Карлейль Томас
Парламенты

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

T. Карлейль

ПАМФЛЕТЫ ПОСЛѢДНЯГО ДНЯ.

СЪ АНГЛІЙСКАГО ПЕРЕВОДЪ
А. М. Бѣлова.

Изданіе Ѳ. Булгакова.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія инженера Г. А. Бернштейна, 3-я Рождественская, 7-а.
1907.

   

Парламенты.

   Теперь уже для читателя достаточно ясно, что авторъ не принадлежитъ къ числу людей, которые ждутъ спасенія страны отъ дальнѣйшей реформы уже и такъ реформированнаго парламента. Наоборотъ, онъ питаетъ грустное убѣжденіе, что отъ такого парламента, какъ бы остроумно ни реформировали его, нечего ждать спасенія, а можно разсчитывать лишь на скорый конецъ, который будетъ весьма далекимъ отъ спасенія. Задача и стремленіе автора состоитъ въ томъ, чтобы выяснить кое-кому изъ благомыслящихъ англичанъ, что такой конецъ, т. е. наступленіе анархіи, настоящей и открытой, уже недалеко въ наши дни, когда такъ пышно развилась анархія скрытая, долго длящаяся и растущая съ каждымъ днемъ; и что единственная возможность воспрепятствовать наступленію такого конца и взять курсъ на Континентъ. Будущее заключается вовсе но въ реформѣ парламента, но въ томъ, что мы называемъ реформой Даунинга Стрита {Donning Street -- улица въ Лондонѣ, на которой находится высшія правительственныя мѣста, употребляются Карлейлемъ въ смыслѣ правительства.} -- вещь гораздо болѣе настоятельная и требующая безотлагательнаго осуществленія. Если удастся составить парламентъ, который вполнѣ отражалъ бы народъ, то и это не удовлетворитъ автора, развѣ только игрою случая самъ народъ не окажется настолько же мудрымъ, насколько онъ теперь сиръ и убогъ. На этомъ онъ никоимъ образомъ не примирится. Но найти короля созданнаго по подобію Божію, который могъ бы сдѣлать кое-что для народа и исполнить если не его открыто заявленныя желанія, то его безмолвныя нужды, его инстинктивную волю -- это въ общемъ нѣчто совершенно другое, чѣмъ нашъ болтливый міръ.
   Движеніе въ пользу всеобщей подачи голосовъ, ассоціаціи, хлопочущія о реформѣ и пр.-- авторъ стоитъ въ сторонѣ отъ всего этого и не совѣтуетъ читателямъ вмѣшиваться во все это. Своихъ читателей онъ считаетъ лучшимъ слоемъ общества, настоящими аристократами Англіи (подобно тому, какъ всякая ворона свои яйца считаетъ самыми бѣлыми). Для него нѣтъ ничего важнѣе, какъ заставить ихъ поступать возможно лучше и избѣгать худшаго. Однако какъ можетъ онъ воспрепятствовать кому-нибудь изъ своихъ читателей или постороннему лицу присоединиться хотя бы къ движенію въ пользу всеобщаго мира, если сердце лежитъ къ этому? Говорятъ: нужно же всему этому придти къ концу. Чѣмъ скорѣе онъ наступитъ, тѣмъ, можетъ быть, легче будетъ его перенести. Если долженъ назрѣть грязный нарывъ вселенной при господствѣ Laissez faire и первыхъ министровъ, напоминающихъ призраковъ, то чѣмъ скорѣе онъ лопнетъ и окажется всеобщей гангреной, тѣмъ можетъ быть будетъ лучше. Праведное Небо! Разсчитали ли вы, до чего въ человѣческихъ. дѣлахъ можетъ дойти взрывъ скрытой анархіи и явный перехода. с-я въ анархію открытую, въ родѣ той, которая даетъ уже себя знать на Континентѣ? И какая это опасная игра -- приготовлять лѣкарства въ котлѣ Медеи Революціи!
   По если всѣ капитаны корабля отличаются такимъ строптивымъ характеромъ, что ни какія побужденія на нихъ не дѣйствуютъ, кромѣ побужденій ледяныхъ горъ, толкающихъ ихъ въ бокъ, то что же будетъ дѣлать несчастный экипажъ? Да, экипажу стоило бы хорошенько поразмыслить надъ этимъ: съ нѣкотораго времени онъ слишкомъ пренебрегалъ этимъ вопросомъ. Онъ увидитъ, что въ природѣ нѣтъ существа болѣе страшнаго, чѣмъ капитанъ такого характера, который вздумаетъ обогнуть мысъ Горнъ, что на кораблѣ нѣтъ другого такого измѣнника, какъ этотъ безсознательный предатель? Этотъ, самъ не замѣчающій своей измѣны, предатель, преисполненный спокойной увѣренности и нисколько но сомнѣваясь, что онъ является другомъ и людей и боговъ, можетъ съ невозмутимымъ спокойствіемъ, руководствуясь старыми вигскими и другими картами Британскаго канала, оставаться въ зіяющей пасти Хаоса, на другомъ концѣ міра, какъ будто бы дѣло шло лишь о томъ, чтобы проплыть въ дурную погоду Ламаншъ при помощи конституціонныхъ методовъ и мѣръ, вызываемыхъ современнымъ положеніемъ. Избави насъ, Господи, отъ нашихъ руководителей -- вотъ молитва, съ которой мы обращаемся изъ глубины сердца. И если доведенныя до отчаянія массы простыхъ людей взываютъ къ чартизму и приглашаютъ ледяныя горы въ совѣтники -- то мы понимаема, это отлично. Я убѣжденъ, что въ закоулкахъ судна есть люди, которые знаютъ болѣе разумный путь и которые не будутъ приглашать на совѣтъ ледяныя горы, а приложатъ всю свою энергію къ тому, чтобы сбросить въ трюмъ призрачнаго капитана. Только для того, чтобы поддержать и ободрить ихъ, мы и приступаемъ къ нѣкоторымъ соображеніямъ насчетъ парламентовъ вообще.
   Драйэздестъ {Dryasdust въ переводѣ значить "сухой, какъ пыль". Имя актикварія педанта изъ предисловія къ сочиненіямъ Вальтера Скотта.} въ своихъ обширныхъ писаніяхъ, которыя онъ именуетъ трактатами и исторіями, по очень распространялся насчетъ парламентовъ. Но не слѣдуетъ сомнѣваться, что англійскій парламентъ, какимъ бы тщеславными" и болтливымъ онъ въ сущности ни была, въ настоящее время, представляетъ все же очень солидную и серьезную реальность, призванную къ тому, чтобы серьезно работать надъ дѣломъ, которое со стороны короля или государства должно быть сдѣлано. Читая Eadmerus и старинныя книги, видишь, что парламентъ сначала былъ очень простымъ собраніемъ, которому было совершенно по плечу современное положеніе, что Вильгельмъ Рыжій и всякій, кому за нимъ выпадала жуткая доля быть королемъ Англіи, приглашалъ обыкновенно около Рождества подвластныхъ ему мелкихъ. владѣтелей (бароновъ, какъ онъ ихъ называлъ), что? бы повеселиться въ ихъ обществѣ недѣлю-другую. Тутъ во время серьезныхъ разговоровъ по утрамъ и въ свободной бесѣдѣ за Рождественскимъ столомъ въ" какой нибудь обширной залѣ Вестминстера и Винчсетра или въ какомъ-нибудь другомъ мѣстѣ, при свѣтѣ камина, въ которомъ горѣли огромные обрубки, среди чудовищны ха. ломтей мяса и обилія мальвазіи, они держали совѣтъ относительно трудныхъ государственныхъ дѣлъ.
   -- Что можете вы сказать объ этомъ трудномъ дѣлѣ, Тальботъ?
   Фронтбефъ оказывается совершенно противоположнаго мнѣнія: онъ полагаетъ, что въ его графствѣ, на югѣ, они будутъ держаться покровительственной системы и будутъ требовать уничтоженія налога на солодъ, Африканской эскадры и даже налога на окна.
   -- Подевэнъ, какъ вы думаете? Привьется ли эта мѣра въ вашей мѣстности, или нѣтъ?
   -- Итакъ, Фицберсъ ее не одобряетъ. Говорите, Тэтъ-Д'-Этюпъ; но сначала не хотите ли стаканчикъ вина?
   Вотъ какъ въ теченіе двухъ недѣль составляли они великій національный совѣтъ или парламентъ, обсуждая, какъ Германцы у Тацита, каждое дѣло два раза: сначала натощакъ, а затѣмъ послѣ хорошей выпивки. Такимъ образомъ дѣло; представлялось имъ въ двухъ видахъ и рѣшеніе попадало какъ разъ въ средину между опрометчивой поспѣшностью и боязливой нерѣшительностью. Въ это время ни одно общественное дѣло, какого бы серьезнаго размышленія оно ни требовало, но рѣшалось въ Англіи иначе, какъ послѣ обѣда, а можетъ быть, и послѣ нѣсколькихъ обѣдовъ, за которыми о немъ шла рѣчь. Для Вильгельма Рыжаго не было другого, болѣе подходящаго способа рѣшать дѣла, касающіяся его правленія, какъ собирать вокругъ себя своихъ трудолюбивыхъ бароновъ и узнавать въ перемежку съ веселымъ разговоромъ ихъ истинныя мнѣнія, настроеніе и рѣшенія. Не прибѣгая къ такому общему совѣту въ той или другой формѣ, невозможно было ни издать закона, ни обезпечить его исполненіе.
   Совершенно естественно, что въ такомъ рождественскомъ парламентѣ, какъ и вездѣ, гдѣ сходятся люди, устанавливается мало-по-малу извѣстная манера вести дѣла. Прежде всего становятся нужны секретари, является необходимость въ точной записи результатовъ обсужденія, на поляхъ или какъ-нибудь иначе отмѣчается, какимъ путемъ эти результаты достигнуты. Эти пріемы накапливаются, просѣваются вслѣдствіе постоянной практики, одни изъ нихъ отметаются, другіе входятъ въ употребленіе или же сдаются въ архивъ, -- словомъ, получается огромная лабораторія, называемая теперь парламентскимъ законодательствомъ, парламентскимъ обычаемъ, то огромное бумажное море, въ которомъ роется Драйэздестъ, какъ будто тутъ-то и заключаются тайны міра и Англіи.
   Такъ же продолжалось и во времена Эдуардовъ, когда парламентъ мало-помалу раздѣлился на двѣ палаты и стали созываться жители мѣстечекъ и мелкіе дворяне графства, чтобы дать отвѣтъ, выдержатъ ли они такой-то и такой-то налогъ?
   -- Да, ваше величество, но у насъ такія-то и такія-то нужды, которыя нужно было бы сперва облегчить.
   Нѣтъ ничего болѣе естественнаго и гуманнаго, чѣмъ такой парламентъ.
   Такимъ-то образомъ, вотируя денежную помощь королю, заявляя о своихъ нуждахъ и значительно расширяя поле своей дѣятельности въ этомъ направленіи, развивая все новыя и новыя парламентскія формы, которыя получили важное значеніе во всемірной исторіи, старинный парламентъ, оставаясь въ теченіе вѣковъ учрежденіемъ высокогуманнымъ и необходимымъ, продолжалъ свою реальную работу. Такъ шло до Карла I, когда, въ силу до сихъ поръ нечувствовавшейся необходимости, онъ принужденъ былъ дѣйствовать иначе, и, словно вода, доведенная до точки кипѣнія, вдругъ сильно расширилъ свои функціи. И функціи эти парламентъ, къ удивленію всего міра и своему собственному, исполнилъ въ высшей степени по-человѣчески и съ полнымъ успѣхомъ: расходы, которые онъ на этотъ разъ вотировалъ для его величества, были неожиданной, но тѣмъ не менѣе первостепенной важности {Карлейль намекаетъ на казнь Карла I.}. Нужда, о которой теперь заявили въ парламентѣ, явилась слѣдствіемъ главнымъ образомъ принудительнаго стремленія къ духовному кошмару, къ лицемѣрному идолопоклонству, къ вѣчной смерти, чего парламентъ не хотѣлъ и не могъ выносить.
   Онъ, какъ извѣстно, справился съ этой главной нуждой замѣчательнымъ для той эпохи способомъ.
   Слѣдомъ за нимъ такія же, но менѣе удачныя попытки сталъ дѣлать и весь міръ; способъ казался тѣмъ же, но на самомъ дѣлѣ былъ совершенно инымъ.
   Долгій парламентъ, завоевавшій и даже уничтожившій самого короля, никакъ не хотѣлъ успокоиться съ этого момента и со времени возникновенія подобныхъ собраній въ первый разъ объявилъ себя верховнымъ правителемъ народа и болѣе королемъ, чѣмъ кто-либо изъ королей. Онъ далъ міру чудный образчикъ, съ которымъ, послѣ вѣками потраченныхъ усилій, до сихъ поръ напрасно стараются сравняться. Этотъ приснопамятный Долгій парламентъ можно назвать, съ точки зрѣнія его историческихъ судебъ и его коллективнаго и индивидуальнаго значенія въ ряду другихъ совѣщательныхъ учрежденій, апогеемъ парламентовъ, тѣмъ, что парламенты могутъ сдѣлать великаго въ человѣческихъ дѣлахъ. Онъ былъ завершеніемъ, цвѣтеніемъ парламентскаго дерева, которое цвѣтетъ разъ въ тысячу лѣтъ и что людямъ случается видѣть только разъ: онъ является отцомъ всякихъ конгрессовъ, національныхъ собраній и всякихъ парламентовъ, какіе только существуютъ подъ луной.
   Но какъ относительно этого Долгаго парламента, такъ и относительно его предшественниковъ со временъ Вильгельма Рыжаго нужно указать на ихъ вѣрность своей цѣли, на ихъ умѣнье сообразоваться съ имѣвшимися въ ихъ распоряженіи средствами. Расходы такъ или иначе нужно было вотировать; нужды, въ которыхъ никогда не бываетъ недостатка, необходимо было удовлетворить. У молчаливаго народа былъ парламентъ и въ немъ они говорилъ съ королями, которые имъ управляли. Вездѣ, при всякомъ человѣческомъ правительствѣ, вездѣ, гдѣ одинъ человѣкъ пытается управлять людьми, эта функція необходима, какъ дыханіе, и нужно сказать, что прежнее населеніе Европы и счастливый англійскій народъ выполнили эту функцію превосходно. Прежніе парламенты дѣйствительно были парламентами но своей сущности, они дѣлали необходимое дѣло и, дѣлая его, относились къ нему съ величайшей серьезностью. Ни одинъ конклавъ желѣзнодорожныхъ директоровъ, которые собираются при закрытыхъ дверяхъ, чтобы заняться священнымъ дѣломъ распредѣленія облигацій я дивидендовъ, не былъ еще такъ внимателенъ и годенъ къ своему дѣлу, какъ эти старинные парламенты.
   Наоборотъ, въ новѣйшихъ парламентахъ, начиная, по правдѣ сказать, съ Долгаго парламента и до нашихъ дней, я замѣчаю постепенный все возрастающій упадокъ "правильности" въ этомъ отношеніи, который -- увы!-- знаменуетъ убыль всего того, что можетъ имѣть реальную цѣну или представляетъ въ подобныхъ учрежденіяхъ выгодную для человѣчества сторону. Парламентъ, если присмотрѣться внимательнѣе, безвозвратно потерялъ нѣкоторыя свои прежнія функціи, которыя онъ продолжаетъ еще считать своими, и вмѣстѣ съ тѣмъ воспринялъ нѣкоторыя новыя, которыхъ онъ исполнять не можетъ, но тѣмъ не менѣе воображаетъ, что онъ ихъ исполняетъ, -- положеніе вдвойнѣ фатальное для парламента. Его функціи становятся подъ этимъ двойнымъ дѣйствіемъ все болѣе и болѣе неясными; положеніе парламента при теперешнемъ ходѣ дѣлъ ложно и почти невозможно. Прибавьте къ этому, что, съ другой стороны, бѣдный парламентъ, самъ не замѣчающій этого и сначала долго боровшійся безсознательно противъ этого, а затѣмъ въ позднѣйшіе періоды махнувшій на все рукой и приспособившійся къ своему положенію уже безъ всякой надежды на улучшеніе, -- самъ этотъ парламентъ долженъ былъ неминуемо извратить свою дѣятельность и въ концѣ концовъ пустился въ океанъ праздной болтовни. Словомъ, онъ сдѣлался національнымъ празднословіемъ, которое своимъ владыкой признаетъ торжественное собраніе самыхъ лучшихъ говоруновъ, приглашенныхъ управлять нами. Я полагаю, что этотъ продуктъ уже давно готовился для насъ, и я хотѣлъ бы сохранить надежду, что это празднословіе, какъ и Долгій парламентъ, несмотря на всѣ восхваленія, представляетъ явленіе лишь временное, переходное.
   Парламентъ еще сохраняетъ функціи, которыя остаются реальными. И является настоятельная надобность выдѣлить ихъ изъ цѣлаго океана нереальностей, который ихъ совсѣмъ затопилъ. Нереальность -- это смерть для парламента и для всякаго дѣла. Реальныя функціи, каковы бы онѣ ни были, -- единственное благо, которое можетъ дать намъ парламентъ. Вопросъ сводится теперь къ тому, останется или нѣтъ это благо погруженнымъ въ неизмѣримую бездну мнимыхъ функцій, которыя несутъ за собою ложь и зло?
   Такъ какъ времена теперь перемѣнились, то я отмѣчу два большихъ факта новаго періода, но говоря уже о множествѣ менѣе крупныхъ, которые -- одни едвали непоправимо, другіе безнадежно для настоящаго времени кореннымъ образомъ измѣнили функціи и положеніе всякаго парламента. Въ настоящее время они повсюду формально вредятъ, его дѣятельности, превращая почти всякое парламентское дѣло въ нѣчто поверхностное, лицемѣрное, въ скверную гримасу, и примѣшивая ко всѣмъ его реальнымъ дѣламъ тщеславную фальшь, на которую жалко смотрѣть и отъ которой настоятельно нужно отказаться. Первый фактъ -- это существованіе свободной прессы съ ея все увеличивающимся наплывомъ газетъ, книгъ, брошюръ. Второй фактъ -- отсутствіе короля въ. теперешнемъ парламентѣ. Съ первымъ фактомъ, по моему мнѣнію, дѣлать нечего. Что касается второго, то измѣненіе его дѣло еще очень отдаленнаго будущаго, но это измѣненіе необходимо и неизбѣжно. Пусть всякій гражданинъ, который пожелаетъ провести реформу въ свое время, пусть онъ" мужественно примется за это измѣненіе. Оба эти факта вывихнули каждый суставъ прежней организаціи, и новый парламентъ-продуктъ новаго времени. И всякій, кто стоитъ, за его реформу, долженъ сначала отдать себѣ отчетъ въ томъ и другомъ фактѣ: иначе дѣла его будутъ лишь ошибкой и промахомъ,
   Въ странахъ, которыя могутъ выносить свободную прессу -- многія изъ странъ не могутъ этого,-- Англія же вслѣдствіе своего многовѣковаго политическаго воспитанія до сихъ поръ уживается со свободой печати -- въ газетахъ идутъ, сами собою заправскіе парламентскіе дебаты. Развѣ газета въ родѣ, напримѣръ, Times'а не есть своего рода форумъ, доступный, какъ, ни одинъ форумъ, въ мірѣ, гдѣ каждый смертный можетъ выражать свои мнѣнія, заявлять о своихъ нуждахъ, въ. горестяхъ, начиная съ потери зонтика на желѣзной дорогѣ, и кончая потерей вашего состоянія благодаря проискамъ хитрыхъ и не честныхъ людей? Большая отрасль парламентскаго управленія омертвѣла навсегда. И прекрасный избранный гражданами парламентъ такъ, же пересталъ быть, какъ прежде, живымъ. Если хорошенько вникнуть въ дѣло, то каждый англійскій гражданинъ, печатаясь въ газетахъ, можетъ, теперь проводить въ парламентъ самъ, себя, не ища себѣ избирателей. Если у него есть какое-нибудь желаніе или идея по поводу чего бы то ни было на земномъ шарѣ, то развѣ онъ. не можетъ взять перо и, не испрашивая ни у кого разрѣшенія, внѣдрять ее не только въ уши, но и въ сердца своихъ современниковъ, сколько ему заблагоразсудится? Именно столько, сколько заблагоразсудится и не больше -- а это то же большое преимущество. Дѣла обсуждаютъ теперь не у С. Стефана: ихъ обсуждаютъ, искусные журналисты и краснорѣчивые ораторы, которые умѣютъ заставить другихъ. слушать себя. Таковъ фактъ и онъ требуетъ, чтобы съ нимъ считались и, по моему мнѣнію, въ недалекомъ будущемъ произведетъ большія перемѣны.
   Для чего съ большимъ трудомъ собирать въ Вестминстеръ столько народа, когда есть газета въ родѣ Times'а? Теперь дѣло не въ обсужденіи ими вопроса, а въ окончательномъ ихъ голосованіи (довольно непродолжительная формальность!). Роль достопочтеннаго члена парламента теперь довольно скучна: да или нѣтъ, которое онъ произноситъ, отъ имени своихъ избирателей -- вотъ все, что мы должны ожидать отъ. него -- слава Богу! безъ, какихъ-нибудь еще прибавленій. Съ вашего позволенія, это очень устарѣвшая функція, функція обсужденія, столь же устарѣлая, какъ, напримѣръ, была бы ѣзда на перекладныхъ вдоль желѣзнодорожной линіи. Дорожа моею жизнью и временемъ, которое есть ткань жизни, я никогда не читаю парламентскихъ дебатовъ и очень рѣдко парламентскія рѣчи. По, насколько я знаю, въ теченіе семи лѣтъ съ высоты трибуны ни разу ни одинъ достопочтенный джентельменъ не освѣтилъ по новому ни одного дѣла, земного или небеснаго. Вамъ, все время предлагали безвкусную вареную и перевареную пищу -- плохія передовицы, которыя уже не разъ печатались въ газетахъ., журналахъ и разныхъ сборникахъ до тѣхъ поръ, пока не надоѣли даже животнымъ. Мнѣ самому достопочтенные джентельмены жаловались, что подъ сводомъ небесъ нигдѣ нѣтъ такой скуки, какъ въ парламентѣ. Какая же, милордъ, можетъ быть отъ всего этого польза?
   Пусть достопочтенный джентельменъ, который хочетъ произнести политическую рѣчь, пошлетъ ее прямо въ Times. Можетъ быть тамъ ее напечатаютъ, и тогда се прочтутъ всѣ, для кого она окажется поучительной. Если Times откажется напечатать се, то пусть достопочтенный джентельменъ напечатаетъ се на свой счетъ, пуститъ ее въ продажу по дешевой цѣнѣ или даже раздаетъ даромъ въ видѣ объявленія. Пусть онъ даже дастъ премію всякому, кто ее прочтетъ. Но если, несмотря даже на премію, никто не будетъ читать его, то пусть достопочтенный джентельменъ посмотритъ на самого себя и поразмыслитъ надъ тѣмъ, что же значитъ такое явленіе. Въ свободной странѣ я считаю справедливымъ или, по крайней мѣрѣ, неизбѣжнымъ, чтобы каждый гражданинъ могъ заставить выслушать его и чтобы достопочтенные джентельмены, которые могутъ печатать свои политическія рѣчи и давать награду тѣмъ, кто будетъ читать ихъ, и поступали такъ. Но если ни одно человѣческое существо не желаетъ читать эти рѣчи, то пусть всходятъ на парламентскую трибуну и произносятъ ихъ тамъ, обременяя тѣмъ самымъ газеты, наводя скуку на своихъ сочленовъ и отчаяніе на всѣхъ мыслящихъ согражданъ. Въ какое бы древнее одѣяніе вы ни нарядили все это, но я рѣшаюсь утверждать, что отъ этого будетъ только одинъ вредъ, которому надо положитъ конецъ.
   Еще болѣе важнымъ для парламента является вопросъ: долженъ король присутствовать въ немъ, или не долженъ? Необходимо всегда помнить, что парламентъ, засѣдающій въ качествѣ учрежденія совѣщательнаго при верховномъ вождѣ безконечно разнится отъ парламента, который самъ дѣйствуетъ въ качествѣ верховнаго правителя и находится на самой вершинѣ власти. Тутъ два совершенно различные парламента, которые вызываютъ необходимость допустить въ вашемъ понятіи о парламентѣ существенныя различія. То, что относится къ парламенту перваго типа, вовсе не приложимо къ парламенту второго типа и даже болѣе: то, что особенно пригодно въ первомъ, то во второмъ можетъ оказаться но только безполезнымъ, но и вызвать роковыя послѣдствія и даже гибель и самого парламента и всего, что съ нимъ связано.
   Надо, слѣдовательно, прежде всего уяснить себѣ, является ли парламентъ на самомъ дѣлѣ совѣтникомъ короля или же онъ самъ король? Различіе глубокое: оно идетъ до самыхъ корней парламента и политической корпораціи, и если вы смѣшиваете оба эти вида парламентовъ и если вы къ одному примѣняете ритуалъ, выработанный конституціонными докторами для другого, цѣлесообразный въ одномъ случаѣ и совершенно лишенный смысла въ другомъ, то вы вступите на совершенно ошибочный путь и можете дойти до такой границы, которая изумитъ васъ самого. Къ какому типу принадлежитъ теперешній англійскій парламентъ, нѣтъ надобности говорить. Если отбросить жалкія функціи, конституціонную паутину, черезъ которую всякій можетъ все видѣть, то окажется, что нашъ парламентъ есть верховный правитель, настоящій король страны.
   И приверженцы конституціи, которые уже цѣлое столѣтіе поютъ всякіе гимны этому возвышенному учрежденію съ его первоначальнымъ характеромъ, теперь приглашаются взглянуть на него въ томи" свѣтѣ, который онъ получилъ въ новѣйшее время, и посмотрѣть, заслуживаетъ ли онъ похвалъ. Въ теченіе послѣднихъ пятнадцати лѣтъ, пока онъ правитъ безъ всякаго посторонняго вмѣшательства, нельзя сказать, чтобы похвалы эти шли далеко. Осуществленіе верховныхъ правъ надъ Англіей (понимая подъ этимъ управленіе двадцати семью милліонами англійскихъ душъ и доведенія ихъ временныхъ или вѣчныхъ интересовъ до благополучнаго конца) въ данную минуту, повидимому, идетъ не совсѣмъ ладно. Реформированный парламентъ пока вовсе не проявили" себя правителемъ двадцати семи милліоновъ британскихъ душъ и руководителемъ ихъ временныхъ и вѣчныхъ интересовъ. Если онъ чѣмъ и отличился, то какъ разъ въ обратномъ смыслѣ.
   Въ самомъ дѣлѣ, повсюду жалуются и удивляются, что нашъ реформированный парламентъ только и дѣлаетъ, что разсуждаетъ, безъ особенной, впрочемъ, пользы. Первый министръ уже жаловался патетическимъ тономъ, что народное дѣло встрѣчаетъ страшную обструкцію и что для него затруднительно вести это народное дѣло, если достопочтенные джентльмены не попридержатъ нѣсколько своихъ языковъ. Положеніе, конечно, въ своемъ родѣ очень драматическое, ибо пока краснорѣчія не занимать стать англійскому народу, невозможно предугадать, что съ нами будетъ. По вполнѣ еще ясно, но тѣмъ не менѣе неопровержимо обнаруживается для всего свѣта, что парламентъ вовсе не блещетъ въ роли верховнаго вождя англійской націи, что онъ былъ великолѣпенъ лишь въ качествѣ совѣтника короля и что онъ не можетъ такъ или иначе вести свое дѣло. Ясно, что онъ только разглагольствуетъ и зальетъ насъ цѣлыми потоками разглагольствованій, если откуда нибудь не явится помощь.
   Мысль, которую я предлагаю всѣмъ реформированнымъ англійскимъ гражданамъ, состоитъ и всегда состояла въ томъ, что этотъ повсемѣстный неясный фактъ, знаменующій весьма трагическія вещи, скоро станетъ фактомъ вполнѣ яснымъ и приведетъ къ открытію трагическихъ законовъ природы, о которыхъ и не догадываются конституціонные люди нашего времени. Я утверждаю, что парламентъ, а въ особенности парламентъ, куда забрались газетные репортеры, есть нѣчто такое, что по самой природѣ своей не можетъ работать, а можетъ только разглагольствовать, что, впрочемъ, по временамъ бываетъ необходимо, а по временамъ и совершенно безполезно. Посмотрите, въ самомъ дѣлѣ: собраніе изъ 658 разношерстныхъ лицъ занимаются тѣмъ, что "совѣщается" по поводу "дѣлъ", а 27 милл. по большей части недалекихъ людей внимательно къ нему прислушиваются и критикуютъ. Съ тѣхъ поръ, какъ міръ стоитъ и пока онъ будетъ стоять, привелось ли хоть одно дѣло при такихъ условіяхъ къ благополучному концу? Какъ утверждаютъ всѣ практическіе люди, начало всякаго дѣла бываетъ лишь тогда, когда всѣ закроютъ ротъ и открываютъ его только тогда, когда ихъ прозорливость подскажетъ имъ что-нибудь такое, о чемъ дѣйствительно стоитъ поговорить. Вотъ правило, которое обуздало бы приливъ краснорѣчія въ этихъ собраніяхъ. Во всякомъ случаѣ это именно основное правило при всякой работѣ, но -- увы!-- конституціонные парламенты не іи" состояніи соблюдать его!
   Прибавьте къ этому еще другое несчастное обстоятельство, а именно, чти ваше парламентское собраніе вовсе не старается работать изъ всѣхъ своихъ силъ, что оно вообще представляетъ народъ не серьезный, а легкомысленный, эпикурейскій, скептическій, который уже цѣлое столѣтіе ломается, гримасничаетъ, отпускаетъ острыя словечки и ко всему относится слегка. Такой парламентъ, конечно, не будетъ дѣлать "дѣлъ", а если и надѣлаетъ, то лишь дѣла смѣхотворныя. Въ такой парламентъ въ самомъ центрѣ націи введите теперь репортеровъ,-- въ результатѣ шесть ярдовъ мелкой печати, которые будутъ появляться у васъ на столѣ каждое утро. Увы! Шестьсотъ пятьдесятъ восемь разношерстныхъ джентльменовъ, которые засѣдаютъ при такомъ положеніи, чтобы дѣлать верховное дѣло народа,-- не представляютъ ли они противорѣчія съ самими собой, ибо природа постановила, что не такимъ путемъ должно дѣлаться дѣло. Они неспособны надѣло; они способны только къ рѣчамъ. По замѣтно, что эти рѣчи,-- будутъ ли онѣ дѣловыми и разсчитанными на умныхъ людей, которые присутствуютъ въ парламентѣ, или же это будутъ рѣчи à la Buncombe, какъ выражаются американцы {Уилеръ въ своей "Исторіи сѣверной Каролины" такъ объясняетъ ходячее выраженіе "рѣчи à la Buncombe". Депутатъ отъ Buncombe'а (сѣв. Каролина) говорилъ однажды рѣчь, которая была совсѣмъ неинтересна. Наскучивъ слушать, его коллеги одинъ за другимъ оставили залъ засѣданія, ко тотъ но смутился и продолжалъ говорить, заявивъ, что онъ продолжаетъ говорить не депутатамъ, а его избирателямъ въ Buncombe'ѣ. Съ того времени стали называть Бенконбскими рѣчами всякія безполезныя рѣчи, которыя говорятся только дли того, чтобы ихъ потомъ напечатали въ газетахъ.}, разсчитанныя на стоящихъ вдали избирателей, людей по большей части недалекихъ,-- съ каждымъ годомъ все болѣе и болѣе теряютъ цѣну и грозятъ сдѣлаться въ концѣ концовъ удручающими для боговъ и людей.
   Такимъ образомъ выводъ изъ всей этой дѣйствительности напрашивается, повидимому, такой: парламенты незамѣнимы, какъ учрежденіе законосовѣщательное, и могутъ въ качествѣ таковыхъ оказать повсюду большія услуги, но не могутъ ничего сдѣлать въ качествѣ учрежденій верховныхъ и правящихъ; они тогда безполезны и даже еще хуже. Дѣлается ясно, что верховный правитель о 658 головахъ, которыя только и дѣлаютъ, что говорятъ и противорѣчатъ самимъ себѣ, неспособенъ нести функціи верховной власти и по закону самой природы не приспособленъ для такихъ функцій.
   Таковъ печальный выводъ, и въ Англіи и въ другихъ мѣстахъ печальный опытъ быстро даетъ ему подтвержденіе.
   Можетъ быть только въ Соединенныхъ Штатахъ, въ этой единственной странѣ, которая можетъ дѣйствовать безъ правительства, гдѣ каждый человѣкъ можетъ жить въ одиночествѣ и продвигаться въ пустыню, пока конгрессъ наслаждается своими рѣчами, только тамъ подобная форма правительства могла бы удовлетворить людей. Ибо Америка -- ея граждане знаютъ это хорошо -- есть страна несравнимая, съ такимъ количествомъ годной для обработки земли и съ такимъ горячимъ солнцемъ въ одной долинѣ. Миссисипи, что она одна можетъ снабдить хлѣбомъ все наличное потомство Адама. Рѣчи à la Buncombe и конституціонная битва кошекъ изъ Килькенни {Карлейль намекаетъ на ирландскую легенду. Всѣ кошки въ Килькенни были колдуньями, къ великому вреду для города. Въ одну прекрасную ночь, собравшись за шумный шабашъ, онѣ пожрали другъ друга. Утромъ нашли только два хвоста. Карлейль въ шутку сравниваетъ безплодныя и шумныя пренія въ парламентѣ съ этимъ шабашемъ.}, которыя въ другихъ странахъ стали трагическими, здѣсь еще занимаютъ мѣсто среди комедій. Если у Америки когда-нибудь явятся высшія потребности, чѣмъ потребность въ маисѣ, ветчинѣ и патокѣ и въ свободномъ полѣ, на которомъ граждане могли бы гнаться за долларами, то и Америка убѣдится, что предвыборныя собранія, таблицы распредѣленія голосовъ, уличное краснобайство и рѣчи à la Buncombe не возвышаютъ людей до безсмертныхъ боговъ, что Вашингтонскій конгрессъ и конституціонныя битвы кошекъ изъ Килькенни нисколько не годятся для такой цѣли и что въ одинъ прекрасный день это прекрасное конституціонное учрежденіе потребуетъ, чтобы его передѣлали, кое-что сократили, кое-что расширили, а кое-что и совсѣмъ уничтожили. И все это не безъ героическаго труда, не безъ хлопотъ, совершенно, впрочемъ, иного рода, чѣмъ хлопоты политическаго оратора.
   Такимъ образомъ, если первая большая отрасль парламентской работы -- заявлять о нуждахъ -- перешла къ свободной прессѣ и окончательно погибла для парламентовъ, то во второй большой отрасли, которая имъ ввѣрена и гдѣ съ нетерпѣніемъ ждутъ ихъ работы, они не способны ничего сдѣлать. Попытка сдѣлать кое-что можетъ только толкнуть ихъ дальше по пути лицемѣрія, фатальной слѣпоты, уличнаго краснобайства и тѣмъ болѣе ускорить ихъ судьбу, а вмѣстѣ съ нею и нашу, чѣмъ больше мы будемъ на нихъ разсчитывать.
   Мы можемъ признать вполнѣ опредѣленнымъ фактомъ, который никогда не слѣдуетъ упускать изъ виду, что нѣтъ такого правительства изъ 658 головъ, которое дѣйствительно управляло бы 27 милліонами, постоянно треща имъ въ уши, и могло бы занять видное положеніе что наоборотъ парламентъ долженъ въ силу своей природы все болѣе и болѣе терять авторитетъ до тѣхъ поръ, пока въ одинъ прекрасный день онъ добровольно не откажется отъ этой задачи или, если будетъ угодно Всемогущему Провидѣнію, не будетъ принужденъ къ тому силою.
   Во всей исторіи я знаю только два парламента съ характеромъ верховнаго управленія, которые исполнили свою роль верховнаго правителя съ нѣкоторымъ успѣхомъ. Національное собраніе въ Парижѣ и долгій парламентъ въ Лондонѣ. Не то, чтобы въ томъ и другомъ дѣло было сдѣлано прекрасно, далеко нѣтъ. Но, несмотря на всѣ свои несовершенства, оно все-таки было сдѣлано, ни тотъ, ни другой не оказались напрасными. Но условія, въ которыхъ собрались эти парламенты, были особеннаго характера, изъ числа тѣхъ, которыя не повторяются часто.
   Прежде всего о томъ и другомъ парламентѣ приходится сказать, что они оба были "страшно серьезны", такъ серьезны, какъ потомъ не былъ ни одинъ парламентъ. Въ концѣ концовъ ихъ положеніе даже сдѣлалось для нихъ вопросомъ жизни и смерти. Но, кромѣ этого соображенія, ничто такъ не поражаетъ современнаго человѣка особенно въ Долгомъ парламентѣ, какъ серьезное, торжественное, почти набожное настроеніе, съ которымъ каждый членъ его принимался за свою работу. Ибо въ то время англичане были еще серьезнымъ, набожнымъ народомъ, не было среди нихъ того жалкаго легкомыслія, скептическаго всезнайства, которые ему привиты и которые такъ мало идутъ ему. Они были еще набожны и для большинства людей эта бѣдная земля и ихъ тяжелый трудъ скрашивались присутствіемъ божества. Для огромнаго большинства англичанъ парламентъ былъ тогда тѣмъ, чѣмъ для древнихъ евреевъ былъ ихъ храмъ: самымъ священнымъ предметомъ на землѣ; вступая туда, человѣкъ чувствовалъ, что почва подъ нимъ священна. Именно такъ, и это чрезвычайно удивляетъ современнаго человѣка. Только послѣ значительнаго сопротивленія мысли онъ можетъ допустить это. Но развѣ ихъ характеръ, который вмѣстѣ съ тѣмъ есть и нашъ характеръ, не даетъ ручательства, что дѣло пойдетъ хорошо при всякихъ обстоятельствахъ. Возьмите самый плохой парламентъ болтуновъ со всѣми этими чартистами и съ умирающей отъ голода Ирландіей, возьмите самую печальную ошибку природы, которую только можно отыскать на землѣ, вдохните въ него этотъ благородный духъ и онъ станетъ менѣе печальной ошибкой. Если же этотъ духъ укрѣпится въ немъ и будетъ руководить его трудами, онъ скоро совсѣмъ перестанетъ быть недоразумѣніемъ, станетъ реальностью и будетъ усвоенъ природою.
   Второе обстоятельство одинаково огромнаго значенія -- это то, что въ Долгомъ парламентѣ не было репортера. Наоборотъ: ни одинъ членъ не имѣлъ права безъ спеціальнаго разрѣшенія шептаться съ постороннимъ человѣкомъ о томъ, что происходило въ этихъ священныхъ стѣнахъ. Если онъ позволялъ себѣ это, слѣдовали, торжественный выговоръ отъ спикера, а то и заключеніе въ Тоуэръ. Если случалось, что какой-нибудь патріотъ иностранецъ, нарочно совершившій для этой цѣли путешествіе, слишкомъ внимательно разсматривалъ кулуары этого священнаго собранія (раза два это было), дежурный приставъ тотчасъ же арестовывалъ его. Блѣднаго, какъ его рубашка, любопытнаго путешественника отводили въ полукруглую комнату, гдѣ на него пронизывающе глядѣлъ спикеръ и четыреста паръ глазъ. Возникалъ вопросъ, какова должна быть судьба такого человѣка: Тоуэръ, Тарпейская скала или что-нибудь другое.
   Хотя это и парламентъ (мѣсто, гдѣ говорятъ), однако тутъ царитъ безмолвіе. Это мѣсто герметически закупоренное, отсюда не выходитъ никакихъ извѣстій, кромѣ тѣхъ, которыя разрѣшилъ довести до всеобщаго свѣдѣнія самъ парламентъ. Пусть достопочтенный членъ новѣйшихъ временъ, имѣющій дѣло съ цѣлой ложей журналистовъ и зрителей и 27 милліонами людей, по большей части не далекихъ, которые слушаютъ его рѣчи à la Buncombe въ то время, какъ ближайшіе его коллеги засыпаютъ отъ скуки, пусть этотъ достопочтенный членъ хорошенько помнитъ объ этомъ старинномъ фактѣ!
   Въ третьихъ, что также очень важно для этого вопроса, Долгій парламентъ послѣ нѣсколькихъ мѣсяцевъ тайныхъ дебатовъ, раздѣлился явно на двѣ партіи: отдѣлилась оппозиція, чтобы съ этого временъ держаться иного образа мыслей. Не трудно видѣть, какъ уменьшаетъ этотъ одинъ фактъ парламентское краснорѣчіе. Долгій парламентъ вслѣдствіе этихъ трехъ причинъ былъ парламентомъ безпримѣрнымъ, родоначальникомъ всѣхъ парламентовъ, собиравшихся съ того времени.
   Французскій конвентъ также сдѣлалъ свое дѣло и приблизительно въ тѣхъ же условіяхъ, различіе которыхъ чисто внѣшнее. Не было никогда парламента, который принимался бы за дѣло съ большей серьезностью, который бы велъ игру противъ всего свѣта, гдѣ дѣло шло о жизни и смерти. Въ конвентѣ, правда, были уже журналисты, въ немъ по мало пробовали политическое краснорѣчіе и онъ испыталъ странную судьбу. Но мы знаемъ, какъ онъ справлялся съ парламентскимъ краснорѣчіемъ и какъ ввелъ его въ границы, когда нужно было приступить къ дѣлу. Свергнувъ жирондистовъ и оппозиціонныя партіи, конвентъ учредилъ комитетъ общественнаго спасенія, состоявшій изъ двѣнадцати, потомъ изъ десяти, а собственно говоря изъ трехъ членовъ, въ рукахъ которыхъ сосредоточилось все верховное управленіе и вся страшная задача указывать, что нужно дѣлать. Какія бы краснорѣчивыя головы ни вздумали составлять оппозицію этому верховному комитету, у конвента была гильотина, при помощи которой онъ освобождалъ себя отъ нихъ и отъ ихъ краснорѣчія. Вслѣдствіе этого дѣло шло безъ препятствій съ этой стороны и привело къ положительнымъ результатамъ.
   Вотъ единственный, насколько я знаю, примѣръ парламента, который успѣшно справился съ задачей управленія. По повидимому не имъ вдохновляются теперешніе англійскіе реформаторы.
   Парламентамъ нанесено въ новѣйшія времена два сильныхъ удара, и теперь они какъ бы лишены своей реальной силы и, что еще хуже, располагаютъ силой, лишь воображаемой. Фаустъ изъ Майнца нанесъ страшный ударъ парламентамъ, изобрѣтя подвижныя буквы. Онъ свелъ ихъ, правда, въ отдаленномъ будущемъ, лишь къ тѣни того, чѣмъ они были и вырвавъ изъ ихъ рукъ лучшую сторону ихъ работы. Съ другой стороны Джонъ Брэдшоу {Спикеръ Долгаго парламента, осудившаго на казнь Карла I.}, уничтожившій наслѣдственнаго короля и провозгласившій королемъ парламентъ, нанесъ, самъ того не замѣчая, еще болѣе страшный ударъ парламентамъ, заставивъ ихъ дѣлать то, что природа и факты признали совершенно имъ несвойственнымъ. И вотъ теперь мы видимъ, что они все еще пребываютъ въ этой фатальной двойственности, приближаясь постепенно къ страшному концу.
   Выражаясь не такъ фигурально, первое наше заключеніе состоитъ въ томъ, что парламенты, пока они были простыми совѣтниками верховнаго правителя, были учрежденіями драгоцѣнными. Въ тѣ времена, когда не было еще Times'а или другого форума, открытаго для всякаго, кто имѣетъ нѣкоторое знакомство съ грамматикой, они оказали человѣчеству услуги, за которыя мы должны быть имъ всегда признательными.
   За этимъ первымъ заключеніемъ идетъ одинаково неоспоримое второе заключеніе, что какъ только парламенты вздумали, какъ теперь нашъ бѣдный англійскій парламентъ, взять въ свои руки управленіе, они тотчасъ лишились своего прежняго крупнаго значенія и не могутъ силою вещей пріобрѣсти его вновь. Указываютъ только два парламента, которые имѣли успѣхъ въ качествѣ верховныхъ правителей, но мы желали бы или, по крайней мѣрѣ, должны желать, чтобы третій такой же былъ лѣтъ черезъ тысячу.
   Такъ какъ за эту вторую невозможную задачу берется но только нашъ англійскій парламентъ, но и парламенты европейскіе, импровизованные въ Парижѣ, Франкфуртѣ и другихъ мѣстахъ, то парламентскій гороскопъ не предвѣщаетъ въ данную минуту ничего утѣшительнаго, и всѣми благоразумными гражданами есть отъ чего содрогаться, если впереди имъ виднѣется чартистскій парламентъ. Ибо вашъ чартистскій парламентъ будетъ довершеніемъ фатальнаго стремленія парламентовъ къ невозможному, о которомъ мы говорили выше -- стремленія, которое еще но нашло у насъ полнаго осуществленія, ибо у насъ есть еще обломки другихъ старинныхъ авторитетовъ, которые хранятся не въ парламентѣ, и которые кое-гдѣ еще пробуютъ вести дѣло управленія, хотя и очень своеобразно.
   Вотъ серьезныя соображенія, которыя вызываютъ тревогу и удивленіе въ каждомъ конституціонномъ человѣкѣ. Но въ дѣйствительности теперь конституціонные люди уже опоздали. Если они снимутъ съ себя очки a la Bentham и всмотрятся въ факты тѣми глазами, какими могутъ, я увѣренъ, они увидятъ, въ разрѣзъ съ тѣмъ, что они такъ долго воображали, что соціальная реформа въ настоящее время вовсе не означаетъ лишь реформу парламента. Для насъ дѣло жизненной необходимости не реформированный и доведенный до совершенства парламентъ, а реальная верховная власть, которая бы стояла надъ парламентомъ, что она у насъ уже была, но что въ настоящее время мы уклонились отъ дороги, которая ведетъ къ ней. Но если мы окончательно утратимъ ее, жизнь станетъ невозможной для насъ. Новая Downing street, новое, совершенно преобразованное правительство -- вотъ въ чемъ можетъ быть для насъ нѣкоторая надежда. Парламентъ, всякій парламентъ вообще, который станетъ упорствовать и сохранять за собою функціи управленія, приведетъ насъ только къ отсутствію управленія, которое носитъ названіе анархіи, и чѣмъ болѣе демократической будетъ ваша реформа, тѣмъ скорѣе наступить этотъ конецъ.
   Надежды, которыя люди возлагаютъ на демократическій или какъ-нибудь иначе реформированный парламентъ, довольно разнообразны и неясны, но вотъ что всегда лежитъ въ глубинѣ ихъ сердца: такимъ образомъ мы лучше исполнимъ волю небесъ, вмѣсто того, чтобы повсюду нарушать ее или забывать о ней. Все лучше и лучше узнавать, въ чемъ заключается воля Предвѣчнаго, каковы Его законы -вотъ въ чемъ задача всякихъ парламентовъ, домостроительныхъ совѣтовъ, конгрессовъ и всякой вообще коллективной мудрости. И однако среди запутанныхъ дебатовъ новаго времени укрѣпилась мало-по-малу совершенно противоположная идея или лучше сказать нѣмая презумиція противоположности. Въ наши дни на обширныхъ пространствахъ земного шара можно найти не мало людей, которые искренно вѣруютъ, что если мы "вотируемъ что-нибудь", то тѣмъ самымъ вызываемъ это что-нибудь къ существованію.
   "Кому же рѣшать дѣло?" -- спрашиваютъ они, какъ будто весь вопросъ въ этомъ. "Ктоже долженъ рѣшать это?" -- спрашиваетъ раздражонный англійскій гражданинъ съ ироніей въ голосѣ.
   Рѣшать это? Но рѣшать это долженъ ты, я, наконецъ всякій человѣкъ, надѣленный живой душой, въ котораго Всемогущій вложилъ искру ума -- мы всѣ должны рѣшать это. Горе намъ всѣмъ, если мы рѣшимъ дѣло но такъ, какъ нужно, если наше рѣшеніе не совпадетъ съ рѣшеніемъ Всемогущаго, съ тѣмъ, что имъ предназначено ужо къ бытію раньше и послѣ всякихъ человѣческихъ дѣяній.
   Люди вообразили, что законы міра сего такъ же, какъ и законы конституціонныхъ странъ, опредѣляются голосованіемъ, что они -- результатъ того или другого раздѣленія голосовъ. Это, конечно, праздная фантазія. Законы міра сего, которымъ до мелочного сходства должны были бы подражать и законы Англіи, утверждены вѣчной гармоніей вещей и ихъ не измѣнить никакимъ голосованіемъ! Не только заколы Англіи, по и какой угодно красной республики не могутъ быть измѣнены при помощи этой жалкой глупой процедуры, какъ это ни удивительно для конституціонныхъ людей. Мы условились прибѣгать къ голосованію для разрѣшенія временныхъ разногласій, касающихся того, что является или не является закономъ въ этомъ маленькомъ уголкѣ вселенной, который называется Англіей. Это хорошій методъ, имѣющій за собою нѣкоторыя преимущества, но онъ разрѣшаетъ разногласіе лишь на время. Больше того, если бы вотирующіе были искренни, то у насъ была бы возможность получить правильное рѣшеніе и рѣшить вопросъ навсегда. И если вотирующіе неискренни, эгоистичны и дѣйствуютъ подъ вліяніемъ спиртныхъ напитковъ и краснобайства, то мы въ обратной пропорціи подвергаемся риску получить неправильное рѣшеніе и рѣшить вопросъ такъ, что на насъ посыплятся проклятія и вопросъ снова будетъ страшно безпокоить насъ!
   Ибо я долженъ обратить вниманіе читателя и повторить, что даже цѣлый безпрерывный рядъ вотумовъ въ теченіе цѣлаго ряда сессій, прошедшихъ черезъ три чтенія и удостоившихся сколькихъ угодно королевскихъ одобреній, не можетъ, сдѣлать закономъ то, что не есть законъ. Это внѣ власти вотирующихъ. Они могутъ создать парламентскій актъ на пергаментѣ и даже вѣшать тѣхъ, кто ему не будетъ повиноваться, и они вполнѣ полагаются на это средство. Жалкіе глупцы! Я утверждаю, что это несчастное заблужденіе, этотъ ихъ такъ называемый "законъ". И что касается меня, то я постараюсь или не имѣть дѣла съ этимъ безумнымъ и мнимымъ закономъ или же уклоняться отъ повиновенія ему всѣми разумными способами. При такомъ печальномъ образѣ дѣйствій, очень непріятномъ, но необходимомъ въ такое время, боги и честные люди оказались бы на моей сторонѣ и даже эти самые глупцы перешли бы на мою сторону. И несмотря на всѣ препятствія я въ концѣ концовъ взялъ бы верхъ. И въ одинъ прекрасный день мнимый законъ лишится поддержки висѣлицы и подъ барабанный бой, среди ругательствъ и нареканій, пойдетъ къ хаосу. И князь тьмы, отецъ лжи, дьяволъ и, какъ бы онъ тамъ еще ни назывался, который всегда и былъ настоящимъ обладателемъ этого закона, овладѣетъ имъ.
   Если бы все потомство Адама отъ созданія міра только и дѣлало что голосовало, будто 3 + 3 = 7, то полагаете ли вы, что это измѣнило бы законы ариѳметики и заставило бы покраснѣть математика, который продолжалъ бы увѣрять, что 3 + 3 = 6? Думаю, что нѣтъ. А развѣ ариѳметика болѣе прочно утверждена Предвѣчнымъ, чѣмъ юриспруденція и права каждаго относительно другихъ людей? Создателями міра сего были мудрость и божественное предвидѣніе, а не безуміе и хаотическая случайность. Вѣчный законъ безмолвно, по неуклонно сказывается вездѣ и во всемъ. Планеты движутся по своимъ орбитамъ въ силу закона. Въ огромной вселенной вы по можете сдѣлать отмѣтку, величиною съ уколъ булавкой, безъ того, чтобы и тутъ не сказались законы, установленные Богомъ, которые вы знаете или которыхъ не знаете, законы неумолимые, данные не для того, чтобы сыны человѣческіе создавали себѣ изъ нихъ вопросъ. Несчастные, неужели вы надѣетесь достичь благосостоянія тѣмъ, что сгоните въ одно центральное мѣсто шесть сотъ пятьдесятъ восемь человѣкъ и заставите ихъ послѣ долгихъ дебатовъ и отчетовъ въ Тішез'ѣ голосовать нѣчто такое, чего на самомъ дѣлѣ не существуетъ? Вы разсчитываете, что твердое, какъ алмазъ, основаніе вселенной поколеблется отъ вашего третьяго голосованія и куска пергамента, испещреннаго кухонной латынью? Что будетъ съ вами?
   Можетъ быть, всемогущій Творецъ забылъ этотъ жалкій муравейникъ въ Вестминстерѣ или тутъ здѣсь не дѣйствуютъ законы, которые имѣютъ значеніе и для него? Сознайтесь, вы имѣете эту низкую идею, хотя вамъ и стыдно въ этомъ сознаться. Жалкая душа! Развѣ вы но видите и здѣсь дѣйствія законовъ притяженія, рожденія и смерти и другихъ? Знаете ли вы, почему прошелъ вѣкъ чудесъ? Потому, что вы стали заколдованнымъ осломъ въ человѣческомъ видѣ (мнѣ непріятно это говорить), потому что вы въ вашемъ парламентскомъ краснорѣчіи ревете, какъ оселъ, потому что вы умѣете только наслаждаться вашимъ сыномъ, вашими купонами отъ процентныхъ бумагъ и т. п., потому что у васъ нѣтъ религіи, кромѣ культа Фаллоса.
   Къ сожалѣнію, фатально достовѣрно, что въ парламентахъ и конституціонныхъ собраніяхъ встрѣтило одобреніе много такого, чего, какъ потомъ оказалось на опытѣ, природа вовсе не одобряла. Побуждала ли къ этому природа какъ отдѣльныхъ лицъ, такъ и цѣлыхъ народовъ? Нѣтъ, идите не этимъ путемъ, дѣти мои, хотя парики, которые указали вамъ его, и достаточной длины. Счастье и побѣда не на этомъ пути! На немъ вы найдете только застой, переложенныя сточныя трубы, неурожай картофеля, не обработанныя пространства земли, разрушенныя хижины, и наконецъ чартизмъ, баррикады, красную республику и снова наставшій хаосъ!
   Здѣсь нужна только одна вещь, которая но потерпитъ, чтобы обошлись безъ нея: у того, кто въ Англіи или въ другомъ мѣстѣ пойметъ, въ чемъ законы Предвѣчнаго и можетъ сообразовать съ ними свое поведеніе, у того все пойдетъ хорошо, и очень плохо придется тому, кто теряетъ изъ виду эти законы и занимается только тѣмъ, что заставляетъ вотировать въ свою пользу. Вотированію я никогда не придавалъ значенія а теперь считаю равноцѣннымъ нулю. Это не божественное, а человѣческое дѣло, другъ мой, и когда оно сопровождается выпивкой и болтовней, то, что бы ни говорили конституціонные доктора, будетъ ужасно глупо. Вотирующій никогда не былъ божественными" Аполлономъ, а только ткачомъ Боттомомъ, ни болѣе, ни менѣе, какъ простымъ человѣкомъ. И пока онъ сохранялъ здравый смыслъ, стоило спросить у него совѣта относительно многихъ вещей. По увы! Погрузившись теперь въ площадное краснорѣчіе, въ мятежную слѣпоту, грѣхъ и нищету, околдованный ткачъ, ласкаемый призрачною царицею конституціоннаго феерическаго царства, онъ получилъ свою ослиную голову. Пока онъ остается осломъ, способнымъ голосовать лишь относительно овса, для него было бы лучше вовсе перестать вотировать, пока онъ не станетъ опять мудрымъ. Я былъ бы тебѣ очень признателенъ, если бы ты отвелъ его на свое мѣсто, а вмѣсто него поставилъ бы что-нибудь болѣе его достойное. Навостривъ уши и поднявъ хвостъ трубой, въ знака" тріумфа,-- ты спрашиваешь, о несчастное четвероногое, что же именно? Какъ я могу тебѣ отвѣтить что именно? Я знаю, что, всякая еще человѣческая душа знаетъ что. Но для души, ставшей ослиной, это совершенно непонятное дѣло.
   И совсѣмъ тѣмъ не только въ Англіи, гдѣ парламентъ сдѣлался нашей второй природой, во и вездѣ, гдѣ цивилизація достигла нѣкоторой степени развитія, необходимо, чтобы былъ парламентъ. Газеты и другія повременныя изданія могутъ сильно измѣнять и сокращать его функціи, во они никогда не могутъ упразднить ихъ. Какой бы реформированной Доунингъ-Стритъ, какимъ бы независимымъ королемъ, который такъ нуженъ въ эту новую эру, ни управлялась Англія, ея парламентъ также будетъ всегда неизбѣжнымъ.
   Очень желательно, чтобы всѣ могли ясно увидать, къ чему мало-по-малу свелась роль парламента во времена репортеровъ и мнимыхъ королей. Мы должны точно опредѣлить его реальную функцію и придерживаться ея, несмотря на рискъ для себя и для него. Его функція будетъ максимумомъ того, что мы можемъ отъ него получить. Осыпайте его какими угодно знаками почести и давайте ему сколько угодно пергамента, но вы не должны толкать его къ тому, что не составляетъ его настоящей функціи. Если вы навяжете ему дѣло, не свойственное его природѣ, то результатомъ будетъ безконечное разстройство и даже окончательная гибель его настоящей функціи.
   Болтающій парламентъ -- я отлично понимаю это -- не можетъ претендовать на роль коллективной мудрости народовъ. Мудрость не живетъ въ площадномъ краснорѣчіи. Она печально бѣжитъ отъ оратора, которому рукоплещетъ толпа. Парламентъ, который посредствомъ репортеровъ разглагольствуетъ съ 27 мни., большею частью глупыхъ людей, собственно говоря, уже отказался отъ своей функціи. Но онъ очень полезенъ государственному человѣку въ качествѣ сконцентрированной глупости народовъ, спрессованной въ членораздѣльную массу, способную произносить Да или Нѣтъ. Знать, до чего дошла въ данный моментъ разсѣянная въ націи глупость, что съ нею можно сдѣлать и чего нельзя -- это необходимо для государственнаго человѣка. Ниже этой функціи не можетъ опуститься ни одинъ парламентъ.
   Если бы это было возможно, слѣдовало бы собрать людскіе вотумы. Безъ сомнѣнія, мнѣнія людей въ общемъ мало отличаются мудростью и иногда достигаютъ всѣхъ ступой явнаго и скрытаго безумія. По ихъ инстинкты, когда ихъ можно разгадать, вѣрны: скрытые подъ блестящими словами, которыя они называютъ своими мнѣніями, они-то и представляютъ истинный разумъ человѣческаго сердца и заслуживаютъ большаго вниманія. Узнавайте, что народъ чувствуетъ молча, ибо въ этомъ безмолвно отражается законъ небесъ. По упускайте случая замѣтить, за что онъ голосуетъ и что онъ говоритъ. Есть вещь, которую можетъ сдѣлать при выборахъ даже самая глупая толпа, если только она искренна: узнайте, какъ она любитъ того или другого кандидата, какъ она симпатизируетъ тому или другому законопроекту. "Я не люблю тебя, докторъ Фелль, а почему -- не знаю" -- можетъ быть даже у нея и нѣтъ къ этому никакихъ поводовъ. Тѣмъ но менѣе пусть правительство радуется, узнавъ этотъ фактъ: онъ для него очень полезенъ. Пусть даже антипатія толпы не искренна, пусть она обусловливается дѣйствіемъ спиртныхъ напитковъ и уличнаго краснорѣчія: самымъ голосованіемъ толпа становится честной. Она поучаетъ васъ: "такой-то законъ я принимаю, такого-то человѣка я избираю, приведенная къ этому спиртными напитками и уличнымъ краснорѣчіемъ. За нихъ подаю я свой голосъ".
   Несомнѣнно и для короля и для правительства необходимо знать, что думаетъ толпа о такихъ-то и такихъ-то вопросахъ общественныхъ, законодательныхъ и административныхъ, что она охотно одобритъ и къ чему отнесется съ неодобреніемъ, что она отвергнетъ съ легкимъ недовольствомъ и что она отвергнетъ съ упорной рѣшимостью, не останавливаясь даже, быть можетъ, передъ вооруженнымъ возстаніемъ. Ни одно правительство не можетъ иначе двигаться даже на знакомой почвѣ, какъ бы ни свѣтила ему его звѣзда: на каждомъ шагу рискуетъ оно упасть въ яму.
   Всѣми способами должно правительство нащупывать себѣ дорогу. Для этого незамѣнимы парламенты, свободная пресса и т. п. Они очень ясно показываютъ правительству, мудро или немудро думаетъ народъ. Если оно не будетъ этого знать тѣмъ или инымъ способомъ, то ему невозможно будетъ управлять. Возьмите турецкаго султана: не имѣя парламента, который могъ бы ему сказать объ этомъ, онъ узнаетъ о народномъ настроеніи по участившимся въ его столицѣ пожарамъ, по участившимся казнямъ -- методъ ex-post-facto! Знать, какія препятствія встрѣтятся на вашемъ пути -- выгода безспорная. Идя впередъ съ благородной цѣлью, съ путеводной звѣздой переда, глазами, вы осторожно выбираете и благородную дорогу и непремѣнно достигнете своей цѣли, хотя, можетъ быть, и не такъ скоро.
   Намъ нечего жаловаться на дѣйствительную или мнимую медленность. Извилистый путь по неровнымъ поверхностямъ нерѣдко оказывается самой короткой дорогой. Пути, строго прямые, въ достаточной степени возбуждаютъ восторженное сочувствіе толпы и имѣютъ много шансовъ получить одобреніе въ избирательныхъ собраніяхъ. Но мы знаемъ, что они не являются истиннымъ показателемъ энергіи въ намѣреніяхъ. Мнѣ разсказывали, что мыши-пеструшки, спускаясь съ норвежскихъ горъ къ морю, не сворачиваютъ на своемъ пути ни вправо, ни влѣво, если имъ встрѣтится стогъ сѣна, они пожираютъ его и идутъ дальше. Если попадется каменный домъ, онѣ и съ нимъ пробу ютъ сдѣлать то же самое. Не будучи въ состояніи съѣсть цѣлый домъ, они карабкаются по его стѣнамъ, перелѣзаютъ черезъ крышу, и продолжаютъ свой путь все прямо, переплывая рѣки, спускаясь въ пропасти и поднимаясь на вершины. Курьезнѣе всего то, что ихъ путешествіе къ морю рѣшительно безполезно. Прежде чѣмъ достигнуть моря, онѣ погибаютъ всѣ отъ голода. Ихъ прямолинейное путешествіе было, стало быть, путешествіемъ безцѣльнымъ. Не рекомендую вашей милости подражать этимъ мышамъ!
   Но возвратимся ко всеобщему голосованію. Можно ли указать съ самого сотворенія міра какое-нибудь всеобщее голосованіе въ пользу достойнѣйшаго. Я всегда былъ того мнѣнія, что во всѣхъ областяхъ весьма трудно открыть истинно цѣпное, что все наиболѣе достойное, если оно вздумаетъ прибѣгнуть къ помощи всеобщаго голосованія, имѣетъ очень мало шансовъ встрѣтить поддержку. На вопросъ Джона Мильтона, обращенный ко всей Англіи, что стоитъ его "Потерянный Рай", получился отвѣтъ -- 50 фунтовъ. Джоржъ Гудсонъ на такой же вопросъ по поводу его заслугъ въ дѣлѣ желѣзнодорожнаго строительства немедленно получилъ отвѣтъ: 1500 фунтовъ. Увы! На вопросъ Христа, чего Онъ стоитъ, іудеи отвѣтили: смерти на крестѣ! Ваша милость можете повѣрить, что мнѣ даже неловко указывать на такіе труизмы. Доктрина отдавать дѣло на судъ избирателей теперь лишается своего кредита или должна скоро его лишиться у всякаго, кто стоитъ немного выше самой низкаго умственнаго уровня толпы. Для меня, долженъ сознаться, она никогда не существовала. Толпа людей, которые составляютъ избирательное собраніе и на судъ которыхъ отдастся дѣло, представляетъ для меня самое отвратительное зрѣлище людской глупости, какое только можно видѣть въ мірѣ.
   При помощи всеобщаго голосованія я буду спрашивать относительно качества нью-орлеанской свинины или низшихъ сортовъ ирландскаго масла, но относительно судьбы людей я не предложу ему ни одного вопроса, или же, если ужъ приходится предложить такой вопросъ и получить на него отвѣта" (я предполагаю вообще, что во всякомъ важномъ случаѣ этотъ отвѣтъ будетъ заключать въ себѣ все, что дѣлаетъ его ложнымъ) съ тѣмъ, чтобы согласовать съ этимъ отвѣтомъ мое поведеніе, то со всей энергіей, какая только есть во мнѣ, я буду дѣйствовать какъ разъ наоборотъ. Или, ваша милость, я долженъ дѣлать зло ради только того, чтобы не отставать отъ толпы? Но вѣдь толпа можетъ быть насыщена алкоголемъ и глупостью и потому не можетъ судить справедливо. А съ другой стороны какая можетъ быть мнѣ помощь отъ тысячи или нѣсколькихъ тысячъ горластыхъ избирателей и всякаго сорта глупцовъ, если противъ меня самый фактъ, самые законы Вселенной? Я непремѣнно постараюсь слѣдовать именно имъ, хотя бы я оказался въ полномъ одиночествѣ. Такъ для меня будетъ гораздо лучше.
   Ваша милость! Во всѣхъ областяхъ жизни есть не мало глупцовъ, трусовъ, плутовъ и предателей, преслѣдующихъ только свои собственные аппетиты. Нѣтъ ничего ужаснѣе видѣть всѣхъ этихъ господъ за голосованіемъ. Нѣтъ, несчастные, но такъ, не по вашему рѣшаются дѣла! "Подавайте вашъ голосъ за что угодно, говаривалъ мой другъ Оливеръ {Т. е. Оливеръ Кромвелль.}, вотируйте за это, если вамъ угодно, по всегда найдется горсть бѣдныхъ людей, которые прольютъ до послѣдней капли свою кровь прежде чѣмъ осуществится ваше рѣшеніе". Кто въ эти печальныя минуты не возненавидѣлъ бы толпу и не почувствовалъ бы, что нужно держать ее подальше? Къ несчастью, толпа самая вульгарная -- я самъ это наблюдалъ,-- состоитъ не только изъ тѣхъ, кто плохо одѣтъ, но въ ней и мы, кто носитъ самый лучшій и модный костюмъ -- вотъ что жалко! Модный костюмъ, какъ и подпись соотвѣтствующаго должностнаго лица, символически знаменуетъ: "Англійскій банкъ", кредитный билетъ на тысячу фунтовъ. И подслѣповатыя совы въ столицѣ и провинціи готовы принимать все это за чистую монету. Но всмотритесь внимательнѣе и вы увидите, что это только билетъ на элегантность, фальшивая бумажка, стремящаяся къ вѣчному огню. Вамъ нечего съ нею дѣлать, надѣюсь!
   Вполнѣ понятно, что въ конституціонной странѣ король желалъ бы знать во всякомъ дѣлѣ мнѣніе и голоса всѣхъ своихъ подданныхъ, такъ чтобы поле его дѣйствія было освѣщено для него до самыхъ отдаленныхъ закоулковъ и все, что онъ ни предприметъ, онъ могъ бы предпринять съ полнымъ знаніемъ дѣла и обстоятельствъ. Но король, или новѣйшая Downing-Street, все-равно, какое названіе будетъ носить Верховный правитель -- будетъ поистинѣ жалкимъ королемъ, если онъ въ своихъ дѣйствіяхъ будетъ связанъ всѣми этими голосами и вздумаетъ осуществить ихъ на дѣлѣ! Въ этомъ случаѣ, я убѣжденъ, не долго ему оставаться въ этомъ мірѣ королемъ! Хотя первые это шаги и будутъ сопровождаться шумными одобреніями, ибо всякая воля и всякое желаніе увидятъ, что имъ открытъ входъ въ политику бѣднаго короля, тѣмъ не менѣе онъ не можетъ разсчитывать ни на малѣйшее благополучіе и всѣ шумныя одобренія не спасутъ его отъ позорной судьбы, которую сама природа уготовила тѣмъ, кто не хочетъ слѣдовать установленнымъ отъ нея законамъ.
   Вы спрашиваете того или другого, каково его мнѣніе о самыхъ разнообразныхъ вещахъ. Узнавъ это мнѣніе, вы принимаете его къ свѣдѣнію, какъ нѣчто цѣнное, но въ большинствѣ случаевъ, если вы человѣкъ благоразумный, вы обязаны поступать какъ разъ наоборотъ въ интересахъ какъ васъ самихъ, такъ и того, кто это мнѣніе выразилъ. Узнавать мнѣнія каждаго человѣка, конечно, нужно и слѣдовало бы собирать мнѣнія всѣхъ людей, если это можно сдѣлать безъ особенныхъ хлопотъ. Относительно нѣкоторыхъ вещей я даже спрашиваю мнѣніе своей лошади -- нравится ли ей овесъ или при данныхъ обстоятельствахъ лучше ли ей дать овса? Я узнаю, что думаетъ моя лошадь на этотъ счетъ и непоколебимо слѣдую ея мнѣнію. Да и какой благоразумный ѣздокъ не послѣдуетъ ему? И среди глупцовъ есть люди, которые то или другое дѣло знаютъ гораздо лучше, чѣмъ люди умные и образованные.
   Какую пользу для достиженія этого великаго результата -- знать въ чемъ долженъ состоять мудрый образъ дѣйствій -- а это единственная вещь, которую нужно знать всѣмъ людямъ и всѣмъ народамъ -- принесетъ вотумъ глупца? Онъ или совпадетъ съ вотумомъ человѣка разумнаго, по придавая дѣлу новаго освѣщенія,-- и тогда онъ излишенъ. Или же онъ разойдется съ нимъ и въ такомъ случаѣ онъ еще болѣе излишенъ, внося въ дѣло лишь затемненіе. Горе вамъ, если вы придадите ему значеніе! И у глупцовъ и даже у низшихъ существъ одинаково есть выраженіе своей воли и своего мнѣнія, которыя вы должны собирать: это не можетъ причинить вамъ зла и знакомство съ ними можетъ быть даже полезно для васъ. Это какъ разъ тѣ мнѣнія, которымъ необходимо противорѣчить и слѣдовать которымъ было бы гибельно. Вамъ въ этомъ случаѣ нужно сказать глупому человѣку, какъ вы сказали бы лошади съ норовомъ: "Я принялъ къ свѣдѣнію твое мнѣніе относительно охапки сѣна. Но что касается выбора дороги и прочаго, къ сожалѣнію, долженъ тебѣ сказать, что ты объ этомъ вопросѣ понятія не имѣешь. Нѣтъ, мой не совсѣмъ умный другъ, сегодня мы поѣдемъ по юго-западнымъ кварталамъ Лондона, и по сѣвернымъ. Причины для этого такъ сложны, что ихъ трудно тебѣ объяснить въ настоящее время. Единственно, что намъ слѣдуетъ дѣлать -- это ѣхать. Итакъ впередъ!"
   Какъ? слышу я возраженіе вашей милости, а за нимъ и всего свѣта, развѣ два человѣка не сильнѣе одного? Развѣ два голоса не имѣютъ большаго значенія, чѣмъ только одинъ? Нѣтъ, ни два, ни три, ни цѣлый милліонъ, отвѣчу я. Вотируетъ множество людей. Но при окончательномъ выясненіи дѣла вы несомнѣнно увидите, что имѣетъ вѣсъ только одинъ -- именно тотъ, который ближе всего подошелъ къ истинѣ. Отдѣльныя единицы противъ безчисленнаго количества нулей! Если мысль короля въ согласіи съ волею Божіей, съ закономъ, который установленъ для этой вселенной, то я могу поручиться передъ вашей милостью, что король сохранитъ силу своей мысли и далѣе, хотя бы онъ оказался въ оппозиціи съ цѣлымъ свѣтомъ.
   Но силою мускуловъ или воли одинъ человѣкъ можетъ управлять двадцатью другими или двадцатью милліонами другихъ. Если въ извѣстный моментъ эти двадцать милліоновъ абсолютно противъ его рѣшенія, то, какъ бы мудро оно ни было, онъ въ этотъ моментъ долженъ поступить согласно ихъ нелѣпому желанію. Пусть ихъ вотумы будутъ собраны или пусть они станутъ извѣстными безъ всякаго собиранія, пусть ихъ взвѣсятъ затѣмъ -- операція, весьма существенная для короля и правительства, но и весьма трудная. Если ихъ реальный смыслъ благопріятенъ для правительства, пусть оно поступаетъ, какъ обыкновенно -- бодро считаетъ количество головъ, высказавшихся противъ него и, по мѣрѣ средствъ считается съ ними, а въ нѣкоторыхъ, особенно жгучихъ случаяхъ, и пренебрегаетъ этимъ, дѣйствуя совершенно наоборотъ. Ибо обыкновенно это не что иное, какъ накипь безумія, бурный вѣтеръ и шумная фанфаронада.
   Я видалъ, какъ меньшинство, и очень ничтожное меньшинство по счету голосовъ, совершало великіе подвиги, о которыхъ не забудетъ весь міръ. Посмотрите на Кромвелля и его пуританъ. Они все время были въ меньшинствѣ, но они спасли все, что было еще въ Англіи великаго. Они -- меньшинство, если подсчитать голоса, по безусловное большинство, если ихъ положить на вѣсы небесъ. Эта "горсть бѣдныхъ людей, которые готовы пролить свою кровь", когда это станетъ нужнымъ, сдѣлалась теперь арміей героевъ, завоеванія которыхъ должны оставаться вѣчными. Именно такъ и совершали подвиги національные и другіе сыны Адамовы не безъ риска и опасностей для героевъ, ибо нелегко творить реальную волю народа или скорѣе реальную волю вселенной относительно этого народа.
   Но если но только число, но и реальная цѣнность вотумовъ оказывается противъ правительства, то оно поступитъ благоразумно, если пріостановитъ свою работу, т. е. отсрочитъ на нѣкоторое время исполненіе декретовъ неба: нація, очевидно, еще не готова для этого. Оно предоставитъ ее пока самой себѣ. Что правительство можетъ сдѣлать для нея, не имѣя за собою и небольшаго меньшинства? Пусть оно постарается просвѣтить націю, чтобы маленькое меньшинство открыло глаза и отворило свое сердце повелѣнію неба обезпечить здѣсь на землѣ исполненіе небесной воли, хотя бы съ рискомъ и опасностью для себя!
   Судьба парламента въ новую эру не представляетъ для меня такого вопроса, какъ судьба Downing-Street'а. Если Downing-Street подвергнется реформѣ и будетъ приспособленъ къ дѣйствительному, а не воображаемому ходу нашихъ дѣлъ, то я могу предвидѣть всякія реформы Англіи и ея парламента. Вмѣстѣ съ ними можетъ явиться и всякое благополучіе. Безъ нея же можетъ ускореннымъ ходомъ наступить только анархія, т. е. признаніе того, что у насъ совсѣмъ нѣтъ правительства и что у насъ его уже давно не было.
   Впрочемъ анархія и такъ ужъ приближается въ сапогахъ, которые шагаютъ по семи миль. Новая DowningStreet, начало настоящаго царства героевъ, или же чартистскій парламентъ съ апоѳезомъ анархіи -- неизбѣжны для всего міра. Скоро у насъ будетъ или то, или другое. При дѣйствительной королевской власти парламентъ мало-по-малу, несмотря на всѣ трудности, былъ бы приведенъ къ своей настоящей функціи въ той формѣ, которая наиболѣе для этой власти удобна. Если реформа Downing-Street'а невозможна, то мнѣ дѣла нѣтъ ни до какой реформы парламента.
   Въ интересахъ покой Downing-Street и новаго парламента, чѣмъ бы онъ ни былъ, добавимъ еще нѣсколько теперь забытыхъ фактовъ относительно общаго вопроса по поводу дарованія гражданскихъ правъ, и на этомъ закончимъ. Кто является рабомъ и обреченъ на вѣки быть управляемымъ и кто свободнымъ и предназначенъ отъ вѣка управлять? Рѣшить этотъ вопросъ будетъ весьма полезно для насъ.
   Быть рабомъ или человѣкомъ свободнымъ -- это рѣшается на небѣ. Парламентскіе акты, которые пытаются рѣшить этотъ вопросъ здѣсь на землѣ, иногда оказываютъ ему медвѣжью услугу. Въ рѣдкихъ случаяхъ копируютъ" они точно рѣшеніе неба и громко кричатъ о томъ, кто стоитъ безмолвнымъ. "Вотъ свободный человѣкъ. Уважайте его!" Но гораздо чаще оно копируютъ рѣшеніе неба, совершенно ошибочно восклицая, какъ будто они сдѣлали какое-нибудь открытіе: "Вотъ человѣкъ, имѣющій десять фунтовъ дохода. Вотъ другой съ доходомъ въ тысячу фунтовъ. Вотъ, наконецъ, третій, у котораго три милліона фунтовъ. Развѣ онъ не свободенъ?" Съ нѣкотораго времени здѣсь въ Англіи стали принимать за достовѣрное, что свободны всѣ двуногія животныя безъ перьевъ. "Вотъ -- кричатъ -- несчастный негръ, который лѣность предпочитаетъ труду,-- развѣ онъ не долженъ быть свободенъ, чтобы имѣть право выбора между тѣмъ и другимъ? Развѣ онъ не человѣкъ и не братъ нашъ? Несомнѣнно у него двѣ ноги и онъ лишенъ перьевъ. Итакъ вотируемъ двадцать милліоновъ на его освобожденіе и обезпечимъ себѣ такимъ образомъ благословеніе небесъ".
   Друзья мои, мнѣ очень непріятно напоминать вамъ объ этомъ, но это вѣчный фактъ: кого небо сдѣлало рабомъ, того никакое парламентское голосованіе не въ состояніи сдѣлать свободнымъ гражданиномъ. Онъ окованъ цѣпями, которыя не можетъ снять съ него и парламентъ со всѣми его милліонами. Вы можете наименовать его свободнымъ, можете надѣлить его землею, десятью и тысячью фунтами дохода. Чѣмъ больше вы станете освѣщать его внутренній рабскій образъ, тѣмъ въ большей и отвратительной пропорціи будутъ проступать въ немъ рабьи черты. Героизмъ, мужественный умъ -- не его удѣлъ. Вы можете всѣмъ надѣлить его, но этого вы ему не дадите. Высшія силы, создавая его, намѣтили его рабомъ и предназначили ему въ удѣлъ не власть, а повиновеніе. Объявить такого человѣка свободнымъ -- это вовсе не значитъ слѣдовать божественному евангелію. Это евангеліе отъ бѣса -- полное тревогъ для него самого и для всѣхъ насъ. Хотя въ наши дни это евангеліе отъ бѣса и не возбуждаетъ особаго страха, однако въ немъ сосредоточены огромные океаны разрушенія. Государства должны считать себя счастливыми, если они принимаютъ цѣлесообразныя мѣры, которыя опредѣляютъ, кто рабъ и кто свободный гражданинъ, и несчастными, обреченными на гибель, если они этотъ вопросъ рѣшатъ невѣрно.
   Небо во всѣхъ конституціонныхъ странахъ отлично знаетъ, кто рабъ и кто свободенъ -- въ этомъ мы можемъ быть вполнѣ увѣренными. Относительно голосованія я признаю такое правило: нѣтъ рѣшенія рабовъ, которое не приносило бы за собой вреда во всякое время и во всякой странѣ. Вотъ истина: у раба нѣтъ голоса.
   А вотъ другая, не столь ясная, но не менѣе вѣрная.
   Какъ рабство человѣка предопредѣляется природой и суровой судьбою, а не только актами парламента и господствомъ капитала, точно такъ же въ безчисленномъ количествѣ случаевъ зло предопредѣляется именно парламентомъ и капиталами. Это ясно для перваго встрѣчнаго, и однако объ этомъ никто не догадывается, кромѣ ясновидящихъ: рабы всюду оказываются въ подавляющемъ большинствѣ и ихъ голосованіе приноситъ вредъ, пропорціональный ихъ числу.
   Очевидно, что если бы можно было совершенно устранить голоса рабовъ и допускать только голоса героевъ и свободныхъ людей, то безуміе, плутовство, ложь, глупость и низость если и не исчезнутъ съ лица земли, то сведутся въ человѣческихъ дѣлахъ къ минимуму. Тогда-то наступятъ дѣйствительно новая эра и дѣла, дѣйствительно достойныя людей. Вотъ чего я желаю всѣмъ сердцемъ, поощряя все, что ускоряетъ это наступленіе, и печалясь отъ всего, что его задерживаетъ. Я знаю, что предстоитъ еще большой путь, но что наступленіе этого неизбѣжно, иначе будетъ уничтожена самая возможность существованія общества на землѣ. Оттого будетъ полезно для Англіи, и прежде всего именно для Англіи, внести какую-нибудь окончательную поправку въ это самое существенное дѣло и призвать къ голосованію тѣхъ, кто предопредѣленъ небомъ къ свободѣ. Оттолкнемся ли мы отъ берега мрачнаго моря анархіи, въ которомъ теперь тонутъ другія націи, или же намъ предстоитъ еще бороться около него, все равно эта цѣль должна быть достигнута безразлично какими мѣрами или какимъ образомъ: вѣдь отъ этого зависитъ наша жизнь или смерть.

------------------------------------------------------------

   Текст издания: Памфлеты последнего дня / Т. Карлейль; С англ. пер. А.М. Белова. -- Санкт-Петербург: Ф. И. Булгаков, 1907. -- 131 с.; 25 см.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru