Иванов Вячеслав Иванович
Переписка Вяч. Иванова и Н. А. Оцупа

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Переписка Вяч. Иванова и Н. А. Оцупа

     
   Русско-итальянский архив
   Составители Даниэла Рицци и Андрей Шишкин
   Dipartimento di Scienze Filologiche e Storiche Trento 1997
   Scan ImWerden
   OCR Ловецкая Т. Ю.
   Первое письмо Николая Оцупа (1894--1958) к Вяч. Иванову было написано по конкретному поводу: Оцуп выпустил в свет первый выпуск журнала "Числа" и просил у Иванова стихи или прозу для следующих номеров. О новых стихах поэта, написанных в Италии, Оцуп знал от Ильи Голенищева-Кутузова, который несколько лет назад встречался с Ивановым в Риме. Были и другие общие знакомые: П. Муратов1 и Этторе Ло Гатто;2 с обоими Оцуп несколько раз встречался в Вечном городе.
   Новых стихов Иванов Оцупу не дал -- значительная часть из написанного после окончательного приезда в Италию в 1924 г. было уже передано Голенищеву-Кутузову, который опубликовал три Римских сонета и Палинодию в составе своей статьи в 43-м номере "Современных записок" за 1930 г.3 Не ответил поэт и на посланную Оцупом анкету литературного отдела "Чисел" о причинах упадка русской литературы.4 Но следствием литературно-издательских инициатив Оцупа было начало серьезных дружеских отношений, которые укрепились между ним и Вяч. Ивановым в последующие годы. Оцупа, среди русских друзей и знакомых Вяч. Иванова в 1930-х--1940-х гг., наряду с причастностью к ушедшей петербургской литературной эпохе, отличало стремление к преодолению эмигрантского изоляционизма, к универсализму, к европейским горизонтам цивилизации. Как, пожалуй, никто из русских гостей, посетивших Вяч. Иванова в Риме, Оцуп почувствовал значительность последнего ивановского произведения -- Повести о Светомире-царевиче, пережил лирическую и духовную глубину поэмы Человек. В одной из записей Дневника в стихах 1945 г. Оцуп передал свое впечатление от чтения Ивановым стихов из Римского дневника 1944 г.:
  
   Хорошо, что погруженный в Рим,
   Этот океан из океанов,
   Стал и здесь воистину своим
   Вячеслав Иванович Иванов.
   Он стихи апрельские читал
   И листы в руке чуть чуть дрожали,
   Он как патриарх благоухал
   Юностью и сединой...
   -- Слыхали?
   Я католик... И к лицу ему
   Это сам не знаю почему.5
  
   Диалог об искусстве между двумя поэтами, как следует из обмена письмами в 1940-е годы, был диалогом равных, не диалогом учителя и ученика.
  

1. Н. А. Оцуп -- Вяч. Иванову.

  

<Париж, начало 1930 г.>

   Глубокоуважаемый Вячеслав Иванович,
   Только на днях мне сообщили Ваш адрес и я, простите за невольное опоздание, поспешил Вам послать 1-ую книгу "Чисел". Вторая выходит 15 Сентября, третья -- 15 Декабря.6
   Если знакомство с 1-ой книгой расположит Вас к этому, не напишете ли Вы что-нибудь для нас?
   Все, что бы Вы не прислали -- стихи, статьи -- будет для нас подарком высокой ценности. Г.<оленищев--Кутузов>7 рассказывал мне о теперешней Вашей жизни. Не знаю, помните ли Вы меня -- наша встреча в Москве была слишком мимолетной и случайной. Несколько лиц, особенно близких к "Числам", и я, считаем Вашу роль в русской культуре последней четверти века -- едва ли не самой значительной.
   Вы поймете поэтому, с каким нетерпением редакция "Чисел" ждет от Вас каких-нибудь отзвуков Вашей теперешней жизни.
   По словам того же Г.<оленищева> Вам, быть может, удобнее печатать свои вещи в эмигрантском издании (хотя мы вне всякой политики)8 не будучи прямым, а только косвенным сотрудником (например, кто-то публикует ваши стихи не как посланные в "Числа", а как переписанные у Вас).9 Мы согласны на любую форму Вашего сотрудничества, лишь бы получить В.<аши> вещи.
   С чувствами, которые Вам должны быть понятны из этого письма

Ник. Оцуп

  

2. Н. А. Оцуп -- Вяч. Иванову.

  

<4 апреля 1947 г.>

   Дорогой Вячеслав Иванович,
   Шлю Вам и Вашим самые сердечные пожелания к великому празднику. Моя жена10 в Январе была в Риме и ждала моего приезда, чтобы вместе пойти к Вам, но я задержался и пришлось этот визит отложить.
   Я не раз думал о Вас и о Вашей Ахинее.11 Хорошо, что Вы, долголетний эмигрант, там же, где Гоголь писал Мертвые души, пишете поэму, тоже глубоко русскую. Нельзя России изменить, и Ваша муза -- с нею. Я тоже сердцем там -- навсегда.
   Если г-жа Фламинго12 простит мне невольную фамильярность и захочет напомнить свое имя отчество, я буду в следующий раз более учтив. А пока прошу ей передать, что не забыл ее рассказа о московских паломниках. Читая русские книги, радостно признать: там есть подспудная свобода.
   О жизни бытовой писать не хочется. О стихотворчестве своем и других мог бы написать, да ведь оно лишь след внутреннего сгорания. Когда-то Блок жаловался: мы не пророки, мы -- поэты.13 Да и как найти последнюю радость в мысли изреченной, этой подмене правды и жизни словами?
   А душа не устает порываться к самому важному, самому неисповедимому:
  
   -- К вечности готовиться пора!14
  
   А там что?
  
   И вспоминается Ваше:
  
   Увы, тогда то
   Еще мятежней может быть
   О берег все, чем дно богато,
   Волною мутной станет бить.15
  
   Шлю самый сердечный привет Вам и Вашим

Ник. Оцуп

   Venerdi Santo,16 A. D. 1947
   8, via Maggiolo, Nervi (Genova).
  

3. Вяч. Иванов -- H. А. Оцупу.

  

Рим, 24 августа 1947

   Дорогой Никита Авдеевич,
   Давным давно -- с Пасхи, -- все собираюсь написать Вам, поблагодарить за память и весточку и сказать Вам что-то душевное, внутреннее, -- что и просит сказаться всякий раз, как подумаю о Вас, а вспоминаю Вас постоянно -- но "заботы века сего"17 все время заглушают -- не мысль о Вас, а по крайней мере слово, которое хотело сказаться. Собирался я и попенять -- для первого-то знакомства -- Вашей жене за то, что, будучи в Риме в Ваше отсутствие, не пожелала без Вас навестить меня, а жаль -- без Вас то и хорошо было бы о Вас позлословить. Вывела меня из моей предосудительной летаргии прилагаемая "дописица": не зная, что я могу и чего не должен сообщать о Вас, поверяю ее на Ваше воззрение -- если будете писать Вашей, по-видимому, поклоннице, приветствуйте ее и от меня. Итак, ныне Вы пренебрегаете словом, повторяя грешную обмолвку Тютчева о лжи изреченной мысли18 (всякая грешная обмолвка подхватывается людьми с восторгом), и за это на Вас почти сержусь, -- тем более, что Вы прикрываете писательский грех "праздности и уныния"19 (у Пушкина: "Владыка дней моих! дух праздности унылой...")20 благочестивыми соображениями о том, что к "вечности готовиться пора". Наилучшее приготовление к вечности есть добрая и, следовательно, непременно деятельная жизнь в ее преддверии, то есть в земном времени -- ведь до истинной, священной vita contemplativa21 мы, в миру о небесном мечтающие, не доросли. Если мысль изреченная оказывается ложью, то она была ложью изначала, в самом сердце человека, откуда истекла. И таких великолепно украшенных лжей и соблазнов в Тютчеве было немало. Есть мысли неизрекаемые, неизглаголаемые по своей высоте и святости -- об них par definition22 следует молчать (разве лишь, в крайнем случае, намекнуть на них символом), и насильственно (кощунственно!) их изрекающий неизбежно их искажает, но в этом виноват он сам, а не слово. Вам же, после двух великих и светлых событий Вашей жизни, должно много работать в слове. Ведь Вы -- поэт, а прямое назначение поэта -- славить:23 Вам ли, именно теперь, не благодарить и не славить? [Псалом 56: 8--9: "Готово сердце мое, Боже, готово сердце мое: буду петь и славить. Воспрянь, слава моя, воспрянь, псалтирь и гусли! Я встану рано" (по еврейски: "разбужу зарю")]. Но прежде всего долг каждого русского, решившегося восполнить свое православие признанием вселенской правды Петра -- рассказать о духовном пути, приведшем его к этому решению.24 Итак, автобиографический отчет о пережитом (а опыты Вашей жизни богаты и разнообразны) для Вас приобретают особенный, ответственный смысл. Хочется, кстати, по привычке стихотворцев, -- выписать здесь вступление к моему Младенчеству:
  
   <Вот жизни длинная минея,
   Воспоминаний палимпсест,
   Ее единая идея --
   Аминь всех жизней -- в розах крест.
   Стройна ли песнь и самобытна
   Или ничем не любопытна, --
   В том спросит некогда ответ
   С перелагателя Поэт.
   Размер заветных строф приятен;
   Герою были верен слог;
   Не так поэму слышит Бог;
   Но ритм его нам непонятен.
   Солгать и в малом не хочу;
   Мудрей иное умолчу.>25
  
   Роман, дорогой друг, пишите широкий роман в прозе: Вы же, как художник, существенно реалист. О романе же не скажешь: "мысль изреченная есть ложь", или, как этот афоризм перефразирован: "подмена правды и жизни словами". Он (пусть он будет, если того хочет Муза, также автобиографическим) может и должен быть самою правдой и самой жизнью.
   Откликнитесь, если охота, и расскажите побольше и поконкретнее о себе и жизни Вашей. Передайте мой глубокий и сердечный привет и супруге Вашей.

Ваш Вяч. Иванов.

   P. S. Кланяется Вам Ольга Александровна -- Фламинго. А дочь и сын теперь в Швейцарии.
  
   <Папка ПИ II>.

Приложение

  

Из неопубликованных воспоминаний Д. В. Иванова.

  
   Капризная память запечатлела от встреч с Николаем Оцупом лишь несвязанные, импрессионистические образы. Стучался Оцуп в дверь нашей небольшой квартиры на виа Альберти, как подобает беглецу, со страхом озирающемуся -- не следит ли кто за ним. Непредвиденное появление его, точно вдруг вырастающего из темной стены, плохо сочеталось с массивной и -- мне казалось -- робкой фигурой.
   Отец мой принимал его радушно, уводил через узкий коридор в кабинет-спальню, где велись долгие и уютные разговоры. Я в те месяцы редко бывал дома. А с сестрой моей Лидией и нашим другом Ольгой Александровной Шор Оцуп сразу сдружился. За круглым столом в столовой пили чай и подкармливали нелегального гостя. Он приезжал из недалекого древнего бенедиктинского аббатства "Фарфа", где он нашел убежище после бегства из концлагеря. Путешествия в Рим были опасны. Не освобожденные союзниками территории Италии, среди которых -- Рим, были оккупированы немцами, и город жил под строгим надзором Гестапо. Несмотря на риск, Лидия и Оцуп несколько раз убегали из дома, чтобы побродить по площадям Рима и пойти на концерт. Раз Лидия привела его в закрытый зал "Санта Чечилия" на репетицию своей композиции.
   А потом Оцуп, осторожно озираясь, пробирался снова в свой средневековый монастырь, где предавался беседе с другом-монахом и переживал сложный религиозный и духовный опыт.
  

Комментарии

  
   1 См. инскрипт на книге Оцупа В дыму (Париж 1926): "Дорогому Павлу Павловичу Муратову от искренне преданного Николая Оцупа. Roma-Napoli-Parigi 1926", экземпляр в РАИ.
   2 Э. Ло Гатто. Мои встречи с Россией, М. 1992, с. 93--94.
   3 С оговоркой, что стихи печатаются по ходящим по рукам спискам -- Вяч. Иванов до 1935 г. воздерживался от прямого участия в эмигрантских изданиях -- см. письмо Вяч. Иванова к И. Н. Голенищеву--Кутузову от 24 апреля 1930 г., "Europa Orientalis" 8 (1989), p. 497.
   4 Вот она: "1. Считаете ли Вы, что русская литература переживает в настоящее время период упадка? 2. Если да -- в чем Вы видите признаки этого явления и 3 -- каковы его причины?". Рукой Оцупа приписано: "Вот о чем было бы крайне важно для "Чисел" получить несколько строчек от Вас. Можно ли на это рассчитывать?".
   5 Цитируется по автографу на отдельном листе в письмах Оцупа. С незначительным разночтением включено в Дневник в стихах (Н. Оцуп. Океан времени, СПб. 1993, с. 382).
   6 Оцуп основал журнал "Числа" в 1930 г.; всего до 1934 г. было издано 10 номеров.
   7 Писатель, переводчик и крупнейший историк литературы И. Н. Голенищев-Кутузов (1905--1969) познакомился с Ивановым в 1927 г. в Риме. С осени 1929 г. Кутузов жил в Париже и 25 января читал в парижском "Союзе молодых поэтов" доклад Лирика Вячеслава Иванова. После доклада о возможности издать новые ивановские стихи Кутузова спрашивали редактор "Современных записок" М. О. Цетлин и представлявший "Числа" Оцуп. Рассказ об этом см. в письме Кутузова к Иванову от 31 марта 1930 г., "Europa Orientalis" 8 (1989), p. 495.
   8 Особенностью "Чисел" действительно был отказ от всякой политики и сотрудничество всех поколений русской эмиграции. См. Н. Андреев. Об особенностях и основных этапах развития русской литературы за рубежом, в сб.: Русская литература в эмиграции. Сб. статей, Питтсбург 1972, с. 27.
   9 Именно таким образом были опубликованы стихи Иванова, сочиненные в 1920-е годы, внутри посвященной ему статьи Голенищева-Кутузова в журнале "Современные записки", No 43, 1930, с. 466--70.
   10 Диана Александровна Карэн.
   11 Так в семье Вяч. Иванова и круге его близких друзей шутливо именовалась Повесть о Светомире, над которой поэт работал с конца 1920-х годов вплоть до своей смерти.
   12 Фламинго -- прозвище Ольги Александровны Шор (1894--1978), ближайшего друга и "совопросника" Вяч. Иванова в римский период.
   13 "Были "пророками", пожелали стать "поэтами"" (А. Блок. О современном состоянии русского символизма, в: А. Блок. Собрание сочинений, V, М.--Л. 1962, с. 433).
   14 Неустановленная цитата.
   15 Оцуп выписывает строки из поэмы Вяч. Иванова Человек, вышедшей первым изданием в Париже в 1939 г.
   16 Великая пятница, пятница на Страстной неделе (итал.).
   17 Мр. 4: 19.
   18 Цитата из стихотворения Тютчева Silentium. Ср. также статью Иванова Два русских стихотворения на смерть Гете, в: В. И. Иванов. Собрание сочинений, IV, Брюссель 1986, с. 165.
   19 Слова из великопостной молитвы св. Ефрема Сирина.
   20 Из стихотворения А. Пушкина Отцы пустынники и жены непорочны...
   21 Созерцательная жизнь (лат).
   22 По самой их природе (франц.).
   23 Ср. "Поэт и есть тот, кто славословит" (М. С. Альтман. Из бесед с поэтом В. И. Ивановым. Запись от 20 января 1921 г., "Ученые записки Тартусского гос. университета", вып. 209 (1968), с. 307. (Этот фрагмент отсутствует в варианте текста Альтмана, опубликованного К. Лаппо-Данилевским, СПб. 1995).
   24 О церковных настроениях Оцупа в это десятилетие см. в его Дневнике в стихах, с. 344, 383. Католическая церковь, ее исторические ошибки, и, наряду с этим, ее роль в создании европейской культуры -- одна из тем Дневника.
   25 В машинописи -- пропуск.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru