Катков Михаил Никифорович
Цельность и однородность Русского государства

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (По поводу лживых взглядов английской и прусской печати).

М.Н. Катков

Цельность и однородность Русского государства
(По поводу лживых взглядов английской и прусской печати)

   К числу знаменательных признаков нашего времени принадлежит, между прочим, и то, что почти все иностранные более значительные газеты имеют в России своих корреспондентов и что все они более или менее справляются с заявлениями русского общественного мнения. Таким образом, между мнением России и мнением Европы началось более или менее постоянное взаимодействие преимущественно по внутренним русским вопросам, между нашими газетами и иностранными стал возможен обмен мыслей, и наша журналистика по мере освобождения ее и по мере того, как расширился круг ее действий и сфера ее влияния, все более приобретала право гражданства в европейской журналистике. В будущем это принесет плоды: до сих пор Европа считалась только с материальными силами России; теперь она начинает принимать к сведению и общественное ее мнение, и нравственную ее силу. Можно надеяться, что благодаря этому мало-помалу рассеются ложные воззрения на Россию, прояснятся понятия о задачах ее политики и общественное мнение Европы перестанет поддаваться лживым и обманчивым наветам вроде тех, которые сбивали его с толку в пору последней Восточной войны и, может быть, еще более в 1863 году. Но пока еще отношения европейской журналистики к России очень ненормальны: ее органы и их корреспонденты не довольствуются, как в отношении к другим странам, ролью беспристрастных наблюдателей и докладчиков о наших внутренних событиях и движениях, а сами стараются принимать деятельное участие в борьбе различных мнений. Они имеют в виду не столько знакомить свою публику с тем, что происходит в России, сколько доставить в нашей стране торжество тому или другому делу посредством давления европейского общественного мнения на наши правительственные сферы. Подобные стремления и надежды питаются, с одной стороны, тем, что вопрос о национальном направлении русской политики, внешней и внутренней, кажется им еще далеко не совсем решенным, и они надеются, что у нас еще могут возобладать направления антирусские, а с другой -- тем, что русское общественное мнение кажется им еще призраком, а не действительною силой, которая могла бы оказывать на русское правительство больше влияния, чем отзывы и возгласы иностранных публицистов. Такими-то условиями и воззрениями определяется в настоящее время характер большей части корреспонденции и статей в иностранных журналах о России. Понятно, как все это ненормально.
   Не так давно пришлось нам сказать несколько слов о "московском" корреспонденте берлинской "Национальной Газеты" по поводу ловко рассчитанных отзывов его о первом пребывании в нынешнем году Государя Императора в Москве, о восторженных встречах Его Величества со стороны москвичей и о диссонансе, который будто бы производила при этом "партия, одержимая исключительно русским патриотизмом" и т.д. Корреспондент отвечал на наши замечания, и отвечал весьма умеренным тоном. Он сетует на трудность положения иностранных корреспондентов в России, которые при малейшем указании на недостатки в нашем общественном быте будто бы тотчас же подвергаются обвинению в клевете, а при выражении сочувствия к известным лицам и действиям заподозриваются в лицемерии. Корреспондент, при всей своей сдержанности, отзывается о русской публике так, как будто она не в состоянии оценить правду в показаниях иностранцев о недостатках нашего быта и отличить лицемерие от искренности в их изъявлениях. Но не в этом дело, а в тех неверных воззрениях на Россию, которые проглядывают и в новом письме этого корреспондента от 21 сентября и которые, как видно и из статьи "Times" от 24 сентября, грозят укорениться в общественном мнении Европы и во всяком случае немалое число людей совсем сбивают с толку.
   Не может быть ничего превратнее, как переносить на Россию воззрения, которые уместны только по отношению к таким сборным государствам, как Австрия или Турция, и предполагать в России не один сплошной и цельный народ, а " народы, покоренные скипетру Русского Государя", как говорит корреспондент "Национальной Газеты", -- толковать не о русском, а о каком-то безыменном совокупном государства под скипетром Русского Государя (Gesammtstaat), как это делает тот же корреспондент. Где эти народы, покоренные скипетру Русского Государя? Где эти нации, соединенные будто бы между собою в такое же сборное государство, каким представляется Австрия? Все это не более как призрак; в действительности же на всем необъятном пространстве Русской державы (если исключить Царство Польское и Финляндию, о которых скажем после) есть только один народ, русский, с примесью к нему рассеянных и разбросанных инородческих элементов, которые ни в каком смысле, не только в политическом, но даже и в этнографическом, нельзя величать именем народов. Что представляется каждому при имени: народ? Представляется масса людей не только одинакового племенного происхождения, но и сознающая свое единство, масса людей одинакового языка или, по крайней мере, говорящая наречиями, для понимания которых нет надобности ни в особом изучении, ни в долгом навыке, занимающая сплошное пространство, имеющая свою социальную организацию, то есть свои общественные классы от низшего до высшего. Русские инородцы ни в своей совокупности, ни в каждой из 14 отдельных групп, на которые они обыкновенно распределяются (в действительности этих групп несравненно больше), не представляют и тени этих признаков.
   Из них наиболее многочисленны так называемые финны (то есть эстонцы, карелы, чудь, мордва и т.п.): их считается, кроме Финляндии, 2 300 000; но кто решится назвать их особым народом? Все эти племена не имеют ничего общего между собой и только этнографом подводятся под одно именование; рассеянные небольшими массами в 19 губерниях на пространстве от Архангельска до Саратова и от Риги до Оренбурга, они ничего не знают не только о своем племенном сродстве, но даже и о существовании друг друга. Это обломки породы, никогда не составлявшей народа, все более сливающиеся с русским народом, усвоившие себе и его веру, и его язык, хотя еще не забывшие своих особых наречий. Вторая по численности инородческая группа, литовская, простирающаяся до 1 600 000, действительно живет довольно сплошною массой в губерниях Лифляндской, Курляндской, Ковенской, Виленской и Витебской; но распадается на ветки, говорящие непонятными друг другу наречиями, никогда не жившие общею жизнью, разрозненные верою, и почти вся состоит из одного крестьянского населения. Говорить ли еще о следующих затем по своей многочисленности инородцах: о евреях, которых до полутора миллионов рассеяно на пространстве 15 западных и юго-западных губерний; о татарах, которые точно так же в числе почти 1 300 000 рассеяны преимущественно по восточной окраине России, от Крымского полуострова и Астрахани до Перми? Кто решится серьёзно и сознательно назвать их нациями или народами, способными к какой бы то ни было политической самостоятельности? Не упоминая затем о других, еще более дробных инородческих элементах, перейдем прямо к элементам польскому и немецкому в пределах России, не потому, чтоб они имели силу по своей многочисленности, а потому, что им принадлежит, бесспорно, некоторое историческое значение. Поляков, или, лучше сказать, людей, называющих себя поляками, считается в пределах Империи всего 960 000; что их нельзя здесь считать народом, это очевидно из того, что у них решительно нет почвы под ногами: это -- пришлый элемент, усилившийся некоторыми притоками из туземного, преимущественно русского, населения и ставший вследствие исторических условий не во главе, а только вверху нашего Западного края. Если вследствие ошибочной политики самой России этот элемент не привился к ней окончательно и даже мог находить себе в Северо-западном крае опору в католическом литовском населении, то и ошибочная политика России не была в состоянии ополячить массу чисто русского населения в этом крае. Мы можем говорить о польском элементе в России так же, как и о еврейском: оба имеют свои отличительные особенности, свои хорошие и худые стороны; но говорить о польском или еврейском народе в России значило бы придавать этому слову совершенно не свойственное ему значение. То же можно сказать и о немцах, которых г. Шницлер ("L'Empire des Tsars") насчитывает всего-навсего до 373 000 с колонистами, разбросанными в стольких губерниях, и с обитателями балтийских губерний. Неужели это особый народ в России? Даже и там, где вследствие исторических условий за этим немецким элементом сохранено некоторое политическое значение, именно в балтийских губерниях, даже и там было бы забавно говорить о немцах как об особом народе. Ведь это совершенно незначащая горсть людей сравнительно даже с туземным, совершенно чуждым ей населением; ведь это 24 000 человек из 303 000 в Эстляндии, 94 000 из 883 000 в Лифляндии и 60 000 из 567 000 в Курляндии.
   До сих пор мы говорили о европейской России (без Царства Польского и Финляндии). Мы нашли в ней только один народ, русский, и дробные, не имеющие ничего общего между собой, рассеянные по всему ее пространству инородческие элементы, из коих большая часть готовы совершенно слиться с русским народом и в числе которых только за элементами немецким, польским и еврейским можно признать некоторое значение. Нет другой страны в мipe, где основная народная сила государства была бы более однородна и в племенном, и в религиозном отношениях и более многочисленна, и есть немного стран, где отношения между основною силой государства и вошедшими в него инородческими элементами в одинаковой степени благоприятны. Но даже и в Царстве Польском и в Финляндии, отдельно взятых от Империи, нельзя говорить об особых народах. В Царстве Польском, правда, из 4 972 000 жителей считается до 3 000 000 поляков; но и эти поляки, во-первых, представляют собой только отрывок существовавшего некогда более обширного целого, а, во-вторых, общественная организация их совершенно разбита; они распадаются на два класса, утратившие всякое чувство общего отечества: шляхту, с одной стороны, и крестьянство -- с другой, без среднего связующего звена, разделяемые бездной, которая расширялась и углублялась с развитием польской истории. Нескольких лет последовательной и разумной внутренней политики, основанной на полном уважении и доверии к русской народности, было бы совершенно достаточно, чтобы по крайней мере крестьяне Царства Польского стали не только цесарцами, как в австрийской Галиции, но и добрыми русскими. Наконец, и Финляндия, население которой слагается из шведского меньшинства и финского большинства и которая никогда до присоединения ее к России не пользовалась политическою самостоятельностью, не может выставлять национальные требования, потому что в ней нет одной цельной нации, которая развилась бы собственною силой в особое политическое целое. Польша и Финляндия -- это искусственные политические создания, обязанные своим происхождением лишь "великодушному увлечению императора Александра I", как сказано было в одной из депеш нашего правительства 1863 года. Рано или поздно оне сольются в одно целое со всею Империей, не изменив существенно численного отношения между русским народом и примыкающими к нему инородческими элементами.
   Каким же образом иностранные корреспонденты, а в том числе и корреспондент берлинской "Национальной Газеты", находят возможным говорить о народах в России наряду с народом русским? Каким образом они как будто бы намекают на то, что Русское государство слагается из многих государств и есть как бы составное государство наподобие австрийского Gesammtstaat? Вся эта путаница понятий, господствующих в Западной Европе относительно России, была порождена единственно тою политикой "увлечений", которой следовала Россия в первую четверть нынешнего столетия и благодаря которой явились под русским скипетром как бы какие-то особые государства: Финляндия и Польша, так что именно западная окраина русских владений, подверженная наибольшей опасности в случае каких-либо столкновений с европейскими государствами, вопреки очевидным требованиям разумной политики является наименее связанною с ядром России.
   Но дело отнюдь не в том, чтоб инородческие элементы были всеми неправдами подводимы под один уровень и искореняемы на всем пространстве русских владений; корреспондент "Национальной Газеты" глубоко погрешает против истины, приписывая нам подобные желания. Совершенно напротив, мы полагаем, что и шведский, и немецкий, и польский элементы, сами по себе решительно несостоятельные в пределах Русской державы, в соединении с русским элементом могут способствовать развитию и благоденствию нашего общего отечества и послужить к полноте, богатству и разнообразию этого развития, предохранив его от вредной односторонности. В недостатке чего упрекает нас упомянутый корреспондент, то и составляет предмет самого пламенного нашего желания, а именно чтобы все эти элементы не обособлялись друг от друга политически, чтоб они не вытягивались искусственно и противоестественно в особые политические нации, а видели в России общее свое отечество и свое единое государство. Вот чего нельзя не пожелать от всей души России; но достижению именно этого результата наиболее препятствует фальшивое политическое положение, в которое поставлены у нас некоторые инородческие элементы, -- положение, заставляющее их по возможности обособляться от русского элемента и даже от самой России и считать своим отечеством и свои государством не Россию, а только Финляндию, или Лифляндию, или существующее в несбыточных мечтах Польское королевство. Не то ли же самое требование высказано и в собственных словах его, когда он говорит о том, "чтобы все инородческие элементы (ошибкою он называет их народами) стояли на одной степени (лучше бы сказать заодно) с русским народом в любви и преданности общему своему отечеству, в желаниях и надеждах относительно дальнейшего его благоденствия"? Для нас непонятно только то, каким образом он соглашает с этим вполне разумным требованием еще другое, чтобы лифляндцы или финляндцы именно в этом своем качестве, а не в качестве русских подданных питали чувство глубокой преданности к
   "своему" Императору. Не только Лифляндия, Эстляндия и Курляндия, но даже и Царство Польское и Финляндия состоят не в личном, а в реальном, в действительном соединении с Россией; у них нет своих престолов, своей короны, своей верховной власти, но есть одна общая верховная власть со всею Россией, и акт коронования русских государей происходит только в Москве для всей России и для всех ее владений. Каким же образом финляндцы или лифляндцы в этом своем качестве могли бы считать русского Императора своим Императором? Они -- подданные русского государя в такой же мере, как обитатели всех других частей Российской Империи. Как подданные русского государя, они могут быть только русскими подданными и только в качестве русских подданных они могут быть верными и преданными подданными своего государя.
   Если на этот счет возникают какие-либо сомнения и недоразумения, то это проистекает главнейшим образом от того неестественного положения, в которое в этих русских владениях поставлен русский по преимуществу государственный наш элемент. Что в той или в другой части владений сохраняются некоторые старинные учреждения и особенности, в этом нет беды, если только эти учреждения и особенности не противоречат общему единству государства; но беда в том, если основной и коренной элемент государства не пользуется в каких-либо частях его всею полнотою предоставленных ему прав. Русский имеет полное право смотреть на всю территорию, подлежащую державе русского Царя, как на свою родную, русскую землю; он не должен нигде подвергаться ограничениям и неудобствам вследствие того, что он принадлежит к коренному и основному элементу государства. Везде, на всем пространстве русских владений он должен чувствовать себя как у себя дома, потому что нет ни одной пяди этой земли, которая не была бы приобретена русскою кровью и на которой по справедливости могло бы быть водружено знамя какой-либо другой национальности, кроме русской.
   
   Впервые опубликовано: Московские Ведомости. 1865. 28 сентября. No 211.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru