Йондж Шарлотта Мэри
Наследник имения Редклиф. Том второй

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Перевод Екатерины Сысоевой (1870).

Миссъ Юнгъ

Наслѣдникъ имѣнія Редклифъ

(The heir of Redclyffe)

Переводъ Е. Сысоевой

Томъ второй

  

Изданіе поставщиковъ Его Императорскаго Величества
Товарищестіва М. О. Вольфъ
С.-Петербургъ, Гостиный Дв., 18 -- Москва, Кузнецкій Мость, 12

  
  

ГЛАВА I.

   Въ тотъ день, какъ Гэй ждалъ отвѣта отъ опекуна, онъ отправился съ однимъ изъ своихъ товарищей Гарри Грэхамъ въ домъ Гэнлея, чтобы узнать, нѣтъ ли тамъ чего съ почты на его имя.
   Слуга доложилъ имъ, что барыня дома, проситъ ихъ войдти и взять свои письма. Молодые люди остановились въ передней, гдѣ на мраморномъ столѣ лежало нѣсколько пакетовъ; пока лакей побѣжалъ въ гостиную, а затѣмъ на верхъ, ища повсюду мистриссъ Гэнлей, Гэй поспѣшно схватилъ одинъ конвертъ, адресованный на его имя, сорвалъ печать и началъ пробѣгать письмо, писанное знакомымъ почеркомъ мистера Эдмонстона. Гарри Грэхамъ взялъ какую-то газету, какъ вдругъ Гэй громко крикнулъ:
   -- Это что значитъ? Что онъ тутъ толкуетъ?
   Товарищъ его поднялъ глаза и остолбенѣлъ. Лицо молодаго Морвиля побагровѣло, жилы на лбу и на вискахъ напружились, глаза метали искры. Въ эту минуту Гэй былъ живой портретъ своего дѣда.
   -- Морвиль! Что съ тобой? спросилъ Гарри.
   -- Это невыносимо! это оскорбительно! Какъ онъ смѣетъ со мной такъ обращаться! кричалъ Гэй, горячась все сильнѣе и сильнѣе.-- Доказательствъ требуетъ, -- что выдумалъ! Съ ума онъ сошелъ, кажется. Чтобы я ему признался! А-а! такъ вотъ это что? прибавилъ онъ, дочитавъ все письмо до конца. -- Вижу, вижу! это всѣ штуки Филиппа. Этотъ фатъ суетъ свой носъ всюду. Ужъ я съ нимъ раздѣлаюсь! и Гэй погрозился кулакомъ. Клеветать на меня!... Онъ дошелъ дотого мѣста, гдѣ говорилось объ Эмми. Нѣтъ! это ужъ превосходитъ всѣ границы! Я ни покажу, что значитъ оскорблять меня! заключилъ онъ въ бѣшенствѣ.
   -- Что съ тобой Морвиль? повторилъ Гарри.-- Вѣрно опекунъ не въ духѣ?
   -- Мой опекунъ болванъ. Я его не осуждаю, онъ не виноватъ, но я видѣть не могу, что имъ вертятъ, какъ игрушкой. Его тамъ за носъ водятъ, злоупотребляютъ слабостью его характера, чтобы клеветать на меня, обвинять ни за что. Нѣтъ! я потребую отъ этого господина полнаго отчета!...
   Голосъ Гэя охрипъ, лицо его изъ багроваго превратилось въ мертвенно-блѣдное; жилы на лбу попрежнему были напружены; онъ замолчалъ, но это наружное спокойствіе придавало что-то ужасное его внутренней бурѣ.
   Гарри Грэхамъ былъ пораженъ его видомъ и не говорилъ ни слова. Въ то время, когда Гэй кончалъ послѣднюю угрозу, мистриссъ Гэнлей, тихо спустившись съ лѣстницы, остановилась передъ нимъ, и начала что-то говорить! Гэй снова вспыхнулъ, поклонился ей очень сухо и, удерживая дрожащій голосъ, сказалъ:
   -- Извините меня, я сейчасъ получилъ оскорбительное, то есть непріятное письмо, -- поправился онъ, и вышелъ вонъ изъ дому.
   -- Что такое случилось? -- спросила мистриссъ Гэнлей, притворившись удивленной, хотя письмо Филиппа, полученное ею въ это же утро, а главное, отрывочныя восклицанія Гэя, которыя она ясно слышала, медленно и осторожно спускаясь по винтовой лѣстницѣ изъ своей спальни, все вмѣстѣ очень хорошо объяснило ей происшедшую сцену.
   -- Право, не знаю, -- возразилъ Грэхамъ.-- Какой-то сплетникъ вмѣшивается, кажется, въ дѣла Морвиля съ его опекуномъ. Не желалъ бы я быть на его мѣстѣ въ эту минуту! Дѣло, кажется, скверное. Я никогда не видывалъ такого припадка бѣшенства, какъ у него. Пойдти мнѣ лучше за нимъ, а то пожалуй не случилось бы съ нимъ чего?
   -- Надѣюсь, что вы не осуждаете его опекуна, -- сказала мистриссъ Гэнлей, удерживая Гарри: -- если онъ сердится, то вѣрно сэръ Морвиль заслужилъ это.
   -- Кто? Морвиль? Видно у его опекуна глаза слѣпые, если онъ можетъ быть недоволенъ имъ. Это такой работящій малый -- по мнѣ онъ даже черезчуръ трудится.
   -- Это ужъ не новость, -- подумала мистриссь Гэнлей:-- всѣ молодые люди всегда покрываютъ другъ друга, -- и она отпустила Грэхама, не разспрашивая его болѣе.
   Гарри бросился опрометью за Гэемъ, но того и слѣдъ простылъ. Бѣдный Гэй въ первую минуту обезумѣлъ отъ отчаянія; мысль, что злодѣй Филиппъ разрушаетъ его счастіе, отнимаетъ у него дорогую Эмми, ставитъ преграду между нимъ и единственнымъ домомъ, гдѣ его приняли и любили, какъ роднаго, эта мысль, какъ фурія, гналась за нимъ, пока онъ, не помня себя, бѣжалъ, бѣжалъ безъ оглядки, въ горы. Кровь била ему въ голову, дыханіе спиралось, потъ крупными каплями лилъ по его лицу и по шеѣ, а онъ несся, сломя голову, самъ не зная куда и зачѣмъ.-- Оклеветанъ! оскорбленъ! почти выгнанъ изъ роднаго дома, разлученъ на вѣки cъ Эмми, и все по милости его, этого злаго духа! твердилъ про себя Гэй, и наконецъ, измученный, онъ очутился на обломкѣ скалы, высоко выдавшейся надъ глубокой пропастью. Сорвавъ галстукъ долой, бросивъ шляпу въ сторону и разстегнувъ жилетъ, бѣдный Гэй сѣлъ на камень, и, опустивъ голову на обѣ руки, крѣпко задумался.
   -- Да, -- говорилъ онъ самъ себѣ:-- дорого онъ со мной расплатится за это тайное вѣроломство и интриги. Я давно ихъ замѣчалъ! Онъ возненавидѣлъ меня съ перваго же раза, онъ перетолковывалъ по своему каждое мое слово, каждое дѣйствіе. Я ли не старался сойдтись съ нимъ, я ли терпѣливо не переносилъ всѣ его дерзкія выходки и наставленія? Но теперь кончено, онъ ссоритъ меня съ Эдмонстонами, клевещетъ на меня -- нѣтъ, я ему этого не пропущу! Никогда! Онъ знаетъ, въ какихъ я отношеніяхъ съ семьей опекуна, и тутъ-то онъ и вздумалъ насолить мнѣ. Сегодня же вечеромъ все покончу, онъ узнаетъ, что значитъ имѣть со мной дѣло. Берегись онъ у меня!...
   Гэй проговорилъ эти слова, стиснувъ зубы; глаза его горѣли ненавистью и местью къ своему врагу. Онъ былъ въ эту минуту воплощенный злой геній Морвилей. Задумавъ убить Филиппа, онъ съ какимъ-то хладнокровнымъ ожесточеніемъ началъ составлять планъ, какъ онъ поѣдетъ сегодня же ночью въ Броадстонъ, какъ нагрянетъ рано утромъ къ Филиппу, потребуетъ у него отчета въ клеветѣ, и если тотъ отопрется, какъ онъ покончитъ съ нимъ разомъ. Воображеніе такъ живо представило ему эту страшную сцену, что онъ вдругъ очнулся и посмотрѣлъ вокругъ. Прямо передъ нимъ золотой солнечный шаръ, утопая въ багряномъ морѣ свѣта, тихо закатывался за горизонтъ, бросая послѣдніе лучи свои на розовыя облака, какъ бы столпившіяся у порога его ложа. "Да не заходитъ солнце во гнѣвѣ вашемъ," вспомнилось вдругъ Гэю, и воспоминанія прошлаго нахлынули въ одно мгновеніе на его душу. "Да, ангелъ хранитель оставилъ меня, -- говорилъ онъ, тоскливо сжимая свою голову:-- мной овладѣлъ злой духъ, погубившій весь нашъ родъ. Гдѣ моя сила воли! гдѣ готовность бороться съ искушеніями!"
   Горячая молитва вылилась невольно изъ сердца бѣднаго юноши: "и остави намъ долги наши, яко же и мы оставляемъ должникомъ нашимъ" твердилъ онъ нѣсколько разъ, и слезы, благодѣтельныя слезы, облегчили камень, тяготившій его сердце. "Простить Филиппа, простить его отъ всей души, забыть всѣ нанесенныя имъ мнѣ оскорбленія, молиться за него, желать ему всего хорошаго -- вотъ до чего я долженъ дойдти," -- думалъ Гэй. Долго сидѣлъ онъ на камнѣ, долго молился; страшныхъ усилій стоило ему отогнать искушавшаго его духа мести и отчаянія, но онъ вышелъ побѣдителемъ изъ борьбы, и такъ успокоилсь, что поступокъ Филиппа представился ему вдругъ совсимъ въ другомъ видѣ.
   -- Онъ обязанъ былъ предупредить дядю, -- думалъ теперь Гэй: -- тѣмъ болѣе, что обстоятельства всѣ противъ меня. Онъ ошибся, это правда, но цѣль у него была благородная, онъ хотѣлъ спасти Эмми. Если письмо было написано рѣзко -- таковъ ужъ стиль Филиппа. Ему нельзя было молчать, человѣкъ съ такимъ страшнымъ характеромъ, какъ я, въ самомъ дѣлѣ опасенъ для такого кроткаго, чистаго созданія, какъ Эмми. Стою ли я ее? я за минуту передъ тѣмъ, такъ хладнокровно собиравшійся сдѣлаться убійцей, хочу быть ея мужемъ! Нѣтъ, Филиппъ правъ, много мнѣ нужно работать надъ собой, чтобы сдѣлаться хорошимъ человѣкомъ!
   Гэй поднялъ голову; солнце еще не скрылось за горами, а самъ онъ ужъ былъ не тотъ Гэй, что прежде. Утомленный слезами, нравственными страданіями и дальней ходьбою, Гэй напоминалъ ребенка, накричавшагося и наплакавшагося досыта, готоваго припасть къ матери на колѣни и, съ улыбкой ласкаясь, сказать:
   -- Мама, виноватъ, не буду!
   Онъ всталъ, посмотрѣлъ на часы, удивился, что поздно, и увидѣвъ, гдѣ онъ, невольно сконфузился, вспомнивъ всю происшедшую съ нимъ сцену. Тихо, едва передвигая ноги, онъ отправился домой и вернулся въ Соутъ-Муръ, когда уже совершенно стемнѣло.
  

ГЛАВА II.

   Филиппъ явился въ Гольуэль съ видомъ грознаго, по праведнаго судіи. Чарльзъ, не догадываясь еще о причинѣ его появленія, замѣтилъ тотчасъ величественное выраженіе его лица и привѣтствовалъ его слѣдующими словами:
   -- Входятъ: король Филиппъ II, герцогъ Альба, альгвазилы, коррехидоры и палачи....
   -- Филиппъ! что такое случилось? сказала Эмми, взглянувъ на вошедшаго. Вопросъ этотъ удивилъ капитана Морвиля; онъ никакъ не могъ себѣ представить, чтобы она ничего не знала. Жаль ему стало бѣдную дѣвушку, и онъ отвѣчалъ ей очень серьезно:
   -- Со мной ничего не случилось, Эмми, благодарю васъ!
   Она догадалась по тому, что онъ болѣе ничего ей не скажетъ, и, замолчавъ, принялась работать, но ей показалось, что мать въ эту минуту была въ волненіи,
   -- Филиппъ! нѣтъ ли къ намъ писемъ на почтѣ спросилъ Чарльзъ. Гэй непростительно долго молчитъ, онъ учитъ вѣрно насъ терпѣнію. Есть ли, по крайней мѣрѣ, хоть сегодня вѣсточка отъ него?
   -- Есть письмо, но къ вашему отцу, -- уклончиво отвѣчалъ Филиппъ.
   -- Въ самомъ дѣлѣ! замѣтилъ Чарльзъ съ сожалѣніемъ.-- Да увѣренъ ли ты, что письмо къ отцу? Можетъ быть, ты не замѣтилъ двойной буквы на печати. Я жду письма отъ Гэя цѣлыхъ двѣ недѣли. Дай посмотрѣть конвергь.
   -- Я тебѣ говорю, что письмо къ дядѣ, -- настойчиво повторилъ Филиппъ, видимо желая прекратить разговоръ.
   -- Я убѣжденъ, что онъ забылъ, что у меня двойное имя. Филиппъ, дай пожалуйста письмо. Рано или поздно, а я его прочитаю!
   -- Право, Чарльзъ, письмо не къ тебѣ.
   -- Ну, скажите Бога ради, увѣряетъ меня, точно онъ самъ читалъ его содержаніе, -- закричалъ сердито больной.
   Мистриссъ Эдмонстонъ, въ сильномъ волненіи, поспѣшила дать другой оборотъ разговору, объявивъ племяннику, что мэри Россъ уѣхала гостить къ своему брату, у котораго жена занемогла.
   Вся семья была въ какомъ-то натянутомъ, неловкомъ положеніи. Раздавшійся звонокъ къ обѣду разогналъ всѣхъ одѣваться; мистриссъ Эдмонстонъ дождалась, чтобы всѣ ушли, и, оставшись съ Филиппомъ вдвоемъ, спросила его:
   -- Есть вѣсти изъ С -Мильдреда?
   -- Да, есть, отъ Маргариты.
   -- Но вѣдь ты сказалъ, что есть письмо отъ Гэя.
   -- Есть, но на имя дядюшки.
   -- Чтожъ тебѣ сестра пишетъ? узнала ли она что нибудь?
   -- Новаго ничего, покамѣстъ. А Эмми, кажется, и не догадывается обо всемъ происшедшемъ?
   -- Нѣтъ. Отецъ не хотѣлъ ее тревожить, пока дѣло не разъяснится, -- сказала мистриссъ Эдмонстонъ.
   -- Бѣдняжка! замѣтилъ Филиппъ. Жаль мнѣ ее! Мистриссъ Эдмонстонъ совсѣмъ не хотѣла распространяться съ нимъ объ Эмми, и перемѣнила разговоръ.
   -- Что пишетъ тебѣ Маргарита о Гэѣ? -- спросила она.
   -- Она описываетъ, какъ Гэй принялъ письмо дяди. Онъ разсердился, какъ настоящій Морвиль. Вамъ, можетъ быть, тетушка и жаль, если его свадьба съ Эмми разстроится; что до меня касается, то я, напротивъ, буду очень радъ этому разрыву. Такой вспыльчивый характеръ не доведетъ Гэя до добра.
   Въ эту минуту къ нимъ въ комнату вошелъ мистеръ Эдмонстонъ.
   -- Здорово, Филиппъ! сказалъ онъ.-- Ну, что? привезъ ты намъ что нибудь радостное?
   -- Вотъ вамъ письмо съ объясненіемъ, -- отвѣчалъ Филиппъ.
   -- А -- письмо? отъ Гэя? Давай его сюда. Что-то онъ мнѣ пишетъ? Мама, читай вслухъ, твои глаза моложе.
   Мистриссъ Эдмонстонъ прочитала слѣдующее:
   -- "Дорогой мистеръ Эдмонстонъ! Ваше письмо удивило и крайне огорчило меня. Какія же это доказательства могъ представить вамъ Филиппъ о моей виновности, если я ни въ чемъ не виноватъ? Единственнымъ моимъ оправданіемъ служитъ то, что я въ жизни своей никогда не игралъ. Скажите же мнѣ, чѣмъ онъ могъ доказать вамъ, что это не правда? Вы требуете откровеннаго моего признанія; извольте, вотъ оно: я виноватъ во многомъ, но только не въ томъ, въ чемъ меня обвиняютъ. Въ отношеніи игры меня никакъ нельзя укорить. Искренно жалѣю, что не могу передать вамъ причины, почему я требую 1, 000 ф.: я связанъ честью и долженъ молчать объ этомъ предметѣ. Неужели вы мнѣ не повѣрите, если я скажу, что веди я такую дурную жизнь, какъ ту, въ которой меня обвиняютъ, я бы никогда не осмѣлился заговорить съ мистриссъ Эдмонстонъ объ извѣстномъ вамъ вопросѣ. Благодарю васъ за ласковую приписку въ концѣ письма. Я бы не вынесъ моего горя, если бы эти слова не смягчили суроваго начала вашего письма. Надѣюсь, что вы поспѣшите прислать мнѣ доказательства, представленныя вамъ противъ меня Филиппомъ.

Всегда вамъ преданный
"Гэй Морвиль."

  
   Не мало былъ удивленъ Филиппъ, увидѣвъ, что Гэй знаетъ имя своего обвинителя. Дядя увѣрялъ его, что слогъ письма выдалъ автора, и что онъ ни какъ не могъ избѣжать, чтобы не упомянуть объ немъ. Съ этихъ поръ Филиппъ рѣшилъ, что письма, продиктованныя имъ, не иначе попадутъ на почту, какъ черезъ его руки.
   -- Ну-съ! сказалъ мистеръ Эдмонстонъ, весело похлопывая перчаткой по своей рукѣ. Вотъ и отлично! Я былъ убѣжденъ, что тѣмъ дѣло и кончится. Гэй не можетъ даже догадаться, въ чемъ его обвиннютъ. Хорошо, что мы Эмми не тревожили. Мама, а? Филиппъ, ты что скажешь? говорилъ добрякъ, довольно робко обращаясь къ послѣднему.
   -- Неужели вы этимъ письмомъ удовлетворены? спросилъ Филиппъ.
   -- А чего жъ тебѣ больше? горячо вскричалъ дядя.
   -- Чтобы онъ во всемъ признался: вотъ что нужно.
   -- И-и Боже мой! да вѣдь ты видишь, что онъ связанъ честнымъ словомъ.
   -- Это очень легко написать: не могу васъ удовлетворить, потому что я связанъ честью; но вѣдь это не оправданіе; особенно въ положеніи Гэя передъ вашимъ семействомъ.
   -- Правда твоя, онъ могъ бы сказать свою тайну. Она бы умерла со мною! задумчиво произнесъ дядя.
   -- Вотъ то-то и есть. Онъ всегда скрытничаетъ, окружаетъ себя таинственностью и возбуждаетъ недовѣріе къ себѣ.
   -- Дѣло въ томъ, -- прервалъ, не слушая его, мистеръ Эдмонстонъ: -- что письмо написано очень чистосердечно; просто -- говоритъ, что онъ никогда не игралъ; чего жъ больше?
   -- Но вѣдь это слово не игралъ, -- произнесъ Филиппъ:-- можетъ. имѣть два значенія. Онъ давалъ, можетъ быть, клятву не играть въ карты и на бильярдѣ, а на счетъ пари ничего не упомянулъ, кто знаетъ? можетъ быть, онъ проигралъ закладъ во время скачекъ.
   -- Гэй никогда не прибѣгаетъ къ уверткамъ, -- съ сердцемъ возразила мистриссъ Эдмонстонъ.
   -- И я бы никогда не заподозрилъ его въ нихъ, если бы чэкъ, данный имъ на имя извѣстнаго игрока, не оправдывалъ моего мнѣнія. Вотъ гдѣ кроется секретъ его таинственныхъ поѣздокъ въ Лондонъ, -- сказалъ Филиппъ.
   -- Обвинять его строго, не имѣя на то положительныхъ доказательствъ, мы не смѣемъ, -- замѣтила тетка.
   -- Но вѣдь онъ самъ же говоритъ противъ себя, -- возразилъ Филиппъ.-- Онъ сознается, что виноватъ, а въ чемъ -- не хочетъ объяснить. По моему, въ тонѣ его письма ясно выражается мысль: "пока есть возможность съ вами ладить -- я ссориться не буду".
   -- Ну, нѣтъ, извините! закричалъ мистеръ Эдмонстонъ.-- Я не флюгеръ какой-нибудь, который можно вертѣть во всѣ стороны. Нѣтъ-съ! особенно, если дѣло коснулось моей дочери. Я до всего доберусь, все разузнаю, пока позволю ему заикнуться объ ней. Вотъ вамъ урокъ, сударыня, -- сказалъ онъ обращаясь къ женѣ:-- устраивайте свадьбы въ моемъ отсутствіи! Мистриссъ Эдмонстонъ была сильно разстроена тѣмъ, что мужь, изъ-за того только, чтобы поддержать свое достоинство въ глазахъ Филиппа, дѣйствуетъ пристрастно. Боясь раздражить его еще сильнѣе, она молчала.
   -- Однако нужно же дѣйствовать рѣшительно, -- началъ тотъ снова.-- Гэй обязанъ высказаться передо мною вполнѣ. Я ненавижу секреты. Сейчасъ пойду, напишу къ нему и скажу, что я требую полной откровенности; такъ что ли, Филиппъ?
   -- А вотъ мы съ вами объ этомъ хорошенько потолкуемъ вдвоемъ, -- замѣтилъ племянникъ.
   Тетка поняла намекъ и вышла. Въ уборной она встрѣтила Эмми. Молодая дѣвушка ждала ее съ трепѣтомъ въ сердцѣ.
   -- Мама, не зовите горничную, -- сказала она, цѣлуя мать:-- я сама васъ одѣну. Голубушка моя! скажите, вѣрно случилось что нибудь нехорошее съ Гэемъ! продолжала она, нѣжно прижимаясь къ матери.
   -- Дурнаго ничего, дитя мое, но въ денежныхъ разсчетахъ у него съ папа вышло недоразумѣніе, и папа очень на него сердитъ.
   -- А Филиппу-то что тутъ за дѣло?
   -- Право не знаю, Эмми. Кажется, Маргарита Гэнлей что-то слышала про Гэя, и передала это брату.
   -- А вы читали письмо его? спросила робко дочь.
   -- Да, читала. Онъ положительно отвергаетъ все, въ чемъ его обвинили.
   -- Значитъ, папа теперь спокоенъ, -- гордо произнесла Эмми.
   -- Современемъ все объяснится, -- сказала мать:-- но теперь дѣло еще темное, и обстоятельства некрасивы. Жаль мнѣ тебя, дорогая моя, -- продолжала она, нѣжно гладя рукой мягкіе, кудрявые волосы Эмми и цѣлуя ее въ лобъ.
   -- Я все перенесу, -- отвѣчала та съ грустью:-- но мнѣ больно, что Гэя оскорбляютъ. Зачѣмъ тутъ Филиппъ вмѣшивается? папа все дѣло можетъ устроить одинъ. А теперь, я знаю, чѣмъ кончится, Гэй выйдетъ изъ себя и потомъ будетъ раскаяваться....
   Позвали къ обѣду, и Эмми на минуту забѣжала къ себѣ въ спальню.
   -- Я должна быть тверда, -- говорила она со слезами: -- иначе я не буду его достойна. Боже мой! поддержи меня! Если Гэй будетъ несчастливъ, -- онъ вѣрно не упадетъ духомъ, и ему будетъ отрадно знать, что я съумѣла перенести наше горе. Да, я не хочу унывать, я даже не буду сердиться на Филиппа, хотя знаю, что это все дѣло его рукъ.
   Она отдохнула и сошла внизъ гораздо спокойнѣе, чѣмъ была.
   За обѣдомъ, мистеръ Эдмонстонъ чувствовалъ себя въ самомъ скверномъ расположеніи духа; онъ былъ недоволенъ каждымъ кушаньемъ, и все время ворчалъ на жену. Та старалась кое-какъ поддерживать разговоръ съ Филиппомъ, и, наконецъ, дамы нашли возможность уйдти въ гостиную. Черезъ минуту Филиппъ принесъ къ нимъ Чарльза на рукахъ, усадилъ его въ кресло, а самъ удалился. Эмми долго стояла у окна, прислонившись головой къ стеклу; потомъ, когда стемнѣло, она быстро повернулась и крѣпко сжала руку Чарльза, мимо котораго ей пришлось проходить, затѣмъ вышла вонъ изъ комнаты. Мать немедленно послѣдовала за нею.
   -- Филиппъ не даромъ выжилъ меня изъ столовой, -- сказалъ Чарльзъ, оставшись съ Лорой вдвоемъ, -- Онъ объявилъ мнѣ безъ околичностей, что ему нужно говорить съ папа, и вынехъ меня оттуда на рукахъ. Вѣрно что нибудь да случилось.
   Долго они терялись въ догадкахъ на счетъ тайны, ихъ окружающей, пока вернувшаяся мать не помогла имъ разъяснить загадки.
   -- Это все сплетни мистриссъ Гэнлей, -- увѣрялъ Чарльзъ.-- Гэй ни въ чемъ не виновать, я убѣжденъ въ этомъ; Филиппъ изъ мухи сдѣлалъ слона, и теперь радуется, что папа принимаетъ рѣшительныя мѣры.
   Лора, боясь выдать себя, не смѣла защищать Филиппа слишкомъ горячо, но она настаивала на одномъ, что онъ слишкомъ честенъ и справедливъ, чтобы поднять столько шуму изъ пустяковъ. Всѣ трое они ни на минуту не усомнились въ невинности Гэя.
   Когда Филиппъ, затворивъ за собою двери столовой, началъ снова уговаривать дядю дѣйствовать съ большей энергіей противъ Гэя, мистеръ Эдмонстонъ, находясь еще подъ вліяніемъ разстроеннаго, заплаканнаго лица Эмми, подался назадъ. Ему стало жаль Гэя, онъ готовъ былъ уже простить его и удовольствоваться самымъ пустымъ предлогомъ, чтобы снова поставить Гэя въ прежнія отношенія къ своей семьѣ. Всѣ краснорѣчивые доводы Филиппа потеряли свою силу передъ голосомъ сердца добраго отца.
   Видя, что спасти Эмми почти нѣтъ надежды, Филиппъ рѣшился показать дядѣ новое письмо своей сестры, письмо, которое онъ прежде думалъ скрыть. По природѣ своей онъ ненавидѣлъ сплетни и интриги, но, внутренно сознавая, что строгость со стороны опекуна есть единственное средство для исправленія Гэя, онъ рѣшился на время пожертвовать своими чувствами и силою заставить мистера Эдмонстона принять рѣшительныя мѣры.
   Мистриссъ Гэнлей написала къ брату тотчасъ послѣ сцены, сдѣланной Гэемъ въ ея домѣ. Вполнѣ увѣренная, что Филиппъ получитъ отъ него вызовъ на дуэль, она писала отчаянное письмо, умоляя брата вспомнить, какъ онъ ей дорогъ, и прося его быть твердымъ.
   -- Неужели ты пойдешь съ нимъ драться? спросилъ испуганно дядя.-- Вѣдь ты знаешь, Эмми, бѣдная наша Эмми.... -- и онъ не договорилъ.
   -- Зачѣмъ драться? намъ нужно правды отъ него добиться, -- отвѣчалъ Филиппъ.-- Я такъ и сестрѣ писалъ. Дѣлай Гэй съ своей стороны, что хочетъ, я же на свою совѣстъ его смерти не беру.
   -- Такъ ты вѣрно слышалъ, что онъ хочетъ что нибудь сдѣлать?
   -- Нѣтъ; я даже полагаю, что онъ теперь одумался и не рѣшится вызывать меня на дуэль. Сестра и я, мы не можемъ объяснить себѣ одного, почему онъ именно насъ двухъ обвиняетъ въ этой исторіи. Мнѣ особенно досталось отъ него въ то утро, о которомъ пишетъ сестра. -- Филиппъ прочелъ отрывокъ письма Маргариты, гдѣ она описывала сцену бѣшенства Гэя, и передавала слово въ слово рѣзкія его выраженія на счетъ дяди и ея брата. Конечно, она не удержалась, чтобы не преувеличить всей исторіи, а что всего хуже, мистриссъ Гэнлей скрыла отъ Филиппа, что она все это подслушала, сама стояла, лѣстницѣ, и вышло такъ, какъ будто бы Гэй, забывъ всякое приличіе, въ ея присутствіи отдѣлалъ мистера Эдмонстона и Филиппа напропалую. Послѣдней фразой она глубоко уязвила мистера Эдмонстона. Его слабая сторона была въ томъ, чтобы слыть за человѣка съ тонкимъ, здравымъ смысломъ и съ строгими правилами, и вдругъ Гэй, котораго онъ любилъ и берегъ, какъ своего сына, позволяетъ себѣ давать ему оскорбительныя прозвища! Онъ былъ дотого уничтоженъ, что, не говоря ни слова, залпомъ проглотилъ рюмку вина, и тихо замѣтилъ:-- "Никогда этого не ожидалъ!" Онъ долго волновался. "Если уже Гэй позволилъ себѣ такъ выразиться на мой счетъ, -- говорилъ онъ съ жаромъ:-- я всему теперь повѣрю, и что онъ меня обманываетъ, и что онъ надъ Эмми водшутилъ, словомъ всему, всему дурному...."
   Филиппу пришлось уже успокоивать дядю, и брать сторону Гэй, что, конечно, было очень благородно съ его стороны, потому что онъ зналъ, что Гэй и его не пощадилъ. Поздно вечеромъ кончилась ихъ конференція. Дядя написалъ слѣдующее письмо:
   "Любезный сэръ Гэй. Такъ какъ вы отказываетесь быть со мной откровенны, не смотря на то, что я имѣю полное право этого требовать, и такъ какъ вы всячески уклоняетесь отъ объясненія со мной, да кромѣ того, позволяете себѣ еще употреблять дерзкія выраженія на счетъ меня и моего семейства, -- я имѣю основаніе предполагать, что вы не желаете уже быти приняты на прежней, короткой ногѣ въ Гольуэлѣ. Повторяю вамъ, что я, какъ законный опекунъ вашъ, буду постоянно слѣдить за вашимъ поведеніемъ, и по возможности стану удерживать васъ на томъ гибельномъ пути, по которому вы идете; но другихъ сношеній между вами и моимъ семействомъ быть уже не можетъ.
   Лошадь ваша будетъ отослана завтра же въ Рэдклифъ."

Преданный вамъ
"К. Эдмонстонъ."

  
   ІІисьмо было гораздо рѣзче, чѣмъ Филиппъ этого ожидалъ, но дядя на этотъ разъ долго не соглашался переписать его. Наконецъ, нѣкоторыя выраженія были имъ измѣнены, и Филиппъ успокоился, потому что содержаніе втораго письма было гораздо уже сдержаннѣе и логичнѣе.
   Они такъ долго провозились за сочиненіемъ отвѣта Гэю, что Филиппу поневолѣ пришлось ночевать у нихъ въ Гольуэлѣ. Когда всѣ разошлись, мистеръ Эдмонстонъ вошелъ въ уборную жены, которая сидѣла тамъ одна, у камина. Дверь въ комнату Чарльза была тщательно заперта.
   -- Ну, -- сказалъ мужъ: -- ты можешь объявить Эмми, что между нею и Гэемъ все кончено. Слава Богу, она во-время спасена. Вотъ, что значитъ рѣшать дѣло въ моемъ отсутствіи!
   Это было только начало его проповѣди. Затѣмт, посыпались упреки на Гэя, жалобы на свою снисходительность, сожалѣніе, что Эмми допустили привязаться къ такому недостойному человѣку, и вся эта іереміада длилась очень долго. Кроткая мистриссъ Эдмонстонъ покорно выслушала его, въ надеждѣ, что утро вечера мудренѣе, и что завтра мужъ ея, вѣроятно, будетъ спокойнѣе. Но утромъ онъ твердилъ тоже самое; онъ говорилъ, что Эмми должна положительно отказаться отъ Гэя, а на послѣдняго несъ цѣлыя горы обвиненій. Жена вздумала-было защищать молодаго Морвиля, но мистеръ Эдмонстонъ просто крикнулъ на нее за это. Дѣло въ томъ, что Филиппъ между разговоромъ намекнулъ какъ-то дядѣ, что въ глазахъ тетки Гэй безукоризненъ; этотъ намекъ пришелъ на память мистеру Эдмонстону въ минуту объясненія его съ женой, и онъ не далъ ей даже заикнуться о Гэѣ. Дѣлать было нечего, слѣдовало приготовить Эмми къ удару. Свиданіе матери съ дочерью произошло въ уборной, въ этомъ центрѣ всѣхъ домашнихъ тайнъ. Мать со слезами на глазахъ встрѣтила Эмми, когда та пришла поздороваться съ ней.
   -- Мама! Что это значитъ? вы плачете! спросила дочь въ тревогѣ.
   -- Другъ мой! Для тебя настали черные дни, -- сказала мать. -- Будь тверда. Гэй разсердилъ папа своимъ письмомъ и нѣкоторыми выраженіями, сказанными имъ на счетъ его и Филиппа. Дѣло приняло серьезный оборотъ и, -- Эмми, соберись съ духомъ и выслушай меня -- отецъ написалъ Гэю, что между имъ и тобою все кончено!
   -- Онъ нагрубилъ папа? повторила Эмми, какъ бы не разслушавъ конца рѣчи матери.-- Воображаю, какъ онъ теперь раскаевается!
   Не успѣла она это выговорить, какъ дверь изъ комнаты Чарльза распахнулась настежъ, и больной, полуодѣтый, съ однимъ костылемъ подъ рукою, едва ковыляя, добрался до стула, на которомъ сидѣла сестра, опустивъ руки на колѣни и поникнувъ головою.
   -- Не грусти, малютка! сказалъ онъ: -- честью тебѣ отвѣчаю, что это мерзкая сплетня мистриссъ Гэнлей. Вѣрь мнѣ, что все откроется; это только первый подводный камень для вашей взаимной любви. Не плачь же! уговаривалъ онъ Эмми, замѣтивъ, что слезы градомъ покатились по ея щекамъ!
   -- Чарли! замѣтила мать, сама едва удерживаясь отъ слезъ:-- хорошо ли мы дѣлаемъ, что обнадеживаемъ ее?
   -- Еще бы! вѣдь это все Филипповы интриги! возразилъ Чарльзъ, съ сердцемъ.
   -- Вовсе не интриги, Чарли, а скорѣе несчастіе, -- сказала мать, и передала имъ все, что знала объ исторіи съ письмами. Эмми все время стояла молча, облакотившись на спинку братнина кресла. Чарльзъ съ жаромъ протестоваль противъ обвиненій Гэя, и стоялъ на своемъ, что рано или поздно, а истина откроется.
   -- Я сейчасъ одѣнусь, пойду къ отцу и открою ему глаза, -- говорилъ онъ, съ трудомъ пробираясь обрэтно въ свою комнату. Эмми ожила надеждой, а мать, твердо вѣрившая въ силу воли Чарльза и въ его здравый разсудокъ, тоже начала утѣшать себя мыслью, что сегодняшній день все поправитъ.
   Лора и Филиппъ встрѣтились за завтракомъ; разговоръ, конечно, вертѣлся на одномъ -- на исторіи съ Гэемъ. Филиппъ передалъ кузинѣ, съ своей точки зрѣнія, все происшедшее.
   -- Бѣдная наша Эмми! сказала Лора въ негодованіи.-- Теперь я понимаю, Филиппъ, почему вы такъ тщательно оберегали меня отъ него.
   -- Это несчастное дѣло, которое не слѣдовало даже начинать, -- замѣтилъ онъ серьезно.
   -- Милая сестра! какъ она была счастлива! какъ она его любила! Знаете ли что, Филиппъ, я иногда завидовала имъ: такъ полно было ихъ счастіе; какъ часто я роптала на нашу бѣдность! Нѣтъ, я вижу, на землѣ есть несчастія, которыя гораздо хуже, чѣмъ бѣдность.
   Холодные синіе глаза Филиппа вдругъ приняли мягкое выраженіе, и онъ съ нѣжностью взглянулъ на Лору. Этой минуты она никогда не могла забыть.
   Вся семья собралась въ столовой, и завтракъ прошелъ въ молчаніи, Чарльзу не хотѣлось начинать сцены при "бабахъ", какъ онъ выражался, и, дождавшись той минуты, когда они остались съ Филиппомъ и отцомъ втроемъ, онъ заговорилъ первый.
   -- Теперь, Филиппъ, -- сказалъ онъ: -- ты долженъ мнѣ объяснить причину, за что вы всѣ такъ преслѣдуете Гэя.
   Начало было не мирнаго характера. Оскорбленный отецъ не выдержалъ, и, не давъ племяннику выговорить ни одного слова, привелъ цѣлый рядъ безсвязныхъ обвинительныхъ фактовъ, по которымъ Гэй считался въ его глазахъ преступникомъ. Филиппъ спокойнѣе и яснѣе повторилъ то же самое.
   -- Слѣдовательно, -- заключилъ Чарльзъ:-- вина Гэя состоитъ въ томъ, что онъ потребовалъ свои собственныя деньги и, вмѣсто отвѣта, получилъ письмо, наполненное несправедливой клеветой, вслѣдствіе чего онъ назвалъ Филиппа фатомъ, вмѣшивающимся не въ свое дѣло. Кто жъ можетъ его осудить за это? Вѣдь въ этомъ только и состоитъ вся его вина, по вашему мнѣнію?
   -- Нѣтъ, -- сказалъ Филиппъ: -- у меня есть доказательство, что онъ игралъ.
   -- Гдѣ жъ это доказательство?
   -- Я показалъ его отцу вашему, и онъ удовлетворенъ имъ вполнѣ.
   -- Развѣ тебѣ мало доказательствъ, что онъ совершенно сбился съ пути, если онъ смѣетъ употреблять дерзкія выраженія, говоря объ насъ? закричалъ отецъ.-- И кому жъ въ глаза? сестрѣ Филиппа! Чего тебѣ еще?
   -- Маленькое прозвище, данное Гэемъ капитану Морвиль, не есть еще достаточный аргументъ для того, чтобы называть Гэя негодяемъ, -- колко замѣтилъ Чарльзъ, всегда готовый позлить своего кузена. Онъ не замѣтилъ, что вредитъ этимъ самымъ Гэю, потому что отецъ его, вспомнивъ сейчасъ же, какимъ прозвищемъ наградилъ и его молодой сэръ Морвиль, началъ укорять сына въ недостаткѣ уваженія къ нему. Чарльзъ съ дѣтства не отличался особенной почтительностью къ своему родителю, и потому онъ отвѣтилъ ему теперь довольно рѣзко, сказавъ, что каждый на мѣстѣ Гэя взбѣсился бы, видя, что его подозрѣваютъ въ какомъ-то преступленіи.-- Его нельзя за это бранить, заключилъ больной, -- надо имѣть деревянную голову, чтобы хладнокровно выносить оскорбленія.
   Чарльзъ забылся совершенно и наговорилъ гораздо больше, чѣмъ нужно было. Словомъ, вмѣсто того, чтобы поправить дѣло, онъ его испортилъ.
   -- Вы ничего ему не объяснили, фактовъ никакихъ не представили, заперли ему двери своего дома, -- заключилъ онъ въ волненіи: -- неудивительно, если Гэй, не будучи негодяемъ, сдѣлается имъ теперь. Это хоть кого озлобитъ.
   Часа два сряду длилась эта бурная сцена, и спорящіе не могли ни мъ чемъ убѣдить другъ друга. Наконецъ, мистера Эдмонстона отозвали по дѣлу, и Чарльзъ, немедленно поднявшись съ кресла, объявилъ, что онъ сейчасъ же напишетъ Гэю, что у нихъ въ семьѣ есть еще одинъ человѣкъ, умѣющій отличить черное отъ бѣлаго.
   -- Дѣлай, какъ хочешь, -- сказалъ Филиппъ.
   -- Благодарю за позволеніе, -- гордо возразилъ Чарльзъ.
   -- Не за что, -- замѣтилъ Филиппъ:-- тебѣ бы не мѣшало слушаться другихъ, а не меня.
   -- Я тебѣ вотъ что скажу, -- отца я всегда готовъ слушаться; но орудію капитана Морвиля кланяться не стану.
   -- Довольно мы наговорили сегодня колкостей, -- спокойно сказалъ Филниггъ, и подалъ ему руку, чтобы отвести его наверхъ. Чарльзу этого до смерти не хотѣлось, но въ гостиной нослышались голоса неожиданно пріѣхавшихъ гостей, и ему нужно было поспѣшить убраться отъ нихъ.
   -- Есть люди, которые вѣчно являются тамъ, гдѣ ихъ не нужно, -- проворчалъ онъ сердито, и оперся на руку кузена.
   -- Сегодня съ тобой говорить нельзя, Чарльзъ, -- сказалъ Филиппъ:-- но дѣлать нечего, для очищенія совѣсти, я вотъ что тебѣ посовѣтую. Берегись, не разжигай любви между Эмми и Гэемъ.
   -- Самъ берегись ты своихъ словъ! крикнулъ больной, весь вспыхнувъ отъ негодованія, и бросился впередъ; нетерпѣливое движеніе, которое онъ сдѣлалъ, чтобы вырвать свою руку отъ Филиппа и опереться на костыль, измѣнило ему; костыль упалъ, онъ рукой хотѣлъ схватиться за перила, не успѣлъ и готовъ былъ грянуться внизъ по всей лѣстницѣ, если бы Филиппъ не стоялъ близко. Тотъ вытянулъ ногу, чтобы загородить Чарльза, самъ откинулся назадъ и принялъ всю тяжесть падающаго тѣла на свою грудь. Затѣмъ, поднявъ больнаго на руки какъ ребенка, онъ снесъ его въ уборную. На стукъ паденія брата Эмми прибѣжала изъ своей комнаты; отъ ужаса она не могла выговорить ни одного слова, и успокоилась не ранѣе, какъ когда увидѣла брата на диванѣ и убѣдилась, что онъ не ушибся. Чарльзъ и не подумалъ поблагодарить Филиппа за видимое свое спасеніе, а тотъ, увѣрившись, что дурныхъ послѣдствій отъ паденія нѣтъ, приписалъ всю эту выходку взрыву желчнаго характера больнаго, и ушелть къ себѣ.
   -- Калѣка! настоящій калѣка! твердилъ грустно Чарльзъ, оставшись глазъ на глазъ съ Эмми.-- Могули я быть кому нибудь полезенъ, если я не смѣю погорячиться, заступаясь за сестру, безъ того, чтобы не рисковать сломать себѣ шею въ глазахъ надневнаго фата, который смѣлъ выразиться дерзко на ея счетъ!
   -- Тсъ! не говори ничего! быстро замѣтила Эмми, потому что въ эту самую минуту Филиппъ очутился подлѣ нихъ: онъ принесь костыль, упавшій на лѣстницѣ. Поставивъ его на мѣсто, онъ вышелъ.
   -- Пусть слушаетъ! продолжалъ Чарльзъ.-- Тяжело имѣть здоровую голову и больныя ноги! Будь я не калѣка, не то бы дѣлалось въ домѣ. Ужъ я давно слеталъ бы въ С.-Мильдредъ, разузналъ бы всю исторію, и Филиппъ держалъ бы у меня языкъ за зубами. Я ему показалъ бы, что значитъ важничать въ чужой семьѣ. Да, что тутъ толковать!... Диванъ этотъ -- онъ стукнулъ по немъ кулакомъ -- моя тюрьма, я несчастный калѣка, и на меня никто не обращаетъ вниманія!
   -- Полно, Чарли! Перестань, я слышать этого не могу. Вѣдь ты знаешь, что это неправда, -- сказала Эмми.
   -- Какъ неправда? Я кричалъ дотого, что охрипъ, доказывая имъ всю ихъ несправедливость противъ Гэя; каждый благоразумный человѣкъ согласился бы съ моими доводами, а они на вершокъ не подались впередъ. Филиппъ просто съ ума свелъ нашего отца, передавая ему сплетни своей сестры. Я убѣжденъ, что все это она сама выдумала.
   -- Не можетъ быть. Она на это не способна! возразила Эмми.
   -- Какъ? и ты, значитъ, повѣрила ея росказнямъ? сказаль Чарльзъ:-- вотъ меня что бѣситъ! Мало того, что Филиппъ заставляетъ отца плясать по своей дудкѣ, нѣтъ, онъ и сестеръ-то у меня сбилъ совсѣмъ съ толку!
   -- Филиппъ скоро ѣдетъ за границу, -- замѣтила крошка Эмми, стараясь какъ нибудь успокоить бѣднаго.
   -- Давно пора! Авось, отецъ тогда опомнится. Только бы они теперь не довели Гэя до отчаянія!
   -- Нѣтъ, онъ не упадетъ духомъ, я увѣрена, -- тихо проговорила Эмми.
   -- Дай мнѣ бюваръ. Я сейчасъ къ нему напишу, сказалъ Чарльзъ.-- Пусть онъ знаетъ, что Филиппъ не всѣми нами помыкаетъ.
   Сестра полала ему все нужное для письма, а сама усѣлась разбирать садовыя сѣмена; мать посовѣтовала ей нарочно заниматься самой мѣшкотной работой, чтобы отвлечь свои мысли отъ тяжелаго горя.
   -- Эмми, что мнѣ написать Гэю отъ тебя? спросилъ вдругъ Чарльзъ, оканчивая письмо.
   -- Слѣдуетъ ли мнѣ переписываться съ нимъ? робко спросила она.
   -- Что-о? Ты не имѣешь права сказать ему, что не считаешь его негодяемъ? Это интересно, -- насмѣшливо замѣтилъ братъ.
   -- Но папа запретилъ....
   И Эмми заплакала.
   -- Пустяки какія. Папа самъ согласился на вашу свадьбу, а теперь онъ находится подъ чужимъ вліяніемъ и говоритъ другое. Что-жъ тутъ за бѣда? Каждая, на твоемъ мѣстѣ, приписала бы что-нибудь Гэю.
   -- Нѣтъ, -- возразила Эмми.-- Я чувствую, что я не должна этого дѣлать.
   -- Глупая! ты такая же дрянь, какъ всѣ. Гэя преслѣдуютъ, клевещутъ на него, оскорбляютъ его всячески; ты знаешь, что одно твое слово можетъ спасти его отъ гибели, а онъ погибнетъ непремѣнно, если мы всѣ отъ него отречемся, и вдругъ отказываешься черкнуть къ нему одну строчку. Хороша же твоя любовь! Ты вѣрно не хочешь ужъ больше видѣть Гэя и вѣришь всей этой чудовищной клеветѣ. Я ему такъ и напишу!
   -- Чарльзъ, Чарльзъ! Какой ты жестокій! рыдая сказала Эмми.-- Гэй никогда не похвалилъ бы меня за непослушаніе. Я знаю, онъ мнѣ и безъ того вѣритъ. Не уговаривай меня, голубчикъ братъ, я не выдержу; лучше отпусти меня, въ мою комнату, я не могу смотрѣть на твое письмо! И Эмми, закрывъ лицо платкомъ, выбѣжала вонъ.
   Изъ оконъ ея спальни, выходившихъ на большой дворъ, Эмми увидѣла картину, еще сильнѣе надорвавшую ея сердце. Уильямъ собрался въ дорогу и Делорена, совершенно осѣдланнаго, вывели изъ конюшии. Вся прислуга Гольуэля высыпала на дворъ, чтобы проститься съ грумомъ сэръ Морвиля. Делорена уводили въ Рэдклифъ.
   -- Чарли! Чарли! Делорена уводятъ! закричала Эмми, прибѣжавъ снова къ брату въ слезахъ, и тутъ-то ей захотѣлось исполнить желаніе Чарльза, хотя нѣсколькими словами, приписанными къ Гэю, утѣшить свое горе, но нѣтъ -- сила воли побѣдила сердце, и она выдержала характеръ, послушалась отца.
   Скрывшись въ своей комнатѣ, бѣдная молодая дѣвушка бросилась на постель, спрятала голову въ подушки и, заливаясь слезами, повторяла:
   -- Онъ никогда больше не вернется, никогда, никогда!
   Лора нашла ее въ этомъ положеніи нѣсколько времени спустя. Она тихо опустилась подлѣ сестры на кровати и ласками старалась успокоить ее.
   -- Душа моя! не тоскуй! говорила Лора:-- онъ не стоитъ тебя.
   -- Не стоитъ? какое право ты имѣешь такъ говорить? сказала Эмми, гордо поднявъ свое заплаканное личико.-- Онъ ни въ чемъ не виноватъ, онъ ничего дурнаго не сдѣлалъ!
   -- А ты слышала, что Маргарита и Филиппъ говорятъ? Ты не вѣришь имъ? А что онъ сказалъ про папа? Развѣ это хорошо?
   -- Лора! Онъ вспылилъ; я увѣрена, что онъ самъ теперь жестоко раскаевается. Папа простилъ бы его, непремѣнно, если бы только не было этой исторіи съ деньгами. Боже мой! хотя бы поскорѣе все разъяснилось! въ отчаяніи говорила Эмми.
   -- Къ этому приняты всѣ мѣры, -- сказала старшая сестра.-- Папа написалъ къ мистеру Уэльвудъ, а Филиппъ поѣдетъ за справками въ Оксфордъ и С.-Мильдредъ.
   -- Когда? спросила Эмми.
   -- Когда учебный курсъ начнется. Теперь Филиппъ ѣдетъ путешествовать на двѣ недѣли, передъ походомъ въ Ирландію.
   -- Надѣюсь, что тогда все уладится, -- сказала Эмми.-- Письма ничего не сдѣлаютъ, нужны непремѣнно очныя ставки.
   -- Я убѣждена, что Филиппъ разъяснитъ все дѣло. Положись на него, Эмми, онъ очень заботится о твоемъ счастіи.
   -- Что ему за дѣло до меня? краснѣя спросила Эмми.-- развѣ онъ знаетъ о нашей помолвкѣ? Вотъ бы я чего не желала!
   -- Напрасно, другъ мой, -- возразила Лора: -- ему можно смѣло довѣрить всѣ наши семейныя тайны. Филиппъ заботится о тебѣ не хуже другихъ. Считай его, Эмми, однимъ изъ нашихъ близкихъ, -- заключила она, дѣлая удареніе на послѣднемъ словѣ.
   Эмми ничего не отвѣтила. Лорѣ это не понравилось.
   -- Я знаю, ты сердишься на него за то, что онъ папа все разсказалъ, -- замѣтила она сестрѣ:-- но это неблагоразумно, Эмми. Онъ иначе поступить не могъ, имѣя въ виду твое счастіе и пользу Гэя.
   Тонъ голоса Лоры дотого нааомнилъ Филиппа, что это непріятно подѣйствовало на Эмми; она долго молчала и, наконецъ, грустно замѣтила:
   -- Я его не осуждаю. Онъ долженъ былъ сказать папа, но слѣдовало бы вести все дѣло не такъ жестко, какъ онъ повелъ.
   Съ этого дня вся семья Эдмонстоновъ начала ухаживать за Эмми, какъ за больнымъ ребенкомъ. Отецъ въ особенности часто ласкалъ ее. называя ее своей "золотой дочкой", но объ Гэѣ не поминалъ ей ни слова изъ опасенія разстроить ее. Мать, видя, что Эмми молчитъ, вообразила, что она покориласъ волѣ отца, и старалась уже не растравлять раны ея сердца разговорами о прошломъ. Чарльзъ одинъ воевалъ и бранился, говорилъ отцу въ глаза, что онъ "разбилъ сердце своей дочери", называлъ его жестокимъ, несправедливымъ и вывелъ, наконецъ, мистера Эдмонстона изъ терпѣнія. Тотъ жаловался всѣмъ и каждому, что родной сынъ называетъ его тираномъ и нарушаетъ миръ всего дома своими сценами. Эмми одна молчала, молилась и ждала. Мысль, что судьба ея и Гэя въ рукахъ всевѣдущаго Господа, передъ Которымъ раскрыты всѣ тайны человѣческаго сердца, эта мысль, поддерживала въ ней надежду, что, рано или поздно, Гэй оправдается и она будетъ принадлежать ему. Мистеръ Уэльвудъ, на запросъ мистера Эдмонстона, прислалъ самый лестный отзывъ объ Гзъ, говоря, что обвинить его воспитанника въ безпорядочной жизни нѣтъ никакой возможности. На счеть круга знакомства сэръ Морвиля, онъ отозвался такъ, что Гэй ѣздитъ иногда по приглашенію на обѣды и вечера въ С.-Мильдредъ и къ другимъ сосѣдямъ, а чаще всего бываитъ у мистриссъ Гэнлей и у полковника Гарвуда. Послѣднее имя дало Филиппу право поддержать свое прежнее мнѣніе и письмо Уэльвуда принесло, такимъ образомъ, не много пользы Гэю.
   Самъ Гэй прислалъ Чарльзу самый сердечный отвѣтъ и искренно благодарилъ его за довѣріе и сочувствіе къ себѣ. Онъ обѣщалъ современемъ объяснить ему всѣ тѣ темныя обстоятельства, которыя въ настоящую минуту кладутъ такую тѣнь на его доброе имя. На счетъ рѣзкихъ своихъ выраженій объ опекунѣ и Филиппѣ, онъ писалъ слѣдующее:
   "Право, не помню, что я говорилъ. Знаю, что выраженія мои были непростительно рѣзки, потому что я въ ту минуту вышелъ изъ себя. Я вполнѣ заслуживаю общій вашъ гнѣвъ. Вполнѣ покоряюсь волѣ мистера Эдмонстона, но не перестаю вѣрить, что время докажетъ мою невинность во всемъ. Теперь же вашъ отецъ имѣетъ полное право быть мною недоволенъ."
   Чарльзъ, прочитавъ письмо, сказалъ, что Гэй обыкновенно винитъ себя во всемъ, тутъ удивляться нечему. Но отецъ заподозрилъ снова скрытое преступленіе въ неясныхъ словахъ его. Гэй рѣшился остаться въ Соутъ-Мурѣ до конца вакаціи, это подало поводъ къ новымъ предположеніямъ не въ пользу его. Но Чарльзъ взялъ и тутъ его сторону, говоря, что нужно же ему куда-нибудь дѣваться, если его выгнали изъ Гольуэля. Убѣжденія матери, увѣрявшей его, что, вслѣдствіе полнаго раскрытія таинственной исторіи Гэя, неприлично приглашать его къ себѣ въ домъ, гдѣ живетъ Эмми, не послужили ни къ чему. Онъ твердилъ свое, что сэръ Морвиля выгнали, и старался подбить отца, чтобы тотъ самъ ѣхалъ въ С.-Мильдредъ, для личнаго объясненія съ Гэемъ. Но Филиппъ такъ ужъ натолковалъ мистеру Эдмонстону, что подобнаго рода поѣздка возбудитъ толки злыхъ языковъ, что тотъ ни за что не соглашался послушать сына. Чарльзъ хотѣлъ рѣшиться на крайнюю мѣру, убѣдить Филиппа ѣхать къ Гэю: но отпускъ его за границу помѣшалъ этому плану. Ранѣе октября мѣсяца ему нельзя было завернуть къ сестрѣ въ С.-Мильдредъ. Оставалось одно -- написать къ мистриссъ Гэнлей. Чарльзъ и это сдѣлалъ; онъ обратился къ ней съ просьбой, объяснить ему таинственныя доказательства вины Гэя; но Маргарита сухо отвѣтила, чтобы онъ не вмѣшивался въ дѣла, до нея не касающіяся.
   Онъ страшно разозлился. Вообще почта, чуть ли не ежедневно, дѣлалась причиной семейныхъ ссоръ въ Гольуэлѣ. Мистеръ Эдмонстонъ былъ постоянво не въ духѣ, и вся семья его чувствовала себя въ очень грустномъ настроеніи.
   Чарльзъ и отецъ воевали безпрестанно между собой. Не такъ жилось въ Гольуэлѣ при Гэѣ. Теперь, мистриссъ Эдмонстонъ и Лора не могли двинуться безъ того, чтобы не заслужить упрека отъ обоихъ джентльмэновъ. Даже Эмми, и на той, отецъ срывалъ иногда свое сердце; что-жъ касается Чарльза, то тотъ положительно не могъ равнодушно слушать, какъ Эмми говорила тихимъ, покорнымъ своимъ тономъ: "Нечего и вспоминать о Гэѣ, все кончено!..."
  

ГЛАВА III.

   Гэй, между тѣмъ, ни съ кѣмъ изъ товарищей не дѣлилъ своего горя. Ему не разъ приходило въ голову, что просьба о высылкѣ ему тысячи фунтовъ стерлинговъ есть первый и главный поводъ подозрѣній мистера Эдмонстона, но онъ и этого и не сказалъ даже мистеру Уэльвуду, очень хорошо знавшему, на какой предметъ понадобилась Гэю такая сумма денегъ. Онъ передалъ своимъ товарищамъ вкратцѣ, что ему изъ дома прислали непріятное письмо, но о содержаніи самаго письма умолчалъ. Гарри Грэхамъ, имѣвшій знакомыхъ въ броадстонскомъ околодкѣ, услыхалъ отъ кого-то, будто сэръ Гэй Морвиль сватался къ лэди Эвелинѣ де-Курси; онъ передалъ эту новость своимъ школьнымъ друзьямъ, и тѣ рѣшили, что вѣрно опекунъ Гэя препятствуетъ этому браку. На бѣду, Гэй, нѣсколько времени тому назадъ, при намекѣ объ Эвелинѣ, покраснѣлъ, дѣлая видъ, какъ будто слухъ, касавшійся его привязанности къ ней -- справедливъ; товарищи подхватили это, и съ тѣхъ поръ не стали уже мучить его разспросами. Самъ онъ сдѣлался очень серьезенъ и молчаливъ, точно какъ въ первое время по переѣздѣ его изъ Рэдклифа въ Гольуэль. Онъ задумывался, когда другіе говорили, и опять началъ дѣлать свои продолжительныя одиночныя прогулки. Привыкшій съ дѣтства къ уединенію, онъ любилъ природу какъ друга, и ему отрадно было бродить по горамъ и лѣсистымъ долинамъ, въ минуты горькой тоски. Учебныя занятія помогали ему очень много, и коническія сѣченія служили ему такимъ же полезнымъ лекарствомъ, какъ Лорѣ.
   Близость имѣнія Стэльгурстъ была для него чрезвычайно отрадна. Въ первое же воскресеніе, по полученіи письма отъ мистера Эдмонстонъ, Гэй отправился туда къ службѣ, между тѣмъ какъ прочіе товарищи его пошли въ с.-мильдредскую церковь. Онъ нарочно ушелъ одинъ, чтобы на просторѣ помолиться и пріучить себя къ мысли о полномъ примиреніи съ Филиппомъ. Онъ жаждалъ мира и прощенія, и обрѣлъ ихъ въ скромномъ деревенскомъ храмѣ. Церковь въ Стэльгурстѣ съ своими сѣрыми колоннами, съ головками херувимовъ въ нишахъ, съ высокими вязовыми деревьями, осѣнявшими кладбище, покрытое бѣдными памятниками, внушала невольное чувство благоговѣнія.
   Гэй долго ходилъ между могилами по окончаніи утренней службы. Стоя, съ молитвою въ сердцѣ, перелъ памятниками архидіакона Морвиля и другихъ его предковъ, онъ совершенно вылечилъ себя отъ вражды къ Филиппу. На могилѣ матери послѣдняго расли кой-какіе цвѣты, но сильно уже увядшіе: видно было по всему, что за ними никто не ухаживалъ. Точно съ такимъ же пренебреженіемъ содержалась и могила сестры его Фанни.
   -- Немудрено, -- подумалъ Гэй: -- если Филиппъ сдѣлался холоденъ, недовѣрчивъ и подозрителенъ ко всѣмъ, мало ли, чѣмъ онъ пожертвовалъ для мистриссъ Гэнлей, а она какъ заплатила ему! Видно по всему, что его нѣжное любящее сердце вынесло много страданій въ жизни.
   Объ Эмми Гэй не тревожился болѣе; онъ почти дошелъ до убѣжденія, что онъ не заслужилъ счастіи быть ея мужемъ, и желалъ одного, чтобы она нашла современемъ болѣе достойнаго человѣка, который съумѣлъ бы оцѣнить ея кроткое, любящее сердце. Послѣднее ихъ свиданіе въ уборной, когда Эмми, сіяя счастіемъ и радостью, сидѣла у ногъ своей матери, не сводя съ него ясныхъ, голубыхъ глазъ, -- это свиданіе оставалось ему въ утѣшеніе, какъ сладкій сонъ. Но онъ постоянно твердилъ самъ себѣ:
   -- Лучше лишиться ея, чѣмъ испортить ей жизнь.
   Онъ съ трепетомъ ждалъ возможности оправдать себя въ глазахъ Эдмонстоновъ. Писать къ нимъ онъ уже не былъ въ состояніи, его поддерживало одно -- любовь и участіе Чарльза; на послѣдняго онъ крѣпко надѣялся.
   Съ дядей онъ давно не видался; вѣроятно, Диксону было совѣстно встрѣтиться съ Гэемъ послѣ его визита къ женѣ, и притомъ онъ часто уѣзжалъ на концерты по сосѣдству. Но жена и дочь его, попрежнему, жили въ С.-Мильдредѣ, и какъ-то разъ передъ обѣдомъ, Гэй, почти насильно увлеченный своимъ наставникомъ на прогулку въ горы, встрѣтилъ мистриссъ Диксонъ, одѣтую очень чисто и сидящую на лавочкѣ, выточенной изъ камня и поставленной у подошвы одной изъ горъ. Нѣсколько женщинъ изъ простаго званія стояли тутъ же.
   Постыдиться ее передъ другими было не въ характерѣ Гэя; онъ подошелъ и поговорилъ съ нею. Та чуть не на аршинъ выросла отъ этой чести и отвѣчала ему очень вѣжливо. Гэй хотѣлъ уже отойти, какъ вдругъ замѣтилъ, что маленькая Маріанна пристально смотритъ на него. Онъ протянулъ ей руку. Дѣвочка весело подбѣжала къ нему и онъ отвелъ ее нѣсколько въ сторону.
   -- Здравствуй, малютка, -- сказалъ онъ.-- Здорова ли ты? Твой камешекъ у меня цѣлъ. Что-жъ ты не поздоровалась съ Буяномъ?
   -- Буянъ! Буянъ! позвала Маріанна пуделя.
   Гэй свистнулъ, и послушная собака была уже черезъ минуту у ея ногъ.
   -- Гуляла ли ты по горамъ безъ меня? спросилъ ее Гэй.
   -- Да, -- отвѣчала Маріанна. -- Мы съ мамой ходили по всѣмъ дорожкамъ. Мнѣ хотѣлось взобраться на самый верхъ, на гору, да мама жалуется, что у нея нога болитъ, и идти не можетъ.
   -- Пуститъ она тебя туда со мной? Мы сейчасъ пойдемъ, если хочешь, -- сказалъ Гэй.
   Дѣвочка покраснѣла и улыбнулась.
   -- Когда вы покончите свое дѣло въ городѣ, приходите сюда, Уэльвудъ, -- сказалъ Гэй, обращаясь къ своему другу.-- Я васъ буду дожидаться здѣсь, черезъ часъ. Надо потѣшить ребенка, ей немного достается развлеченій.
   Мистриссъ Диксонъ съ восторгомъ отпустила дочь и разсыпалась въ такихъ благодарностяхъ, что Гэй постарался, какъ можно поскорѣе убѣжать отъ нея. Взявъ Маріанну за руку и позвавъ Буяна, онъ втроемъ весело началъ подниматься по отлогой сторонѣ горы, густо заросшей душистымъ тминомъ. Дѣвочка была слабаго сложенія и недолго бѣжала подлѣ Гэя. По мѣрѣ того, какъ подъемъ становился круче, у нея начало захватывать дыханіе и она все болѣе и болѣе отставала отъ своего спутника. Оглянувшись, Гэй замѣтилъ, что она совсѣмъ выбилась изъ силъ. Онъ поднялъ ее на руки, какъ перо, и взбѣжалъ вмѣстѣ съ нею на самую вершину, тамъ онъ остановился и поставилъ ее на огромный камень. Кругомъ зеленѣли луга, поля и отдаленныя рощи съ разноцвѣтными листьями деревьевъ. По другую сторону тянулись скалы и долины, покрытыя верескомъ; все это освѣщалось осеннимъ солнцемъ. Картина была восхитительна! Свѣжій вѣтеръ вызвалъ румянецъ на блѣдныя щеки дѣвочки и растрепалъ вокругъ ея шеи кудрявые волосы.
   Гэй молча любовался на Маріанну; онъ съ любопытствомъ слѣдилъ за впечатлѣніемъ, которое должна была произвести великолѣпная картина природы на ребенка, выросшаго въ стѣнахъ Лондона. Маріанна долго молчала.
   -- Ахъ, какъ хорошо! произнесла она наконецъ.-- Какъ бы я желала, чтобы Феликсъ видѣлъ это!
   -- Умница, что вспомнила брата, -- ласково замѣтилъ Гэй.
   -- А развѣ вы Феликса знаете? радостно сказала дѣвочка, взглянувъ ему прямо въ глаза.
   -- Вотъ ты мнѣ объ немъ поразскажешь. Сядь ко мнѣ на колѣни и отдохни, ты все еще устала.
   -- Мама не позволяетъ мнѣ говорить о братцѣ, -- сказала Маріанна: -- она все плачетъ объ немъ. А мнѣ такъ хочется объ немъ поговорить.
   Маленькое сердце ея раскрылось передъ Гэемъ. Оказалось, что Феликсъ былъ почти ровесникъ Маріанны; она считала его любимымъ своимъ братомъ, и онъ недавно только что умеръ. Дѣвочка принялась разсказывать, какъ они бывало вдвоемъ гуляли по улицамъ Лондона, и ходили вмѣстѣ въ школу; какъ братъ разсказывалъ ей, что онъ будетъ дѣлать, когда выростетъ большой; какъ злые мальчики дразнили ихъ; какъ они заглядывали въ магазинъ и лавки, мечтая, что вотъ это и это они бы купили, если бы были богаты. Словомъ, она передала Гэю всѣ воспоминанія своего дѣтства, небогатаго впечатлѣніями, и затѣмъ перешла къ описанію болѣзни брата.
   -- Онъ у насъ долго болѣлъ, -- говорила она:-- все сидѣлъ въ креслецѣ и играть со мною не могъ, а потомъ и легъ уже въ постель, я все подлѣ него сидѣла. А тамъ, говорятъ, онъ умеръ и его унесли въ черномъ гробѣ, и съ тѣхъ поръ онъ не возвращался. Скучно мнѣ безъ него, играть не съ кѣмъ.
   Дѣвочка не плакала, разсказывая это, но личико ея приняло такое грустное выраженіе, что Гэй началъ ее утѣшать, говоря, что Феликсъ теперь на небѣ. Маріанна не поняла его, она не знала, что такое смерть, молитва, церковь. Библія въ ея глазахъ была большой книгой, которую мама читала, когда братецъ умеръ. Она знала кое-какіе отрывки изъ библейской исторіи, заученные ею еще въ школѣ, но тѣмъ и ограничивались ея религіозныя познанія.
   Гэя дотого это поразило, что онъ не могъ больше разговаривать съ дѣвочкой, спускаясь обратно подъ гору. Та, въ свою очередь, молчала отъ усталости и все время держала за руку Гэя, который довелъ ее, наконецъ, до матери, а самъ отправился къ мѣсту назначеннаго свиданія съ своимъ пріятелемъ.
   -- Уэльвудъ, -- сказалъ онъ ему, когда они почти подходили къ дому. -- Какъ вы думаете, сдѣлаетъ мнѣ ваша кузина одно большое одолженіе? Вы видѣли этого ребенка. Согласится ли миссъ Уэльвудъ, съ разрѣшенія матери, конечно, принять дѣвочку въ свою школу?
   -- На какихъ условіяхъ хотите вы ее туда помѣстить? Какого рода воспитаніе она должна получить?
   -- Главный предметь долженъ быть религія. Остальное пусть миссъ Уэльвудъ сама устроиваетъ, какъ хочетъ. Вѣдь это моя двоюродная сестра. Можетъ, вы не слыхали еще ничего о нашей семейной исторіи?
   И Гэй вкратцѣ передалъ ему то, что можно было передать.
   Онъ и мистеръ Уэльвудъ условились такимъ образомъ, чтобы немедленно сдѣлать запросъ у миссъ Елизаветы о помѣщеніи въ ея школѣ Маріанны Диксонъ, и если та согласится, сказать объ этомъ мистриссъ Диксонъ.
   Гэй, такимъ образомъ, могъ существеннымъ образомъ облегчить судьбу бѣдныхъ своихъ родственниковъ и, подъ предлогомъ платы за воспитаніе Маріанны, содѣйствовать въ то же время планамъ благотворительности миссъ Уэльвудъ. Та получала бы проценты съ капитала въ тысячу фунтовъ стерлинговъ до совершеннолѣтія Гэя. Миссъ Уэльвудъ съ радостью согласилась принять на себя воспитаніе ребенка изъ средняго сословія и вообще вела себя въ денежныхъ переговорахъ съ Гэемъ съ большимъ достоинствомъ и простотою. Мистриссъ Диксонъ также не препятствовала ихъ плану, а напротивъ, радовалась, что дѣвочка будетъ жить въ С.-Мидьдредѣ, а не въ Лондонѣ, гдѣ она, вѣроятно, скоро бы умерла. Главное, что соблазняло мать, это была возможность надѣяться, что изъ Маріанны выйдетъ современемъ прекрасная гувернантка. Притомъ, надежда, что богатый родственникъ составитъ современемъ счастіе ея дочери, дотого ее восхищала, что она ни въ чемъ ему не прекословила. Маріанна сначала колебалась, ей жаль было мамы и жаль было уѣхать изъ С.-Мильдреда. Но когда ее свезли въ школу, познакомили ее съ сестрами Уэльвудъ и показали бѣлую постельку, говоря, что она будетъ принадлежать ей, дѣвочка рѣшилась остаться у нихъ. До отъѣзда въ Оксфордъ, Гэй навѣстилъ ее еще разъ и Маріанна уже весело разсказывала ему, какъ ей хорошо жить, а миссъ Дуэнъ съ восторгомъ отзывалась о кроткомъ характерѣ и отличныхъ способностяхъ малютки.
   Долго разсуждалъ Гэй, не лучше ли признаться опекуну, на что онъ хотѣлъ употребить тысячу фунтовъ стерлинговъ; но, обдумавъ серьезно этотъ вопросъ, онъ рѣшился молчать до времени. Дѣло было въ томъ, что миссъ Уэльвудъ вовсе не желала, чтобы капитанъ Морвиль и его сестра знали объ ея школѣ; не упомянуть объ ней нельзя было, тѣмъ болѣе, что одному честному слову Гэя не вѣрили, а выдать секретъ миссъ Уэльвудъ, значило бы испортить весь ея планъ; на все требовались факты и очевидныя доказательства. Съ мистеромъ Эдмонстонъ можно было еще, пожалуй, согласиться: но, къ несчастію, Филиппъ вмѣшивался всюду, и вопросъ принималъ болѣе серьезный оборотъ. Гэю пришлось молчать и терпѣть.
  

ГЛАВА IV.

   Прошла уже недѣля, какъ Гэй перебрался въ университетъ; вдругъ, вечеромъ, сидя въ своей комнатѣ, онъ неожиданно увидалъ передъ собою Филиппа Морвиль.
   Гэй чрезвычайно ему обрадовался; онъ надѣялся, что личное свиданіе можетъ, наконецъ, прекратить всѣ ихъ недоразумѣнія, и привѣтливо протянулъ гостю руку, сказавъ:
   -- Филиппъ! вы здѣсь? Когда вы пріѣхали?
   -- Полчаса тому назадъ. Я ѣду гостить на недѣлю къ Торндалямъ. Завтра буду у сестры.
   Говоря это, Филиппъ внимательно осматривалъ комнату Гэя, надѣясь, по ея обстановкѣ, получить нѣкоторое понятіе объ образѣ жизни ея жильца. Но спальня студента далеко не отличалась изяществомъ и комфортомъ, которыми щеголяла квартира капитана; напротивъ, мебели въ ней было очень мали и на всѣхъ почти стульяхъ и столахъ лежали наваленныя бумаги и книги. Запаха сигаръ и тѣни не было. На стѣнѣ висѣла картина работы Лоры и небольшая гравюра, изображающая замокъ Рэдклифъ. Книги, сколько успѣлъ замѣтить строгій инспекторскій глазъ Филиппа, были все учебныя или древніе классики, присланные, какъ видно, изъ старинной домашней библіотеки.
   -- Куда-жъ онъ деньги дѣваетъ? думалъ Филиппъ:-- на все, что я здѣсь вижу, большихъ расходовъ не требовалось.
   Гэй сидѣлъ за столомъ; передъ нимъ лежали Софоклъ и раскрытый лексиконъ вмѣстѣ съ портфелемъ, который онъ поспѣшилъ закрыть при входѣ Филиппа, но тотъ успѣлъ мелькомъ замѣтить бумажку съ написанными на ней стихами. Наружность Гэя показалась его гостю грустной, задумчивой, но не ожесточенной. Улыбка отличалась, какъ всегда, дѣтской кротостью; глаза были ясны и привѣтливы.
   -- Спасибо вамъ, что навѣстили меня! сказалъ онъ Филиппу. -- Вы вѣрно хотите какъ нибудь помочь мнѣ?
   -- Я всегда былъ готовъ помогать вамъ совѣтомъ, -- возразилъ Филиппъ:-- но вамъ нужно самому о себѣ заботиться.
   -- Ну вотъ, опять началась мораль! Если онъ не замолчитъ, я пропалъ. Злой духъ снова опладѣетъ мною, -- въ волненіи говорилъ самъ про себя Гэй.
   -- Покуда вы будете скрытничать, дѣла поправить нельзя, -- продолжалъ тѣмъ же наставительнымъ тономъ Филиппъ.
   -- Я отъ всей души желалъ бы имѣть возможность объясниться откровенно съ мистеромъ Эдмонстономъ, но меня не допускаютъ до личнаго свиданія съ нимъ, -- воскликнулъ Гэй.
   -- Я пріѣхалъ сюда именно для того, чтобы вы передали черезъ меня ваше объясненіе дядѣ, -- сказалъ Филиппъ.-- Я употреблю всѣ силы, чтобы примирить васъ съ нимъ, хотя, признаюсь, онъ глубоко оскорбленъ вашимъ новеденіемъ.
   -- Знаю, знаю, -- сказалъ Гэй краснѣя. -- меня простить за это нельзя. Тысячу разъ повторяю, что я искренно раскаяваюсь въ рѣзкихъ моихъ выраженіяхъ, сказанныхъ на счетъ его и васъ!
   -- Положимъ такъ; по всему видно, что вы въ ту минуту себя не помнили. Что-жъ касается меня, то я право давно и забылъ объ этомъ обстоятельствѣ, но дѣло не во мнѣ. Отдайте отчетъ мистеру Эдмонстону, куда вамъ нужны были тысяча фунтовъ стерлинговъ?
   -- Мнѣ они понадобились на одно предпріятіе, -- отвѣчалъ Гэй.-- Но что-жъ объ этомъ толковать, если мнѣ денегъ не дали.
   -- Это объясненіе не удовлетворитъ вашего опекуна. Онъ желаетъ знать, не издержали ли вы этой суммы на кредитъ?
   -- Какое же ему еще доказательство нужно, если я далъ ему честное слово, что деньги мною не истрачены.
   -- Мистеръ Эдмонстонъ не сомнѣвается въ вагей чести, -- началъ было Филиппъ.
   Но въ эту минуту глаза Гэя сверкнули бѣшенствомъ; ему показалось, что въ голосѣ Филиппа слышалась фраза: "Хотя самъ я еще не увѣренъ, что это нравда", и Гэй сдѣлалъ страшное усиліе надъ собой, чтобы не броситься на своего врага.
   -- Мистеръ Эдмонстонъ, -- повторилъ Филиппъ, -- вѣритъ вамъ, но на вашемъ мѣстѣ каждый поспѣшилъ бы представить ему письменный отчетъ, куда угютреблена вся сумма, чтобы убѣдить его въ истинѣ своихъ показаній.
   -- Но я вѣдь давно сказалъ, что я связанъ честнымъ словомъ, и обязанъ хранить это дѣло въ тайнѣ, возразилъ Гэй.
   -- Очень жаль! замѣтилъ Филиппъ. -- Если дѣйствительно вы не имѣете права оправдаться словесно, все, что я могу вамъ посовѣтовать -- это то, чтобы вы представили ему свою расходную книгу, пусть онъ убѣдится по крайней мѣрѣ, что у васъ долговъ нѣтъ.
   Гэй въ жизнь свою не имѣлъ расходной книги и ему въ голову не приходила мысль, чтобы нашелся человѣкъ, имѣющій право требовать у него отчета въ его собственныхъ деньгахъ. Онъ искусалъ себѣ губы до крови и ничего не отвѣтилъ.
   -- Значитъ, вопросъ о тысячѣ фунтахъ уже поконченъ. Вы отказываетесь отдать въ нихъ отчетъ? началъ снова Филиппъ.
   -- Да, отказываюсь. Если моему честному слову не вѣрятъ, мнѣ нечего больше говорить. Но растолкуйте вы мнѣ вотъ что, кто наклеветалъ на мена опекуну, будто я играю? спросилъ вдругъ Гэй. -- Если вы мнѣ дѣйствительно желали помочь, представьте мнѣ факты, обвиняющіе меня.
   -- Извольте: дядѣ извѣстно, что вы выдали чэкъ на свое имя, засвидѣтельствованный мистеромъ Эдмонстономъ одному извѣстному игроку.
   -- Это правда! отвѣчалъ Гэй очень спокойно.
   -- А между тѣмъ, вы увѣряете насъ, что не играли ни въ карты, ни на бильярдѣ, ни даже пари не держали?
   -- Да, я не игралъ и пари не держалъ, -- повторилъ Гэй.
   -- Чей же вы долгъ заплатили?
   -- Не могу сказать, хотя знаю, что это обстоятельство говоритъ противъ меня. Я прежде думалъ, что моего честнаго слова достаточно, чтобы убѣдить опекуна, что я говорю правду, онъ не вѣритъ, мнѣ ничего больше не остается дѣлать какъ молчать.
   -- И такъ, со всѣмъ вашимъ желаніемъ быть откровеннымъ и ничего не скрывать, вы окружаете себя тайнами. Скажите же, какъ прикажете намъ дѣйствовать?
   -- Какъ знаете, -- гордо отвѣчалъ Гэй. Филиппъ привыкъ подчинять каждаго своей волѣ; его невозмутимое хладнокровіе принуждало не разъ самого Чарльза, этого вспыльчлваго, нервнаго больнаго, класть оружіе передъ желѣзнымъ характеромъ капйтана Морвиля. Но съ Гэемъ онъ сладить не могъ, они были почти одинакихъ свойствъ: полная независимость убѣжденій и непреклонная воля отличали обоихъ Морвилей.
   -- Вы объявили свой ультиматумъ, -- сказалъ наконецъ Филиппъ: -- вы не довѣрили намъ своей тайны, отказывались дать ясное показаніе; послѣ этого прошу же не обвинять и насъ въ подозрительности. Какъ родственникъ вашъ и какъ уполномоченный вашего опекуна, я немедленно начну дѣлать слѣдствіе. Здѣсь же, въ университегѣ я соберу всевозможныя справки на счетъ вашего поведенія и образа жизни. Надѣюсь, что дурнаго ничего не услышу.
   -- Пожалуйста, не стѣсняйтесь, дѣлайте, какъ знаете, -- отвѣчалъ Гэй съ достоинствомъ и гордо улыбнулся.
   Досадно стало Филиппу; но, желая это скрыть, онъ всталъ и, поклонившись Гэю, сказалъ:
   -- Прощайте! очень жаль, что я не съумѣлъ убѣдить васъ дѣйствовать благоразумнѣе.
   -- Прощайте! отвѣчалъ тѣмъ же тономъ Гэй.
   Они разстались, не подвинувъ ни на шагъ своего дѣла. Филиппъ вернулся къ себѣ въ гостиницу, искренно досадуя на гордость и настойчивость Рэдклифскаго Морвиля, котораго даже страхъ слѣдствія не могъ переломить.
   На слѣдующее утро, не успѣлъ онъ сѣсть за завтракъ, какъ дверь отворилась и вошелъ Гэй, блѣдный, разстроенный, точно цѣлую ночь не спалъ.
   -- Филиппъ, -- сказалъ онъ своимъ обычнымъ, привѣтливымъ голосомъ: -- мы вчера съ вами очень холодно разстались, а между тѣмъ я знаю, что вы желаете мнѣ добра.
   -- Ага! подумалъ Филиппъ:-- слѣдствіе-то видно образумило его. И отлично, -- отвѣчалъ онъ громко, -- вѣрно утромъ вещи кажутся вамъ въ другомъ свѣтѣ. Не хотите ли позавтракать, Гэй?
   Гэй отказался, сказавъ, что дома завтракалъ.
   -- Ну, что-жъ вы мнѣ скажете новенькаго на счетъ вчерашняго нашего разговора? спросилъ Филиппъ.
   -- Ничего. Я пришелъ повторить вамъ, что я невиненъ, и что я буду ждать, чтобы время меня оправдало. Я для того только пришелъ, чтобы проститься съ вами по дружески.
   -- Заранѣе отвѣчаю, что для васъ я всегда былъ и буду вѣрнымъ другомъ, -- сказалъ Филиппъ, ударяя на слово вѣрный.
   -- Я пришелъ сюда не для объясненій, -- отвѣтилъ Гэй: -- и потому лучше мнѣ молчать. Если вамъ нужно будетъ меня видѣть, можете придти ко мнѣ. Прощайте!
   -- Оригиналъ! подумалъ Филиппъ:-- я его понять не могу!
   Тотчасъ послѣ завтрака онъ отправился въ университетъ наводить справки о Гэѣ. Отзывы о немъ были со всѣхъ сторонъ самые лестные. Всѣ товарищи любили Гэя и уважали его, жалѣя объ одномъ, что онъ ведетъ жизнь слишкомъ уединенную. Разспросы Филиппа удивили многихъ въ Оксфордѣ, онъ былъ самъ слишкомъ молодъ, чтобы брать на себя роль надзирателя. Мистера Уэльвуда не было въ городѣ; онъ дома готовился къ поступленію въ священники, и отъ него показаній нельзя было отобрать. Отправившись по словамъ, Филиппъ всюду встрѣчалъ одинъ и тотъ же отвѣтъ: "Сэръ Гэй въ кредитъ ничего не покупаетъ, за все платитъ наличными деньгами." Капитанъ Морвиль напоминалъ собою судебнаго слѣдователя, который чувствуетъ, что у него изъ-подъ рукъ ускользаютъ всѣ слѣды преступленія. Но онъ стоялъ на одномъ, что Гэй виноватъ, что въ университетѣ всѣ къ нему пристрастны; что купцы сдѣлали стачку, чтобы скрыть его дѣйствія или, наконецъ, что Гэй кутилъ не здѣсь, а въ С.-Мильдредѣ.
   Убѣдившись, что всѣ розыски его тщетны, Филиппу, какъ благородному человѣку, слѣдовало бы зайдти къ Гэю и сказать ему о результатѣ слѣдствія. Но онъ вспомнилъ, что ему нужно идти къ Гэю на домъ, и у него не хватило духу дать случай своему антагонисту торжествовать надъ собой.
   -- Нѣкогда мнѣ заходить къ нему, -- говорилъ онъ самъ себѣ, -- я еще на поѣздъ опоздаю.
   И онъ уѣхалъ на станцію, гдѣ ему пришлось ждать болѣе четверти часа.
   -- Ну, чтожъ? утѣшалъ себя Филиппъ:-- еслибы я даже и поѣхалъ къ нему, пользы бы это не принесло. Онъ страшно упрямъ и раздражителенъ. Нужно избѣгать случаевъ возбуждать его гнѣвъ!
   Годъ спустя послѣ этого дня, Филиппъ дорого бы бы далъ за пропущенную четверть часа!
   Въ 6 часовъ онъ прибылъ въ С.-Мильдредъ, гдѣ былъ встрѣченъ съ радостью въ домѣ сестры. Она и мужъ вообще гордились Филиппомъ, но Маргарита любила его, какъ своего балованнаго ребенка, какъ друга и совѣтника въ продолженіе всей своей замужней жизни. Она пригласила самое отборное общество къ себѣ на обѣдъ, зная, что простая бесѣда мужа не могла удовлетворить избалованный изящный вкусъ брата. Вечеръ былъ очень оживленъ и гости разъѣхались, унося съ собой впечатлѣніе, что такихъ красавцевъ и умныхъ людей, какъ мистриссъ Гэнлей и капитанъ Морвиль, рѣдко можно найдти. Бракъ Маргариты возстановилъ было противъ нея всю мѣстную аристократію, но въ присутствіи Филиппа, вся окрестная знать съѣхалась въ домъ доктора Гэнлей, по первому приглашенію его жены.
   Братъ и сестра постоянно сходились во вкусахъ и мнѣніяхъ, одна только миссъ Уэльвудъ служила яблокомъ раздора между ними. Филиппъ былъ горячимъ ея защитникомъ: с.-мильдредское общество на обѣдѣ Гэнлей положило: отстранить миссъ Елизавету отъ посѣщенія больницъ, состоявшихъ подъ надзоромъ дамъ-благотворительницъ; хозяйка дома и ея мужъ подали въ этомъ вопросѣ свой голосъ одни изъ первыхъ. Филиппъ молчалъ, но когда гости разъѣхались, онъ сильно заспорилъ съ сестрою и зятемъ по поводу такого самоуправства. Докторъ дѣйствовалъ подъ вліяніемъ жены. Еслибы дѣло зависѣло отъ него, онъ, конечно, взялъ бы сторону миссъ Уэльвудъ, которая, какъ онъ самъ говорилъ, своимъ дѣятельнымъ участіемъ образовала изъ бѣдныхъ женщинъ отличныхъ сидѣлокъ, но онъ не смѣлъ противорѣчить Маргаритѣ и подалъ голосъ противъ миссъ Уэльвудъ. Долго спорили братъ и сестра и кончилось тѣмъ, что мистриссъ Гэнлей обѣщала Филиппу не мѣшать миссъ Уэльвудъ быть полезной на ея благотворительномъ поприщѣ.
   -- Сэръ Гэй очень съ ними возится, -- замѣтила Маргарита.
   -- Въ самомъ дѣлѣ? спросилъ Филиппъ. -- Вѣдь не ухаживаетъ же онъ за ними.
   -- Куда ухаживать! Меньшой сестрѣ уже за тридцать лѣтъ. Кстати, Филиппъ, правда ли, что онъ сватался къ лэди Эвелинѣ де Курси?
   -- Какой вздоръ! возразилъ братъ.
   -- Жаль мнѣ будетъ его жены! У него страшный характеръ! Но вѣдь лэди Эвелина все это время гостила въ Гольуэлѣ? Меня удивляло даже, какъ это тетушка не боится такой опасной соперницы для своихъ дочерей.
   -- Чего-жъ ей бояться? спросилъ Филиппъ.
   -- Какъ чего? Развѣ Гэй не выгодный женихъ для гольуэльскихъ барышень? насмѣшливо замѣтила сестра.
   -- Что-жъ въ немъ завиднаго, если ты сейчасъ говорила, что жалѣешь женщину, которая рѣшилась бы выйдти за Гэя? Впрочемъ, не знаю, можетъ быть, лэди Эвелина и въ самомъ дѣлѣ служила ширмами для нашихъ кузинъ.
   -- Ну, ужъ сомнѣваюсь, чтобы у нашей добродушной тетушки хватило ловкости на такой маневръ! захохотавъ сказала Маргарита.-- А что? очень хорошенькая эта лэди Эвелина? У нея, какъ кажется, чрезвычайно правильное лицо.
   -- Именно такъ, -- отвѣчалъ Филиппъ: -- только правильное, но за ней многіе ухаживаютъ. Что-жъ касается Гэя, то и похожаго нѣтъ, чтобы онъ былъ въ нее влюбленъ.
   -- А онъ непремѣнно рано женится, какъ покойный его отецъ, -- сказала мистриссъ Гэнлей.-- Какъ ты думаешь, мѣтитъ онъ на которую нибудь изъ Эдмонстоновъ? Онъ много мнѣ говорилъ о красотѣ Лоры, но не замѣтно, чтобы онъ былъ въ нее влюбленъ. Нравится она тебѣ?
   -- Она очень хорошенькая.
   -- А меньшая, Эмми, какова?
   -- Та еще ребенокъ, да едва ли когда и разовьется. Вообще, это добрая, веселая дѣвочка.
   -- Ну, а что Чарльзъ? пересталъ ли капризаичать? Пора бы ему исправиться.
   -- Правда, но исправленіе-то идетъ тупо. Онъ страшно любитъ Гэя. Тотъ его очень балуетъ, ухаживаетъ за нимъ, и больной сильно къ нему привязался. Я право былъ бы готовъ уважать Чарльза за его жаркую защиту молодаго преступника, но бѣда въ томъ, что онъ неумѣстнымъ заступничествомъ только мѣшаетъ мистеру Эдмонстону и мнѣ, въ дѣлѣ нашего слѣдствія. Маргарита, дай мнѣ завтра утромъ адресы трехъ лицъ, гдѣ я могъ бы навести еще новыя справки о поведеніи Гэя, -- сказалъ Филиппъ.
   Мистриссъ Гэнлей усердно помогала брату, но и вторичные розыски его оказались тщетны. Джонъ Уайтъ выѣхалъ изъ С.-Мильдреда и его не ждали ранѣе начала новыхъ скачекъ. Такимъ образомъ нельзя было узнать, принималъ ли Гэй участіе въ его пари или нѣтъ. Полковникъ Гарвудъ, къ которому Филиппъ не полѣнился съѣздить, отозвался, что онъ ничего особеннаго не слыхалъ о Гэѣ. Сыновей его дома не было.
   -- Молодой Морвиль, -- говорилъ старикъ:-- на мои глаза очень острый, веселый малый; раза два или три онъ охотился вмѣстѣ съ Томомъ; я знаю, что у него есть отличный пудель. Ѣздилъ ли онъ на скачки съ сыномъ -- это мнѣ неизвѣстно. Разъ, какъ то я хотѣлъ его пригласить туда вмѣстѣ съ собою, да что-то помѣшало, и сэръ Гэй не поѣхалъ.
   -- Ну, это еще не доказательство, подумалъ Филиппъ:-- Гэй могъ быть на скачкахъ вмѣстѣ съ Томомъ и безъ вѣдома полковника. Томъ такого рода господинъ, что способенъ втянуть каждаго въ пари и, вѣроятно, Гэй далъ обязательство выплатить свой долгъ, когда сдѣлается совершеннолѣтнимъ. Кто его тамъ знаетъ! Можетъ быть, ему Рэдклифскій управляющій выслалъ значительную сумму денегъ. Мнѣ нужно будетъ справиться съ приходо-расходными книгами въ самомъ имѣніи. Если тамъ ничего не откроется, я долженъ отказаться отъ слѣдствія.
   Филиппъ пробылъ такъ долго у Гарвуда, что не успѣлъ зайдти на кладбище поклониться праху матери и сестры. Онъ просидѣлъ весь вечеръ съ Маргаритой и на другой день уѣхалъ въ Торндаль-Паркъ.
   Нигдѣ не были такъ рады Филиппу, какъ въ этомъ домѣ. Лордъ Торндаль старался всегда какъ можно лучше принять его и угостить, чувствуя, что онъ глубоко обязанъ Филиппу за его вниманіе и заботы къ меньшому его сыну.
   Чарльзъ и Гэй могли сколько угодно смѣяться надъ отношеніями Филиппа къ молодому Торндалю и давать имъ прозвища, но такая крѣпкая дружба дѣлала честь обоимъ молодымъ людямъ. Не отличаясь большимъ умомъ, вся семья Торндалей, гордилась тѣмъ, что ихъ Джемсъ нажилъ себѣ друга въ капитанѣ Морвилѣ, котораго всѣ ставили за образецъ изящнаго, образованнаго молодаго офицера.
   Сестры Торндаль считали мнѣнія Филиппа за авторитетъ и совѣтовались съ нимъ на счетъ выбора книгъ, рисунковъ и узоровъ. Koro бы онъ ни встрѣчали изъ молодыхъ людей, онѣ сейчасъ проводили параллель между новымъ знакомымъ и другомъ Джемса и отдавали всегда преимущество послѣднему. Лэди Торндаль любила капитана за то, что могла постоянно говорить съ нимъ о сынѣ. Лордъ Торндаль, человѣкъ самъ по себѣ надутый, находилъ весьма приличной военную осанку Филиппа; онъ постоянно толковалъ о политикѣ, сожалѣя, что капитанъ не владѣтель Рэдклифа.
   -- Мы бы съ вами тутъ чудесъ надѣлали! говорилъ лордъ, и затѣмъ въ сотый разъ принимался разсказывать, какъ вліяніе Торндалей и Морвилей дѣлило мурортскую общину на партіи.-- А соединись обѣ силы вмѣстѣ -- ее можно бы было обернуть вокругъ пальца! заключилъ онъ.
   Какъ только дѣло касалось о новомъ наслѣдникѣ Рэдклифа, Филиппъ молчалъ или отвѣчалъ уклончиво. Увидѣвъ, что слѣдствіе въ Оксфордѣ и С.-Мильдредѣ неудачно, мистеръ Эдмонстонъ поручилъ племяннику обревизовать книги въ Рэдклифской конторѣ. Филиппъ отправился туда вдвоемъ съ молодымъ Торндалемъ. Онъ былъ вполнѣ убѣжденъ, что тамъ онъ непремѣнно найдетъ слѣдъ, почему Гэй пересталъ вдругъ требовать отъ опекуна тысячу фунтовъ стерлинговъ, понадобившихся ему немедленно. Но какъ онъ ни рылся въ счетахъ и отчетахъ, какъ ни разспрашивалъ старика Мэркгама, сильно ворчавшаго за такую мелочную ревизію, Филиппъ ничего не нашелъ. Онъ отправился ходить по парку, приказалъ отмѣтить на срубъ нѣкоторыя деревья, мѣшавшія, по его мнѣнію, расти другимъ, и услыхавъ, что между управляющимъ и новымъ викаріемъ мистеромъ Амсфордъ существуетъ споръ, порѣшилъ дѣло въ силу данной ему довѣренности въ пользу послѣдняго, воображая, что онъ имѣлъ полное право такъ распорядиться. Уѣзжая, онъ остановился у воротъ, оглянулся на его великолѣпный, старинный замокъ и окружавшіе и паркъ и строенія. Жаль ему стало, что все это богатство въ рукахъ человѣка, неумѣющаго извлечь изъ него пользу для народа.
   -- Чего бы я тутъ ни надѣлалъ! мечталъ онъ съ грустью, еслибъ все это имѣніе принадлежало мнѣ. Какое обширное поле было бы это для моей дѣятельности! Какое достойное мѣсто для такой красавицы-хозяйки, какъ Лора!
  

ГЛАВА V.

   Прогостивъ цѣлую недѣлю въ Торндаль-Паркѣ, Филиппъ Морвиль собрался хоть съ прощальнымъ визитомъ въ Гольуэль, потому что вслѣдъ за симъ полкъ его долженъ былъ выступить въ Коркъ для того, чтобы отправиться въ походъ въ Средиземное море. Филиппъ дорого цѣнилъ это послѣднее свиданіе. Сама Лора не была въ состояніи понять того глубокаго чувства любви, вслѣдствіе котораго онъ принуждалъ ее хранить въ тайнѣ начавшіяся ихъ отношенія. Ему хотѣлось, чтобы достоинства молодой дѣвушки въ его глазахъ еще болѣе возвысились; чтобы она, такъ сказать, сдѣлалась еще чище и цѣломудревнѣе; и вотъ онъ старался всѣми силами выработать силу ея воли надъ собой и пріучить ее къ терпѣнію. Увѣренность, что умная, честная, благородная Лора горячо любитъ его -- эта увѣренность облегчала для Филиппа всѣ домашнія его скорби и испытанія. Сознаніе, что -- вслѣдствіе его наставленій, она выучилась владѣть собой не хуже его, давало Филиппу право надѣяться, что такая жена будетъ настоящимъ другомъ для него въ будущемъ и онъ ѣхалъ теперь въ Гольуэль съ намѣреніемъ быть съ нею какъ можно нѣжнѣе и ласковѣе, -- вещь, которую онъ не смѣлъ бы себѣ никогда позволить, когда она конфузилась каждаго его взгляда и слова. На станціи желѣзной дороги его уже ожидалъ дядя съ экипажемъ.
   -- Ты, братецъ, ничего къ намъ не писалъ, -- заговорилъ мистеръ Эдмонстонъ, поздоровавшись съ нимъ.-- Вѣрно неудача вышла?
   -- Да, дядя я ничего новаго не открылъ, -- отвѣчалъ Филиппъ.
   -- И съ Гэемъ ничего не уладилъ?
   -- Ровно ничего. Онъ не хотѣлъ со мной объясниться и попрежнему гордо отвергъ всѣ наши обвиненія. Надо отдать ему честь, въ Оксфордѣ онъ пользуется отличной репутаціей, и если у него и есть какіе-нибудь долги, то купцы все-таки мнѣ ихъ не открыли.
   -- Хорошо, хорошо! оставимъ этотъ вопросъ. Гэй неблагодарный щенокъ, и мнѣ надоѣло объ немъ толковать. Поскорѣе бы мнѣ съ нимъ раздѣлаться. Дуракъ я былъ, воображая, что его можно передѣлать. У меня дома все пошло вверхъ дномъ, по его милости. Бѣдная Эмми плачетъ, не осушая глазъ, а что хуже всего Чарльзъ слегъ въ постель. Просто горе! жаловался добродушный старикъ.
   -- Чарльзъ болѣнъ? воскликнулъ Филипмъ.
   -- Да, у него образовался мовый нарывъ въ вертлугѣ. Мы было уже думали, что онъ началъ поправлятьбя въ здоровьѣ, а тутъ вдругъ ему хуже сдѣлалось. Ботъ ужъ недѣля какъ онъ повернуться не можетъ; Богъ знаетъ, встанетъ ли еще.
   -- Неужели! Вотъ горе-то! Что-жъ онъ больше страдаетъ, чѣмъ даже прежде?
   -- Конечно. Онъ глазъ не сомкнулъ четыре ночи сряду. Майэрнъ ужъ ему опіуму далъ. Но Чарльзъ ждетъ все тебя, чтобы разузнать подробности объ нашей несчастной исторіи. Вотъ для чего я желалъ бы, чтобы Гэй вернулся къ намъ, Чарльзъ страшно объ немъ тоскуетъ, а это ему очень вредно.
   -- Пока Эмми дома, Гэй не долженъ быть у васъ принятъ, дядя.
   -- Кто объ этомъ говоритъ? прервалъ его дядя съ живостью. Я ему объ Эмми и заикнуться не позволю, пока онъ во всемъ не признается, я такъ и мама сказалъ. Кстати, Филиппъ, Эмми что-то разсказывала, будто ты поскользнулся, неся Чарльза по лѣстницѣ, на рукахъ.
   -- Да, онъ тогда едва не упалъ, -- отвѣчалъ Филиппъ:-- но мнѣ казалось, что онъ вовсе не ушибся. Неужели онъ отъ этого болѣнъ?
   -- Чарльзъ, по крайней мѣрѣ, увѣряетъ, что если бы не ты, то онъ разшибся бы до полусмерти. Онъ тебя вовсе не винитъ.
   -- Однако, его болѣзыь все-таки приписываютъ этому паденію? спросилъ Филиппъ.
   -- Не думаю. Хотя докторъ Томисонъ и подозрѣваетъ, что, вслѣдствіе паденія, въ ногѣ произошелъ вывихъ. Но ты, пожалуйста, не тревожься. Чему быть, тому видно не миновать.
   Филиппу стало очень неловко. Ему не нравился снисходительный тонъ дяди, а главное, непріятно было то, что его имя вмѣшали во всю эту исторію, такъ что Чарльзъ какъ будто дѣлалъ актъ великодушія, принимая всю вину на себя.
   Мистеръ Эдмонстонъ пріѣхалъ съ племянникомъ домой, когда уже были сумерки, но въ гостиной, какъ бывало прежде, они не нашли никого изъ семьи. Даже огонь въ каминѣ потухъ и уголья едва тлѣли. Дядя побѣжалъ къ больному сыну, а къ Филиппу черезъ минуту явилась Лора. Она бросилась прямо къ нему и схватила его за руку.
   -- Ты не привезъ доброй вѣсточки, Филиппъ, я вижу по твоему лицу, -- сказала она. -- Какъ жаль! Это бы такъ всѣхъ насъ успокоило. Ты вѣрно слышалъ о бѣдномъ братѣ?
   -- Да, слышалъ и отъ души пожалѣлъ, -- отвѣчалъ Филиппъ. -- Но неужели, Лора, его болѣзнь произошла отъ того, что онъ споткнулся на лѣстницѣ!
   -- Докторъ Майэрнъ думаетъ, что этого быть не можетъ, но Томпсонъ, послѣ разсказа Эмми, сваливаетъ все на этотъ случай. Я не вѣрю, да и Чарльзъ убѣжденъ, что ты не только не виноватъ въ томъ, что онъ упалъ, но что ты положительно спасъ его. Разскажи, какъ это произошло?
   Фйлипмъ въ точности передалъ Лорѣ, какъ Чарльзъ споткнулся на лѣстницѣ, и какъ онъ одной ногой удержалъ его отъ паденія. Въ эту минуту мистеръ Эдмонстонъ, разстроенный, съ мрачнымъ выраженіемъ на лицѣ, явился сверху и объявилъ, что Чарльзъ требуетъ непремѣнно Филиппа къ себѣ и прислалъ отца за нимъ.
   Въ уборной топился каминъ; дверь въ спальню больнаго была отворена: тамъ на столѣ горѣла ламна, при свѣтѣ которой Эмми прилежно работала. Поздоровавшись молча съ гостемъ, она вышла, оставивъ Чарльза и Филиппа вдвоемъ. На низенькой кровати, придвинутой къ стѣнѣ, лежалъ больной. Лицо его выражало сильное страданіе, глаза распухли и покраснѣли отъ безсонницы; взглядъ былъ быстрый, лихорадочный; Чарльзъ лежалъ на спинѣ, разметавъ обѣ руки по одѣялу.
   -- Какъ мнѣ жаль тебя, Чарли, -- сказалъ Филиппъ, подходя къ кровати и взявъ руку больнаго. Она была горяча и покрыта испариной. -- Ты, какъ видно, сильно страдаешь?
   -- Это не новость! отвѣчалъ Чарльзъ хринлымъ голосомъ. Онъ говорилъ, по обыкновенію, рѣзко и скоро.-- Скажи-ка скорѣе, чѣмъ кончилась твоя поѣздка въ Оксфордъ и С.-Мильдредъ?
   -- Очень сожалѣю, что не могу тебя ничѣмъ обрадовать, -- отвѣчалъ Филиппъ.
   -- Я и не ждалъ отъ тебя радостныхъ вѣстей, съ нетернѣніемъ возразилъ больной.-- Ты мнѣ скажи, что ты тамъ сдѣлалъ?
   -- Чарльзъ, тебѣ вредно говорить о непріятныхъ вещахъ.
   -- Я хочу все знать, понимаешь? крикнулъ бодьной.-- Самъ ты, конечно, не постараешься оправдать Гэя, говори, по крайней мѣрѣ, что ты объ немъ слышалъ: мое ужъ дѣло рѣшить вопросъ.
   -- За что-жъ ты сердишься? Развѣ я чѣмъ нибудь повредидъ Гэю?
   -- Болтунъ! крикнулъ снова больной, пользуясь тѣмъ, что на немъ теперь не взыщутъ за дерзость: -- мнѣ нужны факты. Начинай сначала. Садись, -- вотъ тебѣ стулъ. Разсказывай, гдѣ и какъ ты его нашелъ!
   Филиппъ не смѣлъ противорѣчить больному въ такомъ раздраженномъ состояніи, и подчинился очень покорно строгому его допросу. Онъ въ точности передалъ свое свиданіе съ Гэемъ, ихъ разговоры и свои розыски по городу.
   -- Что-жъ тебѣ сказалъ Гэй, когда услыхалъ о тщетномъ твоемъ слѣдствіи? -- спросилъ Чарльзъ, когда онъ кончилъ.
   -- Я его послѣ этого не видалъ.
   -- Какъ не видалъ? Зачѣмъ же ты не успокоилъ его, что онъ, повидимому, оправданъ?
   -- Мнѣ некогда было къ нему заѣзжать. Притомъ дѣло еще не открыто: я держусь перваго своего мнѣнія и другое свиданіе съ Гэемъ повело бы насъ къ новымъ столкновеніямъ, -- возразилъ Филиппъ.
   -- Молчи! закричалъ Чарльзъ.-- Я больше ничего не хочу слушать! Я сначала полагался на тебя, думая, что ты дѣйствуешь съ основаніемъ; теперь я вижу, что все это одно коварство.
   Услыхавъ крикъ брата, Лора, блѣдная, вышла изъ уборной и глззами умоляла Филиппа замолчать. Докторъ Майэрнъ вошелъ вслидъ за мею въ комнату больнаго.
   -- Докторъ! опіуму! опіуму побольше! дайте мнѣ забыться, пока вся эта исторія не кончится! говорилъ Чарльзъ, заметавшись на постели.
   Филиппъ молча пожалъ руку Майэрну и, обратившись къ больному, тихо сказалъ:
   -- Прощай, Чарли!
   Но тотъ покрылъ голову одѣяломъ и сдѣлалъ видъ, какъ будто не слышитъ его.
   -- Бѣдный малый, -- сказалъ Филиппъ, выходя изъ спальни, вмѣстѣ съ Лорой. -- Вотъ вѣрный-то другъ! Жаль только, что, вслѣдствіе слабости нервъ, онъ доходитъ до крайности.
   -- Я была увѣрена, что ты на него не разсердишься, -- замѣтила Лора.
   -- Меня въ настоящее время трудно было бы разсердить каждому, не только больному твоему брату, -- сказалъ онъ грустно.
   У Лоры сжалось сердце при этомъ намекѣ на скорую разлуку.
   -- Ахъ, Эмми! сказалъ Чарльзъ сестрѣ, когда та пришла къ нему послѣ обѣда. -- Я теперь, болѣе чѣмъ когда увѣренъ, что дѣло Гэя выяснится скоро. Всѣ они были предубѣждены противъ него: вотъ и вся причина обвиненія.
   -- А развѣ тебѣ Филиппъ разсказалъ что-нибудь? спросила сестра.
   -- Я вытянулъ отъ него, что могъ, и убѣжденъ, что Гэй правъ. Жаль, что онъ хорошенько не отдулъ Филиппа. Я бы на его мѣстѣ спуску бы не далъ!
   -- Нѣтъ, нѣтъ, Гэй этого не сдѣлаетъ. Онъ вѣрно былъ сдержанъ во время свиданія, -- сказала Эмми съ живостью.
   -- Еще бы! Иначе мы бы давно узнали о скандалѣ, -- замѣтилъ Чарльзъ.
   И слово въ слово пересказалъ сестрѣ все, что онъ успѣлъ узнать отъ Филиппа.
   Оба двоюродные брата видѣлись очень рѣдко. Каждое утро Филиппъ приходилъ освѣдомляться о здоровьѣ больнаго, но тотъ даже и не приглашалъ его сѣсть. Нарывы, образовавшіеся у Чарльза въ ногѣ, очень долго созрѣвали и онъ мучился день и ночь, такъ что цѣлую недѣлю, пока Филиппъ гостилъ въ Гольуэлѣ, больной или страдалъ, или находился въ забытьѣ, вслѣдствіе большихъ пріемовъ опіума, которые ему давали для облегченія страданій. Мать совершенно отдалась страдальцу-сыну; она проводила все время у его постели, и какъ неутомимая сидѣлка забывала даже о себѣ. Неудачное слѣдствіе Филиппа огорчило ее гораздо болѣе потому, что Чарльза это разстроило, а o Гэѣ и Эмми она на время забыла. Эмми, съ своей стороны, кротко переносила свое горе. Она дѣлила съ матерью хлопоты о братѣ, постоянно ухаживала за нимъ, сидѣла цѣлые дни у него въ комнатѣ, а отъ Филиппа невольно отдалялась.
   Лора была также очень нѣжна и внимательна къ больному брату, но онъ обходился безъ нея легче, чѣмъ безъ матери и Эмми, и потому она большей частью сидѣла внизу, занимала гостей. Докторъ Майэрнъ въ послѣднее время жилъ почти безвыходно въ Гольуэлѣ и обѣдалъ тутъ чуть ли не ежедневно. Филиппу часто приходилось сидѣть съ нимъ по цѣлымъ часамъ вдвоемъ. Разъ какъ-то, пользуясь отсутствіемъ Эмми, Филилпъ разговорился съ нимъ и съ дядей о Рэдклифскомъ имѣніи:-- это былъ его любимый предметъ разговора.
   -- Что это за выгодная мѣстность, -- говорилъ онъ:-- какое богатое, живописное имѣніе и выходитъ-то оно на мурортскую большую дорогу. Его можно великолѣпно отдѣлать; стоитъ только осушить и разработать огромныя болота и подчистить строевые лѣса. Сколько тамъ арендаторовъ, какіе огромныя права у владѣльца! Онъ можетъ имѣть большое вліяніе на городскую общину и вобще на весь околодокъ. Современемъ Рэдклифскій помѣщикъ сдѣлается опаснымъ соперникомъ для дома Торндаль. Сэръ Гэй Морвиль займетъ высокую степень общественнаго значенія въ Англіи, если онъ подготовить себя къ ней.
   Мистеръ Эдмонстонъ радовался и потиралъ руки, слушая слова Филиппа; онъ мысленно удивлялся своему великодушію, какъ это у него хватило духу отказать такому жениху, какъ Гэй. А Лора, сидѣвшая тутъ же, невольно мечтала, какъ шелъ бы къ Филиппу титулъ владѣтеля Рэдклифа, и какъ онъ былъ бы на своемъ мѣстѣ, во главѣ такого богатаго имѣнія. Впрочемъ, -- утѣшала она себя, глядя на него съ нѣжностью, -- онъ мнѣ въ тысячу разъ дороже и безъ этой богатой обстановки, съ одними личными своими достоинствами.
   -- А тебѣ, мой красавецъ, видно не легко забыть, что ты первый наслѣдникъ послѣ Гэя! проворчалъ довольно громко докторъ Майэрнъ, когда Филиппъ съ дядей вышли послѣ одного такого оживленнаго разговора, изъ гостиной.
   -- Докторъ, что вы! замѣтила вся вспыхнувъ Лора.
   -- Ахъ, миссъ Эдмонстонъ, извините, я васъ не замѣтилъ, -- произнесъ докторъ съ улыбкой.
   -- А что? спросила дерзко Шарлотта (она была его любимицей).-- Вы вѣрно вздумали сами съ собой разговаривать, воображая, что дома сидите. Совѣтую вамъ не сердить Лору. Она не любитъ, чтобы о Филиппѣ отзывались съ неуваженіемъ.
   -- Тсъ! сестра! замѣтила Лора съ досадой.
   -- Видите, Шарлотта, -- шепнулъ докторъ своей баловницѣ, но такъ, чтобы Лора его слышала:-- сестрица, то хочетъ сердце на васъ сорвать, потому что знаетъ, что съ меня взятки гладки.
   -- Шарлотта страшно избаловалась безъ надзора маменьки, -- замѣтила Лора, стараясь засмѣяться.
   Но докторъ видѣлъ, что все это ей очень непріятно.
   -- Бога ради, извините меня за то, что я такъ некстати проговорился, -- повторилъ онъ опять. -- У меня право не было злаго умысла. Я убѣжденъ, что капитанъ не желаетъ сэръ Гэю ничего дурнаго. Но мудрено ли не позавидовать иногда владѣтелю такого имѣнія, какъ Рэдклифъ, когда знаешь. что имѣешь также на него нѣкоторыя права.
   -- Да, но вы забываете докторъ, что Филиппъ не простой смертный! вмѣшалась Шарлотта, котораявъ 14 лѣтъ пріобрѣла уже способность острить à la Чарльзъ, особенно когда въ комнатѣ не было матери.
   Лора поняла, что не слѣдутъ обращать вниманія на выходку сестры, и съ улыбкой сказала доктору.
   -- Видно сейчасъ, что у васъ совѣсть не чиста, если вы извиняетесь передо мной. Вѣдь вы сами сейчасъ сказали, что у васъ не было злаго умысла, въ чемъ же мнѣ васъ извинять?
   -- Я правду сказалъ, -- продолжалъ шутливо старикъ.-- Мистеръ Филиппъ и безъ состоянія составилъ себѣ положеніе въ обществѣ. Конечно, будь онъ владѣтель Рэдклифа, онъ бы сталъ еще выше. Но вѣдь и теперь имѣніе въ хорошихъ рукахъ. Положимъ, если сэръ Гэй и промахнулся немного, это не есть еще причина думать, чтобы онъ былъ человѣкъ нехорошій.
   -- Не правда, -- сказала рѣшительнымъ тономъ. Шарлотта:-- Чарльзъ и я увѣрены, что онъ даже и теперь никакого промаха не сдѣлалъ.
   Въ эту минуту вошелъ Филиппъ, и преніе кончилось. Предоставленные почти полной свободѣ, Лора и Филиппъ сходились теперь гораздо чаще и разговаривали наединѣ самымъ откровеннымъ образомъ. Конечно, это было все не то, что прежде, когда они проводили вдвоемъ чуть ли не цѣлые дни, не возбуждая ни въ комъ подозрѣнія, но Лора дорожила теперь краткими минутами нѣжности Филиппа; она съ лихорадочной дрожью ожидала каждый разъ его прихода, и послѣ всякаго свиданія съ нимъ все крѣпче и крѣпче привязывалась къ нему.
   -- Что ты намѣрена сегодня дѣлать? спросилъ онъ ее, наканунѣ своего отъѣзда изъ Гольуэля. -- Мнѣ нужно бы переговорить съ тобою, наединѣ.
   Лора опустила глаза и покраснѣла; ей показалось страннымъ, что Филиппъ какъ будто назначаетъ ей тайное свиданіе, но тотъ спокойно смотритъ на нее, далеко не конфузясь своихъ словъ.
   -- Я передъ обѣдомъ пойду въ ист-гильскую школу, -- отвѣчала наконецъ Лора.-- Въ половинѣ четвертаго я оттуда выйду.
   Мэри Россъ не было дома, всѣ шестеро дѣтей ея брата, пользуясь пріѣздомъ милой тетки, вздумали заболѣть корью и тѣмъ удержали ее на долгій срокъ у себя. Мистеръ Россъ не зналъ бы, что дѣлать съ женской школой въ своемъ приходѣ, въ отсутствіе дочери, если бы Лора не вызвалась замѣнить Мэри. Она неутомимо работала съ дѣтьми. Въ день назначеннаго свиданія съ Филиппомъ, Шарлотта какъ нарочно приставала къ сестрѣ, чтобы та взяла ее съ собой въ школу. Лора придумывала всевозможные предлоги, думая отвлечь ее отъ этого желанія. Она грозила ей дождемъ, увѣряла, что дороги грязны, словомъ, нашла столько препятствій, что мистриссъ Эдмонстонъ, которой не было времени не только что выйдти самой на воздухъ, но даже и въ окно заглянуть, чтобы провѣрить, какова погода, скоро приказала Шарлоттѣ оставаться дома; но шалунья еще, конечно, больше настаивала, чтобы ее отпустили, говоря, что именно по грязи-то и весело гулять. Лору выручилъ докторъ Майэрнъ, онъ искренно посмѣялся, услыхавъ, что она пророчитъ сестрѣ дождикъ, и предложилъ Шарлоттѣ идти вмѣстъ съ нимъ, совершенно въ противоположную сторону, чтобы навѣстить одного бѣднаго больнаго старика: Шарлотта съ радостью предпочла своего друга молчаливой сестрѣ.
   Филиппъ, между тѣмъ, пѣшкомъ дошелъ вплоть до Броадстона; онъ разсчиталъ такъ, чтобы вернуться, оттуда ровно къ тому времени, когда Лора выйдетъ изъ школы. Онъ всячески хотѣлъ убѣдить себя, что встрѣтился съ ней случайно, чтобы не имѣть на совѣсти тайнаго свиданія. Это было въ ноябрѣ мѣсяцѣ; день былъ сѣрый, туманный, и желтые сѣрые листья вязовъ, тихо падая съ деревьевъ, покрывали собою всю дорогу.
   -- Не сыро ли тебѣ, Филиппъ? спросила Лора, когда они встрѣтились.
   -- Нѣтъ, вѣдь дождя не было, -- отвѣчалъ онъ, и пошелъ рядомъ съ ней молча. -- Лора! сказалъ онъ спустя нѣсколько времени: -- пора бы намъ объясниться!
   Лора робко взглянула на говорившаго.
   -- Да, -- продолжалъ онъ:-- мы любили другъ друга такъ сильно, такъ были преданы другъ другу.
   -- Почему же были? спросила тревожно Лора.-- Развѣ наши чувства должны измѣниться теперь?
   -- Они не измѣнятся, если только ты, съ своей стороны, этого не пожелаешь.
   -- Напротивъ, они составляютъ все мое счастіе! съ жаромъ возразила Лора.
   -- Такъ будемъ говорить прямо: мое положеніе невыносимо, но я рѣшился высказать тебѣ сегодня все, что я чувствую. Своему врагу не пожелалъ бы я быть на моемъ мѣстѣ! Я люблю тебя, и не смѣю этого выказать; я просилъ твоей руки, а между тѣмъ тѣмъ офиціально не имѣю права объявить этого; я ничего не обѣщалъ тебѣ, ни чѣмъ не связалъ тебя, а между тѣмъ я вѣрю, что мы любимъ другъ друга, вѣрю такъ, какъ вѣрю въ то, что я стою на этомъ мѣстѣ.
   -- И вѣрь, мой другъ! нѣжно отвѣчала Лора:-- я полюбила тебя давно, а послѣ нашего разговора въ полѣ -- ты мнѣ сталъ еще дороже. Мнѣ иногда страшно дѣлается, когда я чувствую, что ты замѣнилъ для меня все на землѣ, родныхъ, семью -- все! все! Мнѣ стыдно, что я горюю больше о твоемъ отъѣздѣ, чѣмъ о болѣзни Чарльза.
   -- Да, -- отвѣчалъ Филиппъ: -- Это правда. Не смотря на мою наружную холодность, ты угадала, что у меня есть сердце. Ты ни разу не усомнилась во мнѣ, ты оцѣнила мою любовь. Милая моя, ты ввѣрила мнѣ свое счастіе: будь же покойна, я его сберегу. Твое счастіе -- счастіе Филиппа! заключилъ онъ взволнованнымъ голосомъ.
   -- Меня одно тревожитъ, -- замѣтила Лора: -- не лучше ли намъ, хоть одной мамѣ сказать о нашей любви.
   -- Зачѣмъ это? Не забудь, что ты ничѣмъ со мной не связана. Я развѣ взялъ съ тебя слово быть мнѣ вѣрной? Ты можешь выйдти замужъ, хоть завтра, я никогда не осмѣлюсь роптать на твою измѣну. Помни, что я тебѣ не преграда.
   Лора слабо вскрикнула, какъ будто бы ее кто ударилъ.
   -- Я вѣрю, -- продолжалъ онъ:-- что ты этого никогда не сдѣлаешь, и потому совершенно спокоенъ на твой счетъ. Но зачѣмъ же тревожить твоихъ родителей понапрасну? Они непремѣнно откажутъ мнѣ, опираясь на мою бѣдность, и мы съ тобой черезъ это ничего не выиграемъ. Жениться на тебѣ противъ ихъ воли я не рѣшусь, тѣмъ болѣе, что тебѣ пришлось бы тогда жить со мною въ казармахъ, какъ живутъ жены бѣдныхъ офицеровъ. Ну, скажи, легче ли намъ сдѣлается, если мы объявимъ себя гласно -- женихомъ и невѣстой? Давай ужъ лучше ждать моего производства въ слѣдующій чинъ. Къ этому времени -- заключилъ онъ съ грустной улыбкой -- наша взаимная любовь пріобрѣтетъ цѣну десятилѣтней давности и будетъ намъ еще дороже. Ждать можно, вѣдь тебѣ еще 20 лѣтъ, Лора.
   -- Я это время очень состарилась, -- отвѣчала она:-- вся моя безпечная веселость исчезла. Горе не молодитъ; Филиппъ, возьми въ примѣръ хоть Эмми.
   -- Да, я думаю, что въ эти два года ты мало счастія видѣла, -- сказалъ Филиппъ, взявъ ее ласкево за руку.
   -- У меня бывали блаженныя минуты радости, -- возразила Лора: -- но большею частью были все черные дни.
   -- Видитъ Богъ, что мнѣ тяжело было огорчать тебя, но я думалъ объ одномъ, какъ бы уберечь мою Лору отъ того страшнаго положенія, въ которое попала Эмми, по милости необдуманнаго сватовства Гэя. Я нарочно держалъ себя вдали отъ тебя; но сознаніе, что ты также меня любишь, увѣренность, что, давши слово быть моей женой, ты мнѣ никогда не измѣнишь, все это придавало и придаетъ моей жизни много отрады. Я горжусь тобой, моя Лора, горжусь тѣмъ, что ты твердо переносишь всѣ наши испытанія и выдерживаешь смѣло то, чего никакая бы женщина не выдержала.
   -- Я и теперь готова перенести все на свѣтѣ, кромѣ разлуки съ тобой, Филиппъ! сказала Лора со слезами на глазахъ.
   -- И ее перенесемъ, ради нашей любви. Мы разстанемся не на вѣки.
   -- А надолго ли?
   -- Навѣрно, не съумѣю сказать. Много лѣтъ пройдетъ, пока меня произведутъ въ слѣдующій чинъ. Твои свѣжія щеки очень поблекнутъ, когда это сбудется, но, надѣюсь, что любовь и вѣрность Лоры не измѣнятся.
   -- Да, я къ этому времени посѣдѣю, наживу морщины, а ты сдѣлаешься загорѣлымъ, старымъ солдатомъ, -- сказала Лора, улыбаясь и грустно взглянувъ на своего красиваго жениха.-- Но вѣдь сердце не лицо, мѣняться не можетъ.
   Подходя къ дому, они свернули на лугъ и долго ходили по окраинѣ его. Филиппу все хотѣлось убѣдить себя, что у нихъ не тайное свиданіе. Уже стемнѣло; локоны Лоры сильно распустились отъ росы и пальто Филиппа все отсырѣло. Влюбленные продолжали ходить, не будучи въ силахъ разстаться послѣ такой отрадной задумчивой бесѣды. Горько было Лорѣ сознавать, что это свиданіе послѣднее, что затѣмъ слѣдуетъ долгая, долгая разлука; но ее поддерживала сильная вѣра въ Филиппа.
   -- Онъ любитъ меня и никогда мнѣ не измѣнитъ, -- твердило ея сердце.
   Эмми очень удивилась, встрѣтивъ Лору въ спальнѣ совершенно почти мокрую отъ вечерней сырости. Лицо сестры показалось ей страшно грустно, но она не разспрашивала ее ни о чемъ.
   Эмми возбуждала своей кротостью и терпѣніемъ большое сочувствіе въ Филиппѣ; но чѣмъ сильнѣе онъ привязывался къ ней, тѣмъ менѣе считалъ онъ Гэя достойнымъ имѣть такую жену.
   -- Это все равно, что соединить тигра съ голубкой, говорилъ онъ самъ себѣ: -- и я сильно боюсь, что, спустивъ меня съ рукъ, безхарактерный мистеръ Эдмонстонъ не пощадитъ бѣдной дочери и отдасть ее Гэю!
   Уѣзжая, онъ связалъ дядю словомъ, что Гэй до тѣхъ поръ не переступитъ порога гольуэльскаго дома, пока вопросъ о томъ -- играетъ ли онъ или нѣтъ, не сдѣлается совершенно яснымъ.
   Настало послѣднее утро, и Филиппъ отправился прощаться съ Чарльзомъ. Тотъ, къ этому времени, сильно ослабѣлъ и долго не рѣшался принять его; наконецъ, Филиппа впустили, онъ пожалъ руку больному, простился съ нимъ и пожелалъ ему скораго облегченія.
   -- Прощай, Филиппъ, проговорилъ черезъ силу Чарльзъ.-- Желаю тебѣ также скораго исправленія. Что до меня касается, то я готовъ скорѣе остаться весь вѣкъ хромымъ, чѣмъ имѣть твой характеръ.
   Отвѣчать на эту колкость не было возможности. Филиппъ снова простился, почти увѣренный, что они съ Чарльзомъ на этомъ свѣтѣ не увидятся болѣе.
   Вся семья собралась въ передней. Мистриссъ Эдмонстонъ горько плакала; для нея Филиппъ былъ особенно дорогъ. Она его нѣжно любила, какъ единственнаго сына своего брата, какъ сироту, котораго они давно уже причислили къ своей семьѣ, и котораго берегла и лелѣела, какъ своего собственнаго ребенка. Онъ въ ея глазахъ выросъ и своей жизнью оправдалъ всѣ ея надежды. Въ минуту прощанія она забыла нѣкоторыя выходки его самолюбія, которыя подъ часъ были ей непріятны, и рыдая цѣловала его, говоря:
   -- Благослови тебя Богъ, мой Филиппъ, на всѣхъ путяхъ твоей жизни. Грустно намъ будетъ безъ тебя!...
   Эмми пожала ему руку и невольно заплакала, хотя внутренно она не чувствовала большой скорби отъ того, что ея мудрый, всѣми уважаемый кузенъ уѣзжаетъ такъ надолго.
   -- Прощайте, Филиппъ! сказала равнодушно Шарлотта.-- Я ужъ буду совсѣмъ большая, когда вы вернетесь.
   -- Ну, ты, кошка! не пророчь ему такихъ вещей! замѣтилъ шутливо отецъ.
   Филиппъ ничего не видалъ и не слыхалъ, онъ крѣпко жалъ руку Лорѣ и съ трудомъ могъ оторвать отъ нея глаза.
  

ГЛАВА VI.

   Возвратившись отъ Филиппа, Гэй принялся снова за работу, думая этимъ убить поскорѣе время, пока тотъ не придетъ объявить ему, что, по слѣдствію, онъ оправданъ. Гэй радовался зарамѣе, что хорошіе отзывы объ немъ отовсюду могутъ, наконецъ, снять съ него тяжкое подозрѣніе опекуна, но его тревожило одно, что рано или поздно его заставятъ измѣнить тайнѣ дяди Диксона; потому что мистеръ Эдмонстонъ не иначе обѣщалъ простить Гэя, какъ съ условіемъ, чтобы онъ исповѣдался ему со всемъ. Гэй ждалъ напрасно Филиппа. День прошелъ -- его не было; пришлось ждать письма, но почта за почтой проходила, а писемъ также не получалось.
   -- Не напишетъ ли ко мнѣ Филиппъ хоть изъ Голъуэля, -- думалъ Гэй: -- а можетъ и дядѣ вздумается самому откликнуться, или, наконецъ, Чарльзъ, мой милый, вѣрный другъ, онъ, по крайней мѣрѣ черкнетъ мнѣ нѣсколько строкъ? ...
   Не тутъ-то было! Жители Гольуэля точно условились между собою и молчали.
   -- Что я такое сдѣлалъ, что они отъ меня всѣ отвернулись, -- твердилъ бѣдный Гэй, ходя взадъ и впередъ по своей комнатѣ.-- Обидѣть ихъ, я никого не обидѣлъ. Въ университетѣ мною всѣ довольны, хоть я и не отличный студентъ, а все-таки учусь недурно. Отзывы обо мнѣ вездѣ хорошіе. Чего-жъ они молчатъ? Неужели мистеръ Эдмонстонъ приказалъ даже Чарльзу прекратить со мной всѣ сношенія? Вѣдь онъ ужъ самъ взрослый молодой человѣкъ, можетъ имѣть свою собственную волю. Это не то, что милая моя Эмми!...
   Объ ней Гэй не могъ равнодушно вспомнить; получая письма отъ ея брата, онъ часто мечталъ, что она, можетъ быть, сидѣла подлѣ Чарльза въ ту минуту, когда тотъ писалъ къ нему; судя по цвѣту бумаги, или по формѣ конверта, старался онъ отгадать, гдѣ они находились въ то время, когда письмо писано, въ гостиной или на верху. Все те, что выходило изъ уборной, отличалось особеннымъ изящнымъ видомъ и формою. Но съ нѣкоторыхъ поръ Чарльзъ лишилъ его даже и этого послѣдняго утѣшенія; ни слова ласки, ни строчки участія -- ничего не присылалось бѣдному Гэю. Ему казалось, что между нимъ и родной семьею легла пропасть непроходимая, и что онъ схоронилъ свое краткое счастіе на вѣки.-- Неужели грѣхъ и проклятіе, тяготѣющіе на родѣ Морвилей изъ Рэдклифа, отзываются и на мнѣ! думалъ онъ.
   Если бы не молитва и не трудъ, Гэй не выдержалъ бы годичнаго курса. Къ концу послѣдняго мѣсяца онъ совершенно потерялъ голову, его била лихорадка при одномъ видѣ конверта съ почты: такъ горячо жаждалъ онъ письма, хрть бы съ извѣстіемъ, что ему запрещается навсегда въѣздъ въ Гольуэль. Но писемъ по прежнему не было, и онъ рѣшилъ провести зимніе каникулы въ Рэдклифѣ. Какъ ему ни тяжко было возобновлять въ своей памяти грустныя тѣни прошлаго, по другаго ничего не оставалось дѣлать. Гарри Грэхамъ убѣждалъ его ѣхать провести святки къ нему въ деревню, говоря, что семья у него превеселая, но Гэй чувствовалъ, что радости для него не существуютъ въ настоящее время, и онъ не хотѣлъ портить своему пріятелю домашняго праздника. Онъ положительно отказался отъ всѣхъ радушныхъ приглашеній своихъ университетскихъ товарищей, и дня два спустя по окончаніи учебнаго термина написалъ домой приказъ, чтобы ему приготовили его спальню и библіотеку, и чтобы въ Мурортъ выслали за нимъ какой-нибудь экипажъ. Желѣзная дорога въ то время проходила уже недалеко отъ Рэдклифа, но отъ станціи оставалось все еще добрыхъ 30 миль, которыя нужно было проѣхать въ дилижансѣ, по такой мѣстности, которая Гэю была совершенно неизвѣстна. Это была большей частью мрачная, болотистая равнина, не представлявшая никакого развлеченія для глазъ путешественника, и Гэй, проѣзжая по ней, не могъ оторвать своихъ мыслей отъ милаго Гольуэля, гдѣ въ это время, бывало, его пріѣзда ждали, съ нетерпѣніемъ.
   Поднявшись на какую-то гору, дилижансъ началъ спускаться по почти отвѣсному скату. Колеса затормозили, и карета медленно въѣхала въ деревню, поразившую Гэя своими полуразрушенными строеніями. Всѣ дома ея были сложены изъ грубаго мѣстнаго камня, и скорѣе смахивали на лачуги, чѣмъ на коттэджи; черепица на крышахъ была сорвана, окна разбиты. Нечесанныя, грязныя женщины, съ какимъ-то дикимъ выраженіемъ на лицѣ, въ лохмотьяхъ вмѣсто платьевъ, толпились у дверей домовъ; оборванные ребятишки съ визгомъ бѣжали за каретой; въ церкви, стоявшей въ отдаленіи, былъ проломленъ куполъ, а сама она, не смотря на подпорки, совсѣмъ скривилась на бокъ; по кладбищу ходили телята и вся картина, вообще, напоминала собой несчастную ирландскую деревню.
   -- Что это за разоренное селеніе? спросилъ у почтаря одинъ изъ пассажировъ.
   -- Всѣ господа, сударь, сирашиваютъ тоже самое, что вы, -- отвѣчалъ тотъ, повернувшись къ нему бокомъ.-- Это-съ гнѣздо воровъ и мошенниковъ. Кулебъ-пріоръ, называется село.
   Гэй хорошо помнилъ названіе, хотя никогда тутъ не бывалъ. Это была самая отдаленная мѣстность въ его имѣніи, отданная дѣдомъ въ аренду въ эпоху его разгульной жизни, и видъ разореннаго селенія вызвалъ въ душѣ Гэя страшное сознаніе отвѣтственности за участь тѣхъ несчастныхъ существъ, которыя, живя подъ его управленіемъ, гибли среди нищеты и преступленій.
   -- Неужели надъ ними нѣтъ никакого надзора? продолжалъ спрашивать любопытный пассажиръ.-- Ни сквайра, ни священника?
   -- Есть какой-то приходскій священникъ, да и тотъ все за лисицами гоняется. Живетъ онъ отсюда въ 6-ти миляхъ и маршъ-маршемъ пріѣзжаетъ каждый разъ къ церковной службѣ, -- отвѣчалъ почтарь.
   -- Вы не знаете, кому принадлежитъ село?
   -- Знаю, сэръ. Это имѣніе молодаго сэръ Гэя Морвиля. Вы, вѣроятно, изволили слышать о покойномъ сэръ Гэѣ? старикъ-то порядкомъ покутилъ на своемъ вѣку.
   -- Какъ? это тотъ извѣстный.... -- началъ было пассажиръ.
   -- Надѣюсь, что вы не позволите себѣ докончить вашей фразы, -- вѣжливо замѣтилъ пассажиру Гэй:-- когда узнаете, что я родной его внукъ.
   -- Извините меня, сдѣлайте милость! воскликнулъ тотъ, невольно сконфузивтись.
   -- Ничего, -- возразилъ Гэй съ улыбкой.-- Я счелъ только нужнымъ предупредить васъ.
   -- Какъ, это вы, сэръ Гэй! сказалъ почтарь, поворачиваясь лицомъ къ Гэю и приподнимая свою шляпу.-- Сэръ! я еще ни разу не имѣлъ счастія васъ возить; убѣжденъ въ этомъ, потому что у меня отличная память на лица. Надѣюсь, вы осчастливете теперь нашу дорогу, будете чаще сюда ѣздить?
   Сотни любезностей посыпались со всѣхъ сторонъ на молодаго наслѣдника, между тѣмъ какъ на душѣ его легъ тяжкій камень при видѣ этого разореннаго мѣстечка, принадлежавшаго ему по праву рожденія.
   -- Немудрено, если мнѣ нѣтъ ни въ чемъ счастія, -- думалъ онъ съ грустью:-- нѣсколько сотъ семействъ гибнутъ безъ призора, по милости безпутной жизни моихъ предковъ, и всѣ они, конечно, посылаютъ проклятія, а не благословенія на весь нашъ родъ.
   Пассажиръ, такъ неловко проговорившійся, все время разсматривалъ съ большимъ вниманіемъ наслѣдника Рэдклифа, этого обладателя огромнаго состоянія и безчисленныхъ помѣстій. Ему и въ голову не приходило, что сидѣвшій рядомъ съ нимъ юноша, съ ясными, большими глазами, далеко не восторгался своимъ богатствомъ и общественнымъ положеніемъ.
   Въ продолженіе нѣсколькихъ миль сряду, Гэй не могъ разсѣять своихъ мрачныхъ мыслей; наконецъ, знакомыя картины, замелькавшія передъ его глазами, заставили его опомниться. Колеса дилижанса застучали по мостовой маленькаго мѣстечка Мурортъ; Гэй выглянулъ изъ окна кареты. Сѣрые, старинные дома съ большими окнами, привѣтливо смотрѣли на него съ обѣихъ сторонъ. Вонъ и арка изъ вязовъ, это ворота, ведущія въ коммерческую школу, гдѣ Гэй провелъ столько часовъ за уроками мистера Потса. Да, познанія перваго его учителя уже не казались ему такими глубокими, какъ прежде, но уваженіе къ нему и любовь не уменьшилась въ сердцѣ благодарнаго ученика.
   Ѣдутъ далѣе;-- вотъ базарная площадь, посрединѣ ея стоитъ старинная гостиница "Георга", съ длинными конюшнями и надворными строеніями вокругь; въ этомъ самомъ домѣ родился Гэй; трактирщица, присутствовавшая при его рожденіи и первая принявшая его на руки, еще жива; она считала за особенную привилегію право говорить всѣмъ и каждому, что она воспріемница сэръ Гэя. Старушка безъ памяти была привязана къ молодому сэръ Mopвилю и каждый разъ приходила въ восторгъ, когда тотъ, будучи еще ребенкомъ, подъѣзжалъ на своемъ маленькомъ понни къ ея крыльцу, здоровался съ ней, самъ привязывалъ лошадь въ стойлѣ и отправлялся къ учителю Потсу.
   Убѣжденіе, что въ Мурортѣ ему будутъ очень рады, одушевило Гэя; онъ весело выскочилъ изъ дилижанса, свистнулъ Буяна, неразлучнаго своего спутника въ дорогахъ, и вызвалъ изъ трактира прислужницу съ тѣмъ, чтобы спросить ее, здорова ли мистриссъ Лэвирсъ? Но мистриссъ Лэвирсъ давно уже сама стояла на порогѣ трактира и съ улыбкой отвѣшивала молодому баронету бесчисленные книксены. Это была та же самая широколицая, добродушная физіономія въ простенькомъ чепчикѣ, въ яркой шали и въ черной юбкѣ, какой Гэй и помнилъ съ первыхъ дней своего дѣтства.
   При молодомъ сэръ Морвилѣ, всѣ прочіе гости уже потеряли свое значеніе въ глазахъ старушки; она совсѣмъ забыла объ ихъ существованіи; все, что было лучшаго, дорогаго въ домѣ, все это вынималось и неслось для одного сэръ Гэя. За то и онъ цѣнилъ это вниманіе; ласково поздоровавшись съ старой своей пріятельницей, онъ съ улыбкой позволилъ себя ввести въ особаго рода устройства буфетъ, усадить за столъ, уставленный копчеными языками и холодными цыплятами, и засыпать вопросами. Гэй грѣлъ руки у камина, разсказывалъ старушкѣ о своемъ житьѣ-бытьѣ въ Оксфордѣ и, наговорившись съ нею вдоволь, рѣшился, наконецъ, спросить, не выслали ли за нимъ какого-нибудь экипажа изъ Рэдклифа? Въ эту самую минуту, къ крыльцу трактира подкатилъ двухколесный высокій кабріолетъ съ гнѣдой старой лошадью, у которой вся морда была бѣлая; правилъ его самъ мистеръ Мэркгамъ, плотный, коренастый старикъ съ честной, открытой физіономіей. Лицо у него отъ вѣтра сдѣлалось бронзовое, волоса и усы заиндевѣли отъ холода. Онъ глядѣлъ скорѣе фермеромъ, чѣмъ управляющимъ, но, по манерамъ, былъ настоящій джентльмэнъ, хотя и безъ претензій на ловкость.
   Гэй выскочилъ на дкоръ, чтобы поздороваться съ нимъ, старикъ съ жаромъ пожалъ его руку, но при этомъ даже не улыбнулся.
   -- Какъ ваше здоровье, сэръ Гэй? спросилъ онъ очень почтительно.-- Отчего это вы не изволили подробно написать, почему вы ѣдете къ намъ на святки? Мистриссъ Лэвирсъ, мое почтеніе! Скверныя у насъ дороги нынче зимой!
   -- Здравствуйте, мистеръ Мэркгамъ! отвѣчала трактирщица.-- Вотъ съ праздникомъ-то насъ сдѣлалъ сэръ Гэй. Не ожидали его, право, не ожидали. А какъ выросъ-то, посмотрите!
   -- Выросъ? гмъ, -- сказалъ Мэркгамъ, осматривая Гэя съ ногъ до головы.-- Не замѣчаю! Ему никогда не дорости до отца. Гдѣ же ваши вещи, сэръ Гэй? -- спросилъ старикъ, -- не знаете? Такъ и есть, вы только думали о собакѣ, а дилижансъ увезъ вѣрно вашъ чемоданъ съ собою.
   Это, дѣйствительно, такъ и случилось, но почталіонъ Бутсъ позаботился самъ о цѣлости багажа сэръ Гэя и доставилъ всѣ вещи въ сохранности, прямо въ Рэдклифъ.
   Мистриссъ Лэвирсъ начала приглашать Мэркгама войдти обогрѣться въ ея кухню, но тотъ отказался.
   -- Я полагаю, сэръ Гэй, -- сказалъ онъ:-- что намъ слѣдовало бы выѣхать немедленно. Дорога отвратительная, а спустя нѣсколько времени зги Божьей видно не будетъ.
   -- Такъ что же? Поѣдемъ, -- возразилъ Гэй.-- Зачѣмъ заставлять ждать много. Мистриссъ Лэвирсъ, прощайте! Благодарю за угощеніе. Я скоро пріѣду къ вамъ опять.
   Усѣвшись въ кабріолетъ, старикъ Мэркгамъ заворчалъ что-то на счетъ гадкихъ мостовыхъ въ Мурортѣ, но Гэй не далъ ему времени выговорить ни одного слова.
   -- Что за ужасное мѣсто Кулебъ-пріоръ! сказалъ онъ, обращаясь къ управляющему.
   -- Не знаю! По моему, у насъ тамъ лучшій арендаторъ Тоддъ, -- возразилъ Мэркгамъ. -- Платитъ аренду день въ день и землю улучшаетъ.
   -- Что это за человѣкъ?
   -- Лихой фермеръ. Плутъ естественный, это правда, но до меня это не касается.
   -- Да вѣдь у него тамъ всѣ дома развалились.
   -- Въ самомъ дѣлѣ? Немудрено. Они у него всѣ ходятъ по найму. Непроизводительныхъ расходовъ Тоддъ знать не хочетъ, и потому онъ не кладетъ ни одного фартинга на ремонтировку домовъ. Да и жильцы-то у него хороши, нечего сказать! Трое изъ нихъ попались нынче осенью въ браконьерствѣ. Но мы ихъ крѣпко поприжали. Ловкіе молодцы, за столько верстъ идутъ стрѣлять чужую дичь.
   Въ былыя времена Гэй, при одномъ намекѣ на браконьера, выходилъ изъ себя отъ бѣшенства, но теперь для него люди сдѣлались дороже дичи и, вмѣсто того, чтобы входить въ подробности совершеннаго преступленія, онъ, къ великому удивленію Мэркгама, вдругъ повернулъ разговоръ.
   -- Кто тамъ священникомъ? Бэлрейдъ, кажется?
   -- Да, извѣстный ужъ всѣмъ человѣкъ. Мнѣ онъ очень не по нутру, да что-жъ станешь съ нимъ дилать? Нужно же было отдать въ наемъ церковный домъ. Деньги онъ платитъ аккуратно: не гнать же намъ его.
   -- Намъ нужно его смѣнить, непремѣнно, -- сказалъ Гэй такимъ рѣшительнымъ тономъ, что Мэркгамъ ушамъ своимъ не повѣрилъ.
   -- Пока онъ живъ, мы не имѣемъ права его смѣнить; послѣ его смерти распоряжайтесь, какъ хотите. Но онъ такъ кутитъ, что долго не продержится, это по крайней мѣрѣ утѣшительно,-- сказалъ старикъ,
   Гэй вздохнулъ и задумался. Мэркгамъ снова заговорилъ:
   -- Отчего вы такъ быстро собрались домой? -- спросилъ онъ у Гэя.-- Вы могли бы, кажется, дня хоть за три увѣдомить меня о своемъ пріѣздѣ.
   -- Я все ждалъ писемъ изъ Гольуэля, -- грустно отвѣчалъ Гэй.
   -- А что? Вы не поссорились ли съ опекуномъ? Неужели и вы пошли по старой дорогѣ? съ испугомъ и какой-то тоской въ голосѣ произнесъ старикъ.
   -- Меня опекунъ заподозрилъ понапрасну, -- возразилъ Гэй.-- Я не выдержалъ и надѣлалъ ему грубостей.
   -- Эхъ! сэръ! попрежнему-то вы вспыльчивы, неукротимы! сказалъ Мэркгамъ, качая головой. -- Давно я вамъ толкую, что вашъ раздражительный характеръ, рамо или поздно, до добра не доведетъ.
   -- Правда! истинная правда! произнесъ Гэй такимъ покорнымъ тономъ, что старикъ мигомъ разнѣжился съ нимъ, а разсердился на мистера Эдмонстона.
   -- Въ чемъ же онъ это вздумалъ васъ подозрѣвать? спросилъ онъ Гэя.
   -- Въ томъ, что я будто бы игралъ въ С.-Мильдредѣ.
   -- А вы не играли?
   -- Никогда въ жизни!
   -- Зачѣмъ же опекунъ вамъ не вѣритъ?
   -- Онъ воображаетъ, что у него есть доказательства противъ меня. Не знаю, какимъ образомъ онъ это узналъ, но дѣло въ томъ, что мнѣ пришлось выдать небольшую сумму денегъ одному извѣстному итроку въ С.-Мильдредѣ; мой опекунъ узналъ это, и тейсрь увѣряетъ, что я самъ проигралъ эти деньги.
   -- Почему же вы не покажете ему своей расходной книги?
   -- Потому что у меня такой книги и въ заводѣ нѣтъ, -- отвѣчалъ очень наивно Гэй.
   У Мэркгама спала съ плечъ гора, онъ понялъ, что Гэй дѣйствительно не виноватъ, а что между нимъ и опекуномъ вышло одно недоразумѣніе; но онъ все-таки отвелъ душу тѣмъ, что въ продолженіе двухъ миль съ половиной читалъ мораль молодому баронету, представляя ему всѣ пагубныя послѣдствія неаккуратнаго счетоводства. Гэю было не до него, онъ весь отдался сладкимъ воспоминаніямъ дѣтства. Вотъ между горами потянулась лѣсистая долина, гдѣ онъ застрѣлилъ перваго тетерева; вотъ камень, о который онъ сломалъ свой ножъ, дѣлая геологическія розысканія; вотъ прудъ, гдѣ онъ зимой катался на конькахъ; вотъ разщелина въ скалахъ, откуда онъ любовался моремъ. Онъ не могъ удержаться, чтобы не подпрыгнуть отъ восторга, сидя въ кабріолетѣ, когда еще издали послышался гулъ его сѣдыхъ волнъ. Какъ Мэркгамъ ни ворчалъ на него, требуя, чтобы онъ сидѣлъ смирно, но Гэй, съ бьющимся отъ волненія сердцемъ, чуть не вылетѣлъ изъ экипажа, стараясь поближе вглядѣться въ милаго, стараго друга. Потянулись луга, покрытые верескомъ, правильными кучками сложеннаго торфа и сухаго папоротника. Гэй напрягалъ все свое зрѣніе, чтобы вглядѣться въ темную даль и разсмотрѣть домикъ стараго лѣсника, котораго онъ очень любилъ. Они взъѣхали еще на гору, и затѣмъ опять спустились въ роскошную долину, сплошь засѣянную молодой пшеницей. Тутъ грунтъ земли перешелъ уже изъ торфянаго въ красноглинистый; трава была сочная, деревья раскидистыя, красивые коттэджи, окруженные садами, далеко не напоминали собой бѣднаго Кулебъ-пріора. Домъ Мэркгама былъ просто игрушка, всѣ его стѣны были покрыты вьющимися растеніями; рядомъ съ нимъ виднѣлся бѣлый отштукатуренный домикъ доктора съ гербомъ Морвилей на фронтонѣ; а тамъ возвышалась церковь съ неизмѣримо-высокой башней, почти скрывая за собой домъ церковнослужителей; по другую сторону дороги шла стѣна, окружающая паркъ съ главнымъ домомъ. Вороты были растворены настежь, а у воротъ стояла старая Сарра, то и дѣло присѣдавшая отъ умиленія. Гэй выскочилъ, чтобы поздороваться съ нею и поберечь бѣднаго Лысаго, потому что тутъ ужъ вплоть до крыльца дома шла извилистая дорога въ гору, вся усыпанная свѣжимъ щебнемъ, по ней очень трудно было взбираться лошадямъ. Гэй побѣжалъ впередъ, но недалеко отъ дома онъ свернулъ опять въ сторону, вскарабкался на высокій, каменистый обрывъ -- и обмеръ отъ восторга.
   Прямо подъ его ногами бушевало море; вѣтеръ свободно разгуливалъ по его поверхности и, высоко подымая брызги волнъ, окатывалъ Гэя знакомымъ влажнымъ воздухомъ. Замокъ Рэдклифъ стоялъ на высокой скалѣ, которая острыми, обрывистыми уступами шла вплоть до моря; глазамъ Гэя представился небольшой заливъ, защищенный скалами; далѣе виднѣлся островъ Блэкъ-Шэгъ, о которомъ онъ говорилъ Эмми, и прямо за нимъ выдавалась угломъ маленькая рыбачья деревня, пріютившаяся подъ каменнымъ сводомъ огромнаго обрыва, и имѣвшая въ своей пристани около 18-ти лодокъ. Гэй стоялъ, смотрѣлъ и не могъ насмотрѣться! Онъ вдыхалъ полной грудью свѣжій морской воздухъ и молча наслаждался сознаніемъ, что онъ у себя дома, что его ждутъ преданные старые друзья; горько ему было вспомнить, что Эмми нѣтъ подлѣ него, что она не вмѣстѣ съ нимъ дюбуется этой величественной картиной, но ему все-таки легче дышалось роднымъ воздухомъ, чѣмъ въ Оксфордѣ; онъ зналъ, что тутъ ужъ нѣтъ людей, которые не вѣрили бы ему и не любили его. Постоявъ нѣсколько времени на краю обрыва, онъ повернулся назадъ, сбѣжалъ внизъ и поспѣлъ добраться до дому и нагнать Мэркгама, только что подъѣзжавшаго къ крыльцу. Вся прислуга была на лицо. Увы! ихъ было немного. Уильямъ Делоренъ -- гольуэльскій знакомый; Арно, урожденецъ изъ Швейцаріи, бывшій куръеръ, впослѣдствіи дворецкій покойнаго сэръ Гэя; и, наконецъ, мистриссъ Дру, старая экономка Рэдклифскаго дома. Всѣ они трое громко и радостно привѣтствовали своего молодаго барина, но голоса ихъ были совершенно заглушены стукомъ колесъ кабріолета, который съ громомъ влетѣлъ въ четвероугольный мощеный дворъ, окруженный такими высокими стѣнами, что туда, по словамъ Филиппа, какъ будто и лучъ солнца не проникалъ. Поздоровавшись съ прислугой, Гэй взбѣжалъ но каменной лѣстницѣ, въ огромную мрачную залу, а оттуда прошелъ въ библіотеку, гдѣ въ каминѣ горѣлъ яркій огонь; заказавъ мистриссъ Дру обѣдъ по своему вкусу, онъ пригласилъ Мэркгама откушать вмѣстѣ съ собою и отпустилъ всѣхъ людей.
   -- Наконецъ-то, я у себя дома! сказалъ Гэй, оставшись наединѣ въ той комнатѣ, гдѣ бывало въ дѣтствѣ дѣдъ и онъ проводили всѣ свои вечера. Комната была та же; старинное кожаное кресло съ высокой спинкой, на которомъ леживалъ покойный сэръ Гэй, стояло на прежнемъ мѣстѣ. Къ обѣду пришелъ Мэркгамъ, а вечеръ прошелъ въ толкахъ о дѣлахъ по имѣнію. Управляющій отозвалсясъ горечью о ревизіи капитана Морвиля.
   -- У меня отчеты чисты, -- говорилъ старикъ, -- повѣряй ихъ, кто хочетъ. Но такому молодому человѣку, какъ капитанъ, и притомъ ближайшему наслѣднику послѣ васъ, -- неирилично входить во всѣ дрязги.
   -- Филиппъ иначе не умѣетъ приниматься за дѣло, -- замѣтилъ Гэй, -- онъ точенъ даже въ мелочахъ. Будь онъ на моемъ мѣстѣ, вамъ бы не пришлось его бранить за неаккуратность.
   -- Боже упаси! возразилъ съ жаромъ Мэркгамъ.-- Я знаю только то, что онъ и я минуты не остались бы подъ одной крышей.
   -- Что вы ничего мнѣ не скажете о новомъ викаріѣ, -- спросилъ Гэй, желая перемѣнить разговоръ. -- какъ вы ладите съ нимъ?
   -- Мнѣ тутъ также не мало насолилъ капитанъ Морвиль, -- съ сердцемъ отвичалъ Мэркгамъ.
   И тутъ же началъ перечислять Гэю всѣ вынесенныя имъ оскорбленія по поводу его раздора съ новымъ викаріемъ. Старикъ упорно стоялъ за свое имѣніе въ твердомъ убѣжденіи, что дѣйствія съ его стороны постоянно клонятся къ одной цѣли, къ поддержанію достоинства и чести молодаго хозяина.
   Дѣло было слѣдующее: пока Рэдклифскимъ приходомъ завѣдывалъ мистеръ Бернаръ, кроткій, добродушный старичокъ, дѣла шли вяло, обыкновеннымъ порядкомъ, и Мэркгамъ, не привыкшій къ другому образу дѣйствій священника, находилъ, что Бернаръ человѣкъ отличный, и что перемѣнъ по приходу никакихъ не нужно дѣлать. Но вдругъ, на мѣсто старика Бернара, назначили молодаго, энергическаго мистера Ашфорда, который, со вступленіемъ въ должность, перевернулъ все по своему. Мэркгамъ сильно возсталъ противъ него, ему все не нравилось: ни ежедневныя церковныя службы, отрывавшія людей отъ работы, ни запрещеніе викарія ловить рыбу по воскресеньямъ. Онъ горячо боролся съ каждымъ нововведеніемъ, а вмѣшательство капитана Морвиля, взявшаго сторону Ашфорда, принялъ за личное оскорбленіе. На малѣйшія замѣчанія Гэя, что Ашфордъ правъ, старикъ отвѣчалъ ворчаньемъ. Главнымъ предметомъ распри, въ настоящую минуту, былъ вопрось о школѣ. Въ рыбачъей деревнѣ была какая-то женская школа, которая содержалась на счетъ имѣнія; помѣщалась она въ маленькомъ коттэджѣ, очень далеко отъ церкви. Но мистеръ Ашфордъ и его жена подыскали другой домъ, въ самомъ селѣ, вблизи церкви и хотѣли назначить его для новой воскресной школы. Въ домѣ нужно было только настлать полы и сломать одну перегородку; но Мэркгамъ горячо возсталъ противъ ихъ распоряженія, увѣряя, что это будетъ жестоко, отнять школу отъ старой Дженни Робинзонъ.
   -- Вѣроятно, мистеръ Ашфордъ намѣревался дать ей пенсію, при отставкѣ, -- сказалъ Гэй.
   -- Онъ ни слова не сказалъ объ этомъ. Но кто-жъ будетъ выплачивать ей эту пенсію? спросилъ Мэркгамъ.
   -- Я полагаю, что мы, кому же больше?
   -- Какъ? мы должны платить жаловэнье двумъ школьнымъ учительницамъ за разъ? И одной изъ нихъ давать деньги за то только, что она ничего не будетъ дѣлать? Отличное распоряженіе!
   -- Почему-жъ оно дурно? Это моя прямая обязанность.
   -- Но зачѣмъ же намъ удалять прежнюю учительницу, она, по моему, личность очень способная, -- возразилъ Мэркгамъ.
   -- Ну, это еще не рѣшено, -- замѣтилъ улыбаясь Гэй. -- Мы вѣдь здѣсь не отличались никогда ученостью.
   -- Ужъ не лучше ли вамъ самимъ заняться образованіемъ въ приходѣ, сэръ Гэй? сказалъ управляющій:-- мы тутъ никогда пива не сваримъ.
   -- О судьбѣ Дженни Робинзонъ я самъ позабочусь, -- отвѣчалъ Гэй.-- Что-жъ касается до дома для новой школы, то вы должны сдѣлать объ немъ немедленное распоряженіе. Въ старомъ коттэджѣ нѣтъ возможности учить дѣтей.
   Какъ Мэркгамъ ни ворчалъ, но слово должны, произнесенное владѣтелемъ Рэдклифа, становилось буквою закона для упрямаго управителя. Онъ не осмѣливался противорѣчить. Ворчать онъ могъ, но покоряться былъ обязанъ, притомъ въ голосѣ мальчика, котораго старикъ привыкъ журить, какъ ребенка, звучало такъ много родоваго морвильскаго, что не повиноваться ему, казалось, невозможнымъ. Онъ позволилъ себѣ сдѣлать только легкое замѣчаніе.
   -- Какъ вамъ угодно, сэръ Гэй, -- сказалъ онъ:-- но вспомните меня, у насъ вся дичь будетъ перепугана и цвѣты поломаны, если деревенскимъ мальчишкамъ позволятъ проходить черезъ паркъ.
   -- Я отвѣчаю за всѣ безпорядки. Съ дѣтьми нужно только разъ строго поговорить, и они станутъ вести себя отличне. Я въ Истъ-гилѣ видѣлъ, что значить умѣнье вести дѣтей, надѣюсь, что и въ Рэдклифѣ мы дойдемъ до этого искусства.
   Снова послышалось ворчаніе со стороны Мэркгама, котораго Гэй успокоилъ не иначе, какъ пустившись въ разспросы о безчисленныхъ его племянникахъ и племянницахъ.
   Такъ прошелъ весь вечеръ; Мэркгамъ, наконецъ, удалился, и Гэй остался совершенно одинъ въ огромной, темной комнатѣ, освѣщенной огнемъ камина и лампой, точь въ точь, какъ въ тотъ вечеръ, когда онъ нашелъ дѣда лежащимъ безъ чувствъ въ креслѣ.
   -- Сколько времени прошло съ тѣхъ поръ? Какъ это случилось, -- подумалъ Гэй. Какъ перемѣнился я самъ и все меня окружающее!...
   Страшная тоска напала на него въ эту ночь. Здѣсь, въ стѣнахъ родительскаго дома, все мрачное прошлое съ своими кровавыми картинами, поднялось передъ нимъ, какъ призракъ изъ могилы. Проклятіе, лежавшее на отцѣ, тяготѣло какъ будто бы и на сынѣ, и бѣдный Гэй, поднявъ глаза къ небу, просилъ одного у Бога -- возможности загладить своей жизнью все прошедшее.
   -- Я знаю, я заслужилъ свое горе, -- говорилх онъ.-- Я самъ чуть не сдѣлался убійцей Филиппа, мнѣ слѣдуетъ плакать о своихъ грѣхахъ, какъ плакали израильтяне въ плѣну вавилонскомъ. Я долженъ все выдержать, все перенести, даже самую смерть. Господь послалъ мнѣ это испытаніе, чтобы я покаялся. Но Эмми! ради тебя я готовъ выстрадать еще больше. Насъ разлучили здѣсь, но вѣдь жизнь за гробомъ можетъ соединить насъ съ тобою на вѣки!...
   Гэй зажегъ свѣчку и по черной, дубовой лѣстницѣ отирэвился въ широкую галлерею, оттуда поднялся еще выше и черезъ длинный корридоръ дошелъ до своей спальни. Онъ нарочно написалъ приготовить для него его собственную комнату, чтобы не допустить мистриссъ Дру, отвести ему цѣлый рядъ апартаментовъ, подъ тѣмъ предлогомъ, что иначе не прилично помѣститься обладателю такого богатаго помѣстья, какъ Рэдклифъ. Въ спальнѣ его ровно ничего не измѣнилось; разница была только въ томъ, что въ ней топили теперь каминъ, чего дѣдъ не допускалъ въ прежнія времена. Всѣ дѣтскія игрушки Гэя оставались на прежнемъ мѣстѣ нетронутыми. Стрѣлы, луки, коллекціи птичьихъ крыльевъ, странныя оружія, воздушный шаръ, коральковое яичко, все было цѣло, благодаря нѣжному вниманію и заботливости мистриссъ Дру.
   Гэй съ тихой грустью разсматривалъ каждую вещь, и воспоминанія дѣтства все живѣе и живѣе пробуждались въ его воображеніи. Помолившись усердно Богу, онъ поздно ночью улегся въ постель, заранѣе обдумавъ планъ объ улучшеніи участи жителей Кулебъ-пріора. На другой день, онъ собирался идти въ Рэдклифскую церковь, гдѣ совершалось, какъ мы сказали, ежедневно богослуженіе; съ нѣкоторыхъ поръ онъ привыкъ молиться по утрамъ въ университетской капеллѣ. Засыпая въ этотъ вечеръ, онъ мысленно твердилъ любимый гимнъ Эмми, оканчивавшійся слѣдующимъ стихомъ:
  
   "Кто образъ Божій въ сердцѣ носитъ,
   Тотъ одинокимъ быть не можетъ".
  

ГЛАВА VII.

   Мистеръ Ашфордъ былъ давно знакомъ съ лэди Торндаль; онъ принялъ мѣсто викарія въ Рэдклифѣ только годъ тому назадъ. Онъ и его жена чрезвычайно желали узнать покороче молодаго сквайра, отъ котораго зависѣло все благосостояніе ихъ прихода. Противодѣйствія Мэркгама, опиравшагося всегда на волю "сэръ Гэя", не очень обнадеживали ихъ въ пользу молодаго наслѣдника имѣнія, но между тѣмъ общая восторженная любовь поселянъ къ своему господину обѣщала много хорошаго со стороны Гэя. Рэдклифскіе поселяне были люди древняго закала, грубые, необразованные, но между тѣмъ, проникнутые чувствомъ глубокаго уваженія вассаловъ къ своему феодальному барону сэръ Гэю, который въ ихъ глазахъ служилъ олицетвореніемъ власти, силы и закона. Старухи же, по словамъ мистера Ашфордъ, иначе не звали Гэя, какъ "мистеръ Морвиль", а между тѣмъ онѣ всѣ говорили о немъ съ трогательной нѣжностью.
   Въ то время, когда капитанъ Морвиль пріѣзжалъ ревизовать Рэдклифъ, Джемсъ Торндаль, пріѣхавшій вмѣстѣ съ нимъ, остановился часа на два въ церковномъ домѣ. Викарій и его жена стали съ любопытствомъ разспрашивать его о Гэѣ. Ему и въ голову не приходила мысль возбудить противъ него предубѣжденіе, тѣмъ болѣе, что Гэй былъ съ нимъ хорошій пріятель, но привыкнувъ смотрѣть на все съ точки зринія Филиппа, Торндаль и тутъ остался вѣренъ себѣ, и вотъ какъ онъ выразился, говоря о Рэдклифскомъ наслѣдникѣ.
   -- Онъ очень милый молодой человѣкъ; вы его всѣ полюбите, я увѣренъ; онъ довольно уменъ, хотя ему далеко до своего двоюроднаго брата, особенно въ отношеніи красоты. У него очень веселый характеръ, наружность крайне привлекательная и онъ почти всѣмъ нравится, съ перваго раза. Но недавно съ нимъ случилось что-то непріятное, кажется у него завелись долги. Капитанъ принужденъ былъ даже ѣздить по этому случаю въ Оксфордъ для справокъ о немъ, но я, впрочемъ, хорошо не знаю, въ чемъ дѣло, -- прибавилъ мистеръ Торндаль:-- Морвиль не любитъ объ этомъ толковать ни съ кѣмъ.
   Слѣдствіемъ этой откровенности было то, что на вышеупомянутаго капитана Морвиля семья начала глядѣть съ большимъ уваженіемъ и каждому его слову и распоряженію придавали особенное значеніе и смыслъ. На Гэя же, имя котораго употреблялось Мэркгамомъ часто во зло, дѣти Ашфорда начали смотрѣть почти какъ на личнаго врага, и родители ихъ ожидали съ трепетомъ того дня, когда онъ вступитъ во владѣніе Рэдклифомъ.
   -- Мама! закричалъ Эдуардъ Ашфордъ, прибѣгая къ матери рано утромъ, на другой день, по пріѣздѣ Гэя.-- Я слышалъ, что сэръ Гэй пріѣхалъ.
   -- Сэръ Гэй былъ въ церкви! вторилъ ему во все горло Робертъ, вбѣгая вслѣдъ за братомъ.
   -- Да, -- заключилъ отецъ, входя въ комнату, -- я видѣлъ самъ, какъ онъ послѣ службы подошелъ къ старикамъ поселянамъ, и разговаривалъ съ ними. Я спрашивалъ у Джона Бартона, онъ ли это, такъ старикъ со слезами на глазахъ, весь дрожа отъ радости, объявилъ мнѣ, что это сэръ Гэй. Я думалъ, что ужъ никогда больше въ жизни не услышу его голоса, -- говорилъ мнѣ Джонъ.-- А онъ, батюшка, самъ ко мнѣ собирается; хочу, говоритъ, видѣть, что тебѣ пишетъ сынъ изъ-за моря. Приду письмо его читать.
   -- Вотъ это мило! замѣтила мистриссъ Ашфордъ. Ты пойдешь къ нему съ визитомъ?
   -- Пойду. Даже если онъ здѣсь только два дня пробудетъ. Намъ нужно непремѣнно съ нимъ познакомиться.
   Мистеръ Ашфордъ отправился въ Рэдклифъ-Паркъ въ два часа, по-полудни, и вернулся не ранѣе четырехъ.
   -- Правду говорилъ Джемсъ Торндаль, -- сказалъ викарій своей женѣ:-- у сэръ Гэя есть что-то притягивающее въ лицѣ.
   -- Неужели ты все это время просидѣлъ у него? спросила жена.
   -- Да. Я его сначала дома не засталъ. Оставилъ карточку, пошелъ домой, а онъ на углу мнѣ и встрѣтился. На бухтѣ вѣрно былъ. Мы шли такъ далеко другъ отъ друга, что онъ легко могъ сдѣлать видъ, что не замѣчаетъ меня. А тутъ, какъ нарочно, онъ первый подошелъ, очень привѣтливо протянулъ мнѣ руку и благодарилъ за посѣщеніе.
   -- Похожъ онъ на своего двоюроднаго брата?
   -- Ни мало. Онъ ниже его ростомъ, далеко не красавецъ, но лицо у него очень пріятное. Такой живой, проворный, гибкій, точно у него тѣло все изъ однихъ мускуловъ. Онъ сказалъ, что идетъ смотрѣть святочнаго быка {У богатыхъ владѣльцевъ въ Англіи, къ святкамъ, откармливается нарочно быкъ, съ тѣмъ, чтобы его мясо можно было раздавать бѣднымъ.} на фермѣ, и пригласилъ меня съ собою. Мы подошли къ высокимъ воротамъ, запертымъ изнутри, что-жъ ты думаешь? Сэръ Гэй махнулъ черезъ заборть, да и кричитъ мнѣ, чтобы я подождалъ. Я, говоритъ, сбѣгаю за ключомъ на ферму. Такъ и сдѣлалъ.
   -- Говорилъ ты съ нимъ о чемъ-нибудь? спросила жена.
   -- Онъ самъ заговорилъ о школѣ, сказавъ, что велитъ немедленно домъ для нея передѣлать. Видно, что онъ нашимъ планомъ очень доволенъ, обѣщался самъ потолковать съ Дженни Робинзонъ и сказалъ, что ему очень пріятно слышать, что ты совѣтуешь ей продолжать учить дѣтей на бухтѣ. Кажется, наше дѣло пойдетъ на ладъ.
   -- Да, если Мэркгамъ это допуститъ.
   -- О, нѣтъ, сэръ Гэй здѣсь полный господинъ. Это видно! Мы на фермѣ встрѣтили Мэркгама, осмотрѣли телятъ, потомъ видимъ, лежатъ какія-то доски. Сэръ Гэй и приказалъ, чтобы этими досками полъ въ школѣ наслать. Старикъ началъ было толковать свое, объясняя, что эти доски приготовлены на какую-то ригу, но сэръ Гэй объявилъ, что школой нужно сейчасъ же заняться. Мы всѣ трое отправились осматривать выбранный нами домъ и вотъ тамъ-то я и провозился долго. Все мѣрили, разсчитывали, я надѣюсь, что съ будущей недѣли и стройка начнется.
   -- Ахъ, какое счастіе! сказала мистриссъ Ашфордъ, -- лучшаго и желать не надо.
   -- Мнѣ кажется, что онъ намъ мѣшать по дѣламъ прихода не будетъ, а въ частныхъ отношеніяхъ это препріятный человѣкъ. Дай Богъ ему во всемъ удачи! Странное только дѣло, отчего это онъ пріѣхалъ на каникулы сюда, а не отправился къ опекуну, какъ бывало прежде. Онъ такой грустный, задумчивый, на молодаго человѣка не похожъ. Не случилось ли ужъ съ нимъ какой бѣды? вѣдь эти пріятные люди часто бываютъ большіе вѣтренники. Ахъ! я вотъ еще что забылъ тебѣ разсказать. Идемъ мы по аллеѣ, которая тянется по восточной сторонѣ горы, вдругъ сэръ Гэй спрашиваетъ, кто отмѣтилъ на рубку старое ясневое дерево? Мэркгамъ надувшись отвѣчалъ, что мѣтки клалъ на деревья не онъ, а канитанъ Mopвиль. Сэръ Гэй вспыхнулъ и сдѣлалъ какое-то замѣчаніе, потолько что Мэркгамъ, привязавшись къ этому, началъ распространяться о капитанѣ, онъ его рѣзко остановилъ, сказавъ: "Ничего! Онъ такъ сдѣлалъ, какъ нужно было. Не говорите больше о немъ." Вслѣдъ за этимъ онъ замолчалъ и вплоть до деревни не вымолвилъ ни слова. Видно, между обоими братцами черная кошка пробѣжала.
   -- А я такъ убѣждена, что это все интриги Мэркгама, -- возразила мистриссъ Ашфордъ.-- Онъ нарочно разжигаетъ въ немъ зависть къ капитану, какъ къ законному его наслѣднику. Хорошо еще, что у нихъ между собой дѣло кончается довольно мирно.
   Молодой баронетъ вообще произвелъ пріятное впечатлѣніе на Ашфордовъ. Онъ разрѣшилъ многіе затруднительные вопросы, противъ которыхъ возставалъ Мэркгамъ; помогалъ викарію во всѣхъ его планахъ, съ народомъ былъ чрезвычайно ласковъ; но Ашфорды все-таки не рѣшались довѣриться Гэю вполнѣ, они не смѣли составить положительнаго мнѣнія объ немъ и не очень сближались съ нимъ.
   -- Такъ вотъ какъ, -- сердито сказалъ, однажды, старшій сынъ Ашфорда -- Эдуардъ. У насъ нынче въ сочельникъ и пѣвчихъ не будетъ? Всѣ они собираются въ Рэдклифъ-паркъ.
   -- Грустно будетъ бѣдному молодому человѣку проводить святки одному, въ такомъ большомъ домѣ, -- замѣтила мать. -- Не пригласить ли намъ его къ обѣду, какъ ты думаешь? сказала она, обращаясь къ мужу.
   Пока мистеръ Ашфордъ собирался еще отвѣчать, мальчики подняли такой гвалтъ, возставая противъ предложенія матери, что вопросъ тутъ же и порѣшили:-- не портить праздника, приглашая къ себѣ въ домъ совершенно незнакомаго человѣка.
   Гэй, съ своей стороны, съ ужасомъ помышлялъ о сочельникѣ. Воспоминанія о томъ, какъ проводился этотъ вечеръ въ Гольуэлѣ, раздирали его сердце. Съ первой минуты по пріѣздѣ въ Рэдклифъ, онъ неутомимо занялся дѣлами по имѣнію; многое устроилъ для пользы народа, а все свободное время посвятилъ занятіямъ по университету. По поводу улучшенія быта жителей Кулебъ-Пріора, Гэй вступилъ въ дѣятельную переписку съ мистеромъ Россъ; онъ даже отправилъ Мэркгама, совершенно противъ желанія послѣдняго, для переговоровъ съ фермеромъ Тоддомъ на счетъ поправки домовъ въ этой запущенной деревнѣ. Не смотря на сознаніе, что онъ приноситъ пользу своимъ подданнымъ, что народъ любитъ и уважаетъ его, не смотря на широкое поле хозяйственной дѣятельности, какъ бы ожидавшее такого энергическаго распорядителя, какимъ могъ быть Гэй, онъ чувствовалъ себя дотого одинокимъ въ Рэдклифѣ, что на него нападала безотчетная тоска. Дѣло валилось изъ рукъ, энергія ослабѣвала, каждая новая реформа теряла свою цѣну въ его глазахъ, когда онъ вспоминалъ, что Эмми не увидитъ ничего, изъ сдѣланнаго имъ у себя дома.
   Самая природа съ ея красотами, море и лѣсъ -- эти вѣрные товарищи его дѣтства, все потеряло прежнюю прелесть въ глазахъ Гэя. Разлука съ Эмми какъ будто увеличила любовь Гэя къ ней, онъ думалъ и видѣлъ вездѣ только ее одну.
   Упадокъ душевныхъ силъ увеличилъ наклонность Гэя къ меланхоліи. Ему все чаще и чаще приходили на память страшные эпизоды изъ жизни его предковъ. Мэркгамъ, эта живая лѣтопись, иногда по цѣлымъ часамъ разсказывалъ ему вечеромъ, отрывки изъ жизни его дѣда. Старикъ какъ бы нарочно не щадилъ своего слушателя и, развивая передъ нимъ длинный свертокъ фамильныхъ преданій, не пропускалъ ни одной подробности, чтобы страшнымъ примѣромъ оградить Гэя отъ вліянія пагубныхъ страстей, и спасти юношу отъ участи его предковъ. Отецъ Гэя былъ его славой, его гордостью; онъ его самъ вынянчилъ и любилъ, какъ сына. Покойный мистеръ Морвиль былъ старику дороже, чѣмъ Гэй. Предоставленный съ дѣтства надзору дядьки, онъ учился въ школѣ, выбранной для него Мэркгамомъ, все, что онъ ни дѣлалъ, все это разрѣшалось и запрещалось однимъ Мэркгамомъ, немудрено, если старикъ никому не повѣрялъ всего того, что онъ перечувствовалъ, когда молодой Морвиль погибъ ужасной смертью. Одинъ Богъ былъ свидѣтелемъ его тайной скорби. Ему пришлось въ первый разъ въ жизни разоблачить передъ Гэемъ все, что накопилось впродолженіе 20 лѣтъ въ его преданномъ сердцѣ. За то онъ съ какимъ-то благоговѣніемъ описывалъ ему, что за красавецъ былъ его отецъ, какіе у него были прекрасные, черные глаза, что за походка, и все это вмѣстѣ съ умомъ, съ блестящими способностями -- заключилъ Мэркгамъ:-- все погибло, вслѣдствіе его вспыльчивости и необузданности характера. Онъ былъ въ дѣтствѣ кроткимъ мальчикомъ, и не смотря на безпечность и на невниманіе къ нему отца, онъ такъ его нѣжно любилъ, что если бы тотъ далъ ему хотя малѣйшее воспитаніе, изъ него вышелъ бы отличный человѣкъ. Послѣднія слова Мэркгама объяснили теперь Гэю, въ чемъ именно состояли страшныя угрызенія совѣсти, мучившія его дѣда. Покойный сэръ Гэй укорялъ себя не за одну смерть сына, нѣтъ, онъ чувствовалъ, что отдастъ отвѣтъ Богу и за самую жизнь сына. Мэркгамъ кончилъ, наконецъ, мрачную повѣсть и невольно раскаялся въ излишней болтливости, когда повнимательнѣе вглядѣлся въ слушавшаго его Гэя. Онъ сидѣлъ молча, опустивъ голову, слезы сверкали на его глазахъ и глубокая тоска дышала въ каждой чертѣ его блѣднаго лица.
   -- Что прошло, того не воротишь, -- кротко замѣтилъ ему старикъ.-- Не слѣдовало бы намъ съ вами, сэръ, поднимать старину, благо, что всѣ главныя дѣйствующія лица уже въ могилѣ!
   Дѣйствительно не слѣдовало, потому что впечатлительная натура Гэя выстрадала цѣлый адъ мученій впродолженіе этого вечера. Сцена смерти его отца дотого живо представилась его воображенію, что ему казалось, будто онъ самъ ее видѣлъ, самъ слышалъ предсмертный стонъ отца и послѣднее проклятіе дѣда. Онъ радъ былъ, когда Мэркгамъ замолчалъ; онъ точно очнулся послѣ тяжкаго, долгаго сна.
   Разсказы объ отцѣ разожгли въ Гэѣ страстное желаніе узнать также нѣкоторыя подробности и о покойной матери, которая служила для него постояннымъ идеаломъ чистоты, кротости.
   -- Чѣмъ она могла быть для меня въ настоящую пору! говорилъ онъ тоскливо, ворочаясь въ постелѣ послѣ того вечера, когда Мэркгамъ разсказывалъ ему такъ много объ отцѣ.-- Какъ бы она меня успокоила, какъ берегла бы! она не отреклась бы отъ меня, какъ мистриссъ Эдмонстонъ, по одному подозрѣнію, основанному на слухахъ.
   Сэръ Гэй на другой же день отправился верхомъ въ гости къ мистриссъ Лэвирсъ съ тѣмъ, чтобы узнать отъ нея все то, что той было извѣстно про его мать.
   Старушка не заставила себя долго просить и принялась разсказывать Гэю все, что она могла только припомнить.
   -- Мистеръ Морвиль пріѣхалъ ко мнѣ съ молодой супругой совсѣмъ неожиданно, -- говорила она: -- и ужь какъ же я имъ обрадовалась! Мистриссь Морвиль была собою блѣдная, худенькая, съ прекрасными голубыми глазами и волосами свѣтлыми, какъ ленъ. Все-то она ластилась къ мужу, и цѣловала его, точно ребеночекъ, который боится, чтобы его няня не бросила.
   -- Бѣдняжка! продолжала трактирщица, утирая слезы:-- ужъ какъ же она перепугалась, когда онъ собрался уѣзжать къ отцу, кинулась ему на шею, заплакала и дотого встревожилась она, что онъ оставляетъ ее одну, что мистеръ Морвиль послалъ за мной и просилъ меня походить безъ него за барыней и успокоить ее. Вы не повѣрите, до чего было трогательно видѣть, что онъ, такой рѣзкій, нетерпѣливый со всѣми, былъ съ нею кротокъ и тихъ, какъ ягненокъ. Она долго его не отпускала отъ себя, все умоляла поскорѣе вернуться, наконецъ, онъ положилъ ее на диванъ и лаская началъ уговаривать: "Полно, полно Маріанна, говоритъ, перестань! Будь умница, я сейчасъ вернусь домой." Я до сихъ поръ не могу забыть, что это были послѣднія его слова на землѣ.
   -- Ну, а потомъ что было? въ волненіи спросилъ Гэй.
   -- Потомъ, онъ уѣхалъ верхомъ, а она горько заплакала, но спустя нѣсколько времени развеселилась и долго со мной разговаривала. Я даже помню, что она назвала мнѣ нѣсколько любимыхъ пѣсенъ мистера Морвиля и вполголоса пропѣла нѣкоторыя изъ нихъ.
   -- Не можете-ли вы вспомнить эти пѣсни? съ живостью спросилъ Гэй.
   -- И -- и! сэръ! да у меня никогда и голосу не было, -- возразила мистриссъ Лэвирсъ. Слушайте-же. Мы съ ней очень разговорились, она смѣясь описывала мнѣ свое путешествіе по Шотландіи и начала даже дурачиться -- но только меня ни на шагъ не выпускала изъ комнаты и все твердила "ахъ! скоро-ли мужъ пріѣдетъ?" Я заварила ей чаю, уговаривала ее лечь въ постель, но она не соглашалась, хотя видно было, что она очень утомлена.
   -- Мужъ сейчасъ вернется, -- говорила она:-- возьметъ меня съ собой въ Рэдклифъ, онъ разскажетъ мнѣ какъ его тамъ приняли, что онъ видѣлъ въ домѣ.-- И бѣдняжка все прислушивалась у окна, не слышно-ли стука копытъ лошади. Я ее все утѣшала, говоря, что чѣмъ дольше онъ будетъ у отца, тѣмъ лучше. Вдругъ, меня позвали внизъ, бѣгу туда -- всѣ люди въ смятеніи; извѣстіе уже прилетѣло -- откуда и какъ? -- никто не зналъ. Я еще порядкомъ не успѣла опомниться, какъ вдругъ на верху раздался страшный крикъ. Бѣдная мамочка вѣрно она побѣжала за мной и съ верху лѣстницы услыхала, что говорятъ внизу. Я бросилась къ ней, гляжу, а ужъ она лежитъ на полу какъ мертвая. Съ этой минуты начались у ней муки.
   -- Она на слѣдующій-же день и умерла? -- спросилъ Гэй, помолчавъ немного. Могла-ли она хоть узнать меня?
   -- Нѣтъ, сэръ! она скончалась полъ-часа спустя, послѣ того какъ вы родились. Я ей сказала, что родился сынокъ, но она какъ будто не слыхала или не поняла меня, упала назадъ на подушки, и съ ней сдѣлался обморокъ. Почудилось мнѣ, будто она прошептала: Морвиль! но на вѣрно не знаю. Черезъ нѣсколько минутъ ее не стало. Голубушка моя! заключила мистриссъ Левирсъ, обливаясь слезами. Я объ ней плакала какъ объ родной дочери, но потомъ поблагодарила судьбу, что она скончалась. Каково было-бы ей узнать, какой смертью умеръ ея бѣдный супругъ? Да, сэръ Гэй, прибавила старушка, не думала я тогда, что увижу васъ когда-нибудь стройнымъ, здоровымъ молодымъ человѣкомъ. какъ теперь. Я ужъ и тогда думала, что вы Богу душу отдадите, когда послала за мистеромъ Гаррисономъ, чтобы окрестить васъ. Испугалась, да сама и окрестила.
   -- Такъ это вы позаботились о моей душѣ, -- сказалъ Гэй, оживившись мгновенно. Значитъ, вамъ я обязанъ болѣе, чѣмъ кому другому на этомъ свѣтѣ.
   -- И -- и, сэръ, помилуйте, -- сказала улыбаясь мистриссъ Лэвирсъ, чрезвычайно довольная любезностью Гэя. Иначе нельзя было сдѣлать. Я васъ окрестила въ этой самой чашкѣ изъ китайскаго фарфора, что стоитъ у меня вотъ тамъ, въ шкафѣ. Я берегу ее, съ тѣхъ поръ какъ зѣницу ока, и никому до нея дотрогиваться не даю.
   -- По правдѣ сказать, я немного струсила, когда рѣшилась васъ крестить, но докторъ и всѣ окружающіе успокоили меня, говоря, что вамъ не дожить до пріѣзда мистера Гаррисона. Я рада была, что хоть Мэркгамъ попалъ къ намъ въ свидѣтели, онъ поспѣлъ какъ разъ вовремя, все возился въ Рэдклифѣ со старикомъ сэръ Гэемъ.
   Разсказы мистриссъ Лэвирсъ доставляли огромную отраду Гэю, и онъ, отъ времени до времени, заѣзжалъ въ Мурортъ къ старушкѣ въ гости, чтобы попросить ее повторить то, что она ужъ разъ десять передавала.
   Тоска по матери не ослабляла у Гэя тоску по Эмми, образъ которой ни на минуту не выходилъ у него изъ головы. Вечера тянулись длинной вереницей, и Гэй постоянно проводилъ ихъ одинъ, съ своими книгами и воспоминаніями прошлаго.
   Однажды онъ зажегъ свѣчку и пошелъ въ большую столовую, двери которой не отпирались съ того несчастнаго вечера, когда его отца принесли изъ лѣсу мертваго. Замокъ громко щелкнулъ, на Гэя пахнуло сырымъ воздухомъ нежилой комнаты, загроможденной старинной мебелью сверху до низу. Гэй пробрался между креслами, диванами и столами, поставленными одни на другіе, и дошелъ до стѣны, на которой висѣлъ большой поясный портретъ молодаго человѣка -- работы Лэли. Высоко приподнявъ свѣчку, онъ началъ пристально разсматривать картину. На ней былъ изображенъ юноша въ полномъ цвѣтѣ лѣтъ, онъ держалъ шляпу съ плюмажемъ въ одной рукѣ, а другой опирался на мечъ. Его темнокаштановые кудри обрамляли свѣжее лицо, полное жизни и силы; глаза, на портретѣ, горѣли какъ, живые. Онъ весь дышалъ весельемъ, но на губахъ его лежало какое-то строгое, жестокое выраженіе. Самая поза его, эта рука, смѣло опиравшаяся на орудіе смерти -- придавала всему портрету что-то особенное, характеристическое. На углу подлѣ самой рамы была подпись: Гюго Морвиль. 20, 1671.
   Гэй долго не спускалъ глазъ съ изображенія дѣда; странныя мысли шевелились въ головѣ, пока онъ вглядывался въ это знакомое ему лицо; ему казалось, что передъ нимъ стоитъ живой человѣкъ, желающій проникнуть въ его душу своими насквозь пронизывающими глазами. Съ трудомъ могъ онъ оторваться отъ тяжелаго чувства, приковавшаго его къ этому таинственнному портрету; постоявъ нѣсколько времени, онъ вздохнулъ, вышелъ изъ комнаты и крѣпко заперъ за собою двери.
   Счастіе было Гэя, что природа одарила его необыкновенной энергіей и дѣятельностію. Онъ не допустилъ себя до отчаянія. Днемъ, онъ занимался по хозяйству, а вечеромъ, неутомимо работалъ надъ науками или толковалъ съ Мэркгамомъ, по дѣламъ имѣнія. Тяжелѣе всего было ему провести вечеръ сочельника одному. День былъ сумрачный, густой снѣгъ валилъ хлопьями. Къ Гэю никто не заглянулъ и онъ просидѣлъ все время одинъ, съ трудомъ борясь съ одолѣвающей его тоскою. Онъ пробовалъ заниматься, хотѣлъ что-то почитать -- ничего не шло въ голову. Онъ бросилъ въ сторону книги, усѣлся противъ камина и задумался, вспоминая, какъ въ прошломъ году, въ это самое время, въ Гольуэлѣ, онъ вмѣстѣ съ Лорой и Эмми убиралъ комнаты зеленью и какъ весело они провели вечеръ наканунѣ Рождества.
   Грустно ему стало сравнивать настоящее съ прошедшимъ. Его теперь всѣ забыли -- всѣ, даже мистрисъ Эдмонстонъ и вѣрный Чарльзъ!....
   Въ эту минуту до ушей его долетѣли слабые оторывки святочной пѣсни {Chrismas carol, у насъ въ Малороссіи, называется Коляда.}, распѣваемой хоромъ поceлянъ. Мелодія эта была дотого музыкальна и полна свѣжести, что даже для избалованнаго уха такого артиста, какъ Гэй, пѣснь звучала какой-то особенной прелестью. Онъ раздвинулъ тяжелыя занавѣси, отперъ ставни и выглянулъ на дворъ, гдѣ стояло нѣсколько человѣкъ. Какъ только изъ окна показался свѣтъ, пѣснь снова огласила воздухъ, и звуки ея лились все громче и громче. Гэй отперъ окно, привѣтствовалъ пѣвцовъ каждаго по ихъ имени и спросилъ: зачѣмъ они поютъ на холодѣ, стоя въ по колѣни снѣгу, когда имъ смѣло можно войдти въ переднюю.
   Самый древній изъ стариковъ подошелъ поближе къ Гэю -- онъ былъ дотого дряхлъ, что его дребезжащій голосъ больше портилъ, чѣмъ украшалъ ихъ скромный хоръ.
   -- Изволите-ли видѣть, сэръ Гэй, -- сказалъ онъ, нѣкоторые изъ насъ сомнѣвались, будете-ли вы довольны, если мы по старинному обычаю, придемъ подъ наши окна и начнемъ пѣть. Теперь это ужъ не водится, говорятъ. Мы не смѣли васъ безпокоить, а начали вполголоса свой хоръ, чтобы узнать, разгнѣваетесь вы за это, или нѣтъ.
   -- Спасибо, старикъ, -- отвѣчалъ Гэй:-- тутъ не зачто гнѣваться, я очень люблю такого рода пѣсни. Пройдите къ парадному крыльцу, я вамъ отопру дверь.
   -- Много благодарны, сэръ, -- отвѣчалъ старый Джемсъ, приподнимая шляпу, и весь хоръ направился по указанному пути. Гэй размѣстилъ ихъ въ первой залѣ, и просидѣлъ весь вечеръ, слушая съ удовольствіемъ пѣсни, когда-то сильно прельщавшія его въ дѣтствѣ. Но увы! визгливая скрипка Джемса Робинзона и дрожащія ноты въ голосѣ Гарри Рэй, произвели на него далеко не прежнее впечатлѣніе. По окончаніи хора старики приступили къ сэръ Гэю съ жалобою на викарія Ашфорда, который намиревался сдѣлать значительное измѣненіе въ церковномъ пѣніи; всѣ они смотрѣли на это нововведеніе съ недоброжелательствомъ и говорили, что это просто приложеніе со стороны мистера Ашфорда. Гэй долго ихъ убѣждалъ и наконецъ самъ спѣлъ имъ имъ туже пѣсню, но совершенно музыкальнымъ, правильнымъ образомъ, желая имъ объяснить разницу между старинной и новой методой церковнаго пѣнія. Увидавъ, что ихъ господинъ толкъ въ музыкѣ знаетъ, разные, доморощенные артисты, немедленно изъявили согласіе на реформу Ашфорда, а уходя рѣшили, что сэръ Гэй, пожалуй, и Гарри Рэя за поясъ заткнетъ своимъ голосомъ.
   Проводивъ нежданныхъ гостей, Гэй долго еще пѣлъ у себя въ комнатѣ любимый гимнъ Эмми и этотъ вечеръ принесъ ему много нравственнаго утѣшенія. Молитва и утѣшеніе придали святому вечеру какой-то особенный характеръ, и въ эту ночь Гэй заснулъ тихимъ, безмятежнымъ сномъ младенца, примиренный съ собою и со всею своей жизнью.
   На другой день онъ спокойно всталъ, позавтракалъ одинъ и отправился въ церковь. Никогда въ жизни не молился онъ такъ горячо за ненавидящихъ и любящихъ насъ, какъ въ это утро. Изъ церкви онъ пошелъ ходить по деревнѣ, любовался черезъ окна на семейныя сцены въ домахъ поселянъ, которые почти всѣ обѣдали въ комнатахъ, убранныхъ зелевью, и ему на каждомъ шагу приходилось обмѣниваться съ народомъ привѣтствіями и поздравленіями. Домой, онъ вернулся когда было уже совсѣмъ темно; мистриссъ Дру подала ему и Буяну обѣдъ, котораго хватило бы человѣкъ на двѣнадцать, а послѣ обѣда Гэй заперся у себя въ комнатѣ, гдѣ просидѣлъ вплоть до ночи. Онъ не много почиталъ, писалъ что-то, но большую часть времени посвятилъ религіознымъ размышленіямъ и молитвѣ, такъ успокоительно подѣйствовавшимъ на его сердце, что онъ самъ удивился, когда пробило одинадцать часовъ, и ему совсѣмъ не хотѣлось спать. На второй день праздника, по утру, Гэй нашелъ въ столовой конвертъ, адресованный на его имя. Это было письмо отъ мистера Росса на счетъ улучшенія быта жителей Кулебъ-Пріора; онъ совѣтовалъ Гэю написать о положеніи этого прихода самому епископу и давалъ ему вообще много полезныхъ совѣтовъ на счетъ хозяйства. Все письмо дышало ласкою; мистеръ Россъ поздравлялъ Гэя съ праздниками, желалъ ему весело ихъ провести и въ концѣ прибавлялъ, что здоровье Чарльза Эдмонстона значительно поправилось, нарывъ зажилъ, но что больному еще не позволяли сходить съ постели. Для Гэя это письмо отъ Гольуэльскаго друга -- было просто подаркомъ. Онъ теперь только узналъ причину молчанія Чарльза, и его радовало то, что отъ него покрайней мѣрѣ не всѣ отреклись. Онъ рѣшился немедленно отвѣчать мистеру Россу, и просить его сообщать ему все, что тотъ узнаетъ о положеніи больнаго Чарльза. Къ епископу онъ сѣлъ писать сейчасъ же. Времени терять было нечего; 28-го марта Гэй вступалъ въ совершеннолѣтіе и къ этому сроку ему хотѣлось получить разрѣшеніе на стипендію для новаго викарія, котораго онъ предлагалъ епископу въ замѣнъ мистера Гельрэйда, состоящаго на жалованьи. Окончивъ письмо, Гэй пожалѣлъ, что онъ мало знакомъ съ Ашфордомъ, чтобы спросить его, годится-ли принятая имъ форма для переписки съ лицомъ духовнаго званія, такъ высоко поставленнымъ, какъ епископъ, но дѣлать было нечего, онъ запечаталъ письмо какъ оно было.
   Къ мистеру Россу онъ отправилъ длинное посданіе, въ которомъ разспрашивалъ его очень подробно о Чарльзѣ. Затѣмъ Гэй занялся съ часъ математикою, а утро кончилъ охотою съ ружьемъ. Лѣсникъ самъ вызвался потѣшить барина и, явившись къ нему въ библіотеку, сильно взволновалъ Буяна, неизмѣнно лежавшаго у ногъ своего господина. Увидавъ ружье, умная собака тотчасъ смекнула въ чемъ дѣло; она вскочила на ноги и, повернувшись къ Гэю мордой, такъ умильно начала на него глядѣть и такъ выразительно помахивала хвостомъ, что Гэй засмѣялся, бросилъ книги въ сторону и черезъ 5 минутъ былъ уже въ полѣ. Онъ давно не чувствовалъ наслажденія пробираться по снѣжной полянѣ въ сопровожденіи рѣзвыхъ собакъ, вдыхать свѣжій, холодный воздухъ и слушать, какъ хруститъ снѣгъ подъ ногами, и какъ разносится эхо отъ выстрѣловъ, перекатываясь по скаламъ.
   Гэй вернулся домой въ половинѣ четвертаго, приказавъ лѣснику занести часть убитой дичи на церковный дворъ. Самъ же онъ отправился посмотрѣть на работы въ школьномъ домѣ. Мистеръ Ашфордъ съ женою и дѣтьми были уже тамъ. Мальчики съ любопытствомъ осматривали ружье сэръ Гэя и его охотничьи гэтры, совершенно покрытыя глинистой грязью; но они не рѣшались заговорить съ своимъ непріятелемъ, и не смотря на его ласковый привѣтъ и дружеское пожатіе руки, они прятались отъ него за мать и отвѣчали короткими да и нѣтъ на всѣ его разспросы. Молодой викарій чрезвычайно совѣстился, что ни онъ, ни жена его не пригласили еще къ себѣ сэръ Гэя, и потому, собравшись съ духомъ, супруги предложили баронету выбрать любой день и пожаловать къ нимъ откушать въ часовъ шесть вечера.
   -- Но вѣдь этотъ часъ нарушитъ вашъ обычный домашній порядокъ, -- сказалъ Гэй. -- Вы, кажется, всегда рано кушаете. Позвольте мнѣ лучше придти къ вамъ когда-нибудь, вечеромъ, къ чаю.
   -- Но вамъ надоѣстъ наша куча дѣтей, -- возразилъ мистеръ Ашфордъ.
   -- Напротивъ, я дѣтей чрезвычайно люблю, -- замѣтилъ Гэй.-- Мнѣ давно съ ними хочется познакомиться. И онъ положилъ руку на плечо Роберта. Притомъ, намъ съ вами нужно еще переговорить на счетъ церконнаго хора, мистеръ Ашфордъ, -- прибавилъ онъ. -- Намъ нужно избавиться отъ скрипки Джемса Робинзона, не оскорбляя самолюбія старика.
   Они простились, условившись о днѣ свиданія, и Гэй побѣжалъ обѣдать домой. Вечеръ онъ провелъ за греческимъ языкомъ и чтеніемъ. Съ этихъ поръ у него почти недоставало времени для окончанія необходимыхъ ежедневныхъ занятій. Переписка съ епископомъ о мѣстѣ викарія въ Кумбъ-Пріорѣ, устройство самой деревни, куда онъ безпрестанно ѣздилъ съ Мэркгамомъ и перемѣна контракта съ Тоддомъ, самымъ упрямымъ и непріятнымъ арендаторомъ, все это поглощало пропасть времени. Пришло второе письмо отъ мистера Росса. Въ его конвертъ была вложена записка отъ Чарльза къ Гэю. Больной писалъ, что онъ очень обрадовался, получивъ объ немъ извѣстіе; онъ просилъ Гэя извинить, что онъ самъ до сихъ поръ не прислалъ ему ни строчки.
   -- Силы не было, -- писалъ онъ: -- взять перо въ руки, да и теперь даже тяжело писать.
   Чарльзъ упрашивалъ Гэя вѣрить, что онъ къ нему ни мало не перемѣнился, и что онъ будетъ ждать отъ него вѣсточки съ каждой почтой. Мистеръ Россъ приписывалъ въ концѣ, что болѣзнь Чарльза имѣла весьма серьезный характеръ; нѣсколько недѣль сряду больной лежалъ безъ движенія, такъ что нужно было выписать изъ Лондона оператора. Тотъ обнадежилъ родныхъ, говоря, что послѣ этого нарыва здоровье больнаго очень поправится, но что для этого ему нужно ровно шесть недѣль пролежать на спинѣ не двигаясь и рѣшительно ничѣмъ не волноваться. Чарльзъ такъ и дѣлаетъ, -- писалъ мистеръ Россъ.-- онъ теперь веселѣе, покойнѣе и позволяетъ себя развлекать.
   Гэй дотого обрадовался, увидавъ возможность снова возобновить сношенія съ Гольуэлемъ, и продолжать переписку съ Чарльзомъ, что онъ и забылъ думать, что въ сущности, между имъ и Эмми лежитъ та же пропасть, которая раздѣляла ихъ и прежде, и что отъ переписки съ мистеромъ Россомъ, дѣло его съ опекуномъ не подвинулось ни на шагъ впередъ.
  

ГЛАВА VIII.

   Вечеръ, проведенный Гэемъ Морвиль у Ашфордовъ, сблизилъ его чрезвычайно скоро съ этимъ семействомъ. Онъ сейчасъ же подружился со всѣми дѣтьми, начиная съ младшаго двухъ-лѣтняго ребенка, и кончая старшимъ, робкимъ, но упрямымъ Робертомъ, который легко поддался на дружбу съ сэръ Гэемъ, когда услыхалъ, что тотъ знаетъ мѣсто, гдѣ водятся морскіе ежи, предметъ любимой охоты Роберта.
   -- Но вѣдь намъ нужно будетъ проходить черезъ вашъ паркъ, чтобы добраться до моря, -- грустно замѣтилъ Эдуардъ, второй мальчикъ послѣ Роберта, когда Гэй объяснилъ имъ положеніе мѣста, гдѣ водились ежи.
   -- Да, иначе вы туда и не попадете, -- возразій Гэй.-- А что-жъ тутъ труднаго?
   -- Но вѣдь насъ въ паркъ не пускаютъ! закричали хоромъ дѣти.
   -- Не пускаютъ? повторилъ Гэй, взглянувь съ удивленіемъ на мистриссъ Ашфордъ, но потомъ догадавшись, что отъ него только и ждутъ разрѣшенія на свободный пронускъ, онъ засмѣлся и прибавилъ: -- я не зналъ, что вы меня боитесь, какъ злой собаки. До сихъ поръ мнѣ казалось, что двери моего парка ни для кого не заперты. Зачѣмъ же и паркъ, если тамъ никто не станетъ гулять? Можетъ быть, Мэркгамъ его запиралъ безъ меня, въ такомъ случаѣ, я велю ему отдать вамъ ключъ въ полное распоряженіе.
   На слѣдующій день, мальчики, по приказанію сэръ Морвиля, явились въ паркъ для осмотра залива ежей и съ этихъ поръ молодой баронетъ и сыновья викарія сдѣлались дотого неразлучны, что мать и отецъ Ашфорды начали уже совѣститься, боясь, чтобы дѣти не надоѣли сэръ Гэю. Тотъ, напротивъ, увѣрялъ, что очень радъ такому милому обществу, и материнское сердце мистриссъ Ашфордъ поневолѣ уступило, видя, какъ сыновья ея счастливы. Они то и дѣло прибѣгали къ ней домой, съ радостными криками: "Мама! я катался на лошади сэръ Гэя! Мама! насъ сэръ Гэй водилъ на большую скалу! Папа! сэръ Гэй сказалть, что мы можемъ идти съ нимъ завтра на охоту, если вы насъ пустите! Посмотрите, посмотрите! я самъ застрѣлилъ кролика изъ ружья сэръ Гэя. Сэръ Гэй показывалъ намъ свою лодку и обѣщалъ свозить насъ на островъ Шэръ-Стонъ, если вы позволите!...
   Отецъ и мать съ улыбкой выслушивали всѣ эти восторженныя восклицанія, но катанье на лодкѣ около острова, извѣстнаго своими подводными камнями, казалось чѣмъ-то очень опаснымъ въ ихъ глазахъ и потому мать старалась всячески отговорить сыновей отъ такой прогулки, напоминая имъ, что въ декабрѣ мѣсяцѣ всегда бываютъ бури на морѣ. Отецъ просилъ ихъ, по крайней мѣрѣ, подождать, пока онъ не справится у опытныхъ рыбаковъ, съ которой стороны безопаснѣе пристать къ острову. Онъ въ тотъ же день отправился къ нимъ за справками.
   -- Мы, сэръ,-- отвѣчали ему старики: -- сами не охотно туда ѣздимъ, больно камней-то много. Но опасности нѣтъ большой, сэръ Гэй, еще въ дѣтствѣ туда ѣзжалъ постоянно. Сперва, ему давали лодочника въ провожатые, а потомъ, ужъ стали отпускать одного въ гичкѣ. Мы всѣ удивлялись бывало, какъ это онъ справляется одинъ. Ужь ему вѣрно дорога хорошо стала извѣстна.
   Но мистриссъ Ашфордъ этимъ не успокоилась, и мальчики пришли объявить сэръ Гэю, что мама боится и не пускаетъ ихъ съ нимъ на островъ.
   -- Не бѣда! возразилъ онъ.-- Если не теперь, такъ мы лѣтомъ поѣдемъ, и попросимъ тогда папу, чтобы онъ съ нами отправился. Вмѣсто этого, не хотите ли сегодня идти со мной на охоту за кроликами, въ Клифтонскую рощу? Фермеръ Гольтъ будетъ очень благодаренъ Робу, если тотъ ему настрѣляетъ ихъ съ дюжину, они у него всѣ деревья перепортили на фермѣ.
   Мальчики съ радостію согласились идти, куда бы онъ ни приказалъ, и чтобы утѣшить ихъ въ неудавшейся прогулкѣ по морю, Гэй позволилъ имъ стрѣлять сколько душѣ угодно изъ его ружья. Удивительно, какъ онъ еще уцѣлѣлъ при ихъ смѣлости и полномъ отсутствіи умѣнья обращаться съ ружьемъ. Не смотря на это, оба брата все горевали, что мать не позволила имъ устроить прогулки по морю.
   -- Неужели вы не можете этого забыть? спросилъ улыбаясь Гэй. -- Утѣшьтесь, по всѣмъ примѣтамъ видно, что намъ долго еще нельзя было бы пуститься въ путь, даже если бы вы и получили на то разрѣшеніе. Послушайте, какой страшный гулъ подъ землей!
   -- Что это? сказали дѣти.
   Издалека несся къ нимъ какой-то звукъ, похожій на протяжный стонъ или глухой ревъ. Въ воздухи, между тѣмъ, было тихо и море спокойно катило свои волны.
   -- Этотъ звукъ всегда предвѣщаетъ дурную погоду, -- замѣтилъ Гэй. -- Море, какъ будто въ нѣдрахъ своихъ, собираетъ силы для предстоящей бури.
   -- Но откуда этотъ шумъ? Раскажите намъ! закричали мальчики.
   -- Я полагаю, что это гулъ вѣтра, порывы котораго доносятся до насъ издалека, по морю, -- сказалъ Гэй.-- Какіе торжественные звуки!
   Дѣтямъ сдѣлалось невольно страшно и они громкими криками и смѣхомъ старались заглушить свое волненіе. Гэй принялся бѣгать вмѣстѣ съ ними, но когда оба брата объявили, что имъ пора домой, онъ проводилъ ихъ и все-таки вернулся на прежнее мѣсто. Гулъ съ моря пробудилъ въ немъ живое воспоминаніе о его дѣтствѣ, когда эти странные, повидимому, звуки рисовали въ его воображеніи цѣлый міръ фантастическихъ видѣній.
   Буря, которую предвѣщалъ Гэй, разыгралась наконецъ. На слѣдующій день, вечеромъ, море грозно забушевало и могучія волны его, вздымаясь бѣшено кверху, съ страшной силой разбивались о высокіе обрывы скалистыхъ береговъ. Гэй слѣдилъ изъ окна за этой картиной. Его поразили яркія звѣзды, мерцавшія на черномъ небѣ въ то время, когда внизу свирѣпствовалъ ураганъ. Въ приморскихъ мѣстечкахъ, нерѣдко замѣчается это странное явленіе. Какъ то особенно отрадно подѣйствовала на душу Гэя эта разница между небомъ и землею, и онъ легъ спать, съ молитвою въ сердцѣ.
   Ночью, его разбудили страшные раскаты грома, смѣшанные съ ревомъ бури и плескомъ волнъ. Ночь была дотого черна, что Гэй не могъ разглядѣть своей оконной рамы, но голубоватый блескъ молніи вдругъ освѣтилъ всю его комнату. Онъ вскочилъ и началъ прислушиваться къ величественному голосу природы, вспоминая, какъ бывало въ дѣтствѣ, онъ мечталъ о кораблекрушеніи близъ Рэдклифа и приводилъ въ негодованіе свою няню мистриссъ Бернаръ, желаніемъ, чтобы ему пришлось спасать гибнувшій экипажъ. Какъ часто, будучи еще ребенкомъ, онъ точно также, какъ теперь, вскакивалъ на своей постели и съ замираніемъ сердца вслушивался, не стрѣляютъ ли на морѣ. Разъ какъ-то, онъ даже понапрасну разбудилъ старика Арно, увѣривъ его, что поданъ сигналъ съ корабля. Рэдклифскій заливъ былъ очень опасенъ по своимъ подводнымъ скаламъ и каменистому острову Шэгъ-стонъ, рѣзко выдавшемуся изъ воды. Около этого мѣста, самые опытные рыбаки избѣгали ѣздить въ бурное время года. По настоящему, тутъ даже и не слѣдовало ходить кораблямъ, они попадали сюда изрѣдка, по какому-нибудь непредвидѣнному случаю, и потому исторіи о кораблекрушеніяхъ передавались въ Рэдклифѣ почти какъ преданіе.
   -- Что это? Сигнальная пушка, или обманъ воображенія? сказалъ Гэй, услышавъ какой-то звукъ, похожій на выстрѣлъ. Стонъ вѣтра и шумъ дождя съ градомъ, бившаго въ стекла оконъ, оглушали его. Когда вѣтеръ на мгновеніе утихъ, въ воздухѣ ясно прокатилось эхо отъ пушечнаго выстрѣла.-- Такъ и есть, сигналъ!
   Молнія то и дѣло раскрывала черное небо, освѣщая какимъ-то блѣднымъ огнемъ страшныя, сѣдыя волны и мрачныя скалы. Гэй бросился къ окну, и въ это мгновеніе третій выстрѣлъ огласилъ окрестность. Онъ открылъ окно, и, не смотря на потоки дождя, ворвавшіеся въ его комнату, въ волненіи началъ прислушиваться. Грянулъ новый выстрѣлъ. Запереть окно, засвѣтить свѣчку, одѣться наскоро и броситься внизъ -- было для Гэя дѣломъ одной минуты. Къ счастію, ключъ отъ сторожки, гдѣ на ночь пряталась лодка, лежалъ тутъ же на столѣ, гдѣ его положили дѣти Ашфорда. Гэй сунулъ ключъ и ручную зрительную трубу въ карманъ, надѣлъ непромокаемое пальто и послѣ долгихъ усилій отперъ, наконецъ, тяжелые засовы главнаго параднаго входа. Страшный порывъ вѣтра, ворвавшись въ дверь, задулъ свѣчку. Мѣсяцъ въ это время выглянулъ изъ-за тучъ, которыя быстро неслись по черному небу. Гэй перебѣжалъ черезъ дворъ, вскарабкался на ближайшую скалу и окинулъ взглядомъ все видимое пространство моря. Вихрь чуть не сшибъ его съ ногъ. При помощи слабыхъ лучей мѣсяца и блескѣ безпрерывной молніи, Гэю удалось разглядѣть вдали, на западной сторонѣ отъ каменной гряды Шэгъ-стона, что-то похожее на мачту судна. Едва замѣтная точка не двигалась; по всему вѣроятію, корабль наткнулся, при самомъ входѣ въ заливъ, на одну изъ подводныхъ скалъ и готовился погибнуть: опытному глазу Гэя, не иначе, какъ послѣ усиленнаго напряженія удалось убѣдиться, что это дѣйствительно было судно, сильно наклонившееся на бокъ. Вооружившись зрительной трубкой, Гэй началъ смотрѣть, нѣтъ ли кого на палубѣ. Ни людей, ни лодокъ не оказалось; за то на верху одной изъ сосѣднихъ скалъ двигались какія-то черныя точки; это люди! нужно спасти ихъ! блеснула мысль у смѣлаго Гэя, и онъ перевелъ трубу на бухту. Тамъ въ окнахъ всѣхъ коттэджей свѣтились огоньки и оттуда несся громкій людскій говоръ. Все рыбачье населеніе было уже давно на ногахъ.
   Гэй бросился бѣжать вдоль берега, перескакивая черезъ мелкій кустарникь, который покрывалъ въ этомъ мѣстѣ почти сплошь всю скалу. Онъ вспомнилъ, что тутъ должна быть тропинка, ведущая внизъ, прямо къ рыбачьей слободѣ. Спускъ этотъ былъ дотого крутъ, что по немъ рѣшались пробираться только отчаянные смѣльчаки, деревенскіе мальчишки, во время охоты за птичьими гнѣздами. Гэй забылъ объ опасности, имѣя въ виду одму цѣль, быстроту перехода; гдѣ скачками, гдѣ ползкомъ, крѣпко придерживаясь руками и ногами за цѣпкій кустарникъ, онъ добрался до подошвы скалы, и менѣе, чѣмъ въ 5 минутъ очутился на набережной, самомъ бойкомъ мѣстѣ рыбачьей слободки.
   Все населеніе высыпало на берегъ моря, и странный, смѣшанный гулъ отъ нѣсколькихъ сотенъ голосомъ сливался съ шумомъ вѣтра, такъ что никто не могъ разобрать ни одного слова. Всѣ кричали одно, что нужно подать помощь утопающимъ; но, не смотря на крики, никто не могъ рѣшиться на такой опасный подвигъ. Старая зрительная труба переходила изъ рукъ въ руки.
   Бенъ Робинзонъ, высокій, смѣлый малый, лѣтъ двадцати-пяти отъ роду, отчаянный пловецъ и смертный охотникъ до приключеній, вскочилъ, наконецъ, на сваю, и не обращая вниманія на бѣшенство вздымавшихся волнъ, вызвалъ охотниковъ идти вмѣстѣ съ нимъ на выручку гибнувшаго экипажа. Никто не шевельнулся.
   Іона Лэдбери, дряхлый старикъ, жалобнымъ голосомъ причитывалъ, что грѣхъ смотрѣть равнодушно на гибель ближняго, что въ его время не такъ было, не выдержали бы молодые люди, всѣ бы кинулись въ лодки. А нынче, вотъ какъ, всѣ стали трусить! Но и его слова не подѣйствовали, толпа нерѣшительно пятилась назадъ, а грозныя сѣдыя волны такъ и лѣзли на обрывистый берегъ, обдавая своей пѣной всю набережную.
   -- Видно ли, гдѣ находится экипажъ? грянулъ во все горло Гэй, прибѣжавшій въ эту минуту на мѣсто сбора и оживившій всѣхъ своимъ появленіемъ.
   -- Сэръ! ихъ, кажется, собралось десять или одиннадцать человѣкъ, всѣ они скучились на плоской, черной скалѣ, -- сказалъ одинъ изъ рыбаковъ, счастливый обладатель старой зрительной трубы.
   -- Вижу, вижу! отвѣчалъ Гэй, наводя свою трубу на указанное мѣсто. -- Скоро ли начнется приливъ?
   Вопросъ этотъ былъ очень важенъ: скалы на островѣ Шэгъ-стонѣ, во время прилива, заливались до верху водой. Рыбаки посмотрѣли на мѣсяцъ и рѣшили единогласно, что черезъ три часа вода дойдетъ до высшей точки прилива. Времени терять нельзя было. Гэй кинулся въ сторожку, отперъ ее и при помощи рыбаковъ установилъ свою лодку въ небольшой бухточкѣ, гдѣ волненіе было гораздо тише. Бросивъ въ лодку свертокъ огромнаго каната и багоръ, онъ скомандовалъ: "Пять человѣкъ за мной!" Трусовъ не оказалось, это была толпа смѣльчаковъ, ожидавшая только голоса прелводителя. Не пять, а двадцать пять человѣкъ ринулись въ лодку и слезы невольно навернулись на глазахъ Гэя, когда онъ увидѣлъ готовность этихъ простыхъ людей идти съ нимъ чуть не на явную смерть.
   -- Смасибо! спасибо! крикнулъ онъ въ волненіи. -- Всѣхъ много будетъ! Бенъ Робинзонъ, Гарри, Чарльзъ Рэй, Бенъ Лэдбери, Уотъ Гринъ, -- началъ онъ вызывать по очереди рыбаковъ помоложе и посильнѣе, стараясь выбирать одинокихъ, а не семейныхъ. Каждый изъ храбрецовъ твердымъ голосомъ отвѣчалъ на его призывъ: Здѣсь, сэръ! и всѣ пятеро выстуиили впередъ, не сводя глазъ съ отважнаго юноши.
   -- Нужно бы имѣть про запасъ еще лодку, -- замѣтилъ Гэй.-- Мистеръ Браунъ, -- сказалъ онъ, обращаясь къ старику съ трубой:-- одолжите мнѣ вашу, она и крѣпче и легче другихъ. Мартынъ! садись въ ней къ рулю, скомандовалъ онъ молодому малому, стоявшему подлѣ него, и затѣмъ началь оглядывать всю толпу, выбирая ему товарища.
   Сгройный, атлетическаго сложенія рыбакъ, выдвинулся впередъ.
   -- Ваша милость, сэръ Гэй, можно мнѣ идти? спросилъ онъ.
   -- Нѣтъ, Джемъ, -- вполголоса отвѣчалъ Гэй: -- лучше не ходи. А при старухѣ матери ктожъ останется? Дженъ Горнъ! весело крикнулъ ону. -- ты славно гребешь, ступай сюда. Ну, готово ли?
   -- Все готово, сэръ! въ одинъ голосъ отвѣчали рыбаки.
   Вторую лодку спустили очень скоро. Гребцы дружно ударили веслами, отдавъ себя въ полное распоряженіе молодому штурману, сэръ Гэю, который смѣло управлялъ рулемъ первой лодки; всѣ они оглянулись невольно на набережную, гдѣ стояла по прежнему толпа людей, притихнувшая въ одно мгновеніе, когда море приняло въ свои холодныя объятія эту горсть смѣльчаковъ. Гэю было нѣсколько страшно, на его отвѣтственности лежала теперь жизнь восьми человѣкъ; мысль, что онъ самъ идетъ на смерть и своимъ примѣромъ увлекаетъ ничѣмъ неповинныхъ людей, невольно возбуждала въ немъ трепетъ. Но спокойное, хогя очень блѣдное лицо не выдало его чувства.
   Вѣсть о кораблекрушеніи мигомъ долетѣла до главной улицы Рэдклифскаго имѣнія. Мистеръ Ашфордъ, высунувъ голову изъ окна, крикнулъ кого-то изъ проходящихъ и спросилъ, что это за шумъ? Ему отвѣчали, что корабль попалъ на шегстонскіе рифы, и что экипажъ весь потонулъ. Онъ рѣшился немедленно идти въ слободу, чтобы посмотрѣть, не нужна ли его помощь, но не успѣвъ сдѣлать и нѣсколько шаговъ замѣтилъ, что его нагоняетъ какая-то темная фигура, закутанная въ громадную, непромокаемую шинель.
   -- А-а, мистеръ Мэркгамъ, вы также отправляетесь смотрѣть на кораблекрушеніе? спросилъ викарій, подойдя поближе къ незнакомцу.
   -- А какъ же? возразилъ довольно грубо старикъ, хоти въ тонѣ его голоса уже не было прежней досады, отъ которой онъ не могъ отдѣлаться при встрѣчѣ съ Ашфордомъ.-- Я долженъ поневолѣ туда идти, не то мой непремѣнно выкинетъ штуку. Ужъ гдѣ только суматоха, мы тутъ, какъ тутъ. Какъ у него еще цѣла голова, не понимаю!
   -- Скажите лучше, что гдѣ опасность, тамъ сэръ Гэй, -- замѣтилъ викарій.
   -- Ну, да. Дай Богъ, чтобы онъ не слыхалъ о кораблекрушеніи, его никакія силы въ мірѣ не удержатъ.
   Они быстрыми шагами перешли улицу, поднялись въ гору и спустились въ слободу, въ ту самую минуту, когда мѣсяцъ вдругъ скрылся за тучами. Темень была страшная. Народъ толпился по прежнему на набережной и среди треска и шума бури, раздавались восклицанія:
   -- Гдѣ? гдѣ? Да вонъ тамъ! Нѣтъ лодки! Нѣтъ, есть! Вотъ онъ, вотъ сэръ Гэй!...
   -- Сэръ Гэй! крикнулъ Мэркгамъ.-- Неужели онъ уѣхалъ? Неужто я опоздалъ! Чего-жъ вы тутъ смотрѣли, старые дураки! закричалъ онъ, обращаясь къ рыбакамъ.-- Ну, чего вы смотрѣли? Зачѣмъ отпустили вы его? Ты то, Іона, чего зѣвалъ! Отцы мои, вѣдь ему не вернуться больше. Вотъ опять шквалъ! Кончено! погибли всѣ они!...
   Пока старикъ придирался то къ одному рыбаку, то къ другому, Ашфордъ обстоятельно разспрашивалъ обо всемъ случившемся. Рыбаки крѣпко надѣялись на искусство сэръ Гэя, какъ гребца, хотя искренно сознавали, что опасность дотого велика, что едва ли удастся уцѣлѣть обѣимъ лодкамъ. Всѣ они почтительно выслушивали упреки управляющаго, но викарію сообщали вполголоса, что сэръ Гэя не было возможности остановить.
   -- Онъ, сэръ, -- замѣтилъ старый Джемсъ Робинзонъ:-- словно капитанъ какой распоряжался. Что тамъ мистеръ Мэркгамъ ни толкуй, а намъ его останавливать не приходилось.
   -- Вашъ сынъ съ нимъ отправился? спросилъ мистеръ Ашфордъ.
   -- Да, сэръ. Я и сыну ни слова не сказалъ. Ужъ я знаю, сэръ Гэй не сгубитъ его понапрасну, и если съ помощью Божіею, Бенъ вернется по добру, по здорову, ему же лучше будетъ.
   -- Онъ, кажется, первый вызывалъ охотниковъ идти въ море, еще до прихода сэръ Гэя? продолжалъ мистеръ Ашфордъ.
   -- Да, сэръ, -- отвѣчаль старикъ съ грустной улыбкой.-- Бенъ у меня храбрый малый, нечего сказать, да храбръ то безъ толку, лѣзетъ прямо въ опасность, не разбирая для чего и для кого. А вотъ сэръ Гэй, тотъ со смысломъ дѣйствуетъ, пусть же у него Бенъ и поучится.
   Дождь лилъ какъ изъ ведра. Мало по малу толпа разошлась по домамъ, оставивъ на набережной Меркгама, викарія и нѣсколькихъ рыбаковъ, не рѣшавшихся уйдти. Стоя во мракѣ, какъ тѣни, всѣ они сохраняли мертвое молчаніе. Черезъ нѣсколько времени мѣсяцъ тихо выплылъ изъ-за тучъ и освѣтилъ бурное море.
   -- Лодки! лодки! закричалъ вдругъ Джемъ. -- Я вижу ихъ!
   -- Гдѣ онѣ? Бога ради покажите, гдѣ онѣ! говорилъ Мэркгамъ, хватаясь за зрительную трубу.-- Но руки старика дрожали, слезы застилали его глаза.-- Ну, ее совсѣмъ! сказалъ онъ съ сердцемъ, опуская трубу. -- Я ничего не могу разглядѣть.
   Мистеръ Ашфордъ ласково взялъ старика подъ руку и старался его развлечь.
   -- Вѣкъ-то свой онъ такимъ былъ! дрожащимъ голосомъ произнесъ Мэркгамъ. -- Ему теперь ровно столько же лѣтъ, сколько было отцу его передъ смертью. Но покойному далеко было до него, куда, далеко! Вѣдь онъ у насъ теперь послѣдній въ родѣ, послѣднее сокровище, да, и теперь его не станетъ! Хоть бы Богъ привелъ мнѣ быть въ ту минуту подлѣ него; хоть бы я погибъ вмѣстѣ съ нимъ!...
   -- Сэръ! сэръ! продолжалъ кричать Джемъ: -- лодки цѣлы, вонъ онѣ, на западъ отъ слободки, гребутъ прямо къ острову!
   Мистеръ Ашфордъ взялъ у Мэркгама трубу и навелъ ее на указанное мѣсто. Мѣсяца уже не было, за то тонкая полоса утренней зари освѣщала мрачныя, черныя скалы Шэгъ-стона и позволяла ясно различить движущіяся подлѣ него точки.
   -- Я вижу, что кто-то выскочилъ изъ лодки и карабкается на скалу, -- сказалъ викарій.-- Джемъ, не разглядишь ли ты, кто это? спросилъ онъ.
   -- И я вижу! и я! закричалъ мистеръ Браунъ.-- Ихъ двое тамъ. Они пробираются въ бродъ къ скалѣ, вдоль каменной гряды, которая тянется по ту сторону острова.
   -- Да, да, -- проговорилъ старикъ Лэдбери:-- въ этомъ мѣстѣ лодкѣ нельзя пройдти, имъ нужно бродомъ пробираться. Смѣлые ребята!...
   -- А куда-жъ они лодки то дѣли? спросилъ викарій.
   -- Вѣроятно, они ихъ укрѣпили около другаго островка, -- замѣтилъ Лэдбери:-- онъ тутъ по близости, за Шэгъ-стономъ. Тамъ ужъ давно сэръ Гэемъ вдѣлано большое кольцо, гдѣ онъ всегда причаливалъ, когда ѣздилъ кататься по морю одинъ. Они лодки-то прикрѣпили, да двоихъ, которые посмѣлѣе, и пустили съ канатомъ въ море, чтобы по немъ перереправить весь экипажъ, который спасается на островѣ.
   -- Какъ! воскликнулъ мистеръ Ашфордъ. Вѣдь вы говорите, что тамъ каменная гряда, развѣ можетъ существовать бродъ въ такомъ мѣстѣ и въ такую бурю?
   -- Нельзя ли вамъ, сэръ, -- спросилъ мрачно старикъ Робинзонъ, обращаясь къ викарію:-- отдать свою трубу Джему, чтобы онъ разсмотрѣлъ, кто эти двое, что въ бродъ идутъ.
   М-ръ Ашфордъ подалъ молодому рыбаку свою трубу.
   -- Эхъ-ма! что за буря! сказалъ тотъ, вглядываясь черезъ нее вдаль. -- Э! да вѣдь это Бенъ, я его красный колпакъ знаю. А впереди, такъ и есть, самъ сэръ Гэй!
   -- Не ври, Джемъ, -- сердито возразилъ Мэркгамъ: -- не пойдетъ сэръ Гэй въ бродъ. Давай сюда трубу.
   Долго спорили они между собою, не довѣряя ни глазамъ, ни зрительной трубѣ. Вдругъ изъ-за Шэгъ-стона показались обѣ лодки, наполненныя людьми. Онѣ неслись, какъ птицы, то погружаясь въ бездну, то взлетая вверхъ по сѣдымъ гребнямъ волнъ. Послышались голоса и, наконецъ крикъ, радостный, торжественный крикъ, отозвавшійся въ сердцѣ каждаго изъ зрителей. Въ одно мгновеніе всѣ жители Рэдклифа высыпали на набережную и громкій, протяжный гулъ восторженныхъ восклицаній послужилъ отвѣтомъ на сигнальный крикъ побѣды. Въ эту минуту солнце показалось на горизонтѣ и яркіе лучи его позолотили окрестныя скалы, и обдали какимъ-то сіяніемъ все еще волновавшееся море. Вѣтеръ спалъ, небо прочистилось, дождь и градъ давно ужъ прекратились и глазамъ зрителей представилась чудная картина. Вдоль залива, какъ бѣлыя чайки, неслись двѣ лодки, оставляя за собой жемчужный слѣдъ пѣнистыхъ волнъ; ясное, голубое небо окаймленное вдали черными тучами, дополняло характеръ картины. Лодка рыбака Мартына причалила первая.
   -- Всѣхъ спасли, -- сказалъ онъ, опираясь весломъ о берегъ.-- А все ему обязаны! и онъ кивнулъ головой, указывая на сэръ Гэя.
   Разспросы были бы неумѣстны. Измученныхъ, промокшихъ моряковъ перевели на берегъ и лодку оттащили въ сторону. Сэръ Гэй въ эту минуту направилъ руль къ тому мѣсту, гдѣ стояли мистеръ Ашфордъ и Мэркгамъ, и, улыбаясь имъ привѣтливо, громко крикнулъ: всѣ живы! Впослѣдствіи, викарій разсказывалъ своей женѣ, что онъ никогда не видалъ сэръ Гэя такимъ красавцемъ, какъ въ это утро. Глаза его свѣтились какъ двѣ звѣзды, мокрые волосы разсыпались по шеѣ; жизнь, энергія, ловкость дышали въ каждомъ его движеніи. Наконецъ, и его лодку причалили, экипажъ, съ помощью рыбаковъ и другихъ зрителей бережно перенесли на берегъ. Гэй всталъ и, упершись одной ногой на скамью лодки, поднялъ на рукахъ маленькаго мальчика, крѣпко закутаннаго въ его непромокаемый плащъ.
   -- Эй! Джемъ! позвалъ онъ молодаго рыбака, вызывавшагося къ нему въ охотники.-- Вотъ тебѣ работа. Мальчуганъ сломалъ себѣ руку. Попроси твою матушку походить за нимъ. Она у насъ лучшая сидѣлка. А самъ отправллися за докторомъ Грегсономъ.
   Джемъ съ нѣжностью принялъ ребенка съ рукъ на руки, и однимъ прыжкомъ Гэй очутился около своихъ друзей. Мистеръ Ашфордъ горячо жалъ ему руку, а Мэркгамъ, по обыкновенію, не удержался и вскричалъ:
   -- Вы неисправимы, сэръ Гэй! Такихъ сумасшедшихъ, какъ вы, рѣдгсо найдешь на бѣломъ свѣтѣ! Я на васъ рукой махнулъ! Попомните мое слово, ужъ погубите вы себя когда-нибудь до смерти. Точно тутъ безъ васъ обойдтись не могли.
   -- Неужели вы тащили канатъ на скалу? перебилъ его викарій.
   -- Бенъ Робинзонъ и я, мы тащили его вдвоемъ, -- отвѣчалъ Гэй.-- Для меня это не новость, я частенько ходилъ въ бродъ, съ канатомъ вокругъ пояса, доставая себѣ анемоны и морскія травы. Мэркгамъ напрасно сердится.
   -- Я больше ни слова не скажу, -- ворчалъ старикъ угрюмо. Это все равно, что къ стѣнѣ горохъ. Спрашивается одно, какое право вы имѣете, сэръ, пренебрегать своей жизнью?
   -- Мнѣ было такъ хорошо, -- говорилъ Гэй:-- что я жертвы съ своей стороны никакой тутъ не вижу. Нужно же было подумать объ этихъ несчастныхъ. Трое изъ нихъ едва не утонули. А что, послали за докторомъ? спросклъ онъ.
   Докторъ уже былъ на лицо. Онъ и вообще всѣ присутствующіе внимательно ухаживали за спасеннымъ экипажемъ. Мистеръ Ашфордъ отправился въ одну сторону, Мэркгамъ въ другую, Гэй въ третью за разными предметами. Викарію рыбаки разсказали въ подробности, какъ произошло все дѣло. Экипажъ погибшаго судна былъ найденъ на плоской скалѣ, подъѣхать къ которой въ лодкахъ не было никакихъ средствъ. Они думали, что дѣло кончено, спасеніе невозможно. Къ счастію, это мѣсто было хорошо извѣстно Гэю; онъ не разъ ѣзжалъ сюда, катаясь по морю въ тихую погоду. Указавъ рыбакамъ небольшой бродъ, онъ бросился туда первый, вплавь, приказавъ заранѣе обвязать себя канатомъ вокругъ пояса, онъ взялъ въ руки багоръ, которымъ упирался въ камни, попадавшіеся ему на пути. Около скалы шла сплошная каменная гряда. Бемъ бросился вслѣдъ за Гэемъ, и они оба почти по горло въ водѣ начали пробираться между рифами. Рыбаки разсказывали, что ихъ пронимала дрожь, при мысли, ну, какъ у этихъ храбрецовъ ослабѣютъ силы и волны разобьютъ ихъ о подводные камни. Но это было единственнымъ средствомъ для спасенія погибавшихъ. Къ удивленію, они успѣли совершить дѣло благополучно. Всѣ до одного человѣка были переправлены въ лодкѣ; спустя четверть часа послѣ этого, бурный приливъ покрылъ бушующими волнами то мѣсто, гдѣ несчастные нашли себѣ пріютъ. Жители Рэдклифскаго имѣнія разобрали по домамъ всѣхъ спасенныхъ людей; уложивъ больныхъ въ постели, а здоровыхъ посадили къ огню, чтобы обсушить ихъ мокрое платье, всѣ они принялись угощать гостей, чѣмъ кто могъ. Мистеръ Ашфордъ отправился въ коттэджъ матери Джема, чтобы навѣстить юнгу съ сломанной рукой. Войдя въ пустую кухню, онъ хотѣлъ уже окликнуть хозяйку, какъ вдругъ дверь въ противоположвую комнату отворилась и на порогѣ ея появился Гэй. Онъ шелъ, осторожно переступая, и говорилъ шепотомъ
   -- Бѣдняжка, сейчасъ только заснулъ, -- сказалъ онъ викарію.-- Молодцомъ выдержалъ.
   -- А что? развѣ ему вправили руку? спросилъ Ашфордъ.
   -- Да. Онъ даже въ обморокъ не упалъ, ни разу не крикнулъ. Что за славная женщина старуха Лэдбери! Она и Джемъ чрезвычайно рады нежданному гостю, а старуха обѣщала за нимъ сама ходить. Ну, а каковы прочіе? очнулся ли старикъ?
   -- Да, я видѣлъ, какъ его Робинзоны уложили въ востель. Капитана приняли Брауны -- отвѣчалъ Ашфордъ.
   -- Который-то теперь часъ? спросилъ Гэй.
   -- Половина девятаго. Да вотъ и звонъ начался. Я было ужъ собирался напомнить мистеру Рэю, что намъ не слѣдовало забывать утренней службы, мы съ нимъ вѣдь не много трудились, да благо онъ самъ догадался, только 10 минутами опоздалъ. Прощайте! мнѣ пора въ церковь.
   -- А можно мнѣ придти туда же? спросилъ Гэй -- Или у меня туалетъ ужъ слишкомъ неприличенъ,-- прибавилъ онъ смѣясь, оглядывая свой сюртукъ, весь съежившійся отъ морской воды.
   -- И вы спрашиваете, можно ли? съ улыбкой возразилъ Ашфордъ.-- Развѣ благоразумно такъ долго оставаться въ мокромъ платьѣ?
   -- Я не подверженъ простудамъ, -- отвѣчалъ Гэй и, пройдя скорыми шагами часть дороги съ викаріемъ, онъ робко спросилъ его:-- а вы не забудете помянуть насъ въ благодарственной молитвѣ?
   -- Еще бы! возразилъ тронутый Ашфордъ. -- Жизнь всѣхъ васъ была, повидимому, въ большой опасности.
   -- Правда! сказалъ Гэй, и голосъ его задрожалъ: -- велика была милость Божія надъ нами. Наша лодочка погибла бы, какъ орѣховая скорлупа среди бурнаго моря, если бы насъ не спасъ невидимый кормчій.
   Онъ говорилъ очень просто, съ благоговѣніемъ смотря на чистое небо. Мистера Ашфорда поразило спокойное выраженіе его лица.
   -- Неужели буря казалась вамъ опаснѣе, чѣмъ переходъ черезъ бродъ между каменной грядою? спросилъ онъ.
   -- Когда тутъ было разсуждать -- отвѣчалъ Гэй.-- Рыбаки привыкли къ бурямъ съ дѣтства. они и не замѣтили опасности во времи переѣзда по морю, Меня собственно поразила величественность картины и сознаніе, какъ слабъ и безпомощенъ человѣкъ предъ Божьимъ могуществомъ. Что касается брода, тутъ надо было держать ухо остро -- думать рѣшительно не было возможности.
   -- Намъ и издали было страшно за васъ! замѣтилъ викарій.
   -- Вблизи, дѣло не такъ казалось страшнымъ. Нужно было только рѣшиться сдѣлать первый шагъ, а ужъ тамъ и пошло. Но, однако, за молодецъ Бенъ Робинзонъ! Вотъ настоящій-то герой, онъ съ наслажденіемъ идетъ прямо въ опасность. У него много хорошаго въ натурѣ, нужно только умѣть управлять имъ, -- сказалъ Гэй.
   -- Посмотрите-ка! произнесъ Ашфордъ, указывая ему пальцемъ на мощную фигуру, показавшуюся недалеко отъ нихъ, по дорогѣ въ церковь. -- Бенъ шелъ рядомъ со старикомъ отцомъ, который сіялъ гордостью и счастіемъ. Сынъ его уже нѣсколько лѣтъ сряду не ходилъ въ церковь.
   -- Видите, я правду сказалъ, -- весело замѣтилъ Гэй:-- тихая ночь, какъ сегодняшняя, заставитъ образумиться всякаго, тѣмъ болѣе Бена, у котораго добрый отецъ.
   -- Да, -- подумалъ Ашфордъ.-- Такая ночь и такой примѣръ храбрости, съ вашей стороны, сэръ Гэй, подѣйствовали бы и на каменное сердце!
   Тотчасъ послѣ церковной службы Гэй исчезъ. Викарій отправился къ себѣ домой, гдѣ его ждали завтракъ и семья съ разспросами. Онъ насилу вырвался отъ дѣтей и пошелъ снова въ слободу, гдѣ нашелъ капитана совершенно уже оправившагося. Къ нимъ вскорѣ присоединился и Мэркгамъ. О сэръ Гэѣ не было ни слуху, ни духу. Джемъ Лэдбери сказалъ только, что послѣ службы молодой баронетъ заглянулъ къ нему въ хижину, чтобы справиться о больномъ мальчикѣ, а потомъ онъ ушелъ неизвѣстно куда. Капитанъ, узнавъ, что сэръ Гэй былъ предводителемъ спасительныхъ лодокъ, очень желалъ лично поблагодарить его и отправился въ замокъ, вмѣстѣ съ Мэркгамомъ и мистеромъ Ашфордъ. Мэркгамъ провелъ ихъ прямо въ библіотеку, дверь которой была отперта. Старикъ прошелъ черезъ всю комнату и, обернувшись, сдѣлалъ знакъ викарію, который, въ свою очередь, улыбнулся и остановился въ изумленіи. Комната дотого была велика, что Гэй устроилъ себѣ удобный уголокъ только около камина, но и тутъ было пропасть мебели; огромный столъ, мягкій, кожаный диванъ и покойныя кресла были разставлены чрезвычайно заманчиво.
   Внукъ никогда не садится въ вольтеровское кресло покойнаго дѣда. Мэркгамъ пользовался правомъ возсѣдать на немъ, когда сэръ Гэй приглашалъ его къ себѣ на вечеръ. Подчасъ и Буянъ осмѣливался вскарабкаться на него, чтобы понѣжиться передъ огнемъ. Самъ же Гэй постоянно сидѣлъ на одномъ изъ самыхъ незатѣйливыхъ, жесткихъ стульевъ, которыхъ было очень много въ комнатѣ. Когда гости вошли въ библіотеку, хозяина не было на обычномъ стулѣ; на стодѣ противъ него стояли: пустая тарелка и кофейная чашка, рядомъ съ ней лежало полхлѣба. Огонь въ каминѣ едва теплился. Но, подойдя ближе, вошедшіе увидѣли слѣдующую картину: на диванѣ, гдѣ были разбросаны книги и тетради, лежалъ скорчившись Гэй, голова его покоилась на толстомъ лексиконѣ, онъ спалъ мертвымъ сномъ. Густыя, черныя его рѣсницы темной тѣнью лежали на румяныхъ щекахъ, а кроткое выраженіе всего лица придавало спящему видъ ребенка.
   Гэй спалъ дотого крѣпко, что Мэркгаму нужно было тронуть его, чтобы разбудить его.-- Стыдъ какой! вскричалъ онъ, вскочивъ съ дивана.-- Я, кажется, заснулъ. Извините меня, пожалуйста!
   -- Въ чемъ васъ извинить? спросилъ Мэркгамъ: -- я радь, что вы хоть бѣлье и платье перемѣнили, да позавтракали немного.
   -- Я было хотѣлъ поработать, -- возразилъ Гэй: -- да видно морской воздухъ сонъ нагоняетъ.
   Замѣтивъ капитана, онъ подошелъ къ нему и спросилъ о здоровьѣ. Тотъ обомлѣлъ отъ удивленія. Онъ не вѣрилъ своимъ глазамъ, чтобы этотъ худенькій, высокій юноша былъ сэръ Гэй, о которомъ онъ такъ много слышалъ. Поблагодаривъ его за вниманіе, онъ началъ такъ:
   -- Если бы я имѣлъ счастіе видѣть самого сэръ Гэя.
   -- Что-жъ бы тогда? спросилъ очень просто Гэй. Всѣ захохотали.
   -- Извините, сэръ, -- продолжалъ капитанъ. -- Я никакъ не воображалъ, чтобы вы могли быть такимъ молодымъ джентльмономъ! Увѣряю васъ, сэръ, что каждый изъ насъ могъ бы гордиться вчерашнимъ вашимъ подвигомъ, въ жизнь свою не видалъ я ничего подобнаго, и -- прибавилъ онъ съ одушевленіемъ:-- этотъ подвигъ прославитъ ваше имя всюду. Мы всѣ обязаны вамъ жизнью, сэръ!
   Гэй не прерывалъ капитана, хотя ему было очень неловко отъ его восторженныхъ похвалъ, за то на глазахъ старика Мэркгама такъ и сверкали слезы. Онъ въ первый разъ въ жизни могъ съ гордостью произнести имя Морвиля, въ первый разъ объявить, что этотъ подвигъ совершенъ Гэемъ, котораго онъ такъ любилъ, и которому былъ такъ преданъ.
  

ГЛАВА IX.

   Въ числѣ лицъ, которымъ въ этотъ годъ выпало на долю провести грустную осень, былъ также мистеръ Россъ. Дочь его Мэри дотого загостилась у брата, что въ домѣ отца ея все пошло вверхъ дномъ. Въ школѣ дѣвочки такъ избаловались, что ни Лора Эдмонстонъ, ни школьная учительница, сладить съ ними не могли. Ежедневно производились слѣдствія надъ совершенными шалостями, но преступницы ловко увертывались отъ наказанія. Всѣ ученицы кричали, спорили, доказывали другъ на друга и дѣло кончалось утомленіемъ съ обѣихъ сторонъ. Кухарка не умѣла готовить ничего порядочнаго, кромѣ бульона. Книги въ шкафахъ и кабинетѣ валялись въ такомъ безпорядкѣ, что мистеръ Россъ съ трудомъ могъ отыскать тѣ, которыя ему были нужны. Нa всѣхъ почти рубашкахъ бѣднаго старика недоставало пуговицъ, а пришить и починить ихъ некому было. На долю же Мэри выпало много хлопотъ у брата: то дѣти лежали въ кори, то невѣстка родила сына и ее пригласила крестить ребенка; то то, то другое обстоятельство задерживали молодую дѣвушку, и она никакъ не могла вырваться къ отцу, но мысленно она рѣшила, что къ Рождеству вернется домой, и сдержала свое слово. Мистеръ Россъ выѣхалъ дочери на встрѣчу, наканунѣ сочельника, и для бѣднаго старика насталъ истинный праздникъ. Въ домѣ было тепло, за круглымъ столомъ, тутъ же рядомъ съ нимъ сидѣла Мэри съ работой; яркій огонь пылалъ въ каминѣ; комната освѣщалась лампой; все хозяйство пришло въ порядокъ, чай подавался вовремя, обѣдъ готовился вкусный, бѣлье было зачинено. Словомъ, всѣ пошло по старому. Къ счастію, и рождественскія-то проповѣди почтеннаго мистера Росса были писаны заранѣе, такъ что отецъ и дочь могли проводить цѣлые вечера вдвоемъ и могли наговориться досыта.
   -- Отчего это, папа, мнѣ такъ рѣдко писали изъ Гольуэля? спросила Мэри, въ одинъ изъ такихъ вечеровъ, у отца. -- Чарльзъ что ли былъ опасно болѣнъ? Вы ничего не слыхали, лучше ему?
   -- Гораздо лучше, -- отвѣчалъ отецъ.-- Я и забылъ тебѣ сказать, вѣдь Эдмонстоны приглашаютъ тебя завтра на вечеръ.
   -- Неужели! Значитъ, больному гораздо лучше. Онъ встаетъ съ постели?
   -- Нѣтъ еще, онъ до сихъ поръ лежитъ какъ пластъ. Бѣдняга страшно исхудалъ. Болѣзнь-то была не шуточная. Чарльзъ, по моему, никогда еще такъ не страдалъ; за то, по милости этихъ страданій, его характеръ совершенно измѣнился. Онъ сдѣлался кротокъ, терпѣливъ и въ высшей степени внимателенъ къ другимъ. Меня, признаюсь, поразила такая внезапная перемѣна; въ началѣ болѣзни онъ дотого былъ раздражителенъ и капризенъ, что бѣдная мистриссъ Эдмонстонъ выбилась изъ силъ, ухаживая за нимъ. Но впослѣдствіи больнаго узнать нельзя было: совсѣмъ сталъ другой.
   -- А что слышно о Гэѣ, -- спросила Мэри.-- Отчего онъ не у нихъ теперь?
   -- Богъ ихъ тамъ знаетъ, -- сказалъ мистеръ Россъ. -- Мистеръ Эдмонстонъ все толкуетъ о какомъ-то оскорбленіи, нанесенномъ ему Гэемъ, о какой-то сплетни на счетъ его дурнаго поведенія въ С.-Мильдредѣ. Я ничего не пойму, мнѣ кажется, что мистеръ Эдмонстонъ просто нападаетъ на Гэя.
   -- А гдѣ самъ Гэй?
   -- Въ Рэдклифѣ. Я получилъ отъ него недавно письмо и хочу сегодня же отвѣчать ему. Быть не можетъ, чтобы человѣкъ, который ведетъ безпорядочную жизнь, могъ бы заниматься такими серьезными вопросами. На, прочитай его письмо, -- сказалъ отецъ, подавая ей конвертъ. -- Нужно непремѣнно показать его содержаніе Эдмонстонамъ.
   -- Да, правда, -- отвѣчала Мэри, пробѣжавъ четыре страницы мелко исписанной почтовой бумаги:-- я также увѣрена, что Гэй не способенъ ни на что дурное. Онъ отличный малый. Жаль, что у нихъ эта исторія вышла. Мы лѣтомъ строили такъ много плановъ о томъ, какъ провести нынѣшнее Рождество. А вотъ все и разстроилось.
   -- Въ Гольуэлѣ теперь очень грустно, -- замѣтилъ отецъ:-- обѣ барышни сдѣлались какія-то молчаливыя, серьезныя.
   -- А Эмми очень грустна? съ живостью спросила Мэри.
   -- Кажется, что такъ. Она даже не повеселѣла, когда брату стало немного легче. Исхудала сильно и все гуляетъ одна.
   -- Бѣдненькая! сказала дочь и замолчала, боясь разспрашивать отца, чтобы не узнать чего-нибудь непріятнаго.
   На другой день шелъ сильный дождикъ, и Мэри не могла идти пѣшкомъ въ Гольуэль. Эдмонстоны прислали за ней карету съ запиской, въ которой приглашали ее и мистера Росса къ себѣ на вечеръ. Вся семья, кромѣ Чарльза, была въ сборѣ въ гостиной, когда Россы появились на порогѣ комнаты. Мэри пристально посмотрѣла на Эмми. Молодая дѣвушка была вся въ бѣломъ съ вѣткой остролистника въ волосахъ; на блѣдномъ, сильно похудѣвшемъ лицѣ ея мелькала улыбка, она весело разговаривала со всѣми, но, не смотря на то, Эмми была далеко не прежняя рѣзвая шалунья, съ которой Мэри встрѣтилась въ послѣдній разъ въ рощѣ. По всему было замѣтно, что ее изнурила не одна болѣзнь брата. Лора, въ свою очередь, показалась Мэри измученной еще болѣе, чѣмъ сестра. Гостей съѣхалось множество, всѣ почти дамы привезли своихъ дѣтей, и Эмми досталась на долю обязанность занимать ихъ. Подъ конецъ вечера, лицо ея страшно измѣнилось отъ утомленія.
   -- Ты устала, кажется? спросила ее ласково миссъ Россъ.
   -- Нѣтъ, но я чувствую, что я слишкомъ глупа, чтобы занимать сегодня гостсй, -- возразила Эмми, грустно улыбаясь.-- Намъ безъ Чарльза просто бѣда!
   -- Какъ скучно вы провели эту зиму -- начала было снова Мэри, но замолчала, замѣтивъ, что ея пріятельница вся вспыхнула.
   -- Да, -- отвѣчала Эмми съ разстановкой.-- Теперь, слава Богу, брату легче, и мы успокоились. Какъ я рада, что ты вернулась домой, Мэри, -- сказала она.
   Гости вздумали заняться музыкой и нѣкоторыя изъ дамъ начали приставать къ Эмми съ просьбами, чтобы та что-нибудь имъ сыграла. Бѣдная молодая дѣвушка съ горькимъ чувствомъ вспомнила, какъ бывало весело было слушать импровизаціи Гэя, и ей тяжело было сѣсть за фортепіано, но, движимая чувствомъ скромности, она хотѣла уже повинноваться настойчивому требованію гостей. Къ счастью, мать замѣтила страдальческое выраженіе ея лица и поспѣшила ей на выручку, отославъ ее къ больному брату на верхъ. Эмми взглянула на мать съ чувствомъ глубокой благодарности и поспѣшила уйдти, между тѣмъ какъ мистриссъ Эдмонстонъ предложила гостямъ замѣнить Эмми Шарлоттою, говоря, что той сильно хочется похвастать своимъ талантомъ.
   -- Она, вѣроятно, съумѣетъ вамъ угодить, -- замѣтила мать съ улыбкой:-- а мой больной давно уже ждетъ свою сидѣлку Эмми; отпустите ее.
   Чарльзъ уже спалъ, когда любимая сестра его вошла въ спальню. Накинувъ шаль на плечи, Эмми тихо опустилась въ мягкое кресло и задумалась. Въ комнатѣ, освѣщенной матовой лампой, царствовала мертвая тишина. Снизу долетали иногда отрывки какой-то пьесы, разыгрываемой Шарлоттой, слышались смѣхъ и говоръ. Но Эмми наслаждалась своимъ уединеніемъ. Все милое прошлое пронеслось передъ ея глазами въ эту минуту: ей вспомнилось, какіе веселые, оживленные вечера бывали у нихъ въ Гольуэлѣ, когда Гэй и Чарльзъ принимали въ нихъ участіе. Одинъ болѣнъ, другой далеко -- подумала она, и слезы подступили у ней къ горлу.
   -- Однако, что же это я дѣлаю! сказала она сама себѣ:-- вѣдь я дала слово не горевать объ немъ въ этотъ святой вечеръ, когда на всей землѣ миръ. Нечего плакать, сегодня сочельникъ, сегодня и ангелы на небесахъ радуются и поютъ славу Божію. Ахъ! какъ Гэй пѣлъ у насъ въ прошломъ году, забыть не могу! Гости уѣхали, всѣ почти разошлись, и онъ запѣлъ....
   Чтобы развлечь себя отъ пробудившихся воспоминаній, Эмми взяла какую-то книгу со стихотвореніями и, раскрывъ ее, принялась было читать, но какъ на зло вмѣсто строкъ мелькали въ ея глазахъ слова пѣсни, пѣтой Гэемъ, а воображеніе переносило ее въ замокъ Рэдклифъ, окруженный скалами и моремъ; ей чудился голосъ Гэя, ей слышались слова:
  
   "Въ минуты скорби и страданья,
   Пусть будетъ Богъ твоимъ щитомъ.
   Путемъ любви и упованья
   Ты тяжкій крестъ, смѣнишь вѣнцомъ!"
  
   -- Эмми, это ты? спросилъ вдругъ Чарльзъ, проснувшись. -- Зачѣмъ ты здѣсь сидишь? Развѣ ты не нужна внизу?
   -- Мама прислала меня сюда, Чарльзъ, -- отвѣчала Эмми.
   -- И хорошо сдѣлала, я тебѣ пріятную новость приготовилъ. Мистеръ Россъ приходилъ сюда на верхъ и принесъ мнѣ письмо, полученное имъ отъ Гэя. Знаешь ли что, сестра, вѣдь онъ убѣжденъ, что Гэй оправдаетъ себя въ глазахъ папа. Онъ положительно меня увѣрялъ, что дѣло этимъ непремѣнно кончится.
   Эмми молча поцѣловала брата въ лобъ.
   Чэрльзъ передалъ ей подробно все содержаніе письма, и съ этого вечера для Эмми блеснуло снова счастіе. Недѣлю спустя, въ конвертѣ, адресованномъ на имя Чарльза, оказалось письмо отъ Гэя.
   -- Сестра, на-ка, прочитай, -- съ улыбкой замѣтилъ больной, подавая Эмми конвертъ.
   Но та остановила его руку и убѣжала къ матери посовѣтоваться, слѣдуетъ ли ей читать запрещенное письмо или нѣтъ. Мистриссъ Эдмонстонъ видѣла волненіе, не рѣшилась отказать ей въ такомъ невинномъ удовольствіи, и Эмми прибѣжала назадъ къ брату, вся дрожащая отъ радости; она развернула тонкіе листы почтовой бумаги и съ жадностью начала читать письмо, писанное знакомымъ, дорогимъ почеркомъ. Гэй нигдѣ не упоминалъ объ Эмми, но его письма дышали чувствомъ и свѣжестью мыслей. Moлодая дѣвушка перечитывала нѣсколько разъ сряду каждую фразу; съ этой минуты она видимо ожила. Въ январѣ мѣсяцѣ здоровье Чарльза очень поправилось; начиная съ октября, онъ не сходилъ съ постели, а тутъ, по-старому, облекся въ китайскій свой халатъ, попросилъ, чтобы его перенесли на диванъ и перекатили въ уборную. Сидѣть еще онъ не былъ въ состояніи, но его такъ радовала перемѣна мѣста, что онъ смѣясь увѣрялъ своихъ, что онъ пустился въ свѣтъ.
   Такимъ образомъ, въ Гольуэлѣ мирно протекали дни за днями, между тѣмъ какъ въ Рэдклифѣ всѣ жители находились еще подъ сильнымъ впечатлѣніемъ кораблекрушенія. Два дня спустя послѣ бури, экипажъ приготовился къ отбытію въ ближайшій приморскій портъ, и Гэй, по этому случаю, устроилъ у себя въ домѣ прощальный ужинъ. Семья Ашфордовъ была приглашена помогать хозяину угощать дорогихъ гостей. Эдуардъ и Робертъ, въ восторгѣ отъ такой чести, принялись убирать зеленью огромную залу въ нижнемъ этажѣ замка, гдѣ Гэй устроилъ столовую. Къ ужину пригласили всѣхъ рыбаковъ, участвовавшихъ въ дѣлѣ спасенія экипажа. Мистеръ Ашфордъ съ женою и съ своей маленькой дочерью Граціей получили особое приглашеніе на чашку кофе въ библіотекѣ Гэя. Самъ же Гэй устроилъ гостямъ удобный уголокъ въ этой комнатѣ, собравъ всѣ книги въ одну кучу и сваливъ ихъ подальше на маленькій диванъ. Каминъ онъ убралъ остролистникомъ, велѣлъ затопить въ немъ яркій огонь, а на большой столъ передъ диваномъ положилъ книги съ картинками и каррикатурами для развлеченія Граціи. Оглядѣвшись кругомъ, Гэй съ улыбкой сознался, что его комната никогда не была такъ уютна, какъ въ этотъ вечеръ.
   Ашфорды пріѣхали первые, молодой хозяинъ выбѣжалъ имъ на встрѣчу съ сіяющимъ отъ удовольствія лицомъ, но на жену викарія обстановка не произвела ожидаемаго впечатлѣнія.
   -- Сейчасъ видно, что нѣтъ въ домѣ хозяйки, -- шепнула она мужу, когда Гэй на минуту вышелъ.
   Ужинъ былъ сервированъ блестящимъ образомъ. Ловкій Арно, во главѣ стола, исполнялъ должность метръ-д'отеля; онъ рѣзко отличался своей изящной наружностью отъ неуклюжихъ моряковъ съ ихъ грубыми манерами и громкимъ голосомъ. Среди ужина Гэй пришелъ съ мистриссъ Ашфордъ полюбоваться на оживленную картину пирующихъ. Старикъ Робинзонъ, при входѣ хозяина дома, предложилъ тостъ за его здоровье и выразилъ надежду, что Гэй не замедлитъ поселиться въ Рэдклифѣ для блага его жителей. Іона Ледбэри, провозгласилъ другой тостъ: за здоровье будущей лэди Морвиль. При этихъ словахъ, Гэй поблѣднѣлъ и немедленно отвернулся. Гости не замѣтили его волненія, но отъ жеыскаго глаза мистриссъ Ашфордъ не ускользнуло выраженіе лица молодаго баронета и, вернувшись домой, она передала мужу выведенное ею заключеніе, что, вѣроятно, несчастная любовь была причиной переселенія Гэя въ Рэдклифъ. Гэй возбудилъ къ себѣ съ этого вечера глубокую нѣжность и состраданіе въ сердцахъ обоихъ супруговъ; они старались наперерывъ сдѣлать ему жизнь въ Рэдклифѣ болѣе или менѣе отрадною. Наконецъ, капитанъ и всѣ моряки уѣхали, больному мальчику стало легче, и старуха Лэдбери рѣшилась усыновить его на всю жизнь; взволнованные жители Рэдклифа понемногу успокоились, о подвигѣ Гэя переставали даже говорить, какъ вдругъ, однажды утромъ, Мэркгамъ, съ чувствомъ особенной гордости и самодовольствія, прочиталъ въ мѣстной газетѣ подробное описаніе геройскаго подвига молодаго сэра Морвиля. Гэя на ту пору не было дома; онъ уѣхалъ въ Кулебъ-пріоръ, дня на три. Вернувшись домой, онъ нашелъ у себя на столѣ визитную карточку лорда Торндаль. Арно доложилъ ему, что милордъ очень подробно разспрашивалъ, долго ли сэръ Гэй пробудетъ въ Рэдклифѣ, и просилъ показать имъ ту скалу, около которой разбился корабль. Мэркгамъ придавалъ этому визиту большое значеніе, онъ не преминулъ напомнить Гэю о вліяніи его на мурортскую общину, представителями которой постоянно были владѣльцы Рэдклифа.
   -- Надѣюсь, что эту обузу не теперь еще взвалятъ на мои плечи, -- воскликнулъ Гэй, выслушавъ старика со вниманіемъ.-- Мнѣ еще нужно устроить дѣло въ Кулебъ-пріорѣ и поладить съ Тоддомъ; когда мнѣ тутъ играть роль представителя какой-нибудь общины?
   Нѣсколько дней спустя, съ почты прислали конвертъ, сильно взволновавшій Гэя. Почеркъ руки на пдресѣ напоминалъ ему что-то знакомое. На почтовой маркѣ стоялъ штемпель Истъ-Гиля. По всему было замѣтно, что письмо это пришло изъ Гольуэля, но адресъ былъ сдѣланъ не Чарльзомъ и не его матерью, а чуть ли не самой Эмми. Дрожащими пальцами Гэй сломалъ печать, развернулъ листъ -- такъ и есть, письмо было отъ Чарльза. Строчки шли косо, буквы были неровныя и въ нѣкоторыхъ мѣстахъ чернильныя пятна закрывали цѣлыя фразы. Больной писалъ, вѣроятно, лежа.
  
   "Дорогой Гэй! Мнѣ бы не слѣдовало писать къ тебѣ, но выдержать долѣе я не въ состояніи. Я порядкомъ потиранилъ Шарлотту; за то, по ея милости, дѣло твое, кажется, пошло въ ходъ. Опиши мнѣ подробно весь твой геройскій подвигъ. Лицо Э... выдало твою тайну. Отца этотъ случай, кажется, расположилъ въ твою пользу. Напишу больше, когда окрѣпну. Теперь нѣтъ силъ.

Ч. М. Э."

  
   Чарльзъ сказалъ правду, лицо Эмми выдало тайну Гэя. Какъ-то утромъ, она пришла къ брату съ газетами и, собираясь прочитать ему что-то вслухъ, нечаянно увидала заглавіе: "Рэдклифскій заливъ"; тутъ же внизу слѣдовало описаніе кораблекрушенія. Эмми вся вспыхнула, улыбнулась, и слезы навернулись у нея на глазахъ.
   -- Эмми! Что тамъ такое? спросилъ Чарльзъ. Сестра молча подала ему газету и, закрывъ лицо руками, заплакала отъ радости. Чарльзъ прочелъ ей всю статью вслухъ, и Эмми принялась объяснять ему географическое положеніе мѣстности такъ вѣрно, какъ будто бы она не разъ была въ Рэдклифѣ. Къ нимъ, въ комнату, забѣжала въ это время Шарлотта; узнавъ о радостной вѣсти, занимавшей брата и Эмми, она пришла въ безумный восторгъ, выхватила у нихъизъ рукъ газету, полетѣла къ отцу въ кабинетъ, и тамъ начала тормошить мистера Эдмонстона, настаивая, чтобы онъ выслушалъ ее. Громкимъ, торжествующимъ голосомъ, шалунья прочла ему интересный эпизодъ изъ происшествія въ Рэдклифѣ. Мистеръ Эдмонстонъ чрезвычайно обрадовался. Блестящіе успѣххи Гэя въ какой-нибудь свѣтской гостиной не такъ бы пришлись ему по сердцу, какъ это ясное доказательство его храброй, великодушной натуры. Онъ забылъ неумѣстную вспыльчивость Гэя, забылъ его дерзкія слова и твердилъ внѣ себя отъ восхищенія:
   -- Славный малый! благородный малый! Такого храбреца рѣдко найдешь между молодыми людьми. Жаль, что мы съ нимъ разошлись. Я убѣжденъ, что онъ невиненъ, да вѣдь его не уломаешь; онъ ни за что не выскажется, иначе я бы его завтра же перетащилъ сюда въ Гольуэль.
   Мистеръ Эдмонстонъ въ первый разъ высказалъ желаніе видѣть Гэя, вотъ почему Чарльзъ и намекалъ въ своемъ письмѣ, что, по милости Шарлотты, дѣло Гэя пошло въ ходъ. Мученіе бѣдной Шарлотты началось во время обѣда, когда больной братъ и она остались съ глазу на глазъ въ уборной: Чарльзъ въ десятый разъ возобновилъ съ ней разговоръ о кораблекрушеніи въ Рэдклифѣ и дотого увлекся, что въ ту же минуту рѣшился писать къ Гэю, не смотря на запрещеніе отца. "Подай мнѣ бумагу, перо и чернилъ", скомандовалъ онъ сестрѣ, и когда та вздумала было отнѣкиваться, онъ разгорячился и объявилъ, что сойдетъ съ постели и самъ все достанетъ. Шарлотта умоляла его, позволить ей, по крайней мѣрѣ, написать лисьмо подъ его диктовку и не утомлять себя этимъ трудомъ, но Чарльзъ отказалъ ей наотрѣзъ, внутренно сознавая, что матери ихъ было бы непріятно знать, что онъ вмѣшалъ имя сестры въ свой самовольный поступокъ. Онъ принялся писать самъ, но, потерявъ привычку держать перо, не могъ сладить съ рукою и безпрестанно ворчалъ себѣ подъ носъ:
   -- Что за перо! Вотъ опять кляксъ! Силъ нѣтъ писать! Господи! еще пятно; да возьми ты проточную бумагу, Шарлотта, помоги мнѣ.
   -- Не переписать ли письмо, Чарльзъ? спросила Шарлотта.
   -- Не нужно, я и съ этимъ выбился изъ силъ. Сладить не могу съ пальцами. Отлично! съѣхалъ на другой конецъ листа. Ну! кончено, я подписался и готовъ. Разберетъ Гэй, молодецъ будетъ! Охъ! какъ заболѣла рука! заключилъ онъ, разминая свои пальцы.
   -- Смотри, Чарльзъ, не повредило бы тебѣ это усиліе, -- замѣтила Шарлотта: -- а ужъ Гэю твое письмо будетъ настоящимъ подаркомъ. Вотъ это хорошо, что ты упомянулъ объ Эмми, -- прибавила она, быстро пробижавъ коротенькое письмецо.
   -- А кто тебѣ позволилъ читать чужія письма, кошка? спросилъ съ улыбкой братъ.
   -- Удержаться не могла! смѣясь возразила шалунья.
   -- Мнѣ бы не слѣдовало по настоящему и упоминать объ ней, -- сказалъ Чарльзъ.-- Смотри, не проболтайся Эмми, -- продолжалѣ онъ:-- я не выдержалъ, признаюсь. Впрочемь, Гэй на столько рыцарь, что оцѣнитъ радостныя слезы дамы своего сердца.
   -- Правда, онъ настоящій рыцарь, -- провозгласила Шарлотта важнымъ тономъ и вслѣдъ за симъ, вооружившись отличнымъ перомъ, она тщательно принялась писать адресъ на конвертѣ, выводя аккуратно каждую букву.-- Сэръ Гэю Морвиль, -- писала она:-- въ Рэдклифъ-паркъ, въ Мурортъ.
   -- А помнишь, Чарльзъ, -- продолжала она, кончивъ свое дѣло:-- какъ мы съ тобой сидѣли на этомъ же мѣстѣ въ первый вечеръ послѣ его пріѣзда въ Гольуэль, и какъ ты мнѣ началъ проповѣдовать исторію о родовой кровавой мести Морвилей.
   -- Такъ, да не такъ, -- возразилъ больной:-- я предсказывалъ, что мстить будетъ одна сторона въ ихъ родѣ; такъ и вышло.
   -- Боже мой! какая тоскливая была у насъ зима безъ Гэя, -- вздыхая произнесла Шарлотта.-- Если папа теперь ужъ не проститъ его, -- мы всѣ пропадемъ со скуки.
   -- Отъ души желалъ бы я, чтобы папа простилъ его, -- сказалъ больной:-- но такое оправданіе въ строгомъ смыслѣ слова все-таки не могло бы быть признано, какъ публичное оправданіе передъ общественнымъ судомъ.
   -- Неужели ты вѣришь клеветѣ, Чарльзъ? спросила съ негодованіемъ Шарлотта.
   -- Я столько же ей вѣрю, сколько бы вѣрилъ, если бы сказали, что я игрокъ, -- возразилъ Чарльзъ. -- но я добиваюсь одного, чтобы Гэй блестящимъ образомъ оправдался въ глазахъ Филиппа. Мнѣ бы хотѣлось, чтобы онъ привелъ такія ясныя доказательства своей невинности, что Филиппъ былъ бы ими совершенно уничтоженъ. Да будь я не калѣка, я бы настоялъ на этомъ. Ахъ! если бы ты мнѣ дала на прокатъ, дня на два, твою ногу, Шарлотта! заключилъ больной вздыхая.
   -- Жаль, что это невозможно, -- смѣясь возразила сестра.
   -- За то, вотъ что можно сдѣлать, пусть отецъ поѣдетъ къ Гэю, ко дню вступленія его въ совершеннолѣтіе. Донъ Филиппъ далеко: пожалуй, мнѣ это и удастся устроить.
   -- Только бы Гэй сюда пріѣхалъ, больше ничего не нужно, -- воскликнула Шарлотта съ живостью.
   -- Мама увѣряетъ, что пока дѣло не выяснится, ему сюда глазъ показать нельзя, -- сказалъ Чарльзъ.-- Жаль, что мое здоровье плохо, ужъ я бы увязался съ папа въ Лондонъ и лично повидался бы съ Гэемъ. Когда ему минетъ совершеннолѣтіе? 28-го марта? Цѣлыя десять недѣль впереди! Только бы мнѣ къ тому времени на костыли подняться, поѣду, поѣду и поѣду. Иначе не привеземъ Эмминаго рыцаря, какъ побѣдителемъ.
   -- То-то будетъ радость! замѣтила Шарлотта.
   -- Какъ бы мнѣ узнать, что за звѣрь Мэркгамъ, -- сказалъ Чарльзъ:-- я бы ему сейчасъ намекнулъ, чтобы онъ выслѣдилъ всѣ углы въ С.-Мильдредѣ. А не то, развѣ попросить Майерна, чтобы онъ предписалъ мнѣ туда переѣхать, для перемѣны воздуха. Нужно будетъ уладить дѣло, только похитрѣе.
   Пока Чарльзъ интриговалъ дома въ пользу своего любимца Гэя, тотъ очень покойно занимался своими домашними дѣлами. Онъ усердно заботился о маленькомъ юнгѣ, со сломанной рукой; отдалъ лорду Торндалю визитъ, но не нашелъ его дома; кончилъ постройку школы и очень сблизился съ Ашфордами.
   Главной его заботой было приготовленіе къ полученію университетскаго диплома. Гэй заранѣе предупредилъ Ашфордовъ, что святую недѣлю онъ не проведетъ дома, а будетъ заниматься въ университетѣ. День его рожденія долженъ былъ быть на страстной недѣлѣ и потому праздновать свое совершеннолѣтіе онъ не желалъ, тѣмъ болѣе, что ранѣе 25-ти лѣтъ онъ не имѣлъ права вступать въ безотчетное управленіе своими имѣніями. Притомъ ему было не до веселья въ этотъ день, столь тяжелый по воспоминаніямъ о страшной смерти его покойнаго отца.
   Старикъ Мэркгамъ глубоко оцѣнилъ это уваженіе Гэя къ памяти отца и замѣтилъ ему тутъ:
   -- Мы ужъ будемъ ждать большаго пира въ день бракосочетанія вашего, сэръ Морвиль.
   Гэй ничего не отвѣтилъ, а грустно взглянулъ на Мэркгама.
   -- Не сердитесь, сэръ, на меня старика, -- продолжалъ тотъ почтительно. -- Но мнѣ кажется, что у васъ, по сердечной части, что-то неладно. Позвольте надѣяться, что вы тутъ дурнаго ничего не замышлили.
   -- Снасибо за участіе, Мэркгамъ, -- произнесь Гэй съ усиліемъ. -- Теперь а еще ничего не могу вамъ сказать. Будьте только покойны: та, которую я люблю, не заставитъ васъ краснеть за меня.
   -- Такъ что-жъ вамъ мѣшаетъ соединиться съ нею? Развѣ есть на свѣтѣ человѣкъ, мужчина на женщина, который бы смѣлъ вамъ въ этомъ препятствовать?! -- гордо возразилъ старикъ, взглянувъ пристально на Гэя.
   -- Все эти несчастныя подозрѣнія, -- сказалъ Гэй.
   -- Да что у васъ тамъ случилось? Я что-то въ толкъ не возьму, -- прервалъ его Мэркгамъ. -- вѣрно вы не на шутку напроказали, если подняли такую бурю.
   Гэй передалъ ему опять тоже, что сказалъ и въ первый день по пріѣздѣ домой, и затѣмъ вскорѣ вернулся въ Оксфордъ, не подвинувъ своего дѣла ни на шагъ впередъ.
   Наступилъ мартъ мѣсяцъ. Чарльзу было легче, онъ могъ уже сидя писать свои письма, но ходить на костыляхъ еще не имѣлъ возможности, и потому всѣ его планы на счетъ поѣздки съ отцомъ рушились. Ему удалось только убѣдить мистера Эдмонстона лично отправиться въ Лондонъ для свиданія съ Гэемъ и Меркгамомъ и дли подачи отчета въ своей опекѣ, которая должна была быть снята по случаю совершеннолѣтія Гэя. Чарльзъ очень много разсчитывалъ на личное вліяніе Гэя на его отца, и потому, уговаривая мистера Эдмонстона ѣхать, онъ прибавилъ:
   -- Папа, вы знаете, что кромѣ Филиппа никто изъ нашихъ не видалъ Гэя. Очень можетъ быть, что наединѣ съ вами онъ будетъ гораздо откровеннѣе, чѣмъ съ Филиппомъ.
   Аргументъ этотъ былъ масломъ по сердцу доброму мистеру Эдмонстонъ.
   -- Еще бы! Гэй знаетъ, что я опытнѣе и мое сужденіе всегда имѣетъ большой вѣсъ въ его глазахъ, -- замѣтилъ онъ.-- Притомъ вѣдь онъ, бѣдняжка, нѣжно къ намъ привязанъ. Правду я говорю, Чарльзъ? Какъ ты думаешь?
   Чарльзъ немедленно написалъ Гэю, чтобы онъ вмѣстѣ съ Мэркгамомъ пріѣхалъ во вторникъ на святой, въ Лондонъ, для свиданія съ опекуномъ.
   -- Если ты объяснишь тайну вопроса о карточномъ долгѣ, -- писалъ Чарльзъ:-- все дѣло устроится.
   Глубоко вздохнулъ бѣдный Гэй, когда онъ получилъ это письмо.
   -- Все напрасно, милый мой Чарльзъ! -- сказалъ онъ самъ себѣ.-- Я не могу отдать имени дяди на позоръ. Видно, моя судьба такая -- страдать за другихъ. Ее, ее только мнѣ жаль! Но я далъ себѣ слово все вынести, все вытерпѣть, только бы заслужить прощеніе за мой необузданный характеръ. Пусть все горе обрушится на мою голову: это легче, чѣмъ погубить Эмми, отдавъ ее такому недостойному человѣку, какъ я. Я заслужилъ наказаніе и долженъ безропотно нести свой крестъ, пока Богу угодно будетъ оправдать меня въ глазахъ людей!...
   Гэй въ этотъ же день увѣдомилъ Мэркгама, чтобы тотъ ѣхалъ немедленно въ Лондонъ и на пути завернулъ бы въ С.-Мильдредъ къ миссъ Уэльвудъ, для уплаты ей третной пенсіи, за обученіе маленькой его племянницы Маріанны.
   -- Я нарочно даю вамъ это порученіе, -- писалъ онъ къ старику:-- чтобы доказать, что я тайныхъ денежныхъ дѣлъ не имѣю.
   За нѣсколько дней передъ свиданіемъ съ опекуномъ, Гэй началъ снова волноваться.
   День своего рожденія онъ провелъ среди книгъ и размышленій, совершенно одинъ. Чувствуя, что приближается минута рѣшенія его судьбы, что предстоящее свиданіе съ опекуномъ или уяснитъ дѣло его и возвратитъ ему Эмми, или же, напротивъ, совершенно разорветъ его связи съ семействомъ Эдмонстоновъ, Гэй падалъ духомъ и старался молитвой подкрѣпить себя. Такъ провелъ онъ всю страстную недѣлю. Уединеніе и благочестиныя занятія не замедлили произвести благотворное дѣйствіе на Гэя. Первый день Пасхи былъ встрѣченъ имъ съ тихой радостью и съ свѣтлой надеждой на измѣненіе его судьбы къ лучшему.
  

ГЛАВА X

   -- Начинается! подумалъ Гэй, отпустивъ кэбъ и медленно поднимаясь по стуиенямъ гостиницы въ Лондонѣ, куда онъ пріѣхалъ въ назначенный день, для свиданія съ опекуномъ.-- Господи! дай мнѣ силу выдержать!...
   Дверь одного нумера отворилась, онъ увидѣлъ мистера Эдмонстона, Мэркгама и дядю Диксона! Всѣ трое кинулись Гэю на встрѣчу, а мистеръ Эдмонстонъ, схвативъ его за обѣ руки, началъ съ жаромъ трясти ихъ и весело закричалъ:
   -- Вотъ онъ на лицо! Гэй, голубчикъ, вѣдь ты великодушнѣйшее созданіе въ мірѣ! Мы непозволительно съ тобой обращались! Я жалѣю, что мнѣ не отрѣзали правой руки прежде, чѣмъ я рѣшился написать къ тебѣ это несчастное письмо. Хорошо, что все теперь уладилось. Забудь и прости! а? что скажешь? Мы сегодня же отправимся вмѣстѣ въ Гольуэль, а завтра пошлемъ за Делореномъ. Говори, желаешь?
   Гэй чуть не одурѣлъ отъ изумленія. Онъ крѣпко пожалъ руку опекуну и закрылъ на минуту глаза.
   -- Что это? сонъ? проговорилъ онъ слабо. -- Вы сказали, что все уладилось? какимъ образомъ?
   -- Да очень просто, -- отвѣчалъ мистеръ Эдмонстонъ.-- Я теперь знаю, куда ты употребилъ деньги, и глубоко уважаю тебя за это, а вотъ тебѣ на лицо человѣкъ, который объяснилъ мнѣ все дѣло. Недаромъ говорилъ я своимъ, что тутъ кроется какая-нибудь проклятая сплетня. Всю эту кутерьму надѣлала маленькая Маріанна!...
   Гэй съ удивленіенъ взглянулъ на дядю Диксона: тотъ только и ждалъ, чтобы Гэй обратилъ на него внимаіне.
   -- Повѣрьте мнѣ, -- сказалъ онъ взволнованнымъ голосомтъ:-- я только сегодня утромъ узналъ, какое страшное подозрѣніе я на васъ навлекъ. Не грѣхъ ли вамъ было скрывать все это отъ меня?
   -- Неужели вы разсказали? началъ Гэй.
   -- Исторію о чекѣ? прервалъ его опекунъ:-- какъ же, онъ все передалъ, все, даже подробно разсказалъ намъ о твоемъ поступкѣ съ его малюткой. Какъ это ты изворачивался, чтобы платить за ея воспитаніе? А мистеръ Филиппъ еще проповѣдуетъ, что ты будто бы всегда безъ денегъ. Не мудрено!...
   -- Знай я только, что вы себя обрѣзываете во всемъ, -- замѣтилъ Диксонъ:-- я бы ни за какія блага въ мірѣ не рѣшился васъ безпокоить....
   -- Дайте мнѣ опомниться! проговорилъ Гэй, схватившись за стулъ.-- Мэркгамъ! скажите, Бога-ради, оправданъ я или нѣтъ? Дѣйствительно ли мистеръ Эдмонстонъ примирился со мною, или это шутка?
   -- Будьте покойны, сэръ, -- отвѣчалъ старикъ управляющій. Мистеръ Диксонъ представилъ намъ росписку въ тридцати-фунтовомъ чекѣ, выданномъ на ваше имя, и по этому пункту вы окончательно оправданы.
   Гэй глубоко вздохнулъ, у него точно спалъ камень съ сердца.
   -- Не знаю, право, какъ мнѣ и благодарить васъ, -- сказалъ онъ, обращаясь къ дядѣ, а потомъ къ опекуну. -- Скажите, лучше ли Чарльзу? спросилъ онъ у послѣдняго.
   -- Лучше, гораздо лучше, ты его увидишь завтра, -- отвѣчалъ мистеръ Эдмонстонъ.-- Такъ-то, мой милый, теперь все дѣло ясно.
   -- Но я все-таки не могу вамъ объяснить, для какого употребленія мнѣ были нужны именно тысяча фунтовъ стерлинговъ, -- возразилъ Гэй.
   -- Какія тутъ объясненія, тебѣ денегъ не выдавали, значитъ отъ тебя и отчета нельзя требовать.
   -- Но неужели вы согласились простить меня даже за тѣ дерзкія слова, которыя я нозволилъ себѣ сказать на вашъ счетъ? спросилъ Гэй тронутымъ голосомъ.
   -- Вотъ пустяки-то! воскликнулъ опекунъ.-- Если ты назвалъ Филиппа фатомъ, который вмѣшивается туда, куда его не спрашиваютъ, ты сказалъ истинную правду. А я былъ сущій дуракъ, что допустилъ его обсѣдлать меня и, послушавшись его, написалъ къ тебѣ такое нелѣпое письмо.
   -- Нѣтъ, вы поступили по чувству долга, -- возразилъ Гэй:-- вы не виноваты, если всѣ обстоятельства были противъ меня. Теперь все кончено, не правда ли? Надѣюсь, что мы будемъ въ прежнихъ отношеніяхъ съ вами.
   -- Еще бы! Кончено! только дѣло въ томъ, что мы еще болѣе теперь тебя цѣнимъ, любезный мой. Давай руку! Всѣ наши непріятности забыты и мы сейчасъ отправимся домой, -- говорилъ мистеръ Эдмонстонъ, внѣ себя отъ восторга.
   У Гэя блеснули слезы на глазахъ.
   -- Дядя! сказалъ онъ, обращаясь къ Диксону: растолкуйте, пожалуйста, какимъ образомъ вы узнали, что присутствіе ваше необходимо для моего полнаго оправданія!
   -- Мистеръ Мэркгамъ открылъ мнѣ эту тайну, -- отвѣчалъ артистъ.-- Сэръ! прошу васъ, вѣрьте, я душевно страдалъ, узнавъ, что ваше великодушіе....
   -- Дѣло было вотъ какъ, -- прервалъ его Мэркгамъ. -- Я, по вашему приказанію, отправился въ С.-Мильдредъ къ миссъ Уэльвудъ. Начальницы школы я не засталъ дома и, въ ожиданіи ея, вступилъ въ разговоръ съ миссъ Дженъ. Та передала мнѣ, что маленькая ихъ воспитанница, дочь мистера Диксона, постоянно толкуетъ о добромъ сэръ Морвилѣ, кототорый помогъ ея отцу въ какомъ-то несчастіи. Я смекнулъ, что тутъ что-нибудь да кроется, отыскалъ сегодня утромъ мистера Диксона, и вотъ вамъ результатъ этого свиданѣя.
   Долго длились ихъ объясненія. Старикъ Диксонъ началъ было уже впадать въ свой обычный театральный тонъ, такъ сильно не нравившійся Гэю. Но мистеръ Эдмонстонъ положилъ конецъ драматической сценѣ тѣмъ, что обнялъ Гэя и весело замѣтилъ старику артисту:
   -- Ну, довольно ораторствовать! Что прошло, того не воротишь, нечего потрясать воздухъ понапрасну. Мистеръ Диксонъ, вотъ вамъ газеты, позаймитесь-ка ими, пока мы подпишемъ отчеты по опекѣ. Вы отобѣдаете вмѣстѣ съ нами, не правда ли? и мы выпьемъ за здоровье вашего племянника, хотя день его рожденія уже и прошелъ.
   Гэю очень понравилось радушіе опекуна и почтительное обращеніе Мэркгама съ его дядей. Самъ же Диксонъ, считавшій до сихъ поръ опекуна Гэя и всѣхъ его окружающихъ своими личными врагами, сконфузился отъ тэкой любезности и, заикаясь отъ восхищенія, началъ благодарить мистера Эдмонстона, но отъ обѣда отказался, ссылаясь на множество занятій, по случаю предстоящаго концерта, на который онъ усердно приглашалъ пожаловать. Гэй увлекся восторженными описаніями программы концерта и уже не прочь былъ немедленно отправиться послушать хорошихъ артистовъ, но опекунъ и Мэркгамъ отговорили его, опираясь на то, что имъ времени терять нельзя, а дѣла еще пропасть впереди. Гэй, впрочемъ, сейчасъ же охладѣлъ къ этому плану; для него добродушная, веселая физіономія мистера Эдмонстона и оригинальныя его восклицанія: "Э, что? Такъ что ли, Гэй?" напоминавшія милое прошлое, были дороже и пріятнѣе всѣхъ концертовъ въ свѣтѣ.
   Онъ, однако, провелъ дядю Диксона до крыльца гостиницы, гдѣ пламенный артистъ, забывъ обо всемъ окружающемъ, только и толковалъ, что о музыкѣ и пѣніи; вмѣсто того, чтобы при прощаніи поблагодарить Гэя за оказанныя имъ благодѣянія, онъ прожужжалъ ему всѣ уши, расхваливая какого-то мѣстнаго тенора. Гэй задумчиво вернулся назадъ; впечатлѣнія этого утра были дотого сильны, что голова его была въ туманѣ; онъ не вѣрилъ своему счастію.
   Опекунъ встрѣтилъ его у дверей нумера съ новыми изліяніями нѣжности.
   -- А-а! вернулся-таки! закричалъ онъ весело:-- а я было думалъ, что онъ утащитъ тебя въ концертъ. Впрочемъ, тебѣ не до него. А не то, Гэй, не остаться ли намъ еще на денекъ въ Лондонѣ, если хочешь? Э? какъ ты думаешь?
   И мистеръ Эдмонстонъ засмѣялся, потрепалъ Гэя по плечу и значительно переглянулся съ Мэркгамомъ,
   -- Старикъ-то болѣе джентльмэнъ, чѣмъ я думалъ, -- продолжалъ онъ, намекая на Диксона.-- Добрый малый, какъ видно. Онъ не на шутку струсилъ, когда узналъ, что ты попалъ въ бѣду.
   -- Ахъ! у него преблагородная натура, -- замѣтилъ Гэй:
   -- Ну, благородной-то ее назвать нельзя, -- проворчалъ про себя Мэркгамъ.-- Онъ совсѣмъ опустился съ тѣхъ поръ, какъ я его видѣлъ у вашего отца. Хорошо еще, что у него хватило на столько честности, чтобы васъ не развратить, и за то спасибо!
   -- Онъ чрезвычайно чувствителенъ, -- сказалъ Гэй. -- это его слабая струна. Однако, Мэркгамъ, -- продолжалъ онъ, быстро перемѣняя разговоръ:-- что это вамъ такое Маріанна разсказывала, я не совсѣмъ хорошо понялъ.
   -- Ко мнѣ прежде не сама малютка вышла, а меньшая сестра миссъ Уэльвудъ, -- отвѣчалъ Мэркгамъ.-- Я отъ нея только узналъ, что вы были очень внимательны къ семейству вашего дяди; Маріанна же сама разсказывала въ школѣ дѣтямъ, какъ вы разъ утромъ пришли къ нимъ съ своей собакой и застали мать ея въ слезахъ; какъ отецъ ея дома не ночевалъ; какъ его хотѣли вести въ тюрьму, а вы пришли и спасли его. Мнѣ всѣ это и передали.
   -- Да, это было такъ, -- сказалъ Гэй.
   -- Ну-съ. Тутъ мнѣ пришло въ голову, что вы мнѣ какъ-то намекали, что непріятности между вами и мистеромъ Эдмонстономъ начались по поводу какого то векселя. Вотъ я и сообразилъ, нѣтъ ли въ разсказѣ ребенка какой-нибудь связи съ вашими словами. Я просилъ привести ко мнѣ Маріанну. Входитъ этакая крошка, ну, живая копія покойной вашей матушки. Умненькая такая дѣвочка, ей и въ голову не пришло стыдиться поступковъ своего отца. Она преспокойно разсказала мнѣ, какъ имъ было дурно жить отъ долговъ и какъ вы спасли отца отъ тюрьмы, подаривъ имъ что-то. Я спросилъ, не деньги ли? Нѣтъ, говоритъ, бумажку. Я показалъ вексель и спрашиваю: такую ли? Да, говоритъ, такую. Вотъ я разспросилъ у нея, гдѣ живетъ отецъ, и отправился искать его по адресу. Отыскалъ я его очень скоро и сейчасъ же выпыталъ отъ него всю истину. Когда старикъ услыхалъ, что на васъ пало тяжкое подозрѣніе, по милости его долга, онъ началъ неистовствовать, какъ трагическій актеръ, и клялся, что лично явится къ вашему опекуну и объяснитъ ему все дѣло. Услыхавъ это намѣреніе, я подхватилъ его съ собою, посадилъ въ кэбъ, привезъ сюда и вы застали его здѣсь въ нумерѣ, въ ту минуту, когда онъ кончалъ свою длинную повѣсть.
   -- Тысячу разъ благодарю васъ, Мэркгамъ, -- сказалъ Гэй съ чувотвомъ.
   -- Не за что. Мнѣ не впервые выручать вашъ родъ изъ затрудненій. Сорокъ лѣтъ этимъ занимаюсь, слава Богу. Счастіе было бы устроивать такія дѣла, какъ теперешнее; горе мое въ томъ, что до сихъ поръ выручать-то мнѣ приходилось все бѣдовыхъ людей, не то что васъ. Однако, я заболтался, пора намъ и за дѣло взяться.
   Они принялись всѣ трое за отчеты по имѣнію. Хотя Гэй, вслѣдствіе завѣщанія дѣда, до 25-ти лѣтъ не имѣлъ права вступать въ безотчетное управленіе имѣніемъ, но, безъ его совѣта все-таки не предпринимали никакого распоряженія. Онъ очень спокойно, съ большимъ достоинствомъ, разсматривалъ приходы и расходы и тутъ же привелъ въ порядокъ дѣла по имѣнію Кулебъ-пріоръ, приготовивъ всѣ нужныя бумаги для устройства тамъ викаріата. У него былъ давно въ виду кандидатъ на это. Онъ мѣтилъ на своего пріятеля, мистера Уэльвуда. Писать въ Гольуэль было не къ чему; по правдѣ сказать, мистеръ Эдмонстонъ дотого засуетился, что даже забылъ о письмахъ, но онъ утѣшался мыслью, что отъ радости не умираютъ, и потому не бѣда, если они явятся съ своимъ сюрпризомъ.
   Домашніе, однако, думали иначе, Утромъ, вся семья была въ волненіи, ожидая почты. Каково же было мистриссъ Эдмонстонъ, Чарльзу, а главное Эмми, когда роковая вѣсть -- нѣтъ писемъ, разрушила въ одинъ мигъ всѣ ихъ надежды. На бѣду, по личному распоряженію мистера Эдмоистона, имѣвшаго искусство дѣлать все некстати, въ этотъ злополучный четвергъ, назначенъ былъ званный обѣдъ. Четырехчасовой поѣздъ не привезъ мистера Эдмонстона, значитъ его слѣдовало ждать въ 7 часовъ, когда всѣ гости соберутся. До разспросовъ ли тутъ будетъ?
   Лора сама одѣла сестру, убрала ей волосы цвѣтами и, цѣлуя ее, пожалѣла, что для нея сегодня насталъ день испытаній.
   -- Только бы мнѣ надежды не лишиться! говорила Эмми, обнимая съ нѣжностью старшую сестру.
   Та мысленно была убѣждена, что надежда на Гэя давно ужъ потеряна, и потому, чтобы не огорчать Эмми, она смолчала. Больнаго Чарльза уложили внизу, въ гостиной, на диванѣ; подлѣ него, на низенькой скамеечкѣ усѣлась Эмми съ вязаньемъ. Она работала, не поднимая головы. Каждая карета, подкатывавшаяся къ крыльцу, заставляла ее вздрагивать. Пріѣхала между прочимъ и семья Браунлау. Разговаривая съ одной изъ барышень, Эмми вдругъ услышала шумъ, какія-то восклицанія, обернулась, -- и что же? -- отецъ ея раскланивается съ гостями и извиняется, что опоздалъ, а мать крѣпко жметъ руку Гэя.
   -- Что это, сонъ? подумала Эмми, и закрыла глаза рукою. Гэй вѣжливо прошелъ мимо нея, поклонился, едва дотронулся до ея руки и, нагнувшись нѣжно надъ Чарльзомъ, съ любовью произнесъ:
   -- Чарльзъ! какъ ты себя чувствуешь?
   -- Нѣтъ, это на яву, это его голосъ! твердила, обезумѣвшая отъ радости. молодая дѣвушка. Въ это же время къ ней подошелъ отецъ, взглянулъ ей прямо въ глаза, поцѣловалъ въ обѣ щеки, и спросилъ, здорова ли она? Въ тонѣ его голоса слышалось какое-то особенное выраженіе. Эмми не выдержала, все, что было въ комнатѣ, закружилось въ ея глазахъ, и она убѣжала. Въ передней раздавался говоръ пріѣзжающихъ; дворецкій проговорилъ очень отчетливо: "Вещи сэръ Гэя, отнести въ его комнату!" Эмми потерялась отъ радости; наткнувшись нечаянно на Мэри Россъ и ея отца, идущихъ по лѣстницѣ, она сдѣлала какое-то неумѣстное замѣчаніе и утащила Мэри къ себѣ въ спальню.
   -- Эмми, душа моя, ты точно помѣшанная? что это съ тобой? спросила миссъ Россъ.
   -- Папа вернулся и...
   Эмми запнулась и вспыхнула, какъ пунцовая камелія, украшавшая ея волосы.
   -- Ну, что-жъ дальше? и тайна объяснилась, такъ что ли? спросила Мэри.
   -- Не знаю, право; они только что пріѣхали, а я, глупая, убѣжала, сама не понимаю, что со мной сдѣлалось! сказала задыхаясь Эмми.
   -- Они пріѣхали, -- подумала Мэри.-- А-а, милая Эмми, теперь я поняла, въ чемъ дѣло.
   Она довольно долго развязывала шляпу, оправляла кружева на платьѣ, а Эмми все время металась по комнатѣ, не зная какъ и за что взяться. Кто-то быстро взбѣжалъ по лѣстницѣ и поспѣшно прошелъ по корридору. Мэри искоса взглянула на свою подругу и замѣтила, что у нея щеки и шея покраснѣли, какъ кумачъ. Минуту спустя, обѣ пріятельницы отправились внизъ.
   Мистриссъ Эдмонстонъ, горя желаніемъ поскорѣе разузнать всѣ подробности, волей или неволей должна была сохранять приличіе, но ее безпокоило одно, чтобы волненіе Эмми не выдало ихъ семейной тайны. Вотъ почему она чрезвычайно обрадовалась, когда увидѣла, что дочь ея держитъ себя очень естественно. Проходя мимо брата, Эмми почувствовала, что онъ тихо дернулъ ее за руку, и она поспѣшно скрылась за Мэри. Лора выручила ихъ всѣхъ, любезно разговаривая съ каждымъ гостемъ. Гэй явился въ гостиную очень скоро. Убѣдившись, что Эмми тутъ на лицо, онъ ужъ не обратилъ на нее вниманія, и по старому облокотился на спинку дивана Чарльза и началъ вполголоса разговаривать съ нимъ. Больной не спускалъ съ него глазъ и совсѣмъ забылъ о существованіи мистриссъ Браунлау, которую онъ за минуту увѣрялъ, будто бы онъ вернулся самъ изъ Лондона только что утромъ, въ этотъ день. Мистеръ Эдмонстонъ влетѣлъ въ гостимую въ полномъ нарядѣ, и дворецкій доложилъ, что обѣдъ поданъ.
   -- Если бы вы пріѣхали часами двумя раньше, -- сказала тихо хозяйка дома Гэю: -- я бы позволила вамъ держать себя безъ церемоніи. Но теперь вы почетный гость и должны вести меня къ столу. Надо намъ поберечь Эмми.
   Гэй покорно усѣлся между нею и мистриссъ Грэгамъ и употреблялъ страшныя усилія, чтобы быть любезнымъ съ послѣдней. Мистриссъ Эдмонстонъ изподтишка смѣялась, видя, какъ онъ хлопочетъ, ухаживая за своей сосѣдкой. Эмми сидѣла на противоположномъ концѣ стола, рядомъ съ мистеромъ Россомъ, который, догадавшись, отчасти, въ чемъ дѣло, оставилъ ее въ покоѣ, въ прололженіе всего обѣда.
   Чарльзъ досыта наговорился съ Шарлоттою, пока дамы не вернулись въ гостиную. Тогда ралзоворъ сдѣлался общимъ. Вскорѣ пришли и джентльмэны, громко требуя музыки. Лора и Эмми съиграли что-то въ четыре руки. Публика неудовольствовалась этимъ и потребовала пѣнія. У Эмми захватило дыханіе отъ робости. Какъ ее Лора ни уговаривала выбрать тотъ или другой дуэтъ, она не могла рѣшиться открыть ротъ. Вдругъ, чья-то знакомая рука, перелистовавъ тетрадь, раскрыла ее на дуэтѣ тенора и сопрано. Когда-то, Гэй пѣлъ этотъ романсъ вмѣстѣ съ Эмми, и партія сопрано была такъ легка. что ее можно было пѣть шутя. Громкій, звучный теноръ Гэя раздался, наконецъ, среди общаго молчанія Эмми оторопѣла отъ счаитія и, упиваясь звуками его голоса, стояла все время не шевелясь.
   -- Простите меня, Лора, -- сказалъ Гэй, кончивъ романсъ.-- Я чувствую, что дурно спѣлъ. практики не было.
   Мистриссъ Браунлау не успокоилась. Она приставала къ Гэю съ новыми просьбами спѣть еще что-нибудь съ миссъ Лорой, и Эмми, довольная, что о ней забыли, сошла со сцены. Долго длился концертъ. Лора вспомнила, что Гэй не охотникъ, чтобы его принуждали пѣть въ обществѣ, и потому, улучивъ удобную минуту, она шепнула ему.
   -- Воображаю, какъ все это вамъ надоѣло!
   -- Напротивъ, -- отвѣчалъ Гэй.-- Мнѣ сегодня пріятнѣе пѣть, чѣмъ разговаривать.
   Наконецъ, гости начали разъѣзжаться. Мэри, прощаясь съ мистриссъ Эдмонстонъ, сказала ей вполголоса.
   -- Какъ вы рады, я думаю, что избавитесь отъ насъ!
   Та молча улыбнулась и одобренная Мэри прибавила:
   -- А вѣдь Эмми отлично выдержала роль!
   Эмми, съ своей стороны, до конца сохранила приличіе. Когда послѣдняя карета отъѣхала отъ дому, она пожелала всѣмъ покойной ночи, пожала руку Гэю, слегка отвернувъ отъ него голову, чтобы скрыть свое смущеніе, и поспѣшно удалилась въ свою комнату. Прочая семья пришла въ сильное смущеніе. Мистеръ Эдмонстонъ молча потиралъ руки, Лора зажигала свѣчи, Шарлотта начала спрашивать Гэя о здоровьѣ Буяна, а Чарльзъ, съ трудомъ ухватившись за спинку дивана, старался усѣсться половчѣе.
   -- Не помочь ли тебѣ? спросилъ Гэй.
   -- Нѣтъ, спасибо, я еще не готовъ. Вѣдь меня переносятъ, какъ бревно, вмѣстѣ съ диваномъ, тебѣ не нужно ужъ хлопотать, нести меня на рукахъ. Лучше бы тебѣ уйдти съ мама потолковать, а меня не бойся, я и дверей своихъ не отопру, ничего не услышу.
   -- Да, да, конечно, поговори съ мама, дѣлать нечего, если Эмми убѣжала, -- сказалъ мистеръ Эдмонстонъ.
   Гэй и тетка его переглянулись съ улыбкой, простились со всѣмъ обществомъ и исчезли. По уходѣ ихъ, всѣ остальные въ одинъ голосъ закричали: ну, папа, разсказывайте.
   -- Что тутъ толковать, -- сказалъ мистеръ Эдмонстонъ. -- Всему виною сплетни. Гэй оказался благороднѣйшимъ малымъ, какъ я и прежде говорилъ, а я вышелъ старый дуракъ, который повѣрилъ глупой клеветѣ, взведенной на него добрыми людьми.
   -- Ур-р-ра! крикнулъ Чарльзъ, барабаня по дивану.-- Разскажите намъ, какъ это вы все вывели на чистую воду? Кто виноватъ? спросилъ онъ у отца.
   -- Всему виною Диксонъ. Гэй осыпалъ его своими благодѣяніями, воспитывалъ его дочь на свой счетъ, платилъ его карточные долги и на это требовалъ отъ меня денегъ. Чекъ въ 30 фунтовъ былъ выданъ ему же.
   -- А! а! вотъ каково! сказалъ весело Чарльзъ.
   -- Да, вы подумайте, каково мнѣ-то? Дѣвочка разсказала все это Мэркгаму, а Мэркгамъ привелъ ко мнѣ на лицо отца. Я просто бѣшусь, думая о томъ, какъ это я рѣшился повѣрить тѣмъ нелѣпымъ выдумкамъ, которыми Филиппъ меня угощалъ.
   -- Что я говорилъ? вскричалъ Чарльзъ.-- Я развѣ не твердилъ вамъ, что Гэй дотого выше насъ, вообще, что его достоинствамъ никто вѣрить не хочетъ. Оправданъ! Оправданъ! какъ я радъ!...
   Шарлотта, какъ безумная, принялась кружиться вокругъ дивана, гдѣ лежалъ больной.
   -- И я точно также былъ въ немъ увѣренъ, -- сказалъ мистеръ Эдмонстонъ.-- Я въ немъ ни на минуту не усомнился бы, если бы Филиппъ не старался меня убѣдить, что бѣлое сдѣлалось чернымъ.
   -- Вольно же вамъ вѣрить ему на слово! возразилъ Чарльзъ.-- Всѣ эти сплетни никогда не возбуждали моего довѣрія, особенно въ послѣднее время, когда я замѣтилъ явное недоброжелательство со стороны Филиппа къ Гэю.
   -- Les absents ont toujours tort, -- прервала его Лора и зауѣмъ, спохватившись, сказала сестрѣ: Шарлотта! пойдемъ спать, уже поздно.
   -- Я первая разскажу все Эмми! воскликнула Шарлотта. -- Папа, прощайте. Чарльзъ! желаю тебѣ покойной ночи! сказала она и бросилась на верхъ, боясь, чтобы ее не предупредили.
   Лора осталась внизу одна съ тѣмъ, чтобы убирать книги. Съ тяжелымъ чувствомъ на сердцѣ думала она о томъ, что всѣ предостереженія Филиппа пропали даромъ и что судьбой ея сестры распорядились иначе, чѣмъ онъ совѣтовалъ. Ей было жаль Эмми, она твердо вѣрила въ непогрѣшимость сужденій Филиппа и, не смотря на явную свою симнатію къ Гэю, до сихъ поръ сомнѣвалась въ его невинности. Ей все казалось, что Эмми жертва самолюбія родителей; она рѣшилась во чтобы то ни стало откровенно переговорить съ сестрой и убѣдиться лично, на сколько она любитъ Гэя. Но въ этотъ вечеръ Шарлотта уложила въ лоскъ бѣдную Эмми. Лорѣ оставалось одно -- приласкать какъ можно нѣжнѣе сестру и увести Шарлотту. Мистриссъ Эдмонстонъ отправилась въ завѣтную свою уборную, вмѣстѣ съ Гэемъ. Не безъ волненія усѣлась она на диванъ и пристально взглянула на Гэя, устроившагося въ любимомъ своемъ уголкѣ подлѣ камина. Онъ ей показался не тѣмъ, чѣмъ былъ прежде. Загорѣлый цвѣтъ лица замѣнилъ у него дѣтскую нѣжность кожи; глаза были грустны и томны; на лбу лежала глубокая складка; но всему было видно, что это ужъ не ребенокъ, а человѣкъ, выстрадавшій не мало горя. Ей стало дотого его жаль, что она чуть не заплакала. Видя, что онъ молчитъ, мистриссъ Эдмонстонъ заговорила первая:
   -- Какъ я рада, -- сказала она: -- что вы опять у насъ!
   Онъ слегка улыбнулся и спросилъ:
   -- Можно мнѣ теперь вамъ все разсказать?
   -- Сядьте подлѣ меня; отвѣчала она ласково.-- Я готова слушать. Воображаю, что вы перенесли во все это время.
   -- Да, я не мало перенесъ, -- замѣтилъ онъ грустно.
   -- Теперь вашему горю конецъ, -- сказала мистриссъ Эдмонстонъ. -- Я мужа такъ мало видѣла, что не уепѣла отъ него хорошенько узнать, какъ это вы съ нимъ объяснились. Онъ сказалъ только, что вполнѣ удовлетворенъ окончаніемъ дѣла, но мнѣ бы хотѣлось лично отъ васъ слышать подробности вашего свиданія съ нимъ.-- Гэй въ точности передалъ ей все случившееся утромъ.
   -- Не знаю, право, какъ мнѣ выразить свою благодарность мистеру Эдмонстонъ, -- заключилъ онъ:-- мнѣ цѣлой жизни мало для того, чтобы искупить свою дерзость въ отношеніи его, а онъ простилъ меня такъ скоро.
   -- Послушали бы вы, что сказалъ объ этомъ Чарльзъ, -- возразила съ улыбкой мистриссъ Эдмонстонъ.-- Онъ сказалъ, что вспышка вашего гнѣва можетъ быть вполнѣ оправдана оскорбленіемъ, нанесеннымъ вамъ незаслуженными подозрѣніями.
   -- Слава Богу, что я поборолъ въ себѣ духъ злобы, -- продолжалъ Гэй: -- иначе, увѣряю васъ, я погибъ бы непремѣнно. Теперь, я имѣю право открыть свою тайну Филиппу, и я ему немедленно напишу. Вы представить себѣ не можете, что за блаженство получить обратно потерянное счастіе, постарому сидѣть тутъ съ вами -- голосъ его дрогнулъ и слезы навернулись на глазахъ, -- видѣть ее опять, имѣть право любоваться ею, чувствовать себя въ своей семьѣ. Боже мой! Да я на всѣхъ васъ не могу наглядѣться досыта, такъ трудно вѣрится мнѣ, что это не соить!
   И Гэй засмѣялся.
   -- Вы себя оба держали очень хорошо, сегодня вечеромъ, -- съ улыбкой замѣтила мистриссъ Эдмонстонъ. Эмми провела эту зиму безукоризненно и была все время покойна.
   -- Ну, а теперь, -- тревожно спросилъ Гэй:-- не находите ли вы, что мое присутствіе ей непріятно?
   -- Милый Гэй, завтра утромъ вы переговорите лично съ Эмми, -- весело отвѣчала мать: -- мое мнѣніе на счетъ вашего брака вамъ извѣстно. Улаживайте вопросъ, какъ умѣете, а теперь пора спать. Вы слышите звонокъ, всѣ наши расходятся. Покойной ночи вамъ желаю!
   -- Прощайте! проговорилъ Гэй, держа ее за руку: -- какъ мнѣ пріятно слышать вашъ голосъ. Мнѣ ужъ такъ давно никто не желалъ покойной ночи. Прощайте, maman!
   Гэй побѣжалъ внизъ, помогать переносить Чарльза съ его постелью, а мать, взволнованная до глубины души, завернула въ комнату Эмми, чтобы посмотрѣть, какъ та укладывается спать.
   Эмми потушила у себя свѣчку и лежала уже въ своей бѣленькой постели, вся облитая мягкими лучами мѣсяца. Услыхавъ, что дверь отворилась, она вскочила.
   -- Мама! это вы? сказала она. -- Спасибо, что зашли.
   -- Я на минуту, Эмми, -- отвѣчала мать. -- Папа ужъ идетъ на верхъ, но я не могла выдержать, чтобы не зайдти къ тебѣ и не передать, что у меня сейчасъ Гэй сидѣлъ. Онъ совершенно оправданъ и папа очень имъ доволенъ. Спи же, милое дитя, будь покойна, не думай ни о чемъ, иначе завтра ты занеможешь и не будешь въ состояніи переговорить сама съ Гэемъ.
   Мать подошла къ постели и сѣла подлѣ Эмми. Та нѣжно обвила ее шею руками и принала головой къ ея плечу.
   -- Значитъ, онъ теперь счастливъ? прошеитала она.-- Какъ бы я желала узнать все подробно!
   -- Завтра, душа моя, онъ самъ тебѣ всѣ разскажетъ. А теперь, прощай, Богъ съ тобой. Ложись!
   Эмми послушно опустила голову на подушки.
   -- Merci, душка, мама, что вы пришли, -- сказала она съ нѣжностью. Я такъ теперь счастлива, такъ рада, прощайте!...
   Она закрыла глаза, но мать посидѣла еще нѣсколько минутъ, любуясь на хорошенькую, кудрявую головку дочери, тонувшую въ мягкой подушкѣ. Слабые лучи мѣсяца придавали всей картинѣ какой-то серебристый оттѣнокъ. Когда мистриссъ Эдмонстонъ осторожно встала и заперла за собою двери, ангелъ сна осѣнилъ уже своими крыльями ложе спящей молодой дѣвушки и навѣялъ на нее цѣлый рой отрадныхъ сновидѣній. Кроткая улыбка мелькала на ея губахъ, а ровное дыханіе напоминало мирный сонъ младенца.
  

ГЛАВА XI.

   Эмми проснулась съ отраднымъ сознаніемъ, что все благополучно. Мать пришла за нею и, пока она одѣвалась, передала ей все, что было нужно. Прежде чѣмъ спуститься внизъ, обѣ онѣ зашли къ Чарльзу, который теперь вставалъ съ постели не ранѣе какъ послѣ перваго завтрака. Братъ крѣпко обнялъ Эмми, пристально посмотрѣлъ ей въ глаза, но, замѣтивъ, что та вспыхнула, не произнесъ ни слова и выпустилъ ее.
   За завтракомъ разговоръ шелъ урывками. Даже Шарлотта и та что-то присмирѣла; мистеръ Эдмонстонъ попробовалъ было пустить въ ходъ свои шуточки, но неудачно: почти никто не смѣялся, слушая ихъ. Гэй то и дѣло бѣгалъ взадъ и впередъ по лѣстницѣ справляться, что дѣлаетъ Чарльзъ, такъ что всѣ прочіе поневолѣ вертѣлись на одной тэмѣ -- на вопросѣ, почему вчера онъ и мистеръ Эдмонстонъ опоздали.
   -- Это его вина, -- смѣясь замѣтилъ мистеръ Эдмонстонъ, кивая головой на Гэя.-- Филиппъ бывало всегда напомнитъ мнѣ, когда нужно ѣхать, а Гэй дотого боялся, чтобы я не замѣтилъ его нетерпѣнія, что онъ какъ будто нарочно пропустилъ часъ отхода поѣзда, мы поневолѣ и остались.
   -- То-то, я думаю, вамъ хотѣлось играть "Кузнеца-музыканта", -- лукаво замѣтила Шарлотта.
   -- Признаюсь, я ужъ его раза два мысленно пропѣлъ, -- отвѣчалъ Гэй.
   Завтракъ кончился. Всѣ встали изъ-за стола. Гэй подошелъ довольно робко къ Эмми и произнесъ въ полголоса:
   -- Можно мнѣ съ вами переговорить?
   Эмми сильно покраснѣла и, машинально повинуясь словамъ матери, предложившей имъ уйдти въ гостиную, пошла вмѣстѣ съ Гэемъ въ указанную комнату. Она не умѣла играть роли застѣнчивой, невинной молодой дѣвушки; она не вертѣла колецъ на пальцахъ, не играла вѣткой сорваннаго цвѣтка, а стояла скромно, опустивъ нѣсколько голову, готовая выслушать все, что бы ей ни сказалъ Гэй.
   Онъ нѣсколько секундъ не могъ сладить съ своимъ волненіемъ и раза два прошелся по комнатѣ, наконецъ, остановившись передъ нею, быстро заговорилъ:
   -- Эмми! Прежде чѣмъ дать мнѣ слово, обдумайте хорошенько свои дѣйствія. До сихъ поръ я приносилъ вамъ только несчастіе. Вы полюбили меня, не смотря на это, но не забудьте, что жить съ такимъ человѣкомъ, какъ я, будетъ не легко дѣвушкѣ съ кроткимъ, нѣжнымъ сердцемъ, какъ ваше. Подумайте хорошенько, Эмми. -- Вы еще свободны; объ нашей помолвкѣ немногіе знаютъ, если поднимутся толки, вся вина падетъ на меня. Прежде чѣмъ рѣшиться подарить мнѣ свою руку -- подумайте о себѣ.
   -- Я думала объ одномъ только, -- возразила кротко Эмми:-- о вашемъ счастьѣ. Для меня же, безъ васъ, ничего не остается на землѣ, кромѣ горя.
   -- Эмми! другъ мой! милая моя! съ жаромъ произнесъ Гэй, взявъ ее за руку и сажая подлѣ себя на диванѣ.-- Я жилъ надеждою, что услышу отъ васъ когда-нибудь эти слова, а теперь отъ радости, не вѣрю своимъ ушамъ!
   -- Гэй, но вѣдь и я должна васъ предупредить, сказала Эмми, -- что во мнѣ вы найдсте простую любящую, но далеко не мудрую жену. Вамъ и Чарльзу я много обязана въ отношеніи своего умственнаго развитія, но я никогда не сдѣлаюсь ученой, замѣчательной по уму, женщиной.
   -- Избави меня Богъ отъ нихъ! воскликнулъ Гэй, невольно вспомнивъ одну свою знакомую въ С.-Мильдредѣ.
   -- Итакъ, продолжала она:-- обѣщаю вамъ употребить всѣ свои усилія, чтобы сдѣлаться достойной васъ; обѣщаю учиться, сколько силъ хватитъ, чтобы вы не краснѣли за меня, и если вы полюбили меня такую, какова я есть, то чегожъ намъ бояться за свое счастіе?
   -- Прошу васъ, не говорите болѣе никогда, что безъ васъ мнѣ будетъ лучше жить. Разъ навсегда помните, я готова дѣлить съ вами все -- и горе, и страданія, и несчастія, -- но знать, что вы одни переносите свой крестъ, было бы невыносимо тяжело для меня.
   -- Погодите, Эмми, вы не выслушали полной моей исповѣди, -- остановилъ ее Гэй. Прежде чѣмъ дать мнѣ слово, узнайте, что я за человѣкъ. Эмми! вѣдь я хотѣлъ убить Филиппа!
   -- Въ первую минуту гнѣва? спросила она.
   -- Нѣтъ, не въ первую. Я былъ дотого озлобленъ, что съ радостью пожертвовалъ бы своей будущей жизнью, лишь бы удовлетворить чувству мести. Я долго боролся съ своимъ страшнымъ характеромъ, и мнѣ дорого стоило побѣдить себя.
   -- Если вы боролись и побѣдили себя въ этотъ разъ, вы можете быть покойны за будущее, -- отвѣчала Эмми.
   -- Ну, а знаете ли вы, что я дотого потерялъ голову, что даже на васъ негодовалъ?
   -- Очень можетъ быть, -- возразила Эмми съ улыбкой:-- бѣда невелика; я современемъ заставлю васъ забыть свое негодованіе. Мама не разъ говорила намъ, что человѣкъ съ такимъ пылкимъ характеромъ, какъ вашъ, всегда можетъ стать выше людей спокойныхъ. Вы постоянно боритесь сами съ собою, а въ борьбѣ крѣпнутъ силы духовныя; на такого человѣка всегда можно больше надѣяться, чѣмъ на равнодушнаго.
   -- Если бы я не надѣялся на свои силы и не былъ бы готовъ на всякую житейскую борьбу, я бы никогда не осмѣлился заикнуться вамъ о своей любви, сказалъ Гэй.
   -- Мы будемъ помогать другъ другу, -- ласково замѣтила Эмми. -- Вѣдь вы давно ужъ служите мнѣ руководителемъ въ образованіи, а я поддержу васъ въ минуты вспыльчивости и увлеченія.
   -- Милая вы моя, если бы вы знали, какой опорой служило мнѣ даже воспоминаніе о васъ, -- сказалъ Гэй.
   Въ столовой на часахъ пробило половина втораго; мистриссъ Эдмонстонъ напомнила дочери, что пора кончить разговоръ, и просила Гэя перенести Чарльза внизъ. Тотъ побѣжалъ на верхъ, а Эмми, поцѣловавъ мать, начала укладывать подушки на диванѣ въ ожиданіи брата. Онъ дотого былъ легокъ и худъ, что Гэй принесъ его съ верху, съ помощью одного лакея.
   Когда больнаго уложили какъ можно покойнѣе -- онъ заговорилъ:
   -- Знаете-ли, что я вамъ всѣмъ скажу? вѣдь у меня даромъ пропала эта зима. Я постоянно былъ на сценѣ, по милости моей ноги, и мысленно все твердилъ свою роль, собираясь умирать. Мнѣ было ужасно досадно, зачѣмъ я переношу такую страшную пытку, не имѣя права даже порисоваться умирающимъ. То ли бы дѣло было, еслибы доктора осудили меня на смерть. Я бы сейчасъ убѣдилъ папа привезти Гэя, патетическимъ образомъ умолилъ бы ихъ обоихъ примириться и испустилъ бы духъ, соединивъ ихъ руки. Вотъ такъ. И затѣмъ занавѣсъ бы упалъ.
   При этихъ словахъ, Чарльзъ соединилъ руки Гэя и Эмми, откинулъ голову назадъ, закрыль глаза и сдѣлалъ все это такъ граціозно, что Шарлотта не вытерпѣла и начала аплодировать, а Эмми засмѣявшись поспѣшно ушла изъ комнаты.
   -- Ну, а еслибы ты испустилъ въ эту минуту духъ? -- заговорила Шарлотта. -- Кому бы ты этимъ пользу принесъ?
   -- Да я бы совсѣмъ не умеръ, а только полежалъ бы безъ чувствъ, а потомъ бы очнулся, чтобы насладиться послѣдствіями своего искусства. Я даже замышлялъ, не принять ли мнѣ для этого лишнюю дозу опіума, но боялся, что докторъ Майэрнъ догадается въ чемъ дѣло и приметъ свои мѣры. Мнѣ, впрочемъ, можно было-бы даже простить всю эту сцену, другаго исхода не предвидѣлось: Эмми нужно же было помочь. Гэй, если бы ты зналъ, чѣмъ была сестра Эмми для меня въ продолженіе всей зимы! Ты право долженъ удивляться моему великодушію, что я не считаю тебя своимъ личнымъ врагомъ.
   -- Въ настоящее время я ничему не могу удивляться, -- возразилъ Гэй шутливо.-- А я у тебя вотъ что спрошу, Чарли, отчего ты сдѣлался такъ худъ и легокъ какъ перо? Вѣдь я, право, и не воображалъ, чтобы это была таки опасная болѣзнь.
   -- Болѣзнь была очень, очень опасная! -- проговорилъ торжественно Чарльзъ, насмѣшливо улыбаясь въ тоже время.
   -- Особенно трудны были первыя шесть недѣль, пока созрѣвалъ нарывъ, -- замѣтила мистриссъ Эдмонстонъ:-- это были шесть недѣль настоящаго страданія.
   -- Воображаю, какъ Филиппъ горевалъ, воскликнулъ Гэй.
   -- Филиппъ? Это почему? -- спросилъ Чарльзъ.
   -- Да вѣдь онъ былъ всему причиною. Мистеръ Эдмонстонъ, по крайней мѣрѣ, такъ мнѣ передавалъ.-- Онъ разсказывалъ, что Филиппъ уронилъ тебя съ лѣстницы.
   -- О милый папа! -- вскричалъ смѣясь больной.-- Кажется, что теперь на Филиппа будутъ взваливать все, что ни случится въ продолженіе этого года.
   -- А какъ же это произошло? спросилъ Гэй.
   -- Да вотъ какъ, -- отвѣчалъ Чарльзъ.-- Мы сильно спорили, говоря о тебѣ, я очень утомился и принужденъ былъ допустить Филиппа, тащить меня подъ руку, вверхъ по лѣстницѣ. Онъ воспользовался минутой, когда мы были одни, и вздумалъ дать мнѣ какой-то дерзкій совѣтъ. Я совсѣмъ забылъ о своемъ безпомощномъ состояніи, вырвался изъ его рукъ и конечно полетѣлъ бы внизъ головой, если бы онъ не поймалъ меня, не взвалилъ себѣ на руки и не огнесъ въ спальню, какъ лисица цыпленка. Въ строгомъ нравственномъ смыслѣ Филиппъ виноватъ въ моемъ паденіи, но, судя по видимымъ обстоятельствамъ, онъ меня положительно спасъ.
   -- Однако, -- замѣтила мать:-- ты не можешь отвергнуть того, что паденіе было причиной твоей болѣзни.
   -- Не совсемъ, мама, нарывъ готовился давно, а потрясеніе ускорило только его дѣйствіе. Вотъ вамъ строгій медицинскій мой выводъ. Однако, кажется, завтракъ поданъ, и вы всѣ разбредетесь послѣ него. Со мной никто не посидитъ, а мнѣ бы такъ хотѣлось еще потолковать объ исторіи кораблекрушеніи. До меня дошли слухи, будто героемъ въ этомъ дѣлѣ оказался какой-то Бэнъ, а совсѣмъ не сэръ Гэй Морвиль.
   Всѣ засмѣялись и пошли въ столовую. Послѣ завтрака Лора собиралась идти въ Истъ-Гиль, а Эмми съ Гэемъ и Шарлоттой согласились ее сопровождать, только съ тѣмъ, чтобы зайдти въ церковь и потомъ повидаться съ Мори-Россъ. Проходя деревней, Гэй не рѣшался вести Эмми подъ руку, но вступивъ на паперть церкви, онъ вдругъ остановился, посмотрѣлъ на нее, протянулъ ей руку и, крѣпко пожавъ ее, хотѣлъ какъ будто показать, что онъ считалъ себя обрученнымъ женихомъ Эмми, съ той минуты какъ они вмѣстѣ пришли къ алтарю Господню.
   Послѣ службы, всѣ четверо зашли въ домъ къ мистеру Россъ. Мэри вызвалась ихъ проводить до дома, и дорогой, Эмми сообщила своей подругѣ тайну своего сердца. Мэри поразило одно, что главной заботой молодой невѣсты было умѣть выработать свою волю и характеръ для того, чтобы переносить съ кротостью всѣ земныя испытанія; о своемъ счастьѣ и любви она говорила какъ о второстепенной вещи.
   -- Въ первый разъ въ жизни вижу я такое странное проявленіе любви, подумала Мэри:-- ей ли еще заботиться о чемъ-нибудь, когда судьба посылаетъ ей такое счастье, которому можетъ позавидовать каждая изъ насъ.
   Дойдя до саду въ Гольуэлѣ, миссъ Россъ молча простилась со всѣми. Гэю она пожала руку такъ выразительно, что тотъ покраснѣлъ и улыбнулся. Шарлотта не съумѣла выдержать роли, она отстала немного отъ старшихъ сестеръ и шепотомъ спросила у Мэри.-- Что, Мэри, рады вы? Какова наша милая Эмми? Вы никому не разказывайте, вѣдь это большой секретъ, а Гэй-то оправдался, и какой онъ благоразумный, вы не повѣрите!
   -- Я очень, очень рада! отвѣчала Мэри.
   -- А ужъ я то, не знаю что и дѣлать отъ восторга, -- продолжала Шарлотта. -- Чарли также въ восхищеніи. Вы подумайте только, Гэй будетъ нашимъ братомъ, развѣ это не счастіе? Завтра ужъ онъ хочетъ посылать за Буяномъ.
   Мэри захототала, слушая ея несвязную рѣчь, но возвращаясь домой, она невольно ломала себѣ голову, отчего одна Лора грустна. Или ей съ сестрой жалко разставаться, думала она, или она на Гэя не надѣется -- одно изъ двухъ.
   Въ этотъ день, вечеромъ, было очень весело въ Гольуэлѣ. Чарльзъ потребовалъ отъ Гэя полнѣйшаго отчета въ исторіи его подвига и, въ награду за утомительное описаніе каждой бездѣлицы, осыпалъ похвалами его храбрыхъ рэдклифскихъ рыбаковъ.
   Для Гэя съ Эмми насталъ цѣлый рядъ ясныхъ счастливыхъ дней. Они проводили вдвоемъ почти все время, занимались музыкой, чтеніемъ, цвѣтами и совершали длинныя прогулки по живописнымъ окрестностямъ Гольуэля. Гэй былъ настоящимъ рыцаремъ своей невѣсты. Не надоѣдая ей нѣжностями, не оскорбляя никого излишней фамильярностью, онъ исключительно занимался ею, и его почтительныя ласки, постоянное вниманіе и деликатность все сильнѣе и сильнѣе привязывали молодую дѣвушку къ нему. Наединѣ съ нею, онъ былъ иногда молчаливъ и задумчивъ, но въ обществѣ не было человѣка оживленнѣе его. Въ семьѣ, онъ держалъ себя совершенно какъ свой и каждому лицу ея оказывалъ нѣжную любовь и заботливость.
   Мистеръ Эдмонстонъ отъ души любовался юной парочкой и отпускалъ иногда на счетъ ихъ довольно плоскія шутки, къ которымъ Гэй и Эмми впрочемъ скоро привыкли и не конфузились, слушая ихъ. Жена его была въ восторгѣ, что Гэй съ перваго дня пріучилъ себя называть ее мама; Чарльзъ радовался за Гэя и Эмми одинаково; онъ торжествовалъ побѣдой надъ Филиппомъ и съ каждымъ днемъ чувствовалъ себя лучше. Шарлотта съ любопытствомъ наблюдала, какъ это бываютъ невѣстой, и постарому возилась съ Буяномъ, который такъ привыкъ къ Гольуэлю, точно и не уѣзжалъ никогда оттуда.
   Лора одна была постоянно печальна. Не имѣя человѣка, съ которымъ бы ей можно было подѣлиться мыслями и чувствами, она постоянно держалась вдалекѣ, чаще всего сидѣла или ходила одна и нерѣдко втихомолку плакала. Гэй, воображая, что она горюетъ о разлукѣ съ сестрой, старался быть особенно къ ней внимателенъ, но его вѣжливость и вниманіе какъ будто раздражали ее. Не смотря на все случившееся, она не могла забыть предостереженій Филиппа и никакъ не могла вполнѣ довѣриться Гэю, какъ это сдѣлала вся ея семья. Она съ нетерпѣніемъ ждала писемъ отъ Филиппа, еще болѣе ждала свиданія съ нимъ, чтобы передать ему все, что касалось до Гэя. Ей необходимо было высказаться для того, чтобы успокоить свою совѣсть и рѣшить -- вправѣ-ли она надѣяться, что Гэй составитъ счастіе Эмми.
  

ГЛАВА XII.

   -- Во всю жизнь мою не встрѣчалъ я такого несноснаго фата! воскликнулъ на слѣдующее утро мистеръ Эдмонстонъ, сидя за завтракомъ, въ столовой, въ ту самую минуту, когда Гэй привелъ туда сверху Чарльза. -- На-на, прочитай, -- продолжалъ онъ, подавая Гэю письмо.
   Нахмуривъ брови и крѣпко стиснувъ зубы, Гэй началъ читать длинное посланіе Филиппа Морвиль къ дядѣ. Все лицо его судорожно подергивалось, а руки дрожали, перевертывая страницы.
   -- Напрасно даете вы мнѣ читать такія вещи, мистеръ Эдмонстонъ, -- замѣтилъ онъ, кончивъ чтеніе и подавая опекуну письмо обратно.
   -- Это превосходитъ всякую мѣру терпѣнія! вскричалъ мистеръ Эдмонстонъ.-- Какова дерзость? Нѣтъ-съ, ужъ онъ меня дотого обсѣдлалъ, что я начну брыкаться. Спрашивать у него совѣта! Ждать его одобренія! Какъ же, непремѣнно! Завтра же обвѣнчаю васъ и баста!
   -- Мама, прочитай-ка письмо, сказалъ онъ, обращаясь къ женѣ:-- и скажи, справедливъ я или нѣтъ. Чѣмъ дальше, тѣмъ больше интригъ съ его стороны!
   -- Неужели никто не подниметъ голоса въ защиту отсутствующаго? подумала бѣдная Лора, слушая нападки отца на Филиппа.
   Гэй не выдержалъ.-- Филиппъ никогда интриганомъ не былъ, -- возразилъ онъ опекуну.-- Онъ дѣйствовалъ всегда по убѣжденію.
   -- Замолчи, Бога ради! продолжалъ бушевать мистеръ Эдмонстонъ. Лучше ты и не заступайся за него! Онъ просто завидуетъ тебѣ, и желаетъ повредить тебѣ, гдѣ только можно.
   -- Я говорилъ то же самое Филиппу въ глаза, сказалъ Чарльзъ.
   -- Не правда, Чарли, рѣзко возразилъ Гэй:-- совсѣмъ Филиппъ не такой!
   -- Я тебѣ повторяю, не защищай его! закричалъ мистеръ Эдшонстснъ. Довольно онъ меня обманывалъ. Вы всѣ дотого передъ нимъ преклонялись, что онъ вообразилъ, будто каждое его слово -- есть слово евангелія; вы довели человѣка до такой степени самолюбія, что онъ отца роднаго, бывало, слушать не хочетъ. Не зналъ покойникъ, какого онъ гордеца раститъ, не зналъ! Хорошо еще, что онъ на меня напалъ, не такой еще я человѣкъ, чтобы поддаться ему сразу. А? мама? такъ, что ли?
   -- Это ни на что не похоже! -- замѣтила мистриссъ Эдмонстонъ, дочитавъ письмо до конца.
   -- И мама туда же! подумала Лора.
   -- Но всему видно, что онъ предубѣжденъ противъ Гэя, -- продолжала мать.-- Но, по правдѣ сказать, я никакъ бы не повѣрила, что Филиппъ можетъ быть способенъ на такой поступокъ.
   -- Прочитайте всѣ по очереди, это интересное посланіе, -- сказалъ мистеръ Эдмонстонъ:-- и вы тогда убѣдитесь, каковъ вашъ идеалъ.
   Когда очередь дошла до Эмми, она начала отказываться, но Гэй убѣдилъ ее прочесть.-- Лорѣ пришлось послѣдней произнести свой приговоръ надъ дорогимъ для нея письмомъ.
   Вотъ что писалъ Филиппъ.
  

Коркъ, 8-е апрѣля.

   "Милый дядя! Я вамъ очень обязанъ за увѣдомленіе объ Эмми, хотя, но правдѣ сказать, меня чрезвычайно удивляетъ то, что вы рѣшились такъ быстро на столь важный шагъ какъ ея замужество, и удовольствовались самымъ ничтожнымъ объясненіемъ со стороны Гэя, между тѣмъ какъ мы съ вами имѣли очевидныя доказательства, что характеръ его еще не вполнѣ сложился и что онъ, -- чтобы не выразиться рѣзче, -- въ послѣднее время очень неосторожно повелъ свои дѣла. Можно ли же было послѣ этого ввѣрить ему судьбу вашей дочери? До сихъ поръ я былъ убѣжденъ, что вы останетесь вѣрны своему слову и не согласитесь признать Гэя женихомъ Эмми, пока онъ, съ должнымъ уваженіемъ къ вамъ, какъ къ своему опекуну, не раскроетъ чистосердечно той тайны, въ которую онъ облекъ свои денежные обороты; изъ вашего письма видно, что Гэй положительно отказался отъ такого рода признанія и настойчиво умалчиваетъ о причинѣ, побудившей его требовать отъ васъ столь значительной суммы какъ тысяча фунтовъ. Что касается до чэка въ 30 фунт., очевидно употребленнаго для уплаты карточнаго дома, о немъ я сужу слѣдующимъ образомъ. Не смѣя заподозрить Гэя въ стачкѣ съ дядей, я имѣю основаніе думать, что Диксонъ, какъ человѣкъ не строгихъ нравственныхъ правилъ, услышавъ, что его племянникъ въ затруднительномъ положеніи, вызвался самъ занять для него эти деньги, въ той надеждѣ, что своей временной заслугой, онъ свяжетъ Гэя благодарностью и будетъ имѣть возможность требовать отъ него постояннаго пособія. Тайныя свиданія Гэя съ Диксономъ явно подтверждаютъ мое мнѣніе, что тутъ дѣло нечисто. Я пишу къ вамъ все это, конечно, не съ той цѣлью, чтобы совершенно расторгнуть начатое сватовство: объ этомъ не можетъ быть и рѣчи, принимая во вниманіе настоящее положеніе дѣла; но ради счастья кузины, ради счастья самого Гэя -- умоляю васъ, повремените свадьбой. Оба они еще слишкомъ молоды, такъ молоды, что еслибы даже не было нобочныхъ препятствій, многіе на моемъ мѣстѣ посовѣтовали бы вамъ отложить свадьбу на нѣсколько лѣтъ; погодите, по крайней мѣрѣ, до 25-ти-лѣтія Гэя, срока назначеннаго его дѣдомъ, для введенія его въ управленіе имѣніемъ. Если его любовь къ Эмми дѣйствительно крѣпка и онъ останется ей вѣренъ, онъ самъ оцѣнитъ предлагаемую мною отсрочку; самый критическій періодъ его молодости пройдетъ безопасно и Гэй научится сдерживать порывы своей необузданной вспыльчивости. Если же, напротивъ, окажется, что его любовь ничто иное какъ мгновенная сердечная вспышка къ первой молодой дѣвушкѣ, съ которой его роставили въ самыя дружескія интимныя отношенія, вы тогда сами останетесь довольны, что предохранилъ вашу дочь отъ несчастнаго супружества. Я до сихъ поръ не измѣнилъ своего взгляда на Гэя; я считаю его, какъ и прежде, благороднымъ, честнымъ молодымъ человѣкомъ, съ хорошими побужденіями души и необыкновенно симпатической наружностью. Такія личности какъ онъ очень привлекательны для женщинъ; но Гэй вспыльчивъ и непостояненъ, онъ легко увлекается, очень настойчивъ, и главное -- горячъ до безумія. Я желаю ему всевозможнаго счастія и, какъ вы сами знаете, постоянно забочусь и заботился о его благосостояніи, но преданность моя къ вашему семейству и искреннія убѣжденія моей совѣсти, вынудили меня высказать вамъ всю истину. Надѣюсь, что вы не припишете мою огкровенность недоброжелательству къ Гэю, а сочтете ее слѣдствіемъ моего желанія, чтобы онъ и Эмми были одинаково счастливы; цѣли этого намѣренія достигнуть нельзя было иначе, какъ высказавъ вамъ все откровенно.

"Преданный вамъ
Ф. Морвиль."

  
   Все время, пока Лора читала длинное это письмо, Гэй съ жаромъ защищалъ его автора отъ нападокъ опекуна и Чарльза. Мистриссъ Эдмонстонъ, наконецъ, вышла изъ терпѣнія.
   -- Милый Гэй, -- замѣтила она съ улыбкой:-- если бы мы всѣ не знали васъ такъ коротко какъ теперь, мы бы невольно подумали, что вы нарочно преувеличиваете свое желаніе защитить Филиппа, съ цѣлью выиграть въ нашихъ глазахъ.
   -- Значитъ, мнѣ лучше собираться отсюда, сказалъ Гэй, смѣясь и вставая съ своего мѣста. Пойдемъ со мною! шепнулъ онъ, нагнувшись къ Эмми.
   -- Погоди минутку, Гэй, -- возразилъ мистеръ Эдмонстонъ, не уводи ее, а не то, вѣдь васъ нигдѣ не найдешь. Мнѣ нужно переговорить съ тобой, прежде чѣмъ я напишу къ Филиппу, и затѣмъ ѣхать на митингъ. Видишь ли что, я хочу наклеить носъ мистеру Филиппу: напишу ему прямо, что вотъ такого-то числа назначена ваша свадьба. Выдумалъ штуку! Ждать твоего двадцати-пятилѣтія! Какъ же! такъ и послушаютъ.
   Услыхавъ слова: "мнѣ нужно переговорить съ тобою" -- дамы одна за другой удалились. Гэй жалобно посмотрѣлъ въ слѣдъ Эмми, но та даже и не оглянулась. Чарльзъ лежа теребилъ кудрявыя уши Буяна и изподтишка посмѣивался надъ общимъ волненіемъ, произведеннымъ письмомъ Филиппа. Униженіе послѣдняго было для него истиннымъ торжествомъ.
   Мистеру Эдмонстону не понравилось, что Гэй не хочетъ назначить день своей свадьбы сейчасъ же, чтобы дать ему возможность написать объ этомъ Филиппу съ сегодняшней почтой. Но Гэй положительно объявилъ, что пока Эмми сама не рѣшитъ этого вопроса, онъ никогда не станетъ принуждать ее силой, ускорить день свадьбы. Его даже удивило, что опекунъ такъ не кстати его торопитъ.
   -- Когда жъ однако, ты располагаешь сыграть свадьбу? настаивалъ мистеръ Эдмонстонъ. Честью клянусь, я такихъ хладнокровныхъ жениховъ не видывалъ!
   -- Я такъ былъ счастливъ всѣ эти дни, -- отвѣчалъ Гэй:-- что мнѣ и въ голову не приходило строить планы о будущемъ. При томъ, я полагалъ, что я буду еще у васъ на испытаніи, нѣсколько времени.
   -- На испытаніи? Какой вздоръ! Будь у меня дюжина дочерей, я бы всѣхъ ихъ отдалъ за такихъ жениховъ, какъ ты, вскричалъ мистеръ Эдмонстонъ.
   Гэй улыбнулся, а Чарльзъ покатился со смѣху.
   -- Однако, мнѣ нужно же намылить голову Филиппу, продолжалъ мистеръ Эдмонстонъ. Я ему просто напишу, что свадьба очень скоро, что мы его приглашаемъ на балъ, танцовать. Пусть его пріѣдетъ и лично убѣдится, какъ я повинуюсь совѣтамъ племянничка. Моя милая супрута и полковой командиръ совсѣмъ избаловали Филиппа восторженными похвалами. Я всегда предчувствовалъ, что всѣ вы такъ его отуманите своимъ обожаніемъ, что онъ голову потеряетъ.
   -- Ну, ужъ меня то нельзя укорить въ обожаніи Филиппа, -- замѣтилъ насмѣшливо Чарльзъ.
   -- Какъ бы тамъ ни было, а я къ нему настрочу такое письмецо, что онъ своихъ не узнаетъ, -- продолжалъ отецъ, но въ эту минуту его вызвали за чѣмъ-то и онъ проворно убѣжалъ изъ гостиной.
   -- Не безпокойтесь, -- сказалъ Чарльзъ, замѣтивъ, что Гэй сдѣлался задумчивъ и грустенъ.-- Я постараюсь наблюсти, чтобы тонъ письма былъ не рѣзкій. Филиппъ хорошо знаетъ отца, онъ знаетъ, что у него гнѣвъ скоро стынетъ.
   -- Устрой. пожалуйста, чтобы письмо было отправлено не ранѣе завтрашняго дня, -- сказалъ Гэй:-- тогда по крайней мѣрѣ всѣ чувства немного улягутся и Филиппъ спокойнѣе приметъ замѣчанія дяди.
   -- Ты меня ужъ неразувѣришь, -- возразилъ Чарльзъ. Я вижу ясно, что Филиппъ досадуетъ, зачѣмъ мы всѣ мало-по-малу выбились изъ его власти. Скажи мнѣ откровенно, честно онъ поступилъ, приславъ такое письмо?
   -- Не спрашивай меня, -- отвѣчалъ Гэй, отходя къ окну.-- Не лей масла на огонь. Я стараюсь забыть о письмѣ, хотя отчасти и оправдываю Филиппа. Дядю Диксона онъ почти въ лицо не знаетъ, а прочія обстоятельства для него тайна.
   -- Я радъ, что ты по крайней мѣрѣ сознаешься, что письмо все-таки дерзкое. Полно донкихотствовать, Гэй! Ты на меня не сердись, что я тебя задерживаю, когда тебя тянетъ къ Эмми, но мнѣ нужно дождаться отца. А если ты желаешь, чтобы онъ не отсылалъ письма сегодня, то ты бы лучше... Ушелъ, таки! смѣясь замѣтилъ самъ себѣ больной, увидавъ, что Гэй, въ одно мгновеніе, исчезъ за дверью. А я хотѣлъ узнать, куда-жъ онъ повезетъ Эмми послѣ свадьбы, гдѣ онъ ей устроитъ новоселье? Вотъ бы нашу Лору поставить тамъ, въ видѣ статуи терпѣнія. Что это съ ней сталось? Видно, мама правду сказала, что благородный капитанъ обжегъ свои крылушки какъ мотылекъ. -- У нихъ тутъ что нибудь да случилось прошедшей осенью, пока я былъ боленъ, а мама только и возилась что со мной. Можетъ быть, они оба не догадались даже, что коварный купидонъ пронзалъ ихъ сердца, во время лѣтняго сезона и безпрерывныхъ баловъ. А -- а! продолжалъ Чарльзъ, заглядывая въ окно, выходившее въ садъ. Вотъ идетъ образцовая парочка, Эмми и ея вѣрный рыцарь. По моему, характеръ Гэя сдѣлался еще болѣе загадочнымъ чѣмъ прежде:-- къ чему это онъ Донъ-Кихота корчитъ?
   Когда пришелъ отецъ, Чарльзу легко было убѣдить его, чтобы онъ ранѣе завтрашняго дня не отсылалъ письма къ Филилпу, на томъ основаніи, что къ завтрему, можетъ быть, и Гэй успѣетъ условиться съ невѣстой насчетъ дня свадьбы. Мистеръ Эдмонстонъ сейчасъ же согласился съ сыномъ, тѣмъ болѣе, что ему было некогда писать: ему предстояли хлопоты по поводу слѣдствія, наряженнаго ихъ комитетомъ надъ мѣстнымъ докторомъ, и онъ собирался сейчасъ же уѣхать; но онъ все-таки кончилъ тѣмъ, что уѣзжая сказалъ женѣ и Чарльзу: "Мы ихъ немедленно окрутимъ -- чего тутъ ждать? Не жить же Гэю одному въ Рэдклифѣ. Ни за что! Ужь я ради того только желалъ бы поскорѣе превратить нашу Эмми въ лэди Морвиль, чтобы доказать Филиппу, до отъѣзда его заграницу, что меня за носъ водить нельзя.
   Мистриссъ Эдмонстонъ настаивала также на томъ, чтобы свадьбы не откладывать въ долгій ящикъ. Пока вся семья устраивала судьбу Гэя и Эмми, они дружно расхаживали по лѣсу и толковали о Филиппѣ.
   -- Я радъ, что по его милости наше ясное небо померкло на минуту, -- сказалъ шутливо Гэй своей невѣстѣ.-- Я боялся за наше счастіе. Видно, намъ на роду написано не жить съ Филиппомъ въ ладу. Онъ съ дѣтства старался всегда брать надо мною верхъ и, по правдѣ сказать, я невольно подчинялся такому сильному характеру, какъ его. Но теперь онъ положительно вывелъ меня изъ терпѣнія своимъ вмѣшательствомъ въ наши дѣла. Подчасъ я думаю, не лучше ли мнѣ даже избѣгать его, чтобы не имѣть столкновеній.
   -- Это такъ, а между тѣмъ ты одинъ только и заступаешься за Филиппа, -- возразила Эмми.-- Неудивительно, если это сердитъ папа. Ты меня, покрайней мѣрѣ, не заставляй подражать себѣ. Я переварить не могу его фразъ на счетъ твоей привлекательной наружности, хорошихъ побужденій души и его личнаго взгляда на тебя. Ахъ, Гэй! по моему, это хоть кого выведетъ изъ терпѣнія. Избавь меня пожалуйста отъ обязанности быть къ нему снисходительной. Я не могу равнодушно переносить его.
   -- Напрасно, -- замѣтилъ Гэй.-- Филиппъ хлопочетъ о твоемъ же счастьѣ. Письмо его написано очень здраво и справедливо, онъ руководствуется чувствомъ долга и совѣсти, и мы не должны судить пристрастно его рѣзкую откровенность. Я страшно виновать передъ нимъ и передъ папа. За мои дерзкія выраженія на счетъ ихъ обоихъ меня слѣдовало еще строже обвинить.
   -- Неужели ты въ самомъ дѣлѣ находишь, что Филиппъ во всемъ правъ, -- спросила съ улыбкой Эмми. Онъ совѣтуетъ, напримѣръ, чтобы нашу свадьбу отложили на четыре года. Конечно, теперь я еще очень молода для того, чтобы вести такой огромный домъ, какъ твой; и года черезъ четыре, какъ онъ говоритъ, я конечно поумнѣю и разовьюсь, но каково же будетъ тебѣ, милый мой, жить все это время одному въ Рэдклифѣ.
   -- Эмми, отъ тебя все зависитъ, если ты согласна, то мы не станемъ откладывать свадьбы, -- сказалъ Гэй:-- и такъ и папа передамъ. Подумай хорошенько и назначь сама день.
   -- Я готова, когда хочешь, -- робко отвѣтила молодая дѣвушка. Мнѣ только грустно вспомнить, какъ я уѣду изъ дома... Мама, Чарльза -- всѣхъ ихъ оставить.... нѣтъ! рѣшай лучше ты, у меня духу не достаетъ назначить день!
   Гэй крѣпко поцѣловалъ свою хорошенькую невѣсту, и они еще нѣсколько времени погуляли по опушкѣ лѣса, любуясь на живописную картину, раскинувшуюся передъ ихъ глазами. послѣ прогулки Гэй принялся за занятія, которыя онъ не бросалъ, не теряя изъ виду своего намѣренія получить дипломъ изъ университета. Онъ смѣясь увѣрялъ Эмми, что она много рискуетъ, соглашаясь выходить за такого неуча, какъ онъ.
   Въ это же самое утро мать и дочь, поплакавъ немного, рѣшили, съ согласія Гэя, назначить день свадьбы, когда заблагоразсудится папа. Тотъ въ свою очередь пришелъ въ восторгъ и объявилъ, что медлить нечего: чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше. Всѣ переговоры объ устройствѣ молодыхъ шли очень дружно, и Лора съ сжатымъ сердцемъ передала доктору Майэрну, что дѣло ужъ покончено, -- Эмми невѣста Гэя.
   Вечеромъ отецъ и Чарльзъ собрались писать къ Филиппу. Чтобы не быть свидѣтельницей ихъ совѣщанія, Лора убѣжала къ себѣ въ комнату и горько тамъ расплакалась. Черезъ нѣсколько времени къ ней постучалась Эмми.
   -- Лора, душа моя, -- сказала она, увидѣвъ, что у сестры глаза распухли отъ слезъ. Не горюй, Бога ради, я готова все сдѣлать, лишь бы не видать тебя грустной!
   Лора положила свою голову ей на плечо и громко зарыдала. Не догадываясь, что у сестры есть тайное горе, Эмми приписывала эти слезы предстоящей разлукѣ съ нею и всячески начала уговаривать Лору, обѣщая ей какъ можно чаще пріѣзжать въ Гольуэль.
   -- Теперь Чарльзу лучше, и Шарлотта подросла, говорила она: -- ты все-таки не будешь одинока.
   -- А вы ужь назначили день свадьбы? спросила Лора.
   -- Она будетъ во вторникъ, послѣ Троицына дня, -- отвѣчала Эмми. Мы всѣ такъ рѣшили.
   Лора охватила сестру обѣими руками и опять заплакала.
   -- Милая, дорогая моя, -- продолжала ее уговаривать Эмми:-- спасибо тебѣ за любовь, но...
   -- Эмми! не благодари меня, -- прервала ее рыдая Лора:-- я такая эгоистка.
   -- Тебѣ вврно жаль Филиппа, спокойно замѣтила Эмми, не догадываясь о томъ, что именно тревожитъ сестру.-- Я понимаю, что тебѣ было больно читать такое рѣзкое письмо къ папа; не безпокойся, Гэй уговорилъ Чарльза настоять, чтобы папа сгоряча не посылалъ ему отвѣта! Не знаю, пріѣдетъ ли Филиппъ къ нашей свадьбѣ, продолжала она помолчавъ.-- Я ради Гэя желала бы его видѣть. Право, я думаю, что современемъ Филиппъ узнаетъ его покороче и отдастъ ему должную справедливость.
   -- Конечно, -- скэзала Лора.-- Когда всѣ недоразумѣнія и непріятности исчезнутъ, Филиппъ сдѣлается искреннимъ вашимъ другомъ.
   -- Да, но только не мѣшало бы ему поменьше высказывать свое личное мнѣніе, о которомъ его не спрашиваютъ. Не будь этого самоувѣреннаго тона, я бы многое ему простила, -- заключила Эмми.-- Однако мы заговорились, прощай Лора, -- сказала она, и поцѣловавъ сестру, Эмми ушла къ себѣ.
   Лорѣ очень хотѣлось узнать, въ чемъ заключался отвѣтъ мистера Эдмонстона къ Филиппу, но спросить объ этомъ у кого нибудь въ семьѣ она не рѣшалась. Ей только нечаянно удалось услышать, что отецъ не преминулъ напомнить Филиппу, что, выдавая замужъ дочь, онъ вовсе не считаетъ нужнымъ совѣтоваться объ этомъ съ племянникомъ. Ее утѣшало одно, что, можетъ быть, Филиппъ пріѣдетъ къ свадьбѣ, и они повидаются.
   -- Ты должна быть очень обязана Гэю, -- сказалъ ей однажды Чарльзъ:-- знаешь-ли, что онъ меня просилъ устроить? Онъ желаетъ, чтобы папа не укрѣплялъ за Эмми ея части имѣнія, а предоставилъ бы ее тебѣ и Шарлоттѣ въ случаѣ, еслибы вы обѣ вышли замужъ.
   Надежда блеснула для Лоры.-- Мы очень ему благодарны, -- сказала она:-- но ты не можешь сказать мнѣ, Чарльзъ, какъ велика часть Эмми?
   -- О! ты, значитъ, желаешь знать, на сколько именно вы одолжены Гэемъ, насмѣшливо возразилъ братъ.-- Изволь, я тебѣ скажу, эта часть равняется суммѣ пяти тысячъ фунтовъ стерлинговъ.
   Говоря это, Чарльзъ пристально взглянулъ на сестру, какъ бы желая проникнутъ ея мысли.
   Лора не знала цѣны деньгамъ, о состояніи Филиппа она также не имѣла яснаго понятія, но ей сдавалось, что родители ея, успокоенные блестящимъ замужествомъ Эмми, охотнѣе согласятся на ея бракъ съ Филиппомъ.-- Тогда всѣ сомнѣнія, непріятности -- все кончится, думала про себя Лора:-- и Филиппа полюбятъ въ семьѣ какъ брата. Съ этого времени она видимо успокоилась и довольно весело принялась хлопотать вмѣстѣ съ матерью о приданомъ Эмми. Мистеръ Эдмонстонъ совсѣмъ сбился съ ногъ съ этой свадьбой. Онъ готовъ былъ, кажется, пригласить весь свѣтъ, и суетился цѣлые дни, устраивая завтракъ, нанимая экипажи и слѣдя за уборкой дома. Жена махнула на него рукой, видя, что это доставляетъ ему огромное развлеченіе.
   -- А что, Гэй, тебѣ, кажется, не нравится вся эта суета? спросила однажды Эмми у своего жекиха.
   -- Право, не знаю, -- отвѣчалъ онъ.-- По мнѣ, чѣмъ тише была бы свадьба, тѣмъ лучше. Но если папа нравится пышная обстановка, пусть его тѣшится. Я нахожу, что намъ нужно повеселить и народъ послѣ свадьбы.
   -- Да, непремѣнно устроимъ праздникъ дли дѣтей и для бѣдныхъ Рэдклифа, -- сказала Эмми.
   -- То-то мои маленькіе Ашфорды обрадуются, -- замѣтилъ Гэй.-- А Іона Лидбери непремѣнно рѣчь скажетъ.
   -- Намъ, впрочемъ, съ тобою въ этотъ день будетъ ни до кого, ни до чего, -- краснѣя продолжала Эмми.
   -- Еще бы! я только думаю о томъ, какъ мы съ тобой въ церковь поѣдемъ, а будешь ли ты въ кружевномъ платьѣ или въ шелковомъ гро-гро, -- я, право, не замѣчу.
   -- Тѣмъ лучше дли меня, съ улыбкой возразила Эмми. -- Я и такъ ни о чемъ не забочусь, мама все устроиваетъ безъ меня.
   -- Не слишкомъ ли ужъ мы ее обременили твоими нарядами? Мы съ тобой отреклись отъ всѣхъ хлопотъ.
   -- Напротивъ, ее это развлекаетъ; иначе она стала бы тосковать и плакать, думая о разлукѣ со мной.
   -- И прекрасно. Предоставимъ же папа и мама полную волю въ устройствѣ свадебнаго пира. Мы съ тобой проведемъ весь день въ молитвѣ. Не такъ-ли, Эмми?
   -- Непремѣнно, мой милый, это будетъ мнѣ большой отрадой! сказала, тихо вздохнувъ, молодая дѣвушка.
   -- Я тебя вотъ о чемъ хотѣлъ попросить, -- сказалъ Гэй.-- На землѣ у меня мало друзей, но есть человѣкъ, котораго бы я очень желалъ пригласить къ намъ на свадьбу. Это Мэркгамъ; онъ такъ ко мнѣ преданъ, онъ такъ искренно любилъ покойника отца, такъ страдалъ въ день его кончины, что намъ грѣшно его забыть. Старикъ будетъ въ восторгѣ.
   -- А я, Гэй, желала бы вотъ кого позвать, -- спросить только мама, найдетъ ли она возможнымъ это устроить, -- мнѣ бы хотѣлось, чтобы маленькая Маріанна была въ числѣ моихъ свадебныхъ подругъ. Мы поручимъ ее Шарлоттѣ, и дѣвочка повеселится отъ души.
  

ГЛАВА XIII.

   Замокъ Килькоранъ находился всего въ 20-ти миляхъ отъ Корка, и капитанъ Морвиль получилъ приглашеніе погостить тамъ дня два или три. Морицъ де Курси пріѣхалъ за нимъ въ шарабанѣ. и они утромъ, вдвоемъ, отправились въ Килькоранъ.
   Дорогой они оба все время молчали. Филиппъ сидѣлъ задумавшись, онъ то и дѣло вынималъ изъ кармана какое-то письмо, перечитывалъ его и снова пряталъ.
   Письмо было изъ Гольуэля. Чарльзъ прислалъ въ немъ подробный отчетъ Филиппу о судьбѣ 30-ти фунтоваго чэка, полученнаго Диксономъ, и прибавилъ, что Гэй все-таки не открылъ секрета, на что ему были нужны 1000 Фунъ "Но это не помѣшало папа и всѣмъ намъ, -- писалъ онъ:-- оцѣнить его благородство и честность, такъ что Эмми объявлена уже его невѣстой."
   Затѣмъ слѣдовало приглашеніе чтобы Филиппъ пріѣхалъ на свадьбу. Все это сильно взволновало капитана. Онъ боролся между чувствомъ любви къ Лорѣ и благоразуміемъ.
   Глубоко оскорбленный отказомь дяди, который положительно не соглашался отложить свадьбу Гэя на четыре года, онъ искренно жалѣлъ Эмми, убѣжденный, что отецъ и мать дѣлаютъ ее жертвой своего самолюбія.-- Ѣхать присутствовать на свадьбѣ, которая совершается противъ моего желанія, значитъ отдать себя на посмѣшище всьмъ имъ, думалъ Филиппъ.-- Притомъ, я увѣренъ, что Лора не будетъ въ состояніи выдержать характера и церемонія вѣнчанія такъ ее разстроитъ, что она расплачется и выдастъ нашу тайну. Каково же мнѣ будетъ тогда вынести униженіе, получить отказъ и сознавать, что я своимъ присутствіемъ испортилъ все дѣло. Нѣтъ, лучше не поѣду!
   А между тѣмъ сердце Филиппа говорило другое. Увидѣть Лору послѣ долгой разлуки казалось ему невыразимымъ счастьемъ. Самолюбіе его играло тутъ также не маленькую роль. Ему хотѣлось пріѣхать въ Гольуэль съ цѣлью, чтобы доказать своимъ, что онъ выше всякихъ дрязгъ и сплетенъ. Все это вмѣстѣ такъ его тревожило, что онъ вплоть до Килькорана, къ крайнему неудовольствію Морица, не произнесъ ни слова.
   Въ гостиной они нашли всю семью въ сборѣ. Лэди Эвелина радостно кинулась на встрѣчу брату.
   -- Морицъ! какъ я тебя жду! слышалъ-ли ты новость? закричала она, при входѣ брата.-- Надѣюсь, что капитанъ не успѣлъ проговориться.
   -- Чего проговориться, -- сердито возразилъ Морицъ:-- онъ рта не разинулъ со мной во всю дорогу.
   -- Отлично! такъ вы, вѣрно, и сами еще ничего не слыхали? спросила Эвелина, обращаясь къ Филиппу.
   -- Неужели вы не знаете, о чемъ идетъ рѣчь? сонливо вторила дочери лэди Килькоранъ. -- Вѣсть очень радостная.
   -- Очень можетъ быть, что я и знаю въ чемъ дѣло, почтительно отвѣчалъ Филиппъ.
   -- Не мучь меня, сестра, -- прервалъ его Морицъ.-- Говори, вѣроятно, кто-нибудь замужъ выходитъ?
   -- Ну, да; отгадай кто?
   -- Одна изъ Эдмонстоновъ, конечно, Лора? Она здѣсь первая красавица.
   -- А, а! Морицъ! заговорило видно сердце! смѣясь сказала сестра:-- но увы! ты ошибся, не она, а маленькая Эмми подхватила нашего лучшаго жениха.
   -- Молодаго Морвиля, вѣрно? чтожъ ему за охота брать меньшую сестру, а не старшую? спросилъ братъ.
   -- Вѣрно, за него Лора сама не пошла. И подѣломъ ему, вы мужчины такіе всѣ самолюбивые, воображаете, что пришелъ, увидѣлъ, побѣдилъ. Я очень люблю сэръ Гэя, но онъ не стоитъ Лоры. Не правда ли, капитанъ? А вы давно объ этой свадьбѣ слышали?
   -- Дней десять тому назадъ, отвѣчалъ Филиппъ.
   -- И никому ничего не говорили? съ живостью замѣтила Эвелина. А я то какова! я объ этомъ знала еще въ прошломъ году, лѣтомъ, и все молчала. Надѣюсь, что вы отдадите честь моей скромности?
   Затѣмъ она пустилась въ подробности о томъ, кого Эдмонстоны пригласятъ, въ какой день назначена свадьба, когда будетъ балъ, кто изъ дѣвицъ выбранъ для церемоніи и т. д. -- я поѣду съ папа и съ тетей Шарлоттой, говорила она.-- Морицъ, ты непремѣнно долженъ быть на свадьбѣ:-- тамъ танцовать будутъ!
   -- Куда мнѣ ѣхать! Я тогда буду въ морѣ, отвѣчалъ Морицъ.
   -- Ахъ. да! забыла! какъ досадно! А объ васъ, капитанъ Морвиль, нечего и говорить: вѣдь вашъ полкъ уйдетъ безъ васъ. Значитъ, для васъ нѣтъ препятствій, -- сказала Эвелина.
   -- Конечно нѣтъ, -- сухо отвъчалъ Филиппъ:-- но я не рѣшилъ еще, поѣду я или нитъ.
   Ему очень было досадно слышать, что свадьба готовится нышная. Онъ не ожидалъ такого легкомыслія со стороны Эмми; чтожъ касается Гэя, того онъ и не считалъ его достаточно благоразумнымъ, чтобы распорядиться иначе. На всѣ любопытные разспросы Килькорановъ, почему Филиппъ не намѣренъ ѣхать въ Гольуэль, онъ уклончиво отвѣчалъ, что ему нужно непремѣнно съѣздить въ Швейцарію до отплытія въ Корфу, и что онъ до свадебныхъ баловъ не охотникъ.
   -- Также какъ и я, слабымъ голосомъ произнесла лэди Килькоранъ.-- Я такъ боюсь, чтобы всѣ эти хлопоты и шумъ не уложили меня въ постель, что я ѣхать отказалась, чтобы не быть въ тягость бѣдной мистриссъ Эдмонстонъ.
   -- А вамъ, все-таки, не мѣшало бы съѣздить къ бабушкѣ Мобель, -- замѣтила Эвелина Филиппу:-- разскажите ей все, что знаете. Она въ восторгѣ отъ всѣхъ Морвилей. Вчера она меня замучила, восхваляя цѣлый часъ сэръ Гэя и его совершенства.
   Филиппъ не могъ отказаться, и въ этотъ же день отравился къ матери мистера Эдмонстона, которая жила недалеко, въ маленькомъ коттеджѣ, вмѣстѣ съ своей дочерью Шарлоттою. Старушка до мельчайшихъ подробностей разспросила Филиппа, велико ли состояніе Гэя, хорошъ ли домъ въ Рэдклифѣ, много ли доходу даетъ имѣніе, правда ли, что Гэй очень красивъ и большой музыкантъ. Филиппъ отвѣчалъ осторожно и очень хладнокровно на каждый ея вопросъ; ему было крайне непріятно толковать такъ долго о пустякахъ, но онъ былъ дотого вѣжливъ и внимателенъ къ старушкѣ, что никто не могъ догадаться, что у него на душѣ, а между тѣмъ онъ искренно досадовалъ на суетность Эдмонстоновъ, осуждалъ всѣ кхъ затѣи, и твердо рѣшился не принимать участія въ свадебныхъ празднествахъ; о Гэѣ лично онъ немного распространялся и сказалъ только, что онъ хорошъ собою и недурно поетъ.
   Въ домѣ Килькорановъ Филиппъ прожилъ недаромъ. Узнавъ, что для меньшихъ братьевъ Морица нуженъ наставникъ и что родители метятъ на мистера Уэльвуда, уже утвержденнаго викаріемъ въ Кулебъ Пріорѣ, онъ поспѣшилъ измѣнить этотъ планъ на томъ основаніи, что Уэльвудъ, въ его глазахъ, былъ очень виноватъ въ недосмотрѣ за поведеніемъ Гэя въ С.-Мильдредѣ. Вмѣсто него, Филиппъ предложилъ лорду Килькорану умнаго, молодаго офицера своего полка, котораго онъ зналъ лично и искренно любилъ. Мальчиковъ же онъ совѣтовалъ держать дома, на глазахъ, и такъ убѣдительно говорилъ въ пользу домашняго воспитанія, что отецъ и мать единодушно согласились принять его совѣтъ.
   На другой день по пріѣздѣ къ Килькоранамъ Филиппъ послалъ отвѣтъ въ Гольуэль; онъ поблагодарилъ дядю за приглашеніе, поздравилъ Гэя иЭмми, и выразилъ сожалѣніе, что на свадьбѣ быть не можетъ. "Въ маѣ полкъ мой отплываетъ въ Корфу, -- писалъ онъ: а самъ я собираюсь путешествовать пѣшкомъ по Германіи и Италіи. До отъѣзда изъ Ирландіи, я напишу къ вамъ еще" -- заключилъ онъ въ концѣ своего письма.
   Отвѣтъ его былъ принятъ очень равнодушно всей семьей, кромѣ Лоры, которая искренно тосковала, что послѣдняя возможность увидеть Филиппа исчезла для нея какъ дымъ. Писать къ нему она не смѣла и потому молча покорилась своей горькой участи.
   Наконецъ пришло время Гэю ѣхать на экзаменъ въ Оксфордъ и затѣмъ онъ хотѣлъ отправиться въ Рэдклифъ, устроить новоселье для будущей жены. Эмми просила его ничего не перемѣнять въ старомъ домѣ и оставить всѣ комнаты въ прежнемъ видѣ.
   -- Я только приведу ихъ въ порядокъ, -- отвѣчалъ онъ ей съ улыбкой.-- Для тебя, мы съ мистриссъ Ашфордъ, устроимъ уборную, а рояль я выберу самъ. Гостиную надо омеблировать заново, она все та-же, что была при бабушкѣ. Садъ мы вмѣстѣ съ тобой разобьемъ, -- сказалъ онъ, -- а въ залѣ нужно кое-что поправить.
   И дѣйствительно, Рэдклифскій домъ требовалъ ремонта во многомъ, тѣмъ болѣе, что въ семейномъ комитетѣ было рѣшено, что молодые тотчасъ послѣ свадьбы отправятся туда на нѣкоторое время.
   Итакъ, Гэй уѣхалъ въ Оксфордъ и вскорѣ увѣдомилъ своихъ, что экзаменъ сошелъ у него благополучно, и что теперь онъ прямо отправляегся въ Рэдклифъ.
   Вѣсть о его свадьбѣ произвела тэмъ сильное волненіе. Мэркгамъ не утерпѣлъ, чтобы не поворчать, что онъ еще слишкомъ молодъ для женитьбы. Ашфорды съ любопытсгвомъ разспрашивали Джемса Торндаль о будущей женѣ Гэя. Но тотъ, къ сожалѣнію, больше зналъ Лору, чѣмъ Эмми, и потому сообщилъ имъ только, что Эмми хорошенькая дѣвушка и отличная сидѣлка своего больнаго брата. Вообще же о семьѣ Эдмонстоновъ онъ отзывался съ большимъ уваженіемъ.
   Мэркгамъ и Ашфорды жили теперь очень согласно. Старикъ управляющій объявилъ имъ однажды утромъ радостную вѣсть, что сэръ Гэи прибудетъ въ Рэдклифъ на слѣдующій день. Онъ ночуетъ въ Кулебъ-Пріорѣ, сказалъ Мэркгамъ, -- сюда пріѣдетъ верхомъ и остановится у васъ въ домѣ.
   Мистриссъ Ашфордъ пристально посмотрѣла на Гэя, когда тотъ, весело здороваясь съ ея дѣтьми, вбѣжалъ прямо къ ней въ комнату. Румяныя щеки, блестящіе глаза совершенно измѣнили его лицо. Это былъ точно другой человѣкъ, а не Гэй, котораго она видѣла зимой.
   Съ Мэркгамомъ Гэй встрѣтился какъ съ другомъ. Старикъ отъ волненія и счастія разворчался дотого, что Гэй невольно захохоталъ,
   -- Всѣ наши зовутъ васъ, Мэркгамъ, непремѣнно въ Гольуэль, -- говорилъ Гэй.-- Вотъ вамъ письмо отъ мистера Эдмонстона: это приглашеніе на мою свадьбу.
   -- Какъ же, какъ же, -- отвѣчалъ Мэркгамъ:-- безъ меня дѣло не обойдется. Отдадутъ меня, старика, на посмѣшище всѣмъ этимъ лордамъ и лэди, ну кстати ли мнѣ торчать среди такого великолѣпія? Молоды вы еще, сэръ, въ бракъ-то вступать. Ну, что вы будете оба за хозяева? Какой примѣръ всему приходу, двое дѣтей вѣнчаются! Нѣтъ, не ждите меня, не пріѣду я ни за что.
   -- Какъ, Мэркгамъ? воскликнулъ Гэй: -- вы мой единственный, преданный другъ, и вы отказываетесь быть у меня на свадьбѣ? Нѣтъ, не повѣрю, вы не захотите огорчить ни меня, ни мою невѣсту. Она ждетъ васъ непремѣнно.
   -- Что дѣлать! съ вами не сговоришь, -- улыбаясь и хмуря брови въ то же время, отвѣчалъ Мэркгамъ, -- Вы всегда настоите на своемъ; Богъ съ вами, дурачьте меня, старика!
   -- Такъ я могу сказать, что вы будете?
   -- Скажите, что я весьма обязанъ мистеру Эдмонстону и его супругѣ. Это очень любезно съ ихъ стороны.
   -- Приготовьте же всѣ нужные документы къ Троицыну дню, сказалъ Гэй:-- и устройте въ домѣ все, что слѣдуетъ.
   -- Какъ? испуганно произнесъ Мэркгамъ:-- къ Троицыну дню и домъ приготовить? Никакъ вы съ ума сошли: вѣдь его надо весь перекрасить, потолки того и гляди обрушатся. Хороши же вы! собираетесь жениться, а жить негдѣ будетъ.
   -- Неужели потолки плохи? спросилъ Гэй.
   -- А какъ же бы вы думали? подите-ка, осмотрите ихъ.-- Гэй бросился къ дому и быстро вскарабкался на чердакъ; послѣ тщательнаго осмотра оказалось, что Мэркгамъ вовсе не преувеличилъ опасности: нечего было и думать оставить потолки въ прежнемъ видѣ. Послали за плотниками въ Мурортъ, сдѣлали смѣту, и, какъ ни разсчитывали, вышло все-таки на повѣрку, что ранѣе осени перестройка не кончится.
   Въ продолженіе двухъ недѣль, проведенныхъ Гэемъ въ Рэдклифѣ, онъ не зналъ ни минуты покоя. Мистриссъ Ашфордъ помогала ему разбить паркъ и вмѣстѣ съ нимъ занялась устройствомъ будуара для Эмми. Комната находилась въ той части дома, которая была обитаема, но въ настоящую минуту и она казалась запущенной: такъ мало было въ ней мебели и другихъ украшеній. Однимъ ея достоинствомъ служило огромное окно, выходившее на южную сторону парка; оттуда глазамъ зрителя представлялся прекрасный ландшафтъ.
   Гэй, не имѣя понятія о меблировкѣ дома, хлопоталъ только о томъ, чтобы въ эту комнату повѣсили картины по стѣнамъ, поставили бы въ ней рояль и большой диванъ для Чарльза. -- Вы вѣрно ужъ слыхали о Чарльзѣ? спросилъ Гэй у жены викарія, отрываясь на минуту отъ огромнаго списка необходимыхъ покупокъ для дома.
   -- Немного, отвѣчала мистриссъ Ашфордъ.-- Неужели онъ постоянно лежитъ?
   -- Да, почти, безъ костылей онъ шагу не дѣлаетъ. Но что это за личность, удивительно! Безъ Чарльза Гольуэль былъ бы не тотъ. Онъ такой умный, острый, любознательный; какой онъ терпѣдивый, не смотря на свои страданія. Не думаю, чтобы онъ былъ въ состояніи пріѣхать къ намъ въ нынѣшнемъ году, тѣмъ болѣе что ранѣе весны мы не будемъ имѣть возможности устроить какъ слѣдуетъ весь домъ. Кстати, вы говорили что-то о гардинахъ, нужно купить голубой матеріи, такой какъ въ гольуэльской гостиной. Какъ эта матерія называется?
   Видя, что Гэй ни о чемъ понятія не имѣетъ, мистриссъ Ашфордъ посовѣтовала ему отложить убранство будуара до личнаго свиданія съ Эмми. Гэй охотно соглаеился, радуясь тому, что онъ сбылъ съ плечъ сильную обузу. Въ дѣлахъ Кулебъ-Пріора онъ дѣйствовалъ гораздо смѣлѣе и съ жаромъ трудился вмѣстѣ съ Уэльвудомъ надъ улучшеніемъ несчастной деревушки. Всѣхъ удивляло одно, что онъ хлопочетъ объ этомъ теперь, когда впослѣдствіи ему было бы больше времени и возможности вести это дѣло, но Гэй бился изъ-за того, чтобы ничто не отравляло первыхъ дней его супружескаго счастья.-- Я не могу быть покоенъ, говорилъ онъ, пока положеніе всѣхъ бѣдныхъ жителей Кулебъ-Пріора не будетъ улучшено.
   Ко дню свадьбы Гэя готовился сельскій праздникъ. Гэй объявилъ, что желаетъ именно въ самый этотъ день повеселить всѣхъ житей Рэдклифа.-- Мы послѣ зададимъ другой пиръ, сказалъ онъ Роберту и Эдуарду, которые назначались распорядителями угощенія. Дѣти Ашфорда, обожавшія Гэя, ревновали его къ будущей лэди Морвиль и громко высказывали мнѣніе, что сэръ Гэй очень глупо дѣлаетъ, что женится.
   -- Мы ее знать не хотимъ, говорили они отцу и матери:-- она его у насъ отниметъ, за что намъ ее любить.
   Въ концѣ мая Гэй вспомнилъ свое обѣщаніе свозить мальчиковъ на Шэгъ-Рокъ. Выбравъ ясный, тихій день, онъ усадилъ ихъ въ лодку, а самъ началъ грести. Дѣти не помнили себя отъ радости и привезли матери кучу щепокъ отъ разбитаго корабля, выброшеннаго на островъ.
   Хлопоты по дому и по имѣнію, стройка, пропасть визитовъ, дѣлаемыхъ ему сосѣдями, отнимали у Гэя цѣлый день. Онъ едва успѣвалъ урвать нѣсколько времени въ сутки, чтобы написать къ Эмми.
   Страстно любя уединеніе, онъ убѣгалъ иногда одинъ въ лѣсъ или на берегъ моря, чтобы имѣть возможность сосредоточить нѣсколько свои мысли, но и тутъ Мэркгамъ, Уэльвудъ или маленькіе Ашфорды слѣдовали за нимъ какъ тѣни, каждый съ своими докладами.
   Наканунѣ отъѣзда изъ Рэдклифа, это было въ Вознесенье, Гэй отправился въ церковь, оттуда прямо пробрался въ бухту, отвалилъ свою лодку и уплылъ въ море совершенно одинъ,
   Тихо напѣвая про себя какую-то старинную пѣсню, любимую имъ еще въ дѣтствѣ, Гэй смѣло взмахивалъ веслами и разсѣкалъ серебристыя волны, освѣщенныя яркими лучами солнца; лодка его быстро скользила по гладкому морю. Ловко обогнувъ грозный Шэгъ-стонъ, онъ началъ тише грести и оглянулся на Рэдклифъ. Прямо передъ нимъ возвышалась гранитная скала, кой-гдѣ поросшая мхомъ и мелкимъ кустарникомъ, оттуда несся къ нему ровный звукъ морскаго прибоя. Рыбачья слобода, при устьѣ бухты, лежала передъ нимъ какъ на блюдечкѣ. Высокія трубы домовъ, старинныя крыши, покрытыя мхомъ и папоротникомъ, вдали двѣ мельницы, а въ срединѣ -- высокая церковная башня, служившая маякомъ для рыбаковъ: все это вмѣстѣ, при свѣтѣ полуденнаго солнца, составляло самую живописную картину. Старинный замокъ Рэдклифъ, выстроенный въ готическомъ стилѣ, господствовалъ надъ всей долиной и мрачные его выступы, остроконечныя башенки только и годились что для такой орлиной породы какъ Морвилей. Гэя поразила грустная наружность его дома; нигдѣ на окнахъ не бѣлѣлись шторы, нигдѣ не было видно занавѣсей, всѣ комнаты главнаго фасада казались нежилыми, запущенными. Стѣны, выходившія къ къ морю, почернѣли отъ времени; отъ всего замка вѣяло какой-то таинственностью и вмѣстѣ величіемъ.
   -- Неужели тутъ будетъ жить моя Эмми? -- подумалъ Гэй. -- Неужели она уже принадлежитъ мнѣ, мнѣ одному? И тихое чувство счастія охватило его сердце.
   -- Кто знаетъ, быть можетъ, она дана мнѣ не надолго, продолжалъ онъ думать, медленно подплывая къ берегу. На землѣ нѣтъ ничего прочнаго, а такія чистыя созданія, какъ она, не принадлежатъ долго міру. Да будетъ воля Его! мы съ ней такъ крѣпко соединены любовью, что ни разлука, ни страданія, ни самая смерть не въ состояніи разорвать нашей связи! Гэй поднялъ глаза къ небу, и тихо прошепталъ какую-то молитву, ударилъ дружно сбоими веслами, и черезъ нѣсколько минутъ причалилъ къ берегу, оставляя за собой блестящій слѣдъ на водѣ.
  

ГЛАВА XIV.

   Въ пятницу Гэй прибылъ въ Гольуэль. Рѣшено было всю эту недѣлю провести какъ можно тише, въ тѣсномъ семейномъ кружкѣ, чтобы въ послѣднее время наглядѣться на Эмми и на досугѣ рѣшить, гдѣ молодые проведутъ медовый мѣсяцъ. Гэй и его невѣста стояли за Лондонъ: имъ хотѣлось осмотрѣть всѣ его достопримѣчательности, завернуть съ визитомъ въ Гольуэль, а затѣмъ поселиться гдѣ нибудь, въ уголкѣ Рэдклифскаго дома, пока стройка не кончится. Чарльзъ назвалъ это ребячествомъ и, вмѣстѣ съ отцомъ и матерью, предлагалъ имъ путешествіе по Швейцаріи, куда Эмми давно желала съѣздить. Гэй съ радостью ухватился за эту мысль, тѣмъ болѣе что старый его слуга Арно передъ его отъѣздомъ просился погостить на родину.
   -- Отлично! воскликнулъ Гэй:-- такъ какъ намъ еще жить покуда негдѣ, поѣдемъ въ Швейцарію; мы очень одолжимъ Арно, а можетъ и Филиппа встрѣтимъ.
   -- Безъ послѣдняго можно бы намъ и обойтись, пожалуй, -- съ улыбкой замѣтила Эмми.-- Развѣ съ условіемъ, чтобы ты съ нимъ помирился.
   -- Я только этого и добиваюсь, -- сказалъ Гэй.-- Но вообще путешествіе доставитъ намъ много развлеченія.
   -- Намъ, однако, нужно такъ устроить, Гэй, чтобы не увлечься заграничными удовольствіями и не прожить тамъ долѣе, чѣмъ нужно. Назначимъ себѣ срокъ.
   -- Пожалуй. Я велѣлъ плотникамъ кончить стройку къ Михайлову дню. Вернемся къ этому дню въ Рэдклифъ, -- сказалъ Гэй.
   День свадьбы быстро приближался. Чарльзъ видимо падалъ духомъ. Эмми для него была незамѣнима. Онъ съ трудомъ пріучалъ себя къ мысли, что ея мѣсто заступитъ Шарлотта. Тщательно скрывая свое горе, окъ старался острить попрежнему, казался при всѣхъ спокойнымъ и веселымъ, но оставаясь наединѣ съ сестрой, онъ мгновенно умолкалъ, слезы душили его горло, и Эмми не разъ принималась плакать, видя какъ дорого ему стоитъ борьба съ самимъ собою.
   Въ такихъ случаяхъ Чарльзъ находилъ одно средство утѣшенія: онъ вмѣстѣ съ сестрой начиналъ строить планы, какъ онъ пріѣдетъ гостить къ нимъ въ Рэдклифъ, и разсуждалъ очень серьезно, въ чемъ бы ему удобнѣе ѣхать, въ вагонѣ или въ каретѣ.
   Наконецъ, роковой день наступилъ; онъ тянулся какъ вѣчность. Всѣ въ домѣ что-то притихли; Шарлотта сидѣла смирно въ углу, подлѣ брата; Лора ходила какъ растерянная; Чарльзъ лежалъ молча и не сводилъ глазъ съ Эмми, которая проводила все свободное время подлѣ больнаго. Мистеръ Эдмонстонъ то и дѣло цѣловалъ ее и безпрестанно исчезалъ куда-то. Мать и плакала и радоваласъ въ одно время. Гэй, движимый чувствомъ деликатности, не сходилъ въ гостиную. Онъ провелъ все утро у себя въ комнатѣ, потомъ верхомъ отправился въ Броадстонъ, завернулъ къ Россамъ и, когда пріѣхалъ домой, то нашелъ Чарльза въ саду въ креслѣ, а Эмми на травѣ, у его ногъ. Гэй сѣлъ подлѣ невѣсты и всѣ трое долго молчали.
   -- Когда-то мы всѣ увидимся! спросилъ Чарльзъ, стараясь улыбнуться.
   У Эмми навернулись слезы, и она начала говорить вполголоса, мечтая о томъ времени, когда Гэй и она вернутся изъ заграницы.
   Послышался стукъ колесъ и вдали показалась карета.
   -- Гости ѣдутъ! Увезти мнѣ тебя, Чарли? спросилъ Гэй.
   -- Скорѣе, скорѣе, вези домой! нетерпѣливо отвѣчалъ Чарльзъ.
   Гэй покатилъ его кресло и, идя вслѣдъ за нимъ, нагнулся немного впередъ и произнесъ:-- Чарли, можетъ быть, намъ не суждено уже встрѣтиться на этомъ свѣтѣ, кто знаетъ, что случится; позволь же поблагодарить тебя за твою дружбу и вниманіе ко мнѣ. Ты почти главный виновникъ моего настоящаго счастія. Спасибо тебѣ!
   -- Я кромѣ капризовъ и насмѣшекъ ничѣмъ не отплатилъ тебѣ, Гэй, за твою любовь ко мнѣ, возразилъ больной, задумчиво вглядываясь вдаль.-- За что ты меня благодаришь? Я тебѣ всѣмъ обязанъ; по милости твоей я переродился; вся моя желчь, все мое озлобленіе на людей исчезли съ того дня, какъ ты поселился въ нашемъ домѣ. Я не только люблю, я уважаю тебя!
   Они заговорились и не успѣли доѣхать до дому, какъ гости ужь показались на террасѣ.
   -- А-а! вотъ они, наконецъ! закричала сестра мистера Эдмонстона, бросаясь на встрѣчу Эмми, которая, скромно опустивъ глаза, несла вслѣдъ за братомъ его костыли.-- Душа моя! поздравляю тебя, -- говорила тетка, обнимая ее. Чарльза она поцѣловала мелькомъ, а Гэю крѣпко пожала руку, сказавъ: -- Я не жду представленія, я васъ уже заочно знала.
   -- Чтожъ, сестра, прибавилъ я что нибудь, говоря объ немъ? спросилъ мистеръ Эдмонстонъ, весело потирая руки.-- Каковъ молодецъ, а?
   Гэй сконфузился и отвернулся. Къ счастью, въ эту минуту лордъ Килькоранъ подошелъ къ нему, и они начали разговаривать. Спустя нѣсколько минутъ, Гэй представилъ Эмми низенькаго, широкоплечаго, смуглаго старика и, не говоря его имени, сказалъ съ улыбкой:
   -- Это твой знакомый, Эмми.
   Мэркгамъ оторопѣлъ отъ удивленія, когда молодая лэди ласково протянула ему руку и смѣясь замѣтила:
   -- Какъ же, я мистера Мэркгама давно знаю! Старикъ, забывшись отъ счастія, такъ горячо пожалъ поданную ему маленькую ручку, точно невѣста Гэя была его родной племянницей.
   -- А гдѣ же Маріанна? спросила Эмми.
   -- Она здѣсь, отвѣчалъ Мэркгамъ. Я ее захватилъ съ собою въ С.-Мильдредѣ. Ее раздѣваютъ внизу.
   -- Я сейчасъ за ней сбѣгаю, закричала Шарлотта, и черезъ минуту она явилась въ гостиной, ведя за руку маленькую, худенькую дочь Диксона, робко прижавшуюся къ ней. Эмми подняла ее на руки и крѣпко поцѣловала. Маріанна пристально посмотрѣла на нее своими большими глазами. Вся семья обласкала дѣвочку, и Шарлотта увела ее къ себѣ на верхъ.
   Послѣ обѣда мистриссъ Эдмонстонъ совсѣмъ захлопоталась, устроивая для гостей приличныя спальни. Ее то и дѣло вызывали по хозяйству, а ей, между тѣмъ, очень хотѣлось потолковать съ сестрой мужа, миссъ Шарлоттою, съ которой она не видалась съ прошлаго года. Сестра мистера Эдмонстона была уже пожилая дѣвушка, небольшаго роста, полная, очень живая, вѣчно смѣющаяся; добродушное лицо ея могло служить моделью ирландскаго типа. Она безъ памяти любила свою старушку мать и, когда пріѣзжала безъ нея, то всегда тревожилась, не загоститься бы ей слишкомъ долго у брата. Она съ любопытствомъ разспрашивала у невѣстки всѣ подробности на счетъ Гэя, говоря, что ей надо будетъ отдать строгій отчетъ дома обо всемъ, что она видѣла или слышала. Эвелина, въ свою очередь, не скупилась на разспросы, но она не церемонилась и потому ставила иногда Лору въ щекотливое положеніе. Эдмонстоны вообще не любили дѣлиться съ посторонними своими домашними непріятностями. Пользуясь тѣмъ, что Лору вызвали для осмотра картонокъ съ перчатками, присланныхъ только что изъ Лондона, Эвелина пристала къ Шарлоттѣ, надѣясь выпытать отъ болтуньи кой-какія потребности на счетъ Гэя. Шарлотта долго крѣпилась, наконецъ убѣдившись, что отъ кузины нечего скрывать того, о чемъ скоро всѣ сосѣди узнаютъ, она проговорилась объ исторіи съ чэкомъ, о предостереженіяхъ Филиппа, о ссорѣ его съ Гэемъ и т. д.
   -- Такъ Гэй былъ у васъ въ опалѣ одно время? сказала Эвелина.-- Неужели Эмми было уже запрещено съ нимъ переписываться?
   -- Конечно, и сестра строго выполнила приказаніе папа, -- отвѣчала Шарлотта.
   -- Душа моя! не корчи изъ себя невинность, смѣясь возразила Эвелина.-- Я никогда не повѣрю, чтобы они тайно не переписывались. Ты понятія, значитъ, не имѣешь о влюбленныхъ.
   -- Я о другихъ ничего знать не хочу, а за Эмми и Гэя поручусь, что ничто въ мірѣ не заставило бы ихъ нарушить приказаніе папа, сказала Шарлотта вся вспыхнувъ.
   -- Попробуй сама влюбиться, запоешь другое, насмѣшливо возразила кузина.
   -- Я никогда не влюбляласъ! съ жаромъ говорила Шарлотта.-- Эвелина покатилась со смѣху, собесѣдница ея вспыхнула, и онѣ сильно заспорили, но, къ счастью въ эту минуту кавалеры явились изъ столовой. Гэй усадилъ Чэрльза на диванъ, а самъ, отойдя въ сторону, вступилъ съ Мэркгамомъ въ безконечный разговоръ объ улучшеніяхъ въ Рэдклифѣ. Шарлотта воспользовалась удобной минутой и, подбѣжавъ къ дивану, стала на колѣни передъ братомъ и шепотомъ проговорила:
   -- Чарли, Эвелина не хочетъ вѣрить, чтобы Эмми съ Гэемъ не переписывались въ продолженіе всей зимы.
   -- Чтожъ мнѣ дѣлать, Шарлотта? спросилъ братъ.
   -- Скажи, чтобы она надо мной не насмѣхалась; она увѣряетъ, будто я ничего въ любви не понимаю, и что всѣ влюбленные всегда тайно переписываются.
   -- Съ ней нечего тебѣ связываться, возразилъ Чарльзъ.-- Она не стоитъ, чтобы съ ней были откровенны; сейчасъ видно, что она дома окружена дурнымъ обществомъ. Не говори съ ней ни объ Эмми, ни объ Гэѣ.
   Чарльзъ самъ между тѣмъ не прочь былъ поболтать съ кузиной, которая своимъ насмѣшливымъ языкомъ доставляла ему много развлеченія. Онъ въ этотъ вечеръ какъ-то особенно тосковалъ. Эмми сидѣла подлѣ него и онъ крѣпко держалъ ее за руку, точно боясь, чтобы отъ него не отняли его безцѣнное сокровище. Эвелина подошла къ нимъ въ срединѣ вечера и принялась потѣшать обоихъ описаніемъ новаго учителя своихъ братьевъ, мистера Фидлера, рекомендованнаго Филиппомъ.
   -- По наружности, это настоящій джентльмэнъ, -- говорила она:-- онъ очень уменъ, начитанъ. Но что за уродъ! Боже мой! маленькій, сморщенный, точно гуттаперчевая кукла. Онъ не ходитъ, а скачетъ, того и гляди, что въ каминъ попадетъ и растаетъ. Глаза у него хоть не косые, а какіе-то странные, на одномъ изъ нихъ рѣсницы черныя, а на другомъ бѣлыя; онъ, по моему, напоминаетъ Морицоваго тержьера Венеру, у которой на одномъ глазѣ черное пятно. Братья иначе не зовутъ его какъ Венерой.
   -- А вы вѣрно еще болѣе ихъ подстрекаете насмѣхаться надъ учителемъ? сказалъ Чарльзъ.
   -- Какъ учитель, онъ не смѣшонъ, напротивъ, учитъ отлично. Но насъ, ирландцевъ, онъ боится какъ дикихъ; удивляется, зачѣмъ мы не ѣдимъ руками картофель и отчего я на головѣ ношу шляпку, а не юбку, какъ носили въ древности классическія карѳагено-кельто-иберійскія щеголихи.
   -- Немудрено, что Филиппъ его вамъ рекомендовалъ, замѣтила Шарлотта.
   -- Зато же онъ и ученый, возразила Эвелина:-- чего-чего онъ не знаетъ! Съ нимъ можно только сравнить капитана Морвиля, по образованію.
   Эвелина тарантила такимъ образомъ въ продолженіе всего вечера, а Чарльзъ старался поддерживать еа тонъ, чтобы только не прекратить разговора. Наконецъ вечеръ кончился и всѣ разошлись.
   Лора вмѣстѣ съ матерью отправилась въ комнату къ Эмдіи, тамъ онѣ всѣ трое поплакали, поговорили наединѣ и уходя крѣпко разцѣловали Эмми, внутренно упрекавшую себя, что у ней на сердцѣ какъ-то особенно легко.
   На слѣдующее утро она проснулась довольно рано и первой ея мыслью было: сегодня моя свадьба! Къ завтраку она не вышла, а завернула къ брату, который лежалъ уже одѣтый въ уборной матери. Чарльзъ усадилъ ее подлѣ себя на диванѣ и дрожащими пиьцами началъ застегивать на ея рукѣ золотой браслетъ, съ волосами ихъ матери. Слезы застилали его глаза и онъ провозился съ браслетомъ довольно долго.
   -- Чарли, Чарли! произнесла Эмми плача и обнимая брата.-- Зачѣмъ я рѣшилась тебя оставить!
   -- Полно, возразилъ Чарльзъ:-- мои сестры не обезьяны, которыхъ привязали на всю жизнь къ такому бревну, какъ я.
   -- Голубчикъ, вѣдь тебѣ худо будетъ безъ меня, съ улыбкой говорила Эмми.-- Позволь хоть Шарлоттѣ меня замѣнить.
   -- Хорошо, если только я первое время слажу съ собой и не возненавижу ее. Ахъ, Эмми! сказаи больной:-- не зналъ я, что самъ на себя руки подымаю, когда хлопоталъ о томъ, чтобы оправдать Гэя. Что дѣлать! И онъ не виноватъ, что ты ему голову свернула. Всгань-ка, дай тебя осмотрѣть! Красавица да и только! честь мнѣ дѣлаетъ, что такую дѣвушку воспиталъ. Богъ съ тобой, будь счастлива! А за брата спасибо, я давно себѣ искалъ такого человѣка; изъ тысячи развѣ выберешь ему подобнаго. Ему одному позволяю я только украсть у меня мою Эмми. А вотъ и онъ самъ. Иди сюда! крикнулъ Чарльзъ Гэю, пришедшему за нимъ. Гэй вошелъ молча и, взявъ больнаго подъ руку, увелъ его внизъ.
   Невѣстѣ пора было одѣваться. Эмми очень кротко отдала себя въ полное распоряженіе матери и сестрамъ. Когда туалетъ кончился, Гэю разрѣшили войдти посмотрѣть. Онъ съ улыбкой остановился на порогѣ уборной и, увидѣвъ Эмми въ дорогомъ шелковомъ бѣломъ платьѣ, замѣтилъ смѣясь:
   -- Съ чего жъ это я взялъ, что матерія гро-гро не годится для вѣнчальнаго платья? По моему, красивѣе ничего не можетъ быть.
   Жениха позвали внизъ. Онъ самъ вызвался отвезти Чарльза въ церковь, въ фаэтонѣ. Эмми же отправилась съ отцомъ и матерью въ каретѣ. Мистеръ Эдмонстонъ былъ въ сильномъ волненіи, а жена его, едва сдерживая слезы, все время держала дочь за руку. По окончаніи утренней службы, начался свадебный обрядъ. Отецъ подвелъ невѣсту къ алтарю, гдѣ она стала на колѣни рядомъ съ Гэемъ. Оба они твердо и спокойно отвѣчали на всѣ вопросы священника.
   Лора не могла смотрѣть на нихъ равнодушно и дотого вся дрожала, что должна была опереться на Шарлотту. Слезы ея заразили всѣхъ свадебныхъ подругъ, кромѣ Мэри Россъ, которая отличалась необыкновеннымъ спокойствіемъ, и съ нѣжностью любовалась на молодую парочку.
   День былъ дождливый съ утра, но къ полудню выяснѣло и яркій солнечный лучъ, ударивъ въ одно изъ оконъ церкви, обдалъ золотистымъ свѣтомъ кудрявую, темную голову Гэя и прозрачный, бѣлый вуаль его невѣсты.
   Чарльзъ стоялъ, прислонившись къ колоннѣ и опустивъ глаза. Отецъ его, переминаясь съ ноги на ногу, безпрестанно вертѣлся и украдкой утиралъ катившіяся по его лицу слезы. Мистриссъ Эдмонстонъ, не поворачивая головы, усердно молилась; щеки ея горѣли, сама она тяжело дышала. Одна Эмми не была въ волненіи; скромно опустивъ голову и крѣпко сжимая руку Гэя, она съ благоговѣніемъ выслушала послѣднее наставленіе викарія и, казалось, вся была погружена въ молитву. Обрядъ кончился. Свадебная процессія показалась на паперти церкви. Впереди шли молодые, цвѣтущіе молодостью и красотой, за ними попарно слѣдовали дѣвицы: Лора и лэди Эвелина, обѣ красавицы и обѣ очень нарядныя; Шарлотта, рука объ руку съ маленькой Маріанной, и въ заключеніе Мэри Россъ и Грація Гарнеръ. Всѣ деревенскіе жители, разиня ротъ, любовались на шествіе, говоря, что на такое зрѣлище не жалко было бы придти посмотрѣть даже и за двадцать миль отъ Гольуэля.
   Шарлотта просила дозволить ей довезти Чарльза до дому; кто-то замѣтилъ, что она пожалуй попадетъ подъ дождикъ въ своемъ бѣломъ платьѣ, но она продолжала приставать ко всѣмъ, увѣряя, что отлично умѣетъ править.
   -- Ну, садись, садись, сказалъ ей смѣясь братъ: -- только не опрокинь меня, а то хлопотъ надѣлаешь.
   Дорогой они разговорились о молодыхъ. Шарлотта отъ души радовалась, что она имѣетъ наконецъ право называть Гэя братомъ. -- Только бы поскорѣе всѣ гости уѣхали, твердила она:-- а то мнѣ такъ хочется плакать! Ну, что мнѣ теперь дѣлать, Чарли? я знаю впередъ, что мнѣ не съумѣть тебѣ угодить такъ, какъ Эмми угождала.
   -- Пожалуйста не сантиментальничай! возразилъ Чарльзу -- пусть ужь лучше гости проведутъ у насъ вечеръ, чѣмъ намъ съ тобой ссориться. Вѣдь мы всѣ сегодня презлые; пожалуй, передеремся еще, а Эмми уѣдетъ, некому будетъ насъ мирить.
   -- Видѣлъ ты какъ тетя Шарлотта разливалась? Какая она уморительная! замѣтила шалунья.
   -- Знаешь ли что? вѣдь ты будешь копія тетушки подъ старость лѣтъ, -- насмѣшливо сказалъ Чарльзъ.
   -- Такъ чтожъ? очень рада, я всю жизнь останусь дѣвушкой и буду ходить за тобой, какъ она за бабушкой.
   -- Неужели? вотъ не думалъ-то!
   -- Право, Чарли! Я ни за что не выйду за-мужъ, это такъ скучно. Однако, какая Эмми была хорошенькая! заключила она. Нѣсколько крупныхъ капель упало на бѣлое платье Шарлотты. Зонтика они съ собой не захватили, а отъ шинели Чарльза она положительно отказалась. Погнавъ лошадь полной рысью, молодая дѣвушка отъ души смѣялась, видя какъ проливной дождикъ отдѣлываетъ ея розовыя ленты и бѣлую шляпку. Гэй встрѣтилъ ихъ на крыльцѣ, вмѣстѣ съ Буяномъ. Вѣрный пудель, предчувствуя, что съ его хозяиномъ совершается что-то особенное, отрекся отъ всѣхъ, даже отъ Шарлотты, и ходилъ какъ прикованный за Гэемъ.
   -- Шарлотта! ты вся мокрая! вскричалъ Гэй, помогая ей выходить изъ экипажа.
   -- Не бѣда, зато Чарльзъ сухъ! отвѣчала она, выпрыгивая изъ фаэтона и крѣпко пожимая руку своему нареченному брату, нѣжно поцѣловавшему ее въ лобъ.
   -- Дитя мое! вѣдь ты промокла насквозь! говорила Эмми, обнимая сестру; пойдемъ, перемѣнимъ платье! и онѣ обѣ побѣжали наверхъ, въ дѣтскую, гдѣ Эмми принялась сама растегивать промокшее платье сестры.
   -- Погоди, Эмми, сказала Шарлотта, лукаво улыбаясь и схвативъ ту руку сестры, на которой былъ обручальный перстень.-- Лэди Морвиль не можетъ служить мнѣ горничной!
   -- Пусти, пусти, дорогая! недолго мнѣ послужить тебѣ, -- говорила Эмми дрожащимъ голосомъ, и онѣ обѣ крѣпко поцѣловались. Пока старшая сестра прикалывала ей другой поясь, Шарлотта заглянула въ молитвенникъ, лежавшій на столѣ; на заглавномъ листѣ его была сдѣлана рукою Гэя слѣдующая надпись: Амабель Франциска Морвиль. іюня... 18....
   Пышнаго завтрака мы описывать не будемъ. Свадебный пирогъ былъ великолѣпенъ. Шарлотта суетилась, угощая дѣвицъ. Эвелина кокетничала съ Мэркгамомъ, за неимѣніемъ другаго кавалера; лордъ Килькоранъ произнесъ торжественный спичъ въ честь молодыхъ, а всѣ прочіе гости веселились отъ души. Одна Лора металась изъ угла въ уголъ, дѣлая видъ, что она помогаетъ матери, а между тѣмъ ея сердце надрывалось отъ сдержанныхъ рыданій. Дамы встали, чтобы переодѣть Эмми въ дорожное платье. Мать и дочь долго оставались въ уборной вдвоемъ; перейдя къ себѣ въ спальню, Эмми дала послѣднее наставленіе Шарлоттѣ какъ ухаживать за Чарли. Обѣ сестры заплакали, крѣпко обнялись, и затѣмъ началась церемонія туалета. На молодую надѣли малиновое шелковое платье съ бѣлымъ отливомъ, кружевную мантилью и бѣлую шляпку. Нарядивъ ее, мать ушла къ себѣ въ уборную, гдѣ ее уже дожидался Гэй. Онъ съ жаромъ поцѣловалъ ея руку и искренно поблагодарилъ ее за постоянную любовь, довѣріе и вниманіе къ нему.
   -- Вы сдержали свое слово, сказалъ онъ взволнованнымъ голосомъ:-- вы любили меня какъ сына. Мнѣ остается одно, просить, чтобы вы не перемѣнились ко мнѣ.
   -- О чемъ же мнѣ васъ попросить? съ улыбкой возразила мать.-- Я такъ увѣрена, что наша Эмми попала въ надежныя руки, что мнѣ и просить нечего, чтобы вы ее берегли. Мнѣ остается пожелать, чтобы вы внесли въ свой домъ то же счастіе и тотъ же миръ, которые вы умѣли внести въ нашу семью. Смѣло скажу, милый Гэй, что всѣ мы привязались къ вамъ искренно. Дай Богъ, чтобы Эмми еще болѣе насъ сблизила.
   Въ эту минуту вошла Лора. Прощаясь съ сестрой, она молча плакала, но съ Гэемъ ей нужно было сказать хотя нѣсколько словъ. Гэй заговорилъ первый.
   -- Лора, сказалъ онъ:-- вамъ нужно успокоиться, когда эта вся кутерьма кончится. Бросьте въ сторону математику и не работайте до изнеможенія силъ.
   Она горько улыбнулась вмѣсто отвѣта.
   -- Вотъ вамъ заказь отъ меня, продолжалъ онъ.-- Нарисуйте мнѣ внутренность нашей церкви въ перспективѣ. Только не работайте черезъ силу. Этотъ подарокъ будетъ служить мнѣ доказательсгвомъ, что вы забыли всѣ непріятности, которыя я вамъ сдѣлалъ невольно. Простите меня за все прошлое.
   -- Благодарю васъ за доброе слово, -- отвѣчала наконецъ Лора и зарыдала. Мать ея вышла немедленнл изъ комнаты.
   -- Не утѣшайте меня, Гэй, продолжала Лора сквозь слезы:-- вы ни въ чемъ не виноваты. Я только, несчастная....
   -- Эмми передала мнѣ, что вы все горюете о Филиппѣ, -- прервалъ ее Гэй. Успокойтесь, мы -- вѣроятно встрѣтимъ его въ Щвейцаріи; кто знаетъ, можетъ быть, тамъ онъ и помирится со мною. Что до меня касается, то я только объ этомъ и мечтаю.
   Слова эти произвели на Лору самое отрадное впечатлѣніе. Она хотѣла что-то отвѣтить, но въ эту минуту Шарлотта вбѣжала въ комнату нея запыхавшись.
   -- Гэй, не забыть бы мнѣ вамъ напомнить ваше обѣщаніе, говорила она весело.-- Прошу подписаться на первомъ же письмѣ: "любящій васъ братъ."
   -- Непремѣнно! непремѣнно! отвѣчалъ Гэй съ улыбкой.
   -- Гэй! гдѣ Гэй? кричалъ, снизу мистеръ Эдмонстонъ.-- Поѣздъ скоро уйдетъ. Ступайте всѣ, скорѣе, внизъ. Мать ношла искать молодую. Она нашла ее на колѣняхъ въ своей комнатѣ. Эмми горячо молилась, прося Бога благословить ихъ бракъ, укрѣпить вѣру въ ея сердцѣ и дать ей силу содѣлать счастіе мужа и всей семьи. Мать свела ее внизъ и съ рукъ на руки передала ее Гэю.
   Чарльзъ лежалъ на диванѣ, въ прихожей, очень много говорилъ и видимо волновался.-- Эмми, слушай, сказалъ онъ сестрѣ, нѣжно его ласкавшей:-- покамѣстъ мы всѣ тобой довольны, а теперь прошу писать какъ можно чаще и, главное, не убиваться о братѣ.
   Вся семья толпилась вокругъ отъѣзжавшихъ, Эмми и Гэя цѣловали наперерывъ. На крыльцо высыпалъ весь домъ, даже больной Чарльзъ выползъ туда же, опираясь на Шарлотту. Наконецъ, отецъ усадилъ молодую въ карету.
   -- Прощай, прощай, моя малютка! Господь съ тобой. Будь счастлива! Гэй, берегите ее, вѣдь это золото! слышались смѣшанные голоса, Гэй быстро вскочилъ на подножку кареты, но вдругъ обернувшись сказалъ:
   -- Шарлотта, я Буяна заперъ у себя въ комнатѣ -- выпустите его полчаса спустя. Я ему все объяснилъ и онъ будетъ умникъ. Прощайте!
   -- Хорошо, все сдѣлаю, отвѣчала Шарлотта. Я буду вамь писать о немъ.
   -- Мэркгамъ, помните, если нашъ домъ не будетъ готовъ къ Михайлову дню, мы остановимся у васъ.
   Старикъ буркнулъ что-то про себя и отвернулся.
   -- Чарли! да благословитъ тебя Богъ! сказалъ наконецъ Гэй, еще разъ пожимая руку брату, и затѣмъ онъ сѣлъ рядомъ съ Эмми; дверцы захлопнулись за нимъ и -- карета покатилась вдолъ аллеи.
   Эмми, высунувъ голову изъ окна, задумчиво смотрѣла на мать и брата, пока вѣтка желтаго ракитника не задѣла за кружево ея шляпки и не обдала всю ее каплями дождя.
   -- Смотри, Эмми, гольуэльскіе цвѣты плачутъ о тебѣ, сказалъ Гэй.
   Въ эту минуту на небѣ, прямо передъ ними, засіяла радуга.
   -- Гэй, проговорила Эмми:-- знаешь ли, о чемъ я теперь думаю? Если намъ съ тобой и грозитъ какое нибудь испытаніе, мы не должны отчаяваться: посмотри, Самъ Господь этой радугой даетъ намъ знаменіе надежды!
  

ГЛАВА XV.

   -- Посмотри-ка, Эмми, сказалъ Гэй, указывая женѣ пальцемъ на книгу, гдѣ записывались путешественники. Въ это время они остановшись въ Альтдорфѣ, въ Швейцаріи.
   -- Капитанъ Морвиль! воскликнула Эмми.-- іюля 14-го, да вѣдь это третьяго дня было!
   -- Догонимъ ли мы его? вотъ вопросъ. Не знасте ли вы, куда отправился этотъ джентльменъ? спросилъ Гэй, обращаясь къ содержателю отеля на ломаномъ французскомъ языкѣ, и указывая ему на подпись Филиппа.
   -- Джентльменъ пришелъ сюда пѣшкомъ, съ чемоданомъ на спинѣ, и мы не обратили на него большаго вниманія, отвѣчалъ содержатель отеля.-- предполагаютъ, что онъ отправился на вершину С.-Готарда, но его guide еще не вернулся обратно.
   -- Рано или поздно, мы его все-таки отыщемъ, весело сказалъ Гэй женѣ.
   Эмми совсѣмъ не раздѣляла желанія мужа, поскорѣе увидаться съ Филиппомъ. Она такъ была счастлива въ эти два мѣсяца, что ей иногда дѣлалось страшно за будущее. Объѣхавъ всю Германію, она съ мужемъ осмотрѣла достопримѣчательыости каждаго города; они остановились на недѣлю въ Мюнхенѣ, гдѣ въ то же время собралось нѣсколько аристократическихъ англійскихъ семействъ. Балы слѣдовали за балами, и Эмми, утомившись порядкомъ, съ радостью уѣхала въ Швейцарію, думая пожить тамъ опять наединѣ съ мужемъ. А тутъ, какъ нарочно, стала грозить опасность встрѣтиться съ человѣкомъ, котораго она считала личнымъ врагомъ Гэя. Боясь огорчить мужа, который повиднмому радовался свиданію съ Филиппомъ, Эмми ничего не возразила на его замѣчаніе.
   Они вскорѣ отправились въ Интерлагенъ, оттуда на Тунское и Бріенское озера. Горы сначала испугали Эмми, особенно когда она увидѣла, какъ смѣло Гэй карабкался по альпійскимъ ледникамъ. Рэдклифскія скалы съ дѣтства развили въ немъ ловкость, и онъ удивлялъ проводниковъ увѣренностью, съ которой онъ взбирался на самыя страшныя крутизны.
   Однажды, во время великолѣпнаго тихаго вечера, Эмми собралась идти гулять, вдвоемъ съ мужемъ, думая имѣть возможность снять видъ съ горы Юнгфрау съ натуры. Они долго шли по узенькой, извилистой тропинкѣ вверхъ и, дойдя до небольшой площадки, остановились. Эмми усѣлась съ маленькимъ портфелемъ на колѣняхъ и, при свѣтѣ заходящаго солнца, начала рисовать. Гэй продолжалъ взбираться дальше по горѣ и вскорѣ исчезъ изъ виду.
   У Эмми дѣло что-то не клеилось; внутренно сожалѣя, что она далеко отстала отъ Лоры въ искусствѣ живописи, молодая женщина встала, свернула свой рисунокъ и начала рвать цвѣты, которыми такъ богата альпійская флора. Увидѣвъ недалеко отъ себя кустъ темно-пурпуровой saxi-fragae, Эмми потянулась за нею, но вдругъ поскользнулась и побѣжала внизъ; спускъ былъ очень крутъ, удержаться не было силъ. Чувствуя, что гибель ея неизбѣжна, потому что впереди зіяла черная пропасть, она употребила нечеловѣческія усилія и съ страшнымъ крикомъ схватилась обѣими руками за какой-то кустикъ.-- Гэй! Гэй! кричала она въ отчаяніи.-- Гдѣ ты? откликнись!....
   Вдали раздался свистъ и затѣмъ крикъ Гэя -- Я здѣсь!..
   -- Помоги! кричала Эмми. Но въ эту минуту ей пришла въ голову мысль, ну, какъ и онъ не удержится на спускѣ и, вмѣсто того чтобы спаоти ее, -- погибнетъ самъ.
   -- Берегись! Бога ради осторожнѣе, здѣсь скользко, кричала она, задыхаясь отъ ужаса.
   -- Иду! иду! держись крѣпче, -- раздался снова голосъ Гэя, почти подлѣ ея уха. Она подняла голову и увидѣла, что Гэй, осторожно спускается къ ней, совсѣмъ съ противоположной стороны.
   -- Вотъ и я, подай мнѣ руку, я тебя подниму къ себѣ, -- говорилъ онъ, появившись слѣва отъ Эмми, на обрывѣ какой-то скалы. Смѣлѣе! Ну!..
   Настала роковая минута; вся сила Эмми была сосредоточена въ лѣвой рукѣ; вѣтви кустарника сплелись такъ туго, что могли служить ей опорой надолго; освободить лѣвую руку, значило рѣшить вопросъ -- быть или не быть живой, но голосъ мужа влилъ новыя силы въ сердце ея: мысленно сотворивъ молитву, она схватилась правой рукой за кустъ, а Гэю подала лѣвую.
   Еще минуту -- и ужь она лежала безъ чувствъ на рукахъ мужа, который осторожно перенесъ ее на такую же площадку, какъ та, съ которой она скатилась.
   -- Боже! благодарю Тебя! съ благоговѣніемъ произнесъ Гэй, весь блѣдный отъ волненія. Эмми! неужели ты спасена? говорилъ онъ, прижимая жену къ сердцу. Эмми крѣпко обняла мужа и горько заплакала.
   Они пробыли нѣсколько времени на площадкѣ, и давъ женѣ время отдохнуть, Гэй спросилъ, какъ это могло случиться, что она попала на край оропасти.
   -- Мнѣ хотѣлось сорвать себѣ прелестную саксифрагу сказала Эмми:-- тамъ грунтъ земли такой скользкій, что у меня нога поѣхала и я никакъ не могла удержаться.
   -- Погоди же здѣсь нѣсколько минутъ, сказалъ онъ, усаживая ее на камень:-- а я сейчасъ вернусь.
   -- Куда ты? съ испугомъ произнесла Эмми.
   -- За своей палкой, да за твоимъ портфелемъ, улыбаясь отвѣчалъ мужъ:-- сиди смирно и не волнуйся.
   Дѣйствительно, минутъ черезъ 10, онъ вернулся, неся въ рукахъ ея портфель; онъ опирался на палку съ желѣзнымъ концомъ, и въ той же рукѣ держалъ букетъ пурпуровыхъ цвѣтовъ, соблазнившихъ Эмми. Онъ смѣясь подалъ ихъ женѣ, которая не вѣрила своимъ глазамъ, чтобы Гэй могъ достать ихъ, не подвергнувъ свою жизнь опасности.
   Случившееся происшествіе сильно потрясло воображеніе Эмми; въ эти 10 минутъ, пока мужъ ея уходилъ, она многое передумала. Ей живо представилось отчаяніе Гэя, если бы она погибла; встрѣча его съ ея родителями; тоска его по ней и грустная одинокая жизнь, которую бы онъ велъ, возвратившись въ Англію. Гэй, въ свою очередь, не могъ опомниться отъ восторга. Осторожно ведя жену подъ руку, въ то время когда они спускались въ долину, онъ безпрестанно оборачивался, какъ бы желая увѣриться, что Эмми подлѣ него. Вернувшись домой, они оба горячо поблагодарили Бога за спасеніе.
   Дня черезъ два они отправились въ Лугано и, по пріѣздѣ туда, прямо побѣжали на ночту. Тамъ было много писемъ на имя Морвилъ, но по словамъ почтмейстера всѣ они должны были быть отданы не имъ, а Signore Inglese, который, будучи здѣсь въ городѣ, объявилъ, что къ нему всѣ письма адресованы "lac de Como, poste restante." Наіфасно Эмми, ломанымі итальянскимъ языкомъ, старалась объяснить ему, что на письмахъ, вѣроятно, сдѣланъ адресъ на имя сэръ Гэя Морвиль, а не капитана Морвиль, упрямый итальянецъ стоялъ на своемъ, что онъ не выдастъ писемъ никому, пока Signore Inglese за ними не явится.
   Гэй искренно смѣялся, видя отчаяніе Эмми, когда имъ пришлось уйдти съ почты съ пустыми руками.
   -- Это отлично, -- сказэлъ онъ женѣ:-- мы такимъ образомъ легче найдемъ Филиппа; я оставлю здѣсь ззписку на его имя, въ которой спрошу, гдѣ онъ назначитъ намъ свиданіе.
   -- Къ чему назначать свиданіе? сухо замѣтила Эмми:-- мы можемъ его всюду догнать, вѣдь у насъ свободнаго времени много, вотъ ему конечно трудно, потому что онъ путешествуетъ пѣшкомъ.
   -- Что за эгоизмъ! замѣтилъ улыбаясь Гэй.-- Развѣ Филиппъ помѣшаетъ намъ, Эмми? Вѣдь мы дали себѣ слово не слишкомъ увлекаться удовольствіями заграничной жизни: нѣсколько невеселыхъ часовъ не много значитъ.
   -- Я вовсе не противъ свиданія съ нимъ, -- возразила Эмми:-- я убѣждена, что Филиппъ охотно съ нами увидится, тѣмъ болѣе что мы ему передадимъ свѣжія новости изъ Гольуэля.
   -- Думала ли я въ прошедшемъ году, -- прибавила она:-- что намъ придется встрѣтиться съ нимъ за границей!
   Черезъ день послѣ этого разговора, Гэй съ женой отправился кататься на лодкѣ по озеру Комо, вечеръ былъ восхитительный; подъѣзжая къ пристани, Гэй повернулъ голову и вдругъ на террасѣ одной гостиницы увидѣлъ онъ Филиппа, въ дорожномъ платьѣ, съ палкой въ рукѣ, совсѣмъ запыленнаго и загорѣлаго отъ далекаго странствованія.
   Филиппъ, въ свою очередь, давно уже пристально вглядывался въ лодку, и издали призналъ въ катающихся своихъ соотечественниковъ. Они кивнули другъ другу головой; чрезъ мгновеніе Гэй уже былъ на берегу и крѣпко жалъ руку своему двоюродному брату.
   -- Филиппъ, здравствуйте! говорилъ онъ. Какъ я радъ, что мы наконецъ васъ поймали. А вотъ и жена, -- заключилъ онъ, съ гордостью подводя къ нему Эмми.
   Филиппа передернуло отъ досады; но мастерски владѣя собою, онъ скрылъ свое негодованіе и искренно пожалъ руку Эмми, на которую онъ смотрѣлъ какъ на жертву родительскаго деспотизма. Улыбка молодой женщины казалась ему необыкновенно грустной и въ самомъ тонѣ ея голоса, когда она говорила, что очень рада встрѣчѣ съ нимъ, -- прозорливый Филиппъ прочиталъ уже цѣлую повѣсть о несчастной судьбѣ женщины, выданной замужъ насильно.
   -- Ваши письма, Эмми, -- сказалъ онъ:-- лежатъ у меня въ чемоданѣ.-- Я разсудилъ не посылать ихъ въ слѣдъ за вами, зная, что мы скоро встрѣтимся.
   -- И хорошо сдѣлали, а много писемъ? спросила она.
   -- У меня есть къ вамъ обоимъ по письму изъ Гольуэля, -- отвѣчалъ Филиппъ.-- Извините пожалуйста, что я ихъ задержалъ, я совсѣмъ не подозрѣвалъ, что вы такъ близко; ихъ прислали въ конвертѣ на мое имя. Ну, что, какъ у насъ поживаютъ дома?
   -- Отлично, -- отвѣчала Эмми.-- Чарльзъ превосходно себя чувствуетъ, часто выѣзжаетъ и даже не разъ бывалъ на обѣдахъ.
   -- Очень радъ, -- замѣтилъ Филиппъ:-- а можетъ онъ опереться на больную ногу?
   -- О нѣтъ! объ этомъ мы и думать не смѣемъ. Но онъ гораздо дѣятельнѣе, потому что крѣпче въ силахъ. Спитъ теперь хорошо и аппетитъ у него лучше.
   -- Я всегда говорилъ, что ему полезно движеніе, -- сказалъ Филиппъ:-- это лучшее для него лекарство.
   -- Гдѣ вы были сегодня? спросилъ Гэй, стараясь отвести ихъ разговоръ отъ Гольуэля.
   -- Ходилъ по горамъ, за озеромъ, -- отвѣчалъ Филиппъ.-- А вы съ Эмми путешествуете, кажется, налегкѣ? спросилъ онъ.
   -- Не совсѣмъ, -- возразилъ Гэй. -- Наши вещи остались частью въ Вареннѣ, частью здѣсь, въ гостиницѣ, съ людьми.
   -- Значитъ, Арно съ вами?
   -- Да, онъ и Анна Троуэръ, которая, какъ вы знаете, урожденка изъ Стейльгурста, -- сказала Эмми. Они очень обрадовались, когда услыхали, что мы васъ скоро увидимъ.
   -- Насъ очень занимаетъ ихъ отношенія съ Арно, -- замѣтилъ Гэй.-- Анна познакомилась съ нимъ за два дня до нашей свадьбы, а теперь они всю дорогу tête-à-tête.
   -- Да что еще, -- прибавила Эмми:-- сначала она его очень дичилась, находя, что онъ такой баринъ, что съ нимъ нельзя просто обращаться. А теперь Арно любитъ ее какъ отецъ, и водилъ ее даже обѣдать къ своей сестрѣ въ швейцарскій chalet. Дорого бы я зашатила, чтобы посмотрѣтъ на нихъ тамъ! Аннѣ не нравятся снѣговыя горы, она все тоскуетъ по нашимъ зеленымъ лугамъ.
   -- Да, зато въ Стейльгурстѣ нѣтъ такихъ горъ, -- сказалъ Филиппъ.
   Проведя съ молодыми супругами весь этотъ вечеръ, капитанъ долженъ былъ поневолѣ сознаться, что они вовсе не горюютъ, что женились. Эмми, разрумяненная отъ прогулки, очень много смѣялась и шутила съ мужемъ. Тотъ, съ своей стороны, ласкалъ ее и острилъ, какъ бывало въ Гольуэлѣ, когда онъ находился въ семейномъ, тѣсномъ кругу. Оба они наперерывъ угощали Филиппа и повидимому были очень довольны встрѣчей съ нимъ.
   Но на Филиппа все это непріятно дѣйствовало, привыкнувъ смотрѣть на Гэя какъ на мальчика, котораго нужно руководить, ему было странно и неловко сидѣть у него въ гостяхъ, играть второстепенную роль и знать, что Гэй женатъ, глава семьи, и что онъ, Филиппъ, простой капитанъ королевской слу;кбы и гость его. Тайное чувство оскорбленнаго самолюбія рэздражало его нервы и къ концу вечера Филиппъ былъ въ самомъ дурномъ расположеніи духа. Онъ передалъ Эмми письма отъ родныхъ, когда ихъ принесли изъ его гостиницы, а въ томъ числѣ отдалъ ей письмю отъ Лоры.
   Гэй вмѣстѣ съ Эмми ушли читать ихъ въ другую комнату. Оставшись одинъ, въ хорошенькой гостиной, выходившей окнами прямо на террасу надъ озеромъ, Филиппъ началъ ходить взадъ и впередъ по комнатѣ, чтобы успокоить волновавшія его чувства.
   Чрезъ нѣсколько минутъ супруги вернулись; Гэй началъ передавать Филиппу различныя подробности о Гольуэлѣ и еще болѣе разсердилъ его. Его мучила ревнивая мысль, что Гэй теперь ближе къ Эдмонстонамъ чѣмъ онъ, и, желая скрыть свою досаду, Филиппъ взялъ книгу и, усѣвшись подлѣ окна, сдѣлалъ видъ, будто читалъ ее, самъ же, между тѣмъ, внимательно наблюдалъ за молодыми. Гэй, сидя въ креслѣ, перечитывалъ письмо Лоры, а Эмми, облокотясь на спинку кресла, нагнулась почти къ самому лицу мужа и смѣясь перговаривэлась съ нимъ, указывая на замѣчательныя фразы сестрина письма.
   -- Съ перваго взгляда люди сказали бы, глядя на нихъ, -- думалъ Филиппъ:-- что эта самая подходящая чета новобрачныхъ; бѣдные! надолго ли это счастіе!
   Въ эту минуту Гэй повернулъ голову и, точно угадавъ мысли Филиппа, улыбнулся и сдѣлалъ ему каі.ой-то самый незначительный вопросъ, затѣмъ шутя началъ вспоминать съ женою имя какого-то господина, ухаживавшаго за Лорой у Килькорановъ. Филиппу такъ и чудилось, что все это дѣлается на смѣхъ ему; но вдругъ онъ вздрогнулъ, ему послышалось, что Эмми сказала: "Слава Богу, теперь ей лучше."
   -- Кому? Лорѣ? спросилъ Филиппа въ волненіи.-- Развѣ она была больна? Что жъ вы мнѣ ничего не сказали объ этомъ?
   -- Она не была больна, -- возразила Эмми.-- Майэрнъ не находитъ въ ней ничего опаснаго, но въ послѣднее время она очень похудѣла и все тосковала. Мама требовала, чтобы она чаще выѣзжала въ свѣтъ,
   Сердце у Филиппа сжалось и мурашки пробѣжали по всему тѣлу. Видѣть передъ собой настоящихъ дѣтей, окруженныхъ любовью, роскошью и счастіемъ и между тѣмъ сознавать, что Лора и онъ втайнѣ страдаютъ, а не смѣютъ заикнуться о свой любви, было для него невыносимо. Ему все казалось непростительнымъ ребячествомъ, что бы ни дѣлали Гэй и Эмми. А тѣ, не думая вовсе о его мнѣніи, жили себѣ припѣваючи и путешествовали безъ всякихъ прихотей, такъ что Арно, не привыкшій къ быстрой ѣздѣ, еще болѣе къ быстрымъ перемѣнамъ мѣста, никакъ не успѣвалъ заготовить имъ заранѣе приличное помѣщеніе или сытый обѣдъ. Супруги смѣясь довольствовались иногда хлѣбомъ и молокомъ или шли пѣшкомъ тамъ, гдѣ желѣзной дороги не было. Они передавали Филиппу очень откровенно всѣ мелочи своего оригинальнаго путешествія, и тотъ не преминулъ прочесть имъ наставленіе, говоря, что они оба не умѣютъ устроиться какъ слѣдуетъ, и что Гэй непростительно беззаботенъ въ отношеніи удобствъ, нужныхъ для Эдіми.
   Такъ прошелъ первый вечеръ; послѣ дороги и измученный всѣмъ тѣмъ, что онъ вынесъ въ продолженіе нѣсколькихъ часовъ, Филиппъ съ радостью удалился къ себѣ въ гостиницу.
   На слѣдующее утро онъ имѣлъ доказательство убѣдиться, что Эмми и Гэй далеко не расположены насмѣхаться надъ нимъ. Онъ разговаривалъ съ Анной Троуэръ, явившейся съ тѣмъ чтобы принести свое почтеніе мистеру Морвиль, и какъ-то нечаянно, говоря о ея госпожѣ, назвалъ ее миссъ Амабель. Гэй и Эмми сидѣли тутъ же.
   Видя, что Филиппъ сконфузился, какъ человѣкъ, который гордится своимъ тонкимъ знаніемъ свѣтскихъ приличій, Эмми очеіи. кротко замѣтила ему, по уходѣ Анны:
   -- Не конфузьтесь, Филиппъ, Анна привыкла къ этому. Гэй иначе меня не называетъ, и Арно въ отчаяніи, когда мужъ посылаетъ его искать зонтикъ миссъ Амабель.
   -- Знаете ли, что со мной случилось? со смѣхомъ прибавилъ Гэй.-- Въ Мюнхенѣ братъ Торндаля спросилъ у меня о здоровьѣ лзди Морвиль, представьте -- я на минуту задумался; просто забылъ кто она.
   -- А, а! сказалъ Филиппъ:-- такъ вы видѣли брата Торндаля?
   -- Да, и онъ съ нами былъ очень любезенъ, -- отвѣчала Эмми.-- Гэй ходилъ къ нему за нашими паспортами. Узнавъ, что мы тутъ, онъ привезъ къ намъ свою жену и пригласилъ насъ къ себѣ на балъ.
   -- Чтожъ, были вы у него?
   -- Какъ же.-- Гэй сказалъ, что я должна непремѣнно ѣхать, и намъ превесело было. -- Съ нами случилось замѣчательное происшествіе въ тотъ вечеръ, Утромъ мы осматривали соборъ, я какъ-то оглянулась, смотрю -- стоитъ какой-то господинъ, по всему видно англичанинъ, и во всѣ глаза глядитъ на Гэя. Вечеромъ, на балѣ, мы его опять встрѣтили, и Торндаль представилъ намъ его какъ мистера Шэна.
   -- Шэнъ, живописецъ?
   -- Да, его очень поразило лицо Гэя. Онъ говорилъ, что пишетъ какую-то картину и что онъ дорого бы далъ за возможность срисовать голову Гэя, для главнаго ея лица,
   -- Чтожъ, согласились вы дать нарисовать вашу голову? спросилъ Филиппъ у Гэя.
   -- Да, -- отвѣчалъ Гэй:-- и мы остались въ выгодѣ. Этотъ Шэнъ оказался премилымъ господиномъ, онъ просто геній по таланту. Мы съ нимъ на другой же день осматривали всю картинную галлерею и онъ намъ былъ очень полезнымъ руководителемъ.
   -- Какъ же онъ васъ изобразилъ?
   -- Очень просто, -- сказала Эмми.-- Помните, Филиппъ, какъ-то дома, Гэй, играя съ нами, назвалъ своего любимаго героя сэра Галахода. Шэнъ нарисовалъ его именно въ лицѣ этого рыцаря на колѣняхъ, передъ св. Гралемъ {Легенда о св. Гралѣ (St. Greal) слѣдующаго содержанія. Во время крестовыхъ походовъ существовало преданіе, будто во Франціи, въ какомъ-то городѣ, хранится, подъ глубокой тайной, св. чаша, изъ которой Спаситель вкушалъ на тайной вечери вино. Чаша эта носила названіе le Suint Grale. Общество рыцарей посвятило себя храненію св. чаши, но принимая эту обязанность, они давали клятву никогда и ни однимъ словомъ не обнаруживать, въ чемъ состоитъ ихъ служба, и не открывать мѣста, гдѣ сохраняется the Saint Greal. Сэръ Галаходъ, о которомъ говорится здѣсь, принадлежитъ къ числу рыцарей св. Чаши. Прим. перев.}. Онъ говорилъ намъ, что давно искалъ оригинала для этого сюжета, и что въ соборѣ его поразило лицо Гэя, когда тотъ стоялъ, поднявъ глаза къ небу. Шэнъ былъ въ восгоргѣ, что ему удалось поймать то выраженіе, которое онъ искалъ.
   -- Удивляюсь! что онъ нашелъ такого особеннаго въ моей физіономіи? сказалъ Гэй.
   -- Но вѣдь ты не всегда такой, какимъ былъ въ соборѣ, -- замѣтила Эмми, серьезно посмотрѣвъ на мужа.
   -- Когда жъ вы находили время для сеансовъ? спросилъ Филиппъ.
   -- О! Шэнъ въ два вечера набросалъ эскизъ, -- отвѣчала Эмми:-- вѣдь онъ только просилъ позволенія срисовать голову Гэя, а прочее онъ хотѣлъ докончить у себя.
   -- Значитъ, вы въ Мюнхенѣ пробыли все-таки нѣсколько дней, -- замѣтилъ Филиппъ наставительнымъ тономъ, желая дать имъ понять, что вѣроятно цѣль ихъ путешествія была самая пустая, потому что въ то время въ Мюнхенѣ, какъ мы сказали, собралось огромное общество англичанъ, и жизнь велась разсѣянная, шумная.
   Гэй и Эмми пропустили безъ вниманія менторскій тонъ капитана и пригласили его кататься съ собою по озеру Комо.
   День этотъ они провели очень пріятно втроемъ. Сообразивъ весь планъ своего мутешествія, Гэй съ Эмми нашли, что у нихъ остается 10 дней совершенно свободныхъ, поэтому они условились продолжать путешествовать вмѣстѣ съ Филиппомъ, чтобы не затруднять почтмейстеровъ разсылкой писемъ на имя сэръ Морвиля и мистера Морвиля. Филиппу оставалось также ровно 10 дней до срока отплытія въ Корфу и онъ охотно соглосился ѣхать съ ними, тѣмъ болѣе что это давало ему возможность взять подъ свою опеку Гэя и Эмми и научить ихъ какъ слѣдуетъ, понастоящему, путешествовать. Онъ вытащилъ дорожную карту и просилъ указать линію ихъ маршрута. Оно казалось, что молодымъ супругмъ хотѣлось всюду, особенно въ Венецію, но, посовѣтовавшись съ Филиппомъ, они условились обогнуть съ восточной стороны озеро Комо, пробраться въ Тироль и вмѣстѣ ѣхать до Бауцена; оттуда Филиппъ хотѣлъ идти пѣшкомъ на югъ, въ горы, а молодые же черезъ Инспрукъ должны были направиться въ обратный путь, въ Англію.
   Эмми очень хотѣлось пожить подольше къ Комо, но только вдвоемъ съ мужемъ. Ей сначала очень мѣшалъ Филиппъ и она находила, что третье лицо, въ первые мѣсяцы супружества, совершенно лишнее; но убѣдившись, что Гэй и капитанъ все болѣе и болѣе сближаются, что Филиппъ дѣлается гораздо мягче и довѣрчивѣе въ отношеніи ея мужа, Эмми примирилась съ этой обстановкой; ей даже казалось, что надежда Гэя подружиться съ двоюроднымъ братомъ начинаетъ сбываться.
   Разъ утромъ Эмми сидѣла въ столовой одна, за чайнымъ столомъ и дожидалась мужа. Спустя нѣсколько времени, вмѣсто Гэя, въ комнату вошелъ Филиппъ; онъ поздоровался съ Эмми, поговорилъ о чемъ-то и отошелъ къ окну.
   -- Эмми, какъ вы думаете, опасно состояніе здоровья Лоры? спросилъ онъ, вдругъ повернувшись и подходя снова къ столу.
   -- Далеко не опасно, -- отвѣчала Эмми съ удивленіемъ.-- Съ чего вы это взяли? Она себя нехорошо чувствовала въ послѣднее время, это правда, но Майэрнъ нашелъ, что бояться за нее нечего; она просто была разстроена по случаю моего отъѣзда.
   -- Что она, не похудѣла? Можетъ работать попрежнему?
   -- Еще бы! она трудится больше чѣмъ при васъ, отвѣчала Эмми.-- Мама очень боялась, чтобы эта дѣятельность не подѣйствовала на ея здоровье, но Лора никогда не сознается, чтобы трудъ ея утомлялъ. Три раза въ недѣлю она ходитъ въ школу, по четвергамъ поетъ въ церкви съ дѣтьми и очень много читаетъ. Гэй отдалъ ей всѣ свои старыя математическія книги, вслѣдствіе чего Чарльзъ не зоветъ ее иначе какъ миссъ Парабола.
   Филиппъ замолчалъ. Онъ понялъ, что Лора старается заглушить свое нравственное страданіе усиленнымъ умственнымъ трудомъ. -- Бѣдная! она озлоблена противъ семьи, противъ свѣта, думалъ онъ, ей невыносимо тяжело смотрѣть на счастіе другихъ. Кто знаетъ, быть можетъ, она ропщетъ даже на Провидѣніе!.....
   -- Знаете ли, Филиппъ, -- сказалъ Гэй, входя въ эту минуту въ столовую:-- нашъ планъ путешествія, кажется, разстроится.
   -- Почему это? спросили Эмми и Филиппъ, въ одинъ голосъ.
   -- Потому, что мнѣ сейчасъ сказали, что въ Сондріо и его окрестностяхъ свирѣпствуетъ повальная горячка, и меня увѣряютъ, будто очень опасно туда ѣхать.
   -- Куда жъ мы отправимся вмѣсто этого? -- спросила Эмми.
   -- Я думаю ѣхать въ Венецію, -- сказалъ Гэй. -- Вотъ что Филиппъ скажетъ.
   -- А я думаю, отвѣчалъ Филиппъ:-- что намъ горячки бояться нечего. Ею заболѣваетъ нищій, полуголодный народъ. Можемъ ли мы заразиться, проѣзжая только эту мѣстность и притомъ будучи обставлены совсѣмъ иначе, чѣмъ эти несчастные итальянцы.
   -- Но нѣдь намъ придется ночевать въ Соіесо и Мадоннѣ, -- возразилъ Гэй. -- Соіесо очень вредная мѣстность лѣтомъ, а въ Мадоннѣ горячка свирѣпствуетъ хуже, чѣмъ въ Сондріо. Очень можетъ быть, что мы и не заразимся ею, но зачѣмъ же рисковать собою?
   Филипцъ началъ довольно колко возражать Гэю, и даже намекать на его трусость.
   -- Я не трушу, -- улыбаясь, отвѣчалъ тотъ. -- Для меня лично все равно, куда бы ни ѣхать, но дѣло въ томъ, что я не рѣшусь взглянуть въ глаза мистеру и мистриссъ Эдмонстонъ, если позволю себѣ подвергнуть Эмми опасности.
   -- Чтожъ Эмми ничего не скажетъ? -- спросилъ Филиппъ, насмѣшливо поглядывая на молодую женщину. Она вѣрно также отказывается отъ изученія береговъ Комо?
   -- Эмми у меня добрая жена, -- отвѣчалъ Гэй за нее.-- Она поѣдетъ со мной въ Венецію. Пойду сейчасъ отправлю впередъ Арно. Филиппъ, надѣюсь и вы съ нами ѣдете!
   -- Нѣтъ, благодарю, не поѣду. Я рѣшился во что бы то ни стало идти въ Вельтинскія горы и эпидемія между чернымъ народомъ не въ состояніи меня испугать.
   -- Филиппъ! неужели вы туда пойдете? спросила Эмми.
   -- Какъ я положилъ, такъ и будетъ, Эмми, -- отвѣчалъ Филиппъ.
   -- Жаль! замѣтилъ Гэй. -- Мнѣ очень бы хотѣлось, чтобы вы намъ показали большой свѣтъ въ Венеціи, а теперь мнѣ право страшно за васъ.
   Филиппъ мысленно былъ противъ того, чтобы они ѣхали въ Венецію, гдѣ англійскіе путешественники жили еще шумнѣе, чѣмъ въ Мюнхенѣ. Особенно опасными казались для Филиппа артисты, съ которыми Гэй очень легко сходился. Онъ началъ убѣждать Эмми не слушаться мужа и не измѣнять прежняго маршрута. Эмми стала спорить съ нимъ и даже разсердилась. Филиппъ продолжалъ придираться то къ ней, то къ Гэю, и говорилъ съ большою желчью на счетъ легкомысленнаго ихъ направленія. Гэй отдѣлывался смѣхомъ, шутками и даже по лицу его не было замѣтно, чтобы онъ раздражался.
   Въ такихъ преніяхъ прошелъ почти цѣлый часъ. Эмми очень обрадовалась, когда Арно вызвалъ Гэя, и принялась укладывать кой-какія бездѣлицы въ той же комнатѣ.
   -- Эмми, -- заговорилъ покровительственнымъ тономъ Филиппъ, когда они остались одни:-- вы хорошо дѣлаете, что безпрекословно повинуетесь мужу. Современемъ вы убѣдитесь, что съ нимъ иначе нельзя дѣйствовать.
   Дальше онъ не могъ продолжать, потому что Эмми подняла на него глаза съ выраженіемъ такого искренняго изумленія, что онъ замолчалъ.
   -- Кажется, вы забываете, съ кѣмъ говорите, произнесла съ большимъ достоинствомъ молодая женщина, гордо выпрямившись и обернувшись къ нему лицомъ.
   Филиппъ покраснѣлъ.-- Прошу васъ извинить меня, -- сказалъ онъ сконфузившись.
   И было отъ чего сконфузиться! Онъ совершенно забылъ, что передъ нимъ не кузина Эмми, съ которой можно судить и рядить о характерѣ Гэя заочно; нѣтъ, передъ нимъ стояла лэди Морвиль, гордая своимъ молодымъ супругомъ.
   Видя, что Филиппъ положилъ оружіе, Эмми стало жаль его. Выраженіе ея лица быстро измѣнилось и она обыкновеннымъ, кроткимъ своимъ голосомъ, замѣтила ему: "Я рада, что мнѣ представился случай поговорить съ вами, Филиппъ. Вы ошиблись въ Гэѣ и, ложно понимая его, вы постоянно дѣлали все, чтобы раздражать вспыльчивый его характеръ. Вамъ никогда въ голову не приходило подумать, чего стоитъ Гэю борьба съ самимъ собою. Я говорю такъ не потому, что я его жена, а потому что мнѣ тяжело видѣть, какъ вы сильно предубѣждены противъ него. Любимой мечтой Гэя было сойдтись съ вами; какъ онъ добивался вашей дружбы, какъ горячо защищалъ васъ дома противъ нападокъ всей нашей семьи, которая, надо вамъ сказать, сильно негодуетъ на васъ, и что же? за все это, вы же сами стараетесь озлобить его противъ васъ!...
   Филиппъ поблѣднѣлъ. Его взорвало выраженіе: "семья наша негодуетъна васъ". -- Не я виноватъ, если мы съ Гэемъ не сошлись, возразилъ онъ ѣдко. Вольно ему скрытничать. Я и теперь не перемѣнилъ своего мнѣнія объ немъ!
   -- Знаю, грустно отвѣтила Эмми.-- Но когда вы его перемѣните, вы раскаетесь, что судили Гэя слишкомъ строго.-- Сказавъ это, она вышла изъ комнаты. Филиппу понравилась ея выходка, онъ болѣе чѣмъ прежде убѣдился, что Эмми, при такомъ кроткомъ характерѣ, примирится съ своей жизнью, какъ бы тяжка она ни была. За то Гэя онъ не переставалъ осуждать за лукавство и настойчивость, посредствомъ которыхъ, по мнѣнію Филиппа, онъ всегда добивался исполненія какого бы-то ни было своего желанія.
   Съ этого дня онъ совершенно измѣнилъ свое обращеніе съ Гэемъ: онъ сдѣлался сухъ и холоденъ съ нимъ; за то къ лэди Морвиль онъ иначе не обращался какъ съ самой почтительной любезностью, какъ бы желая доказать ей, что онъ искренно цѣнитъ ея нравственныя достоинства. Въ Эмми, напротивъ, такая любезность со стороны Филиппа возбуждала глубокое отвращеніе и, пріѣхавъ вмѣстѣ съ нимъ въ Верону, она не могла дождаться той минуты, чтобы Филиппъ отправился, какъ хотѣлъ, на югъ въ горы.
   -- Полноте, Филиппъ, -- замѣтилъ Гэй, когда они собирались уѣзжать изъ гостиницы.-- Перемѣните свое намѣреніе и поѣзжайте съ нами въ Миланъ!
   -- Благодарствуйте, я не перемѣню плана, -- сухо возразилъ Филиппъ.
   -- Ну, смотрите, не захватите горячки, я бы не желалъ, чтобы мнѣ пришлось ухаживать за вами, шутя замѣтилъ Гэй.
   -- Спасибо! я надѣюсь, что мнѣ никогда не придется требовать такого одолженія отъ друзей, -- гордо отвѣчалъ Филиппъ, какъ бы желая сказать: ужъ отъ тебя-то я этого не потребую.
   -- Итакъ, прощайте! сказалъ Гэй, протягивая ему руку. Но затѣмъ вспомнивъ, что онъ обѣщалъ Лорѣ быть къ нему внимательнымъ, онъ прибавилъ:-- Жаль! мнѣ хотѣлось подольше пожить съ вами. У меня въ Гольуэлѣ очень будутъ разспрашивать объ васъ. У васъ тамъ есть вѣрный другъ.
   Филиппа тронули эти слова.-- Кланяйтесь всѣмъ нашимъ, -- сказалъ онъ, нѣсколько мягче.-- Посовѣтуйте Лорѣ не слишкомъ много работать. Эмми, прощайте! прибавилъ онъ, пожимая руку кузинѣ.-- Желаю вамъ пріятнаго путешествія.
   Они простились, и карета съ молодыми двинулась. Бѣдная малютка Эмми! -- говорилъ самъ себѣ Филиппъ, -- она очень развилась въ послѣднее время. Счастливецъ этотъ Гэй, какую славную жену себѣ нажилъ! Ему, кажется, на роду написано пользоваться всѣми благами міра; немудрено, если онъ забудется и во зло употребитъ свое счастье. А Эмми мнѣ жаль, я мало надѣюсь на ея мужа: если теперь въ первые мѣсяцы ихъ супружества, зная, чего она именно желаетъ, Гэй и то не согласился исполнить такой бездѣлицы, чтожъ будетъ впослѣдствіи, въ серьезномъ дѣлѣ? Хорошо, что она еще его любитъ: любовь слѣпа. Дай Богъ только, чтобы это подольше продолжалось. Во всемъ виноваты дядя съ теткой!...
   Разсуждая такимъ образомъ, Филиппъ бодро взбирался, съ чемоданомъ на спинѣ, по узенькой тропинкѣ, ведущей въ гору. Обернувшись на одномъ поворотѣ, онъ увидѣлъ, что Эмми высунулась изъ окна кареты и пристально смотритъ на него. Онъ приподнялъ шляпу и помахалъ его.
   -- Всегда себѣ вѣренъ! замѣтила Эмми мужу, вздохнувъ свободно, когда рослая, красивая фигура Филиппа скрылась изъ виду.
   Гэй смолчалъ, но улыбнулся.
   -- Ты на него не сердишься? сиросила Эмми.
   -- За что жъ мнѣ сердиться? возразилъ весело Гэй,
   -- Какъ за что? Представь, онъ вздумалъ мнѣ читать наставленіе, какъ я должна себя вести въ отношеніяхъ съ тобою.
   -- Чтожъ? онъ вѣрно нашелъ, что тебя нужно научить?
   -- Не знаю! я, впрочемъ, не дала ему времени распространиться и остановила его на первомъ словѣ.
   Гэй началъ крѣпко цѣловать свою жену и хохоталъ отъ души, видя, что она не на шутку горячится.
   -- Ну, милый мой Гвидо (Гэя всѣ такъ звали въ Италіи), сдѣлай, что я тебя попрошу, -- говорила Эмми, нѣжно ласкаясь къ мужу:-- сознайся, что ты доволенъ, что мы разстались съ Филиппомъ?
   -- Напротивъ, мнѣ очень жаль, что онъ прямо идетъ на смерть, -- отвѣчалъ шутя Гэй.
   -- Вѣрю, что тебѣ жаль его, но признайся, ты все-таки радъ, что онъ не сидитъ въ эту минуту передъ нами?
   Гэй засмѣялся и началъ тихо насвистывать какую-то пѣсенку.
  

ГЛАВА XVI.

   Три недѣли спустя, сэръ Гэй и лэди Морвиль остановились въ Виченцѣ, на обратномъ пути изъ Венеціи. Они сидѣли вдвоемъ, за завтракомъ, когдакъ нимъ въ комнату явился вдругъ Арно.
   -- Хорошо, сэръ Гэй, -- сказалъонъ:-- что вы изволили отклонить свое намѣреніе посѣтить Вальгиминскія горы вмѣстѣ съ капитаномъ Морвиль.
   -- А что? вѣрно съ нимъ случилось что нибудь? -- тревожно спросилъ Гэй.
   -- Ему дорого обойдется его смѣлость. Мнѣ сейчасъ передали, что какой-то англичанинъ Морвиль опасно заболѣлъ въ небольшомъ мѣстечкѣ, недалеко отсюда.
   -- Гдѣ это?
   -- Badia di Recoara, -- отвѣчалъ Арно.-- Это небольшой городокъ, на сѣверѣ, въ горахъ; туда всѣ жители Виченцы ѣздятъ обыкновенно на лѣто, чтобы скрыться отъ жарь. Но теперь всѣ до одного вернулись, боясь горячки, которая тамъ открылась.
   -- Пойду, сейчасъ справлюсь, -- сказалъ Гэй, быстро вскочивъ со стула.-- Туда ѣзды, говорятъ, четверть часа. Я увѣренъ, что больной -- никто другой какъ Филиппъ. Сегодня утромъ я встрѣтилъ его доктора, итальянца; прочитавъ на доскѣ нашу фамилію, онъ далъ мнѣ понять, что и его паціентъ также Морвиль. Болѣзнь должна быть опасная, докторъ называетъ ее una febre malto grave.
   -- Очень опасная! воскликнула Эмми.-- Но какъ же онъ узналъ, что больной -- Филиппъ Морвиль?
   -- Изъ паспорта его. Самъ Филиппъ говорить не могъ.
   -- Бѣдненькій! И лежитъ одинъ! Что намъ дѣлать? говорила Эмми, чуть не плача.-- Гэй! надѣюсь, ты меня здѣсь одну не оставишь? продолжала она, взглянувъ на мужа.
   -- Вѣдь это недалеко, Эмми.....
   -- Не говори, Бога ради, ничего! Возьми меня съ собой! Неужели ты мнѣ откажешь? Вѣдь это будетъ жестоко съ твоей сгороны! .....-- умоляла Эмми, со слезами на глазахъ.
   -- Душа моя, оставить тебя здѣсь я не рѣшусь, отвѣчалъ Гэй:-- потому что знаю, что ты измучишься безъ меня. Притомъ ты ничѣмъ не рискуешь, я никогда не допущу, чтобы ты ходила за больнымъ. Поѣдемъ вмѣстѣ.
   -- Благодарствуй, мой милый! можетъ, я и тебѣ помогу въ чемъ нибудь, -- сказала Эмми, немного оживившись.-- Какъ ты думаешь, не прилипчива эта горячка?
   -- Надѣюсь, что нѣтъ. Филиппъ сложенія крѣпкаго и притомъ самая болѣзнь, вѣроятно, занесена случайно. Однако, Эмми, медлить нечего. Ему вѣрно плохо, а подлѣ него никого нѣтъ. Не послать ли мнѣ нарочнаго къ консулу, въ Венецію, чтобы попросить его прислать лучшаго доктора, я что-то не вѣрю этому, итальянцу.
   Они немедленно отправились въ мѣстечко Рекоару, расположенное у подошвы горной цѣпи; городокъ этотъ стоялъ въ долинѣ, орошаемой рѣкою. Эту долину со всѣхъ сторонъ окружали горы; спускаясь все ниже и ниже, она постоянно суживалась, такъ что въ одномъ мѣстѣ изъ нея образовалась огромная котловина, густо поросшая каштановыми деревьями, Путешественники должны были все подниматься въ гору, чтобы достичь населенной части города. Солнце свѣтило очень ярко, но воздухъ былъ чистъ и свѣжъ.
   Трудно было представить себѣ, чтобы въ такой здоровой, привлекательной мѣстности могли гнѣздиться горе и смерть. Эмми невольно подумала тоже самое при видѣ богатой зелени садовъ и чистенькихъ домиковъ города. Она хотѣла сказать объ этомъ мужу, но смолчала, замѣтивъ, что тотъ серьезенъ и впалъ въ глубокую задумчивость.
   Небольшая рѣчка протекала въ самой срединѣ города; чистенькій отель, въ которомъ остановился Гэй и его жена, былъ такъ близко расположенъ около скалъ, что они образовали точно навѣсъ надъ нимъ.
   Гэй, по пріѣздѣ въ отель, тотчасъ побѣжалъ къ больному. Эмми осталась одна въ небольшой, бѣдно убранной комнатѣ, и со страхомъ ожидала возвращенія мужа.
   Гэй вернулся весь красный и, не говоря ни слова, прямо побѣжалъ къ окну и началъ дышать полной грудью, какъ бы упиваясь свѣжимъ воздухомъ.
   -- Намъ нужно перенести Филиппа въ другую комнату, -- сказалъ онъ, наконецъ.-- Ему невозможно лежать въ этой конуркѣ: тамъ дышется тифомъ. Вели поскорѣе приготовить новый нумеръ, Эмми.
   -- Сейчасъ! отвѣчала та, дернувъ за звонокъ.-- Каковъ Филиппъ? спросила она.
   -- Онъ безъ памяти. Въ страшномъ жару. Немудрено, впрочемъ, и быть въ жару въ такой атмосферѣ; его комната точно раскаленная нечь. Очень можетъ быть, что онъ оживетъ, если его перенесутъ туда, гдѣ чистый воздухъ. Ахъ, Эмми! страшная вещь заболѣть на чужой сторонѣ и вдали отъ родныхъ, -- заключилъ Гэй, тяжело вздохнувъ.
   Эмми послала немедленно за хозяйкой отеля, а Гэй ушелъ опять къ больному. Скромный путешественникъ, явившійся пѣшкомъ, какъ видно, не представлялъ большаго интереса для хозяйки. Ей было даже досадно, что по милости его внезапной болѣзни всѣ пріѣзжіе стали обѣгать ея домъ. Но когда богатый англійскій милордъ обратилъ на него такое вниманіе, всѣ, начиная съ хозяйки до послѣдняго слуги, сбились съ ногъ; но нумера были всѣ крошечные и потому для Филиппа можно было найдти только въ нижнемъ этажѣ три нумера изъ самыхъ большихъ; двери вездѣ растворили, чтобы дать воздуху больше простора, и подъ присмотромъ Эмми устроили для больнаго настоящую англійскую спальню. Сама же Эмми наняла для себя съ мужемъ комнату во 2-мъ этажѣ, надъ отдѣленіемъ, назначеннымъ для Филиппа.
   Филиппъ даже не чувствовалъ, какъ его перенесли въ другую комнату. Онъ заболѣлъ за недѣлю передъ пріѣздомъ Гэя и не обратилъ на это большаго вниманія, стараясь себя переломить. Страшно было видѣть, какъ онъ, такой сильный, высокій мужчина, лежалъ теперь какъ пластъ, тяжко переводя духъ. Гэй стоялъ передъ нимъ молча и безпрестанно смачивалъ его лицо уксусомъ, а губы водою. Окно въ комнатѣ было отворено настежъ. Доктора ждали ежеминутно, но онъ не ѣхалъ. Лекарствъ больному не давали никакихъ, потому что Гэй боялся ошибиться и принести вредъ вмѣсто пользы.
   Чистый, свѣжій воздухъ подѣйствовалъ благотворно на Филиппа, онъ повидимому очнулся, пошевелил немного головой и силился произнести что-то.
   -- Da bere,-- прошепталъ онъ съ усиліемъ, такъ что Гэй не могъ даже разслушать словъ...
   -- Вамъ вѣрно воды хочется! спросилъ его Гэй по-англійски, подавая ему чайную чашку свѣжей холодной воды. Услыхавъ родные звуки, больной широко раскрылъ глаза и, увидѣвъ воду, началъ пить ее съ жадностью.
   -- Довольно, замѣтилъ ему Гэй, отнимая чашку:-- хотите я помочу вамъ голову.
   -- Хорошо! проговорилъ слабо Филиппъ.
   -- Легче вамъ? спросилъ Гэй. Мы вчера только услыхали о вашей болѣзни, а то бы мы раньше пріѣхали.
   Филиппъ наморщилъ брови и началъ метаться на подушкѣ: Казалось, что онъ узналъ Гэя и что прежняя антипатія его къ нему вернулась съ новой силой. Больной забредилъ. Къ ночи жаръ увеличился и онъ сталъ бросаться на всѣхъ, такъ что его надобно было силой удерживать на постели.
   Эмми не видалась съ мужемъ въ первый вечеръ. Ночью онъ зашелъ къ ней на минуту, чтобы выпить чашку кофе, и тотчасъ же ушелъ, говоря, что ему нужно просидѣть до утра около больнаго.
   Гэй былъ блѣденъ и, судя по лицу, страшно утомленъ.
   Утромъ пріѣхалъ докторъ французъ, повидимому человѣкъ опытный, который объявилъ, что горячка Филиппа прилипчивая, весьма опаснаго свойства и что къ ней присоединилось воспаленіе мозга. Гэй былъ очень радъ, что можно наконецъ принять рѣшительныя мѣры, и началъ тщательно наблюдать, чтобы ледъ и свѣжіе горчичники постоянно были на головѣ. Онъ самъ прикладывалъ холодные компрсссы и пузыри со льдомъ къ головѣ Филиппа.
   Дни проходили за днями, горячка не уменьшалась, бредъ повременамъ даже усиливался. Филиппу чудилось, что онъ лежитъ больной одинъ, въ Броадстонѣ, и что ни Эдмонстоны, ни товарищи по полку, никто къ нему нейдетъ. Слово "домой" безпрестанно вертѣлось у него на языкѣ. Однажды онъ произнесъ очень явственно: "не везите меня домой". Гэй одинъ только говорилъ по-англійски и потому поневолѣ чаще другихъ обращался къ нему съ вопросами: не желаетъ ли онъ чего? Но Филиппъ каждый разъ отворачивался отъ него, и охотнѣе позволялъ Арно ухаживать за собою. Гэй не унывалъ; онъ продолжалъ просиживать около постели цѣлыя ночи напролетъ и кротко, ласково, какъ женщина, уговаривая Филиппа послушаться приказаній доктора, когда тотъ упрямился. Онъ совершенно забылъ о себѣ; больной поглотилъ все его вниманіе. Къ Эмми Гэй ходилъ изрѣдка и то только пообѣдать или напитя вмѣстѣ чаю; иногда онъ забѣгалъ къ ней на минуту, чтобы сообщить ей о ходѣ болѣзни Филиппа, когда тотъ впадалъ въ забытье. Эмми умоляла мужа прилечь на диванѣ и позволить ей почитать что нибудь вслухъ, чтобы онъ заснулъ, но Гэй не любилъ лежать. Онъ охотнѣе ходилъ вмѣстѣ съ Эмми подышать чистымъ воздухомъ въ каштановой рощѣ, растущей на горѣ, за городомъ. Молодая женщина очень дорожила этими прогулками; вообще она чувствовала, что съ нѣкоторыхъ поръ она сдѣлалась полезна Гэю. Тихій голосъ ея, ласки и самое нѣжное вниманіе къ мужу отрадно дѣйствовали на Гэя, изнурѣннаго безсонными ночами и постояннымъ уходомъ за больнымъ Филиппомъ. Эмми взяла на себа всѣ домашнія хлопоты и переписку съ родными. Она ежедневно посылала нарочныхъ за покупками въ Виченцу и даже въ Венецію, наблюдала за чистотой бѣлья и комнаты больнаго, писала въ Англію бюллетени о состояніи здоровья Филиппа, дѣлала, словомъ, столько, что Гэй шутя увѣрялъ ее, будто она полезнѣе даже, чѣмъ онъ, и, цѣлуя жену, искренно благодарилъ ее за заботы объ немъ, говоря, что не будь ея -- онъ бы пропалъ. Такъ прошли двѣ недѣли. Однажды утромъ докторъ объявилъ Гэю, что на слѣдующую ночь нужно ожидать кризиса, и потому онъ обѣщалъ вечеромъ пріѣхать самъ, чтобы наблюдать за его исходомъ. Настала ночь; докторъ не ѣхалъ. Будучи въ волненіи отъ предстоящей опасности, Гэй не могъ сомкнуть глазъ и съ ужасомъ наблюдалъ за малѣйшимъ измѣненіемъ въ лицѣ больнаго. Исхудалое, изсиня-блѣдное лицо, всклокоченные волосы и небритая борода придавали физіономіи Филиппа совсѣмъ другое выраженіе. Въ больномъ нельзя было никакъ признать блестящаго, ловкаго, красиваго капитана Морвиля. Сидя у его изголовья, Гэй съ грустью вспоминалъ о прошедшихъ своихъ отношеніяхъ съ нимъ. Онъ горячо молился, чтобы Господь сохранилъ его жизнь или, но крайней мѣрѣ, допустилъ бы, чтобы передъ концомъ Филиппъ искренно помирился бы съ нимъ. Къ утру больной задремалъ; изрѣдка тихо бредилъ. Проснулся онъ на другой день, къ полномъ сознаніи и, почувствовавъ, что Гэй пробуетъ его пульсъ, спросилъ слабымъ голосомъ:
   -- Сколько ударовъ?
   -- Я не могу сосчитать, отвѣчалъ Гэй:-- но пульсъ вообще слабѣе, чѣмъ былъ вчера. Хотите пить?
   Филиппъ съ трудомъ проглотилъ немного воды, осмотрѣлся вокругъ и спросилъ опять:-- Какой у насъ день?
   -- Утро, воскресенье, 23-е августа, -- отвѣчалъГэй.
   -- Давно я болѣнъ?
   -- Ровно три недѣли, сегодня вамъ стало лучше. Филиппъ, помолчавъ и пристально взглянувъ на Гэя, произнесъ довольно твердо: -- мнѣ кажется, что я все еще между жизнью и смертью?
   -- Да, вы опасно больны, возразилъ ласково Гэй: -- но не безнадежно. Я хотѣлъ пригласить къ вамъ нашего священника, но его не нашли. Хотите, я вамъ почитаю что нибудь изъ евангелія?
   -- Благодарю, теперь не могу слушать, -- я что-то хотѣлъ сказать.... да, дайте мнѣ воды.
   Когда Филиппъ напился, то, обернувъ лицо къ Гэю, вдругъ назвалъ его по имени.
   -- Гэй! сказалъ онъ:-- вамъ кажется, что я слишкомъ строго васъ судилъ? Повѣрьте, что я думалъ сдѣлать вамъ пользу.
   -- Не думайте, Филиппъ, о прошломъ, -- быстро возразилъ Гэй, чувствуя, что сердце ёго радостно забилось, услышавъ первое слово примиренія.
   -- А вы, не смотря на все это, были ко мнѣ такъ внимательны, -- продолжалъ съ усиліемъ больной, Если я останусь живъ, я вамъ докажу, какъ я умѣю васъ цѣнить, -- и онъ протянулъ Гэю свою исхудалую руку. Гэй, со слезами на глазахъ, крѣпко пожалъ ее. Онъ никогда не былъ такъ счастливъ какъ въ эту минуту.
   -- У сестры хранится мое духовное завѣщаніе, -- заговорилъ опять Филиппъ. Передайте ей мой поклонъ, ей -- и бѣдной Лорѣ. Голосъ его задрожалъ.
   Гэй поспѣшилъ ему подать снова воды.
   -- Вы и Эмми все для нея сдѣлаете, я увѣренъ. Не испугайте только ее, сказавъ вдругъ, что я умеръ. Ахъ! Гэй, вы не знаете! вѣдь мы ужъ давно тайно съ ней обручены.-- Гэй ничего не возразилъ, но Филиппъ замѣтилъ, что это его очень удивило.
   -- Это дурно, я знаю, но она ни въ чемъ не виновата, -- произнесъ онъ почти шепотомъ. Я теперь говорить не въ состояніи; буду живъ, все разскажу. Если умру -- поберегите ее!
   -- Даю вамъ слово, свято исполнить вашу просьбу, отвѣчалъ Гэй, со слезами на глазахъ.
   -- Бѣдная Лора! произнесь больной и замолчалъ. Черезъ минуту онъ повернулъ голову къ Гэю.-- Прочитайте мнѣ что нибудь, сказалъ онъ тихо. Гэй открылъ библію и читалъ до тѣхъ порть, пока Филиппъ не заснулъ.
   Когда Арно пришелъ замѣнить Гэя, онъ отправился къ своей женѣ.
   -- Эмми! сказалъ онъ, входя къ ней съ сіяющимъ, отъ радости, лицомъ.-- Мы объяснились съ Филиппомъ.
   -- Значитъ, вы примирились совершенно, отвѣчала Эмми, увидѣвъ, по лицу мужа, что дѣло идетъ хорошо: -- лучше ли ему?
   -- Не совсѣмъ еще; пульсъ высокъ, но сознаніе вернулось. Говоритъ онъ спокойно и ясно все понимаетъ. Будь, что Богу угодно, но я радъ, что мы наконецъ объяснились.
   Они сѣли завтракать вдвоемъ. За чаемъ Гэй опять заговорилъ о Филиппѣ.
   -- Знаешь ли, что меня удивило, Эмми, -- сказалъ онъ. Ты ничего не слыхала о любви Лоры и Филиппа?
   -- Я знаю, что сестра любитъ его и всегда была его любимицей. А что? неужели онъ, бѣдный, былъ влюбленъ въ нее все это вреля?
   -- Филиппъ сказалъ мнѣ, что Лора давно уже дала ему тайно слово.
   -- Кто? Лора дала ему тайно слово? повторша Эмми.-- Быть не можетъ, Гэй, онъ вѣрно бредилъ, говоря это.
   -- И я такъ прежде думалъ, но по всему видно, что онъ былъ въ полномъ сознаніи. Много говорить онъ не могъ, но я все-таки понялъ, что онъ проситъ насъ не обвинять Лоры и, говоря объ ней, онъ сильно растрогался. Онъ упрашивалъ меня не пугать ее, сказавъ вдругъ, что онъ умеръ, и разсуждалъ обо всемъ такъ же ясно, спокойно, какъ и теперь. Нѣтъ. Эмми, онъ не бредилъ!
   -- Не понимаю! возразила Эмми, -- но мнѣ сдается, что все это могло быть только слѣдствіемъ бреда. Люди въ сильной горячкѣ, часто смѣшиваютъ фантазіи съ дѣйствительностью. Немудрено, если онъ въ самомъ дѣлѣ любилъ Лору, и ему представилось, что они тайно обручены. Бѣдный Филиппъ! воображаю, что онъ перестрадалъ все это время, скрывая свою привязанность. Нѣтъ, я увѣрена, что онъ просто бредиль ею въ бреду, упрекалъ себя въ томъ, въ чемъ совсѣмъ не былъ виноватъ.
   -- Не знаю, -- сказалъ Гэй: -- онъ передавалъ это мнѣ такъ просто, что я не могъ не повѣрить. Неужели въ предсмертномъ бреду намъ кажется, что мы дѣйствительно согрѣшили въ томъ, въ чемъ мы были грѣшны только помышленіемъ. О Господи! заключилъ онъ, вставая со стула и подходя къ окну:-- если все это такъ, то въ часъ смертный мой избави мя и защити.
   -- Подождемъ, впрочемъ, -- произнесъ, онъ вздохнувъ и подходя опять къ Эмми:-- современемъ мы все узнаемъ.
   -- Я не могу себѣ представить, чтобы Лора могла смолчать и не открыться во всемъ папа, замѣтила Эмми.
   -- А помнишь, какъ она плакала въ день нашей свадьбы и все твердила, что она несчастная? возразилъ Гэй.-- Впрочемъ я готовъ не вѣрить этому, тѣмъ болѣе что я не желаю поколебать своего мнѣнія о сестрѣ и о Филиппѣ въ особенности. Пойду-ка я опять къ нему, сказалъ онъ, цѣлуя жену.-- Надо Арно отпустить завтракать.
   Эмми долго сидѣла одна и, размышляя о случившемся, невольно отдавала справедливость честному, открытому характеру своего мужа, который ни разу не поставилъ ее въ неловкое положеніе ни передъ семьей, ни передъ свѣтомъ.-- Мнѣ никогда не сумѣть сдѣлаться достойной его, -- говорила она съ улыбкой, вспоминая кроткое, нѣжное выраженіе лица Гэя, когда онъ уходилъ.-- Нѣтъ, такихъ людей, какъ мой мужъ, нѣтъ на свѣтѣ.
   Весь этотъ день Эмми хлопотала по хозяйству; передъ вечеромъ она усѣлась у себя въ комнатѣ, у открытаго окна, не зная за что приняться. Снизу, изъ спальни больнаго, долетали до нея несвязныя слова, стоны и даже крики. Филиппъ опять забредилъ и жаръ его увеличился. Книга и работа валились изъ рукъ Эмми, писать домой она не имѣла духу. У нея сердце сжималось при одномъ воспоминаніи, каково Лорѣ читать ея письма, гдѣ она нерѣдко выражалась очень откровенно на счетъ Филиппа.
   Почти передъ обѣдомъ пріѣхалъ докторъ. Больной утихъ, внизу не слышно было уже ни одного звука. Стемнѣло; Арно принесъ свѣчи съ докладомъ, что капитанъ впалъ въ забытье. Явился докторъ и спросилъ себѣ кофе. На вопросъ лэди Морвиль, каковъ больной, онъ отвѣчалъ, что горячка слабѣетъ, но что силы больнаго падаютъ; если онъ выздоровѣетъ, то всѣмъ будетъ обязанъ своему крѣпкому тѣлосложенію и заботливости сэръ Гэя.
   Гэй не приходилъ на верхъ. Въ 11 часовъ ночи онъ написалъ карандашемъ, на клочкѣ бумажки, слѣдующій бюллетень своей женѣ.
   -- Пульса почти нѣтъ; обморокъ похожій на смерть; докторъ говоритъ, что это продолжится нѣсколько часовъ; но ложись спать; дамъ знать, если что случится!
   Эмми повиновалась мужу, она немедленно легла въ постель; но отъ сильнаго волненія не могла заснуть. Утромъ на зарѣ она проснулась, въ комнатѣ царствовалъ полумракъ. По корридору слышались осторожные шаги, и замокъ двери, ведущей въ уборную Гэя, тихо щелкнулъ. -- все кончено! подумала Эмми. Живъ или умеръ? Сердце ея сильно забилось, когда она услыхала, что мужъ идетъ къ ней въ спальню. -- Я не сплю! сказала она громко. Гэй подошелъ къ постели. Профиль его рѣзко обозначился противъ свѣта отъ окна. Эмми старалась разсмотрѣть выраженіе лица мужа; онъ былъ весь въ слезахъ и глаза его распухли.
   -- Филиппъ будетъ живъ! сказалъ онъ тихимъ, дрожащимъ голосомъ.-- Поблагодаримъ Господа Бога, Эмми.-- Онъ теперь спитъ покойно и пульсъ сталъ крѣпче. Обморокъ его былъ ужасенъ; докторъ все время держалъ ее за руку и назрачалъ мнѣ минуты, когда давать лекарство. Я раза два думалъ, что все кончено; докторъ только сейчасъ объявилъ, что опасность миновалась.
   -- Боже! какъ я рада! воскликнула Эмми.-- Что онъ, опомнился? можетъ говорить?
   -- Да, онъ очнулся, но слабъ дотого, что не только говорить, но даже смотрѣть долго не можетъ. Зато какъ взглянетъ на меня, то всегда очень ласково. Ну, Эмми, это утро принесло намъ большое счастіе.
   -- Мнѣ кажется, что ты сегодня счастливѣе даже, чѣмъ былъ въ Рэдклифѣ, послѣ бури, -- замѣтила Эмми.
   -- Еще бы! Тогда мнѣ только блеснуло утѣшеніе, это былъ, такъ сказать, первый лучъ моего настоящаго блаженства. Эмми! Эмми! Богъ осыпалъ меня такимъ благомъ, о которомъ я и мечтать не смѣлъ. Мнѣ не подъ силу такое полное счастіе, тѣмъ болѣе что я недостоинъ его. Право, ужь не послалъ ли мнѣ его Господь, какъ испытаніе.
   Слова мужа тронули Эмми до глубины сердца. Она не могла уже спать и лежа все думала.
   -- Да, -- говорила она мысленно: -- Гэй можетъ быть, правъ: на землѣ полнаго счастія не существуетъ, а у насъ съ нимъ до сихъ поръ еще горя не было....
  

ГЛАВА XVII.

   Въ эту ночь совершился кризисъ горячки у Филиппа. Онъ былъ дотого слабъ, что не только поднять головы, но даже пошевелиться не былъ въ состояніи, и говорилъ не иначе какъ шепотомъ; но жаръ и бредъ прекратились и сильная его натура видимо помогала выздоровленію. Съ каждымъ днемъ больной дѣлался крѣпче, много сналъ и просыпаясь чувствовалъ себя очень хорошо. Первой его заботой было попросить Гэя, увѣдомить поскорѣе полковника Дэна о его болѣзни, потому что срокъ его отпуска давно уже прекратился. О Гольуэлѣ онъ не умомянулъ ни слова, вслѣдствіе чего Эмми продолжала утѣшаться надеждою, что все высказанное Филиппомъ въ горячкѣ было пустымъ бредомъ. Послѣ кризиса больной сдѣлался необыкновенно привѣтливъ; онъ теперь какъ ребенокъ повиновался Гэю, совсѣмъ иначе принималъ его услуги. Онъ постепенно тревожился за Гэя, боясь, чтобы тотъ не слишкомъ себя утомилъ, ухаживая за нимъ. Однажды вечеромъ, Гэй, сидя въ комнатѣ больнаго, писалъ какое-то письмо. Филиппъ лежалъ тутъ же на постели и повидимому спалъ.
   -- Вы пишете въ Гольуэль? спросилъ онъ вдругъ, открывая глаза.
   -- Да, -- отвѣчалъ Гэй:-- я пишу къ Шарлоттѣ; письмо пойдетъ завтра утромъ, не хотите ли что ей передать?
   -- Нѣтъ, ничего! отвѣчалъ больной и слегка вздохнулъ. Скажите правду, Гэй, -- началъ онъ, помолчапъ немного:-- говорилъ я что нибудь въ бреду о Лорѣ?
   -- Да, говорили, -- сказалъ Гэй, и положилъ перо на столъ.
   -- Я такъ и думалъ, но ничего не помню теперь; неужели я многое высказалъ?
   -- Напротивъ, васъ можно было съ трудомъ понять. Вы бредили больше по-итальянски и все поминали Стэйльгурстъ. О Лорѣ вы заговорили въ первый разъ наканунѣ кризиса.
   -- Теперь всполнилъ. Значитъ, я проговорился, и вы все узнали. Мнѣ больно одно, что теперь всѣ на нее нападутъ, а она, бѣдная, такъ сильно разсчитывала на мое молчаніе.
   Филиппъ умолкъ; но по всему лицу его было замѣтно, что онъ сильно взволнованъ. Гэй началъ ласкать его и кротко уговаривать.
   -- Я долженъ вамъ объяснить все дѣло, Гэй, сказалъ больной, успокоившись немного.-- Не осуждайте Лоры! Это случилось три года тому назадъ, когда вы только-что поселились въ Гольуэлѣ. Я былъ первымъ другомъ ея. Мнѣ показалось..... что? объ этомъ говорить не буду, но вышло такъ, что я долженъ былъ посовътовать Лорѣ быть осторожнѣе. Я ошибся, правда: опасность, грозившая ей, по моему мнѣнію, оказалась ложной. Но по этому случаю у насъ завязался откровенный разговоръ съ Лорой, я выдалъ себя, свою любовь къ ней, и опомнился тогда, когда уже было поздно. Мы были оба молоды, увлеклись и объяснились, сами того не замѣчая. Конечно, скрывать этого не слѣдовало, но подумайте, что бы вышло, если бы мы не скрыли своей любви? Мнѣ запретили бы ѣздить къ Эдмонотонамъ, и если бы даже современемъ насъ и простили, чего бы мы не выстрадали до сихъ поръ! Богъ знаетъ, что бы еще случилось. Ахъ, Гэй! продолжалъ онъ дрожащимъ голосомъ: хоть бы вы мнѣ сказали, что пишутъ изъ Гольуэля! Какъ переносла Лора извѣстіе о моей болѣзни?
   -- Мистриссъ Эдмонстонъ писала къ Эмми, отвѣчалъ Гэй:-- тотчасъ по полученіи извѣстія о вашей болѣзни, но объ Лорѣ она ничего не поминала.
   -- У Лоры характера много, она все вынесетъ молча, но я бы желалъ все-таки знать, какъ она себя чувствовала въ послѣднее время, узнавъ, что я болѣнъ? тетушка ничего не пишетъ объ этомъ?
   -- Ровно ничего. Хотите, я спрошу ея письмо у Эмми?
   -- Не нужно, не ходите; я кончу то, что хотѣлъ вамъ разсказать. Мы съ Лорой не помолвлены, нѣтъ, мы только объяснились въ любви и я просилъ ее сохранить это втайнѣ. Сознаюсь, до сихъ поръ я обманывалъ себя, воображая, что Лора свободна, что я ее не связалъ даннымъ словомъ; но, стоя лицомъ къ лицу со смертью, я понялъ свою ошибку, принялъ твердое намѣреніе исправить'ъ ее. Я открою самъ тайну, сниму съ Лоры обѣтъ молчанія, такъ сильно ея тяготившій. Я хотѣлъ-было подождать, когда меня произведутъ въ слѣдующій чинъ, чтобы имѣть болѣе права просить ея руки; но теперь напишу къ ея отцу, какъ только окрѣпну немного, и признаюсь во всемъ. Боюсь одного, чтобы тяжесть его гнѣва не обрушилась на одну Лору.
   -- Развѣ вы не знаете, какой онъ добрый и какъ скоро у него проходить сердце? -- возразилъ Гэй.
   -- Пусть онъ покрайней на виноватаго сердится, а не на Лору. Вы говорили мнѣ, кажется, что она похудѣла и упала духомъ.
   -- Зачѣмъ вы не дома! Эмми утѣшила бы ее и успокоила, -- тоскливо замѣтилъ Филкппъ.
   -- Мы уѣдемъ, лишь только вы окрѣпнете, ласково говорилъ Гэй.-- Поѣзжайте къ намъ, въ Рэдклифъ, мистеръ Эдмонстонъ долго сердиться не въ состояніи; какъ только его гнѣвъ остынетъ, вы тотчасъ явитесь къ нему и получите прощеіне.
   -- Я готовъ все выстрадать, лишь бы спасти ее, со вздохомъ отвѣчалъ Филиппъ.-- Боже мой! сколько препятствій къ нашему браку. Вы не знаете, Гэй, что такое бѣдность: вѣдь это преграда къ счастію, помѣха всему....
   -- Перестаньте говорить, вы очень утомлены, -- сказалъ Гэй: -- замѣтивъ, что нервное раздраженіе Филиппа увеличивается.-- Вамъ нужно стараться поскорѣе оправиться и уѣхать съ нами домой. Не приходите въ отчаяніе, дѣло ваше еще не проиграно, мы съ Эмми рѣшили, что часть состоянія ея достанется Лорѣ и Шарлоттѣ; впрочемъ, теперь нечего объ этомъ толковать, вы ужъ черезчуръ много говорите сегодня.
   Филиппъ былъ дотого слабъ, что не могъ ясно сообразить, что именно такое сказалъ ему Гэй; но слова его: дѣло ваше еще не проиграно очень его успокоили; онъ замолчалъ, повернулся и закрылъ глаза. Гэй побѣжалъ къ женѣ:-- Эмми, сказалъ онъ ей грустно, -- я все узналъ: то, что мы думали о Лорѣ, -- справедливо.
   -- Теперь я вижу, что Чарльзъ умнѣе всѣхъ насъ! воскликнула Эмма.
   -- А что? Развѣ онъ что-нибудь подозрѣвалъ? съ изумленіемъ спросилъ Гэй.
   -- Не знаю, но братъ часто говорилъ, что Лора умна не но лѣтамъ, что рано или поздно природа возьметъ свое и что сестра, какъ онъ выразился, выкинетъ какую-нибудь штуку. Филиппъ, значитъ, во всемъ тебѣ признался? сказала Эмми.
   -- Да, дорого ему стоило признаніе, но онъ открыто, благородно высказался. Онъ собирается даже написать объ этомъ твоему отцу.
   -- Такъ это правда? Какъ мама будетъ огорчена! воскликнула Эмми.-- Не думаю, чтобы имъ позволили жениться. Бѣдная Лора! Каково ей было слушать все, что говорилось у насъ о Филиппѣ. И онъ-то хорошъ! еще позволяетъ себѣ другихъ учить и осуждать. Это ужасно!
   -- Бѣдность заставляетъ человѣка рѣшиться на то, на что онъ никогда бы не рѣшился при другихъ обстоятельствахъ, -- задумчиво сказалъ Гэй.
   -- Не извиняй его, мой милый, -- возразила Эмми. Не грѣхъ ли ему было сдѣлать Лору несчастной и заставить ее рѣшиться на такую непозволительную вещь. Бѣдная моя сестра! немудрено, если она была сама не своя. Нѣтъ, я рѣшительно не могу простить Филиппа, заключила Эмми со слезами на глазахъ.
   -- Ты простишь ему все, когда увидишь, какъ онъ перемѣнился и постарѣлъ, -- замѣтилъ Гэй.-- Его узнать нельзя, я увѣренъ, что его лицо тебя поразитъ, когда ты завтра пойдешь къ нему съ визитомъ. Докторъ говоритъ, что теперь его болѣзнь не прилипчива.
   -- Я все время буду думать о Лорѣ, глядя на него, -- сказала Эмми.
   -- Да, тяжело было бы ей смотрѣть теперь на Филиппа. Однако, Эмми, что жъ ты думаешь сдѣлать, если я перевезу его къ намъ въ Рэдклифъ? Ты съ нами останешься или отправишься въ Гольуэль, утешать Лору? спросилъ Гэй.
   -- Я поѣду отъ тебя тогда только, когда ты меня прогонишь, -- возразила Эмми. Но какъ же ты собираешься привезти къ себѣ больнаго гостя, когда мы еще не знаемъ, есть ли крыша на нашемъ домѣ или нѣтъ? Кстати о больномъ: что онъ теперь дѣлаетъ?
   -- Онъ большую часть дня спитъ, отвѣчалъ Гэй.
   -- Не мѣшало бы и тебѣ хорошенько выспаться, вѣдь ты 2-хъ часовъ не заснулъ послѣ безсонной ночи, нѣжно замѣтила Эмми.
   -- Я начинаю думать, что сна не существуетъ, шутя сказалъ Гэй. Я очень хорошо обхожусь безъ него.
   -- Ты такъ думаешь? По Шэнъ никогда не нашелъ бы твоей головы прекрасной съ этими багровыми пятнами подъ глазами. Похожъ ли ты теперь на сэръ Галахода? Нѣтъ, мой другъ, поди лягъ, я тебѣ почитаю что нибудь, можетъ ты и заснешь.
   -- Пойдемъ лучше погуляемъ, возразилъ Гэй: --тіенерь такъ прохладно, хорошо.
   Во время прогулки, они вдвоемъ обсудили очень серьезно положеніе Лоры и Филиппа, и рѣшились употребить всѣ усилія, чтобы отвратить отъ нихъ гнѣвъ отца, примирить обоихъ со всей семьей и помочь имъ существеннымъ образомъ, пока Филиппъ будетъ подвергнутъ неизбѣжному остракизму. Эмми тревожилась болѣе всего за мать, зная, что ея нѣжное, любящее сордце съ трудомъ перенесетъ обманъ своего любимца Филиппа.
   На слѣдующій день, было воскресеніе; погода стояла великолѣпная; свѣжій сентябрскій вѣтеръ дулъ слегка изъ-за горъ и придавалъ воздуху какой-то особенный ароматъ. Эмми и Гэй чувствовали непонятную отраду на сердцѣ; имъ казалось, что мимо ихъ пропронеслась грозная туча и настали ясные дни. Эмми принарядилась, по просьбѣ мужа, передъ тѣмъ какъ ей идти къ Филиппу. Оня велѣла себѣ приготовить кисейное платье, убранное бѣлыми лентами, вынула завѣтный браслетъ, подаренный ей Чарльзомъ, и серебряную, рѣзную, миланскую брошку, послѣдній подарокъ Гэя, одѣлась и сѣла у окна, любуясь на живописныя группы итальянцевъ, спѣшившихъ къ обѣдни. Мысленно Эмми перенеслась въ далекую Англію, и ей живо представилась, какъ дома проводятся воскресные дни.
   -- Ну, наконецъ-то! сказалъ Гэй, входя къ ней въ комнату.-- Филиппъ измучился, приготовляясь тебя встрѣтить. Я его шутя дразнилъ, что онъ ждетъ вѣрно королеву, а не madame Amabel Morvile.
   Гэй повелъ жену внизъ, отворилъ дверь, ведущую въ комнату больнаго, и громко доложилъ: Лэди Морвиль! имѣю честь ее представить.
   Эмми взглянула на Филиппа и убѣдилась, что мужъ сказалъ правду: онъ страшно измѣнился. Филиппъ былъ совершенно блѣденъ, щеки его впали, лобъ отъ худобы и отъ рѣдкихъ волосъ сдѣлался еще больше. Глаза у него совсѣмъ провалились и, окруженные темными кругами, казались огромными. Онъ сидѣлъ въ постели, окруженный подушками, но дотого былъ слабъ и такъ тихо говорилъ, что Эмми стало жаль его видѣть. Онъ протянулъ ей блѣдную, худую руку, на которой ясно обозначались синія жилы, и отрывистымъ голосомъ произнесъ:
   -- Здравствуйте, Эмми! мы объяснились съ Гэемъ, онъ совершенно правъ. Простите, что я отравилъ ваше путешествіе своей болѣзнью.
   -- Вы не успѣли отравить его, потому что выздоровѣли, -- отвѣчала Эмми, стараясь улыбнуться, между тѣмъ какъ слезы душили ея горло, -- такъ ей было жаль Филиппа.
   -- Гэй, вы вѣдь мой церемонійместеръ, -- продолжалъ Филиппъ, приподнимая немного голову съ подушки:-- распорядитесь, чтобы вашей женѣ подали кресло.
   Эмми смѣясь усѣлась подлѣ постели, между тѣмъ какъ самъ Филиппъ не спускалъ съ нея глазъ; онъ любовался ею какъ свѣжимъ цвѣткомъ.
   -- Что это на васъ вѣнчальное платье, Эмми? спросилъ онъ.
   -- О нѣтъ! мое вѣнчальное платье было шелковое, покрытое кружевами, -- возразила она.
   -- Какая вы сегодня хорошенькая, точно невѣста.
   -- Вотъ тебѣ и комплиментъ, моя старушка, сказалъ Гэй, смотря на нее съ гордостью. А пора ужъ перестать звать тебя невѣстой, ты ужъ въ Мюнхенѣ являлась на балѣ въ дамскомъ туалетѣ.
   -- Довольно мнѣ и одного бала, -- зэмѣтила Эмми улыбаясь.
   -- Ну, нѣтъ, -- возразилъ Филиппъ: -- вамъ предстоитъ еще много баловъ по возвращеніи домой.
   -- Хорошо, что вы тамъ со всѣми знакомы, сказала Эмми, -- вы хоть намъ поможете.
   -- Пожалуй; но мы еще посмотримъ, что будетъ, отвѣчалъ онъ.
   -- Да, надо еще подождать, чтобы вы совсѣмъ оправились, замѣтилъ Гэй. -- Мы поѣдемъ домой не спѣша, будемъ часто останавливаться, отдыхать. Вы у меня просто молодцомъ стали эти послѣдніе дни. Эмми, какъ ты его находишь? спросилъ онъ, обращаясь къ женѣ съ торжествующимъ видомъ, точно блѣдный скелетъ въ видѣ человѣка, лежавшій передъ ними на постели, дѣйствительно былъ молодецъ.
   -- Я нахожу, что Филиппъ теперь довольно поправился, -- сказала робко Эмми, боясь выдать свои мысли.
   -- Мнѣ нечего ждать комлиментовъ. Я сегодня самъ себя испугался, когда посмотрѣлся въ зеркало, шутя замѣтилъ Филиппъ.
   -- Жаль, что вы себя недѣлю тому назадъ не видали, говорилъ Гэй, покачавъ головою. Я знаю одно, что докторъ-французъ, глядя на васъ, говорилъ, что вы быіи на волосъ отъ смерти: такъ сильна была у васъ горячка. Да что объ этомъ говорить, разскажите-ка лучше Эмми, куда вы пошли, разставшись съ нами, и какъ вы сюда понали?
   -- Я отправился, какъ хотѣлъ, въ Вильшечиненскія горы, -- отвѣчалъ Филиппъ. Дорогой я почувствовалъ ломъ въ ногахъ. Приписывая все это усталости и быстрымъ перемѣнамъ атмосферы, я хотѣлъ переломить себя и добраться до Виченцы; но дойдя до двѣрей отеля, я почувствовалъ, что у меня голова путается, что я забываю итальянскій языкъ, и я началь твердить все одну и туже фразу. Помню, что меня уложили въ какую-то душную каморку и что тамъ на меня напалъ страхъ, какъ бы не умереть одному, на чужой сторонѣ. Затѣмъ я вдругъ услыхалъ англійскій языкъ, и Богъ послалъ мнѣ добрую сидѣлку въ Гэѣ.
   Разсказъ этотъ утомилъ больнаго. Гэй велѣлъ принести ему поскорѣе бульону. Съ этихъ поръ Эмми начала раздѣлять труды мужа. Они вмѣстѣ заботились обо всемь, даже о столѣ больнаго, и лично наблюдали за приготовленіями различныхъ вкусныхъ кушаній для него. Странно было видѣть, что Филиппъ, человѣкъ съ такимъ независимымъ, гордымъ характеромъ, лежалъ теперь точно слабый ребенокъ, безпрекословно подчиняясь каждому приказанію Гэя.
   По утрамъ, мужъ и жена читали больному вслухъ различные отрывки изъ библіи, и Эмми казалось, что никогда голосъ Гэя не явучалъ такъ торжественно, какъ при чтеніи плача Іереміи.
   Однажды, по окончаніи чтенія, молодыхъ супруговъ позвали на верхъ обѣдать. Филиппъ протянулъ руку Эмми и тихо замѣтилъ ей:-- Я теперь только оцѣнилъ, что значитъ имѣть такой голосъ какъ у Гэя. Ему только за больными и ходить, когда мнѣ было хуже, я слышать другаго голоса, кромѣ его, не могъ, а ужъ такъ читать, какъ онъ читаетъ -- право, никто не можетъ!
   -- Ты слышалъ, что Филиппъ говорилъ мнѣ о твоемъ голосѣ, сказала Эмми, когда они ушли съ мужемъ къ себѣ.-- Дорого бы я дала послушать снова, какъ ты поешь. Боже мой! когда это опять случится!
   -- Погоди, дай ему съ силами собраться, замѣтилъ Гэй:-- я боюсь раздражить его нервы. А мы теперь вотъ что сдѣлаемъ, душа моя, сказалъ онъ, Филиппъ будетъ долго спать, а мы съ тобой покамѣстъ погуляемъ въ рощѣ.
   День былъ ясный, свѣжій, и они вплоть до вечера наслаждались прогулкой.
   -- Помнишь, Гэй, -- сказала Эмми, -- какъ ты грустно опредѣлилъ однажды слово счастіе, играя съ нами въ Гольуэлѣ: ты сказалъ, что счастіе это лучъ изъ другаго міра, блеснувшій на мгновеніе и потомъ исчезнувшій. Неужели ты не измѣнилъ этого опредѣленія теперь?
   -- Счастіе это лучъ, который блеститъ тѣмъ ярче, чѣмъ ближе на него смотримъ, -- задумчиво отвѣчалъ Гэй.
   Они сѣли подъ тѣнью большаго дерева; передъ ихъ глазами виднелись темныя горы со снѣжными вѣнцами, терявшимися въ синевѣ небесь. Кругомъ все было тихо, а вдали потухала вечерняя заря.
   -- Вотъ бы теперь тебѣ спѣть что нибудь, -- сказала Эмми.-- Филиппъ далеко, не услышитъ. Споемъ вечерній псаломъ.
   Два свѣжихъ голоса раздались въ вечерней тишинѣ. Гэй и Эмми запѣли 29 псаломъ Давида. Начинало темнѣть, вдругъ изъ-за горъ поднялась черная туча и внезапный ударъ грома покатился эхомъ по долинѣ. Они смолкли, чувствуя, что передъ голосомъ Божіимъ ничтоженъ языкъ человѣческій. Гэй взялъ жену подъ руку и они вмѣстѣ отправились домой. Ночь застигла ихъ на дорогѣ, громъ продолжалъ гремѣть вдали, между тѣмъ какъ молодой мѣсяцъ серебрилъ снѣжныя вершины горъ и накинулъ таинственный покровъ на темныя ущелья и скалы. Тучи свѣтящихся жуковъ сыпались съ деревьевъ на траву.
   -- Жаль идти въ комнаты, -- сказала Эмми.
   Арно думалъ иначе; онъ вышелъ уже искать ихъ, говоря, что въ этой мѣстности ночная сырость очень опасна, и Гэй сознался, что, не смотря на очарователиную прогулку, онъ чувствуетъ страшную усталость во всемъ тѣлѣ.
  

ГЛАВА XVIII.

   Утомленіе, которое почувствовалъ Гэй наканунѣ, отозвалось у него на слѣдующее утро болью въ головѣ и во всемъ тѣлѣ. Однако онъ пошелъ съ женою внизъ, къ Филиппу, и старался по обыкновенію занимать больнаго. Эмми вскорѣ ушла писать письма и онъ остался глазъ на глазъ съ Филиппомъ, который принялся развивать свою любимую тему, какъ онъ устроитъ свою карьеру въ будущемъ. Ему хотѣлось занять мѣсто въ Рэдклифскомъ округи, и онъ надѣялся, черезъ протекцію лорда Торндаля, получить тамъ званіе начальника констэблей. Это мѣсто представляло Филиппу возможность пріобрѣсти самостоятельное положеніе и онъ могъ тогда смѣлѣе разсчитывать на руку Лоры. Гэй имѣлъ очень мало знакомыхъ въ околодкѣ и потому едва ли бы могъ быть ему полезенъ. Не смотря на это, онъ внимательно слушаль говорившаго, хотя съ трудомъ понималъ его, и вернувшись на верхъ къ женѣ, онъ очень досадовалъ, что былъ такъ молчаливъ съ Филиппомъ. Дѣло было въ томъ, что у него голова сильно кружилась и онъ два раза принимался дремать, пока больной говорилъ.
   -- Я тебѣ давно твержу, сказала Эмми:-- что сонъ возьметъ свое. Поди, лягъ, а то ты никуда не будешь годиться. Гэй послушался добраго совѣта, проспалъ часа два сряду и проснулся гораздо свѣжѣе, такъ что онъ могъ просидѣть весь вечеръ внизу.
   На слѣдующій день онъ всталъ очень поздно и, замѣтивъ, что проспалъ, вскочилъ и побѣжалъ въ уборную; но минутъ черезъ пять онъ вернулся въ спальню, весь блѣдный и качаясь, упалъ на постель. Эмми бросилась къ нему съ вопросомъ: что съ нимъ?
   -- Не бойся, у меня только голова кружится, -- вотъ и прошло!... отвѣчалъ онъ, стараясь подняться отъ подушки, но силы ему измѣнили и онъ опять упалъ.
   -- Лежи, Бога ради, спокойно! возразила Эмми: -- болитъ у тебя голова?
   -- Болитъ!
   -- Какая она у тебя горячая, -- продолжала она, прикладывая руку къ его лбу.-- Въ виски такъ и бьетъ. Ты вѣрно простудился гуляя. Не вставай, дорогой мой, тебѣ хуже будетъ.
   -- Мнѣ нужно идти къ Филиппу, -- говорилъ Гэй, силясь встать; но голова у него дотого кружилась, что онъ не могъ удержаться на ногахъ.
   -- Не вставай, прошу тебя, -- умоляла Эмми, когда онъ немного оправился.-- Я пойду сама къ Филиппу. Лежи смирно, я принесу тебѣ чашку чаю.-- Въ слѣдующей комнатѣ на столѣ уже былъ приготовленъ завтракъ. Отъ чаю Гэй отказался, отослалъ жену внизъ и далъ ей наставленіе, что приготовить для Филиппа. Тотъ, въ свото очередь, очень изумился, увидавъ Эмми вмѣсто ея мужа, и извѣстіе о томъ, что Гэй нездоровъ, сильно его встревожило.
   -- Онъ изъ силъ, бѣдный, выбился, -- говорилъ больной дрожащимъ голосомъ. Немудрено, шутка-ли, столько времени онъ за мной ходилъ! -- Эмми поставила передъ нимъ все нужное для завтрака и онъ принялся ѣсть молча. Видно было, что ему тяжело принимать услуги отъ Эмми.
   -- Гэй моя няня, -- сказалъ онъ нѣсколько времени спустя: -- я къ нему дотого привыкъ, что мнѣ трудно безъ него. Вамъ, Эмми, никогда ужъ не придется сказать теперь, что я не умѣю цѣнить вашего мужа!
   -- Полноте, вамъ вредно разстроивать себя, -- возразила ласково молодая женщина, видя, что у Филиппа слезы на глазахъ. У нея у самой было сердце не на-мѣстѣ, такъ сильно хотѣлось ей уйдти поскорѣе къ мужу, а между тѣмъ Филиппъ отъ слабости едва двигалъ руками и ей нельзя было оставить его одного.
   Она нашла Гэя уже раздѣтымъ и въ постели. По его приказанію, Эмми пошла завтракать сама, но вскорѣ вернулась. Ей показалось, что у мужа жаръ, все лицо его было красно и кровь въ вискахъ такъ и стучала.
   -- Эмми, -- сказалъ Гэй, пристально взглянувъ на жену: -- у меня горячка!
   Не сказавъ ему ни слова, Эмми взяла его за руку и стала считать удары пульса. Пульсъ билъ очень сильно. Она машинально встала, пошла въ другую комнату и, сѣвъ у стола, начала писать записку къ доктору-французу, приглашала его пріѣхать. Соображать она не была въ состояніи. Слова Гэя ошеломили ее, но она не потеряла бодрость духа. Забывъ о томъ, что у нея на рукахъ теперь, вмѣста одного, двое опасно больныхъ, изъ которыхъ одинъ ея безцѣнный мужъ; забывъ о своей молодости, неопытности, о страшномь горѣ, ей грозившемъ, Эмми твердила одно: теперь мнѣ не на кого надѣяться, кромѣ Бога, да будетъ же Онъ моимъ защитникомъ! и, вооружившись силою вѣры, она принялась исполнять должность сидѣлки около мужа и у постели Филиппа, кротко, безропотно, какъ всегда. Первый день прошелъ въ сильной тревогѣ; Гэй не терялъ сознанія, напротивъ, онъ былъ въ неестественномъ напряженіи и въ ожиданіи доктора пробовалъ на себѣ всѣ средства, оказавшія помощь Филиппу. Въ то же время онъ постоянно уговаривалъ Эмми не очень утомляться бѣготнею сверху внизъ, а самъ волновался говоря, что по милости его, Филиппъ будетъ заброшенъ. Больной метался по постели то въ ознобѣ, то въ жару и тревожно взглядывалъ на Эмми, безпрестанно требуя подать ему то одно, то другое лекарство. Она поправляла его одѣяло и подушки, подавала ему пить, угождала какъ умѣла, но Гэй не переставалъ волноваться.
   -- Какой я нетерпѣливый! сказалъ онъ наконецъ, видя, что бѣдная жена совсѣмъ выбилась изъ силъ. Стану лежать смирно! и онъ улыбнулся, когда Эмми начала его укладывать какъ ребенка. Дѣйствительно, полежавъ съ полчаса покойно, не шевелясь, Гэй уснулъ.
   Эмми нѣсколько успокоилась, но сонъ ея мужа былъ тревоженъ; жаръ во всемъ тѣлѣ усилился и дыханіе становилось тяжело. Горячка видимо овладѣвала Гэемъ. Писать объ этомъ домой у нея духу недоставало, она тайно надѣялась, что докторъ успокоитъ ее, сказавъ, что ничего опаснаго не предвидится. Эмми было непріятно даже отвѣчать на вопросы Филиппа, когда она къ нему завернула, и употреблять слово горячка, когда тотъ спросилъ, какіе признаки болѣзни у Гэя. Но по лицу и по глубокому вздоху Филиппа, она догадалась, что и его тревожитъ одна съ нею мысль:-- не заразился ли Гэй, ухаживая за нимъ.
   Наконецъ явился докторъ; скрывать было нечего, онъ прямо отвѣчалъ, что у милорда та же болѣзнь, что у monsieur, но что характеръ горячки слабѣе. Бреду не было. Гэй только все спалъ и когда докторъ его разбудилъ, онъ ясно, отчетливо отвѣчалъ на каждый его вопросъ и вообще былъ покоенъ. По уходѣ доктора, онъ съ слабой улыбкой взглянулъ на жену.
   -- Эмми! уговаривать тебя, чтобы ты не ходила за мной, было бы напрасно. Ты слышала, докторъ сказалъ, что у меня горячка не прилипчивая, и потому тебѣ бояться нечего, не оставляй же меня!
   -- Я очень рада этому -- отвѣчала Эмми.
   -- Только будь умница, -- возразилъ Гэй, -- не повреди себѣ. Дай мнѣ слово, что ты не будешь сидѣть всѣ ночи напролетъ подлѣ меня.
   -- Хорошо, что ты меня не гонишь отъ себя, грустно замѣтила Эмми.
   -- Жаль мнѣ тебя, дитя мое! съ печальной улыбкой продолжалъ Гэй.-- Шутка ли имѣть двоихъ больныхъ на рукахъ! Это крестъ Господень, прими его покорно; вѣдь ты давно обѣщалась переносить со мною всѣ скорби земныя, настала пора исполнить это обѣщаніе.
   Кроткое и вмѣстѣ грустное выраженіе лица придавало красотѣ Гэя какой-то особый характеръ. Эмми чувствовала, что ее притягиваетъ къ мужу не одна любовь, но какое-то глубокое уваженіе и даже страхъ, точно больной Гэй превратился въ неземное существо. Нагнувшись надъ нимъ, она смачивала его пылающую голову свѣжимъ одеколономъ, и когда спереди упрямые волосы начали безпрестанно падать ему на глаза, она, по приказанію мужа, отрѣзала непокорную волнистую прядь, которой Эмми и Шарлотта особенно любовались, говоря, что эта прядь есть термометръ расположенія духа Гэя. Онъ ее всегда теребилъ или приглаживалъ, смотря по тому, веселъ онъ былъ или грустенъ. Какъ ни жаль было Эмми посягать на прелестные волосы Гэя, она немедленно повиновалась и, срѣзавъ густую прядь на самомъ лбу, тщательно завернула ее и спрятала въ свой нессессеръ. Затѣмъ она прочитала мужу вслухъ псаломъ и онъ вскорѣ опять заснулъ.
   Дни проходили за днями, а горячка шла своимъ чередомъ; но Гэй не бредилъ. Онъ лежалъ по суткамъ въ тяжкомъ забытьи, и молодая жена его не отходила отъ постели больнаго, пока ее не звали внизъ, чтобы покормить Филиппа или получить письма съ почты. Какъ только наступала ночь, ее смѣнялъ Арно, а сама она уходила спать въ сосѣднюю комнату. Послѣднее было ей очень тяжело, она охотно просидѣла бы до утра, но сознавая, что болѣзнь Гэя будетъ продолжительна, она боялась потерять силы и сдѣлаться безполезной. Въ комнату къ мужу Эмми входила не иначе какъ съ кроткой улыбкой. Онъ часто отсылалъ ее къ Филиппу, но она скоро возвращалась, зная, что безъ нея Гэй всегда былъ въ волненіи, и его радостное выраженіе лица при ея входѣ, ясно говорило, что онъ только при ней и оживаетъ немного. Филиппъ, въ свою очередь, искренно сѣтовалъ, что онъ, вмѣсто того, чтобы помочь Эмми, самъ служилъ ей бременемъ. Ему совѣстно было вспоминать прежнее свое самолюбіе и твердое убѣжденіе, что ему никогда не придется прибѣгать къ чужой помощи; Эмми, почти ребенокъ по лѣтамъ, служила ему теперь нянькой, и онъ безпомощный, слабый не могъ двигаться съ мѣста безъ тего, чтобы не опереться на ея руку. Не смотря на то, что Гэй отнималъ почти весь день у Эмми, Филиппъ не чувствовалъ недостатка ни въ чемъ. Все нужное подавалось ему во время, и Анна, Арно и старуха сидѣлка, итальянка, всегда были у него подъ рукою. Большую же часть времени Филиппъ все-таки оставался одинъ; окруженный книгами и газетами. онъ принимался иногда ихъ перелистывать, но слабость глазъ и недостатокъ соображенія отнимали у него охоту заниматься чтеніемъ. Онъ больше лежалъ и думалъ. Гэй поглощалъ всѣ его чувства. Стыдъ за прошлое, угрызенія совѣсти и горькая тоска при мысли, что если Гэй, оклеветанный имъ, оскорбленный, погибнетъ жертвою своего самоотверженія къ нему! Все это пугало Филиппа день и ночь. Онъ готовъ былъ искренно просить у Гэя прощенія за все зло, которое онъ ему сдѣлалъ, и молилъ объ одномъ, чтобы Господь сохранилъ ему жизнь,
   На десятый день, послѣ того какъ Гэй заболѣлъ, Филиппъ нашелъ возможность одѣться и выйдти въ слѣдующую комнату, гдѣ Эмми обѣщала отобѣдать вмѣстѣ съ нимъ. Когда онъ легъ на диванъ, то его худоба показалась еще ужаснѣе. Процессъ одѣванія его очень утомилъ и онъ во время обѣда молчалъ. Эмми какъ нарочно чувствовала себя въ хорошемъ расположеніи духа, Гэй спалъ хорошо въ эту ночь, жаръ его уменьшался, онъ немного покушалъ и шутя увѣрялъ жену, что ему нужно только подышать Рэдклифскимъ воздухомъ, чтобы совсѣмъ поправитьса. Онъ очень обрадовался, услыхавъ, что Филиппъ всталъ съ постели.
   Послѣ обѣда Эмми ушла на верхъ и вернулась часа черезъ полтора. Каково было ея удивленіе, когда она застала Филиппа съ перомъ къ рукѣ; онъ только-что кончилъ какое-то письмо, и измученный, сидѣлъ облокотившись локтемъ на столъ. Лицо его было очень блѣдно, глаза тусклы и губы выражали страданіе.
   -- Неужели у васъ достало силъ написать письмо? спросила съ испугомъ Эмми.
   -- Да, -- едва внятнымъ голосомъ отвѣчалъ Филиппъ. Надпишите мнѣ адресъ: у меня рука дрожитъ. Онъ подалъ ей конвертъ; дѣйствительно пальцы его сильно дрожали.
   -- Вы пишете къ своей сестрѣ? сказала Эмми.
   -- Нѣтъ, къ вашей. Пишу къ ней первый разъ въ жизни. Въ конвертѣ вложено также письмо къ вашему отцу. Я открылся ему во всемъ.
   -- И хорошо сдѣлали, -- заключила Эмми. Теперь вы будете спокойны. Но какъ вы утомились, Филиппъ, ложитесь скорѣе въ постель, я позову Арно.
   -- Погодите, дайте мнѣ отдохнуть! проговорилъ онъ слабо и упалъ на подушку въ глубокомъ обморокѣ, лицо его помертвѣло. Эмми долго оттирала его, пока онъ снова не очнулся.
   Въ комнату вошла Анна за письмами.-- Нужно отослать ваше письмо? спросила Эмми у больнаго.
   Онъ кивнулъ ей молча головою и тихо зарыдалъ. Когда Анна вышла, Эмми подошла къ дивану и ласково начала уговаривать Филиппа. Она догадалась, что этому гордому, непреклонному человѣку трудно сознаться въ своей ошибкѣ и еще труднѣе знать, что ему готовится униженіе отъ людей, которые до сихъ поръ считали его умнѣе себя.-- Хоть бы Гэй былъ подлѣ него! подумала Эмми, чувствуя, что она не въ состояніи успокоить нравственныя страданія Филиппа. Женскій тактъ ея запрещалъ ей много говорить.
   -- Успокойтесь, полноте, вы сами увидите современемъ, что хорошо поступили, написавъ папа, -- убѣждала она больнаго, давая ему нюхать спиртъ и втирая ему одеколонъ въ виски.
   -- Благодарю, Эмми! отвѣчалъ Филиппъ, успокоившись немного. Ну, что Гэй?
   -- Слава Богу, онъ спалъ хорошо, и теперь чувствуетъ себя свѣжѣе.
   -- Однако вы ему вѣрно нужны. Я васъ задержалъ.
   -- Да, если онъ проснулся, я бы желала пойдти къ нему -- замѣтила Эмми.-- Да вамъ то лучше ли, Филиппъ?
   -- Лучше, лучше, я пойду къ себѣ, -- сказалъ Филиппъ, и онъ хотѣлъ встоть.
   -- Нѣтъ, одного васъ не пущу, погодите, я позову Арно, онъ васъ сведетъ въ постель, -- сказала Эмми и побѣжала за Арно.
   Мужа нашла она не спящимъ и разсказала обо всемъ случившемся.
   -- Бѣдный малый! замѣтилъ Гэй.-- Намъ нужно его успокоить.
   -- Написать мнѣ къ своимъ, какъ дорого стоило ему признаніе, -- спросила Эмми. Мама очень обрадуется, узнавъ, что ты съ нимъ объяснился.
   -- Имъ никогда не понять, что выстрадалъ Филиппъ -- со вздохомъ возразилъ Гэй.
   -- Я предупрежу папа и пошлю письмо Филиппа немного позже, чтобы смягчить впечатлѣніе, которое оно сдѣлаетъ на нашихъ.
   -- Бѣдная Лора! сказалъ Гэй. Напиши ты къ ней тоже, Эмми, скажи, что я очень раскаяваюсь, если огорчилъ ее своими неумѣстными шутками на счетъ Филиппа.
   -- Ну, полно, -- улыбаясь возразила Эмми.-- Если кого можно упрекнуть въ этомъ, то конечно меня, а не тебя.
   -- По крайней мѣрѣ теперь, Эмми, ты вѣрно тоже заговорила.
   -- Еще бы! я недаромъ видѣла, что вынесъ Филиппъ.
   Эмми усѣлась писать свои письма подлѣ самой постели мужа. Онъ поправлялъ ей нѣкоторыя выраженія, совѣтывалъ приписать то то, то другое, и говорилъ такъ здраво, обстоятельно, что Эмми вообразила уже, что Гэй выздоравливаетъ, хотя пульсъ его былъ еще высокъ, а жаръ не проходилъ.
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru