Кавелин Константин Дмитриевич
Кавелин К. Д.: биографическая справка

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Кавелин, Константин Дмитриевич -- знаменитый писатель, юрист, психолог, этнограф и общественный деятель, родился 4 ноября 1818 г., умер 3 мая 1885 г. Первоначальное образование получил дома. В 1834 г. для приготовления к поступлению в Московский университет были приглашены учителя: К.А. Коссович, Мертраль и В.Г. Белинский . Белинский успел возбудить в голове юноши целый ряд умственных и нравственных вопросов и учил его критически относиться к окружающей действительности, укрепляя в нем природную пытливость ума. В 1835 г. Кавелин поступил на первое отделение философского факультета, но в ноябре того же года перешел на юридический факультет. В это время начали читать лекции Редкин, Крылов, Крюков, Чивилев и другие. У них-то и пришлось учиться Кавелину и его сверстникам, образовавшим зерно той благородной группы мыслителей и общественных деятелей, которая известна под именем "людей сороковых годов". Из товарищей Кавелин ближе сошелся с братьями Елагиными, Валуевым и П.В. Киреевским и получил, благодаря им, доступ в Елагинский литературный салон. В 1839 г. Кавелин окончил курс, получив золотую медаль за сочинение: "О римском владении". Это была первая его работа, появившаяся в печати в 1841 г. В 1841 г. он сдал экзамен на магистра гражданского права. В Петербурге Кавелин вновь сошелся с Белинским и сблизился с кружком молодых людей -- Тютчевым, Кульчицким, Панаевым, Тургеневым и В. Боткиным . По защите диссертации на степень магистра гражданского права: "Основные начала русского судоустройства и гражданского судопроизводства в период времени от Уложения до Учреждения о губерниях" Кавелин назначен был в 1844 г. исполняющим должность адъюнкта по кафедре истории русского законодательства в Московском университете. Через год ему поручено было, сверх того, чтение лекций о русских государственных и губернских учреждениях и законах о состояниях. Его воодушевленные, яркие и изящные лекции производили на слушателей неотразимое впечатление. Впервые русские студенты услышали изображение древнерусского родового быта, появления на этой почве древних юридических институтов и постепенного их вырождения. Кавелин первый построил и периодизацию русской истории не по внешним событиям, а по изменениям внутреннего строя жизни: родовой быт сменен вотчинным, а этот последний уступил место государственному, в котором личность вырабатывает мало-помалу свое содержание. Его курс был первым опытом стройно построенной философии русской истории и этот свой опыт он конспективно изложил в статье: "Взгляд на юридический быт древней Руси" ("Современник", 1847). Но весной 1848 г. Кавелин должен был оставить Московский университет, вследствие резкого столкновения с профессором Крыловым. Он переехал в Петербург. Сначала он поступил в министерство внутренних дел редактором "городского отделения" в хозяйственном департаменте, но скоро (1850) перешел начальником учебного отделения в штаб военно-учебных заведений, а в 1853 г. -- начальником отделения в канцелярию комитета министров, оставаясь членом учебного комитета военно-учебных заведений. Вскоре наступила эпоха великих реформ. В проведении последних Кавелину не пришлось принимать официального участия, но благотворное влияние его на судьбу некоторых из них, особенно крестьянской реформы, не подлежит сомнению. Больше всего помогло сближению Кавелина с людьми, преданными идее освобождения крестьян, составленная им в марте 1855 г. и ходившая по рукам, в рукописи, записка по крестьянскому делу. В ней проводился взгляд об освобождении крестьян с землей и о выкупе ими надела в собственность -- взгляд, в то время считавшийся радикальным и разделявшийся лишь немногими. Благодаря этой записке Кавелин сблизился с Самариным, Н. А. и Дм. А. Милютиными и получил доступ ко двору великой княгини Елены Павловны . Выдающаяся талантливость, огромное личное обаяние, искренняя и убежденная речь и здесь подчиняли собеседников влиянию Кавелина, а из их среды нескольким пришлось стоять очень близко к делу реформы. На Кавелина, между прочим, возложена была выработка положения для крестьян великой княгини в имении Карлово Полтавской губернии. В период 1848 -- 1857 годы он напечатал в журналах "Современник" и "Отечественные записки" целый ряд критических статей по истории, этнографии и правоведению. Эти статьи Кавелина составили почти три тома в собрании его сочинений. В 1857 г. Кавелин был приглашен на кафедру гражданского права в Петербургский университет и одновременно получил поручение преподавать правоведение наследнику престола, великому князю Николаю Александровичу . Последнее, однако, продолжалось недолго. Когда в 1858 г. периодическим изданиям разрешено было касаться крестьянского вопроса, то в "Современнике" (No 4), в статье "О новых условиях сельского быта", помещено было извлечение из вышеупомянутой "записки" Кавелина об освобождении крестьян. На эту статью обращено было внимание, и в одном из заседаний совета министров государь выразил неудовольствие по поводу назначения Кавелина преподавателем наследника. Кавелину пришлось оставить придворную службу, но он сохранил кафедру в университете. В конце 1861 г., после известных волнений в Петербургском университете, Кавелин, вместе с товарищами по профессуре -- А.Н. Пыпиным, М.М. Стасюлевичем и Б.И. Утиным -- оставил университет. А.В. Головин в начале 1862 г. командировал Кавелина за границу, для изучения положения западноевропейских университетов. Представленные им отчеты о положении французских, швейцарских и германских университетов послужили отчасти материалом для реформы университетов в 1863 г. В 1864 г. он поступил на службу юрисконсультом в министерство финансов, по департаменту неокладных сборов. Статья: "Мысли и заметки о русской истории", напечатанная в 1866 г. в "Вестнике Европы", была его последней исторической работой, в которой он старался выяснить историческое призвание великорусского племени. С этих пор он весь отдался изучению общественных и философских вопросов. Хорошо понимая, что крестьянская реформа была лишь первым шагом в деле переустройства нашего внутреннего быта, Кавелин еще в 1861 г. обратил внимание на предстоящую роль дворянства. В брошюре, изданной в Берлине, в 1862 г., Кавелин проводил то основное воззрение, что не в бесплодных мечтах о представительном правлении должно искать дворянство выхода из своего трудного положения, а может найти обширное и достойное поприще для своей деятельности в провинции, где только и возможно пока осуществление принципа самоуправления. Земская и судебная реформы еще более укрепляли Кавелина в его воззрениях. "От успеха земских учреждений зависит вся наша ближайшая будущность -- писал, он, -- и от того, как они пойдут, будет зависеть, готовы ли мы к конституции, и скоро ли мы ее получим". Вопросы крестьянского и дворянского хозяйства точно так же близко интересовали Кавелина, так как прямая связь их с будущностью самоуправления была для него очевидна. Тремя основными элементами нашей общественности Кавелин считал общинное землевладение и самоуправление, крестьянство, освобожденное от помещиков и чиновников, и земские учреждения, вместе с мировой юстицией. Защите общинного землевладения Кавелин посвятил две обширные статьи, в "Атенее" в 1858 г. и "Неделе" в 1876 г. Последняя напечатана и отдельной брошюрой; первая переведена на немецкий язык. Статьи Кавелина о "Крестьянском вопросе", напечатанные в "Вестнике Европы" (1881), вышли в свет отдельной книгой. Постепенно усиливавшаяся с половины 60-х годов реакция приводила Кавелина к убеждению, что, помимо административных реформ, нужна переработка общественных нравов, выяснение вопросов об отношении личности к обществу. Так подошел Кавелин к своим работам в области психологии и этики. "Выяснение психологических вопросов, -- писал он в конце 60-х годов, -- точно так же стоит на очереди в теоретическом, нравственном и научном отношении, как задачи земства -- в практическом мире. Пустота, бессодержательность, нравственный упадок и растление мыслящей и образованной части публики есть явный признак, что в ходу новый синтез и что старый отжил свое время... Особенно печально и тлетворно отражается это состояние на молодежи, которая больше всех нуждается в синтезе. Проложить к нему дорогу и отпереть дверь может психология и она одна". В своих "Задачах психологии" Кавелин старался разрешить этот назревший вопрос. С 1878 г. открылась для Кавелина возможность вернуться к профессорской деятельности; в сентябре он получил кафедру гражданского права в военно-юридической академии. В 1883 г., на короткое время, Кавелин выступил президентом вольно-экономического общества. Он принял на себя это звание с целью поработать и здесь над выяснением все того же крестьянского вопроса, но скоро должен был сложить с себя новую обязанность, так как не желал выступить на арену мелочной борьбы, ему угрожавшей.
   Кавелин, как сравнительный этнограф-фольклорист и историк права. В 1846 г., печатая свое известное сочинение "Взгляд на юридический быт древней Руси", Кавелин между прочим высказал следующую мысль: "Где ключ к правильному взгляду на русскую историю? Ответ простой. Не в невозможном отвлеченном мышлении, не в почти бесплодном сравнении с историей других народов, а в нас самих, в нашем внутреннем быте. Многие не без основания думают, что образ жизни, привычки, понятия крестьян сохранили очень многое от древней Руси. Их общественный быт нисколько не похож на общественный быт образованных классов. Посмотрим же, как крестьяне понимают свои отношения между собой и к другим". Таким образом почти 80 лет тому назад Кавелин уже указал тот метод, которым, в виду молчания летописей и недостаточного числа юридических памятников прошлого, надо идти при изучении истории общественного развития русского народа и его бытовых порядков. Кавелин подходит к изучению крестьянского народного быта с задачами историка. Он хочет открыть в настоящем пережитки прошлого и притом разнообразных эпох этого прошлого, что позволит ему установить различные периоды в развитии нашего внутреннего уклада, определить не одни его исходные моменты, но и дальнейший поступательный ход. "Народные обычаи -- скажет он в позднейшем по времени сочинении -- у нас и везде удерживаются весьма долго. Потеряв первоначальное живое значение, они преобразуются в символы, обрядовые действия, и в этом виде сохраняются народами в продолжение многих веков... По указаниям этих обрядовых, символических, торжественных действий можно проследить внутреннюю жизнь народа, ее постепенное изменение, влияние элементов, привходивших в нее извне или вызванных внутренним последовательным развитием". Обосновывая подробнее ту же мысль, Кавелин говорит далее: "наши простонародные обряды, приметы и обычаи сложились из разнородных элементов и в продолжении многих веков...". Подвести их под систему, объяснить из одного общего начала невозможно, потому что они составились не по одному общему плану. Необходимо разобрать их по эпохам, к которым они относятся, по элементам, под влиянием которых они образовались, и потом с помощью способа, на который указывает историческая критика, восстановить, сколько возможно, внутреннюю связь этих эпох и последовательность преемственного влияния этих элементов. Такая работа, прибавляет он, гораздо труднее, чем может казаться с первого взгляда. Кавелин указывает причины тому. Немногие пережитки прошлого сохранились в их первоначальной свежести: большая часть представляется в искаженном виде с поправками, переделками, относящимися к разным эпохам и под влиянием различных понятий и элементов. "Самые толкования, какие народ дает этим обычаям, обрядам и поверьям, часто не отвечают более действительности. На первых порах они были не символом, а весьма определенным понятием или живым действием. Приходит время, когда изменяются те естественные и бытовые условия, при которых образовалось это понятие или установился этот образ действий; тогда прежнее представление становится освященным преданьем, поверьем, а образ действий -- обрядом. Первоначальный смысл их с изменением условий нередко вполне утрачивается, народ продолжает их придерживаться, чтить их, но уже не понимает. Он придает постепенно этим памятникам старины значение, сообразное с его новым бытом. Так образуется различие между первоначальным смыслом факта и его толкованием в народе. Мало того: под влиянием этих толкований сам факт изменяется, внешняя форма обряда, поверья не может устоять против нового содержания, которое вкладывается в них. Эта форма со временем становится другой, более близкой, более доступной для народа". Кавелин как нельзя лучше отметил все те трудности, с которыми приходится считаться хронологам и фольклористам, и это сделано было им в то время, когда не только в России, но и на Западе едва зачиналась, например, в сочинениях братьев Гриммов о немецких юридических древностях или в трактатах, посвященных изучению Эдды и Нибелунгов, с точки зрения их мифологического содержания, та история народных верований, легенд и сказаний, которые привела к сколько-нибудь положительным результатам только со времени сближения полученных на основании ее данных с народным фольклором и с изучением быта диких и варварских народов, еще уцелевших в наши дни. Кавелин не обольщается мыслью, что руководящая нить "в безвыходном", как он выражается, "лабиринте народных обычаев, обрядов, поверий" уже найдена, что уже есть возможность вполне разобрать на группы, как старинные вещи в музее, эти пережитки народного прошлого. На вопрос, как это сделать, как найтись в этом сборном, как он выражается, месте всех веков, периодов и понятий русской земли, он отвечает: решить этого мы не беремся, это превышает наши силы. Но в то же время он дает несколько эмпирических обобщений, из которых каждое является своего рода методологическим приемом или критикой уже существующих приемов, критикой, не только остроумной, но и плодотворной. Так, он предостерегает против увлечения тем методом, который сводится к объяснению различных бытовых особенностей народа заимствованием чужих обычаев, чужих нравов и чужих поверий. "Только в тех случаях, когда имеются прямые, непреложные свидетельства такого заимствования, оно может быть признано; однако отдаленного сходства недостаточно для допущения заимствования". Современная наука вполне оправдывает такую точку зрения. Широкое пользование сравнительно-историческим приемом дало возможность установить то положение, что на расстоянии нескольких тысяч верст и нескольких столетий могут существовать в виду единства психической природы человека и общности естественных условий народного быта сходные нравы, обычаи, поверья и учреждения. Другое не менее верное замечание Кавелина состоит в признании постепенности и внутренней последовательности, с которой происходят изменения в народной жизни на всех ступенях ее развития. Эта постепенность, по его справедливому замечанию, прерывается только при смешении двух или нескольких народов в один, и чем насильственнее и быстрее происходит это смешение, тем заметнее разрыв в этой постепенности. При медленном же поглощении одним племенем другого она не прерывается, а следует только обогащение прежнего народного быта новыми чертами. Не менее верное методологическое замечание, делаемое Кавелиным, -- это необходимость при изучении народных обрядов, поверий и обычаев искать их непосредственного, прямого, буквального смысла. "Приходят ли, по нашим свадебным обрядам, -- поясняет свою мысль Кавелин, -- сваты с посохом и ведут речь с родителями невесты как будто чужие, никогда не слыхавшие о них, хотя и живут двор-о-двор, -- верьте, что эти теперь символические действия были когда-то живыми фактами ежедневной жизни; плачет ли невеста по воле, выражает ли свадебная песнь ее страх ехать в чужую незнакомую сторону -- эти символы были тоже в старину живой действительностью". Кавелин в данном случае, можно сказать, предугадал те порядки обязательного заключения брака между членами разных родов, которые со времен Мак-Леннана сделались известными под названием экзогамии. "Обычай отдавать девушек замуж в далекую сторону -- пишет он, между прочим, -- доказывает, что древнейшие общины состояли каждая из одной семьи, рода, между членами которых не бывало брака". Из сказанного видно, что в лице Кавелина мы имеем дело с человеком, который во многом предопределил дальнейшее направление весьма богатой уже в наши дни литературы по русскому фольклору, этнологии и юридическим древностям. Максим Ковалевский.
  
   Кавелин, как цивилист, заслоняется Кавелиным -- историком, публицистом и общественным деятелем. Но все же и в области цивилистики Кавелиным сделано не мало, и совершенно неправильно утверждение, что "труды Кавелина по гражданскому праву являются какими-то случайными эпизодами в жизни автора, не проникли в глубь науки и не принесли сколько-нибудь значительной пользы, какой можно было ожидать от подобного ученого" (Шершеневич, "Наука гражданского права в России"). Цивилистические произведения Кавелина обнаруживают самостоятельное мышление автора и в этой области. Теории, только впоследствии выработанные западноевропейской наукой, в зачаточном состоянии содержатся уже в этих произведениях Кавелина, хотя, правда, критическая часть их значительно ценнее положительной. Еще юношеское произведение Кавелина, награжденное золотой медалью, "О теориях владения" (1840), проникнуто самостоятельными идеями, несмотря на весьма заметное влияние Гегеля (учителем Кавелина был убежденный гегельянец П.Г. Редкин); юноша Кавелин не следует ни за главой исторической школы -- Савиньи, ни за его противником -- гегельянцем Гансом. "Государство, говорит Кавелин, не почитая прямо владение известного лица за справедливое, предполагает, однако же, его справедливость, пока не будет доказано противное... Государство, по необходимости вместе с владением, справедливым признает и защищает и владение несправедливое. Поэтому основание защиты несправедливого владения не заключается во внутреннем существе его, но во внешнем сходстве и безразличии с владением, в самом себе справедливым". Здесь мы видим у Кавелина предвосхищение позднейшей знаменитой теории Иеринга, объясняющей защиту всякого владения тем, что владение есть не иное что, как реальность или видимость права собственности, и что только из-за вероятности права собственности, скрывающегося презумптивно за владением, защищается и самое владение. Та же творческая сила и независимость мышления обнаружились и в следующем труде Кавелина, посвященном центральной проблеме о самом понятии и пределах гражданского права. Господствовавшие теории делили все право на jus publicum и jus privatum, в зависимости от защищаемого интереса публичного или частного. Кавелин с таким основанием деления права несогласен. В своей работе "Что есть гражданское право и где его пределы" (1884) он заявляет: "Внимательно пересмотрев все части гражданского права, нельзя найти ни одной, в которой бы шла речь исключительно об одном частном, приватном; в каждой непременно оказывается очень много такого, что по своему значению, влиянию, роли имеет публичный, общественный интерес, касается более или менее общества, государства. Показать, где в них оканчивается частное, приватное и начинается общественное, публичное, нет никакой возможности. Именно потому, что частное, приватное сливается в этом смысле с общественным, публичным, нельзя на их различии основывать различие гражданского и публичного права". По мнению Кавелина, несостоятельным должен оказаться и всякий другой критерий, если исходить из традиционного, лишенного всякого внутреннего основания содержания и объема гражданского права. "Теперешнее гражданское право... есть ветхое здание, построенное из разного пестрого материала, по ошибочному плану, при начертании которого недоразумения и случайности играли немаловажную роль". Эту "руину между юридическими науками", "много раз подправленную", с целью "скрыть ее глубокие трещины" и "кое-как прилаженную к новым постройкам", -- "следует разобрать сверху донизу, хорошенько перебрать материал", "освободить смежные отрасли права от хлама, которыми она их засоряет, и выстроить вместо нее новое здание, в одном стиле с прочими и соответственно более развитой, зрелой и сложной современной гражданственности". Таким образом, Кавелин первый не только у нас, но и в Европе вообще, резко подчеркнул непригодность точки зрения интереса для разграничения областей права частного и публичного, и это его критическое отношение к господствовавшему делению права все более упрочивается в науке. Однако Кавелин не ограничился критикой, он попытался сам дать систему частного права, которая соответствовала бы его взглядам. Здесь он оказался менее счастлив. Его переборка материала ограничилась перенесением из публичного права некоторых материй в частное, и наоборот. Единство институтам частного права, так думает Кавелин, может дать имущественный интерес. "Место так называемого гражданского права должен занять в системе права разряд или отдел юридических отношений с признаками, ему одному свойственными, и связанный единством общего начала. Таковы юридические отношения между лицами (в юридическом смысле) об имуществах и вообще о ценностях, стоимость которых может быть определена на деньги". Поэтому "из теперешнего гражданского права должны быть исключены все юридические отношения личные, не переводимые на деньги, и перенесены в него из других отделов системы права разбросанные в ней теперь повсюду юридические отношения между лицами... об имуществе или ценностях". Таким образом, из сферы гражданского права исключается все личное семейное право, все права личности и т. д., но зато в нее включаются юридические отношения, возникающие по взысканию податей и денежных повинностей и т. п. На этих исходных началах и построены работы Кавелина "Права и обязанности по имуществам и обязательствам" (1879) и "Очерки имущественных отношений, возникающих из семейного и наследственного права". Но эти крайние взгляды Кавелина совсем не нашли себе последователей, а по остроумному выражению профессора Дювернуа, "поняв буквально имущественный критерий, мы навязали бы себе перенесение артиллерии, флота и крепостей из права публичного в право гражданское". Однако и эти работы Кавелина, равно как и его "Взгляд на историческое развитие русского порядка законного наследования" (1860), богаты многими ценными соображениями и проникнуты жизненным пониманием юридических явлений; в этих трудах Кавелин всюду ищет примирения между жизнью индивидуальной и социальной, проповедует взгляды новые и гуманные; из этих взглядов уже многие даже получили признание, если не в наших, то в иностранных законах. Отметим еще только магистерскую диссертацию Кавелина: "Основные начала русского судоустройства и гражданского судопроизводства в период времени от Уложения до Учреждения о губерниях" (1844). -- Ср. М. Пергамент, "К.Д. Кавелин как цивилист" ("Право", 1910, No 20). А. Г.
   Философские сочинения К.Д. Кавелина собраны в 3 т. его сочинений, изданных Д.А. Корсаковым и Л.З. Слонимским . Главнейшие из них -- "Задачи психологии", "Задачи этики" и "О задачах искусства". Внимания заслуживают также "Мысли о научных направлениях", "Философия и наука в Европе и у нас" и некоторые другие. Сверх того, Кавелин написал ряд статей по поводу различных философских сочинений, например, Вл. Соловьева, Лесевича, Ю. Самарина и других. Из-за "Задач психологии" у Кавелина возникала полемика с И. Сеченовым, отстаивавшим мысль, что психология должна быть разрабатываема физиологами. Произведения Кавелина обнаруживают высший нравственный подъем и представляют попытку противодействовать материалистическим и позитивным тенденциям, господствовавшим в 60-х и 70-х годах прошлого столетия. Кавелин думает, что "наша умственная деятельность и наши знания так же относительны, как и все в мире". Сущность вещей, души и тела человек познать не может. Попытки примирения знания и веры только в области этики удачны: ибо людям веры и людям знания нет повода враждовать в этой области между собой. Знание имеет дело только с общим, все индивидуальное ему недоступно, тем не менее Кавелин мечтает о научной психологии и научной этике. Психологии Кавелин придает громадное значение; он думает, что в ней лежит "ключ ко всей области знания". Психология таким образом является основой философии, долженствующей примирить противоположные ее направления. Но и в психологии главный интерес Кавелина этический, поэтому он с особой силой выдвигает вопрос о свободе человеческой воли; свободу он считает несомненным фактом, лежащим в основе нравственности. Этике Кавелин отводит субъективную сферу человеческого сознания. Задача этики состоит в установлении идеалов нравственной деятельности, в указании происхождения идеалов, разъяснении их смысла и связи с объективной стороной человеческого существования. Задача искусства состоит в служении нравственному совершенствованию человека. Взгляды Кавелина критиковал М.М. Троицкий, неправильно усмотрев в Кавелине наклон в сторону позитивизма; этические взгляды Кавелина критиковал В.Д. Спасович, упрекавший Кавелина в том, что он этике придал исключительно субъективный характер. -- Собрание сочинений Кавелина вышло в 1859 и 1899 годах. "Письма Кавелина к А.И. Герцену" (Генуя, 1892). Письма К. Белинского, А.Н. Афанасьева, П.М. Леонтьева, И.К. Бабста, Д.И. Каченовского, Б.И. Утина, Ю.Ф. Самарина, И.С. Тургенева и Н.А. Добролюбова появились в "Русской Мысли" (1892, книги 1 -- 2, 5 и 10). -- Ср. К. Бестужев-Рюмин, "О сочинениях Кавелина" ("Отечественные Записки", 1860, No 4, 6 и 8); Ю.Ф. Самарин, "Сочинения" (том VI, стр. 397 -- 477); В.Д. Спасович, "Памяти Кавелина", и "Разбор последнего труда Кавелина" ("Вестник Европы", 1885, книги 6 и 10, и в "Собрании сочинений"); А.Ф. Кони, "Памяти К.Д. Кавелина" ("Русская Старина", 1885, книга 6 и отдельно); Д.А. Корсаков, "Материалы для биографии Кавелина" ("Вестник Европы", 1886, книги 5--11; 1887, книги 2, 4, 5 и 8; 1888, книга 5).
  
   Оригинал здесь
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru