Итальянский писатель и экономист; был преподавателем в коммерческой школе в Венеции. В течение многих лет Кастель- нуово руководил газетой "La Stampa". Начал писать с 1872 года. Наиболее известные его романы: "Il quade-rno della zia", "La casa bianca", "Vittorina", "Lauretta", "Il professor Romualdo", "Nella lotta", "Dal primo piano alla soffita", "Due convinzioni"; ряд новелл: "Sorrisie lagrime, "Reminiscenze e fantasie" (1886).
В своём творчестве Э. Кастельнуово опирается на наблюдения за жизнью провинции, многие из его персонажей -- частные люди, погруженные в маленькие драмы жизни. Жизнь этих героев, обычная и повседневная, часто оказывается разрушенной лицемерием.
Известны в Москве переводы его произведений, опубликованные отдельными изданиями в 1912 году: "Цари непорочной", "Смущенные совести", "Гвоздь", "Безутешная вдова", "Его превосходительство в отпуску" и "Кошмар" (автор переводов Н. Багатурова).
Томские читатели познакомились с новеллой "Я есть хочу" ("Я голоден" [Ho Fame]) почти сразу после написания, в 1891 году, дважды опубликованной в разных переводах ("Томский листок". 1896. No 260 и "Сибирский вестник". 1891. No 100).
Я есть хочу
Рассказ Энрико-Костельнуово
(Перевод с итальянского)
Часов в одиннадцать утра у пристани общественного сада остановилась крытая гондола. Из каюты с герметически запертыми окнами вышли трое: дама, ещё молодая и элегантная, бледный мальчик лет восьми и девушка, казавшаяся чем-то средним между горничной и нянею. Несмотря на тёплый весенний день, на тихий ласкающий ветерок, ребёнок был одет по-зимнему. Держась за руку дамы, он медленно поднялся вверх по ступенькам пристани.
-- Не хочешь ли, Джульетто, побежать на ту горку? -- спросила дама.
-- Нет, мама! -- ответил мальчик сладким голосом.
Взойдя на горку, дама опустилась на мраморную скамейку; ребенок робко прижался к ней.
Южное солнце приветливо светило в безоблачной лазури; кругом всё зеленело; дул тихий ветерок, наполняя воздух ароматом цветущих деревьев, издали весело чирикали птички. Но невесела была графиня Лаура: она чувствовала, как к сердцу подступает волна какой-то неопределённой грусти, как мучительная тоска всё сильнее и сильнее сжимает её грудь. Весёлой, резвой и грациозной девушкой графиня Лаура по расчету и по сословным традициям была выдана замуж за преждевременно отцветшего, усталого и разочарованного последыша древней угасающей традиции. Плодом этого несчастного брака и был Джульетто. Сколько печальных мыслей волновали душу бедной женщины! Вспоминались ей и девичьи мечты, так грубо разрушенные действительностью, и слёзы, с которыми она встречала жестокий приговор, бросивший её на всю жизнь в руки нелюбимого человека, вспомнились ей все искушения, которыми была так богата её жизнь... Она отвергла их. Зачем? Затем, чтобы исполнить свой долг, чтобы в глазах всех остаться честною женщиной и смотреть, как торжествуют другие, непохожие на нее? Нет, она не хотела притворяться более добродетельною, чем была на самом деле. Она не поддавалась искушению только потому, что не смогла отнимать своей любви у ребёнка, которая была так необходима для него. Сколько мучений, сколько беспокойства вынесла она из-за Джульетто! Сколько раз она видела его на краю гроба, сколько бессонных ночей провела у его постельки, надеясь в то время, когда все другие теряли надежду, поддерживая своим дыханием угасающую жизнь ребенка. Без матери Джульетто давно бы умер, только благодаря её заботам он дожил до восьми лет, но она была не в силах уничтожить наследственный яд, отравлявший его кровь, и Джульетто не выздоравливал. Говоря о нём, доктора только качали головами и прибавляли: "У него есть мать, которая не даст ему умереть".
А мать терпеливо и неутомимо испытывала всё средства, которые предлагала наука. Когда медицина истощала весь запас своих лекарств, она ухватилась за последний совет: предоставить всё природе, -- попробовать, быть может, гимнастика, перемена климата, движение, воздух и свет дадут лучшие результаты; но потом, когда и природа оказалась бессильною, когда не помогли ни путешествия, ни купания, она снова взялась за лекарства.
Даже в лучшие минуты бедный болезненный ребёнок не был похож на выздоравливающих детей его возраста, он постоянно был вял и печален и, казалось, постоянно находился под страхом нового возврата болезни. "Пока у него не появится аппетита, -- заявляли уныло врачи, -- на выздоровление мало надежды". Но аппетита у Джульетто никогда не было.
Графиня Лаура взяла Джульетто к себе на колени; Мария, няня ребёнка, открыла мешок и достала из него разные игрушки. Перед мальчиком оказались два или три разноцветных мячика, локомотив, который заводился ключом и бегал около пяти минут, и, наконец, медведь, весь покрытый лохматою шерстью, с налившимися кровью глазами, с красными губами и с белыми острыми зубами; это ужасное животное, когда его заводили, поднималось на задние лапы, бросало свирепые взгляды по сторонам и с жужжанием, претендовавшим на медвежий рёв, широко раскрывало свою пасть.
Хочешь играть в мячик с Марией? -- спросила графиня.
Джульетто отрицательно покачал головою.
-- И с мамой не хочешь?
Желая показать ему пример, она взяла мячик своей миниатюрной ручкой, подбросила его вверх, но поймать его обратно ей не удалось: мячик упал на землю и покатился, подскакивая, вдоль по аллее.
-- Лови же, лови! -- сказала графиня.
Мальчик улыбнулся, но не сделал ни шага вперёд; он равнодушно смотрел на разложенные перед ним игрушки и только спустя немного времени попросил показать ему локомотив.
Локомотив, заведённый Марией, пришел в движение со страшным шумом, как будто собираясь идти па край света, но увы! найдя вместо гладкого пола -- обыкновенного театра своих подвигов -- землю, усыпанную крупным песком, он зашатался и упал, усиленно, но вместе с тем бесполезно работая в воздухе своими колёсиками.
Наконец, пришла очередь медведя, которого также завели и поставили на этот раз уже на мраморную скамью. На первых порах его шутки, казалось, занимали Джульетто, но едва зверь разинул пасть, слабые нервы ребёнка не выдержали этого зрелища: он перестал улыбаться, закрыл глаза и, заливаясь слезами, спрятал голову в колени матери.
-- Убирайте, Мария, все игрушки в мешок, -- сказала графиня с подавленным вздохом.
Трое или четверо маленьких зевак, в восхищении остановившиеся перед такими чудесами, видя испуг Джульетто, пробормотали сквозь зубы "эх, плакса!" и пустились бежать по извилистым дорожкам, перегоняя друг друга и перескакивая через скамейки. Наконец, остановившись и спрятавшись за деревьями, принялась кричать во все горло и дразнить Джульетто.
Графиня Лаура с замешательством смотрела им вслед и тихо перебирала светлые, вьющиеся волосы ребёнка.
-- Ну, полно, Джульетто! -- сказала она после небольшого молчания, -- успокойся же, грубое животное возвратилось уже в клетку.
Джульетто медленно поднял голову и посмотрел кругом. Глаза его были ещё красны от слёз.
-- О, что за ребёнок, что за ребёнок! -- с милым упрёком воскликнула мать, вытирая две слезинки, катившиеся по щекам Джульетто. -- Теперь, -- продолжала она со своим обычным неистощимым терпением, -- мы поищем чего-нибудь такого, чтобы не испугать тебя. -- С этими словами она взяла корзинку из рук горничной, достала из неё две мягких булочки и несколько превосходных груш, которые так и таяли во рту. Выбрав одну из них, графиня подала её Джульетто; тот, казалось, охотно взял её и поднёс к губам, но, подержав немного на зубах и пососав сладкого сока, выпустил её из рук; груша покатилась на землю.
-- Хочешь вместо неё булочку?
-- Нет, мама, не хочется.
-- О, Боже мой! -- со слезами воскликнула графиня. -- Он никогда ничего не хочет съесть.
-- Не беспокойтесь; это потому, что у него нет аппетита, -- пояснила Мария.
Между тем к ним незаметно подошёл мальчик лет шести, в рубашке, босой и с растрёпанными волосами; глубоко ввалившиеся бойкие глаза, худые, но широкие плечи, высокая грудь сразу показывали в нём одну из тех крепких натур, которые бодро переносят всевозможные лишения, нищету и страдания.
-- Что тебе? -- спросила графиня.
-- Я есть хочу, -- ответил мальчик.
-- Благослови вас Господи, добрейшая сеньора, -- заговорила женщина, державшаяся до тех пор в стороне, -- подайте милостыню моему ребёнку; кроме него у меня дома остались ещё трое, которым нужно принести поесть.
-- Я есть хочу, -- повторил мальчик.
Графиня с состраданием протянула нищей несколько мелких монет и дала ребенку одну из булочек, напрасно принесённых для Джульетто. -- Господь вас вознаградит, -- воскликнула бедная женщина, между тем как мальчик принялся с жадностью уплетать булочку.
-- Мама, можно отдать ему и другую булочку? -- спросил Джульетто глухим и слабым голосом.
Графиня Лаура не сказала ни слова и только утвердительно кивнула головой.
И ручонки детей, -- одна белая, как алебастр, и изнеженная, как лилия, другая смуглая, мускулистая и загрубелая от преждевременной работы -- протянулись друг к другу. Одна -- чтобы подать, другая -- чтобы взять булку. Когда Джульетто освободил свою руку, мать покрыла его поцелуями.
-- Много бывает несчастных на свете, -- заметила горничная, едва только нищие успели отойти на несколько шагов.
-- Да, Мария, -- ответила графиня, поднимая глаза, полные слез, -- но самые несчастные -- не те, о которых вы думаете.
В эту минуту она готова была отдать и свою графскую корону, и роскошный дворец на Canal Grande, и шёлковые платья, и жемчужные ожерелья; готова была пожертвовать всем, чем красна её жизнь; согласилась бы сама протянуть руку и просить Христа ради, чтобы только Джульетто повторял слова маленького нищего: "я есть хочу".