Ядринцев Николай Михайлович
Наброски Сибирского поэта

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:


   

НАБРОСКИ СИБИРСКАГО ПОЭТА.

(Фельетонъ).

   Нечего и говорить, что всѣ мы, поэты, уже по одной обязанности своей профессіи, привыкли то-и-дѣло обрѣтаться въ восторженномъ состояніи. На этотъ разъ, однако, и вы, мой прозаическій земля къ-читатель, принуждены будете раздѣлить со мной подобное же состояніе, ибо на общей нашей родинѣ я случайно открылъ такую блаженную территорію (близъ Лукоморья, въ мѣстахъ, гдѣ странствовалъ Ермакъ), что я рѣшаюсь назвать ее не иначе, какъ... навозимимъ раемъ. Мнѣ пишутъ о ней изъ Сибири:
   
   Тамъ, далеко, при сліяніи
   Двухъ большихъ сибирскихъ рѣкъ,
   Есть, молъ, городъ... что въ названіи?...
   Просто городъ... (имя-рекъ).
   
   Такъ вотъ въ такомъ-то таинственномъ городѣ, съ подвластной ему, разумѣется, широко раскинувшейся территоріей, -- вотъ гдѣ именно и обрѣтается то сибирское чиновное благополучіе, о которомъ помянуто выше. Вы слушайте, сообразите, удостовѣрьтесь -- и... возликуйте.
   Тамъ, на этой благословенной территоріи, вотъ уже четыре года подвизается нѣкій губернскій Юпитеръ, навезшій съ собою массу любимцевъ и раздавшій имъ мѣста. Мѣста все это теплыя, испразницкія, хотя и въ холодной Сибири. Въ корреспонденціяхъ все чащей чаще доносятся самыя диковинныя сообщенія изъ этого эдема. Мѣста сдаются, говорятъ, чуть не съ аукціона. Затѣмъ, помѣстившійся на мѣстѣ, чувствуя себя вполнѣ гарантированнымъ, начинаетъ дѣйствовать вполнѣ безцеремонно. Обыкновенно, обкладываютъ каждую волость и писаря оброкомъ р. въ 200, и такъ накопляю гея тысячи. Всѣ эти господа, несмотря на несущіяся жалобы изъ округовъ, пользуются, однако, постоянно милостями и наградами. Такихъ патріархальныхъ порядковъ давно уже не видѣла губернія близъ Лукоморья. Говорятъ. было время, когда здѣсь сидѣла гроза взяточниковъ, и даже намять объ этомъ начальникѣ звучитъ еще на Лукоморьѣ. Нынѣ, наоборотъ, поощряется то, что прежде наказывалось. И кто только теперь въ этой трясинѣ не пользуется милостями! Не говоря уже о ближайшихъ совѣтникахъ, поощрены и секретари, и столоначальники -- всѣ дѣлятся благами. Мало того, недремлющее око помпадура отличаетъ усердіе даже и такихъ лицъ, которыя представляютъ изъ себя какъ бы постороннія приспособленія къ этой, очевидно, хорошо собранной машинѣ. Таковы, напримѣръ, трое городскихъ головъ, два врача и, наконецъ, архитекторъ. Значитъ, во всякомъ случаѣ, все это люди достойные. ибо удостоились... Окажите же теперь по чистой совѣсти: ну, не правъ ли я?-- не рай ли это навозный? Неужели вы не ликуете, читатель? Если такъ, то знайте впередъ, что вамъ никогда не познать сладости истиннаго восторга, и нѣтъ у васъ, стало быть, ни на волосъ поэтической жилки! Но, быть можетъ, до васъ стороной дошли темные слухи, что помянутый помпадуръ руководится на практикѣ извѣстной пословицей: "рука руку моетъ"; что одинъ изъ помянутыхъ городскихъ головъ, награжденный медалью, не прослужилъ и года въ своей должности; чти мѣстные исправники торчатъ больше въ городѣ, при самомъ помпадурѣ, чѣмъ на своихъ мѣстахъ; что тамъ, въ этомъ благословенномъ городѣ, лечатъ младенцевъ морфіемъ отъ лихорадки и принимаютъ переломъ ноги за ревматизмъ; что, наконецъ, тамъ же, на этой благополучной территоріи, падаютъ иногда потолки у непрочно, будто бы, построенныхъ зданій... да и мало ли еще какіе могли дойти до насъ слухи. Въ такомъ случаѣ, не, вѣрьте имъ, пожалуйста: помните, что ученые постарались и на солнцѣ отыскать пятна, а злые, завистливые языки всегда готовы изъ бѣлаго сдѣлать черное, даже съ траурными каемками. Что касается меня, то я, открывъ сей навозный рай и будучи поклонникомъ Шиллера, могъ только восторженно и, вмѣстѣ съ тѣмъ, безнадежно воскликнуть:
   
   Kennst du das Land, wo die Citronen blühen?
   
   "Безнадежно" -- говорю, ибо злодѣй корреспондентъ, позакомившій меня извѣстіемъ о названной территоріи, увы! не сообщилъ мнѣ ея точнаго адреса. Поэтому я рѣшился вотъ на что:
   
   Совершу я подвигъ трудный --
   Я добьюсь-таки въ свой вѣкъ,
   Какъ зовутъ сей городъ чудный,
   Чудный городъ (имя-рекъ)?
   
   Брошу стихъ, литературу,
   Лишь бы въ сей попасть мнѣ рай, --
   И взмолюсь я помпадуру:
   -- "Дай мнѣ должность! должность дай!
   
   Я не жажду блеску секта.
   Говоръ чуждъ моей груди;
   Ты исправникомъ поэта
   Въ захолустьѣ посади!"
   
   А какъ вы думаете, приметъ ли онъ меня на службу? Съ гордостью полагаю, что приметъ, ибо при своемъ навозномъ благополучіи не можетъ убояться встрѣтить въ моемъ лицѣ непрошеннаго обличителя...
   А вотъ въ захудаломъ г. Якутскѣ, такъ тамъ, надо полагать, далеко не все благополучно. Я вывожу это смѣлое заключеніе изъ слѣдующаго траги-курьезнаго факта, сообщаемаго якутскимъ корреспондентомъ въ газету "Сибирь":
   "У насъ теперь идетъ большая облава на корреспондента "Сиб. Газеты". Достанется же ему, буде несчастнаго отыщутъ!"
   Повѣрите ли?-- у меня просто духъ замеръ, что называется. когда попались мнѣ на глаза эти зловѣщія, ужасныя строки. Вѣдь шутка сказать -- облава! Кабанъ онъ или волкъ, что ли? Неужели же, подумалъ я съ невольнымъ содроганіемъ въ собственномъ животѣ, -- нападутъ, наконецъ, обыватели на слѣдъ этой жертвы, да такъ-таки кишки ей и выпустятъ?! У меня, послѣ этого, даже аппетитъ пропалъ на цѣлыя сутки; всю ночь въ головѣ моей хаотически слагались и перепутывались какіе-то безпорядочные звуки и созвучія, лишь передъ самымъ разсвѣтомъ получившіе уже, до нѣкоторой степени, приличный рифмованный обликъ. Я босикомъ соскочилъ съ постели и отчаянно продекламировалъ:
   
   Рога трубятъ. Идетъ облава...
   Вездѣ разставлены посты;
   Народъ смиреннѣйшаго нрава --
   Бѣгутъ на лыжахъ якуты.
   
   -- Ату его! кричитъ фискальство,
   Завидя жертвы блѣдный ликъ;
   Но инородцы -- вотъ канальство!--
   Какъ на смѣхъ, стали всѣ въ тупикъ.
   
   Они сперва предполагали,
   Что ловятъ звѣря,-- а теперь,
   Какъ чадо прессы увидали: --
   Смѣкнули разомъ: нѣтъ, не звѣрь!
   
   Дикарь упрямъ; ничье нахальство
   Не сломитъ смыслъ его простой...
   И обозленное фискальство
   Ушло пристыженно домой.
   
   Теперь перенесемся въ другое благодушное мѣсто, или въ одинъ, тоже не совсѣмъ благополучный уголокъ, именуемый селомъ Медвѣдевскимъ, Барнаульскаго округа. А побывать тамъ слѣдуетъ, хотя бы только потому, что насъ даже и приглашаютъ туда... во имя печати. Дѣло въ томъ, что въ этомъ селѣ Неудержимо свирѣпствуетъ нѣкій священникъ Т--овъ. Вотъ какъ выражается о немъ мѣстный корреспондентъ "Сибирской Газеты" (охъ, ужъ мнѣ эти корреспонденты! куда ихъ только нелегкая не заносить!):
   "Солоно достается здѣшнему населенію отъ нашего "батюшки", продѣлки котораго не мѣшало бы когда нибудь вывести наружу".
   Разсказавъ далѣе, какъ этотъ, неприлично-ругающійся между прочимъ, "батюшка" поссорился съ церковнымъ коморникомъ изъ-за выѣденнаго яйца и, будучи самъ кругомъ виноватъ во всемъ, его же посадилъ самоуправно въ каталажку,-- корреспондентъ продолжаетъ:
   "Такимъ образомъ, нынѣ обязанность волостныхъ старшинъ, при содѣйствіи современныхъ "батюшекъ", принимающихъ на себя столь охотно полицейскія обязанности, много облегчена".
   Замѣчаніе совершенно справедливое. Все, въ своемъ родѣ, Булюбаши, Булюбаши и Булюбаши... о, какъ ихъ много развелось теперь у насъ! Но послѣдуемъ далѣе, ибо это только еще цвѣточки, а ягодки впереди:
   "Пользуясь покровительствомъ, священникъ Т--овъ постоянно подкапывается подъ свою братію, въ случаѣ если не находитъ со стороны ея поддержки для своихъ продѣлокъ. Стоитъ только такому человѣку заслужить нерасположеніе "батюшки", какъ на него посыплются непріятности, дерзкія выходки и всесильные доносы. Такъ, недавно, по злобѣ на помощника своего, священника Г--нтова, Т--овъ добился того, что послѣднему воспрещено служеніе. Г--нтонъ, обремененный большой семьей изъ шести малолѣтнихъ дѣтей, самого себя и беременной жены, лишился насущнаго пропитанія. Всѣ обиженныя Т--овымъ лица, на свои жалобы о притѣсненіяхъ, обирательствѣ и противузаконныхъ поступкахъ, не получаютъ удовлетворенія, а потому остался одинъ выходъ--прибѣгнуть къ печати и тѣмъ обратить вниманіе общества и начальства на этого человѣка, который свои личные интересы преслѣдуетъ на счетъ мірскихъ ужъ очень безцеремонно. Эти личные интересы преслѣдуются на счетъ живыхъ и мертвыхъ, взиманіемъ за требы баснословныхъ суммъ. Такъ, за отпѣваніе Т--овъ беретъ быка или лошадь, по собственному выбору, а за вѣнчаніе браковъ и выдачу метрическихъ свѣдѣній, безразлично, взимаетъ отъ 50 до 100 р., пользуясь въ то же время и ругой отъ прихожанъ".
   Любопытно знать, не тотъ ли это г-нъ Т--овъ, который недавно отличался въ Барнаулѣ, и котораго просили устранить прихожане,-- тотъ именно Т--овъ, который отличался кляузами, надоѣлъ начальству, былъ виновникомъ смерти учителя духовнаго училища и, наконецъ, претендовалъ на мѣсто попечительницы? Если что онъ же самый (не посчастливилось ли Барнаульскому округу, однако, имѣть двухъ Т--овыхъ?), то является вопросъ, за что па несчастное село обрушилось это перемѣщеніе, и насколько жители его въ силахъ будутъ защитить себя отъ лица, которое и въ городѣ причиняло немало хлопотъ?
   Впрочемъ, я не мастеръ говорить прозой:
   
   Пастырь, паству обирающій,
   Пастырь, санъ свой унижающій
             Неприличной руготней;
   Доносящій, брата губящій,
   Больше храма деньги любящій,
             Грѣхъ-то, батюшка, какой?
   
   Кулаку подобясь тертому,
   И живому вы, и мертвому
             Лишь сказались тяготой:
   За быка вы отпѣваете,
   За сто рубликовъ вѣнчаете,--
             Грѣхъ-то, батюшка, какой!
   
   О, покайтесь, чтобъ пылающій
   Огнь геенны, васъ карающій
             За грѣхи стези земной,
   Не пожралъ и васъ бы въ частности!
   А пока внимайте гласности:
             Грѣхъ-то, батюшка, какой!
   
   Однако, будемъ вѣрить, что и въ Сибири подобные батюшки составляютъ исключеніе.
   По правдѣ сказать, не везетъ нашимъ захолустьямъ. Иногда, ихъ обыватели даже и вѣрной фотографіи не могутъ съ себя снять. Вотъ какъ забавно жалуется на это другой якутскій корреспондентъ въ No 31 газеты "Сибирь":
   "Снимешься, взглянешь на свой портретъ,-- говоритъ онъ о двухъ мѣстныхъ фотографическихъ заведеніяхъ,-- и увидишь себя или бѣлымъ безъ оттѣнковъ, или же такимъ чернымъ, какъ будто, предъ позированіемъ, весь вымазался голландской сажей. О сходствѣ и говорить нечего,-- иной разъ выходитъ такая фотографія, что, безъ подписи, трудно сказать, Ѳома или Ерема вышелъ на карточкѣ. Но вотъ, осенью прошлаго года прибылъ сюда фотографъ, недавно оставившій лучшія и извѣстныя въ Европѣ мастерскія; онъ же спеціалистъ-ретушеръ. Мы, жители Якутска, уже видѣли новыя работы, восхищались и радовались, что, наконецъ, насъ не будутъ уродовать наши фотографы-самоучки... Но, увы! недолго намъ пришлось пользоваться находкой, потому что новому фотографу не дозволено работать при здѣшнихъ фотографіяхъ".
   Вотъ вамъ и наука впередъ, гг. жители Якутска: не радуйтесь слишкомъ преждевременно. Бѣдный Якутскъ!
   
   Я готовъ бы посмѣяться,
   Что въ Якутскѣ кавалеръ
   Лишь уродомъ можетъ сняться...
   Для невѣсты, напримѣръ.
   
   Посмѣялся бы я даже
   И надъ барышней -- что тамъ
   Суждено ей словно въ сажѣ
   Представляться... женихамъ.
   
   Но размѣръ грозы раскатовъ
   Можетъ хохотъ мой принять --
   Что Европѣ азіятовъ
   "Не дозволено" снимать!
   
   Однако, довольно.

Сибирскій поэтъ.

"Восточное Обозрѣніе", No 26, 1882

   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru