Иваницкий Александр Иванович
Мечтатель

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

Мечтатель.

ПОВЕСТЬ.

I.
Занимательный незнакомецъ.

   Осенью, помнится, въ первыхъ числахъ Октября, вся Грязеславская знать съѣхалась на балъ къ почетному попечителю Грязеславской гимназіи. Кто читалъ мою повѣсть Неразмѣнный червонецъ, тотъ знаетъ, гдѣ стоитъ губернскій городъ Грязеславль. На географическихъ картахъ его нѣтъ: наши географы ни за чѣмъ не смотрятъ, не слѣдуютъ за новыми открытіями въ наукѣ.
   Балъ могъ похвалиться и блескомъ и роскошью, но его главное достоинство состояло въ томъ, что онъ не походилъ на балы провинціальные: въ немъ видна была жизнь, со всѣми радужными красками граненнаго ума и полированныхъ чувствъ. Причиною такого неслыханнаго явленія навѣрно было то, что въ числѣ гостей находилось много лицъ, образованныхъ въ столицѣ, въ хорошемъ кругу. Грязеславская философія со всѣмъ своимъ жеманствомъ, мишурною веселостью и неподдѣльною скукою убѣжала въ дальній уголокъ подъ покровительство отцвѣтшихъ нравоучительницъ.
   Четыре или пять комнатъ, ярко освѣщенныхъ, вмѣщали въ себѣ шумное и разноцвѣтное море веселыхъ собесѣдниковъ. Живописныя купы мущинъ и женщинъ образовали картину, достойную кисти художника. Всюду носились эфирныя красавицы, какъ золотыя мечты юности, какъ легкія свѣтлыя облачки въ теплой, ароматной атмосферѣ. Страстные взгляды я тонкія рѣчи ловкихъ щеголей преслѣдовали ихъ усердно и постоянно. Но всѣхъ лучше, всѣхъ увлекательнѣе была княжна Горецкая. Голубое платье, какъ лазурь небесъ, величаво обнимало ея стройный высокій станъ; блонды рисовались по лазури чудными образами. На прекрасныхъ щечкахъ горѣла прекрасная заря, а въ темно-голубыхъ очахъ сіялъ день, ясный, очаровательный. Вглядитесь въ эти очи, въ это прелестное, обворожительное лице, вамъ невольно придутъ на мысль всѣ картины, всѣ статуи, усиливающіяся изобразить небесную красоту. Въ каждомъ положеніи княжна живописна, въ каждомъ положеніи можно было видѣть, что она и не думаетъ морочить своими достоинствами, а невольно выказываетъ то, чѣмъ богато надѣлила ее щедрая природа. Она была царицей бала, но Царицей по праву: никто не смѣлъ и не могъ сравнять ее съ другими. Отборная молодежь окружала ее толпою, каждый ждалъ, ласковаго слова и улыбки какъ счастія. Княжна всѣмъ улыбалась, всѣхъ дарила ласкою, потому что для царицы всѣ усердные подданные равны. Даже опальные фраки не могли пожаловаться, что ихъ считаютъ ниже блистательныхъ мундировъ. Княжнѣ девятнадцать лѣтъ; въ эти годы рѣдкая женщина не желаетъ закружить голову цѣлому міру.
   -- "Скажите, княжна -- спросилъ молодой маіоръ -- что вамъ нравится болѣе всего на свѣтѣ?"
   -- "Простодушный вопросъ; --" отвѣчала она лукаво засмѣявшись, и повернулась къ другому.
   -- "Вы въ большой опасности," замѣтилъ ей одинъ фрачникъ, съ улыбкой посмотрѣвъ на окружавшую толпу фраковъ и мундировъ.
   -- "Я спрячусь за васъ -- и все разбѣжится," отвѣчала она.
   -- "Отчего вы сегодня не танцуете?" спросила она, обратясь къ юному графу Звѣздичу, капитану гвардіи.
   -- "Я поклялся не танцовать -- отвѣчалъ тотъ -- если не вы будете моей дамой."
   -- "Но я также поклялась не танцовать съ вами болѣе одного кадриля," сказала она.
   -- "За что такое немилосердіе?"
   -- "За то, что вы сами немилосердны къ другимъ."
   Балъ для свѣтской женщины все равно, что бранное поле для полководца: тутъ все ея величіе, слава и счастіе. Еще свѣтская женщина на балѣ, похожа на стеклянную призму въ лучахъ солнца -- отнимите лучи, призма будетъ просто стекло, непригодна ни къ какому употребленію. Такія мысли очень неутѣшительны, но онѣ приходятъ невольно въ нашъ вѣкъ, движущійся посредствомъ паровыхъ, электродинамическихъ и романтическихъ машинъ.-- Княжна обладала неподдѣльными достоинствами, высокая душа ея выражалась слишкомъ ясно и положительно; а все таки она, какъ роскошный фейерверкъ, горѣла въ собственномъ огнѣ своемъ для утѣшенія толпы, для того чтобы ее похвалили. Ей нравилась благоговѣйная внимательность паркетныхъ рыцарей, и она почитала себя счастливою. Но вотъ она уклонилась наконецъ и сѣла въ уголокъ, между старушками. Она понимала^ что и въ этомъ уединеніи не останется забытою; что и здѣсь смотрятъ на нее десятки глазъ, и что ея притворная задумчивость подастъ поводъ къ тысячъ тонкихъ намековъ будущаго разговора. Собесѣдники рисовались въ живой и прекрасной картинѣ, а ей казалось, что все это для нее, что каждое сердце бьется или завистью къ ней или любовью: такъ много была она очарована всеобщимъ вниманіемъ.
   Протекло нѣсколько минутъ въ гордомъ забытьи сердца, и вдругъ глаза княжны остановились неподвижно... Не далѣе какъ въ пяти шагахъ, стоялъ молодой человѣкъ прекрасный собою и вовсе непохожій на толпу обыкновенныхъ любезниковъ. Начиная отъ чернаго фрака и до бѣлой перчатки, все въ немъ было хорошо и между тѣмъ ничто не показывало желанія нравиться. Темнорусые волосы, причесанные безъ всякой изысканности, красиво осѣняли его важное и открытое чело; легкій румянецъ игралъ въ щекахъ^ но выраженіе лица было нѣсколько мрачно. Казалось, онъ задумался о чемъ-то минувшемъ, не обращая никакого вниманія на настоящее. Одни только звуки флигеля, на которомъ въ это время играла искусная виртуозка, заставляли его изрѣдка прислушиваться. Благородная осанка, спокойный, неробкій взглядъ, обличали въ немъ человѣка, хорошо знакомаго съ своимъ обществомъ,-- но опять нельзя было не сказать, что онъ не принимаетъ никакаго участія въ удовольствіяхъ собесѣдниковъ. Даже иногда на устахъ его проявлялась горьк^ насмѣшливая улыбка. Никто къ нему не подходилъ, никто необращался съ вопросомъ.
   Глядя, на него, можно было подумать, что это странникъ, нечаянно забредшій въ толпу пирующихъ.
   Непостижимое чувство взволновало грудь блестящей княжны: никогда еще не видала она такого прекраснаго лица, съ такимъ очаровательнымъ выраженіемъ души необыкновенной. Гордость исчезла, она сама готова была снизойти, только бы узнать, кто онъ? о чемъ такъ думаетъ?
   Но вотъ подошелъ къ нему хозяинъ, ласково пожалъ руку и съ улыбкой заговорилъ. Можно было догадаться, что онъ заставляетъ его танцовать. И дѣйствительно, задумчивый незнакомецъ разсѣянно повернулся кругомъ, искалъ глазами даму. Жребій палъ на княжну -- онъ подошелъ къ ней. Царица очень охотно и весело подала свою пухленькую ручку. Въ кадрильномъ разговорѣ надѣялась она узнать хоть нѣсколько этого занимательнаго человѣка. Пары танцоровъ становились на мѣста; музыканты отыскивали въ нотахъ кадриль изъ Фенеллы; нетанцующіе отодвигались въ дальніе уголки. Настало минутное молчаніе.
   Княжна хорошо знавшая свѣтъ начала разговоръ съ своимъ интереснымъ кавалеромъ форменнымъ вопросомъ: "кто нашъ vis-à-vis?"
   -- "Я просилъ В." отвѣчалъ онъ.
   -- "Вы хорошо знакомы съ В.?" опять спросила она, будто не хотя.
   "Нѣтъ. Я встрѣчался съ нимъ только на балахъ."
   -- "Развѣ балъ не мѣсто для знакомства?" замѣтила княжна.
   -- "Я думаю -- отвѣчалъ онъ на балѣ выставляются на показъ одни только "наличныя" вещи.
   -- "А вамъ непремѣнно хотѣлось бы находить недостатки?"
   -- "О, нисколько!.... однако согласитесь, можно ли сказать: знаю человѣка хорошо,-- если я обмѣнялся съ нимъ сотнею прекрасныхъ, заученныхъ привѣтствій?"
   Княжна замолчала. Первый разъ въ жизни она поставила: "продолженіе впредь"; и первый разъ въ жизни почувствовала себя ниже своего танцовальнаго товарища. Это кольнуло ея самолюбіе; она стала искать средствъ уплатить долгъ.
   А онъ, какъ побѣдитель, живописно стоялъ, соединивъ руки, холодно слѣдилъ взорами за танцующими и нисколько не торопился утѣшать свою даму кадрильными нѣжностями.
   -- "Кажется вы большой врагъ баловъ" сказала княжна съ такимъ выраженіемъ лица, предъ которымъ трепещутъ сердца юношей?
   -- "Я слѣдую за вѣкомъ -- отвѣчалъ онъ, не измѣнивъ своего положеніе -- всѣ кричатъ противъ блистательныхъ собраній, увѣряя, что тамъ нѣтъ ни ума, ни чувства."
   -- "И вы вѣрите этимъ крикунамъ?"
   -- "Да, потому что у меня не достало "бы силъ перекричать всѣхъ; при томъ я не непремѣнный членъ баловъ: не могу и судить объ нихъ; кричатъ люди, исключительно посвятившіе-себя бальной жизни, а съ профессорами -- не спорятъ.
   -- "Не думаю; кричатъ только тѣ, которымъ хочется прослыть или умными или оригинальными."
   -- "Стало быть кричатъ всѣ: кому не хочется прослыть и умнымъ и оригинальнымъ?.... вы вѣрно знаете, что теперь придуманы даже особенные взгляды и улыбки; искусство казаться не тѣмъ, что въ самомъ дѣлѣ есть, подведено подъ строгія правила и формулы.
   -- "О, это слишкомъ строго, даже зло!" проговорила княжна весело засмѣявшись.
   -- "Простите, если зло, за то сказано отъ души," отвѣчалъ онъ съ своимъ непоколебимымъ хладнокровіемъ.
   -- "О, я вѣрю, вѣрю, что вы говорите отъ души, что вы не бальный кавалеръ!"
   Онъ быстро взглянулъ на нее, какъ будто удивясь такой выходкѣ, но не отвѣчалъ ни слова.
   Княжна также замолчала и задумалась.
   Странная мысль ущипнула сердце: ей пришло въ голову, что этотъ умный философъ считаетъ ее ни болѣе ни менѣе, какъ свѣтской вѣтренницей.
   Въ шестой фигурѣ кадриля, когда сосѣднія пары только что выдвинулись впередъ, онъ обратился къ княжнѣ и сказалъ:
   -- "Графъ Звѣздичь танцуетъ прелестно." -- "Да -- отвѣчала она -- графъ владѣетъ этимъ искусствомъ въ высокой степени"
   -- "Жаль только -- сказалъ онъ -- что наши танцы начинаютъ превращаться просто въ прогулку по узорамъ.
   -- "Но и для узорчатой прогулки надобно искуство" -- замѣтила княжна.
   -- "О, безъ сомнѣнія. И кромѣ того надобно имѣть еще въ запасѣ много сладкихъ рѣчей, и спасать ими своего товарища" отъ скуки: а на балахъ -- говорятъ -- скуки нѣтъ: какъ согласить противорѣчія?
   Что это за человѣкъ? подумала княжна, уходя послѣ кадриля къ своему стулу. Разочарованный ли это влюбленый, или, просто умный, холодный эгоистъ? что его занимаетъ? о чемъ онъ думаетъ? какъ бы подслушать тайну этой таинственной души.....
   Думы ея прильнули къ черному фраку.
   -- "Надѣюсь, княжна, вы согласитесь танцовать со мной слѣдующій кадриль," сказалъ графъ Звѣздичь, полетѣвшій къ ней въ ту самую минуту, когда она снова хотѣла сѣсть въ уголокъ, между старушками.
   -- "Если вы надѣетесь, то мнѣ нельзя отказать" -- отвѣчала она улыбнувшись.
   -- "Почему нельзя?" спросилъ графъ.
   -- "Потому что слово надѣюсь, на бальномъ языкѣ значитъ тоже, что приказываю вамъ.
   -- "Ха! ха! ха! такъ вы въ четверть часа успѣли уже перенять тонъ разговора умнаго флегматика въ черномъ фракѣ?"
   -- "Кстати: съ кѣмъ я танцовала послѣдній кадриль?"
   -- "Надѣюсь, что вы знаете его хорошо" -- отвѣчалъ графъ съ улыбкой, рѣчи многихъ обратились къ vis-à-vis чернаго фрака. Тамъ стоялъ фракъ коричневый съ дочерью одного первостатейнаго купца. Умная и прекрасная купеческая дочь на балѣ очень тяжелая вещь для дворянокъ Грязеславскихъ. Онѣ скорѣе согласятся не выписывать модной мантиліи, чѣмъ оказать справедливое уваженіе достоинствамъ такой дѣвушки. Уже начали порхать насмѣшки, подъ часъ и остроумныя, а все таки приторныя и досадныя для человѣка съ душой.
   Картинка-кавалеръ подскочилъ къ черному фраку.
   -- "У васъ преинтересное vis-à-vis -- сказалъ онъ довольно громко -- коричневый амуръ и купеческая душенька"
   -- "За то у нихъ есть свой Грязеславскій Богдановичъ" -- спокойно отвѣчалъ черный фракъ. Щеголь сердито взглянулъ, еще сердитѣе шаркнулъ ногой, и резинковымъ мячикомъ отскочилъ къ своей дамѣ.
   -- "Нравится вамъ ѣдкая выходка вашего сосѣда? спросилъ графъ Звѣздичь свою даму.
   -- "Безъ сомнѣнія: на безсмысленныя насмѣшки всегда такъ надо отвѣчать."
   -- О, теперь я вижу, что черный фракъ не даромъ протанцовалъ съ вами кадриль.
   -- "Отчего не хотите вы сказать его имени? спросила княжна, лукаво посмотрѣвъ на своего кавалера.
   -- "Вы его знаете."
   -- "Вотъ мило! стала бы я безпокоить такого скучнаго человѣка, какъ вы."
   -- "Ха! ха! ха! впрочемъ я желалъ бы быть на мѣстѣ этого чернаго фрака." -- "За измѣну и я бы заплатила вамъ измѣной, и не побѣжала бы за вами, еслибъ онъ занялъ здѣсь ваше мѣсто.
   Кадрили и вальсы шли своимъ чередомъ; развеселившіеся танцоры не давали отдыха бѣднымъ музыкантамъ. Княжна танцовала безпрестанно, потому
   -- "То есть, вы приказываете, знать, такъ скажите же"
   -- "Къ чему говорить, если вы лучше меня знаете!"
   -- "Ахъ, Боже мой, какъ вы скучны!" проговорила княжна, засмѣялась и порхнула въ толпу.
   Душа наша все равно, что море, необъятное, глубокое: ни кто не знаетъ того вѣтра, который можетъ взволновать это море. Летитъ грозный ураганъ -- мимо!-- и море души нашей неподвижно; дунетъ роковой зефиръ -- и оно закачается,-- больше, сильнѣе -- содрогается до дна, встаетъ громадными валами и не можетъ устоять противъ легкокрылаго возмутителя.-- Кто бы могъ подумать, что неблестящій, почти незамѣтный черный фракъ, Грязеславецъ, могъ обратить какое нибудь вниманіе блистательной княжны, прожившей девятнадцать лѣтъ въ высокомъ обществѣ столичномъ. А между тѣмъ посмотрите: она слѣдитъ за нимъ глазами, астрономически наблюдаетъ каждое движеніе этой невѣдомой для нея планеты. Много видала она молодыхъ людей, которыхъ бы хотѣлось видать почаще, но еще ни одинъ не производилъ въ душѣ ея такого чуднаго впечатлѣнія, какъ этотъ роковой черный фракъ. Сама не зная почему, она не могла поста-" вить его въ разрядъ людей обыкновеи-і ныхъ, и считала существомъ таинственнымъ, одареннымъ великими талантами, предназначеннымъ къ великимъ подвигамъ. Это ужъ должно быть вражеское навожденіе!.....
   Построился новый кадриль. Княжна подала ручку графу Звѣздичу и, по счастливому стеченію обстоятельствъ, возлѣ нее помѣстился черный фракъ съ одной изъ дочерей хозяина. Прекрасный случай, наблюдать незамѣтно, изрѣдка прислушаться къ разговору. Но ловкій кавалеръ княжны будто проникъ ея тайную думу: подстерегалъ лукавые взоры и сыпалъ тонкіе намеки на счетъ интереснаго сосѣда. Вдругъ вниманіе и что всякой считалъ за счастіе прикоснуться къ ея ручкѣ. Но удивительно: кто бы ни былъ возлѣ нее, какія бы обольстительныя рѣчи ни нашептывалъ -- ей все хотѣлось посмотрѣть: гдѣ и что подѣлываетъ черный фракъ? точно, будто онъ составлялъ ея единственное утѣшеніе: забыто и самолюбіе, и благородная гордость; свѣтская женщина переродилась въ дѣвушку,-- и не удивительно: искусство -- слабѣе природы; наружность молодаго незнакомца имѣла именно ту непостижимую привлекательность, которая очаровываетъ съ перваго взгляда; оригинальное, истинно стоическое поведеніе хоть кому бросится въ глаза. Княжна принадлежала къ числу тѣхъ волшебницъ, которыя во всякомъ мущинѣ видятъ своего покорнаго обожателя -- и вотъ, гордый юноша, не обратилъ на нее никакого вниманія, даже тонко намекнулъ въ своей умной рѣчи, что онъ видалъ на своемъ вѣку* много красавицъ и не вѣритъ ихъ ласкамъ. Это что за человѣкъ? разсмотрѣть его, узнать причину его неприступности, помѣряться съ этимъ могуществомъ души умной и самолюбивой: непремѣнно! сейчасъ!
   Вотъ, онъ холодный, молчаливый наблюдатель, по прежнему стоить среди шумной толпы; его не прельщаютъ живописныя очаровательницы; во взорѣ его нѣтъ ни малѣйшаго желанія быть замѣченнымъ. Чудный человѣкъ! молодъ и цвѣтущъ, а держитъ себя -- точно старикъ.
   Но вотъ онъ будто опомнился и почти съ ловкостью свѣтского юноши подошелъ къ прекрасной Варинькѣ, дочери директора гимназіи. Они еще улыбаются. О, видно разговоръ у нихъ занимательный!.... Княжна порхнула по паркэ, перебросилась словами съ двумя или тремя подругами, съ двумя или тремя любезниками и -- подошла...
   -- "Отчего ты, Варирька, не была вчера въ нашемъ Грязеславскомъ театрѣ?"
   -- "Papa не поѣхалъ, а мнѣ такъ хотѣлось."
   -- "Ты знаешь, вчера играли Горе отъ ума."
   -- "Да, знаю. Впрочемъ я нѣсколько разъ читала эту комедію."
   -- "И она теперь совершенно вышла изъ моды" -- прибавилъ черный фракъ, уступившій княжнѣ свой стулъ возлѣ Вариньки.
   -- "Отчего это? теперь только меньше говорятъ о Грибоѣдовѣ, но его твореніе не потеряло своей цѣны."
   -- "Теперь каждый изъ насъ можетъ сказать такую эпиграмму, какими преисполнена знаменитая комедія; каждый изъ насъ можетъ разыграть роль Чацкаго, если того потребуютъ обстоятельства или какія нибудь выгоды.
   -- "О, не думаю: быть Чацкимъ, надобно имѣть много ума."
   -- И столько же злости. Въ нашъ вѣкъ довольно найдется съ этими обоими качествами.
   -- "Вы слишкомъ милостивы къ нашему вѣку!" промолвила княжна съ улыбкою.
   -- "Я не могу говорить иначе -- отвѣчалъ онъ -- тотъ же самый вѣкъ назвалъ бы меня отсталымъ."
   -- "Право не попинаю, о чемъ вы говорите," простодушно за мѣтила Варинька, глядя на княжну и на молодаго философа въ черномъ фракѣ.
   ,-- "Мы говоримъ о томъ вѣкѣ, который весь сплетенъ изъ непостижимо-кудрявныхъ фразъ и глубокой философіи, о смыслѣ которыхъ никто не заботится" -- сказалъ онъ, съ печальной и вмѣстѣ иронической улыбкой.
   Въ это время открылась мазурка. Два щеголя быстро подбѣжавъ ангажировали и Вариньку и княжну. Черный фракъ отправился за своей дамой.
   Мазурка -- богатѣйшее поприще для ловкаго мущины и прекрасной женщины. Тутъ можно блеснуть, очаровать, высказать задушевную тайну, увѣриться во взаимности. Громко стучатъ сладкозвучные шпоры, весело летаютъ (рѣдко веселые) фраки; нѣжные глаза преслѣдуютъ тѣхъ и другихъ. Обольстительныя рѣчи льются потокомъ и запутавшись въ эфирныхъ нарядахъ, перемѣшавшись съ свѣтлымъ благоухающимъ воздухомъ, образуютъ то, что называется поэзіей бала. Княжна, какъ царица, остановленная усердными искателями ея ласкъ и милостей, точно благосклонная редакція, едва успѣвала придумывать отвѣты самые снисходительные и ничего необѣщающіе; едва урывала нѣсколько свободныхъ мгновеній, взглянуть на него. Гдѣ же она?....
   Одинъ только онъ ни разу не подходилъ къ прекрасной княжнѣ!....
   Онъ танцуетъ въ предпослѣдней парѣ и съ такой дамой, которую въ продолженіе вечера обходили всѣ танцоры. Эта дама очень замѣчательна. Она не красавица, но лице ея умно и выразительно; каштановые локоны, прихотливо изгибаясь, бросаютъ прекрасную тѣнь на блѣдныя щечки, черные глаза горятъ могучимъ огнемъ юга. Онъ и она заняты другъ другомъ; безпрестанно говорятъ, но говорятъ серьозно, почти безъ улыбки. Они холодцы ко всему окружающему, чужды всякой выходки, которыми молодежь старается развеселить и позабавить собесѣдниковъ. Ихъ не выбрали ни въ одной фигурѣ, требующей выбора кавалера или дамы. Да они и не заботятся объ этомъ: имъ даже самимъ напоминаютъ о ихъ собственной очереди дѣлать мазурочный кругъ. Кто эта дама? кто самъ онъ?....
   Но вотъ графъ Звѣздичь взялъ княжну и Вариньку и подвелъ къ черному фраку.
   -- "Чего бы вы хотѣли: счастія или надежды?"
   -- "Я хотѣлъ бы надежды" -- отвѣчалъ "непроницаемый", придавъ на этотъ разъ особенную выразительность своему голосу.
   Княжна Надежда Андреевна Горецкая подала ему свою ручку.
   -- "За чѣмъ вы взяли вмѣсто счастія одну только надежду?" спросила она.
   -- "Это шутка, княжна.... А впрочемъ, что бы вы сами выбрали?"
   -- "О, безъ сомнѣнія счастье: лучше имѣть, чѣмъ только надѣяться."
   -- "Совершенная правда, если выговорите о счастіи мазурочномъ; но въ жизни никто не скажетъ: я счастливъ -- а всякой говоритъ: надѣюсь быть счастливымъ."
   -- "Это отъ того,-- сказала княжна -- что многіе не видятъ своего счастія и не ищутъ его тамъ, гдѣ оно ихъ ждетъ..."
   -- "Что дѣлать? Нельзя же отъ каждаго требовать, чтобъ онъ былъ очарованъ многозначительнымъ взглядомъ и ничего незначащимъ бальнымъ разговоромъ."
   Сухо и вѣжливо поклонясь, онъ отошелъ къ своей дамѣ" Но послѣднія слова пали на сердце княжны: онъ считаетъ меня вѣтреницей; онъ думаетъ, что я не знаю другихъ радостей, кромѣ танцевъ да пустой бальной болтовни.
   "Это предосадно! это обидно!....... И прелестное лице прелестной княжны отуманилось.
   Для существа умнаго и добраго ничего нѣтъ тягостнѣе, какъ встрѣтить другое умное и доброе существо, которое не понимаетъ его, не видитъ его достоинствъ. Милая княжна впервые испытала это чувство и оно показалось ей такимъ ужаснымъ, что она готова была объясниться съ роковымъ чернымъ фракомъ.
   Но кто онъ? какъ его зовутъ? Княжна не знала и боялась спрашивать. Тонкія шутки графа Звѣздича заставили ее отложить свои изысканія до удобнаго времени. Она только спросила мимоходомъ о черноокой дамѣ и ей сказали, также мимоходомъ, что это вдова Ленская.
   Кончилась мазурка, танцоры разбрелись и черный фракъ исчезъ. Его не было въ продолженіе всѣхъ слѣдующихъ танцевъ и даже во время ужина. Стали разъѣзжаться; всѣ простились съ княжной до скораго свиданія -- а его нѣтъ. Онъ пропалъ и пропалъ неузнанный, неразгаданный, какъ пропадаютъ всѣ наши лучшія, обольстительныя мечты.
   Прижавшись въ уголокъ кареты, княжна пристально смотрѣла на звѣздное небо, будто спрашивая, не оно ли присылало одного изъ своихъ прекрасныхъ обитателей. И гдѣ онъ теперь? Близко или далеко отъ той, которая его уважаетъ и которую онъ жестоко обидѣлъ, сравнявъ съ обыкновенными вѣтреницами. Признается ли онъ когда нибудь въ своей ошибкѣ?
   Карета летѣла, и обольстительный призракъ не отставалъ. Украшенный роскошною Мечтою, онъ казался еще прелестнѣе. О, это онъ, это тотъ, кого ждало сердце!..... На бѣду, княжна вѣровала въ идеалы.
   Охъ, ужъ мнѣ эти идеалы! Много сгубили они добрыхъ людей, осмѣяли еще болѣе. Идеалы? идеалы! убирайтесь туда, откуда пришли: что вамъ дѣлать на бѣдной землѣ, которая вотъ ужъ двѣ тысячи лѣтъ опредѣляетъ и не можетъ опредѣлить -- что такое, изящное?.....
   

II.
Сердечныя изысканія.

   Домъ князя Горецкаго первый въ городѣ по богатству и знаменитости хозяина. Князь Андрей Ивановичъ много лѣтъ служилъ съ честью на высокомъ и блестящемъ поприщѣ. Теперь онъ въ отставкѣ, изъ столицы воротился въ свои Грязеславскія помѣстья, и въ мирѣ и тишинѣ встрѣчалъ закатъ жизни. Онъ добръ, ласковъ, привѣтливъ. Къ нему стекается вся знать губернская, всѣ мѣлкіе и крупные чиновники, желающіе увеличить свою важность въ обществѣ. Боже мой, какъ высоко поднимаютъ голову тѣ, которые могутъ сказать:
   "Я былъ у князя."
   Князя считаютъ мужемъ ученымъ и жаркимъ покровителемъ всѣхъ, кто любитъ книги. Да и въ самомъ дѣлѣ, онъ классически образованъ: знаетъ языки древніе, четыре европейскіе, прочиталъ почти половину того, что написано отъ потопа до нашихъ временъ; глубоко изучилъ лучшія сочиненія по части исторіи, философіи и наукъ политическихъ. Многолѣтняя опытность, обширный и до удивленія гибкій умъ, даютъ ему возможность о всякомъ предметѣ говорить дѣльно, краснорѣчиво, увлекательно
   Въ Грязеславлѣ нѣтъ никого, кто бы даже могъ состязаться съ нимъ въ ученыхъ сужденіяхъ.
   А съ какими высокими понятіями о достоинствахъ человѣка этотъ знаменитый князь!....
   Горе тому, кто въ присутствіи его осмѣлится сказать, что образованіе безъ богатства и чиновности не даетъ права требовать всеобщаго уваженія. Князь часто повторяетъ, что для человѣка съ великимъ талантомъ, съ великимъ умомъ, онъ готовъ отдать полжизни и все свое богатство, лишь бы только сдѣлать его полезнымъ отечеству.
   Князь лишился своей обожаемой супруги лѣтъ пять тому назадъ. У него одна только дочь прекрасная, блестящая княжна Надежда Андреевна. Онъ все для нее дѣлаетъ, и она любитъ и почитаетъ его болѣе всѣхъ на свѣтѣ. Онъ не оставилъ бы столицы, но княжна сказала, что уже довольно насмотрѣлась шумнаго и блестящаго общества, что ей хочется пожить въ тихомъ и мирномъ кружку, и заботиться только о спокойствіи папеньки.
   Сладко текли юные дни прекрасной дѣвушки, не было недостатка ни въ занятіяхъ, ни въ удовольствіяхъ, а кипучая мечта украсила будущность очаровательными цвѣтами. Княжна -- большая мечтательница. Потеря нѣжной матери рано пріучила ее къ печальной задумчивости, а задумчивость изглаживала впечатлѣнія предметовъ суетно-раззолоченнаго міра, и пособляла душѣ созидать внутри себя новый міръ, хоть чисто фантастическій, но тѣмъ болѣе прекрасный и заманчивый. Княжна радовалась своему богатству, своему громкому титулу, ни радовалась только потому, что они обѣщали ей возможность осуществить то, что рисовалось въ ея воображеніи. Это женщина-поэтъ, одна изъ тѣхъ немногихъ, которыя очаровываютъ идеалистовъ и ставятъ въ тупикъ многоученыхъ философовъ, взвѣшивающихъ чувства на вѣсахъ холоднаго разсудка.
   Домашнимъ другомъ и всегдашней собесѣдницей княжны была Авдотья Николаевна, почтенная старушка, почти безъ всякаго образованія, но съ яснымъ умомъ и съ добрымъ сердцемъ. Молодая мечтательница питала къ ней полное уваженіе И столько довѣренности, что вѣрно многіе съ любопытствомъ выслушали бы ихъ разговоры. Я перескажу одинъ изъ нихъ, происходившій на другой день послѣ того бала, о которомъ уже знаютъ мои читатели. Княжна спросила:
   -- "Не знаете ли, Авдотья Николаевна, кто эта дама брюнетка въ тиковомъ платьѣ -- танцовала мазурку въ предпослѣдней парѣ?"
   -- "О, это вдова Ленская -- дальняя родственница Анны Семеновны."
   -- "Она очень интересна, Авдотья Николаевна,-- не правда ли? Только ея кавалеръ былъ какой то молодой человѣкъ слишкомъ серьезный."
   -- "Это, говорятъ, учитель здѣшней гимназіи."
   -- "Учитель?... кто жъ онъ такой?..."
   -- "Ча.... Чадинъ, кажется. Анна Семеновна говоритъ,-- очень умный и хорошій человѣкъ, только большой чудакъ."
   -- "Чудакъ, чѣмъ-же?"
   -- "Никуда почти не выѣзжаетъ, сидитъ дома за книгами, занимается, пишетъ и никому не показываетъ своихъ сочиненій; вообще живетъ человѣкомъ совершенно таинственнымъ и загадочнымъ."
   -- "Вѣрно не здѣшній?"
   -- "Да. Говорятъ, онъ сынъ богатаго и знатнаго отца, который передъ смертью совершенно упалъ и разорился."
   Княжна задумалась.
   Учитель Чадинъ!-- жестокое разочарованіе для блестящей княжны!-- скажутъ многіе и ошибутся. Еще повторю: княжна -- мечтательница, идеалистка. Въ первую минуту роковой встрѣчи съ занимательнымъ незнакомцемъ, она почувствовала къ нему неизъяснимое влеченіе; его образъ запалъ въ свѣтлую душу, краснорѣчиво проговорилъ юному сердцу. Теперь, "когда она узнала, что онъ принадлежитъ къ числу людей рѣдкихъ по своему характеру и положенію въ свѣтѣ, что несчастія родителей лишили его возможности стать на почетномъ поприщѣ,-- о, можно ли теперь забыть его только за то, что онъ не больше, какъ учитель?... Это значило бы подчинитъ чувство пустому расчету, промѣнять истинное счастіе сердца на суетное тщеславіе. Души возвышенныя никогда такъ не дѣлаютъ!..... И княжна Горецкая задумала крѣпкую думу объ учителѣ Чадинѣ.
   Въ началѣ одного изъ ноябрскихъ вечеровъ, князь сказалъ своей дочери:
   -- "Не хочешь-ли, Наденька, ѣхать со мной къ Ивану Петровичу -- тамъ будетъ литтературная бесѣда и ты услышишь много хорошихъ сочиненія?"
   -- "Съ удовольствіемъ, папенька." Они поѣхали.
   Иваномъ Петровичемъ назывался директоръ Грязеславской гимназіи -- человѣкъ очень добрый, очень неглупый, но невыразившій своего существованія ни чѣмъ особеннымъ, кромѣ учрежденія литтературныхъ бесѣдъ и подписыванія годовыхъ отчетовъ о своемъ управленіи. Въ назначенный день собирались охотники до своякъ и чужихъ сочиненій; читали и не слушали; хвалили съ плеча и дѣлали скромныя замѣчанія. Мало было пользы, за то много занятій.
   Въ Грязеславлѣ, какъ и вездѣ, есть и дѣльные люди, а дѣльные люди всегда страстны до занятій.
   Пріѣздъ князя развелъ волненіе въ провинціальныхъ литтераторахъ; каждый изъ нихъ порадовался случаю отличиться въ глазахъ многоученаго и знаменитаго вельможи. Княжна вошла въ гостиную, гдѣ сидѣло нѣсколько дамъ и дѣвицъ, имѣющихъ притязаніе на любовь къ изящному. Опять черноокая Ленская и возлѣ нее опять ом.. Вѣрно они большіе друзья!.. Первый разъ въ жизни княжна разсѣянно отвѣчала на вопросы: въ головѣ ея строились планы познакомиться съ ней и съ нимъ, узнать ихъ покороче, а главное, развѣдать ихъ взаимныя отношенія.
   Но вскорѣ нашествіе Семена Николаевича Верхолетова обратило вниманіе всѣхъ, бывшихъ въ гостиной. Вы знаете Семена Николаевича?-- Нѣтъ человѣка, съ которымъ бы онъ не былъ знакомъ; на каждомъ вечерѣ, обѣдѣ, онъ непремѣнно съ вами. Если вы давали балъ, такъ ужъ вѣрно Семенъ Николаевичъ былъ распорядителемъ танцевъ; если у насъ не доставало танцующихъ кавалеровъ, такъ ужъ вѣрно просили его пригласить охотниковъ. Если вамъ бывало скучно, такъ безъсомнѣнія заставляли его разсказывать о новѣйшихъ городскихъ произшествіяхъ, которыя онъ драпировалъ примѣсью изношенныхъ остротъ. Онъ вездѣ необходимъ и между тѣмъ Нигдѣ, не бываетъ постояннымъ гостемъ. Въ Германіи былъ старикъ вездѣ и нигдѣ, въ Грязеславлѣ Верхолетовъ нигдѣ и вездѣ. Вы захотѣли, напримѣръ, отыскать его по горячимъ слѣдамъ, пожалуй объѣзжайте цѣлый Грязеславль и нигдѣ его не найдете; а стоитъ только въ одномъ домѣ остаться хоть на часокъ времени -- бьюсь объ закладъ, Верхолетовъ какъ снѣгъ на голову.
   -- "Представьте -- заговорилъ онъ во всеуслышаніе, обращаясь къ хозяйкѣ -- сегодня я ходилъ пѣшкомъ и два раза упалъ, да какъ еще упалъ: искры посыпались изъ глазъ"
   -- "Ха! ха! ха! А видѣли вы сегодня Марью Степановну?"
   -- "Видѣлъ. Она въ горахъ: лошади взбѣсились и изломали возокъ."
   -- "Ахъ Боже мой, однако никого не ушибли?"
   -- "Нѣтъ; сбили только шляпу съ частнаго пристава, который ѣхалъ къ полицеймейстеру поздравить его съ днемъ ангела."
   -- "Ха! ха! ха! А развѣ сегодня полицемейстеръ имянинникъ?"
   -- "Какъ же, у него балъ, и я надѣюсь еще поспѣть туда къ мазуркѣ."
   -- "Поѣзжайте, веселитесь покуда молоды"
   -- "Ну признаюсь, если тамъ такое же будетъ веселье, какъ вчера на вечерѣ у Бережина, такъ слуга покорный!.... Представьте: у Бережина былъ такой холодъ, что у гарнизонныхъ офицеровъ, которыхъ тамъ собрался цѣлый взводъ, немножко заиндевѣли усы."
   -- "Ха! ха! ха! не можетъ быть!"
   -- "Спросите у Алексѣя Петровича: онъ тамъ былъ."
   Верхолетовъ указалъ на Чадина, который, разговаривая съ Ленской, вовсе не замѣчалъ что вокругъ него дѣлается.
   -- "Правда ли, Алексѣй Петровичъ, что вчера на балѣ, у гарнизонныхъ офицеровъ заиндевѣли усы?"
   -- "Правда, если это говорится только-для шутки."
   -- "Алексѣй Петровичъ не любитъ шутокъ -- сказалъ Верхолетовъ -- онъ патентованная угрюмость."
   -- "Не обращайте же ко мнѣ своего веселаго остроумія -- возразилъ Чадинъ -- а то, боюсь, и оно пожалуй заиндевѣетъ."
   -- "О, не безпокоитесь: ваша угрюмость не прилипчива. Вы самый безопасный флегматикъ."
   -- "Такъ о чемъ же вы хлопочете, почтеннѣйшій Семенъ Николаевичъ?"
   -- "Я хлопочу, батюшка, о томъ, чтобъ сдѣлать изъ васъ человѣка похожаго, на человѣка, чтобъ вы перестали пугать насъ задумчиво-грустно-ужаснымъ хладнокровіемъ."
   -- "Для этого достаточно вашего присутствія и бесѣды: хоть кто,-- такъ улыбнется," сказалъ Чадинъ съ улыбкою.
   Всѣ тоже улыбнулись. Верхолетовъ три раза повернулся на одной ногѣ, придумывая отвѣть; ничего не выдумалъ и черезъ полминуты исчезъ, какъ метеоръ.
   Между тѣмъ приблизился часъ литературнаго засѣданія. Въ залѣ образовался полукругъ около дивана, на которомъ назначена была ораторская кафедра. Послѣ нѣсколькихъ отговорокъ,.на этой кафедрѣ явился математикъ съ сухою диссертаціею о физическихъ свойствахъ лупы. Всѣ показали видъ готовности слушать со вниманіемъ, но не всѣ исполнили обѣщаніе. Послѣ десяти минутъ, въ залѣ не осталось почти ни одной женщины. Грустный фактъ для математиковъ, если только они предпочитаютъ красавицъ своимъ краснымъ формуламъ! Княжна и Варенька ушли въ дальнюю комнату и завели разговоръ о такихъ вещахъ, которыя не имѣли никакого отношенія къ физическимъ свойствамъ луны.
   -- "Скажи пожалуйста -- спросила княжна -- Ленская родственница этому молодому человѣку, съ которымъ безпрестанно говоритъ?"
   -- "О нѣтъ; они только знакомы. Это учитель Чадинъ"
   -- "Такъ видно они большіе друзья?"
   -- "Не думаю: Чадинъ такъ скрытенъ, такъ недовѣрчивъ, что съ нимъ трудно подружиться."
   -- "Почему ты это знаешь?"
   "Онъ часто у насъ бываетъ и знакомъ съ нами коротко."
   -- "А-га, такъ вѣрно онъ подвергался испытанію и съ твоей стороны?"
   -- "Не много, ma chère, не много.... такой неприступный..... онъ не понимаетъ меня!....
   Варенька произнесла эти слова почти шопотомъ.
   -- "Терпѣніе, моя милая,-- сказала княжна -- терпѣніе! Терпѣніемъ можно побѣдить всякаго."
   -- "Только не его, ma chère. Я дѣлала все: онъ ничего не видитъ или не хочетъ видѣть."
   -- "Можетъ быть онъ уже занятъ кѣмъ нибудь."
   -- "Не думаю: въ прошедшій вторникъ, когда онъ дочиталъ намъ Вертера, сказалъ: еслибъ я былъ влюбленъ, непремѣнно бы купилъ эту книгу."
   -- "И ты думаешь, что эти слова не была простая шутка?" замѣтила княжна.
   -- "Нѣтъ, не шутка; я это знаю."
   Княжна еще не успѣла сообразить всей важности своего неожиданнаго открытія, какъ громкій говоръ въ залѣ привлекъ ея вниманіе. Обѣ дѣвушки вышли къ литтературнымъ собесѣдникамъ и увидѣли, что сухой математикъ кончилъ свою сухую диссертацію.
   -- "Теперь ваша очередь, Алексѣй Петровичъ,-- сказалъ хозяинъ, обращаясь къ Чадину -- вы вѣрно не откажете намъ прочитать свое путешествіе въ Крымъ.....Рекомендую вамъ, господа, Алексѣя Петровича: это нашъ новый и прекрасный сотрудникъ -- но онъ до сихъ поръ скрывалъ свой талантъ."
   Чадинъ занялъ ораторское мѣсто, разкрылъ свои мѣлкоисписанные листочки и началъ читать голосомъ сильнымъ, твердымъ, исполненнымъ чувства. Прежняя угрюмость и холодность исчезли; лице его просіяло и краскою и жизнію. Онъ переродился.
   Разсказъ былъ простъ, но увлекателенъ; описаніе красотъ и богатствъ южной природы, дышало высокою поэзіей. Слушатели недальніе въ книжномъ искуствѣ могли понимать и восхищаться, слушатели образованные дивились глубинѣ мыслей и оригинальному образу выраженія. Сверкали ѣдкія эпиграммы на человѣка и его жизнь, но и были мѣста, исполненныя нѣжнаго, святаго чувства. Особенно заняло почти всѣхъ описаніе ночи, проведенной на берегу моря. Увлекательная поэзія, хотя невѣдомая грусть и одѣла ее въ трауръ!... Да, по всему видно -- это мечтатель пламенный, добрый, но грустный мечтатель..... О чемъ же грустить онъ?....
   Княжна слушала со вниманіемъ женщины, желающей разгадать тайну; ей хотѣлось разгадать душу краснорѣчиваго поэта, его образъ мыслей, исторію его жизни. Но онъ будто съ умысломъ уклоняется отъ всякаго намека о своемъ собственномъ положеніи.-- Только въ двухъ мѣстахъ упомянулъ о женщинахъ, да и то, въ одномъ назвалъ ихъ "существами прекрасными и слабыми," а въ другомъ сказалъ, что "онѣ губятъ мущинъ, увлекая ихъ въ поприще мишурной поэзіи, ребяческаго ума, минутнаго счастія." -- Ахъ какъ досадно: онъ не знаетъ женщинъ!.. Или можетъ быть судьба сводила его съ такими, которыя были его недостойны. У него прекрасное, предоброе сердце, но онъ не понимаетъ женщинъ!....
   Чадинъ кончилъ. Громкій ропотъ одобренія пробѣжалъ по залу.
   -- "Помилуйте, Иванъ Петровичъ, не грѣхъ ли вамъ,-- заговорилъ князь Горецкій, обратясь къ хозяину -- отчего вы до сихъ поръ не познакомили меня съ Г. Чадинымъ? Это такой молодой человѣкъ, какихъ немного въ цѣлой Россіи."
   Иванъ Петровичъ представилъ юнаго автора.
   -- "Будьте со мной знакомы -- сказалъ князь, взявъ руку Чадина -- я люблю и уважаю всякій талантъ, но такой необыкновенный, какъ вашъ, заставляетъ меня еще болѣе искать вашего расположенія. Полюбите меня."
   Примѣтно было, что Чадинъ изумился; онъ едва нашелъ нѣсколько словъ къ отвѣту.
   -- "Я давно ужъ -- снова заговорилъ князь -- наслышался объ васъ много хорошаго, но сегодняшній вечеръ показалъ, что вы еще не вполнѣ оцѣнены."
   -- "То есть я оцѣненъ слишкомъ высоко -- отвѣчалъ Чадинъ -- и потому теперь же прошу ваше сіятельство, сохранить ваше расположеніе и въ то время, когда найдете во мнѣ всѣ недостатки, какимъ подвержены обыкновенные люди."
   -- "Скажите лучше, которымъ не подвержены обыкновенные люди.... Пожалуйте завтра ко мнѣ обѣдать. Я перескажу вамъ ваши недостатки, и вы сами увидите, что они ни чуть не похожи на обыкновенные."
   Князь снова пожалъ руку молодаго человѣка и оборотился къ другимъ собесѣдникамъ, которые съ почтительнымъ вниманіемъ слушали этотъ разговоръ. Чадинъ задумчиво простоялъ нѣсколько минутъ, какъ оглушенный внезапными ласками вельможи. Но вскорѣ его окружила цѣлая толпа друзей и пріятелей съ хвалебными возгласами; будто прежде они вовсе не имѣли случая замѣтить его талантъ.
   -- "Князь приглашалъ васъ обѣдать?" спросилъ товарищъ по службѣ, не умѣвъ даже скрыть завистливой улыбки.
   -- "Приглашалъ," -- сухо отвѣтилъ Чадинъ и отвернулся. Бесѣда литтературная превратилась въ разглагольственную. Разсыпавшись по комнатамъ* гости пустились въ важныя сужденія о пустыхъ вещахъ. Каждый сѣлъ на своего коника и поѣхалъ въ свою сторону, не заботясь о товарищахъ.
   Варенька играла на фортепьяно; княжна стояла возлѣ ея стула. Чадинъ подошелъ къ нимъ.
   -- "Ваша музыка -- сказалъ онъ виртуозкѣ -- невольно располагаетъ къ самымъ отраднымъ мечтамъ."
   -- "Въ самомъ дѣлъ?"
   Варенька продолжала играть.
   -- "А что располагаетъ васъ къ мечтамъ грустнымъ?" -- спросила княжна. -- "Онѣ приходятъ сами, безъ всякаго расположенія" -- отвѣчалъ онъ.
   -- "Странно. Я до сихъ поръ не слыхала, будто можно грустить безъ причины."
   -- "Грустныя мечты и настоящая грусть -- двѣ вещи совершенно различныя. Грустить нельзя безъ причины, но грустно мечтать можно всякой разъ когда нечего дѣлать."
   -- "Стало быть грустныя мечты -- замѣтила княжна -- во время вашего путешествія въ Крымъ, надобно объяснять только тѣмъ, что у васъ не было другаго занятія?"
   -- "О, безъ сомнѣнія" -- отвѣчалъ онъ равнодушно.
   -- "Ваше сочиненіе прекрасно" -- сказала Варенька, кончивъ въ это время свою игру.
   -- "Однако ни какъ не лучше -- сказалъ онъ -- тѣхъ варіацій, которыя вы играли для меня, помните? въ прошедшій вторникъ."
   -- "Какія это? я право забыла." Сдѣлавъ нѣсколько аккордовъ.
   -- "Эти?"
   -- "Нѣтъ. Но впрочемъ все равно, сыграйте хоть эти; я не имѣю никакого права требовать, чтобъ вы помнили тѣ піэсы, которыя мнѣ нравятся."
   -- "Ахъ я вспомнила."
   -- "У васъ такой прекрасный вкусъ -- сказала княжна; право, немного надобно памяти, чтобъ не забыть вашихъ любимыхъ піэсъ."
   -- "Покорно благодарю. Но ваши слова не оправдываются опытомъ."
   Долгое молчаніе Чадинъ задумался прислушиваясь къ гармоническимъ звукамъ.
   Варенька кончила игру и обернувшись къ нему, опустила глаза и сложила ручки, будто собираясь выслушать хвалебное слово своимъ прелестямъ.
   -- "Не знаю, чѣмъ отблагодарить за великодушное исполненіе моей прозьбы" -- сказалъ онъ.
   -- "Ни чѣмъ: исполнить вашу прозьбу мнѣ ничего не стоило."
   -- "Но вы кажется очень устали."
   -- "Ни сколько."
   -- "Все таки я не стану болѣе васъ безпокоить."
   -- "Почему?"
   -- "Боюсь надоѣсть."
   -- "Вы опять захандрили" -- вполголоса сказала Варенька, стараясь нѣжно улыбнуться.
   -- "Можетъ быть. но какъ бы вы хотѣли видѣть меня: хандрящимъ или беззаботно веселымъ?"
   -- "Мнѣ все равно."
   -- "О, если такъ, то я хандрю, горько хандрю."
   Онъ отошелъ въ другой конецъ комнаты и, садясь возлѣ Ленской, заговорилъ что-то съ иронической улыбкой. Можно было подумать, что онъ пересказываетъ послѣднія слова Вареньки.
   -- "Ты его обидѣла, моя милая:" сказала княжна своей подругѣ.
   -- "Да чѣмъ же, ma chère. Право я не понимаю, чего хочетъ отъ меня этотъ человѣкъ. Неужели онъ не видитъ моей привязанности?...."
   Черезъ полчаса начали гости разъѣзжаться; уѣхалъ и онъ.
   Воротясь домой, княжна долго размышляла о всѣхъ подробностяхъ того вечера. Поведеніе Вареньки ей казалось страннымъ -- говоритъ люблю, а между тѣмъ ни капли привязанности ни во взорѣ, ни въ словахъ, ни въ поступкахъ... Можно ли такимъ образомъ любить?... Княжна не звала устройства Грязеславскихъ сердецъ.
   Но Ленская.... о, Ленская играетъ не маловажную роль въ его жизни!'.... Это видно по всему, и одна только бѣдная Варинька не видитъ...
   Нѣтъ, Варинька ничего не выиграетъ своими вздохами, а Ленская понимаетъ тайну его души..... Ленская его другъ, если не болѣе...
   Княжна радостно улыбнулась, вспомнивъ, что Чадинъ завтра будетъ у нихъ обѣдать и вѣроятно познакомится съ ней.... Посмотримъ, посмотримъ, что это за человѣкъ?....
   Прошла ночь, прошло утро, насталъ желанный часъ. "Пріѣхалъ Чадинъ" -- князю доложили.
   -- "Просить сюда" -- отвѣчалъ онъ, растворивъ двери своего кабинета.
   Чадилъ вошелъ.
   -- "А, здравствуйте, здравствуйте, Алексѣй Петровичъ. Благодарю, что не забыли моего приглашенія. Это льститъ надеждой, что я буду имѣть удовольствіе познакомить л съ вами покороче."
   Въ короткихъ, но сильныхъ словахъ поблагодарилъ Чадинъ за такія ласковыя рѣчи; на лицѣ его. было написано глубокое уваженіе къ хозяину.
   -- "Въ сторону всѣ пустыя, приличія -- продолжалъ князь -- я не изъ тѣхъ, которые мѣряютъ достоинства людей титулами и богатствомъ; вы равны со мной, какъ человѣкъ образованный и еще выше меня, какъ владѣтель блестящаго таланта."
   Завязался разговоръ, самый живой и занимательный. Князь изумлялъ обширностію, разнообразіемъ и глубиной своихъ свѣденій, Чадинъ умными и всегда оригинальными замѣчаніями. Старикъ все зналъ, молодой человѣкъ до всего могъ дойти своимъ рѣдкимъ умомъ. Трудно было рѣшить, чему радоваться: блестящему ли таланту Чадина, или тому, что этотъ талантъ нашелъ такого сильнаго и добраго покровителя, который готовъ составить его счастіе?... Разговоръ прервался только докладомъ объ обѣдѣ. Къ столу явилась княжна, одѣтая безъ причудъ, но и не просто. Въ это утро она лишнихъ три раза взглянула въ зеркало, когда одѣвалась. Надо думать, ей непремѣнно захотѣлось вскружить талантливую голову прекраснаго гостя. И въг самой вещи, она такъ была прекрасна, что Чадинъ при всемъ своемъ стоическомъ хладнокровіи, смотрѣлъ на нее болѣе, чѣмъ на другихъ, говорилъ съ выраженіемъ глубокой покорности.
   Послѣ обѣда всѣ собрались въ одной изъ гостиныхъ и съ часъ времени продолжалась не шумная, но пріятная бесѣда. Приходъ новыхъ лицъ разстроилъ ее: князь занялся разговоромъ съ двумя ревнителями желѣзныхъ дорогъ. Княжна порхнула въ залу и вскорѣ послышались звуки тѣхъ самыхъ варіацій, которыя вчера съ, трудомъ вспомнила Варенька. Чадинъ не могъ остаться равнодушнымъ и вышелъ на такой обольстительный призывъ:
   -- "Я вспомнила, что вамъ нравятся эти варіаціи" -- сказала она, кончивъ игру.
   -- "Покорно благодарю. Какую обширную память надо имѣть вамъ, чтобъ помнить любимыя піэсы каждаго изъ своихъ знакомыхъ."
   -- "О, нѣтъ: хорошихъ піэсъ немного, а кто любитъ дурныя, объ томъ не грѣшно и забыть."
   -- "Но вѣдь очень трудно отличить хорошія піэсы отъ посредственныхъ,
   -- "Для этого у меня есть превосходное правило: хорошая піэса та, которая самой мнѣ нравится."
   -- "Въ самомъ дѣлѣ это прекрасно -- сказалъ Чадинъ -- вы начинаете играть будто въ угожденіе другому, и между тѣмъ единственно для своего собственнаго удовольствія."
   -- "О, какъ вы строги. Неужели думаете, что я до такой степени самолюбива?"
   -- "Это не самолюбіе, а искусство угождать всѣмъ, не забывая и себя."
   -- "Вы влад вете этимъ искусствомъ?" спросила она, какъ будто разсѣянно.
   -- "Нѣтъ: Я умѣю только разсуждать объ искусствахъ, а не владѣть ими."
   --"Боже мой, какая скромность!"
   Нѣсколько минутъ длилось молчаніе.
   -- "Вы знакомы съ Ленской?" живо спросила княжна.!
   -- "Знакомь."!
   -- "Прекрасная дама, хоть я и не имѣю удовольствія знать ее коротко."
   -- "Да, она изъ числа тѣхъ женщинъ, которыя невольно заставляютъ любить землю и вѣрить въ поэзію сердца.
   Это сказано было по видимому отъ души, хотя безъ всякаго измѣненія въ голосѣ и взорѣ.
   Чадинъ оставался до поздняго, вечера и оставался будто нарочно, чтобъ похвастать устойчивостью противъ всѣхъ очарованій могущественной очаровательницы. Княжна нѣсколько разъ за: водилась нимъ такіе разговоры, которые могли бы привести къ любопытнымъ результатамъ; все напрасно: онъ былъ неумолимо хладнокровенъ.... Досадный человѣкъ! зачѣмъ такая недовѣрчивость къ той, которая еще никого не обманывала притворнымъ вниманіемъ?....
   Когда онъ сидѣлъ уединенно, перелистывая новую книгу, какого-то прославленнаго автора юности, княжна мимоходомъ сказала:
   -- "Вчера въ литтературной бесѣдѣ, я бы желала быть на вашемъ мѣстѣ."
   -- "Оно было такъ завидно?" спросилъ онъ.
   -- "А вы этого не чувствовали?" спросила она.
   -- "Нѣтъ."
   -- "Странно... я думала, что вы замѣтили восторгъ на лицахъ всѣхъ вашихъ слушателей."
   -- "Кажется, это не былъ восторгъ: а просто, общая ласковая улыбка, которою хотѣли ободрить меня, какъ новичка"
   -- "Объясняйте, какъ вамъ угодно, но я все таки хотѣла бы быть на вашемъ мѣстѣ."
   -- "Если вы говорите это отъ души, то я удивляюсь; а если для того только, чтобъ потѣшить мое самолюбіе, то я благодарю васъ и въ замѣнъ скажу откровенно, что я не самолюбивъ"
   Княжна улыбнулась, но въ ея улыбкѣ мелькнуло что-то горькое. А онъ снова опустилъ глаза на книгу.
   

III.
Мечтательницы.

   Время текло, да текло; прошелъ и ноябрь. Воцарившаяся зима застала въ Грязеславлѣ много любопытныхъ вещей.
   Княжна Горсцкая по прежнему украшала и радовала каждый балъ, каждое породное и непородное собраніе индивидуевъ; по вглядѣвшись въ ея поступки, нельзя было не замѣтить, что она чѣмъ-то. занята, чего-то ищетъ, о чемъ-то заботится. Счастливецъ Чадинъ западъ въ ея свѣтлую душу!.... Что же такое этотъ Чадинъ? какъ объяснить его поведеніе странное и таинственное?.... Иные называютъ его добрякомъ, другіе злымъ насмѣшникомъ, эгоистомъ, нелюдимомъ. Всѣ хвалятъ его умъ, блестящій талантъ, но у него нѣтъ друзей. Онъ принятъ въ лучшихъ домахъ, но нигдѣ не бываетъ частымъ гостемъ; нигдѣ не ласкаютъ его, какъ роднаго. Прекрасный собою, цвѣтущій лѣтами -- въ обществѣ женщинъ онъ угрюмъ и сухъ; ни какое вниманіе не можетъ поколебать его непоколебимаго хладнокровія. Главное, ни чѣмъ нельзя заставить его говорить о самомъ себѣ, высказать хоть каплю своихъ завѣтныхъ мечтаній, хоть страничку изъ исторіи прошедшихъ лѣтъ, прошедшихъ впечатлѣній. Словно ужъ онъ прожилъ душею ту юность, которая горитъ еще на лицѣ и въ глазахъ.
   Онъ не рѣдко посѣщаетъ домъ Горецкихъ, по цѣлые вечера просиживаетъ въ кабинетѣ князя и почти Никогда не является въ гостиной? Князь называетъ его геніемъ и говоритъ, что этотъ человѣкъ скоро составитъ славу отечества, надѣлаетъ тьму открытій: но князь, какъ и другіе, изъ всей исторіи жизни своего юнаго любимца знаетъ только то, что онъ сынъ богауагр и знаменитаго отца, не получившій въ наслѣдство ничего кромѣ таланта, да фамиліи Чадинъ.
   Княжна не разъ прислушивалась къ кабинетнымъ разговорамъ, иногда длиннымъ, иногда очень длиннымъ, очень пламеннымъ; но тутъ безпрестанно вертѣлась одна только наука, да истина, истина, до безконечности истина... Досадная истина! за чѣмъ ты завладѣла такимъ прекраснымъ человѣкомъ?.... Но можетъ быть истина да наука и составляютъ единственную цѣль, для которой онъ живетъ?.... Всѣ называютъ его превосходнымъ учителемъ, настоящимъ отцемъ въ образованіи малютокъ -- развѣ это не можетъ занять всей души, хотя и юной?....
   Одна нѣжная мать, разсказывая княжнѣ о своемъ Сережѣ, ученикѣ гимназіи, безпрестанно повторяла, что въ хорошихъ успѣхахъ и добрыхъ качествахъ своего сына всѣхъ болѣе обязана Алексѣю Петровичу Чадину. А въ заключеніе со слезами прибавила, что каждый день молится о счастіи молодаго наставника. Княжна сама чуть не заплакала, выслушавъ этотъ разсказъ.
   Да и вообще всѣ матери, всѣ отцы слѣдятъ за нимъ всегда и вездѣ ласковымъ и доброжелательнымъ взоромъ. Отчего жъ онъ такъ угрюмъ въ обществѣ, если чувствуетъ, что ему смѣло можно смотрѣть въ глаза каждаго, если знаетъ, что вокругъ него много людей, обязанныхъ ему вполнѣ?....
   Можетъ быть онъ жалѣетъ богатства, утраченнаго отцемъ, думаетъ о степени, которой могъ бы достичь въ обществѣ при благопріятныхъ обстоятельствахъ?.. Нѣтъ, нѣтъ. Онъ холоденъ ко всѣмъ знаменитостямъ, основаннымъ на пергаментѣ, ко всѣмъ удовольствіямъ, покупаемымъ на деньги.....
   Не влюбленъ ли онъ, не утратилъ ли счастія своего сердца?.... должно быть такъ! но въ кого? Никто не знаетъ, что съ нимъ было прежде, о чѣмъ онъ мечтаетъ теперь..... Объ этомъ могла бы узнать женщина, заслужившая его довѣренность, но онъ не сближается съ женщинами, потому что, кажется, не уважаетъ ихъ.....
   Варенька имѣла случаи и много средствъ познакомиться съ нимъ покороче, но у ней недоставало искусства и твердости. Теперь она забыла объ немъ, мимоходомъ занялась проѣзжимъ гусаромъ. Варенька принадлежитъ къ числу тѣхъ легкихъ существъ, которыя могутъ быть счастливы и ленточкой и горшкомъ резеды.
   Остается одна только Ленская.... Да, между ними дружба, но отчего онъ не посѣщаетъ ее чаще другихъ?.... Отчего онъ не ѣдетъ туда, гдѣ бываетъ она? Они встрѣчаются только случайно и не видятся иногда по цѣлымъ недѣлямъ.
   Вотъ ужъ прошло болѣе мѣсяца, какъ княжна познакомилась съ Ленской, видается съ ней очень часто, говорить очень много -- но все еще не узналъ о томъ, что всего интереснѣе: Ленская радушно высказываетъ свою мечтательность, свои радости и печали, но ни слова объ немъ: будто онъ и не существуетъ для нее. Что жъ это значитъ?.... Въ самомъ ли дѣлѣ онъ для нее ничто, или это составляетъ ее завѣтную, глубокую, могильную тайну?....
   Только однажды, да и то невзначай она упомянула, что долго спорила съ Чадинымъ о невозможности эгоиста сдѣлаться страстнымъ любовникомъ".
   -- "Кажется самъ Чадинъ большой эгоистъ" -- замѣтила на это княжна.
   -- "Да, большой, и вмѣстѣ большой мечтатель; въ немъ борются двѣ противоположныя стихіи."
   Сказавъ это, Ленская снова обратила разговоръ въ сторону менѣе любопытную.
   Душа мечтательная съ каждымъ днемъ разгоралась сильнѣе; таинственный идеалъ становился прекраснѣе. Княжна безпрестанно думала о Чадинѣ; вездѣ видѣлся онъ, холодный, равнодушный, съ глубокою думою на челѣ, съ краснорѣчивымъ взоромъ. Припомнивъ всѣ разсказы, сообразивъ свои собственныя наблюденія, она создала въ душѣ своей чудный призракъ, въ которомъ ярко сіяли всѣ обольстительныя достоинства, будто бы умышленно скрываемыя вещественнымъ Чадинымъ, какъ роскошны, какъ утѣшительны были мечты ея въ минуты уединенія!....
   Не разъ чудный призракъ являлся во снѣ и являлся, какъ нарочно, ласковымъ, добрымъ, внимательнымъ, разсказывалъ трогательную исторію своей жизни, увѣрялъ въ вѣчной дружбѣ ту, которая умѣла отличить его отъ людей обыкновенныхъ: а когда ей случалось встрѣчаться съ нимъ на яву, она смотрѣла на него долго и пристально, какъ бы желая разбудить невнимательную душу магнетическимъ взоромъ. И въ такія минуты онъ въ самомъ дѣлѣ становился ласковѣе, говорилъ, что ему пріятно быть въ ея бесѣдѣ, слушаться прекрасную музыку.
   Не знаю, долго ли протянулся бы этотъ безконечный духовный романъ, если бъ одно произшествіе не дало ему рѣшительнаго оборота.
   Ленская неожиданно объявила, что уѣзжаетъ изъ Грязеславля навсегда и вскорѣ заѣхала къ княжнѣ побесѣдовать послѣдній разъ передъ разлукой, можетъ быть, вѣчной. Княжна была совершенно одна и потому разговоръ двухъ мечтательницъ принялъ самый любопытный видъ по взаимной откровенности. Никогда еще не чувствовали онѣ, что были такъ близки по образу мыслей и такъ понятны другъ для друга въ любимымъ мечтахъ.
   Время летѣло незамѣтно. Пробило одиннадцать. Зимняя ночь имѣетъ свои очарованія, свою поэзію, растопляющую сердца; есть и въ ней минуты, въ которыя душа, опутанная фантазіями, смѣло высказывается на первый любопытный вопросъ.
   Ленская подошла къ окну и смотрѣ да на звѣздное небо.
   -- "Кого вы тамъ ищете?" спросила княжна.
   -- "Звѣзды счастія" -- отвѣчала вдова мечтательница.
   -- "Она взойдетъ для васъ на московскомъ небѣ, подъ которымъ вы скоро будете" -- сказала княжна.
   -- "О, нѣтъ, нѣтъ: она останется здѣсь, потому что судьба приковала ею къ Грязеславскому небу."
   -- "Вы влюблены?" вполголоса спросила княжна.
   -- "Ни въ кого, кромѣ васъ, моя милая Надежда Андреевна!"
   -- "Въ самомъ дѣлѣ? А знаете ли что? Съ мѣсяцъ тому назадъ я считала васъ влюбленною и отгадайте, въ кого?"
   -- "Право не знаю."
   -- "Въ Чадина."
   -- "Въ Чадина? Съ чего вы это взяли?"
   Ленская произнесла эти слова съ замѣтнымъ волненіемъ.
   -- "Такъ мнѣ казалось" -- отвѣчала княжна.
   -- "Казалось..... но не казалось ли вамъ, что и онъ влюбленъ въ меня".
   -- "Да, казалось и это."
   -- "Ха! ха! ха! Чадинъ влюблеи въ Ленскую! ха! ха! ха!
   Въ этомъ смѣхѣ было нѣчто странное.
   Княжна удивилась огню, который внезапно вспыхнулъ въ глазахъ моль дой вдовы.
   -- "Что же смѣшнаго въ томъ, что Чадинъ влюбленъ въ васъ?"
   -- "Милая Надежда Андреевна, и его не знаете!"
   Ленская бросилась на диванъ и печально опустила голову.
   -- "Не знаю коротко сказала княжна -- впрочемъ знакома съ нимъ столько, что могу дать нѣкоторый отзывъ."
   -- "Можете?.. Ну скажитеже, какъ вы объ немъ думаете?"
   -- "Я думаю, онъ человѣкъ умный, добрый, образованный, ученый, маленькій мечтатель, большой эгоистъ и еще нѣсколько странный флегматикъ."
   -- "О, сколько эпитетовъ, и всѣ они ни сколько его не выражаютъ!...-- Вы не знаете Чадина, точно такъ, какъ и всѣ другіе. Да и какъ узнать эту высокую душу, если въ ней все необыкновенно?..."
   -- "Разскажите-же, если вы знаете" проговорила княжна, почти неравнодушнымъ голосомъ.
   -- "Разсказать?.... къ чему это?.... Самъ онъ никогда не говоритъ о себѣ; не любитъ, если и другіе говорятъ о немъ."
   -- "Стало быть, я права -- возразила княжна -- онъ странный флегматикъ или лучше, чудакъ!"
   -- "Да, онъ большой чудакъ; но какъ же вести себя, если судьба дала талантъ и лишила средствъ, необходимыхъ для его развитія, если онъ рожденъ для блестящаго поприща и между тѣмъ заброшенъ, можетъ быть, навѣчно въ нашъ ничтожный Грязеславль?..."
   -- "Скажите, кто онъ такой -- спросила княжна -- я слышала только, что онъ сынъ богатаго отца?"
   -- "Отецъ его имѣлъ тысячи двѣ душъ и занималъ какую то значительную должность въ столицѣ, но добрые люди лишили всего. Старикъ умеръ, оставилъ вдову съ малолѣтнымъ сыномъ, да двоихъ людей, вмѣсто двухъ тысячъ.... Ахъ, Надежда Андреевна! если бъ вы видѣли съ какимъ христіанскимъ великодушіемъ отзывается объ этой потерѣ бѣдный молодой человѣкъ!... Ни тѣни ропота на судьбу или на людей, а между тѣмъ получи онъ отцевское богатство -- жизнь его была бы самая счастливая, славная. У него столько ума, столько дарованій, онъ могъ-бы стоять на первой ступени, человѣческаго величія; теперь всѣ его таланты даютъ ему только жить безбѣдно. Прекрасная душа гаснетъ, какъ забытая лампада, тратитъ свои силы на борьбу съ ничтожными обстоятельствами."
   Обѣ мечтательницы задумались. Нѣсколько минуть длилось глубокое молчаніе.
   -- "Ахъ, какая душа, какая душа!-- снова заговорила Левская -- мнѣ часто приходитъ въ голову: неужели небо никогда надъ нимъ не умилосердится?.... Невинный страдалецъ погибаетъ отъ своихъ собственныхъ талантовъ: будь онъ человѣкъ обыкновенный, прожилъ бы счастливо. Нашлись бы друзья, усердные помощники, потому что онѣ добръ и обходителенъ. Теперь никто его не понимаетъ и почти всѣ жалуются на странность характера. Добрыхъ качествъ не видятъ, а замѣчаютъ только тѣ минуты, когда онъ, пересиленный скукою жизни, высказываетъ свое горе ѣдкой эпиграммой. Говорятъ, его эпиграммы очень злы -- совершенная правда, потому что онѣ выливаются изъ могучей души; но злость этихъ эпиграммъ вредитъ не тѣмъ, на кого онѣ устремляются, а самому изобрѣтателю. Послѣ періода насмѣшекъ онъ обыкновенно впадаетъ въ самую ужасную тоску, отъ которой можетъ спасти только вѣра да молитва. Онъ пламенный христіанинъ!...
   Снова глубокое молчаніе.
   -- "Вы съ нимъ друзья? спросила княжна.
   -- "Да. Я познакомилась съ нимъ годъ тому назадъ и сперва онъ посѣщалъ насъ очень чаете, почти каждый день. Я любила слушать его разсказы; онъ много путешествовалъ, много видѣлъ и знаетъ. Особенно мнѣ нравится его взглядъ на вещи, совершенно новый и оригинальный. Когда веселъ, то шутилъ такъ, забавно, что я смѣялась до слезъ. Въ минуты мрачныя начинались между нами разговоры серьозные, и я узнала всю его душу, добрую, самолюбивую, мечтательную. Ахъ, какой онъ мечтатель!..... Надобно быть такимъ же геніемъ, какъ онъ, чтобъ ему понравиться. Онъ никого еще не любилъ и вѣрно никого не полюбитъ, потому что требованія его слишкомъ высоки. А между тѣмъ трудно остаться равнодушною всякой женщинѣ, которая его узнаетъ.... Кого не тронетъ его доброта, его христіанское терпѣніе, его горькое одиночество во всемъ многолюдномъ мірѣ?.... Однажды я зашла въ гимназію; случился и онъ тутъ: малютки толпой окружили его и каждый старался приласкаться; на ихъ лицахъ написана была такая нѣжная привязанность, такое умилительное чувство, что я прослезилась.... И онъ ласкалъ каждаго, каждому говорилъ привѣтствіе. Онъ не разъ мнѣ говаривалъ, что должность учительская утѣшаетъ его въ минуты самаго горькаго раздумья о своей участи... Бѣдный Чадинь, бѣдный Чадинъ!.... Для него нѣтъ никакихъ удовольствій; посѣщаетъ балы, участвуетъ въ танцахъ и гуляньяхъ только для того, чтобы не обратить на себя любопытнаго вниманія. Но за то опять бываютъ минуты, когда прекрасная душа его изъ самаго ничтожнаго предмета умѣетъ составить цѣлый міръ самыхъ увлекательныхъ фантазій. О, еслибъ онъ полюбилъ какую нибудь женщину, эта счастливица была бы настоящей богиней: онъ создалъ бы для нее волшебныя удовольствія!... И я часто думаю, что еслибъ онъ полюбилъ, то былъ бы счастливъ: любовь заняла бы всю его душу, онъ бросилъ бы учегую славу, которая теперь его такъ мучитъ.... Ахъ, Надежда Андреевна, зачѣмъ вы заставили меня разсказывать о немъ?.... Это разрушило теперь все мое хладнокровіе, которое хотѣлось было сохранить передъ отъѣздомъ... Боже мой, за чѣмъ я должна ѣхать и навсегда?.... Завтра, можетъ быть, увижу его, но ужъ въ послѣдній разъ!..... ахъ, это ужасно, ужасно!....."
   Ленская залилась слезами, княжна начала утѣшать ее и сама заплакала. Разговоръ сдѣлался отрывистъ, безпорядоченъ и объяснилъ все, что прежде старалась скрыть молодая поборница Чадина: она любила самой пламенной, высокою любовью!....
   Было за полночь, когда онѣ стали прощаться.
   -- "Я стану писать къ вамъ объ немъ, сказала княжна.
   -- "О, нѣтъ, ради Бога, нѣтъ!.... это доведетъ меня до изступленія, а мнѣ хочется быть мирною, великодушной мученицей, точно такъ, какъ самъ онъ..... Я буду мечтать, чегоже болѣе?.... буду мечтать: вотъ онъ счастливъ, нашелъ себѣ друга, самаго нѣжнаго, самаго преданнаго..... напишите мнѣ только тогда, какъ узнаете, что онъ влюбленъ..... да, объ этомъ непремѣнно напишите: я хочу знать, не ошибется ли онъ?...."
   -- "Хорошо, хорошо, моя милая мечтательница, исполнить вашу просьбу будетъ моя первая и главная обязанность."
   -- "Но какъ вы узнаете, что онъ влюбленъ?" спросила Ленская.
   -- "Съ этого дня я посвящаю всю себя для наблюденія за нимъ," отвѣчала княжна самымъ выразительнымъ тономъ.
   -- "О, моя милая Надежда Андреева!...." проговорила проницательная женщина, погрозивъ пальчикомъ.
   Княжна вспыхнула и не нашла словъ къ отвѣту. Съ минуту продолжалось краснорѣчивое молчаніе.
   Наконецъ Ленская-схватила руку княжны и прошептала:
   "Въ васъ есть все, о чемъ онъ мечтаетъ, только подумайте, ради Бога, подумайте, не погубить бы и его и себя!"
   Она простилась. Княжна первый разъ въ жизни не спала цѣлую ночь. Судьба ея рѣшилась!.....
   Черезъ три дня Ленской ужъ не было въ Грязеславлѣ; а черезъ недѣлю, когда Чадинъ посѣтилъ князя, цѣлый вечеръ за нимъ слѣдили самые ч страстные, самые жгучіе очи.
   Холодный декабрь кончился сильнымъ пожаромъ въ одномъ изъ прекрасныхъ сердецъ.
   

IV.
Отрывокъ изъ дневника мечтателя.

   17 Декабря. Воетъ вѣтеръ; небо задернулось свинцовыми облаками; снѣгъ засыпаетъ мои окна. Скучно; сижу одинъ одинехонекъ; нѣтъ даже мечты, моей всегдашней собесѣдницы. Куда дѣвались мои мечты, прежде столь ясныя и утѣшительныя?... Все поѣлъ всепоядающій Грязеславль! Ахъ, зачѣмъ я заброшенъ сюда, въ эту могилу души безсмертной?.....
   Много головъ, да мало мысли; великъ городъ, да нѣтъ уголка, въ которомъ бы можно было спрятаться отъ скуки; ржавчина съѣдаетъ умы, окисляетъ способность думать о чемъ нибудь повыше обѣда, лошадей и бостона. Всѣ хлопочутъ, какъ бы повеселиться, и зѣваютъ страшно на Своихъ веселыхъ сходбищахъ. Молодежь бросаетъ книги, боясь провести, по своему понятію, безцвѣтно лучшіе годы юности, и -- просиживаетъ отъ зари до зари за безсловеснымъ вистомъ. Дѣвушки ищутъ любви идеальной, хотятъ жить и веселиться не такъ, какъ жили и веселились ихъ бабушки, и жмутся въ углахъ гостиной, словно ихъ идеалы обитаютъ въ щеляхъ, за бумажными обоями. Старики заботятся о воспитаніи дѣтей и жалуются съ утра до вечера, что воспитаніе нынче слишкомъ дорого и безтолково.
   Всѣ парятъ по какому-то среднему пути, между небомъ и землей; прилѣпились къ формамъ, забывъ о сущности; надѣваютъ платье людей образованныхъ, не имѣя никакого понятія объ образованіи; танцуютъ кадрили, Когда еще не отвыкли отъ ухватокъ стариннаго хоровода. Визиты и поздравленія съ праздникомъ стоятъ выше всѣхъ обязанностей и заботъ человѣка. Женитьба -- цѣль жизни.
   Грустно вспомнить о прошедшемъ и взглянуть на будущее. За мной толпа горькихъ безплодныхъ воспоминаній, впереди тьма безконечная!....
   20-го Декабря. Князь увлекаетъ меня, какъ заоблачный орелъ увлекаетъ взоръ наблюдателя: любуйся, да плачь о своемъ безкрыліи. Сегодня я провелъ съ нимъ опять цѣлый вечеръ, одинъ-на-одинъ въ его кабинетѣ. Онъ пересказалъ содержаніе и главныя мѣста до десятка твореній, которыя удается читать очень немногимъ и о которыхъ я зцаю только по слуху. Онъ говоритъ даже и о томъ, какъ приняты были эти творенія своими соотечественниками и далеко ли простиралось ихъ вліяніе. Удивительный и счастливый человѣкъ этотъ князь: его уму и знаніямъ нѣтъ границы. Но, Боже мой, что за буря въ душѣ, когда раздумаюсь о самомъ себѣ: вѣдь и я могъ бы завладѣть всей этой необъятной ученостью: имѣй только средства приобрѣсть рѣдкія книги, позаботься мои наставники, вмѣсто одъ Горація и рѣчей Цицероновскихъ, научить меня основательно всѣмъ языкамъ новѣйшимъ.... Теперь что я такое?.... Ботаникъ безъ книгъ, безъ микроскопа, безъ всякихъ средствъ, необходимыхъ къ изученію природы растеній. И смѣшно и ужасно!... Въ душѣ горитъ сильный огонь, да ему нечего жечь, кромѣ самаго меня.. . Ему не суждено даже проблестѣть фосфорнымъ свѣтомъ на болотахъ Грязеславскихъ!.....
   Но у князя пропасть книгъ... чудесный Мюнхенскій микроскопъ... попрошу при первомъ же свиданіи... а на досугѣ стану продолжать учиться Англійскому и Нѣмецкому.
   23-го Декабря, Ленская уѣхала. Судьба отняла у меня послѣдняго друга и я, совершенно одинокій, остаюсь теперь въ скучномъ городѣ. Грустно было разставаться съ доброй мечтательницей; она; кажется, плакала. Я уважалъ ее искренно и безъ сомнѣнія болѣе всѣхъ женщинъ на свѣтѣ. Я не могъ только любить ее, какъ полюбилъ бы свою милую, да она этого и не требовала. Дружба ея ко мнѣ такъ чиста и свята, что вѣрно не. нашелъ бы въ ней ни одного пятнышка и самый закоснѣлый матеріалистъ.. Она великодушно выслушивала меня даже въ минуты моей ужасной хандры, она жалѣла, меня и всѣми средствами старалась развеселить. Она любила мои мечты и увлекательно высказывала свои собственныя. Ахъ, какая она мечтательница!. Ее по неволѣ заслушаешься. Одно только странно: почему она не позволила мнѣ писать къ себѣ?.
   -- "Все таки я никогда васъ не забуду" сказалъ я ей при прощаньѣ. Она крѣпко пожала мою руку.
   Теперь некому повѣрять мечты, высказывавъ грусть въ скорбныя минуты.
   ... Чѣмъ болѣе живу на свѣтѣ, тѣмъ мнѣ скучнѣе, тѣмъ менѣе надежды на какую либо отраду!.....
   Ахъ, Боже мой, было время, когда я мечталъ о своей идеальной милой; думалъ встрѣтить ее когда нибудь на нашей печальной землѣ и въ ея объятіяхъ успокоить грустную душу. Да, я ждалъ себѣ милой, какъ вѣнка славы за всѣ труды и жизнь тяжкую. Теперь ужъ я не вѣрю этой обольстительной надеждѣ. Душа отцвѣла; опытъ сдѣлалъ меня старикомъ. Чувства горятъ, а что горитъ, то сгараетъ, остается только пепелъ, да уголекъ для записки въ дневникѣ.
   28-го Декабря. Святки проходятъ скучно. Сегодня быль на вечерѣ у Л. Гостей собралось много и всѣ, по обыкновенію, танцовали, играли въ вистъ и бостонъ, разсуждали и разсказывали о всевозможныхъ пустякахъ. Странно смотрѣть на молодежь, какъ она хлопочетъ составить кадриль для того только, чтобъ шаркнуть впередъ, шаркнуть назадъ, постоять возлѣ разряженной красавицы и потомъ поклониться ей низко. Кончится танецъ, эти живые, цвѣтущіе юноши собираются въ кружекъ, говорятъ о предметахъ, часто недостойныхъ человѣка, смѣются надъ чувствами, которые могли бы поставить ихъ въ чпело настоящихъ людей. Въ этой молодежи нѣтъ ни огня фантазіи, отличающаго образованную юность, ни той шаловливой-живости, но которой можно узнать Человѣка способнаго на что нибудь,-- хоть на дурачество. Въ этой молодежи вѣчная тишина, безцвѣтность, скука, какой то умственный угаръ, который заставляетъ ее иногда метаться изъ угла въ уголъ и искать себѣ утѣшенія. Эта молодежь не умѣетъ одушевить ни одной бесѣды: садится за вистъ въ присутствіи дамъ; танцуетъ зѣвая; хоть бы придумать умное, острое словцо -- и того не умѣетъ.
   Я бродилъ изъ комнаты въ комнату, какъ мечтатель-поэтъ по кладбищу. Да и въ самомъ дѣлѣ это сборище людей походило на кладбище. Тѣло каждаго собесѣдника можно назвать памятникомъ, подъ которымъ погребена душа, уже не существующая.
   Подъ сею толстою фигурою, въ темнозеленомъ фракѣ, погребенъ коллежскій ассессоръ, который былъ бы теперь генераломъ, если бъ не женился на своей ключницѣ и не губилъ бы своихъ способностей въ бостонѣ и водкѣ. Подъ сего тощею фигурою, въ изношенномъ хитонѣ, погребенъ поэтъ, издержавшій свой талантъ на угожденіе тузамъ провинціальнымъ. Подъ симъ бѣломраморнымъ бюстомъ, въ желтомъ платьицѣ, схоронена красавица, задохшаяся въ чаду сплетней и разсказовъ о женихахъ. А подъ сею зеленожелтою статуею, съ бальсамированнымъ лицемъ и безумными глазами, зарытъ юноша, пылкій, цвѣтущій юноша, падшій въ бою со скукою Грязеславской жизни. И всѣмъ этимъ добрымъ душамъ вмѣсто вѣчной памяти время поетъ -- вѣчную скуку!
   Я почти не танцовалъ: не хотѣлось придумывать кадрильныхъ разговоровъ и безпокоить чопорныхъ дѣвушекъ Я только смотрѣлъ на эти образы женщинъ, не имѣющіе подобія съ женщиной истинной. И мнѣ жаль стало моей юности, отцвѣтающей въ кругу такихъ горькихъ очаровательницъ... что такое барѣшня Грязеславская?... Книга въ порядочномъ переплетѣ и пустая по содержанію; снѣгъ пригодный для конечнаго охлажденія сердецъ поэтическихъ; роза въ полномъ смыслѣ этого слова: прекрасная и бездушная. Кто хочетъ погубить свою юность, заморозить сердце, потерять лучшія мечты о милой, всѣ теплыя чувства, все уваженіе къ женщинамъ,-- тотъ пусть пріѣзжаетъ въ Грязеславль и бесѣдуетъ съ барышнями. Въ первый мѣсяцъ по пріѣздѣ, его засыплютъ страстными взглядами, оглушатъ вздохами; Грязеславскія барышни ради пріѣзжихъ, какъ плохіе авторы безграмотнымъ читателямъ; въ продолженіе втораго мѣсяца онъ увидитъ: его возлюбленная, съ утра до вечера перешептывается съ подругами -- и только; а на третій мѣсяцъ станетъ самъ перешептываться съ собственной душей своей и спроситъ, жива ли она, бѣдняжка? Заводить сердечныя интриги съ Грязеславками все равно, что играть на лирѣ зимой, среди улицы: отморозишь пальцы, измучить слухъ разладицей струнъ, да насмѣшишь добрыхъ людей, и только!....
   Избави Господи и меня и враговъ моихъ отъ Грязеславскихъ барышень!...
   1-го Января. Князь Горецкій пригласилъ меня встрѣтить новый годъ въ его домѣ. Съѣхалось много гостей и все избранные, короткіе знакомые. Пожилые мущины и дамы завели разговоръ о старинѣ; молодежь заставили танцовать. Время летѣло непримѣтно, въ нашемъ обществѣ было много жизни.
   Начали танцовать кажется ужъ седьмой кадриль. Я стоялъ съ княжной, разговаривая о томъ, кто имѣетъ больше средствъ къ счастію -- мущина или женщина. Пробило полночь. Давно готовые бокалы наполнились и розданы собесѣдникамъ. Пошло чоканье, возгласы, поздравленія..... Неизъяснимое чувство, сладкое и вмѣстѣ горькое, сдавило сердце; двѣ крупныя слезы повисли на моихъ ресницахъ. Что это значитъ?.... привѣтствую тебя, новый годъ! скажи, какое горе, какую радость несешь ты съ собой?.... Отнять у меня нечего; развѣ только помутишь мою бѣдную душу.... Но надо мной есть небо, а на небѣ Отецъ всѣхъ бѣдныхъ.
   Я выпилъ бокалъ, и слезы все таки висѣли на ресницахъ; сердце билось, какъ испуганная птичка... странныя видѣнія носились передъ глазами, призраки ужасающіе и умилительные... Что со мной будетъ, что со мной будетъ?... Я очнулся только тогда, какъ княжна подала мнѣ свою горячую, трепещущую ручку на танецъ четвертой фигуры кадриля. Я взглянулъ на дѣвушку -- она вся горитъ! глаза опущены въ землю, чего никогда съ ней не бываетъ.
   -- "Что вы такъ задумались?" спросилъ я ее.
   -- "Вы сами задумались -- отвѣчала она -- скажите, неужели вы боитесь наступающаго года?"
   -- "Нѣтъ, но мнѣ чувствуется, что онъ принесетъ много, только не знаю -- печальнаго или веселаго."]
   -- "Зачѣмъ печальнаго -- сказала она -- ждать надобно всегда веселаго, а печальное приходить нежданное."
   -- "Ваша правда. Но для чего мы пьемъ вино, не выражаемъ литого, что мы хотимъ мужественнѣе встрѣтить горе?"
   -- "Не думаю. Этотъ обычай выражаетъ только то, что мы обѣщаемся дружно идти по пути жизни и дѣлить пополамъ все, что насъ ожидаетъ въ наступающемъ году."
   -- "Такъ позвольте же -- сказалъ я -- принять мнѣ скромное, но искреннее участіе въ вашемъ грядущемъ."
   -- "А мнѣ въ вашемъ" отвѣчала она, да такъ сердечно, и улыбнулась такъ прелестно..."
   Мнѣ подали другой бокалъ, она взяла свой недопитой; мы чокнулись и выпили.... Что заставило меня рѣшиться на такую странную выходку? Боже мой, неужели княжнѣ суждено быть однимъ изъ дѣйствующихъ лицъ въ драмѣ моей жизни?... Я нѣсколько разъ повторялъ этотъ вопросъ, глядя на нее. Она была прекрасна!...
   Дивная отрада озарила мою темную душу: всѣ предметы показались въ очаровательныхъ краскахъ. Я забылъ о прошедшемъ и видѣлъ передъ собой плѣнительную перспективу будущаго. О, въ эту минуту я былъ счастливъ!....
   Въ два часа за полночь воротился домой; сердце было полно, душа горѣла фантазіями. Я началъ молиться пламенно въ присутствіи Того, въ чьей десницѣ моя грядущая судьба..... Я вспомнилъ о книгахъ, микроскопѣ. Князь такъ обязательно одолжилъ вчера". Сегодня я перелистывалъ всѣ книги.-- сколько вещей неслыханныхъ мною О я все проглочу -- повѣрю опыты. Слава Богу -- тьма работы -- хандра моя усядется.
   6 то Января. Нѣсколько ночей сряду провелъ на балахъ.
   Досада, сколько золотаго времени потеряно. Но я и поработалъ таки... не знаю, откуда пришла такая охота танцовать и смотрѣть какъ танцуютъ. Словно десятокъ лѣтъ долой...
   Но сегодня -- шабашъ: дома; пора серьозно за книги. Не теперь, такъ пригодится подъ старость... Но развѣ я доживу до старости?... , что-то не вѣрится: я никакъ не могу представить себя старикомъ.... Да для чего и жить до старости, если въ цѣломъ мірѣ нѣтъ человѣка, для котораго была бы дорога моя жизнь?... къ чему мнѣ ученіе, знанія, если некого осчастливить своею славою?.... ахъ, горько и тяжело жить одинокимъ!....
   Я читалъ до обѣда.... пришли чудесныя мысли. Я исписалъ пропасть бумаги.
   Небо горитъ чуднымъ свѣтомъ вечернимъ. А вотъ и первая звѣздочка кротко заблестѣла прямо противъ моего окна. Прекрасная звѣздочка!
   Что ты скажешь мнѣ, моя милая? вѣстникъ ли ты Грядущаго счастія или пришла утѣшить меня одинокаго, доживающаго послѣдніе дни своей безрадостной юности?.....
   Душа рвется въ безпредѣльную синеву, да тяжелыя кости ее удерживаютъ. Такова моя участь и во всемъ: ясно видится высота, по которой ходятъ люди ученые, блестящіе умомъ, да нѣтъ крыльевъ подняться туда. Вчера, глядя на прекрасную и блистательную княжну Горецкую, я подумалъ что еслибъ эта дѣвушка не стояла отъ меня такъ высоко по богатству и званію.... я сталь бы искать ея дружбы и былъ бы можетъ счастливъ; она добра очень, очень, Боже мой, Боже мой!....
   Но ужъ скоро, скоро перестанетъ кипѣть мое бѣдное сердце; время утишитъ его волненія, погаситъ огонь; холодная кровь станетъ двигаться медленно и однообразно. И ты, моя милая, кроткая звѣздочка, ужъ не будешь тогда смотрѣть на меня такъ утѣшительно. Скажи, увижу ли я тебя въ будущемъ году въ этотъ день, и каковъ я буду тогда?... Довольно въ журналъ! опять хандра. Отдохнулъ -- за работу! ахъ какая усладительная жизнь за этой работой -- право, я препорядочно понялъ этого автора. Надо повѣрить нѣсколько опытовъ.
   10-го Января. Жажда знаніи снова поглотила всѣ чувства, всѣ мечты. Ревностно тружусь надъ ботаникой, физикой, химіей: я сдѣлалъ весьма важное открытіе, именно: я до сихъ поръ понятія не имѣлъ объ этихъ наукахъ, хотя и зналъ ихъ -- о, какъ много неразгаданнаго -- сколько еще надо учиться, учиться, учиться... Нѣтъ, не хочу другаго блаженства, узнать и извѣдать все, что существуетъ въ поднебесной -- только; не хочу и за гробомъ ничего инаго. Мнѣ кажется, жизнь замогильная будетъ поприщемъ настоящей умственной дѣятельности: когда бренная оболочка спадетъ и истлѣетъ, когда для духа будетъ полный разгулъ, какъ ретивому коню въ степи необозримой -- эта душа станетъ пламенно изучать творенія рукъ своего Создателя. Съ. каждымъ шагомъ въ жизнь вѣчную пріобрѣтетъ новое знаніе, твердое и глубокое, новую истину, новую жизнь вѣчно юную! И этимъ знаніямъ, этимъ истинамъ не будетъ конца, потому что Богъ безконеченъ. Высокое блаженство!.....
   11-го Января. Мои ученыя занятія продолжаются, успѣхъ видимый: это меня восхищаетъ. Нечаянный опытъ привелъ меня къ чудеснымъ идеямъ -- кажется я разгадаю процессъ растительной жизни. Князь прислалъ новую нѣмецкую книгу. Я измучилъ граматику и лексиконъ и добрался таки своего -- перевелъ главу.-- Чудесныя вещи!-- каково то дальше разработаны. Учусь нѣмецкому по Жакото -- выучилъ на изустъ цѣлую страницу той книги. Богатое вступленіе! что слово, то идея. О, какъ тяжела, какъ мучительна, какъ усладительна эта жажда! вчера я не спалъ почти цѣлую ночь, утопая въ упоительныхъ размышленіяхъ о новыхъ идеяхъ умнаго Нѣмца; -- будто и я, со временемъ, не напишу такого же.. Я говорилъ съ княземъ; добрый князь называетъ меня надеждою Россіи.... хороша надежда!.. Еще не сорвала ни одного цвѣтка, а ужъ погрязла въ болотахъ Грязеславскихъ, сама стала почти безъ надежды. Приходи вся Россія и не выручитъ изъ бѣды.-- Сколько трудовъ, трудовъ! Дадутъ ли мнѣ докончить? Было время, Боже мой, Боже мой, я мечталъ о славѣ, думалъ шагнуть прямо на небо, а и не спохватился какихъ гигантскихъ трудовъ требуетъ эта слава!....
   Теперь вижу, что это трудно, такъ трудно, что голова кругомъ идетъ. Сколько однихъ вокабулъ надо выучить нѣмецкихъ, а тамъ еще англійскихъ. Когда то я перешагну эти овраги.. Жизнь такъ коротка! силы такъ скоро истощаются. И для кого все это! для чего я живу и топчу бѣдную землю?... Стыдно будетъ попросить у нее мѣста для успокоенія костей своихъ: вѣдь я ничѣмъ не заслужилъ!... да, надо заслужить -- за работу! долби другую страницу!...
   29-го Января. Добрая княжна! какъ ласкова, привѣтлива, внимательна... а какъ хороша. Ни капли той гордости, которая такъ обыкновенна въ дѣвушкахъ высшаго тона. Съ ней нескучно просидѣть нѣсколько часовъ сряду. Сегодня я слушалъ ея прекрасную игру на фортепьяно, переговорилъ почти обо всемъ и не жалѣю о потерѣ времени -- отдыхъ такъ же необходимъ какъ и работа. Начиналъ даже мечтать, какъ бывало прежде, о своей милой.... Боже мой, къ чему теперь эти мечты?... нѣтъ, нѣтъ, прочь -- за работу! за работу!
   

V.
Балъ въ дворянскомъ собраніи.

   У подъѣзда прекраснаго двухъ-этажнаго дома собралось до сотни экипажей и до полутысячи людей всякаго разбора. Экипажи стояли смирно, ни о чемъ не думая, какъ вообще всѣ машины живыя и мертвыя; маленькія люди пристально смотрѣли на освѣщенныя окна, любуясь движущимися тѣнями великихъ людей, которые имѣли завидное право натирать полъ великолѣпной залы. Этихъ людей было невступно двѣ сотни, и почти всѣ разряженные но послѣдней модѣ.
   Парадныя комнаты переисполнились свѣтомъ, благоуханіями, бальными остротами, привѣтствіями, которыя припасають на равнѣ съ перчатками, серьгами, башмаками.-- Все наслаждалось, потому что все было на своемъ мѣстѣ, и окружено приличными удовольствіями. Толпа мужчинъ на право, толпа женщинъ на лѣво, представляли два союзные государства, которые дружно выходили на бой, противъ общаго врага, скуки; -- бѣдное человѣчество, сколько тысячелѣтій трудится всуе!-- и скука, въ испугѣ, выбѣжала въ переднюю и усѣлась вмѣстѣ съ лакеями на курганѣ салоповъ и шубъ. Еще неизмученные музыканты громко выражали общее желаніе блеснуть искуствомъ своихъ ногъ.
   Кончился чопорный Польскій, начались кадрили, а вмѣстѣ съ ними и "ужасные" и "чудесные" разговоры между таи дующими.
   -- "Ужасно жарко!-- "Да-съ, ужасно".
   -- "Чудесный балъ"!-- "Да-съ, чудесный".
   -- "Ужасно тѣсно"!-- "Да-съ, ужасно".
   -- "Чудесная музыка"!-- "Да-съ, чудесная".
   -- "Ужасно весело"!-- "Да-съ, ужасно"..
   И "ужасъ" чудесно распространился повсюду: и чудесность ужасно разнообразила жизнь бала. Картежные игроки заговорили объ ужасныхъ шлемахъ, объ ужасныхъ играхъ; квартальные надзиратели, стоявшіе у дверей, ужасно безпокоились, что ужасно долго не ѣдетъ его превосходительство, губернаторъ; лакеямъ въ передней ужасно хотѣлось спать; не танцующіе ипе играющіе въ карты чудесно скучали, ужъ даже не прикидываясь веселыми; два пріѣзжіе гусарскіе Офицеры говорили ужасную дичь своимъ дамамъ. У перваго скрипача лопнули отъ ужаса і разомъ двѣ струны; кадрильные танцоры ужасно смѣшались; воскъ полился со свѣчъ, разставленныхъ на хорахъ. И распорядитель бала привязался къ одному мѣлкотравчатому чиновнику, подозрѣвая его агентомъ нашедшаго ужаса. Какъ на бѣду, у чиновника неоказалось пригласительнаго билета, и тутъ ужъ торжественно положили, что онъ-то и принесъ съ собой этотъ ужасный ужасъ. Бѣднягу вывели.
   Въ это время въ дверяхъ залы показался. губернаторъ. Весь ужасъ сосредоточился на лицѣ частнаго пристава, котораго его превосходительство о чемъ-то спрашивалъ.* Чудесные разговоры почти совершенно прекратились: всякому хотѣлось какъ можно скорѣе поклониться и быть замѣченнымъ.
   -- "Ужасно долго танцуютъ этотъ кадриль" -- сказалъ губернаторъ, досадуя на to, что танцоры рѣшительно загородили ему дорогу.
   -- "Да-съ, ужасно долго" -- отвѣчалъ полицеймейстеръ, чудесно вытянувшійся передъ его превосходительствомъ.
   Но кадриль кончился; губернаторъ выдвинулся впередъ; чудесные поклоны посыпались ужаснымъ градомъ.
   -- "Ничего нѣтъ ужаснѣе поклоновъ" -- сказалъ графъ Звѣздичъ, подойдя къ княжнѣ Горецкой.
   -- "Отчего это"?-- спросила она.
   -- "Оттого, что поклоны большею частію выражаютъ то почтеніе, которое не хотимъ мы выразить словами".
   -- "Прекрасно, стало быть всякой разъ, когда вы мнѣ кланяетесь, я должна думать, что вы внутренно браните меня".
   -- "Къ чему крайности?... я сказалъ только о большей части поклоновъ, а не о своихъ... Есть люди, которымъ я кланяюсь низко и кланяюсь отъ чистаго сердца".
   -- "Но я ужъ вѣрно не въ числѣ этихъ счастливыхъ людей?" -- спросила княжна съ лукавой улыбкой.
   -- "Почему вы такъ думаете?
   -- "Потому, что у васъ есть друзья, есть добрые начальники, которыхъ безъ сомнѣнія вы предпочитаете мнѣ".
   -- "Скажу вамъ по секрету, княжна: у меня нѣтъ теперь начальника, кромѣ васъ; нѣтъ даже друга, котораго бы я не покинулъ, еслибъ вы захотѣли занять его мѣсто".
   Это сказано было серьозно и съ глубокимъ чувствомъ.
   -- "Покорно благодарю -- отвѣчала княжна -- стало быть я имѣю право располагать вами, какъ своимъ подчиненнымъ?
   -- "Болѣе, нежели подчиненнымъ: вы можете повелѣвать мною, какъ своимъ слугой, такимъ слугой, который-не пожалѣетъ жизни для вашего счастія".
   -- "О, если такъ -- сказала княжна-то я очень счастлива, найдя такого превосходнаго подданнаго... И вотъ вамъ мое первое повелѣніе: идите вонъ въ тотъ конецъ залы, найдете тамъ Чадина, развеселите его, уговорите, заставьте непремѣнно танцовать".
   Звѣздичь вспыхнулъ и неподвижно стоялъ передъ своей повелительницей.
   -- "Если вы безъ лести называете меня своимъ начальникомъ, сказала княжна серьозно, то вѣрно не откажитесь исполнить мое первое приказаніе".
   Графъ, молча, повиновался.
   Графъ былъ изъ числа тѣхъ немногихъ поэтовъ, Которые непремѣнно хотятъ изукрасить жизнь свою необычайностями; которые, по доброму сердцу, смотрятъ на нашу бѣдную землю, какъ на поприще романическихъ героевъ, и готовы перенести всякое горе, лишь бы въ немъ была хоть капля поэзіи. Онъ любилъ княжну и, сказать по совѣсти, былъ вполнѣ ея достоинъ. Въ немъ не было ни одного недостатка, кромѣ того, что выпросился изъ полка на годичный отпускъ безъ важныхъ причинъ. И княжна отличала его, и безъ сомнѣнія была бы еще ласковѣе, еслибъ не подвернулся этотъ непостижимый Чадинъ. Пока Звѣздичь переходилъ залу, въ головѣ его родилась поэтическая мысль: изумить свою обидчицу самымъ точнымъ исполненіемъ ея замысловатаго приказанія. На этомъ хотѣлъ онъ основать цѣлую поэму.
   -- "Скажите ради Бога, отчего вы не танцуете"?-- спросилъ онъ, подойдя къ Чадину.
   -- "Чтобъ не мѣшать другимъ" -- отвѣчалъ тотъ.
   -- "Напротивъ: въ настоящемъ своемъ положеніи вы мѣшаете гораздо болѣе".-- "Какъ такъ"?-- спросилъ Чадинъ.
   -- "Повѣрьте мнѣ на честное слово -- отвѣчалъ графъ; -- вы такъ углубились въ самаго себя, вовсе не замѣчаете, что происходитъ вокругъ васъ, -- а вокругъ васъ происходитъ очень много; и очень много есть людей, въ жизни которыхъ вы играете не послѣднюю роль".
   -- "Съ нами крестная сила"!-- съ улыбкой сказалъ Чадинъ.
   -- "Вы можете вѣрить мнѣ и не вѣрить -- сказалъ графъ,-- но я говорю отъ чистаго сердца. И въ награду за мою откровенность вы должны непремѣнно танцовать со мной vis-à-vis".
   -- "Съ удовольствіемъ. Это по крайней мѣрѣ оправдаетъ отчасти ваши слова: я буду играть не послѣднюю роль въ предстоящемъ кадрилѣ...."
   Молодые люди отправились ангажировать дамъ.
   Графъ просилъ Вареньку, Чадинъ Парасковью Петровну -- ту самую, которая вотъ ужъ двадцать лѣтъ съ жаромъ ищетъ жениховъ по цѣлому Грязеславлю.
   Кадриль построился. Звѣздичь началъ разсыпаться передъ юной красавицей роскошными цвѣтами поэзіи: онъ мстилъ княжнѣ. Варенька таяла, въ досаду армейскому гусару, который наблюдалъ самымъ грознымъ взоромъ. Чадинъ былъ атакованъ отцвѣтающей невѣстой и едва успѣвалъ обороняться. Парасковья Петровна начала издалека и бранила граоа, находя его недостойнымъ гвардейскаго мундира.
   Вся эта комедія продолжалась ровно полчаса.
   Чадинъ измучился. Княжна не замѣчала tour de force Звѣздича.
   Шумно ликовали Грязеславцы, гордившіеся присутствіемъ на такомъ великолѣпномъ балѣ. Первостайтейныя щеголихи выдвигались впередъ, боясь остаться незамѣченными; жены не-дворянъ отыскивали глазами подругъ и знакомыхъ, въ надеждѣ что тѣ, разсказывая гдѣ либо про балъ, не забудутъ упомянуть и объ нихъ.
   Дворяне столбовые съ небрежностію проходили взадъ и впередъ, толкая людей мѣлочныхъ; чепорныя жены ихъ составили свои небесный кругъ, опасаясь заразиться дыханіемъ средняго сословія. Всѣ хлопотали и заботились только о томъ, вѣжливо-ли обращаются съ ними другіе, а между тѣмъ безпрестанно встрѣчались непріятныя выходки.
   Чадинъ нечаянно подошелъ къ тому знаменитому сонму, который исключительно состоялъ изъ совѣтницъ, предсѣдательницъ, богатыхъ дворянокъ, и былъ столько смѣлъ, что рѣшился одну изъ нихъ просить на кадриль.
   -- "Я не охотница танцовать" -- отвѣчала она, и повернулась къ своей сосѣдкѣ.
   Въ слѣдъ за Чадинымъ подошелъ графъ Звѣздичь съ тѣмъ же предложеніемъ. Знаменитая Грязеславка взглянула на его блестящій гвардейскій мундиръ и, не заикаясь отвѣчала: "хорошо".
   Чадинъ горько улыбнулся и пошелъ искать дамы болѣе милосердой. Какая то разочарованная красавица съ головою закинутою назадъ, согласилась раз дѣлить его кадрильную скуку. Но когда онъ проходилъ къ своему мѣсту, толстый уѣздный предводитель, ринувшійся съ восточнаго конца залы на западный, чуть-чуть не сбилъ его съ ногъ. Молодой человѣкъ въ изумленіи обернулся и вмѣсто обыкновеннаго "извините," получилъ только,: "позвольте". Потребна была вся сила души его, чтобъ удержаться отъ эпиграммъ, въ которыхъ онъ такъ былъ силенъ. Кадриль прошелъ скучно для того, кто не умѣетъ завести и поддержать ужаснаго разговора.
   Терпѣливо перенеся свои страданія, Чадинъ дождался наконецъ минуты, когда ему можно было поклониться своей дамѣ, и ужъ никогда ее болѣе не безпокоить.
   Онъ отошелъ въ сторону и приклонясь къ колоннѣ, задумчиво началъ слѣдить взорами за веселыми Грязеславцами.
   Вскорѣ возлѣ него очутился Верхолетовъ, увивающійся вокругъ отставнаго генерала, котораго богатства считались неизчерпаемыми.
   -- "Вотъ, ваше превосходительство, и господинъ учитель," сказалъ франтъ, указывая на Чадина.
   -- "Ха! ха! ха! а чему онъ учитъ"?
   -- "Онъ учить, ваше превосходительство, Естественной исторіи".
   -- "Естественной исторіи?... стало быть ты, почтеннѣйшій,-- обращаясь къ Чадину -- знаешь какъ выростить капусту хорошую и картофель?.. ха! ха! ха"!
   -- "Какъ же, ваше превосходительство,-- подхватилъ Верхолетовъ -- все это по его части".
   Генералъ важно двинулся впередъ, а Чадинъ еще крѣпче прижался къ колоннѣ, какъ бы требуя у ней состраданія и защиты отъ людей немилосердыхъ.
   Лице его было печально, хотя эта печаль больше походила на гнѣвъ недовольнаго владыки, чѣмъ на скорбь угнѣтеннаго бѣдняка. Взоръ почти суровый блуждалъ въ свѣтлой картинѣ бала...
   Вотъ блеститъ княжна Горецкая. Красота ея ослѣпительна, рѣчь я тонъ обращенія очаровываютъ каждаго. Во кругъ нее сонмъ искреннихъ почитателей, далѣе толпы зрителей, улыбающимся отъ восхищенія. Ахъ, какъ она счастлива! Ей ненадобно выпрашивать радостей: онѣ летать сами и вѣнчаютъ юность ея роскошнымъ вѣнкомъ.
   По отчего жъ она украдкой и съ безпокойствомъ смотритъ вонъ туда, на третью колонну?.... Спросите объ этомъ у графа Звѣздича, который, занимаясь Варенькою, не пропускаетъ ни одного взгляда очаровательной царицы бала.... Вотъ княжна какъ бы соскучась своимъ торжествомъ, уклонилась отъ толпы обожателей....
   Весь хоръ музыки громко загудѣлъ самый живой и быстро-летный вальсъ. Княжна незамѣтно подошла къ Чадину....
   -- "Вы такъ печальны"?-- спросила она такимъ голосомъ и съ такимъ выраженіемъ лица, которые выше всякаго описанія
   Юноша встрепенулся, будто пробужденный своимъ ангеломъ-хранителемъ. Не отвѣчая ни слова, онъ обвилъ рукою ея обворожительный станъ и стрѣлой понесся по скользкому парке. Глядя на нихъ въ эту минуту, можно было подумать, что это летитъ волшебница, похитившая своего друга изъ когтей кащея безсмертнаго. Почти такъ думалъ и самъ Чадинъ, внезапно увлеченный отъ самыхъ ужасныхъ и горькихъ думъ.
   -- "Что вы такъ печальны, Алексѣй Петровичъ"?-- повторила она, опускаясь на стулъ, по окончаніи вальса.
   -- "Теперь я не печаленъ и -- отвѣчалъ молодой человѣкъ -- вы закружили меня въ вихрѣ радости.
   Взоръ его впервые просіялъ той благодарностью, которая очаровываетъ влюбленную дѣвушку.
   -- "Въ самомъ дѣлѣ?-- спросила княжна весело -- и вы ужъ не будете болѣе стоять у колонны грустнымъ философомъ"?..
   -- "Не буду".
   --"И станете танцовать мазурку"?
   -- "Если только вы удостоите быть моей дамой".
   -- "О, какія чудныя произшествія совершаются въ сегодняшній вечеръ"!-- проговорила она съ обольстительной улыбкой.
   Черезъ полчаса открылась шумная и многочисленная мазурка. Вся лучшая Грязеславская молодежь, всѣ провинціальныя очаровательницы участвовали въ ней. Но многіе съ особеннымъ любопытствомъ смотрѣли туда, гдѣ сидѣла княжна. Женщины удивлялись, какимъ образомъ она очутилась съ такимъ кавалеромъ, который никогда не игралъ замѣчательной роли. Мужчины завидовали счастію Чадина, и нѣсколько пылкихъ головъ составляли чудесный планъ ужаснаго мщенія дерзкому выскочкѣ. Къ счастію онъ стоялъ на такомъ мѣстѣ, гдѣ почти невозможно было подслушать его разговоровъ.
   -- "Ну теперь -- сказала княжна -- я задумаюсь, нахмурюсь, стану философствовать, а вы должны своимъ разговоромъ развеселить меня.
   -- "Радъ отъ всей души -- отвѣчалъ Чадинъ -- если только достанетъ искусства и силъ."
   -- "О, вамъ нельзя пожаловаться на недостатокъ того и другаго" -- сказала она.
   -- "Вы такъ милостивы, что я право могу попасть въ число превосходныхъ людей".
   -- "А почему-же?... кого мы называемъ превосходнымъ человѣкомъ, скажите"?...
   -- "Право не знаю: это такая неопредѣленная вещь, что мнѣ надобно еще съ недѣлю постоять у колонны и подумать".
   -- "О, такъ лучше и неберитесь. А я скажу не думая: превосходный человѣкъ тотъ, кто не считаетъ себя превосходнымъ".
   -- "У васъ самая превосходная философія, княжна"!
   -- "Вотъ видите.... а вы до сихъ поръ философствовали съ колонной!-- давно бы вамъ придти ко мнѣ и со мной посовѣтоваться".
   -- "Къ вамъ и безъ меня такъ много является просящихъ исцѣленія"!
   -- "Не вѣдятъ бо чего просятъ"!-- сказала княжна улыбнувшись.
   Въ это время очередь мазурочная дошла и до нихъ. Живо и ловко пронесся Чадинъ по парке съ своей блистательной, прелестной дамой. Сотни глазъ слѣдили, какъ за прекраснымъ, во мимолетнымъ явленіемъ природы. Взоръ молодаго человѣка горѣлъ такимъ довольствомъ, такимъ счастіемъ, что ему позавидовали бы первые счастливцы міра.
   -- "Давно не танцовалъ я такъ весело, какъ сегодня" -- сказалъ онъ, снова садясь возлѣ княжны.
   -- "А кто виноватъ тому, что вамъ рѣдко бываетъ весело" -- сказала она.
   -- "О, безъ сомнѣнія, я самъ".
   -- "Ну такъ перемѣните свой характеръ, а главное не стойте по нѣскольку часовъ у одной и той же колонны".
   -- "Прекрасный совѣтъ, но его невозможно исполнить: вы недавно изволили великодушно доказать, что я человѣкъ превосходный, а превосходные люди не мѣняютъ своихъ характеровъ -- иначе они не будутъ превосходными.... Опять нельзя не приложиться и къ колоннѣ, если, на пути жизни не встрѣчается никакой другой подпоры".
   -- У васъ нѣтъ родственниковъ"?-- спросила княжна.
   -- "Ни одного... Земля подобрала всѣхъ Чадиныхъ, оставивъ только превосходнаго, вѣроятно для десерта".
   Молодой человѣкъ печально улыбнулся и задумался.
   -- "Къ чему эта грусть?-- съ живостію сказала княжна -- положимъ, вы потеряли многое, но надобно поберечь себя еще для другихъ впечатлѣній -- что прошло -- не воротить: впереди еще цѣлая жизнь.
   -- "Я и не грущу, княжна, какъ вамъ кажется^ потому что не принадлежу къ числу плаксивыхъ поэтовъ съ развѣнчанными мечтами; но вы напрасно стали бы утѣшать меня обѣщаніемъ будущихъ благъ: я ужъ прожилъ цѣлую жизнь, впереди остаются только ея слѣдствія. Я хорошо знаю ихъ, лютому что хорошо разобралъ свое прошедшее. Мнѣ не объ чемъ ни печалиться ни заботиться: прошедшаго не поправить, а будущаго не отвратить".
   -- "Отчего вы никогда не разсказывали намъ своего прошедшаго"?-- спросила княжна.
   -- "Мое прошедшее не представляетъ ничего чрезвычайнаго -- впрочемъ я не скрою его, если только вы захотите снисходительно выслушать".
   -- "Но вы такъ рѣдко къ намъ ѣздите -- сказала княжна -- что право мнѣ не услышать вашего разсказа... Пріѣзжайте къ намъ въ слѣдующій вторникъ, вечеромъ".
   -- "Слушаю".
   Разговоръ прерванъ былъ Звѣздичемъ, который выбралъ Чадина въ одну изъ мазурочныхъ фигуръ.
   -- "Простите,-- сказалъ графъ, обращаясь къ княжнѣ -- если я исполняю ваше приказаніе черезъ чуръ точно: можетъ быть вамъ непріятно, что я вспомнилъ о немъ во время настоящей мазурки".
   -- "О, напротивъ", мнѣ очень пріятно, что вы его не забыли и я желаю, чтобъ вы всегда его помнили".
   Графъ задумчиво отошелъ, а княжна пылавшая румянцемъ, веселая какъ сама радость, окинула взорами сборище блистательныхъ Грязеславцевъ, какъ бы желая похвастать передъ ними своимъ счастіемъ, и сказать имъ: "вотъ наконецъ неприступный вашъ мечтатель -- мой! я побѣдила его чудную, высокую душу, заставила уважать себя и говорить откровенно, какъ передъ царицей". О, какъ сильно, какъ сильно билось ея сердце, впервые согрѣтое ласкою того, кто былъ для нее всѣхъ дороже!.
   Но вотъ онъ опять сѣдъ возлѣ нее и снова заговорилъ своимъ оригинальнымъ языкомъ. И чѣмъ болѣе говорилъ, тѣмъ становился откровеннѣе. Лице его сіяло одушевленіемъ; взоръ горѣлъ огнемъ увлекательнымъ. Онъ казался вдохновеннымъ!...
   Когда кончилась мазурка, онъ сказалъ:
   -- "Сегодняшній вечеръ неожиданно сдѣлался однимъ изъ прекраснѣйшихъ вечеровъ моей жизни и въ этомъ виноваты вы, княжна.
   -- "Покорно благодарю.... Вспомните-же меня всякой разъ, когда вамъ сдѣлается скучно".
   "Теперь, мнѣ нельзя скучать, потому что вы указали тропинку, по которой надобно искать радости".
   И Чадинъ весело вмѣшался въ шумную толшу собесѣдниковъ, и ужъ не отходилъ отъ нихъ, не задумывался, былъ полнымъ участникомъ во всѣхъ удовольствіяхъ,-- переродился!.. Не забывалъ и виновницы этого перерожденія: два раза замѣтили ère въ толнѣ усердныхъ почитателей прекрасной княжны.
   Балъ кончился. Шумной рѣкой вылились гости, каждый съ запасомъ многаго множества воспоминаній. Блистательныя комнаты опустѣли и метредотель грустію оглядѣвшись кругомъ, промолвилъ: "суета суетствій"! Это было очень кстати, потому что въ душѣ онъ. Не осталось никакого воспоминанія кромѣ тога, что онъ стоялъ навытяжку, не имѣя возможности ни Сѣсть, ни даже зѣвнуть отъ скуки.
   Но мои добрые читатели вѣрно не докторатъ этого строгаго возгласа, вспомнивъ всѣ происшествія описаннаго бала. Этотъ балъ сдѣлалъ Княжну счастливою, впервые очаровавъ юное сердце роскошною надеждою; разшевелилъ угрюмаго Чадина, опечалилъ графа, который потерялъ свою лучшую мечту. А сказать да еще о Варенькѣ?.. Она умозрительно отставила изъ идеаловъ гусарскаго корнета и на мѣсто его, также умозрительно, опредѣлила Звѣздича.
   Во вторникъ, о которомъ княжна съ такой обольстительной лаской напомнила Чадину, къ князю Горецкому съѣхалось до десятка гостей, большею частію его короткихъ знакомыхъ. Бесѣда дышала той простотой, которая особенно бываетъ увлекательна въ домахъ понимающихъ достоинство человѣка.
   Графъ Звѣздичь подошелъ къ княжнѣ
   -- "Довольны ли вы нашимъ Грязеславлемъ"? спросила она..
   -- "Не совсѣмъ".
   -- "О! такъ вамъ надобно скорѣе воротиться въ Петербургъ".
   -- "Ахъ, еслибъ я могъ тамъ встрѣтить свою веселость"!-- сказалъ графъ печально.
   -- "Странный же вы человѣкъ, если вамъ не весело ни въ Петербургѣ, ни въ Грязеславлѣ!"
   -- "Человѣку вездѣ весело, княжна, если съ нимъ мечта и надежда, но моя мечта, моя надежда, меня покинула!"
   -- "За что же? весело спросила княжна -- вѣрно вы обращались съ ней слишкомъ сухо?"
   -- "Напротивъ: я обращался съ ней, какъ искренній рабъ съ своимъ добрымъ повелителемъ, но видно ей больше нравится молчаливая холодность и сухая невнимательность, чѣмъ мои поэтическіе восторги."
   -- "Значитъ вы не сошлись во вкусахъ, но отчаяваться не зачѣмъ: мечтъ и надеждъ много, найдите себѣ такую, которая бы любила васъ..... какъ вамъ кажется, Алексѣй Петровичъ, можно ли человѣку когда нибудь разсориться съ своими мечтами и надеждами?"
   -- "Можно -- отвѣчалъ Чадинъ -- если ему не надобны будутъ его мечты и надежды."
   -- "Вотъ видите, графъ; вамъ стоитъ только захотѣть и мечты ваши воротятся. Поѣзжайте въ Петербургъ: тамъ много поэтовъ и слѣдовательно много мечтаній и надеждъ."
   -- "А развѣ въ Грязеславлѣ я ужъ рѣшительно долженъ оставаться безнадежнымъ?" -- спросилъ графъ, пристально посмотрѣвъ въ лазоревыя очи.
   -- "Не знаю; объ этомъ вы сами можете разсудить"... княжна занялась Чадинымъ, а Звѣздичь остался грустнымъ наблюдателемъ.
   -- "Ахъ, какъ мила она и прихотлива въ своемъ выборѣ!... Умный, во гордый эгоистъ сдѣлался предметомъ ея мечтаній. Она все возлѣ него, дышетъ огнемъ на его холодную душу, жадно слушаетъ и впиваетъ его рѣчи, какъ глаголъ прорицателя.... А онъ еще не упалъ къ ея ногамъ; еще какъ бы не хотя склоняетъ свою голову, которую хотятъ украсить самымъ роскошнымъ вѣнкомъ!.....
   И графъ едва едва могъ досидѣть до конца вечера. Это былъ одинъ изъ ужаснѣйшихъ вечеровъ всей его поэтической жизни. Княжна почти и не замѣтила его страданіи; у ней слишкомъ много было радостей. Когда начали разъѣзжаться, она нашла случай мимоходомъ сказать своему Чадину.
   -- "Завтра мы одни дома."
   И не дождавшись отвѣта, убѣжала въ свой будуаръ, и потонула въ мечтахъ. Создатель, какъ обильны и цвѣтисты были эти мечты.
   Слѣдующій день тянулся долго и тяжело.
   -- Вспомнитъ-ли онъ послѣднія слова, оцѣнитъ-ли ихъ?
   Послѣдній лучъ запавшаго солнца погасъ на снѣжной пеленѣ холодной земли, звѣзды толпами выбѣжали погулять по синему небу, во всѣхъ окнахъ Грязеславля засвѣтлѣлись огоньки. Князь поѣхалъ навѣстить одного изъ своихъ короткихъ знакомыхъ. Княжна осталась вдвоемъ съ Авдотьей Николаевной.
   Не долго билось безпокойное сердце; сани проскрипѣли въ воротахъ и вошелъ онъ.....Онъ не остался равнодушнымъ къ двусмысленному приглашенію, онъ дорожить имъ!....
   Рѣчи полились рѣкой, становясь безпрестанно живѣе и откровеннѣе. Княжна горѣла, какъ самая пышная роза садовъ юга; Чадинъ казался вдохновеннымъ и Авдотья Николаевна невольно переставала вязать свой пунцовый шарфъ, выслушивая какую нибудь замысловатую выходку съ той или другой стороны. Тройственная бесѣда была оригинальна и занимательна.
   -- "А гдѣ ваша родина?" спросила княжна, когда выпалъ случай сдѣлать этотъ вопросъ.
   -- "Моя родина Пенза -- отвѣчалъ Чадинъ -- но тамъ ужъ нѣтъ теперь никого, кто бы могъ вспомнитъ мое имя и признать меня своимъ согражданиномъ: я уѣхалъ оттуда лѣтъ девять тому назадъ, а два года спустя, умерла моя матушка, послѣдняя изъ всѣхъ моихъ родственниковъ."
   -- "Стало быть вы круглый сирота!" -- сказала добрая Авдотья Николаевна.
   -- "Не круглый, а кружащійся день и ночь, какъ вѣтреная мельница; работаю, а не знаю что, и для кого, и для чего."
   -- "Странныя мысли!-- сказала княжна -- такъ зачѣмъ вы разстались съ родиной."
   -- "Книги погубили молодца, да жажда знаній, самая сильная и злая страсть нынѣшняго всезнающаго вѣка.... Въ Пензѣ жилъ одинъ благодѣтель нашего семейства, рядомъ изъ Москвы. Богачъ и вмѣстѣ книжникъ самый отчаянный -- глупцевъ не называлъ иначе, какъ опечаткою природы.-- Онъ началъ поджигать во мнѣ и безъ того уже жаркую охоту перечитать и узнать все, что сдѣлалось въ поднебесной; покупалъ и дарилъ книги, заставляя потомъ пересказывать прочитанное. Обстоятельства принуждали его воротиться въ Москву, а я въ это время кончилъ курсъ гимназіи -- онъ предложилъ ѣхать вмѣстѣ съ нимъ, обѣщая помѣстить въ число студентовъ московскаго университета. Я подумалъ и согласился, несмотря на слезы матушки, которая часто возставала противъ книжной маніи..... Ахъ, никогда мнѣ не забыть прелестнаго майскаго вечера, въ который я простился съ своей родиной и можетъ быть со всѣмъ, что могло беречь и лелѣять мою юность!..... Съ той минуты, какъ я оглянулся и въ послѣдній разъ посмотрѣлъ на ярко блестящіе верхи Пензенскихъ церквей и колоколенъ -- съ той минуты гнетущая тяжесть упала на сердце и я рѣдко бывалъ веселъ, какъ обыкновенно весела молодежь.... Говоря безъ плаксивыхъ поэтическихъ замашекъ, съ той минуты я сдѣлался чудакомъ, похожимъ на самую сухую и скучную книгу."
   -- "Пусть-же эта книга разскажетъ намъ свои дальнѣйшія приключенія" --. сказала княжна.
   -- "О, съ удовольствіемъ: сухія и скучныя книги любятъ поболтать и спѣло и откровенно, потому что у нихъ почти всегда бываютъ слушатели умозрительные. Въ маѣ уѣхалъ я изъ Пензы, и въ октябрѣ увидѣлъ Москву -- слишкомъ четыре мѣсяца прожили мы въ Рязани, гдѣ остановился мои менторъ для какихъ-то торговыхъ сдѣлокъ. У насъ было много развлеченій, воя скучалъ по родинѣ, какъ обыкновенно скучаютъ шестнадцатилѣтніе мальчики. Даже не разъ принимался плакать и къ счастію этого не замѣтилъ мой менторъ, а то вѣрно заставилъ бы прочитать съ десятокъ философскихъ разсужденій "о твердости духа." -- Съ пріѣздомъ въ Москву слезы исчезли: новые предметы, новыя впечатлѣнія. Я улетѣлъ въ міръ фантазій, какъ всякой провинціалъ, увидѣвъ впервые родную столицу. Я былъ тогда стихотвореніе, въ которомъ больше знаковъ удивительныхъ и точекъ, чѣмъ словъ.-- Пришла зима, первая изъ тѣхъ немногихъ зимъ, которыя предпочиталъ я лѣту; она пролетѣла мгновеніемъ. Весной я осматривалъ окрестности Москвы, а лѣтомъ поступилъ въ университетъ. Новый періодъ жизни; я студентъ и вмѣстѣ ратникъ дружины ученой. Я только и думалъ, что о товарищахъ да о книгахъ. Приобрѣтеніе новаго знанія радовало меня болѣе, чѣмъ милліонъ радуетъ скупаго. Я хотѣлъ щеголять умомъ, какъ фракомъ, и безпрестанно перекраивалъ его бѣдняжку на новые манеры. Но опять пришла весна и мнѣ подали письмо съ извѣстіемъ, что моей матушки нѣтъ уже въ живыхъ.... забытое сердце внезапно вскипѣло, холодный умъ опрокинулся, какъ Голіафъ. Было мгновеніе, когда я хотѣлъ бросить и книги и блестящія надежды на ученую славу и -- бѣжать въ Пензу!".....
   -- "Вы могли съѣздить туда въ свободное время -- сказала княжна -- вѣдь вамъ хотѣлось только поплакать на могилѣ."
   -- "Я такъ и хотѣлъ сдѣлать, когда первая вспышка души миновала. Но пришли каникулы, менторъ мой вывезъ меня по Пензенской дорогѣ, а повернулъ на нижній Новгородъ, потомъ "на Казань и привезъ меня въ Екатеринбургъ. Онъ очень серьозно увѣрялъ, что для меня гораздо полезнѣе осмотрѣть и изучить произведенія Уральскихъ горъ, чѣмъ плакать и мечтать въ своей родинѣ. Я сказалъ уже, что онъ былъ отчаянный книжникъ; ничего не сочинялъ, и задумалъ прославиться, издавъ меня въ свѣтъ въ видѣ энциклопедичесуаго лексикона. Трудъ полезный и прекрасный, но какъ всѣ подобные лексиконы, остановился на первыхъ буквахъ и вы не увидите въ немъ статьи Счастіе.
   "Я осмотрѣлъ Уралъ, но камни и металлы, которые тогда я высмотрѣлъ, еще и до сихъ поръ лежать на сердцѣ."
   -- "Развѣ вы никогда ужъ болѣе не бывали на родинѣ?"
   -- "Да. Съ Урала я воротился въ университетъ къ своей ученой жаждѣ. Когда пришли другіе каникулы, менторъ мой предложилъ съѣздить въ Петербургъ. На этотъ разъ я не отговаривался, Петербургъ слишкомъ привлекателенъ для молодаго путешественника. Менторъ перезнакомилъ меня со многими изъ тамошнихъ умелыхъ и со всѣми академиками: меня ласкали, охотно и снисходительно отвѣчали на мои любознательные вопросы. По ночамъ я записывалъ видѣнное и слышанное. Съ огромнымъ запасомъ свѣденій воротился я въ университетъ, и ужъ гораздо менѣе думалъ и мечталъ о родинѣ, потому что безпрестанно грезилъ только о счастіи быть академикомъ. Въ продолженіе третьихъ каникулъ совершилъ то знаменитое путешествіе въ Крымъ, котораго описаніе торжественно прочелъ передъ вами прошедшей; осенью. Воротясь въ Москву выдержалъ окончательный экзаменъ и былъ опредѣленъ на службу въ Ярославль. Въ Ярославлѣ прожилъ три года, два раза ѣздилъ въ Петербургъ и однажды въ Москву на погребеніе своего ментора.-- Смерть этого добраго человѣка лишила меня послѣдняго руководителя. И онъ въ самомъ дѣлѣ оставилъ меня неоконченнымъ энциклопедическимъ лексикономъ.-- Изъ Ярославля судьба перевела меня сюда, и вотъ полтора года я считаю себя Грязеславцемъ."
   -- "Жизнь ваша богата -- сказала княжна -- и теперь нельзя удивляться вашей холодности къ удовольствіямъ свѣта: вы много насмотрѣлись."
   -- "И только что насмотрѣлся, отвѣчалъ Чадинъ -- но смотрѣть и наслаждаться, двѣ вещи совершенно различныя."
   -- "Не думаю, насмотрѣться людей и свѣта,-- одно изъ лучшихъ удовольствій."
   -- "Прибавьте: для того, кто собирается умирать, а мнѣ хотѣлось бы побить еще хоть немножко."
   -- "Вы мечтатель" -- сказала княжна.
   Богъ знаетъ чѣмъ кончился бы этотъ разговоръ, еслибъ пріѣздъ князя не далъ ему другаго направленія. Старикъ заговорилъ о философіи Бекона и одушевленный юноша долженъ былъ отвѣчать на его замѣчанія, хотя они были сухи и холодны какъ тогдашній вечеръ. Княжна рѣшительно замолчала; сердце ея не любило философіи, потому что умъ не понималъ философіи. Одна только Авдотья Николаевна изрѣдка вмѣшивалась съ простодушною шуткою, да то когда философы ужъ черезъ чуръ заговаривались.
   Наконецъ Чадинъ уѣхалъ, оставивъ по себѣ самыя добрыя воспоминанія. Князь называлъ его юношей даровитымъ, украшеніемъ Русской молодежи; Авдотья Николаевна безпріютнымъ сиротой достойнымъ искренняго участія. Княжна ни какъ не называла, но за то говорила объ немъ болѣе и чаще, чѣмъ князь и Авдотья Николаевна.
   Холодный февраль принесъ плоды минувшихъ событій. Чадинъ сдѣлался короткимъ знакомымъ въ домѣ княвл. И вельможа не только не скучалъ частыми посѣщеніями, но еще старался поддержать ихъ очаровательными ласками. Онъ самъ заѣзжалъ къ молодому учителю всякой разъ, когда случалось ѣхать мимо. Онъ не только не хотѣлъ казаться вельможею, но еще выговаривалъ юному другу, если тотъ когда нибудь старался сохранить свѣтское приличіе. Книжныя повѣсти, разсказы о томъ, что было, что будетъ и какъ должно быть -- составляли предметъ ихъ бесѣдъ, часто очень длинныхъ.
   Въ газетахъ публикованъ былъ вызовъ Академіи Наукъ на соисканіе нѣсколькихъ вакантныхъ мѣстъ академиковъ и адъюнктовъ. Чадинъ чуть съ ума не сошелъ отъ радости. Онъ принялся писать дисертацію, не говоря ни кому о своихъ намѣреніяхъ; а все таки какъ то находилъ свободныя минуты, часы, даже цѣлые вечера -- бывать у князя. Тамъ онъ запасался вдохновеніемъ, а дома подъ его вліяніемъ работалъ.
   Многіе Грязеславцы удивлялись и завидовали счастію Чадина. Были и такіе, которые связь князя съ молодымъ человѣкомъ считали чѣмъ-то таинственнымъ, въ родѣ связи масонской. Толкамъ и пересудамъ не было конца, хотя они ровно ничего не объясняли.
   Княжна утопала въ усладительной дружбѣ и не хотѣла знать ни о чемъ болѣе, кромѣ тайнъ души своего дорогаго мечтателя. Ахъ! какъ онъ хорошъ, какъ высокъ по уму и душѣ, и какъ отрадно перемѣнился!... Теперь ужъ онъ не тотъ неумолимый Чадинъ, который съ такою гордостію и равнодушіемъ отвѣчалъ на всѣ ея сердечные вопросы; теперь ужъ онъ не ограничивается сухимъ поклономъ" когда бываетъ вмѣстѣ, не бредитъ ученостью по цѣлымъ вечерамъ. По прежнему холодный и невнимательный ко всѣмъ женщинамъ, онъ исключаетъ только одну княжну и кажется всегда радуется ей появленію. Сказать-ли болѣе? онъ полюбитъ вечера танцовальные и именно тѣ, въ которыхъ участвуетъ княжна. Веселъ когда танцуетъ съ ней, и досадуетъ, если кто нибудь успѣетъ предупредить его въ приглашеній княжны на кадриль или мазурку. Недавно при началѣ вычурнаго котильона, онъ сказалъ:
   -- "Я непремѣнно уѣхалъ бы домой, еслибъ вы были ангажированы"
   -- "Отчего это?" спросила княжна.
   -- "Право скучно танцовать со всѣми кромѣ васъ."
   -- "Покорно благодарю; но чѣмъ васъ прогнѣвили Наши дамы?"
   -- "Онѣ прогнѣвили не меня, а Господа Бога, который не наградилъ ихъ ни однимъ талантомъ."
   -- "Что если я перескажу имъ этотъ ужасный приговоръ" -- сказала она.
   -- "Это значило бы предать человѣка, который повѣрилъ вамъ свои мысли, какъ лучшему и единственному другу."
   Княжна считала этотъ вечеръ лучшимъ и единственнымъ въ своей жизни.
   

VI.
Еще отрывокъ изъ дневника.

   15-го Марта. Вчера и сегодня былъ у Горецкихъ. Право, я сдѣлался въ этомъ домѣ почти домашнимъ человѣкомъ. Князь ласкаетъ меня, а княжна -- о, какая жилая, Добрая, превосходная Дѣвушка!.... Я никогда не. воображалъ, что она владѣетъ такой рѣдкой душой, какими блестящими талантами.... Я уважаю ее столько, что готовъ бросить свои ученыя занятія всякой разъ, когда она захочетъ раздѣлить со мной бесѣду.
   Да и какъ не уважать ее, если она на томъ незабвенномъ балѣ, вспомнила меня забытаго, оставленнаго всѣми? Прекраснѣйшая изъ женщинъ, царица, окруженная толпою усердныхъ подданныхъ, сходитъ съ своего блестящаго престола, и дѣлить скуку бѣднаго парія, забросаннаго грязью!... мало того: ставитъ парія возлѣ себя, ласкаетъ въ глазахъ тѣхъ, которые не хотѣли обратить на него даже внимательнаго взора..... О, да это хоть кого тронетъ и заставить не жалѣть жизни для такого милаго существа!
   19-го Марта. Я вовсе пересталъ скучать, какъ бывало прежде. Оттого ли, что часто посѣщаю князя, гдѣ всегда Очень, очень весело, или. оттого, что бури жизни уже миновали и ко мнѣ идетъ небесная радость?.... А есть какія-то темныя предчувствія. Мнѣ кажется иногда, что счастіе мое близко, вотъ здѣсь, подъ окномъ... И мои вечернія мечты блещутъ прекрасными радугами. Даже грусть на сердцѣ дѣлается такою милою, такою увлекательною.
   Сегодня княжна сыграла для меня на фортепьяно нѣсколько превосходныхъ піесъ Вебера. Я улетѣлъ съ волшебными звуками въ чудный міръ фантазіи и -- о, Боже мои, какъ мнѣ было весело какъ неизъяснимо весело!...
   22-го Марта. Въ первый разъ меня посѣтилъ графъ Звѣздичь и просидѣлъ нѣсколько часовъ. Я очень люблю его: предобрый, преумный человѣкъ. Въ немъ есть огонь поэзіи, самой прекрасной. Онъ не изъ числа тѣхъ бурныхъ военныхъ щеголей, которые приносятъ пользу только содержателямъ винныхъ погребовъ, да отцамъ отцвѣтающихъ невѣстъ "съ принисью;" которые годятся только "въ герои нашего времени."
   Графъ не хвастаетъ своимъ богатствомъ и мундиромъ, потому что они не составляютъ его единственныхъ достоинствъ. Сегодня я почти подружился съ нимъ и наши разговоры были самые искренніе, самые откровенные.
   26-го Марта. Ахъ, княжна, княжна! она меня увлекаетъ!.. Хотѣлось бы знать, кто научилъ ее такъ сильно затрогивать самыя чувствительныя струны сердца человѣческаго?.... Она умѣетъ развеселить всякаго и моя грустная душа, въ ея присутствіи разцвѣтаетъ; а шучу и смѣюсь, какъ рѣзвый юноша.....
   Но скажите, отчего я бываю веселъ только въ ея присутствіи?. Отчего меня бросаетъ и въ жаръ и въ холодъ всякой разъ, когда при мнѣ произнесутъ ея имя? Отчего мнѣ всегда хочется взглянуть на домъ Горецкихъ?...
   Сегодня цѣлый вечеръ я провелъ у нихъ вмѣстѣ съ десяткомъ гостей. Кровь моя кипѣла; я сыпалъ шутки и остроты. Но признаться-ли?.... Мое остроуміе теряло половину своей живости, когда она переставала меня слушать. Скажу болѣе: когда она съ улыбкой склонилась къ Звѣздичу и въ полголоса что-то говорила ему -- мнѣ вдругъ стало и досадно и обидно. Я замолчалъ и готовъ былъ хандрить. Она оставила графа и снова обратилась ко мнѣ и я снова ожилъ. Но мнѣ дѣлалось скучно всякой разъ, когда она слушала и ласкала другаго..... Боже мой, неужели я влюбленъ?.....
   30-го Марта. У меня былъ князь и просидѣлъ почти цѣлый вечеръ. Когда я снова намекнулъ о недостаткѣ тѣхъ средствъ къ своимъ ученымъ занятіямъ, которыми отъ него пользуюсь, то онъ предложилъ,-- не хочу ли я перейти на службу въ которую нибудь изъ столицъ. Я сказалъ, что обязанъ закономъ еще полтора года служить тамъ куда меня назначать.
   -- "Васъ и назначать служить въ столицѣ -- отвѣчалъ онъ -- и тамъ вы не будете имѣть недостатка ни въ книгахъ, ни въ хорошихъ совѣтникахъ: труды ваши пойдутъ по прямому и прочному пути. Даже можете найти случай побывать за границей и. лично познакомиться съ авторами и тамошними пособіями.
   -- "Покорно благодарю, Андрей Ивановичъ."...
   И я не прибавилъ къ этому ни слова: а подумалъ: что мнѣ дѣлать теперь въ столицѣ, за границей? оно бы не дурно впрочемъ, годы дѣятельности еще не миновали, тихая любовь къ занятіямъ еще не перестала согрѣвать меня, разгараясь иногда въ пламень желанія славы.. но сказать-ли правду?-- мнѣ ужъ не хочется разстаться съ Грязеславлемъ: здѣсь у меня есть знакомые, какихъ не найти ни въ Москвѣ, ни въ Петербургѣ. И эта милая, добрая княжна.. гдѣ я найду такаго друга-женщину?.. Стану здѣсь работать чѣмъ Богъ пошлетъ...
   5-го Апрѣля. Что-то скучно; томительная грусть налегла на сердце. Ничто не веселитъ, не занимаетъ
   Ахъ, Боже мои, какъ я взгляну на свое прошедшее: все идетъ не такъ, какъ бы мнѣ хотѣлось! кажется надо мной идетъ звѣзда съ надписью "неудача." Отчего, звѣзда, ты мучишь меня и не хочешь указать дороги въ могилѣ? О, я умеръ бы не выронивъ ни одной слезки, потому что ничего не имѣлъ и ничего не создалъ для себя на землѣ. Жаль что послалъ свою диссертацію: что она?-- для меня, она кажется чудомъ: по моему, такъ я вѣрно разгадалъ процессъ жизни растительной; онъ, кажется, аналогически вѣренъ съ процессомъ жизни минеральной, животной и интелектуальной. У меня по однимъ законамъ ростетъ и дерево и развивается мысль въ цѣлое твореніе -- все для меня кажется геніально; но что скажутъ другіе?-- посмѣются и бросятъ; напрасно послалъ такое недозрѣлое произведеніе. Вчерашній опытъ раскрылъ мнѣ новыя стороны вопроса: я угадалъ, точно угадалъ тайну Божію.... угадалъ.-- слѣпецъ! черезъ недѣлю же разобьешь всю свою систему въ дребезги!-- ахъ, какая тоска!-- Нѣтъ, все пустяки; слава Богу, что у меня не остается здѣсь ничего дорогаго: я сброшу тлѣнную оболочку, вознесусь высоко, высоко, и ужъ ни разу мысль моя не помутится воспоминаніемъ о бѣдной землѣ!...
   А княжна.?... Что мнѣ княжна? она княжна] а я бѣдный дворянинъ... она вѣроятно ласкаетъ меня изъ жалости, а не потому, что я дороже для нее всѣхъ на свѣтѣ.
   9-го Апрѣля. Князь праздновалъ день своего рожденія. Съѣхалось множество гостей и все избранные, знаменитые: ни одного секретаря, ни одной титулярной совѣтницы. Но за то я, на этотъ разъ, представлялъ совокупленіе Всѣхъ пылинокъ, которымъ суждено теряться въ блестящихъ лучахъ земныхъ знаменитостей. Я чуть чуть не сгорѣлъ отъ этихъ лучей.
   Все золото, да бриліанты, да рѣчь сверкающая шлифованнымъ умомъ -- не то что у насъ бѣдныхъ!
   Въ Грязеславль пріѣхалъ погостить какой-то генералъ-лейтенантъ съ двумя дочерьми и сыномъ, капитаномъ гвардіи. Онъ старинный другъ князя Горецкаго и потому сегодня былъ первымъ, почетнѣйшимъ гостемъ. Его дочери не отходили отъ княжны, стараясь кажется прельстить ее тонкимъ знаніемъ Французскаго языка. Юный капитанъ также вертѣлся вокругъ ее, какъ мишурной поэтъ вокругъ чужой геніальной мысли. Мнѣ жаль стало этой прекрасной мысли, но я не могъ спасти ее. Я только смотрѣлъ, да философствовалъ, какъ обыкновенно философствуютъ бѣдняки безсильные. А она: она красовалась, какъ звѣзда лучезарная въ прелестной синевѣ безпредѣльнаго небосклона. Она тѣшилась тамъ съ своими подругами и друзьями, а на меня упадалъ съ высоты одинъ только лучь сожалѣнія. Напрасно, моя звѣзда, напрасно: я не требую твоего мимолетнаго вниманія! Богъ далъ мнѣ душу, а въ душу влилъ мысль и эта мысль поднимется выше тебя, моя счастливица. Скажи подругамъ и друзьямъ,-- пусть они не гордятся своимъ блескомъ: у меня есть искра, которая затмитъ ихъ, если Богъ допустить ей разгорѣться!...
   Княжна выбрала меня въ одной изъ мазурочныхъ фигуръ и сказала: "вы сегодня настоящій философъ: сидите задумавшись, когда всѣ смѣются и веселятся."
   -- "Развѣ васъ это удивляетъ?" спросилъ я.
   Гвардейскій капиталъ, подлетѣвъ въ это время, не позволилъ ей отвѣчать и спустившаяся на землю звѣздочка снова улетѣла въ высокую синеву. Странно подумалъ я, слѣдя за ней глазами, странно видѣть до какой степени самолюбивы эти блестящія Звѣздочки! онѣ воображаютъ, что всякой сочтетъ себя счастливцемъ, на кого упадетъ ихъ всемилостивый лучь!... Нѣтъ, моя прелестная, блестящая княжна, ты никогда не найдешь во мнѣ покорнаго раба своимъ очаровательнымъ красотамъ... Я не сіяю княжескимъ титуломъ, но я -- къ несчастью -- гордъ больше всѣхъ князей на свѣтѣ. Смѣшна покажется тебѣ эта гордость, но не смѣйся: пройдетъ лѣтъ десятокъ, красота твоя увянетъ; а душа моя черезъ десять лѣтъ можетъ быть составить украшеніе отечества. Да, я спрашивалъ у своей души: въ силахъ ли она поддержать свое высокое призваніе? и она отвѣчала утвердительно: она надѣется еще не только сломить преграды будущаго, но и поправить все, что испортило прошедшее. Боже мой, только ты не оставь меня!
   Въ продолженіе всей бальной ночи я оставался сухимъ зрителемъ земныхъ знаменитостей; а онѣ безъ сомнѣнія считали меня созерцателемъ благоговѣйнымъ. Бѣдняжки, бѣдняжки, знаете ли какая горькая разница между вами и мной? Ваши радости не длинны: онѣ скоро истлѣютъ въ могилѣ -- и всему конецъ; мое горе разсыплется съ этой кратковременной оболочкой души -- и я начну жить жизнію высокою, блаженною. Ваше золото, ваши брилліанты, ваши кудрявыя фразы не извлекутъ тамъ даже улыбки!
   16-го Апрѣля. Богатый Грязеславль! сколько скуки и грязи на такомъ не большомъ пространствѣ!.. Чему уподоблю безподобный городъ? ни Римъ, ни Византія, ни самъ баснословный Вавиловъ не останутся такъ памятны для человѣка съ душей, какъ нашъ неизъяснимый Грязеславль. Его можно сравнить только съ философіей, гдѣ есть слова безъ мысли, и мысли накликающія хандру. Боже мой, зачѣмъ не суждено мнѣ быть березкою здѣшняго бульвара. Прекрасная должность: и почетная и спокойная, а главное безгрѣшная. Никого бы не обидѣлъ острымъ словцемъ и никто бы не упрекнулъ меня, что я не князь и не богачъ.
   Однако и въ Грязеславль заглянула красавица весна; все оживаетъ и начинаетъ стряхивать зимнюю унылость.
   Скажите, чего бы вы хотѣли: вѣчной ли весны, съ прекраснымъ небомъ, съ прекрасными лугами, холмами, съ зеркальностью водъ, съ живописными купами могучихъ деревъ; или души, которая бы понимала васъ, любила васъ, лелѣяла ваши прихоти, раздѣляла радость и горе? котораго изъ этихъ друзей выбрали бы себѣ, еслибъ вамъ сказали: "возьмите изъ нихъ одного?" Я взялъ бы себѣ богатую природу: этого друга никто не отниметъ, никто не помѣшаетъ нашимъ святымъ бесѣдамъ. Этотъ другъ никогда не измѣнить, не убьетъ души холодностью. Онъ не смотритъ ни на чины, ни на богатство. Всегда нѣжный, прекрасный, непостижимо величественный, онъ умиляетъ жизнь, раскрываетъ ищущему свои живительныя тайны. Я по смерти, вмѣсто траура, раскинетъ надъ могилой широкую тѣнь, и каждое утро, каждый вечеръ будетъ окроплять росою, какъ слезами чистыми и непритворными.
   25-го Апрѣля. Погода прелестная; я вышелъ прогуляться. Но когда переходилъ изъ улицы на бульваръ, впереди меня показалась знакомая, вороная четверка; я пріостановился. Стуча и гремя пронеслась ея блестящая карета, меня обдало пылью. Она улыбнулась, дружески кивнула мнѣ головой, изчезла..... Только-то, моя милая?..... Не выражаетъ ли это я конечнаго вывода всѣхъ моихъ отношеніи къ тебѣ?... Счастіе несетъ тебя быстро на своей блестящей колесницѣ, а я бреду по пути жизни, какъ убогій странникъ, только что не съ сумой за плечами. Ты наградила меня и улыбкой и поклономъ, но вѣдь ты наградишь всякаго, кто встрѣтится тебѣ на дорогѣ. Ты ѣдешь теперь въ какое нибудь собраніе людей богатыхъ и славныхъ -- тамъ ты будешь искать предмета, на которомъ бы могла остановиться и успокоиться твоя свѣтлая душа -- а я, я засыпанный пылью, могу только мечтать о ничтожествѣ человѣка.... Бѣдное созданіе человѣкъ! т. е. бѣдный учитель.
   Ахъ, зачѣмъ я не родился княземъ и вельможей?.
   27-го Апрѣля. Почти цѣлый день провелъ у Горецкихъ. Она заставила меня читать драму Отелло и я прочиталъ всю.
   -- "Ужасный Мавръ!" сказала она, тронутая до глубины души.
   -- "Да, ужасный, но его еще нельзя винить совершенно: вѣдь онъ былъ просто Мавръ, славный]только воинскими талантами, а она дочь знаменитаго вельможи, прекрасная, блестящая."
   -- "Но она любила его, пожертвовала для него всѣмъ -- чего же болѣе?"
   -- "Въ этомъ-то онъ и усомнился: любила ли она его искренно. На женщину находятъ минуты, когда она для счастія сердца забываетъ свою красоту и величіе, но за то она можетъ скоро и раскаяться."
   -- "О, какой же вы горькій наблюдатель женщинъ!" проговорила она, почти обидѣвшись.
   Я старался оправдаться и разговоръ нашъ принялъ такую трогательную занимательность, что я снова ушелъ домой, очарованный, почти счастливый.. Обольстительная дѣвушка!
   1-го Мая. Губернскій предводитель празднуетъ сегодня день своихъ имянинъ, въ своемъ селѣ, въ десяти верстахъ отъ города. Вся Грязеславская звать приглашена на обѣдъ и балъ. Но сказали рѣшительно, что вечеромъ тамъ будетъ огромный фейерверкъ, на который убито нѣсколько тысячъ. Грязеславлъ въ тревогѣ, словно губернскій предводитель обѣщалъ свести огонь съ неба. Владѣтели экипажей и лошадей, почитаютъ за смертный грѣхъ остаться дома при такомъ казусномъ представленіи; тѣ, у которыхъ есть или экипажъ безъ лошадей, или лошади безъ экипажа, соединяются, составляютъ "компанію" -- разительный примѣръ любви и благороднаго рвенія помогать другъ другу въ общей нуждѣ, а люди мѣлочные, имѣющіе въ своемъ распоряженіи только пару собственныхъ ногъ, сдѣлали отчаянный набѣгъ на Грязеславскую биржу, завладѣли всѣми дрожками, телѣгами и лошадьми, способными только двигаться; наконецъ самые бѣднѣйшіе изъ бѣдныхъ тружениковъ, заперли въ ящикахъ свою гордость, взяли подъ мышку любопытство и отправились пѣшкомъ къ вожделѣнному фейерверку. Многіе поплыли на яликахъ и лодкахъ, одинъ только воздухъ остался непричастнымъ всеобщаго треволненія -- нѣтъ, отъ всеобщаго гомобу и движенія и тотъ расколыхался "сверхъ ординарнаго."
   Я остаюсь дома и почитаю себя довольно счастливымъ, потому что могу и имѣю право философствовать съ высока надъ любопытнымъ человѣчествомъ. Но прекрасный вечеръ вызвалъ наконецъ и меня. Я пошелъ прогуляться и, не знаю почему, за городъ. Долго шелъ по берегу рѣки и наконецъ остановился.... Подкралась чудная ночь: небо безлунное горѣло звѣздами; только на западѣ длинная полоса облаковъ Тихо и свѣжо. Я замечтался. Но стукъ, подобный отдаленнымъ пушечнымъ выстрѣламъ разбудилъ мое вниманіе.... На краю небосклона замѣтны были вспышки; я началъ смотрѣть въ ту сторону и вскорѣ превосходная купа огней, какъ мечта поэта, поставляющаго. всю поэзію въ мечтѣ, гордо и величественно поднялась къ облакамъ, раскинулась сонмомъ великихъ звѣздъ, поиграла волшебными цвѣтами и тихо, тихо угасла. То былъ знаменитыя фейерверкъ.
   Отдаленные удары продолжались и вотъ опять фантастическая купа огней, опять медленно и безмолвно возникла изъ земли; поблистала, поиграла, цвѣтами и медленно, неохотно, потонула въ безднѣ мрака. Съ грознымъ ропотомъ прокатился громъ, возвѣщая о ея погибели.
   И вотъ опять все умолкло, ни голоса, ни звука; обворожительное царство ночи.... Мечты столпились и грустная душа совершенно отдѣлилась отъ міра физическаго. Богъ знаетъ чего я не видѣлъ; много страшнаго, много утѣшительнаго..... а..... все таки она одно изъ первыхъ лицъ каждаго видѣнія!..... Что-жъ такое она? ангелъ или демонъ искуситель? спасетъ или погубить меня f и гдѣ она теперь? вспоминаетъ ли обо мнѣ въ кругу преданной, блестящей молодежи?.....
   Ей теперь весело, а я какъ безумный брожу цѣлую ночь и -- для чего? для того, чтобъ заглядывать въ ту сторону, гдѣ красуется она! ахъ, Боже мой, Боже мой, вотъ до чего я дожилъ!
   Занялась прекрасная заря, дивный свѣтъ отразился въ зеркалѣ рѣки и освѣтилъ все окружающее. Далекій шумъ извѣстилъ о возвращеніи Грязеславцевъ съ роскошнаго бала. Вскорѣ показались ялики, наполненные людьми. Крики, говоръ, индѣ слышались пѣсни. Все было весело и все облито чуднымъ свѣтомъ восходящаго дня.
   Я смотрѣлъ на дамъ; сердце мое сжималось при каждомъ новомъ развѣвающемся вуалѣ Хотѣлось узнать ее и не узналъ. Можетъ быть она ѣдетъ въ каретѣ? Приблизился къ дорогѣ. Экипажи съ громомъ неслись мимо, а ее нѣтъ!. Гдѣжъ она? мнѣ стало грустно, очень грустно.....
   Но, Боже мой, чего я ищу, чего желаю?... какъ, смѣшенъ я буду въ глазахъ добрыхъ людей, если они теперь меня увидятъ!... сердце мое облилось кровью. Я взглянулъ на небо и заплакалъ.. почти опрометью прибѣжалъ домой и молился, долго молился... неужели эта молитва не поможетъ мнѣ забыть ее?....
   6-го Мая. Князь пригласилъ меня обѣдать, а послѣ обѣда я потерялъ всю свою стоическую твердость и не имѣлъ силъ уйти домой до позднаго вечера. Она сидѣла, за фортепьяно и играла именно тѣ піэсы, которыя проникаютъ мою душу до глубины. Я горѣлъ и кипѣлъ всѣми наслажденіями, всѣми муками, какія только могутъ придумать земля и небо. Двадцать разъ собирался убѣжать и двадцать разъ непостижимая сила останавливала. Когда она кончила, я взялъ шляпу, но она, оскорбясь моимъ поступкомъ, подошла къ окну, устремила взоръ на широкія воды могучей рѣки и задумалась. Мнѣ стало жаль ее; я подошелъ и заговорилъ съ тѣмъ одушевленіемъ, съ тою нѣжностію, какъ бывало говаривалъ съ своей матушкой, въ послѣдніе дни нашего земнаго свиданія. Она нѣсколько разъ отвѣчала сухо,-- это только подбавило жару въ кипящемъ сердцѣ; я готовъ былъ упасть къ ногамъ ея и просить милосердія. Наконецъ она развеселилась, улыбнулась и -- я воскресъ. Быстро протекла наша упоительная бесѣда и я опомнился уже идучи домой.....
   Глупецъ, глупецъ! положилъ судьбу свою къ ногамъ женщины, и для чего? для того только, чтобъ она улыбнулась и пожалѣла.
   О, крѣпись моя упругая, могучая душа; береги свою свободу: вѣдь она одна только остается тебѣ въ утѣшеніе!
   8-го Мая. Ахъ дайте мнѣ броню стальную, закаленную въ волшебномъ горнилѣ и въ нее одѣньте мою бѣдную беззащитную душу! закройте меня отъ этихъ очей, готовыхъ испепелить мое сердце, мою свободу, мое счастіе!... Ахъ, зачѣмъ я узналъ ее и согласился вступить въ обольстительную дружбу?.... Куда теперь убѣжать?.... Ея образъ милый преслѣдуетъ меня днемъ и ночью, отнимаетъ всякое помышленіе о собственномъ счастіи. Милая волшебница, чего ты хочешь отъ меня? сегодня опять провелъ съ ней цѣлый вечеръ. Разговоръ склонился къ обстоятельствамъ моей жизни, къ моему характеру, образу мыслей. И она стала разсказывать свои наблюденія и изумила; она знаетъ меня вполнѣ: самые сокровенные изгибы души, мои таланты, мои причуды..... Я смотрѣлъ въ ея дивные очи, искалъ въ нихъ искры, принадлежащей духу злому, который хочетъ погубить меня.... Ахъ, нѣтъ, нѣтъ, я ничего не нашелъ: въ этихъ очахъ было небо, одно только небо, ясное, тихое, доброе, благословляющее.... но, Боже мой, если это въ самомъ дѣлѣ мой ангелъ утѣшитель и защитникъ, то зачѣмъ же ты поставилъ его отъ меня такъ высоко?.....
   До поздней ночи просидѣлъ я возлѣ нее, жадно упиваясь неизъяснимыми наслажденіями и никогда бы не воротился домой, еслибъ къ этому была хоть какая нибудь возможность. При ней только я счастливъ, только смотря на нее, забываю, что она княжна. А когда приду домой, Да раздумаю обо всемъ, что ждетъ впереди -- сердце мое обливается кровью.... О, счастливъ тотъ, кто ее не знаетъ и не думаетъ быть ея другомъ!.....
   

VII.
Счастіе мечтателя.

   Угасалъ одинъ изъ прекрасныхъ майскихъ дней. Юный вечеръ приникъ къ землѣ., какъ страстный любовникъ. Все дышало прохладой и нѣгою. Могучая рѣка, и та скромнѣе катила свои волны около того берега, гдѣ стоялъ домъ князя Горецкаго.
   На балконѣ, живописно убранномъ цвѣтами, сидѣла княжна, разсѣянно перелистывая книгу. Не вдалекѣ стоялъ Чадинъ, молча устремляя взоръ то на нее, то на прекрасную природу. Они были совершенно одни.
   -- "О чемъ вы думаете?" спросила наконецъ дѣвушка съ такимъ взоромъ и улыбкой, которые потрясаютъ самыхъ скрытныхъ мечтателей.
   -- "О прошедшемъ," отвѣчалъ молодой человѣкъ, почти со вздохомъ.
   -- "Но о чемъ именно," снова спросила она.
   -- "Развѣ для васъ это любопытно, княжна?"
   -- "Не называйте меня княжной, зовите просто Надежда Андреевна: княжна не спросила бы о причинѣ вашей задумчивости, а Надежда Андреевна хочетъ непремѣнно знать о чемъ вы думаете?"
   -- "О, если такъ, Надежда Андреевна, то я разскажу вамъ все, и можетъ быть болѣе, нежели сколько ожидаете."
   -- "Едва ли болѣе."
   -- "А вотъ увидите.... Во первыхъ замѣтьте, я на своемъ вѣку столько намечталъ, что недостанетъ всей остальной жизни, чтобъ пересказать эти мечты."
   -- "Ужъ не все ли?"
   -- "Позвольте, это приступъ, а впереди рѣчь преогромная."
   -- "Слушаю."
   -- "Во вторыхъ скажу, что я суевѣренъ; суевѣренъ не въ томъ, чтобъ боялся или домоваго или вѣдьмы, или какого нибудь усопшаго проказника, которому скучно лежать въ сырой землѣ -- нѣтъ; я суевѣренъ въ томъ, что придаю инымъ своимъ мечтамъ особенную значительность, считаю ихъ чудеснымъ предзнаменованіемъ будущаго или по крайней мѣрѣ таинственнымъ намекомъ судьбы. Что вы скажете, напримѣръ, вотъ объ этой духовной исторіи?.. Я кончилъ курсъ въ университетѣ и мнѣ оставалось одинъ только день прожить въ Москвѣ. День прощальный, хоть бы съ тюрмою, всегда тяжелъ.... Уныло, безъ цѣли бродилъ я по улицамъ и бульварамъ и незамѣтно очутился за городомъ, на кладбищѣ. Это меня поразило, я печально замечтался о своемъ будущемъ..... Вдругъ, не вдалекѣ, послышались два голоса; любопытство подстрекнуло посмотрѣть, и я подошелъ такъ близко, какъ только позволяла вѣжливость и собственное желаніе остаться неоткрытымъ. То были двѣ дамы: одна пожилая въ черномъ платьѣ и бѣлой шляпкѣ, другая молоденькая дѣвушка въ глубокомъ траурѣ; онѣ стояли возлѣ памятника, довольно великолѣпнаго и кажется говорили о томъ, кто лежитъ подъ нимъ. Трудно было въ подробности разсмотрѣть ихъ лица, но дѣвушка показалась мнѣ свѣтлой душей, прилетѣвшей съ неба навѣстить тлѣющія кости. Нельзя было разслушать ихъ разговора, онѣ говорили довольно тихо. Однако одна фраза была произнесена ясно и я помню ее до сихъ поръ: "можно ли не вѣрить, что за гробомъ будутъ милы наши земные милые: вѣдь мы любимъ не тѣломъ, а душей?" "Да," отвѣчала дама въ бѣлой шляпкѣ и задумалась. Дѣвушка облокотилась и кажется заплакала. Вдругъ, откуда ни возьмись, преогромная собака, какъ демонъ, выскочила изъ за могилъ и бросилась на нихъ. Обѣ дамы вскршсцули, я хотѣлъ броситься на помощь, но молоденькій щеголекъ, въ темносинемъ сертукѣ, предупредилъ меня и отогналъ своего трезора. Дамы ушли, я также-побрелъ домой, пожелавъ темносинему щеголю уѣхать на своемъ трезорѣ прямо въ адъ. Но эта встрѣча осталась мнѣ памятна на всегда. Образъ милой незнакомки, хоть неясный, но тѣмъ болѣе увлекательный, такъ меня обворожилъ, что я долго не хотѣлъ ѣхать изъ Москвы. Никакія занятія, никакія развлеченія не могли выжить изъ-души этой роковой встрѣчи. Я мечталъ и мечты мои были тѣмъ страннѣе, что не разсмотрѣлъ хорошо и не помнилъ лица милой дѣвушки. Воображеніе придавало ей всѣ прелести неба и земли. Я назвалъ ее мечтой по преимуществу и отъ души вѣрилъ, что она назначена судьбою быть первымъ лицемъ въ драмѣ моей жизни. Я не былъ влюбленъ въ нее, но всякой разъ, когда мнѣ случалось видѣть дѣвушку вполнѣ достойную любви, я говорилъ самъ себѣ: "у меня есть она, моя мечта."
   -- "И вамъ никогда болѣе не случалось видѣть своей мечты?" спросила княжна.
   -- "Никогда, да никогда и не увижу, потому что въ самомъ дѣлѣ это была чистая мечта."
   -- "А давно ли случилась эта встрѣча?"
   -- "Въ августѣ будетъ ровно пять лѣтъ."
   -- "Памятникъ, возлѣ котораго стояла дѣвушка, вѣрно былъ бѣлый мраморный столбъ, а сверху бронзовый крестъ?"
   -- "Да, какъ теперь вижу."
   -- "О, такъ я знаю вашу мечту!" -- проговорила дѣвушка засмѣявшись и вмѣстѣ вспыхнувъ какъ роза.
   -- "Знаете? такъ пожалуйста, говорите" -- сказалъ изумленный Чадинъ.
   -- "Слишкомъ скоры, г. мечтатель! мнѣ еще хочется сдѣлать уговоръ.... ну, да Богъ съ вами, вы довольно наказаны, ха! ха! ха! мечта ваша теперь передъ вами!"
   -- "И вы не шутите, Надежда Андреевна?" спросилъ молодой человѣкъ, взволнованный до глубины души.
   -- "Не дивитесь -- отвѣчала княжна -- мечта ваша не имѣетъ тѣхъ очаровательныхъ прелестей, которыя вы воображали, но за то искренно желаетъ вамъ счастія."
   Мечтатель и прелестная мечта его долго, долго смотрѣли другъ на друга, не вымолвивъ ни слова.
   Удивляюсь, отчего тутъ не произошло окончательнаго обмѣна и ратификаціи сердечныхъ чувствъ. Но не, угодно ли снова обратиться къ дневнику Чадина, гдѣ ясно открываются слѣдствія незабвеннаго майскаго вечера.
   12 Мая. Пойду-ли противъ-воли Промысла, который чудно указалъ мнѣ lia. эту дѣвушку?.... Его неисповѣдимымъ судьбамъ угодно было попустить, чтобъ я любилъ ее: и я люблю пламенно, безотчетно, безнадежно; къ чему эта любовь приведетъ меня?-- не мое дѣло. Я никого не хотѣлъ любить такимъ образомъ, но моя гордая душа должна была покориться. Иду за своей милой, забывъ всю свою надмѣнную философію. Да, иду и не хочу знать своего будущаго.... Какое дѣло, чѣмъ кончится моя любовь?... Довольно и того, что я люблю, что юность моя горитъ самымъ прекраснымъ огнемъ, которому позавидуютъ счастливцы міра!.... Любовь! что это за сладкое чувство!
   15-го Мая. И вчера и третьяго дня я былъ у князя. Сегодня думалъ остаться дома, да это ужъ выше силъ моихъ. Прежде я хвасталъ самостоятельностью, теперь вся моя. Жизнь зависитъ отъ взора милой. Теперь ужъ я не тотъ непоколебимый труженикъ Паукъ: теперь все забыто, кромѣ ее, одной только ее....
   Ахъ, какое дивное созданіе женщина, ея очи, ея улыбка. И какое высокое блаженство любить ее, изучать, какъ прекраснѣйшую частицу прекрасной природы!...
   Разговаривая съ княземъ, я безпрестанно смотрѣлъ на нее и по переливамъ нѣжнаго румянца, по легкому движенію устъ, хотѣлъ разгадать ея тайную мысль. Она занималась работой и о чемъ-то думала. Ахъ, какъ хороша, и какъ бы я желалъ смотрѣть на нее вѣчно, вѣчно!.... Изрѣдка взоръ ея упадалъ на меня, Боже мой, какъ мнѣ было тогда весело! Не разъ я подходилъ и жадно впивалъ тотъ воздухъ, которымъ она дышала....
   Наконецъ мы вышли въ садъ. Не знаю почему князь оставилъ насъ однихъ.
   -- "Научите меня вашей ботаникѣ" -- сказала она, лаская прелестныя головки душистыхъ цвѣтковъ.
   -- "Съ удовольствіемъ -- отвѣчалъ я -- но чѣмъ вы заплатите за труды?"
   -- "Самой искренней благодарностью" -- сказала она.
   -- "Этого мало: когда я учился, то платилъ своимъ наставникамъ не однимъ спасибо, а посвящалъ свои труды и способности для ихъ удовольствія, лелѣялъ ихъ прихоти, дорожилъ ихъ любовью"
   -- "Когда я хочу быть благодарна, то ужъ вѣрно не на однихъ словахъ" -- сказала она, потупивъ очи.
   Я чувствовалъ, какъ кровь прилила мнѣ въ лице и щеки вспыхнули. Долго не могъ сказать я ни слова и молча слѣдилъ за ней, какъ рабъ за своимъ повелителемъ. Наконецъ собрался съ силами и, продолжая начатый разговоръ, спросилъ:
   -- "И будете исполнять моя прихоти?"
   -- "Буду, если вамъ угодно" -- отвѣчала она.
   -- "О, вы слишкомъ много берете на себя, вы еще не знаете, какъ я прихотливъ!"
   Я улыбнулся, но моя улыбка выражала мольбу о милосердіи.
   -- "Ваши прихоти -- сказала она -- благоразумны, а благоразумныя прихоти исполнятъ и легко и пріятно."
   -- "Отчего вы думаете, что я прихотливъ благоразумно?.... Я человѣкъ, имѣю страсти, а страсти рѣдко согласны съ разсудкомъ.".
   -- "Боже мои, и вы говорите о страстяхъ, вы, для котораго земля еще не могла придумать ни одного искушенія."
   -- "Вы меня не знаете" -- сказалъ я.
   -- "Знаю лучше чѣмъ вы думаете."
   -- "Неужели у васъ достаетъ терпѣнія и охоты наблюдать мои характеръ?"
   -- "Я притворяюсь -- отвѣчала она -- точно такъ, какъ притворяетесь вы, посѣщая патъ домъ, а не домы своихъ искреннихъ друзей."
   -- "У меня нѣтъ друзей, кромѣ васъ -- сказалъ я; свидѣтель въ этомъ небо, которому повѣряю свои тайныя думы и мечты!"
   -- "Небо васъ и накажетъ, если вы говорите не отъ чистаго сердца."
   Я опять потерялъ свою твердость, даже благоразуміе и чуть-чуть не обнялъ милаго ангела.
   Князь перервалъ нашъ разговоръ, но очи очаровательной дѣвушки все еще говорили сердцу много отраднаго, утѣшительнаго... Ахъ, неужели она понимаетъ меня и дорожитъ моей любовью?
   11-го Мая. Она спросила: "Есть ли у васъ въ будущемъ какая нибудь утѣшительная надежда, надежда, къ которой вы могла бы направлять всѣ на" стоящіе труды?"
   -- "Въ будущемъ нѣтъ -- отвѣчалъ я -- а есть надежда въ настоящемъ и такая, для которой я забываю все прошедшее и будущее."
   Она поняла мою аллегорію; румянца прибыло на щечкахъ; чудесный огонь сверкнулъ въ очахъ.
   Ахъ, какъ много радости высказалъ мнѣ этотъ огонь!... Да" она расположена ко мнѣ, по крайней мѣрѣ какъ къ другу -- а я не требую болѣе... О, сколько блаженства, неизъяснимаго блаженства! Живу не на землѣ, а гдѣ-то въ чудномъ мірѣ и нѣтъ словъ высказать то, что чувствую!....
   19-го Мая. Въ рукахъ ея была голубая ленточка. Я сказалъ: "подарите мнѣ эту прекрасную эмблемму постоянства."
   -- "На что вамъ? Развѣ вы вѣтренникъ?"
   -- "О, нѣтъ; она, какъ талисманъ, будетъ постоянно хранить мое счастіе."
   -- "Если такъ, извольте: отъ души желаю вамъ самаго постояннаго счастія."
   Я взялъ прекрасную ленточку и теперь не знаю, гдѣ положить ее..... Подарокъ милой! можетъ ли быть что нибудь дороже?... Любуюсь и не могу налюбоваться. Жадные поцѣлуи кипятъ тамъ, гдѣ прикасались ея пальчики... И какъ живо видится она, прекрасная, добрая, то веселая, то задумчивая... Ахъ, о чемъ она такъ часто задумывается?... Какъ бы мнѣ хотѣлось извѣдать эту душу вполнѣ, узнать ея завѣтныя тайны!... Пусть въ ней ничего не будетъ лестнаго моему кипящему сердцу, но я хочу знать ее только потому, что она чудно-прекрасна. Въ этомъ теперь всѣ мои желанія, вся цѣль моей жизни.
   22-ее Мая. Грусть, тоска, непостижимая тоска давила меня цѣлый день. Я не звалъ куда убѣжать] гдѣ спрятать взволнованную душу? Откуда налетѣла такая буря и что она предвѣщаетъ?
   Но событія совсѣмъ не оправдали моихъ ожиданіи! когда я возвращался изъ гимназіи, мнѣ казалось, что горе стоитъ у воротъ моего дома, но когда вошелъ въ переднюю, меня встрѣтилъ мои Павелъ въ радостной тревогѣ.
   -- "У насъ, сударь, гости -- шепнулъ онъ -- князь Андрей Ивановичъ, княжна Надежда Андреевна. Я сказалъ, что вы скоро воротитесь и они дожидаются. Князь разбираетъ книги, а княжна сидитъ у вашего столика."
   Я почти опрометью вбѣжалъ.
   -- "А, здравствуйте, ради-ли гостямъ? Вышли гулять, Наденька непремѣнно хотѣла видѣть ваши комнаты -- мы и зашли. Но безъ хозяина уйти грѣшно: рѣшились дождаться."
   Часъ времена пролетѣлъ мгновенно. Она была мила, какъ ангелъ. Ея взоры, ея улыбки говорили такъ краснорѣчиво, такъ искренно; я чуть-чуть не забылся.
   Но вотъ они ушли, свѣтлое видѣніе исчезло. Я отыскалъ между бумагами дневникъ свои, спѣшилъ вылить въ него свѣжія кипящія чувства... Но, Боже мой, въ этомъ дневникѣ лежитъ лоскутокъ бумаги и на немъ наскоро, карандашомъ, написано:
   -- "Я пробѣжала послѣдніе листки... узнала... счастіе мое неописанно! Завтра утромъ пришлю: повѣрьте весь дневникъ той, которая дорожитъ вами болѣе всѣхъ."
   Надежда Андреевна! судьба моя рѣшилась. Я зашелъ туда, откуда ужъ не воротятъ всѣ силы земли. Вы хотите имѣть лѣтопись души моей? Возьмите ее вмѣстѣ съ самою душею. Позвольте этой душѣ жить вмѣстѣ съ вами, смотрѣть на васъ, согрѣваться вашимъ дыханіемъ! прежде она была сильна и могуча; теперь она дитя, самое слабое и беззащитное дитя, которое можетъ жить только вашими ласками. Ахъ, не лишите ее этихъ ласкъ: вѣдь она противъ воли была увлечена въ любовь безотчетную.
   Никто кромѣ васъ не видалъ и не увидитъ этого дневника: въ немъ завѣтныя тайны и притомъ всѣ, до единой. Вы узнаете меня всего, со всѣми странностями и недостатками, со всею гордостію и замыслами къ славѣ и ученымъ подвигамъ. Вы узнаете меня болѣе чѣмъ я самъ знаю себя, потому что ваша душа ясна, какъ это небо, къ которому летятъ теперь мои жадные взоры.
   Ахъ, не сердитесь на меня, если найдете въ этомъ дневникѣ что нибудь злое: я не золъ, я всякому готовъ отдать все, что имѣю, кромѣ вашей любви.... Да, кромѣ вашей любви, моя милая, моя неоцѣненная.... моя все!
   Простите за смѣлость выраженій? О, прежде я думалъ создать языкъ, которымъ можно бы было высказать все величіе природы -- а теперь не нахожу словъ для выраженія частички моей любви къ вамъ!.. Вотъ какова эта любовь? И неужели вы назовете меня безразсуднымъ?
   Прочтите, прочтите драму моей жизни и напишите развязку: она совершенно въ вашей волѣ.
   

VIII.
Встреча мечты съ сухимъ умомъ.

   Было около осьми часовъ вечера. На Грязеславскомъ бульварѣ появились двѣ дамы и двое мужчинъ. То были князь Горецкій, княжна, Авдотья Николаевна, да Чадинъ.
   Они шли довольно медленно; ихъ занималъ живой и сильный разговоръ. Князь доказывалъ, что геній, не выразившій своего существованія ни какимъ подвигомъ, не доставившій человѣчеству ни какой пользы -- не заслуживаетъ нашего, вниманія; что мы должны смотрѣть на него, какъ на увядшій цвѣтокъ -- не болѣе. Княжна не соглашалась и утверждала, что такой человѣкъ достоинъ глубокаго участія, что мы даже не вправѣ обвинять его. Чадинъ хотѣлъ угодить и отцу и дочери, и, вмѣсто серіозныхъ разсужденій, говорилъ просто остроумныя шутки.
   На встрѣчу имъ показался Вертолетовъ, по обыкновенію спѣшившій за важнымъ дѣломъ!
   -- "Вотъ, напримѣръ, Семенъ Николаевичъ -- сказалъ Чадинъ -- имѣетъ въ себѣ генія наблюдательности: обтекаетъ по Грязеславлю, доискивается въ человѣкѣ какой нибудь новой стороны -- и увы, не находитъ!-- развѣ онъ недостоинъ искренняго сожалѣнія?"
   -- "Ему воздвигнутъ памятникъ изъ визитныхъ билетовъ" -- сказала княжна.
   -- "Да развѣ онъ умретъ когда нибудь?-- возразилъ Чадинъ: смерть, я думаю, никогда не застанетъ его дома.".
   -- "А, Семенъ Николаевичъ, здоровы ли вы?" -- сказалъ князь, когда Верхолетовъ подошелъ наконецъ и раскланялся.
   -- "Покорно благодарю, слава Богу... И вы вздумали наконецъ выйти на бульваръ, ваше сіятельство?"
   -- "Я гуляю здѣсь часто; неужели вы вовсе не замѣчаете меня, молодой человѣкъ?"
   -- "Виноватъ, ваше сіятельство, такая тьма хлопотъ, являюсь на бульваръ только мимоходомъ..
   -- "И вамъ нѣкогда пройти съ нами до конца аллеи?".
   :-- "Съ удовольствіемъ, если позволите"
   Къ концу этого разговора Чадинъ шелъ ужъ возлѣ княжны. Верхолетовъ сталъ разсказывать княжнѣ о новомъ садѣ, который устроивается для развеселенія Грязеславцевъ. Одна только Авдотья Николаевна шла молча; ей не--доставало товарища.
   Когда купа гуляющихъ поравнялась съ одной изъ бульварныхъ скамеекъ, съ этой скамейки поднялся человѣкъ средняго роста, въ вицъ-мундирномъ фракѣ, съ умнымъ, но убитымъ выраженіемъ лица. Онъ снялъ шляпу и вытянулся, какъ во фронтѣ.
   -- "А, здравствуй, Сомскій -- сказалъ князь -- каково ты поживаешь?"
   -- "Все слава Богу, ваше сіятельство -- отвѣчалъ тотъ, отвѣсивъ низкій поклонъ и слѣдя за вельможей въ почтительномъ отдаленіи -- "пока, есть добрые люди, можно жить на этомъ свѣтѣ."
   -- "Ну, а когда ихъ не будетъ?"
   -- "Тогда намъ-съ потребуется умереть-съ."
   -- "Э, полно: развѣ ты не можешь жить собственными силами и средствами?"
   -- "Никакъ нѣтъ-съ, осмѣлюсь доложить, мы люди грѣшные: спасаемся отъ діавола только молитвами добрыхъ людей, а когда ихъ не будетъ, лукавый задушитъ насъ."
   -- "Тебѣ опасенъ только тотъ лукавый -- сказалъ князь -- который живетъ въ бутылкахъ, а отъ него легко избавиться."
   -- "Осмѣлюсь доложить, ваше сіятельство, очень трудно: лукавый въ бутылкѣ все равно, что мѣсто секретарское въ гражданской палатѣ: какая грѣшная душа не прельстится такимъ мѣстомъ?"
   -- "Курьозное сравненіе!"--сказалъ Вертолетовъ и засмѣялся.
   -- "Ну, а что теперь пописываешь?" -- спросилъ князь Сомскаго.
   -- "Да вотъ-съ въ прошедшій вторникъ написалъ стишки на тезоименитство ея превосходительства Евгеніи Петровны -- изволили похвалить и наградить-съ."
   -- "А что же не далъ мнѣ прочитать?"
   -- "Не смѣлъ безпокоить вашего сіятельства."
   "Принеси, принеси: вѣдь ты знаешь, что я люблю читать твои произведенія.
   Верхолетовъ присталъ къ разговору, чтобъ блеснуть острымъ словцемъ и разсмѣшить князя; но Сомскій своими простодушными и всегда оригинальными замѣчаніями не разъ заставлялъ его краснѣть. Сомскій уменъ, хотя и не ходилъ далѣе уѣзднаго училища. Онъ принадлежалъ къ числу тѣхъ немногихъ людей, которые заставляютъ задумываться философовъ: природа надѣлила его талантомъ, да поставила въ такія обстоятельства, которые убиваютъ всякой талантъ. И онъ самъ не догадывался о томъ, что лежитъ неразработанное въ душѣ его. Онъ считалъ себя не болѣе, какъ повытчикомъ губернскаго правленія, которому суждено писать стихи для вельможъ, забавлять товарищей шутками и напиваться до пьяна при всякомъ удобномъ случаѣ. Никто изъ Грязеславцевъ не понималъ его, и въ губернскомъ правленіи держали изъ милости, только за то, что онъ, какъ стихотворецъ, вошелъ въ извѣстность между тузами. Это былъ настоящій геній, утонувшій въ бутылкѣ и еще не въ бутылкѣ, а въ штофѣ.
   Общество гуляющихъ сошло наконецъ съ бульвара и повернуло къ дому князя Горецкаго. Верхолетовъ исчезъ: ему надо было сдѣлать въ этотъ вечеръ еще три визита. Объ немъ и не жалѣли.
   Въ одномъ изъ павиліоновъ княжескаго сада приготовили чай и прекрасная вечерняя заря освѣтила тихую бесѣду. Много было въ ней достойнаго вниманія, но вѣрно всякой изъ читателей охотнѣе взглянетъ на княжну и Чадина -- на эти два-добрые существа, увлеченные неземной любовью и забывшіе другъ для друга цѣлый міръ. Княжна прочитала дневникъ мечтателя и прекрасная душа ея возвысилась именно до того восторженнаго состоянія, въ которомъ умолкаютъ всѣ расчеты, всѣ выводы свѣтской философіи. Чадинъ покинулъ гордыя мечты о славѣ ученой и полюбилъ Грязеславль, какъ жилище своей единственной надежды. Созрѣлъ духовный романъ, самый странный по наружности и самый высокій по внутреннему достоинству.
   Князь заговорился съ Сомскимъ; княжна порхнула изъ павиліона; Чадинъ пошелъ провожать ее.
   -- "О сколько радостей, сколько счастія въ этихъ цвѣтахъ, въ этой прекрасной природѣ!" -- говорилъ очарованный, слѣдя за своей о аровательницей.
   -- "Боже мой -- сказала она, пріостановившись -- да вы настоящій аркадскій пастушекъ!"
   -- "Возлѣ васъ, всякій Скиѳъ сдѣлается аркадскимъ пастушкомъ."
   -- "Къ чему эта лесть?"
   -- "Правда не зовется лестью, Надежда Андреевна: вы обожаете одну изъ самыхъ строгихъ богинь."
   -- "Перестаньте, сладкорѣчивый пастушекъ!
   -- "Не могу, моя грозная повелительница: теперь ужъ я не тотъ хладнокровный философъ, который самовластію управлялъ своимъ душевнымъ царствомъ.
   -- "Стало быть вы сдѣлали хуже?"
   -- "Безъ сомнѣнія, но за то во сто разъ счастливѣе."
   -- "Счастливѣе?.... а что если ваша повелительница попроситъ себѣ ваше счастіе?"
   --. "Я отдамъ его въ туже минуту."
   -- "Прекрасно... Вотъ вамъ роза въ награду за отличное усердіе."
   -- "Покорно благодарю; но этотъ орденъ скоро увянетъ."
   -- "Что-же дѣлать?... Вѣдь и вы изъявили свое усердіе только словами еще скорѣе исчезающими."
   -- "О, вы самая недовѣрчивая, неблагодарная царица! я перестану любить васъ!" -- сказалъ молодой человѣкъ" весело улыбнувшись.
   -- "Вы говорите это отъ души?" -- спросила она.
   -- "Странный вопросъ! могу ли говорить отъ души, сами вы давно уже взяли ее у меня?"
   Послѣдняя фраза долетѣла до сиреневаго куста, за которымъ стоялъ князь Горецкій: онъ простился съ Сомскимъ и шелъ навѣдаться о прогулкѣ Чадина съ своей дочерью.... Примѣтно было, что подслушанныя слова поразили его: оі^ь пріостановило., и взвѣшивалъ ихъ важность. Къ счастію очарованные любовники замѣтили шорохъ и замолчали. Черезъ полминуты князь соединился съ ними.
   Настало безмолвіе самое краснорѣчивое. Князь пристально смотрѣлъ на цвѣты, какъ бы надѣясь узнать отъ нихъ всѣ тайныя отношенія между дочерью и Чадинымъ. Княжна краснѣла сама не зная отчего. Чадинъ шелъ, повѣся голову и улыбался, перебирая въ умѣ всѣ очаровательныя рѣчи своей очарователыищы. Разговоръ начался наконецъ, но начался о смородинѣ и разговаривавшіе вскорѣ согласились, что о смородинѣ можно говорить только въ самой крайней необходимости.
   Пробило полночь. Чадинъ простился съ знаменитыми друзьями и идучи домой мечталъ, сладко, утѣшительно, чудесно, ужасно мечталъ. Онъ вовсе не думалъ о томъ, что скажетъ князь, узнавъ состояніе его сердца. Душа неудовлетворенная міровъ предалась любви такъ пламенно и безотчетно, что могучій умъ со всѣмъ своимъ штабомъ не въ состояніи былъ сдѣлать ни одного возраженія.
   Прошло еще семь дней самыхъ прекрасныхъ и самыхъ счастливыхъ; въ осьмой сдѣлалось облачко. Чадина пригласили на обѣдъ и на вечеръ къ отставному контръ-адмиралу, доканчивавшему на сухомъ пути свое житейское плаваніе. Туда съѣхалось десятка три гостей и почти все знаменитыхъ: губернскій предводитель, его тетушка генеральша и раскащица о камеръ-герахъ и дворцовыхъ произшествіяхъ; отставной полковникъ, съ унтеръ-офицерскимъ обращеніемъ; его жена изъ дому баронскаго въ своей безсмѣнной двухъ-тысячной шали; Николай Петровичъ, знаменитый поэтъ и путешественникъ отъ Оренбурга до Одессы; другой поэтъ съ прозаическимъ лицемъ и съ сладкими возгласами о своихъ несчастіяхь и талантахъ; Катерина Ѳедоровна, извѣстная по связямъ въ обѣихъ столицахъ; Кузьма Ивановичъ, не играющій въ бостонъ менѣе четверти, а въ вистъ менѣе десяти рублей робберъ и пр и пр. и пр.
   Чадинъ смотрѣлъ на всѣхъ, разговаривалъ со многими, а замѣтилъ одну только княжну Горецкую и отчасти князя. За столомъ -- сидѣлъ противъ нее; послѣ обѣда примкнулъ къ тому волшебному кружку, который образовался изъ прекрасныхъ дѣвицъ и лучшей молодежи. Ахъ, какъ весело было ему утонуть въ обольстительныхъ фантазіяхъ цвѣтущей юности! Сильнымъ словомъ, кипящими, оригинальными шутками онъ стоялъ выше товарищей; всѣ обращались къ нему съ привѣтливой улыбкой, а дорогая-милая радовалась этому торжеству ангельскими радостями. Никогда еще добрый мечтатель не чувствовалъ себя такъ счастливымъ; все было удовлетворено: и кипящее сердце и требованія души талантливой и самолюбивой.
   Пролетѣлъ часъ. Люди пожилые принялись, за карты, единственное ихъ утѣшеніе на нашей скучающей землѣ. Одинъ только князь Горецкій не принялъ въ нихъ ни какого участія; онъ не любилъ ни виста ни бостона; онъ задумчиво помѣстился въ отдаленномъ уголкѣ. Въ продолженіе цѣлаго дня князь быль какъ-то не веселъ, а теперь въ своемъ пустынничествѣ еще болѣе. И Чадинъ при всемъ радостномъ забытьи не могъ этого не замѣтить. Добрая душа заговорила убѣдительно, юноша рѣшился пожертвовать удовольствіями, и раздѣлить скуку съ своимъ почтеннымъ другомъ. Онъ сѣлъ возлѣ него.
   -- "Зачѣмъ вы оставили свой веселый кругъ -- спросилъ князь -- вамъ развѣ пріятнѣе сидѣть со мной старикомъ?"
   -- "Безъ сомнѣнія -- отвѣчалъ Чадинъ -- я никогда и ничего не дѣлаю противъ своей воли изъ какихъ нибудь пустыхъ приличій."
   -- "А что вы разумѣете подъ именемъ пустыхъ приличій?" -- спросилъ вельможа.
   -- "Такіе законы общества, которые могутъ измѣниться --не говорю десять разъ въ одно столѣтіе, но даже десять разъ въ одинъ годъ; которые измѣняются съ каждымъ градусомъ широты и долготы; законы, въ составленіи которыхъ разумъ участвовалъ только какъ слѣпое орудіе, а не какъ разумная причина; которыхъ вся сила -- въ привычкѣ.
   -- "Ваше опредѣленіе рѣшительно ни къ чему не ведетъ -- сказалъ князь съ сухой улыбкой. Пустыхъ приличій нѣтъ въ обществѣ, потому что общество состоитъ изъ милліоновъ людей, а милліоны не могутъ увлекаться пустяками."
   Чадинъ пристально, съ изумленіемъ посмотрѣлъ на своего опытнаго друга, и, помолчавъ съ минуту, сказалъ:
   -- "Изъ книги свѣтскихъ законовъ можно представить много такихъ вещей, которыя заставятъ горько улыбнуться человѣка благоразумнаго."
   -- "Напримѣръ?"
   -- "Напримѣръ... Уложеніе общества предписываетъ впускать въ гостиную и въ кабинетъ только того, кто чисто одѣтъ, а о головѣ ни слова -- будь она просто наполнена соромъ, это все равно."
   -- "И прекрасно!-- возразилъ князь: во первыхъ, умный человѣкъ никогда не останется въ армякѣ: онъ съумѣетъ добыть себѣ чистенькій фракъ; во вторыхъ, умный человѣкъ не завидуетъ обитателямъ гостиныхъ, а напротивъ еще убѣгаетъ ихъ. Кто надѣваетъ фракъ, тотъ изъявляетъ тѣмъ желаніе войти въ гостиную; стало быть уложеніе общества превосходно: оно повелѣваетъ впускать желающихъ."
   -- "А если умный человѣкъ подавленъ обстоятельствами -- сказалъ Чадинъ съ нѣкоторою горячностью -- просто, ѣсть нечего: нужда заставила отбросить и самолюбіе и самоуваженіе въ сторону: -- нѣсколько словъ вельможи дали бы ему дорогу, на которой онъ нашелъ бы себѣ пропитаніе; онъ идетъ въ кабинетъ вельможи въ чемъ Богъ послалъ: лакей отталкиваетъ его, опасаясь, что онъ замараетъ лакированный полъ?"
   -- "Хорошо; тутъ и обвиняйте тѣ же самыя обстоятельства, а не законы приличій. Чѣмъ виновата лѣстница, если разслабленный, спускаясь съ нее, упадетъ и ушибется? Неужели для этого надобно уничтожить всѣ лѣстницы на свѣтѣ?.... Далѣе, тотъ, кто идетъ вымаливать себѣ кусокъ хлѣба, вѣрно не обидится толчкомъ лакея; мы горды только въ счастіи, и забываемъ свои достоинства, когда дѣло придетъ къ отыскиванію пропитанія."
   -- "По этому умнымъ бѣднякамъ сказалъ Чадинъ съ горькой улыбкой -- надобно бѣжать изъ здѣшняго міра туда, гдѣ нѣтъ лакеевъ и половъ лакированныхъ."
   -- "Не правда: умный человѣкъ не доведетъ себя до необходимости искать помощи вельможи. Иначе въ чемъ же его и умъ?... просить милостыню можетъ всякой дуракъ."
   -- Умъ доставляетъ только возможность дѣйствовать: а вельможа -- сила, уже дѣйствующая. Умъ безъ этой силы -- паръ въ закрытомъ котлѣ, не приложенный къ машинѣ: онъ просто улетаетъ на воздухъ или разрываетъ котелъ. Еслибъ заслуги людей даровитыхъ оцѣнивались по достоинствамъ, то умъ ходилъ бы въ кабинетъ не за милостыней, а развѣ -- подавать милостыню свѣта и вѣдѣнія. Случайность, беретъ верхъ надъ дѣйствительностью,-- благодарите приличіе; деньги, знатность, внѣшняя человѣческая сила, по уставу приличій -- выше богатства сердечнаго, геніальности происхожденія, силы творчества. Временное выше вѣчнаго, ложное выше истиннаго, поддѣльное выше сердечнаго,-- до завтра не пересчитаешь всѣхъ элементовъ приличій, противныхъ человѣческой природѣ, враждебныхъ нашему призванію, гибельныхъ для нашего счастія, стало быть для счастія цѣлыхъ обществъ: всѣ мы ежеминутно стонемъ подъ гнетомъ этихъ приличій, всѣ видимъ явную нелѣпость большей части изъ нихъ -- помилуйте, Андрей Ивановичъ! я не узнаю васъ: защищайте вы приличія какъ зло необходимое, наложенное на людей малодушныхъ, неспособныхъ подняться выше ихъ -- я бъ это понялъ: но вы оправдываете приличія, всѣ безъ исключенія,-- воля ваша -- этого я не понимаю.
   -- "О, я никогда не ожидалъ -- сказалъ князь -- чтобъ вы были такъ малоопытны! вы судите о людяхъ, о жизни, какъ поэтъ."
   Старикъ и юноша замолчали и сидѣли потупивъ взоры. Оба изумлены были несогласіемъ въ мнѣніяхъ, чего прежде никогда не случалось.
   Но изумленіе Чадина было смѣшано съ досадой и горестью: князь опровергалъ тѣ самыя истины, на которыхъ юная душа созидала зданіе будущаго счастія. Отчего прежде вельможа никогда не спорилъ и даже не говорилъ объ этихъ предметахъ? и отчего теперь принялся за нихъ съ такою силой, холодной и тяжелою какъ свинецъ? неужели отгадалъ причину частыхъ посѣщеній его дома и хочетъ разрушить счастіе юныхъ мечтателей?
   Наконецъ князь поднялъ голову, закинулъ руку за спинку стула, и съ торжественнымъ и вмѣстѣ диктаторскимъ выраженіемъ лица заговорилъ:
   -- Судьба поставила васъ на ступень, далекую отъ той, на которой стоятъ люди, называемые у насъ вельможами. Вы недовольны своимъ состояніемъ, какъ и всегда бываетъ; вы съ наслажденіемъ прочитали нѣсколько софизмовъ, одѣтыхъ въ очаровательное платье поэзіи -- софизмовъ, которые написаны людьми, равными съ вами по состоянію и слѣдовательно ненавидящими вельможъ и богатство. Вы не хотѣли разобрать хорошенько этихъ софизмовъ, потому что они пришлись вамъ по сердцу; каждую кудрявую фразу вы принимали за изрѣченіе глубокой истины и утѣшались надеждой, что будетъ время, когда всѣхъ вельможъ прогонятъ съ лица земли, какъ надутыхъ дураковъ изъ ученаго собранія. Вы не вѣрите ни одному слову вельможъ, которые, въ свою очередь, хвалятъ себя и бранятъ людей низшихъ; вы не хотите слышать ихъ доводовъ, потому что они вамъ не по сердцу. Съ душею исполненною выспреннихъ созерцаній, съ желаніями, которыя никогда не могутъ исполниться, вы вступили въ свѣтъ и требуете, чтобъ всѣ думали такъ какъ вы. Для васъ, Алексѣй Петровичъ, теперь кажутся странны слова мои, но вы нашли бы ихъ очень основательными, еслибъ сами были вельможею."
   Чадинъ съ внутреннею досадой слушалъ эту длинную рѣчь; но ласковый тонъ, съ которымъ произнесены были послѣднія слова, удержалъ въ немъ. вспышку гнѣва. Онъ рѣшился еще сдѣлать дружеское возраженіе.
   -- "Я опять къ тому же ворочаюсь, Андрей Ивановичъ. Если вельможа ставитъ себя выше остальныхъ классовъ людей только по отличіямъ случайнымъ, земнымъ, шаткимъ -- то это вотъ и есть софизмъ; большая часть нашихъ приличій -- чистѣйшіе софизмы. Будь я вельможа, это софизмы благопріятствовали бы моей суетности, моему тщеславію, положимъ я защищалъ бы ихъ неприкосновенность; но это доказывало, бы только мое малодушіе, покупку личныхъ мечтательныхъ выгодъ цѣною истины, не вмѣщающейся въ меня. Напротивъ, если вельможа, при своихъ, случайныхъ отличіяхъ, полонъ любви къ человѣчеству нелицепріятной, то онъ всегда дѣйствуетъ по движеніямъ сердца, по убѣжденію разума, а не по приличіямъ. Согласны ли вы?
   -- "Ни сколько не согласенъ -- отвѣчалъ князь. Любить мы можемъ и лакея и своего крестьянина, а ставить на равнѣ только того, кто равенъ съ. нами по уложеніямъ общества. Степени состояній утвердились многими тысячами лѣтъ; теперь эта машина сдѣлалась такъ сложна, что самый геніальный поэтъ не въ состояніи вынуть изъ нея ни одного колеса -- не разрушивъ цѣлаго. И кто виноватъ, если, напримѣръ, юные таланты мечтаютъ передѣлать все своими собственными силами?.. Мечты разнообразны до безконечности. Неужели человѣчество должно поддѣлываться подъ голову каждаго юноши?"
   Чадинъ повернулся такъ, чтобъ не смотрѣть на князя и задумался. Тяжелая мысль охватила его душу: онъ вдругъ увидѣлъ, какъ далеко завлекла его любовь и какъ онъ далекъ отъ своего счастія.
   Обольстительныя мечты улетѣли, горькая истина предстала въ ужасной наготѣ.
   -- "Алексѣй Петровичъ!" кликнулъ нѣжный, звучный знакомый голосъ: то была княжна.
   Чадинъ подошелъ къ сонму красавицъ, которыя, какъ весеннія бабочки, рѣзвились и порхали, не думая ни о горѣ, ни о будущемъ.
   -- "Кажется здѣсь нѣтъ -- продолжала княжна -- травъ и цвѣтковъ, надъ которыми бы могли вы такъ крѣпко задуматься."
   -- "О, я давно ужъ пересталъ думать о травкахъ и цвѣточкахъ," отвѣчалъ Чадинъ
   -- "Вѣрно они вамъ надоѣли," замѣтила одна дѣвушка.
   -- "Нѣтъ, я просто забылъ ихъ, какъ вѣтреный любовникъ, увлекшись другими предметами"
   -- "Вѣтреность порокъ," сказала княжна.
   -- "Ваша правда -- отвѣчалъ молодой-человѣкъ -- и Богъ скоро наказалъ меня: я испытываю теперь всю горечь поздняго раскаянія. Въ самомъ дѣлѣ, за чѣмъ было оставлять милые цвѣтики? они такъ рады моему вниманію, они любятъ меня, не спрашивая, генералъ ли я или младшій унтеръ-офицеръ"
   Всѣ кто только слышалъ эту рѣчь приняли за шутку, хотя и не слишкомъ забавную, но княжна содрогнулась, вглядѣвшись въ горькую улыбку своего милаго. Она почти догадалась о причинѣ его грусти, потому что наблюдала разговоръ съ отцемъ, за минуту конченный. Бѣдные мечтатели, вы теперь только узнали, , что ваша высокая любовь должна подвергнуться суду ума неумолимаго!....
   Чадинъ пошелъ въ садъ, нѣсколько поразсѣяться. Да и что ему было дѣлать, какъ не искать разсѣянія?... разсѣяніе единственное оружіе людей, невооруженныхъ титлами и деньгами. Оно, такъ сказать, усадьба бѣдняка, въ которую онъ долженъ уѣзжать отъ нашествія горестей, какъ богачъ отъ нашествія гостей докучливыхъ..
   Долго бродилъ онъ по аллеямъ, утопая въ думахъ горькихъ и безплодныхъ; наконецъ встрѣтился съ графомъ Звѣздичемъ, который искалъ случая поговорить съ нимъ наединѣ. Чадинъ уважалъ графа и былъ знакомъ съ нимъ очень коротко, но теперь, когда гордая душа возстала на богачей, когда юное самолюбіе было ужасно растравлено -- теперь одинъ видъ блестящаго мундира, одно названіе графъ внушало ему непріятныя чувства. Онъ пріостановился, именно съ намѣреніемъ уколоть Звѣздича ѣдкой эпиграммой.
   -- "Что съ тобой, Чадинъ? спросилъ тотъ -- былъ веселъ какъ поэтъ безпечный и вдругъ сдѣлался угрюмымъ мизантропомъ!"
   -- "Я философствую, графъ. Мнѣ пришло въ голову сравнить человѣчество съ царствомъ прозябаемымъ, и чтожъ я нашелъ? сосны и елки, вѣчно зеленѣющія, вѣчно счастливыя, тоже что наши богачи, преисполненные славы и величія; еловыя шишки -- благодѣянія богачей, разсыпаемыя на бѣдняковъ; еловыя иглы -- единственныя достоинства, которыми они могутъ гордиться. Остается только рѣшить къ чему предназначены богачи? сосны и ели идутъ на дрова, а богачи?....
   -- "Какая же, братецъ, еролашь у тебя въ головѣ!" сказалъ графъ, съ изумленіемъ замѣтивъ сверкающій взоръ своего друга.
   -- "Это общая принадлежность людей подобныхъ мнѣ -- отвѣчалъ Чадинъ: -- тебѣ, графъ, вездѣ отворятъ двери, за твой мундиръ, да за титулъ почетный, а нашъ братъ по неволѣ долженъ имѣть голову страннаго устройства,-- иначе не удостоишься вниманія свѣта, преисполненнаго чудесъ, блаженства и темноты"
   -- "Боже мой, давно ли ты сталъ завидовать этому блаженному міру?"
   -- "Съ тѣхъ поръ, графъ, какъ почувствовалъ въ себѣ присутствіе души."
   -- "Чьей? спросилъ Звѣздичь -- если своей, то ты неправъ, потому что душа твоя имѣетъ довольно силъ; можетъ сама составить внутри себя высокое блаженство; я если ты разумѣешь ту прелестную голубоокую душу, которая такъ искренно хочетъ слиться съ твоимъ счастіемъ, то ты неправъ вдвое, потому что эта ангельская душа всегда готова для тебя оставить свой блаженный міръ и уйти въ тотъ, въ которомъ ты живешь."
   -- "Ваше сіятельство сами изволите говорить нескладныя рѣчи, похожія на еролашь!"
   -- "Ни сколько. Послушай, Чадинъ, къ чему скрытность? Я знаю, что ты любиціь ее."
   -- "Положимъ, графъ -- но чтожъ изъ этого? Развѣ мнѣ нельзя и любить ее?"
   -- "Чудный человѣкъ! спроси лучше, можно ли не любить ее? можно ли найти такую желѣзную душу, которая бы не растаяла отъ этихъ очей, горящихъ неземнымъ огнемъ?"
   -- "О, графъ, я вижу, что и ты не принадлежишь къ числу желѣзныхъ душъ!".
   -- "Да, Чадинъ, я растаялъ еще задолго прежде тебя, еще задолго искалъ въ дивныхъ очахъ хоть одной искры отрадной для меня, но не нашелъ, почему? не знаю. Теперь ужъ все забыто; теперь я желалъ бы видѣть тебя счастливымъ, потому что, ей ей, люблю тебя болѣе, даже всѣхъ своихъ товарищей"
   -- "Спасибо, другъ, спасибо... отдай же мнѣ свое богатство, а главное графскій титулъ и я буду счастливъ."
   -- "Я тебя не понимаю, Чадинъ. Князь Андрей Ивановичъ не принадлежитъ къ числу такихъ людей, которые титла и богатство ставятъ выше душевныхъ качествъ"
   -- "О, ты добрая душа, добрая душа!... Ты еще не знаешь, какой рай я видѣлъ передъ собой и какого ужаснаго стража встрѣтилъ при дверяхъ этого рая!" *
   Звѣздичь почти испугался трагическаго тона, съ которымъ были произнесены эти слова.
   -- "Послушай, графѣ -- снова заговорилъ Чадинъ послѣ нѣкотораго молчанія -- ты имѣешь въ себѣ все, чѣмъ удовлетворить самолюбію высокомѣрнаго князя и ангельскимъ желаніямъ прекрасной княжны -- ищи ея вниманія, понравься ей, сдѣлай ее счастливою.... Ты не повѣришь, какъ я буду радъ, какъ я стану благословлять тебя и ее!"
   -- "Ты, братъ, слишкомъ разстроенъ" -- заботливо сказалъ Звѣздичь.
   -- "Да, графъ, разстроенъ; но чтожъ изъ этого? Вѣдь я не сдѣлаю ее счастливѣе, если буду лежать и плакать у крыльца ея дома!"
   -- "Но скажи ради Бога, что съ тобой? ты дѣлалъ предложеніе князю?"
   -- "Да, я предложилъ ему вопросъ: что выше на землѣ души человѣческой? и онъ отвѣчалъ: "княжескій гербъ." Каковъ отвѣтъ?... Ну-ка, скажи?"
   -- "Я скажу только то, Чадинъ, что ты сегодня въ самомъ грустномъ расположеніи духа, и мнѣ хотѣлось бы помочь тебѣ, да не знаю какъ и чѣмъ."
   -- "Очень просто, графъ: полюби ее такой любовью, чтобъ для тебя въ цѣломъ мірѣ остались только Богъ, да она -- и сдѣлай ее счастливою."
   -- "Съ тобой нельзя говорить!-- сказалъ Звѣздичь махнувъ рукою -- завтра пріѣду къ тебѣ на цѣлое утро, надѣюсь, объяснимся основательнѣе"
   -- "Развѣ ты думаешь, что къ завтрешнему дню я сдѣлаюсь сіятельствомъ?" -- грустно спросилъ Чадинъ.
   Но разговоръ прерванъ былъ появ.теніемь нѣсколькихъ лицъ и друзья принуждены были разойтись.
   Остатокъ вечера Чадинъ провелъ задумчиво. Не подходилъ даже и къ княжнѣ, потому что ея милая внимательность только растравляла скорбь души. Съ княземъ видѣлся мимоходомъ, при препцшьѣ, и тотъ сказалъ ежу, что завтра ѣдетъ въ свое село, въ десяти верстахъ отъ Грязеславля что онъ проживетъ тамъ до осени и что ему очень будетъ пріятно, если Чадинъ когда нибудь навѣститъ его.
   Эти слова рѣшительно объяснили настоящія мысли вельможи. Молодой человѣкъ понялъ, что на него смотрятъ теперь ужъ не такъ, какъ на друга; что ужъ даже боятся его присутствія, потому что княжна ни слова не говорила о поѣздкѣ въ деревню и князь вѣроятно придумалъ ее послѣ сегодняшняго разговора. Чадинъ вспомнилъ и тотъ вечеръ, въ который вельможа подслушалъ частичку его пламенной рѣчи къ княжнѣ. Все объяснилось: князю въ голову не проходило, чтобъ молодой человѣкъ когда нибудь осмѣлился влюбиться въ его дочь, а какъ узналъ свою ошибку, рѣшился принять самыя дѣйствительныя мѣры. Но Боже мой, зачѣмъ же прежде онъ ласкалъ довѣрчиваго бѣдняка такъ обольстительно? Зачѣмъ онъ притворялся и шутилъ своей добротой? Неужели онъ не могъ догадаться, что его шутка погубитъ бѣднаго юношу?
   Ничего не могло быть тягостнѣе ночи, которую провелъ Чадинъ послѣ этого дня. На завтра Звѣздячъ пріѣхалъ къ нему и они Нѣсколько часовъ провели съ самой искренней и пламенной бесѣдѣ, переговорили обо всемъ, исчерпали всѣ планы и надежды и кончили полугрустнымъ, полуотраднымъ авось.
   Вечеромъ принесли извѣстіе, что князь дѣйствительно уѣхалъ въ свою деревню. Чадинъ чуть не заплакалъ,-- какъ будто потерялъ свою милую на вѣки. Послѣдній мѣсяцъ онъ видѣлся съ ней рѣшительно каждый день; а теперь, раскинется прекрасный вечеръ и надобно мечтать въ одиночествѣ... Боже мой, Боже мой!... Прошла цѣлая недѣля, самая скучная, самая горькая и ужасная. Чадинъ чуть не заболѣлъ.
   

IX.
Борьба.

   Желаніе увидѣть милую превозмогло наконецъ всѣ другія чувства и желанія. Чадинъ велѣлъ приготовить свои дрожки и отправился въ село князя Горецкаго. Это село стояло на берегу широкой и прекрасной рѣки. Къ правому боку большаго и красиваго дома примыкалъ садъ, заключающій въ себѣ все, что можетъ расти подъ сѣвернымъ небомъ. Положеніе живописное и если прибавить къ этому еще искусство и щедрость, съ которыми князь устроилъ и украсилъ свое загородное мѣстопребываніе, то надо согласиться, что для такого села можно забыть городъ.
   Было около десяти часовъ утра, когда Чадинъ въѣхалъ на обширный дворъ, разстилающійся передъ княжескимъ домомъ. Лакей, отворившій двери передней, сказалъ, что его сіятельство одѣваются и Чадинъ вошелъ въ залу.
   -- "Здравія желаемъ. Все ли вы въ добромъ здоровьѣ, Алексѣй Петровичъ," сказалъ кто-то стоявшій въ заднемъ углу залы.
   Чадинъ взглянулъ и узналъ Сомскаго.
   -- "А, здравствуйте, мы дожидаетесь князя?"
   -- "Точно такъ-съ: его сіятельство приказали явиться мнѣ сегодня въ десять часовъ. Мы, изволите видѣть, есть ничто иное, какъ колоски, которые живутъ только свѣтомъ сіятельнымъ."
   -- "Этотъ свѣтъ бываетъ иногда слишкомъ жгучъ," сухо замѣтилъ Чадинъ.
   -- "Что же дѣлать: отъ излишняго жару можно закрыться; а вотъ то бѣда. когда сіятельство сіяетъ только для самаго себя и не удѣлитъ для насъ бѣдныхъ ни одного луча. Князь Андреи Ивановичъ совсѣмъ не таковъ и отъ того то я обожаю ихъ сіятельство."
   Говоря это, Сомскій все еще стоялъ въ своемъ углу, вытянувшись, какъ солдатъ во фронтѣ.
   -- "Однако, до какой степени согрѣваютъ васъ лучи его сіятельства, то есть чѣмъ именно помогаетъ вамъ князь?" спросить Чадинъ.
   -- "А вотъ изволите видѣть: я осмѣливаюсь иногда писать стишки по случаю какихъ нибудь важныхъ произшествій въ городъ -- имянинъ, дня рожденія, бракосочетанія. Цѣль -- достать цѣлковикъ или ассигнацію. Но я не учился никакимъ наукамъ, кромѣ грамматики и ариѳметики, и потому часто случается, что не могу отыскать и восхвалить краснорѣчиво достоинствъ того лица, въ честь котораго пишу свою оду. Въ такомъ затруднительномъ положеніи прибѣгаю подъ всемилостивое покровительство его сіятельства, и они столько добры, что никогда не отказываютъ дать мнѣ книжку какого нибудь знаменитаго стихотворца и оттуда то я выбираю тѣ краснорѣчивыя изрѣченія, которыхъ недостаетъ въ моей глупой головѣ. Притомъ же со мной случается другая бѣда и особенно когда лукавый соблазнитъ выпить лишнее, въ моихъ стихахъ встрѣчаются выраженьица жесткія, какъ говорятъ, для ушей богатыхъ; его сіятельство, читая мои оды, всегда указываетъ на такія выраженьица и я ихъ исправляю. Предобрѣйшая душа князь Андрей Ивановичъ, истинное сіятельство!"
   -- "Зачѣмъ поправлять? сказалъ Чадинъ -- герои вашихъ одъ могутъ простить вамъ по вашей простотѣ за жесткія выраженія."
   -- "О, нѣтъ-съ, уши Грязеславской знати такъ чувствительны, что иное право не про нихъ, а они принимаютъ на себя. Скажешь огонь, а они думаютъ, что это огонь вѣчный, въ которомъ, они на томъ свѣтѣ будутъ."
   -- "И такъ вы отказываетесь отъ этихъ выраженій; вы соглашаетесь правду продавать за цѣлковые и ассигнаціи?"
   -- "Такъ-съ и должно быть, отвѣчалъ Сомскій съ какимъ то грустнымъ выраженіемъ лица -- всѣ умные люди говорятъ, что я предался лукавому, что живу не такъ, какъ бы слѣдовало жить настоящему человѣку."
   -- "Но вѣдь они сами заставляютъ васъ кривить душей?"
   -- "Разумѣется сами-съ. Для нихъ, осмѣлюсь доложить, я человѣкъ очень нужный: когда они разсказываютъ въ обществѣ свои умныя ученыя рѣчи, кого, кромѣ меня, выставить за образецъ глупости и криводушія?"
   Чадинъ улыбнулся и сказалъ:
   -- "А вы, съ своей стороны, можете выставить этихъ людей образцами покупнаго ума.
   -- "О, избави Боже: я никогда не говорю рѣчей наставительныхъ, стало быть и примѣровъ мнѣ приводить не надобно.
   -- "А я бы на вашемъ мѣстѣ сталъ говорить, хоть не наставительныя рѣчи, а сарказмы, но такіе, которые были бы тошнѣе богачамъ всѣхъ рѣчей наставительныхъ.
   -- "И тогда изъ васъ, осмѣлюсь доложить, умные люди сдѣлали бы разительный примѣръ человѣческаго униженія.... простите, Алексѣй Петровичъ, если я выразился слишкомъ жестко.
   -- "О, ничего, ничего: вѣдь я, не принадлежу къ числу умныхъ людей.
   Въ это время вошелъ князь, по обыкновенію ласковый и привѣтливый. Какъ будто снова хочетъ очаровать юнаго мечтателя.
   -- "Давно мы не видались съ вами, Алексѣй Петровичъ,-- говоритъ онъ -- здоровы ли вы были? Ужъ сегодня я хотѣлъ послать за вами экипажъ..
   Черезъ десять минутъ онъ обратился къ Сомскому.
   -- "Ну что, братъ, скажешь новаго.
   -- "Принесъ книжку вашего сіятельства, за которую приношу мою глубочайшую благодарность. Стихи написалъ-съ.
   -- "Ну покажи-же мнѣ.
   Сомскій подалъ свою тетрадку, а Чадинъ въ эту минуту, вздрогнулъ отъ радости.
   Изъ дверей гостиной показалась она, прекрасная и кажется готовая обнять давно невиданнаго друга. Послѣ первыхъ привѣтствій она вышла на балконъ и Чадинъ послѣдовалъ за ней.
   -- "Посмотрите, какъ здѣсь хорошо -- сказала она -- и вы вѣрно не пожалѣете, что пожертвовали для насъ сегодняшнимъ днемъ.
   -- "Я жалѣю только о тѣхъ дняхъ, которыми не могу для васъ жертвовать," отвѣчалъ молодой человѣкъ, садясь возлѣ нее.
   -- "Кто-жъ этому виноватъ? ѣздите къ намъ каждый день.
   -- "Странное приглашеніе!-- печально сказалъ Чадинъ -- вы настоящая прихотливая звѣздочка: несетесь въ небѣ и требуете, чтобъ безкрылый житель земли слѣдовалъ за вами.
   -- "Я этого не понимаю, мой странный мечтатель.
   -- "Не понимаете?.. Неужели вы никогда не думали о томъ, что скажетъ чепорный свѣтъ, узнавъ о нашей дружбѣ. о нашей любви?..
   -- "Какое дѣло до насъ чепорному свѣту?. Вѣдь мы живемъ не для него.
   -- "Но, моя добрая мечтательница, придетъ же когда нибудь развязка нашей драмѣ, а къ этой развязкѣ явятся судьи безъ сердца, съ однимъ только холоднымъ умомъ.
   -- "О, мы ихъ умилостивимъ, непремѣнно умилостивимъ,-- сказала дѣвушка съ очаровательной улыбкой -- притомъ ваша звѣздочка постарается спуститься какъ можно пониже, а вы между тѣмъ, съ вашей головой, съ вашими талантами навѣрное подниметесь такъ высоко, что успѣете схватить свою звѣздочку... Вѣдь есть же люди, которые хватаютъ съ неба звѣзды.
   -- "Вы мой ангелъ утѣшитель!-- радостно сказалъ Чадинъ.-- Стану трудиться день и ночь и построю лѣстницу къ небу, гдѣ красуется моя дорогая звѣздочка.
   -- "А я буду помогать вамъ -- прибавила княжна -- по крайней мѣрѣ желаніемъ успѣха, я даже соглашусь по цѣлымъ недѣлямъ отдавать васъ наукамъ, только бы онѣ сдѣлали васъ счастливымъ.
   Глаза ихъ встрѣтились и съ минуту продолжалось, глубокое по краснорѣчивое молчаніе.
   -- "Но моя милая, дорогая -- снова заговорилъ молодой человѣкъ -- до развязки нашей драмы пройдутъ годы, а въ эти годы кто знаетъ?-- какой нибудь роковой вѣтеръ унесетъ мою единственную надежду!
   -- "Что вы подъ этимъ разумѣете? не думаете ли, что я могу забыть васъ?.. злой мечтатель!... вотъ вамъ рука.... Вѣрьте своей Надеждѣ крѣпко, крѣпко... потому что она любитъ васъ болѣе самой себя.
   Дѣвушка опустила свою прекрасную голову, а Чадинъ пожалъ электрическую ручку и улетѣлъ душею въ роскошный міръ фантазій. Ему представилось, какъ онъ будетъ слѣдить тайны природы, какъ изловить ихъ, перескажетъ обѣ этомъ радостной милой, и потомъ; въ славѣ и счастіи, станетъ возлѣ нее назоветъ своею предъ лицемъ цѣлаго свѣта.
   Жажда знаній и наслажденія любви слились въ юномъ воображеніи въ одну дивную, неизъяснимую гармонію.
   Явился князь съ извѣстіемъ, что нашелъ въ стихахъ Сомскаго много прекраснаго, но къ сожалѣнію два или три жесткія выраженія, что посадилъ теперь самороднаго поэта исправить свою оду. Княжна вышла сдѣлать приготовленія обѣда, Чадинъ остался наединѣ съ своимъ сіятельнымъ другомъ.
   -- "Неужели въ самомъ дѣлѣ -- спросилъ молодой человѣкъ -- сочиненія Сомскаго такъ ѣдки, что ихъ нельзя оставить безъ поправокъ?
   -- "Да,-- отвѣчалъ Князь -- въ нихъ есть вещи, которыя могутъ оскорбить вкусъ и самолюбіе.
   -- "Главное, самолюбіе -- замѣтилъ Чадилъ-самолюбіе, такое существо, которому кромѣ лести все жестко, противно.
   --"За то человѣкъ безъ самолюбія -- сказалъ князь -- только и годятся что въ льстецы.
   -- "Ну, а если этотъ дубъ -- сказалъ Чадинъ, указывая въ садъ -- будетъ столько самолюбивъ, что не позволитъ этому розовому кусточку расти подъ его тѣнью -- похвально ли такое самолюбіе?
   -- "Похвально, если розовый кустъ отнимаетъ у дуба хоть нѣсколько капель питательнаго соку.
   Чадинъ замолчалъ и задумался. Душа его снова помутилась безнадежной будущностью. Князь болѣе и болѣе разкрываеть образъ своихъ мыслей, свои правила, и чѣмъ его убѣдишь? Какія заслуги покажутся въ глазахъ его достойными равенства съ княжескимъ титуломъ? И кто поручится, что онъ не прерветъ наконецъ вовсе своего знакомства съ безтитульнымъ мечтателемъ?...
   -- "Что вы такъ задумались?-- спросилъ вельможа ласково и какъ бы съ нѣжнымъ участіемъ.
   -- "Я задумался о томъ,-- отвѣчалъ Чадинъ -- какъ грустно жить въ нынѣшнемъ самолюбивомъ вѣкѣ. Нынѣ всѣ смотрятъ другъ на друга, какъ на средства къ пріобрѣтенію собственныхъ выгодъ.
   -- "А какъ же бы вы хотѣли -- возразилъ князь -- смотрѣть иначе?.... Для чего же и собраны мы въ общества? Если хотите жить собственными силами, ступайте въ пустыню. Приведу простои примѣръ: губернаторъ и его секретарь. Губернаторъ ласкаетъ секретаря, разумѣется для того, чтобъ тотъ ревностно исполнялъ его приказанія и тѣмъ приносилъ ожидаемую пользу; секретарь старается пріобрѣсть расположеніе своего начальника для того, чтобъ тотъ наградилъ его или по крайней мѣрѣ далъ такое порученіе, въ которомъ бы онъ могъ выказать свои способности. Какую иную любовь вы представите между губернаторомъ и его секретаремъ?
   -- "О, я могу еще представить -- сказалъ Чадинъ -- любовь безкорыстную, къ своимъ обязанностямъ, къ благу общества, ту любовь, которая составляемъ лучшую частицу нашей души и которая внушена намъ самимъ небомъ.
   -- "Ахъ какъ вы еще неопытны!-- сказалъ князь, съ улыбкой потрепавъ его nd плечу.-- Вы правы: любовь безкорыстная можетъ существовать и между начальникомъ и подчиненнымъ; но она не выражается наружными формами, потому что формы установлены не поэтами, а людьми дѣловыми. Какой губернаторъ согласится, напримѣръ, отдать свою дочь за. секретаря?
   -- Но развѣ вельможа унижается женясь на простой? развѣ не передъ глазами у насъ высокія счастливѣйшія связи по любви въ состояніяхъ далеко неравныхъ? И развѣ губернаторъ самъ не быль прежде секретаремъ? секретарь -- предокъ губернатора. Вы такъ стоите за предковъ случайныхъ, и такъ уважаете предковъ существенныхъ. "А если къ этому еще, секретарь -- человѣкъ образованный, человѣкъ съ блестящими талантами, которые погибнуть отъ упрямства, которые, при его содѣйствіи, довели бы секретаря далеко; если дочь вельможи отдала сердце юному счастливцу?
   -- "Во первыхъ, дочь -- сказалъ князь съ нѣкоторымъ жаромъ -- не можетъ располагать сердцемъ противъ выгодъ родительскихъ: это законъ неба и земли во вторыхъ, самъ отецъ не можетъ пожертвовать дочерью, хотя бы таланты жениха были самые блистательные. Таланты не капиталъ банковый: они могутъ или вовсе пропасть или на всегда остаться безъ процентовъ.
   -- "Нѣтъ, Андрей Ивановичъ -- отвѣчалъ Чадинъ съ живостію -- будь я на мѣстѣ этого отца, я не спросилъ бы,-- богатъ-ли, знатенъ-ли женихъ моей дочери; я помѣрялъ-бы достоинства души его, спросилъ бы у своей совѣсти; у своего сердца и -- только!
   -- "И вы сдѣлали бы несчастными себя и дочь. Читали ли вы когда нибудь мысли о бракѣ философовъ или древнихъ или новыхъ?
   -- "Читалъ и сожалѣлъ объ ихъ заблужденіяхъ. Не такъ эти вещи предлагаетъ церковь христіанская. Она внѣшнее условливаетъ внутреннимъ, временное подчиняетъ вѣчному, ложь уничтожаетъ истиною. Почему вы тамъ не хотите искать опоры вашимъ сужденіемъ и дѣйствіямъ?
   Эта рѣзкая выходка была произнесена съ такимъ душевнымъ огнемъ, что князь посмотрѣлъ на молодаго человѣка съ невольнымъ уваженіемъ Однако послѣ минутнаго молчанія, старикъ снова сказалъ съ ораторскою важностію:
   -- "Вы еще молоды, Алексѣй Петровичъ; поживите, поиспытайте, а главное почитайте поболѣе, да повнимательнѣе, то сами согласитесь со мной. Никогда недолжно пренебрегать тѣмъ, въ чемъ всѣ умные люди согласны.
   Слова: почитайте поболѣе, молоды, сильно уязвили гордую душу молодаго человѣка. Оцъ чувствовалъ всю крѣпость ума своего и готовъ былъ разбить въ дребезги заколдованную ученость князя, за которую тотъ искусно такъ прятался послѣ всякой неудачной своей вылазки и такъ ловко стрѣлялъ въ самородной умъ Чадина калеными насмѣшками.
   Къ счастію вскорѣ явилась княжна и вывела обоихъ соперниковъ изъ затруднительнаго положенія. Разговоръ незамѣтно принялъ дружескій видъ.
   День прошелъ безъ приключеній. Послѣ обѣда всѣ ушли въ садъ, Князь взялъ сочиненія Шекспира и началъ переводить во всеуслышаніе драмму Ромео и Юлія.
   -- "Ну, что Сомскій -- сказалъ онъ наконецъ, прочитавъ цѣлыхъ два дѣйствія -- какъ ты думаешь, хорошо пишетъ Шекспиръ?
   -- "Да, ваше сіятельство -- отвѣчалъ тотъ -- прекрасно, и осмѣлюсь доложить, въ цѣлой Россіи не много найдется такихъ писателей.
   -- "Ну, а нравится ли тебѣ развязка этой трагедіи?
   -- "И развязка прекрасная-съ, очень справедливая-съ. Семейныя вражды даже и въ ваше время бываютъ порядочныя, а въ старые годы, я думаю, были, еще больше, особенно у Итальянцевъ, которые, говорятъ, очень задорны-съ.
   -- "Однако, еслибъ я была Юліей -- сказала княжна -- я употребила бы всѣ силы, помирить ссорившихся родителей.
   -- "А еслибъ я былъ отцемъ Юліи -- сказалъ Чадинъ -- я не сталъ бы ссориться съ Монтегомъ изъ пустаго эгоизма.
   -- "Однако ты не Юлія, а вы не отецъ ея -- возразилъ князь съ улыбкою -- и потому у васъ не будетъ случая выказать свои прекрасныя добродѣтели.
   -- "Осмѣлюсь спросить ваше сіятельство -- заговорилъ Сомскій -- гдѣ больше героевъ романическихъ, у несъ ли въ Россіи или въ земляхъ иностранныхъ?
   Всѣ улыбнулись.
   -- "На это отвѣчу вопросомъ -- сказалъ князь -- какъ ты думаешь, кто чувствительнѣе: Русскіе или иностранцы?
   -- "Я полагаю, Русскіе -- отвѣчалъ Сомскій -- потому что у васъ болѣе всего употребляютъ горячихъ напитковъ, а горячіе напитки употребляются или въ сильномъ горѣ или въ сильной радости или по сильному чувству.
   -- "Стало быть ты человѣкъ очень чувствительный" -- смѣясь, замѣтилъ князь.
   -- "Точно такъ, ваше сіятельство, но я чувствительный не по природѣ, а добрые люди сдѣлали меня чувствительнымъ.
   -- "Вѣрно убѣдили васъ философскими доказательствами?" -- сквозь зубы сказалъ Чадинъ.
   -- "Не могу вамъ доложить -- отвѣчалъ Сомскій -- мы люди темные и не знаемъ какъ называются орудія, которыми дѣйствуютъ люди умные и ученые.
   -- Я вамъ отарою -- отвѣчалъ Чадинъ -- это орудіе называется философія: люди умные и ученые сдѣлали изъ нее палку о двухъ концахъ, которою съ равнымъ успѣхомъ умѣютъ они битьи защищать одну и туже вещь, опровергать и утверждать одну и туже истину или ложь, смотря но надобности.
   Въ князѣ замѣтно было маленькое волненіе, но онъ не сказалъ ни слова. Разговоръ вскорѣ перемѣнился и все было забыто.
   Вечеръ прошелъ, какъ нельзя лучше: прогулка въ саду, катанье по рѣкѣ, на которой стояло нѣсколько княжескихъ яликовъ. Очарованный Чадинъ воротился домой съ нерѣшенымъ вопросомъ: хорошо или дурно его настоящее положеніе?
   На другой день съ ранняго утра онъ принялся за свои ученыя занятія. Дремавшія силы души пробудились и она, могучая, разгорѣлась сильнымъ и прекраснымъ пламенемъ. Любовь истребила то нетерпѣніе, которое мѣшало прежде; Чадинъ пошелъ впередъ, какъ всегда идутъ таланты необыкновенные. Въ это время всякій сказалъ бы, что изъ него скоро будетъ великій человѣкъ.
   Такъ прошли два мѣсяца. Онъ нѣсколько разъ навѣщалъ князя не съ тѣмъ уже, чтобъ послушать его умныхъ рѣчей, подивиться его мудрости и опытности, но чтобъ увидѣть милую, отдать ей отчетъ въ своихъ занятіяхъ и утѣшить блестящими надеждами. И милая встрѣчала его съ восторгомъ, лелѣяла мечты, подкрѣпляла на труды будущіе. Онъ былъ бы совершенно счастливъ въ этомъ положеніи, еслибъ грозный князь не возобновлялъ тогда своихъ ужасныхъ выходокъ противъ любви высокой. Нельзя было сомнѣваться, что вельможа звалъ отношенія между дочерью и юнымъ мечтателеагь, и потому-то съ особеннымъ жаромъ вооружался противъ всего, чѣмъ дорожитъ сердце. Чадинъ отвѣчалъ съ свойственною силою ума необыкновеннаго и бывали минуты, когда его калящія возраженія останавливали весь громадный потокъ учености всезнающаго кивая. Въ такія минуты старикъ обыкновенно прибѣгалъ къ хитрости и сыпалъ заучеными цитатами древнихъ и новыхъ мыслителей, не давая противнику опомниться и отвести ихъ удары.
   Княжна рѣдко бывала свидѣтельницею этой страшной борьбы, но и не оставалась къ ней равнодушною: Чадинъ не разъ замѣчалъ, что она плакала. Положеніе бѣдной дѣвушки было слишкомъ тягостно, но она не выказывала даже тѣни неудовольствія на своего неумолимаго отца.
   Августъ оканчивался. Въ началѣ одного свѣжаго и прохладнаго вечера, дрожки Чадина остановились у крыльца княжескаго. Молодой человѣкъ вбѣжалъ въ переднюю и, не требуя доклада, прямо въ залу, а изъ залы въ гостиную. Тутъ нашелъ онъ княжну, занимающуюся цвѣтами.
   -- "Ахъ, здравствуйте, видите ли какъ я люблю цвѣты и особенно съ тѣхъ поръ, какъ узнала, что вы ботаникъ.
   -- "А видите ли вы то, что я самъ какъ увядавшій цвѣтокъ, сталъ оживать только съ той минуты, какъ вы сдѣлались моимъ солнцемъ?-- Что со мной будетъ, если вы перестанете восходить для меня.
   -- А еще ученый!-- ну можно ли солнцу не всходить, не грѣть? его могутъ заслонять тучи, но тучи являются и исчезаютъ, а солнце всегда одинаково.-- Вашъ ропотъ, мой вѣчный другъ, убиваетъ и послѣднія силы мои. Для насъ теперь время ненастное -- подождемъ, потерпимъ; я молюсь и не перестану молиться, а вы работайте, трудитесь и тоже молитесь.
   -- Ахъ, вы моя единственная, добрая, милая, да послѣ этого я тысячелѣтія готовъ ждать и терпѣть. Еслибъ знали вы какъ я молюсь! можетъ быть моя молитва слишкомъ своекорыстна, нечиста... чтожъ мнѣ дѣлать? я люблю васъ безпредѣльно... и признаться ли, Надежда Андреевна, если я и занимаюсь теперь наукой, то занимаюсь только для васъ; бросьте вы меня, въ душѣ моей не останется ни одного желанія, кромѣ желанія умереть.
   -- "Въ самомъ дѣлѣ? бѣдный же вы ботаникъ и христіанинъ! знаете ли что? я бы оставила васъ, еслибъ любила васъ, хоть немножко поменѣе: право, за меня вы теряете лучшія надежды къ славѣ и счастію.
   -- "О, перестаньте, пожалуйста!.. Къ чему такое малодушіе?.... Развѣ вы не знаете, что все мое счастіе въ вашей любви ко мнѣ?"..
   -- "Но эта любовь утѣшаетъ ли васъ въ самыя грустныя минуты?"
   -- "Судите по себѣ. И если когда приходятъ грустныя минуты, то это въ то время, какъ я не вижу васъ."
   -- "Ѣздите же къ вамъ чаще: право мнѣ что то очень жаль васъ и сама не знаю почему," проговорила дѣвушка съ улыбкой, близкой къ слезамъ.
   -- "О, моя милая, дорогая милая!"
   Съ шумомъ растворилась дверь и вошелъ князь. Не было сомнѣнія, что онъ слышалъ слова Чадина.... Сухо поклонившись, вельможа, противъ обыкновенія, не далъ руки и не сказалъ привѣтствія. Молча сѣлъ онъ на диванъ и какъ бы собирался излиться знаками вопросительными и удивительными. Княжна нашла причину убѣжать изъ комнаты, а Чадинъ стоялъ передъ своей судьбой со всей готовностью выдержать и отразить ея удары. Онъ былъ одушевленъ; взоръ горѣлъ крѣпкимъ мужествомъ.
   --. "Ну что, каковы ваши дѣла?" спросилъ князь разсѣянно, но съ какой-то не человѣческой улыбкой.
   -- "Хороши съ одной и плохи съ другой стороны," спокойно отвѣчалъ Чадинъ.
   -- "Э, но съ которой же плохи: съ сильной или слабой стороны."
   -- "Я не знаю, которая сторона сильнѣе: на одной сердце, а на другой умъ";
   -- "Неужели вы думаете -- сухо спросилъ вельможа -- что умъ на равнѣ съ сердцемъ."
   -- "Нѣтъ, я этого никогда не думалъ, отвѣчалъ Чадинъ. Я всегда ставилъ сердце выше ума.
   -- "Стало быть по вашему -- возразилъ князь съ иронической улыбкой -- можно поставить сердце въ голову, а умъ къ лѣвому боку.
   -- "Очень можно -- отвѣчалъ молодой человѣкъ съ нѣкоторымъ жаромъ -- и особенно такому человѣку, какъ я, который не привыкъ дѣйствовать умомъ безъ согласія сердца. И еслибъ я сталъ дѣйствовать иначе, Богъ наказалъ бы меня, потому что сердцу дана любовь т. е. все, а умъ не согрѣтый теплотой, можетъ только умничать и разрушать. Разумъ кичитъ, любы же назидаете,-- сказалъ молодой человѣкъ, и торжествующее лице его сіяло величіемъ -- "Хорошо, молодой человѣкъ, хорошо!... ну скажите же мнѣ, въ чемъ именно состоятъ ваши дѣла?"
   Чадинъ молчалъ.
   -- "Право, Алексѣй Петровичъ, кажется вы вовсе перестали мнѣ вѣрить., чѣмъ я оскорбилъ васъ такъ жестоко?"
   Это сказано было съ особенной лаской. Чадимъ смягчился, попросилъ извиненія у своего вельможнаго друга и началъ:
   -- "Я служу довольно счастливо, начальники меня любятъ; я занимаюсь науками и есть надежда на успѣхъ довольно значительный. Но съ другой стороны: я сирота въ здѣшнемъ мірѣ, у меня нѣтъ родныхъ, нѣтъ чѣловѣка. Съ которымъ бы я могъ раздѣлить свою будущую славу и счастіе. Ахъ, Андрей Ивановичъ, вы не повѣрите, какъ тяжело такое одиночество!.. Скажу болѣе: мои. успѣхи по службѣ и на поприщѣ наукъ были бы вдвое быстрѣе и значительнѣе, еслибъ было кому смотрѣть И радоваться этимъ успѣхамъ."
   -- "Да,-- понимаю -- сказалъ князь -- вы хотите имѣть подругу, участницу въ своихъ занятіяхъ и мечтахъ?-- ну, такъ чтоже? найдите себѣ невѣсту и женитесь. А я съ своей стороны помогу вамъ и словамъ и дѣломъ"
   -- "Но прежде мнѣ надобно рѣшить одинъ изъ самыхъ труднѣйшихъ вопросовъ -- отвѣчалъ молодой человѣкъ:-- въ кругу. людей, къ которому принадлежу, нѣтъ, мнѣ подруги, потому что по своему образованію, смѣю сказать, я стою выше этого круга, а люди знатные и богатые, какъ вы самц изволили доказывать, не хотятъ, да и не должны родниться съ человѣкомъ безденежнымъ и безтитульнымъ. Что мнѣ дѣлать? прошу вашего совѣта, Андрей Ивановичъ!"
   -- "Мой совѣтъ одинъ: оставьте ваши мечты. Мечта недостойна того, кто хочетъ быть истиннымъ человѣкомъ. Зачѣмъ представлять жену свою какимъ-то существомъ сверхъестественнымъ? Жена -- женщина, а женщина слишкомъ далека отъ того поприща, на которомъ подвизается мужчина. Ежели и есть женщины ученыя, женщины политики, то это ужъ не женщины, а существа средняго рода, овцы заблужденія. и не познавшія гласа пастырскаго, прелестные цвѣтки, скошенные на сѣно. Вы думаете, что ваша будущая подруга приметъ искреннее участіе въ вашихъ ученыхъ занятіяхъ, станетъ радоваться, когда вы откроете новый родъ пороста или папоротника? Да, пожалуй, женщина образованная наговоритъ вамъ много сладкихъ глаголовъ и эпитетовъ, но это только тогда, какъ ей понадобятся деньги на наряды или захочется одной уѣхать на балъ."
   -- "Какова же должна быть жена моя?" грустно спросилъ Чадинъ.
   -- "Дѣвушка равная съ вами по состоянію, знающая хозяйство, не прихотливая, не злая"
   -- "А куда же спрятать мнѣ сердце? спросилъ мечтатель, вскочивъ съ своего стула.
   -- "Положите въ свой гербарій -- спокойно отвѣчалъ князь -- оно любить цвѣты, а тамъ ихъ много и безъ сомнѣнія прекрасныхъ."
   Съ минуту продолжалось молчаніе. Чадинъ кипѣ ль, какъ юный воинъ въ битвѣ кровавой. Наконецъ онъ сталъ прямо противъ своего врага непоколебимаго, устремилъ на него свой огненный взоръ и сказалъ:
   -- "Научите меня, Андрей Ивановичъ, вырвать изъ груди тѣ чувства, которыя, безъ моего вѣдома, влила туда природа и которыя развились сами собою: тогда я послѣдую вашимъ совѣтамъ. Вѣдь и я человѣкъ такой же какъ люди знатные и богатые, и у меня есть желанія, которыя хотѣлось бы видѣть удовлетворенными. Боже мой, Боже мой, не для того ли бѣднякамъ дано сердце, чтобъ они могли напивать сладкіе стишки о могилѣ, которую бранятъ богачи!"
   -- "Вы поэтъ" сказалъ князь, стараясь улыбнуться.
   -- "Да, я поэтъ -- отвѣчалъ юноша съ возрастающимъ жаромъ -- но моей лирѣ суждено воспѣвать только ахъ и увы и воспѣвать только для того, чтобъ люди счастливые назвали поэтомъ и улыбнулись привѣтливо."
   -- "Успокойтесь, молодой человѣкъ возразилъ князь, вспыхнувъ въ свою очередь -- я васъ люблю и уважаю, но право странно слышать отъ васъ. такія рѣчи. Вы считаете себя какимъ-то несчастливцемъ, задавленнымъ судьбою -- вѣдь это странность, недостойная человѣка благоразумнаго; это, такъ сказать, нравственная болѣзнь. И въ припадкахъ этой болѣзни, вы хотите доказать то" что отвергаютъ милліоны людей и отвергаютъ въ продолженіе Нѣсколькихъ тысячъ лѣтъ."
   Вельможа всталъ и началъ расхаживать по комнатѣ. На лицѣ его выражалась досада и вмѣстѣ усиліе подавить ее. Онъ призывалъ на помощь всю силу ума своего, всю глубокую начитанность, и собирался разомъ сокрушить юнаго врага, который не имѣлъ у себя ничего кромѣ таланта.
   Между тѣмъ смерклось; небо облеклось черными тучами и загремѣло. Крупный дождь застучать въ огромныя стекла; въ комнатѣ сдѣлалось почти темно. Любопытно было взглянуть на двухъ соперниковъ въ эти минуты: одинъ ходилъ мѣрными шагами, другой сидѣлъ какъ истуканъ и только по пламенному взору можно было догадаться о жизни внутренней. Они молчали, но молчаніе предвѣщало близкую бурю. Это два бойца, вышедшіе на смертный бой. Наконецъ князь остановился и заговорилъ:
   -- "Грѣшно называть себя несчастливцемъ тому, кто отъ природы надѣленъ умомъ и талантомъ. Стоить только отбросить мечты, которыя хороши въ стихахъ да въ романахъ. Человѣкъ -- чистый умъ; иначе не стремился бы такъ жадно къ голой истинѣ, которая не можетъ нравиться чувствамъ: чувства и ихъ порожденіе поэзія, представляютъ предметы въ ложномъ видѣ; представляютъ ихъ такими красками, которыя могутъ существовать въ одномъ только воображеніи. Умъ существенная принадлежность одного человѣка и онъ долженъ дорожить этой принадлежностью, какъ отличіемъ отъ всѣхъ тугихъ тварей. Когда вы вступаете въ" свѣтъ, должны поставить для себя опредѣленную цѣль и идти къ этой цѣли мѣрными шагами, не увлекаясь призраками воображенія и пристрастій, которые никогда не приведутъ къ счастію, потому что основаніе ихъ ложь. Слѣдуйте тому, во что вѣрятъ милліоны людей, а не тому, что придумала сотня пламенныхъ головъ. Да и какая изъ этихъ пламенныхъ головъ видѣла на яву свои воздушные замки? Гёте былъ великій мечтатель и написалъ едвали не болѣе всѣхъ мечтателей на свѣтѣ; а такъ ли онъ жилъ? обрекъ ли себя на такія безотчетныя страданія, какъ его безумный Вертеръ? писать и дѣлать -- двѣ вещи совершенно различныя. И мы, при случаѣ, для забавы, можемъ наговорить съ три короба о высокихъ чувствахъ, объ идеалахъ заоблачныхъ,-- но вэбави насъ Боже слѣдовать всему этому на самомъ дѣлѣ."
   -- "Нѣтъ, Андрей Ивановичъ,-- возразилъ Чадинъ -- я долго повѣрялъ свои поступки, свой образъ мыслей съ тѣми правилами, которыя внушали мнѣ добрые родители, съ тѣми правилами, которымъ учитъ религія -- и нашелъ, что я думаю и дѣйствую хорошо. И теперь никого болѣе не послушаюсь, потому что никто не желаетъ мнѣ столько счастія, какъ религія и родители."
   Старикъ не отвѣчалъ и молча ходилъ по комнатѣ. Вскорѣ явился лакей и сталъ зажигать лампы; въ слѣдъ за нимъ другой -- съ предложеніемъ, не прикажутъ ли подавать чай?
   -- "Мы сами придемъ," отвѣчалъ князь и пригласилъ Чадина идти къ княжнѣ. Дѣвушка взглянула на нихъ съ безпокойствомъ, но вельможа казался совершенно равнодушнымъ и взявъ свою чашку началъ разсказывать одинъ изъ самыхъ забавныхъ анекдотовъ.
   

X.
Необходимыя послѣдствія.

   Характеръ князя Горецкаго объяснился положительно. Умный старикъ просто прикидывался добрымъ меценатомъ ради своей славы и изъ холодной, хотя и похвальной, привычки утѣшать страждущее человѣчество. Онъ принялъ въ домѣ свой даровитаго Чадина, ласкалъ, лелѣялъ, громко хвалилъ его таланты, и все для того, чтобъ другіе восхвалили его самого еще громче, чтобъ не сравнивали съ вельможами, которые уважаютъ только равныхъ себѣ. Этимъ подготовлялъ онъ богатый запасъ для эпитафій на свою великолѣпную гробницу. Но когда Чадинъ замечтался слишкомъ высоко, когда е;о кипящее сердце высказало свои идеальныя желанія -- тутъ меценатъ задумалъ новымъ благодѣяніемъ избавиться отъ зазнающагося мечтателя. Онъ немедленно написалъ въ Москву: "есть, дескать, у насъ въ Грязеславлѣ такой-то молодой человѣкъ, очень умный, очень талантливый, очень ревностный къ службѣ -- однимъ словомъ человѣкѣ рѣдкій; но одъ заброшенъ въ провинцію и не имѣетъ средствъ развернуть свои удивительныя способности -- грѣшно, если талантъ его пропадетъ въ Грязеславлѣ: прощу покорно перевести его на службу въ столицу! онъ будетъ тамъ полезнѣе, да и счастливѣе"
   А между тѣмъ, въ ожиданіи исполненія своей просьбы принялся философски доказывать юному сердцу, что оно кипитъ напрасно, что его порывы только вредятъ, здоровью. Этимъ хотѣлъ онъ приготовить и облегчитъ молодому человѣку близкую разлуку съ своей милой. Княжна Горецкая снизойдетъ до коллежской ассесорши Чадиной!! -- эта мысль Не вмѣщалась въ его голову.
   Добрыя намѣренія людей сильныхъ и богатыхъ никогда не пропадаютъ втунѣ: князь написалъ свое милостивое письмо въ началѣ іюня, а въ концѣ августа въ Грязеславлѣ получена бумага самая лестная и самая роковая для бѣднаго Чадина. Онъ переводился на службу въ столицу, съ повышеніемъ чина и оклада жалованья.
   Вмѣсто сухаго разсказа чувствъ и думъ разочарованнаго мечтателя, представлю нѣсколько листковъ его собственнаго дневника.
   27 Августа. Ужасный день! Всѣ надежды и мечты улетѣли разомъ, въ одно мгновеніе.... страшная будущность! Вчера мнѣ было скучно, очень скучно и -- не даромъ: сегодня утромъ потребовалъ меня директоръ. Онъ встрѣтилъ меня упрекомъ: отчаго и недоволенъ своей настоящей службой? и объявилъ, что желаніе мое исполнилось: я переведенъ на службу въ Москву и обязанъ ѣхать туда немедленно.
   -- "Но какъ это случилось?" спросилъ я въ изумленіи.
   -- "Очень просто-отвѣчалъ тотъ -- за васъ хлопоталъ князь Горецкій."
   -- "Князь Горецкій?" -- и все объяснилось: даже и то, почему великодушный вельможа до сихъ поръ не выгонялъ меня изъ своего дома и позволялъ разговаривать съ дочерью. Я почти побѣжалъ, самъ не зная куда.
   Но когда проходилъ бульваръ, вдругъ встрѣтился князь и ласково протягивая руку, поздравилъ съ перемѣщеніемъ.
   -- "Намъ бы очень пріятно было видѣть васъ здѣсь -- говорилъ онъ -- но что же дѣлать? для васъ гораздо выгоднѣе быть въ столицѣ."
   Я не отвѣчалъ; что-то крѣпко кольнуло въ голову, языкъ онѣмѣлъ и я чуть чуть удержался на ногахъ. Князь не замѣтилъ или не хотѣлъ замѣтить моего смущенія. Помню, что онъ оставилъ меня очень скоро, но не помню какъ, очутился возлѣ меня Сомскій. Онъ съ участіемъ дотронулся до руки и спросилъ, что со мной сдѣлалось?
   -- "Ничего, ничего -- отвѣчалъ я, опомнись -- я чуть не ослѣпъ и не помѣшался."
   -- "Вы поблѣднѣли и дрожите, вы очень нездоровы."
   -- "Потеря не велика, если и умру -- сказалъ я -- вѣдь я никому не дѣлалъ благодѣяніи, а мучилъ собой многихъ.
   -- "За то васъ, осмѣлюсь доложить, вѣрно наградили черезъ чуръ."
   Я кое-какъ добрелъ до дому. И вотъ теперь одинъ одинехонекъ. Горькія мысли давятъ сердце, но право не могу еще сообразить всего, что со мной случилось и что будетъ послѣ. Внезапная боль въ головѣ! доли о быть отъ удара въ родѣ апоплексическаго: только одна дума выражается яснѣе: я ѣду, долженъ разстаться съ милой, и безъ сомнѣнія навсегда. Люди позавидовали даже тому, что я смотрѣлъ на нее, голова крѣпко болитъ, мысли мутятся. Боже мой, Боже мой!....
   30 Августа. Силы тѣлесныя возстановились нѣсколько; по крайней мѣрѣ сего дня я могъ идти на вечеръ къ Л. гдѣ собралось много гостей, а въ томъ числѣ и она.
   Да, я не могъ не идти: вѣдь надобно же было послѣдній разъ взглянуть на тѣхъ людей, на тѣ удовольствія, съ которыми пролетѣлъ лучшій годъ моей юности. Да, послѣдній разъ; черезъ недѣлю, я ѣду въ столицу -- тамъ ужъ не будетъ у меня ни милой, ни мечты утѣшительной.
   Я пріѣхалъ на вечеръ въ числѣ первыхъ и никогда въ жизни не ожидалъ съ такимъ удовольствіемъ начала танцевъ. Съѣхались гости, вскорѣ явилась и она. На ней было бѣлое платье и темная пелерина съ двумя длинными кистями напереди; рукава украшены блондами: мила, какъ никогда прежде. Я стоялъ въ толпѣ молодежи, когда она проходила въ гостиную, но она замѣтила и я опять награжденъ этимъ взглядомъ, которому ничего нѣтъ подобнаго и который проникаетъ до глубины души.
   Открылся польскій; я остался зрителемъ; пары потянулись мимо меня длинной вереницею. Странная мысль родилась въ головѣ: мнѣ показался этотъ рядъ танцующихъ, шествіемъ погребальнымъ, а эта музыка -- маршемъ къ могилѣ. Мнѣ стало грустно, я задумался.
   Вотъ загремѣлъ вальсъ, подъ звуки котораго я такъ часто и много танцовалъ въ незабвенные дни юности -- я встрепенулся; кровь закипѣла; я побѣжалъ къ моей милой, забывъ въ это мгновеніе цѣлый міръ.
   -- "Сегодня вы опять кажется не въ духѣ, любезный мечтатель," -- сказала, она съ ангельскимъ желаніемъ развеселить меня.
   -- "Развѣ вы не знаете моего настоящаго положенія"?-- спросилъ я.
   "Оно еще не такъ горько; не изъ чего сидѣть въ углу и хмуриться букой" -- отвѣчала она и начала шутить надъ странностями нѣкоторыхъ лицъ.
   Она ничего не знаетъ -- подумалъ я -- и не хотѣлъ огорчать на сегодняшній день: пусть днемъ короче будетъ година ея печали. Я сказалъ только, что пріѣду къ нимъ послѣ завтра. И она была благодарна, она съ улыбкой сказала:
   -- "Если вы пріѣдете хоть вечеромъ, да пораньше, я стану говорить вамъ такія остроты, что вы разхохочетесь: вы не знаете, я переняла весь вашъ іоморъ злой и забавный.
   -- "Значитъ отняли у меня послѣднее преимущество,.которое я имѣлъ передъ вами" -- сказалъ я.
   -- "А къ чему вамъ преимущества?-- весело возразила она -- нѣтъ, милый Алексѣй, я хочу, чтобъ вы были моимъ вѣчнымъ другомъ -- подѣлились всѣмъ своимъ, со мной, какъ я моимъ -- съ вами.
   Я чуть не упалъ отъ избытка восторга... "Моя Надеждѣ"! могъ только я выговорить, и крѣпко, долго жалъ ея руку. Она отвѣчала и смотрѣла на меня такъ.... ахъ, какъ она смотрѣла на меня! Я стремглавъ бросился въ готовую пропасть..., что будетъ, то будетъ,-- прошепталъ я раскланиваясь съ ней послѣ танца.
   Начался рядъ кадрилей. Протанцовавъ три изъ нихъ, на четвертый я ангажировалъ ее. Она была весела, какъ сама Радость и говорила такія забавныя шутки, что я смѣялся до слезъ.. И я радовался этимъ слезамъ: вмѣстѣ съ ними, какъ черный демонъ, вытекала слеза горькая и облегчала скорбящую душу. Я крѣпко держался за электрическую ручку своей волшебницы, считая себя ужъ въ послѣдній разъ ея танцовальнымъ кавалеромъ. Но вотъ кончился танецъ и она сказала:
   -- "Не думайте убѣжать съ вечера; черезъ одинъ кадриль я опять ваша дама".
   Боже мой, какое счастіе, подумалъ я, еще одинъ кадриль! Еще мое настоящее улыбается нѣсколькими блаженными минутами! а будущее?...
   Въ продолженіе пятаго кадриля я оставался зрителемъ. О, сколько чувствъ волновало душу, когда я смотрѣлъ на веселящуюся юность! Я замѣчалъ каждую мѣлочь и каждая мѣлочь была дорога для сердца. Танцоры двигались, танцоры говорили, дамы улыбались своимъ кавалерамъ-меня все это занимало. А музыка; музыка! о, сколько воспоминаній въ этихъ знакомыхъ звукахъ! Какъ сильно бьется сердце, какъ жадно заглядываетъ душа въ минувшее... Ахъ, было много, все это улетѣло! Чаша допита, и мнѣ остается проглотить послѣднюю каплю, одну только каплю. Боже мой. Боже мой, меня ужъ не будетъ здѣсь болѣе. Эта добрая молодежь, эти веселыя беззаботныя дѣвушки станутъ танцовать и, радоваться по прежнему и изрѣдка можетъ быть вспомнятъ обо мнѣ.
   А она, моя голубушка, вѣрно будетъ грустна и печальна въ веселомъ кругу: не будетъ человѣка, о которомъ она такъ искренно заботилась, котораго можетъ быть... любитъ.
   Господи, за чѣмъ горе хочетъ помутить эту прекрасную душу? вѣдь она никому не сдѣлала зла! Хорошо намъ мужчинамъ, бороться съ бурями жизни, намъ, которые съ дѣтства испытываютъ все, и на все умѣютъ придумать философское, утѣшительное изрѣченіе -- а это кроткое, невинное созданіе съ самаго дѣтства думало объ одномъ только добрѣ, и каково-то ему встрѣтиться съ незнакомымъ горемъ лицемъ къ лицу?....
   Но вотъ музыка подала знакъ къ началу шестаго кадриля; я опять сталъ возлѣ нее; взялъ ея горячую ручку и уже невозбранно пожималъ ее крѣпко, крѣпко.
   -- "Право вы сегодня въ необыкновенномъ расположеніи духа -- сказала она -- что съ вами?
   -- "Ничего -- отвѣчалъ я, стараясь казаться хладнокровнымъ -- я не въ своемъумѣ съ тѣхъ поръ, какъ вы взяли на себя трудъ закружить мнѣ голову."
   -- "А-га -- проговорила она, взглянувъ на меня нѣжно -- наконецъ вы согласились, что дѣвушка можетъ кружить и самыя умнѣйшія головы".
   Мы заговорили о прошедшемъ, напомнили другъ другу все, что украшало нашу взаимную любовь. Она высказывала своя чувства съ такимъ чистосердечіемъ, съ такой наивностью, что я ужаснулся: счастіе этой прекрасной души такъ близко къ разрушенію!
   Но вотъ кончилась И шестая фигура, я поклонился своей милой и чуть-чуть не закричалъ: "постой, вѣдь это ужъ послѣдній кадриль"! Я отошелъ въ сторону и горькая слеза повисла на ресницахъ; я едва не заплакалъ, какъ ребенокъ. Боже мой, храни мою милую!
   Мазурки я не танцовалъ; она была ангажирована, а мнѣ не хотѣлось танцовать ни съ кѣмъ другимъ. Я сѣлъ въ отдаленіи и внимательно наблюдалъ за каждымъ движеніемъ танцующихъ; я любовался, какъ молодежь и дѣвицы выбирали другъ друга, выказывая здѣсь свое расположеніе, какъ они рисовались и любезничали, ловя наслажденія своей цвѣтущей юности. Все было исполнено жизни и радости.
   А она, моя милая, моя ненаглядная, сіяла какъ царица въ сонмѣ красавицъ; очаровывала всѣхъ, думала только обо мнѣ одномъ: она выбирала меня всякой разъ, когда ей доставалось выбирать кавалеровъ и говорила всякой разъ, чтобъ я былъ повеселѣе. Доброе прелестное созданіе, какъ мнѣ быть веселымъ, когда я разстаюсь съ тобой?...
   Когда дамы назначали себѣ качества, она выбрала счастливую надежду и Боже мой, какъ была рада, когда я отгадалъ ее!
   -- "Я отгадалъ бы васъ между милліономъ псевдонимовъ; а не только между двумя," сказалъ я.
   -- "Ну, а еслибъ я назвала себя злой надеждой"?-- спросила она.
   -- "Тогда я узналъ бы васъ по доброй улыбкѣ" -- отвѣчалъ я.
   -- "Боже мой, какіе добрые комплименты -- но отчего вы не хотите признать во мнѣ ничего дурнаго"?
   -- "Оттого, что вы ангелъ, а не человѣкъ".
   -- "А вы хоть человѣкъ, но стоющій любви ангеловъ," сказала она, пожавъ мою руку.
   И она обращалась ко мнѣ безпрестанно, забывая, что танцуетъ съ другимъ. Она была внимательна и заботлива, какъ никогда прежде. Какъ бы предчувствуя близкую разлуку, она хотѣла отдать мнѣ въ этотъ вечеръ всѣ ласки, которыя приготовила для меня на многіе годы. Веселись, веселись доброе созданіе: близко, близко горе великое! Ахъ, еслибъ я могъ одинъ унесть это горе,-- и никогда бы черная печаль не являлась на твоемъ ангельскомъ лицѣ!....
   Я протанцовалъ съ ней еще нѣсколько круговъ вальса, сѣлъ возлѣ нее, говорилъ много, много и все о томъ, какъ я былъ счастливъ въ нынѣшнее лѣто. Она въ свою очередь пересказала наблюденія надъ моими поступками въ первые дни нашего знакомства и шутила надъ моимъ стоическимъ хладнокровіемъ ко всѣмъ женщинамъ. Я сдѣлала замѣчаніе, что никогда не видалъ ее такою веселою, какъ сегодня.
   -- "А знаете ли что?-- съ живостію! возразила она -- я смѣюсь, а на душѣ что то скучно: точно злое горе стоитъ возлѣ и готово искусать меня....
   Я взглянулъ въ эти добрые, прекрасные, тоскливые очи я не могъ удержаться: двѣ крупныя слезы вылились на рѣсницы.
   -- "Послѣ мэтра все разскажу" -- прошепталъ я изумленной дѣвушки. Она пристально посмотрѣла на меня и не вымолвила ни слова.
   Въ это время подошелъ къ ней князь и сказалъ; что онъ сей часъ ѣдать. Она начала прощаться, я поклонился ей низко, низко. Я провожалъ ее глазами и -- вотъ наконецъ она изчезла.... Мнѣ показалось, что то изчезла моя юность.... Все кончено, прощай моя дорогая, незабвенная юность!... Я оставался еще съ полчаса. Но когда половина гостей разъѣхалась, началъ прощаться. Простившись со всѣми, еще разъ окинулъ глазами комнату и мебель, замѣтилъ на крѣпко то мѣсто, гдѣ догорѣлъ послѣдній день моей юности, гдѣ послѣдній разъ видѣлъ милую во всей красотѣ, счастливую, веселую...
   Наконецъ вышелъ, и сердце облилось кровью. Я чуть не зарыдалъ.... Ночь была очаровательна; луна, одѣтая чудными фестонами облаковъ, катилась по синему небу торжественно и прелестно... Я долго смотрѣлъ, долго мечталъ...
   Но вотъ и это очарованіе исчезло. Я пришелъ домой и началъ молиться... послѣ завтра поѣду къ ней, поѣду сказать, что мнѣ ужъ не долго любоваться ея очами, не долго жить ея ласками. А тамъ,-- и всего только черезъ недѣлю,-- надобно проститься съ ней, можетъ быть, навѣки. Боже мой, Боже мой, укрѣпи меня!
   

XI.
Прощанье.

   День былъ ясный. Сентябрское солнце любезничало съ землей, которая готовилась завернуться въ грязную, а потомъ окончательно въ снѣговую оболочку. Капризница земля не внимала ласкамъ и вѣяла холоднымъ вѣтромъ, бросалась пожелтѣвшими листьями Къ полдню сдѣлалось теплѣе, а часу въ четвертомъ многіе говорили: "сегодня будетъ прекрасный вечеръ".
   Въ это-ея время Чадинъ вышелъ на берегѣ рѣки, сѣлъ въ лодку, и приказалъ посѣдѣлому гребцу своему взяться за весла. Онъ ѣхалъ въ село Князя и ѣхалъ послѣдній разъ: черезъ день надлежало отправляться въ Москву.
   Лице молодаго человѣка печально, горькая дума висѣла на челѣ: онъ ѣхалъ проститься съ своей милой можетъ быть на вѣки. Онъ былъ у нее четыре дня тому назадъ, по обѣщанному на послѣднемъ вечерѣ.
   Онъ объявилъ ей тогда о необходимости оставить Грязесдавль -- о, какъ горько, какъ горько плакала бѣдная дѣвушка! А теперь -- какъ ему вымолвить послѣднее прости.
   Чадинъ молча правилъ, рулемъ, а его товарищъ, видя печаль барина, дѣйствовалъ веслами сильнѣе и сильнѣе. Лодка подвигалась скоро, не смотря на то, что широкая и могучая рѣка катила свои волны прямо противъ ея бѣга. Нѣсколько селъ и деревень, луга и сады, поля и лѣсочки, пробѣгая мимо, не привлекали на себя взора путешественниковъ. Дикія утки и кулики, летая надъ головами, заунывными криками своими пѣли походный маршъ печальному мечтателю...
   Вотъ открылся прекрасный двухъэтажный домъ, примыкающій къ огромному саду; Чадинъ повернулъ туда свою лодку.
   Вошелъ въ ворота и на дворѣ встрѣтилъ одного изъ лакеевъ..
   -- "Дома князь?
   -- "Никакъ нѣтъ-съ. Изволили отправиться за рѣку на охоту. Обѣзали воротиться часу въ десятомъ.
   -- "А княжна.
   -- "Изволятъ гулять въ саду-съ.
   Чадинъ -- прямо къ знакомой бесѣдкѣ.
   Дѣвушка что-то читала и услышавъ шумъ, подняла голову.
   -- "Ахъ, Боже мой, ужъ. не пришли ли вы прощаться?
   -- "Да, прощаться, отвѣчалъ молодой человѣкъ, садясь возлѣ нее.
   -- "Скажите, неужели вы не думаете опять пріѣхать къ намъ, хоть навѣстить.
   -- "Я ничего не думаю и ничего на смѣю ожидать: въ жизни моей не исполнилось ни одно ожиданіе.
   -- "Полно-те вамъ стращать такими черными думами?-- мнѣ и безъ того горько!
   -- "Но я не могу обманывать свою милую ни полусловомъ.
   Дѣвушка печально опустила голову и задумалась. Она готова была заплакать.,.
   -- "Вотъ вамъ отъ меня на память -- сказалъ Чадинъ, подавая прекрасный браслетъ -- носите его всегда и вспоминайте меня чаще, чаще...
   -- "За чѣмъ? будто мы на вѣки, разстаемся?-- нѣтъ, ради Бога, не убивайте меня,
   -- "Будущее неизвѣстно, Надежда Андреевна, а между тѣмъ разлука наша все таки не короткая.. Подарите же и мнѣ что нибудь такое, что бы я могъ прижать къ сердцу въ самыя грустныя минуты.
   -- "Подарить вамъ?... безъ сомнѣнія это кольцо: оно для васъ было и приготовлено.
   Чадинъ надѣлъ на руку дорогой подарокъ; но вдругъ опять снялъ его и сказалъ:
   -- "Нѣтъ, Надежда Андреевна" кольцо это обязательство принадлежать мнѣ вѣчно, не спѣшите: впереди васъ еще цѣлые годы съ неизвѣстными событіями; Не связывайте себя: придетъ день нашего счастія, я ворочусь, можетъ быть; вы отдадите мнѣ это кольцо и скажете: оно было въ моей власти, но я сберегла его для тебя.
   Дѣвушка взглянула на небо. Чудесная радость, блеснула въ лицѣ. Она взяла кольцо и сказала?
   "-- "Да, ваша правда. Вы непремѣнно воротитесь; мы увидимся, и тогда я вамъ отдамъ его.
   -- "А теперь я попрошу васъ вотъ объ чемъ -- сказалъ молодой человѣкъ -- прикажите сдѣлать медаліонъ съ вашимъ портретомъ и пришлите его ко мнѣ въ Москву. Не повѣрите какъ я буду счастливъ; вы всегда будете и предъ глазами, какъ всегда, и безвыходно -- въ моемъ сердцѣ.
   -- Да-да, непремѣнно. Смотрите же, не забывайте меня, и въ свою очередь пришлите изъ Москвы, свой собственный портретъ.
   Она подала ему руку и они пошли по аллеямъ. Долго ходили они, много перечувствовали, но не много говорили: часъ разлуки всегда угрюмъ и нѣмъ...
   Свѣжій вѣтерокъ развѣвалъ прекрасные локоны дивной красавицы, грустный мечтатель крѣпко сжималъ ея ручку. Тяжело смотрѣть: два добрые созданія, кажется родились другъ для, друга, но вотъ люди разлучаютъ ихъ. О, чего бы не дали они, только бы продлить упоительный вечеръ наслѣднаго свиданія.. Но время текло: имъ оставалось въ утѣшеніе одно только: "Богѣ дастъ, увидимся!" Наконецъ Чадинъ взглянулъ на сѣрыя облака и сказалъ:
   -- "Мнѣ пора, поднимается вѣтеръ; боюсь, не затопилъ бы моей лодки.
   -- "И вы не проститесь съ папенькой? спросила княжна.
   -- "Я увижусь съ нимъ завтра: онъ обѣщалъ быть въ городѣ и приказалъ ждать себя, а между тѣмъ сегодня мнѣ надобно кончить нѣкоторыя дѣла, которыми ужъ некогда будетъ заняться. Послѣ завтра я рѣшительно ѣду.
   -- И вы такъ холодно говорите объ этомъ! и мы ужъ не увидимся болѣе? сказала дѣвушка, сквозь слезы.
   -- "Увидимся, если Богу будетъ угодно, но не скоро. Ахъ, Надежда Андреевна,-- холодно я говорю! каждое холодное слово мое куплено годомъ жизни.... оставимъ это; прости, мой другъ, мое провидѣніе на земли! послѣ Бога, никто меня не любить какъ ты.... никого и я не въ состояніи любить какъ тебя, моя удивительная Надежда... Не забивай твоего искренняго друга! а я стану жить тобой каждую минуту. Я не буду писать къ тебѣ: это значило бы отдать на жертву злословію; но изъ писемъ къ папенькѣ, ты будешь знать подробно о моемъ положеніи.
   Дѣвушка заплакала и опустила свою прелестную голову на его плечо. Чадинъ самъ прослезился.
   -- "Молись, мой ангелъ, за меня -- заговорилъ онъ снова -- молись потому что ты любишь. Одинъ только Богъ можетъ поставить меня на ту степень, на которой я буду достоинъ тебя въ глазахъ свѣта, а собственными силами мнѣ не дойти до этой высоты. Я ужъ не тотъ, что былъ прежде, когда ты только что узнала меня. Ахъ, мои другъ, ужъ не тотъ, не тотъ.... Силы души моей ослабѣли; горе ударило прямо въ эту голову, которою я такъ гордился, и съ которою надѣялся подняться высоко..... Но мнѣ теперь ничего не жаль -- мнѣ жаль только тебя, мой другъ: кто такъ позаботится о твоемъ счастіи, если я можетъ быть не ворочусь вовсе?..
   Дѣвушка зарыдала. Минуту продолжалось горькое молчаніе.
   -- "Не плачь, мой другъ,-- сказалъ онъ наконецъ -- только молись, молись: молитва -- жизнь горюющихъ сердецъ... Не жалуйся ни на кого въ своемъ горѣ: мы сами виноваты во всемъ, особенно я, какъ мужчина. Мнѣ слѣдовало бы подумать напередъ, какой будетъ конецъ нашей привязанности; мнѣ слѣдовало бы напередъ трудиться и возвыситься, а потомъ ужъ искать твоего вниманія.
   -- "О, если такъ -- сказала дѣвушка -- то не ты, а я виновата во всемъ: ты не думалъ искать даже моего вниманія, не только привязанности, ты былъ счастливъ внутри души своей, а я насильно разрушила покой этой высокой и прекрасной души.
   -- "О, перестань., ради Бога!... ты не разрушила, а создала мое счастіе. Что была бы моя юность, еслибъ я не гадалъ тебя, моя радость, моя дорогая?.. Да, я счастливъ, моя милая; и гдѣ бы я ни былъ, буду счастливъ воспоминаніями." Новая минута горькаго, мучительнаго молчанія.
   -- "Прощай-же -- сказалъ наконецъ Чадинъ, цѣлуя обѣ ручки своей милой -- я никогда не повѣрю, что ты забудешь меня.... Да, мой другъ, ты встрѣтишь меня этимъ-же ангельскимъ взоромъ.... И только вмѣсто горькихъ слезъ, я увижу слезы радости -- не правда-ли?....
   -- "Ахъ пріѣзжай, пріѣзжай поскорѣе -- проговорила дѣвушка -- мнѣ что то слишкомъ тяжело разставаться съ тобой.... Будь хоть малѣйшая возможность, я не отпустила бы тебя.
   -- "О я ворочусь, мой другъ, и если Богу будетъ угодно, ворочусь съ тѣмъ, чтобъ никогда не разставаться съ тобой: вѣдь голова моя еще не совсѣмъ убита, а въ груди -- огня цѣлая бездна!
   Чадинъ сдѣлалъ шагъ назадъ и вперилъ неподвижный взоръ въ прелестнопечальное лице дѣвушки. Вся душа растерзанная горестью выразилась въ ея чертахъ.
   "Дай насмотрѣться на тебя, моя ненаглядная: вѣдь ужъ нигдѣ больше не увижу такого чуднаго сліянія красоты съ добротой и невинностью. Поцѣлуй меня, моя милая можетъ быть это послѣднее наше земное свиданіе.
   Дѣвушка вспыхнула, крѣпко обвила его пухленькими ручками и долго, долго длился самый сладкій,-- братскій поцѣлуй.
   -- "Прощай-же -- сказалъ молодой человѣкъ, почти вырываясь изъ ея объятій -- помни твердо, что въ жизни моей не будетъ мгновенія, въ которое бы я не думалъ о тебѣ.
   Еще разъ разцѣловавъ ей ручки, онъ спустился къ рѣкѣ по садовой лѣстницѣ, кликнулъ гребца и лодка подъѣхала.
   -- "Прощай, прощай -- продолжала дѣвушка по французски -- ради Бога не забудь, что я плачу день и ночь, ожидая твоего возвращенія.
   -- "Если изъ всего меня останется -- отвѣчалъ онъ ей -- одна пылинка, то и та прилетитъ взглянуть на тебя, моя радость, мое счастіе.
   Онъ вскочилъ въ лодку и низко поклонился плачущей милой. Широкая волна откатила отъ берега и помчала его въ безьѣстную дорогу.....
   Оглянулся-оно еще кланялась и посылала безмолвное прости.... Но вотъ; ужъ нельзя было разглядѣть ея прекраснаго лица, только розовое платьице, да бѣлой платокъ въ рукахъ еще виднѣлись вдали.... вотъ и они уже не ясны,-- вотъ и все изчезло.....
   Чадинъ отворотился, наклонилъ голову и горько заплакалъ. Могучая душа его поколебалась до основанія. Это сущій ребенокъ, у котораго отняли мать и пригрозили еще, вмѣсто утѣшенія.
   Прошелъ часъ въ самомъ мучительномъ состояніи, въ какомъ еще никогда не бывалъ бѣдный несчастливецъ.
   -- "Эхъ, какъ похлестываетъ! какъ-то намъ добраться до дому!" -- сказалъ гребецъ, отирая потъ съ своего морщинистаго чела.
   Чадинъ опомнился, оглянулся кругомъ и удивился.
   Дождливыя облака висѣли надъ головою; вѣтеръ насвистывалъ свою дикую пѣсню. Челнокъ летѣлъ, какъ стрѣла, по вершинамъ огромныхъ волнъ. Положеніе пловцовъ было опасно.
   -- "Не прикажете-ли, Алексѣй Петровичъ, привернуть къ острову: намъ бы переждать только вотъ это облачко, а тамъ будетъ полегче.
   Не отвѣчая ни слова, Чадинъ повернулъ рулемъ и лодка вбѣжала своимъ носомъ на мягкій илъ.
   -- "Вотъ этакъ лучше -- сказалъ гребецъ -- мы и отъ дождя-то укроемся подъ кусточками.
   Чадинъ выскочилъ на землю и поднялся на самый верхъ острова, который, какъ богатырь, стоялъ среди рѣки, высоко поднимая свое грозное чело. Мечтатель сѣлъ подъ дерево и смотрѣлъ на борьбу сердитыхъ стихій.
   Не прошло и пяти минутъ въ этомъ печальномъ созерцаніи, какъ на рѣкѣ показался яликъ, бросаемый волнами, словно юноша въ бурахъ моря житейскаго. Онъ хотѣлъ перебѣжать рѣку поперегъ, въ праваго берега на лѣвый; но вѣтеръ скоро пересилилъ гребцовъ и онъ помчался внизъ, на островъ.
   -- "Держи лѣвѣе! закричалъ гребецъ Чадина, завидя опасность.
   Но яликъ полетѣлъ вправо, усиливаясь примкнуть къ островскому берегу.
   -- "Сломить вамъ шею въ этихъ переборахъ" -- проворчалъ старикъ, и вытянулся, посмотрѣть, что будетъ далѣе.
   "Правь на кусты! раздался голосъ съ ялика и заставилъ вздрогнутъ Чадина: то былъ голосъ князя Горецкаго.
   Яликъ повернулся и вдругъ налетѣлъ въ переборъ, ударился о камни, затрещалъ и налился водой. Князь, въ испугѣ, выскочилъ въ воду, надѣясь добраться до берега, до котораго оставалось не болѣе пяти саженъ; но шагъ, два -- и стремленіе воды сбило съ ногъ. Онъ покатился въ глубину.....
   -- "Спасать ихъ! закричалъ Чадинъ своему товарищу и въ одно мгновеніе спрыгнулъ въ воду. Онъ хорошо умѣлъ плавать, однако надобно было съ большимъ усиліемъ бороться противъ волнъ, которыя такъ и хлестали въ глаза. Князь еще держался на верху послѣдними усиліями, но ужъ послѣдними...
   -- "Руку мнѣ, Андрей Ивановичъ!
   И руки ихъ схватились. Молодой человѣкъ повлекъ его, какъ богатырь.
   -- "Держитесь за шестъ -- сказалъ гребецъ Чадина, который въ свою очередь стоялъ ужъ въ водѣ почти по горло.
   Опасность миновала; всѣ трое вышли на берегъ. Спасти княжескую прислугу стоило меньшаго труда.
   Черезъ четверть часа вельможа ужъ сидѣлъ съ своимъ спасителемъ подъ навѣсомъ вѣтвей широкой сосны. Начинало смеркаться. Дождь накрапывалъ; слуги развели огонь, чтобъ отогрѣть и обсушить господъ.
   -- "Не видать-бы мнѣ сегодняшняго вечера -- заговорилъ князь, приведя въ порядокъ свои взволнованныя мысли -- да, не видать-бы, еслибъ ни ваше великодушное самопожертвованіе. Вы поступили, какъ благородный рыцарь, какъ искренній мой другъ, и вѣрьте, я не забуду вашей услуги до моего послѣдняго часа. Я полюбилъ васъ съ перваго дня нашего знакомства, но съ этой минуты, я люблю васъ болѣе всѣхъ моихъ друзей; люблю, какъ своего роднаго.
   -- "Я вамъ слуга -- продолжалъ князь -- требуйте отъ меня всего, что только я въ силахъ исполнить -- да, всего, все: го..... Я говорю это тѣмъ охотнѣе и тѣмъ-смѣлѣе, что знаю ваше благоразуміе и благородство, а вы знаете мой образъ мыслей, и не потребуете ничего, превышающаго мои силы, -- не правда ли мои другъ? Вы меня понимаете?
   "Понимаю, очень хорошо понимаю -- отвѣчалъ Чадинъ, вспыхнувъ огнемъ неестественнымъ -- но жаль, что вы меня не понимаете, Андрей Ивановичъ!
   -- "Васъ? о, мой другъ; я понялъ васъ ужъ давно. А наши длинные и горячіе разговоры въ послѣдніе три мѣсяца, открыли васъ, какъ нельзя болѣе. Я знаю образъ вашихъ мыслей и поэтому сказалъ: требуйте всего, всего, кромѣ согласія на ваши юные порывы, о которыхъ теперь ужъ вѣрно вы забыли, какъ человѣкъ благоразумнѣйшій изъ благоразумныхъ.
   -- "Нѣтъ, Андрей Ивановичъ, вы меня не понимаете, увѣряю, не понимаете!
   Чадинъ вскочилъ на ноги, сталъ въ самомъ грозномъ и торжественномъ положеніи.
   -- "Будемъ откровенны -- продолжалъ онъ -- потому что драма моей жизни приблизилась ужъ къ развязкѣ. Можетъ быть я говорю съ вами послѣдній разъ. Да, будемъ откровенны, Андрей Ивановичъ: къ чему скрытности между такими искренними друзьями?.. Я люблю, страстно люблю... а кого, вы знаете.
   -- "Да, знаю" -- сказалъ князь, также поднимаясь на ноги.
   -- "И вы боялись, что. я попрошу руку вашей дочери въ награду за свою услугу?... Какъ недальновидна ваша опытная проницательность!... Вы судите потому, что сдѣлали бы сами на моемъ мѣстѣ; но такъ судить нельзя: не всѣ люди похожи на насъ. Когда я увидѣлъ вашу погибель и бросился въ воду, въ душѣ моей, была одна мысль -- спасти человѣка -- и болѣе ничего. Я не думалъ хвастать передъ вами своимъ великодушіемъ и вымаливать себѣ награду. Нѣтъ, Андрей Ивановичъ, нѣтъ: у меня другая философія!... И что бы было съ вами, еслибъ я забылъ ее въ эту минуту и захотѣлъ бы послѣдовать вашимъ совѣтамъ, вашимъ наставленіямъ. "Вѣдь человѣкъ долженъ заботиться о собственныхъ выгодахъ, не увлекаясь мечтами безумныхъ поэтовъ" -- такъ кажется?... А ноша погибель дала бы мнѣ возможность прямо придти и обнять мою милую, которая плачетъ теперь неутѣшно.....
   -- "Довольно, молодой человѣкъ, довольно!
   -- "Позвольте, Андрей Ивановичъ, я сей часъ кончу. Мнѣ остается только еще поблагодарить за хлопоты, которыя вы приняли о перемѣщеніи меня въ столицу... Жаль, вы безпокоились напрасно: я не былъ бы опасенъ вамъ, еслибъ и навсегда остался въ Грязеславлѣ. Но вы правы, мой другъ, вы меня не понимали.
   -- "Я говорю вамъ -- возразилъ князь, почти гнѣвно -- успокойтесь молодой человѣкъ: вы черезъ чуръ разгорячились. Вы даже забыли о томъ, что хлопоча о переводѣ вашемъ въ столицу, я только исполнялъ вашу просьбу.
   -- "Да, я знаю; но вы исполнили мою просьбу не прежде, какъ увидѣли въ ней собственную выгоду. Ахъ, Андрей Ивановичъ, отчего вы не исполнили ее тогда, какъ въ груди моей горѣлъ яркій огонь любознательности; и отчего теперь, когда я отдалъ милой свою неудовлетворенную душу, когда эта милая, ваша дочь, стала дышать моимъ счастіемъ -- отчего теперь, говорю я, вы рѣшились разлучить насъ обоихъ такъ хладнокровно и съ такими ужасными наставленіями?
   Слезы навернулись на глазахъ пылавшаго Чадина.
   -- "Другъ мой -- сказалъ князь, взявъ его за руку -- успокойтесь: неужели вы думаете, что я не желаю вамъ счастія и не отдалъ бы свой дочери, еслибъ это было возможно.
   -- "Я вѣрю вамъ -- сказалъ Чадинъ, горько улыбнувшись погибель моя необходима: Ахъ, скажите, неужели я не былъ бы-столько славенъ и знаменитъ, какъ вы, еслибъ получилъ богатство своего отца, еслибъ теперь покрайней мѣрѣ дали мнѣ средства къ занятіямъ -- пищу моей алчущей душѣ?
   -- "Вамъ и даютъ средства: въ столицѣ вы все найдете. И я не говорю, что откажу въ рукѣ своей дочери, когда вы воротитесь оттуда достойнымъ этой руки.
   -- "Покорно благодарю, ваше сіятельство, много чести!... Но будьте увѣрены, я ничего не выиграю въ столицѣ, потому что голова моя ужъ разрушается. Будьте увѣрены, что если и ворочусь, не обезпокою васъ ни одной просьбой. Я гордъ, князь, болѣе, чѣмъ вы сами. И я горжусь не гербомъ, который, рядомъ съ вашимъ, стоитъ въ дворянской родословной книгѣ,-- а чистотой намѣреній во всѣхъ своихъ поступкахъ!
   -- "Вы не осмѣлились бы говорить такимъ образомъ, еслибъ не знали моей доброты" -- сказалъ князь съ язвительной усмѣшкой.
   -- "Еслибъ я зналъ вашу доброту, Андреи Ивановичъ, я бы высказалъ вамъ всю свою душу и вы не стали бы укорять меня, увѣряю, не стали бы. Но теперь, я не хочу говорить вамъ ничего, вы не поймете. Довольно, если я высказалъ свою душу милой, да Тому, Кто ее создалъ..... Ахъ, если вы человѣкъ, утѣшьте мою милую: она плачетъ теперь горько, горько.... Поклонитесь ей отъ меня, скажите, что я живъ и хочу трудиться и переносить для нее все, все на свѣтѣ.... Андрей Ивановичъ, вы погубили меня, будьте же милостивы къ своей дочери, повѣрьте, хоть для нее, что есть на свѣтѣ любовь, которую нельзя подчинить обыкновеннымъ расчетамъ.
   Чадинъ вынялъ платокъ, вытеръ слезы. Князь потупилъ глаза и молчалъ. Пролетѣла минута роковая въ жизни мечтателя. Сквозь влажныя рѣсницы снова сверкнулъ взоръ раздраженный.
   -- "Нѣтъ, Андрей Ивановичъ,-- заговорилъ молодой человѣкъ -- для васъ не понятно ни одно святое чувство.... Вами овладѣла ужасная и вмѣстѣ жалкая философія: вы дорожите какой-то ничтожной славой, мнѣніемъ... А знаете ли что?... безъ сомнѣнія узнаютъ о теперешнемъ разговорѣ и пожалуй скажутъ, что бѣдный дворянинъ Чадинъ заговорилъ вашу необъятную ученость; не лучше ли теперь взять ружье и подстрѣлить меня, какъ зайца, чтобъ я не разсказалъ вашего униженія?"...
   -- "Оставьте ваши трагическія выходки, вы право слишкомъ много думаете и о себѣ и о моей снисходительности."
   -- "Князь!-- сказалъ юноша въ совершенномъ изступленіи -- вы хотите испугать меня? испугать того, кто не имѣетъ въ будущемъ ни одного дня отраднаго? это все равно, князь, что испугать могилу!... Неужели вы думаете, что у меня не достало бы ни силъ ни рѣшимости схватить васъ и бросить въ эти мутныя волны. Да, князь, только Богъ невидимый удерживаетъ меня.... взгляните, какъ грозно и какъ печально это небо... По спорьте съ Нимъ о любви; да, скажите ему, что любовь должна стоять ниже самолюбія. Но довольно, прощайте. Пускаюсь въ бурныя волны одинъ, на утломъ челнокѣ.... и какъ прекрасно изображаетъ это путь моей жизни: отвсюду бури, печаль и опасность, вдали плачущая милая, а здѣсь гордый отецъ ея трепещущій разгнѣваннаго неба!
   Изступленный юноша сбѣжалъ къ своей лодкѣ; испуганный гребецъ его едва успѣлъ приготовиться. Они поплыли.
   -- "Прощайте, ваше сіятельство -- еще кликнулъ Чадинъ, приподнявъ свою шляпу -- не бойтесь, я не стану разсказыветь.
   Князь стоялъ, какъ пораженный громомъ. Никогда въ жизни онъ не бывалъ встревоженъ до такой степени.
   Вѣтеръ гудѣлъ и свистѣлъ, нагоняя страшныя волны, а волны бросали лодку Чадина и только изъ презрѣнія не хотѣли перевернуть ее вверхъ дномъ. Свинцовыя облака, какъ тоска на душѣ, висѣли на небѣ. О чемъ думалъ тогда бѣдный мечтатель, того мнѣ не могли пересказать ни вѣтеръ, ни волны, ни плачущее небо?
   Ужъ было не далеко до города; лице угрюмаго гребца начинало проясняться, въ немъ родилась надежда. Но вѣтеръ вдругъ скрѣпчалъ, будто съ досады, что утлая лодчонка уходила изъ его власти; стремительныя волны понесли ее еще быстрѣе. И вотъ набѣжалъ страшный валъ, высоко поднялъ ее и опрокинулъ... Чадинъ и его товарищъ не потеряли мужества, стали бороться съ волнами.
   Большихъ трудовъ и усилій стоило добраться до берега, однако они добрались. Молитвы милой спасли Чадина: онъ ухватился за плотъ, на которомъ обыкновенно Грязеславскія прачки полощутъ бѣлье, и вышелъ насушу.
   Темно. Сѣрыя облака казались еще угрюмѣе; вѣтеръ вылъ и разбрасывалъ чистыя и крупныя капли дождя. Чадинъ утомленный до изнеможенія, съ трудомъ поднялся на набережную, въ надеждѣ добрести какъ нибудь до дому, но тутъ силы его совершенно оставили. Онъ пошатнулся и упалъ.
   Вѣтеръ запѣлъ заунывнѣе; облака образовали на небѣ траурную драпировку; печальная луна проглянула на землю.." О, чувствуетъ ли княжна, въ какомъ теперь положеніи ея милый?..."
   -- "Батюшка, Алексѣй Петровичъ, что съ вами?" сказалъ гребецъ, стараясь приподнять обезпамятѣвшаго.
   -- "Что? что это за приключеніе?" сквозь зубы, заикаясь пробормоталъ подошедшій человѣкъ въ самомъ отчаянномъ костюмѣ. Это былъ Сомскій. Онъ только что вышелъ изъ сосѣдняго трактира и собирался въ другой.
   -- "Чѣмъ спрашивать, сударь,-- сказалъ гребецъ -- такъ лучше пособите мнѣ поднять барина и довести до дому."
   -- "Да кто твой баринъ? такой же пьяница, какъ я? а?"
   -- "Нѣтъ, сударь: это Алексѣй Петровичь Чадинъ." Сомскій отступилъ два шага назадъ
   -- "Боже мой, неужели это вы, Алексѣй Петровичъ?" и онъ началъ хлопотать около него, стараясь привести его въ чувство.
   Стукъ экипажа по мостовой заставилъ обратить на себя вниманіе. Когда дрожки поравнялись съ Чадинымъ; кучеръ остановилъ лошадь, а баринъ спросилъ громко.
   -- Что тутъ у васъ?
   Сомскій узналъ голосъ Верхолетова.
   -- А, Семенъ Николаичъ, очень кстати.
   Верхолетовъ соскочилъ съ дрожекъ.
   -- "Вотъ видите -- продолжалъ Сомскій -- здѣсь случился обморокъ съ однимъ превосходнымъ человѣкомъ, Алексѣемъ Петровичемъ Чадинымъ. Пособите намъ поднять его и посадить на ваши дрожки: мы довеземъ его до дому."
   Не отвѣчая ни слова, Верхолетовъ, началъ осматривать больнаго; щупалъ пульсъ, прислушивался къ дыханію.
   -- "Скоро опомнится -- сказалъ онъ наконецъ -- ты братъ Сомскій между прочимъ сбѣгалъ бы за извощикомъ: теперь, я думаю, они еще не разъѣхались."
   -- "А ваши дрожки, Семенѣ Николаичъ?"
   -- "Мнѣ надобно ѣхать на вечеръ къ предводителю."
   -- "Вамъ никто не помѣшаетъ ѣхать и тогда, какъ отвеземъ Алексѣя Петровича.
   -- "Нѣтъ, братъ, слуга покорный: теперь ужъ девять часовъ, а тутъ пожалуй съ вами провозишься до полуночи."
   Верхолетовъ пошелъ къ своимъ дрожкамъ.
   -- "Послушайте, Семенъ Николаичь -- сказалъ Сомскій, схвативъ его за плащъ -- я просто закричу караулъ и скажу, что вы ушибли Алексѣя Петровича, а пока вы, будете оправдываться да судиться со мной у частнаго пристава -- вечеръ у предводителя, какъ не бывало."
   -- "Ахъ, ты пьяница, смѣешь ли говорить со мной такимъ образомъ."
   -- "Такъ приказываете кричать?.... Ка -- ра.....
   -- "Тише, тише, дуракъ!".
   Верхолетовъ хотѣлъ убѣжать, но Сомскій крѣпко держался за его плащъ.
   -- "Чего ты хочешь отъ меня, пьяница?"
   -- "Умнаго и добраго дѣла -- иначе ей ей закричу караулъ и еще разскажу въ городѣ, что вы. безчеловѣчны."
   Въ это время Чадинъ опомнился и сѣлъ.
   -- "А вотъ за меня упроситъ самъ Алексѣй Петровичъ" -- сказалъ Сомскій, подбѣжавъ къ нему, чтобъ пособить подняться на ноги.
   -- "Я васъ покорнѣйше прошу, Семенъ Николаевичъ," сказалъ-Чадинъ, приведя въ порядокъ свои мысли и узнавъ о спорѣ лицъ, собравшихся ему на помощь
   Дѣлать было нечего. Верхолетовъ съ грустной милой попросилъ Чадина сѣсть къ спинкѣ своихъ дрожекъ, а самъ помѣстился впереди.
   -- "А я стану на запятки -- сказалъ Сомскій -- вѣдь можетъ быть еще понадобится моя помощь."
   Ему не возражали, потому что не принялъ бы никакихъ возраженіи.
   Поѣздъ двинулся. Грязеславскій франтъ утѣшалъ себя только одной мыслью, что пріѣдетъ къ предводителю и займетъ всѣхъ разсказомъ о своемъ приключеніи.
   Прошло нѣсколько минуть. Чиновникъ-лакей замѣтилъ, что ихъ больной снова обезпамятѣлъ.
   -- "Семенъ Николаичъ -- сказалъ онъ -- прикажите ѣхать полегче: Алексѣй Петровичъ опять въ обморокѣ."
   -- "Что же дѣлать -- отвѣчалъ тотъ -- когда пріѣдемъ, то пособимъ."
   -- "А, что, Семенъ Николаичъ, вы, я думаю, очень рады, что сдѣлали сегодня доброе дѣло?"
   -- "Пожалуста перестань," сердито отвѣчалъ франтъ.
   -- "Да вѣдь скучно ѣхать молча, Семенъ Николаичъ."
   -- "Ну такъ говори самъ съ собою."
   -- "Самъ съ собою?.... Да вѣдь самъ съ собою я наговорю, пожалуй, Много такого, что покажется обиднымъ вашей личности."
   -- "Я никогда не обижаюсь словами дураковъ.
   -- "Напрасно-съ: это значитъ давать дуракамъ случай выводить все на чистую воду.
   -- "Ты вѣрно хочешь, чтобъ я сбросилъ тебя съ дрожекъ?-- сказалъ Верхолетовъ.
   -- "Сбросилъ съ дрожекъ? что изъ этого? вѣдь я и на землѣ буду такимъ же Сомскимъ какъ на дрожкахъ. А вотъ я читалъ, не помню въ какой-то книгѣ, что одного, умника сбросили съ золотыхъ креселъ и онъ сдѣлался набитымъ дуракомъ Каковъ переходъ, почтеннѣйшій Семенъ Николаичъ? Вы, я думаю, никого эдакъ не сбрасывали?
   Верхолетовъ молчалъ.
   -- "Молчаніе знакъ согласія -- пробормоталъ сквозь зубы Сомскій--а знаете ли что? Одинъ молчалъ цѣлыхъ три года, часто сидѣлъ голодомъ, на морозѣ и все молчалъ. Однажды въ глаза назвали его дуракомъ и -- что же? Онъ во первыхъ наградилъ своего обидчика страшной пощечиной, а, во вторыхъ громко закричалъ: самъ ты дуракъ! какова штука, почтеннѣйшій Семенъ Николаичъ?
   -- "А ты кажется не молчаливый дуракъ!-- съ улыбкой замѣтилъ Грязеславскій франтъ.
   -- "Да. Это ужъ извѣстныя вещи, Семенъ Николаичъ: всякой знаетъ,.что, я дуракъ. А вотъ то непонятно, отчего никто, кромѣ меня, не хочетъ признать своей глупости? Давай хоть милліонъ, все говорить: я очень неглупый человѣкъ! вѣдь это странно, почтеннѣйшій Семенъ Николаичъ. И, говорятъ, только въ Туречинѣ, когда паши кланяются своему султану, то называютъ себя дураками -- да и то для виду, а внутри-то себя все таки думаютъ, какъ и мы грѣшные.
   -- "По этому -- сказалъ Верхолетовъ -- ничего не будетъ лучше, какъ теперь же отправиться тебѣ въ Туречину.
   -- "О, избави Господи! тамъ, говорятъ, у каждаго много женъ и ни одной бутылки съ виномъ... а какое чертовское различіе между женой и бутылкой!
   Разговоръ длился до тѣхъ поръ, какъ дрожки остановились у воротъ дома, въ. которомъ жилъ Чадинъ. Сомскій поднялъ больнаго, привелъ въ комнату и сдалъ на руки. А Верхолетовъ стрѣлой помчался къ предводителю въ надеждѣ застать покрайней мѣрѣ мазурку. Прошло четверть часа, страдалецъ очнулся, припомнилъ все случившееся съ нимъ въ этотъ ужасный день и послалъ своего Павла за лѣкаремъ. Жестокій недугъ, послѣ такой простуды и сильныхъ потрясеніи души, свалилъ бѣднаго Чадина.
   

XII.
Развязка.

   5-го Сентября. Лѣкарь не позволяетъ вставать съ постели, а я не могу слушаться его -- какъ не записать тѣхъ чувствъ, которыя такъ обильно и такъ горько переполняютъ сердце?... Тлѣнная оболочка разрушается; можетъ быть это ужъ послѣдніе листки моего дневника -- пусть же тотъ, кто будетъ читать лѣтопись души моей, прочтетъ и предсмертную думу.....
   Спросятъ: для чего я жилъ? о, я не жилъ еще, добрые люди! я только начиналъ жить, а смерть и пришла. Еще недавно я говорилъ: не даромъ дана мнѣ душа; искру божественную не угасятъ силы земныя -- теперь, увы, эту искру задуваетъ вѣтеръ могильный!...
   Грустно лечь въ могилу, не оставивъ здѣсь ничего для памяти.... Только современники скажутъ: "Жилъ-былъ такой-то, да умеръ" Гдѣ же слава, къ которой такъ жадно неслись мои гордыя мечты?.... поставятъ крестъ и нечего написать на немъ!..
   О, моя милая, моя милая, гдѣ ты теперь?
   1-го Сентября. Ужасная, мучительная ночь!... Небо безлунное все въ звѣздахъ, а ни одна изъ нихъ не можетъ пробудить во мнѣ мечты утѣшительной... Все горитъ внутри меня и горитъ ужасно.... Ахъ, зачѣмъ нѣтъ со мной моей матушки?... Она примочила бы мою пылающую голову, оторвала бы тоску, которая грызетъ мое сердце... Добрая моя матушка, всѣ мои родные и друзья, гдѣ вы теперь?.... могильная тьма, могильная тишина.... странныя тѣни носятся передъ глазами!.. Вотъ пролетѣлъ князь Горецкій.... не веселъ, а отчего бы кажется?..... Вотъ кто-то весь хрустальный; блеститъ радужными огнями; въ одной рукѣ балалайка, въ другой родословная, начинающаяся отъ Аскольдовой могилы.... Всѣмъ бы хорошъ, да жаль мѣдный лобъ... а вотъ, не человѣкъ, не звѣрь, не камень, не существо духовное... какая то книга... проказникъ!...
   А очи, очи, чудныя очи, такъ и жгутъ мою бѣдную душу.... куда не обернусь, все юна, прекрасная, печальная... Вѣетъ вѣтерокъ, локонъ колеблется.... дивный свѣтъ, дивное блаженство!... Что-же ты не скажешь мнѣ ничего, моя милая? О чемъ ты задумалась? О чемъ грустишь? Ахъ, ради Бога, вымолви хоть словечко! ничего нѣтъ тягостнѣе твоего молчанія! грустно! грустно!... Неужели отъ этихъ звѣздъ, отъ этого неба, сошли ко мнѣ страданія, такъ ужасно раздирающія душу?... Силы неба, силы земли оставили меня; одинъ одинехонекъ во всей вселенной... какой мертвый просторъ! какія мученія!
   Странно: зачѣмъ уѣхалъ графъ Звѣздичь? будто не знаетъ, что я скоро умру. Ну да Богъ съ нимъ! пріѣдетъ въ Петербургъ и напишетъ ко мнѣ письмо, а это письмо почталіонъ долженъ несть въ могилу... ха! ха! ха!
   7-го Сентября. Приди ко мнѣ моя милая, придя навѣстить погибающаго друга! душа моя догараетъ, приди посмотрѣть Послѣдній отблескъ ея. Въ послѣдній годъ жизни она принадлежала тебѣ -- она не могла не покориться твоимъ очарованіямъ -- приди, моя милая, пожалѣть о своей увядшей работѣ! глаза мои тускнѣютъ -- дай, моя милая, взглянуть на тебя, пока они еще вовсе не закрылась... Ахъ, приди, приди, моя голубица, бѣдный другъ твой утопаетъ въ неописанныхъ страданіяхъ.. Замѣни мнѣ мою мать, которая теперь сидѣла бы у моего изголовья. Боже мой, Боже мой!..
   8-го Сентября. Мнѣ легче. Силы тѣлесныя будто возстановляются, хотя прошедшую ночь я почти вовсе не спалъ. Небо умилосердилось и его спасительная благодать проникла душу. Я исповѣдался и причастился Святыхъ Таинъ. Съ покойной душей, съ радостнымъ сердцемъ оставляю землю и собираюсь въ безконечную дорогу.
   Вчера вечеромъ написалъ два письма къ ней и къ нему. Прощался съ ними навѣки и высказалъ все что-должно было сказать при прощаньѣ. Теперь все кончено: хотѣлось бы только разъ взглянуть на милую..... Можетъ быть она теперь въ городѣ и нѣсколько сотъ саженъ отдѣляютъ насъ. Безпрестанно смотрю въ окно, заслышавъ стукъ экипажа -- все не она! Боже мой! Порука моя слабѣетъ.... ей хочется отдохнуть, будто послѣ выслуги срочныхъ лѣтъ. А мнѣ что-то жаль разстаться съ тетрадью; хочется еще что-то сказать, да не знаю что. Право я еще не дожилъ своего вѣка, а сердитый недугъ такъ и зоветъ въ могилу..... до вольно, довольно: мнѣ никогда не высказать всего себя.".............
   Чадинъ свернулъ тетрадь, легъ въ постель и задумался. Недугъ страшно тяготилъ его, но онъ былъ спокоенъ. Онъ началъ молиться и благодать небесная чудно освѣтила его взоръ и улыбку. Даже на лицѣ показались та свѣжесть и красота, которыми онъ нѣсколько лѣтѣ привлекалъ взоры всѣхъ и каждаго.
   Долго мечталъ онъ,. облокотясь на руку -- наконецъ глаза его закрылись и онъ уснулъ самымъ крѣпкимъ и сладкимъ сномъ..........
   -- Что-то дѣлается въ домѣ князя Горецкаго?
   Княжна встала ранѣе обыкновеннаго: ей видѣлся страшный сонъ. Она молилась передъ образомъ Богоматери горячею молитвою. Утро было прелестное, по крайней мѣрѣ лучшее въ цѣлой осени. Дѣвушка принялась за работу, по мысль ея была прикована къ тому, что было милѣе всего на свѣтѣ. Она знала, что Чадинъ еще въ Грязеславлѣ, что онъ боленъ и что безъ сомнѣнія еще увидится съ ней, когда оправится. Она ждала извѣстія. Къ счастію въ этотъ день никто не явился съ визитомъ; княжна могла мечтать и думать рѣшительно безъ всякаго непріятнаго развлеченія. И вотъ около полудня, ей подаютъ письмо, адресованное прямо на ея имя. Она узнала знакомую руку и развернула........
   -- "До свиданія, мой другъ, до свиданія!... Отецъ Небесный умилосердился: не позволилъ мнѣ ѣхать туда, гдѣ я погубилъ бы свою душу и никогда бы не увидался съ тобой. Онъ призываетъ меня къ себѣ, въ царство вѣчнаго покоя, вѣчныхъ радостей; тамъ ужъ навѣрное я встрѣчусь съ тобой и никто не помѣшаетъ нашимъ бесѣдамъ..... Прощай, мой другъ, я отхожу..... Но не плачь: я отхожу не сиротой.... тамъ встрѣтятъ меня мои родные, добрая моя матушка. Я разскажу имъ о тебѣ, моя милая. Я скажу, какъ ты меня Любила, какъ лелѣяла и берегла въ ихъ отсутствіи... Да, я разскажу имъ обо всемъ и они встрѣтятъ тебя какъ родную.... а между тѣмъ посѣти мою могилу и укрась ее первыми цвѣтами той весны, которой я ужъ не увижу. Вспомни, что я любилъ цвѣты и посвящалъ для нихъ половину своей юности. Вспомни, что я любилъ мечтать въ ясныя, звѣздныя ночи; приди въ такую ночь къ тому мѣсту, гдѣ будутъ тлѣть мои кости и кости мои почіютъ съ миромъ и душа скитальница утѣшится. Ахъ, заклинаю тебя, добрый, нѣжный другъ, не забудь моей могилы!
   "Взгляни на эти слезы, окропившія бумагу: это частички существа моего остаются тебѣ на память, все остальное истлѣетъ. Но не плачь: душа моя всегда будетъ надъ тобою. Когда въ жаркій день повѣетъ на тебя прохладный вѣтерокъ, когда живительная роса окропитъ твое печальное лице; когда въ минуту грусти непостижимая сила внезапно проникнетъ въ грудь и потрясетъ радостію твое сердце -- вѣрь мой другъ,-- это л, это душа моя, вѣчно, невидимо парящая надъ тобою!.....
   "Какъ другъ и рабъ буду блюсти твое счастіе; стану беречь и того, въ комъ захочешь ты искать утѣшенія отъ тоски смертельной. Да, мой другъ, позволяю тебѣ выбрать мужа и провести съ нимъ весело свои цвѣтущіе годы. Твое счастіе для меня дороже собственнаго. Я знаю, ты никогда не забудешь меня; станешь любить своего супруга только до могилы -- а тамъ, все таки ты моя, и я обниму тебя и не выпущу изъ своихъ объятій вѣчно!..... Прости мой другъ, прости моя добрая, милая Наденька!... благословляю тебя на жизнь счастливую и безмятежную... Лечу къ Престолу Всевышняго, тамъ буду молиться за тебя и повѣрь: горе никогда не помрачитъ твоего прекраснаго взора.... прощай, мой другъ, до свиданія, до свиданія!...."

А. Чадинъ.

   Княжна опустила голову и горячія слезы омочили милую и ужасную бумагу. Образъ друга страдальца предсталъ предъ ней такъ живо, что она чуть не вскрикнула. Еще разъ прочитала она замогильное посланіе, осыпала поцѣлуями и слезами; упала передъ образомъ и стала молиться.....
   И вдругъ душа ея воспламенилась, какъ будто, сверхъестественнымъ наитіемъ. Она схватила письмо и побѣжала къ своему отцу.
   А отецъ, въ это время, дочитывалъ посланіе другаго рода, въ которомъ изступленный Чадинъ еще разъ хотѣлъ высказать свою думу. Вотъ что было тамъ написано:
   -- "Вы умрете, князь, точно такъ, какъ умру я скоро, и каждый изъ насъ, со временемъ;-- этого не опровергнетъ ваша необъятная ученость; а за гробомъ всѣ равны: богачь и нищій, князь и учитель. Позвольте же мнѣ говорить съ вами, какъ съ равнымъ: я ужъ стою на границѣ земнаго царства. Когда я былъ здѣсь, въ нашемъ чиновномъ мірѣ, я свято соблюдалъ его законы: я всегда чтилъ васъ. Никогда не думалъ равняться съ вами, хоть вамъ и угодно было подозрѣвать меня въ этомъ. Теперь, другое дѣло: теперь скажу, не обинуясь, что ваша дочь, ваша милая Наденька, принадлежитъ мнѣ. Вы не въ состояніи располагать ея чувствомъ, потому что ваша власть дѣйствуетъ только въ мірѣ безчувствія. Вы можете располагать рукой вашей дочери, но объ этомъ-то я и намѣренъ просить васъ теперь..... Андрей Ивановичь, если вы человѣкъ то для васъ убѣдительны будутъ слова того, кто ужъ прошелъ земное поприще. Взгляните на эти неправильныя, безобразныя буквы: онѣ пишутся рукою, близкою къ разрушенію...... Андреи Ивановичъ, будьте великодушны; умоляю васъ именемъ ангела, который утѣшаетъ меня въ страданіяхъ недуга -- не огорчайте моей милой никакимъ требованіемъ тяжкимъ для ея сердца. Скажу яснѣе: не принуждайте ее отдать свою руку тому, кого она сама не изберетъ, пусть она живетъ собственною волею и желаніями: ея душа, ей Богу, разсудительнѣе всѣхъ, философствующихъ о бракѣ. Это не будетъ даже противно и тѣмъ приличіямъ, которыхъ нарушеніе "невозможно." А между тѣмъ, съ другой стороны, этимъ вы заплатите мнѣ за все, что у меня отняли. Заставите меня молиться за васъ Предъ Престоломъ Всевышняго: я ужъ скоро тамъ буду.
   "Андрей Ивановичъ, Андрей Ивановичъ, будьте великодушны. Я упалъ бы къ вашимъ ногамъ, еслибъ силы позволили мнѣ добрести до вашего дому.... Прощайте, прощайте! . Когда станете читать эти строки, можетъ быть душа моя будетъ ужъ парить надъ вами и читать согласіе въ вашемъ взорѣ. Прощайте!....

А. Чадинъ.

   Князь свернулъ бумагу и невольно оглянулся кругомъ. Руки его дрожали... Онъ весь былъ объятъ неизъяснимымъ ужасомъ.....
   Вдругъ растворились двери и вбѣжала княжна, заливающаяся слезами и упала къ ногамъ его.....
   -- "Папенька, спасите его! ради Бога, ради пресвятой Матери Божіей!"
   -- "Наденька, другъ мой, что съ тобой?"
   -- "Онъ умираетъ!.... спасите его, папенька, если любите меня, если боитесь Бога!"
   -- Кто умираетъ? Алексѣй Петровичъ? да, я сей часъ къ нему ѣду... онъ не умретъ... успокойся мой другъ." Онъ поднялъ свою дочь, поцѣловалъ и заботливо посадилъ въ кресла. Она рыдала, онъ не плакалъ, но холодный потъ обливалъ всѣ члены. Никогда въ жизни онъ не бывалъ встревоженъ такъ глубоко.
   -- "Ты любишь Алексѣя Петровича?" спросилъ онъ наконецъ послѣ длиннаго молчанія.
   -- "Вы это знаете, папенька."
   -- "Да, мой другъ, онъ достоинъ любви, достоинъ. Онъ очень несчастливъ.... Прикажи приготовить мнѣ карету: я тотчасъ ѣду къ нему."
   Княжна выбѣжала сдѣлать это распоряженіе, но прежде еще зашла въ свою комнату, взяла лоскутокъ бумаги и наскоро написала слѣдующія строки:
   -- "Живи мой милый, добрый другъ: этот хочу я и хочетъ мой папенька. Ты вѣрно не любишь меня, если думаешь покинуть! посылаю тебѣ то кольцо, которое ты отказался взять, собираясь ѣхать въ столицу -- это значитъ, что я хочу принадлежать тебѣ живому и мертвому и болѣе никому, никому на свѣтѣ!.... Да, другъ мой, принадлежать тебѣ вѣчно, вѣчно! Выздоравливай, выздоравливай.... неужели у тебя достанетъ рѣшимости покинуть свою бѣдную, неутѣшную Наденьку?.."
   Она завернула въ записку свое кольцо и проворный гонецъ помчалъ въ городъ.
   А часъ спустя, выѣхалъ и князь, сумрачный и молчаливый. Первый разъ въ жизни на лицѣ его замѣтны были признаки глубокой тоски. Когда открылся желанный домикъ, онъ пристально посмотрѣлъ на окна, какъ бы боясь увидѣть въ нихъ предгробныя свѣчи. Ничего незамѣтно и карета съ громомъ подъѣхала къ скромному крыльцу.
   -- "Что твой барицъ?" -- заботливо спросилъ вельможа, встрѣтивъ въ передней слугу Чадина.
   -- "Сегодня будто полегче, но все еще очень худы-съ."
   Лучь неясной надежды блеснулъ на сумрачномъ лицѣ князя.
   Тихо отворилъ онъ дверь и встрѣтилъ изумленный взоръ страдальца.
   -- "Не вставайте, Алексѣй Петровичъ, не вставайте: къ вамъ пріѣхалъ не князь Горецкій, не тотъ, котораго почитаете вы своимъ убійцею, а другъ, который хочетъ поднять васъ съ болѣзненнаго одра, для того чтобъ вы были счастливы"
   -- "Поздно явился этотъ другъ, поздно!" -- проговорилъ Чадинъ такимъ голосомъ, что вельможа задрожалъ всѣмъ тѣломъ.
   -- "Не поздно, Алексѣй Петровичъ, если Небу будетъ угодно услышать мои молитвы."
   Онъ сѣлъ возлѣ кровати и устремилъ на больнаго взоръ сострадательный.
   Юноша ужъ носилъ на себѣ печать; конечнаго разрушенія: никто бы не узналъ въ немъ прежняго цвѣтущаго Чадина. Мутные глаза бросались отъ предмета къ предмету, какъ бы отыскивая чего-то неземнаго.....
   Но вотъ они засверкали, блѣдныя щеки облились яркимъ румянцемъ и больной поднялся.... но вскорѣ опять въ безпамятствѣ упалъ на подушку, а вельможа по какому-то сверьхъ-естественному влеченію схватилъ руку юноши и облилъ ее горячими слезами.... Минута была торжественная и высокая.... Долго тянулось неописанное молчаніе.
   -- "Кто здѣсь?" -- спросилъ наконецъ страдалецъ, снова запылавъ огнемъ необыкновеннымъ.
   -- "Вашъ другъ" отвѣчалъ князь тихимъ голосомъ.
   -- "Другъ?... у меня не было друзей.... а если вы другъ, скажите, здорова ли моя Наденька... княжна Надежда Андреева Горецкая?"
   -- "Здорова, здорова и ждетъ вашего выздоровленія."
   --..... "Выздоровленія?.... я совершенно здоровъ заприте пожалуста двери, какъ можно крѣпче: кто-то заглядываетъ и кажется хочетъ украсть это кольцо..... Нѣтъ, любезный, не видать тебѣ кольца: его подарила мнѣ милая, и я возьму его съ собой, въ царство-свѣта......какъ вы думаете, мой другъ, не взять ли мнѣ еще чего нибудь съ собою?... ахъ-да, дневникъ?... впрочемъ, къ чему его: неравно кто нибудь захочетъ прочитать -- и что же?.., однѣ мечты, мечты и только!.... право совѣстно, если тамъ узнаютъ, Что я здѣсь ничего не сдѣлалъ..... Знаете ли что?.... соберите пожалуете весь мой дневникъ и отдайте моей милой: она такъ меня любить, что для нее дороги будутъ всѣ мѣлочи моей жизни... отцу ея, можетъ быть, будетъ это непріятно; но вы пожалуста попросите его. Я знаю, онъ человѣкъ не злой."
   -- "Не злой, не злой!"
   -- "Ну да,.... и еще скажите ему, что я совершенно примиряюсь съ нимъ."
   -- "Вы свалили камень съ его души. Успокойтесь Бога ради" -- проговорилъ князь, сквозь слезы.
   Больной началъ повертываться и передвигать свою пылавшую голову съ мѣста на мѣсто. Вошелъ медикъ. Князь отвелъ его въ сторону.-- "Какъ вы думаете?" -- спросилъ онъ его.
   -- Богъ знаетъ! отвѣчалъ печально медикъ. Болѣзнь шла все усиливаясь: сегодня переломъ къ жизни или смерти. Основаніе жизни въ немъ еще сохранено, но силы до крайности упали. Надо внутренно его успокоить, да заставить принимать лѣкарства..
   Въ это время больной пошевельнулся, докторъ подошелъ, взялъ пульсъ. Больной не обращалъ на него вниманія.
   -- "А гдѣжъ моя милая?-- проговорилъ онъ едва слышно -- нейдетъ наградить послѣднимъ поцѣлуемъ, благословить отходящую душу?"
   Нѣсколько минутъ молчанія.
   -- Успокоитесь, Алексѣй Петровичъ, кротко сказалъ ему докторъ, она сей часъ будетъ. Поберегите свои силы. Еще есть надежда...
   Больной какъ бы не слыша его, молчалъ устремилъ глаза къ небу.
   -- "Боже мои, храни мою милую.... прошепталъ онъ -- только она искренно желала мнѣ счастія....."
   Онъ глубоко вздохнулъ и двѣ крупныя слезы выкатились изъ очей... голова покатилась.
   Долго докторъ стоялъ въ недоумѣніи, сталъ осматривать. Князь перекрестивъ лежавшаго, упалъ передъ образомъ и началъ молиться.
   Все кончено. Наступилъ прекрасный вечеръ и ужъ не встрѣтился съ привѣтственной мечтой своего любимца мечтателя. На неподвижномъ лицѣ выражалась мечта, но то была мечта не о вечерѣ, а о днѣ безконечномъ.
   Въ это самое время въ передней послышался говоръ.
   -- Каково, Алексѣю Петровичу,-- легче? спрашивалъ кто-то торопливо."
   -- Плохо-съ, отвѣчалъ слуга. Пожалуйте, тамъ докторъ.
   Директоръ училищъ вошелъ въ комнату, и на лицахъ доктора и князя прочелъ все.
   -- Умеръ?
   Докторъ кивнулъ головой.
   -- Представьте, ваше сіятельство!... какое счастіе гналось за нимъ. Сейчасъ я получилъ бумагу отъ начальства, съ приложеніемъ выписки изъ журнала Академіи Наукъ. Расхвалили диссертацію Алексѣя Петровича, признали его открытія за весьма важныя, которыя дадутъ всей естественной исторіи новый видъ, и изъ всѣхъ соискателей избрали его адъюнктомъ,-- по неимѣнію ваканціи академика! Бѣдный молодой человѣкъ! не дождался!.. и скрытный какой -- ни кому не смазывалъ! вы ни чего объ этомъ не знали, ваше сіятельство?-- продолжалъ директоръ, подавая князю бумаги.
   Князь давно присѣлъ на стулъ какъ громомъ пораженный, и только повертывалъ въ рукахъ бумага. Долго онъ не могъ придти въ себя. Наконецъ всталъ по стула, подошелъ къ постели, поклонился и вошелъ, объявивъ, что принимаетъ на себя всѣ хлопоты и издержки при погребеніи.
   

НЕСКОЛЬКО СЦЕНЪ ВМѢСТО ЭПИЛОГА.

   Бѣдная дѣвушка не могла успокоиться послѣ отъѣзда князя: она принималась и за работу и за книгу, садилась возлѣ Авдотьи Николаевны, старалась развлечь себя разговоромъ -- все было скучно!... Возвратился гонецъ, посыланный съ кольцомъ и сказалъ: "Алексѣй Петровичъ приказали благодарить, но отвѣчать не могли сами." Княжна заплакала, но тихій лучъ надежды все еще прояснялъ печальное лице. Она стала ждать своего отца съ терпѣніемъ истинной христіанки.
   Вотъ растворилась дверь, вошелъ онъ, и остановился, пораженный испытующимъ взоромъ своей дочери: Много было придумано плановъ, какъ смягчить роковое извѣстіе, но всѣ улетѣли изъ головы въ эту страшную минуту.
   -- "Его ужъ нѣтъ?" спросила дѣвушка быстро подбѣжавъ къ отцу; взяла его за руку, пристально смотря въ глаза.
   -- "Да," -- отвѣчалъ разстроенный старикъ.
   Съ минуту простояла она неподвижно, не вымолвивъ ни слова, потомъ вдругъ крѣпко обняла своего отца и залилась слезами.
   -- "Успокойся, милая Наденька, успокойся. Богу было такъ угодно.".
   "Я и не буду много плакать... Это только теперь, когда я вспомнила, что онъ умеръ безъ меня."
   -- "Онъ помянулъ тебя, мой другъ, при послѣднемъ вздохѣ"
   -- "Я это знала, въ самомъ дѣлѣ онъ любилъ меня болѣе, чѣмъ я стою."
   -- "Но успокойся, мой другъ, успокойся!"
   -- "Сейчасъ, папенька, я перестану... Вѣдь онъ самъ просилъ меня не грустить, а какъ не исполнить его просьбы?"
   Она отерла слезы, сѣла на диванъ и забылась. Князь и Авдотья Николаевна подошли къ ней.
   -- "Что вы обо мнѣ заботитесь?-- сказала дѣвушка поднявъ голову -- Вѣдь я не вовсе потеряла его: я только разлучилась съ нимъ на несколько лѣтъ"
   Они молчали.
   "Позвольте мнѣ, папенька,-- заговорила она снова -- навѣстить его: мнѣ хочется еще разъ взглянуть на этого рѣдкаго человѣка."
   -- "Изволь, мой другъ, изволь: могу ли я отказать тебѣ въ чемъ нибудь?"
   Въ домѣ, гдѣ жилъ Чадинъ, начали являться любопытные посѣтители. Всѣмъ хотѣлось увидѣться съ усопшимъ, какъ будто для того, не скажетъ ли онъ чего нибудь о жизни замогильной. Мужчины и женщины, знакомые и незнакомцы, подходили къ тѣлу, кланялися до земли, внимательно осматривали нарядъ, парчу, обшивку гроба; снова кланялись и уходили, съ запасомъ матеріала для разсказовъ. Бѣднягу обсудятъ съ ногъ до головы, разберутъ по пунктамъ всѣ его слова и поступки; три раза ахнутъ о добродѣтеляхъ, сто разъ покачаютъ головой о дѣлахъ дурныхъ.
   Передъ тѣломъ Чадина стояло три такихъ судьи и двѣ судейши. Они разговаривали въ полголоса и разговаривали такъ занимательно, что вовсе не замѣтили присутствія-въ сосѣдней комнатѣ князя Горецкаго, который задумчиво стоялъ у окна и смотрѣлъ въ даль какъ бы ожидая кого.
   -- "Право жаль Алексѣя Петровича" -- сказалъ синій фракъ, обращаясь къ своему товарищу.
   -- "Да, жаль -- отвѣчалъ тотъ -- умный былъ человѣкъ; немножко странничалъ."
   -- "Да, правда... однако князь Горецкій очень любилъ его."
   -- "Они были даже друзья съ Андреемъ Ивановичемъ" -- замѣтила судейша въ желтой шляпкѣ.
   -- "Ну, хоть не друзья -- сказалъ синій фракъ -- а-все таки князь покровительствовалъ ему какъ любимому человѣку."
   -- "Чего же, батюшка болѣе?-- возразила судейша -- Андрей Ивановичъ его принялъ, ласкалъ и лелѣялъ какъ роднаго, познакомилъ съ лучшими домами въ цѣломъ городѣ... Да вотъ и теперь, выхлопоталъ было ему прекрасное мѣсто въ Москвѣ, да и въ Академію, говорятъ, приняли по его же милости. Гдѣ бы ему!.
   -- "Да, подлинно, благодѣтельнѣйшій человѣкъ князь -- сказала желтая шляпка... Счастливъ былъ Алексѣй Петровичъ, при всемъ своемъ можно сказать -- не тѣмъ будь помянутъ покойникъ -- упрямомъ характерѣ."
   Загремѣла карета -- пріѣхала и она. Быстро вбѣжала въ печальную комнату и остановилась.... Она думала встрѣтить истощеннаго страшнаго мертвеца; а передъ ней лежалъ тотъ же милый образъ, такой же прелестный; ей показался даже румянецъ на,щекахъ: такое христіанское спокойствіе во всѣхъ чертахъ, и -- улыбается; а улыбка та самая, какую она видѣла въ первую минуту знакомства. Тотъ же Чадинъ, то же высокое чело, осѣненное прекрасными волосами -- да только задумался безконечной думой... Долго смотрѣла княжна, какъ бы подозрѣвая, не шутитъ ли онъ; наконецъ наклонилась, поцѣловала... лице холодное!... Она упала безъ чувствъ.
   

ПИСЬМО ДИРЕКТОРА УЧИЛИЩЪ

Къ А. Иваницкому. (Въ Москву).

   Какая горестная, тяжкая потеря!
   Не повѣрите съ какими огорчительными мыслями берусь я за перо и пишу вамъ, добрый другъ мой. Вы были такъ дружны съ дѣтскихъ лѣтъ съ Алексѣемъ Петровичемъ и конечно искренно оплачете преждевременную кончину его. Какой талантъ! какая ученость -- въ актахъ академіи вы прочтете отзывъ о его диссертаціи: Аналогія процессовъ жизни въ четырехъ царствахъ природы, минеральной, растительной, животной и разумной. Сколько пользы для наукъ, сколько славы для отечества унесъ съ собой въ могилу этотъ геніальный молодой человѣкъ, въ ту самую минуту, когда только что его поняли, раскрыли передъ нимъ всѣ средства быть полезнымъ. Я не говорю уже'о томъ, что я лишился въ немъ рѣдкаго товарища. Я сію минуту отъ его смертной постели -- грустно, до смерти грустно!...
   "Въ послѣднемъ письмѣ вашемъ, увѣдомляя меня о перемѣщеніи покойнаго Алексѣя Петровича въ Москву, вы рекомендовали мнѣ на его мѣсто одного изъ знакомыхъ вамъ ученыхъ, которому желательно служить въ Грязеславлѣ. Пожалуста увѣдомьте меня обстоятельнѣе, знаетъ ли онъ.....

(Тутъ слѣдуютъ служебные запросы)

   Спустя слишкомъ годъ послѣ того какъ намъ сказали что Чадинъ умеръ, и не успѣли досказать, какъ онъ погребенъ. безконечные ряды каретъ осаждавшихъ одинъ великолѣпный домъ тронулись Карета за каретой подлетала къ подъѣзду и мчалась съ своею нарядной добычей. Молодой человѣкъ хорошо одѣтый шелъ пѣшкомъ -- по видимому не торопясь -- по тротуару не обращая вниманія на морозъ въ 20 градусовъ, и пріостановленный столпившимися каретами, посматривалъ вокругъ себя.
   Вдругъ ливрейный лакеи прокричалъ знакомую ему фамилію. Онъ съ изумленіемъ устремилъ все свое вниманіе на дверь. Она съ шумомъ распахнулась.. Прекрасный собой кавалеръ велъ подъ руку прелестную даму, въ парадномъ нарядѣ. Кавалеръ заботливо старался запахнуть свою даму накинутымъ на нее собольимъ пляшемъ. Дама съ выраженіемъ нѣжнѣйшей признательности глядѣла на своего кавалера, спѣша въ карету.
   -- Чадинъ! закричалъ молодой человѣкъ -- ты ли это?
   -- Ахъ, Иваницкій, здравствуй!-- Какъ я радъ! пріѣзжай ко мнѣ... здѣсь пожалуй замерзнемъ отъ радости. (Онъ сказалъ ему свой адресъ) Рекомендую мою жену, Надежду Андреев..
   Дверцы захлопнулись и карета помчалась. Хорошенькое личико привѣтливо поклонилось сквозь стекло.
   -- Вотъ чудеса! ворчалъ про себя молодой человѣкъ, пробираясь почти бѣгомъ къ бульвару -- такъ это нашъ Чадинъ! и такая хорошенькая женочка -- и придворная, и богатая -- четверней! все такъ лихо!-- Фу, ты пропасть, какое счастье! а я, читая въ газетахъ думалъ, что то другой, какой нибудь, Чадинъ... или я въ разъѣздахъ какъ нибудь перепуталъ -- да нѣтъ, какъ теперь помню письмо директора: "Чадинъ, Алексѣй Петровичъ, умеръ!" -- видно, почтеннѣйшій мой благопріятель писалъ какъ нибудь въ бѣлой горячкѣ.. въ ясновидѣніи сомнамбулизма -- а можетъ быть его сочли мертвымъ въ припадкѣ помертвѣнія?-- да какъ же тотъ писалъ -- умеръ? чудо! право чудо. Сейчасъ же къ нимъ и все узнаю..., чудесный сюжетъ для повѣсти?...
   -- Эй, извощикъ, къ Аничкину мосту?
   -- Только туда-съ?-- два двугривенные!

А. ИВАНИЦКІЙ.

   20 Августа.
   1889.

"Маякъ", No 8, 1840

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru