Ядринцев Николай Михайлович
Сибирские идиллии

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Гамадрил.

   

СИБИРСКІЯ ИДИЛЛIИ.

(ФЕЛЬЕТОНЪ).

I.
ГАМАДРИЛЪ.

   Кто не видалъ заѣзжихъ quasi-цивилизаторовъ на востокѣ, сихъ любителей прогонныхъ денегъ и любимцевъ счастія?
   Мое знакомство съ этимъ типомъ было оригинально:-- въ первый разъ оно совершилось на станціи.
   Была страшная распутица. Гололедица не давала проѣзду, экипажи ломались, лошади падали, по рѣкамъ шла шуга. Могучая сибирская природа положила вездѣ преграды. До пятнадцати почтъ было задержано рѣками;-- проскачетъ нѣсколько троекъ и снова станутъ. Проѣзжающіе скоплялись на станціяхъ десятками, сидѣли, ждали и, тронувшись при первой возможности далѣе, снова гдѣ-нибудь садились гуртомъ ждать "у моря погоды". На одной изъ такихъ станцій собралась компанія проѣзжающихъ -- купцы, чиновники по казенной и неказенной надобностямъ казачій офицеръ, священникъ, вдова съ семерыми дѣтьми. Они сидѣли и терпѣливо ждали оказіи и возвратныхъ съ почтой лошадей. Тихо бесѣдовали проѣзжающіе, покоряясь своей участи; опытный станціонный смотритель, старичекъ, лаконически, молча показывалъ почтовую книгу съ разгономъ лошадей и уходилъ. Вдругъ въ комнату влетѣлъ новый проѣзжающій, видный, здоровенный, грудь колесомъ, въ форменной фуражкѣ и плащѣ. Презрительно окинувъ компанію, онъ сбросилъ плащъ на вдовьи узлы и потребовалъ смотрителя.-- Лошадей! грозно сказалъ онъ и сунулъ подорожную. Смотритель посмотрѣлъ и подалъ книгу.-- Лошади въ разгонѣ, не угодно ли убѣдиться?-- Вздоръ, я по курьерской!-- Никакъ нѣтъ, замѣтилъ смотритель.-- Я ѣхалъ но курьерской отъ Петербурга, по особому повѣленію, понимаешь! Пошелъ! Чтобы лошади были сейчасъ! Иначе я тебя... Смотритель былъ сѣдой старикъ, проѣзжій -- молокососъ; старикъ сдержался и тихо сказалъ: у васъ, ваше и -- діе, обыкновенная подорожная.
   -- Что! я тебя проучу. Жалобную книгу! Книгу! поворачивайся, скот...
   Сцена была возмутительная. Старикъ дрожащими руками подалъ книгу. Долго писалъ взбѣшенный цивилизаторъ; онъ писалъ, что его везли 8 часовъ станцію, что станціонный ему нагрубилъ, и былъ пьянъ... Когда онъ началъ читать свою жалобу вслухъ, всѣ возмутились написанной ложью, но никто не смѣлъ возражать, ибо проѣзжій громилъ и ругался.-- "Здѣсь въ Сибири не знаюсь нашего брата, я имъ покажу, здѣсь чортъ знаетъ что! Мосты развалились, перевозы держатъ какіе то кулаки, на станціяхъ нѣтъ лошадей, Нѣтъ, эту Сибирь надо проучить.-- Подтянуть!"
   Лошадей однако не могли родить этому франту. И онъ долго ругался и угрожалъ подтянуть. Между бранью онъ разсказалъ здѣсь цѣлой компаніи, какъ онъ служилъ въ Западномъ краѣ, гдѣ билъ ляховъ и жидовъ; былъ въ Малороссіи и трепалъ чупы хохламъ; разсказалъ, какъ билъ морды на Кавказѣ, за Кавказомъ и т. д. Все это повѣствовалъ онъ съ величайшимъ самодовольствомъ. Теперь онъ вызывался въ Восточную Сибирь однимъ важнымъ лицомъ.
   Для насъ осталось тайной, куда спѣшилъ и но какому неотложному дѣлу этотъ герой, хотя онъ подъ конецъ заявилъ, что ему нужно два чина и за этимъ его послала родня. Два чина, благодаря протекціи, онъ ожидалъ получить въ годъ. Оставшись ночевать, онъ раскупорилъ бутылку рому и цѣлую ночь не давалъ никому спать, приставалъ къ купцу, позволялъ себѣ въ отношеніи послѣдняго грубыя шутки, дергалъ его за бороду, насмѣхался надъ семействомъ вдовы, словомъ надоѣлъ всѣмъ до послѣдней степени. На утро, когда пришла измученная тройка лошадей и поочереди предстояло ѣхать старому казачьему сотнику изъ Забайкалья, онъ охотно уступилъ лошадей "Любимцу счастія" по просьбѣ всѣхъ проѣзжающихъ, чтобы только избавиться близости такого цивилизатора. Проѣзжая за нимъ, мы узнали, что проѣздъ его былъ вездѣ молніеносенъ; гдѣ-то на перевозѣ онъ расчесалъ татаръ, набилъ морды ямщикамъ, стащилъ гдѣ-то съ постели больнаго старика станціоннаго смотрителя, не смотря на то, что сынъ старика исправлялъ его должность, оскорбилъ гдѣ-то 12-лѣтнюю дѣвушку, дочь станціоннаго смотрителя, дерзкимъ предложеніемъ, словомъ ознаменовалъ себя, какъ цивилизаторъ
   Я увидѣлъ его уже въ губернскомъ городѣ дѣлающимъ визиты, звенящимъ каблуками и откалывающимъ французскія фразы.
   -- Кто это такой? спросилъ я.
   -- Это новый "гамадрилъ", сказали мнѣ. Онъ выдаетъ себя за племянника N.
   -- Развѣ это правда?
   -- Кто его знаетъ, можетъ быть и правда, спрашивать не пойдешь.
   -- "Гамадрилъ" -- что же это за птица? спросилъ я.
   -- О, это счастливцы на сибирской почвѣ,-- милые шалуны подъ особой протекціей, имъ все спускается, все дозволяется.
   -- Что же "гамадрилъ" -- это должность, что-ли?
   -- Да, должность танцевать, кутить, бить буфетчиковъ, дѣлать скандалы, не платить долговъ и получать чины. Имъ везетъ...
   -- Однако...
   -- Поживете -- узнаете!
   Дѣйствительно, пріѣзжему везло. Я видѣлъ, какъ онъ, не имѣя пока никакого положенія, уже леталъ на парѣ лошадей, запряженныхъ на отлетъ.
   -- И имѣетъ онъ состояніе?
   -- Никакого.
   -- Гдѣ же средства?
   -- Говоритъ -- племянникъ, а для племянника найдется и кредитъ.
   Однако!..
   Я видѣлъ затѣмъ его принятымъ въ блестящихъ салонахъ города; у милліонеровъ, на балахъ онъ былъ всегда первый, въ петербургскомъ Сюртукѣ, въ безукоризненныхъ перчаткахъ. Никто бойчѣе его не носился въ вальсѣ, никто лучше его не полькировалъ и не откалывалъ мазурки.
   Изучая впослѣдствіи типы цивилизаторовъ на Востокѣ, я всегда поражался ихъ бойкостью, нахрапомъ и необыкновенной увѣренностью своего господства. Я видѣлъ множество типовъ этой породы, любопытныхъ особей, умныхъ и глупыхъ, талантливыхъ и бездарныхъ, людей, которымъ дѣйствительно дано было предписаніе "цивилизовать", и цивилизаторовъ просто безъ предписанія, такъ называемыхъ, червонныхъ валетовъ, которымъ данъ былъ лишь волчій паспортъ, между тѣмъ какъ мѣстнымъ властямъ прислано приказаніе посадить ихъ куда слѣдуетъ, но и тѣ не только не садились "куда слѣдуетъ", а внезапно превращались въ Сибири въ "ревизоровъ", хотя и фальшивыхъ, самовольно присвоившихъ себѣ это званіе и собиравшихъ свою лепту въ качествѣ цивилизаторовъ по разнымъ глухимъ волостямъ до тѣхъ поръ, пока цивилизаторы (съ предоставленными правами), возмущенные конкурренціей, не сажали соперниковъ подъ тюремный замокъ. Всѣ они, однако, отличались сознаніемъ своего превосходства передъ сибирякомъ но праву рожденія (droit de naissance) въ провинціяхъ цивилизованныхъ и по убѣжденію въ своемъ правѣ цивилизаціи.
   Самая цивилизація на окраинахъ понимается посвоему. Одинъ "фельтекультетный человѣкъ" изъ ссыльныхъ, содержавшійся въ одномъ замкѣ за конокрадство, просто означалъ цивилизацію выраженіемъ "панкротить" сибиряка.-- Помилуйте, сударь, выражался этотъ великороссійскій культиваторъ, какъ же мнѣ не "панкротить" дурака-сибиряка, когда онъ настоящей кредитной бумажки отъ крашенной обертки отличить не можетъ! Ихъ надо учить!прибавлялъ онъ.-- Цивилизація "фельтекультетнаго человѣка" состояла, однако, просто въ томъ, чтобы цапнуть, что плохо лежитъ, надуть крашенной бумажкой и т. д. По другіе понимали это дѣло шире. Настоящему цивилизатору нужно было развивать цѣлую теорію, а Бойцову (см. очеркъ Орфанова) доказывать необходимость поднятія промышленности. Часто имъ приходится даже ссылаться на политическую экономію и говорить о пользѣ вывоза сырья, о выгодѣ мѣны лошади на палку и палки на воробья, не считая теоріи банковаго учета въ смыслѣ займа безъ отдачи. Но для такой цивилизаціи и "панкротства" все-таки нужно искусство и шулерская ловкость -- заговорить зубы и разставить сѣти, даже расположить къ себѣ.
   -- Нѣтъ, вѣдь, положимъ, онъ у меня со стола золотые часы хапнулъ, но души общества умѣлъ къ себѣ расположить, скажутъ обанкроченные.
   Но меня всегда поражалъ типъ плотояднаго, который ни нравъ на цивилизацію, ни ума, ни даже простой привлекательности не имѣлъ, а обладалъ только жаднымъ ртомъ и непомѣрнымъ аппетитомъ. Что, кажется, могло быть за такимъ человѣкомъ? А между тѣмъ онъ дѣлалъ успѣхи и замѣчательные успѣхи въ нашемъ обществѣ. Свою наживу онъ сопровождалъ удивительнымъ цинизмомъ и насмѣшкою надъ обиженнымъ; поступалъ онъ нахально, популярности не искалъ, онъ даже щеголялъ дерзостью и безстыдствомъ, и все сходило ему.
   Служебная его дѣятельность заключалась въ томъ, что онъ являлся прямо къ начальникамъ частей безъ всякой дисциплины въ гостинную, а иногда и далѣе, и очаровывалъ командиршъ. Онъ тратилъ фуражныя деньги и не отдавалъ никому отчета. Выдавая себя за племянника, онъ имѣлъ дерзость одному начальнику сказать:-- а вотъ погодите, я скажу дядѣ, такъ вы и сами слетите съ мѣста.
   Свои претензіи онъ заявлялъ открыто.
   -- Позвольте мнѣ на Амуръ, я желаю отъ интендантства хлѣбъ закупить дли войскъ...
   -- По, кажется, вы не имѣете основанія этого просить, вы... замѣчаетъ изумленный старичекъ.
   -- Отчего же N имѣетъ основаніе и получаетъ съ этихъ закупокъ 15,000 руб, въ годъ?-- я тоже хочу жить и кутить. Что онъ зять, такъ что же изъ этого? я тоже племянникъ...
   Предъ этой цинической откровенностью какой либо изъ управляющихъ частей не находилъ даже словъ;-- такъ это озадачивало.
   -- Ну, ужъ гусь! думалъ онъ, кое-какъ спроваживая кандидата на продовольствіе арміи.
   Жилось такому джентельмену довольно весело и беззаботно.
   Катался и кормился онъ даромъ.
   Онъ бралъ у извозчиковъ въ кредитъ лошадей, гонялъ на отлетъ цѣлые дни, никогда не расплачиваясь. Въ гостинницахъ также жилъ даромъ, переѣзжая изъ одной въ другую, въ буфетахъ приказывалъ записывать все въ книжку, и если чѣмъ платилъ, то только битьемъ лакеевъ и посуды. Во всѣхъ винныхъ погребкахъ лежали длинные счеты забранныхъ первосортныхъ винъ, счеты были засижены мухами и давно уже не посылались, ибо даже терпѣливые и настойчивые приказчики "отходили" ноги. Мѣстное общество онъ презиралъ и не уважалъ, отзываясь о немъ презрительно.-- "Эти сибиряки-мужланы, они менѣе приличны, чѣмъ татары у Донона!" -- такъ говорилъ онъ и тѣмъ не менѣе посѣщалъ этихъ мужлановъ, занималъ у нихъ деньги подъ свое мнимое помѣстье, игралъ съ ними по большой въ стуколку и въ генеральскій, получая при выигрышѣ и оставляя за собой при проигрышѣ до слѣдующаго раза. Онъ съ жадностью жралъ на обѣдахъ блюда, которыя бранилъ и критиковалъ, какъ и опорожнивалъ бутылки поддѣльнаго, по его компетентному мнѣнію, вина.
   -- Давайте-ка присланные омары, или откупорите-ка новый Іоганнисбергеръ! безцеремонно обращался онъ къ хлѣбосолу старику Б--конскому. Винные погреба онъ считалъ также, какъ и все въ этой странѣ, своею собственностью.
   Своей средой онъ считалъ только нѣсколько такихъ же заѣзжихъ недорослей, въ числѣ коихъ были недоучившіеся кадеты и выгнанные лицеисты,-- зятьки и племянники разныхъ фамилій; онъ посѣщалъ съ ними трактиры и говорилъ имъ "mon bon", показывая окружающимъ свою короткость съ ними. Чтобы доказать свой высшій тонъ и выдѣлить себя изъ мѣстной среды, онъ производилъ иногда обдуманно скандалы и неприличія въ тѣхъ патріархальныхъ семействахъ, гдѣ ему не вѣрили или гдѣ онъ не ожидалъ занять денегъ. Иногда въ купеческую семью онъ являлся непрошенный на вечеръ, а иногда въ 5 ч. утра спьяна ѣхалъ съ визитомъ и будилъ весь домъ; являлся прямо съ купанья въ халатѣ. Продѣлывалъ онъ это тамъ, гдѣ онъ разсчитывалъ остаться безнаказаннымъ, тѣшась преимущественно надъ беззащитными, мирными и добрыми обывателями. Въ городѣ съ публикою онъ позволялъ себѣ все: топтать верховою лошадью гуляющихъ, травить собаками, говорить проходящимъ дѣвушкамъ и женщинамъ вольности, за которыя бьютъ; наконецъ, въ доказательство своего аристократическаго образованія и высоты понятій, лѣтомъ они устроивали съ товарищами прогулки въ женскія купальни, и когда послѣ совершеннаго скандала ихъ хотѣли задержать, то они отправляли самого хозяина купальни въ полицію къ своему другу полиціймейстеру, а сами торжествовали и хохотали.
   Таковъ былъ этотъ типъ героя окраинь.
   Ни всего памятнѣе и чувствительнѣе былъ для меня одинъ его подвигъ, которому я былъ невольнымъ свидѣтелемъ. Я былъ знакомъ съ однимъ скромнымъ купеческимъ семействомъ въ Ушаковскѣ, состоявшимъ изъ матери-купчихи и дочери-институтки. Старушка была тихая, добрая, она кормила меня часто пряжениками (ахъ, какіе это были пряженики!). Единственною ея заботою была дочь.
   -- Пріѣзжайте, пожайлуйста, на вечеръ къ Хининовымъ. Сегодня Лидиньку я вывезу на балъ, сказала старушка. Все же вы посмотрите, такъ ли она будетъ вести себя.
   Лидія Михайловна была еще дѣвочка, ей едва исполнилось 16 лѣтъ, она смотрѣла прелестнымъ, нѣжнымъ растеніемъ; точно сотканная изъ нервовъ, стройненькая, деликатная структура ея похожа была на молодой тростникъ, одушевленные глаза ея были полны тихой ласки и напоминали нѣжный цвѣтъ весенняго неба; вздернутый носикъ придавалъ смѣлость и нѣкоторый вызовъ личику, мягкіе локоны ея были роскошны. Все обѣщало изъ нея красавицу-женщину. Голосокъ ея становился повелительнымъ, она ужо умѣла шалить и распоряжаться толпой поклонниковъ изъ гимназистовъ, на губахъ ея появилась коварная улыбочка не то ребенка, не то кокетки-женщины. щеки часто горѣли, глаза становились томны и грудь тихо поднималась. Наступала пора жизни.
   Такою я ее, увидѣлъ въ первый выѣздъ на балъ. Что то ждетъ этаго ребенка, жаждущаго жизни, подумалъ я, когда, она кружилась въ вальсахъ и полькахъ. Бальное платье такъ шло къ ней, атласные башмачки смотрѣли такъ граціозно на маленькихъ поискахъ. Она дала волю гордой натурѣ, какъ пловецъ, чувствуя, что она повелѣваетъ стихіей, и явилась съ разу царицей бала. Ее перебивали франты во фракахъ и эксельбантахъ, такъ что бѣдные поклонники -- гимназисты, которымъ она кидала маленькія незабудки, почувствовали, что они отошли на второй планъ.
   Въ углу залы я увидѣлъ старушку, съ напряженнымъ вниманіемъ смотрѣвшую какъ-то благоговѣйно и набожно въ конецъ залы, гдѣ мелькало бѣлое платье, постоянно заволакиваемое толпой молодежи. Глаза наши встрѣтились.
   -- Лидинька-то! Лидиныса-то! говорилъ взглядъ старушки.
   Вдругъ среди толпы гостей я увидѣлъ "гамадрила"; онъ гордо прошелъ чрезъ стѣну поклонниковъ Лидинькиной красоты, улыбка, смѣшанная съ гордымъ вызовомъ, мелькнула на его мужественномъ, воинственномъ лицѣ, онъ взялъ ее за гибкую талію и они скрылисъ въ вихрѣ вальса... Лидинька въ этотъ вечеръ танцовала до безумія.
   Я видѣлъ, какъ возбуждающій наркозъ бала дѣйствовалъ на ея нервную натуру; звукъ музыки, опьяняющій запахъ духовъ, цвѣты -- все это вмѣстѣ съ вихремъ танцевъ кружило ей голову; душистые, щекочущіе локоны били ее по пылающему личику и она, полная истомы, опускалась съ руки кавалера на мягкое кресло полутемной гостиной.
   -- Приходите къ намъ, есть дѣло -- посовѣтоваться! прошептала мнѣ старушка предъ отъѣздомъ.
   Дня чрезъ два я былъ у нихъ, но Лидиньки не было дома.
   -- Гдѣ же Лидія Михайловна? спросилъ я.
   -- Ахъ, батюшка, вѣдь у насъ новость. Лидинька невѣста, она уѣхала теперь съ женихомъ за покупками по лавкамъ.
   -- Кто же былъ такъ счастливъ, что удостоился ея выбора..?
   Старушка назвала мнѣ имя "гамадрила".
   -- Говорятъ, очень ужъ хорошей фамиліи, нитенбургской. Каковъ только человѣкъ то, вотъ я хотѣла посовѣтоваться.
   Такъ вотъ новость! "Гамадрилъ", какъ я видѣлъ въ послѣднее время, игралъ послѣднюю игру. Кредитъ его падалъ, а въ лавкахъ ему закрыли счеты, бурная же натура его не унималась. Онъ съ какимъ то ожесточеніемъ пилъ больше чѣмъ когда либо шампанскаго, воспаленные глаза его горѣли бѣшено, онъ шелъ дерзко впередъ, и вотъ эта то фигура, полная не то отваги, не то отчаянія, поражала женщинъ. Въ этотъ моментъ болѣе чѣмъ когда либо нужна ему была жертва.
   Что я могъ сказать бѣдной старушкѣ, смотрѣвшей на меня съ мольбою; ея власть надъ Лидинькой была слаба. А сердце Лидиньки было уже теперь въ другихъ рукахъ. Могла ли она, опьяненная ароматами весны, страсти, гордая своими побѣдами, слушать осторожный голосъ и благоразумный совѣтъ неуклюжаго, неотесаннаго сибиряка, друга дѣтства? И развѣ она не приняла бы это за зависть, за личное оскорбленное чувство старой привязанности.
   Сговоръ совершился, молодые разъѣзжали но лавкамъ, и женихъ закупалъ щедрою рукою дорогія бездѣлушки, тѣшившія невѣсту -- ребенка. Магазины охотно открыли полки "гамадрилу", когда онъ ѣздилъ съ невѣстой,-- "Все равно изъ ея денегъ заплатитъ", думали приказчики.
   Прощай, Лидинька, будь счастлива! сказалъ я. Что то сдѣлаетъ этотъ герой изъ тебя!
   Бракъ совершился. Я не видѣлъ Лидиньки, я отвернулся, какъ отвертывается инстинктивно человѣкъ, когда безумецъ или злодѣй подниметъ ребенка, чтобы бросить его съ четвертаго этажа. Только чрезъ нѣсколько времени, полгода спустя, я услышалъ о драмѣ на мостовой. Совершилось что то возмутительное, и Лидинька, бросивъ состояніе, имущество, сосредоточивъ остатокъ нервной силы, хрупкаго своего организма, бѣжала отъ "гамадрила". Разсказывали, что несчастная, убитая она напала на покровителя, который прикинулся спасителемъ ея жизни, но и въ немъ она также жестоко ошиблась. Жизнь была смята.

-----

   Чрезъ нѣсколько лѣтъ въ Петербургѣ я увидѣлъ Лидиньку въ чорномъ платьѣ; это было блѣдное, измученное существо, лицо ея было неподвижно. Точно она застыла, точно жизнь остановилась въ ней, какъ въ окаменѣвшей статуѣ; глаза эти, когда то полные ласки и юной безмятежности, блуждали безцѣльно и пугливо, головка поникла. Лидинька иногда не слышала, что кругомъ говорили, и сама путалась, точно въ груди у и ея глубоко что то повреждено было.
   Это нѣжное хрупкое существо было разбито, унижено, опозорено.
   "Гамадрилъ", ты не пощадилъ и отнялъ у меня даже лилію моей родины, безжалостно растоптавъ ее!..

Добродушный Сибирякъ.

"Восточное Обозрѣніе", No 27, 1884

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru