Кареев Николай Иванович
Политические выступления парижских секций во время великой революции

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

Политическія выступленія парижскихъ секцій во время великой революціи.

(Памяти Николая Ѳедоровича Анненскаго).

(Окончаніе).

V.

   Къ сожалѣнію, о политическомъ выступленіи секцій 31 мая -- 2 іюня 1793 г., рѣшившемъ вопросъ о томъ, кому управлять Франціей -- жирондистамъ или монтаньярамъ, мы не имѣемъ такой обстоятельной работы, какую представляетъ собою книга Брэша, и нужно только желать, чтобы обладая уже громаднымъ матеріаломъ и по этой эпохѣ, онъ обработалъ его съ такою же тщательностью, съ какою освѣтилъ революцію 10 августа.
   Въ настоящее время уже нельзя сводить антагонизмъ якобинцевъ и жирондистовъ къ борьбѣ пролетаріата и буржуазіи, какъ это дѣлали Бюшезъ и Ру, Луи Бланъ и др. Между обѣими партіями была не столько соціальная, классовая противоположность, сколько политическая, идейная. Одни были государственники, централисты, другіе индивидуалисты и противники централизаціи, хотя и не федералисты, какъ ихъ въ томъ невѣрно обвиняли. Въ качествѣ централистовъ первые были сторонниками политической гегемоніи Парижа, за которую стояла и Коммуна, вторые -- за самостоятельность департаментовъ. Обвиненіе въ федерализмѣ со стороны идеологовъ "республики единой и нераздѣльной" было, въ виду внѣшней опасности отъ иностраннаго нашествія, чуть не равносильно обвиненію въ измѣнѣ, да и Парижъ былъ очень чувствителенъ по отношенію къ своей господствующей роли въ исторіи революціи. Главный экономическій вопросъ, тревожившій населеніе Парижа, былъ вопросъ о цѣнахъ на хлѣбъ, на жизненные припасы вообще, и иниціатива максимума, декретированнаго Конвентомъ въ сентябрѣ 1793 г., принадлежала не самому Конвенту, а парижскому населенію, секціямъ, одна изъ которыхъ, именно Mauconseil, чуть было не поднявшая Парнасъ 5 августа 1792 г., еще въ декабрѣ этого года требовала установленія максимальныхъ цѣнъ. Противъ таксаціи предметовъ потребленія сначала одинаково высказывались и жирондисты, и монтаньяры, пока послѣдніе не увидѣли въ этомъ вопросѣ прекрасное орудіе въ борьбѣ со своими противниками. Демагогическая тактика якобинцевъ -- слишкомъ хорошо извѣстный фактъ, чтобы о немъ здѣсь нужно было много распространяться. Первоначально противники максимума, они сдѣлались потомъ его защитниками, чтобы имѣть народную массу на своей сторонѣ. Они вообще стремились къ тому, чтобы имѣть вліяніе на секціи, и это имъ удалось. Чѣмъ далѣе развивалась борьба между Жирондою и Горою въ Конвентѣ, тѣмъ все болѣе первая дѣлалась ненавистною массѣ парижскаго населенія или, по крайней мѣрѣ, тѣмъ его элементамъ, которые играли первенствующую роль въ наиболѣе демократическихъ элементахъ.
   Новымъ поводомъ для агитаціи въ секціяхъ послужили весною 1793 г. пораженіе и измѣна Дюмурье, котораго враги жирондистовъ объявили человѣкомъ этой партіи, жирондистскимъ генераломъ. Въ концѣ марта по предложенію секціи Правъ Человѣка 27 секцій выбрали коммиссаровъ, которые безъ промедленія должны были заняться "способами спасти республику отъ пропасти, въ которую ее и свободу хотятъ низвергнуть клеветническая и свободоубійственная (liberticide) фракція и вѣроломные генералы". Эти коммиссары образовали "центральное собраніе общественнаго спасенія" для сношеній съ департаментами, но 2 апрѣля секція Mail, отозвавшая своего коммиссара, обвинила это собраніе въ Конвентѣ, какъ преступное. Другія секціи тоже лишили своихъ коммисссаровъ данныхъ имъ полномочій и сама секція Правъ Человѣка заявила, что ея намѣренія были плохо поняты. На этотъ разъ изъ предпріятія, въ которомъ нельзя не видѣть руки якобинскаго клуба, ничего не вышло, но агитація отъ этого не ослабѣла. Меллье въ своей книгѣ приводитъ цѣлый рядъ секціонныхъ постановленій отъ первыхъ чиселъ апрѣля, изъ которыхъ нѣкоторыя были направлены противъ жирондистовъ. Въ серединѣ этого мѣсяца собраніе секціонныхъ коммиссаровъ предложило представить Конвенту петицію, принятую 35 секціями и получившую одобреніе Коммуны, объ изгнаніи изъ Конвента 22 человѣкъ. Конвентъ согласился ее выслушать и рѣшилъ, чтобы петиція была разослана по секціямъ для подписанія ея тѣми лицами, которые согласны съ ея содержаніемъ. Такъ и было сдѣлано. Подписи собирались довольно оригинально. "Вотъ петиція, которую нужно подписать.-- Но сначала прочтите ее.-- Безполезно: она уже принята большинствомъ секцій". Или говорили такъ: "подписывайте, а не то не будетъ вамъ цертификата цивизма", т. е. вамъ откажутъ въ свидѣтельствѣ о благонадежности.
   Въ это время въ секціяхъ велась отчаянная борьба между крайними и умѣренными. Санкюлоты отдѣльныхъ секцій стали помогать одни другимъ, являясь въ чужія собранія. Всякими правдами и неправдами въ собраніяхъ проводилась мысль о необходимости очистки Конвента. Сношенія между секціями сдѣлались болѣе частыми и болѣе правильными и на совѣщаніяхъ секціонныхъ коммиссаровъ, повидимому, шли разговоры объ арестѣ нѣкоторыхъ членовъ Конвента. Объ этомъ было доведено до его свѣдѣнія и онъ принялъ нѣкоторыя мѣры противъ злоупотребленій, какія могли бы быть въ секціонныхъ собраніяхъ. Между прочимъ, извѣстная "коммиссія двѣнадцати", созданная въ серединѣ мая для борьбы съ народными эксцессами, потребовала, чтобы секціи представили регистры со своими протоколами за послѣдній мѣсяцъ, но нѣкоторыя секціи отказались исполнить это требованіе. Предсѣдатель и секретарь одной изъ нихъ были арестованы одновременно со знаменитымъ Эберомъ. Это и было исходнымъ пунктомъ событій 31 мая -- 2 іюня.
   Десятое августа послужило образцомъ для новаго возстанія, на этотъ разъ противъ жирондистовъ. Секціи назначили коммиссаровъ, тѣ собрались, утвердили генеральный совѣтъ (коммуну) въ его правахъ и назначили Апріо начальникомъ вооруженныхъ силъ Парижа. Въ Ратушѣ водворился центральный революціонный комитетъ изъ 25 человѣкъ, изъ которыхъ 10 были выбраны секціонными коммиссарами, а 15 -- собраніемъ, созваннымъ департаментомъ. Въ назначенный срокъ ударили въ набатъ и стали собирать вооруженныхъ людей, обѣщая каждому сорокъ су. Делегація Коммуны представила Конвенту петицію съ требованіемъ арестовать 27 жирондистовъ, но, такъ какъ этотъ шагъ не имѣлъ успѣха, на другой день вооруженная сила заставила Конвентъ сдѣлать все, чего отъ него требовали. Началось возстаніе съ вечера 30 апрѣля и разыгралось 31-го. На другой день силы инсургентовъ увеличились вслѣдствіе того, что съ дороги въ Вандею вернули добровольцевъ, отправившихся усмирять эту мятежную провинцію. На Конвентъ были даже направлены пушки и его окружало около 80 тысячъ членовъ отдѣльныхъ секцій {Въ напечатанныхъ мною "Неизданныхъ документахъ парижскихъ секцій есть одинъ очень любопытный, относящійся къ этому моменту (стр. 89 и слѣд). Ср. примѣчаніе, помѣщенное ниже.}. Жиронда была сокрушена. Только части представителей этой партіи удалось спастись бѣгствомъ.
   Началось безраздѣльное господство Горы. Участіе въ дѣлѣ 31 мая -- 2 іюня сдѣлалось теперь своего рода признакомъ цивизма и правомъ на патріотическую славу, какъ позднѣе, въ эпоху реакціи, поводомъ для преслѣдованій. Желавшій получить цертификатъ цивизма долженъ былъ отвѣтить на рядъ вопросовъ, среди которыхъ были такіе: "гдѣ ты былъ 10 августа? 31 мая, 1 іюня и 2 іюня?" Или еще: "сражались ли вы (avez vous pris les armes) въ достопамятные дни 31 мая, 1 іюня и 2 іюня?" Цертификаты цинизма выдавались революціонными комитетами секцій, которыя, такимъ образомъ, признали важное значеніе этихъ датъ.
   У жирондистовъ оставалось, однако, немало приверженцевъ въ секціяхъ и въ собраніяхъ послѣднихъ борьба продолжалась. Умѣренные иногда проявляли столько стойкости, что ихъ противники начали принимать рѣшительныя мѣры. Маратъ, когда-то защищавшій противъ жирондистовъ перманентность секціонныхъ собраній, предложилъ, еще въ іюнѣ, ее отмѣнить, ссылаясь на то, что богатые интриганы и неблагонадежные люди стекаются на эти собранія въ большомъ количествѣ, поденщики же, рабочіе и ремесленники лишены возможности туда приходить, дабы бороться съ "преступными промыслами враговъ свободы". Нѣкоторыя секціи сами желали того же. Въ сентябрѣ Конвентъ и постановилъ, чтобы въ недѣлю было только по два собранія и чтобы нуждающіеся за участіе въ собраніяхъ получали по сорока су.
   

VI.

   Датою, съ которой революція пошла на убыль, справедливо считается 9 термидора, или 27 іюля 1794 г., когда произошло паденіе Робеспьера.
   Объ этомъ событіи у меня собрался кое-какой архивный матеріалъ, опубликованный мною въ "Парижскихъ секціяхъ" {См. стр. 65--71 этой книжки.} и въ "Неизданныхъ документахъ" {Стр. 10, 107 и слѣд. Въ одномъ картонѣ, заключающемъ въ себѣ бумаги, которыя имѣютъ отношеніе къ 9 термидору, я нашелъ копію съ протоколовъ одной секціи 31 мая 2 іюня, которая была снята для доказательства, послѣ 9 термидора, корректности этой секціи. См. тамже, стр. 89 и слѣд.} и вносящій нѣкоторыя новыя черточки въ пониманіе того, какъ произошло паденіе Робеспьера.
   Секціи сдѣлали тридцать первое мая и первое и второе іюня вмѣстѣ съ Коммуною противъ части Конвента, и результатомъ этого было господство якобинцевъ, приведшее къ диктатурѣ Робеспьера. Антагонизмъ между Коммуною и Конвентомъ возникъ и годъ съ лишнимъ спустя послѣ 31 мая -- 2 іюня, но на этотъ разъ секціи были на сторонѣ не Коммуны съ Робеспьеромъ, а Конвента, который сталъ тяготиться диктатурою Робеспьера. Въ исторіи революціи это былъ моментъ, когда главные ея дѣятели, послѣ того, какъ многіе ихъ товарищи погибли на гильотинѣ, только-и занимались подкапываніемъ другъ подъ друга. Враги диктатора готовились нанести ему ударъ, но и онъ подготовлялъ ударъ противъ своихъ враговъ съ помощью друзей, среди которыхъ былъ Анріо, предводитель военной силы въ возстаніи 31 мая. Когда "дѣло" началось, Анріо грозилъ Конвенту, говоря, что "повторится 31 мая и триста негодяевъ, сидящихъ въ Конвентѣ, будутъ истреблены". Расчетъ оказался невѣрнымъ, потому что секціи не поддержали Робеспьера.
   Никакой предварительной агитаціи въ секціяхъ передъ этимъ не было. Когда разыгрывалась трагедія Робеспьера, во многихъ кварталахъ Парижа ни о чемъ и не подозрѣвали. Девятое термидора свалилось, какъ снѣгъ на голову, застало всѣхъ врасплохъ. Въ эту эпоху секціи вообще не проявляли уже прежней энергіи. "Обманувшись, говоритъ Меллье, въ своей надеждѣ политическою дѣятельностью добиться лучшаго, лишившись вслѣдствіе мѣропріятій революціоннаго правительства большой части правъ, какими только пользовались передъ тѣмъ, секціи начали чувствовать усталость отъ всѣхъ своихъ усилій, оказавшихся безплодными, и становились все нечувствительнѣе къ событіямъ, не задѣвавшимъ непосредственно матеріальныхъ интересовъ. Онѣ, продолжаетъ Меллье, уже не руководили больше своими комитетами, а покорно слѣдовали за ними, члены же этихъ комитетовъ зависѣли теперь только отъ конвентскихъ комитетовъ общественнаго спасенія и общей безопасности". Политика теперь дѣлалась не въ нихъ, а въ такъ называемыхъ секціонныхъ обществахъ, придуманныхъ, такъ сказать, въ обходъ закона, когда секціямъ предписано было собираться лишь два раза въ недѣлю, дабы можно было собираться чаще, и бывшихъ только филіальными отдѣленіями большого общества якобинцевъ, очищенными, вдобавокъ, отъ всякихъ антицивическихъ элементовъ.
   Притомъ въ термидорѣ у секцій не было общаго лозунга, который могъ бы ихъ объединить, какъ это было въ іюнѣ -- августѣ 1792 г. и въ маѣ -- іюнѣ 1793 г. "Парижъ,-- говоритъ Оларъ -- который дѣлалъ возстанія противъ людей за идеи, повидимому, не хотѣлъ возстать изъ-за одного человѣка".
   Коммуна, какъ извѣстно, въ моментъ рѣшительнаго столкновенія съ Конвентомъ разослала по секціямъ приглашеніе установленнымъ властямъ секцій и начальникамъ ихъ вооруженной силы явиться въ Ратушу для принесенія присяги на вѣрность свободѣ, причемъ должны были быть созваны и общія собранія секцій. Сохранился списокъ 17 секцій, представители которыхъ принесли требуемую присягу, кромѣ еще 8 секцій, отъ которыхъ явились лишь от дѣльныя должностныя лица. Народъ, гдѣ его успѣли или захотѣли собрать, совсѣмъ не понималъ, въ чемъ же дѣло, отъ чего ему нужно спасать отечество или свободу, а, когда дѣло сколько-нибудь разъяснялось, не обнаруживалъ охоты идти противъ Конвента. Въ числѣ секцій, присягавшихъ въ Ратушѣ, значится, напримѣръ, секція Пантеона, а между тѣмъ ея общее собраніе отказалось признать то, что сдѣлали ея коммиссары.
   "Въ полночь, сказано въ протоколѣ революціоннаго комитета секціи Пантеона, читаютъ прокламацію Національнаго Конвента и во время этого чтенія раздавалось много голосовъ, что они не признаютъ другой власти, кромѣ Конвента, а въ концѣ собраніе единодушно воскликнуло: "мы больше не признаемъ Коммуны! Да здравствуетъ Національный Конвентъ"! Тотчасъ же собраніе постановило послать къ соединеннымъ комитетамъ общественнаго спасенія и общей безопасности, дабы увѣрить ихъ, что секція французскаго Пантеона не признаетъ никого, кромѣ Національнаго Собранія". Далѣе въ протоколѣ говорится о появленіи въ собраніи депутацій отъ другихъ секцій, и что само собраніе этой секціи выбрало депутатовъ, которые сообщили бы о ея настроеніи другимъ секціямъ. Вмѣстѣ съ этимъ оно "взяло назадъ полномочія, которыя оно дало своимъ коммиссарамъ, отправившимся въ Коммуну, и объявило, что оно больше не хочетъ ея знать, такъ какъ она объявлена внѣ закона, ни сноситься съ нею". Изъ подобной же записи секціи Финистера мы узнаемъ, что, когда къ ней было прислано приглашеніе присоединиться къ Коммунѣ "съ пушками, оружіемъ и республиканскими душами", человѣкъ, принесшій это приглашеніе, былъ арестованъ и немедленно препровожденъ въ комитетъ общей безопасности.
   Секціи или не тронулись, или поддержали Конвентъ. Нѣкоторыя изъ нихъ послали свои батальоны къ Тюйлери, гдѣ происходили засѣданія послѣдняго, тогда какъ около Ратуши собралась лишь безформенная толпа, остававшаяся въ нерѣшительности, пока извѣстіе о томъ, что силы секцій на сторонѣ Конвента, ее не поколебали. Къ тому же пошелъ сильный дождь, окончательно разогнавшій толпу. То настроеніе, которое господствовало на другой день въ народѣ, Показываетъ, что терроръ очень тягостно переносился большинствомъ населенія.
   Однимъ изъ результатовъ девятаго термидора было то, что массы "подозрительныхъ", т. е. людей, которые были на дурномъ счету у революціонныхъ комитетовъ, перестали прятаться, потому что сами члены революціонныхъ комитетовъ думали только, какъ бы спасти свои собственныя головы. Не нужно думать, будто только одни "аристократы" попадали на гильотину въ эпоху террора: въ числѣ головъ, отрубленныхъ въ 1793 и 1794 гг., было не мало плебейскихъ, т. е. головъ лавочниковъ, ремесленниковъ, слугъ и т. п., ихъ было, быть можетъ, даже двѣ трети общаго числа казненныхъ. Термидоріанская реакція имѣла прямо народную основу, и въ числѣ театральныхъ пьесъ, бывшихъ въ фаворѣ у непритязательной публики, были "День 9 термидора" и "За кулисами революціонныхъ комитетовъ". Сами революціонные комитеты были уничтожены, а въ секціонныхъ собраніяхъ перевѣсъ былъ теперь уже на сторонѣ умѣренныхъ.
   

VII.

   Объ участіи секцій въ возстаніяхъ 11--13 жерминаля и 1 преріаля мы знаемъ относительно мало, но что нѣкоторыя секціи, какъ таковыя, принимали въ нихъ участіе, это не подлежитъ сомнѣнію. Это были отчаянныя вспышки изголодавшагося народа, требовавшаго себѣ хлѣба, и, конечно, движеніе исходило изъ тѣхъ секцій, гдѣ жило наиболѣе бѣдное населеніе, изъ рабочихъ кварталовъ, политическимъ же лозунгомъ инсургентовъ была конституція 1793 г., вотированная въ свое время народомъ, но оставшаяся простымъ клочкомъ бумаги. У жерминальскаго движенія, повидимому, не было общей организаціи. Только одна депутація въ Конвентъ заявила о себѣ, что ее послали тринадцать секцій, другія депутаціи были отъ нѣсколькихъ отдѣльныхъ секцій. Съ другой стороны, въ эти тревожные дни нѣкоторыя секціи просили Конвентъ оставаться у власти, пока онъ не дастъ Франціи покой конституціи. Общей организаціи не было и въ преріальскомъ возстаніи. Правда, нѣсколько раньше секція Монтрейль по бывшимъ раньше примѣрамъ приглашала другія секціи выбрать коммиссаровъ для совмѣстнаго обсужденія вопроса о хлѣбѣ, по отсюда до организаціи общаго выступленія было далеко и тѣ секціи, изъ которыхъ вышло наибольшее количество нападавшихъ на Конветъ, не были объединены въ своихъ дѣйствіяхъ какимъ-либо общимъ планомъ. Это были секціи съ наиболѣе бѣднымъ населеніемъ. Какъ жерминальское, такъ и преріальское движенія были подавлены военною силою, но Конвенту пришлось переживать очень тяжелыя минуты. Результатомъ разгрома рабочихъ было усиленіе реакціи.
   Гораздо болѣе сложнымъ представляется движеніе 13 вандемьера, въ которомъ участвовало большинство парижскихъ секцій, но которое имѣло совсѣмъ другой характеръ, нежели жерминальское и преріальское, будучи, однако, какъ и тѣ два, подавлено военной силой. Теперь вопросомъ дня былъ не хлѣбъ, а конституція, и не конституція 1793 г., а новая конституція, выработанная Конвентомъ въ 1795 году, и участниками движенія были не санкюлоты, а болѣе умѣренная буржуазія.
   Парижскій пролетаріатъ, сыгравшій такую крупную ролъ J0 августа 1792 г. и 31 мая -- 2 іюня 1793 г., подвергся полному разгрому въ жерминалѣ и преріалѣ. Уже послѣ 9 термидора господами положенія въ секціяхъ были болѣе зажиточные и умѣренные элементы, послѣ же 1 преріаля началось очищеніе секцій отъ всѣхъ элементовъ, у которыхъ было революціонное и террористическое прошлое. Мною были напечатаны большія выдержки изъ секціонныхъ документовъ, показывающія, какъ секціи расправлялись съ разными "кровопійцами, анархистами и террористами", припоминая, какое кто участіе принималъ не только въ возстаніи 1 преріаля, но и въ болѣе раннихъ событіяхъ, въ движеніи 31 мая, въ сентябрьскихъ убійствахъ и т. п. {"Неизданные документы, passim.}. Секціи въ этомъ случаѣ дѣйствовали совершенно солидарно съ Конвентомъ, въ сущности, только исполняя его предписанія касательно "кровопійцъ, анархистовъ и террористовъ", поддерживавшихъ "деспотическій режимъ, который тяготѣлъ надъ Франціей до 9 термидора". Скоро однако Конвентъ и секціи разсорились и между ними произошло столкновеніе, извѣстное подъ названіемъ "тринадцатаго вандемьера".
   Наиболѣе интересные и важные секціонные документы, напечатанные мною, относятся именно къ этому событію. Это -- протоколы общихъ собраній секцій, дающіе намъ понятіе о томъ, что дѣлалось и въ другихъ секціяхъ, такъ какъ всѣ онѣ пересылались депутаціями, сообщавшими однѣ другимъ то, что принималось этою или тою изъ нихъ. Движеніе 13 вандемьера было объявлено, какъ роялистическое, но эти документы отнюдь не оправдываютъ такой квалификаціи и въ нѣкоторыхъ мѣстахъ "роялизмъ" прямо въ нихъ осуждается рядомъ съ "анархизмомъ" и "терроризмомъ" {См. въ "Неизданныхъ документахъ", стр. 34, 35 и 37.}. Невольно возникаетъ подозрѣніе, не было ли движеніе 13 вандемьера объявлено роялистическимъ, чтобы его дискредитировать въ общественномъ мнѣніи. Кромѣ того, я пользовался полицейскими донесеніями этой эпохи, изданными Оларомъ, и въ нихъ не нашелъ ни малѣйшаго слѣда, чтобы все это движеніе, дѣйствительно, было роялистическимъ. Что имъ думали воспользоваться роялисты, это -- другой вопросъ, и даже роль роялистовъ могла быть довольно значительною, что, по моему мнѣнію, не даетъ еще права говорить о всемъ движеніи, какъ о роялистическомъ. Вопросъ требуетъ пересмотра, который, конечно, не можетъ быть сдѣланъ въ настоящей статьѣ.
   О событіи 13 вандемьера есть небольшая монографія Анри Зиви, вышедшая въ свѣтъ полтора десятка лѣтъ тому назадъ. Онъ тоже говоритъ о роялистахъ, по прибавляетъ, что это были особые роялисты, которыхъ нужно отличать отъ партіи эмигрантовъ и неприсяжныхъ священниковъ и которые не находились ни въ какихъ сношеніяхъ ни съ королемъ, ни съ его агентами, даже не знавшими о ихъ политическомъ настроеніи.
   Эта оговорка заслуживаетъ тоже вниманія: были, значитъ, роялисты и роялисты, и тѣ, которые принимали участіе въ движеніи 13 вандемьера, были не тѣ, которые были настоящими роялистами. Мало того, Зиви прямо говоритъ, что большая часть секцій, возставшихъ тогда противъ Конвента, были искренно республиканскими, хотя и не демократическими. Собственно говоря,-- дѣлаетъ онъ еще одну уступку,-- роялисты составляли только главный штабъ, и "въ этой борьбѣ было еще нѣчто иное, нежели заговоръ горсти роялистовъ". Но въ такомъ случаѣ выдвигать роялизмъ 13 вандемьера на первый планъ, не есть ли это дань исторической традиціи? Франція въ эту эпоху была еще настроена республикански, ибо что ей тогда могла бы дать реставрація Бурбоновъ? Востановленіе стараго порядка, но развѣ этого Франція могла хотѣть? Это говоритъ тотъ же Зиви, прибавляя, что въ виду такого положенія дѣлъ роялисты и не рисковали вести свою линію открыто. "Вопросъ о королевской власти не поднимался 13 вандемьера", а вотъ "на другой день послѣ побѣды секцій онъ вставился бы самъ собою". Но кто это знаетъ, разъ секціи были побѣждены?
   Самое существо дѣла заключалось въ слѣдующемъ.
   Извѣстно, что Конвентъ передъ тѣмъ, какъ разойтись, выработалъ для Франціи новую конституцію, которая подъ именемъ конституціи III года (или директоріальной, какъ ее тоже иногда называютъ) дѣйствовала до насильственнаго низверженія ея Наполеономъ въ 1799 г. Извѣстно также, что на содержаніи этой конституціи сказалась термидоріанская реакція: конституція Ш года была много консервативнѣе не только якобинской 1793 г., мои монархической 1791 г. Наконецъ, извѣстно и то, что, вводя новую конституцію,-- которая, впрочемъ, должна была получить и народное утвержденіе въ первичныхъ собраніяхъ,-- члены Конвента вмѣстѣ съ тѣмъ хотѣли навязать себя странѣ, какъ членовъ и будущаго законодательнаго корпуса, раздѣлившагося на Совѣтъ Пятисотъ и Совѣтъ Старѣйшинъ. Въ этомъ отношеніи Конвентъ поступилъ совершенно противоположно Учредительному Собранію. Послѣднее, расходясь, сдѣлало постановленіе, чтобы никто изъ его участниковъ не могъ быть выбранъ въ законодательное собраніе, установленное конституціей 1791 г., тогда какъ Конвентъ декретами 5 и 13 фрюктидора обязывалъ страну переизбрать его членовъ въ количествѣ двухъ третей будущаго законодательнаго корпуса въ обѣ новыя палаты, прибавивъ къ этому указаніе на то, какъ быть, если бы выборы не дали требуемаго числа, т.-е. 500 депутатовъ: именно, тѣ изъ членовъ Конвента, которые были бы переизбраны, уже сами дополнили бы путемъ кооптаціи требуемую цифру.
   Не будемъ входить въ мотивы фрюктидорскихъ декретовъ. Каковы бы они ни были, не подлежитъ ни малѣйшему сомнѣнію, что обязательное переизбраніе членовъ Конвента въ новый законодательный корпусъ представляло собою вопіющее посягательство на народное верховенство и на свободу націи, положенныя въ основу конституціи III года. Вотъ противъ этихъ-то декретовъ и началась агитація въ секціонныхъ собраніяхъ передъ принятіемъ конституціи, выработанной Конвентомъ и дополненной фрюктидорскими декретами. Лозунгомъ этой агитаціи было нарушеніе Конвентомъ правъ народа.
   Былъ и еще одинъ поводъ для неудовольствія тогдашнихъ господъ положенія въ секціяхъ. Выше было уже сказало о репрессіяхъ, какимъ стали подвергаться послѣ 1 преріаля, вмѣстѣ съ участниками бывшаго въ этотъ день возстанія, и дѣятеля болѣе раннихъ революціонныхъ выступленіи. Многіе изъ нихъ самими же секціями, занявшимися очисткой своего состава отъ неблагонадежныхъ элементовъ, были устранены отъ возможности принимать дальнѣйшее участіе въ политической дѣятельности и сидѣли по тюрьмамъ. Конвентъ, который самъ подалъ въ свое время сигналъ къ подобной самоочисткѣ секцій, испуганный начавшимся въ секціяхъ противъ него самого движеніемъ, теперь готовъ былъ опереться на людей, еще такъ недавно аттестовавшихся, какъ "кровопійцы, анархисты и террористы", и особая коммиссія, выбранная комитетами общественнаго спасенія и общей безопасности, выпустила ихъ изъ тюремъ. Тогда въ секціяхъ заговорили о возможности возвращенія террора, объ опасности, представлявшейся для Парижа, для всей Франціи отъ появленія на сценѣ людей, поддерживавшихъ тиранническій режимъ, который палъ 9 термидора.
   Вотъ истинныя причины движенія 13 вандемьера. Что роялисты, скрывая, однако, свои истинныя намѣренія, должны были воспользоваться этимъ недовольствомъ секцій, это было весьма естественно, по много ли ихъ было, во-первыхъ, а во-вторыхъ, развѣ они выставили роялистическіи лозунгъ для того, чтобы объединить движете? Оларъ на основаніи архивныхъ данныхъ говоритъ, что при вотированіи конституціи Ш года въ Парижѣ было подано лишь по нѣскольку голосовъ за возстановленіе монархіи, но очень вообще мало: гдѣ 10, гдѣ 3, гдѣ 8, гдѣ 1,-- настоящая капля въ морѣ.
   Характеръ движенія 13 вандемьера тотъ же историкъ опредѣляетъ словами: "секціи попробовали совершить, если можно такъ выразиться, реакціонное тридцать первое мая" (le 31 mai réactionnaire). Не можетъ быть никакого сомнѣнія въ томъ, что это событіе входитъ въ число явленій реакціи, начавшейся послѣ 9 термидора, но, читая протоколы секціонныхъ собраній за эти дни, предшествовавшіе движенію, и заявленія, дѣлавшіяся въ собраніяхъ делегатами отъ другихъ секцій, мы въ правѣ сказать, что это была реакція противъ якобинскаго режима съ его необезпеченностью личной неприкосновенности, съ его произвольными арестами, съ его безпрерывными гильотинированіями. Сигналъ движенія дала секція Лепелетье, составившая такъ называемый "Актъ гарантіи", который сдѣлался образцомъ для цѣлаго ряда подобныхъ заявленій и въ другихъ секціяхъ. Въ немъ переживавшееся положеніе опредѣлялось, какъ моментъ, когда "народъ снова входитъ въ обладаніе правами верховной власти, которыхъ онъ былъ лишенъ долговременной тиранніей". Документъ приглашалъ, далѣе, всѣхъ гражданъ Парижа "гарантировать другъ другу, всѣми своими моральными и физическими силами не подлежащее отмѣнѣ за давностью и ненарушимое право самой безусловной свободы мнѣній", ибо "народъ, собравшись для обсужденія своихъ законовъ и управленія собою, не можетъ и не долженъ находиться подъ вліяніемъ какой бы то ни было власти" Полномочія всѣхъ властей прекращаются въ присутствіи собравшагося народа, и "нападеніе, когда бы то ни было, хоть на одного гражданина изъ-за его мнѣній равносильно покушенію на верховную власть народа". Составители акта указывали еще, что если ти ранны, управлявшіе Франціей въ эпоху террора, и могли "такъ безстыдно играть честью, свободой и жизнью гражданъ", то виною этому была "дряблость управляемыхъ" при томъ "уединеніи, въ которое удалился каждый въ обманчивой надеждѣ избѣжалъ удара, поражавшаго его сосѣда". Въ виду необходимости полной свободы вотированія конституціи, актъ и приглашалъ гражданъ объединиться, исходя изъ того принципа, что "первая потребность каждаго человѣка въ обществѣ заключается въ безопасности (sûreté) его личности".
   Итакъ, народное верховенство и личная неприкосновенность,-- вотъ въ чемъ заключались наиболѣе популярные лозунги движенія.
   Нельзя, однако, сказать, чтобы сами секціи, примкнувшія къ этимъ лозунгамъ, осуществляли на практикѣ требованія, отсюда вытекавшія, ибо сами же онѣ не задолго передъ тѣмъ сурово наказывали за политическія мнѣнія, высказывавшіяся въ предыдущую эпоху, да и теперь исключали изъ числа избирателей -- всѣхъ гражданъ, которые были засажены по тюрьмамъ за жерминальское и преріальское дѣла и только-что были выпущены на свободу Конвентомъ. Но это относится уже къ числу обычныхъ непослѣдовательностей въ эпоху французской революціи, въ которыхъ были болѣе или менѣе повинны всѣ партіи.
   Конфликтъ между секціями и Конвентомъ продолжался нѣсколько дней, а, какая была развязка этого кризиса, хорошо извѣстно. Когда Конвентъ объявилъ, что конституція принята 914.853 голосами противъ 95.373, а съ нею-де и декреты 5 и 13 фргоктидора, секціи, обвинявшія Конвентъ въ подтасовкѣ цифръ, отказали этому результату голосованія въ признаніи. Конвентъ объявилъ секціонныя собранія распущенными, пригрозивъ за неповиновеніе обвиненіемъ въ покушеніи на народное верховенство. Обычнымъ порядкомъ организовался инсуррекціонный комитетъ секцій, произошло возстаніе, но напавшія на Конвентъ секціи были не трѣчены и разсѣяны пушечными выстрѣлами. Однимъ изъ героевъ дня былъ будущій владыка Франціи, Наполеонъ Бонапартъ. Съ тринадцатымъ вандемьера политическая роль секцій и окончилась.
   

VIII.

   Изученіе парижскихъ секцій въ эпоху французской революціи представляетъ собою большой интересъ. Обыкновенно историки революціи, говоря объ общественномъ мнѣніи, о политической агитаціи въ Парижѣ въ наиболѣе острые моменты совершавшихся тогда событій, имѣютъ въ виду преимущественно, а пожалуй даже и исключительно прессу и клубы. Секціи какъ-то мало обращали на себя вниманія, а между тѣмъ это были лабораторіи, въ которыхъ вырабатывалось народное настроеніе, бывшее куда большею силою, чѣмъ общественное мнѣніе, и происходила организація народныхъ силъ, т. е. нѣчто большее, нежели простая только пропаганда тѣхъ или другихъ лозунговъ эпохи. Движеніе секцій рѣшило въ августѣ 1792 г. участь монархіи; оно же весною слѣдующаго года передало управленіе республикою въ руки якобинцевъ; то обстоятельство, что въ іюлѣ 1794 г. секціи отказались поддержать диктатуру Робеспьера, содѣйствовало его паденію, а вмѣстѣ съ тѣмъ и паденію террора. Когда секціи были въ силѣ, благодаря своей солидарности и тому, что у нихъ были общіе лозунги, онѣ диктовали свою волю, но, когда между ними начался разбродъ, онѣ стали терпѣть пораженія и въ качествѣ физической силы ближайшаго будущаго начала выступать армія.
   Изученіе участія парижскихъ секцій въ событіяхъ революціи показываетъ намъ, что наиболѣе сильнымъ мотивомъ ихъ политическихъ выступленій былъ мотивъ патріотическій. Франціи грозило иностранное нашествіе и боязнь за судьбы отечества проявилась въ населеніи Парижа, да и всей страны съ такою силою, что цѣлый рядъ событій и общій характеръ эпохи съ лѣта 1792 г. имѣли здѣсь свой источникъ. Въ глазахъ населенія столицы Людовикъ XVI былъ, прежде всего, измѣнникомъ націи и спасеніе отечества сдѣлалось первою заботою секцій. Отсюда 10 августа. Ни пресса, ни клубы, какъ ни значительна ихъ роль, не могли бы безъ участія секцій привести къ этому концу. Гибель жирондистовъ разыгралась на почвѣ тѣхъ же патріотическихъ страховъ: и эта партія была признана за измѣнническую, тогда какъ ихъ враги, монтаньяры, наоборотъ, были признаны за хорошихъ "патріотовъ", только и бывшихъ-де способными спасти отечество. Что патріотическій мотивъ игралъ громадную роль вообще въ революціи, это, конечно, не новость, но интересно прослѣдить, какъ этотъ мотивъ дѣйствовалъ въ секціяхъ, представлявшихъ собою организацію парижскаго населенія. Въ 1792 и 1793 гг. всѣмъ было ясно, откуда идетъ опасность, ибо она реально существовала, и народъ могъ ошибаться только относительно подробностей, но въ 1794 г. внѣшней опасности уже не было, и призывъ Коммуны 9 термидора, чтобы секціи шли спасать отечество, не оказалъ никакого дѣйствія.
   Парижскія событія 1871 г., когда погибло столько секціонныхъ документовъ, т. е. исторія знаменитой Коммуны подтверждаютъ выводъ о патріотическомъ характерѣ движеній 1792 и 1793 гг. Какъ ни важенъ былъ соціальный моментъ этой исторіи, нельзя отрицать того, что въ самомъ возникновеніи весенняго движенія 1871г. въ Парижѣ громадную роль игралъ патріотическій мотивъ: правительство національной обороны обличалось въ измѣнѣ и тоже ставилась задача спасенія отечества отъ внѣшнихъ враговъ.
   Другимъ могущественнымъ мотивомъ, приводившимъ секціи въ движеніе, былъ голодъ, дороговизна хлѣба, вопросъ экономическій. Еще до того времени, когда были организованы секціи, голодъ уже поднималъ парижское населеніе. Я имѣю въ виду движеніе 5--6 октября 1789 г., кончившееся переселеніемъ въ Парижъ изъ Версаля короля, котораго на улицахъ города радостно привѣтствовали какъ "хлѣбопека" (boulanger). Въ движеніи секцій, низвергшемъ жирондистовъ, вопросъ о хлѣбѣ тоже игралъ большую роль. Жирондисты были не только "измѣнники", но и "враги народа", такъ какъ противились таксаціи предметовъ первой необходимости, или введенію максимума. Наконецъ, жерминальское и преріальское движенія секцій прямо были вызваны недостаткомъ хлѣба, его дороговизной, голодомъ. Это, какъ и октябрьское возстаніе 1789 г., были бунты "пустыхъ желудковъ".
   Продовольственный вопросъ былъ вообще главнымъ экономическимъ вопросомъ въ исторіи Парижа за все время революціи и именно онъ волновалъ населеніе. Соціальнаго вопроса въ томъ смыслѣ, какъ мы его понимаемъ и какъ онъ ставился во время Коммуны 1871 г., собственно говоря, въ эпоху революціи не было. Пролетаріатъ уже существовалъ, но, во-первыхъ, его было меньше, чѣмъ впослѣдствіи, во-вторыхъ, въ немъ еще не выработалось классовою самосознанія, а, втретьихъ, у него не было еще своей идеологіи, т. е. онъ стоялъ на точкѣ зрѣнія существующаго экономическаго строя. Демократія, задававшая тонъ всѣмъ народнымъ движеніямъ Парижа, была мелко-буржуазная: ремесленники, торговцы и т. п., которые, какъ и рабочіе, страдали отъ дороговизны хлѣба и застоя въ промышленности и торговлѣ. Въ обоихъ этихъ классахъ, т. е. и въ пролетаріатѣ, и въ мелкой буржуазіи были популярны одни тѣ же лозунги -- противъ богачей, барышниковъ (accapareurs) и т. п., т. е. противъ крупной буржуазіи, которую обвиняли въ томъ, что она вотъ заняла мѣсто прежней аристократіи, сама стала состоять изъ "аристократовъ". То, что было "соціалистическаго" въ народныхъ движеніяхъ революціи, касалось проблемы распредѣленія, а не производства богатствъ, и самое большее, что въ этомъ отношеніи могли ставить секціи на своемъ знамени, была борьба за дешевые хлѣбъ, мясо, вино, дрова и т. п. Населеніе Парижа готово было идти за всякимъ правительствомъ, которое ему обѣщало обезпечить это благо: въ 1793 г. оно поддержало на почвѣ этого вопроса монтаньяровъ, въ 1795 г. оно думало, что оно получитъ хлѣбъ отъ введенія якобинской конституція (лозунгъ "хлѣба и конституція 1793 г."), какъ потомъ пошлю за Бонапартомъ.
   Составъ секцій, мы видѣли, былъ демократическимъ. Принимая, что въ Парижѣ, въ эпоху революціи было около 520 т. жителей {См. объ этомъ главу въ моихъ "Неизданныхъ документахъ парижскихъ секцій" (стр. 112 и слѣд.), существующую и въ отдѣльномъ французскомъ изданіи подъ заглавіемъ: "Densité de la papulation des différentes sections de Paris pendant le révolution". Paris. 1912.}, и полагая на взрослое мужское населеніе отъ одной четверти до одной трети (было очень много холостыхъ мужчинъ), мы получимъ цифру, колеблющуюся между 130 и 170 тысячами, по отношенію къ которой активные граждане до 1792 г. составляли около половины (восемьдесятъ тысячъ). Это уже было достаточно демократично, но послѣ уничтоженія избирательнаго ценза число полноправныхъ членовъ секцій удвоилось. Бывшіе пассивные граждане оказались наиболѣе революціонными, но участіе этихъ элементовъ въ секціонной жизни не было постояннымъ. Рабочая демократія выступала, главнымъ образомъ, въ моменты патріотическаго одушевленія и обостренія матеріальной нужды.
   Самый составъ секціонныхъ собраній, мы это видѣли,-- мѣнялся. За общее правило можно принять присутствіе въ собраніяхъ какихъ-нибудь, скажемъ, десяти процентовъ, по сегодня это были одни, завтра другіе, т. е. болѣе революціонные или, наоборотъ, болѣе умѣренные члены, въ зависимости отъ общаго хода событій: было отечество въ опасности или былъ очень дорогъ хлѣбъ, въ собраніяхъ преобладали болѣе крайніе элементы; ничто извнѣ не грозило, хлѣбъ былъ не такъ дорогъ, и на сцену выступали болѣе умѣренные элементы, прежде державшіеся въ сторонѣ, не говоря уже о томъ, на чьей сторонѣ была сила тамъ, наверху, въ правительствѣ. Изъ двухъ пониманій свободы, какъ личной неприкосновенности и независимости и какъ участія въ верховной власти, широкимъ массамъ былъ болѣе понятенъ второй лозунгъ, и потому такъ одиноко стоитъ среди политическихъ выступленій секцій то движеніе, которое потерпѣло неудачу 13 вандемьера.
   Это вполнѣ соотвѣтствуетъ общему характеру французской революціи, въ которой, какъ извѣстно, соображенія государственной необходимости, въ концѣ концовъ, всегда брали верхъ надъ личною свободою. Суверенный народъ и правительство, дѣйствовавшее его именемъ, были въ этомъ отношеніи солидарны, что отразилось и на судьбѣ секцій. Онѣ составляли силу, и ихъ на своей сторонѣ хотѣли имѣть одинаково и центральное народное представительство, и общегородской органъ власти, Коммуна, находившіеся между собою иногда въ остромъ конфликтѣ. Права секцій то расширялись, то стѣснялись въ зависимости отъ интересовъ тѣхъ, которые хотѣли опираться на секціи или, наоборотъ, находили нужнымъ ихъ обуздывать. Сами секціи стремились къ наибольшей автономіи, толкуя принципъ народовластія въ томъ смыслѣ, что каждая часть народа обладаетъ своею долею верховной власти. Кропоткинъ въ своей книгѣ о революціи, разобранной мною въ свое время въ "Русскомъ Богатствѣ", какъ-разъ въ автономическихъ тенденціяхъ парижскихъ секцій и увидѣлъ ихъ характерную черту, но и онъ долженъ былъ признать, что эта черта въ нихъ не удержалась. "Секціи, говоритъ онъ самъ, при посредствѣ своихъ революціонныхъ комитетовъ, превратились въ полицейскіе участки (bureaux de police). Скоро онѣ пріобрѣли столь же широкія права, какими обладаютъ учрежденія тайной полиціи въ монархическихъ государствахъ. Секціи, прибавляетъ онъ еще, допустили поглотить себя полицейскими функціями своихъ комитетовъ". Въ той борьбѣ, которая шла тогда во всей Франціи, и всякіе органы власти (общегосударственной и городской), и партійныя организаціи (клубы) одинаково видѣли въ секціяхъ удобныя орудія борьбы. Особенно пользовался ими якобинскій клубъ: одно время въ секціяхъ прямо господствовало якобинское настроеніе, а оно не было благопріятно ни для внутренней самостоятельности секцій, ни для уваженія къ индивидуальной свободѣ. Внутри самихъ секцій тоже шла борьба, въ которой боровшіеся между собою не останавливались ни передъ какими средствами. Я уже упоминалъ, что секціи, которыя передъ 13 вандемьера составляли акты гарантіи въ защиту свободы политическихъ мнѣній, сами тѣмъ не менѣе преслѣдовали многихъ за ихъ революціонныя мнѣнія, за ихъ слова.
   Патріотическій мотивъ "спасенія отечества" оправдывалъ въ глазахъ большинства всѣ средства борьбы. Кромѣ внѣшнихъ враговъ, были еще враги внутренніе, враги государства, республики, и враги народа. Народъ отожествлялъ государство съ собою, государственную власть со своею волею, и на почвѣ этого народнаго настроенія выросла якобинская диктатура, диктатура партіи, члены которой считали себя "патріотами" по преимуществу. Якобинцы хотѣли, чтобы и въ секціяхъ господствовали "патріоты". Когда по соображеніямъ, о которыхъ было сказано выше, секціямъ было дано только два собранія въ недѣлю (въ сентябрѣ 1793 г.), организовались "секціонныя общества", которыя могли собираться ежедневно, по членами ихъ могли быть только благонадежныя лица, никогда не участвовавшія въ антицивическихъ манифестаціяхъ, никогда не отзывавшіяся дурно о возстаніяхъ 20 іюня и 10 августа 1792 г. и 31 мая -- 2-іюня 1793 г. Эти филіальныя отдѣленія якобинскаго клуба были даже принуждены допускать въ число своихъ членовъ всѣхъ "патріотовъ" вообще, а не только гражданъ своихъ секцій, что противорѣчью территоріальности послѣднихъ, на которой и возникла впервые идея секціонной автономіи. Въ желаніи секціонныхъ собраній быть чисто мѣстными организаціями вожди якобинизма видѣли опасный "федерализмъ", т. е. нѣчто противное истинному патріотизму и цивизму. Не мудрено, что именно идея единаго и нераздѣльнаго французскаго отечества, которое приходилось спасать отъ враговъ, какъ внѣшнихъ, такъ и внутреннихъ, и обусловливала собою ту централизаціонную политику, результатомъ которой было превращеніе секціонныхъ учрежденій въ органы центральной власти. Кропоткинъ видитъ въ этомъ вину "образованныхъ буржуа", бывшихъ нерѣдко "чиновниками стараго режима", но это требовалось бы еще доказать. Парижская демократія, наоборотъ, особенно поддерживала централистическую политику якобинцевъ, тогда какъ жирондистскій "федерализмъ" находилъ наибольшее количество сторонниковъ именно среди образованныхъ буржуа.
   Сама монархія низвергнута была во Франціи не за свой абсолютизмъ, а за измѣну отечеству. Фактически послѣ 1789 г. королевскій абсолютизмъ во Франціи былъ простымъ историческимъ воспоминаніемъ, и по конституціи Учредительнаго Собранія, дѣйствовавшей во Франціи, король былъ лишенъ всякой реальной власти. Республика не выросла во Франціи органически изъ народнаго убѣжденія, а, такъ сказать, навязана была странѣ ходомъ событій. Народъ сносилъ потомъ и не такую еще "тираннію", отъ которой 9 термидора спасло не возстаніе секцій, а избавили распри среди самихъ господъ положенія. Масса дѣйствовала въ сторону не ослабленія, а усиленія государственной власти, и населеніе Парижа не поднималось въ защиту правъ секцій, когда эти права урѣзывались сверху. Если въ секціяхъ и были элементы, стремившіеся къ автономности, то въ широкихъ массахъ они не находили поддержки и власть доставалась тѣмъ, которые, наоборотъ, сами были заражены духомъ политической централизаціи.
   Въ экономическомъ вопросѣ,-- а имъ былъ вопросъ объ удешевленіи жизненныхъ припасовъ,-- населеніе столицы тоже всего ожидало отъ правительства, отъ государства. Законъ о максимумѣ былъ мѣрою строго государственнаго характера, мѣрою, для проведенія которой правительство должно было быть облечено самыми широкими полномочіями, а законъ -- сдѣланъ особенно строгимъ: смертная казнь ослушникамъ "закона", врагамъ народа, сговаривающимся заставить его голодать, дабы легче было наложить на него свое иго. Конвентъ, сначала противившійся введенію максимума, разъ на него согласившись, проводилъ его съ крайнею послѣдовательностью и суровостью и, чувствуя даже свое безсиліе въ борьбѣ съ ослушниками, боялся тѣмъ не менѣе отмѣнить законъ изъ страха, какъ бы это не вызвало народнаго движенія. Черезъ годъ и три мѣсяца послѣ введенія въ дѣйствіе этого закона онъ былъ отмѣненъ, но населеніе Парижа, успѣвшее разочароваться въ своей вѣрѣ въ спасительность максимума, отнеслось къ этому спокойно. Тѣмъ не менѣе, когда послѣ отмѣны закона о максимумѣ опять произошло обостренія матеріальной нужды, наиболѣе голодавшія секціи не задумались пойти по пути такихъ выступленій, какъ 10 августа и 31 мая -- 2 іюня.
   Спасеніе отечества и дешевый хлѣбъ, вотъ, такимъ образомъ, два лозунга, съ которыми большею частью выступали парижскія секціи на широкую арену политической борьбы. Одинъ только разъ -- 13 вандемьера -- у движенія былъ иной девизъ -- защита принципа національнаго суверенитета и огражденіе личной неприкосновенности, но это движеніе со стороны людей, стоявшихъ у власти, было объявлено роялистическимъ, т. е. по тогдашнему времени антипатріотическимъ, преступнымъ и опаснымъ, а у историковъ получило кличку прямо реакціоннаго.
   Сами по себѣ заявленія секцій, объединившихся для борьбы съ Конвентомъ передъ 13 вандемьера, разумѣется, не могутъ быть названы реакціонными: это было простымъ напоминаніемъ о самыхъ основныхъ принципахъ французской революціи, повидимому, успѣвшихъ упрочиться въ сознаніи тѣхъ, которые протестовали противъ безцеремоннаго распоряженія Конвента. Между тѣмъ съ этимъ политическимъ выступленіемъ секцій связаны квалификаціи его, какъ роялистическаго и какъ реакціоннаго. Выше мы видѣли, что чисто роялистическій характеръ движенія 13 вандемьера по меньшей мѣрѣ очень сомнителенъ. Вопросъ, повторяю, требуетъ тщательнаго пересмотра, въ которомъ долженъ быть поставленъ вопросъ и о "реакціонности" 13 вандемьера. Что это такое было: принципіальная ли защита правъ личности и правъ народа или защита какихъ-либо частныхъ интересовъ, притомъ реакціонныхъ, подъ покровомъ громкихъ фразъ? Во всякомъ случаѣ, конечно, теперь не приходится стоять на точкѣ зрѣнія Бюшеза, для котораго всякая защита правъ личности была явленіемъ "антисоціальнымъ".
   Какъ бы тамъ ни было, весьма интересно, что въ политическихъ выступленіяхъ парижскихъ секцій въ эпоху революціи вопросамъ политической свободы, самимъ по себѣ, принадлежало столь скромное мѣсто. Сами секціи обязаны были своимъ происхожденіемъ и расширеніемъ своихъ правъ идеямъ политической свободы, овладѣвшимъ французскимъ обществомъ въ 1789 г. Что было бы, если бы вандемьерское возстаніе имѣло успѣхъ, мы не знаемъ и даже не можемъ гадать объ этомъ, но мы знаемъ, что было послѣ побѣды Конвента надъ этой "реакціей",-- говорю "послѣ", а не "вслѣдствіе",-- послѣ побѣды надъ движеніемъ, шедшимъ подъ знаменемъ свободы. Побѣдителемъ 13 вандемьера былъ человѣкъ, которому суждено было стать главнымъ сокрушителемъ свободы во Франціи. Реакція шла своимъ путемъ.
   Для секцій послѣ 13 вандемьера эта реакція была началомъ ихъ конца. Секціи умерли, говоритъ Кропоткинъ, потому что изъ органовъ свободы онѣ превратились въ орудія власти, въ органы государства. Этотъ отвѣтъ мнѣ кажется одностороннимъ, продиктованнымъ исключительно тою особою точкою зрѣнія, на которую въ своей книгѣ о революціи сталъ Кропоткинъ. По мысли Учредительнаго Собранія, создавшаго секціи, онѣ должны были быть постоянными, правильно функціонирующими органами муниципальной жизни. Чрезвычайныя обстоятельства эпохи бросили ихъ въ политику, заставили ихъ спасать отечество, а въ чисто мѣстной жизни города выдвинули вопросъ о снабженіи его дешевымъ хлѣбомъ. На той дорогѣ, по которой онѣ поэтому пошли, онѣ не имѣли ни времени, ни достаточно могущественныхъ поводовъ организовать муниципальную жизнь на новыхъ началахъ, какъ, съ другой стороны, пускаясь въ этотъ путь, не имѣли въ запасѣ прочныхъ навыковъ свободы. Да и гдѣ было взять эти навыки населенію, воспитанному въ традиціяхъ стараго порядка, подъ режимомъ усмотрѣнія и произвола?

Н. Карѣевъ.

"Русское Богатство", No 12, 1912

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru