Ядринцев Николай Михайлович
И. А. Хлестаков в Сибири

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

И. А. ХЛЕСТАКОВЪ ВЪ СИБИРИ.

(ФЕЛЬЕТОНЪ).

   Мы имѣемъ нѣкоторыя ясныя доказательства того, что въ Сибирь прибылъ и поселился гоголевскій Иванъ Александровичъ Хлестаковъ, который отыскалъ себѣ здѣсь благодарную почну. Сибирь страна бродячаго люда и всякихъ сбродныхъ элементовъ, страна съ отсутствіемъ установившагося общественнаго мнѣнія, страна розни, разобщенныхъ интересовъ и стремленій, гдѣ нѣтъ ничего пока сплоченнаго, гдѣ авторитетъ интеллигентнаго сословія отсутствуетъ и голосъ честныхъ стремленій можетъ быть легко заглушенъ самымъ нахальнымъ, циническимъ образомъ Здѣсь іи не развернуться было И. А. Хлестакову? Здѣсь можно, что угодно разсказывать о себѣ и за кого угодно себя выдавать, можно брать на себя какую угодно роль. Не даромъ въ глуши Сибири появлялись "фальшивые. рсни поры", какъ и "фальшивые монетчики". Недаромъ Сибирь -- страна темныхъ героевъ, у которыхъ не спрашиваютъ о прошломъ.
   -- Вы знакомы, Иванъ Александровичъ, съ министрами? спрашиваетъ робко обыватель.-- Да, знакомъ коротко, у меня съ ними вышли маленькія непріятности, меня сослали въ Сибирь, на исправленіе, но это пустяки! отвѣчаетъ развязно Иванъ Александровичъ. Иванъ Александровичъ Хлестаковъ не встрѣтитъ препятствій къ лганью, не будетъ уличенъ ревизоромъ; которымъ долженъ явиться когда нибудь здравый смыслъ обывателя. Благомыслящій человѣкъ, видя нахальное вранье, улыбнется и пожметъ плечами, ожидая, что И. А Хлестаковъ запутается рано или поздно въ сѣтяхъ, и противорѣчіяхъ; но этого долго ждать. Молчаніе только поощряетъ Ивана Александровича Хлестакова: онъ становится все смѣлѣе и самоувѣреннѣе. И вотъ онъ уже совершенно овладѣваетъ вниманіемъ общества. Онъ желаетъ явиться такимъ героемъ, какимъ онъ явился въ уѣздномъ городѣ у Гоголя, то есть первымъ лицомъ. И дѣйствительно, Ивана Александровича Хлестакова мы видимъ выдающимъ себя за представителя цивилизаціи и провозвѣстника культуры; сибиряковъ онъ будить третировать и называть презрительно "головотяпами", "ермолаевыми дѣтьми", перефразируя и глумясь надъ именемъ Ермака, а себя будетъ называть потомкомъ героевъ,-- ну хотя скопинскаго и другихъ прославленныхъ банковъ. Иванъ Александровичъ очень скоро найдетъ себѣ миссію учить сибиряковъ и это ученье выразится правиломъ "на то и щука въ море, чтобы карась по дремалъ", И панъ Александровичъ найдетъ сотни выгодныхъ профессій въ сибирскомъ обществѣ въ качествѣ ходатая по бракоразводнымъ дѣламъ и въ качествѣ защитника обойденныхъ сиротъ богатыми наслѣдниками и, наконецъ, онъ явится совѣтникомъ сибирскихъ банкротовъ и руководи гелемъ конкурсовъ; но онъ имѣетъ такое-же право явиться и литераторомъ и публицистомъ. Почему? Да потому, что для этого въ Сибири никакихъ добродѣтелей и качествъ не нужно. Въ Россіи суть литературныя традиціи, литературныя преданія, есть литературная родословная, тамъ есть литературная корпорація и семья, которая отличить, кто входить въ нее, у кого есть "огонь священный", а главное честь и чистота убѣжденій. Въ Сибири ничего этого не нужно, никто по спросить, а если спросить кто, можно отвѣтить просто: "я непомнящій",-- мало ли есть "непомнящихъ" въ Сибири.
   Такой таинственностью стали облекаться различныя лица, являющіяся и выходящія на страницахъ мѣстныхъ газетъ и даже русскихъ, фигурируя подъ псевдонимами: "пріѣхавшій изъ Сибири", "побывавшій въ Сибири и возвратившійся", "погрѣвшійся въ Сибири" и т. д. Своихъ старыхъ писателей сибирякъ зналъ, зналъ даже корреспондентовъ. Онъ и до сихъ поръ простодушно спрашиваетъ какого-нибудь знакомаго:-- это вы, Иванъ Парфонтьевичъ, корреспонденцію написали? Не любилъ обыватель иногда своихъ писакъ, сердился на нихъ, но все-таки зналъ въ лицо. У нихъ была фамилія, а тутъ явился человѣкъ безъ фамиліи, онъ. не можетъ открыть ея. "У меня нѣтъ-съ фамиліи, говорить онъ, ежась, какъ Расплюевъ, и тѣмъ не менѣе пишетъ и даже читаетъ мораль. Изъ какой утробы она раздается, самъ догадывайся.
   Такія литературныя таинственныя маски смѣнили тѣхъ "сусѣдокъ" и "кикиморъ", какія устрашали, а иногда устрашаютъ еще и теперь обывателя, кидая изъ нежилыхъ Доновъ камни и булыжники въ тѣхъ, кого хотятъ выжить. "Литературный непомнящій" обезпеченъ своей безфамильностью и безъимянностью. Онъ можетъ пустить всякую ложь, шантажъ, онъ можетъ выставлять чужія имена, позорить чужія фамиліи, а самъ оставатся неизвѣстнымъ. Но позвольте Когда вы такъ безцеремонно играете чужими именами, клеймите репутацію, уличаете въ чемъ то, позвольте узнать ваше собственное имя, снимите вашу маску, какъ честный человѣкъ, пусть разсудятъ насъ честные люди. Я разскажу свою жизнь, разскажите вы свою! обратитесь вы къ нему въ виду обвиненій и разныхъ пасквилей.
   -- Хе-хе-хе. Я псевдонимъ-съ, зачѣмъ-же имена? я передовыя не подписываю, а подъ фельетонами я "Рыба". Развѣ это не насмѣшка "Непомнящаго" надъ литературой, надъ печатью, надъ псевдонимами? развѣ это не сатира существующихъ литературныхъ правилъ? Но вѣдь литераторы подъ псевдонимами все-таки живые дѣйствующіе литераторы, а не непомнящіе родства, они не стыдятся своихъ фамилій. Псевдонимы извѣстны многимъ и заносятся въ библіографическіе словари, въ біографіи: у почтенныхъ и славныхъ писателей бывали псевдонимы и ими гордятся какъ настоящими фамиліями {Въ Иркутскѣ были извѣстна одна почтенная семьи, члены которой оказали извѣстныя услуги литературѣ, и вотъ фамилію эту безцеремонно беретъ одинъ непомнящій, не думая что онъ ея компрометируетъ. Какъ различить его въ послѣдствіи? Точно такими-же непомнящими взято имя одного ученаго сибирскаго журнала, пользовавшегося извѣстностью, и что взято безъ унаслѣдованія традицій безъ всякой церемоніи.}. Но гдѣ же написано прикрываться этимъ литературнымъ нравомъ всякому "Ивану Непомнящему", "лови вѣтеръ въ полѣ", "догоняй не догонишь". Это псевдонимы, на которыхъ пишутъ, а не которые пишутъ.
   Въ русской печати и литературѣ есть мѣрило таланта и литературныхъ нравъ. Тамъ отличать настоящаго литератора отъ "литератора облыжнаго". Типъ "облыжнаго литератора" изображенъ и даже заклеймена. въ русской печати. Но въ Сибири кто отличитъ настоящаго литератора отъ облыжнаго? Здѣсь и облыжнаго человѣка не отличишь.
   Намъ припоминается по этому поводу случай, происшедшій съ покойнымъ Орфановымъ. Въ одномъ захолустьѣ, въ Забайкальѣ, на станцію является къ нему гость, рекомендуясь:
   -- Такой-то дворянинъ, изъ такого-то университета! Прошу покорно садиться! говорить Орфановъ. Вдругъ входитъ въ это время въ квартиру Орфанова исправникъ.
   -- Ты зачѣмъ здѣсь! Пошолъ вонъ! обращается исправникъ къ дворянину. Тотъ скрылся мгновенно. Орфановъ обратился къ исправнику съ упрекомъ.
   Помилуйте, какой онъ дворянинъ, я его за кражу сейчась на сходѣ выпоролъ!
   По облыжнаго литератора даже и исправникъ не выгонитъ. Во-первыхъ, какое дѣло ему, кто пишетъ и какъ пишетъ; во-вторыхъ ему одинаково это всѣхъ пишущихъ тошно.
   А облыжный литератора, между тѣмъ засѣлъ въ курульское кресло и ораторствуеть.
   На-дняхъ мы прочли слѣдующія его слова, обращенныя къ сибирскому читателю въ одной газетѣ, имена и лицъ скрывающей: "Мы имѣемъ полное подтвержденіе, говоритъ громогласно безъимянный авторъ, что программа наша, отъ которой чураются другіе, была и останется тѣмъ единственныма. путемъ, по которому шло и идетъ историческое развитіе современной культуры, внѣ котораго наша окраина обречена на вѣковое запустѣніе", Каково сказано! Въ этой трескучей фразѣ, полной напыщенности и самоувѣренности, мы узнали Ивана Александровича Хлестакова, скрывающагося пода, маской всевозможныхъ псевдонимовъ. Здѣсь что ни слово, то перлъ". "Мы", "наша программа", путь, по которому идетъ "историческое развитіе современной культуры" {Заглавіе, списанное на память съ мудреной книжки, видѣнной у одного букиниста.}. И кто-же это говорить? Кто это несетъ новую программу въ жизнь и литературу, вѣдь можно полюбопытствовать хотя для потомства Кто этотъ избранникъ, нашедшій вѣрные пути, но которымъ вдетъ "историческое развитіе современной культуры"? Напрасно авторы скромничаютъ и не сообщаютъ своихъ славныхъ именъ. Вѣдь читатель можетъ спросить, кто это говорить со мною? Едва ли онъ удовлетворится, если ему отвѣтятъ -- "генерала. Кукушкинъ".
   "Паша окраина обречена на вѣковое запустѣніе", это даже вышло сантиментально. Сначала "головотяпы", "ермолаево отродье", "ермолаевна", а потомъ "наша милая окраина" "Наша"! Вотъ съ этимъ только трудно примириться. Это даже обидно. Позволительно лгать Хлестакову и непомнящему что угодно, но лѣзть въ родню? Впрочемъ, все это въ его натурѣ, предлагалъ-же онъ руку дочери городничаго, да кстати и городничихѣ въ любви объяснялся.

Д. С.

"Восточное Обозрѣніе", No 47, 1888 г.

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru