Lib.ru/Классика: Яковлев Н.. Как он прославился

КАКЪ ОНЪ ПРОСЛАВИЛСЯ.

Его звали Александръ Петровичъ. Онъ былъ адвокатъ. Кажется, у него были всѣ шансы для того, чтобы успѣть на избранномъ поприщѣ. Въ самомъ дѣлѣ, несмотря на то, что онъ только что прошелъ всѣ академическія науки, онъ былъ на столько свѣжъ душой, что ему по каждому дѣлу было рѣшительно все равно, кого бы ни защищать, истца или отвѣтчика. Мало того, припоминая прошлое, я думаю, что Александръ Петровичъ искренно сокрушался о томъ, что адвокатъ лишенъ возможности защищать въ одно и тоже время обѣ стороны. По крайней мѣрѣ, я ничѣмъ другимъ не могу объяснить тѣхъ восторговъ, которые не одинъ разъ онъ высказывалъ мнѣ въ минуты откровенности. Впрочемъ, тутъ даже никакой особенной откровенности не было. Александръ Петровичъ былъ такъ юнъ сердцемъ, что не видѣлъ въ своихъ мечтаніяхъ ничего предосудительнаго.

-- Вотъ бы общество открыть, разсуждалъ онъ, весело расхаживая по комнатѣ:-- да!.. Какъ это никто не догадается? Адвокатскую контору на паяхъ. Надо тебѣ по какому-нибудь дѣлу прошеніе -- пять, десять рублей... Отвѣтъ противной сторонѣ на это прошеніе -- столько же... Въ адвокатѣ нуждаешься поддержать прошеніе -- изволь... Противникъ твой за адвокатомъ обращается опровергнуть искъ -- есть!.. Вѣдь тутъ, батюшка мой, знай только загребай денежки.

Онъ сжималъ губы и задумывался...

Да. Онъ непремѣнно долженъ былъ успѣть на поприщѣ защитника вдовъ и сиротъ за вознагражденіе по таксѣ, для присяжныхъ повѣренныхъ установленной. А между тѣмъ, вотъ уже сколько времени онъ на немъ подвизался, но дѣла не шли, несмотря на то, что для привлеченія ихъ были приняты всѣ мѣры.

Уже на далекомъ разстояніи отъ квартиры Александра Петровича, на заборахъ появлялись самыя разнообразныя вывѣски, которыя всѣмъ и каждому возвѣщали, что тамъ-то живетъ адвокатъ, готовый вести "всякаго рода дѣла" за самое умѣренное вознагражденіе. Прд вывѣскахъ красовались нарисованныя руки, указывающія, какъ пройти къ этому адвокату. Во всѣхъ газетахъ, на первомъ листѣ были напечатаны рекламы. Заманчивыя объявленія лѣзли въ глаза путешественниковъ на вокзалахъ желѣзныхъ дорогъ, на почтовыхъ станціяхъ по всевозможнымъ трактамъ.

Въ пріемныхъ комнатахъ Александра Петровича эффектно была установлена очень хорошенькая мебель, развѣшены зеркала. Разгуливая въ ожиданіи кліентовъ по залѣ, Александръ Петровичъ то и дѣло осматривалъ свою "обстановку". Онъ твердо вѣрилъ, что "обстановка, братъ, это первое дѣло" и, вслѣдствіе этого, упорно старался, чтобы каждый стулъ, каждое кресло огорошивали кліента.

Однако, кліенты являлись плохо и чаще только раздражали, а не удовлетворяли аппетитъ Александра Петровича. Приходилъ какой нибудь шустрый мѣщанинъ и изъявлялъ намѣреніе "поднять" дѣло о полуаршинѣ земли, захваченной сосѣдомъ. Александръ Петровичъ оживлялся и начиналъ любезничать съ мѣщаниномъ, но съ первыхъ же словъ послѣдняго оказывалось, что дѣло его давнымъ-давно разрѣшено во всѣхъ инстанціяхъ и "поднять" его не представляется никакой возможности. Прибѣгалъ иногда какой-то чиновникъ, который до того былъ взволнованъ, что долгое время не могъ выговорить ни слова. Однако, и его дѣла заключались, по большей части, въ томъ, что какая-нибудь старушонка обругала неприлично жену или дѣтей чиновника. По этому поводу, чуть не цѣлый часъ шли оживленныя разсужденія, доказывалось съ необыкновеннымъ азартомъ, что "эту старушонку весь городъ знаетъ", писались довѣренности, и, наконецъ, чиновникъ уходилъ, заручившись согласіемъ Александра Петровича "проучить хорошенько". Изрѣдка влеталъ въ пріемную солидный баринъ и чуть не сіялъ отъ восторга, принимаясь разсказывать о своемъ дѣлѣ. Но и у барина никакого крупнаго дѣла не оказывалось. Отъ нечего дѣлать, онъ постоянно тягался съ хозяиномъ своей квартиры и на этотъ разъ прилетѣлъ въ полной увѣренности, что хозяина, наконецъ, можно привлечь въ отвѣтственности за кражу со взломомъ и судить съ присяжными засѣдателями. Дѣло въ томъ, что у барина изъ запечатанной банки, стоявшей въ погребѣ, пропало полфунта варенья, а вмѣсто него была положена какая-то дрянь.

-- Моя гербовая печать!.. Вы посмотрите... прямо сказано? волновался баринъ и, чуть не эахлебываясь отъ восторга, читалъ очевидно заранѣе подысканные законы.-- Вѣдь это... Помилуйте?

Баринъ уходилъ. Александръ Петровичъ уныло бродилъ по комнатамъ, заложивъ въ карманы руки, и трепетно прислушивался къ малѣйшему шороху на крыльцѣ...

-- Кажется, звонятъ, а? Иванъ! позвонилъ кто-то... Слѣдовалъ отрицательный отвѣтъ Ивана.

-- Гм! А мнѣ показалось... Хоть бы одна шельма съ настоящимъ дѣломъ! Ну, эти: чиновникъ, баринъ... Десять, двадцать рублей... какія это дѣла!..

Въ залѣ появлялся Иванъ, котораго Александръ Петровичъ только что разодѣлъ на славу.

-- А что, Густавъ Адольфовичъ не былъ? освѣдомлялся мой пріятель.

Иванъ опять отвѣчалъ отрицательно и при этомъ слегка улыбался. Улыбка его заинтересовывала меня.

-- Какой это Густавъ Адольфовичъ?

Александръ Петровичъ тоже начиналъ смѣяться.

-- Кліентъ одинъ, хозяинъ веселаго дома. Съ лѣстницы посѣтителя спустили, а тотъ къ мировому, говоритъ, будто деньги у него вынули.

-- Чего добраго!

-- Мудренаго ничего нѣтъ, подмигивалъ Александръ Петровичъ.-- Даже непремѣнно вынули. Ну, да прямыхъ доказательствъ не имѣется... Выиграемъ... Каковъ у меня Иванъ-то? Джентльменъ.

Я хвалилъ.

-- Да вѣдь ты не знаешь, какъ онъ у меня очутился, вдругъ вспоминалъ мой пріятель и весело начиналъ мнѣ разсказывать исторію Ивана. Оказывалось, что, нѣсколько дней тому назадъ, Александръ Петровичъ облюбовалъ его въ острогѣ, въ числѣ арестантовъ.

-- Ну вижу, собой молодецъ, ловокъ. Всякому кліенту въ глаза бросится... Предложилъ защищать, оправдали... Вотъ теперь у меня... Такъ и уговорились. Все-же обстановка!..

Наконецъ, дѣйствительно, раздавался звонокъ. Александръ Петровичъ приходилъ въ неописанное волненіе, стремительно кидался въ сосѣднюю комнату и изъ-за двери самымъ плотояднымъ образомъ начиналъ оглядывать пріемную. Въ это время онъ какъ нельзя больше напоминалъ кошку, ожидающую, что вотъ-вотъ давнымъ-давно скребущаяся въ какой-нибудь щели мышь выйдетъ на свѣтъ божій. Глаза его искрились, тѣло по временамъ вздрагивало...

Въ передней раздавался робкій старческій голосъ, въ которомъ такъ и дрожали слезы.

-- Когда-же можно?

-- Завтра, должно быть, будутъ, слѣдовалъ довольно грубый отвѣтъ Ивана.-- Неизвѣстно. Дѣла.

-- О, чортъ! опять эта старуха, вотъ отъ которой картина, сердито шепталъ Александръ Петровичъ.-- Каждый день, надоѣла.

Голосъ, дѣйствительно, былъ знакомъ мнѣ. Въ числѣ кліентовъ Александра Петровича а очень часто встрѣчалъ ветхую робкую старуху, которая, кажется, одного слова не могла выговорить безъ того, чтобы не залиться горькими слезами. Появляясь чуть не ежедневно въ пріемной моего пріятеля, она робко усаживалась въ какомъ-нибудь уголкѣ и терпѣливо ждала по цѣлымъ часамъ, когда Александръ Петровичъ удостоитъ ее своимъ вниманіемъ. Во время объясненій она смотрѣла на него съ какимъ-то тихимъ упованіемъ, и ни на минуту не спуская своихъ ужъ совсѣмъ почти потухшихъ глазъ. Такъ и видно было, что она желала прочитать на лицѣ Александра Петровича хоть какую-нибудь надежду; но онъ не только не старался утѣшить старуху, а, какъ мнѣ казалось, чуть не умышленно все больше и больше запугивалъ ее.

-- Сынъ у нея по одному дѣлу судится, объяснялъ онъ мнѣ на мои разспросы:-- вотъ, братецъ, картина у нея есть... Сколько времени прошу, и никакъ не хочетъ разстаться.

-- Да, можетъ, она дорога ей по чему-нибудь?

-- Вотъ и она такъ разсуждаетъ. Да ты подумай, что она понимаетъ? Ну, а картина...

Онъ долго разсыпался въ похвалахъ и просто выходилъ изъ себя отъ страстнаго желанія пріобрѣсть картину.

-- Я бы ее вотъ тутъ и повѣсилъ, тыкалъ онъ рукой на стѣну.-- Прелесть... На что она ей?.. Право.

И въ слѣдующій разъ онъ принимался до того запугивать старуху, что доводилъ ее чуть не до истерики. Наконецъ однажды, едва я вошелъ, какъ Александръ Петровичъ съ торжествомъ распахнулъ двери въ пріемную. На самомъ видномъ мѣстѣ висѣла дѣйствительно очень хорошая картина. Александръ Петровичъ съ восторгомъ обозрѣвалъ свое пріобрѣтеніе.

-- Ты на старика-то, вонъ справа онъ, посмотри, восклицалъ онъ.-- Отсюда, отсюда... Прелесть! Насилу, братецъ, добился. Антикъ да и только!

-- Въ счетъ гонорара?

-- Ну, нѣтъ, пришелъ онъ въ окончательный восторгъ: -- это такъ, сверхъ вознагражденія. Насилу разсталась; за сына боится.

Понимала или не понимала что-нибудь въ этой картинѣ старуха, однако потомъ она никогда не спускала съ нея глазъ и еще терпѣливѣе прежняго, сидя передъ картиной, дожидалась выхода Александра Петровича.

-- Сынъ покойникъ рисовалъ, объяснила она одинъ разъ и заплакала тихими, тихими слезами.-- А вотъ теперь другой... Неизвѣстно! О Господи!..

-----

Наклевывались иногда порядочныя дѣлишки. Въ пріемной появлялась синяя чуйка съ жиденькой бородкой и удивительно плутовскими, такъ и бѣгающими по сторонамъ глазами. Къ чуйкѣ Александръ Петровичъ относился въ высшей степени любезно и немедленно уединялся съ нею въ кабинетъ. Двери оставались непритворенными, но разговоръ по большей части велся очень тихо, чуть не шопотомъ, и только изрѣдка до меня долетали нѣкоторыя отдѣльныя фразы. Чуйка безпокойно вертѣлась на кончикѣ стула, ежесекундно кашляла въ руку и пугливо озиралась во всѣ стороны.

-- Такъ можно-съ? вопрошала она послѣ нѣкотораго молчанія и вслѣдъ за этими словами, быстро наклонившись чуть не къ уху Александра Петровича, начинала снова нашептывать.

-- Конечно, никто не узнаетъ, кивалъ головой мой пріятель.

-- Боже сохрани! Особенно, чтобъ Алексѣй Александровъ, то есть... ни-ни!

Шопотъ усиливался до крайности. Слѣдовало опять обнадеживаніе, что никому ничего не будетъ извѣстно.

-- Мы ужъ и бумагу подыскали самаго того года, сообщала чуйка и, вынувъ изъ кармана гербовый листъ, начинала показывать его на свѣтъ.

Александръ Петровичъ одобрялъ какъ нельзя больше.

-- Чтобъ въ аккуратѣ, восхищалась чуйка.-- А какъ же на счетъ вашихъ условій?

Лицо моего пріятеля при этомъ вопросѣ становилось въ высшей степени серьёзнымъ. Нѣсколько времени онъ задумчиво крутилъ усы и изрѣдка кидалъ на своего собесѣдника внимательные взоры. Очевидно, онъ соображалъ, какъ бы не дать маху на счетъ гонорара. Чуйка поводила глазами и еще усиленнѣе кашляла въ руку.

-- Двѣ радужныхъ, изрекалъ, наконецъ, Александръ Петровичъ. Кліента точно подкидывало на мѣстѣ.

-- Помилуйте! Какъ можно! Четвертную!

-- Ну, съ этимъ къ Иверской ступайте, рѣзко провозглашалъ Александръ Петровичъ и приходилъ въ такое волненіе, что не могъ даже сидѣть на мѣстѣ.

Чуйка съ сокрушеніемъ кивала головой и какъ будто умилялась.

-- Многонько, Александръ Петровичъ.-- Право, многонько.

-- Ну, въ такомъ случаѣ сами дѣлайте, безъ адвоката... На что лучше!

-- Не умѣемъ.

-- Вотъ я за то съ васъ и беру, что умѣю.

Волненіе моего пріятеля достигало высшихъ предѣловъ. Онъ быстро шагалъ по кабинету и по временамъ останавливался противъ чуйки.

-- Четвертную! чуть не презрительно кричалъ онъ.-- Вы бы только подумали, сколько я времени учился. Гимназія, университетъ... Четвертную! Смѣшно право.

-- Вѣдь дѣльце-то....

-- И какъ вамъ предлагать четвертную не стыдно... Гимназія -- восемь лѣтъ, университетъ -- четыре... Да-съ, двѣнадцать лѣтъ, а вы -- четвертную!

Эти разсужденія тянулись очень долго, причемъ Александръ Петровичъ продолжалъ волноваться, а чуйка покачивала головой и изрѣдка даже вздыхала. Однако, при уступчивости той и другой стороны, дѣло кончалось на радужной. Деньги выкладывались на столъ, и, немного погодя, Александръ Петровичъ съ довольнымъ лицомъ выходилъ изъ кабинета.

-- Каковъ мошенникъ! Жаловался онъ: -- четвертную! Слышалъ? Это онъ свой товаръ хочетъ на чужое имя перевести, чтобы отъ долговъ отдѣлаться, а сотенной жалко. Да для чегоже я въ самомъ дѣлѣ учился? Двѣнадцать лѣтъ! Шутка! Да этакъ я бы лучше на службу...

Разсужденія прерывались появленіемъ толстаго краснолицаго купца въ длиннополомъ сюртукѣ и сапогахъ на выпускъ. Его сопровождалъ франтоватый малый, очевидно, "молодецъ". Купецъ грузно опускался въ кресло и начиналъ отпыхиваться. Александръ Петровичъ вертѣлся и юлилъ около новаго кліента.

-- Ну вотъ, братецъ, это самый свидѣтель и есть, объяснялъ купецъ:-- спроси-ка его... чтобы поаккуратнѣе.

-- Мы его, Семенъ Семенычъ, навостримъ! радовался Александръ Петровичъ.

-- То-то. Ужъ ты постарайся... Чтобъ въ лучшемъ видѣ... А ты, Гаврило, примѣчай...

-- Выручимъ, Семенъ Семенычъ, продолжалъ радоваться мой пріятель.-- Не безпокойтесь. Ну-съ, такъ какъ-же?..

Но молодецъ, къ которому обращался Александръ Петровичъ, только улыбался и, наклонивъ на бокъ напомаженную голову, неловко мялся на мѣстѣ.

-- Ну, какъ-же? Семенъ Семенычъ ее били?

-- А ты отвѣчай! поощрялъ Семенъ Семенычъ, видя, что молодецъ мнется.-- Тутъ можно... безъ опаски...

-- Вы -- правду! наставлялъ и Александръ Петровичъ.

Молодецъ откашлялся и совсѣмъ скривилъ шею.

-- Точно, толкнули маленько.

-- Маленько! Ха, ха, маленько! Объ уголъ головой, а потомъ по животу ногами... Ха, ха! заливался мой пріятель и весело подмигивалъ Семену Семенычу.

-- Да ты самъ подумай... Ну, какъ ея не бить, шельму... Другой бы, кажется...

Допросъ молодца продолжался довольно долго, причемъ Александръ Петровичъ очень часто останавливалъ свидѣтеля и внушалъ ему, что о такомъ-то фактѣ надо умолчать, о томъ-то показать вотъ такъ.

-- А ты у меня замѣчай, грозилъ толстымъ пальцемъ Семенъ Семенычъ.

-- Будьте покойны. Намъ что-же! обнадеживалъ молодецъ.

-- Не видалъ-молъ, да и только... А ты бы ему, Александръ Петровичъ, на бумажку, въ какомъ, то есть, смыслѣ.

Для большей вразумительности Семенъ Семенычъ чертилъ пальцемъ по своей ладони. Наконецъ, наставленія были кончены. Мой пріятель возвращался ко мнѣ и заливался веселымъ смѣхомъ.

-- Вотъ, брать, видѣлъ? Ну, плутъ! Дѣлъ у него столько, что страсть, а мнѣ на руку. Женщину какую-то побилъ, такъ что та выкинула. Вотъ и боится. Разъ что было... Вексель ему для уплаты представили, а онъ не будь глупъ: покажите. Тотъ съ дуру-то и дай, а Семенъ Семенычъ его въ ротъ. Пока кредиторъ кричалъ -- кончено...

Я качалъ головой, и это движеніе Александръ Петровичъ, должно быть, принималъ за знакъ недовѣрія.

-- Вѣрно, настаивалъ онъ.-- Я-же и повѣреннымъ у него по этому дѣлу былъ. Выиграли... Теперь хочетъ преслѣдовать кредитора за клевету. Такой гусь, что чудо! Меня ужь очень полюбилъ. Только бы вотъ это дѣло о женщинѣ намъ выиграть. Пять сотенныхъ обѣщалъ, да и прибавитъ еще, пожалуй, если подъ веселую руку. Въ тотъ разъ двѣ четвертныхъ накинулъ.

-----

Но увы! эти скромныя радости омрачались очень нерѣдко. У Александра Петровича то и дѣло можно было встрѣтить полнаго, усатаго господина, по всему видно отставнаго военнаго. При видѣ этого субъекта на лицѣ моего пріятеля всякій разъ появлялось желаніе куда-нибудь скрыться. Иногда ему даже удавалось притаиться гдѣ-нибудь за дверью, но толстякъ все-таки замѣчалъ.

-- Это я, я! басилъ онъ на весь домъ:-- какъ здоровье?

Александръ Петровичъ выскакивалъ изъ своего убѣжища и начиналъ весело трясти руку посѣтителя. На лицѣ онъ старался въ это время изобразить полнѣйшее удовольствіе, но гдѣ-то въ углу губъ и въ глазахъ читалось совершенно противоположное чувство.

-- Ну что, басилъ толстякъ: -- дѣльце-то Пахомова прошло? Славно! Сказывалъ, сказывалъ онъ мнѣ... Отлично!

-- Да, да, оправдали, суетился Александръ Петровичъ, вынимая изъ стола сигары и при этомъ, словно съ досадой, хлопая ящикомъ.-- Оправдали.

-- Поздравляю... И мнѣ кстати, очень ужъ кстати.

Толстякъ смѣялся. Послѣ этого слѣдовалъ разговоръ о какихъ-то процентахъ; Александръ Петровичъ опять лазилъ въ столъ, вынималъ деньги и вручалъ ихъ посѣтителю.

-- А вотъ что, говорилъ тотъ, медленно обгрызая сигару и потомъ старательно облизывая ее со всѣхъ сторонъ: -- еще къ вамъ, другъ любезный, просьба.

-- Ахъ, сдѣлайте милость!

-- Такъ вчера проигрался, что бѣда (толстякъ вздыхалъ и отчаянно махалъ рукою)! Сколько разъ даю себѣ зарокъ не садиться съ этимъ Вертуновымъ...

-- Да, онъ, дѣйствительно... ему счастье, бормоталъ Александръ Петровичъ и начиналъ упорно косить глаза куда-то въ уголъ. Мнѣ было ясно видно, что на лицѣ его появилось выраженіе полнаго отчаянія.

-- Не стѣсню васъ, дня на три, не больше, четвертною? Вы, впрочемъ, безъ церемоніи... если можно?

-- О, пожалуйста, какъ-то выкрикивалъ мой пріятель и опять принимался хлопать ящикомъ стола.

Толстякъ присоединялъ къ полученнымъ деньгамъ четвертную и, продолжая разсуждать о вчерашнемъ проигрышѣ, смаковалъ сигару.

-- Хорошо! Вотъ что значить быть адвокатомъ... Ну, за деньги большое спасибо. Отдамъ скоро.

-- Ничего, не безпокойтесь.

-- А дѣльце опять какъ-нибудь на дняхъ будетъ. Ужъ я тамъ стараюсь. Одинъ мужичекъ, плохонькій, да вы его не жалѣйте: найдетъ.

-- Конечно.

-- Тоже мѣщанинъ одинъ. Деньги есть у канальи, а казеннаго защитника хочетъ.

-- А вы его припугните. Наговорите того, другого.

-- Ужъ я знаю; устроимъ.

Толстякъ уходилъ, и, проводивъ его, Александръ Петровичъ съ недовольнымъ видомъ возвращался изъ передней.

-- Вотъ четвертная и улетѣла, разводилъ онъ руками.-- А не дать нельзя. Смотритель замка, дѣла доставляетъ.

-- Отдастъ! успокоиваю я; но Александръ Петровичъ только посвистывалъ.

-- Ну нѣтъ, это дудки! Онъ у меня агентъ своего рода: между арестантами молву обо мнѣ раздуваетъ. Наговоритъ имъ того, другого. Конечно, какія это дѣла! Двадцать, пятнадцать рублей, народъ все сѣрый, бѣднота, а все-же въ судѣ тебя видятъ. А вотъ ему, смотрителю-то, хорошо. Онъ съ арестанта возьметъ за то, что на меня укажетъ, съ меня потомъ за рекомендацію извѣстный процентъ по каждому дѣлу, да, кромѣ того, такъ иногда. Сильно они насъ обдираютъ. Вотъ прошлый годъ я, можетъ быть, тысячъ пять заработалъ, а спроси: много ли осталось? Навѣрное, половину проугощалъ, да вотъ этакимъ агентамъ роздалъ.

-- Будто и всѣ такъ?

-- Конечно, нѣтъ. Извѣстный адвокатъ давать не станетъ, а на первыхъ порахъ нашему брату нельзя. Въ зубахъ надо у всѣхъ навязнуть. Хватай дѣла, количествомъ бери -- вотъ къ тебѣ и приглядятся. Времена, братецъ, не тѣ нынче стали.

Онъ грустно покачивалъ головой и, забывая объ улетѣвшей четвертной, съѣзжалъ на свою любимую тэму. Въ теченіи цѣлаго часа я слушалъ разсказы о томъ, что было прежде, когда только-что открывались новыя учрежденія.

-- Тогда за самые пустяки кушами брали. Ну вотъ, хоть бы Александръ Иванычъ. Онъ за вводъ во владѣніе съ одной купчихи 10,000 получилъ. За одно прошеніе! Два всего слова: "прошу ввести" -- и только. Всякій писецъ за рубль напишетъ, а онъ 10,000. Конечно, можетъ быть, онъ и припугнулъ чѣмъ-нибудь купчиху. Ну, насказалъ ей того, другого. А ты поди-ка теперь ихъ напугай?

И онъ долго жаловался на то, каковы теперь стали кліенты, какъ они сами ведутъ дѣла и т. п.

-- Тутъ, братъ, ухо востро держать надо, а то какъ разъ... Иной мошенникъ-кліентъ только того и глядитъ...

Пользуясь расположеніемъ Александра Петровича, я старался иногда узнать отъ него, какими правилами руководствуется онъ при выборѣ дѣлъ и вообще въ своей дѣятельности.

-- Какими правилами! восклицалъ мой пріятель: -- у насъ, братецъ, одно правило: не эѣвай! Какъ можно больше бери впередъ, а не взялъ, да еще, сохрани Богъ, не довзыскалъ чего-нибудь -- пиши: пропало!

-- Нѣтъ, я вотъ объ чемъ. Вѣдь обращаете же вы вниманіе на самое дѣло, ну на людей, наконецъ, которые вамъ довѣряютъ...

-- Конечно. Еще-бы. За одно дѣло -- одна цѣна, за другое -- другая. Иногда, особенно, какъ на перебой съ другими адвокатами пойдешь, и меньше таксы возьмешь. Ну, и по кліенту глядя. Съ однимъ можно, пожалуй, и условія не заключать, зато съ другимъ...

-- Нѣтъ, все это не то.

-- Да ты о чемъ-же?

-- Я, братъ, о нравственной подкладкѣ дѣла...

Въ большинствѣ случаевъ, въ отвѣтъ на такіе вопросы Александръ Петровичъ только уставлялъ на меня глаза и потомъ начиналъ лукаво подмигивать. Но иногда, особенно въ тѣ дни, когда ему удавалось обдѣлать какое-нибудь порядочное дѣльце, мой пріятель былъ не прочь и пофилософствовать. Впрочемъ, философія его имѣла видъ какого-то бормотанья.

-- Нравственная подкладка... гм... да! Ну это, братъ... Да что я, судья что-ли? Вѣдь а не судить, а помочь кліенту долженъ. Стало быть, и докторъ обращать вниманіе на людей долженъ? а? Этакъ иной только хорошенькихъ барынь лечить захочетъ... Нравственная подкладка! Ну нѣтъ, братъ... Да что тутъ!

И такъ далѣе, все въ этомъ родѣ. А между тѣмъ, онъ былъ очень краснорѣчивъ въ другихъ случаяхъ... Очевидно, онъ даже и не думалъ о томъ, что у дѣла можетъ быть какая-то нравственная подкладка, и вслѣдствіе этого ничего не могъ даже сказать по этому поводу.

-----

Въ это время съ Александромъ Петровичемъ случались по истинѣ печальныя исторіи. Одна изъ нихъ особенно осталась въ моей памяти. Помню, одинъ разъ я засталъ своего пріятеля въ самомъ радостномъ настроеніи духа. Съ молоткомъ въ рукахъ онъ вертѣлся около только-что вывѣшеннаго при самомъ входѣ въ залъ объявленія. Оказалось, что Александръ Петровичъ только-что привелъ въ исполненіе свое давнишнее намѣреніе обложить платой всѣхъ, кто прибѣгаетъ къ нему за какими бы то ни было совѣтами, и теперь, любуясь на объявленіе, весело посвистывалъ.

-- Вотъ, братецъ, дѣло-то я устроилъ, привѣтствовалъ онъ меня, не давъ даже какъ слѣдуетъ полюбоваться на новое объявленіе:-- вотъ такъ устроилъ! Вексель одинъ у меня былъ на три тысячи. Думалъ, ничего получить не придется, и вдругъ сегодня... двѣ тысячи!!!

-- Поздравляю.

-- Да. И должникъ-то пройдоха... заклялся, забожился! Полторы давалъ, да я попридержался.

Лицо его такъ и цвѣло, глаза сіяли. Онъ бросился къ зеркалу, поправилъ свои тщательно расчесанные волосы и, охорашиваясь, продолжалъ хвастать.

-- Ужинать меня пригласилъ... ѣдемъ вмѣстѣ!

И вотъ, вечеромъ мы очутились въ какомъ-то трактирѣ.-- Около столовъ, по обыкновенію, ютился народъ. Наигрывала машина. Туда и сюда бѣгали половые. Должникъ, купецъ, довольно приличный съ виду, ужъ дожидался и, должно быть, немного зарядилъ отъ скуки. Александръ Петровичъ представилъ меня, какъ своего пріятеля. Началось пьянство. Купецъ ежеминутно подливалъ въ стаканы и не хотѣлъ слушать никакихъ отговорокъ.

-- По дѣлу надо! Велики твои дѣла! отвѣчалъ онъ на всѣ возраженія Александра Петровича: -- деньги получать умѣлъ? Пей-ка!

Угощая своего противника, купецъ пьянѣлъ все больше и больше. Глаза, у него дѣлались стеклянными. Онъ поминутно трепалъ по плечу Александра Петровича и какъ-то особенно посмѣивался.

-- Ахъ, Сашка, Сашка! Ужъ и адвокатъ-же ты... натко! качалъ онъ головой.

Амбицію Александра Петровича немного задѣвала такая фамильярность.

-- Да-съ, адвокатъ, обидчиво возражалъ онъ и, слегка пожимая плечами, поглядывалъ на меня, какъ-бы давая помять, что словами пьянаго обижаться не стоитъ.

-- Адвокатъ! А вѣдь я тебя вотъ какимъ зналъ!

Купецъ отмѣривалъ отъ полу съ аршинъ и немедленно принимался подливать въ стаканы.

-- Да. Такимъ я тебя знавалъ, а ты вотъ противъ меня пошелъ. И тебѣ не стыдно? а? не стыдно?

-- Что же мнѣ стыдиться? Это -- моя обязанность.

-- Обязанность! А развѣ ты забылъ, какія я тебѣ дѣла предоставлялъ... Вѣдь, еслибы не я, ты бы съ голоду, можетъ, подохъ! Не помнишь? Ахъ, братецъ, ахъ!

Купецъ грозилъ пальцемъ, но замѣчая, что Александръ Петровичъ все чаще и чаще поглядываетъ на свою шляпу, смирялся. Ему, какъ видно, не хотѣлось, чтобы компанія разстраивалась. Отдавалось приказаніе о новыхъ бутылкахъ. Стаканы были опять полны. Мой пріятель, посвистывая, разгуливалъ по трактиру и запускалъ глаза на сосѣдній столъ, гдѣ сидѣлъ съ компаніей одинъ видный коммерсантъ.

-- Вотъ съ нимъ бы познакомиться, мечталъ Александръ Петровичъ, пользуясь отсутствіемъ своего собутыльника: -- у этого вотъ дѣла, такъ дѣла! А нашъ что!

Онъ кивалъ головой на должника, который неровными шагами приближался къ столу и грузно валился на диванъ... Все дѣло, можетъ быть, кончилось бы благополучно, еслибы только Александръ Петровичъ забылъ о своей амбиціи.

-- Что, адвокатъ, не пьешь? возобновилъ пьяный кліентъ свое приставанье: -- да, братецъ, стыдно! стыдно тебѣ противъ меня идти! отъ меня ты хлѣба тоже ѣлъ не мало! Ахъ, ты, аблакатъ, аблакатъ!

-- Адвокатъ, то есть.

-- Нѣтъ, не адвокатъ. Вся цѣна-то тебѣ -- вотъ!

Для большей наглядности купецъ плюнулъ и, шаркая по полу ногой, съ усмѣшкой смотрѣлъ на Александра Петровича. Послѣдній слегка обидѣлся.

-- Однако, съ васъ вотъ денежки получилъ! укололъ онъ купца.

Это было каплей, переполнившей чашу. Купецъ разразился самымъ веселымъ смѣхомъ.

-- Двѣ тысячи онъ съ меня получилъ, а туда же... хвалится! Ахъ ты! ахъ ты! ты! ты! Да знаешь-ли ты, еслибы ты былъ поумнѣе... Только маленько придержись ты, вѣдь я бы тебѣ всѣ отдалъ, да и проценты бы заплатилъ! А то... на-ка! Ахъ, ахъ, ахъ!

Александръ Петровичъ точно остолбенѣлъ и вытаращенными главами глядѣлъ то на меня, то на нашего амфитріона, который, держась за бока, продолжалъ оглашать трактиръ веселымъ хохотомъ.

И вдругъ, онъ совсѣмъ неожиданно приподнялся съ дивана, и, громко отхаркавшись, плюнулъ... Мы схватились за шляпы.

На Александрѣ Петровичѣ не было лица, когда мы выскочили изъ трактира. Но я до сихъ поръ не знаю, что больше всего поразило его, то ли, что онъ совершенно незаслуженно получилъ оскорбленіе отъ Ивана Кипріяновича, или что другое. По крайней мѣрѣ, всю дорогу онъ тосковалъ о томъ, что далъ маху. Только замѣтивъ мои удивленные взгляды, онъ какъ-то вскользь упомянулъ и объ томъ, что съ амфитріономъ надо раздѣлаться.

Но онъ не только не "раздѣлался", но, къ удивленію моему, примѣрно дня черезъ три послѣ этого происшествія, я вновь встрѣтилъ моего пріятеля около того самаго трактира, откуда мы бѣжали съ такимъ срамомъ. Александръ Петровичъ выходилъ оттуда вмѣстѣ съ бывшимъ нашимъ амфитріономъ и что-то необыкновенно горячо доказывалъ. О непріязни, какъ видно, между ними не было и помину.

-- Только ты меня, смотри, не продай, дружески говорилъ купецъ:-- а то вашъ братъ тоже...

Конца разговора я не слыхалъ, но Александръ Петровичъ потомъ разсказывалъ мнѣ, что купецъ будто бы самъ пріѣзжалъ просить прощенья и умолялъ взять дѣло за какой-то неслыханный гонораръ. Съ этимъ дѣломъ Александръ Петровичъ очень долго носился, но потомъ какъ-то вдругъ смолкъ и даже неохотно отвѣчалъ на мои разспросы.

Нѣсколько времени онъ былъ не въ духѣ. На его лицѣ появились какіе-то подозрительные, точно боевые знаки. По его словамъ, виной всему былъ пьяный извозчикъ, свалившій моего пріятеля на мостовую. Всему этому я отъ души вѣрилъ до тѣхъ поръ, пока одинъ разъ, разгуливая съ Александромъ Петровичемъ, мы чуть не столкнулись съ амфитріономъ.

Мой пріятель, который въ эту минуту съ упоеніемъ разсказывалъ о томъ, какъ какой-то адвокатъ до-чиста ободралъ своего довѣрителя, вдругъ смолкъ и опрометью кинулся въ ближайшій переулокъ.

-- Дѣла проигрывать!!! неслось ему въ догонку:-- я тебѣ, погоди, еще не такихъ наставлю! Ахъ! ахъ! ахъ!

-----

Послѣ происшествій, въ родѣ случая съ Иваномъ Кипріяновичемъ, мой пріятель нѣсколько дней ходилъ грустный. Между тѣмъ, въ это время, какъ нарочно, совершались такія событія, которыя еще больше увеличивали его грусть. По городу вдругъ разносился слухъ, что какой-нибудь до сихъ поръ почти вовсе неизвѣстный адвокатъ хватилъ такой гонораръ, о которомъ и прежде было не часто слышно. Или вдругъ начинали говорить, что открыта какая-то необыкновенная шайка мошенниковъ, которая дочиста разграбила какой-то банкъ. Александръ Петровичъ мѣнялся въ лицѣ при этихъ извѣстіяхъ и начиналъ немилосердно суетиться. Ему хотѣлось какимъ бы то ни было образомъ попасть въ число защитниковъ. Съ этой цѣлью онъ, какъ угорѣлый, бѣгалъ съ утра и до ночи по разнымъ мѣстамъ, безпрестанно торчалъ въ театрѣ, ѣздилъ по загороднымъ гуляньямъ. Всѣ мысли его были направлены на то, чтобы такъ или иначе привлечь вниманіе веселаго, толстаго купца, который тоже чуть не ежедневно показывался на гуляньяхъ и неистово грохоталъ при взвизгиваніяхъ цыганокъ.

-- Гляди! Вонъ онъ! съ какимъ-то благоговѣйнымъ шопотомъ поталкивалъ меня Александръ Петровичъ, завидя веселаго коммерсанта.

-- Кто?

-- Мѣшалкинъ. По банку онъ главный, самый главный... неужто не знаешь?

Но Мѣшалкинъ, какъ ни юлилъ передъ нимъ мой пріятель, не обращалъ на него никакого вниманія. Напротивъ, онъ сталъ все чаще и чаще появляться подъ ручку съ однимъ извѣстнымъ адвокатомъ. Александръ Петровичъ готовъ былъ провалиться сквозь землю отъ зависти.

-- Значитъ, ужъ взялъ! скорбѣлъ онъ:-- вотъ, чай, хватилъ!

Немного погодя, мой пріятель начиналъ успокоиваться, тѣмъ болѣе, что мечты о защитѣ Мѣшалкина не могли быть серьёзны. На такого крупнаго дѣятеля облизывалась чуть не сотня другихъ гораздо болѣе извѣстныхъ адвокатовъ.

Но являлись другія испытанія. На наши глаза все чаще и чаще сталъ попадать нашъ же товарищъ Камешковъ. Каждый разъ, какъ ни усядемся мы у окна потолковать о томъ, какъ прежде было хорошо адвокатамъ, коляска Камешкова непремѣнно появлялась на улицѣ, и самъ онъ, совсѣмъ лежа на подушкахъ, посылалъ намъ воздушные поцѣлуи. Александръ Петровичъ опять мѣнялся въ лицѣ.

-- Вѣдь съ нами на одномъ курсѣ былъ! чуть не плакалъ онъ, отскакивая отъ окна:-- а теперь... гляди, коляска, лошади...

-- Чай, въ долгъ все, пробовалъ я утѣшить его; но слова мои не помогали, и Александръ Петровичъ только отчаянно махалъ рукой.

-- Да что! Ты посмотри, у него въ судѣ все куплено, всѣ писцы на откупу. Чуть проситель заикнется о томъ, чтобы ему какое-нибудь прошенье написалъ, они его сейчасъ къ Камешкову. А онъ, конечно, свое дѣло знаетъ. И ему, да и писцу выгодно, потому онъ съ Камешкова красную за рекомендацію получаетъ.

-- Неужели?

-- Вѣрно, красную. А ужь самъ Камешковъ, не безпокойся, себя не обидитъ. Отъ него кліентъ не уйдетъ; онъ того ему наскажетъ, что тотъ что угодно дастъ, только дѣло возьми! А прежде, помнишь -- кто бы могъ подумать!

При этихъ разсказахъ Александръ Петровичъ приходилъ въ такое волненіе, что чуть не плакалъ и начиналъ по пальцамъ вычислять доходы Камешкова.

-- Обстановка у него одна чего стоитъ. Квартира -- тысячи двѣ, ну, барыня, лошади... Да что тутъ! Ловокъ! Безъ ловкости въ этомъ дѣлѣ ничего не подѣлаешь!

Камешковъ черезъ нѣсколько времени проѣзжалъ обратно, но Александръ Петровичъ даже не смотрѣлъ въ окно. Опустивъ голову, онъ ходилъ по комнатѣ и вздыхалъ. Его недавнее волненіе смѣнялось тихой грустью.

-- Пожить всякому хочется, говорилъ онъ:-- а какія у меня дѣла! Чѣмъ станешь жить? Еслибы у меня отецъ былъ другой человѣкъ... какое у него мѣсто было! Вотъ, братъ, мѣсто такъ мѣсто! Ну, честность заѣла! а могъ бы, очень бы могъ, и даже безъ всякихъ подлостей! Тогда бы и намъ послѣ него осталось.

Во время этихъ разговоровъ на противоположной сторонѣ улицы появлялся молодой человѣкъ. Завидя его, Александръ Петровичъ вдругъ кидался къ окну, но мгновенно, точно сообразивъ что-то, прятался въ глубину комнаты.

-- Смотри, смотри, куда онъ идетъ, показывать онъ мнѣ на молодого человѣка:-- къ Андреевымъ? Отлично!

Немного погодя, Александръ Петровичъ ужь натягивалъ перчатки и старательно отчищалъ свою шляпу. На лицѣ его свѣтилась надежда.

-- Давно я ловлю этого барина, разсказывалъ онъ мнѣ о нолодокъ человѣкѣ:-- мать у него умерла. Дѣло о наслѣдствѣ непремѣнно будетъ. Надо постараться, нельзя ли получить довѣренность. Ужь я давно стараюсь попасть ему на глаза. Сегодня и противника въ одномъ домѣ встрѣчу. Можетъ быть, который-нибудь изъ двухъ и довѣритъ.

И онъ летѣлъ къ Андреевымъ, весь разцвѣтая при мысли о возможности попасть на глаза молодому человѣку.

-----

Тѣмъ не менѣе, въ началѣ адвокатской дѣятельности моего пріятеля бывали такіе моменты, когда онъ торжествовалъ надъ всѣми препятствіями. Я помню, напримѣръ, такой случай.

Въ то время, Александръ Петровичъ очень долго путался съ такимъ отвратительнымъ субъектомъ, къ которому даже подойти близко было противно. Невысокаго роста, худенькій, съ лисьимъ, испещреннымъ веснушками лицомъ, съ узенькой рыжей бородкой -- этотъ человѣкъ былъ олицетвореніемъ подлости. Онъ никогда не смотрѣлъ прямо, а какъ будто старался спрятать свои глаза, и только, когда онъ думалъ, что никто не глядитъ на него, онъ начиналъ вдругъ необыкновенно быстро поводить ими во всѣ стороны, какъ бы высматривая добычу. Входя въ пріемную комнату Александра Петровича, кліентъ этотъ непремѣнно крался вдоль стѣны, робко перебирая въ рукахъ шапку, а въ разговорахъ поминутно хихикалъ гаденькимъ подозрительнымъ смѣхомъ.

Александръ Петровичъ безпрестанно ѣздилъ съ этимъ кліентомъ по судамъ. Они строчили бумаги, распивали чай въ трактирахъ и вели между собой самыя сокровенныя бесѣды. Разговоры всегда происходили шопотомъ, причемъ кліентъ всякій разъ еще непремѣнно освѣдомлялся, заперты ли двери.

-- Мошенникъ! рекомендовалъ мнѣ его Александръ Петровичъ:-- Дудочкинъ, здѣшній купецъ. Однако, богатъ...

Произнеся эту рекомендацію, онъ заливался веселымъ смѣхомъ и таинственно шепталъ мнѣ на ухо:

-- По векселямъ платить не хочетъ, хоть и признается, что долженъ. Вотъ мы съ нимъ и канителимся. Отбояримся.

Канитель эта тянулась долго. Наконецъ, Дудочкинъ и Александръ Петровичъ явились домой съ сіяющими лицами. У Дурочкина глаза такъ и искрились отъ восторга.

-- Вотъ такъ удружили! Ну-съ, теперь разсчитаемся, весело хихикалъ онъ:-- сколько вамъ придется?

-- Сколько? Развѣ забыли?

-- Да запамятовалъ.

-- Тысяча.

Дудочкинъ, повидимому, пришелъ въ изумленіе, но Александръ Петровичъ помнилъ твердо.

-- Да-съ, Егоръ Ефремычъ, тысяча рубликовъ-съ, повторилъ онъ совершенно вразумительно.

Но Дудочкинъ изумлялся все больше и больше и даже укорительно трясъ головой.

-- Ахъ, Александръ Петровичъ, Александръ Петровичъ! А я-то объ васъ думалъ... Это за два то слова... А-а-ахъ!

-- А вы бы сами ихъ и говорили!

-- Не умѣемъ-съ.

-- Вотъ я за то съ васъ и беру, что вы не умѣете, а я умѣю. Вы бы съ мое поучились...

Послѣдовалъ обычный разговоръ объ ученьѣ, причемъ Александръ Петровичъ опять исчислялъ по пальцамъ, сколько лѣтъ онъ провелъ въ гимназіи, сколько -- въ университетѣ. Но всѣ эти аргументы не убѣдили Дудочкина. На его лицѣ появилось очень хитрое выраженіе. Онъ даже взялся за шапку и, прищуривъ свои узенькіе глаза, такъ посматривалъ на моего пріятеля, какъ будто бы хотѣлъ надъ нимъ потѣшиться.

-- Ну, двѣсти рубликовъ... а? двѣсти... а? довольно будетъ?

-- Тысяча и ни копейки меньше.

-- Ну, такъ и быть -- двѣсти пятьдесятъ! за глаза, право, за глаза!

Но Александръ Петровичъ стоялъ на своемъ и вызывающимъ образомъ посматривалъ на Дудочкина.

-- Какъ вамъ угодно, какъ угодно! съ видомъ сожалѣнія говорилъ послѣдній: -- а и двѣсти пятьдесятъ -- деньги большія... Подитка, наживи ихъ...

-- Тысяча!

-- Да, и двѣсти пятьдесятъ на землѣ не поднимешь! Надо бы брать. А впрочемъ, вѣдь вы, Александръ Петровичъ, можетъ, съ меня по условію всѣ взыщете?

Мой пріятель, вмѣсто отвѣта, вынулъ изъ кармана какую-то бумажку, поднесъ ее на мгновеніе къ глазамъ Дудочкина и затѣмъ съ самымъ спокойнымъ видомъ изорвалъ на мелкіе клочья.

-- Вотъ ваше условіе, отрѣзалъ онъ.

Дудочкинъ сначала остолбенѣлъ, но потомъ въ глазахъ его засвѣтилась самая непритворная радость, и онъ съ веселымъ смѣхомъ кинулся изъ кабинета.

-- Значитъ, въ разсчетѣ? хи, хи... Прощенья просимъ! доносились до меня его восторженные возгласы. Но вдругъ онъ взглянулъ въ находящіяся въ его рукахъ бумаги и мгновенно притихъ. Выраженіе его лица измѣнилось, и даже всегда бѣгающіе по сторонамъ глаза остановились.

-- А какъ-же, Александръ Петровичъ, документикъ? бормоталъ онъ.

На этотъ разъ изумился уже мой пріятель.

-- Какой документикъ?..

-- Какъ какой... Вы вѣдь отъ меня получили -- о товарѣ?

-- Не помню.

-- Помилуйте, такъ нельзя-съ... Я сейчасъ къ прокурору, попробовалъ-было Дудочкинъ. Но эта угроза вызвала только самый веселый хохотъ со стороны Александра Петровича.

-- Къ прокурору!.. Ха, ха, ха! Да хоть къ тремъ, хоть къ четыремъ, другъ любезный! Гдѣ росписка, что я взялъ документъ?

-- Помилуйте! онъ у васъ въ карманѣ...

-- Въ карманѣ! Мало ли что у меня въ карманѣ... Что-же вы стойте? Вѣдь ужъ простились... до свиданья!

Но Дудочкинъ неподвижно стоялъ на мѣстѣ и только покачивалъ головой. Нѣсколько секундъ погодя, Александръ Петровичъ уже считалъ деньги.

-- Пятьсотъ, шестьсотъ... Коли и еще дѣло будетъ, Егоръ Ефремычъ -- но забывайте! заходите.

Дудочкинъ, съ своей стороны, увѣрялъ, что онъ хотѣлъ только пошутить, предлагая 250 р. вмѣсто тысячи, и обѣщался непремѣнно придти съ новыми дѣлами.

-- Ужъ и мастеръ же вы, Александръ Петровичъ! хвалилъ онъ.

-- Я бы могъ еще больше съ васъ запросить, да не хочу. Уговоръ помню, отвѣчалъ мой пріятель.

Нѣсколько дней сряду Александръ Петровичъ ходилъ внѣ себя отъ восторга и всѣмъ, и каждому разсказывалъ о своемъ подвигѣ.

-- Надуть хотѣлъ, хохоталъ онъ: -- да нѣтъ, братъ, постой!

И онъ пускался въ самыя подробныя объясненія. Оказывалось, что Дудочкинъ въ попыхахъ на судѣ передалъ Александру Петровичу какой-то очень важный контрактъ, которымъ мой пріятель потомъ и воспользовался. Если кто нибудь изъ неопытныхъ замѣчалъ, что, поступая такимъ образомъ, Александръ Петровичъ на будущее время потерялъ кліента, то пріятель мой только хохоталъ и съ веселымъ подмигиваніемъ увѣрялъ, что отъ Дудочкина, напротивъ, ему не будетъ отбоя. И онъ былъ правъ. Дѣйствительно, не только самъ Егоръ Ефремычъ не обходилъ съ дѣлами моего пріятеля, но даже слалъ къ нему всѣхъ своихъ родныхъ и знакомыхъ.

-- Только съ нимъ ты, другъ, тово... Обдѣлаетъ! совѣтовалъ Егоръ Ефремычъ.

-----

Изрѣдка, мы вмѣстѣ ходили въ судъ. Тамъ въ залахъ и корридорахъ происходило какое-то вавилонское столпотвореніе. Летали юркіе писцы съ ворохами бумагъ подъ мышкой, съ сознаніемъ собственнаго достоинства двигались шитые мундиры, толпились сюртуки, чуйки, жалась къ сторонкѣ сермяжные кафтаны, и среди всего этого разнороднаго люда ловко шныряли по всѣмъ направленіямъ черные фраки съ толстыми портфелями въ рукахъ. Въ судѣ Александръ Петровичъ совершенно измѣнялся. Здѣсь онъ нетолько не жаловался на недостатокъ дѣлъ, но напротивъ, ловко помахивая своимъ портфелемъ (въ которомъ зачастую была только одна чистая бумага), на право и на лѣво хвасталъ, что не знаетъ, какъ отдѣлаться отъ кліентовъ. Онъ точно нырялъ въ этой толпѣ, наполняющей корридоры, появляясь то тамъ, то сямъ, прислушивался, нюхалъ воздухъ и имѣлъ такой видъ, что, кажется, только стоило махнуть кредитной, чтобы онъ устремился куда угодно. Онъ удивительно напоминалъ мнѣ въ это время тѣхъ барынь, которыя въ извѣстные часы тащатъ свои хвосты по тротуарамъ Кузнецкаго Моста, стрѣляя во всѣхъ проходящихъ мужчинъ глазами.

Летая по суду, онъ былъ весь слухъ и вниманіе, а потому ежеминутно указывалъ мнѣ на что нибудь замѣчательное.

-- Тс... Василій Владимірычъ идетъ! вдругъ раздавался надъ моимъ ухомъ его благоговѣйный шопотъ, и онъ начиналъ раскланиваться съ толстенькимъ на коротенькихъ ножкахъ адвокатомъ, который, повертывая во всѣ стороны свою лысую голову и немилосердно гримасничая, торжественно двигался по корридору.-- А вчерашнее ваше дѣльце, Василій Владимірычъ, очень интересно!

Василій Владимірычъ на минуту останавливалъ на моемъ пріятелѣ глаза, потомъ вдругъ прищуривалъ ихъ и какъ-то странно скривлялъ на бокъ все лицо.

-- Интересно? А-а!.. Удивляюсь, какія это такія дѣла интересны! изрекалъ онъ хриплымъ, словно съ перепоя пропавшимъ голосомъ: -- я знаю только одно: есть дѣла денежныя и денежныя!

При послѣднихъ словахъ, онъ вдругъ придавалъ своей физіономіи кислое выраженіе и, показавъ кукишъ (что должно было изображать, какъ цѣнитъ безденежныя дѣла Василій Владимірычъ) слѣдовалъ дальше.

Мой пріятель заливался смѣхомъ и, поглядывая вслѣдъ знаменитому адвокату, цѣлыхъ полчаса повѣствовалъ мнѣ объ его подвигахъ.

-- Его, можетъ быть, разъ двадцать судили, хвасталъ Александръ Петровичъ.-- Да не скоро его поймаешь! Умница. Въ сколькихъ ученыхъ обществахъ онъ состоитъ членомъ, да еще почетнымъ!

Въ восторгѣ отъ доблестей Василія Владимірыча, мой другъ крутилъ головой. Его вниманіе привлекалъ другой адвокатъ, который лебезилъ около купца, очевидно, стараясь убѣдить его въ чемъ-то.

-- Я бы на вашемъ мѣстѣ, я бы показалъ имъ!..

-- Боязно, сомнѣвался купецъ:-- а ну какъ судебныя издержки...

-- Нѣтъ-съ. Въ этакомъ дѣлѣ не откажутъ-съ! Если ловкому адвокату... Вы только то возьмите: росписки у него нѣтъ.. Не получалъ да и только.

-- А если съ присяжными... Ха, ха!

Адвокатъ презрительно свисталъ и, бросивъ на окно портфель, начиналъ вычислять по пальцамъ всѣ шансы на выигрышъ дѣла...

-- Вотъ тоже и Матвѣй Иванычъ совѣтуетъ, самъ набивается, замѣчалъ купецъ, очевидно, колеблясь.

-- Матвѣй Иванычъ! Да развѣ онъ что-нибудь понимаетъ! Матвѣй Иванычъ! Да я бы ему самаго простого дѣла не повѣрилъ! Нѣтъ, вы выберите кого нибудь другого. Вотъ я недавно этого самаго Матвѣя Иваныча отдѣлалъ...

Александръ Петровичъ живо смекалъ, въ чемъ дѣло, и я ясно читалъ въ его глазахъ зависть къ ловкому адвокату.

-- Отъ платежа подбиваетъ отказаться, сообщалъ онъ мнѣ:-- и подобьетъ...

Мимо насъ проходилъ новый адвокатъ съ какимъ-то кліентомъ, повидимому, землевладѣльцемъ.

-- Нѣтъ-съ, мы это иначе подстроимъ, торопливо говорилъ адвокатъ: -- я этого Каплунова знаю... Нравственная подкладка! Прекрасно-съ. Такъ мы по другому отдѣленію махнемъ ваше дѣльце.

-- Ахъ, благодѣтель!

-- Не безпокойтесь. Мы всѣ ходы знаемъ... Мы къ Ивану Алексѣичу направимъ.

Землевладѣлецъ приходилъ въ умиленіе.

-- Отлично, отлично. А я къ нему между тѣмъ заѣду, сейчасъ же. Вѣдь мы вмѣстѣ служили съ Иваномъ Алексѣичемъ. Онъ для меня что угодно!

Дальше волновалась цѣлая толпа адвокатовъ. Шелъ разговоръ о томъ, что вчера въ уголовномъ засѣданіи вдругъ умеръ одинъ важный подсудимый. Александръ Петровичъ подлеталъ, прислушивался и потомъ задумчиво сообщалъ мнѣ всѣ подробности объ этомъ дѣлѣ...

-- Обвинили?

-- Да, обвинили, отвѣчалъ онъ такимъ тономъ, что а сейчасъ же смекалъ, что въ головѣ моего пріятеля тѣснятся какія-то очень интересныя мысли. Немного погодя, онъ, впрочемъ, ихъ и обнаруживалъ.-- Нѣтъ, ты вотъ что подумай: какъ теперь адвокату? Гонораръ-то онъ получилъ или нѣтъ? Интересно.

И онъ отъ всѣхъ и каждаго старался получить это свѣдѣніе. Судьи, адвокаты, прокуроры такъ и мелькали мимо насъ. Благодаря ежесекунднымъ восклицаніямъ Александра Петровича, я былъ знакомъ почти со всѣмъ этимъ міромъ.

-- Гляди, вонъ высокій, черный, тамъ на-право, дергалъ онъ меня за руку.-- Его, братецъ, въ адвокаты насилу приняли! Отъ дѣла одного обязали отказаться. А ему что! Онъ назавтра цѣлый десятокъ еще лучше напринималъ! Бѣда, какія деньги загребаетъ! Вотъ того, у окна, завтра судить будутъ. Начисто, братецъ, одного кліента обдѣлалъ. А! Иванъ Иванычъ!

Александръ Петровичъ отбѣгалъ отъ меня и нѣсколько времени разговаривалъ съ какимъ-то адвокатомъ.

-- Вотъ дѣльце одно шутя и обдѣлалъ, радовался онъ, возвращаясь ко мнѣ.-- Взысканіе на Орелъ было. Передалъ. Туда ѣдетъ. Маленько обманулъ его, утаилъ. Сказалъ, что за дѣло 10 процентовъ беру, а, вмѣсто того, 15 получаю. Нельзя. Взялся за половину. Ни за что положу въ карманъ сотню, другую.

-- И не боишься ты отдавать дѣла?

-- Чего тутъ! Пріятель, вмѣстѣ учились. Не продастъ. И человѣкъ способный. Недавно рѣчь онъ по одному дѣлу произнесъ. Такой рѣчью, особенно въ провинціи, карьеру себѣ можно составить. Въ слезы прошибъ. Сына одного купца защищалъ. Отецъ подсудимаго 1,500 р. заплатилъ, только бы не печаталъ.

Затѣмъ, Александръ Петровичъ опять принимался за рекомендацію своихъ товарищей, и я опять безпрестанно слышалъ самые неправдоподобные разсказы объ ихъ подвигахъ. Но иногда попадались въ корридорахъ суда и такіе субъекты, о которыхъ даже мой, повидимому, все знающій пріятель не могъ сказать ничего опредѣленнаго. "Неизвѣстно... Такъ... Темныя дѣла", бормоталъ онъ, съ недоумѣніемъ пожимая плечами. А между тѣмъ, эти субъекты беззаботно, какъ и всѣ прочіе, порхали по корридорамъ и на ихъ лицахъ ничего, кромѣ веселыхъ улыбокъ, не было видно.

Изрекая поминутно рекомендаціи, Александръ Петровичъ иногда вдругъ замолкалъ и, не отвѣчая даже на мои вопросы, начиналъ внимательно всматриваться въ какого-нибудь сумрачно стоящаго на одномъ мѣстѣ господина. Опытный глазъ его угадывалъ кліента, и, дѣйствительно, черезъ нѣсколько минутъ онъ ужъ леталъ по суду вмѣстѣ съ этимъ господиномъ. Какъ они такъ скоро сходились между собой, мнѣ было положительно непонятно, но не проходило и получаса времени, а Александръ Петровичъ велъ себя съ новымъ кліентомъ такъ, какъ будто бы былъ знакомъ съ нимъ съ рожденія. Оба хихикали, перемигивались, то исчезали въ какой-нибудь канцеляріи, то появлялись въ корридорѣ. Часа черезъ два три, сумрачный господинъ ужъ стоялъ опять у окна и, отвернувшись въ сторону, считалъ деньги. Мой пріятель торчалъ подлѣ и, повидимому, совершенно былъ углубленъ въ наблюденіе чего-то, происходящаго на дворѣ суда, но въ дѣйствительности то и дѣло запускалъ глаза на кредитки, которыя держалъ сумрачный баринъ. Черезъ минуту, Александръ Петровичъ ужь хвастался.

-- Екатерину заработалъ, говорилъ онъ кому-нибудь изъ товарищей: -- совсѣмъ даромъ. Деньги ему получить было надо, а куда идти, не знаетъ. Ну, показалъ.

-- Можетъ, поводилъ туда-сюда, для виду только.

-- Ну нѣтъ, показалъ какъ слѣдуетъ. Все-таки сотенная.

Но сотенная въ глазахъ собесѣдника моего пріятеля значила немного.

-- Вонъ Душкинъ, говорилъ онъ, значительно поднимая брови:-- вчера четырнадцать тысячъ хлопнулъ.

Глаза Александра Петровича начинали поблескивать.

-- Это по тому дѣлу? Получилъ таки?

-- Да. И только за то, что два раза въ Тверь съѣздилъ. Условіе у него было ловко написано.

-- На этотъ счетъ онъ -- мастеръ!

-- Да, мастеръ. Какъ будто и въ пользу довѣрителя написано, а на самомъ дѣлѣ совсѣмъ другое выходятъ.

-- Условіе -- это первое дѣло. Я теперь всегда съ неустойкой... Отказать не смѣетъ, а если и откажетъ прежде окончанія дѣла, неустойку подай...

-- Да... адвокатурой, что ни говори, а все-же... Ну, развѣ найдешь другое такое занятіе? Иногда даже самъ знаешь, что совсѣмъ даромъ получаешь... Поищите-ка другую такую профессію!

-- А прежде и еще лучше было... Ахъ, прежде!

Но особенно я любилъ смотрѣть на Александра Петровича въ судебномъ засѣданіи. Тамъ, онъ положительно удивлялъ меня. Стоило ему только сѣсть на скамью передъ судомъ, и его немедленно покрывала непроницаемая броня безстыдства. Въ то время, какъ другіе адвокаты мямлили иногда передъ судомъ, порой даже краснѣли, Александръ Петровичъ ни на одну секунду не терялъ присутствія духа. Напротивъ, его можно было сколько угодно обливать помоями, онъ только улыбался, и по его глазамъ было ясно видно, что его занимаетъ одна мысль: сколько взяла за дѣло противная сторона и не прогадалъ-ли въ этомъ отношеніи онъ, Александръ Петровичъ? Часто онъ даже свѣтлѣлъ по мѣрѣ того, какъ адвокатъ противной стороны больше и больше уличалъ его въ какой-нибудь пакости. Оглядываясь на публику, онъ, казалось, самъ заботился о томъ, чтобы всѣ слышали, какъ его поносятъ. "Ужъ и я-же его огорошу!" говорили его смѣло устремленные впередъ глаза, и, дѣйствительно, всякій разъ онъ непремѣнно придумывалъ какой-нибудь подвохъ и выигрывалъ дѣло.

Онъ самъ понималъ свое преимущество, но все-таки его бралъ страхъ, когда онъ, стоя со мной въ корридорѣ суда, видѣлъ передъ собой цѣлое море туда и сюда шныряющихъ фраковъ.

-- Всѣмъ жить надо! въ раздумьи говорилъ онъ:-- да, братецъ, тутъ безъ случая ничего не подѣлаешь. Только бы случай, да настоящій случай... За настоящее дѣло не то, что гонораръ какой нибудь, а самому заплатить можно!

-----

То, чего онъ такъ пламенно желалъ, наконецъ, исполнилось. "Случай" представился, хотя я никакъ не могъ предполагать, что случай можетъ быть такого рода.

Нѣсколько времени Александръ Петровичъ пропадалъ. Онъ нетолько не заходилъ ко мнѣ, но даже дома его нельзя было застать ни для какого дѣла. За то я довольно часто встрѣчалъ его въ кондитерской или на улицѣ нагруженнымъ цѣлой массой самыхъ изящныхъ бонбоньерокъ. На мои разспросы онъ только махалъ рукой или бормоталъ что-то не совсѣмъ понятное.

-- Некогда. Дѣла!

-- А бонбоньерки? это что значитъ? любопытствовалъ я.

-- Это... тутъ... такъ, одной знакомой, спѣшилъ онъ отдѣлаться и немедленно скрывался.

Постояннымъ спутникомъ Александра Петровича сдѣлался какой-то, до сихъ поръ вовсе неизвѣстный мнѣ господинъ, раздушенный, разфранченный, но съ ужасно потасканной физіономіей. Господинъ этотъ, въ фуражкѣ съ цвѣтнымъ околышемъ на головѣ и съ тоненькой тросточкой въ рукѣ, поминутно вставлялъ въ глазъ стеклышко, распѣвалъ что-то подъ носъ и глазѣлъ на дамъ, чѣмъ Александръ Петровичъ, повидимому, былъ очень недоволенъ. Мой другъ игралъ при этомъ господинѣ какую-то странную роль. Поминутно они о чемъ-то шептались, и Александръ Петровичъ, замѣтно, поучалъ чему-то своего спутника.

-- Такъ, тутъ дѣльце одно, отдѣлывался онъ отъ моихъ вопросовъ:-- некогда... А что, Павелъ Николаичъ, вѣдь намъ идти надо? обращался онъ тотчасъ-же къ своему спутнику.

Попадались они мнѣ и втроемъ. Третье лицо была какая-то, пожалуй, и смазливенькая, но ужасно дураковатая на видъ барынька. Она немилосердно виляла хвостомъ и не спускала глазъ съ Павла Николаича. Послѣдній всегда велъ барыню подъ руку, а Александръ Петровичъ слѣдовалъ гдѣ-нибудь съ боку и, внимательно прислушиваясь къ разговору, дѣлалъ Павлу Николаичу какіе-то таинственные знаки глазами.

Эта исторія тянулась очень долго, и я вовсе не видалъ въ это время Александра Петровича. Онъ всегда спѣшилъ куда-нибудь и замѣтно избѣгалъ меня. Потомъ вдругъ онъ разыскался, по прежнему сталъ бывать у меня, и я ужь не встрѣчалъ его съ барыней. Павелъ Николаичъ совсѣмъ улетучился. Одинъ разъ (какъ-то очень скоро послѣ того, какъ Александръ Петровичъ разыскался), мы разгуливали по улицамъ и, по обыкновенію, разговаривали о томъ, кому и насколько удалось объегорить какого нибудь кліента. Вдругъ, изъ-за какого-то угла совершенно неожиданно вывернулась барынька и очутилась лицомъ къ лицу съ Александромъ Петровичемъ.

Мой пріятель, какъ ни въ чемъ не бывало, приподнялъ шляпу и самымъ любезнымъ образомъ раскланялся;, но барынька меня удивила.

-- Безсовѣстный вы человѣкъ! вдругъ выпалила она:-- совсѣмъ безсовѣстный человѣкъ!

Александръ Петровичъ довольно весело улыбнулся и прослѣдовалъ дальше.

-- А вѣдь я тебѣ и не разсказалъ, сообщилъ онъ мнѣ съ видомъ полнѣйшаго спокойствія: -- вѣдь въ дѣло я, братецъ, влетѣлъ.

Я поспѣшилъ удивиться.

-- И притомъ въ очень непріятное, прежнимъ тономъ ранортовалъ мой другъ и, показавъ на удаляющуюся барыньку, прибавилъ:-- ругается!

И онъ съ самымъ непринужденнымъ видомъ разсказалъ все по порядку. Оказалось, что часто встрѣчавшаяся съ Александромъ Петровичемъ барынька была не кто иная, какъ бывшая "штучка" одного богатаго коммерсанта, у которой были скоплены порядочныя деньжонки. Провѣдалъ ли Александръ Петровичъ о послѣднемъ обстоятельствѣ (думаю, что дѣло было именно такъ), или это произошло какъ нибудь иначе, но только мой пріятель познакомился со "штучкой". У нея (по его словамъ) онъ познакомился съ Павломъ Николаичемъ, но такъ-ли это было на самомъ дѣлѣ -- удостовѣрить, конечно, нельзя. Практикуя на адвокатскомъ поприщѣ, Александръ Петровичъ научился до того свободно разсказывать всякія небылицы, что никогда нельзя было разобрать, правду онъ говоритъ, или лжетъ. Барынька потомъ показывала, что съ Павломъ Николаичемъ ее свелъ не кто иной, какъ мой пріятель. Какъ бы тамъ ни было, но только Павелъ Николаичъ вдругъ сдѣлался женихомъ барыньки (и опять-таки, какъ она утверждала, при дѣятельномъ посредничествѣ Александра Петровича) и подъ этимъ именемъ постоянно бывалъ у нея. Къ свадьбѣ шли самыя дѣятельныя приготовленія, но свадьбы не состоялось. Въ одинъ прекрасный день Павелъ Николаичъ исчезъ, предварительно выманивъ у барыньки ея деньги, а также захвативъ по пути великолѣпную соболью муфту. Александръ Петровичъ съ этого дня тоже не показывалъ носа къ своей пріятельницѣ.

-- Винитъ меня, но развѣ это возможно? заключилъ мой пріятель, съ недоумѣніемъ пожимая плечами: -- я ему только юридическіе совѣты подавалъ, какъ все это устроить, чтобъ безъ слѣдовъ. А развѣ я зналъ, на что ему нужны мои совѣты? Судья я, что-ли?

-- А онъ такъ и исчезъ?

-- Куда! дуракъ! Нашли. Сидитъ теперь въ острогѣ; судить будутъ. При чемъ я тутъ, скажи на милость? Развѣ я могъ отказать ему въ совѣтахъ? На что-же я адвокатъ послѣ этого?

Онъ довольно серьёзно разсуждалъ на эту тэму, а потомъ, какъ бы вспомнивъ о чемъ-то, неожиданно махнулъ передъ моими глазами новенькой шапкой изъ соболей самой чистой воды.

-- Какова шапо?

Я вдругъ вспомнилъ объ украденной у барыньки муфтѣ, и мнѣ сдѣлалось ужасно неловко. Однако, я похвалилъ шапку.

-- Павелъ Николаичъ презентъ сдѣлалъ... за совѣты! объяснялъ Александръ Петровичъ: -- вотъ тоже скажутъ: въ кражѣ участвовалъ.

-- Да вѣдь у нея, говоришь, муфта пропала...

-- Пропала; онъ-же и стащилъ. Да я-то воровалъ что-ли съ нимъ? мнѣ какое дѣло?

-- Однако...

-- Этакъ, братецъ, ежели разбирать...

-----

Чрезъ нѣсколько времени его дѣйствительно судили. Но, какъ мнѣ кажется и какъ говорилъ самъ Александръ Петровичъ, время суда было чуть ли не лучшимъ моментомъ въ его жизни. По крайней мѣрѣ, онъ умиляется и съ какимъ-то благоговѣніемъ вспоминаетъ всегда объ этомъ торжественномъ днѣ.

Это понятно. Сперва Александръ Петровичъ, какъ видно, и самъ не придавалъ особеннаго значенія происшествію съ барынькой и никакъ не думалъ, что это есть тотъ "случай", котораго онъ ждалъ съ такимъ нетерпѣніемъ. А между тѣмъ, пришелъ судный день.

Мой пріятель вдругъ сдѣлался героемъ дня. О немъ стали говорить, его именемъ чуть не ежедневно украшались столбцы каждой газеты. Завязалась литературная борьба. Даже адвокаты, которымъ, кажется, во всякое другое время не было никакого дѣла до литературы, даже адвокаты принялись писать. Надо было отстоять священное право подавать совѣты всѣмъ и каждому и по какому угодно дѣлу. Но и противники Александра Петровича не дремали, и на его голову сыпалась самая отборная ругань, что, впрочемъ, къ великому моему изумленію, нетолько не оскорбляло моего пріятеля, а, казалось, даже радовало.

-- Обо мнѣ сегодня въ трехъ газетахъ! Вотъ, братъ, ругаются то! объявлялъ онъ, чуть не каждое утро влетая во мнѣ съ газетами:-- постой-ка, я еще подпущу штучку...

И на другой день я читалъ во всѣхъ газетахъ собственное заявленіе Александра Петровича. Онъ обѣщалъ, по окончаніи дѣла, раздѣлаться со всѣми своими пасквилянтами.

-- Пусть!.. Пускай и еще разойдутся! разъяснялъ онъ мнѣ свои дѣйствія и такъ весело глядѣлъ впередъ, какъ будто бы уже видѣлъ, что, благодаря болѣе и болѣе расходящейся славѣ, кліенты толпами бѣгутъ къ нему.

Помню и самую картину суда. Засѣданіе происходило въ какой-то громадной залѣ. Въ обыкновенныхъ камерахъ судить не рѣшились, ожидая наплыва публики, что дѣйствительно и случилось. Несмотря на то, что зданіе суда охранялось чуть не цѣлыми полками полицейскихъ, публика неистовствовала. Билеты, по которымъ пускалась публика, продавались по цѣнѣ баснословной, но тѣмъ не менѣе ихъ положительно рвали изъ рукъ барышниковъ. Когда появился Александръ Петровичъ, въ толпѣ пробѣжало волненіе и тысячи глазъ устремились на него, а онъ беззаботно, точно на пиршество, шелъ по широкой лѣстницѣ суда и, раскланиваясь на всѣ стороны, улыбался.

Засѣданіе открылось при самомъ напряженномъ вниманіи со стороны всѣхъ присутствующихъ. Соучастникъ моего пріятеля, Павелъ Николаичъ, поражалъ всѣхъ своимъ легкомысліемъ. Онъ ежеминутно вставлялъ въ глазъ свое стеклышко и больше всего былъ занятъ дамами, которыя цѣлыми толпами привалили въ засѣданіе. На вопросы предсѣдателя онъ отвѣчалъ совсѣмъ неудачно и, обращаясь въ суду, принималъ такія изящныя позы, что можно было думать, что онъ любезничаетъ съ дамами.

Александръ Петровичъ глядѣлъ гордо. Никакого защитника у него не было (до того твердо онъ вѣрилъ въ свою невинность), но едва открылось засѣданіе, какъ кляузническая натура немедленно сказалась. Онъ тотчасъ же началъ придираться къ суду и безпрестанно просилъ занести въ протоколъ то то, то другое обстоятельство. Это, какъ оказалось, онъ запасался кассаціонными поводами. Многіе изъ публики хохотали при нѣкоторыхъ его заявленіяхъ, и самъ онъ часто смѣялся, но заявленія тѣмъ не менѣе такъ и сыпались.

Свидѣтелей по дѣлу никакихъ не было, да ихъ было и не нужно, такъ какъ ни Павелъ Николаичъ, ни мой пріятель ни въ чемъ не запирались. Барынька явилась разфранченной донельзя и безпрестанно то на право, то на лѣво стрѣляла глазами. Опершись о столъ вещественныхъ доказательствъ своими обтянутыми въ перчатки руками, она томно докладывала суду, какъ происходило дѣло. Потому ли, что сердце ея все еще было расположено къ Павлу Николаичу, или по чему иному, но только она все валила на Александра Петровича.

-- Это все они, указывала барынька на моего пріятеля, который, какъ ни въ чемъ не бывало, оглядывалъ публику и даже слегка улыбался.-- Они насъ и познакомили, они и сватали, даже и о деньгахъ все они разузнавали, и такъ какъ я не опытна...

Павелъ Николаичъ, съ своей стороны, говорилъ:

-- Какъ благородный человѣкъ, господа судьи! какъ благородный человѣкъ! Потерялъ... Parole d'honneur! Знаете, загородная прогулка, partie de plaisir. Вотъ съ нимъ были (граціозный жестъ въ сторону моего пріятеля)... Восемьсотъ пятьдесятъ рублей... Вытащили.

-- Но остальныя деньги, 15,000? освѣдомлялись судьи.

-- Больше всего ему (опять жестъ по направленію къ Александру Петровичу) за юридическіе совѣты... Ну, то, другое... Теперь ничего не имѣю.

Дѣйствительно, Павелъ Николаичъ едва-ли извлекъ лично для себя какую либо выгоду изъ всего этого дѣла. На немъ было тоже платье, въ которомъ когда-то я встрѣчалъ его подъ ручку съ барынькой, только это платье поносилось и истрепалось въ очень сильной степени.

Александръ Петровичъ нетолько не пугался всѣхъ этихъ обвиненій, но точно веселился, и, продолжая безстыдно оглядѣвать залъ, съ недоумѣніемъ пожималъ плечами при вопросахъ предсѣдателя.

-- Юридическіе совѣты... о, да! Дѣйствительно, я подавалъ ему совѣты, гордо объяснялъ онъ:-- онъ спрашивалъ меня, какъ надо все это... какъ по закону... Но развѣ я солидаренъ съ нимъ (при этихъ словахъ Александръ Петровичъ съ извѣстной долей презрѣнія тыкалъ рукой въ сторону своего соучастника)? Я не воровалъ, а, между тѣмъ, я передъ вами... Я только исполнялъ свой долгъ. Да! Развѣ я могъ отказать въ совѣтахъ?

Съ прокуроромъ у моего пріятеля шли непрерывныя пререканія.

Обвинителемъ явился необыкновенно юркій молодой человѣкъ, одинъ изъ задушевныхъ пріятелей Александра Петровича. Еще нѣсколько дней тому назадъ, я видѣлъ этого самого обвинителя на пикникѣ, который Александру Петровичу почему-то вздумалось устроить чуть не наканунѣ судилища. Они до того любезничали въ то время другъ съ другомъ, что я никакъ не ожидалъ, что одинъ изъ нихъ будетъ стараться изъ всѣхъ силъ, какъ можно лучше, пробрать другого.

Все это повергло меня въ немалое изумленіе, но Александръ Петровичъ утверждалъ, что подобная метаморфоза не заключаетъ въ себѣ ничего удивительнаго.

-- Служба! разсуждалъ онъ, совершенно спокойно разсматривая на свѣтъ рюмку съ виномъ (разговоръ происходилъ во время перерыва засѣданія въ буфетѣ): -- что изъ того, что пріятель! Кажется, еслибы можно, онъ бы и отца родного... Мы съ нимъ и теперь, какъ слѣдуетъ...

Дѣйствительно, я нѣсколько разъ видѣлъ, что, во время перерывовъ, Александръ Петровичъ и обвинитель самымъ дружелюбнымъ образомъ разговаривали между собой, а обвинитель даже подшучивалъ по поводу того, что можетъ ожидать моего пріятеля.

Но возобновлялось засѣданіе, и обвинитель вновь жестоко нападалъ на Александра Петровича и, чуть не ежесекундно съ яростью вскакивая съ своего мѣста, обращалъ вниманіе присяжныхъ то на то, то на другое обстоятельство.

-- Замѣтьте, господа, показаніе свидѣтельницы, кричалъ онъ.-- О, этотъ адвокатъ отнынѣ будетъ извѣстенъ всему свѣту!

Александръ Петровичъ, съ своей стороны, не уступалъ. Едва обвинитель опускался въ кресло, мой пріятель поднимался и тоже выходилъ изъ себя.

-- Да, меня теперь всѣ знаютъ, взывалъ онъ:-- но съ какого же времени слава стала порокомъ?-- Господа! моя слава -- моя заслуга!

-- Онъ польстился даже на муфту! кричалъ немного погодя обвинитель:-- помогать въ такомъ дѣлѣ! это ужасно!

Александръ Петровичъ чуть не показывалъ всей публикѣ свою шапку и съ презрѣніемъ пожималъ плечами.

-- Мнѣ хотятъ запретить брать вознагражденіе за мои труды. Обвинитель желаетъ предписать адвокатамъ какіе то законы. Онъ хочетъ уничтожить свободную адвокатуру!

Предсѣдатель съ большимъ трудомъ сдерживалъ стороны; однако, несмотря на все свое рвеніе, обвинитель иногда обнаруживалъ грустное настроеніе духа.

-- Оправдаютъ! печально покачивалъ онъ головой, бесѣдуя кой съ кѣмъ во время перерывовъ.

Собесѣдники прокурора, какъ видно, раздѣляли его мнѣніе, и это еще больше огорчало его. Онъ нѣсколько секундъ ходилъ молча по залѣ, но вдругъ на лицѣ его появлялась улыбка самой полной радости.

-- За то ужъ и покалѣчимъ же мы его, покалѣчимъ! восклицалъ онъ, кидая злобные взгляды на Александра Петровича, который беззаботно разсказывалъ въ это время разные двусмысленные анекдоты и заливался самымъ веселымъ смѣхомъ.

Большинство публики было на сторонѣ подсудимыхъ и съ какими-то двусмысленными улыбками посматривало на барыньку.

-- Сама дура, разсуждалъ подлѣ меня какой-то купецъ:-- ха, ха... Замужъ!..

-- Умнѣе впередъ будетъ! вторилъ ему другой.

-- А сама-то какъ денежки наживала? слышалось подальше

-- Не онъ, такъ другой бы слудилъ.

Даже два адвоката, которые, какъ я раньше замѣчалъ, по другимъ дѣдамъ всегда критиковали дѣйствія подсудимыхъ и разсуждали о томъ, какъ надо бы сдѣлать, даже эти адвокаты одобрительно покачивали головами.

-- Чисто, говорилъ одинъ.

-- Такъ чисто, такъ чисто, что кажется... Ахъ! отвѣчалъ другой.

Пренія были очень оживленны и продолжительны. Обвинитель больше всего настаивалъ на обвиненіи Александра Петровича и приводилъ въ подтвержденіе его виновности такія соображенія, что я почти окончательно отчаялся въ участи моего пріятеля. Хотя прокуроръ прямо и не говорилъ, но для всѣхъ было очевидно, что онъ подозрѣваетъ Александра Петровича даже и въ томъ, что тотъ будто бы вытащилъ у соннаго Павла Николаича тѣ 850 р., которые остались отъ уплаты за юридическіе совѣты.

У Павла Николаича былъ казенный защитникъ, а потому въ защиту этого подсудимаго было сказано очень немного. Адвокатъ главнымъ образомъ напиралъ на то обстоятельство, что такъ какъ денегъ все равно не воротишь, то и обвинять Павла Николаича не за чѣмъ.

Когда настала очередь Александра Петровича, то въ залѣ водворилась такая тишина, что было слышно, какъ гдѣ-то высоко, высоко подъ потолкомъ, въ тенетахъ паука жалобно пищитъ муха. Всѣ глаза мгновенно устремились на моего пріятеля, а онъ, какъ ни въ чемъ не бывало, небрежно поигрывалъ своимъ пенснэ и осматривалъ залъ. Послѣ нѣсколькихъ секундъ молчанія (въ теченіи которыхъ публика просто не дышала), онъ началъ. Рѣчь лилась, какъ бурный потокъ, и уничтожала все, что ей попадалось на пути. Собственно говоря, Александръ Петровичъ даже не защищался, а обвинялъ и при томъ такъ, что просто становилось жутко. Виноватыхъ у него оказалось много. Прежде всего эта "холопская литература" (онъ такъ именно и сказалъ), которая раздула дѣло ("но съ нею я буду считаться потомъ"). Послѣ литературы больше всѣхъ оказалась виновна барынька, которую обобралъ Павелъ Николаичъ при помощи "юридическихъ совѣтовъ". Вина ея заключалась въ томъ, что у нея есть деньги, и, не умѣя ихъ уберечь, она таскаетъ по судамъ людей, которые только исполняютъ свой долгъ. Обвиняя барыньку, Александръ Петровичъ увлекся. Въ теченіи цѣлаго часа, онъ копался въ ея прошлой жизни, разсказывалъ, какъ она вела себя по отношенію къ тому коммерсанту, который снабдилъ ее деньгами, и, наконецъ, началъ цитировать какія-то статьи. Послѣдними онъ доказывалъ прокурору непониманіе имъ законовъ, такъ какъ законъ, по словамъ Александра Петровича, ясно будто бы говорилъ, что барынька, а не кто другой должна занимать скамью подсудимыхъ. Отъ рѣчи прокурора не осталось и клочковъ. Относительно того обстоятельства, что онъ бралъ съ своего соучастника деньги за юридическіе совѣты, Александръ Петровичъ нетолько не запирался, но еще поправлялъ прокурора, утверждая, что за совѣты получено гораздо больше, чѣмъ показано въ обвинительномъ актѣ. Утверждая все это, онъ съ апломбомъ настаивалъ на томъ, что, давая совѣты, онъ исполнялъ свой долгъ и впредь его исполнитъ. Этимъ онъ вызвалъ горячіе апплодисменты, во особенно силенъ былъ восторгъ публики въ то время, когда мой пріятель сталъ разсуждать о нравственности. "Нравственность! Что такое нравственность!" кричалъ онъ, иронически пожимая плечами, и съ наглостью требовалъ отъ прокурора самаго полнаго опредѣленія по этому предмету.

Публика была внѣ себя, и, когда Александръ Петровичъ, заканчивая рѣчь, объявилъ, что настоящее дѣло обязано своимъ возникновеніемъ только самой низкой зависти, зала стонала отъ рукоплесканій. Предсѣдатель звонилъ. Александръ Петровичъ билъ себя въ грудь и, размахивая руками, приводилъ слова Котошихина о томъ, что стоитъ только на Руси явиться добродѣтели, какъ дьяволъ начинаетъ немедленно сѣять плевелы злобы.

Торжество моего пріятеля шло crescendo. Въ чемъ состояло рѣшеніе суда я до сихъ поръ не знаю, и Александръ Петровичъ только смѣется, когда я начинаю спрашивать его объ этомъ. Тогда я ничего не разобралъ. Зала была полна хотя и сдержаннаго, но все-таки сильнаго восторга. Среди отдѣльныхъ восклицаній, апплодисментовъ, шума всякаго рода до меня долетали только отрывочныя фразы, которыя потомъ я никакъ не могъ связать въ одно цѣлое. "Такъ какъ такая-то совершенно неправильно лишена своихъ денегъ, гласило рѣшеніе... Такъ какъ подсудимые въ высшей степени предосудительно, однако... какъ нельзя болѣе правильно... взыскать въ пользу дѣвицы 10,715 р. 12 ¹/₄ коп. сер... признать свободными отъ всякаго взысканія...

Всѣ бросились пожимать руки подсудимымъ и въ томъ числѣ самъ обвинитель, хотя выраженіе лица у него было въ высшей степени недовольное. Нѣкоторые изъ публики немедленно требовали отъ тріумфатора совѣтовъ по самымъ будто бы неотложнымъ дѣламъ, но Александръ Петровичъ вдругъ объявилъ, что такъ какъ теперь честь его возстановлена, то онъ больше адвокатурой заниматься не будетъ.

Нѣтъ надобности говорить, какъ это извѣстіе огорчило публику. Она съ тоской слѣдовала за моимъ другомъ до ближайшаго трактира, гдѣ и начался самый отчаянный пиръ. На этомъ пиршествѣ присутствовалъ и Павелъ Николаичъ, который прибѣжалъ позже всѣхъ. Онъ, какъ оказалось, нѣкоторое время оставался въ судѣ, чтобы одѣть и проводить барыньку, которая какъ-то обмолвилась, что у нея все-таки остались еще кой-какія деньги.

Среди пира и уступая усиленнымъ просьбамъ, которыя сыпались со всѣхъ сторонъ, Александръ Петровичъ отмѣнилъ свое намѣреніе оставить адвокатуру. Послѣ этого его качали на рукахъ.

Разсказывать больше нечего. Торжество моего пріятеля было полно. Кліенты цѣлыми толпами валили къ нему со всѣхъ сторонъ и въ такомъ множествѣ, что даже лакей Иванъ составилъ себѣ очень хорошенькій капиталецъ изъ тѣхъ приношеній, которыя попадали ему за то, чтобы онъ какъ нибудь поскорѣе допустилъ до знаменитаго адвоката.

Н. Яковлевъ.

"Отечественныя Записки", No 9, 1879

Оставить комментарий Яковлев Н. (bmn@lib.ru) Год: 1879 Обновлено: 24/12/2019. 79k. Статистика. Очерк: Проза Проза	Скачать FB2 Ваша оценка:
Аннотация: Текст издания: журнал "Отечественныя Записки", No 9, 1879.

Яковлев Н. Как он прославился

КАКЪ ОНЪ ПРОСЛАВИЛСЯ.

Яковлев Н.
Как он прославился