Ядринцев Николай Михайлович
Письма сибиряка из Европы

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

ПИСЬМА СИБИРЯКА ИЗЪ ЕВРОПЫ.

   Европа!... "Tierra! Tierra!!" -- такъ восклицали матросы Колумба съ своего одномачтоваго корабля, увидя на горизонтѣ островъ Гуанагани. Что онъ сулилъ имъ, они еще не знали, но этотъ островъ былъ для нихъ "новымъ свѣтомъ", какъ Европа для меня. Природа, люди, животныя, лѣса, цвѣты все иное. Я очутился здѣсь, какъ сѣверный медвѣдь, житель сѣвера, Азіи, Угріи и Гипербореи, страны Хорхо (Сіогсіо) -- очутился нечаянно, не готовясь, не заглядывая, не предвкушая. Что же удивительнаго, что я подавленъ впечатлѣніями, картинами "стараго свѣта", но для меня свѣта новаго, только что открытаго? Я проѣхалъ уже Берлинъ, Висбаденъ, объѣхалъ волшебный Рейнъ, прорѣзалъ Германію, Швейцарію, теперь я у ногъ бѣлоснѣжныхъ Бернскихъ Альпъ, близь Оберланда, а третьяго для я былъ на женевскомъ озерѣ, въ Монтре, созерцалъ Шильонъ. наконецъ, видѣлъ Женеву. Такимъ образомъ я въ центрѣ Европы, масса впечатлѣній толпится въ головѣ моей, мысли путаются и перегоняютъ другъ друга, я жадно пью свободный горный воздухъ невѣдомой страны, я чувствую нѣгу другаго климата; виноградники, платаны и каштаны окружаютъ меня, солнце такъ ослѣпительно блещетъ, синѣющая даль такъ восхитительна, жизнь кипитъ кругомъ и брызжетъ разнообразіемъ европейскихъ дивъ и красотъ. Сердце такъ полно, такъ нетерпѣливо стучитъ и вмѣстѣ съ тѣмъ весь организмъ такъ подавленъ впечатлѣніями, что чувствуешь уже изнеможеніе, истому и хочешь забыться, отдохнуть подъ этимъ небомъ, подъ этой зеленью въ сладкомъ снѣ на яву и грезахъ чудной дѣйствительности.
   Однако, надо же на минуту прійдти въ сознаніе и дать отчетъ въ своихъ чувствахъ.
   Я не знаю, съ какими ощущеніями мои земляки посѣщали Западную Европу и какія мысли, идеи она возбудила въ нихъ. Я не знаю, испытывалъ ли что нибудь Манаковъ -- сибирякъ, кулакъ, и Кондратъ, ѣздившій изъ Ишима на парижскую международную выставку и собравшійся въ заграничное путешествіе въ двѣ минуты на пари послѣ ишимской попойки. Не знаю также, какія мысли волновали знаменитаго вояжера и сибирскаго цивилизованнаго янки, Михаила Дмитріевича Бутина, объѣхавшаго весь свѣтъ, видѣвшаго Парижъ и Ніагару,.Лондонъ и Санъ-Франциско, красоты Рейна, блескъ Берлина и Вѣны. Знаю одно, что сей нашъ янки позналъ хорошо одну цивилизацію вѣнскихъ стульевъ, парижскихъ зеркалъ, водопроводныхъ трубъ и вообще предметовъ неодушевленныхъ, составившихъ обстановку его комфорта, блеска и величія въ его Нерчинскомъ замкѣ. Знаю, что онъ завидовалъ европейскимъ биржамъ и биржевой игрѣ и перенесъ въ свое отечество страсть къ гриндерству.
   Но меня волновали иныя мысли и иныя чувства при видѣ Европы. Я чувствовалъ, что я стою у храма и его преддверія,-- храма цивилизаціи, гдѣ теперь присутствуютъ боги человѣчества. Это -- мраморный колоссальный храмъ, создавшійся на пьедесталѣ вѣковой исторіи всѣхъ народовъ, вознесшійся силой судьбы какъ бы на величественной скалѣ, царящей надъ морями и равнинами всего міра. Въ этомъ храмѣ находится Пантеонъ геніевъ человѣчества, здѣсь царятъ на своихъ мраморныхъ пьедесталахъ Гомеръ и Шекспиръ, Софоклъ и Гете, Аристотель и Кантъ. Здѣсь вознесены алтари науки, священнѣйшіе ковчеги человѣческаго знанія и прогресса. Здѣсь вѣетъ повсюду великой безсмертной идеей, до которой только могло подняться человѣчество, которая, подобно святому духу, витаетъ подъ высокимъ куполомъ и наполняетъ душу особымъ вдохновеніемъ и благоговѣніемъ. Къ этому храму европейскаго знанія и генія стекаются всѣ расы міра, какъ когда-то стекались европейскіе пиллигриммы къ храму св. Петра въ Римѣ, какъ когда-то стекались люди къ Іерусалиму. Разница та, что Европа и европейскіе города стянули не однихъ христіанъ, не людей одного культа или людей одного міра,-- нѣтъ, на улицахъ европейскихъ городовъ, у подножія этого европейскаго храма, кишатъ люди всѣхъ расъ, всѣхъ племенъ, всѣхъ народностей, всѣхъ частей свѣта. Я встрѣчаю у дверей этого храма и гордаго британца, и потомка гордыхъ римлянъ -- италіанца, и предпріимчиваго американца вмѣстѣ съ безпечнымъ парижаниномъ, чувствующимъ себя здѣсь какъ дома, и самодовольнаго прусскаго юнкера, распоряжающагося Европой, но рядомъ вижу также цѣлый рядъ цвѣтныхъ людей, закинутыхъ изъ далекихъ краевъ на улицы европейскихъ столицъ. Предо мной мелькаетъ то индусъ, слушающій лекціи въ Оксфордскомъ университетѣ, то черный негръ изъ Соединенныхъ Штатовъ, журналистъ и собратъ по литературѣ (у негровъ уже выходитъ, какъ я узналъ 300 газетъ), то, наконецъ, японецъ, посѣщающій Парижскій университетъ. Что занесло васъ сюда? Что вы ждете? И мнѣ кажутся эти люди часто пилигриммами, пришедшими къ этому храму съ своими вѣковыми испытаніями, печалями, страданіями, съ своимъ вѣковымъ рабствомъ" и блужданіями по голоднымъ пустынямъ. Мнѣ кажется, что каждый изъ этихъ цвѣтныхъ людей имѣетъ своего божка, на груди, уродливаго индійскаго божка, котораго онъ скрылъ въ складкахъ своего платья, котораго онъ носитъ какъ драгоцѣнность, подобію несчастному китайцу, олицетворенному Бретъ-Гартомъ. И странно, мнѣ почудилось, что такой же маленькій азіатскій божокъ находится и ни груди моей. Этотъ амулетъ, этотъ божокъ моихъ мѣстныхъ привязанностей слишкомъ уродливъ и первобытенъ, чтобы показывать его міру; мы не можемъ выставить изящнѣйшее божество Афродиты и Венеры, но, увы! мы также любимъ свое маленькое уродливое божество. Чѣмъ же мы виноваты?! Мнѣ кажется, что если бы Европа когда либо поколебалась подъ вліяніемъ страшнаго землетрясенія и олицетворила собою послѣдній день Помпеи или начала погибать въ братоубійственной борьбѣ, мы пали бы, прижимая подъ плащемъ наше маленькое любимое уродливое божество.
   Когда я смотрѣлъ на этихъ представителей разныхъ расъ въ Европѣ, на негра, японца и индуса, мнѣ казалось, что ихъ глаза полны не однимъ любопытствомъ, но и ожиданіемъ. Они смотрятъ на этотъ Величественный храмъ европейскій и какъ бы ждутъ чего-то, ихъ взоры напомнили мнѣ тѣ. взоры и надежды, которыя выразилъ извѣстный нашъ художникъ Ивановъ въ своихъ предварительныхъ эскизахъ къ картинѣ "Явленіе Христа". Тамъ изображены рабы кривые, въ рубцахъ, искалѣченные и избитые, по глаза ихъ освѣтила какая-то надежда спасенія, какое-то ожиданье. Они ждутъ: вотъ, вотъ откроются двери великаго храма и оттуда выйдетъ великій учитель, спаситель человѣчества, проповѣдникъ міра, любви, братства, и тогда они получатъ разгадку своей жизни, тогда они вздохнутъ и услышатъ вмѣсто слова "вымираніе" слова жизни, обновленія и воскрешенія.
   Я помню свою встрѣчу съ однимъ образованнымъ японцемъ въ Петербургѣ. Онъ также искалъ просвѣщенія въ Европѣ. Уже тогда у меня зародились особенныя мысли и напало на меня раздумье. Вѣдь вотъ японскій народъ въ сосѣдяхъ съ нами въ Азіи, а я не видалъ его у себя, хотя намъ достаточно протянуть руку съ Амура, и вотъ мы встрѣтились, и гдѣ же?-- у подножія европейскаго храма науки, встрѣтились и почувствовали близость. Но для этого ему надо было переплыть океаны, обогнуть полъ-міра, а мнѣ для этой встрѣчи суждено было ѣхать совершенно въ обратную сторону. Такъ встрѣчаются люди въ Европѣ. Я не знаю, будутъ ли когда другіе центры международнаго сближенія въ другихъ частяхъ свѣта? создадутся ли они, напр., въ Азіи и гдѣ это будетъ -- въ Токіо, въ Бомбеѣ, въ роскошныхъ ли столицахъ Индіи, въ преображенномъ ли цивилизаціей Пекинѣ, или на далекомъ сѣверѣ, тамъ въ молчаливой пока странѣ, гдѣ шумятъ задумчивые кедры, но куда уже черезъ темные лѣса Урала ложится европейскій рельсъ, а въ степяхъ прикаспійскихъ начинаетъ шумѣть локомотивъ?
   Все равно, однако, это дѣло будущаго и далекаго будущаго, а пока европейскій міръ неотразимо вѣетъ на насъ и приковываетъ къ себѣ паши симпатіи. Онъ стоитъ передъ нами полный изящества и своей классической красоты, онъ блещетъ и ослѣпляетъ своей цивилизаціей, роскошью, заставляетъ благоговѣть передъ своимъ знаніемъ, наукой, передъ своимъ геніемъ, онъ поражаетъ своей культурой. Точно волшебная, незнакомая обстановка окружила насъ. Эти города съ ихъ фантастическими колокольнями, эти культурныя поля, прелестно обработанныя, съ ихъ кущами зелени, и желѣзныя дороги съ безпрестанно смѣняющимися поѣздами, Banhov'ы, Kasino, виллы и большіе города,-- все это такъ ново. По среди этихъ новыхъ картинъ и какъ бы въ контрастъ нѣтъ -- нѣтъ да и встанетъ что-то знакомое, старое, вѣющее воспоминаніями, и встанетъ такъ реально, неожиданно, такъ поражающе.
   Я помню, какъ въ роскошный день я прибылъ въ Берлинъ; уже съ Эйдкунена все ликовало предо мною. И нѣмецкія поля смотрѣли такъ красиво, привѣтливо. Боже мой! какъ каждая пядь земли здѣсь обработана, сколько искусства, тутъ видѣнъ дѣйствительный слѣдъ культуры. Помню, что въ этотъ день казалось мнѣ все такъ прозаично: и нѣмцы, и нѣмки, и даже прусскіе военные въ корсетахъ, ввалившіеся въ вагонъ и крѣпко зарядившіе пивомъ. Ночью мелькали нѣмецкіе города, освѣщенные луною, съ своими мостами, съ высокими старинными колокольнями. На утро представился Берлинъ съ своимъ чудовищнымъ громаднымъ Banhov'омъ, съ желѣзной дорогой, опоясывающей городъ, по которой мчатся ежеминутныя толпы народа, какъ на нашихъ столичныхъ конкахъ (дорога служитъ и для внутренняго сообщенія: здѣсь можно видѣть и школьника съ книгой, и торговку). Съ оживленной улицы я очутился въ огромномъ отелѣ, полномъ всевозможными европейскими удобствами, съ мраморными лѣстницами, залами, читальнями, гостинными, съ террасой и садомъ. Я сидѣлъ въ своемъ номерѣ за порціей кофе, съ вкусными нѣмецкими булочками и масломъ. Окно было открыто, я наслаждался берлинской обстановкой. Въ довершеніе удовольствія внизу отеля чуть не въ 8 часовъ утра игралъ цѣлый оркестръ музыки. И вотъ въ этой-то обстановкѣ, въ моментъ, такъ сказать, новоселья, среди торжественныхъ ликующихъ звуковъ, вдругъ предо мною что-то нечаянно встало. Я вспомнилъ сцену, или одну маленькую путевую картинку, которая промелькнула предо мною среди дорожныхъ впечатлѣній, а теперь вдругъ выступила, выступила такъ, какъ выплываетъ нечаянно тучка въ лѣтній день на ясномъ и яркомъ небѣ. Мнѣ представилась пашня, которую я видѣлъ передъ границей, и знакомое лицо, согбенный видъ, соха и сѣрое знакомое небо съ темнымъ лѣсомъ -- больше ничего! По удивительно, эта картина, этотъ образъ съ покорнымъ взоромъ, съ склоненной головой, на меня произвелъ страшное впечатлѣніе. У меня не было съ нимъ прощаній, или, иначе, я этого прощанья не почувствовалъ, но теперь у меня вдругъ сжало сердце до рыданій, до истерики. Я упалъ на диванъ; въ головѣ было тяжело, въ груди давило старою тоскою... А кругомъ звучала музыка, ликующая, роскошная, какъ бы смѣясь надъ моимъ припадкомъ. Нѣтъ! отъ стараго не отрѣшишься.
   Чѣмъ болѣе видишь великолѣпія, чѣмъ чаще встрѣчаешь европейскія столицы, чѣмъ болѣе шумитъ и блистаетъ европейскій міръ, тѣмъ рѣзче чувствуешь контрастъ въ своемъ собственномъ существованіи. Все хорошо-великолѣпная природа, свободно дышать, хороши города, деревни, но вы здѣсь пришелецъ. Вы окружены величественнымъ и прекраснымъ, но вы чувствуете робость.
   Я не могъ отрѣшиться также отъ этого чувства; мнѣ казалось, что я простой дикарь, что мнѣ суждено въ первый разъ выѣхать въ свѣтъ. Этотъ свѣтъ -- Европа. Вѣдь и странѣ моей наступила тоже пора свѣта! Я думалъ за свою родину, бѣдную, невѣжественную, мало просвѣщенную. И ты, Кондратъ, пришолъ мнѣ на память, ты, довольный, спящій теперь на своемъ пуховикѣ, нажравшійся пельменей.. припомнился и другой типъ твоего должника, всталъ въ памяти нашъ крестьянинъ новосёлъ-самоходъ, совершающій длинную дорогу, вспомнились рыболовные пески на Оби, лѣса темные, и инородцы, обитатели ихъ... И вдругъ опять что-то застонало, засосало, сердце болѣзненно сжалось. Страна моя широкая, привольная, страна необъятная, безмолвная, заколдованная, скажи, съ чѣмъ мы явимся въ этотъ свѣтъ, что мы скажемъ о себѣ, что мы вынесемъ напоказъ добрымъ людямъ?...

Н. Я -- цевъ.

Бернъ, 6-го сент. н. ст.

"Восточное Обозрѣніе", No 36, 1885

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru