Кантемир Антиох Дмитриевич
Таблица Кевика философа или изображение жития человеческого...

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

  

РУССКІЕ ПИСАТЕЛИ XVIII и XIX ст.

ИЗДАНІЕ И. И. ГЛАЗУНОВА.

ОБЩАЯ РЕДАКЦІЯ ВСЕГО ИЗДАНІЯ П. А. ЕФРЕМОВА.

КН. А. Д. КАНТЕМИРЪ.
ТОМЪ II.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.

ВЪ ТИПОГРАФІИ И. И. ГЛАЗУНОВА, Б. МѢЩАНСКАЯ, 8.
1868.

  

ОТРЫВОКЪ ИЗЪ ПЕРЕВОДА:
Таблица Кевика философа или изображеніе житія человѣческаго, переведено съ французскаго княземъ Антіохомъ Кантемиромъ въ Москвѣ лѣта Христова 1729.

Предисловіе къ читателю.

   Кевикъ-философъ чудныя премѣны житія человѣческаго первый изъ древнихъ новымъ видомъ писанія такъ искусно изобразилъ, что за тѣмъ у всѣхъ чрезъ столько вѣковъ таблица сія въ великомъ была почтеніи. Въ ней онъ усладительное соединялъ полезному, и правило житія такъ совершенное показалъ, что можно его въ нравоучителяхъ имѣть не за послѣдняго. Краткость книжки не позволила ему изъяснить все пространно, да по величинѣ ея все, что нужно, собралъ, а наипаче фортуны (щастья) начертаніе и ея непостоянство столь совершенно описаны, что еслибы люди прилежно словамъ его внимать хотѣли, могли бы жить гораздо покойнѣе. Все то побудило меня на нашемъ языкѣ издать сей древній премудрости остатокъ; я нарочно прилежалъ сколько можно писать простѣе, чтобы всѣмъ вразумительно. Переводъ мой имѣетъ нѣсколько разниться съ подлинникомъ, понеже я переводилъ съ французскаго, а онъ писанъ по-гречески; однакоже разница та будетъ состоять въ одномъ только складѣ и разумъ авторовъ изрядно и точно въ французскомъ переводѣ сохраненъ.
   Кевикъ былъ философъ изъ Аѳинъ ученикъ Сократовъ.

-----

   Нѣкогда гуляючи мы въ храмѣ сатурновомъ (см. Лексиконъ Морерія подъ литерою S) и разсмотряючи посвященныя въ немъ различныя приношенія, между прочими усмотрѣли мы на самомъ входѣ въ капище таблицу нѣкую, которыя видъ былъ чудный и изображеніе на ней весьма отмѣнное. Не могли мы никакъ дознаться, чтобы то таково было и откуду пришло. Понеже хотя то, что изображено было на ней, нѣкоторымъ образомъ на городъ или поле походило, однако ни одно ни другое не было. Была на ней написана нѣкая великая ограда, а въ ней включены двѣ другія ограды, одна побольше, а другая по меньше. При воротахъ первой ограды много стояло народа внутри же видѣть было собраніе нѣкое женъ; а при входѣ стоялъ старикъ нѣкакой, которой казался, что будто нѣчто имѣлъ повелѣвать входящимъ. Какъ уже чрезъ долгое время о семъ скрытномъ изображеніи мы разсуждали и не знали напослѣдокъ, что объ немъ думать, по счастію нашему, нашелся тамъ человѣкъ, весьма престарѣлый, который, такъ какъ и мы, остановился смотрѣть сію таблицу. Сей добрый мужъ, усмотрѣвъ изрядно всѣ наши поступки, такъ къ намъ говорить началъ:-- Не дивно, друзья мои, что вы не можете дознать толкованіе таблицы сея. Мало кто и изъ здѣшнихъ жителей знаетъ оное. Приношеніе сіе не отъ здѣшнихъ гражданъ учинено, но чужеземецъ нѣкакой, который не меньше хваленъ былъ за доброту сердца, нежели и за глубокую свою премудрость, и который во всѣхъ своихъ дѣлахъ и поступкахъ подражалъ образу житія Пифагорова (Морерій Лекс. исторіи подъ литерою Р.) и Парменіона, давно уже былъ въ здѣшней странѣ, посвятилъ Сатурну храмъ сей и сію таблицу. Тогда я его спросилъ, знавалъ ли онъ человѣка того, и онъ отвѣтствовалъ, что и знавалъ его и довольное время наслаждался его разговорами. Нонеже хотя-де онъ человѣкъ былъ молодъ, однако о всякихъ дѣлахъ искусно весьма говаривалъ. Я-де его многажды слышалъ разговаривать о намѣреніи сей таблицы.
   "Заклинаю убо тя богами безсмертными! вскричалъ я тогда, истолкуй намъ ее, ежели тебѣ не трудно, тѣмъ бо насъ весьма себѣ обяжешь, имѣя мы великое желаніе знать, что она знаменуетъ.
   -- Всеохотно то учиню, отвѣтствовалъ онъ, только нужно прежде вамъ извѣстить, какому бѣдству вы себя вдаете. Понеже, если когда я вамъ разскажу все то, что на таблицѣ изображено, и вы то совершенно уразумѣете, будете мудры и щастливы; ежели же нѣтъ, то будете невѣжи и глупы и имѣете провождать потому злое и безщастное житіе. Гаданіе сіе подобно есть тому, что сфинксъ предлагала, которое если кто истолковывать не умѣлъ, смерти преданъ бывалъ отъ нея. Напротиву, житіе сохраняла тому, кто могъ изобрѣсти толкованіе онаго. То-же и въ семъ начертаніи. Понеже глупость есть въ людяхъ какъ сфинксъ, которая предлагаетъ крытно, что добро, что зло и что посредственно. Если-же кто не можетъ сія различить, она не внезапно ихъ убиваетъ, какъ сфинксъ, но поступаетъ съ ними еще съ большею жестокостію, убѣждая ихъ умирать по малу, какъ тѣ, кои мукамъ преданы. Такожде, ежели кто познаетъ и уразумѣетъ дѣла сія, сверхъ того, что отъ такого нещастія защитится глупости и будетъ благополученъ во всѣ дни живота своего. Заклинаю убо васъ любовію къ вамъ со мной слушать съ крайнимъ прилежаніемъ всѣхъ, что я вамъ сказывать буду.
   "О Боже праведный! вскричалъ я, въ какое нетерпѣніе приводишь ты насъ знать дѣла сіи, ежели они таковы суть, какъ объ нихъ сказываешь.
   -- О семъ, сказалъ старикъ, не суминся. "Прошу убо тебя, отвѣтствовалъ я, окончи наше нетерпѣніе и повѣрь намъ, что мы весьма опасаемся бѣдства того, которымъ ты намъ грозишь, и за велико почитаемъ мзду такъ изрядную, какову ты намъ обѣщаешь, того ради ни одного слова изъ твоего разговору не пропустимъ.
   Взявъ убо тотчасъ палочку нѣкую и наведши ее на таблицу, видите-ли вы, говоритъ намъ, сію великую ограду.
   "Видимъ, сказали мы.
   -- Нужно есть, отвѣчалъ онъ, знать во-первыхъ, что мѣсто сіе называется житіе и что люди, которые стоятъ у воротъ, суть имущіе вступить въ оное. Старикъ сей, котораго вы видите выше другихъ, который одною рукою бумагу держитъ, а другою знакъ подаетъ, называется разумъ (въ французскомъ genie, что инако по-русски сказать не можно); повелѣваетъ онъ входящимъ, что имъ дѣлать надлежитъ, когда въ житіе вступятъ, и показываетъ дорогу, которою имъ идти надобно, чтобы жить благополучно. "Скажи мнѣ, пожалуй, говорилъ я ему: которая та дорога, и что надобно дѣлать, чтобы на нее прійти?" -- Не видите-ли вы, сказалъ онъ: при воротахъ, которыми приходятъ всѣ люди тѣ, престолъ нѣкій, на которомъ сидитъ жена нѣкая убранная, въ которой столько пріятности кажется, что легко всякаго къ себѣ склонить можетъ?
   "Все то вижу, отвѣчалъ я, это та, что въ рукѣ стаканъ держитъ. Какъ она называется?"
   -- Имя ей, отвѣчалъ онъ, прелесть, понеже она безъ изъятія всѣхъ людей прельщаетъ.
   "Какое ея дѣло? спросилъ я.
   -- Только за нею дѣла, отвѣчалъ онъ, что всѣмъ, которые въ житіе приходятъ, подноситъ нѣкое питье, чрезъ которое сообщаетъ имъ прегрѣшеніе и невѣжество.
   "Что же, сказалъ я, потомъ бываетъ?
   -- Тотчасъ, отвѣчалъ онъ, какъ они того напьются, входятъ въ житіе.
   "Нельзя-ли, спросилъ я, никому не пить питья того?
   -- Нельзя, отвѣчалъ онъ, только иные больше, иные меньше пьютъ. Не видите-ли вы еще, говоритъ старикъ: внутри, заворотами, женъ нѣкакихъ, которыя видъ имѣютъ неистовно мотовству и всякому излишеству впадшихся? Ежели прилежно посмотрите, увидите, что онѣ всѣ различны между собою. Сіи суть мнѣніи, похоти и сластолюбіи. Когда-же люди сіи, о которыхъ я вамъ сказывалъ, пойдутъ въ житіе, они радостно скачутъ, любовно ихъ обнимаютъ и столько за ними ходятъ, что напослѣдокъ къ себѣ ихъ привлекаютъ.
   "Куда они ихъ отводятъ? спросилъ я.
   -- Нѣкоторыхъ, отвѣчалъ онъ, въ пристанище спасенія, а иныхъ въ самую пропасть, что имъ оттого случается, что они опоены прелестію.
   "Дивное нѣкое питье, ты намъ сказываешь, сказалъ я.
   -- Еще то не все, отвѣтствовалъ онѣ, понеже хотя онѣ и обѣщаютъ всѣхъ привести въ блаженное житіе и дать къ тому способы, много, однако, отъ праваго пути заблуждаютъ и бѣгаютъ сюды и туды безразсудно, а то для того, что, входя въ житіе, напилися прегрѣшенія и невѣжества.
   "Скажи мнѣ, пожалуй, говорилъ я, кто такова жена та, что стоитъ на глобусѣ (шару)? Мнѣ кажется, что она слѣпа и яростна.
   -- Въ томъ ты не обманулся, отвѣтствовалъ старикъ, не только же она слѣпа, но и глуха и сердита; а имя ея Фортуна (щастіе). Бѣгаетъ она повсюду, беретъ отъ одного и даетъ другому, и лише кому что дастъ, тотчасъ, опять отнявъ, даруетъ то иному. Все, что она ни дѣлаетъ, съ безразсудствомъ и непостоянствомъ совокуплено, и потому нравъ ея совершенно тутъ описанъ начертаніями, въ которыхъ она изображается. Понеже что она на шару, то значитъ, что никакого постоянства нѣтъ въ томъ, что она намъ даритъ, и что весьма мало времени надобно, чтобъ потерять того, кто ей себя ввѣряетъ. Тѣ, которыхъ ты при ней видишь и кои тщатся поймать то, что она бросаетъ, называются безразсудные.
   "Для чего они такъ между собою различны? спросилъ я, одни бо кажутся очень веселы, а другіе въ страшномъ отчаяніи.
   -- Сіи, отвѣчалъ онъ, которыхъ ты веселыхъ видишь, суть получившіе отъ Фортуны благодѣяніе нѣкое и потому чтятъ ее, называя доброю Фортуною. Тѣ-же напротиву, которые столь печальны, руки протягаютъ, суть тѣ, отъ которыхъ она отняла, что было дано прежде, и для того они ее именуютъ злою Фортуною.
   "Какіе дары, сказалъ я, можетъ она имъ дать, чтобъ подать имъ такое великое веселье, и что отнять можетъ отъ нихъ, чтобъ привесть въ такое малодушіе?
   -- Тѣ, отвѣчалъ онъ, которые мы истиннымъ добромъ почитаемъ, какъ-то напримѣръ богатство, слава, благородіе, дѣти, царство, имперія и всѣ прочія вещи, симъ подобныя. Но о сихъ послѣ станемъ говорить; поступимъ вдаль къ истолкованію нашей таблицы. Примѣтили-ли вы, что какъ пройдешь ворота сіи, показывается выше другая ограда, предъ которою стоятъ женщины и нѣкакія, убранныя подобію блудницъ?
   "Все то вижу изрядно, отвѣтствовалъ я,-- Имя имъ, сказалъ старикъ, невоздержаніе, мотовство, жадность и похлебство; а за тѣмъ они тутъ стоятъ, чтобъ подсматривать получившихъ благодѣяніе какое отъ Фортуны, и какъ кого изъ нихъ усмотрятъ, радуются, прибѣгаютъ къ нему, обнимаютъ и ласкаютъ его, обѣщаютъ ему житіе сладостное и всякаго безпокойства чуждое, и ежели напослѣдокъ его уговорить возмогутъ и какъ уже онъ однажды вдается сластолюбіемъ, житіе то въ правду на время его услаждаетъ, но лише отвѣдаетъ сладость его, тотчасъ потомъ узнаетъ -- то все горесть только быть, и когда станетъ въ себя приходить, весьма поздно ужъ дознается, что никакою истинною забавою не утѣшался, что онъ погиблъ и что его на смѣхъ подымали. Понеже какъ уже промотаетъ все, что ему Фортуна дала, бываетъ рабъ своихъ ласкателей и принужденъ вступать во всякія непотребства и въ такія наипаче, которыя ему пуще вредны и которыя приводятъ его въ самую гибель, какъ-то напримѣръ: красть, грабить храмы, клятвы преступать, нев123;рнымъ быть къ лучшимъ своимъ пріятелямъ, однимъ словомъ, дѣлаютъ всякія беззаконія и злости. Напослѣдокъ же, когда придетъ въ крайность непотребствъ преданъ бываетъ казни.
   "Кто такова, спросилъ я, жена та, о которой ты говоришь?
   -- Видите-ли вы, сказалъ онъ, тамъ, позади, маленькія двери и тюрьму нѣкую, тѣсную и весьма темную, гдѣ сидятъ женщины нѣкакія, скверныя и гнусныя собою, одѣты лоскутьями и ветошами?
   "Видимъ, отвѣтствовалъ я.
   -- Та, сказалъ старикъ, которая плеть въ рукахъ держитъ, называется казнь; которая на колѣняхъ своихъ голову оперла, есть печаль; а та, что волосы на себѣ деретъ, бѣдность; а человѣкъ сей, который нагъ, сраменъ и такъ ужасенъ собою кажется, есть плачъ (въ греческомъ написано плачъ, а во французскомъ единоборство), а что позадь его другая стоитъ женщина, то сестра его, называемая отчаяніе. Симъ-то страшнымъ уродамъ, во-первыхъ, преданъ бываетъ таковый человѣкъ, чтобъ съ ними житіе свое въ мучительствѣ и страданіи препроводить, а потомъ, мало спустя, въ другое отводится жилище, которое не меньше перваго страшно, то есть въ домъ безщастія: тамъ-то послѣдніе дни жизни своей провождать имѣетъ въ безпрестанныхъ злополучіяхъ.
   "Что же, спросилъ я, напослѣдокъ будетъ?
   -- Ежели, отвѣтствовалъ онъ, по счастію, случится ему прибѣжать къ покаянію, оно его освободить можетъ отъ всѣхъ бѣдъ; убѣдитъ оно его премѣнить мнѣніе и волю свою и подастъ ему охоту поступить къ первому ученію; хотя мнѣніе можетъ нѣкогда послѣ всего того отвесть его къ ложному ученію, для того, ежели слѣдовать будетъ мнѣнію, ведущему къ истинному ученіу, оно его очищаетъ отъ прежнихъ его несовершенствъ и бываетъ благополученъ во всю жизнь свою. Ежели, напротиву, опять отъ ложнаго ученія прельстится, впадаетъ паки въ прежніе свои обычаи и ворочается въ то-жъ состояніе, въ которомъ предъ тѣмъ былъ.
   "О Боже! вскричалъ я, какой то скорбный поворотъ! Но прогну тебя, скажи мнѣ, кто таково ложное ученіе, о которомъ ты намъ сказываешь?
   -- Видите-ли вы, сказалъ старикъ, другой сей заборъ?
   "Безъ сумнѣнія видимъ, отвѣчалъ я.
   -- Внѣ того, сказалъ онъ, къ воротамъ стоитъ жена нѣкая, красна, убранная, однако кажется, будто мину учтиву и цѣломудренну имѣетъ. Туто большая часть людей, а больше тѣ, которые сказываютъ себя сильнаго ума, называютъ ученіемъ; хотя она николи такова не бывала и ложно ей имя сіе приписуютъ, однако и тѣ, которые желаютъ быть блаженны и достичь истиннаго ученія (истинное ученіе и правое ученіе то-жъ значитъ), сперва къ ней заходятъ, не для того, что нѣтъ другой дороги, но понеже это обыкновеннѣе. Люди эти, что гуляютъ въ сей оградѣ, суть послѣдователи ложнаго ученія, которые, обмануты будучи, думаютъ, что они пребываютъ съ истиннымъ ученіемъ, называются они стихотворцы, витіи, діалектики, мужики, ариѳметики, геометрики, сластолюбители, перипатетики, критики и прочіе всѣ, симъ подобные.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru