Каменев Лев Борисович
Лондонский съезд Российской с.-д. Рабочей партии 1907 г.

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    30 апреля - 19 мая ст. ст.

Л. Б. Каменев
(1883 -- 1936)

   Лев Борисович Каменев (Розенфельд) приобщался к революционной работе в 1901 г. в Тифлисе, где в то время проживала его семья. В том же году поступил на юридический факультет Московского университета. За участие в студенческих волнениях в 1902 г. был арестован, исключен из университета без права восстановления и выслан в Тифлис. Здесь занялся пропагандистской работой. Осенью уехал в Париж, где примкнул к "искровской" группе. Здесь же познакомился с В. И. Лениным. После II съезда партии примкнул к большевикам. В сентябре 1903 г. возвратился в Россию, в Тифлис. Работал в качестве пропагандиста и агитатора местной социал-демократической организации, затем был введен в состав Кавказского Союзного комитета РСДРП, занимался вопросами руководства рабочим движением на Кавказе. Каменев часто выступал со статьями в органе Союзного комитета газете "Борьба пролетариата". Участник III съезда РСДРП (1905) от Кавказского Союзного комитета. Выступал с защитой большевистской тактики почти во всех крупных городах центральной и западной России. Конец 1905, 1906 и 1907 гг. провел в Петербурге в ближайшем общении с В. И. Лениным, сотрудничал в большевистских газетах "Новая жизнь", "Волна", "Вперед", "Эхо", "Пролетарий". В апреле 1908 г. был арестован, после освобождения в июле был приглашен В. И. Лениным в Женеву. За границей вошел в состав редакций ЦО большевистской фракции газеты "Пролетарий" и ЦО РСДРП "Социал-демократ". В 1913 г. вслед за В. И. Лениным и Г. Е. Зиновьевым переехал поближе к границе в Краков, в начале 1914 г. был командирован в Петербург для руководства газетой "Правда" и большевистской фракцией в IV Государственной думе. Разгром "Правды" 8 июля 1914 г. вынудил его переехать в Финляндию. 4 ноября 1914 г. неподалеку от Петербурга был арестован со всеми участниками нелегального совещания членов думской фракции с представителями большевистской партии. В 1915 г. он заявил в суде, что никогда не был согласен с тезисами и лозунгами Ленина и ЦК по вопросу о войне. Был сослан в Ачинск, где в это время находились И. Сталин и депутат Думы М. Муранов. В 1917 г., узнав о победе Февральской революции, все трое приехали в Петроград. Здесь, несмотря на протесты более молодых членов партии, они взяли на себя с No 9 редактирование "Правды". Опубликованные в газете статьи Каменева "Временное правительство и революционная социал-демократия", "Без тайной дипломатии" явились отражением нестабильности его политических взглядов. Он требовал условной поддержки Временного правительства, выступал за единение с эсерами и меньшевиками, одобрявшими его действия, был против прекращения военных действий без согласования с союзниками. Став во главе "Правды", Каменев всячески препятствовал опубликованию в газете присланного В. И. Лениным цикла "Писем из далека". На Апрельской конференции РСДРП (б) Каменев по существу выступил против выдвинутого Лениным нового курса партии на социалистическую революцию И все же по настоянию Ленина он был избран в новый состав ЦК. После июльских событий 1917 г. Каменев был арестован, но вскоре освобожден. В октябре 1917 г. он опубликовал в формально внепартийной газете "Новая жизнь", от своего имени и от имени Г. Е. Зиновьева письмо, в котором, хотя и путанно, выражалось несогласие с курсом, взятым партией на вооруженное восстание. Письмо было явным нарушением партийной дисциплины. Ленин потребовал исключения Каменева и Зиновьева из партии, однако его предложение не было поддержано большинством ЦК. После Октябрьской революции Каменев занимал ряд ответственных постов в партии и государстве. Необоснованно репрессирован. Реабилитирован в 1988 г.
  

Лондонский съезд Российской с.-д. Рабочей партии 1907 г.[*]
30 апреля -- 19 мая ст. ст.

   [*] - Статья о Лондонском съезде написана под непосредственным впечатлением съезда, через несколько недель после его окончания, -- в начале июня 1907 г., -- для издававшегося тогда в Петербурге большевистского журнала "Вестник Жизни" (см. "Вестник Жизни", No 6, июнь 1907 г.). В своей полемической части статья была направлена главным образом против так называемого "центра", идейным выразителем которого был тогда стоявший вне обеих боровшихся фракций тов. Троцкий. Тов. Троцкий ответил в следующей же книжке "Вестника Жизни" статьей "Мораль Лондонского съезда", мой ответ на которую не появился в свет вследствие прекращения журнала. Оценке съезда, кроме этих двух статей, посвящены были: большевистский сборник "Итоги Лондонского съезда" (Спб. 1907 г.) со статьями Н. Ленина, В. Ногина, Г. Зиновьева, М. Лядова и др., брошюры Череванина и Дана. Большой том протоколов съезда вышел только в 1910 году в Париже. Плеханов издал свои речи на съезде отдельной брошюрой с громоносным предисловием против большевиков под заглавием "Мы и они".
   Из фактов, которые не были мною отмечены в перепечатываемой статье, можно теперь отметить, что на последнем заседании большевистской фракции съезда, уже после закрытия съезда для руководства дальнейшей работой большевиков был избран так называемый БЦ (большевистский центр), в дальнейшем игравший роль ЦК большевиков.
   Лондонский съезд 1907 г. был последним съездом партии эпохи первой русской революции: следующий съезд собрался только через 10 л., в 1917 г. Он был также последним, на котором присутствовали меньшевики: меньшевики фактически покинули партию в эпоху контрреволюции и не присутствовали на конференции 1912 г., которую собрали большевики, чтобы восстановить ослабленную бешеными репрессиями царизма и преданную меньшевиками партию.
  

1. Общая картина съезда

   Есть в России распространенная игра: на землю, вытянув перед собой ноги, садятся двое "борцов", подошвы их соприкасаются, и, схватившись за руки, они всячески стараются перетянуть друг друга. Эти борцы встают передо мной всякий раз, когда я пытаюсь восстановить перед собой общую картину последнего, пятого по счету, съезда р. с.-д. р. п. -- Незавидная картина.
   Но, в самом деле, переберите в памяти все предыдущие съезды: II, III "большевистский" съезд и меньшевистскую "конференцию", IV -- названный объединительным, -- и для каждого из них вы сразу найдете его характерную черту, то, что делало "эпоху" в жизни партии. И II, на котором выработана была программа партии, который был первым шагом ее на пути разрыва с "кружковщиной" и "кустарничеством", и III -- этот генеральный смотр идейного багажа партии накануне решительных событий 1905 г., и IV -- объединительный, умудренный опытом пережитых битв, арена столкновений "двух тактик", съезд, на котором партия стояла перед задачей наметить первые шаги на "парламентском" поприще -- все это легко и стройно укладывается в схему развития пролетарской партии. Последний, Лондонский съезд войдет в эту схему лишь некоторыми своими частями.
   Съезд собирался и работал под знаком "критики". Для этого было достаточно причин, которые вводили в порядок дня критику не схем, не теоретических, впрок заготовленных положений, а критику практических шагов.
   С апреля 1906 г. и по апрель 1907 г. партия под руководством центральных учреждений, созданных "меньшевистским" большинством на объединительном съезде, работала на новой, до того времени совершенно чуждой ей арене.
   Партия вступила на путь "парламентской деятельности", создала "парламентскую" фракцию, вела избирательную кампанию, выставляла собственных кандидатов и входила в соглашения... И все это среди непрекращавшихся споров, "дискуссий", на фоне непрерывного роста числа членов партии.
   Все это надо было оценить, учесть, во всем этом надо было разобраться, и все это шире и шире развертывало пропасть между тенденциями большевиков и меньшевиков, все это требовало в то же время сговора...
   Критика, направленная к тому, чтобы обезвредить в дальнейшем ту часть партии, которая в предыдущий период вела, вернее, тащила за собой партию, на ее новом пути, -- такова была практическая задача большевиков.
   Критика, направленная к тому, чтобы добиться соглашения компромисса, критика, направленная направо, к меньшевикам, за их ошибки, и налево к большевикам, за их "нетактичное", "неумеренное", "прямолинейное" вскрывание этих ошибок -- такова была позиция так называемого "центра".
   Эта внутренне противоречивая позиция центра и определила собой всю работу съезда за первые две недели его заседаний. Эта работа не может быть названа предварительной, ибо отняла чуть ли не 1/2 или даже 3/4 времени у съезда, но ее нельзя назвать и положительной, практической политической работой сравнительно с массой энергии и силы, на нее затраченной. Критиковали, оценивали, взвешивали пройденный путь все: большевики и бундовцы, поляки и латыши. Но закрепить эту критику, сделать из нее достояние партии, а не съезда только, пустить ее в оборот, перечеканить, так сказать, речи съездовских ораторов в ходкую монету резолюции съезда, сделать эту критику отправной точкой развития всех членов партии -- к этому стремились только большевики, и в этом чаще всего, почти постоянно, оставались в одиночестве. Все остальные группы делегатов, не говоря уже о меньшевиках, больше всего боялись именно этих результатов съездовских разговоров.
   Большевики, бывшие застрельщиками критической кампании и нашедшие в этой работе сочувственную аудиторию среди центра, все время пытаются сделать из этой критики партийного опыта, из годовой демонстрации применения "меньшевистской" тактики к жизни -- партийное достояние, точно и ясно перечисляя и формулируя в своих резолюциях о деятельности Центрального Комитета и социал-демократической фракции II Гос. Думы их неверные шаги. Пробежав эти, внесенные на съезд большевиками, резолюции, всякий сразу увидит, что здесь нет ни малейшей попытки из прошлогодних ошибок "меньшевизма" создать сегодняшний триумф "большевизма". Ничего подобного. Сумма этих резолюций есть объективно мера того уклонения от пролетарской политики, которое было не плодом меньшевистской непокорности, а результатом неверных, а следовательно, и вредных представлений о ходе пролетарской борьбы. Эти представления не выдержали испытаний жизни, и это должен был сказать съезд той массе, которая его выбрала.
   Именно это и именно должен был сказать.
   Но этого не позволяла съезду сказать та сила, которая имела возможность "вязать и решать", покуда оставалась едина, -- центр. Во имя чего? Во имя единства партии, конечно, во имя мира в партии, во имя "поднятия партийной культуры", как выразился лидер центра т. Троцкий.
   Во имя принципа партийного единства уничтожали возможность реального единения партии на почве критического отношения к пройденной ступени ее развития. Во имя поднятия "партийной культуры" среди делегатов забывали о задачах развития критической мысли среди широкой партийной массы.
   "Центр" съезда, полагая, что он является носителем примирения и единства, фактически, объективно противопоставил эту идею интересам дальнейшего развития партии.
   Боясь сыграть в руку фракционным интересам "большевизма", центр еще не понимал, что, работая в том направлении накопления и оценки партийного опыта, куда звали его большевики, он работал бы именно в интересах партии и лишь постольку в интересах "большевизма", поскольку эти интересы отражают интересы партийного развития. Покуда же он работал в фракционных интересах "меньшевизма", в пользу политического течения в партии, которое не нашло ни в одном вопросе (кроме вопроса о партизанских выступлениях и боевых дружинах) теоретических союзников в лице той или другой делегации.
   Лишь тогда, когда съезд перешел к положительной части своей работы, к намечанию путей дальнейшей работы партии, центр, как единое целое, исчез, рассыпался, распался направо и налево, и тогда мы услышали от одного из авторитетнейших делегатов съезда, Розы Люксембург [Люксембург Роза (1871 -- 1919), деятель германского, польского и международного рабочего движения; один из руководителей и теоретиков польской социал-демократии. Один из организаторов "Союза Спартака" и КП Германии (КПГ). В годы первой мировой войны -- интернационалистка. Страстный борец против милитаризма и империализма. Зверски убита контрреволюционерами], о неизбежности поддержки "большевизма" во имя интересов революционной социал-демократии и возможности такой поддержки для товарищей, совершенно отрешившихся от фракционных интересов.
   В нашу задачу не входит ни анализ того, как там, в глубине России, сложился этот центр, ни изучение того, имеются ли условия в партийной жизни, которые дали бы возможность центру и после съезда проявить себя, как таковому. Был момент на съезде, когда все ожидали от товарищей, расположившихся на центральной позиции, плодотворных указаний и живого руководства съездом: большевики звали тогда "центр" выйти вперед и развить свою тактическую линию; по компетентному показанию одного из его лидеров, бундовца Абрамовича, оказалось, что центр покуда "сидит за деревьями"; когда же он появился "из кустов", то оказалось, что это просто добрые люди, которые хотели дать "примирение" и "синтез", а смогли дать лишь образчики "марксизма на вес" и разбились по тем же линиям, оппортунистов и революционных социал-демократов. Противоречие между поддержанными "центром" фракционными интересами той части партии, которой принадлежали центральные учреждения и большинство с.-д. думской фракции, и интересами партийного развития -- сделало бесплодной работу съезда вплоть до того момента, покуда съезд не перешел к III пункту порядка дня, к вопросу об отношении с.-д. партии к непролетарским партиям, т. е. к началу 3-й недели занятий съезда.
   Передо мной лежат 3 проекта порядка дня, предложенные "большевиками", "меньшевиками" и "социал-демократией Польши и Литвы", и порядок дня, принятый съездом. Во всех четырех на первом месте стоят отчеты Ц. К-та и с.-д. думской фракции.
   Для всех, конечно, было ясно, что эти пункты включают в себя генеральные дебаты о политической, но надо сказать, -- чисто политической борьбе пролетариата. И вот только один проект (большевистский) непосредственно за этим на первую очередь выдвигает вопрос об "обострении экономической борьбы" и, в связи с ними, тут же о "современном моменте", подчиняя ему непосредственно следующий вопрос о "классовых задачах пролетариата" в современный момент. Увы, это делает только большевистский проект. Все остальные проекты, -- а также и принятый съездом против голосов большевиков, -- упоминают об экономической борьбе в 7 и 8 пункте порядка дня.
   Ни о современном моменте, ни о задачах пролетариата, ни меньшевистский, ни принятый съездом порядок дня не говорят ни слова, и только польский проект вставляет, в виде уступки большевикам, "роль и задачи пролетариата в настоящий момент".
   Случайность ли это? Конечно, нет. Это только отголоски минувшего года, только отражение того взгляда на рост революции, который составляет специфическую черту меньшевизма. Это результат годичного сосредоточения всего внимания и всей энергии на вопросах, ось которых наш "парламент".
   Для большевиков было ясно, что, несмотря на лихорадочную деятельность, вертевшуюся вокруг Думы, революция уперлась в тупик, поскольку эта думская лихорадка охватила лишь политически развитые верхи массы, и даже лишь верхи политических партий. Для них было ясно, что коренная ошибка предшествовавшего годового периода работы партии под руководством меньшевистского Ц. К. заключалась в неправильном распределении ее внимания между думской и внедумской деятельностью. В проекте резолюции о Ц. К. большевики прямо сказали это, внеся туда пункт, констатировавший "недостаточную отзывчивость Ц. К. на важные проявления пролетарской борьбы"... и выставив двух ораторов, специальной задачей которых было отстоять первое место после отчетов для вопросов "экономической борьбы".
   Не только в интересах большей плодородности работ самого съезда, но и в интересах дальнейшего роста партии было настоятельно необходимо сосредоточить внимание всей партии на вопросе внедумской борьбы пролетариата.
   Весь порядок дня, предложенный большевиками, практически, несмотря на свою внешнюю "теоретичность", был призывом сосредоточиться на интересах "улицы", и там искать исхода и для революции, и для партии. И, действительно, только этот путь дал бы возможность съезду развернуть широкую и плодотворную работу.
   Внедумская борьба пролетариата, единственный источник сил, как революции, так и с.-д. партии, и только прикосновение к этому источнику, только работа над вопросами этой борьбы могла бы заполнить деятельность съезда действительно важным содержанием.
   Уклонившись от этого пути, съезд сделал столь же бесплодной положительную часть своей работы, как и критическую. Съезд последовательно отверг предложение "большевиков" о постановке сейчас же после отчетов пунктов об "обострении экономической борьбы и современном моменте", и о "задачах пролетариата в современный момент", затем предложение поляков поставить сюда пункт о "роли и задачах пролетариата в настоящий момент", и поставил на 8 место этот пункт в суженном, кастрированном виде -- вопроса о безработице, стачках и локаутах. Тут произошло странное, но очень характерное недоразумение. Съезд, под руководством "м-ков", отверг предложение "б-ков" и "поляков" за их, будто бы, абстрактность и теоретичность, из-за стремления, не тратя времени на эти абстракции, перейти к вопросам конкретной политики. Столько произнесено было на эту тему хороших слов и горячих речей. В действительности основной тенденцией этих предложений было именно стремление окунуть съезд в самую глубь движущихся экономических сил российской революции, приблизить съезд к интересам масс. И если это стремление получило внешнюю форму "теоретических" вопросов, то это лишь еще раз подтверждает неизбежную для с.-д. политики связь вопросов самой конкретной действительности с самыми основами марксистской теории. И если этому стремлению "большевиков" был на съезде противопоставлен со стороны "м-ков" подчеркнутый практицизм, И если из этого практицизма ничего практического не вышло, а вышло только то, что съезд не обсуждал ни теоретических, ни практических вопросов, т. е. конкретных вопросов пролетарской борьбы, то это лишь подтверждает старое наблюдение над оппортунизмом, который противопоставляет теории практику для того, чтобы обесплодить теорию и обессилить практику.
   Этим объем "положительной" работы съезда был сразу сужен, перспектива ближайших задач и взаимоотношений форм пролетарской борьбы сразу нарушена, и, что еще характернее, в этой нарушенной перспективе перед съездом не оказалось ни одного конкретного, насущного вопроса, который стал бы осью и нервом дальнейших работ съезда. Область вопросов чисто политических, область лозунгов была исчерпана в отчете и резолюции о Г. Думе, которая и споров-то почти не возбудила, вопросы же социально-экономические были отброшены; в центр всей работы съезда был выдвинут вопрос о возможных комбинациях на той политической арене, которая отражала прошлое российской революции, а не ее будущее, а ко времени возвращения делегатов и совсем отошла в историю [Речь идет о II Гос. Думе, которая была распущена как раз к моменту возвращения делегатов съезда]. Да, в этом оппортунизм, обессиливая съезд, праздновал свою пиррову победу.
   Съезд топтался на месте потому, что центром его работ была та комбинация общественных элементов, которая создалась на почве Думы, думского периода российской революции, а вопросы о жизнеспособности этой комбинации, об интересах пролетариата относительно нее, о настоящем и будущем специфически пролетарской борьбы -- были отброшены за свою "теоретичность". Практика -- это Дума, теория -- это задачи и борьба пролетариата, -- вот как стояло дело на взгляд оппортунистов, имевших еще настолько силы, чтобы заставить съезд топтаться на этой почве. Но история мстит, и когда оппортунисты вернулись домой, они нашли свою "практику" поверженной в прах, а то, что они отослали в область теории, единственным конкретным вопросом российской действительности. Может быть, теперь они находят уже, что, только поставив съезд на рельсы тех вопросов, которые были выдвинуты революционным крылом партии, они приняли бы посильное участие в действительно важной, единственно жизненной работе.
   Вот та общая картина работ съезда, которая позволяет сказать, что съезд был "шагом на месте". Но как бы то ни было, съезд отражал партию, съезд обсуждал и принял 2 -- 3 важные и очень серьезные резолюции; и с той, и с другой точки зрения его важно изучить. К этому мы и переходим.
  

2. Состав съезда

   Это был первый съезд Р.С.-Д.Р.П., на котором она была представлена целиком, во всех своих частях. На съезде присутствовало 302 делегата с решающими голосами, представляющие около 150 тысяч членов партии. Из этого количества у большевиков и меньшевиков было приблизительно по одинаковому количеству делегатов -- по 87, С.-Д. Польши и Литвы располагала 45 -- 47 голосами, бунд [Бунд -- "Всеобщий еврейский рабочий союз в Литве, Польше и России", мелкобуржуазная националистическая партия. Основана в Вильно в 1897 г. В 1898 -- 1903, с 1906 г. -- автономная организация в РСДРП. В 1912 г. исключен из РСДРП 6-й (Пражской) партийной конференцией. В первую мировую войну на позициях социал-шовинизма. В 1917 г. поддерживал буржуазное Временное правительство. После Октябрьской революции руководство Бунда примкнуло к контрреволюции. В 1920 г. Бунд отказался от борьбы с Советской властью. В 1921 самоликвидировался; часть членов была принята в РКП (б)] -- 53 -- 55 и С.-Д. латышского края -- 26.
   Силы обоих крыльев съезда -- оппортунического и революционного -- были приблизительно равны. Меньшевики в общем действовали в союзе с бундом и незначительной частью латышской делегации (6 -- 8); большевики в союзе с С.-Д. Польши и Литвы, и с большею частью латышей.
   Когда колеблющейся части наших союзников в атаках большевиков чудились "фракционные" интересы, или когда оказывалось для них возможным увидеть в наших спорах с меньшевиками элементы чисто организационные или личные -- известная часть их шла на поддержку меньшевиков и помогала им отбивать наши атаки. Так было при голосованиях: резолюции об участии некоторых видных м-ков в буржуазной прессе, резолюции по поводу отчета Ц. К., резолюции по поводу отчета думской фракции, при определении состава нового Ц. К.
   В вопросах же политических, общих, большевики всегда не только могли рассчитывать на твердость своих союзников на единство всего революционного крыла съезда, но им довольно часто удавалось получить голоса отдельных делегатов правого центра.
   И только один раз м-кам удалось объединить вокруг резолюции (раньше им удавалось объединить лишь вокруг отказа от всяких резолюций) большинство съезда -- в вопросах о партизанских выступлениях, где самая постановка вопроса заставила большевиков воздержаться от голосования.
   Кроме этой резолюции, все остальные приняты съездом в духе революционного крыла социал-демократии, которое в этих вопросах действительной политической важности располагало большинством от 71 голоса (в вопросе о рабочем съезде) до 53 (в вопросе об отношении к непролетарским партиям, являвшемся как раз основным нервом фракционной полемики последнего времени).
   Меньшевики собирали вокруг себя большинство лишь тогда, когда центру казалось необходимым защитить меньшевиков от большевистских свирепых атак, и когда ему казалось, что эти атаки диктуются чисто фракционными интересами большевиков. На самом деле, это большинство, само того не замечая, защищало лишь кружковые интересы руководящих кругов партии, ставших в противоречие с интересами самостоятельной классовой политики пролетариата. На этом пути то большинство (9 -- 14 голосов, не больше), которое иногда удавалось собрать вокруг себя меньшевикам, лишь обесплодило, насколько могло, критическую работу съезда и сузило постановку практических вопросов внедумской борьбы в связи с современным моментом и классовыми задачами пролетариата.
  

3. Споры и резолюции

   После сильно затянувшихся прений о порядке дня, который был охарактеризован мною выше, съезд перешел к отчету Ц. Комитета. Доклад, прочитанный от имени Ц. К-та, имел целью дать защиту той позиции, на которой стояла меньшевистская фракция и Ц. К. Фактически же это было обвинительным актом против большинства партии, которая не приняла и не одобрила ни одного лозунга Ц. К. Перед съездом прошли надежды Ц. К. на Думу и попытки его связать пролетарскую борьбу с этой Думой, как целым, лозунги "ответственного министерства" и "за Думу, как орган власти, созывающий Учредительное Собрание", попытки вызвать народное движение после разгона Думы, и, наконец, политика соглашения с кадетами и отвержение идеи "левого блока"... Это была история непрерывной борьбы Ц. Комитета с партией, и потому не было ничего удивительного, что доклад заканчивался пессимистическими указаниями на то, что "партия влачит жалкое существование рядом с массовыми, открытыми рабочими организациями". Этот пессимизм был естественным отражением растерянности Ц. К., ибо партия жила и работала не по его указке.
   Другим выводом доклада было соображение о том, что "лишь деятельность партии среди пролетариата вне политической области может восполнить наш неуспех в области политической". Докладчик Ц. К., видимо, не замечал, что эти слова были лишь плохо формулированным обвинением всей деятельности Ц. Комитета.
   Разбору по существу эта политика Ц. К-та подверглась в речи т. Ленина. Он характеризовал эту тактику, как ведшую к подчинению самостоятельной политики социалистического пролетариата -- политике либеральной буржуазии, наглядно показывая, как эта тактическая линия вела в целом ряде случаев не только к подмене революционных лозунгов социал-демократической, пролетарской партии оппортунистическими, антиреволюционными лозунгами буржуазной оппозиции, но иногда и к попыткам нарушения тех частей нашей программы, которые являлись помехой для составления общенационального блока. В вопросе о "конфискации земли", о "передаче всей земли народу без выкупа" делались Ц. К-ом попытки ради "единства оппозиции" нарушить партийную программу.
   Целый ряд ораторов из среды центра (П. С.-Д., бунд), как на разборе общей позиции Ц. К., так и на анализе его отдельных шагов лишь подтверждали эти общие соображения лидера большевиков. И лишь один товарищ из бунда, оговорившись, что вина Ц. К. не в том, что он был меньшевистский, а в том, что был "скверный" меньшевистский Ц. К., попытался оправдать его тем, что это была "осажденная крепость". Ц. К. "осажденный" партией! Не говоря уже о том, что этого рода защита была слишком похожа на обвинение, эта картина вызвала целый ряд данных, которые явно показали, как в проведении своей, отвергаемой партией, линии Ц. К. не стеснялся ни автономией местных комитетов, ни даже прямым нарушением единства партийных организаций.
   Большевики внесли в президиум резолюцию, содержавшую в себе точное и ясное перечисление установленных в речах целого ряда ораторов ошибочных шагов Ц. К-та, которую мы здесь и приводим, чтобы дать сумму обвинений, выдвинутых против Ц. К. на съезде.
   Вот эти пункты:
   "1) Центральный Комитет отступил от постановления объединительного съезда, что выразилось, главным образом: а) в провозглашении лозунгов "ответственного министерства" и "борьбы за Думу, как орган власти"; б) в попытках отказаться от требования конфискации земли без выкупа и заменить его требованием отчуждения земли; в) в тактике соглашений с контрреволюционной либерально-монархической буржуазией во время избирательной кампании; г) в тактике соглашения с той же буржуазией в Г. Думе и в отказе от углубления и обострения конфликтов и противоречий в Думе и вне Думы; д) в нарушении партийного единства, как это было в Петербурге и других местах.
   "2) По существу деятельность Ц. К-та во многом не соответствовала классовым интересам пролетариата, что особенно ясно выразилось: а) в перечисленных выше отступлениях от постановления объединительного съезда, приводящих не только к отказу от независимой тактической позиции пролетарской партии, но отчасти даже к отступлению от партийной программы; б) в недостаточной отзывчивости Ц. К. на важные проявления пролетарской борьбы, локауты и целый ряд подобных фактов; в) в том, что в своей практической, организационной, осведомительной деятельности Ц. К. не был высшим практическим центром партии, а лишь представителем одной ее части".
   У меня нет сейчас под рукой резолюций, внесенных другими делегациями, но характерно, что настроение съезда по отношению к деятельности Ц. К-та было настолько ясно выражено, что м-ки даже и не попытались внести резолюции с выражением одобрения бывшему Ц. К.
   По этому пункту порядка дня воздержание тт. поляков и голосование всего бунда и части латышской делегации с меньшевиками дало возможность последним отклонить принятие какой бы то ни было резолюции. Партия лишена, таким образом, официального мнения своего съезда о политической работе высших учреждений партии, официально выступавших от ее имени.
   VII заседание съезда началось отчетом думской фракции, представленной на съезде официальной делегацией и несколькими отдельными частями (Церетели, Зурабов, Джапаридзе, Г. Алексинский и др.).
   Принципиальные основы политики думской фракции были те же, что и у Ц. К., который и являлся ее руководителем. Но ее своеобразное положение, в качестве единственной открытой организации партии, запертой в подполье, и специфические условия работы на почве Думы сделали из нее, быть может, наиболее яркое представительство российского оппортунизма и того течения социал-демократии, которое ищет основ своей тактики в нелепом противопоставлении идеи "общенациональной" борьбы -- классовой позиции социалистического пролетариата.
   Отчет фракции, представлявший собой перечисление и мотивировку наиболее важных шагов в жизни фракции, сопровождался соображениями на счет тактики пролетариата в буржуазной революции [С докладом от имени фракции выступал на съезде меньшевик Ир. Церетели. Дальнейшая роль Церетели, в качестве руководителя Петроградского Совета и члена Врем. Правительства Керенского, известна и не нуждается здесь в напоминании. Следует только отметить, что все основы предательской роли Церетели в 1917 г. уже даны в его позиции 1907 г. и, в частности, в той речи, которая разобрана мною в тексте. Разоблачение и борьба с г. Церетели (и с меньшевиками вообще) в 1907 году была предвосхищением той борьбы, которую рабочим пришлось вести с этими господами в 1917 г., хотя тогда никто еще не мог предвидеть глубины падения г. Церетели и его политических единомышленников]. Эти коротенькие соображения заключались в том, что в 1789 г. пролетариат принимал участие в революции, как один из элементов буржуазной нации, еще не выделившейся в особый класс, в 1848 г. этот пролетариат, "отвергши общенациональную политику", потерпел поражение: "красный призрак самостоятельного выступления пролетариата отбросил буржуазию от революции". И из этого-то "исторического опыта" докладчик выводил основы тактической позиции российского пролетариата в 1906 -- 1907 гг. Сплочение общенационального движения должно быть целью политики пролетариата, -- говорил докладчик, и на целом ряде фактов из жизни Франции иллюстрировал... как с.-д., оппортунисты искали линии "единой оппозиции". Для связи этих общих положений с конкретной российской действительностью служило положение, что кадеты, представляя классы и группы, еще неудовлетворенные в своих интересах, являются партией оппозиционной, с которой у партии пролетариата имеется общая почва. Опираясь именно на эти соображения, докладчик защищал метод общих совещаний всей оппозиции. Однако эти совещания, ничего не давая, только связывали крайне левые фракции [Подробности см. книжку И. Степанова и К. Левина: Деятельность второй Гос. Думы, Москва, 1907, стр. 29, Книжка вышла накануне съезда]. Но оппортунисты, поставившие своей задачей на думской арене демонстрировать солидарность с.-д. с либерализмом, практиковали эти совещания, не останавливаясь даже перед тем, что, идя к кадетам, они попали к "народовцам", которые были съездом охарактеризованы, "как организация контрреволюционных элементов польского общества", "сознательный и непримиримый враг пролетариата и социал-демократии".
   Защищать совещание с подобными группами было трудно, но и здесь наши парламентские дипломаты нашли выход: оказалось, -- с одной стороны, -- что "народовцы так же грязны, как и всякая другая буржуазная партия", а с другой, -- что "народовцы, будучи у себя дома реакционными, в русских делах -- конституционны". Эти аргументы годились более или менее для того, чтобы не вносить семейных раздоров в ту "семью оппозиционных партий", о которой говорил докладчик, но эта своеобразная оценка политических партий звучала странно на съезде, где было достаточное все-таки количество марксистов.
   Как вопрос об общих совещаниях и народовцах, так и вопрос о президиуме решался "меньшевистским" большинством думской фракции соображениями о "единстве оппозиции" во что бы то ни стало. Во имя этого "единства" фракция не только голосовала за кадетского председателя, но и воспретила некоторым добивавшимся этого права большевикам-депутатам воздержание при голосовании. Для защиты этого голосования у докладчика, даже после вполне выяснившегося характера политического поведения г. Головина [Головин Федор Александрович (род. 1867/68 -- после 1929), один из основателей партии кадетов, Председатель 2-й Государственной думы. В 1917 г. комиссар Временного правительства. После Октябрьской революции работал в советских учреждениях] не нашлось других аргументов, кроме соображений о необходимости для социал-демократов усилить авторитет кадетского председателя, как представителя всего оппозиционного дела Думы и связать г. Головина своим голосованием. Мы знаем теперь, как использовал г. Головин свой авторитет представителя "всей" оппозиции, и кто, кого и с кем связал [Намек на роль председателя II Думы г. Головина и всей кадетской партии при выдаче с.-д. депутатов в руки Столыпину]. Во всяком случае, частицу "авторитета" бывшего председателя Г. Думы и часть ответственности за его шаги взяла на себя фракция, которая подавала за него голоса.
   Разрыв с кадетами, и вообще со всеми непролетарскими партиями в ответ на декларацию г. Столыпина и декларация с.-д. фракции, -- были предметом особой гордости тт. меньшевиков, и докладчик сказал, что этим шагом фракции должны быть довольны и большевики, ибо, по его словам, на этом пункте меньшевики будто бы воплощали в жизни тактические планы большевиков [Не правда ли, характерно! Первое самостоятельное выступление с.-д. фракции в Думе в устах оратора меньшевика получает название акта "большевистской" политики, Мы Можем гордиться...]. Накануне этого заседания, -- говорил Церетели, -- социал-демократы употребили всю энергию на разоблачение на "общем совещании оппозиции" непоследовательности кадетов и на отвлечение от кадетской "тактики молчания" народнических групп.
   Большевики тут же указали, что одним из условий неудачи социал-демократов в этой важной и первой попытке отвлечения левых групп от кадетской гегемонии было то, что эта попытка была первой, что с самого начала социал-демократы не только не противопоставляли себя кадетам так, чтобы это стало ясным для крестьянских депутатов, но сами, хотя бы тем же голосованием за кадета Головина, приучили серую думскую массу к мысли о важности объединенных с кадетами действий. Меньшевики пожали здесь то, что посеяли: идея "единой" оппозиции в руках кадетов стала орудием против социал-демократов.
   Мы разоблачили непоследовательность кадетов, -- говорил докладчик. Какими методами, -- спрашивали большевики?
   Кадеты в ответ на контрреволюционную декларацию Столыпина предлагали молчать. Социал-демократы предлагали в ответ на декларацию правительства выступить с декларацией народных нужд. Крестьяне колебались. Оторвать их от кадетов в этом вопросе можно было, лишь противопоставив кадетскому молчанию голос действительных народных нужд. Если бы думская фракция с.-д. взяла бы на себя эту задачу формулировки народных требований и на этой почве вела борьбу с кадетами за крестьянских депутатов, ей легко удалось бы привлечь к себе крестьян. К сожалению, большинство фракции пошло по другому пути. Оно отвергло, как тему и задачу декларации выставление "программных требований", оно не хотело ввести в эту декларацию ни требования земли, ни требования воли. Все содержание декларации должно было быть исчерпано лозунгом "ответственного министерства". В декларации так и было сделано: ответственное министерство -- ее единственный политический лозунг. Крестьяне на это не пошли.
   Вообще декларация эта подверглась подробнейшему обсуждению. Во-первых, с точки зрения отсутствия в ней того элемента, который делал бы ее социал-демократической: социализма, вопроса о классовых задачах и стремлениях пролетариата, о самостоятельности пролетарской партии. Об этом в социал-демократической декларации не было ни звука. Зато "единение оппозиции" и ее лозунг "ответственное министерство" были проведены и подчеркнуты во всей декларации. Это последнее было вторым пунктом обстрела.
   И атака, и защита велась обычными аргументами, которые достаточно известны, чтобы их не воспроизводить еще раз здесь. Хотелось бы только отметить, что то отношение к программным речам, которое высказал докладчик и его товарищи ("зачем читать всю программу всякий раз"), то противопоставление программы и "текущей работы", которое должно было оправдать отсутствие социалистических элементов (программа) в декларации (текущая работа), встретили единодушное осуждение... И если ораторы из "центра" готовы были видеть в декларации лишь ошибки "молодой" неопытной фракции, то сама защита этих шагов со стороны меньшевиков должна была показать, как правы были большевики, которые видели во всем этом не случайную ошибку, а естественный и неизбежный результат мелкобуржуазных тенденций, стремления демонстрировать единство "всей оппозиции".
   Желание стоять на общей почве оппозиции, на почве демократии, а не социализма, особенно сильно сказалось в том пункте, где Церетели и его товарищи пытались аргументировать свой принципиальный отказ от социалистической мотивировки бюджетной резолюции, внесенной с.-д. фракцией. Оказалось, что социалистическая мотивировка помешала бы осуществлению поставленной задачи. Социалистическая мотивировка, -- говорили ораторы-меньшевики, -- привела бы нас к заявлению, что мы отказываем в бюджете всякому буржуазному государству и тем был бы ослаблен наш удар по данному крепостническому государству и его бюджету. С другой стороны, социалистическая критика нашего бюджета ни для кого, кроме нас, с.-д., неприемлема и прозвучала бы даром, лишь расстроив ряды "единой оппозиции".
   Стремление сейчас же добиться непосредственного успеха здесь же, на парламентской арене -- привело вновь к тому, что социал-демократическая политика была заменена демократической.
   Съезд не мог согласиться с этим приличествующим разве г-ну Струве утверждением, что пропаганда социалистических идей, что социалистическая критика может каким бы то ни было образом обессилить борьбу с крепостническим государством. Все "глубокомыслие" этого аргумента не могло быть воспринято съездом уже потому, что, несмотря на то, что социал-демократы отвергли социалистическую мотивировку, они все же не нашли поддержки у тех, на кого рассчитывали как на демократов: перед съездом была несоциал-демократическая декларация социал-демократической фракции, и факт передачи бюджета в комиссию всей Думы, вопреки социал-демократам. Оставалось утешаться тем, чем пытался утешить съезд т. Мартынов [Мартынов (Пиккер) Александр Самойлович (1865 -- 1935), с 1884 г. -- народник, с 1900 г. -- один из идеологов "экономизма", с 1903 г. -- меньшевизма. Член ЦК РСДРП в 1907 -- 1912 гг. С 1923 г. -- член КПСС, на журналистской работе]: если бы кадетское большинство отвергло резолюцию с.-д. из-за ее социалистических элементов, -- говорил он, -- то в этом не было бы ничего удивительного, а теперь, когда кадеты отвергли демократическую резолюцию, нам легко разоблачить их непоследовательный демократизм. Съезд посмеялся над хитроумными кознями, построенными т. Мартыновым кадетом.
   В речах целого ряда ораторов съезд разъяснил представителям думской фракции, что не стоит скрывать свой социализм ради привлечения кадетов, ибо кадет не идет за социал-демократом даже тогда, когда последний притворяется демократом. Но, видимо, фракции нужен был наглядный урок, чтобы усвоить себе эту простую истину. Об этом уроке, преподанном кадетами, и рассказал докладчик в конце своего доклада. Дело шло об основном вопросе революции, о земле. Как известно, с.-д. добивались революционного решения вопроса путем конфискации помещичьих земель без оплаты. Кадеты стояли за наиболее выгодное для помещиков решение, путем "принудительного отчуждения" лишь части земель и за плату. "Мы условились с кадетами, -- жаловался Церетели съезду, -- нападать сообща на правительство по линии "принудительного отчуждения" [А как же "конфискация", стоящая в программе? Да, так то "программа", а то "текущая работа"... "сообща с кадетами"], не критикуя друг друга, но кадеты, заручившись этим соглашением, напали в первой же речи Кутлера [Кутлер Николай Николаевич (1859 -- 1924), в 1906 -- 1917 -- один из лидеров кадетов. После Октябрьской революции на хозяйственной работе] на социал-демократов". Из чего получилось, что Кутлер "конфискацию" критиковал, а социал-демократы... отстаивали кадетское "принудительное отчуждение".
   Но даже этот урок не помешал докладчику кончить заявлением о том, что кадеты по всем главным вопросам выступали совместно с "левыми" [На фактическую неточность этих слов было немедленно же указано. Из 23 наиболее важных голосований кадеты голосовали с с.-д. 3 -- 4 раза, 17 же раз голосовали с правыми, против левых], и найти оправдание для кадетов в общем ослаблении революции, отрицая с энергией, которую трудно было бы предположить в марксисте, всякое заподозривание кадет в боязни революционного движения пролетариата. Этим думал докладчик оправдать и себя.
   После речи содокладчика и после затянувшихся дебатов были вынесены 4 проекта резолюций, вышедшие из среды б-ков, м-ков, С.-Д. Польши и Литвы и бунда.
   Проекты большевиков и поляков заключают в себе некоторые указания, которыми фракция должна была руководиться в своей дальнейшей деятельности, причем проект поляков заключает в себе только "директивы", а проект большевиков, кроме того, и указания ошибочных шагов фракции.
   Проект меньшевиков и бунда никаких указаний не делает и ограничивается лишь приветствием фракции.
   Исходивший из среды меньшевиков проект краток: "Съезд, выслушав отчет думской фракции, выражает ей доверие за энергичное и последовательное отстаивание интересов пролетариата и дела революции". Бунд прибавляет к этому признание, что "в деятельности с.-д. фракции были отдельные ошибки".
   Таким образом, указания на ошибочные шаги в том или другом виде даются всеми резолюциями (за исключением, конечно, меньшевистской). Точно сформулированы они в проекте большевиков: "Фракция, -- говорит этот проект, -- обнаружив в общем стремление быть достойной представительницей рабочего класса, не всегда, к сожалению, вполне последовательно проводила точку зрения пролетарской классовой борьбы, что проявилось: 1) в ошибочном голосовании социал-демократов за кадета в председатели Думы; 2) в несоциалистической и нереволюционной мотивировке декларации; 3) в опущении социалистического обоснования бюджетной резолюции; 4) в усвоении буржуазно-либерального лозунга о подчинении исполнительной власти Госуд. Думе и в некоторых других случаях"...
   Комиссия, которой поручено было съездом столковаться насчет резолюции, предложила прежде всего обсудить спорный вопрос о том, должны ли быть сделаны вообще в данной резолюции какие-либо указания фракции для ее будущей работы.
   Отказ съезда сделать указания, на взгляд б-ков, поляков и части латышей, был бы новым самоустранением съезда от такой работы, которой имела право требовать от него партия.
   Делегация фракции перед самым голосованием внесла тут же оглашенное заявление в том духе, что принятие в резолюции каких бы то ни было директив заставит известную ее часть "подать в отставку". Что это значило, -- бог весть, но действие свое это возымело.
   К концу съезда была без прений принята резолюция, признающая, что "в общем и целом" фракция стояла на страже интересов пролетариата и революции.
   В связи с вопросом о думской фракции съездом была принята резолюция "о национальном вопросе в Думе", рекомендующая фракции более внимательно отнестись к этому вопросу, и резолюция "о народовой демократии", которая обращает внимание с.-д. фракции на необходимость беспощадного разоблачения черносотенной физиономии национал-демократов и причисляет эту партию и ее фракцию в Думе к тем группам, "с которыми с.-д. фракция не должна входить в какие бы то ни было переговоры и соглашения".
   Дебаты по вопросу "об отношении к непролетарским партиям" были наиболее существенным моментом съезда, а принятие по этому поводу резолюции самым серьезным его моментом. Эта резолюция навсегда останется в активе партии.
   Съезд выслушал 4 докладчиков. Тов. Ленин в блестящей речи дал исторический очерк различных решений этого вопроса в среде российской социал-демократии и анализ роли различных классов в российской революции, на этом обосновав те наши формулировки, которые после целиком вошли в принятую резолюцию. Тов. Мартынов исходил в своей формулировке из соображения об "общенациональной" революции и ставил дальнейшее развитие ее в зависимости не от успеха борьбы пролетарской партии против гегемонии кадетов над мелкобуржуазной демократией, а от успехов "общенационального" сплочения.
   Докладчик бунда взял на себя трудную задачу примирить эти две точки зрения. Эта попытка была обрисована выше. Наконец, тов. Роза Люксембург в речи, которая с большим вниманием была выслушана всем съездом, подвергла критике воззрения, высказанные тов. Мартыновым, и рядом исторических справок по истории российского либерализма, с одной стороны, и истории отношений социал-демократии и самого Маркса к буржуазному либерализму -- с другой, убедительно показала, что как теория, так и практика революционной cоциал-демократии требует той формулировки нашего отношения к непролетарским партиям, которое было дано в проектах поляков и большевиков. Из последующих речей заслуживает упоминания речь тов. Троцкого, направленная как против воззрений меньшевиков на возможность "сотрудничества" пролетариата с либеральной буржуазией в русской революции, так и против того "марксизма на вес", образчики которого были даны оратором бунда (Р. Абрамовичем), и речь тов. Плеханова, взошедшего на кафедру только для того, чтобы прочесть интересную цитату из Маркса, взамен более подробного выяснения своей точки зрения. Роль т. Плеханова на съезде была, кстати сказать, вообще -- ролью человека, нашедшего точного выразителя своих взглядов в т. Мартынове, и потому не давшего себе труда самому рассказать о своих взглядах [Смысл этого замечания заключается в намеке на то, что Плеханов в 1905 -- 1907 гг. стал единомышленником Мартынова, которого до раскола партии на большевиков и меньшеников бешено критиковал, как типичного оппортуниста].
   Мы не будем здесь излагать споров, вертевшихся вокруг оценки кадетов и народнических групп. Съезд, после того, как тт. поляки сняли свою резолюцию, положил "в основу" большевистский проект. К этому проекту правое крыло съезда внесло до 70 поправок, из них до 35 приходилось на параграф о кадетах. Самая важная из них, формулировавшая допустимость соглашений с партией к.-д., была отвергнута и весь пункт был затем принят с единственной чисто редакционной поправкой.
   Был принят и пункт о народнических группах, после страстных дебатов, вызванных стремлением м-ков специально подчеркнуть реакционно-утопические элементы этих групп, и, таким образом, провести в резолюции свою антиреволюционную и чисто кадетскую классификацию "прогрессивной городской и отсталой сельской буржуазии". Тов. Ленин в своей речи вскрыл, что в данном случае подобное подчеркивание и подобная классификация фактически были бы борьбой против конфискационных стремлений крестьянской массы и переходом социал-демократии на точку зрения левого кадета, стоящего между кадетизмом и трудовичеством. Этого кадета, -- говорил Ленин, -- тянет трудовичество, ибо оно политически революционнее, и отбрасывает направо, к кадетизму, -- боязнь конфискации. В этом конфузном положении политического радикала -- основа меньшевистской формулы. Но партия не может стоять на этой почве, которая, помимо воли, несмотря на ту или другую формулировку, объективно была бы для данной эпохи не осуждением утопической и реакционной идеологии интеллигентов народнических групп (она достаточно подчеркнута уже в большевистском проекте), а революционных, конфискационных тенденций массы крестьянства. После речи Ленина поправки м-ков были отвергнуты.
   Отвержение указанных двух поправок, столь ясно вскрывших позицию меньшевиков, показало, что в вопросе об отношении к непролетарским партиям съезд в громадном большинстве стоит на почве революционной социал-демократии. На этой резолюции большевики объединили вокруг себя все неоппортунистические элементы съезда, собрав 2/3 его голосов. Победа революционного крыла была полная. Это настроение съезда было столь ясно, что м-ки не решились внести на съезд предварительно выработанный и отпечатанный ими (см. No 12 газеты "Нар. Дума") ["Народная Дума" -- ежедневная меньшевистская газета. Издавалась в Петербурге с 7 марта по 4 апреля 1907 г. Вышел 21 номер] проект резолюции, написав совершенно новый, представлявший большое улучшение сравнительно с тем принципом "комбинирования" действий пролетариата с шагами непролетарских партий, который составлял все политическое содержание первого проекта.
   В той же атмосфере поворота съезда к принципам революционной социал-демократии обсуждался и вопрос о "рабочем съезде".
   К сожалению, на самом съезде, на его официальных заседаниях вопрос этот не был поднят на высоту принципиальных дебатов и не связан с какими-либо практическими предложениями. И речь тов. Аксельрода, и речь т. Валерина [Лейтейзен (Линдов) Гавриил Давыдович (1874 -- 1919), социал-демократ -- интернационалист. В 1907 г. -- член ЦК партии. После Октябрьской революции -- член коллегии Наркомтруда, комиссар РВС 4-й армии. Убит белогвардейцами] показали явственно, что "рабочий съезд" не вышел еще из стадии чисто интеллигентского обсуждения.
   Большим недостатком речи Аксельрода, автора "рабочего съезда", было то, что о рабочем съезде в ней не было почти ничего. Мы не знаем ничего -- так можно было бы резюмировать речь Аксельрода -- насчет рабочего съезда, -- когда он будет, откуда он придет, что принесет для партии? -- Но мы надеемся на то, что "идея" съезда спасет нашу партию. Тов. Валерин, большевик, на эту "идею" не надеялся и старательно доказывал, что до сих пор эта "идея" фатально приводила к дискредитированию существующей партии. Отсутствие конкретной почвы для обсуждения "рабочего съезда", неумение связать эту "идею" с текущей действительностью, чисто литературный характер постановки этого вопроса у обоих докладчиков -- сделал из этого вопроса -- вопрос чисто академический. Единственным практическим было в этих спорах общее признание того, что агитация за рабочий съезд до сих пор ничего, кроме дезорганизации партий и стирания границ между социал-демократизмом и анархо-синдикализмом, не дала.
   Резолюция по этому вопросу, внесенная большевиками и принятая 165 голосами против 99, характеризует последовательно роль политической и экономической организации в пролетарской борьбе, признает необходимым использование в целях укрепления и развития этих основных форм организаций пролетариата других, стихийно возникающих на фоне революционного подъема форм объединения рабочего класса, и признает безусловно вредною для классового развития пролетариата агитацию за рабочий съезд, ибо, как говорит пункт 4 резолюции -- "идея рабочего съезда ведет по существу своему к замене социал-демократии беспартийными рабочими организациями длительного характера, а организационная и агитационная подготовка рабочего съезда неизбежно ведет к дезорганизации партии и содействует подчинению широких рабочих масс влиянию буржуазной демократии"...
   Те же элементы съезда, которые объединились вокруг большевистских предложений по рассмотренным выше вопросам, провели и резолюцию о "Г. Думе", и о "профессиональных союзах", которая, подтверждая резолюцию Стокгольмского съезда, напоминает, кстати сказать, часто забывавшуюся, особенно тов. меньшевиками, задачу социал-демократии -- "содействовать признанию профессиональными союзами идейного руководства с.-д. партии, а также установлению организационной связи с ней, -- и о необходимости там, где местные условия позволяют, проводить эту связь в жизнь".
   Последней резолюцией была резолюция "о партизанских выступлениях". Она зовет партию на "энергичную борьбу против этих последних" и постановляет распущение "боевых дружин". Для "большевиков" вопрос этот не был фракционным: среди них имелись и сторонники, и противники данной формы борьбы. Но резолюция, внесенная по этому вопросу, сначала меньшевиками, а затем меньшевиками, бундом, поляками и латышами совместно, была аргументирована таким образом, давала образчики "социологии" такого типа, что ни один из большевиков -- противников "партизанских выступлений" не мог подать за нее свой голос. Часть большевиков воздержалась, часть голосовала против.
   Наконец, выборы нового Ц. К. показали еще раз, как "центр" понимает свою роль и задачи примиренчества. Кандидаты того крыла съезда, которое определило все главные его резолюции, получили волею съезда случайное преобладание лишь в один голос в том учреждении, которое должно было проводить в жизнь съездовские решения.
   Опять перед глазами встала картина той игры, с описания которой я начал статью; после кратковременного проблеска съезд опять делал "шаг на месте".
  

4. На дорогу

   Революционное крыло с.-д.-тии, преобладавшее на съезде, пыталось уже на съезде поставить партию на "новые рельсы", и до известной степени, в некоторые моменты ему удавалось это... Два принципа должны характеризовать этот путь: "самостоятельная классовая политика пролетариата" -- во-первых, партийность -- во-вторых. Тяжел ли этот завет для "большевиков"? Конечно, нет!
   С момента выяснения тактических разногласий на каждом этапе партийного развития, с первого момента революционной бури большевизм боролся за выдержанную линию пролетарской политики.
   Будучи у "власти" в момент напряжения революционной борьбы, отброшенный в оппозицию в год шатаний и оппортунизма, "большевизм" всегда боролся под знаменем партийности и единства партии. Провести в жизнь тот и другой принцип -- нет, это не обуза для большевиков. Работая над этими задачами, большевизм работает над своей постоянной задачей.
   Но сможет ли он выполнить эту задачу, -- задачу, поставленную перед нами съездом? Увидим, и первым испытанием ему будут умение разобраться в той гнетущей политической обстановке, которую встретил съезд, когда переступил российскую границу ["Гнетущая политическая обстановка", указанием на которую кончается статья и которая встретила возвратившихся с Лондонского съезда делегатов, создана была государственным переворотом 3-го июня 1907 г., сопровождавшимся роспуском Гос. Думы, арестом социал-демократических депутатов Думы, -- приговоренных к концу года к каторжным работам, -- и изменением избирательного закона. Вслед за этим последовало введение военно-полевых судов и полный разгром рабочих организаций. Все эти меры контрреволюции встретили лишь очень слабое противодействие со стороны ослабленного предшествующей борьбой пролетариата и знаменовали конец первой русской революции и полное торжество союза монархии, дворянства и крупной буржуазии, приветствовавшей переворот, во главе которого стал Столыпин. Революционные партии должны были перенести центр тяжести своей работы в подполье. Торжество монархии, подновленной союзом с октябристской буржуазией и поставившей ставку на "сильные", кулацкие элементы деревни, сопровождалось широкой волной разочарования, ренегатства и отхода от революции в среде мелкобуржуазных партий. Среди кадетов на фоне общего поправения всей партии выделяется группа "Вех" (Струве, Изгоев, Булгаков и др.), создающая идеологию сильной национальной монархической власти, правящей путем союза дворянства и промышленников. Среди эс-эров выделяется группа "народных социалистов" (Пешехонов, Мякотин и др.)" рвущая с идеей республики и аграрной революции. Меньшевизм, развиваясь по намеченному еще в разгар революции пути, превращается в ликвидаторство, хоронящее и революционную борьбу 1905 года, и партию, и основные завоевания революционного марксизма.
   Общим для всей этой волны является не только фактическое примирение с третьеиюньской монархией и отказ от подготовки нового революционного наступления, но и резко отрицательное отношение к массовой революционной борьбе пролетариата и крестьянства в 1905 г. В форме критики революции 1905 года и совершался, прежде всего, процесс "линяния" былых революционных партий, их переход на почву контрреволюции, их "прощание" с былыми "иллюзиями" и "увлечениями". Реакционная, ликвидаторская, ренегатская "критика" 1905 года стала в 1908, 1909, 1910 гг. признаком "хорошего тона" и "политического разума" не только для кадет, но и для меньшевиков и эс-эров. Гг. Милюковы, Струве, Мартовы, Потресовы, Даны, Черновы и Савинковы дружно работали на этом поприще и в газетах, журналах, брошюрах и целых "исследованиях" старались перещеголять друг друга.
   Первой задачей большевиков при этих условиях было -- рядом с текущей политической работой -- разоблачить контрреволюционный характер кадетской, меньшевистской и эс-эровской "критики" первой русской революции и вскрыть перед новым поколением пролетариев те великие уроки политической классовой борьбы, которые оставила по себе разбитая революция 1905 года. В эпоху полного внешнего торжества контрреволюции и ренегатства в 1908 -- 1911 гг. наша большевистская печать на 9/10 подпольная и нелегальная -- уделяла этому вопросу, как и следовало, очень много места].
   Революционная с.-д-тия в России знает теперь во всяком случае, что ее преобладание в партии диктуется не подъемом или упадком революционного настроения среди партийной массы, а упорной борьбой за выдержанность и самостоятельность пролетарской политики.
  
  
   Источник текста: Каменев Л. Б. Между двумя революциями. Сб. статей. 2-е изд. М., 1923. С. 60 -- 82.
   Впервые опубликована в журнале "Вестник жизни" (1907, No 6) ["Вестник жизни" -- научный, литературный и политический журнал, легальное большевистское издание. Выходил в Петербурге с 30 марта 1906 по сентябрь 1907 г. Всего выпущено 20 номеров. Тираж -- 10 тыс. экз. В журнале сотрудничали В. И. Ленин, Л. Б. Каменев, Г. Е. Зиновьев, В. В. Воровский, А. В. Луначарский, М. С. Ольминский, Л. Д. Троцкий. С журналом был тесно связан Н. Г. Гарин-Михайловский (умер на одном из заседаний "Вестника жизни"). По постановлению Петербургской судебной палаты от 23 сентября 1907 г. издание журнала было прекращено].
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru