Ядринцев Николай Михайлович
Из записной книжки Добродушного Сибиряка

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

ИЗЪ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ ДОБРОДУШНАГО СИБИРЯКА.

(ФЕЛЬЕТОНЪ).

Мой романъ.

ГЛАВА VII.
СОНЪ СПЯЩЕЙ КРАСАВИЦЫ.

   Бушевала сибирская зимняя пурга, на дворѣ свистѣлъ и завывалъ вѣтеръ; вашъ дальній городокъ зарылся въ снѣгу и притаился; мракъ скрывалъ его, и даже въ большихъ каменныхъ домахъ едва мелькали огни.
   Въ полутемной спальнѣ свѣтилась лампадка тихимъ свѣтомъ. На кровати подъ бѣлымъ пологомъ, какъ будто-бы подъ балдахиномъ, полулежала дѣвушка; какъ видно, сонъ ею овладѣлъ внезапно. Черныя дѣвичьи косы, какъ большія змѣи, разсыпались небрежно на подушкахъ; свѣжій румянецъ ея горѣлъ тѣмъ тихимъ пламенемъ, какимъ играетъ обыкновенно на дѣтскомъ лицѣ въ блаженномъ сладкомъ снѣ; уста дѣвушки были полуоткрыты, и тихое спокойное дыханіе волновало грудь; бархатная соболья шубка спала съ плеча ея. Точно заколдованная царица въ заколдованномъ мертвомъ царствѣ, спала дѣвушка. А кругомъ ея было, дѣйствительно, мертвое царство:-- дальній сѣверъ, глухой городъ и сонная среда.
   Часто среди этой тишины дикій отецъ разнообразилъ свои одинокіе дни буйной оргіей. Тогда шумѣли гости, гремѣла посуда, слышались буйные крики, топотъ, звонъ золота на игральныхъ столахъ. Въ другое время прокрадывались сюда какъ тѣни, должники Кондрата, изъ которыхъ онъ сосалъ кровь. Кажись, трудно было представить, какъ это дѣвственное ангельски-чистое и тихое существо уживалось рядомъ съ этимъ содомомъ и развратомъ, невинность рядомъ съ преступленіемъ. Только въ сказкѣ Черноморъ владѣлъ прекрасной Людмилой, да въ древнихъ замкахъ спальня прекрасной и молодой герцогини была вблизи темницъ и комнатъ, гдѣ свершались пытки, какъ въ Шилпоискомъ замкѣ.
   Сегодня молодая дѣвушка, измученная хлопотами, бодрствуя далеко за полночь, упавъ на свою кровать, также нечаянно заснула. Лишь издали долеталъ до нея звонъ бокаловъ и блюдъ, но она ничего не слышала.
   Какъ только красавицу охватилъ сонъ, и исчезла грустная дѣйствительность, явилась къ ней волшебница-фея, взяла се въ свои объятія и понесла въ невѣдомую фантастическую даль. Вотъ исчезли ледяныя бѣлыя поляны роднаго сѣвера, выступили горы, покрытыя темными лѣсами. За этими горами сверкнуло солнце, тепломъ повѣяло и показалась зелень и цвѣты. Въ голубомъ пространствѣ плыветъ съ волшебницей красавица; подъ ними незнакомыя страны, чудные сады и фантастическіе замки. Когда онѣ спустились, предъ ними былъ прозрачный изумрудный Рейнъ, скалы, покрытые сверху до-низу виноградниками, старые замки съ своими готическими окнами, шпицами и башнями. Когда-то здѣсь кипѣла жизнь. И вотъ волшебница повѣдала любимицѣ о подвигахъ вѣковъ минувшихъ, о рыцаряхъ, ихъ славѣ и величьи. И вновь отъ словъ волшебницы тѣ замки оживились. Проходятъ рыцари и дамы торжественной, блестящей вереницей. Здѣсь были кавалеры съ шпагами и въ пелеринахъ, всѣ въ бархатѣ и блондахъ и въ башмакахъ остроконечныхъ. Въ парчевомъ платьѣ герцогиня, красивые пажи въ беретахъ шлейфъ ея несутъ, а меннизингеръ молодой, весь въ локонахъ, предъ ней склонивъ колѣни, поставилъ арфу золотую и, закраснѣвшись, ударилъ въ струны. Онъ пѣлъ въ честь королевы гимнъ...
   Но вотъ смѣнилась сцена. Трубятъ рога и рыцарей зовутъ на бой, на подвигъ бранный. Склонились рыцари предъ дамами послѣдній разъ и въ вѣрности кладутся, клянутся подвиги великіе свершить. Ихъ блѣденъ ликъ теперь, торжественно прощанье; сбираются они въ Іерусалимъ; на ихъ плащахъ кресты, а на челѣ забрало.
   

ГЛАВА VIII.
ВОСКРЕСШІЙ РЫЦАРЬ.

   Затѣмъ исчезло все... И предъ глазами свершилось превращенье, какъ будто-бы вѣка прошли. Склонились полуразрушенные замки надъ водами, какъ старцы дряхлые, огни потухли въ окнахъ, исчезли молодыя лица, какъ черепа глаза, сіяютъ эти окна, ихъ паутина затянула, а по стѣнамъ, украшеннымъ гербами, побѣжала плесень; повсюду плющъ и дикій виноградъ разросся и занялъ пышные покои. Въ саду, гдѣ прежде за клумбой розановъ, средь зелени душистой влюбленные глаза смотрѣли, теперь сверкаютъ глазки черной змѣйки, изъ камня выползшей. Полуразрушенный, въ небрежной позѣ, лежитъ красивый богъ, и изверженъ съ пьедестала. И запустѣніе и смерть теперь кругомъ. Часовня ветхая виднѣется близь замка, а рядомъ плиты и кресты, обвитые плющомъ. И подвела волшебница красавицу къ тѣмъ плитамъ. Повѣдала она, что тихо спитъ здѣсь рыцарь, красой и храбростью онъ отличался и. какъ герой, погибъ въ бою, освобождая слабыхъ и несчастныхъ. Онъ спитъ -- вѣка. О, какъ тѣсня могила, какъ камень тяжкій давитъ грудь его! Съ мольбой и съ жалостью взглянула на волшебницу красавица и поняла колдунья желаніе любимицы. Вдругъ камень треснулъ, и плита свалилась; изъ могилы темной вдругъ показалося забрало шлема и вышелъ рыцарь. Онъ молодъ былъ, красою прежнею лицо сіяло, сверкала вороненная кираса, рука сжимала мечъ, и на шеломѣ вѣтеръ игралъ цвѣтными перьями. И съ рѣчью къ дѣвушкѣ онъ обратился:-- "Я подвиговъ ищу, ты будешь королевой моей, прекрасное созданье. Тебѣ, красавица, въ распоряженье себя я отдаю!" -- Такъ молвилъ рыцарь, склонившись тихо на колѣни предъ незнакомкою. Но здѣсь волшебница ее схватила быстро и въ вышину съ собою увлекла.
   Поднявшись, издали онѣ теперь слѣдили за рыцаремъ: Онъ горло оглянулся, отвагой старой взоръ его горѣлъ, и, руку приподнявъ въ стальной перчаткѣ, онъ рогъ схватилъ и затрубилъ. И вѣрный старый конь къ нему примчался. Въ серебряное стремя вложилъ онъ ногу и поѣхалъ.
   Вотъ передъ нимъ поля знакомыя и замки старые, деревни возлѣ нихъ и виллы теперь расположились, повсюду пашни, жизнь кипитъ, и трубы фабрикъ клубы дыма кидаютъ къ небу. Неузнаваемы теперь мѣста родныя! Пещеры въ гроты превратились, красивые, обвитые цвѣтами; вездѣ мосты, дороги, и шпицы высятся, средь зелени церквей. Нѣтъ больше здѣсь ни великановъ, ни чародѣевъ -- карловъ, ни драконовъ. И подъѣзжаетъ онъ къ деревнѣ гдѣ толпа крестьянъ сидитъ у столиковъ.-- Кто вы такіе, гдѣ вашъ господинъ?-- онъ спрашиваетъ ихъ:-- Не притѣсняетъ-ли онъ васъ, не злой-ли онъ тиранъ, что пьетъ людскую кровь? Неправдой и жестокостью не за пятналъ-ли онъ свой санъ и герцогское званье? Скажите мнѣ я отомщу ему и вызову его на поединокъ. Я честный рыцарь и готовъ за правду умереть, я подвиговъ ищу!
   -- Мы граждане швейцарскіе, отвѣтили ему крестьяне, тирана нѣтъ у насъ, свободны мы,-- и въ кубки палили себѣ они вина янтарнаго изъ винограда и, приподнявъ, ихъ выпили за Телля, за Вильгельма Телля.
   И тихо опустивъ копье, поѣхалъ дальше рыцарь. Увидѣлъ онъ дракона, что съ огненными страшными глазами бѣжалъ по берегу, и чорный дымъ изъ рта его клубился. Остановился рыцарь. Чудовище предъ нимъ летѣло съ шумомъ, мосты желѣзные подъ нимъ гремѣли, и быстроногій конь по спѣть за нимъ не могъ. Драконъ тотъ покоренъ былъ человѣкомъ, и на спинѣ его сидѣли люди, чудовищемъ спокойно управляя. У города увидѣлъ онъ заставу и тихо въѣхалъ. На площади толпа шумѣла. И обратился къ ней нашъ рыцарь снова съ рѣчью.
   -- Не нужно-ль помощи, защиты отъ неправды. Что со брало сюда народъ, о чемъ шумите вы? Скажите-же, кто оскорбляетъ васъ, кто бѣдняка обидѣлъ? Мой мечъ готовъ въ его защиту, и я съумѣю отомстить.
   -- Вложи свой мечъ спокойно. Мы не нуждаемся въ твоей защитѣ; у насъ сегодня выборы, мы подаемъ въ рейхстагъ свой адресъ, нѣмецкіе ремесленники мы и защитить себя съумѣемъ сами.
   И опустивъ забрало, задумчивый поѣхалъ дальше рыцарь. И въѣхалъ онъ въ ту землю, гдѣ прежде мавры жили, съ которыми сражался онъ когда-то,-- но мавры были изгнаны. Гдѣ ихъ дворцы стояли, въ тѣни садовъ, увидѣлъ онъ, какъ гордыя испанки ходили съ вѣерами, кокетливо смотря на молодыхъ гидальго. Звенѣла здѣсь гитара, щелкали кастаньеты, и въ безпечномъ танцѣ испанцы проводили время. Затѣмъ направился онъ въ землю турокъ, гдѣ прежде онъ сражался съ такою честью. Но полчищъ онъ не встрѣтилъ прежнихъ здѣсь. Безпечно въ фескѣ красной съ кальяномъ нѣжился лѣнивый турокъ, дворцы, кіоски отражались въ морѣ; а вдали шли корабли, и ихъ французскіе и англійскіе флаги побѣдоносно вѣтеръ развѣвалъ. Здѣсь подвиговъ не нужно было также. Давно подавленъ мусульманскій міръ и, накренившись, мѣсяцъ едва держался на мечети.
   И сѣвши на корабль попутный, отправился злосчастный рыцарь къ знакомому Іерусалиму. Какъ встарь онъ и теперь прошелъ пустыни; близь города онъ встрѣтилъ пилигриммовъ; они тѣснились у пещеръ священныхъ, лампады озаряли храмы, и въ церквахъ торжественные гимны раздавались.
   Стоялъ вдали безмолвный робкій турокъ. А гробъ Господень залитой, огнями былъ окруженъ толпой благоговѣйныхъ христіанъ. И понялъ онъ, что свершена побѣда, что рыцарская кровь не даромъ здѣсь лилась. Свершилася мечта, сбылись его обѣты, и умиленный, онъ теперь запѣлъ: "Те deum."
   

ГЛАВА X.
ПОСЛѢДНІЙ ПОДВИГЪ.

   "Зачѣмъ проснулся я, однако,-- вспомнилъ рыцарь,-- нѣтъ больше дѣла мнѣ, какъ видно. На свѣтѣ все совершено. Подъ прежнюю плиту приходится ложиться и тихимъ вѣчнымъ сномъ, какъ прежде почивать". Но вдругъ его еще надежда осѣнила. Онъ пивернулъ коня и про себя промолвилъ: "неужели нѣтъ на свѣтѣ болѣе раба несчастнаго, нѣтъ утѣсненной жертвы на сѣверѣ или на югѣ, гдѣ могъ бы я кого ни будь спасти?" Такъ размышляя, въ пустыню въѣхалъ онъ. То была окраина пустыни азіятской, палимой солнцемъ. Предгоріе высоко поднималось и ледяные пики вдали горѣли и сверкали бѣлизной.
   Здѣсь распростертымъ, поверженнымъ во прахъ нашелъ онъ бѣдняка въ цѣпяхъ и язвахъ... Это былъ несчастный азіятскій рабъ. Когда то былъ онъ полководцемъ и громилъ Европу, участвовалъ въ великомъ онъ нашествіи народовъ, съ бичемъ Атиллой вмѣстѣ, огнемъ и пламенемъ повсюду страхъ вселялъ, къ татарскимъ и турецкимъ ордамъ онъ принадлежалъ, и много рыцарей погибло съ нимъ въ бою. И вотъ, какъ дикій звѣрь, теперь онъ погибалъ, его сковалъ туркменъ хозяинъ желѣзными цѣпями, подрѣзалъ жилы и въ пряхѣ заставилъ пресмыкаться въ ямѣ. Слѣпымъ, израненнымъ, покрытымъ язвами увидѣлъ рыцарь стараго врага, но, къ удивленію не шевельнулась месть въ душѣ его, а жалость почувствовалъ онъ въ сердцѣ.
   -- Будь проклятъ тотъ, кто ослѣпилъ тебя! Будь проклятъ тотъ, кто звѣремъ издѣвался надъ тобою, кто пролилъ человѣческую кровь! Будь проклятъ тотъ, кто тѣло твое цѣпями истерзалъ, въ комъ ни чувства состраданья, ни жалости не шевельнулось! Ты врагъ мой былъ, но я тебѣ прощаю. Свободу я и жизнь готовъ несчастнымъ даровать,-- иди за мной и поднимись изъ праха!
   И видѣла тотъ подвигъ красавица, витавшая съ волшебницей высоко надъ землею. И вспомнила красавица, что таы г. на сѣверѣ, ея несчастный инородецъ, также жалкій, обиженный судьбой, въ несчастьи прозябалъ. И вспомнилися ей родимыя картины въ пустыняхъ и лѣсахъ... Но здѣсь прервался сонъ. Лежитъ она въ своей свѣтлицѣ, глухая тьма кругомъ, вой бури; она одна, тоска сжимаетъ сердце, и слезы капаютъ холодныя на дѣвственную грудь.
   -- Волшебница, куда дѣвалась ты? Гдѣ-жъ рыцарь?!..

Добродушный Сибирякъ.

"Восточное Обозрѣніе", No 44, 1887

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru