Измайлов Владимир Васильевич
Стихотворения

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Любовь
    К портрету творца Душеньки
    Эпитафия Княгине Настасье Ивановне Одоевской
    К Московским Стихотворцам
    Карточный домик. Баснь
    Барс и белка
    Конь и жеребенок (Из Флориана)
    Разговор отца с сыном
    Песнь Отечеству, на победу над французами
    К портрету сестры П. В.
    Эпитафия безвестному
    Экспромт на заданные рифмы
    Стихи, написанные от одного жениха к его невесте
    Супружняя вера. (Подражание Шанфору)
    Город и деревня. (Подражание Марциалу)
    Эпиграмма. (Любил я Кодра с юных лет...)
    На смерть Елисаветы Васильевны Херасковой
    К воспитаннику моему Аполлонскому
    К Е. Д. Ш-ой
    К Смоленской красавице
    К ней же или к новой Коринне
    Орел и голубка


В. В. Измайловъ

Стихотворенія

http://az.lib.ru

СОДЕРЖАНІЕ

   
   Любовь.
   Къ портрету творца Душеньки.
   

Любовь.

             До cолнца, на зарѣ прекрасной,
             Съ восторгомъ чувствъ, cъ улыбкой страстной
             Эльмира наконоцъ сказала мнѣ: люблю!
             Сады волшебства тамъ, гдѣ все для сердца мило;
             За эхомъ эхо въ слѣдъ катилось и твердило:
                                                     Люблю!
             Люблю! шепталъ лѣсокъ; люблю! журчали воды;
             Люблю! пpовоpковалъ на миртахъ голубокъ.
                       Люблю! былъ голосъ всей природы.
             Но въ радостяхъ любви летятъ чаcы и годы:
             Минута пpотeкла. Тотъ легкій вѣтерокъ,
             Въ которомъ, слышно, рой Амуровъ зародился,
             И вѣчно на груди красавицъ всѣхъ pѣзвилcя,
             Коснулся крылошкомъ ко мнѣ и къ ней -- и вдругъ
             Изъ словъ явился дымъ -- и съ искрою потухъ!
             
             Вѣстникъ Европы, 1803, ч. 7, No 2
   

Къ портрету творца Душеньки.

             Въ даpъ Музамъ нѣжною рукою
             Oбразовавъ одинъ цвѣтокъ,
             Oтъ славы скрылся онъ къ покою,
             И скромный заслужилъ вѣнокъ.
   
             Вѣстникъ Европы, 1803, ч. 8, No 7
   

ЭПИТАФІЯ
Княгинѣ Настасьѣ Ивановнѣ Одоевской.

                       Она была и мать и другъ своихъ дѣтей.
                       Для счастья ихъ жила, любовью къ нимъ дышала,
                       И еслибъ чувствомъ симъ хранилась жизнь людей;
                       Тобъ въ сердцѣ вѣкъ она жизнь нову почерпала.
                                                     Владиміръ Измайловъ (*).
   
   *) Авторъ, имѣвъ случай только издали удивляться достоинствамъ сей рѣдкой матери, почелъ за долгъ принесть ей дань сердечнаго сожалѣнія, какъ женщинѣ, общаго уваженія достойной. В. И.

"Вѣстникъ Европы". Часть XXXVI, No 1, 1807

   
             Къ Московскимъ Стихотворцамъ,
             На день 2 Сентября 1812 года.
   
             Гдѣ вы, питомцы Россійскаго Феба,
             Кроткія чада смиренныхъ богинь?
             Гдѣ вы сокрыты, счастливый даръ неба?
                       Во мракѣ пустынь.
   
             Тамъ вы склонили на томныя лиры
             Взоръ вашъ унылый въ молчаньи, въ тѣни;
             Струнъ ихъ безгласныхъ не движутъ зефиры
                       Въ печальные дни.
   
             Бурные Галлы съ грозой налетѣли,
             Какъ пышущій зѣвомъ разверстый Еревъ,
             Въ нашу отчизну, на прагъ колыбели?
                       На гробы отцевъ.
   
             Движутся гробы; мятутся въ нихъ прахи;
             Въ облакѣ черномъ дымится земля.
             Тѣни кровавы и блѣдные страхи
                       Одѣли поля.
   
             Хижинъ убогихъ и. мраморныхъ храминъ
             Сыплются стѣны, и тонутъ въ крови.
             Царствуетъ злоба на грудѣ развалинъ
                       Нѣтъ мѣста любви.
   
             Мѣста нѣтъ въ мірѣ любви и покою
             Въ грозномъ паденьи перуновъ и жертвъ;
             Смотримъ на небо съ надеждой святою:
                       Гласъ Промысла мертвъ!
   
             Тщетно сынъ мудрый безтрепетнымъ окомъ
             Съ брега на волны сей жизни взиралъ;
             Зрите! и мудрыхъ сражаемыхъ рокомъ
                       Несетъ тотъ же валъ!
   
             Съ пристани гонитъ драконъ кровожадный
             Насъ пѣснопѣвцевъ, и съ мудрыми вдругъ
             Все на полетѣ разитъ безпощадный --
                       До царства наукъ.
   
             Долго ли Музамъ на Пиндъ не являться?
             Долголь въ дубравахъ молчать соловьямъ?
             Росскимъ піитамъ безъ солнца скитаться
                       По дикимъ мѣстамъ ?
   
             Скоро, о други! сей гидры стоглавой
             Зѣвъ сокрушится предъ строемъ гражданъ!
             Богъ увѣнчаетъ иль смертью, иль славой
                       Потомковъ Славянъ!
                                                               Владиміръ Измайловъ.
   
                       Карточный домикь.
                                 Баснь (*).
   
             Былъ мужъ съ женой y насъ, какіе въ свѣтѣ рѣдки:
             Подъ сельской кровлею, гдѣ изстари ихъ предки
                       Смиренно проводили вѣкъ;
             Два сына и они дни сладкіе вкушали.
             Супруги то въ саду, то въ полѣ работали;
             То въ домѣ странникамъ готовили ночлегъ;
             A лѣтомъ вечерять садяся подъ кустами,
                       Зимой передъ огнемъ,
             Учили сыновей, какъ и умѣли сами,
                       Довольствоваться въ жизни всѣмъ,
             Чѣмъ Богъ благословилъ. Любите добродѣтель
             И помните законъ -- они твердили имъ:
             Есть нашихъ тайныхъ дѣлъ невидимый Свидѣтель;
             Блаженъ, кто въ сердцѣ чистъ предъ Нимъ!
             И рѣчь развеселялъ отецъ забавной сказкой;
                       A мать улыбкой, или лаской.
             Сынъ старшій былъ угрюмъ, имѣлъ суровый нравъ,
                       Любилъ задачи и науки;
             A младшій, выдумщикъ на рѣзвости и штуки,
             Безъ смѣху ни на часъ, ни шагу безъ забавъ.
             Однажды подъ вечеръ, какъ всѣ съ домашнимъ дѣломъ
             Разсѣлися своей семьей вокругъ стола,
             Томъ Шлецера (**) читалъ; a сей въ умѣ веселомъ
             Не то задумавши и не входя въ дѣла
                       Аѳинъ, иль мудрой Спарты,
                       Съ приятнымъ для себя трудомъ
             На своды картъ взносилъ другія сводомъ карты,
                       И выводилъ воздушный домъ.
                       Вдругъ важный нашъ читатель
             Съ задачей: Батюшка! позвольте васъ спросить,
                       Кто странъ, земель завоеватель?
             Кто основатель царствъ? и какъ ихъ различить?
             Отецъ по мѣрѣ лѣтъ его отвѣтъ готовилъ;
   
                       Но скоро сынъ другой,
                       Отъ радости большой,
             Что наконецъ свой домъ достроилъ,
             Вскричалъ: готовъ совсѣмъ! Съ досады братъ махнулъ
                       Рукою, и въ одно мгновенъе
                       Все разорилъ строенье.
             Тотъ въ слезы, a отецъ ученому шепнулъ:
             "Смотри! твой братецъ основатель,
                       А ты завоеватель."
                                                               Владиміръ Измайловъ.
   
   (*) Изъ Флоріана.
   (**) Извѣстный сочинитель, который вмѣстѣ со Шрекомъ написалъ Всемірную Исторію для дѣтей на Нѣмецкомъ языкѣ. В. И.

"Вѣстникъ Европы". Часть LXV, No 18, 1812

   
   
   
                       Барсъ и Бѣлка.
                       Бacня.
   
             По сучьямъ Бѣлочка и внизь и вверхъ скакала,
                       Ho обступилась -- и стремглавъ
                       На Барса стараго упала.
             А тотъ, съ пресытнаго обѣда задремавъ,
                       Едва опомнился въ просонкахъ.
             Поднявшись на ноги, сквозб зубы звѣрь ворчитъ;
             A Бѣлка передъ нимъ на заднихъ двухъ ножонкахъ
             Трясется, и сама не видитъ, какъ сидитъ.
             Вздрогнешь и не-хотя подъ лапою тиранской!
             Подумавъ Барсъ, сказалъ: я милую тебя
             По-истинной щедротѣ царской;
             Но съ тѣмъ условіемъ, чтобъ ты, такъ жизнь любя,
             Призналась отъ чего тебѣ такъ жить пріятно:
             Я вижу, ты всегда покойна, весела;
             A я въ лѣсахъ, гдѣ власть Природа мнѣ дала,
             Скучаю и грущу: мнѣ это непонятно. --
                       "Великой Государь?
                       Смиренно отвѣчаетъ Бѣлка,
             Ты милостивъ ко мнѣ; но разсуди -- ты Царь,
             A правду говорить великимъ не бездѣлка.
             Смѣлѣебъ доложить о томъ тебѣ могла
             Повыше съ деревца." -- Всходи туда! -- Взошла.
             "Теперь услышишь ты языкъ души правдивой...
                       Не дѣлаю я зла,
                       И такъ -- умѣю быть щастливой.
             Я чистой совѣстью и сердце веселю;
             Не знаешь перваго ты въ мірѣ наслажденья;
             Спокойно засыпать безъ мукъ и угрызенья.
             Ты ѣшь ягнятъ; a я и листъ и плодъ дѣлю
                       Съ моими Бѣлками сестрами;
                       Ты ненавидишь; я люблю:
                       Все сказано двумя словами."
                                                                         Вл. Измайловѣ.

"Вѣстникъ Европы". Часть LI, No 9, 1810

  
   
                       КОНЬ И ЖЕРЕБЕНОКЪ.
                                 Басня.
                            (Изъ Флоріана).
   
             Конь вдовый и отецъ добрѣшій отъ природы,
                       Имѣя сына одного,
                       Вспоилъ, вскормилъ его
             На тучныхъ пажитяхъ, гдѣ травы, тѣнь и воды
                       Избыткомъ окружали ихъ,
                       Не зная мѣры, какъ ребенокъ?
                       Во вкусахъ, въ прихотяхъ своихъ!
             Сверхъ сыта ѣлъ и пилъ роскошный жеребенокъ;
                       Катался въ луговой травѣ,
                       Скакалъ туда-сюда безъ цѣли;
             Безъ всякой устали, въ тѣни кудрявой ели
                       Покоился на муравѣ;
                       И наконецъ заплывши жиромъ
                       Нашъ юный Сибаритъ
             Пресытясь яствами, наскучивъ вѣчнымъ пиромъ,
                       Съ досадою къ отцу бѣжитъ.
             "Не знаю, что-то мнѣ не по себѣ и скучно;"
                       Жеребчикъ говоритъ:
             "Давно не нахожу я вкуса въ снѣди тучной
                       Зеленыхъ нашмхъ береговъ;
             Нѣтъ вкуса въ клеверѣ, и воды пахнуть гнилью,
             И душный воздухъ такъ испорченъ зноемъ, пылью
                       И влагой луговыхъ паровъ,
             Что нездорова мнѣ, клянусь я, почва эта.
             Короче, батюшка, не пережить мнѣ лѣта,
             Когда не перейдемъ отсюда въ край другой."
                       -- "О сынъ мой дорогой!
                       За чѣмъ же стало дѣло?
             Отправимся сей часъ." -- Сказалъ отецъ въ отвѣтъ
             И странствовать его вдаль съ родины ведетъ.
             Дорогой, на отца сынъ озираясь смѣло,
                       Ржеть, скачетъ и бѣжитъ впередь;
             A старецъ опытный, ступая скромнымъ шагомъ,
                       Съ нимъ далѣе и далѣе идетъ,
                       Горами, пропастью, оврагомъ,
             Нагою степью, гдѣ былинки не видать,
                       Вотъ вечерь и пора ночлега,
             A корму нѣтъ: нашъ конь должна тощій спать,
                       Подь утро -- гдѣ и прихоти и нѣга?
             Отъ тощеты пришлось глодатъ ковылъ степной,
             Не прытко ужъ бѣжитъ голодный путникъ мой,
             И въ третьи сутки онъ едва шагъ въ шагъ тащился.
                       Задавъ ему урокъ,
                       Нашъ умный старичокъ
             Дорогой скрытной въ ночь въ отчизну возвратился,
                       И съ нимъ родной земли бѣглецъ.
             Коснувшись сладкихъ травъ, ихъ съ жадностью хватаетъ
                       Обрадованный жеребецъ.
                       "Какое сѣно!" возклицаетъ:
             "Нашли мы лучшее изъ пастбишъ, мой отецъ;
             Останемся на немъ", прошу васъ. Гдѣ на свѣтѣ
                       Есть столь привольныя мѣста?
             Какія пажити! какая красота!"
             Едва договорилъ -- и въ утреньемъ разсвѣтѣ
             Зазеленѣлъ предъ нимъ знакомый съ дѣтства лугъ.
                       Но отъ стыда и удивленъ
             Не вспомнился нашъ конь. Отецъ ему, какъ другъ
             Сказаль: "не позабудь, мой сынъ, нравоученья:
             Тотъ лучшимъ благомъ дней наскучитъ наконецъ,
                       Кто разточаетъ наслажденья,
             A ихъ не бережетъ, какъ истинный мудрецъ."
                                                               Влад. Измайловъ.
   

"Сѣверные Цвѣты на 1828 год", СПб, 1827

   
                                 РАЗГОВОРЪ
                                 отца съ сыномъ {*}
   
                                 ОТЕЦЪ
   
             Чѣмъ занятъ ты, мой другъ?
   
                                 СЫНЪ.
   
                                 Я въ мысляхъ разсуждаю,
             Я сердце умъ въ себѣ безмолвно вопрошаю
             Предъ цвѣтомъ сей земли предъ блескомъ сихъ небесъ;
             Кто солнце въ высоту рукою силъ вознесъ?
             Кто быстро покатилъ его чрезъ кругъ небесный,
             Назначивъ и ему въ пути предѣлъ извѣстный?
             Кто движетъ на осяхъ безчисленны шары,
             И звѣзды бѣглыя (**) и стройные міры
             Съ тѣлами спутниковъ, планетамъ въ слѣдъ летящихъ,
             И солнце лучь принявъ на тѣнь міровъ свѣтящихъ?
             И кто уставъ изрекъ; да тысячи свѣтилъ
             Во вѣкъ не престаютъ отъ гнета тайныхъ силъ,
             Стремяся по чертѣ блестящаго ихъ круга,
             Другъ друга привлекать и бѣгать другъ отъ друга?
             Кто бѣгомъ сихъ свѣтилъ измѣрялъ ночь и день?
             И кто въ полетѣ дней мелькнетъ, и только тѣнь
             Слѣдовъ невидимыхъ бросаетъ за собою
             Въ протяжный рядъ вѣковъ? Кто на землѣ съ судьбою
             Народовъ и Царей отъ вѣка предсѣдалъ,
             То царство возносилъ, то царство опускалъ,
             Какъ грозный Океанъ въ приливѣ и отливѣ?
             Кто движетъ и душой въ ея, ея порывѣ
             Ко щастью и добру, ко дружбѣ и любви?
             Кто съ силой жизненной сліялъ у насъ въ крови
             Частицы всѣхъ стихій, начала разрушенья?
             Кто, словомъ, дѣйствуетъ въ сихъ таинствахъ творенья?
   
                                 ОТЕЦЪ.
   
             Ты самъ нарекъ Его: блестящій въ сихъ чертахъ,
             Единъ и на землѣ, единъ и въ небесахъ.
             Кто въ дивномъ таинствъ вселенной управляетъ,
             Тотъ самъ Себя уму и сердцу открываетъ:
             То нашъ Творецъ и Богъ,
   
                                 СЫНЪ.
   
                                           Но свойства Божества?
   
                                 ОТЕЦЪ.
   
             Премудрость и любовь.
   
                                 СЫНЪ.
   
                                           Гдѣ Царь сей естества?
   
                                 ОТЕЦЪ.
   
             Превыше всѣхъ небесъ, за ихъ златымъ покровомъ.
   
                                 СЫНЪ.
   
             Какъ дивный Богъ творилъ весь міръ?
   
                                 ОТЕЦЪ.
   
                                                               Единымъ словомъ,
             Изрекъ, и произвелъ.
   
                                 СЫНЪ,
   
                                           Воздѣйствовалъ святой
             Онъ волей для него?
   
                                 ОТЕЦЪ.
   
                                           Изъ благости одной:
             Отъ вѣка было ей угодно размноженье
             Чувствительныхъ существъ, и съ ними прославленье
             Себя въ сердцахъ людей.
   
                                 СЫНЪ.
   
                                           А требовалъ ли Онъ
             Моленій жертвъ отъ насъ, и далъ ли намъ законъ
             Собой руководить?
   
                                 ОТЕЦЪ.
   
                                           Верховный Благодѣтель
             Премудро начерталъ на сердцѣ добродѣтель,
             Сей вѣрный образецъ изящныхъ свойствъ Его.
             Для тварей и Творца нѣтъ щастья безъ того.
             На насъ не возлагалъ Онъ дани поклоненья,
             Но могъ ли смертный самъ не приносить моленья,
             Моленія любви, предъ общаго Отца?
             Ему покорны всѣхъ чувствительныхъ сердца;
             И гдѣ несчастный родъ людей неблагодарныхъ,
             Которымъ лучь одинъ отъ солнцевъ лучезарныхъ
             Всесильныя любви къ ихъ Богу не вдохнулъ,
             И сердца ихъ до слезъ вовѣки не тронулъ?
   
                                 СЫНЪ.
   
             Не я несчастный сей, не я, о мой родитель!
             Самъ Богъ свидѣтель мнѣ. Еще Міроправитель
             Въ семъ образъ святомъ извѣстенъ не былъ мнѣ;
             Еще питалъ въ душѣ я чаянья однѣ,
             Что нѣкто съ высоты небесъ о насъ печется;
             Но сердце ужь мое, я чувствовалъ, влечется
             Въ печаляхъ, въ радостяхъ, къ сему Отцу отцевъ.
             Когда безвинно несъ въ младенчествѣ твой гнѣвъ,
             Призвать я не умѣлъ Всесущаго въ поруки;
             Но въ скорби и въ слезахъ трепещущія руки,
             По чувству тайному, на небо простиралъ,
             И къ Богу моему прибѣжища искалъ.
             А въ тѣ златые дни, когда вкушалъ всю сладость
             Прекрасной жизни сей; когда я видѣлъ радость
             Парящихъ на зарѣ къ лучамъ востока птицъ,
             И въ хижинъ родной веселье милыхъ лицъ,
             Собой, природою и счастьемъ изумленный,
             Я громко восклицалъ: о Солнце, жизнь вселенной !
             Ты, даръ его любви, отливъ его лучей,
             Земля цвѣтущая въ улыбкѣ свѣтлыхъ дней!
             Эмальныя поля! подоблачныя горы!
             И ты, потокъ златый! и вы, пернатыхъ хоры!
             И все что въ воздухѣ, на сушѣ, на водахъ,
             Является глазамъ въ божественныхъ чертахъ!
             Вѣщайте твари мнѣ, вамъ можетъ быть извѣстно,
             Гдѣ видѣть, гдѣ найти источникъ тотъ небесной,
             Кѣмъ вы живете всѣ, и кѣмъ я самъ дышу?
             Вѣщайте: да къ Царю творенія спѣшу
             Предъ тронъ Его принесть хвалу благодаренья,
             Да сердце излію въ восторгѣ умиленья !
   
                                 ОТЕЦЪ.
   
             Возлюбимъ, о мой другъ ! мы Бога сердцемъ всѣмъ;
             Мы дѣти, по любви воззванныя Отцемъ
             Изъ тьмы ничтожества на свѣтъ всего творенья.
   
                                 СЫНЪ.
   
             Но, ахъ, родитель мой! проститъ ли Онъ сомнѣнья?
             Одно я возымѣлъ: какъ сей Великій Богъ,
             Столь щедрый, столь благій, предать насъ смерти могъ?
   
                                 ОТЕЦЪ.
   
             Гдѣ слабый умъ падетъ, тамъ жезлъ вручаетъ Вѣра.
             Ищи опоры сей; но, ахъ! бѣги примѣра
             Лжемудрыхъ гордецовъ, которымъ умъ летѣлъ
             Полетомъ дерзостнымъ опаснымъ за предѣлъ
             Начертанный ему премудрою рукою,
             Дерзалъ покровъ вещей похитить самъ собою,
             И таинствамъ на зло отвергнулъ наконецъ,
             Что темно для ума, но ясно для сердецъ.
             А знай, о другъ мой! Знай, что гордыхъ Богъ смиряетъ,
             Смиренныхъ же сердца самъ втайнѣ просвѣщаетъ.
             Такъ! съ духомъ кротости достойный Сынъ небесъ
             На землю Вѣру намъ сладчайшую принесъ,
             И, вѣстникъ Божества, Его повѣдалъ тайну,
             Для Бога важную, для смертныхъ чрезвычайну.
             О сынъ! изъ устъ моихъ съ любовію внемли,
             Что Богъ благовѣстилъ къ народамъ всей земли.
             Низпосланъ съ Вѣрой къ вамъ, рекъ Свышевдохновенный;
             Спокойтесь страждущи, утѣштесь притѣсненніы;
             Возрадуйтесь и вы, о добрыя сердца!
             Подобье на землѣ Всещедраго Творца,
             Возрадуйтеся всѣ! есть въ бѣдствіяхъ Спаситель.
             Вдали, за гробомъ, насъ ждетъ Богъ и утѣшитель.
             Настанетъ славы день, любви и торжества;
             Настанетъ, и съ небесъ предвѣстникъ Божества
             Самъ Ангелъ вострубитъ во всѣ концы вселенной:
             Грядетъ во славѣ Богъ! Онъ къ вѣчности блаженной
             Отвсюду чадъ своихъ возлюбленныхъ зоветъ,
             Да вступятъ и они въ Его безсмертный свѣтъ.
             Перуны сихъ словесъ на гробы мертвыхъ грянутъ;
             Тѣ въ прахъ разсыплются, сіи на свѣтъ возстанутъ
             Во мзду подъятыхъ дѣлъ достойный рокъ приять,
             Тогда, тогда самъ Богъ, любовь и благодать,
             Низыдетъ прежде всѣхъ къ отрадѣ огорченныхъ;
             Другъ съ другомъ съединитъ по смерти разлученныхъ,
             Возрадуетъ сиротъ, вознѣжитъ и дѣтей,
             Ихъ съ лаской приведя на встрѣчу матерей,
             Любящихся сердца и жребій увѣнчаетъ;
             Но кротость съ благостью предъ всѣмъ возвеличаетъ;
             Обиженныхъ судьбой по сердцу возведетъ,
             Униженныхъ людьми всѣхъ выше вознесетъ,
             Прольетъ чистѣйшій свѣтъ ко славѣ угнѣтенныхъ,
             И жертвъ, безвинныхъ жертвъ, въ крови мечемъ сраженныхъ;
             Воззрѣньемъ истребитъ пороки, страсти, зло;
             Явитъ намъ Божество, но вдругъ, сокрывъ чело,
             Во гнѣвѣ изречетъ достойну казнь злодѣю,
             И въ слѣдъ перуномъ...
   
                                 СЫНЪ.
   
                                           Нѣтъ; я смертный, и жалѣю!
             А Богъ, сей кроткій Богъ ужель не пощадитъ,
             Уже ли слабаго съ любовью не проститъ?
             Невольно слезы лью!....
   
                                 ОТЕЦЪ
   
                                           Богъ можетъ все конечно;
             Но счастливъ тотъ, мой Другъ, кто съ вѣрою сердечной,
             И съ памятью однѣхъ предъ Богомъ чистыхъ дѣлъ,
             Свершивъ теченье дней, на крайній ихъ предѣлъ
             Возводитъ ясный взоръ, самъ Бога величаетъ,
             И смертну жизнь въ виду безсмертія скончаетъ.
   
                                 СЫНЪ.
                       (Отроческая молитва. )
   
             О Боже праведный! о Боже всеблагой!
             Къ Тебѣ моленья гласъ возноситъ отрокъ Твой,
             Когда Ты воцаришь въ томъ міръ добродѣтель;
             Для слабыхъ будь равно отецъ и благодѣтель,
             Я зла недѣлаю, злодѣевъ нетерплю;
             Но и за нихъ Тебя, о Боже мой! молю.
             Они мнѣ братія: жалѣть ихъ сердцу сродно.
             Они Тебѣ сыны: да будетъ и угодно
             Тебѣ, о Богъ щедротъ! Тебѣ спасенье ихъ.
             А я, творя обѣтъ святый въ очахъ Твоихъ,
             Любить всегда добро, обѣта не нарушу;
             И отвергаю мысль, чтобъ Богъ, мнѣ давшій душу,
             Тотъ Богъ, который насъ для счастья сотворилъ,
             Всему, всему конецъ у гроба положилъ.
                                                                         Влад. Измайловъ.
   
   (*) Написанный по случаю подобнаго разговора съ 11-лѣтнимъ воспитанникомъ.
   (**) Кометы.

"Вѣстникъ Европы". Часть XLI, No 18, 1808

   
                                 Пѣснь Отечеству,
                       на побѣду надъ французами.
   
             Граждане Россы! палъ сынъ брани, сей надменный,
             Что въ гордости мечтали потрясть столпы вселенны,
             И подпереть главой громады падшихъ царствъ,
                       На васъ полки его стремились;
                       Но вы воззрели и сразились:
                       Смятенъ во прахѣ царь коварствъ.
   
             Давно ли ты, о врагъ народнаго спокойства!
             Изгибомъ скрытыхъ змѣй несяся въ путь геройства,
             Вбѣжалъ въ великій градъ и въ царственный чертогъ;
                       Рукой сокровища хватая,
                       Другою храмы возжигая,
                       Ты самъ себѣ казался богъ.
   
             Но Богъ постигъ тебя, неправый пастырь стада,
             Во гнѣвѣ рекъ: Бѣги изъ царственнаго града,
             Изъ древнихъ стѣнъ и мной благословенныхъ мѣстъ;
                       Да идетъ страхъ передъ тобою,
                       Да двинется народъ мой къ бою,
                       И славой возгремитъ до звѣздъ.
   
             Свершился судъ Его. Злодѣй полсытый кровью
             Стремглавъ пустился въ бѣгъ. А сильный Россъ любовью
             Къ Отечеству, къ Царю, къ священнымъ олтарямъ,
                       Ударилъ въ слѣдъ на сопостата;
                       Съ ударомъ Русскаго булата
                       Богъ силъ и воинствъ грянулъ самъ.
   
             И тотъ, кто возсидѣлъ на западномъ престолѣ,
             Ввергалъ народы въ плѣнъ, царей влачилъ къ неволѣ,
             И съ ними строемъ шелъ похитить нашъ вѣнецъ,
                       Тотъ, съ горстью силъ, въ виду колосса,
                       Стоящаго стѣною Росса,
                       На полѣ ратномъ сталъ бѣглецъ.
   
             Такъ въ мракѣ невзначай, когда орлины клики
             Стихаютъ подъ крыломъ ихъ стражи и владыки,
             Въ гнѣздѣ младыхъ орловъ влетаетъ хищный вранъ;
                       Но гласъ орла къ сынамъ несется;
                       Полкъ орлій вкругъ его сомкентся,
                       И мигомъ хищникъ гнѣздъ попранъ.
   
             A ты, водимый полкъ орловъ рукой Героя,
             Къ побѣдамъ отъ побѣдъ, ко бранямъ отъ покоя!
             И ты, ты, Господомъ возлюбленный народъ!
                       Васъ лавръ безсмертія вѣнчаетъ.
                       Вамъ воля Вышняго вручаетъ
                       И жезлъ судьбы, и смертныхъ родъ.
   
             Ликуй Отечество, и Росскій ЦАРЬ Державный!
             Народъ Твой, вѣрностью къ Царямъ издревле славный,
             Ко трону приступъ злыхъ самъ грудью отразилъ.
                       Удары вражьи были скоры;
                       Но Россъ Твои ускорилъ отпоры.
                       Кто противъ Бога Русскихъ силъ?
   
             Кто впредь дерзнетъ на брань, о Россъ! съ непобѣдимымъ
             Россійскимъ воинствомъ, съ Монархомъ столь любимымъ,
             Когда предъ ними палъ всемочнѣйшій языкъ,
                       Легли во прахѣ Енцелады.
                       Тамъ крѣпкія въ сердцахъ ограды,
                       Гдѣ вѣрою народъ великъ.
   
             Се къ Россамъ въ траурѣ Европа взоры мещетъ
             И молитъ ихъ: да врагъ сильнѣе вострепещетъ,
             Да вдаль путемъ побѣдъ течетъ ихъ ратный строй;
                       Какъ нынѣ своему народу,
                       Да возвратятъ другимъ свободу,
                       Да въ мірѣ воцаритъ покой!
   
             Выжъ; въ брани падшіе Герои! ваши тѣни
             Священны; мы падемъ предъ ними на колѣни.
             Герои въ памяти Отечества живутъ.
                       Вамъ дань приносятъ милліоны,
                       Вамъ, Кульневы, Багратіоны,
                       Тучковъ, Денисьевъ, Багговутъ!
                                                                         Влад. Измайловъ
   
             1812, Декабря 3 дня.
             Ржевъ.
   
                                 Къ портрету сестры П. В.
   
             Какъ словомъ ангела хвалить?
             Наименуй ее -- и полно.
             Но видѣть и ее любить
             Нельзя насытиться довольно.
                                                                         Влад. Измайловъ.

"Вѣстникъ Европы". Часть LXV, No 19 и 20, 1812

   
   
   
   
                       Епитафія безвѣстному.
   
             По мѣрѣ силъ своихъ трудился онъ для счастья
                       Другихъ -- не самаго себя ;
             О свѣтлыхъ дняхъ мечталъ, и плакалъ отъ ненастья ;
                       Молчалъ, терпя ; страдалъ, любя.
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
             Съ любовью къ мудрости, съ наукой сердцевѣдца
                       Былъ рабъ страстей, былъ жертвой сердца,
                       Источникомъ богатствъ игралъ,
                       Наслѣдства злато разсыпалъ
             Въ цвѣтущихъ дняхъ своихъ предъ бѣднымъ сиротою,
             Чтобъ жить остатокъ дней -- съ одной пустой сумою,
                       И къ дополненью наконецъ
                       Такихъ противорѣчій дивныхъ,
             Предъ гробомъ тма людей, и въ спорахъ безпрерывныхъ;
             Одни твердятъ: онъ былъ чувствительный мудрецъ;
                       Другіе говорятъ: обманутый слѣпецъ.
                                                                                   В. И.
   
                                 Експромтъ
                            на заданныя рифмы.
   
                       Для многихъ Муза первый богъ;
             Въ лицѣ ихъ самъ bon-ton стоитъ передъ тобою.
             Ихъ умъ въ игрѣ волосъ, душа въ движенье ногъ;
             Безъ баловъ и пировъ имъ нѣтъ пути къ покою.
                                                                                   В. И.
   
   
                                 СТИХИ,
             написанные отъ одного жениха къ его невѣстѣ.
   
             Пускай Зевесъ со мной сразится,
             Какъ другъ мой на меня глядитъ:
             Симъ взглядомъ только воружится, --
             И бога смертный побѣдииъ.
                                                                                   В. И.
   
   
                       Къ памяти несчастной красавицы, которой
                       мнѣ разсказали исторію на ея гробѣ.
   
             Любовь была твоимъ сердечнымъ преступленьемъ;
                       Въ слезахъ угасла жизнь твоя.
             Кто не проститъ тебя ? Самъ Богъ и судія
             Твой прахъ благословилъ конечно съ умиленьемъ.
             Страдалица любви! въ живыхъ не знавъ тебя,
                       Стою передъ твоей могилой,
                       И всѣхъ несчастныхъ и себя
                       Люблю оплакивать въ тебѣ, по чувству милой.
                                                                                   Вл. Измайловъ.
   
   
                                 Супружняя вѣра.
                                 (Подражаніе Шанфору).
   
             Благочестивый мужъ! сколь вѣрою безмѣрной
             Въ немъ успокоенъ духъ на самый женинъ счетъ!
             Обманутъ такъ въ любви, увѣренъ такъ въ невѣрной!...
             Ахъ! еслибъ Гименеи далъ клятвенный обѣтъ
                       Принесть мнѣ то же ослѣпленье,
                       Тожъ благодатное смиренье;
                       То честью вамъ клянусь,
                       Что завтра, съ радостью, женюсь.
                                                                                   В. И.
   
   
                            Городъ и деревня.
                       (Подражаніе Марціалу.)
   
             Мой другъ! изъ Рима я на вѣки удалился:
                       Ты, сынъ роскошный, изумился ;
             Градскія зданія, великолѣпный Римъ,
             Рысистый бѣгъ коней впряженныхъ въ колесницы,}
                       Всѣ игры пышныя столицы
             Оставить и бѣжать! Но будь судьей моимъ:
             Я въ Римъ скудный кровъ и уголъ небогатый
                       Цѣною злата откупалъ;
                       A въ сельскихъ кущахъ и безъ платы
             Обитель для себя обширную снискалъ
                                                                                   В. И.

"Вѣстникъ Европы", No 21--24, 1812

   
   
                       Епиграмма.
                       Подражанïe.
   
             Любилъ я Кодра съ юныхъ лѣтъ,
             Оказывалъ ему услуги :
             Тогда мы были прямо други.
             Но дней тѣхъ прелести ужь нѣтъ!
             Кодръ видится со мною въ свѣтѣ,
             И самъ на балѣ иль банкетѣ
             Меня ласкаетъ напередъ;
             Подъ часъ и хвалитъ очень живо,
             Какъ жаловаться на него?
             То было бы несправедливо!
             Онъ, къ чести вѣка своего,
             Не благодаренъ такъ учтиво!...--
                                                     В. Из.

"Вѣстникъ Европы", No 1--2, 1813

   
   
             На смерть Елисаветы Васильевны Херасковой.
   
             Давноль стояли мы предъ урною Поэта
                       Съ печальной данью горькихъ слезъ?
             Подруга дней его! любимица Небесъ!
                       И ты сокрылася отъ свѣта!...
   
             Два гроба видимъ предъ собой:
                       Здѣсь Музы сѣтуютъ, тамъ Граціи стенаютъ;
             Любимцевъ въ памяти слезами съединяютъ,
                       Какъ въ жизни, склонностью святой.
   
             И руку черезъ нихъ другъ другу подавали
                       Богини мирныхъ олтарей ;
             Рукой златыхъ искусствъ взаимно ихъ вѣнчали
                       Въ союзъ благодатныхъ дней.
   
             Когда наперсницъ Музъ пѣлъ гимны въ память міру,
                       Предъ громкой славою своей:
             Подруга у него брала златую лиру
                       Сама играть любовь на ней.
   
             Гдѣжь умъ Херасковой, любезность, дарованье?
                       Увы! предъ нами тлѣнь и прахъ!
             Прекрасныхъ дней ея осталось вспоминанье
                       Въ однѣхъ чувствительныхъ душахъ.
                                                                         Владимиръ Измайловъ.

"Вѣстникъ Европы", No 23, 1809

   
             Къ воспитаннику моему Аполлонскому.
                       (Въ день его рожденія.)
   
             О ты, для сердца сынъ любезный,
             Предметъ чувствительныхъ заботъ,
             Воспитанный любовью нѣжной,
             Кому не часъ, не день, не годъ,
             A дней моихъ полтрети полной
             Я въ жертву изъ любви принесъ,
             Чтобъ съ чистой совѣстью, довольной
             Тебя вручить Царю небесъ!
             Сего дня, о мой другъ! свершился
             Кругъ новый счастливѣйшихъ лѣтъ,
             И взоръ мой къ Небу обратился:
             Да въ цвѣтѣ дней ведутъ на свѣтъ
             Тебя законъ и добродѣтель,
             Покрывъ съ небесъ щитомъ своимъ;
             Да буду въ жизни я свидѣтель,
             Какъ ты, подъ кровомъ ихъ святымъ,
             Отцу и другу въ утѣшенье,
             По мѣрѣ добрыхъ дѣлъ любимъ,
             Приносишь ими украшенье
             Себѣ и гражданамъ твоимъ;
             Да будешь Росскій сынъ достойный
             И благодарный сынъ отцу:
             Тогда счастливый и спокойный
             Съ весельемъ духъ предамъ Творцу!....
             Ахъ! жизнь отцова не богата
             Ни радостьми, ни счастьемъ дней;
             Да замѣнится благъ утрата
             Твоей прекрасною зарей!
                                                                         В. И.
   
                       Къ Е. Д. Ш--ой.
             Отъ одной дамы, которой она прислала
                       нарисованный глазъ свой.
   
             Елиза! я твой даръ съ восторгомъ приняла!
             Сей глазъ есть зеркало души твоей прекрасной,
                       Но мнѣ имѣть его опасно!
                       Что ты въ подарокъ принесла
                       Для дружбы нѣжной и счастливой,
             То собственность любви до крайности peвнивой;
             И ты ея добро мнѣ въ руки отдала.
             Ахъ! нѣкогда супругъ и твой любовникъ страстный
             Объявитъ право мнѣ на сей прелестный глазъ
             И право моего сильнѣйше во сто разъ....
             Но нѣтъ, Елиза, нѣтъ, имѣю страхъ напрасный!
             Путь въ сердце загражденъ; a съ нынѣшняго дня
             Сей глазъ напечатлѣнъ на сердцѣ y меня!
                                                                                   В. И.

"Вѣстникъ Европы", NoNo11--12, 1813.

   
   
                       Къ Смоленской красавицѣ.
             (Експромтъ, написанный по ея отъѣздѣ въ часъ утра.)
   
             Гдѣ образъ тотъ прелестный,
             Предъ кѣмъ пылалъ душей?
             Гдѣ, ангелъ ты небесный!
             Бѣжишь, какъ тѣнь зарей,
   
             A я душей летаю
             По счастливымъ слѣдамъ,
             Какъ въ сладкомъ снѣ мечтаю
             Быть съ ними счастливъ самъ.
   
             Ласкаю въ упоеньи
             Лишь тѣнь тебя самой;
             Рисую въ вображеньи
             Всечасно образѣ твой:
   
             Въ кругу ль умовъ ты зрѣлыхъ --
             Любезна остротой,
             Среди ль подругъ веселыхъ --
             Прелестна красотой.
   
             Тамъ рай, гдѣ ты, родится;
             Тамъ жизнь лишь хороша:
             Къ тебѣ, къ тебѣ стремится
             И сердце и душа.
   
             Но ахъ! мой рай утраченъ!...
             Осталось скорбь терпѣть,
             Счастливецъ, кто назначенъ
             Красавицей владѣть!
                                                     В. И.
             23 Ноября 1812.
   
   
                       Къ ней же или къ новой Кориннѣ (*).
   
             Приди, Коринна, ты, и будь мнѣ въ скорби другъ!
             До нынѣ протекалъ пустынной жизни кругъ
             Безъ жалобъ я и слезъ: не въ часъ судьбой рожденный,
             Въ чувствительной душѣ безвинно оскорбленный,
             На сердцѣ ранъ ея кровавый слѣдъ сокрылъ,
             И хладнымъ мудрецомъ на свѣтѣ воззрѣлъ и бури.
             Какъ въ дни туманные ни цвѣта ни лазури
             Не видно въ небесахъ; какъ валъ идетъ безъ силъ
             При вѣтрѣ дремлющемъ: такъ слабо, безнадежна
             Изо дня томно въ день мой вѣкъ перепадалъ*
                       Но я тебя узналъ!...
             О прелесть смертныхъ дней! о тайна страсти нѣжной!
                       Какъ утромъ въ небесахъ заря,
             A на лугахъ цвѣты съ ихъ чистою росою;
                       Такъ блескомъ красоты горя
                       И ясною цвѣтя душою,
                       Предстала ты передъ меня,
             Любимица небесъ; и съ перваго мнѣ дня
             Источникъ пролила надежды, благъ сердечныхъ,
                       Дней счастливыхъ -- казалось -- вѣчныхъ....
                       О! волшебство! ты вдругъ
             И обновила жизнь, и жизнь дала вселенной!
                       Мгновенно воспылалъ мой духъ;
             Летѣлъ я въ новый міръ любовью освященной|
                       Летѣлъ къ тебѣ на небеса,
             Тебя душа моя тамъ съ Богомъ обожала;
             Поющихъ Ангеловъ внималъ я голоса,
             Когда изъ устъ твоихъ рѣчь сладко истекала,
             Нѣтъ! я не на землѣ стоялъ въ мгновенья тѣ,
                       Среди тѣхъ дней блаженныхъ;
             Когда сіяла ты въ безсмертной красотѣ
             Для глазъ моихъ ненасыщенныхъ.
             Тамъ зрѣлъ и вѣчный свѣтъ и райскіе цвѣты,
                       Гдѣ слѣдъ твой изливался;
             Тамъ рядъ безмолвныхъ стѣнъ, сводъ мертвый оживлялся,
                       Гдѣ воздухомъ дышала ты.
             Ты ласкова была -- мнѣ сердце говорило
             О радостяхъ любви. Съ молчаніемъ твоимъ
             Ужь солнце въ небесахъ казалось мнѣ не мило,
             И мнѣ, кто ранѣе мгновеніемъ однимъ
                       Въ блаженствѣ возлепталъ до рая;
             Тобой блаженствуя, тобой въ душѣ страдая,
                       И муку страсти я любилъ.
             Не ты ль сама была любовью дней смятенныхъ?
             Въ мятущейся душѣ тебя я находилъ;
             Въ мятущейся душѣ любви самъ ангелъ жилъ,
             Твой образъ потерять на часъ изъ глазѣ прельщенныхъ
             Ничтожествомъ души и дней казалось мнѣ:
             Имъ счастливъ на яву, имъ счастливъ былъ во снѣ!....
                       Безумецъ! я мечталъ о счастьи!
             Мнѣ въ благѣ на земли отказано давно
             И Небомъ и судьбой, въ любви къ тебѣ равно
             На муку обреченъ... и меркнутъ дни въ ненастьи
             Когда прекрасныхъ дней предъ солнцемъ ожидалъ! --
             Каринна! мнѣ твой взоръ лишь радость указалъ,
             Счастливица! другихъ здѣсь Небо одѣляетъ:
             Но чѣмъ, скажи, тебя ни наградилъ Творецъ?
             Ты полу твоего краса и образецъ!
             Достоинство въ тебѣ природу помрачаетъ;
             Златыхъ искусствъ рука сама тебя вѣнчаетъ;
             Тебѣ талантъ и умъ подносятъ свой вѣнецъ;
                       Тебя, тебя ласкаетъ
                       Безсмертныхъ взоръ и смертныхъ родъ:
             Къ тебѣ съ небесъ летятъ забавы, игры, смѣхи;
             Къ тебѣ и старъ, и младъ течетъ искать утѣхи,
             Какъ жаждущи стада потоки чистыхъ водъ.
             Другихъ ты себя дарами осыпаешь;
                       Въ забавахъ самыхъ удивляешь.
                       Въ иной ты часѣ съ толпой подругъ,
                       Какъ ты младыхъ какъ ты веселыхъ,
             Цѣпь легкую сплетя изъ нѣжныхъ рукъ и бѣлыхъ,
                       Къ игръ ведешь блестящій кругъ;
                       То подданные, ты Царица,
                       Не такъ блеститъ зарница,
                       Не такъ заря въ очахъ горитъ,
             Какъ ты -- о прелесть! -- въ нѣжной краскѣ
                       Цвѣтущихъ розами ланитѣ
                       Перелетаешь рѣзво въ пляскѣ;
                       Сей мигъ вблизи, чрезъ мигъ вдали,
                       Едва касаешься земли.
                       Подъ часѣ другъ общества приятный --
             Плѣняешь всѣхъ умы, всѣхъ трогаешь сердца;
             Отъ скромныхъ словъ твоихъ краснѣется развратный;
             А шутка въ смѣхъ твоя приводитъ мудреца
                       Къ другимъ холоднаго забавамъ.
             А тамъ -- о вѣрная подруга добрымъ нравамъ! --
                       Предъ роемъ влюбливыхъ дѣтей,
             Сихъ вѣтреныхъ жрецовъ любовныхъ олтарей
             И жадныхъ въ дарѣ принять твой взглядъ съ приятнымъ словомъ,
             И дань красамъ принесть подъ тайнымъ ихъ покровомъ --
                       Не терпишь льстивыхъ ты рѣчей,
             Ни смѣлыхъ взоровъ ихъ: въ невинности священна,
             Для чувствъ, какъ божество въ храмѣ, сокровенна.
             Но кто не видѣть могъ достоинства твои?
             Ахъ! я былъ счастливый и -- вѣрный ихъ свидѣтель;
             Хвалилъ красу твою; но вдвое добродѣтель;
             Она въ лицѣ твоемъ есть богъ твоей семьи! --
             О еслибъ могъ сей богъ польстить надеждой сладкой
                       Тобой любимымъ быть!
             И прелести твои любишь ужь не украдкой,
             Но взоромъ ихъ ласкать, и въ душу ихъ ловить!
             О еслибъ могъ сказать я словомъ откровеннымъ
                       Тебѣ святый мой жаръ,
             Чтобъ съ чувствомъ до небесъ любовью восхищеннымъ
                       Принять въ награду сладкій даръ
             Любви -- любви твоей!... Предъ мною жизнь въ картинѣ!
                       Любви и счастья полны дни!
                       О Небо! вижу на долинѣ
                       Кровъ мирный, въ зелени, въ тѣни,
                       Гдѣ мы, другъ съ другомъ, не одни,
             Гдѣ въ сердцѣ посвятилъ олтарь моей богинѣ:
             Веду прекрасную гулять по тѣмъ лугамъ,
             На коихъ я мечталъ съ природой такъ уныло,
                       И въ первый разъ, какъ вновѣ, самъ
                       Любуюся очами милой
                       На виды сельской красоты,
             На луговьій коверъ, на бѣгъ ручья игривый,
             Изъ урны водъ своихъ кропящаго цвѣты,
             И на зеленый храмъ, гдѣ соловей счастливый
             Поетъ въ тѣни любовь. Но ты вѣнецъ всего!
             Но ты дороже мнѣ блажецства моего!
             Тебя, какъ Божій даръ, храню любви подъ кровомъ,
             И сердца твоего спокойство берегу.
             Не оскорблю тебя ни взоромъ я, ни словомъ!
                       Скажи полслова: все могу;
             Чего не принесу я въ жертву, въ угожденье?
                       Все, кромѣ лишь любви моей:
             Нѣтъ въ жизни власть, и все безсильно передъ ней;
             Съ любовью человѣкъ падетъ въ уничтоженье.
                       Но съ ангеломъ сердецъ
             И жертвы всѣ легки, и всѣ напасти милы.
             Какой бы противъ мукъ не принялъ съ неба силы,
             Произнеся въ любви: она моя!.. Творецъ!..
                       Моя!... какой бальсамъ цѣлебный
             Мнѣ въ сердце жизнь ліетъ!... о сладкая мечта!
                       Но ахъ! судьба и жизнь не та
             Готовится... Прости блаженство, сонъ волшебный!
                       И ты прости на вѣкъ,
                       Мой ангелъ, о Коринна!
                       Моей въ душѣ тебя нарекъ;
             Въ часъ казни намъ сладка спасенья мысль едина.
             Прости!.... Произнесемъ мнѣ смертный приговоръ:
                       Тобою не владѣть прекрасной!
             Но милый образъ твой, твоя улыбка, взоръ
             На днѣ моей души, въ водахъ какъ солнце ясно,
             Останутся навѣкъ начертанны сіять.
             Ты мой отрадный лучь. Уже съ небесъ скатилось
             Свѣтило дней златыхъ; но въ сердцѣ не затмилось,
             И не престанетъ мнѣ свой блескъ передавать
             Во тмѣ унынія, тоски и сожалѣнья.
   
                       Средѣ вѣчнаго уединенья
             Ужь буду только дни встрѣчать и проводить,
                       Въ темницѣ свѣта и творенья
             Невольно цѣпи дней влачить;
             Оплакивать тебя, и путь, ведущій къ раю.
             Тебѣ и дней моихъ остатокъ посвящаю;
                       Да слабая безцвѣтная ихъ нить
             Украсится твоимъ мнѣ именемъ любезнымъ!
                       Симъ чувствомъ только нѣжнымъ
             Къ тебѣ, прекрасная, могу еще дышать:
                       Ахъ! съ нимъ, на гробъ склонясь, хочу
                                                               и смерть обнять.
                                                                                   В. И.
   
   *) Нужно ли напоминать кому нибудь, что Греческая Коринна, славная по красотѣ, таланту, жила за 474 года до нашего лѣтосчисленія, во время Пиндара, съ которымъ спорила она въ Поезіи? В. И.

"Вѣстникъ Европы", No 13, 1813

   

Орелъ и Голубка.

Баснь.

             Орелъ, державныхъ сынъ, любуясь небесами
                       И царствомъ молніи и громовъ,
                       Парилъ и жилъ за облаками,
             И только отдыхъ бралъ у ногъ Царя боговъ!
             Но скучилось орлу: кто не скучалъ и славой?
             А скука, говорятъ; подруга суеты,
             Тревожитъ и орловъ за гордой ихъ забавой.
             Въ крушеніяхъ утомясць орелъ нашъ, съ высоты
             Спускается на лугъ. А съ нимъ садится рядомъ
             Голубка бѣлая съ любезной простотой
                       И съ кроткимъ, яснымъ взглядомъ:
             Знакъ вѣрный, что у ней и на сердцѣ покой.
             Прекрасная душа на ласку вызываетъ:
             Орелъ приближась къ ней, охотно разсказалъ,
                       Какъ онъ томился; какъ скучалъ,
             Сей скукѣ вѣрю я, Голубка отвѣчаетъ,
             Но скукубъ можетъ быть разсѣять я могла;
             Угодно ль?-- И зоветъ державнаго орла
             Къ прогулкѣ на поля. Тотчасъ орелъ за нею,
             Она ведешъ его излучистой стезею
             По доламъ и лугамъ, вдоль мирныхъ береговъ,
                       Прикрытыхъ кущами долины;
                       Подъ сводъ темнѣющихъ лѣсовъ;
                       Изъ тѣни въ свѣтъ, съ холмовъ въ равнины,
                       И снова подъ зеленый кровъ,
                       Гдѣ эхо томно разносило
                       И шопотъ травъ и плескъ ручья,
                       Вдали наперерывъ твердило
                       Возторгъ щастливца соловья.
             Но только ли? Ахъ нѣтъ, и какъ Голубка мило
                       Умѣетъ другу угождать,
             Въ глазахъ и нравъ его и мысли всѣ читать!
             Орелъ нашъ внѣ себя -- и наверху блаженства
                       Голубкѣ хочетъ описать
             Ту жизнь, какъ даръ любви, какъ прелесть совершенства;
                       Но... только могъ въ слезахъ сказать:
             Что царство въ небесахъ, о милая подруга?
             Нѣтъ выше щастія имѣть по сердцу друга!

-----

   [Измайлов В.В.] Орел и голубка: Баснь ("Орел, державных сын, любуясь небесами...") // Вестн. Европы. -- 1814. -- Ч.73, N 1. -- С.29-30.
   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru