Ядринцев Николай Михайлович
Без стыда - без совести!

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

БЕЗЪ СТЫДА -- БЕЗЪ СОВѢСТИ!

(Портреты и типы уголовной ссылки).

I.
НЕИНТЕЛЛИГЕНТНЫЙ.

   Передъ слѣдователемъ стоить молодой арестантъ съ плутоватымъ лицомъ и быстрыми, бѣгающими глазами. Лицо его подвижно, оно готово выразить то непритворное изумленіе, то смиреніе, то глубочайшее убѣжденіе въ своей правотѣ и даже обидчивость. Словомъ онъ мѣняетъ выраженіе лица, пріемы, варіируетъ тонъ голоса, лицо его безпрестанно мѣнялось, какъ у актера. Въ общемъ, однако, получилось впечатлѣніе замѣчательнаго нахальства и безсовѣстности.
   Человѣкъ этотъ обворовалъ кругомъ несчастную старуху тетку, которая кормила его, и наконецъ попалъ въ нѣсколькихъ мошенничествахъ, но мало того, что отъ всего отпирается, онъ пробуетъ увѣрять слѣдователя въ своей добродѣтели. Онъ увѣряетъ, что тетка его 20 лѣтъ больная, сама пропила всѣ деньги и имущество, а самъ онъ отродясь не кралъ, хотя взять городовымъ, когда тащилъ съ чердака кучу бѣлья.
   -- Въ послѣдній разъ напоминаю вамъ,-- обращается слѣдователь, съ трудомъ сдерживая горькое чувство отвращенія и нетерпѣнія къ допрашиваемому:-- въ послѣдній разъ, слышите ли, что вы совершенно изобличены въ преступленіи. Вашимъ упорнымъ запирательствомъ вы безполезно отягчаете свою участь.
   Плутоватая улыбка, мелькавшая на губахъ арестанта, быстро исчезла, она замѣнилась выраженіемъ спокойнаго простодушнаго довѣрія къ слѣдователю.
   -- Ахъ, ваше благородіе, да развѣ я сталъ бы что нибудь... Неужели вы меня не знаете, кажется, я умру, вотъ съ мѣста но сойдти мнѣ, если я лгу. Вѣдь мнѣ ужъ не въ первой, ваше благородіе! Вѣдь вамъ извѣстно, что я ни въ жизнь ничего противъ совѣсти не согласенъ сдѣлать, а это вотъ только несчастіе мое, конечно. Все это такъ по злобѣ, что же я могу противъ разныхъ подлостевъ говорить. Имъ завидно, что меня ходошіе люди уважаютъ, потому я завсегда, во всю жизнь, можно сказать, по честности велъ себя.
   -- Вами вызванъ былъ свидѣтель; вы говорили, что этотъ человѣкъ знаетъ васъ давно и дастъ показанія въ вашу пользу, увѣряли, что онъ не покривитъ душой,-- онъ также изобличаетъ васъ въ ложныхъ извѣтахъ и мошенничествахъ.
   -- Было, было, ваше благородіе, дѣйствительно онъ мнѣ другъ былъ, но тикъ какъ онъ таперича въ эту самую кашу попалъ, такъ я вижу, что и онъ мнѣ измѣнщикомъ дѣлается.
   -- Всѣ, ваше высокоблагородіе, грѣшны, всѣ воровали... вдругъ съ изображеніемъ кающагося грѣшника выпаливаетъ актеръ.
   -- Вы утверждаете, всѣ?-- говоритъ строго слѣдователь, на минуту обманутый притворнымъ признаніемъ. Слѣдователь давно не довѣряетъ этому изолгавшемуся и извилявшемуся человѣку, но вѣдь его цѣль довести его до сознанія, и вотъ онъ не только пришелъ къ концу, по готовъ указать на соучастниковъ. Здѣсь уже столкнулся инстинктъ слѣдователя; арестантъ это понялъ отлично.
   -- По правдѣ ужъ сознаюсь вамъ, г. слѣдователь, такъ какъ я вижу свое положеніе и готовъ говорить чистую правду,-- такъ ужъ и буду. До сихъ поръ, ваше высокоблагородіе, я дѣйствительно запирался, врать не вралъ-съ, а только что молчалъ о томъ, что дѣлали товарищи. Одному, думаю, пропадать, только теперь, такъ какъ они супротивъ меня, то я вижу -- все равно, почему же мнѣ одному... Слѣдователь поддается этому потоку словъ, а арестантъ, завладѣвъ нитью, пользуясь моментомъ, вдругъ начинаетъ выворачивать цѣлую кучу подвиговъ лицъ, повидимому, непричастныхъ и бывшихъ только свидѣтелями; и такіе-то, оказывается, вмѣстѣ воровали, такіе были сбытчиками, притонодержателями, словомъ обнаруживается цѣлая сѣть. Арестантъ сыплетъ новыя показаніи какъ горохъ.
   -- Но постой, вѣдь мѣщанинъ К., о которомъ ты говоришь, старикъ почтенный: у него и домъ, и семья, всѣ считаютъ его честнымъ человѣкомъ... онъ зажиточный...
   -- Онъ, сударь, главнѣе всего-съ, раскусите-ка его, онъ всему дѣлу причиненъ, ему все несутъ, только скрывать умѣетъ, да деньги есть, у меня были бы деньги, я тоже бы чистъ выходилъ.
   Слѣдователь сбита" съ толку, онъ и вѣритъ, и не вѣритъ арестанту, едва успѣвая записывать. Въ концѣ концовъ получается масса новыхъ обстоятельствъ и новыхъ подсудимыхъ. Слѣдователь находится подъ вліяніемъ мистификаціи. Положимъ, что арестантъ лгалъ, но теперь онъ не щадить себя, не скрываетъ другихъ. Что происходить въ въ душѣ, однако, этого ловкача, который съ какимъ-то ожесточеніемъ запутываетъ все болѣе и болѣе невинныхъ людей, пользуясь минутной слабостью слѣдователя? Является ли у него какое либо смущеніе, колебаніе, можетъ быть, кипитъ у него злоба въ душѣ на товарищей, по защитившихъ его, потребность мести? Ничего не бывало. Ни малѣйшаго смущенія, угрызенія, упрека онъ не чувствуетъ. Онъ лжетъ и клевещетъ съ величайшей развязностью и безпечностью, разсказъ его почти объективенъ, это цѣлый романъ, въ его разсказѣ запутана и дѣвушка, съ которой онъ имѣлъ связь и которая ходитъ къ нему доселѣ и носитъ калачи въ острогъ, онъ ее записалъ въ соучастницы, хотя бросалъ ей изрѣдка кусокъ обглоданной кости и пьяный билъ ее, не думая нимало дѣлиться ни ворованнымъ, ни своими подвигами. Зачѣмъ онъ ее запуталъ?-- просто по пути. Ни жалости, ни состраданія, ни совѣстливости у него не пробуждается, у него нѣтъ этого чувства въ наличности. Онъ не сознаетъ, что безчестно и гадко платить этой несчастной пищей, привязанной къ нему дѣвушкѣ, клеветой и обвинять ее въ томъ, въ чемъ онъ самъ только виноватъ. Показанія его противъ свидѣтелей не дышутъ злобой. Нѣтъ, его забавляетъ только эта игра, эта путаница, которую онъ вноситъ, его увлекаетъ только поэзія сочинительства и какое-то тупоумное наслажденіе посѣваемымъ сумбуромъ, этимъ мѣшаніемъ всей шашешницы. Это наслажденіе, какое ощущаетъ полуидіоть и оселъ, подкравшійся къ шахматнымъ игрокамъ, сидящимъ въ задумчивости надъ шахматной доскою, и уничтожившій своей лапой всѣ разсчеты и всю игру. Онъ не сознавалъ никогда, что вносятъ его порывы" инстинкты, его нецѣлесообразная и вѣтренная дѣятельность въ среду другихъ. Онъ не сознаетъ и теперь, что ложными показаніями онъ принесетъ разореніе, внесетъ цѣлую массу горя, слезъ, отчаянія въ среду неповинныхъ людей, не участвовавшихъ въ его дѣлахъ, а часто дѣлавшихъ ему добро. Ему это все равно. У него нѣтъ какого-то необходимаго элемента въ душѣ, нѣтъ того нравственнаго инстинкта и чувства брезгливости къ извѣстной категоріи поступковъ, какіе бываютъ у многихъ, даже злодѣевъ. Психіатры хорошо знаютъ въ извѣстной категоріи лицъ именно отсутствіе этого чувства.
   Какъ въ жизни, такъ и въ тюрьмѣ эти люди представляютъ одинъ изъ гаденькихъ, мелкихъ, но, тѣмъ не менѣе, опаснѣйшихъ типовъ. Такихъ арестантовъ товарищи въ тюрьмѣ величаютъ "шпанкой" (Мелкая, мелкотравчатая порода куръ). На крупное преступленіе онъ неспособенъ, но отличный соучастникъ; при совершеніи злодѣйства онъ равнодушенъ и вѣрный исполнитель подробностей. Когда лежатъ окровавленные трупы, онъ будетъ снимать кольца, серьги, обставлять разныя детали, чтобы скрыть преступленіе, перетаскивать тѣла, приспособлять ихъ, а иногда и глумиться надъ ними. Крупный злодѣй, совершивъ рѣшительное и трудное дѣло, стоитъ въ сторонѣ, ему не нравится этотъ наръ крови, онъ брезгливъ. Взятый и уличенный убійца, разбойникъ будетъ суровъ, лакониченъ, онъ не будетъ сантименталенъ, не будетъ говорить о святости долга, о слезахъ матери, не будетъ" можетъ быть, и каяться, размазывая преступленія, и увѣрять, что на рукахъ его клюквенный морсъ, а не кровь. Помощникъ его "шпанка" будетъ рыдать и разыгрывать комедію, онъ будетъ расписывать, какъ маленькія дѣти просили у него пощады и какъ жалко было ему ихъ придушивать. Онъ мало того что выдастъ, но и оболжетъ товарищей. Въ тюрьмѣ эти люди также ненадежны. "Шпанка* -- это вертлявый, суетливый арестантъ, который вездѣ лѣзетъ, который все узнаСтъ, вездѣ вмѣшивается: это "крученый",-- говорятъ арестанты. Онъ, повидимому, преданъ арестантской средѣ, подслуживается къ ней до времени... Въ трудную минуту онъ сдастъ. Во время арестантскаго бунта, крупной исторіи онъ перебѣжитъ. Изъ этой породы смотрителя тюремъ вербуютъ "шпіоновъ", доказчиковъ, предателей.
   До времени это легкомысленнѣйшій малый и онъ готовъ заложить мѣсячный порціонъ для игры въ "фальку"; настоящій жиганъ, онъ готовъ продать, заложить себя изъ-за минутнаго инстинкта удовлетворить своей страсти, наслажденію. Онъ сладкоѣшка, лакомка, первый острожный любовникъ. Его легко уговорить смѣниться именемъ, и весьма часто за красную рубаху онъ идетъ въ ссылку на поселеніе и каторжную работу на 20 лѣтъ. Предоставленный себѣ, это -- негодный, распущенный, безхарактерный человѣкъ, у котораго все хлябаетъ; у него есть только животный инстинктъ, скотская похоть охватываетъ его всецѣло и сочится изо всѣхъ поръ; воли, внутренней дисциплины у него нѣтъ, его сдерживаетъ только среда, къ которой онъ по дряблости и трусости приноровляется, или сильный характеръ большака-преступника; подъ руководительствомъ его шпанка обнаруживаетъ извѣстную цѣлесообразность въ дѣйствіяхъ. Связей съ человѣческимъ обществомъ, съ товарищами, съ корпораціей, основанныхъ на уваженіи чужихъ интересовъ, на уступкѣ своего личнаго "я", онъ не понимаетъ, договоровъ, вѣрнаго слова, чести не признаетъ, онъ безсиленъ и непонятливъ для нихъ. Въ гнѣвѣ онъ готовъ упрекнуть другаго въ преступленіи. Арестантъ настоящій, каторжный, сформировавшійся какъ типъ, послѣдователенъ, онъ не обзоветъ товарища воромъ, не упрекнетъ. Онъ знаетъ, что самъ такой же. Пусть другіе гремятъ о преступленіи и развращеніи міра, пусть обличаетъ другой, если можетъ,-- онъ не судья. "Шпанка", напротивъ, будучи нечистоплотнѣйшимъ, не задумается на словѣ, не задумается бросить комокъ грязи въ себѣ подобнаго безъ всякаго стѣсненія. Онъ, способный на пакостничество послѣдняго сорта, готовъ свалить всё на другихъ и опачкать грязью.
   Сегодня ночью украли у арестанта изъ-подъ подушки деньги. Вчера украденъ у кого-то халатъ и спущенъ неизвѣстно куда. Камора встревожена, арестанты въ негодованіи, и съ ихъ точки зрѣнія воровство у товарищей преступно. Подозрѣнія падаютъ на "шпанку", съ утра шпанка мечется, неестественно лебезитъ, и вмѣстѣ съ тѣмъ любовницѣ накупилъ калачей и сахару. "Шпанку" подтягиваютъ.
   -- Ты, вертихвостъ? Сознавайся!
   -- Да что вы, братцы, да разрази меня, развѣ я противъ своихъ, да развѣ мнѣ голова надоѣла? Это Абрашка, это онъ, я самъ видѣлъ. Онъ, пархатый жидъ!
   Почему подвернулся Абрашка, чѣмъ виноватъ Абрашка? Абрашка, запуганный, молчаливый еврей, по профессіи онъ портной, смирно прозябавшій и кропавшій иголкой на нарахъ съ утра до вечера. Какъ надъ жидомъ, надъ нимъ насмѣхались, его преслѣдовали, но никто не видѣлъ въ немъ доселѣ вора.
   И вотъ шпанка, чтобы замазать свои грѣхи, зная предубѣжденіе къ Абрашкѣ, выпалилъ: первое обвиненіе, что онъ жидъ, второе пархатый, онъ долженъ быть и воромъ. Дальше уже слѣдовало только развитіе лжи. Абрашка могъ халатъ перекроить: шить платье по его части. "Шпанка" давно замѣчалъ за Абрашкой воровство. Слономъ "шпанка" опуталъ Абрашку интригой. Предубѣжденная къ Абрашкѣ "каторга" положила Абрашку отучить отъ воровства. Абрашку наказали своимъ судомъ.
   Окровавленный, избитый, весь въ синякахъ, высѣченный, сидитъ Абрашка на парахъ, онъ подавленъ горемъ, онъ страдаетъ отъ боли. Абрашка не смѣетъ жаловаться, слезы капаютъ изъ его глазъ крупными каплями, его фигура согбенная, потерянная, жалкая. За что пострадалъ онъ?...
   А "шпанка" проходитъ мимо его и усмѣхается.
   -- Что будешь еще воровать? Ахъ ты, асидъ пархатый!
   Таковъ типъ "шпанки". Несомнѣнно, когда нибудь онъ попадется, и каторга его жестоко накажетъ, но теперь онъ дѣйствуетъ Нечего удивляться этому грубому, безсердечному, блудливому и похотливому типу среди низкой и невѣжественной среды. Вѣроятно, среда, изъ которой онъ вышелъ, весьма мало была заботлива относительно его. Но не видали ли вы, читатель, ту же "шпанку" въ средѣ лицъ, которымъ давалась все для ихъ воспитанія и развитія? Нѣтъ ли "шпанки" и среди тѣхъ образованныхъ ссыльныхъ, которые фигурируютъ на гораздо болѣе широкой аренѣ?....

Семилужинскій.

(Продолженіе слѣдуетъ).

"Восточное Обозрѣніе", No 28, 1887

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru