Ядринцев Николай Михайлович
В Сибирь, так в Сибирь! или Приключения цивилизаторов

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (Из путевых очерков и картин).

   
   

ВЪ СИБИРЬ -- ТАКЪ ВЪ СИБИРЬ!

(ИЗЪ ПУТЕВЫХЪ ОЧЕРКОВЪ И КАРТИНЪ).

   Надъ столицей горѣло яркое майское утро, обливая улицы, мосты и холодную красавицу Неву, въ ея гранитѣ, теплыми лучами весенняго солнца, а людская жизнь совершала свой круговоротъ, свою трагикомедію. Богатство и бѣдность яркими цвѣтами заплатъ и дорогихъ костюмовъ пестрѣли на улицахъ, веселые и грустные, счастливые и несчастные спѣшили куда-то, экипажи и люди тянулись въ извѣстный часъ къ вокзалу желѣзной дороги. Здѣсь разыгрывались обыденныя сцены отъѣзда и прощанья. Одинъ покидалъ столицу, отрываясь со вздохомъ отъ нея по обстоятельствамъ, другой сіялъ восторгомъ въ виду какого-то манящаго его вдали счастія. Здѣсь были равнодушные и чувствительные, сдержанные и экспансивные, и каждый по-своему выражалъ свое разставаніе съ Петербургомъ и близкими людьми. Наблюдатель могъ видѣть въ различныхъ группахъ предъ отходомъ поѣзда самыя разнообразныя сцены и маленькія драмы, которыя могъ схватить и уловить при помощи мгновеннаго фотографическаго аппарата. У людей самыхъ сдержанныхъ, замкнутыхъ, скрывавшихъ свой внутренній міръ, въ послѣднюю минуту нечаянно вырывалось наружу то, что составляло ихъ сокровенную тайну и скрытое чувство.
   Красивый и щеголевато одѣтый мужчина стоялъ подлѣ молоденькой дѣвушки въ скромномъ бурнусѣ и простенькой шляпкѣ, на лицѣ его было написано самодовольство красавца и въ то же время безпокойство и нетерпѣніе, онъ посматривалъ на часы. Дѣвушка была блѣдна и смотрѣла печально. Она что-то промолвила, губы ея едва зашевелились, глаза выразили мольбу, просьбу.
   -- Вотъ вздоръ! честное слово -- вернусь; увидимся,-- онъ опять нетерпѣливо взглянулъ на часы. Еще взглядъ, она не выдержала, слезы закапали. Лицо франта съ черными усиками изобразило досаду, онъ сдѣлалъ гримасу.
   -- Ну, нѣжности... говорю: честное слово!-- Ему такъ часто приходилось повторять это слово самымъ небрежнымъ образомъ, что оно пускалось сокращенно, речитативомъ. Раздался первый звонокъ. Съ кучей сакъ-вояжей пробѣжалъ цѣлый рядъ новыхъ лицъ. Два вялыхъ молодыхъ человѣка въ пледахъ, съ портсигарами черезъ плечо и въ пенснэ, таща за собою ноги, лѣниво протащились въ вагонъ, важно осматривая публику. Юркій, длинный джентльменъ съ аристократическими манерами, въ англійскомъ картузѣ, подбѣжалъ къ вагону, за нимъ тащили мѣшки.-- Поѣздъ еще не ушелъ?-- спросилъ онъ, запыхавшись; затѣмъ опять засуетился и кого-то сталъ отыскивать въ толпѣ. На подножку вагона вскочилъ офицеръ съ фляжкой черезъ плечо и подушкой. Его провожали два пріятеля. Компанія эта хохотала и острила.-- "Смотри же, братъ, посылай съ Амура яблоковъ, дуль, сливъ и ананасовъ...-- Прогоны-то упикали!-- Вздоръ и пустяки -- мигомъ доѣдемъ! Буфетчикъ, ахъ чортъ, уже достать нельзя!
   -- Ты вѣдь старый путешественникъ.
   -- Еще бы верстъ сто тысячъ отмахалъ и нигдѣ не отдыхалъ!-- такъ перекидывались разстающіеся пріятели.-- Амаліи кланяться?
   -- Чортъ ее побери! Возьми съ нея сдачи...
   У другаго вагона, толстая купчиха провожала мужа. Послѣ втораго звонка купецъ выказалъ признаки нѣжности, облобызалъ супругу и утерся рукавомъ.
   Дѣвушка, провожавшая рядомъ краснощекаго, черноволосаго студента, пожала ему руку крѣпко, помужски.-- Всего, всего хорошаго!-- Она такъ взглянула на него, что студентъ зардѣлся.-- "Славная, славная она!" -- подумалъ онъ.
   -- Ты такъ спѣшишь!-- удерживала другая дѣвушка писанаго франта, желавшаго уже юркнуть въ вагонъ.
   -- Право, пора, мѣста займутъ, до свиданья, честное слово!..-- Она опустила безсильно руку.-- Прощай! не удерживаю!... Онъ не выразилъ ничѣмъ болѣе нѣжнаго прощанья. Она поняла, что все между ними кончилось, она отвернулась, какъ бы усиливаясь что-то вырвать навсегда изъ сердца, а онъ, съежившись, какъ будто совершившій что-то, унесшій чужое имущество, какъ бѣглецъ, бросился въ вагонъ 1-го класса.
   Въ сторонѣ отъ публики, старушка крестила и гладила по головѣ уѣзжавшаго сына, тотъ конфузился. Институтки провожали подругу.-- Прощайте, поклонъ Манѣ, Варѣ, женѣ, Катитъ, Сержу!-- Майскія личики ихъ сіяли, онѣ ѣхали на лѣтній вакатъ.
   -- Какъ ты, значитъ, до Лаишева доѣдешь, -- говорилъ баритономъ купецъ подрядчику:-- сичасъ намъ, значитъ, телеграфируй, за кѣмъ желѣзо...
   Около вагона 3-го класса болѣе всего обращала на себя вниманіе плачущая семья. Это была старуха, окруженная кучей взрослыхъ сыновей и дочерей; на ихъ плечахъ покоился парень лѣтъ 30-ти, крѣпко сложенный, съ припухшими глазами, всѣ голосили какъ по покойникѣ.
   -- Ой, батюшка Ѳединька, какъ тебя Господь донесетъ, прощай, дорогой, можетъ, не увидимся...
   -- Господи! Господи! Не забывай, дружокъ, авось Богъ милостивъ... Прощай, Ѳедюшка!-- сцена эта напоминала скорѣй похороны. Ѳединька моталъ головой и не могъ произнести ни одного слова. Чрезъ толпу протискивался приземистый человѣкъ въ кожаномъ пальто, съ огромнымъ сакомъ, двумя подушками и шубой на плечахъ.
   -- Позвольте, пожалуйста!
   -- Сдѣлайте одолженіе, вамъ никто не помѣшаетъ...
   -- Ишь прётъ, раздуло еще въ шубѣ. Не замерзни, купецъ.
   -- Господа, пожалуйста, отойдите дальше отъ вагоновъ!-- предупреждаетъ жандармъ публику.
   -- Ой, Ѳединька, батюшка, на кого ты насъ оставляешь! Ой, Господи! шесть человѣкъ семейства налегли на Ѳединьку, который безнадежно мычалъ; всѣ разомъ выли.
   -- Куда бы это человѣка отправляютъ?-- обратилась любознательная чуйка.
   -- Ой, батюшка, не говорите,-- въ такое мѣсто, въ такое мѣсто, что и сказать страшно!
   -- Однако, куда же?
   -- Охъ, въ Сибирь, дальнюю, въ Иркутскъ ѣдетъ, батюшка. Ѳединька, дорогой, прощай, братчикъ родимый! Можетъ, на этомъ свѣтѣ не увидимся.
   -- Что же его ссылаютъ, что ли?
   -- Какое!-- фельдшеромъ ѣдетъ, да вѣдь мѣсто-то дальнее.
   -- Что же жену, что ли, оставляетъ?
   -- Никого! Одинъ-одинешенекъ. Господи, Ѳединька!
   -- Да не надрывайтесь вы такъ, господа,-- высунулось у дверей вагона кожаное пальто въ шубѣ.-- Эка невидаль Иркутскъ, да я самъ бывалъ тамъ!
   -- Иркутскъ знаете? Неужели?-- накинулись братья.-- Скажите, живутъ ли тамъ хоть люди-то?
   -- Будьте благонадежны,-- сказало кожаное пальто:-- очень прекрасно. Самъ живалъ, городъ большой, а фельдшерамъ и очень хорошо: деньги наживетъ, такъ какъ тамъ больше у фельдшеровъ лѣчатся. Съ приказчиковъ по золотому берутъ. Семью выпишетъ еще.
   -- Маменька, слышишь?-- утѣшали братья... Городъ, по золотому... слезы на минуту остановились, но Ѳединька видимо ничего не понималъ, онъ опять захныкалъ.
   -- Ишь что разсказываетъ, слушай его больше, онъ тебѣ навретъ,-- сказала чуйка.-- Сибирь!.. кто объ ней не слыхалъ! Люди бы жили, такъ туда бы за вину не посылали.
   -- Пожалуйте, господа, третій звонокъ. Батюшка, Ѳединька! Прощайте, прощайте! Будьте благонадежны! Заткни ему глотку!-- жаль тебя, молодецъ, что же дѣлать, въ Сибирь -- такъ въ Сибирь!-- замѣтила чуйка. Фельдшеръ лежалъ распростертъ, повисши головой на окнѣ. Скорбь и прощальныя возліянія сдѣлали свое.
   Рядомъ готовился другой поѣздъ, съ желѣзными рѣшотками, здѣсь также сидѣли люди, тѣснѣе помѣщенные, кругомъ стоялъ конвой. Сѣрые халаты, мрачныя лица. Изъ-подъ нахмуренныхъ бровей иногда сверкалъ взглядъ озлобленія, жосткій, холодный взглядъ ненависти, на лицахъ остальныхъ было равнодушіе: въ Сибирь -- такъ въ Сибирь.
   Машина пустила оглушительный, стонущій, протяжный свистокъ, поѣздъ тронулся и тихо пошелъ. Пассажиры 3-го класса крестились, на платформѣ махали платками. Поѣздъ усиливалъ ходъ, пуская клубами дымъ, разносившійся далеко. Офицеръ въ вагонѣ крякнулъ и глонулъ изъ фляжки, франтъ закурилъ сигару.
   Платформа опустѣла, на ней стояла только одна дѣвушка, съ которой такъ холодно простился отъѣзжающій. Она смотрѣла безсознательно на рельсы и перешла дорогу. Съ другой стороны приближался товарный поѣздъ, она смотрѣла на эти тяжелыя колеса.-- Одинъ мигъ, одинъ мигъ, и все кончено!-- мелькнуло въ умѣ ея. А поѣздъ надвигался.

Добродушный Сибирякъ.

"Восточное Обозрѣніе", No 24, 1886

   

ВЪ СИБИРЬ, ТАКЪ ВЪ СИБИРЬ! ИЛИ ПРИКЛЮЧЕНІЯ ЦИВИЛИЗАТОРОВЪ *).

(ИЗЪ ПУТЕВЫХЪ ОЧЕРКОВЪ И КАРТИНЪ).

*) Первый очеркъ -- см. No 24 "Вост. Обозр.", 1886 г.

   Когда вагоны Николаевской желѣзной дороги дернуло, какъ водится, при началѣ поѣзда и потомъ медленно покатило по рельсамъ, все усиливая и усиливая скорость, предъ пассажирами промелькнула товарная станція, склады нефти, сотни вагоновъ и начали открываться ноля, а клубы бѣлаго дыма все шире и больше разстилались по дорогѣ. Внутри вагона, послѣ усаживанья, прощальной агитаціи и суетни, наступило спокойствіе. Всѣ какъ будто подумали: "Наконецъ-то, въ путь!"
   Но это спокойствіе наступило на минуту: кое-кто еще копошился и рылся въ сакъ-вояжѣ.
   -- Петя, ты не забылъ икры и сардинокъ?-- спрашивалъ молодой человѣкъ другаго.
   -- Гдѣ же это онѣ?...-- рылась купчиха въ мѣшкахъ.
   -- Кто?-- спросилъ купецъ.
   -- Да юбки...
   -- Эка баба!-- безъ юбки поѣхала.
   -- Ну, вотъ такъ и есть, сколько разъ ѣду и всегда забиваю. И кажинный разъ...
   -- Да что забыла-то?-- деньги?...
   -- Какое!-- персидскій порошокъ.
   -- Маменька, маменька!.. На кого ты меня?... раздалось навзрыдъ по вагону.
   -- Это кто?..
   -- Да фельдшеръ. Экъ его разбираетъ, точно маленькій..
   -- Вино плачетъ, оченно горько!..
   Лицо фельдшера имѣло раздутый видъ, глаза слезились само собою, а ротъ былъ искривленъ, какъ у плачущихъ дѣтей, что особенно придавало комичный видъ ему при надвинутомъ на затылокъ картузѣ.
   -- Да выпей ты лучше!-- кто-то утѣшалъ его, съ комическимъ видомъ соболѣзнованія.
   Въ вагонѣ перваго класса сидѣлъ красивый и щеголеватый мужчина, холодно простившійся съ дѣвушкой въ бѣдномъ бурнусѣ. Какъ только вагонъ отошелъ, онъ спокойно закурилъ ароматическую сигару и вытянулъ ноги на противоположную лавочку. Для удобства онъ снялъ фетровую шляпу и надѣлъ маленькую шотландскую дорожную шапочку. Онъ щурился и думалъ. Невольно предъ нимъ предсталъ рядъ забытыхъ картинъ и сценъ. Вотъ онъ видитъ привлекательную скромную дѣвушку, съ бѣлокурой косой и голубыми глазами, онъ встрѣтилъ ее годъ назадъ въ помѣстьѣ своей тетки, рядомъ съ кузинами. Онъ былъ блестящій петербургскій чиновникъ, пріѣхавшій провести лѣто въ деревнѣ. Съ кузинами онъ болталъ цѣлые дни, велъ пикантные разговоры по поводу Золя, болталъ по-французски, но вниманіе его остановилось на бѣдной, простой гувернанткѣ. Съ ловкостью опытнаго стратега приступилъ онъ къ ней. Онъ началъ позировать. Его лоскъ, свѣтскость, красивая фигура не могли не произвести своего впечатлѣнія. Сначала въ легкихъ отрывочныхъ вопросахъ, а потомъ въ интимной бесѣдѣ, онъ познакомился съ натурой дѣвушки и намѣтилъ романъ, далеко не первый въ своей жизни. Понемногу онъ трогалъ струны женскаго сердца. Лѣто стояло чудное, природа кругомъ цвѣла.
   Сидя на скамейкѣ, въ зелени, съ Гёте въ рукахъ, онъ бросалъ на нея искры своихъ взглядовъ. Рядъ романическихъ прогулокъ nocturno, знойные дни, ароматъ цвѣтовъ и роскошныя ночи -- все способствовало развернуться страсти, которую онъ предвидѣлъ, не торопясь, онъ перелистывалъ листы своего новаго романа -- онъ зналъ свою силу и любовался своей жертвой. Легкое пожатіе руки, нечаянное прикосновеніе обдавало уже электричествомъ дѣвушку, а тутъ еще прогулки на пруду, тихія лунныя ночи, освѣщенныя точно электричествомъ воды озера.-- "Посмотрите: вонъ выплываютъ русалки, помните, какъ въ оперѣ!..." говоритъ онъ ей и беретъ ее за руку... Красиво зазвучалъ его баритонъ въ эту ночь. Я вотъ другая ночь знойная, лѣтняя и темная, слышенъ запахъ цвѣтовъ, она сидитъ на скамейкѣ близь него, онъ почти не видитъ ея, по электризируетъ.-- "Скажите вд скажите же, наконецъ!" -- шепчетъ онъ разсчитанно-страстнымъ голосомъ и наклоняетъ свою душистую голову, онъ слышитъ, какъ недалеко вѣетъ жаромъ ея щекъ.-- "Не будемъ думать ни о чемъ! Чувствуете ли, какъ хорошо!" -- И рнъ знаетъ, что она погружается въ то море сладкихъ и небесныхъ ощущеній, гдѣ нѣтъ вопросовъ о будущемъ, гдѣ только голубой небесный эфиръ; они высоко несутся въ этомъ эфирѣ, а кругомъ весна, цвѣты... Музыка жизни, поэзіи, восторга, звучитъ у ней, чистой, непорочной, она способна теперь забыть все.-- "Развязка наступаетъ," -- думаетъ онъ. Онъ протянулъ руку къ ея таліи и вдругъ огонь и пылъ ея лица точно обжогъ его, пряди мягкихъ и легкихъ волосъ коснулись его щеки, и онъ быстро поймалъ уста ея...-- "Навсегда! Навсегда!" -- шепталъ онъ ей.
   Съ тѣхъ поръ эта дѣвушка, въ скромномъ платьѣ, готова была идти за нимъ, куда онъ велитъ, но онъ уже закрылъ книгу своего романа. Лѣтній сезонъ кончался. Онъ сталъ опять столичнымъ дэнди и львомъ Невскаго проспекта. Онъ дѣлилъ изрѣдка нѣсколько минуть своей дѣловой жизни, уступая ея ласкамъ, но она утеряла для него прелесть новизны. Онъ тяготился этой связью, а она готова была о своей любви заявить предъ всѣми. Въ одно свиданье она взяла его руку, и особенно ласково посмотрѣла на него. Она тихо прижала его руку и сказала.-- "Догадываешься, милый?" -- Онъ изумленно взглянулъ. Ея глаза засвѣтились таинственнымъ огнемъ и краска покрыла лицо. Она обняла его голову и прижала къ себѣ, но онъ не понималъ этихъ тихихъ ласкъ. Онъ содрогнулся ихъ, догадавшись, въ чемъ дѣло. Въ этотъ вечеръ онъ сидѣлъ у Бореля и нервничалъ среди пріятелей, увѣрялъ, что Петербургъ ему надоѣлъ и что онъ готовъ бѣжать куда угодно. На самомъ дѣлѣ у него зрѣло рѣшеніе. Скоро будетъ существо, которое заставитъ ее еще настоятельнѣе напомнить о ихъ связи. А между тѣмъ, онъ болѣе всего страшился связать себя семейными отношеніями. Онъ левъ и свободный покоритель сердецъ, долженъ будетъ, подобно столоначальникамъ, засѣсть въ небольшую квартирку и со службы спѣшить обѣдать къ женѣ, справлять крестины, таскать покупки, отказывать себѣ въ комфортѣ. Это было не въ его планахъ. Онъ еще хотѣлъ пожить и совершить не одну побѣду, прочесть еще не одинъ романъ, а главное не связывать себя ничѣмъ.-- "Надо это покончить," -- рѣшилъ онъ,-- "во избѣжаніе скандала надо удалиться, вѣдь у ней есть родственники, и о моей связи многіе знаютъ, пожалуй, она и къ теткѣ пойдетъ съ ребенкомъ, а та не проститъ мнѣ, и часть наслѣдства улетитъ. Этотъ скандалъ надо кончить." -- Случай представился на другой день послѣ ужина у Бореля: въ департаментѣ вызывалось нѣсколько виновниковъ на мѣста въ Сибирь, правда съ неважными окладами, по большими привиллегіями.-- "Что же, катнуть туда! Новая среда, новыя приключенія и полная развязка съ прошлымъ",-- подумалъ онъ:-- "концы въ воду!" -- Онъ рѣшительно вошелъ въ кабинетъ директора, взялъ мѣсто, а вечеромъ былъ уже пиръ у Донона, разныя пожеланія, послѣднее "Buvons sec!" на ты съ товарищами. Оставалось сообщить ей, что онъ уѣзжаетъ не надолго въ Москву. Прощанье въ вокзалѣ извѣстно читателямъ изъ прошлой главы.
   Теперь всё кончено, онъ свободенъ, но вдругъ на минуту предъ нимъ встало это лицо, полное грусти, холодности и какой-то затаенной рѣшимости.
   Но что же она сдѣлаетъ?... Вдругъ ему предстала какая-то сцена. Это была сцена, когда она стояла у приближавшагося товарнаго поѣзда. Ему почудился крикъ, раздавленный, окровавленный трупъ. Онъ здѣсь въ мягкомъ купе съ сигарой, а ее несутъ чужія руки, растерзанную, обезображенную. На минуту шевельнулось у него что-то въ родѣ угрызенія совѣсти, но холодный эгоизмъ взялъ свое.-- "Хорошо, если кончится всё однимъ протоколомъ: "Такого-то числа неизвѣстная особа бросилась подъ поѣздъ"... а если вдругъ какая нибудь эксцентричная сумасшедшая записка: "Я не могу прокормить мое маленькое существо, бьющееся подъ моимъ сердцемъ, я обрекла его съ собою на смерть, потому что у насъ нѣтъ никого, нѣтъ никого у покинутой матери",-- а тутъ записная книжка, карточка. Розыски, пожалуй, телеграмма. Я, помнится, закуривалъ даже папиросу у полицейскаго офицера, меня онъ видѣлъ съ нею. Чортъ возьми! непріятно возвратиться!" -- И еще въ этомъ скверномъ черномъ вагонѣ съ рѣшетками, который онъ видѣлъ и изъ котораго выглядывали два волчьи глаза. Однако, онъ прогналъ сумрачныя мысли и хотѣлъ перенестись мечтой къ розовому будущему. Что ждетъ его тамъ, на службѣ въ Сибири? Слыхалъ онъ въ департаментѣ, что тамъ есть штаты чиновниковъ, учрежденія, а общество, а женщины? Вообще Сибирь ему представлялась чѣмъ-то неопредѣленнымъ, и будущее какимъ-то туманнымъ пятномъ, или матовой поверхностью, гдѣ еще предстояло развернуться пестрому калейдоскопу, но изъ сочетанія какихъ красокъ и типовъ, онъ не зналъ. Чтобы оторваться отъ безпокойныхъ мыслей, онъ пожелалъ завести знакомство и, вынувъ серебряный портъ-сигаръ, обратился за огнемъ къ длинному, тощему джентельмену въ дорожномъ англійскомъ картузѣ, съ козлиной бородкой и моноклемъ.

Добродушный Сибирякъ.

(Продолженіе будетъ).

"Восточное Обозрѣніе", No 39, 1886

   

ВЪ СИБИРЬ, ТАКЪ ВЪ СИБИРЬ! ИЛИ ПРИКЛЮЧЕНІЯ ЦИВИЛИЗАТОРОВЪ *).

(ИЗЪ ПУТЕВЫХЪ ОЧЕРКОВЪ И КАРТИНЪ).

*) См. No 39-й "Восточн. Обозр.".

III.

   Вагонъ шелъ то ровно, то усиливая нервно ходъ. Красавецъ подъ вліяніемъ тревожныхъ мыслей, какъ мы сказали, открылъ портъ-сигаръ, закурилъ и обратился къ сосѣду.
   -- Куда изволите ѣхать? до Москвы?-- спросилъ онъ вѣжливо.
   -- Нѣтъ, далѣе,-- отвѣтилъ скандируя джентельменъ въ англійскомъ картузѣ съ козлиной бородкой.
   -- Въ Рязань, Нижній?!
   -- Нѣтъ, въ Сибирь!
   -- Въ Сибирь! какъ это пріятно, и я туда же. Скажите, какай счастливая случайность!-- воскликнулъ онъ.
   -- По дѣламъ или на службу?
   -- Точно такъ, я ѣду чиновникомъ для внѣдренія цивилизаціи.
   -- Очень пріятно-съ! Скажите, имѣете вы понятіе, что такое эта Сибирь?-- сказалъ разсѣянно франтъ, пуская клубы дыма.
   -- Никакого-съ, -- отвѣчалъ совершенно хладнокровно и неизмѣнна важности джентльменъ à l'anglais.
   -- Представьте, что и я тоже, взялъ мѣсто, а справиться рѣшительно не было времени, туда-сюда, знаете: разъѣзды, закупки, прощанье съ пріятелями...
   Вслушиваясь въ этотъ разговоръ, два флегматичныхъ и вялыхъ молодыхъ человѣка въ пледахъ, въ пенсъ-нэ, показали тоже признаки жизни. Одинъ изъ нихъ былъ Петя, другой Ѳедя, какъ они называли себя.
   -- Представьте себѣ, что наше положеніе еще хуже; мы также взяли мѣста съ Ѳедей въ Сибирь,-- быстро заговорилъ одинъ изъ нихъ.-- Все, знаете, пріобрѣли: платье, бѣлье, табаку, омаровъ маринованныхъ, сардинокъ, но, представьте, забыли купить карту губерніи, въ которую назначены, и теперь рѣшительно не знаемъ, куда ѣдемъ.
   Въ томъ же вагонѣ въ числѣ пассажировъ оказался
   бойкій офицеръ, ѣдущій на Амуръ, который даже и вопросомъ не задавался, когда и куда доѣдетъ, и, прокутивъ и подъемныя, и прогонныя, ощущалъ, что у него, кромѣ билета до Москвы, ничего нѣтъ. Однако, онъ тверже другихъ надѣялся доѣхать.-- Мигомъ доѣдемъ!-- говорилъ онъ, ловко опрокидывая на каждой станціи рюмку коньяку.
   Какъ бы по счастливому стеченію обстоятельствъ оказалась въ вагонѣ цѣлая куча лицъ, ѣдущихъ по одной дорогѣ и направляющихся къ Сибири. Кромѣ "чиновника для насажденіи цивилизаціи" съ моноклемъ въ глазу, ѣхалъ цивилизаторъ для осѣдленія кочевниковъ, агрономъ для насажденія плодовыхъ деревьевъ на безплодныхъ степяхъ, цивилизаторъ для задерживанія легкомысленныхъ переселенцевъ, прожектеръ для проведенія желѣзной дороги изъ Новой Земли къ Колгуеву и многіе другіе съ спеціальными обязанностями. Ѳедя и Петя имѣли порученія -- заняться изслѣдованіемъ крестьянскаго быта и собраніемъ подробныхъ статистико-экономическихъ свѣдѣній, для чего они хотѣли купить даже руководство, но по ошибкѣ Манухинъ-Леухинъ завернулъ имъ романъ для холостыхъ "Дѣвица Монтеспанъ".
   Отрекомендовавшись, всѣ остались довольны. Даже ѣхавшій Донъ-Жуанъ почувствовалъ свое призваніе улучшить нравы женщинъ.
   Обмѣнявшись любезностями, всѣ перезнакомившіеся вскорѣ сосредоточились на одномъ вопросѣ, который формулировалъ Ѳедя:
   -- Однако, господа, надо же разобраться въ самомъ дѣлѣ куда мы ѣдемъ?
   -- Въ самомъ дѣлѣ, что насъ ожидаетъ, есть ли тамъ, въ этой Сибири, города, общество, женщины?..
   -- Знаете,-- сказалъ одинъ изъ молодыхъ цивилизаторовъ:-- я слышалъ о весьма оригинальныхъ правахъ и обычаяхъ въ этой Сибири. Я встрѣтилъ одну даму оттуда, которая увѣрила меня, что тамъ нужно въ халатахъ въ общество являться и что это такъ принято.
   -- Правда ли, господа, что тамъ по улицамъ масса медвѣдей ходитъ?-- воскликнулъ другой.
   -- А мы не запаслись револьверами!-- воскликнулъ кто-то.
   -- Нѣтъ, господа, вы знаете, что намъ придется смолу жевать?
   -- Что вы говорите?
   -- Клянусь честью, я самъ жевалъ, одна дама изъ Сибири заставила меня для опыта. Я, знаете, полонъ ротъ набилъ. Все, знаете, связало, ни проглотить, ни выплюнуть нельзя, это, говоритъ, сѣра. Очень много хохотали надо мной!
   -- Ну, мѣсто! Однако Богъ милостивъ, вотъ я по изслѣдованію крестьянъ ѣду,-- сказалъ Оедя:-- по одно меня занимаетъ, найду ли я тамъ инструментъ, я любитель музыки и въ консерваторіи учился.
   -- Ну, это едва ли!-- сказалъ скептически цивилизаторъ: -- страна необразованная.
   -- Я тоже думаю, такъ я, знаете, клавіатурой нѣмой запасся, мюэткой, чтобы не отвыкать.
   -- А вотъ, господа, скажите, какъ я астраханскіе арбузы довезу?
   -- Господа, слыхалъ ли кто, что такое тарантасъ? Говорятъ, на немъ ѣхать придется, ужасно что-то такое тряское!-- задался вопросомъ сухопарый джентльменъ, представляя контрастъ съ мягкимъ диваномъ 1-го класса.
   -- Боже мой, Боже мой!-- воскликнулъ чиновникъ порученій:-- мнѣ поручено свезти банку гіацинтовъ въ подарокъ одной губернаторшѣ, ну, что какъ горшокъ разобьется?
   -- Будемъ-те попутчиками,-- сказалъ офицеръ:-- я человѣкъ опытный, одной рукой я васъ буду держать въ тарантасѣ, а другой вашъ цвѣтокъ... Ха-ха-ха!
   Несомнѣнно, что для всѣхъ этихъ джентельменовъ Сибирь представлялась совершенно чѣмъ-то загадочнымъ и крайне неопредѣленнымъ. Всѣ они подъ вліяніемъ тѣхъ или другихъ мотивовъ выкинуты были изъ своей колеи и рѣшились на поѣздку, но никто не имѣлъ времени справиться, куда они направлялись и что ихъ ожидало. Они перебирали маршруты, открывали только теперь какіе-то. странные для нихъ города Тюмень, Курганъ, Ялуторовскъ, который вызывалъ смѣхъ непокладливостью и тягучестью своего названія.
   Всѣ путали, считали прогоны, сроки службы, шарили на картѣ и въ концѣ-концевъ, все-таки, ничего не находили. Но всѣ эти господа шутили и даже строили планы въ будущемъ, а главное всѣ они ѣхали цивилизовать, упорядочивать, устроятъ и насаждать, что и какъ,-- это еще смутно чувствовалось, но готовность и даже нѣкоторое нетерпѣніе одушевляло всѣхъ.
   -- Я вамъ скажу, тутъ надо безъ церемоніи!-- говорилъ офицеръ, засучивая рукавъ и обнаруживая мускулистую мохнатую длань...
   -- Я везу съ собой уже выработанный планъ обрусенія остяковъ,-- говорилъ джентельменъ съ англійскимъ складомъ.
   -- А я думалъ о разведеніи племенныхъ жеребцовъ.
   -- Мы, знаете, все-таки, улучшимъ культуру, научимъ сибиряковъ жить какъ слѣдуетъ, введемъ тартинки, омары...
   -- Но женщинъ, женщинъ не нужно забывать...
   -- Ха-ха-ха! почему же! сибирячки, можетъ быть, пикантны. Вы знаете негритянокъ? Князь ужасно ихъ любилъ!
   Вагонъ подходилъ къ станціи.
   Въ 3-мъ классѣ уже шолъ не только говоръ, но и пѣсни, прерываемыя икотой. Запахъ луку смѣшивался съ запахомъ табаку и пота.
   -- Господи! это все фельдшеръ икаетъ, видно, его маменька поминаетъ.
   Фельдшеръ поводилъ мутными глазами, его первые шаги къ Сибири начались морскою болѣзнью, хотя николаевскій вагонъ и не представлялъ качки. Работавшіе крестьяне на дорогѣ и сторожевые, дѣлая честь поѣзду, были немало озадачены, когда изъ вагона будущій цѣлитель сибирскаго человѣчества вспрыскивалъ ихъ всѣми сортами водокъ, лежа распростертымъ на окнѣ.
   Купчиха все еще отыскивала юбку. Торговецъ, въ кожаномъ пальто, давно завтракалъ вяленой воблой. Нѣсколько пассажировъ изъ нетребовательныхъ комфортабельно расположились подъ лавкой, въ массѣ грязи и геологическихъ наслоеній и втягивали носами пыль. Они спали беззаботной сладко похрапывая, когда надъ ними двѣ мастеровыя глотки орали во всю мочь пѣсни, а третій подыгрывалъ.
   -- Нѣтъ, позвольте, Иванъ Парѳенычъ, національнымъ голосомъ... спѣть.
   И тай -- пай.... плодъ любви несчастной
   Держала въ трепетныхъ рукахъ....
   Раздавался осиплый "національный голосъ".
   Наконецъ, вагонъ остановился, публика 1-го и 2-го класса ринулась къ столамъ, гдѣ стояли горячія блюды. Съ волчьимъ аппетитомъ уничтожался кофе, котлеты пожарскія на горькомъ маслѣ, бифштексы и тому подобное; лакеи откупоривали зельтерскую. 3-й классъ мѣшалъ квасъ, водку, соленые огурцы и тухлыя яйца во славу Божію.
   Джентельмены и цивилизаторы, ѣдущіе въ Сибирь, тоже кушали съ аппетитомъ котлеты пожарскія.
   -- А что, господа, найдемъ ли мы тамъ кильки и миногу?-- кто-то задавалъ важный вопросъ.
   Расположеніе духа задумчиваго франта красавца также измѣнилось къ лучшему, онъ замѣтилъ красивую брюнетку въ купе 1-го класса. Онъ уже лорнивалъ и бойко подходилъ къ вагону, напѣвая оперетку. Опасенія покинули его.-- "Все благополучно",-- подумалъ онъ:-- "времени достаточно прошло, и телеграммы нѣтъ. Значитъ, безъ меня обошлась"...
   Онъ хотѣлъ подняться на ступеньку вагона, какъ вдругъ его остановилъ жандармъ.
   Красивое лицо путешественника измѣнилось. Все завертѣлось вокругъ него. Значить, она рѣшилась, и подъ вагономъ, проклятая записка, адресъ, трупъ на лицо. Предстоитъ возвращеніе.
   -- О чортъ возьми! Сорвалось!
   -- Въ Сибирь, такъ въ Сибирь!-- послышалось въ сторонѣ. Франтъ еще болѣе вздрогнулъ.
   -- Что нужно?-- спросилъ нѣсколько смущенно молодой человѣкъ жандарма.
   -- Васъ догоняетъ человѣкъ изъ буфета.
   Показалась стриженая голова съ оттопыренными ушами и черный замасленный фракъ татарина-лакея.
   -- За котлетъ пожарскій и кофе позвольте, ваше сіятельство, получить!
   -- Ахъ, я забылъ по разсѣянности, извини, любезный!-- Изъ красиваго портмоне съ гербомъ выскочила зелененькая.-- Сдачи не нужно!-- сказалъ гордо пассажиръ 1-го класса. Лакей почтительно поклонился, жандармъ вѣжливо уступилъ дорогу.
   -- Нѣтъ, все благополучно! протоколъ вѣрно составятъ безъ меня!-- сказалъ про себя левъ, самодовольно закуривая послѣобѣденную сигару.
   Судьба берегла Донъ-Жуана для Сибири и сибирскихъ дамъ.
   -- Въ Сибирь, такъ Сибирь!-- послышалась на платформѣ фраза. Это два мастеровыхъ съ гармоникой вели подъ руки осовѣвшаго фельдшера, у котораго, рядомъ съ огорченной плачущей миной, начинала выступать на пьяной рожѣ тоже какая-то иная веселая мина, не только бодрая, но даже будто вызывающая. Вѣдь и онъ цивилизовать Сибирь ѣхалъ!

Добродушный Сибирякъ.

(Продолженіе будетъ).

"Восточное Обозрѣніе", No 40, 1886

   

ВЪ СИБИРЬ, ТАКЪ ВЪ СИБИРЬ! ИЛИ ПРИКЛЮЧЕНІЯ ЦИВИЛИЗАТОРОВЪ *).

(ИЗЪ ПУТЕВЫХЪ ОЧЕРКОВЪ И КАРТИНЪ).

*) См. No 40-й "Восточн. Обозр.".

IV.

   Былъ сѣрый холодный день, одинъ изъ осеннихъ сибирскихъ дней, въ который, нѣтъ -- нѣтъ, да и выпадетъ снѣжокъ. На одной изъ пристаней сибирскихъ рѣкъ, гдѣ начинается навигація по обскому бассейну до Томска, ждали парохода. На берегу шмыгалъ рабочій и дѣловой народъ. Масса баржъ, барокъ ждали своей очереди, шла нагрузка, толкотня. Приказчики перебранивались съ рабочими, гдѣ-то наваливали кули, тамъ принимали товаръ. Толпа переселенцевъ со скарбомъ, съ дѣтьми тащилась къ баржѣ въ ожиданіи парохода.
   На берегу пристани стоялъ домикъ и рядъ службъ. Въ этомъ домикѣ находилась контора, а верхъ занималъ пароходовладѣлецъ, Иванъ Ивановичъ Абатовъ, одинъ изъ мѣстныхъ дѣловыхъ людей, съ американской энергіей и практичностью. Нѣсколько лѣтъ тому назадъ, онъ явился въ Сибирь безъ всякихъ предубѣжденій къ ней. Онъ явился съ Волги, гдѣ у него были также дѣла и пароходство. Онъ окинулъ взглядомъ сибирскія благодатныя рѣки, проѣхался по нимъ, сообразилъ грузы и поставилъ свои пароходы. Иванъ Ивановичъ одинъ изъ первыхъ устроилъ пассажирское легкое пароходство, хотя, все-таки, одно оно не могло держаться, и пассажирскіе пароходы волей не волей, какъ и сама Сибирь, тянутъ за собою тяжелую арестантскую баржу, замедляя свое движеніе. Пароходство оживляло городъ и рѣку. Нѣсколько пароходовъ съ комфортабельными каютами 1-го и 2-го класса, съ буфетомъ, крытыми палубами для пассажировъ, приходили и отходили отъ пристани. Ждали и сегодня парохода.
   Иванъ Ивановичъ съ ранняго утра ходилъ по свѣтлой комнатѣ и поджидалъ парохода. Вся квартира его и особенно эта свѣтлая комната съ венеціанскими окнами напоминала пароходную рубку. Гладкія стѣны, мебель изъ полированной березы, придавали скромный, опрятный и дѣловой видъ квартирѣ, не блестѣвшей роскошью. Изъ этой комнаты открывается прекрасный видъ на всю рѣку и пристань. Модель парохода въ разрѣзѣ, карта на стѣнѣ и рупоръ въ углу напоминали морскую службу. Достаточно было открыть окно, и сношенія съ пристанью немедленно открывались, приказанія мгновенно исполнялись: легкіе пароходы наполнялись парами, быстро отваливали отъ берега, а тяжеловѣсныя баржи начинали увѣсисто подвигаться по данному направленію. Капризны были сибирскія рѣки, велики разстоянія, масса непредвидѣнныхъ случайностей задерживали иногда пароходы, телеграфа по рѣкѣ въ виду пустынныхъ пространствъ по было. Не легко давалось проведеніе культуры, но предприниматель не унывалъ, онъ сооружалъ заводы, появились механическія мастерскія, строились пароходы и Обь покрылась ими. Много лѣтъ поработалъ Иванъ Ивановичъ: въ черныхъ какъ смоль волосахъ начали показываться сѣдинки, на красивомъ выразительномъ лицѣ прошли морщинки, но бодрость и энергія по оставляли его, онъ велъ обширныя операція, имѣлъ массу дѣлъ. И теперь онъ былъ заваленъ телеграммами, запросами. Нѣсколько тысячъ пудовъ товаровъ требовали нагрузки, нѣсколько сотенъ переселенцевъ ждали отправки, какое-то начальство прислало телеграмму о пріѣздѣ на пароходъ, нужно было заготовить помѣщеніе. Приказчики, служащіе, пріѣзжіе изъ города но дѣламъ торговцы постоянно входили и выходили. Контора работала. Опытные капитаны, много видавшіе по сибирскимъ рѣкамъ, входили выслушивать приказанія.
   -- Ну, что, все ли готово? А что, пароходъ поправили? Пошлите, пожалуйста, эту телеграмму!-- говоритъ озабоченный Иванъ Ивановичъ.-- Извините, я сію минуту,-- обращался онъ къ гостямъ и торговцамъ:-- не угодно ли закусить?-- Иванъ Ивановичъ при всей дѣловитости былъ настоящій сибирякъ и хлѣбосолъ. Прекрасный столъ и вина всегда у него были къ услугамъ гостей. Пока другіе кушали и выпивали, онъ самъ дѣлалъ дѣло за другихъ;, у него не было сибирской распущенности и того неряшества, которое характеризовало старое сибирское купечество.
   Добродушный здоровый парень съ пристани, получивъ приказаніе, однако, стоялъ еще съ телеграммой въ рукѣ.
   -- Что же ты не идешь?
   -- Да они приказали опять васъ спросить: скоро ли пароходъ придетъ и будетъ ли имъ особая каюта?
   -- Кто они?
   -- Да чиновникъ изъ Питера-съ.
   -- Да вѣдь ты сказалъ, что пароходъ пойдетъ въ сине время, завтра отправка!
   -- Они говорятъ, что ждать не могутъ.
   -- Господи! да что же я ему особый пароходъ, что ли, снаряжу? А о каютѣ пусть справится въ конторѣ. Иди поскорѣе по дѣламъ.
   -- Они бранятся, говорятъ, что на пристани въ каютахъ жить не будутъ.
   -- Господи! да и пусть съ Богомъ въ гостинницу ѣдетъ. Кто его просилъ сюда? Нѣтъ, вѣдь это просто смѣшно! Пріѣхалъ тутъ у насъ пассажиръ,-- говорилъ съ добродушной улыбкой гостямъ пароходовладѣлецъ:-- ни сенаторъ, ни генералъ, а рветъ и мечеть, не хочетъ ничего знать. Видѣлъ я на своемъ вѣку очень знатныхъ лицъ и министровъ, все народъ деликатный, вѣжливый. Наконецъ, если онъ грамотный человѣкъ, прочелъ бы росписаніе, вѣдь у насъ и такъ два раза пароходы въ недѣлю ходятъ, а иногда и на половину пустыя каюты идутъ. Это не по Волгѣ! Теперь на берегу нарочно пассажирамъ помѣщенія построены, чтобы, кто хочетъ, могъ здѣсь на пристани переждать. Вѣдь это я сдѣлалъ для удобства пассажировъ. Вчера его кормилъ: завтракалъ онъ, обѣдалъ у меня, ужиналъ, и все еще ругается. Ко мнѣ ужъ жаловаться люди приходили.
   -- Да кто же онъ такой?
   -- Называетъ себя "чиновникомъ насажденія цивилизаціи".
   -- Странное званіе!-- кажется, такой должности нѣтъ. Вы бы формуляръ или видъ спросили у него?
   -- Какое тутъ! Развѣ смѣемъ?
   -- Почему же?-- вѣдь вы должны знать, кого на пароходѣ повезете, а особенно такую особу.
   -- Что вы говорите, да въ Сибири развѣ заведено это? Попроси-ка видъ, да какихъ непріятностей натерпишься! Посмотрите, какъ они насъ трактуютъ: и невѣжды-то кругомъ, и варварство, а самъ не успѣлъ еще оглянуться даже. Я ужъ, ему вчера 12-ти рублеваго вина далъ, сигарами гаванскими угощалъ; онъ даже двѣ въ карманъ спустилъ, а сегодня вотъ опять исторію затѣваетъ.
   -- Ну, братъ, это кладъ тебѣ -- ты его ублажай!-- расхохотался купецъ, сидѣвшій на диванѣ.

-----

   Въ это же время къ пароходной пристани тащилось нѣсколько извозчиковъ, на дрожкахъ которыхъ изъ-за разныхъ саквояжей, пестрыхъ пледовъ, картонокъ съ Циммерманами, изъ-за чемодановъ и связокъ съ палками и зонтиками, украшенными причудливыми набалдашниками, высовывались головы пріѣзжихъ пассажировъ въ разнообразныхъ шляпахъ котелкомъ, шляпахъ тирольскихъ, шляпахъ съ широкими и узкими полями т. п. Нѣкоторые предпочли, однако, украситься форменными фуражками съ сверкающими звѣздами, которыя въ сто лицахъ считали надѣвать неудобнымъ, такъ, какъ это было въ сущности доблесть однихъ новопроизведенныхъ "коллежскихъ регистраторовъ". Медленно тащили извозчики этотъ грузъ пассажировъ по невыразимо грязнымъ улицамъ, совершенно иногда представлявшимъ сплошное море грязи. Улицы были покрыты мѣстами для разнообразія кожевенными обрѣзками, дубильнымъ веществомъ кожевенныхъ заводовъ, а иногда и просто навозомъ, сваливаемымъ со скотныхъ дворовъ. Небольшіе домики ремесленниковъ, постоялые дворы съ массою телѣгъ и изрѣдка купеческіе дома, запертые какъ крѣпости, съ цѣпными собаками во дворѣ, дворы полные обозными телѣгами, татары и возчики, толкущіеся у порогъ, тарантасы съ накладками и безъ накладокъ, виднѣвшіеся въ каждомъ дворѣ,-- словомъ все, что представляло оригинальную обстановку сибирскаго города, дѣйствовало весьма дико и непріятно на прибывшихъ.
   -- Ну, городъ!-- восклицали они, покачиваясь и едва удерживаясь на мѣстныхъ дрогахъ, которыя напоминали московскія гитары. Проѣзжіе ухали и ахали, когда дрожки переваливались въ глубокія колеи и исчезали по оси въ грязи. Нѣсколько саковъ и шляпа-циммерманъ, сорвавшись съ дрожекъ, къ ужасу путешественниковъ, уже искупались въ сибирской лужѣ, асами цивилизаторы едва удерживали свое равновѣсіе. Понятно, съ какимъ негодованіемъ и волненіемъ испытали они ѣзду по улицамъ патріархальнаго сибирскаго города.
   Первое впечатлѣніе далеко было неблагопріятно. Пріѣзжіе, остановись на'пристани, въ ужасномъ расположеніи духа, были донельзя обрадованы, встрѣтивъ на пристани своихъ спутниковъ и сотоварищей, съ которыми дѣлали дорогу въ Сибирь, начиная отъ Петербурга. Тутъ бы іи всевозможные цивилизаторы -- въ перчаткахъ самыхъ разнообразныхъ цвѣтовъ, цивилизаторы въ шоколадныхъ и сиреневыхъ панталонахъ, цивилизаторы съ разнообразными букетами Пузановскихъ духовъ, цивилизаторы въ пенсъ-нэ и съ моноклями, цивилизаторы по "насажденію", "упроченію", "осѣдленію", "проведенію", "утвержденію", "водворенію", "выдворенію", "упорядоченію" и "искорененію". Всѣ они, обѣнявшись дружескими пожатіями, не могли не выразить громко своихъ чувствъ.
   -- Нѣтъ, это Богъ знаетъ, что такое за городъ! Представьте, что мы чуть не утонули въ грязи!.. Представьте, у меня упалъ мой новенькій чемоданъ въ эту грязь!..
   -- Нѣтъ, вы представьте мое положеніе,-- махалъ тростью "чиновникъ по водворенію цивилизаціи":-- я пріѣхалъ и жду два дня парохода. Вѣдь пріѣхать и ждать на берегу, да вѣдь это не водится ни въ Германіи, ни во Франціи! Vous comprenez, что вѣдь здѣсь со скуки можно умереть!
   -- Неужели хорошенькихъ пассажирокъ даже нѣтъ?-- заржалъ слѣзавшій съ извозчика Ѳедя.
   -- Позвольте, кто же здѣсь принимаетъ вещи?-- вдругъ принявъ дѣловой видъ, загорячился Петя, прибывшій рядомъ съ Ѳедей, обремененнымъ ручными картонками и романомъ Монтеспанъ.
   -- Вещей здѣсь никто не принимаетъ, парохода нѣтъ, снесите въ контору,-- сказалъ стоявшій около парохода.
   -- Какъ сами?!..-- воскликнулъ съ негодованіемъ Петя.
   -- Λ кто же еще!-- отвѣтилъ плечистый приказчикъ и отвернулся перевѣшивать товаръ.
   -- Каково! Сами! Ахъ, ты, неотесъ мужикъ! Эй, извозчикъ, неси наши вещи!
   -- Это не мое дѣло-съ!
   -- Какъ? что? Вотъ грубіяны-то, вотъ народъ-то! Да что же это за порядки! Полицію! Полицію нужно сюда, мы проучимъ васъ... Гдѣ городовой, жандармы?..
   По, увы! это была страна непросвѣщенная. Много кишѣло всякаго народа кругомъ, но все обходилось безъ полиціи, всякій тащилъ свою поклажу, багажъ, и здоровыя плечи нагрузчиковъ носили цѣлые десятки пудовъ на баржу, по спеціальной прислуги для пріѣзжихъ джентльменовъ не нашлось. При обращеніи къ полиціи они увидѣли на горѣ только будку, изъ которой вышелъ мѣстный будочникъ, откусывая морковь, и направился въ сосѣднее заведеніе, обнявъ знакомаго обывателя. Надежды не было, пассажиры не видѣли никакого къ себѣ уваженія среди окружающей "черни". Ихъ видъ, костюмы, внушительный взглядъ и приказаніе не дѣйствовали, ибо не было того спеціальнаго класса, который въ вокзалахъ, на пристаняхъ окружалъ ихъ угодливостью, ждалъ подачекъ, величалъ ихъ "ваше сіятельство". Здѣсь не было лакеевъ, приказчики и даже рабочіе вели себя съ достоинствомъ, только теперь пассажиры начали чувствовать, что они лишены привычнаго комфорта и что они вступили въ варварскую страну, гдѣ цивилизацію еще нужно насаждать.
   -- Нѣтъ, тутъ надо проучить, тутъ надо цивили...!-- воскликнули всѣ разомъ, кто то уже занесъ кулакъ, какъ вдругъ всѣми овладѣло чувство безпомощности.
   -- Вещи наши, вещи!... пароходъ!...-- лепетали джентльмены, растерявшись.
   -- Не безпокойтесь, не уйдетъ! Иванъ Дементьичъ, перенесите этихъ господъ,-- сказалъ, добродушно улыбаясь, подошедшій плечистый мужчина, и нѣсколько матросовъ забрали тюки.
   -- Куда же наши вещи?...
   -- Найдемъ, куда!-- сказалъ небрежно матросъ и исчезъ съ тюками.
   -- Петя! Ѳедя, что же это такое! Ну, Сибирь! ну, порядки!

-----

   Въ это же время по рѣкѣ раздался свистокъ и показался; пароходъ: это былъ большой обскій пароходъ, везшій пассажировъ съ противоположнаго конца Сибири. Мужественныя, но истомленныя, завѣтрѣвшія и загорѣлыя лица видны были на палубѣ. Народъ столпился, прибывшіе съ особымъ чувствомъ смотрѣли на пристань, нѣкоторые крестились. Девять дней провелъ этотъ пароходъ на большихъ сибирскихъ рѣкахъ. Это было чуть не морское путешествіе. Терпѣливо переносятъ люди этотъ путь на вѣтру, иногда среди дождей и непогоды. Они почти обжились на пароходѣ, они привыкли къ нему, но, тѣмъ не менѣе, все-таки, истомились.
   Однообразные пейзажи и монотонность пути не могли не отразиться на ихъ уныломъ расположеніи духа, дальняя сибирская дорога со всѣми случайностями и испытаніями положила на этихъ странниковъ печать терпѣнія, серьезности и сосредоченности.
   Это былъ большею частью трудовой, промышленный, дѣловой народъ, прорѣзавшій всю Сибирь; обскій путь на пароходахъ былъ для нихъ уже отдыхомъ, но здѣсь были люди, ѣхавшіе цѣлые мѣсяца изъ Иркутска, изъ-за Байкала, съ Амура. Они испытали самую разнообразную дорогу, ѣздили они и въ тряскихъ экипажахъ; были люди, которые странствовали по тайгамъ, живали въ глухихъ инородческихъ степяхъ годами. Что перенесли они въ жизни, что видѣли они, о томъ полюбили они даже разсказывать. Но если бы разспросить, эта сѣрая толпа могла бы разсказать не только массу приключеній, но и массу подвиговъ. Здѣсь были люди изъ глухихъ городковъ и деревень, въ первый разъ очутившіеся на пароходѣ, люди безъ претензій, люди простые, испытанные и неизбалованные. Всѣ изъ нихъ имѣли свои привязанности, свое счастье, свое простое горе, но ни къ кому они не лѣзли съ нимъ, это были люди сѣрой массы, которая живетъ, трудится и надѣется только на свои силы.
   Такова была сибирская публика, которая теперь была занята перетаскиваніемъ багажа на собственныхъ плечахъ.
   Ожидающіе парохода составляли совершенный контрастъ: своимъ нетерпѣніемъ, капризные, раздраженные, они волновались отъ первыхъ затрудненій и пустяковъ. Всѣ они привыкли къ иной жизни, они привыкли къ балованному комфорту и къ тому, чтобы для нихъ было все готово, все сдѣлано. Ихъ дѣтство проходило тамъ среди помѣщичьей Россіи или въ большихъ городахъ, гдѣ можно было нанять и купить всякія удобства, гдѣ можно было приказывать, повелѣвать, гдѣ все было готово къ ихъ услугамъ. Ихъ міросозерцаніе и отношеніе къ жизни было совершенно иное.
   Всякій пріѣзжій, сталкиваясь съ сибирской дѣловитостью и неуклюжестью, съ отсутствіемъ комфорта большихъ городовъ, поэтому начинаетъ шаги свои съ критики и предубѣжденія. Нужно долго пожить и хорошенько вдуматься въ сибирскую среду, чтобы понять и раскусить жизнь на окраинѣ. Здѣсь жизнь складывалась демократически.
   Въ Сибири особенный составъ населенія и особый характеръ жизни. Здѣсь всякій старается самъ заботиться о себѣ., работать и заработывать хлѣбъ. Эта среда неизбалованная, непривиллегировапная, "мѣщанская", если можно такъ выразиться. Она имѣетъ сухой, дѣловитый, почти суровый видъ, иногда отталкивающій своей мужиковатостью, его, однако, нужно понимать и умѣть открывать живые, свѣтлые ручьи подъ этою ледяною корою. Никто не подумаетъ, что въ новой странѣ и пустынѣ не создается разомъ цивилизація и культура. Никто не хочетъ понять, что съ сохой да рубанкой не создашь дворцовъ цивилизаціи! И никто не задумается, какъ горько и тяжело жилось здѣсь населенію. Благо, еще нивы вспаханы, благо лѣса, вырублены, а что это стоило!..
   Но бываютъ и иные люди, пожившіе долго въ Сибири, поработавшіе въ ней, сжившіеся съ нею, которые часто, возврата жь назадъ въ Европейскую Россію, на свою родину, не всегд; уносятъ горькія чувства о Сибири, напротивъ часто теплыя воспоминанія; дружба и глубокая жалость къ этой странѣ теплится въ ихъ душѣ. Были русскіе люди, которые отдавали этой суровой странѣ лучшія силы свои, стремились помочь ей и клали камни ея будущему обновленію. Поэтому нельзя смѣшивать всѣхъ съ нашими героями "цивилизаторами". Это только типъ тѣхъ петиметровъ, тѣхъ не подготовленныхъ людей и "баричей", которые брали и берутъ задачи не подъ силу, нимало по имѣя въ себѣ силы и умѣнья для труда, для самоотверженія, для просвѣщенія.
   Вотъ этихъ-то героевъ мы и хотѣли очертить съ ихъ психическимъ складомъ и легкомысленными претензіями.
   Рвутъ и мечутъ они на пароходныхъ пристаняхъ, въ первой гостинницѣ, они бранятъ клоповъ и таракановъ, не испытавъ и десятой доли того, что другіе испытываютъ, поражаютъ своей наивностью, неподготовленностью, вызывая часто ироническія улыбки окружающихъ ихъ простыхъ, по толковыхъ и неизбалованныхъ людей.
   Вотъ почему, при видѣ этихъ отправляющихся цивилизаторовъ-франтовъ съ большими претензіями и крайне убогимъ умственнымъ и нравственнымъ скарбомъ, сибирскій простолюдинъ создалъ слѣдующую мѣстную пословицу: "ѣхало въ Сибирь семеро на одномъ тараканѣ, восьмой за дугу держался да оборвался, а возвращались въ золотыхъ каретахъ!" Вѣроятно, чѣмъ нибудь эта пословица была вызвана.

Добродушный Сибирякъ.

"Восточное Обозрѣніе", No 43, 1886

   

ВЪ СИБИРЬ, ТАКЪ ВЪ СИБИРЬ! ИЛИ ПРИКЛЮЧЕНІЯ ЦИВИЛИЗАТОРОВЪ *).

(ИЗЪ ПУТЕВЫХЪ ОЧЕРКОВЪ И КАРТИНЪ).

*) См. No 43 "Вост. Обозр.", 1886 г.

V.

   Пассажирскій пароходъ, мѣрно шумя колесами, двигался" не торопясь, степенно по сибирской рѣкѣ, таща за собою весьма причудливую баржу. Послѣднее судно съ тентомъ, закрытое со всѣхъ сторонъ проволочною рѣшоткою, напоминало нѣчто въ родѣ огромнаго курятника. Мы познакомимъ читателя впослѣдствіи, что за публика помѣщалась здѣсь, и чѣмъ объясняется странный видъ этой баржи. Теперь обратимся къ элегантному пароходу. На его палубѣ озабоченно располагались пассажиры, а въ рубкѣ 1-го класса даже слышался веселый разговоръ. Путь предстоялъ дальній, предстояло сдѣлать многимъ на этомъ пароходѣ 2,670 в., разстояніе непривычное для россійскаго человѣка. Это разстояніе приходилось идти дней 8--9, если не представится задержекъ. Обширныя сибирскія рѣки несутъ пароходъ здѣсь среди пустынныхъ мѣстностей, телеграфъ не идетъ дальше Тобольска, и какъ ни хлопочутъ о проведеніи его хотя до села Самарова, мѣстности, гдѣ приходится вступать въ широкую Обь, дѣло почему-то не двигается. На этомъ восьмидневномъ пути среди окружающей пустыни негостепріимныхъ береговъ, можетъ много случиться: недаромъ на палубѣ разсказываетъ разные случаи бывалый купецъ.
   -- Да-съ, вотъ близь этого самаго мѣста, какъ берегъ грохнулъ (берега Иртыша часто подмываются), такъ на рѣкѣ такія волны пошли, что пароходъ-то какъ щепку на берегъ выбросили!
   -- Ну, и что же?
   -- Ничего, такъ, вверхъ-тормашки полежали, да и встали!
   -- Ну, а какъ льды нынче?
   -- Не знаю, можетъ, Богъ пронесетъ, этотъ рейсъ успѣемъ сдѣлать, а то какъ заморозь хватитъ, пойдетъ шуга, ну, и зазимуемъ.
   -- Богъ знаетъ, что вы разсказываете!-- махнулъ рукой какой-то пассажиръ.-- Пойдемте лучше въ буфетъ -- рюмку для ободренія выпить...-- Въ буфетѣ уже тѣснился народъ, пользуясь благовиднымъ предлогомъ морскаго путешествія, въ которомъ обыкновенно принято поддерживать повсюду сырость.
   На палубѣ народъ уснащивался, прилаживался и помѣщался на долгую квартиру, здѣсь располагался рабочій черный людъ, переселенцы, странники въ дальнюю Сибирь на зароботки. Серьезныя, сосредоточенныя лица смотрѣли вопросительно въ даль, многіе вывѣдывали, разспрашивали, трепетно билось сердце переселенцевъ. Были на пароходѣ и люди бывалые. Они разсказывали объ Амурѣ, о Минусинскомъ округѣ, о Бійскихъ земляхъ. Особенно отличался сѣденькій старичекъ въ казинетовой сибиркѣ и выцвѣтшемъ картузѣ. Вездѣ онъ побывалъ: и на Уссури, и въ Забайкальѣ, живалъ и въ Томской губерніи и на Аму-дарьѣ бывалъ. Это былъ пытовщикъ, онъ зналъ не только города и губерніи, по деревни, Зналъ, гдѣ какая цѣпа хлѣба, гдѣ какія земли, чѣмъ промышляютъ, каковы заработки. Простые русскіе люди не имѣютъ гидовъ, указателей, да и трудно сказать, помогли ли бы имъ справочныя книги интеллигентнаго человѣка. Мужику нужно многое знать, о чемъ мы не помышляемъ, ему и свѣдѣнія нужны на его мужицкую руку. Сколько десятипъ приходится на душу, каковъ черноземъ, какъ дѣлятъ покосы, родится ли ленъ и мало ли чего другаго, на что мы отвѣтить не можемъ, но бывалый человѣкъ отвѣтить. Со вниманіемъ и неподдѣльнымъ изумленіемъ слушали переселенцы этого старичка въ казинетовой сибиркѣ. Онъ имъ давалъ самыя подробныя свѣдѣнія. Шли они въ Бійскій округъ.
   -- Такъ, ты говоришь, жить можно?-- спрашивали они:-- вотъ намъ тоже писали сродственники.
   -- Ежели ты, какъ я говорю, выберешь общество дружное, да хватить у тебя въ первое время подняться -- мѣстъ чудесныя! Только время даромъ не трать, а хлѣбъ, я тебѣ скажу, BÖ какой родится!-- Сибирка показала высоту.
   Лицо переселенцевъ оживлялось. Лучъ надежды начиналъ сверкать въ этихъ глазахъ; надо было видѣть, какъ серьезно, какъ сосредоточенно они, закончивъ день, укладывались на палубѣ, какъ молчаливо-торжественно съ дѣтьми они молились на кормѣ, смотря на незнакомое темно-синее небо съ сверкающими ярко звѣздами, какъ они отдавали себя его гостепріимному крову. Новыя чувства волновали ихъ, и старое еще грезилось, слезы недавняго прощанья висѣли на рѣсницахъ.
   Всякій ѣхалъ съ своей думой, съ своими заботами. Только въ рубкѣ раздавался веселый смѣхъ. Ѳедя и Петя здѣсь съ товарищами почувствовали себя совершенно какъ дома, увидя знакомый сервированный столъ, графины, меню съ котлетами пожарскими, реестръ елисѣевскихъ винъ, бѣлую куртку повара и всѣ знакомые аттрибуты цивилизаціи. Человѣкъ во фракѣ для нихъ былъ дороже всѣхъ людей на свѣтѣ, это былъ имъ родственный человѣкъ, человѣкъ буфета, какъ и они, съ которымъ они могли обмѣняться самыми изысканными разговорами.
   -- Такъ, ты говоришь, Валентинъ, отбивныя котлеты хорошо приготовляешь?
   -- Помилуйте, сударь, первый сортъ....
   Петя и Ѳедя, почувствовавъ, что они находятся снова на мягкихъ диванахъ, что и въ ихъ распоряженіи рубка, меню и реестръ винъ, совершенно успокоились и примирились. Они пріобрѣли даже меркаторскую карту Оби и мѣстный путеводитель, но всё это отложили пока въ сторону до болѣе свободнаго времени, а теперь погрузились въ изысканіе соусовъ, сой, реестры холодныхъ блюдъ и т. п.; они такимъ путемъ незамѣтно знакомились съ естественными произведеніями природы и съ величайшимъ искусствомъ открыли, что имъ не мѣшаетъ за обѣдомъ попробовать мѣстной стерляди. Они будутъ кушать, а ихъ довезутъ до мѣста назначенія. Зачѣмъ тутъ гиды и географія страны?
   Только одинъ чиновникъ по ученой части обнаруживалъ безпокойство и приставалъ ко всѣмъ съ разспросами самаго невѣдомаго свойства.
   -- А это какіе лѣса?-- любопытствовалъ онъ, показывая перчаткою въ березняки.
   -- Стояросовые!-- отвѣчалъ иронически краснощекій пары мскій мѣщанинъ.
   -- Какъ вы сказали?-- озабоченно придерживая пенсъ-нэ и вынимая записную книжку, говорилъ цивилизаторъ.
   -- А рыбы здѣсь много?
   -- Спросите у повара, достаточно, кажется.
   -- Позвольте узнать мѣсто, гдѣ Ермакъ утонулъ?-- приставалъ чрезъ нѣсколько времени на палубѣ тотъ же ученый къ стоявшему у колеса суровому лоцману.
   -- Мы не слыхали, это не наше дѣло.
   -- Какъ не слыхали?... Ермакъ?... да вѣдь онъ утонулъ, вѣдь я читалъ въ лѣтописи...
   -- Это за Тобольскомъ!-- успокоилъ его капитанъ, но тутъ-то на него и насѣлъ любознательный джентельменъ. Онъ такъ досканально разспрашивалъ о мѣстѣ, гдѣ происходили битвы татаръ, цѣлъ ли Искеръ, куда дѣвался Мамоткулъ, что бѣдный обскій капитанъ, знавшій каждый островъ и мель на Оби, но ни одной страницы исторіи, бѣжалъ самъ, подобно Маметкулу, съ нолей ученыхъ состязаній.
   Въ компанію Пети и Оеди явились и другіе спутники ихъ. Они были тщательно вымыты, выбриты, въ свѣжихъ накрахмаленныхъ рубашкахъ. Вышелъ и тотъ красавецъ, который такъ безпокоился за судьбу свою на желѣзной дорогъ. Красивое лицо его было скучно, хотя нарядъ свѣжъ, ноги обуты въ изящнѣйшіе ботинки; душистые усы вызывающе закручены. Спутники подали ему товарищески руки и протянули карточки, лакей вытянулся, но тутъ случилось нѣчто, заставившее встрепенуться отъ изумленія все общество.
   Изъ каюты снизу вдругъ мелькнула какъ легкая тѣнь стройная брюнетка въ кашемировомъ джерси, съ накинутой большой шалью, въ бархатной шубкѣ и съ темною вуалеткой на шляпѣ. Она вскинула на общество пристальными черными глазами и быстро вышла на палубу.
   Всѣхъ точно передернуло.
   -- Откуда сіе? Какъ, когда она появилась? гдѣ скрывалась? Можетъ ли быть, чтобы въ Сибири, на пароходѣ и такой пріятный сюрпризъ, брюнетка, и притомъ comme il faut, правда, не первой, кажется, молодости, но на чужой сторонѣ... подумалъ Ѳедя о какой-то пословицѣ. Словомъ, всѣ были поражены этимъ сюрпризомъ.
   Валентинъ, обязанный давать всѣ отвѣты насчетъ пулярокъ, котлетъ пожарскихъ, обязанъ былъ, безъ сомнѣнія, доставлять и подробныя свѣдѣнія о брюнеткахъ.
   -- Валентинъ, сюда!
   -- Котлеты-съ! сейчасъ!
   -- Нѣтъ, брюнетку! Какъ, когда и что?-- разсказывай.
   -- Вчера-съ прибыли, заняли особую каюту 1-го класса, спросили кофе со сливками, скушали котлету, спрашивали зельтеру, книжку читали, романъ-съ, и никуда не выходили. Спросили только, кто и куда ѣдутъ...
   -- Нѣтъ, какъ она проскользнула! Каково!
   Одинъ франтъ-красавецъ не подалъ вида; онъ не любопытствовалъ, но у него мелькнуло старое самодовольство. Веселая фигура его нѣсколько выпрямилась, точно пружины но явились въ ней, походка приняла небрежно-кокетливый видъ, руки стали поправлять какъ-то особенно усъ, а глаза получили искусственную томность. Терпѣливо кончивъ завтракъ, онъ набросилъ плодъ и какъ бы неохотно поплелся съ другими на палубу.
   На палубѣ, гдѣ гуляютъ пассажиры перваго класса, у борта стояла гордо, въ маленькой изящной шляпкѣ, подъ вуалеткой, интересная пассажирка. Костюмъ ея былъ приличенъ и даже изященъ, онъ носилъ признакъ столичной моды. Ясно, что она была также заѣзжая въ Сибирь и, можетъ быть, даже изъ Петербурга. Она была не очень молода, но и не стара. Лице ея носило слѣды красоты, а заботливый туалетъ дѣлалъ ее привлекательной. Кто была она? Молодая вдова, замужняя женщина, совершающая вояжъ безъ мужа, дѣвица-гувернантка?-- все это возбуждало любопытство нашихъ цивилизаторовъ. Они охаживали ее кругомъ, каждый бодрился, вставлялъ пенсъ-но, монокль. Петя и Ѳедя особенно пѣтушились. Они, воспитанные на бульварахъ и въ кондитерскихъ, не знали другаго пріема, какъ только нахальнаго осматриванія женщины съ ногъ до головы и третированія ея "во всѣхъ статьяхъ".
   -- Недурна!-- сказалъ Оедя, но это были слишкомъ робкіе ловеласы. Незнакомка не показала вида, что замѣчаетъ ихъ, и въ заключеніи такъ гордо и презрительно взглянула на нихъ, что наши фланеры, не осмѣлившись первые заговорить, рѣшились отложить приступъ. Увѣренные, впрочемъ, что произвели впечатлѣніе своими самодовольными физіономіями и франтовскимъ видомъ, они отправились кушать стерлядку.
   Не такъ дѣйствовалъ опытный, знакомый намъ столичный Донъ-Жуанъ. Дурныя предчувствія и мысли давно оставили его. Красивое лицо его приняло прежній гордый и беззаботный характеръ. Онъ вышелъ на палубу и разсѣянно закурилъ сигару, прошелъ нѣсколько разъ, какъ бы сосредоточенный въ себя, и принялъ на другомъ концѣ небрежную позу. Само собой, что каждый изъ нихъ -- и новая пассажирка, и онъ не могли не кинуть бѣглыхъ взглядовъ, а затѣмъ послѣдовало болѣе долгое наблюденіе.
   Онъ замѣтилъ, что она не первой молодости, что когда-то обладала красотой, онъ не только изучилъ ея туалетъ, но понялъ ея характеръ. Ея красота была косметическая, но она прекрасно умѣла воспользоваться всѣмъ, что оставили ей природа и года. Маленькіе завитые локоны небрежно опускались на лобъ, цвѣтъ лица былъ матовый, брови были темнѣе, чѣмъ волоса, губы сохраняли яркій и алый цвѣтъ, глаза были выразительны съ темной поволокой, талія ея носила воспитаніе корсета, на корсажѣ масса цѣпочекъ, на рукахъ кольца, рекомендующія избалованное созданіе. Подъ видимой скромностью и простотой дорожнаго костюма все обнаруживало въ ней кокетство. Она умѣла рисоваться таліей, узенькія худыя плечи она изящно кутала въ платокъ, франтъ замѣтилъ и изящный ботинокъ; проходя мимо ея, можно было узнать любительницу сильныхъ и рѣзкихъ духовъ. Это былъ типъ знакомыхъ ему женщинъ, которыхъ онъ видалъ много. Здѣсь онъ чутьемъ угадывалъ тотъ пикантный, наркотическій запахъ, который будилъ когда-то его нервы. То, что могло отталкивать и предубѣждать другихъ, что напоминало опытныхъ, кокетливыхъ кокотокъ, то казалось ему завлекательнымъ. Она также пристально смотрѣла на него. Она узнала также эту знакомую фигуру красиваго, хотя нѣсколько полысѣвшаго, столичнаго красавца съ холоднымъ, равнодушнымъ выраженіемъ, разслабленной походкой, но съ признаками дендизма и гордаго сознанія побѣды. Что-то на минутку шевельнулось въ ней, судорожно искривившее губы, что-то гадкое, тяжелое мелькнуло въ воспоминаніяхъ, но она зло и лукаво улыбнулась, какъ бы затаивъ внутреннее ощущеніе; напротивъ, быстро она измѣнила позу и бросила кокетливый взглядъ. Онъ прошолъ еще и началъ случайный разговоръ:
   -- Я васъ не обезпокою своей сигарой?
   -- Нисколько!
   -- Какіе пустынные берега!
   -- Сибирь! Что же вы хотите?
   -- А вы въ первый разъ ѣдете?
   -- А вы?
   -- Да, я въ первый разъ. Далеко мы будемъ имѣть удовольствіе сопутствовать вамъ?
   -- Не знаю, я ѣду на Лену.
   -- Боже мой! что вамъ дѣлать тамъ?...
   -- На пріиски! тамъ, говорятъ, много золота,-- она улыбнулась.
   -- А вы любите его?!...
   -- Кто не любитъ золота!-- она засмѣялась.
   -- Такъ я и зналъ,-- подумалъ Донъ-Жуанъ:-- женщина, знающая жизнь.
   -- Боже мои! какія различныя обстоятельства влекутъ сюда людей, а никого, кажется, добровольно. Все судьба!... вотъ и я поѣхалъ нечаянно...
   -- Да? Васъ, надѣюсь, не ссылаютъ...
   -- О, нѣтъ! я ѣду на видное мѣсто, но бросить Петербургъ, столицу съ ея комфортомъ, не слыхать болѣе оперы...
   -- Да, это грустно!-- Понемногу завязалась бесѣда, и они сошлись на пріятыхъ воспоминаніяхъ.
   -- Каковъ! Каковъ!-- восклицали Оедя и Петя, вылѣзшіе изъ рубки:-- онъ ужъ успѣлъ! Но, знаешь, она мнѣ но правится, она набѣлена, и глаза, подведены, понимаешь, кисточкой.
   -- Здравствуйте, Иванъ Иванычъ, -- обратился Петя къ вошедшему пріятелю, цивилизатору по "насажденію".-- А мы, знаете, ушицы попробовали... прекрасная рыба!-- и знакомство свели.
   -- Съ кѣмъ?
   -- Мѣстный адвокатъ тутъ ѣдетъ премилый, съ двумя наслѣдниками, только очень закладываетъ. Везетъ по какому-то наслѣдству двухъ умалишенныхъ. Превыгодное, говорить, дѣло заниматься адвокатурой въ Сибири. Онъ больше по наслѣдствамъ. Премилый, только немножко горячъ. Пассажиры уже жаловались капитану, цѣлая исторія была, хотѣли высадить, да, къ счастію, уснулъ въ рубкѣ.
   Пассажиры 1-го класса въ этотъ день, къ своему изумленію, увидѣли новаго гостя. Онъ лежалъ на мягкихъ диванахъ въ рубкѣ и спалъ богатырскимъ сномъ, съ сапогами и въ шапкѣ. Тучное тѣло его отдувалось, какъ паровикъ, отъ винныхъ паровъ. Передъ нимъ на столѣ стояли три сосуда разнаго достоинства, показывающіе разнообразіе вкуса и послѣдовательное возвышеніе градусовъ. Графинъ водки, бутылка нива и мадеры были предметомъ одновременнаго потребленія. Часть была отпита, часть оставалась. Подвижникъ уснулъ, не кончивъ подвига.
   -- Потёкъ и ослабѣлъ!-- острилъ кто то.
   -- Это что же за безобразіе!-- восклицали другіе.
   -- Нѣтъ, это такъ невозможно!
   -- Вы не трогайте лучше его, онъ тутъ подвиги совершаетъ.
   -- Какіе?
   -- Да тутъ купца на палубѣ такъ ловко взвизгнулъ, а лакею въ шею далъ.
   На палубѣ шолъ также смѣхъ и разсказы. Купецъ ходилъ съ подвязанной щекой.
   -- Ну, что жъ. купецъ, ты теперь на него подашь жалобу, да онъ самъ по судейской части, говорятъ, дока.
   -- Что же это! Развѣ это въ Сибири только водится?!... Что это за безобразіе!-- воскликнулъ кто-то изъ цивилизаторовъ.
   -- Съ ними ничего не подѣлаешь, они сами изъ Россіи, изъ дворянъ Скулодвигательнаго уѣзда, говоритъ,-- сообщилъ лакей.-- Цивилизацію сибирякамъ показываютъ!
   -- Ци-ви-лизацію! Я тебѣ, шельма!-- внезапно раздалось, и растрепанный герой воспрялъ отъ сна. Пассажиры кинулись въ разсыпную. Купецъ, шмыгавшій по палубѣ, устрашенный знакомой тѣнью, бросился къ борту, въ калошахъ и въ шубѣ приготовился спрыгнуть въ воду.
   -- Караулъ!-- раздалось гдѣ-то.
   -- Батюшки, тонемъ!-- послышалось на пароходѣ, и началась сумятица.
   -- Не безпокойтесь, все спокойно, это давешній аблакатъ опять купца утюжитъ,-- успокоивалъ мѣщанинъ публику.
   -- Ловко! Все цивилизацію, видно, показываетъ. Однако, этому купцу приходится жутко!

Добродушный Сибирякъ.

"Восточное Обозрѣніе", No 45, 1886

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru