понималъ, что онъ говоритъ, и его мать должна была повторить мнѣ его слова.
   -- Тебѣ пріятно, когда тебя навѣщаютъ?-- спросилъ я его.
   -- Очень, очень!-- отвѣтилъ онъ.-- Когда я слышу, что мнѣ бросаютъ въ дверь дрова, или мать несетъ мнѣ пищу, мнѣ дѣлается веселѣе. А то я всегда одинъ, всегда одинъ...
   Посидѣвъ съ нимъ нѣкоторое время, я ушелъ. Когда я закрылъ за собою дверь юрты, меня охватило такое жуткое чувство, какъ будто я захлопнулъ крышку гроба.
   -- Зачѣмъ онъ носитъ бѣлое покрывало?-- спросилъ я старуху мать.
   -- Онъ -- погибшій человѣкъ; шаманы {Шаманъ -- языческій колдунъ, жрецъ, а вмѣстѣ съ тѣмъ и врачъ, освобождающій людей отъ мучащихъ ихъ болѣзней.} не помогутъ отъ этой болѣзни. Ему остается только одно -- молиться Богу да готовиться къ смерти. Онъ можетъ умереть нежданно и одиноко. Такъ пусть умретъ въ бѣломъ саванѣ. Таковъ нашъ обычай.

0x01 graphic

   На обратномъ пути, сидя въ нартѣ {Сани.}, я въ продолженіе цѣлаго дня видѣлъ предъ собою, какъ призракъ, образъ этого больного.
   Въ другой разъ мнѣ случилось видѣть проказу при слѣдующихъ обстоятельствахъ.
   Я ѣхалъ изъ Верхнеколымска въ Нижнеколымскъ. Въ якутскомъ поселкѣ "Дерингкелъ" мнѣ сообщили мѣстные жители, что въ сторонѣ отъ дороги, въ 20 верстахъ, умеръ прокаженный, и родственники собрались хоронить его. Я рѣшилъ присутствовать при похоронахъ.
   Еще не доѣзжая трехъ верстъ до юрты покойника, я увидѣлъ громадную кучу изъ срубленныхъ сучьевъ, вокругъ которой хлопотало множество якутовъ. Одни изъ нихъ раскалывали топорами {Пила въ тѣхъ странахъ не употребляется, и дерево обрабатывается топоромъ.} древесные стволы на доски, другіе рыли яму, причемъ замерзшую землю сначала отогрѣвали пылающими полѣньями и затѣмъ уже выгребали изъ ямы.
   Отъ нихъ я узналъ, что покойный жилъ не одинъ, а вмѣстѣ съ своею 13-ти-лѣтней дочерью, такой же больною. И вотъ съ его смерти уже прошло 12 дней, а дѣвочка все находилась вмѣстѣ съ трупомъ: требовалось много времени для того, чтобы живущіе далеко другъ отъ друга члены ея рода могли собраться вмѣстѣ и выбрать представителей, которые должны были совершить погребеніе.
   По моему желанію, два якута повели меня къ юртѣ больной. Не доходя 100 шаговъ, оба якута остановились и стали громко звать дѣвочку, чтобъ она вышла ко мнѣ; я съ своимъ казакомъ отправился къ ней на встрѣчу. На ихъ зовъ изъ отверстія въ юртѣ, больше похожей на кучу снѣга, чѣмъ на жилище, показалась необычайнаго вида голова, которая тотчасъ же вновь скрылась; дверь захлопнулась такъ сильно, что вся эта снѣжная куча задрожала. Появленіе чужихъ людей, очевидно, испугало дѣвочку, и она поспѣшила спрятаться.
   Якуты опять стали кричать, приказывая ей выйти къ намъ. И вотъ снова открылась дверь, и изъ нея выползла маленькая фигурка, закутанная въ грязныя кожаныя лохмотья, защищая маленькими распухшими руками глаза отъ дневного свѣта. Трудно было опредѣлить возрастъ и полъ этого существа. По росту можно было предположить, что это дитя или карликъ,
   -- Улаханъ тойонъ (т. е. великій господинъ) желаетъ видѣть твою юрту; покажи ему,-- сказалъ начальникъ рода.
   Лицо больной оставалось неподвижнымъ; вслѣдствіе паралича мышцъ, оно не могло измѣнять своего выраженія. Только въ ея глазахъ, въ которыхъ еще сохранилась искра жизни и сознанія, выразились удивленіе и испугъ; за все время ея отверженнаго существованіе еще ни разу ни одинъ человѣкъ не входилъ въ эту юрту.
   Чтобъ побѣдить ея страхъ, я тотчасъ передалъ ей принесенные для нея подарки: сахаръ, чай и сухари, и она была очень изумлена тѣмъ, что я все это положилъ ей прямо въ руки. Ея радость была такъ велика, что она сейчасъ же побѣжала къ юртѣ и настежь распахнула дверь.

-----

   Внутренность шалаша представляла поистинѣ ужасную картину. На очагѣ горѣли дрова, наполняя тѣсное пространство ѣдкимъ дымомъ; наши головы касались низкаго, совсѣмъ чернаго, закопченаго потолка. Одна скамья, покрытая изорванными оленьими шкурами, служила дѣвочкѣ постелью. На другой скамьѣ лежалъ кусокъ полусгнившей конины, ножъ, кусокъ льду {Въ этихъ странахъ во всѣхъ жилищахъ вмѣсто воды употребляется ледъ, который растапливаютъ на огнѣ.} и маленькій желѣзный котелокъ. Третья скамья была завѣшена оленьей кожей. Когда, по моему желанію, дѣвочка отдернула ее, я увидѣлъ замерзшій трупъ, также завернутый въ кожаныя лохмотья, съ совершенно почернѣвшимъ безгубымъ и безносымъ лицомъ.
   Сѣверные якуты зимою замораживаютъ трупы своихъ покойниковъ, прежде чѣмъ хоронить ихъ. Для этого они завѣшиваютъ уголъ, гдѣ лежитъ покойникъ, и противъ него продѣлываютъ въ стѣнѣ отверстіе. Въ эту дыру проникаетъ морозный воздухъ, и замерзаніе совершается очень быстро. Разумѣется, вслѣдствіе этого въ шалашѣ бываетъ не очень тепло.
   При свѣтѣ магнія, я сфотогрофировалъ внутренность юрты, что было, вслѣдствіе тѣсноты, очень трудно сдѣлать. Къ сожалѣнію, эта пластинка, вмѣстѣ съ другими, также очень цѣнными, была испорчена водой, когда, слѣдующимъ лѣтомъ, лодка, въ которой я плылъ, разбилась о камень.
   Дѣвочка, сидя въ углу на корточкахъ, съ большимъ удивленіемъ смотрѣла, какъ я снималъ.
   Я долженъ здѣсь сказать, что туземцы, которымъ впервые приходилось видѣть фотографическій аппаратъ, считали меня русскимъ шаманомъ, которому извѣстно такое удивительное искусство: прикрѣплять къ "бѣлому камню" (т. е. стеклу) и затѣмъ переносить на бумагу тѣни людей и предметовъ. Но какимъ образомъ могъ я сфотографировать мертвеца, у котораго уже не было тѣни,-- это было совершенно недоступно ихъ пониманію.
   -- Ты не боишься оставаться съ мертвымъ одна?-- спросилъ я дѣвочку.
   -- Нѣтъ, -- отвѣтила она хриплымъ голосомъ, прожевывая мерзлый сухарь.
   Когда я вернулся на прежнее мѣсто къ костру, то засталъ уже готовымъ гробъ, на подобіе ящика, доски котораго были сколочены деревянными гвоздями. Его взвалили на нарту, которую два, наиболѣе смѣлые якута повезли къ юртѣ. Я послѣдовалъ за ними, чтобы видѣть, какъ они возьмутъ трупъ; это произошло слѣдующимъ образомъ.
   Гробъ былъ снятъ и поставленъ на дворикѣ. Затѣмъ больная втащила узкіе сани въ юрту и съ большимъ трудомъ переложила на нихъ трупъ. Послѣ этого стоявшіе возлѣ юрты, при помощи ремня, снова вытащили сани на дворикъ. Здѣсь дѣвочка должна была положить трупъ на кожаное покрывало и закутать его. Тогда якуты взяли его кожаными рукавицами, положили въ гробъ и заколотили крышку деревянными гвоздями.
   Меня поразило то равнодушіе, съ которымъ дѣвочка смотрѣла на все происходившее.
   Якуты бросили на земь свои рукавицы (которыя дѣвочка подняла съ большой радостью) и потащили нарту къ костру.
   Дѣвочка осталась одна.
   Погребеніе совершенно было весьма быстро; очевидно, якуты очень торопились. Опустивъ въ неглубокую яму гробъ, они засыпали ее мерзлой землею, разломали нарту и обломки бросили на могилу. Это должно было служить своего рода жертвой,-- чтобы тѣнь нарты послѣдовала за тѣнью ея хозяина.
   Какъ только похороны были окончены, мы собрали лошадей и отправились въ обратный путь. Но передъ этимъ мы должны были исполнить необходимый въ такихъ случаяхъ религіозный обрядъ. Для того чтобы тѣнь умершаго и злые духи, причинившіе ему смерть, отстали отъ насъ, мы должны были перепрыгнуть черезъ костеръ, разложенный поперегъ дороги.
   Когда мы приблизились къ якутскому жилью, къ намъ навстрѣчу торопливо выбѣжали старухи; и, несмотря на наше увѣреніе, что мы уже переходили черезъ костеръ, мы, по ихъ требованію, должны были еще разъ очиститься огнемъ, прежде чѣмъ войти въ юрту.
   Я имѣлъ еще много случаевъ видѣть прокаженныхъ, но разскажу здѣсь только про одну особенно грустную встрѣчу, которая глубоко меня тронула.
   Въ апрѣлѣ 1896 года я ночевалъ въ одной изъ юртъ якутскаго поселка "Салгитеръ", лежащаго въ 90 верстахъ къ сѣверо-западу отъ Среднеколымска. Утромъ, не задолго до моего отъѣзда, вошелъ въ юрту начальникъ рода, въ сопровожденіи двухъ другихъ якутовъ. Послѣ обычнаго мѣстнаго привѣтствія, онъ началъ почтительнымъ и просительнымъ голосомъ:
   -- У насъ къ тебѣ просьба!
   Такое торжественное вступленіе показывало, что это не была обыкновенная просьба бѣдныхъ якутовъ о табакѣ или о какой либо другой мелочи.
   -- Чего же ты хочешь?-- спросилъ я.
   -- Дѣло -- вотъ въ чемъ!-- началъ старшина со свойственной большинству якутовъ словохотливостью: -- У насъ есть прокаженный, котораго мы поселили по ту сторону, на правомъ берегу Колымы. Мы доставляемъ ему что нужно, и мясо и одежду, но онъ не хочетъ сидѣть тамъ въ одиночествѣ, бросаетъ свое жилище и уже много разъ приходилъ въ наши края. Принимать его никто не хочетъ,-- даже его жена. У него есть ребенокъ; онъ можетъ заразить его. Теперь онъ опять пришелъ и тамъ, въ лѣсу, недалеко отъ моей юрты, расположился на снѣгу. Онъ не слушаетъ насъ, старшихъ, не хочетъ исполнять ни нашихъ приказаній, ни нашихъ старыхъ обычаевъ. И мы не знаемъ, что съ нимъ дѣлать... Такъ прикажи ему ты, тойонъ, чтобы онъ удалился!
   Какъ видно, якуты составили себѣ ложное представленіе о моемъ могуществѣ. Само собой разумѣется, что я не имѣлъ ни власти, ни намѣренія -- давать приказанія прокаженному. Но мнѣ очень хотѣлось видѣть больнаго, и я попросилъ, чтобъ меня повели къ нему.
   То мѣсто, гдѣ расположился прокаженный, находилось въ двухъ верстахъ отъ моей юрты. Старшина вскочилъ на одну изъ впряженныхъ въ мои сани лошадей и повезъ меня.
   Было 20 градусовъ мороза; въ тѣхъ мѣстахъ это считается теплой погодой, вполнѣ соотвѣтствующей весеннему времени.
   Проѣхавъ нѣкоторое разстояніе, мы остановились, и я увидѣлъ вдали, у опушки лѣса, на небольшомъ покрытомъ снѣгомъ пространствѣ, разбросанные предметы, которые я могъ разсмотрѣть, только приблизившись къ нимъ. Налѣво виднѣлись остатки потухшаго костра.
   Надъ нимъ, на перекладинѣ, висѣлъ желѣзный котелъ. Неподалеку валялись теплые мѣховые сапоги, разные лоскутья, деревянная миска и костяная ложка. Направо стояли маленькіе санки, и на нихъ лежалъ громадный кусокъ сырого оленьяго мяса и большой якутскій ножъ. Посреди этихъ предметовъ, на оленьей шкурѣ лежалъ, растянувшись на животѣ, мужчина.
   -- Это онъ,-- сказалъ старшина.-- Ночью -- холодно, такъ онъ грѣется у костра; а днемъ -- тепло, -- онъ спитъ.
   На нѣкоторомъ разстояніи отъ больнаго якуты остановились и начали будить его крикомъ. Когда я подошелъ ближе, онъ уже проснулся, но еще не понялъ, что вокругъ него происходитъ.
   -- Вставай!-- крикнулъ старшина.-- Вотъ пріѣхалъ тойонъ; онъ говоритъ, что ты долженъ уйти отсюда!
   Больной (я забылъ его имя) быстро поднялся и началъ свои привѣтствія, которыя, по якутскому обычаю, состоятъ въ многократномъ наклоненіи головы. Это былъ еще молодой и сильный человѣкъ, съ цѣлой шапкой спутанныхъ волосъ на головѣ и совершенно чернымъ, отъ грязи и дыма костра, лицомъ, какъ у трубочиста.
   -- Почему ты не хочешь оставаться тамъ, гдѣ тебѣ велѣно? Развѣ ты здѣсь чувствуешь себя лучше?-- спросилъ я его.
   Больной покосился на моихъ спутниковъ и, послѣ минутной нерѣшительности, сказалъ сильнымъ, здоровымъ голосомъ:
   -- Они говорятъ, что я боленъ; а я здоровъ...
   -- Неправда!-- перебилъ его старшина: -- У него -- черная кровь, онъ не чувствуетъ холода; у него уже отвалилось нѣсколько суставовъ на пальцахъ!
   -- Нѣтъ, -- продолжалъ больной: -- я совсѣмъ здоровъ. Меня безъ всякой причины выселили на каменистую сторону рѣки, за 15 коесъ (150 верстъ) отсюда; моей женѣ приказали не принимать меня; я не смѣю видѣть своего ребенка! Пищу мнѣ доставляютъ не аккуратно, а лѣтомъ, когда вскроется рѣка и совсѣмъ нельзя будетъ перебраться на другой берегъ, я совсѣмъ пропаду тамъ, на скалахъ. Я не хочу тамъ оставаться!
   -- Это -- неправда!-- опять прервалъ его старшина!-- Мы постоянно доставляемъ ему свѣжую пищу. Мы сами ѣдимъ испорченную рыбу, а ему доставляемъ только свѣжую рыбу и мясо. А что касается его жены, такъ она сама не хочетъ его видѣть.
   Послѣднія слова, очевидно, сильно обидѣли несчастнаго, и онъ гнѣвно воскликнулъ:
   -- Я не хочу видѣть жены; мнѣ ребенка моего покажите!
   Нужно было положить конецъ этому спору. Такъ какъ мнѣ не хотѣлось брать на себя обязанность судьи, то я приказалъ своему казаку вынуть изъ багажа мои чудодѣйственныя средства примиренія: чай, сахаръ, сухари и табакъ.
   И какъ только больной увидѣлъ эти драгоцѣнные предметы, въ немъ сразу исчезли всякое горе и раздраженіе. Онъ уже и не зналъ, какъ ему выразить свою радость и благодарность, и только изображалъ своими неповоротливыми руками крестное знаменіе.
   Неподалеку стоявшіе якуты съ большою завистью смотрѣли, какъ прокаженный наполнялъ табакомъ свой кисетъ. Сибирскіе инородцы, которыхъ русскіе научили курить табакъ, такіе страстные курильщики, что скорѣе готовы голодать, чѣмъ остаться безъ табаку.
   Я былъ очень радъ, что своими подарками вызвалъ хорошее настроеніе у этого несчастнаго, и приблизился къ нему, что-бъ лучше его разсмотрѣть. Не могло быть никакого сомнѣнія въ томъ, что онъ боленъ проказой.
   -- Ты, дѣйствительно, нездоровъ,-- сказалъ я ему:-- Не лучше-ли тебѣ сидѣть въ своей юртѣ, чѣмъ тутъ въ лѣсу?
   Я обѣщалъ ему навѣстить его и привести ему лѣкарства и подарки, если осуществится мое предполагаемое лѣтнее путешествіе по рѣкѣ.
   -- Хорошо,-- сказалъ повеселѣвши больной:-- я уйду. Только пусть покажутъ мнѣ ребенка: я хочу его видѣть.
   -- Но если ты его любишь, то не долженъ ни прикасаться къ нему, ни цѣловать его,-- сказалъ я.
   -- Нѣтъ, нѣтъ,-- отвѣтилъ онъ:-- мнѣ только издали взглянуть на него; больше ничего.
   Послѣ совѣщанія съ старшиной, рѣшено было исполнить его желаніе.
   Въ заключеніе я попросилъ его, чтобы онъ сѣлъ на оленьей шкурѣ; и я сдѣлалъ прилагаемый фотографическій снимокъ съ него и съ его обстановки.

0x01 graphic

"Юный Читатель", NoNo 2, 4, 1900

   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru