Измайлов Александр Алексеевич
Избранные стихотворения

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "Эти песни - цветы. На заре моих дней..."
    "Эти песни - цветы. На заре моих дней..."
    "Наши письма встречаются чаще, чем мы..."
    Дождь ("Год униженья, тоски и страдания!..)
    "Ночь и лес... И глухие удары...".
    "Как лежала она с изумленным лицом...".
    "Перед наплывом новых дум...".
    "Эта девушка словно загадка...".
    "Я подслушал ранней зорькою в тиши".Проект Всероссийской выставки
    Александр Рославлев
    Сын человеческий, или Роковой граммофон
    В двенадцать часов по ночам... Не из Зейдлица
    "Истомных сред моих яд чарый пролияв..."
    "Эрота выспренных и стремных крыльях.."
    "Час утра. Больница. Не спится. Скрипит половица..."
    Пол и потолок
    "Сплю или проснулся? Ночи час, утра ли?.."
    "Недовольный миром бренным..."
    "Двоюродный мой дед Агафодор Свербеев..."

Александр Измайлов

Избранные стихотворения

                         * * *
 
             Эти песни -- цветы. На заре моих дней
             Я их рвал с наших скромных полей,
             И с смеющихся гряд, и с печальных могил, --
             И, сорвавши, я их засушил.
             Эти песни-цветы сохранил я тебе:
             О моей пусть расскажут судьбе,
             И о том, как я, юности годы губя,
             Жил, мечтал и любил до тебя.
             Отлетел от засохших цветов аромат,
             Никого уж они не смутят:
             Высыхают и чувства, как слезы в очах,
             Как роса на холодных цветах.
             И колышатся милые тени толпой,
             И влекут, и зовут за собой.
             Но уж их сквозь туман и признать нелегко,
             Так уж все далеко-далеко!..
             Мир вам, спящие тени, в дни ранней весны
             Мне дарившие светлые сны!
             Помяните порой что не надо забыть,
             И простите что можно простить...
             ...Эти песни -- цветы, что на зорьке своей
             Я собрал с цветников и полей.
             Это слезы мои, что, скатившись из глаз,
             В неподвижный застыли алмаз.
 
   Источник: А. А. Измайлов. Стихотворения. - СПб: Типо-литография "Энергия", 1905.
 
                         * * *
 
             Наши письма встречаются чаще, чем мы,
             Оттого в них так ласково-чутки слова.
             Вспышки чувства там блещут, как искры средь тьмы,
             И готова кружиться от них голова.
              
             А при встрече -- не сбросить смущенья оков,
             И холодные речи так пусто звенят.
             Как спешим мы прикрыть ложью деланных слов
             То, что выдали голос, пожатье и взгляд!..
              
             Наши письма встречаются чаще, и в них
             Скрытой страсти порыв, вешних снов благодать...
             Как в них ясно все то, что при встречах своих
             Уж давно мы хотим, да не можем сказать.
 
   Источник: А. А. Измайлов. Стихотворения. - СПб: Типо-литография "Энергия", 1905.
 
 
                         Дождь
 
             Год униженья, тоски и страдания!
             Нива бесплодно пуста.
             Жутко мне... Песни звучат, как рыдания.
             В гневе немеют уста...
              
             За годом год с недородами хлебными...
             Засухи черною тучей прошли.
             К небу немолчно стонал ты молебнами.
             Раб неродящей земли!
              
             Видно теперь лишь с мольбами печальными
             Стон твой дошел до Творца:
             Льет без конца над равнинами дальними
             Дождь чугуна и свинца.
 
             Источник: журнал "Пробуждение"No 1, 1906 г.
 
                         * * *
 
             Ночь и лес... И глухие удары
             Топора по сосне вековой.
             То полночника лешего чары.
             Или вор там хлопочет лесной?..
              
             Тук-тук-тук!.. Приумолкли мы оба...
             Стонет дерево... Слышишь, ямщик, --
             Это доски для близкого гроба
             Мне готовит Судьба-гробовщик...
              
             Призрак чудится в саване белом...
             Смерть!.. Как сердце заныло в груди!..
             И шепчу языком онемелым:
             "Отойди... погоди... пощади!.."
 
   Источник: журнал "Пробуждение"No 1, 1906 г.
 
 
                         * * *
 
             Как лежала она с изумленным лицом,
             С изумленным лицом, бледных лилий бледней,
             Так и память навек сохранилась о ней,
             О лежащей в гробу, и в цветах, и с венцом.
             Мы следили в молчанье, как вечер погас.
             Словно было нам страшно вспугнуть твои сны.
             И гасили мы свечи, бледны и грустны.
             Были розы бледней и печальнее нас,
             И подкралась под окна тревожная мгла,
             Замер улиц глухой и назойливый гул
             "О, зачем ты ушла!" -- кто-то тихо шепнул,
             И хотел я спросить: "для чего ты жила?"
             И чему изумленье в прекрасных чертах,
             Нашей бедной земле, несвершившимся снам,
             Иль тому, что уж все слишком радостно там,
             В недостижных, высоких, святых небесах
 
   Источник: А. А. Измайлов. Стихотворения. - СПб: Типо-литография "Энергия", 1905.
 
 
                         * * *
 
                                     ...Когда из мрака заблужденья
                                     Горячим словом убежденья
                                     Я душу падшую извлек,
                                     И, вся полна глубокой муки,
                                     Ты прокляла, ломая руки,
                                     Тебя опутавший порок...
                                                  Н. Некрасов.
 
             Перед наплывом новых дум
             Твоя тревога мне понятна...
             От сна очнулся вдруг твой ум,
             Заговорила совесть внятно.
             
             Недоумений мрак густой
             Рассеян истины лучами,
             И содрогнулась ты душой,
             Увидя бездну под ногами.
             
             И этой бездны глубину
             Ты лишь впервые взором меришь
             Жестокой правде будто сну
             В смущенье веришь и не веришь...
             
             Ты вся полна тоской немой,
             И голос твой дрожит неровный...
             Так, полн смущенья, фавн лесной
             Внимал бы благовест церковный.
 
   Источник: А. А. Измайлов. Стихотворения. - СПб: Типо-литография "Энергия", 1905.
 
 
                         * * *
 
             Эта девушка словно загадка,
             Помыкает тобой, как игрушкой.
             Как дитя, замечтается сладко,
             Вдруг прикинется старой старушкой.
             
             То за тучей ей солнца не видно,
             Ищет друга тревожной душою.
             То чужая ей дружба обидна,
             И несносно участье чужое.
             
             Тосковала по счастье и доле,
             Чаровалась волшебною далью...
             А сегодня замкнулась в неволе
             И горда одинокой печалью.
             
             То за книгой не надо ей хлеба,
             То и книги ей вдруг опостыли...
             То душой упорхнула бы в небо,
             То влачит свои крылья по пыли.
             
             К ней идешь, что загадку решаешь,
             Рассмешил бы ее, -- не умеешь.
             Подошел бы, -- откуда, не знаешь,
             Полюбил бы ее, -- да не смеешь.
 
   Источник: А. А. Измайлов. Стихотворения. - СПб: Типо-литография "Энергия", 1905.
 
 
                         * * *
 
             Я подслушал ранней зорькою в тиши,
             Как, смеясь, шептались ландыши в глуши,
             Как от сна проснулась тихая река,
             Как сговаривались в небе облака.
             
             Зимним вечером мне девичьи уста
             Рассказали, как мечтала красота,
             Как на честный бой с неправдою спеша,
             Расправляла крылья смелая душа.
             
             Уголок твой, -- ах, в нем вечная весна!
             В нем зимой -- благоухание полей.
             Небо сине, даль безоблачно-ясна.
             От тебя ушел я лучше и бодрей.
             
             Та весна мне миг забвенья принесла,
             Миг забвенья, что усталый дух бодрит...
             Как мне жаль, что после вешнего тепла
             Поцелуй зимы суровее звучит.
 
   Источник: А. А. Измайлов. Стихотворения. - СПб: Типо-литография "Энергия", 1905.
 

----------------------------------------------------

   Исходник здесь: Фонарь. Иллюстрированный художественно-литературный журнал.
 
 
 

----------------------------------------------------

   Русская стихотворная сатира 1908-1917-х годов
   Библиотека поэта. Большая серия. Второе издание
   Л., "Советский писатель", 1974
 

A. A. ИЗМАЙЛОВ

   123. Проект Всероссийской выставки
   125. Александр Рославлев
   126. Сын человеческий, или Роковой граммофон
   127. В двенадцать часов по ночам... Не из Зейдлица
 

123. ПРОЕКТ ВСЕРОССИЙСКОЙ ВЫСТАВКИ

                                                               С... числа в Михайловском манеже открылась
                                                               кустарная выставка.
                                                                                                                 Из газет
             Обозревши кустарную выставку русскую,
             Замечаю тенденцию злую и узкую.
             По причинам плохой информации
             Здесь пропущено то, что составило гордость бы нации.
             Получилось бы вовсе иное,
             Если б взяли сюда, как в ковчег допотопного Ноя,
             ото всех кустарей, незаконно обидимых,--
             Семь пар видимых их экспонатов и семь пар невидимых.
 
             Например, уж выставить было бы надо
             перо храброго капитана Кладо,
             Которое чуть-чуть не спасло Россию от макаки,
             Палку, сломанную с Бурениным в драке,
             Адмирала Небогатова две калоши
             (Символ гуще, чем они плоше),
             Бюсты Пуришкевича, Гамзея и Берга,
             Корову, имевшую честь поить его превосходительство Штакельберга,
             И уж была бы для нации совсем обида,
             Если забыть паспорт патриота Шмида,
             Не взять две-три истинно русских резины,
             Виды судов, погибших от собственной мины,
             Меньшикова одного-другого автографа,
             И портрета Кузмина, всероссийского обер-порнографа...
 
             Уж как ни вертись, а не пройдешь мимо
             Академического диплома Горького Максима,
             Семи японских миллионов на поддержание революции
             (Смотри Святейшего синода резолюции),
             Ученых трудов кавалериста Теляковского,
             Верного слова графа Витте Каменноостровского,
             Проекта булыгинской конституции,
             Гурлянда соловьиного пения,
             Куропаткинского доблестного терпения,
             Победоносных наших корреспонденций,
             Алексеева токийских резиденций,
             Служителя святого искусства Тумпакова,
             Газетных уток господина Худекова.
             Неё это, легкое на помине,
             Уместится в одной витрине...
 
             Хочешь не хочешь, а надо взять в экспонаты
             Дубровина свирепые мандаты,
             Приказы Стесселя, нового Демосфена,
             Опереточные громы Гермогена,
                       Булацеля статейки две, не менее,
             И Лидваля, извините за выражение.
             Что ни говори, а надо взять "Балаганчик" Блока,
             Факсимиле Гурко, рыцаря без страха, но не без упрека,
             Стихи Вячеслава Иванова под Тредьяковского
             И собрание речей депутата Келеповского.
             Надо выставить вид монастыря Череменецкого,
             Исторический смокинг лидера кадетского,
             Вид черты оседлости с птичьего полета,
             Два-три хоть шебуевских пулемета
             (С настоящих-то не сняты запрещения!),
             Пять тысяч пятьсот циркуляров Главного управления,
             Прилагавших скорпиона к скорпиону,
             Да столько же невидимых по телефону.
 
             Уж будет публика рада, не рада,
             А монаха Илиодора вспомнить надо
             И даже демонстрировать его граммофоном.
             Обязательно надо почтить Купчинского томом
             Наших славных героев тыла,
             Коим из-за родины собственная жизнь опостыла.
             Позабыть про овес Дурново прямо было б по-свински,
             Надо в ряде картин показать, как живут в Минусинске.
             Было делом бы злого кова
             Не выставить резец бессребреника Паоло Трубецкого,
             Да уж кстати и его гиппопотама,
             Надо вспомнить Гартинга-Лендейзена-Гакельмана,
             Господина Азефа, всем провокаторам провокатора,
             Гордика, экстраординарного плагиатора,
             Провозвестника книжного обрезания; Эллиса Коб-ского
             И оглоблю рецензента Россовского...
             А в последней витрине -- мутное, дремотное,
             Станет пусть Недотыкомка, модное животное,
             Приседая с улыбкой доброй
             Перед Гиппиус, первой русской коброй.
 
             1908, 1909
 

125. АЛЕКСАНДР РОСЛАВЛЕВ

                                                               Мне надоели комнатные люди,
                                                               Я стал ночным, ищу призывных встреч...
                                                                                             А. Рославлев, "В башне"
 
             Противна мне земли идиллия.
             Дикарь-кочевник -- мой кумир,
             Хоть в век живу автомобилей я
             И чрез пенсне смотрю на мир.
 
             Противны мне цветы домашние
             И сонмы комнатных людей.
             В душе своей построил башню я
             И взгромоздил себя на ней.
 
             Мне ненавистны лица грустные,
             Мещанских ран тупая боль
             И объявленья ваши гнусные:
             "Пилюли Ара" и "Одоль".
 
             Жить и не видеть Еву голою!
             Адам в манишках -- стыд и грусть!..
             Как слон, иду стопой тяжелою
             И смехом каменным смеюсь.
 
             Мне милы тени ночи длинные
             И "Вены" праздничный угар.
             Люблю я ласки тел звериные,
             Тройной звериный гонорар.
 
             Того любил бы я, кто с нищими
             Номада быт себе избрал,
             Рот утирал бы голенищами,
             В "Капернауме" ночевал.
 
             Кто мстил бы людям злым насилием,
             Глотал стекло, природы сын,
             Кто б мог питаться сухожилием
             И пить чистейший керосин!
 
             <1910>
 

126. СЫН ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ, ИЛИ РОКОВОЙ ГРАММОФОН

                                                     Щенок-таки не выдержал, -- сошел с ума...
                                                     По-видимому, у него являлось временами желание
                                                     разобраться в страшной путанице жизни или
                                                     умилостивить ее покорностью: он вилял хвостом перед
                                                     граммофоном и делал вид, что любит его... Весной,
                                                     во время разлива, щенок утонул в реке: очень
                                                     возможно, что он покончил самоубийством,
                                                     отчаявшись найти правду жизни...
                                                                                   Л. Андреев, "Сын человеческий"
             Шестьдесят пять лет без малого
             Средь селенья захудалого,
             С попадьею престарелою,
             С собачонкой с шерстью белою,
             С Машкой, кошкою лукавою,
             С хмурым дьяконом Варнавою,
             Робким истинно по-заячьи,
             Поп Иван жил припеваючи
             (Знать, под добрыми планидами),
             Пел молебны с панихидами,
             Был своею сыт копилкою,
             Попивал чаи с просвиркою,
             Сев в тени у палисадника,
             Напевал "Коня и всадника",
             По ночам скучал за пулькою,
             Не гнушался и "Акулькою"
             И любил средь дела мирного
             Подсмотреть туза козырного
             У дьячка, ходячей хворости,
             Иль у писаря из волости.
 
             Но для злого и невинного
             Нет на свете счастья длинного.
             Всё людское счастье -- дутое.
             Налетело горе лютое
             Средь затишья деревенского
             На попа Богоявленского.
             Вдруг ни более, ни менее
             Началось везде "движение",
             Неумеренно-огромное,
             Главным образом погромное.
             Про волнения аграрные
             Драмы выплыли бездарные.
             Появились "Знанья" повести,
             И пришла свобода совести.
 
             В тот же день, пылая лавою,
             С хмурым дьяконом Варнавою
             И женой своей Корнилией,
             Недоволен вдруг фамилией,
             Поп устроил совещание
             И послал в Синод послание,
             Вопреки совета женского
             И Варнавина ирещения:
             "В силу новых извещений я
             Не хочу "Богоявленского".
             Неудобовразумительно,
             В написаньи очень длительно.
             Был полвека поп, и помер он.
             Я хочу назваться номером --
             Пятизначным и с девяткою,
             Что готов скрепить и взяткою..."
             Подписался без смирения
             "Поп NN по принуждению"
             И послал сие заносчиво:
             "Питер. Дом Победоносцева".
 
             Как заря за лесом скрылася,
             На базар пряменько с крылоса,
             "Воеводу" кончив "взбранного",
             Поп пошел до Лейбы Рваного.
             Как внушению подверженный,
             Граммофон купил подержанный,
             И не с "Иже херувимами" --
             Впрочем, трудно уловимыми,--
             Не с воскресным задостойником
             И не с маршем по покойникам,
             Не с Шаляпиным, не с Глинкою --
             С падекатром и лезгинкою,
             С кэк-уоком и мазуркою,
             С разбитной певицей Шуркою,
             С анекдотами армейскими,
             С приключеньями еврейскими.
 
             И, созвав всё домочадие
             (О, безумное исчадие,
             Во языцех притча новая!),
             Заиграл слова готовые,
             Анекдоты всесословные,
             Шансонетки срамословные,
             Что поют без одеяния,
             Снявши даже и исподнее,
             С целью влечь в любодеяние
             И повергнуть в преисподнюю.
             И собачку, тварь господнюю,
             Кличкой "Гог", созданье бедное,
             Острым рыльцем в жерло медное
             Сунул поп: "Внимай-ка внятнее".
             Взвизгнул песик, полн гнушения,
             И рекла жена внушение:
             "Ты б, отец, поаккуратнее".
 
             Ой ты чудо, чудо медное,
             Эдисона чадо вредное!
             Ни за грош, ни за копеечку
             Ты сгубило всю семеечку!
             Знай же всяк из нашей повести:
             Граммофон с свободой совести --
             Зло на свете генеральное.
             Происшествие скандальное,
             Как язык огня геенского,
             Обожгло Богоявленского.
 
             "Гог", щенок двух лет, не менее,
             Оглушен до обалдения
             Граммофонною неволею,
             Впал в глухую меланхолию.
             Как застигнутый напастию,
             Не ловил уж мух он пастию,
             Ел что день, то неохотнее,
             Не брехал под подворотнею,
             Лишь чесал за ухом лапою
             И походкой косолапою,
 
             "Принимаю иудейство я,
             С опресноками и кущами,
             По Талмуду им присущими,
             С их постами, с их молитвою.
             Посылай, жена, за бритвою:
             Я хочу себя обрезати".
             И сам ад в зубовном скрежете
             С тьмами нечисти и нежити
             Пред таким людским падением
             Преклонился с умилением,--
             И весь год у бесной нации
             Шли с тех пор иллюминации.
 
             Шла всё дальше эпидемия,
             Граммофонное гудение
             Пять щенков ввело в прострацию,
             Всю пресекши генерацию...
             Сам отец с ножом и книгою
             Долго прятался за ригою,--
             Что он делал в этой местности,
             Скрыто мраком неизвестности.
             Из селения Зачатьево
             Сын приехал увещать его,
             С видом сильно элегическим,
             Со значком академическим,--
             Только против эпидемии
             Не властны и академии!
             Не удался тот замах ему,--
             Спел отец ему анафему.
             И в пандан, {От франц.: pendant -- вдобавок. -- Ред.} на посмех городу,
             Дьякон сбрил усы и бороду
             И (старик с пятью детишками!)
             Стал ногой чесать под мышками...
 
             Лишь тогда дела бесчинные
             Усмотрели благочинные
             И послали с крайней болию
             Донесенье в консисторию.
             Сколь же страшны силы вредные --
             Эдисона трубки медные!
             Лишь до рапорта смиренного
             Самого преосвященного
             Ручка белая коснулася--
             Воля крепкая погнулася:
             Яд гипноза необычного
             И ума достиг владычного.
             Как под властью злого зелия
             Или с сильного похмелия,
             Как по чуждому внушению,
             Начертал он на прошении
             Резолюцию престранную,
             Как-то: "Властию, мне данною,
             Я отца Богоявленского,
             Сняв с прихода деревенского,
             Ставлю ведать в дикастерии {Старинное название консистории.}
             Синагоги всей империи.
             Два: над дьяконом Варнавою
             Строгий суд чинить с расправою.
             Три: бесовское создание,
             Граммофон, трубу немецкую,
             Отослать на покаяние
             Во обитель Соловецкую
             И о нем, как зла виновнике,
             Поместить отчет в "Шиповнике""
 
             <1910>
 

127. В ДВЕНАДЦАТЬ ЧАСОВ ПО НОЧАМ...

Не из Зейдлица

             В двенадцать часов по ночам
             Выходит из гроба Булгарин,
             И ходит по кладбищу он,
             И глухо и жалобно трубит.
             И в темных могилах труба
             Всех будит тоскующим звуком...
             Соратников сонмы встают,
             Худые иссохшие тени --
             С страниц пожелтевшей "Пчелы",
             С задворков "Домашней беседы",
             И медленно-жутко идут.
             Как страшные тени из Гойи.
 
             В двенадцать часов по ночам
             Аскоченский гроб покидает,
             И жутко-пронзительный свист
             По кладбищу гулко несется.
             Выходит из гроба Катков
             И с ним неразлучный Леонтьев,
             Маркевич и все иже с ним
             Из "Русского вестника" тени.
             И Герцену слышны хулы,
             И славится век "Домостроя",
             И к ним на призыв боевой,
             Разбужена свистом призывным,
             Покорных приспешников рать
             С востока и юга стремится.
 
             В двенадцать часов по ночам
             Сам Грингмут выходит из гроба.
             Пергаментный страшный старик
             С ним об руку едет по фрунту.
             И руку сжимает ему
             Огромной ручкой восковою,
             И, дружные слив голоса,
             Зовут они мертвые тени
             И тех, кто еще на земле,
             Но мертвы для счастья свободы.
 
             Дубровин, и с ним Булацель,
             И Илиодор с целой тучей,
             И куколь шумит клобука --
             Как крылья у мыши летучей.
             И страшные два старика
             Неспешно полки пропускают,
             И траурный хор мертвецов
             Им марш похоронный играет.
             И всем генералам своим
             Пароль они шепчут угрюмо.
             "Пора разогнать" -- их пароль.
             Их лозунг: "Не надобно Думы".
 
             Так к старым солдатам на смотр
             Из спящего царства видений
             В двенадцать часов по ночам
             Выходят могильные тени...
             <1910>
 
   Александр Алексеевич Измайлов (1873--1921), выступавший и печати под псевдонимами: А. Смоленский, Аякс и др., родился в 11с тербурге в семье дьякона. Окончил духовную академию, состоял n.i педагогической службе по духовному ведомству. Печататься начал в 1895 г.; писал стихи, рассказы, повести (в их числе автобиографическая повесть "В бурсе"), критические статьи. Особую известность приобрел как автор шаржей и пародий (прозаических и стихотворных). Они собраны в его книгах "Кривое зеркало" (четыре издания с 1908 по 1914 гг.) и "Осиновый кол" (1915). Сотрудничал в ряде периодических изданий. После Октябрьской революции читал лекции в Институте журналистики, в рабочих и красноармейских клубах. Умер в Петрограде.
   123. КЗ-1, с. 32, с вариантами, в том числе -- после слов "Паоло Трубецкого", вместо приводимых пяти строк:
 
             Мещерского с идеалами Аскольда,
             Колпак Пьерро с головы Мейерхольда, --
             Этой жертвы поистине "действа бесовского".
 
   КЗ-2 -- с незначительными вариантами. Печ. по КЗ-3, с. 79. Семь пар видимых... и семь пар невидимых -- по аналогии с "семью парами чистых" и "семью парами нечистых", которые, согласно библейской легенде, спаслись от всемирного потопа в Ноевом ковчеге. Макаки -- презрительная кличка японцев. Палку, сломанную с Бурениным в драке. Имеются в виду яростные выступления В. П. Буренина против демократии. Адмирала Небогатова две калоши. Намек на бесславное участие Н. И. Небогатова, командовавшего 3-й Тихоокеанской эскадрой, в русско-японской войне 1904--1905 гг. Корову, имевшую честь поить... Некоторые русские генералы заводили в своих штабных обозах коров. Паспорт патриота Шмида. Имеются в виду реакционно-шовинистические проповеди Г. К. Шмида, в которых он ратовал за укрепление самодержавия и церкви. Две-три истинно русских резины. Речь идет о резиновых дубинках, которыми избивали людей участники черносотенных погромов. Виды судов, погибших от собственной мины. Подразумеваются случаи, имевшие место во время русско-японской войны. Кузмина, всероссийского обер-порнографа. Имеются в виду эротические мотивы в лирике М. А. Кузмина. Академического диплома Горького Максима. Речь идет об "академическом инциденте" -- избрании А. М. Горького в 1902 г. почетным академиком; по распоряжению царя это избрание было признано недействительным, что вызвало протесты общественный отказ А. П. Чехова и В. Г. Короленко от звания почетных академиков. Семи японских миллионов на поддержание революции. Реакционная печать и правительственные органы (в том числе Святейший синод) клеветнически утверждали, будто русские революционеры получают денежную помощь от японцев. Витте Каменноостровский -- С. Ю. Витте проживал на Каменноостровском проспекте в Петербурге. Проект булыгинской конституции -- проект создания законсовещательного органа (Думы), составленный по указу царя в августе 1905 г. Л. Г. Булыгиным; в связи с развитием революции проект, по которому большинство населения лишалось избирательных прав, не был осуществлен. Куропаткинского доблестного терпения. Речь идет о бесславной деятельности генерала А. Н. Куропаткина в качестве командующего сухопутными войсками на Дальнем востоке в 1904--1905 гг. Алексеева токийских резиденций. Намек на хвастливые обещания адмирала Е. И. Алексеева разгромить Японию и перенести свою резиденцию в Токио. Служителя святого искусства Тумпакова. Домовладелец П. В. Тумпаков был антрепренером петербургских театров "Буфф" и "Варьете". Опереточные громы Гермогена. Имеются в виду черносотенные выступления саратовского епископа на митингах и в церквах. Лидваль, Гурко -- эти имена упоминаются в связи с крупной аферой, ставшей предметом судебного разбирательства: Э. Л. Лидваль взял у В. И. Гурко подряд на поставку зерна в голодающие губернии России; получив в виде аванса 800 тысяч рублей, поставки этой не выполнил. "Балаганчик" -- пьеса Л. А. Блока, высмеивающая декадентство; постановка этой пьесы в театре В. Ф. Комиссаржевской (Петербург, 1906) стала примечательнейшим событием культурной жизни России. Стихи Вячеслава Иванова под Тредьяковского. Параллель с Тредьяковским объясняется тем, что Вяч. Иванов в своих стихах часто прибегал к гекзаметру. Собрание речей... Келеповского. В своих думских речах С. И. Келеповский выступал в пользу столыпинских реформ; В. И. Ленин относил его к "полукрепостникам из националистов и октябристов" (Полн. собр. соч., т. 21, с. 119). Череменецкий монастырь -- мужской монастырь на острове в Череменецком озере (Петербургская губ.). Лидер кадетский -- П. Н. Милюков. Черта оседлости -- ограниченная часть территории России (западные и юго-западные губернии), вне которой евреи не имели права жительства. Шебуевские пулеметы -- ем. Н. Г. Шебуев (с. 642--643). Главное управление по делам печати -- высшее цензурное учреждение в царской России. Скорпионы -- ядовитые паукообразные насекомые, укусы которых опасны для человека; здесь с укусами скорпиона сравнивается деятельность царской цензуры. Демонстрировать его граммофоном -- записать проповеди Илиодора на граммофонные пластинки. Почтить... наших славных героев тыла. Намек на книгу Ф. П. Купчинского "Герои тыла. Очерки преступной деятельности чинов интендантского ведомства во время русско-японской войны" (1908). Овес Дурново. В декабре 1905 г. П. Н. Дурново был уличен в спекуляции овсом: он заключил договор на поставку из своего имения 150 тыс. пудов овса для армии, получил крупный аванс и перепродал этот овес по более дорогой цене другим покупателям, не возвратив аванса казне. Минусинск -- город в Сибири, место ссылки деятелей революционного движения. Нов -- заговор, коварство. Гиппопотам -- имеется в виду созданный П. П. Трубецким конный памятник императору Александру III в Петербурге; подчеркнуто грузные фигуры лошади и седок, и символизировали тяжеловесную, грубую силу. Гордика, экстраординарного плагиатора. В 1903 г. И. К. Гордик был изобличен в крупном плагиате: повесть И. И. Ясинского "Сердце не скажет", намечи тайную в 1880-х годах, он опубликовал под другим загл. в приложении к "Ниве", подписав ее своим именем; об этом было сообщено в журнале "Север" (1903, No 8, с. 60). Коб-ский -- Л. Л. Кобылинский (псевдоним -- Эллис). Недотыкомка -- фантастическое существо в романе Ф. Сологуба "Мелкий бес" (1907).
   В строках первоначального варианта (КЗ-1) нуждаются в пояснениях след. слова: Мещерского с идеалами Аскольда. Имеется и виду реакционная деятельность В. П. Мещерского, служившего и министерстве внутренних дел и редактировавшего черносотенную газету "Гражданин"; Аскольд, по летописному сказанию, -- князь-завоеватель, захвативший в IX в. Киев, воевавший с древлянами и т. д. Пьерро -- традиционный персонаж итальянской "комедии масок"; здесь -- пародийный персонаж в пьесе А. А. Блока "Балаганчик", поставленной В. Э. Мейерхольдом в театре В. Ф. Комиссаржевской в 1906 г. "Действо бесовское" -- речь идет о постановке трагедии Ф. Сологуба "Победа смерти", осуществленной Мейерхольдом в том же театре в 1907 г.
   125. КЗ-2, с. 31, с вариантом ст. 20: "Люблю звериный гонорар". Печ. по КЗ-3, с. 37. "В башне" -- книга стихов А. С. Рославлева (1909), из которой в эпиграфе процитировано стих. "В городе". "Пилюли Ара", "Одоль" -- патентованные средства, рекламировавшиеся в печати. "Вена", "Капернаум" -- названия ресторанов. Номад (греч.) -- кочевник.
             126. КЗ-2, с. 7. "Сын человеческий" -- рассказ Л. Н. Андреева, из которого взят эпиграф. Планида -- планета, звезда. Просвирка -- хлебец, употребляемый в православном богослужении. Пулька -- игра в преферанс. "Акулька" -- название карточной игры. "Знание" -- демократическое издательство, возглавленное М. Горьким; выпускало периодические сборники, отдельные издания произведений и собрания сочинений писателей. Синод -- высший орган управления русской православной церковью; возглавлялся обер-прокурором. Крылос -- клирос, место для певчих в церкви. "Воевода... взбранный", "Иже херувимами" -- православные молитвы. Падекатр -- бальный танец. Кэк-уок -- модный американский танец. Шансонетка -- эстрадная песня скабрезного содержания, исполнялась в кафе-шантанах. Эдисона чудо вредное -- фонограф (звуковоспроизводящий аппарат, по принципу которого построен граммофон). Язык огня геенского. Геенна -- зд. место вечных мук. Чресла -- бедра. Иов -- мифический библейский праведник, на которого, согласно легенде, бог обрушил страшные бедствия для испытания твердости его веры. Мормоны -- американские сектанты, называвшие себя "святыми последних дней"; среди них было распространено многоженство. Опресноки, кущи -- принадлежности еврейских религиозных обрядов. Талмуд -- собрание религиозных и правовых законоположений иудаизма. Хочу себя обрезати. Имеется в виду обряд обрезания, принятый у лиц иудейского и магометанского вероисповедания. Генерация -- поколение, род; здесь -- продолжение рода. Анафема -- церковное проклятие. Консистория -- см. примеч. 37. Обитель Соловецкая -- православный монастырь на Соловецком острице и Белом море. "Шиповник" -- периодически издававшийся литературно-художественный альманах.
   127. КЗ-2, с. 127. Перепев баллады И. Зейдлица (точнее -- Цедлица) "Ночной смотр" в переводе Жуковского; баллада посвящена Наполеону I. "Пчела" -- "Северная пчела", газета, издававшаяся Ф. В. Булгариным; после восстания декабристов стала рупором монархизма и реакции. "Домашняя беседа" -- еженедельная газета реакционно-монархического направления. Страшные тени из Гойи. Имеется и виду картина Ф. Гойи "Тени инквизиции". "Русский вестник" -- журнал, выходивший с 1856 г.; после крестьянской реформы 1861 г. умеренно-либеральное направление журнала сменилось реакционно-шовинистическим; в этот период со страниц "Русского вестника" велись яростная полемика против революционных демократов, в том числе А. И. Герцена. "Домострой" -- древнерусская книга (XVI в.), содержащая свод житейских правил и поучений благонамеренного характера ("како веровати", "како царя чтити" и т. п.). Куколь -- здесь: капюшон (покрывало) клобука, головного убора монахов.
 

-----

   Вяч. Иванов: pro et contra, антология. Т. 2
   СПб.: ЦСО, 2016.
 

Александр ИЗМАЙЛОВ

                                                                         Не ты ль в саду искала
                                                                         Мое святое тело,
                                                                         Над Нилом -- труп супруга?
 
                                                                         Изида, Магдалина,
                                                                         О, росная долина,
                                                                         Земля и мать,
                                                                         Деметра,
                                                                         Жена и мать земная!
 
             Истомных сред моих яд чарый пролияв,
             Свершил я в душах сев.
             Взъярясь, взыграл дух росский.
             Доколь в пиитах жив Иванов Вячеслав, --
                       Взбодрясь, волхвует Тредьяковский...
 
             Хмель чарый, звончат глас, свирель утомных кущ,
             Я паки в стих приял, -- стих плесни полн и ржавин.
             Сокровный мне в волшбе из круговратных пущ,
                       Взревев, возревновал Державин.
 
             Ярь пылку пел я жен и мужню кипь и прыть,
             И оный Китоврас в той смольный стих вмещался.
             Когда б предтеча мой, мог Кюхельбекер жить, --
                       Измлев, о мне бы он взыгрался!...
 
                                 Не я ли прыгнул через
                                 Столетья пыльны стены?
                                 Не я ль пел ярый Эрос
                                 И бедр истомны плены?
                                 Лоскута, Феодора,
                                 Не я ль столь песни множу?
                                 Анисья, Нимфодора,
                                 О тень Илиодора,
                                 Сколь праздно вас тревожу!..
 

* * *

             Эрота выспренных и стремных крыльях на
             От мирных пущ в волшбе мечты лечу далече,
             Чувств пламных посреди горю, как купина,
             С тобою -- безликой -- алчу встречи.
 
             Биюся в кольцах корч, желанием пронзен,
             Змий, жду тебя, змею, одре на одиноком.
             Струится нарда вонь и ладан смольн возжен.
             Меня коснися змеиным боком!
 
             Одре сем на позволь, прелестница, и впредь
             Мне уст зной осязать и пышну персей внятность.
             Пиит истомных "сред" воздам я мзду и Тредь-
             Яковского стихом твою вспою приятность.
 

КОММЕНТАРИИ

Истомных сред моих яд чарый пролияв...

   Впервые: Свободные мысли (газета). 1907. No 2. 28 мая. Эпиграф из стих-ния ВИ "Целящая" (II, 372). В пародии отсылки из стих-й "Истома", "Сад роз" и "Китоврас" из кн. ВИ "Эрос" (1907). Печатается по: Измайлов А. Кривое зеркало. Книга пародии и шаржа. СПб., 2002. С. 52-53.
   Об Измайлове и ВИ см. наст. изд., т. 1, по указат.
 

Эрота выспренных и стремных крыльях

   Впервые: "Шаржи и пародии". Вячеслав Иванов // Биржевые Ведомости. (Утренний выпуск). 1907. No 10055. 19 августа. С. 2. Печатается по: Измайлов А. Кривое зеркало. 2002. С. 52. Пародируются образы и формулы стих-ний "Садроз", "Жарбог", "Змея", "Пожар", "Антэрос", "Истома" и др.
 

-----

   Русская стихотворная пародия (XVIII-начало XX в.)
   Библиотека Поэта. Большая серия
   Л., "Советский Писатель", 1960
   

* * *

                                 Рой отблесков. Утро. Опять я свободен и волен.
                                 Открой занавески: в алмазах, в огне, в янтаре
                                 Кресты колоколен. Я болен? О нет -- я не болен.
                                 Воздетые руки горе на одре -- в серебре.
                                 Там в пурпуре зори, там бури -- и в пурпуре бури.
                                 Внемлите, ловите: воскрес я,-- глядите: воскрес.
                                 Мой гроб уплывает -- золотой в золотые лазури...
                                 Поймали, свалили; на лоб положили компресс.
                                                                                   А. Белый. "Пепел"
   
             Час утра. Больница. Не спится. Скрипит половица.
             И фельдшер храпит, и петух прокричал на дворе.
             Внемлю колокольному звону? Не выпить ли порцию брому?
             В окошке извозчик вожжу расправляет на сером одре.
             Во мне столько дури, как в утреннем небе лазури.
             Внемлите: я сам Фердинанд! Это я посылаю грозу!..
             Лишь сторож Порфирий меня кулаком усмиряет, как гирей,
             И вновь в сумасшедшей рубахе лежу я и тряпку грызу...
                                                                                             А. А. Измайлов
             1909
   
   "Час утра. Больница. Не спится. Скрипит половица..." Впервые -- "Колосья". Литературный альманах, кн. 1. СПб., <1909>, стр. 159--160. Печ. по КЗ, изд. 4, СПб., 1914, стр.46. Пародия на стихотворение "Утро" (цикл "Безумие") из книги А. Белого "Пепел" (СПб., 1909), которое приведено в эпиграфе полностью.
   
   

ПОЛ И ПОТОЛОК

                                           ...Томится пол, смеситься алчет с полом...
                                           Вяч. Иванов. Из книги "Любовь и смерть".
             Томится пол, смеситься алчет с полом,
             А потолок смущен, от злости бел,
             Волнуется и свой клянет удел,
             И сам мечтает о разврате голом.
   
             О пол, гори пожаром вожделенья,
             Рисуй себе хоть Магометов рай,
             Но похоти таи обнаруженья
                       И потолка не соблазняй.
                                                                         А. А. Измайлов
             <1915>
             
   
   Пол и потолок. Печ. по изд.-- А. Измайлов. Осиновый кол. П., 1915, стр. 41. Эпиграф взят из стихотворения "Спор" (Вяч. Иванов. Cor ardens, ч. 2. М., 1911).
   
             

* * *

                                           Я один, конечно. Но я жду кого-то.
                                           Пусть я жду кого-то... Но один ли я?
                                           Не один, конечно. Я забыл кого-то.
                                           Правда ли? Нас двое? Не один ли я?
                                           Нет. Не нужно. Страшно. Нас, конечно, двое.
                                           Двое, чтобы не был смертен ни один.
                                           Правда? Нам не страшно? Правда?
                                                               Нас ведь двое?
                                           Правда?-- Нет. Неправда. Страшно.
                                                                         Я один.
                                                               И. Рукавишников, т. IV
   
             Сплю или проснулся? Ночи час, утра ли?
             На плечах одна ли, две ли головы?
             Будто как одна. Ужель одну украли?
             Где я? Еду в Вену или близ Невы?
   
             Я один, конечно. Нас как будто двое?
             Кто ж второй со мною? Как установить?
             Пусть голов и две, но -- думаю одною...
             Я самец иль самка?.. Быть или не быть?..
   
             Двое ль нас? В меня ли просто клин вогнали?
             Я один, конечно? Страшно, хоть умри!
             Ах, второй -- извозчик!.. Прочь порыв печали!
             С ним нас точно -- двое. С лошадью нас -- три.
                                                                                             А. А. Измайлов
             <1907>
   
   "Сплю или проснулся? Ночи час, утра ли?.." Впервые -- газета "Свободные мысли", 1907, No 3, 4 июня. Рукавишников Иван Сергеевич -- поэт и прозаик, эпигон символизма, автор романа "Проклятый род" (СПб., 1912), в котором показывает разложение старого купеческого рода. В последние годы жизни пытался воскресить напевный "скомороший стих" ("Сказ о Степане Разине" и др.) -- Пародируется стихотворение "Нет" (Стихотворения, т. 4. СПб., 1906), полностью приведенное в эпиграфе.
   

* * *

                                           Древний хаос потревожим.
                                           Мы ведь можем, можем, можем.
                                                     С. Городецкий. "Яр".
             Недовольный миром бренным,
             Я с Хаосом довременным
                       Как-то выпил брудершафт.
             Как на карточке единой
             С ним снимусь я с вещей миной,--
                       Будет миленький ландшафт...
   
             Из земных стремясь окопов,
             По плечу его похлопав, --
                       "Что, брат,-- молвлю,-- друг Хаос?"
             Обниму, не церемонясь,
             И Хаос, седой, как Хронос,
                       Мне ответит: "Ничего-с!.."
   
             У меня ли в рифме нежной
             Космос, древний и мятежный,
                       С миром будней сопряжен.
             Что смешно и всё, что жутко,--
             На проспекте проститутка,
                       С медной бляхой "фараон",
   
             Млечный Путь, и Рак, и Рыба,
             И Ярила, и Барыба,
                       И поповны пуховик,
             Невский с звонами и давкой,
             Злая ведьма с бородавкой
                       И проказник Адовик...
   
             Барыбушка, Барыбушка, Ярила и Удрас!
             Нас четверо, нас четверо -- и не понять всех нас.
             Пресветлый мир-миленочек, еще ль ты мне не мил!
             За шиворот, за шиворот я славу ухватил...
             Со славою под мышкою -- дивись, честная Русь! --
             С Хаосом я под рученьку по Невскому пройдусь...
                                                                                             А. А. Измайлов
             <1909>
   
   "Недовольный миром бренным..." Впервые -- "Колосья", литературный альманах, кн. 1. СПб., <1909>, стр. 153--154. Пародия на стихи Городецкого в книге "Ярь". Ярила, Удрас, Барыба -- псевдомифологические божества древней Руси. Ср. в книге "Ярь":
   
   Дубовый Ярила
   На палке высокой
   Над деревом стал,
   Глазами сверкал.
   Удрас и Барыба --
   Две темные глыбы
   Уселись рядком...
   

* * *

                                 Дед моего отца и прадед мой! Возрос ты
                                 Средь черноземных нив и заливных лугов
                                 Симбирской вотчины, где безмятежно просты
                                 Катились дни твои у волжских берегов.
                                 . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
                                 Во всем был здравый смысл единый твой наставник.
                                 Ты, мудрой скупостью умножив свой доход,
                                 Служил по выборам, как капитан-исправник,
                                 С четырнадцатого по двадцать пятый год.
                                 Самолюбив и добр, расчетлив и распутен,
                                 Умом ты презирал, а сердцем знал любовь.
                                 Дед моего отца и прадед мой Лихутин,
                                 Я слышу, как во мне твоя клокочет кровь!..
   
             Двоюродный мой дед Агафодор Свербеев
             Ты сам и жизнь твоя -- сюжет для нежных лир.
             В двенадцатом тебя заметил Аракчеев,
             В тринадцатом ты был пехотный бригадир.
             Четырнадцать рублей четырнадцать копеек --
             Таков был твой оклад, когда ты начинал,
             Под старость ты на чай бросал уж канареек,
             И в банке семьдесят, в кубышке сто держал.
             Секунд-майора дочь Сандулия Петровна
             С собою принесла тысчонок пятьдесят,
             Мандрыновку и Плес. Вы, сидя в них, любовно
             Пороли крепостных и холили щенят.
             Бригадный казначей, гроза всех казначеев,
             Ты к бухгалтерии до гроба знал любовь!
             Двоюродный мой дед Агафодор Свербеев,
             Я слышу, как во мне твоя клокочет кровь!..
                                                                         А. А. Измайлов
             1910-е годы
   
   "Двоюродный мой дед Агафодор Свербеев..." Печ. по А. А. Измайлов. Кривое зеркало, изд. 4-е. СПб., 1914, стр. 48--49. Садовской Борис Александрович -- поэт и беллетрист, критик, историк русской поэзии. Пародируются дворянские родовые воспоминания в стихотворении Садовского "Прадед" ("Русская мысль", 1911, No 9).
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru