Кавелин Константин Дмитриевич
Из литературной переписки Кавелина

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Ю. Ф. Самарин. И. С. Тургенев. Н. А. Добролюбов.

   

Изъ литературной переписки Кавелина *).

(1847--1884 гг.).

*) Русская Мысль. кн. V.

VIII.
Ю. Ѳ. Самаринъ.

(Род. 1819 ум. 19 марта 1876 г.).

   Объ отношеніяхъ Кавелина къ Самарину я уже имѣлъ случай упоминать въ предисловіи къ письмамъ Бѣлинскаго, а личность Ю. Ѳ. Самарина всѣмъ образованнымъ русскимъ людямъ весьма памятна по его выдающейся дѣятельности въ освобожденіи крестьянъ и въ земской реформѣ. Помѣщаемое письмо Самарина относится къ тому времени, когда онъ былъ въ Самарѣ членомъ отъ правительства въ дворянскомъ губернскомъ комитетѣ по улучшенію быта крестьянъ. Въ 1870 годахъ Кавелинъ вступилъ съ Самаринымъ въ полемику по вопросамъ психологическимъ, по поводу своихъ Задачъ психологіи. Главнѣйшіе выводы изъ этой полемики были напечатаны въ Вѣстникѣ Европы 1875 г. (кн. 5, 6 и 7), а извлеченіе изъ частной переписки по тому же предмету между Кавелинымъ и Самаринымъ и черновыя замѣтки Самарина при чтеніи Задачъ психологіи Кавелина изданы Д. Ѳ. Самаринымъ въ VI томѣ Сочиненій Юрія Ѳедоровича (М., 1887 г., стр. 373--477).
   Кончина Самарина глубоко поразила Кавелина; онъ написалъ его некрологъ, въ которомъ такъ охарактеризовалъ его:
   "Ни огромныя знанія, ни замѣчательный умъ, ни великій писательскій талантъ не выдвинули бы такъ впередъ замѣчательную его личность, если бы къ нимъ не присоединились два другихъ, несравненныхъ, а у насъ, къ сожалѣнію, очень рѣдкихъ качества: непреклонное убѣжденіе и цѣльный нравственный характеръ, не допускавшій никакихъ сдѣлокъ съ совѣстью, чего бы это ни стоило и чѣмъ бы это ни грозило. Что онъ считалъ за справедливое и истинное, передъ тѣмъ онъ никогда не отступалъ, принося своему убѣжденію всякія жертвы. Зная его взгляды, его образъ мыслей, можно было сказать безъ ошибки впередъ, какъ онъ поступить въ томъ или въ другомъ случаѣ, потому что дѣло нею не расходилось съ мыслью, отъ послѣдней онъ не отвиливалъ по разнымъ постороннимъ соображеніямъ. Такой характеръ не могъ не внушать полнаго довѣрія. Онъ былъ нравственною личностью; съ нимъ можно было не соглашаться, его взглядамъ можно было не сочувствовать, съ извѣстныхъ точекъ зрѣнія ихъ можно было не любить, но не питалъ къ нему уваженія не было возможности, и въ этомъ его друзья и враги подавали другъ другу руки" {Вѣстникъ Европы 1876 г., апр., стр. 909.}.
   Этою характеристикой объясняется вполнѣ то нравственное тяготѣніе, которое имѣлъ всегда Кавелинъ къ Самарину, несмотря на ихъ діаметрально-противуположныя воззрѣнія въ вопросахъ религіозныхъ и философскихъ и до нѣкоторой степени въ историческихъ и политическихъ.

-----

13 марта 1859 г. Самара.

   Почтеннѣйшій Константинъ Дмитріевичъ, письмо ваше, адресованное ко мнѣ въ качествѣ члена отъ правительства въ самарскомъ комитетѣ, было мною прочтено въ комитетѣ и приложено къ свѣдѣніямъ, доставленнымъ прежде о вашемъ имѣніи. Оно принесло свою пользу тѣмъ, что умѣрило и дополнило крайне недостаточныя, сбивчивыя и большею частью недобросовѣстныя показанія другихъ помѣщиковъ. Я долго медлилъ отвѣтомъ, потому что мнѣ хотѣлось сообщить вамъ за одинъ разъ свѣдѣнія, конечно, васъ интересующія, о томъ, какой принятъ будетъ нормальный надѣлъ на тягло въ Новоузенскомъ уѣздѣ. Теперь уже можно усмотрѣть, что благонамѣренныя меньшинства во всѣхъ комитетахъ, въ вопросѣ о надѣлѣ землею и о повинностяхъ, раздѣлились на двѣ партіи. Одна изъ нихъ, руководимая искреннимъ желаніемъ какъ можно скорѣе дать какъ можно больше свободы крестьянамъ, рѣшается на значительную сбавку повинностей, но за то оставляетъ самый скудный надѣлъ, много меньше существующаго, другая, наоборотъ, оставляетъ теперешній или очень близко къ теперешнему подходящій надѣлъ, а повинности сбавляетъ на столько, на сколько это возможно безъ разоренія дворянства. Первая партія, повидимому, гораздо либеральнѣе и больше дѣлаетъ для настоящаго, вторая лучше обезпечиваетъ хозяйственную будущность сельскаго сословія. Я не упоминаю о третьей партіи, нашедшей краснорѣчивое выраженіе въ тверскомъ комитетѣ, потому что она возвысила свои требованія въ пользу крестьянъ до убѣжденія, что дворянству ничѣмъ жертвовать не подобаетъ и всю тяжесть неразрѣшеннаго вопроса съ своихъ плечъ свалила на шею правительства. Я рѣшительно придерживаюсь второй партіи, потому, во-первыхъ, что, сколько я могу судить о настроеніи и ожиданіяхъ простаго народа, онъ скорѣе помирится съ незначительною убавкой въ повинностяхъ, чѣмъ съ конфискаціею земли въ большемъ размѣрѣ, во-вторыхъ, что если бы мы теперь надѣлили крестьянъ землею въ излишествѣ, то имъ легко будетъ отказаться отъ этого лишка по истеченіи переходнаго состоянія, которое не можетъ же тянуться 12 лѣтъ, въ-третьихъ, что, наоборотъ, если бы мы теперь назначили слишкомъ скудный надѣлъ, то ошибка была бы неисправима. Личныя нрава, организація обществъ,-- все это будетъ развиваться и расширяться постепенно, придетъ само собою; повинности, теперь пониженныя, если обременительность ихъ будетъ доказана, можно будетъ переложить, сбавить, выкупить; но если мы дадимъ мало земли, то, объявивши разъ, что помѣщикъ остается неограниченнымъ собственникомъ и полнымъ хозяиномъ въ той части своего имѣнія, которая не поступитъ въ надѣлъ крестьянамъ, нельзя уже будетъ приступить къ новому передѣлу; наконецъ, но естественному ходу экономическаго развитія, цѣнность земли должна съ каждымъ годомъ возвышаться, а цѣнность повинности упадать. Поэтому мы приняли, en principe, назначить нормальный надѣлъ не ниже теперешняго средняго или достаточнаго, положивъ съ тягла, вмѣсто трехъ дней, два дня въ недѣлю мужскіе и женскіе, весною, лѣтомъ и осенью, а зимою два дня мужскихъ и одинъ женскій или оброкъ по положенію большинства въ 25 р., а по проекту меньшинства въ 23 р. Надѣлъ мы, т.-е. меньшинство, предложили слѣдующій на каждое тягло: въ Ставропольскомъ уѣздѣ -- 8 десятинъ, въ Самарскомъ, Бугульминскомъ, Бугурусланскомъ и 1/2 Бузулукскаго 12 десятинъ, въ южной половинѣ Бузулукскаго 13 десятинъ, въ приволжскихъ имѣніяхъ Николаевскаго 12 десятинъ, въ имѣніяхъ, прилегающихъ къ Новоузенскому уѣзду, 15 десятинъ, въ прочихъ частяхъ Николаевскаго уѣзда 13 десятинъ; Новоузенскій уѣздъ мы дѣлимъ на три полосы: 1) отъ Волги до линіи, соединяющей вершины Малаго Узеня съ вершинами Ку шума (тутъ и ваше имѣніе), 15 десятинъ; отъ этой линіи до рѣчки Семенихи, текущей параллельно съ почтовою дорогой отъ Ново-Узенска въ Самару, 17 десятинъ; далѣе на востокъ и во всѣхъ прочихъ частяхъ уѣзда 22 десятины; солончаки, годные для хлѣбопашества, и пастбища идутъ въ надѣлъ за усадебную землю, а негодные отводятся въ тройномъ количествѣ по закону. За пользованіе усадьбами повинность зачтена въ установленной 2 ч. дневной барщины и въ указанномъ выше оброкѣ; но при раскладкѣ нормальнаго оброка на усадьбы и прочія угодья (если крестьяне вздумаютъ выкупить усадьбу отдѣльно отъ пашни и луговъ) принято то правило, что арендная плата за десятину усадебной земли не должна превышать: a) въ торговыхъ пристаняхъ тройной платы противъ приходящейся за каждую десятину земли вообще, b) въ приволжскихъ деревняхъ и повсемѣстно въ Николаевскомъ и Новоузенскомъ уѣздахъ (какъ безводныхъ) двойная плата, с) въ прочихъ мѣстностяхъ полуторная плата. Большинство приняло предложенный нами надѣлъ только для Ставропольскаго и Новоузенскаго уѣздовъ, а для прочихъ -- общій, негодный и безобразный надѣлъ въ 9 десятинъ.
   Изъ этого отчета вы усмотрите, что мы даемъ вообще меньше земли и цѣнимъ усадьбы дороже, чѣмъ вы въ своемъ имѣніи, но ваши условія никакъ не могутъ быть сдѣланы обязательными для всѣхъ. Предложенный нами надѣлъ и такъ уже превышаетъ теперешній въ большинствѣ имѣній. Одумается ли большинство и прибавитъ ли хоть что-нибудь къ 9-ти десятинному надѣлу? Это очень вѣроятно, потому что оно уже теперь начинаетъ стыдиться и конфузиться; но мы отъ своего проекта не отступимся ни на 1 сажень.
   Вотъ въ какомъ положеніи у насъ теперь дѣло. Жаль, что правительство, которое такъ заботливо охраняетъ насъ отъ нескромныхъ взглядовъ посѣтителей и отъ гласности, не заявило нигдѣ, которая изъ двухъ системъ ему больше нравится, т.-е. скудный надѣлъ или достаточный. Видно, легче писать циркуляры о томъ, чтобы комитеты ничего не смѣли печатать, чѣмъ разрѣшить этотъ вопросъ.
   На-дняхъ я прочелъ въ Атенеѣ вашу превосходную статью о нашей общинѣ {Объ этой статьѣ Кавелина см. выше въ примѣчаніяхъ къ письмамъ П. М. Леонтьева.}. Вы, я думаю, и сами догадаетесь, до какой степени она меня обрадовала. Вашъ голосъ много значитъ, тогда какъ нашъ заподозрѣнъ. Что бы мы ни говорили, публика махнетъ рукою, скажетъ: "славянофилы" -- и дѣло покончено. Вы имѣете огромный авторитетъ въ глазахъ всего молодого поколѣнія, вышедшаго изъ Московскаго университета. Я въ этомъ убѣдился здѣсь, въ Самарѣ. На практикѣ я стою съ вами совершенно за одно, то-есть за сохраненіе общиннаго владѣнія землею, какъ единственнаго средства обезпечить право крестьянъ на землю противъ гибельныхъ послѣдствій одного или двухъ неурожайныхъ годовъ. Кромѣ того, вѣрю, что въ нашей общинѣ лежитъ зерно будущаго, невиданнаго доселѣ экономическаго организма, но формъ его опредѣлить себѣ не могу. Не вижу, какимъ путемъ разовьется теперешняя община, тогда какъ я вижу ясно признакъ ея разложенія, именно -- постепенное удаленіе сроковъ общихъ передѣловъ и мѣстами совершенное прекращеніе передѣловъ. Вы того мнѣнія, что передѣлъ земель не есть существенная черта въ нашемъ общинномъ быту, и только въ этомъ я съ вами (и съ Кошелевымъ) расхожусь. По моему мнѣнію, установленіе пропорціональнаго отношенія между надѣломъ землею, съ одной стороны, потребностями и рабочими силами -- съ другой, есть самый характерный признакъ, существо общиннаго землевладѣнія. Какъ оно удержится по прекращеніи передѣловъ -- не вижу. Впрочемъ, довлѣетъ дневи злоба его; по нашъ вѣкъ и этого не стоить, а будущее не для насъ.
   Что дѣлается въ Петербургѣ, я рѣшительно не знаю. Съ отъѣзда Головнина {А. В. Головнинъ, впослѣдствіи (съ 1862 г.) министръ народнаго просвѣщенія.}, никто ко мнѣ оттуда не пишетъ, а любопытно, нужно бы даже знать, какъ идетъ дѣло эмансипаціи. Я знаю, что вы завалены дѣломъ, но если бы вы улучили свободную минуту и черкнули мнѣ нѣсколько строкъ, то сдѣлали бы истинно доброе дѣло.
   Готовый къ услугамъ и душевно вамъ преданный

Юрій Самаринъ.

   P. S. Не взыщите за нескладность письма и скверный почеркъ. Просто времени нѣтъ писать лучше.
   

IX.
И. С. Тургеневъ.

(Род. 28 окт. 1818 г. ум. 22 авг. 1883 г.).

   Начало знакомства Кавелина съ Тургеневымъ относится къ 1843 году когда Кавелинъ въ Петербургѣ особенно сблизился съ Бѣлинскимъ, около котораго вращались въ то время начинающіе литераторы. Въ числѣ ихъ былъ Тургеневъ, незадолго передъ тѣмъ вернувшійся изъ-за границы и только дебютировавшій въ печати стихотвореніями, подписанными двумя буквами Т. Л. Въ 1855 г. Тургеневъ снова уѣхалъ за границу и, какъ извѣстно, проживая съ тѣхъ поръ въ Парижѣ и въ Баденъ-Баденѣ, только на короткіе сроки пріѣзжалъ въ Россію. Къ концу 50-хъ годовъ относится сближеніе Кавелина съ Тургеневымъ, который въ каждый свой пріѣздъ въ Петербургъ посѣщалъ Константина Дмитріевича.

-----

1859 г. С.-Петербургъ.

   Любезнѣйшій Константинъ Дмитріевичъ, сегодня вечеромъ концертъ, на которомъ я непремѣнно долженъ быть, -- это я забылъ вчера,-- прошу меня извинить, если я сегодня придти не могу, но я непремѣнно приду завтра въ 8 ч. вечера, если только вы будете дома. Посылаю вамъ листъ съ подписями для Z. Z. {Цензоръ, потерявшій въ то время мѣсто за снисходительную цензуру статей въ московскихъ журналахъ, преимущественно въ Русскомъ Вѣстникѣ.}, возвратите мнѣ его тотчасъ же съ симъ посланнымъ, потому что я сегодня же надѣюсь получить съ Краевскаго и съ графа Кушелева {Графъ Г. А. Кушелевъ-Безбородко, начавшій издавать въ Петербургѣ въ 1859 году журналъ Русское Слово.}. Я и Безобразову {Вл. Павл. Безобразовъ, извѣстный ученый экономистъ, ум. 29 августа 1889 г.} написалъ. Я вамъ, кажется, уже сказывалъ, что все это будетъ имѣть строго-частный характеръ.
   До свиданія, будьте здоровы. Кланяюсь вашей супругѣ.

Преданный вамъ
Ив. Тургеневъ.

   Суббота, утро.

-----

Bade. Thiergartenstrasse 3, 25 Juillet 1869.

Mon cher ami,

   Sir Charles Dilke {Сэръ Чарльзъ Дилькъ, видный политическій дѣятель Англіи, бывшій однимъ, изъ министровъ въ послѣднее министерство Гладстона въ 80-хъ годахъ.}, membre du parlement anglais, fils de celuf qui vient de mourir cette année à St.-Pétersbourg, vous remettra cetto lettre. Permettez moi de vous le recommander de toute la force de mon amitié. Il se rend en Russie pour у faire des études sur Pétât des choses, actuel -- et vous pourriez lui être de la plus grande utilité. Je suis convaincu que vous mettrez à за disposition tout votre zèle et vos lumières.
   Je vous en remercie d'avance et vous serre cordialement la main.

Tout à vous J. Tourguéneff.

-----

Переводъ.

Любезный другъ!

   Сэръ Чарльзъ Дилькъ, членъ англійскаго парламента, сынъ тога Дилька, который умеръ въ нынѣшнемъ году въ Петербургѣ, передастъ вамъ это письмо. Позвольте рекомендовать его вамъ со всеку силой моей дружбы. Онъ отправляется въ Россію, чтобы изучатьтамъ современное положеніе дѣлъ, и вы могли бы быть ему въ высшей степени полезны. Я убѣжденъ, что вы не откажете ему въ вашемъ ревностномъ и просвѣщенномъ содѣйствіи.
   Заранѣе благодарю васъ за это и дружески жму вамъ руку.

Весь вашъ И. Тургеневъ.

----

   St.-Valery sur Somme, maison Ruhaut.

7 сентября (26 августа) 1872 г.

   Пишу вамъ, любезный Кавелинъ, хотя и не знаю, найдетъ ли васъ мое письмо въ Петербургѣ, но все равно, зима приближается и вы, вѣроятно, скоро вернетесь въ свое васильеостровское гнѣздо {Кавелинъ въ Петербургѣ почти постоянно жилъ на Васильевскомъ островѣ. Въ 1872 г. онъ жилъ тамъ по 7 линіи, въ домѣ Костицына.}. Про себя скажу вамъ въ двухъ словахъ слѣдующее: съ тѣхъ поръ, какъ я вернулся изъ Россіи, я поселился здѣсь въ домѣ моихъ пріятелей Віардо (St.-Vallery -- небольшой приморскій городокъ недалеко отъ Трепора) и почти все время провелъ въ мукахъ подагры, которая напала на меня въ Москвѣ, три мѣсяца тому назадъ, да вотъ до сихъ поръ надо мной потѣшается. Если это будетъ повторяться каждый годъ въ такихъ размѣрахъ, то, надо сознаться, жизнь приметъ пріятный колоритецъ.
   Недѣли черезъ три я возвращаюсь въ Парижъ, а въ концѣ ноября, deo volente, буду въ Петербургѣ.
   Вы, вѣроятно, полагаете, что я забылъ ваше порученіе и никакихъ мѣропріятій на счетъ перевода Психологіи {Задачи психологіи Кавелина.} въ ходъ не пустъ. Напрасно бы вы такъ думали: я и словесно объяснялся съ Ю. Шмидтомъ въ Берлинѣ, и письменно, но, къ сожалѣнію, никакихъ результатовъ мы съ нимъ не достигли. Ни одинъ издатель не хочетъ взять на себя трудъ перевода, даже ни одинъ не желаетъ печатать готовый переводъ на свой счетъ, и, предлагая только имя своей фирмы (т.-е. не ставя унизительнаго: im Selbstverlage des Autors), каждый воображаетъ, что оказываетъ благодѣяніе. Да и въ самомъ дѣлѣ: возможно ли, по ихъ понятіямъ, въ теперешнее время издавать въ Германіи философскую книгу, да еще русскаго сочинителя? Философъ Гартманнъ только потому и имѣлъ успѣхъ, что всякую философію отрицаетъ. И потому, любезный другъ, если вы хотите рискнуть, сдѣлавши переводъ, напечатать его на свои деньги, я вамъ могу предложить свое, какъ видите, весьма бѣдное посредничество.
   Очень было бы пріятно узнать, что вы подѣлываете и какъ живется Софьѣ Константиновнѣ {Дочь Кавелина.}, которой прошу передать мой самый дружескій поклонъ. Я, по милости подагры, почти не работалъ- въ октябрской или ноябрской книжкѣ Вѣстника Европы появится, однако, небольшой мой разсказъ, озаглавленный: Конецъ Чертопханова (изъ Записокъ охотника).
   Мой адресъ: Paris, rue de Douai, 48.
   Дружески жму вамъ всѣмъ тремъ руку и остаюсь

преданный вамъ

Ив. Тургеневъ.

-----

50, Rue de Douai. Paris. Пятница 29/17 декабря 1876 г.

   Любезнѣйшій Константинъ Дмитріевичъ, надѣюсь, вы повѣрите мнѣ, когда я повторю вамъ то, что я на-дняхъ писалъ III, а именно, что въ теченіе всей моей литературной карьеры ничего мнѣ не доставило большаго удовольствія, чѣмъ ваше письмо. Мой романъ имѣетъ для меня самого важное значеніе: тутъ идетъ вопросъ не объ упадкѣ или сохраненіи таланта, не о степени успѣха въ публикѣ,-- къ этому я отношусь если не равнодушно, то спокойно, какъ подобаетъ человѣку, уже убѣленному сѣдинами и усталому, -- вопросъ идетъ о томъ, совладалъ ли я съ задачей, постановка которой казалась мнѣ вѣрною, но исполненіе которой (а, вѣдь, вся суть въ исполненіи!) могло внушить мнѣ справедливыя сомнѣнія и опасенія. Эти опасенія были тѣмъ болѣе естественны, что задача-то была уже больно трудна. И вотъ вы, человѣкъ столь же чуткій, сколь правдивый -- настоящій другъ и настоящій судья, въ одно и то же время -- приходите и говорите мнѣ: "Работа хороша, все вѣрно и ладно", и даже прибавляете: спасибо -- и въ такихъ выраженіяхъ, которыя не могли меня не тронуть... какъ же мнѣ не радоваться? Благодаря васъ, я самого себя глажу по головкѣ, и теперь, какая бы ни была "литературная" судьба Нови, я уже знаю, знаю навѣрное, что я не потерялъ времени даромъ и сослужилъ -- и отслужилъ службу моему поколѣнію, пожалуй, даже нашему народу.
   А что молодая критика меня будетъ бить палками -- это ничего, для моціона ей полезно, а тамъ все уляжется, и, быть можетъ, она сама догадается, что била по своимъ.
   Съ критическими замѣчаніями вашими я согласенъ. И не думайте, что я это такъ говорю, отъ избытка сердца, разнѣженнаго вашими похвалами. Ѳомушка и Ѳимушка -- вставной кусокъ; его можно вынуть безо всякаго ущерба цѣлому... Это одно ихъ осуждаетъ безповоротно. Я, просто, не устоялъ передъ желаніемъ нарисовать старо-русскую картинку въ видѣ d'un repoussoir, или оазиса, какъ хотите. Что же касается изображенія крестьянъ, то тутъ съ моей стороны была нѣкоторая преднамѣренность. Такъ какъ мой романъ не могъ захватить и ихъ (по двумъ причинамъ: во-первыхъ, вышло бы слишкомъ широко и я бы выпустилъ нити изъ рукъ; вовторыхъ, я не довольно тѣсно и близко знаю ихъ теперь, чтобы быть въ состояніи уловить то еще неясное и неопредѣленное, которое двигается въ ихъ внутренностяхъ), то мнѣ осталось только представить ту ихъ жесткую и терпкую сторону, которою они соприкасаются съ Неждановыми, Маркеловыми и т. д. Быть можетъ, у мнѣ бы слѣдовало рѣзче обозначить фигуру Павла, Соломинскаго фактотума, будущаго дѣятеля, но это слишкомъ крупный типъ,-- онъ станетъ современемъ (не подъ моимъ, конечно, перомъ -- я для этого слишкомъ старъ и слишкомъ долго живу внѣ Россіи) центральною фигурой новаго романа. Пока -- я едва назначилъ его контуры.
   Что Соломинъ мнѣ удался -- вотъ это меня радуетъ больше всего. Это было самое трудное.
   Я непремѣнно прочту Потѣхинскій романъ {Романъ А. А. Потѣхина Около денегъ, печатавшійся въ Вѣстн. Евр. 1876 г., окт., ноябрь, декабрь.} послѣ вашей рекомендаціи. А то я думалъ, что это опять этнографія и этнологія.
   О безобразной исторіи передъ Казанскимъ соборомъ не стану говорить. Всего теперь, во всякомъ случаѣ, не выскажешь. но какъ это глупо! По милости этой исторіи, мнѣ, быть можетъ, придется написать объяснительное письмо NN.
   Поклонитесь отъ меня вашей дочери и скажите ей, что ея одобреніе -- лучшій перлъ въ томъ вѣнкѣ, который вы на меня налагаете. Нѣсколько аллегорически сказано, но вполнѣ вѣрно.
   Поклонитесь также Брюлову {Пав. Александр. Брюловъ, мужъ Софьи Конст. Кавелиной.}. А вамъ я крѣпко-крѣпко жму руку, говорю 1000 разъ спасибо и остаюсь преданный вамъ

Ив. Тургеневъ 1).

   1) Незадолго до этого письма Тургеневъ писалъ NN: "Я также получилъ письмо отъ Кавелина... и не обинуясь скажу: во всей моей литературной карьерѣ я не испыталъ ничего, что бы доставило мнѣ большее удовольствіе. Я ему отвѣчу подробно; пока, попросите его принять отъ меня самое душевное спасибо. Поневолѣ приходятъ въ голову эти стихи:
   "Wer für die Besten seiner Zeit gelebt,
   Der hat gelebt für alle Zeiten".

----

50, rue de Douai. Paris. Четвергъ, 10 марта (26 февраля) 1881 г.

   Любезнѣйшій Константинъ Дмитріевичъ, въ приложеніи къ настоящему (или предстоящему) письму вы найдете мое прошеніе къ вамъ, какъ къ вице-предсѣдателю нашего комитета {Комитетъ общества для пособія нуждающимся литераторамъ и ученымъ, составляющій администрацію этого общества. Тургеневъ былъ членомъ-основателемъ общества.}, объ увольненіи меня въ отставку, что бы давно слѣдовало сдѣлать: и дай Богъ, чтобы вы черезъ это пріобрѣли себѣ предсѣдателя!
   Прочелъ я вашу статью въ Порядкѣ и рѣчь за обѣдомъ 19 февраля; также прочту непремѣнно статью въ Вѣстникѣ Европы {Порядокъ -- ежедневная политическая газета, выходившая, подъ редакціей М. М. Стасюлевича, въ С.-Петербургѣ, съ 1 января 1881 года до начала 1882 г. Въ 1881г. Кавелинъ помѣщалъ въ ней публицистическія статьи, между прочимъ, рѣчь, произнесенную имъ на обѣдѣ 19 февраля 1881 г. Статья въ Вѣстн. Евр., упоминаемая Тургеневымъ, есть письмо Кавелина къ Ѳ. М. Достоевскому, помѣщенное въ ноябрьской книжкѣ этого журнала за 1880 годъ.}. Все, что вы говорите -- goldene Worte -- и я согласенъ съ вами вполнѣ, но мнѣ кажется, что пора нашей партіи (если можно такъ выразиться) выступить съ совершенно ясною, подробною и обстоятельною программой, чѣмъ мы отличаемся и отъ славянофиловъ, и отъ революціонеровъ, и даже отъ самого правительства. Въ Странѣ И -- ій (о которомъ я такого же высокаго мнѣнія, какъ и вы) уже намѣтилъ нѣкоторые важнѣйшіе пункты. Полагаю, что и въ статьѣ Вѣстника Европы вы тѣмъ же займетесь.
   Теперь о П. (С. Д.). Другъ мой почтенный, стало быть, вы точно идеалистъ, что не имѣете понятія о семъ индивидуумѣ, котораго я, впрочемъ, уже не считалъ въ живыхъ. Это -- высшее воплощеніе того, что называется uh panier percé, прожилъ самымъ нелѣпымъ образомъ значительное состояніе, обобралъ всѣхъ своихъ знакомыхъ и незнакомыхъ (меня жамкнулъ на 300 р. сер.) -- всю царскую фамилію и т. д. Онъ былъ рьяный библіофилъ, имѣлъ когда-то замѣчательную библіотеку, но литературныя его заслуги равняются нулю и состоятъ въ двухъ-трехъ пустѣйшихъ брошюркахъ. Помочь ему можно, но знайте, что это будетъ капля, брошенная въ бездонную пропасть. Одна circonstance atténuante -- его преклонные годы. Ему за 80 лѣтъ {Литераторъ, о которомъ идетъ здѣсь рѣчь, умеръ въ 1884 г.}.
   Я выѣзжаю отсюда черезъ 3 недѣли, тотчасъ послѣ свадьбы младшей дочери г-жи Віардо, и, конечно, немедленно увижу васъ. Пока, крѣпко жму вамъ руку и остаюсь

Искренно вамъ преданный Ив. Тургеневъ.

   P.S. О политическихъ убѣжденіяхъ Пушкина мы поговоримъ лично. Не такъ ужь они плохи, какъ вы, кажется, предполагаете {Кавелинъ постоянно нападалъ на псевдо-аристократическія убѣжденія Пушкина и считалъ его политическія убѣжденія вообще поверхностными.}.

-----

50, rue de Douai. Paris. Четвергъ, 10 марта(26 февраля) 1881 г.

   Любезнѣйшій Константинъ Дмитріевичъ. Не вѣдая формы, къ какой слѣдуетъ прибѣгнуть, обращаюсь прямо къ вамъ съ слѣдующею просьбой: будьте такъ добры, передайте комитету, котораго вы состоите членомъ (по литературному фонду) мою просьбу объ увольненіи меня изъ числа его членовъ, такъ какъ мое продолжительное и чуть не постоянное пребываніе за границей лишаетъ меня всякой возможности приносить какую-либо пользу исполненіемъ возложенныхъ на меня обязанностей.
   Примите увѣреніе въ совершенномъ моемъ уваженіи и преданности.

Ив. Тургеневъ.

   

X.
Н. А. Добролюбовъ.

(Р. 24 янв. 1836 ум. 17 ноября 1861 г.).

   Извѣстный критикъ конца 50-хъ годовъ Николай Александровичъ Добролюбовъ былъ человѣкомъ весьма близкимъ къ Кавелину, несмотря на рѣзкое различіе въ ихъ характерахъ и воззрѣніяхъ, что очень хорошо сознавалось самимъ Кавелинымъ. Добролюбовъ принадлежалъ къ другому поколѣнію и къ другой средѣ и относился съ недовѣріемъ и ироніей къ идеализму людей 40-хъ годовъ вообще и къ оптимизму Кавелина въ частности; но Кавелинъ, всегда сочувственно шедшій на встрѣчу каждому выдающемуся молодому дарованію, не могъ не оцѣнить только что выступавшаго на литературное поприще талантливаго критика и не только радушно отворилъ передъ Добролюбовымъ двери своего кабинета, въ которомъ сходились въ 50-хъ годахъ лучшіе люди изъ интеллигенціи Петербурга, но даже довѣрилъ Добролюбову образованіе своего даровитаго сына Мити.
   Два письма Добролюбова -- одно къ женѣ Константина Дмитріевича, Антонинѣ Ѳеодоровнѣ Кавелиной, и другое къ нему самому -- писаны изъ-за границы, незадолго до кончины Добролюбова, послѣдовавшей 17 ноября 1861 года. Такъ какъ Добролюбовъ называетъ многихъ нынѣ здравствующихъ лицъ по именамъ, то я долженъ былъ поставить вмѣсто ихъ настоящихъ именъ произвольныя буквы.

----

Парижъ, 16/26 ноября (1860 г.).

   Сейчасъ вернулся я съ маленькаго семейнаго вечера у нашего хозяина; спать не хочется, читать не хочется... хочется говорить, и не знаю почему подумалъ я о васъ, добрая Антонина Ѳедоровна. Можетъ быть, отозвались во мнѣ наши прежніе разговоры, которые вы переносили такъ терпѣливо, а, можетъ быть, пользуясь моимъ теперешнимъ настроеніемъ, совѣсть моя проснулась и сказала, что пора бы давно написать вамъ. Во всякомъ случаѣ,-- что вы посѣяли, то и пожнете,-- приготовьтесь читать психологическую идиллію.
   Дѣло въ томъ, что въ Парижѣ пришлось мнѣ найти милый провинціальный уголокъ, со всѣми удобствами парижской жизни, но безъ ея шума и тщеславія. Мы живемъ съ 0*** въ одномъ изъ скромнѣйшихъ меблированныхъ домовъ Латинскаго квартала, на полномъ пансіонѣ, и потому безпрестанно сходимся съ семействомъ хозяина, состоящимъ изъ жены его, сына-студента и дочери 16 лѣтъ. У нихъ множество родни и знакомыхъ -- все людей весьма скромнаго состоянія,-- комми, модистки, армейскіе офицеры, гувернантки, студенты и т. п. И какое безцеремонное, доброе веселье разливается на всѣхъ, когда иной вечеръ все это общество соберется и примется нѣтъ, плясать, фокусничать, ни на кого не смотря, ничѣмъ не стѣсняясь, кто во что гораздъ! Поютъ -- и фальшивятъ, пляшутъ -- и путаются, играютъ на фортепіано -- и берутъ нелѣпѣйшіе аккорды, прыгаютъ и падаютъ,-- и всѣ хохочутъ, всѣ довольны, всѣ равно участвуютъ въ весельи- нѣтъ почетныхъ лицъ, нѣтъ обиженныхъ, нѣтъ рисующихся своими талантами, да и талантовъ-то нѣтъ ни у кого. Послѣднее обстоятельство особенно меня радуетъ. Здѣсь я начинаю пріучаться смотрѣть и на себя самого, какъ на человѣка, имѣющаго право жить и пользоваться жизнью, а не призваннаго къ тому только, чтобы упражнять свои таланты на пользу человѣчества. Здѣсь никто не видитъ во мнѣ злобнаго критика, никто не ждетъ отъ меня ядовитостей, не предполагаетъ во мнѣ ни малѣйшей способности къ свистоиляскѣ- никто меня не окружаетъ изысканною внимательностью, не придаетъ моимъ словамъ никакого значенія, не толкуетъ ихъ въ разныя стороны. Когда я ухожу -- говорятъ, что я "прогуливаюсь" или "бѣгаю по Парижу"; когда я сижу дома, говорятъ: "il s'amuse à lire"; когда я пишу, мнѣ замѣчаютъ, что у меня, должно быть, большая корреспонденція. Затѣмъ въ персонѣ моей видятъ молодого человѣка, заѣхавшаго въ чужой край, довольно плохо говорящаго по-французски и, слѣдовательно, нуждающагося въ разныхъ наставленіяхъ и поощреніяхъ. И вотъ между нами устанавливается полнѣйшая безцеремонность, и я становлюсь добродушенъ, веселъ, доволенъ, дѣлаюсь похожъ на человѣка. Сегодня, напримѣръ, я безъ зазрѣнія совѣсти коверкалъ французскій языкъ, разговаривая съ племянницею хозяина, маленькою и вострою брюнеткой лѣтъ 17. Она хохотала надо мной и поправляла меня такъ мило, что я и не думалъ конфузиться. Вдругъ къ ней направилась депутація: недоставало пары для кадрили, и ей поручено было увлечь ея собесѣдника въ танцы. Первымъ моимъ движеніемъ было, по старой привычкѣ, упереться; но я увидѣлъ, что мой отказъ въ самомъ дѣлѣ огорчаетъ общество, потому что разстраиваетъ кадриль; притомъ же, меня обѣщали безъ церемоніи взять за плечи и водить. Я пошелъ, и мое участіе сдѣлалось неистощимымъ источникомъ веселости для всей компаніи, не исключая и меня самого. Они обсуживали мои движенія такъ, какъ будто это была отлично сыгранная роль комическаго актера; я находилъ удовольствіе въ томъ, чтобы иногда дѣлать bis, и самъ не могъ удерживаться отъ добродушнѣйшаго хохота. За то моя дама нашла, что меня непремѣнно слѣдуетъ выучить танцамъ, и я обѣщалъ учиться при ея содѣйствіи. По всей вѣроятности, этого и не будетъ, но, все-таки, говоря по совѣсти, въ Петербургѣ я не проводилъ такихъ пріятныхъ вечеровъ, какъ сегодня въ Парижѣ. Странное дѣло, въ Спб. всѣ меня знаютъ отъ головы до пятокъ, принимаютъ во мнѣ участіе, находятъ, что я полезенъ, уменъ, интересенъ,-- я не знаю, что еще... и, между тѣмъ, я остаюсь тамъ для всѣхъ чужимъ, я точно связанъ. Здѣсь меня, никто не знаетъ, никто не можетъ быть увѣренъ, что я не служилъ у Кокорева, не воровалъ казенныхъ денегъ, не былъ въ интимныхъ отношеніяхъ съ Р***, не состоялъ сотрудникомъ Русскаго Слова {Русское Слово въ то время еще не было органомъ "молодой литературы". Оно стало издаваться въ 1859 г. графомъ Г. А. Кушелевымъ-Безбородко, подъ редакціей Я. П. Полонскаго, А. А. Григорьева и Г. Н. Благосвѣтлова, отличаясь отсутствіемъ какого-либо опредѣленнаго направленія. Русское Слово,-- читаемъ въ его объявленіи объ изданіи на 1860 г.,-- "желало при началѣ своего существованія и желаетъ доселѣ быть по возможности средоточіемъ для различныхъ направленій русской самобытной мысли въ наукѣ и жизни, равно какъ и для всѣхъ выраженій русскаго творчества..." Редакція не справилась съ этою задачей и Русское Слово въ 1859--1860 гг. являлось сборникомъ статей противорѣчивыхъ другъ другу по воззрѣніямъ. Д. И. Писаревъ, критическія статьи котораго создали своебразную литературную репутацію Русскаго Слова и придали ему опредѣленное направленіе, появляется въ этомъ журналѣ лишь съ 3-й книги 1861 г.} и т. п. Интересы и понятія французскаго общества извѣстны мнѣ не болѣе, чѣмъ NN. . . . . . . . . . . . . нравы и привычки французовъ для меня -- какъ идеи Молинари для Безобразова и Л***; французскій разговоръ мой вялъ и безцвѣтенъ, какъ русская рѣчь Серно-Соловьевича, а иногда даже неудобопонятенъ, точно разсужденія ZZ. И при всемъ томъ я здѣсь лучше сошелся съ людьми, чѣмъ у себя въ Петербургѣ,-- здѣсь я проще, развязнѣе, болѣе слитъ со всѣмъ окружающимъ. Въ Спб. есть люди, которыхъ я уважаю, для которыхъ я готовъ на всевозможныя жертвы; есть тамъ люди, которые меня цѣнятъ и любятъ; есть такіе, съ которыми я связанъ "высокимъ единствомъ идей и стремленій". Ничего этого нѣтъ въ Парижѣ. Но за то здѣсь я нашелъ то, чего нигдѣ не видѣлъ,-- людей, съ которыми легко живется, весело проводится время, людей, къ которымъ тянетъ безпрестанно -- не за то, что они представители высокихъ идей, а за нихъ самихъ, за ихъ милыя, живыя личности.
   Вотъ вамъ моя идиллія, которую я бы могъ съ удовольствіемъ продолжать еще и еще, если бы не боялся слишкомъ вамъ наскучить. Простите, что не пишу ни о чемъ другомъ: я такъ доволенъ своимъ теперешнимъ, что ни о чемъ больше не думается. Прощайте же покамѣстъ, будьте здоровы, кланяйтесь всѣмъ, поцѣлуйте Митю за меня.

Вашъ Н. Добролюбовъ.

   PS. Надѣюсь, вы мнѣ отвѣтите. Впрочемъ, вѣрнѣе, пишите на имя О***, въ Парижъ, Bue Vaugirard, 30. Константину Дмитріевичу напишу скоро особо: теперь я не въ состояніи сочинить ему достойнаго письма, ибо о гніеніи Европы рѣшительно пикнуть не могу.

----

Ницца, 1/13 января 1861 г.

   Такъ какъ письмо къ вамъ, добрѣйшій Константинъ Дмитріевичъ, должно непремѣнно касаться предметовъ возвышенныхъ, то считаю за нужное начать его вопросомъ о здоровья Б. и S***, а потомъ, по извѣстному изреченію, перейти къ поздравленію васъ съ новымъ годомъ. Желаю вамъ въ этомъ году меньше испытать разочарованій и держать болѣе счастливыя пари, чѣмъ въ прошломъ году {Кавелинъ предложилъ въ 1860 г. Добролюбову пари о томъ, что освобожденіе крестьянъ послѣдуетъ въ теченіе 1860 года, о чемъ далѣе въ этомъ же письмѣ Добролюбовъ сообщаетъ подробности.}. Признаюсь вамъ, 13-го (т.-е., по вашему, 1-го) ноября я ожидалъ отъ васъ телеграфической депеши и радостно готовился послать вамъ по телеграфу мой проигрышъ, разсчитывая поверстать его дешевизною продукта, который былъ поставленъ нами въ игру... Впрочемъ, за важными преніями о бѣдномъ братѣ, за сокрушеніями о гніеніи Европы, за хлопотами о болѣе удобномъ размѣщеніи большей части статей Свода Законовъ со всѣми продолженіями, за глубокими соображеніями относительно новаго Вѣка {Въ 1861 году К. Д. Кавелинъ предпринялъ вмѣстѣ съ В. П. Безобразовымъ и А. В. Дружининымъ, подъ главною редакціей П. И. Вейнберга, изданіе еженедѣльнаго общественнаго, политическаго и литературнаго журнала, съ цѣлью распространенія въ русской публикѣ идей мирнаго и постепеннаго общественно-политическаго прогресса. Хотя газета и обѣщала стоять въ сторонѣ отъ обличеній и не затрогивать личности, но весьма скоро стала именно на этотъ путь, что вызвало справедливые укоры въ другихъ органахъ печати. Кромѣ того, газета отличалась сухостью содержанія и расходилась плохо. Съ мая 1861 года Кавелинъ не принималъ болѣе участія въ Вѣкѣ.}, за трудами по опубликованію злонамѣренности нѣкоторыхъ петербургскихъ литераторовъ, старающихся бросить тѣнь на комитетъ общества вспомооженія {Только что открытаго въ Петербургѣ въ концѣ 1859 года общества для вспоможенія нуждающимся литераторамъ и ученымъ. Иниціаторомъ этого общества былъ А. В. Дружининъ.}, и проч., и проч.,-- словомъ, за высокими подвигами государственной, профессорской и филантропической мудрости -- вы, вѣроятно, забыли смиреннаго юношу, осмѣлившагося однажды усомниться въ сбыточности нѣкоторыхъ вашихъ надеждъ...Позвольте же теперь освѣжить вашу память нѣкоторыми подробностями. Это былъ прекрасный день, чуть ли не пасхальный. Вмѣстѣ съ снѣгомъ растаяли сердца и. только что исчезли нѣкоторыя надежды, періодически возвращающіяся къ каждому празднику. Я, помнится, съ обычною скромностью намекнулъ объ этомъ обстоятельствѣ; вы, какъ истинный профессоръ и философъ (вы же тогда обдумывали, кажется, поправки къ статьѣ о Гегелѣ), взяли на себя трудъ великодушно объяснить мнѣ, что надежды лопнули, потому что были неосновательны; что ни въ апрѣлѣ, ни въ маѣ плодовъ ждать еще нельзя было; что гораздо благоразумнѣе ждать ихъ въ послѣднихъ числахъ августа или въ первыхъ сентября и что кто хочетъ быть вполнѣ увѣренъ въ своихъ надеждахъ, тотъ долженъ ихъ отложить до октября. Съ глубокимъ вниманіемъ выслушалъ я великія истины и смиренно замѣтилъ, что кто рѣшительно уже не хочетъ обмануться, тотъ долженъ совсѣмъ отложить надежды и всякое попеченіе. Тогда вы воспламенились и произнесли мнѣ цѣлую бесѣду (отчасти русскую, но болѣе ламанскую) о ввозѣ и вывозѣ, о джентри (то было время процвѣтанія Утина), о Николаѣ Милютинѣ и князѣ Черкасскомъ, о гласномъ судопроизводствѣ, о мѣстахъ, въ которыхъ непозволено жить въ Россіи евреямъ, о похвальныхъ качествахъ русскаго мужика и еще болѣе похвальныхъ свойствахъ редакціонной коммиссіи и члена ея Z***... Всего не припомню, но знаю, что о Z*** было много, а о XX* немножко... Вы были шумно-прекрасны во время вашей рѣчи.....
   Я не зналъ, на что вы были похожи. Только уже гораздо позже догадался я, что вы походили въ тѣ минуты на архангела Михаила, какъ онъ изображенъ на Fontaine de S-t Michel въ Парижѣ. Прохода разъ по Севастопольскому бульвару и узрѣвши вдругъ этого архангела, изливающаго потоки живой воды, я невольно вспомнилъ вашъ грозно-свѣтлый, вдохновенный ликъ, съ живыми рѣчами, обѣщавшими столько благъ къ октябрю для меня и для всей Россіи... Я теперь съ умиленіемъ вспоминаю эти рѣчи... Но юность намъ совѣтуетъ лукаво, и я, по молодости лѣтъ, рѣшился тогда отвѣтить на вашу восторженную рѣчь новымъ сомнѣніемъ. Тогда... тогда вы прибѣгли къ послѣднему средству -- пари. Я не отказался... Но тутъ вы постыдно струсили и сдѣлали два шага назадъ: первый, что вы говорили не о дѣлѣ, а только о формальномъ заявленіи, второй -- что срокомъ взяли уже 1 ноября. Я взялъ оба эти шага и укрѣпился въ новой позиціи, оставленной вами, хотя она и не была такъ удобна, какъ моя прежняя. И что же? Гдѣ первое ноября и гдѣ формальное заявленіе? Есть здѣсь добродушные люди, которые даже сегодня вѣруютъ, что именно сегодня-то и исполнились надежды, которыя вы возлагали на 1 ноября. Вы скоро, я думаю, узнаете ихъ мечты "на новый годъ", напоминающія мнѣ любострастныхъ стариковъ, которые ужь и силъ не имѣютъ, и пощечины получаютъ, не говоря объ осмѣиваньи, а, все-таки, лѣзутъ къ дѣвушкамъ. Но я, благодаря моего Создателя, подкрѣпился здѣсь отдыхомъ, и потому на 1 января смотрю совершенно такъ же, какъ и на первое ноября. Мало того, вы вѣрно возлагаете теперь упованіе на 19 февраля, потомъ на 17 апрѣля, на Пасху и т. д. Не имѣю я никакихъ прямыхъ извѣстій изъ Россіи и не могу держать пари на долгій срокъ. Но даже по тому, что можно заключить изъ непотребныхъ корреспонденцій Nord'а и Indép. Belge, я готовъ съ вами побиться еще о бутылкѣ на 19 февраля. Будетъ -- мы квиты, не будетъ -- двѣ пьемъ при моемъ возвращеніи или при другомъ удобномъ случаѣ. Хотите ли? Я думаю, вы опять согласитесь: вѣдь, изъ всѣхъ благъ небесныхъ, вамъ отпущенныхъ въ такомъ изобиліи, съ особеннымъ излишкомъ отпущена на васъ надежда, кроткая посланница небесъ.
   Впрочемъ, я вижу, что письмо принимаетъ нѣсколько аллегорическій видъ, даже что-то изъ Жуковскаго приплелось. Поэтому лучше возвратиться къ дѣйствительности. Она состоитъ для меня теперь въ Жеребцовѣ, Всеволожскихъ, Тимашевѣ-Берингѣ, Скрипицынѣ, Голицыныхъ, Урусовыхъ, Долгорукихъ, Толяхъ и т. п., съ которыми я каждый день встрѣчаюсь, а съ нѣкоторыми даже вступилъ въ объясненія (впрочемъ, не съ Берингомъ и не съ Жеребцовымъ) {Русское высшее общество, проводившее зиму 1860--1861 г. въ Ниццѣ. Г. Жеребцовъ написалъ не задолго передъ тѣмъ на французскомъ языкѣ исторію цивилизаціи Россіи, на которую Добролюбовъ помѣстилъ въ Современникѣ рѣзкій критическій разборъ (см. сочин. Добролюбова, 2-е изд., т. II, стр. 275--367).}. Встрѣчи эти дѣлаютъ изъ меня нѣчто вродѣ Сыны Оmeчества и даже въ нѣкоторой степени Русскаго Инвалида. Несмотря на прелестный климатъ, здоровье мое здѣсь разстроилось: хандра дошла почти до петербургской степени. Жду только присылки денегъ, чтобы уѣхать. Если вздумаете отвѣтить, то напишите во Флоренцію, poste restante.
   Антонинѣ Ѳедоровнѣ писалъ я изъ Парижа, прикинувшись кроткимъ и незлобнымъ. Если она повѣрила, то была, я думаю, въ отчаяніи, и только этому я приписываю, что она не могла до сихъ поръ придти въ себя и написать мнѣ отвѣтъ на такое задушевное посланіе, единственное въ своемъ родѣ. Пусть же утѣшится: старинное расположеніе вовсе не пропало у меня, а только засыпало на нѣсколько минутъ, именно тѣхъ, когда я писалъ письмо къ ней.

Вашъ Н. Добролюбовъ.

(Продолженіе слѣдуетъ).

"Русская Мысль", кн.X, 1892

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru