Киплинг Джозеф Редьярд
Маленькие сказки

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

Оценка: 3.51*11  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Перевод Л. Б. Хавкиной:
    Слоненок
    Как было написано первое письмо
    Как была выдумана азбука
    Как кит получил свою глотку
    Как носорог получил свою кожу
    Как верблюд получил свой горб
    Как леопард получил свои пятна
    Приключение старого кенгуру
    Первые броненосцы
    Как краб играл с морем
    Как кот гулял, где ему вздумается
    Как мотылек топнул


  

Редьярд Киплинг

Маленькие сказки

(С рисунками автора)

  
   Редьярд Киплинг. Маленькие сказки.
   Перевод Л. Б. Хавкиной.
   М., Типография Т-ва И. Д. Сытина. 1907
  

СОДЕРЖАНИЕ

  
   Слоненок
   Как было написано первое письмо
   Как была выдумана азбука
   Как кит получил свою глотку
   Как носорог получил свою кожу
   Как верблюд получил свой горб
   Как леопард получил свои пятна
   Приключение старого кенгуру
   Первые броненосцы
   Как краб играл с морем
   Как кот гулял, где ему вздумается
   Как мотылек топнул
  

СЛОНЕНОК

 []

 []

  
   В отдаленные времена, милые мои, слон не имел хобота. У него был только черноватый толстый нос, величиною с сапог, который качался из стороны в сторону, и поднимать им слон ничего не мог. Но появился на свете один слон, молоденький слон, слоненок, который отличался неугомонным любопытством и поминутно задавал какие-нибудь вопросы. Он жил в Африке и всю Африку одолевал своим любопытством. Он спрашивал своего высокого дядю страуса, отчего у него перья растут на хвосте; высокий дядя страус за это бил его своей твердой--претвердой лапой. Он спрашивал свою высокую тетю жирафу, отчего у нее шкура пятнистая; высокая тетя жирафа за это била его своим твердым--претвердым копытом. И все-таки любопытство его не унималось!
   Он спрашивал своего толстого дядю гиппопотама, отчего у него глаза красные; толстый дядя гиппопотам за это бил его своим широким--прешироким копытом. Он спрашивал своего волосатого дядю павиана, отчего дыни имеют такой, а не иной вкус; волосатый дядя павиан за это бил его своей мохнатой--премохнатой рукой. И все-таки любопытство его не унималось! Он задавал вопросы обо всем, что только видел, слышал, пробовал, нюхал, щупал, а все дядюшки и тетушки за это били его. И все-таки любопытство его не унималось!
   В одно прекрасное утро перед весенним равноденствием {Равноденствие -- это время, когда день равняется ночи. Оно бывает весеннее и осеннее. Весеннее приходится на 20--21 марта, а осеннее -- на 23 сентября.} неугомонный слоненок задал новый странный вопрос. Он спросил:
   -- Что у крокодила бывает на обед?
   Все громко закричали "ш-ш" и принялись долго, безостановочно бить его.
   Когда наконец его оставили в покое, слоненок увидел птицу коло-коло, сидевшую на кусте терновника, и сказал:
   -- Отец бил меня, мать била меня, дядюшки и тетушки били меня за "неугомонное любопытство", а я все-таки хочу знать, что у крокодила бывает на обед!
   Птица коло-коло мрачно каркнула ему в ответ:
   -- Ступай на берег большой серо-зеленой мутной реки Лимпопо, где растут деревья лихорадки, и сам посмотри!
   На следующее утро, когда равноденствие уже окончилось, неугомонный слоненок взял сто фунтов {Фунт равняется приблизительно 454 г, значит, слоненок взял с собой более 45 кг бананов и более 45 кг сахарного тростника.} бананов (мелких с красной кожицей), сто фунтов сахарного тростника (длинного с темной корой) и семнадцать дынь (зеленых, хрустящих) и заявил своим милым родичам:
   -- Прощайте! Я иду к большой серо-зеленой мутной реке Лимпопо, где растут деревья лихорадки, чтобы узнать, что у крокодила бывает на обед.
   Он ушел, немного разгоряченный, но нисколько не удивленный. По дороге он ел дыни, а корки бросал, так как не мог их подбирать.
   Шел он, шел на северо-восток и все ел дыни, пока не пришел на берег большой серо-зеленой мутной реки Лимпопо, где растут деревья лихорадки, как ему говорила птица коло-коло.
   Надо вам сказать, милые мои, что до той самой недели, до того самого дня, до того самого часа, до той самой минуты неугомонный слоненок никогда не видал крокодила и даже не знал, как он выглядит.
   Первый, кто попался слоненку на глаза, был двухцветный питон (огромная змея), обвившийся вокруг скалистой глыбы.
   -- Простите, -- вежливо сказал слоненок, -- не видали ли вы в этих краях крокодила?
   -- Не видал ли я крокодила? -- гневно воскликнул питон. -- Что за вопрос?
   -- Простите, -- повторил слоненок, -- но не можете ли вы сказать мне, что у крокодила бывает на обед?
   Двухцветный питон мгновенно развернулся и стал бить слоненка своим тяжелым-претяжелым хвостом.
   -- Странно! -- заметил слоненок. -- Отец и мать, родной дядюшка и родная тетушка, не говоря уже о другом дяде гиппопотаме и третьем дяде павиане, все били меня за "неугомонное любопытство". Вероятно, и теперь мне за это же достается.
   Он вежливо попрощался с питоном, помог ему опять обвиться вокруг скалистой глыбы и пошел дальше, немного разгоряченный, но нисколько не удивленный. По дороге он ел дыни, а корки бросал, так как не мог их подбирать. У самого берега большой серо-зеленой мутной реки Лимпопо он наступил на что-то, показавшееся ему бревном.
  

 []

   На этой картинке изображен слоненок, которого крокодил тянет за нос. Он очень изумлен и ошеломлен. Ему больно, и он говорит в нос:
   -- Не надо! Пустите!
   Он тянет в свою сторону, а крокодил в свою. Двухцветный питон поспешно плывет на помощь слоненку. Черное пятно справа изображает берег большой серо--зеленой мутной реки Лимпопо -- раскрасить картинку мне не позволено. Растение с цепкими корнями и восемью листиками -- это одно из деревьев лихорадки, которые здесь растут.
   Под картинкой изображены тени африканских животных, которые направляются в африканский Ноев ковчег. Вы видите двух львов, двух страусов, двух быков, двух верблюдов, двух баранов и еще пару зверьков, похожих на крыс, но я думаю, что это кролики Я их поместил так себе, для красоты. Они выглядели бы еще красивее, если бы мне позволили их раскрасить.
  
   Однако в действительности это был крокодил. Да, милые мои. И крокодил подмигнул глазом -- вот так.
   -- Простите, -- вежливо сказал слоненок, -- не случалось ли вам в этих краях встречать крокодила?
   Тогда крокодил прищурил другой глаз и наполовину высунул хвост из тины. Слоненок вежливо попятился; ему вовсе не хотелось, чтобы его опять побили.
   -- Иди сюда, малютка, -- сказал крокодил.
   -- Отчего ты об этом спрашиваешь?
   -- Простите, -- вежливо ответил слоненок, -- но отец меня бил, мать меня била, не говоря уж о дяде страусе и тете жирафе, которая дерется так же больно, как дядя гиппопотам и дядя павиан. Бил меня даже здесь на берегу двухцветный питон, а он своим тяжелым--претяжелым хвостом колотит больнее их всех. Если вам все равно, то, пожалуйста, хоть вы меня не бейте.
   -- Иди сюда, малютка, -- повторило чудовище. -- Я -- крокодил.
   И в доказательство он залился крокодиловыми слезами.
   У слоненка от радости даже дух захватило. Он стал на колени и сказал:
   -- Вы тот, кого я ищу уже много дней. Будьте добры, скажите мне, что у вас бывает на обед?
   -- Иди сюда, малютка, -- ответил крокодил, -- я тебе скажу на ушко.
   Слоненок пригнул голову к зубастой, зловонной пасти крокодила. А крокодил схватил его за нос, который у слоненка до того дня и часа был не больше сапога, хотя гораздо полезнее.
   -- Кажется, сегодня, -- сказал крокодил сквозь зубы, вот так, -- кажется, сегодня на обед у меня будет слоненок.
   Это вовсе не понравилось слоненку, милые мои, и он сказал в нос, вот так:
   -- Не надо! Пустите!
   Тогда двухцветный питон со своей скалистой глыбы прошипел:
   -- Мой юный друг, если ты сейчас не примешься тянуть изо всех сил, то могу тебя уверить, что твое знакомство с большим кожаным мешком (он имел в виду крокодила) окончится для тебя плачевно.
   Слоненок сел на берег и стал тянуть, тянуть, тянуть, а его нос все вытягивался. Крокодил барахтался в воде, взбивая белую пену хвостом, а он тянул, тянул, тянул.
   Нос слоненка продолжал вытягиваться. Слоненок уперся всеми четырьмя ногами и тянул, тянул, тянул, а его нос продолжал вытягиваться. Крокодил загребал хвостом воду, словно веслом, а слоненок тянул, тянул, тянул. С каждой минутой нос его вытягивался -- и как же ему было больно, ой-ой-ой!
   Слоненок почувствовал, что его ноги скользят, и сказал через нос, который у него теперь вытянулся аршина на два:
   -- Знаете, это уже чересчур!
   Тогда на помощь явился двухцветный питон. Он обвился двойным кольцом вокруг задних ног слоненка и сказал:
   -- Безрассудный и опрометчивый юнец! Мы должны теперь хорошенько приналечь, иначе тот воин в латах {Двухцветный питон назвал так крокодила потому, что тело его покрыто толстой, местами ороговевшей кожей, которая защищает крокодила, как в старину защищали воина металлические латы.} (он имел в виду крокодила, милые мои) испортит тебе всю будущность.
   Он тянул, и слоненок тянул, и крокодил тянул.
   Но слоненок и двухцветный питон тянули сильнее. Наконец крокодил выпустил нос слоненка с таким всплеском, который слышен был вдоль всей реки Лимпопо.
   Слоненок упал на спину. Однако он не забыл сейчас же поблагодарить двухцветного питона, а затем стал ухаживать за своим бедным вытянутым носом: обернул его свежими банановыми листьями и погрузил в большую серо-зеленую мутную реку Лимпопо.
   -- Что ты делаешь? -- спросил двухцветный питон.
   -- Простите, -- сказал слоненок, -- но мой нос совсем утратил свою форму, и я жду, чтобы он съежился.
   -- Ну, тебе долго придется ждать, -- сказал двухцветный питон. -- Удивительно, как иные не понимают собственного блага.
   Три дня слоненок сидел и ждал, чтобы его нос съежился. А нос нисколько не укорачивался и даже сделал ему глаза раскосыми. Вы понимаете, милые мои, что крокодил вытянул ему настоящий хобот, -- такой, какой и теперь бывает у слонов.
   Под конец третьего дня какая-то муха укусила слоненка в плечо. Сам не отдавая себе отчета, он поднял хобот и прихлопнул муху насмерть.
   -- Преимущество первое! -- заявил двухцветный питон. -- Этого ты не мог бы сделать простым носом. Ну, теперь покушай немного!
   Сам не отдавая себе отчета, слоненок протянул хобот, выдернул огромный пучок травы, выколотил ее о свои передние ноги и отправил к себе в рот.
   -- Преимущество второе! -- заявил двухцветный питон. -- Этого ты не мог бы сделать простым носом. Не находишь ли ты, что здесь солнце сильно припекает?
   -- Правда, -- ответил слоненок.
   Сам не отдавая себе отчета, он набрал тины из большой серо--зеленой мутной реки Лимпопо и выплеснул себе на голову. Получился грязевой чепчик, который растекся за ушами.
   -- Преимущество третье! -- заявил двухцветный питон. -- Этого ты не мог бы сделать простым носом. А не хочешь ли быть битым?
   -- Простите меня, -- ответил слоненок, -- вовсе не хочу.
   -- Ну, так не хочешь ли сам побить кого-нибудь? -- продолжал двухцветный питон. -- Очень хочу, -- сказал слоненок.
   -- Хорошо. Вот увидишь, как для этого тебе пригодится твой новый нос, объяснил двухцветный питон.
   -- Благодарю вас, -- сказал слоненок. -- Я последую вашему совету. Теперь я отправлюсь к своим и на них испробую.
  

 []

   На этой картинке вы видите слоненка, срывающего бананы с высокого дерева своим прекрасным новым длинным хоботом. Я знаю, что эта картинка не очень удачна, но ничего не могу поделать: очень уж трудно рисовать бананы и слонов. Черная полоса позади слоненка изображает дикую болотистую местность где-то в глуши Африки. Слоненок делал себе грязевые чепчики из тины, которую там нашел. Я думаю, недурно выйдет, если вы покрасите банановое дерево в зеленый цвет, а слоненка -- в красный.
  
   Слоненок пошел домой через всю Африку, крутя и вертя своим хоботом. Когда ему хотелось полакомиться плодами, он срывал их с дерева, а не ждал, как прежде, чтобы они сами упали. Когда ему хотелось травы, он, не нагибаясь, выдергивал ее хоботом, а не ползал на коленях, как прежде. Когда мухи кусали его, он выламывал себе ветку и обмахивался ею. А когда солнце припекало, он делал себе новый прохладный чепчик из тины. Когда ему скучно было идти, он мурлыкал песенку, и через хобот она звучала громче медных труб. Он нарочно свернул с дороги, чтобы найти какого-нибудь толстого гиппопотама (не родственника) и хорошенько его отколотить. Слоненку хотелось убедиться, прав ли двухцветный питон относительно его нового хобота. Все время он подбирал корки дынь, которые побросал по дороге к Лимпопо: он отличался опрятностью.
   В один темный вечер он вернулся к своим и, держа хобот кольцом, сказал:
   -- Здравствуйте!
   Ему очень обрадовались и ответили:
   -- Иди-ка сюда, мы тебя побьем за "неугомонное любопытство".
   -- Ба! -- сказал слоненок. -- Вы вовсе не умеете бить. Зато посмотрите, как я дерусь.
   Он развернул хобот и так ударил двух своих братьев, что они покатились кувырком.
   -- Ой-ой-ой! -- воскликнули они. -- Где ты научился таким штукам?.. Постой, что у тебя на носу?
   -- Я получил новый нос от крокодила на берегу большой серо-зеленой мутной реки Лимпопо, -- сказал слоненок. -- Я спросил, что у него бывает на обед, а он мне дал вот это.
   -- Некрасиво, -- сказал волосатый дядя павиан.
   -- Правда, -- ответил слоненок, -- зато очень удобно.
   С этими словами он схватил своего волосатого дядю павиана за мохнатую руку и сунул его в гнездо шершней.
   Затем слоненок принялся бить других родственников. Они очень разгорячились и очень удивились. Слоненок повыдергал у своего высокого дяди страуса хвостовые перья. Схватив свою высокую тетку жирафу за заднюю ногу, он проволок ее через кусты терновника. Слоненок кричал на своего толстого дядюшку гиппопотама и задувал ему пузыри в ухо, когда тот после обеда спал в воде. Зато он никому не позволял обижать птицу коло-коло.
   Отношения настолько обострились, что все родичи, один за другим, поспешили на берег большой серо--зеленой мутной реки Лимпопо, где растут деревья лихорадки, чтобы добыть себе у крокодила новые носы. Когда они вернулись назад, то больше никто уже не дрался. С той поры, милые мои, все слоны, которых вы увидите, и даже те, которых вы не увидите, имеют такие же хоботы, как неугомонный слоненок.

 []

  
  

КАК БЫЛО НАПИСАНО ПЕРВОЕ ПИСЬМО

 []

  

 []

   Давным-давно, в незапамятные времена, милые мои, жил на свете первобытный человек. Жил он в пещере, еле прикрывал свое тело, не умел читать и писать, да и не стремился к этому. Лишь бы не голодать -- вот все, что ему было нужно. Звали его Тегумай Бопсулай, что значит "человек, который не спешит ставить ногу вперед"; но мы для краткости, милые мои, будем называть его просто Тегумай. Жену его звали Тешумай Тевиндрау, что значит "женщина, которая задает множество вопросов"; но мы для краткости, милые мои, будем называть ее просто Тешумай. Их маленькую дочку звали Таффимай Металлумай, что значит "шалунья, которую надо наказывать"; но мы для краткости, милые мои, будем называть ее просто Таффи. Она была любимицей папы и мамы, и ее наказывали гораздо реже, чем следовало. Как только Таффи научилась бегать, то стала всюду сопровождать своего папу. Они не возвращались домой в пещеру, пока голод не загонял их. Глядя на них, Тешумай говорила:
   -- Да где же вы оба были, что так вымазались? Право, Тегумай, ты не лучше Таффи.
   Ну, теперь слушайте!
   Однажды Тегумай Бопсулай пошел через болото к реке Вагай наловить багром рыбы к обеду, Таффи тоже пошла с ним. У Тегумая багор был деревянный с зубами акулы на конце. Не успел Тегумай еще поймать ни одной рыбы, как нечаянно сломал его, сильно стукнув об дно реки. Они были очень-- очень далеко от дома (и, конечно, захватили с собою завтрак в маленьком мешочке), а Тегумай не взял запасного багра.
   -- Вот тебе и рыба! -- сказал Тегумай. -- Полдня придется потратить на починку.
   -- А дома остался твой большой черный багор, -- заметила Таффи. -- Дай я сбегаю в пещеру и возьму его у мамы.
   -- Это слишком далеко для твоих толстеньких ножек, -- ответил Тегумай. Кроме того, ты можешь провалиться в болото и утонуть. Обойдемся как-нибудь.
   Он сел, достал кожаный мешочек с оленьими жилами, полосками кожи, кусочками воска и смолы и принялся чинить багор. Таффи тоже села, опустила ноги в воду, подперла подбородок рукою и задумалась. Затем она сказала:
   -- Правда, папа, досадно, что мы с тобою не умеем писать? А то послали бы мы за новым багром.
   -- Пожалуй, -- ответил Тегумай.
   В это время мимо проходил чужой человек. Он был из племени тевара и не понимал языка, на котором говорил Тегумай. Остановившись на берегу, он улыбнулся маленькой Таффи, так как у него дома тоже была дочурка. Тегумай вытащил из своего мешочка клубок оленьих жил и стал связывать багор.
   -- Иди сюда, -- сказала Таффи. -- Ты знаешь, где живет моя мама?
   Чужой человек (из племени тевара) ответил:
   -- Гм!
   -- Глупый! -- крикнула Таффи и даже топнула ножкой.
   По реке как раз плыла стая больших карпов, которых папа без багра не мог поймать.
   -- Не мешай взрослым, -- сказал Тегумай. Он так был занят своей починкой, что даже не оборачивался.
   -- Я хочу, чтобы он сделал то, что я хочу, -- ответила Таффи, -- а он не хочет понять.
   -- Не мешай мне, -- сказал Тегумай, обкручивая и затягивая оленьи жилы и придерживая их кончики зубами.
   Чужой человек (из племени тевара) сел на траву, и Таффи показала ему, что делает папа. Чужой человек подумал:
   "Странная девочка! Она топает ножкой и делает мне гримасы. Вероятно, это дочь того благородного вождя, который так велик, что даже не замечает меня".
   -- Я хочу, чтобы ты пошел к моей маме, -- продолжала Таффи. -- У тебя ноги длиннее моих, и ты не провалишься в болото. Ты спросишь папин багор с черной ручкой. Он висит над очагом.
   Чужой человек (из племени тевара) подумал:
   "Странная, очень странная девочка! Она машет руками и кричит на меня, но я не понимаю, что она говорит. Однако я боюсь, что этот высоко-- мерный вождь, человек, оборачивающийся к другим спиною, разгневается, если я не догадаюсь, чего она хочет".
   Он поднял большой кусок березовой коры, свернул его трубочкой и подал Таффи. Этим он хотел показать, милые мои, что сердце его чисто, как белая березовая кора, и зла он не причинит. Но Таффи не совсем верно поняла его.
   -- О! -- воскликнула она. -- Ты спрашиваешь, где живет моя мама? Я не умею писать, но зато умею рисовать чем-нибудь острым. Дай мне зуб акулы из твоего ожерелья!
   Чужой человек (из племени тевара) ничего не ответил, и Таффи сама протянула ручку к его великолепному ожерелью из зерен, раковинок и зубов акулы.
   Чужой человек (из племени тевара) подумал:
   "Очень--очень странная девочка! Зуб акулы на моем ожерелье заколдованный. Мне всегда говорили, что если кто-нибудь тронет его без моего позволения, то сейчас же распухнет или лопнет. А девочка не распухла и не лопнула. И этот важный вождь, человек, который занят своим делом, до сих пор не замечает меня и, кажется, не боится, что девочка может распухнуть или лопнуть. Буду-ка я повежливее".
   Он дал Таффи зуб акулы, а она легла на животик, задрала ножки, как делают дети, которые собираются рисовать, лежа на полу, и сказала:
   -- Я нарисую тебе хорошенькую картинку. Можешь смотреть мне через плечо, только не толкни меня. Вот папа ловит рыбу. Он не похож, но мама узнает, потому что я нарисовала сломанный багор. А вот другой багор с черной ручкой, который ему нужен. Вышло, как будто багор попал ему в спину. Это оттого, что зуб акулы соскочил, и коры мало. Я хочу, чтобы ты принес нам багор, и нарисую, что я тебе это объясняю. У меня как будто волосы стоят дыбом, но ничего, так легче рисовать. Теперь я нарисую тебя. Ты на самом деле красивый, но я не умею рисовать, чтобы лица были красивые, уж не обижайся. Ты не обиделся?
   Чужой человек (из племени тевара) улыбнулся. Он подумал:
   "Где-то, должно быть, идет большое сражение. Эта удивительная девочка, которая взяла заколдованный зуб акулы и не распухла и не лопнула, говорит мне, чтобы я позвал на помощь племя великого вождя. А он, без сомнения, великий вождь, иначе он заметил бы меня".
   -- Смотри, -- сказала Таффи, усердно рисуя или, точнее, царапая. -- Вот это -- ты. У тебя в руке папин багор, который ты должен принести. Теперь я покажу тебе, как найти маму. Ты будешь идти, идти, пока не придешь к двум деревьям (вот деревья), потом поднимешься на гору (вот гора), а потом спустишься к болоту, где много бобров. Я не умею рисовать бобров целиком, но я нарисовала их головы; да ты одни головы увидишь, когда будешь идти по болоту. Смотри только, не провались! Наша пещера сейчас за болотом. Она не такая высокая, как гора, но я не умею рисовать ничего маленького. У входа сидит моя мама. Она красивая, она самая красивая из всех мам на свете; но она не обидится, что я нарисовала ее уродом. Она будет довольна, потому что это я рисовала. Чтобы ты не забыл, я нарисовала папин багор около входа. На самом деле он в пещере. Ты только покажи маме картинку, и она тебе его даст. Я нарисовала, что она протягивает руки; я знаю, что она будет рада тебя видеть. Разве нехорошая вышла картинка? Ты все понял или надо тебе объяснить еще раз?
  

Вот что Таффи нарисовала для него:

 []

  
   Чужой человек (из племени тевара) посмотрел на рисунок и кивнул головой. Он подумал:
   "Если я не приведу сюда на помощь племя великого вождя, то его убьют враги, которые с копьями сбегаются со всех сторон. Теперь я понимаю, почему великий вождь делает вид, что не замечает меня: он боится, что его враги прячутся в кустах и могут увидеть, если он передаст мне поручение. Оттого-то он повернулся спиной, а умная и удивительная девочка тем временем нарисовала страшную картинку, показывающую его затруднительное положение. Я пойду звать ему на помощь".
   Он даже не спросил у Таффи дорогу, а как стрела помчался через кусты с куском березовой коры в руке. Таффи была очень довольна.
   -- Что ты здесь делала, Таффи? -- спросил Тегумай.
   Он уже починил багор и осторожно покачивал его взад и вперед.
   -- Я что-то устроила, папочка! -- сказала Таффи. -- Ты не расспрашивай меня. Скоро все сам узнаешь. Вот ты удивишься, папочка! Обещай мне, что удивишься.
   -- Хорошо, -- ответил Тегумай и пошел ловить рыбу.
   Чужой человек (из племени тевара, вы помните?) долго бежал с рисунком, пока случайно не нашел Тешумай Тевиндрау у входа в пещеру. Она разговаривала с другими первобытными женщинами, которые пришли к ней на первобытный завтрак. Таффи была очень похожа на мать; поэтому чужой человек (настоящий тевара) вежливо улыбнулся и подал Тешумай березовую кору. Он бежал не останавливаясь и насилу переводил дух, а ноги его были поцарапаны колючками, но все-таки он старался быть вежливым.
   Увидев рисунок, Тешумай громко вскрикнула и бросилась на чужого человека. Другие первобытные женщины повалили его и вшестером уселись на него, а Тешумай стала драть его за волосы.
   -- Это ясно, как день, -- сказала она. -- Он заколол моего Тегумая копьем и так напугал Таффи, что у нее волосы стали дыбом. Мало того, он еще хвалится и показывает мне ужасную картину, где все нарисовано, как было. Посмотрите!
   Она показала рисунок первобытным женщинам, терпеливо сидевшим на чужом человеке.
   -- Вот мой Тегумай со сломанной рукой. Вот копье вонзилось ему в спину. Вот человек, прицеливающийся копьем. Вот другой бросает копье из пещеры, а вот куча людей (это были Таффины бобры, хотя они больше напоминали людей, чем бобров) гонится за Тегумаем. Ах, ужас!
   -- Ужас! -- повторили первобытные женщины и, к удивлению чужого человека, обмазали ему голову глиной и били его, и созвали всех вождей и колдунов своего племени. Те решили, что надо отрубить ему голову, но раньше он должен отвести их на берег, где спрятана бедняжка Таффи.
   Тем временем чужой человек (из племени товара) чувствовал себя очень неприятно. Женщины склеили ему волосы вязкой глиной; они катали его взад и вперед по острым камешкам; они сидели на нем вшестером; они били и колотили его так, что он еле дышал; и хотя он не понимал их языка, но догадывался, что они его ругали. Как бы то ни было, он ничего не говорил, пока не сбежалось все племя, а тогда повел всех на берег реки Вагай. Там Таффи плела венки из маргариток, а Тегумай ловил мелких карпов своим почи-- ненным багром.
   -- Ты скоро сбегал, -- сказала Таффи, -- но зачем ты привел столько народу? Папочка, милый! Вот мой сюрприз. Ты удивился? Да?
   -- Очень, -- ответил Тегумай, -- но на сегодня пропала моя рыбная ловля. Ведь сюда идет все наше милое, славное племя, Таффи.
   Он не ошибся. Впереди всех шла Тешумай Тевиндрау с другими женщинами. Они крепко держали чужого человека, у которого голова была обмазана глиной. За ними шли старшие и младшие вожди, помощники вождей и воины, вооруженные с головы до ног. Далее выступало все племя, начиная от самых богатых людей и кончая бедняками и рабами. Все они прыгали и кричали и распугали всю рыбу. Тегумай сказал им благодарственную речь.
   Тешумай Тевиндрау подбежала к Таффи и принялась целовать и ласкать ее, а старший вождь племени схватил Тегумая за пучок перьев на голове и стал трясти изо всех сил.
   -- Объяснись! Объяснись! Объяснись! -- кричало все племя Тегумаю.
   -- Пусти, оставь мои перья! -- кричал Тегумай. -- Разве человек не может сломать своего багра, чтоб не сбежались все соплеменники? Вы -- несносные люди!
   -- Кажется, вы даже не принесли папе его черного багра? -- спросила Таффи. -- А что вы делаете с моим чужаком?
   Они били его по двое, по трое и по целому десятку, так что у него глаза чуть не выскочили. Он, задыхаясь, указал на Таффи.
   -- Где злые люди, которые нападали на вас, деточка? -- спросила Тешумай Тевиндрау.
   -- Никто не нападал, -- сказал Тегумай. -- За все утро здесь был только несчастный человек, которого вы теперь хотите задушить. В своем ли вы уме?
   -- Он принес ужасный рисунок, -- ответил главный вождь. -- На этом рисунке ты был пронзен копьями.
   -- Это я дала ему рисунок, -- сказала сконфуженная Таффи.
   -- Ты?! -- в один голос воскликнуло все племя.
   -- Шалунья, которую надо наказывать! Ты?!
   -- Милая Таффи, нам, кажется, достанется, -- сказал папа и обнял ее одной рукой. Под его защитой она сразу успокоилась.
   -- Объяснись! Объяснись! Объяснись! -- воскликнул главный вождь и подпрыгнул на одной ноге.
   -- Я хотела, чтобы чужак принес папин багор, и нарисовала это, -- сказала Таффи. -- Там нет людей с копьями. Я нарисовала багор три раза, чтобы не ошибиться. Я не виновата, что он как будто попал папе в голову: на березовой коре было слишком мало места. Мама говорит, что там злые люди, а это мои бобры. Я нарисовала их, чтобы показать дорогу через болото. Я нарисовала маму у входа в пещеру; она радуется тому, что пришел милый чужак. А вы все глупые люди! -- закончила Таффи. -- Он -- хороший! Зачем вы обмазали ему голову глиной? Вымойте сейчас!
   Все долго молчали. Наконец главный вождь расхохотался; за ним расхохотался чужой человек (из племени тевара); затем Тегумай стал покатываться со смеху, а потом и все племя стало дружно хохотать. Не смеялись только Тешумай Тевиндрау и другие женщины.
   Главный вождь стал припевать:
   -- О, шалунья, которую надо наказывать! Ты напала на великое изобретение.
   -- Не знаю. Я хотела только, чтобы принесли папин черный багор, -- сказала Таффи.
   -- Все равно. Это великое изобретение, и впоследствии люди назовут его письмом. Пока это лишь рисунки, а, как мы сегодня видели, рисунки не всегда понятны. Но настанет время, дочка Тегумая, когда мы узнаем буквы и сможем читать и писать. Тогда уж нас все будут понимать. Пусть женщины сейчас смоют глину с головы чужого человека!
   -- Я буду очень рада, чтобы понимали, -- сказала Таффи. -- Теперь вы все пришли с оружием, а никто не принес папиного черного багра.
   Главный вождь на это ответил:
   -- Милая Таффи, в следующий раз, когда ты напишешь картинку-письмо, пришли его с человеком, который говорит по-нашему и может объяснить, что оно означает. Мне ничего, потому что я -- главный вождь, а остальному племени ты наделала хлопот, и, как видишь, чужак был очень озадачен.
   Они приняли чужого человека в свое племя, так как он был деликатен и не рассердился за то, что женщины обмазали ему голову глиной. Но с того дня и поныне (я думаю, что в этом виновата Таффи) лишь немногие маленькие девочки охотно учатся читать и писать. Другие же предпочитают рисовать картинки и играть со своими отцами, как Таффи.
  

 []

   В отдаленные времена древний народ вырезал историю Таффимай Металлумай на старом слоновом клыке. Если вы прочтете мою сказочку или вам ее прочтут вслух, то вы поймете, как она изображена на клыке. Из этого клыка была сделана труба, принадлежавшая племени Тегумая. Рисунок был нацарапан гвоздем или чем-то острым, а царапины сверху были покрыты черной краской; но все разделительные черточки и пять маленьких кружков внизу были покрыты красной краской. Когда-то на одном конце трубы висела сетка из зерен, раковин и драгоценных камней; потом она оторвалась и потерялась. Остался только клочок, который вы видите. Вокруг рисунка -- так называемые рунические письмена. Если вы когда-нибудь научитесь их читать, то узнаете много нового.

 []

  

КАК БЫЛА ВЫДУМАНА АЗБУКА

 []

 []

  
   Через неделю после происшествия с багром, незнакомцем и рисунком Таффимай Металлумай (мы, как и прежде, милые мои, будем называть ее Таффи) опять отправилась со своим папой ловить карпов. Мама хотела, чтобы она осталась дома и помогала развешивать шкуры для просушки на больших шестах около пещеры, но Таффи чуть свет убежала за отцом на рыбную ловлю. Она шалила и резвилась и внезапно так расхохоталась, что папа сказал ей:
   -- Не балуйся, девочка!
   -- Ах, как это было потешно! -- восклицала Таффи. -- Помнишь, как старший вождь раздувал щеки и какой смешной был наш милый чужак, когда ему обмазали волосы глиной?
   -- Еще бы не помнить, -- ответил Тегумай, -- мне пришлось отдать незнакомцу две самые лучшие оленьи шкуры за то, что мы его обидели.
   -- Это не мы с тобой, а мама и ее приятельницы! -- возразила Таффи.
   -- Ну будет. Давай-ка позавтракаем. Таффи принялась обсасывать мозговую кость и сидела смирнехонько целых десять минут. Тем временем ее папа что-то царапал зубом акулы на березовой коре. Вдруг она сказала:
   -- Папа, я придумала одну вещь. Крикни что-нибудь!
   -- А! -- крикнул Тегумай. -- Годится?
   -- Да, -- ответила Таффи. -- Знаешь, ты сейчас ужасно похож на карпа с разинутым ртом. А ну, крикни еще раз.
   -- А! А! А! -- крикнул Тегумай. -- Но ты не смейся надо мною, дочка.
   -- Я вовсе не смеюсь, -- сказала Таффи. -- Ты сейчас узнаешь, что я придумала. Скажи опять "А" и не закрывай рта, а мне дай зуб акулы. Я нарисую карпа с разинутым ртом.
   -- Зачем? -- спросил папа.
   -- Разве ты не догадываешься? -- сказала Таффи, царапая по березовой коре. -- У нас с тобою будет маленький секрет. Когда я нарисую карпа с разинутым ртом на закоптелой стене нашей пещеры (мама, вероятно, позволит), то ты сразу вспомнишь "А". Мы можем играть, как будто я выскочила из темного угла и напугала тебя криком. Помнишь, прошлой зимой я напугала тебя в бобровом болоте?
   -- В самом деле! -- воскликнул папа таким голосом, как говорят взрослые, когда внимательно слушают. -- Продолжай, Таффи.
   -- Ах, какая досада! -- сказала она. -- Я не могу нарисовать карпа целиком, вот только его рот. Все равно, мы будем думать, что здесь нарисован весь карп, а это его рот, означающий "А".
   Таффи нарисовала вот что.  [] (1)
   -- Недурно, -- сказал Тегумай и нацарапал то же самое на другом куске березовой коры. -- Но ты забыла, что у карпа поперек рта торчат усики.
   -- С этим я не справлюсь, папа.
   -- Ничего, попробуй. Нацарапай только открытый рот и усик. Мы будем знать, что ты нарисовала карпа, потому что у окуней и форелей усиков не бывает. Смотри, Таффи!
   И он нарисовал вот что.  [] (2)
   -- Хорошо, теперь и я сделаю, -- сказала Таффи. -- Ты разберешь, если будет так?
   И она нарисовала вот что.  [] (3)
   -- Отлично, -- сказал папа. -- Когда я увижу этот знак, то буду так же удивлен, как если б ты неожиданно выскочила из-за дерева и крикнула "А".
   -- Теперь крикни что-нибудь другое, -- попросила Таффи, очень довольная своей выдумкой.
   -- Уа! -- громко крикнул ее папа.
   -- Гм! -- заметила Таффи. -- Это что-то сложное. Конец напоминает "А", или рот карпа. А как же начало -- у-у?
   -- Начало тоже похоже на тот крик -- рот карпа. Давай присоединим ко рту и туловище карпа, -- предложил папа.
   Он и сам увлекся игрою.
   -- Нет. Если соединить, то я забуду. Надо, чтобы это было отдельно. Нарисуй хвост. Когда карп закапывается в тину, то виден только его хвост. А потом я думаю, что хвосты легко рисовать, -- сказала Таффи.
   -- Хорошая мысль, -- заметил Тегумай.
   -- Вот тебе хвост карпа для звука у-у.
   И он нарисовал вот что.  [] (4)
   -- Теперь я попробую, -- сказала Таффи, -- но я не умею так хорошо рисовать, как ты. Что, если я нарисую только краешек хвоста и черточку вместо середины?
   И она нарисовала вот что.  [] (5)
   Папа кивнул головою в знак одобрения, и глаза его загорелись от восторга.
   -- Как хорошо! -- сказала Таффи.
   -- Теперь крикни на другой лад.
   -- О! -- Громко крикнул отец.
   -- Это нетрудно изобразить, -- заметила Таффи. -- У тебя рот становится круглый, как яйцо или как камень. Значит, можно положить яйцо или камень.
   -- Под рукою не всегда найдутся яйца или камни. Мы лучше нацарапаем такой кружок.
   Он нарисовал вот что.  [] (6)
   -- Сколько звуков мы уже с тобою нацарапали! -- воскликнула Таффи. -- Рот карпа, хвост карпа, яйцо! Крикни еще что-нибудь, папа.
   -- Ссс! -- сказал папа и наморщил лоб, но девочка от возбуждения даже не заметила этого.
   -- Это легко, -- заявила она, царапая по коре.
   -- Что такое? -- спросил отец. -- Я думаю, а ты мне мешаешь.
   -- Это тоже звук. Так шипит змея, папа, когда она думает, а ей мешают. Пусть будет с змея, хорошо?
   И она нарисовала вот что.  [] (7)
   -- Знаешь, -- сказала Таффи, -- у нас будет еще секрет. Если ты нарисуешь шипящую змею у входа в маленькую пещеру, где ты чинишь гарпуны, я буду знать, что ты крепко задумался, и войду тихо-тихо. Если ты ее нарисуешь на дереве около реки, когда ловишь рыбу, то я буду знать, что ты велишь мне сидеть смирно и не мешать тебе.
   -- Отлично, -- сказал Тегумай. -- Это игра серьезнее, чем ты думаешь. Таффи, голубка, мне кажется, что дочь твоего отца придумала ловкую штуку, какой еще никто не изобрел с тех пор, как племя Тегумай научилось насаживать на гарпуны зубы акулы вместо кремневых наконечников. Мы, кажется, открыли величайшую тайну в мире.
   -- Какую? -- с любопытством спросила Таффи.
   -- Сейчас объясню, -- ответил папа. -- Как называется вода на тегумайском языке?
   -- Ну, разумеется, уа, и река то же самое. Вагай-уа значит река Вагай.
   -- Как называется вредная болотная вода, от которой люди заболевают лихорадкой?
   -- Уо. А что?
   -- Теперь смотри, -- сказал отец. -- Представь себе, что ты увидела бы этот знак около лужи на бобровом болоте.
   Он нарисовал вот что.  [] (8)
   -- Хвост карпа и круглое яйцо. Два звука вместе. У-о! Дурная вода! -- воскликнула Таффи. -- Конечно, я не стала бы пить этой воды, так как ты сказал бы, что она вредная.
   -- Но мне вовсе не нужно для этого стоять у пруда. Я мог бы быть очень далеко, на охоте, и все-таки...
   -- И все-таки я знала бы, что вода вредная, словно ты стоял бы там и говорил: "Уйди, Таффи, а то получишь лихорадку". А на самом деле говорит это хвост карпа и яйцо. О, папа, надо скорее пойти и рассказать это маме!
   Девочка от восторга прыгала около отца.
   -- Нет, погоди еще, -- остановил ее Тегумай. -- Надо придумать дальше. Уо значит дурная вода, а со -- кушанье, приготовленное на огне. Не правда ли?
   И он нарисовал вот что.  [] (9)
   -- Да. Змея и яйцо, -- сказала Таффи, -- это значит обед готов. Если б ты увидел, что на дереве выцарапаны такие знаки, то понял бы, что пора возвратиться в пещеру, и я тоже.
   -- Совершенно верно, деточка, -- ответил Тегумай. -- Однако надо подумать. Тут есть затруднение. Со значит "иди обедать", а шо -- это шесты, на которых мы вешаем шкуры для просушки.
   -- Ах, противные шесты! -- воскликнула Таффи. -- Я ненавижу, когда мне приходится развешивать на них мокрые, тяжелые, мохнатые шкуры. Если ты нарисуешь змею и яйцо, я подумаю, что пора обедать, и вернусь из лесу, а мама велит мне вешать шкуры, что же тогда будет?
   -- Ты разозлишься, и мама тоже. Нет, нам надо придумать новый знак для шо. Нарисуем пятнистую змею, которая шипит ш-ш-ш, и будем играть, что простая змея шипит с-с-с.
   -- Я не знаю, как нарисовать пятна, -- сказала Таффи. -- Да и ты сам второпях можешь забыть про них. Я подумаю со, а окажется шо, и мама все-таки заставит меня развешивать шкуры. Нет, лучше нарисуем эти самые шесты, чтобы не было никакой ошибки. Я сейчас нацарапаю их. Смотри!
   И она нарисовала вот что.  [] (10)
   -- Правда, это будет лучше. И шесты совсем как наши, -- со смехом заметил папа. -- Теперь я тебе опять что-то скажу, где есть шесты. Слушай: ши. По-тегумайски ши значит ведь копье, Таффи.
   Он опять засмеялся.
   -- Не дразни меня, -- сказала Таффи, припоминая свой рисунок, из-за которого досталось бедному незнакомцу. -- Вот попробуй сам нарисовать.
   -- Теперь мы обойдемся без бобров и без гор, не правда ли? -- спросил папа. -- Я нарисую стоячие копья и одно наклоненное.
   Он нарисовал вот что.  [] (11)
   -- Даже мама на этот раз не подумала бы, что меня убили, -- добавил он.
   -- Не вспоминай об этом, папа. Мне неприятно. Давай будем еще кричать. У нас дело пошло на лад.
   -- Как будто бы, -- сказал Тегумай и задумался. -- Скажем теперь ше, то есть небо.
   Таффи нарисовала шесты и остановилась.
   -- Нужно придумать новый знак для последнего звука, да? -- спросила она.
   -- Ше-е-е-е -- произнес Тегумай. -- Это похоже на круглое яйцо, только потоньше.
   -- Тогда нарисуем тоненькое круглое яйцо, такое тоненькое, как лягушка, которая весь век голодала.
   -- Нет, -- возразил папа. -- Если спешно нацарапать тоненькое яйцо, то мы будем ошибаться и принимать его за обыкновенное. Ше-ше-ше! Мы сделаем иначе: отломим и отогнем кусочек скорлупки. Тогда видно будет, что звук о становился все тоньше и тоньше и, наконец, превратился в е.
   И он нарисовал вот что.  [] (12)
   -- Ах, как хорошо! Это даже лучше тоненькой лягушки. Продолжай, продолжай! -- сказала Таффи, в свою очередь царапая по коре зубом акулы.
   Папа продолжал рисовать, хотя его рука дрожала от волнения.
   Наконец он нарисовал вот что.  [] (13)
   -- Смотри-ка, Таффи, -- сказал он. -- Не поймешь ли ты, что это означает на тегумайском языке? Если поймешь, то мы сделали великое открытие.
   -- Шесты, сломанное яйцо, хвост карпа и рот карпа, -- перечисляла Таффи. -- Ше-уа, небесная вода, дождь.
   В это время на руку ей упала дождевая капля -- погода как раз была серенькая.
   -- Папа, дождь идет. Ты это хотел сказать мне?
   -- Ну конечно, -- ответил отец. -- И я сказал тебе это молча, не правда ли?
   -- Я, вероятно, догадалась бы, хотя не сразу, но дождевая капля помогла мне. Теперь зато я уж никогда не забуду. Ше-уа значит "дождь" или "дождь идет". Молодец, папа!
   Таффи вскочила и стала кружиться около него.
   -- Подумай только: ты уйдешь утром, когда я еще буду спать, и нацарапаешь на закоптелой стене ше-уа. Я пойму, что скоро будет дождь, и надену свой плащ из бобровых шкур. То-то мама удивится!
   Тегумай тоже принялся скакать. В те времена отцы не гнушались такими забавами.
   -- Чем дальше, тем лучше, -- говорил Тегумай. -- Положим, я захочу сказать тебе, что дождя не будет, и ты можешь прийти к реке. Вспомни, как это по-тегумайски?
   -- Ше-уа-лас уа-мару (дождь кончился, к реке приди). Сколько новых звуков! Я не придумаю, как их нарисовать.
   -- А я зато придумал! -- воскликнул Тегумай.
   -- Постой минуту, Таффи, я тебе покажу, и затем на сегодня уже довольно. Мы знаем, как изобразить ше-уа, остановка только за лас. Ла-ла-ла! -- твердил он, помахивая зубом акулы.
   -- На конце шипящая змея, а перед нею рот карпа -- ас-ас-ас. Нам нужно только ла-ла, -- сказала Таффи.
   -- Я знаю, но нам приходится выдумать ла-ла. И мы с тобою первые люди, которые за это берутся, Таффимай.
   -- Ну что же? -- заметила Таффи и зевнула, так как чувствовала себя немного утомленной.
   -- Лас значит "сломать" и еще "кончить", не правда ли?
   -- Да, разумеется, -- сказал Тегумай. -- Уо-лас значит, что вся вода в чану вышла и мама не может готовить, а меня как нарочно нет, я отправился на охоту.
   -- А ши-лас означает, что копье сломано. Если б я тогда додумалась до этого, то не стала бы делать дурацких рисунков с бобрами для чужака.
   -- Ла-ла-ла! -- повторял Тегумай, размахивая палкой, и морщил лоб. -- Вот еще досада!
   -- Ши я умею нарисовать, -- продолжала Таффи. -- А потом я попробовала бы нарисовать сломанное копье.
   И она нарисовала вот что.  [] (14)
   -- Отлично! -- воскликнул Тегумай. -- Теперь у нас есть ла, и этот знак не похож на другие.
   Он нарисовал вот что.  [] (15)
   -- Нужно уа. Ах, это уже было. Остается только маре. М-м-м-м... Чтобы сказать м-м-м, надо закрыть рот. Давай нарисуем закрытый рот.
   И она нарисовала вот что.  [] (16)
   -- После него поставим разинутый рот карпа. Выйдет ма-ма-ма, -- сказал Тегумай. -- А как же мы сделаем р-р-р, Таффи?
   -- Такой же острый, угловатый звук слышится, когда ты выдалбливаешь челнок, -- сказала Таффи.
   -- Угловатый? Острый? Вот такой? -- спросил Тегумай и нацарапал следующее.  [] (17)
   -- Да, -- ответила Таффи, -- но не надо столько углов, довольно и двух.
   -- Я поставлю даже один, -- сказал Тегумай. -- Для нашей игры чем проще знаки, тем лучше.
   Он нарисовал вот что.  [] (18)
   -- Теперь мы добились толку, -- сказал Тегумай и подпрыгнул на одной ноге. [ рис.18] -- Я возьму и нанижу все знаки подряд, как рыб на жердочку.
   -- Не поставить ли между словами палочки, чтобы они не теснились и не толкались, словно карпы?
   -- Я сделаю между ними промежутки, -- сказал Тегумай, но от волнения позабыл и нацарапал их без промежутков на куске свежей березовой коры.

 [] (19)

   -- Ше-уа-лас уа-маре, -- произнесла Таффи, читая по складам.
   -- На сегодня довольно, -- сказал Тегумай.
   -- Я вижу, что ты очень устала, Таффи. Но ты не смущайся. Мы уже завтра все окончим, а помнить о нас люди будут еще много-много лет после того, как срубят на дрова самые большие деревья, которые ты здесь видишь.
   Они вернулись домой. Целый вечер Тегумай сидел по одну сторону очага, а Таффи по другую. Они рисовали уа, уо, ше иши на закоптелой стене и до тех пор шушукались и пересмеивались, пока мама не сказала:
   -- Право, Тегумай, ты ничем не отличаешься от Таффи.
   -- Не сердись, мамочка, -- убеждала Таффи.
   -- У нас с папой секрет. Мы сами все тебе расскажем, когда настанет время, только, пожалуйста, сейчас не расспрашивай, а то я не выдержу и разболтаю.
   Мама не стала расспрашивать. На следующий день Тегумай ушел ранехонько к реке придумывать новые знаки, а Таффи, когда встала, увидела слова уа-лас (воды нет, вода кончилась), написанные мелом на стенке большого каменного чана, который стоял около входа в пещеру.
   -- Гм! -- ворчала Таффи. -- Эти картинки-звуки бывают иногда совсем некстати. Папа как будто пришел сюда и велел мне принести воды в чан, чтобы маме было на чем готовить.
   Она пошла к ручью за пещерой и, набирая воду ведром из березовой коры, наносила полный чан. Затем она побежала к реке и дернула папу за левое ухо. Это ухо принадлежало ей, и она могла его дергать, когда была умницей.
   -- Ну, давай рисовать остальные звуки, -- сказал папа. Они целый день провели за делом, отрываясь только, чтобы позавтракать и немного побегать. Когда они дошли до звука т, то Таффи заявила, что с этого звука начинаются их имена -- ее, папино и мамино -- и потому надо нарисовать семейную группу, где бы они все трое держались за руки. Это легко было нарисовать раз-другой, но когда пришлось повторить то же самое шесть-семь раз, то Таффи и папа справлялись все хуже и хуже, и, наконец, от рисунка остался один высокий, худой Тегумай, протягивающий руки жене и дочери. На картинках 20, 21 и 22 видно, как это постепенно делалось.

 []

   Многие другие рисунки были так замысловаты, что их трудно было выцарапывать, особенно натощак. Но по мере того, как их снова и снова царапали на березовой коре, они становились проще и яснее, и, наконец, Тегумай остался совсем доволен. Они повернули шипящую змею на другую сторону, чтобы получить г (23). Очень часто у них попадалось е, и во избежание недоразумений они совсем загнули отломанную скорлупку яйца (24).
   Звук з получился из рисунка. изображающего священного для тегумайцев зверя -- бобра (25, 26, 27, 28). Некрасивый носовой звук н они хотели изобразить в виде носа и рисовали носы до тех пор, пока у них остались черточки, которые они продолжили вверх и вниз. (29). Пасть жадной щуки дала твердый звук д (30). Изобразив, как щука своей острой пастью натыкается на копье, они сделали рисунок для звука к (31), который всегда произносится с усилием, словно натыкаешься на препятствие. Когда они нарисовали кусочек извилистой реки Вагай, то получили картинку для звука в (32, 33).

 []

 []

 []

   Таким образом, Таффи и ее папа нацарапали все звуки, какие им были нужны, и составили азбуку. Прошли тысячелетия, и люди пробовали применять те или другие знаки, пока не вернулись опять к той азбуке, простой и понятной, которую выдумали Таффи и Тегумай. По ней теперь учатся все детки, когда они уже в таком возрасте, что могут учиться.
   Поэтому я стараюсь не забывать Тегумая Бопсулая, и Таффимай Металлумай, и Тешумай Тевиндрау, ее дорогую маму, и все то, что некогда происходило на берегах большой реки Вагай!
  

 []

   Вскоре после того, как Тегумай Бопсулай сочинял с Таффи азбуку, он надумал сделать волшебное азбучное ожерелье из букв, чтобы поместить его в тегумайском храме и сохранить на вечные времена. Все тегумайское племя принесло свои драгоценности и бусы, которыми и украшены были буквы.
   Таффи и Тегумай целых пять лет трудились над этим ожерельем. Я прилагаю здесь его изображение. Оно нанизано было на крепкую оленью жилу и перевито тонкой медной проволокой.
   Весит ожерелье один фунт и семь с половиной унций {Это значит, что ожерелье весило около 666 г, т. е. оно было очень тяжелым. }. Черный фон кругом букв нарисован для того, чтобы они больше выделялись.

 []

  
  

КАК КИТ ПОЛУЧИЛ СВОЮ ГЛОТКУ

 []

 []

   Некогда, милые мои, жил в море кит, и питался он рыбами и морскими животными. Он ел треску и камбалу, плотву и скатов, скумбрию и щуку, морских звезд и крабов, а также настоящих вьюнов-угрей. Он истребил всех рыб. Осталась в море только одна маленькая хитрая рыбка, но она всегда плавала около правого уха кита, так что он не мог ее схватить. Дошло до того, что кит приподнялся на хвосте и сказал:
   -- Я есть хочу!
   А маленькая хитрая рыбка лукаво спросила:
   -- Не случалось ли тебе, благородный и могучий кит, отведать человека?
   -- Нет, -- ответил кит. -- А разве он вкусный?
   -- Вкусный, -- сказала маленькая хитрая рыбка, -- только он очень прыткий.
   -- Ну так добудь мне несколько штук, -- приказал кит и, взмахнув хвостом, высоко взбил пену на гребнях волн.
   -- В один присест хватит и одного, -- сказала хитрая рыбка. -- Если ты поплывешь дальше, то под пятидесятым градусом северной широты и сороковым градусом восточной долготы ты найдешь человека, сидящего на плоту среди моря. На нем синие холщовые шаровары и подтяжки (не забудьте про подтяжки, милые мои!), а в руках у него складной нож. Это моряк, потерпевший крушение и, надо вам сказать, необыкновенно умный и рассудительный человек.
   Кит плыл да плыл к пятидесятому градусу северной широты и сороковому градусу восточной долготы. Плыл он изо всех сил, и вот наконец среди моря он увидел на плоту человека в синих холщовых шароварах и подтяжках (помните особенно о подтяжках, милые мои), со складным ножом в руках. Это был моряк, потерпевший крушение. Он сидел и болтал ногами в воде. (Ему мама позволила болтать ногами в воде, иначе он не стал бы этого делать, так как он был необыкновенно умный и рассудительный человек.)
   Подплыв ближе, кит так разинул пасть, что она у него чуть не дошла до хвоста, и проглотил моряка, потерпевшего крушение, вместе с плотом, на котором он сидел, с синими холщовыми шароварами, подтяжками (о которых вы не должны забывать) и складным ножом. Он отправил все это в свое глубокое, теплое, темное нутро, причмокнул и три раза повернулся на своем хвосте.
   Но как только моряк, человек необыкновенно умный и рассудительный, очутился в глубоком, теплом, темном нутре кита, он тотчас же принялся прыгать, шмыгать, скакать, плясать, кувыркаться, брыкаться, топать, хлопать, толкаться, кусаться, кричать, вздыхать, и кит почувствовал себя очень нехорошо. (Вы не забыли про подтяжки?)
   Кит сказал хитрой рыбке:
   -- Ужасно прыткий этот человек. Он вызывает у меня икоту. Как мне быть с ним?
   -- Вели ему вылезть, -- ответила хитрая рыбка.
   Кит гаркнул в собственное нутро моряку, потерпевшему крушение:
   -- Выходи и ступай куда знаешь. У меня икота.
   -- Ну нет! -- сказал моряк. -- Не на таковского напал. Доставь меня к родным берегам, к белым скалам Альбиона {Так в древности назывались Британские острова (Англия). }, и тогда я еще подумаю, выйти мне или нет.
  
  

 []

   Это -- изображение кита, когда он глотает моряка с его необыкновенным умом и рассудительностью, с его плотом, складным ножом и подтяжками, о которых вы не должны забывать. Пуговки, которые вам видны, находятся на этих подтяжках, а рядом с ними торчит нож. Моряк сидит на плоту. Впрочем, плот покосился набок, и его трудно разглядеть. Беловатая штука около левой руки моряка -- это бревно, которым он пытался грести перед тем, как появился кит, а потом он его бросил. Кита звали Приветливый, а моряка -- мистер Генри Альберт Биввенс. Маленькая хитрая рыбка прячется под брюхом кита, а то я 6 и ее нарисовал. Море так волнуется оттого, что кит втягивает в себя воду, чтобы вместе с нею проглотить мистера Генри Альберта Биввенса, плот, нож и подтяжки. Пожалуйста, не забудьте про подтяжки!
  
  

 []

   Здесь кит ищет маленькую хитрую рыбку, которая спряталась под воротами экватора. Имя хитрой рыбки было Пингль. Она забилась между корнями высоких водорослей, которые растут против ворот экватора. Я нарисовал ворота экватора. Они закрыты. Они всегда бывают закрыты, потому что всякие ворота надо закрывать. Веревочка поперек рисунка -- это и есть экватор. Штучки, похожие на скалы, это великаны Мор и Кор, охраняющие экватор. Они нарисовали теневые картины на воротах экватора, а под воротами выцарапали резвящихся рыб. Одни из этих рыб -- остроголовые дельфины, другие тупоголовые акулы. Кит не мог найти хитрой рыбки, пока не успокоился его гнев, а потом они снова сделались друзьями.
  
   И он принялся скакать пуще прежнего.
   -- Доставь уж его на родину, -- посоветовала хитрая рыбка. -- Я забыла тебя предупредить, что это необыкновенно умный и рассудительный человек.
   Кит плыл, плыл, плыл, работая плавниками и хвостом настолько быстро, насколько ему позволяла икота. Наконец он увидел перед собой родину моряка и белые скалы Альбиона. Он до половины выскочил на берег и, широко разинув пасть, сказал:
   -- Здесь пересадка на Винчестер, Ашулот, Нашуа, Кин и другие станции Фитчбургской дороги.
   Как только он произнес Фитч... -- моряк выскочил из его пасти. Однако, пока кит плыл, моряк, который действительно был необыкновенно умным и рассудительным человеком, взял свои нож и разрезал плот на узкие дощечки, которые крепко связал подтяжками. (Теперь вы понимаете, милые мои, почему не надо было забывать о подтяжках!) Получилась сквозная решетка. Моряк ее втиснул в глотку кита, где она и застряла. Тогда он произнес двустишие, которого вы, конечно, не знаете, а потому я вам его скажу:
  
   "Решетку я тебе всадил,
   Чтоб ты меня не проглотил".
  
   Хитрец был этот моряк! Он вышел на берег и отправился к своей матери, которая позволила ему полоскать ноги в воде. Потом он женился и зажил счастливо. Кит тоже. Однако с того самого дня, как у него в горле застряла решетка, которой он не мог ни выплюнуть, ни проглотить, он не мог питаться ничем, кроме мелких рыбок. Вот почему киты и теперь не едят ни взрослых людей, ни маленьких мальчиков и девочек.
   А маленькая хитрая рыбка спряталась под воротами экватора. Она боялась, что кит на нее очень рассердится.
   Моряк взял домой свой нож. Он вышел на берег в своих синих холщовых шароварах, но подтяжек на нем уже не было, так как он ими связал решетку.
   Вот и сказке конец.
  

КАК НОСОРОГ ПОЛУЧИЛ СВОЮ КОЖУ

 []

 []

   На необитаемом острове, у берегов Красного моря, жил да был парс {Парсы -- это народ, ведущий происхождение от древних персов.}. Он носил шляпу, от которой солнечные лучи отражались с чисто сказочным великолепием. У этого-то парса, который жил около Красного моря, только и было имущества что шляпа, нож да жаровня (такая жаровня, каких детям обыкновенно не позволяют трогать). Однажды он взял муку, воду, коринку, сливы, сахар и еще кое-какие припасы и состряпал себе пирог, имевший два фута {Фут -- это приблизительно 30 см. Значит, пирог у парса, если считать "по-нашему", был в поперечнике более полуметра и около метра толщиной.} в поперечнике и три фута толщины. Это был удивительный, сказочный пирог! Парс поставил его на жаровню и пек до тех пор, пока он не зарумянился и от него не пошел аппетитный запах. Но лишь только парс собрался есть его, как вдруг из необитаемых дебрей вышел зверь с большим рогом на носу, с подслеповатыми глазками и неуклюжими движениями. В те времена у носорога кожа была совсем гладкая, без единой морщинки. Он как две капли воды походил на носорога в игрушечном Ноевом ковчеге, только, конечно, был гораздо больше. Как тогда он не отличался ловкостью, так не отличается ею теперь и никогда не будет отличаться. Он сказал:
   -- У-у-у!
   Парс испугался, бросил пирог и полез на верхушку пальмы со своей шляпой, от которой лучи солнца отражались с чисто сказочным великолепием. Носорог перевернул жаровню, и пирог покатился на землю. Он поднял его своим рогом, скушал и, помахивая хвостом, ушел в свои дебри, примыкающие к островам Мазендеран и Сокотора. Тогда парс слез с пальмы, подобрал жаровню и произнес двустишие, которого вы, конечно, никогда не слыхали, а потому я вам его скажу:
  
   "Припомнит тот, кто взял пирог,
   Который парс себе испек!"
  
   В этих словах заключалось гораздо больше смысла, чем вы полагаете.
   Через пять недель у берегов Красного моря началась страшная жара. Люди поснимали одежду, какая на них была. Парс снял свою шляпу, а носорог снял свою кожу и понес ее на плече, отправляясь купаться в море. В те времена она у него застегивалась внизу на три пуговицы, как дождевой плащ. Проходя мимо парса, он даже не вспомнил о пироге, который стащил у него и съел. Он оставил кожу на берегу, а сам бросился в воду, выдувая носом пузыри.
   Парс увидел, что кожа носорога лежит на берегу, и засмеялся от радости. Он три раза проплясал вокруг нее, потирая руки. Затем он вернулся на свой бивуак и наполнил шляпу до краев крошками пирога -- парсы едят только пироги и никогда не подметают своего жилья. Он взял кожу носорога, хорошенько встряхнул ее и насыпал в нее, сколько мог, сухих колючих крошек и пережженных коринок. Затем он взобрался на вершину пальмы и принялся ждать, когда носорог вылезет из воды и станет надевать кожу.
  

 []

   Это -- изображение парса, который собирается есть свой пирог на необитаемом острове в Красном море, а из гористых дебрей к нему приближается носорог. Кожа носорога совершенно гладкая; внизу она застегнута на три пуговицы, как вы сами можете видеть. Кругленькие штучки на шляпе парса -- это лучи солнца, которые отражаются с чисто сказочным великолепием. Если б я нарисовал настоящие лучи, то они заполнили бы всю страницу. В пироге видны коринки. Колесо, лежащее на земле, отвалилось от одной из колесниц фараона, который пытался переправиться через Красное, или Чермное, море {Речь идет о том фараоне (царе Древнего Египта), который, согласно Библии, пытался догнать и вернуть обратно ушедший из Египта древнееврейский народ. Но Красное море, которое расступилось перед ушедшим от угнетения народом, стало неодолимым препятствием на пути колесниц фараона.}. Парс нашел его и сохранил ради забавы. Парса звали Пестонджи Бомонджи, а носорога звали Строркс. Будь я на вашем месте, я не стал бы спрашивать, где жаровня.

 []

   .
   Носорог вылез, напялил кожу и застегнул ее на все три пуговицы, но крошки страшно щекотали его. Он попробовал почесаться -- вышло еще хуже. Тогда он стал кататься по земле, а крошки щекотали все больше и больше Он вскочил, подбежал к пальме и принялся тереться об ее ствол. Терся он до тех пор, пока кожа не сдвинулась крупными складками на его плечах, ногах и в том месте, где были пуговицы, которые от трения поотскакивали. Он страшно злился, но крошек удалить никак не мог, потому что они находились под кожей и не могли не щекотать его Он ушел в свои дебри, не переставая почесываться С того дня у каждого носорога бывают складки на коже и дурной характер, а все из-за того, что у них остались под кожей крошки
   Что касается парса, то он слез со своей пальмы, надел шляпу, от которой лучи солнца отражались с чисто сказочным великолепием, взял под мышку свою жаровню и пошел куда глаза глядят.

 []

  

КАК ВЕРБЛЮД ПОЛУЧИЛ СВОЙ ГОРБ

 []

 []

   В этой сказке я расскажу вам, как верблюд получил свой горб.
   В начале веков, когда мир только возник и животные только принимались работать на человека, жил верблюд. Он обитал в Ревущей пустыне, так как не хотел работать и к тому же сам был ревуном. Он ел листья, шипы, колючки, молочай и ленился напропалую. Когда кто-нибудь обращался к нему, он фыркал: "фрр...", и больше ничего.
   В понедельник утром пришла к нему лошадь с седлом на спине и удилами во рту. Она сказала:
   -- Верблюд, а верблюд! Иди-ка возить вместе с нами.
   -- Фрр... -- ответил верблюд.
   Лошадь ушла и рассказала об этом человеку.
   Затем явилась собака с палкой в зубах и сказала:
   -- Верблюд, а верблюд! Иди-ка служи и носи вместе с нами.
   -- Фрр... -- ответил верблюд.
   Собака ушла и рассказала об этом человеку.
   Затем явился вол с ярмом на шее и сказал:
   -- Верблюд, а верблюд! Иди пахать землю вместе с нами.
   -- Фрр... -- ответил верблюд. Вол ушел и рассказал об этом человеку. В конце дня человек призвал к себе лошадь, собаку и вола и сказал им:
   -- Знаете, мне очень жаль вас. Верблюд в пустыне не желает работать, ну и шут с ним! Зато вы вместо него должны работать вдвое.
   Такое решение очень рассердило троих трудолюбивых животных, и они собрались для совещания где-то на краю пустыни. Там к ним подошел верблюд, пережевывая молочай, и стал смеяться над ними. Потом он сказал "фрр..." и удалился.
  

 []

   На этой картинке изображен Джинн, приступающий к заклинанию, которое доставило верблюду горб. Раньше всего он провел пальцем в воздухе черту, и она затвердела. Затем он сделал облако и, наконец, яйцо. Все это вы можете видеть внизу картинки. С помощью маленького насоса Джинн добыл белое пламя, которое превратилось в чары. После того он взял свой волшебный веер и стал раздувать пламя. Это было совершенно безобидное колдовство, и верблюд получил горб поделом, так как ленился. А Джинн, властитель пустынь, был одним из самых добрых Джиннов и никогда никому не делал зла.
  
   Вслед за тем появился повелитель всех пустынь Джинн в целом облаке пыли (Джинны, будучи волшебниками, всегда путешествуют таким способом). Он остановился, прислушиваясь к совещанию троих.
   -- Скажи нам, владыка пустынь, Джинн, -- спросила лошадь, -- справедливо ли, чтобы кто-нибудь ленился и не хотел работать?
   -- Конечно нет, -- ответил Джинн.

 []

   Это изображение Джинна, властителя пустынь, когда он своим волшебным веером направляет чары. Верблюд жует ветку акации и, по обыкновению, говорит "фрр...". Недаром Джинн сказал ему, что он слишком много фыркает. Высокое пламя, как бы выходящее из луковицы, представляет собою чары и несет горб, который по размеру годится как раз на плоскую спину верблюда. Сам верблюд так любуется своим отражением в луже, что не замечает надвигающейся беды.
   Под картинкой нарисован кусочек первобытной земли: два дымящихся вулкана, несколько гор и каменных глыб, озеро, черный островок, извилистая река, еще разные разности, а также Ноев ковчег. Я не мог нарисовать всех пустынь, которыми управлял Джинн, и нарисовал только одну, но зато самую пустынную пустыню.
  
   -- Так вот, -- продолжала лошадь, -- в глубине твоей Ревущей пустыни живет зверь с длинной шеей и длинными ногами, сам ревун. С утра понедельника он еще ничего не делал. Он совсем не хочет работать.
   -- Фью!.. -- свистнул Джинн. -- Да это мой верблюд, клянусь всем золотом Аравии! А что же он говорит?
   -- Он говорит "фрр..." -- ответила собака, -- и не хочет служить и носить.
   -- А еще что он говорит?
   -- Только "фрр..." и не хочет пахать, -- ответил вол.
   -- Ладно, -- сказал Джинн, -- я его проучу, подождите здесь минутку.
   Джинн снова закутался в свое облако и помчался через пустыню. Вскоре он нашел верблюда, который ничего не делал и смотрел на собственное отражение в луже воды.
   -- Эй, дружище! -- сказал Джинн. -- Я слышал, будто ты не хочешь работать. Правда ли это?
   -- Фрр... -- ответил верблюд.
   Джинн сел, подперев подбородок рукой, и стал придумывать великое заклинание, а верблюд все смотрел на свое отражение в луже воды.
   -- Благодаря твоей лени трое животных с утра понедельника принуждены были работать за тебя, -- сказал Джинн и продолжал обдумывать заклинание, подперев подбородок рукою.
   -- Фрр... -- ответил верблюд.
   -- Фыркать тебе не следует, -- заметил Джинн. -- Ты уж слишком много фыркаешь. А вот что я тебе скажу: ступай работать.
   Верблюд снова ответил "фрр...", но в это время почувствовал, что его ровная спина, которой он так гордился, вдруг стала вздуваться, вздуваться и наконец на ней образовался огромный горб.
   -- Видишь, -- сказал Джинн, -- этот горб у тебя вырос потому, что ты не хотел работать. Сегодня уже среда, а ты еще ничего не делал с самого понедельника, когда началась работа. Теперь настал и твой черед.
   -- Как же я могу работать с такой штукой на спине? -- заявил верблюд.
   -- Я это устроил нарочно, -- сказал Джинн, -- так как ты пропустил целых три дня. Отныне ты сможешь работать три дня без всякой пищи, и горб прокормит тебя. Ты не вправе жаловаться, будто я о тебе не позаботился. Бросай свою пустыню, иди к трем друзьям и веди себя как следует. Да поворачивайся живее!
   Как верблюд ни фыркал, а пришлось ему взяться за работу вместе с остальными животными. Однако он и до сих пор еще не наверстал тех трех дней, которые пропустил с самого начала, и до сих пор еще не научился вести себя как следует.

 []

  

КАК ЛЕОПАРД ПОЛУЧИЛ СВОИ ПЯТНА

 []

  

 []

   В те времена, милые мои, когда все животные -- еще бегали на свободе, леопард жил в знойной пустыне, где были только камни да песок и где росла лишь чахлая травка под цвет песка. Кроме него там жили и другие звери: жираф, зебра, лось, антилопа и косуля. Все они были серовато-желтовато-коричневого цвета. Самым серовато--желтовато--коричневым между ними был леопард, имевший вид огромной кошки и почти не отличавшийся от почвы пустыни. Для жирафа, зебры и остальных животных это было очень плохо. Он притаивался где-нибудь за серовато-желтовато-коричневым камнем или утесом и подстерегал жертву, которая никак не могла миновать его когтей. Был у зверей еще один враг -- эфиоп (в ту пору -- серовато-желтовато-коричневый человек), с луком и стрелами. Он также жил в пустыне и охотился вместе с леопардом. Эфиоп пускал в ход лук и стрелы, а леопард -- исключительно зубы и когти. Довели они до того, милые мои, что жираф, лось, косуля и другие животные не знали, куда деться.
   Прошло много времени -- звери тогда были долговечны, -- и несчастные жертвы научились избегать леопарда и эфиопа. Мало-помалу они все покинули пустыню. Пример подал жираф, который отличался особенно длинными ногами. Шли они, шли, пока не дошли до большого леса, где могли скрыться под тенью деревьев и кустарников. Опять протекло немало времени. От неравномерно ложившихся теней жираф, прятавшийся под деревьями, сделался пятнистым, зебра сделалась полосатой, а лось и косуля потемнели, и на спине у них образовалась волнистая серая линия, напоминавшая древесную кору. По обонянию или слуху можно было определить, что они недалеко, но разглядеть их в лесу не удавалось. Им жилось хорошо, а леопард с эфиопом рыскали по пустыне и недоумевали, куда исчезли их завтраки и обеды. Наконец голод довел их до того, что они стали есть крыс, жуков и кроликов, но у них от этого разболелись животы.
  

 []

   Это мудрый павиан, самый мудрый из зверей Южной Африки. Я нарисовал его со статуи, которую выдумал из своей головы, и написал его имя на поясе, на плече и на скамейке, где он сидит. Написал я это особенными значками, потому что он так необыкновенно мудр. Я хотел бы раскрасить этот рисунок, но мне не позволили. На голове у павиана нечто вроде зонтика: это его грива.
  
   Однажды они повстречали мудрого павиана, самого мудрого из зверей Южной Африки. Леопард спросил его:
   -- Скажи, куда девалась вся дичь?
   Павиан только кивнул головой, но он знал.
   Тогда эфиоп в свою очередь спросил павиана:
   -- Не можешь ли ты сообщить мне, где нынешнее пребывание первобытной фауны {Фауна -- животные.} здешних мест?
   Смысл был тот же, но эфиопы всегда выражались вычурно, особенно взрослые.
   Павиан кивнул головой. Он-то знал! Наконец он ответил:
   -- Все они убежали в другие места. Мой совет, леопард, беги и ты отсюда как можно скорее.
   Эфиоп заметил:
   -- Все это очень хорошо, но я желал бы знать, куда выселилась первобытная фауна?
   Павиан ответил:
   -- Первобытная фауна отправилась искать первобытную флору {Флора -- растительность.}, так как пора было позаботиться о перемене. Мой совет тебе, эфиоп, также поскорее позаботиться о перемене.
   Леопард с эфиопом были озадачены. Они тотчас же отправились на поиски первобытной флоры и через много дней добрели до высокого тенистого леса.
   -- Что это значит, -- сказал леопард, -- здесь темно, а между тем видны какие-то светлые полоски и пятна?
   -- Не знаю, -- ответил эфиоп. -- Это, вероятно, первобытная растительность. Послушай, я чую жирафа, я его слышу, но не вижу.
   -- Вот удивительно! -- воскликнул леопард. -- Должно быть, мы ничего не видим потому, что после яркого света сразу попали в тень. Я чую зебру, я ее слышу, но не вижу.
   -- Погоди немного, -- сказал эфиоп. -- Мы давно уже на них не охотились. Может быть, мы забыли, как они выглядят.
   -- Вздор! -- возразил леопард. -- Я отлично помню этих зверей, в особенности их мозговые косточки. Жираф ростом около семнадцати футов {Рост жирафа -- более 4 метров.} и золотисто-рыжий с головы до пят. А зебра ростом около четырех с половиною футов {Рост зебры -- около полутора метров.} и серо-бурого цвета с головы до пят.
   -- Гм! -- сказал эфиоп, рассматривая густую листву первобытной флоры. Они должны здесь выделяться, как спелые бананы.
   Тем не менее жираф и зебра не выделялись на темной зелени. Леопард с эфиопом рыскали весь день и хотя чуяли и слышали зверей, но не видели ни одного из них.
   -- Подождем, пока стемнеет, -- предложил леопард, когда стало смеркаться. -- Такая охота днем просто позор.
   Они дождались наступления ночи. Вдруг леопард услышал поблизости какое-то сопение. При слабом мерцании звезд он ничего не мог различить, но все-таки вскочил и кинулся вперед. Невидимое существо имело запах зебры и на ощупь было похоже на зебру, а когда он повалил его, то брыкнулось, как зебра, но все-таки он не мог его различить. Поэтому он сказал:
   -- Лежи спокойно, странное создание! Я просижу на твоей шее до утра, так как мне хочется раскрыть загадку.
   В это время он услышал какую-то свалку, ворчание и треск, и эфиоп крикнул ему:
   -- Я поймал зверя, но не знаю какого. У него запах жирафа, брыкается он, как жираф, но очертаний его не видно.
   -- Не выпускай его, -- сказал леопард. -- Сядь и сиди на нем до утра, как я. Их все равно не разглядишь.
   Они сидели каждый на своей добыче, пока не рассвело. Тогда леопард спросил:
   -- Что, брат, у тебя поймалось?
   Эфиоп почесал затылок и сказал:
   -- Если бы этот зверь был золотисто-рыжий с головы до пят, то я, не сомневаясь, назвал бы его жирафом. Но он весь покрыт коричневыми пятнами. А у тебя что?
   Леопард тоже почесал затылок и ответил:
   -- Если бы мой зверь был нежного серо-бурого цвета, то я сказал бы, что это зебра; но он весь испещрен черными и красными полосами. Что ты с собою сделала, зебра? Знаешь ли ты, что в пустыне я тебя увидел бы за десять верст?
   -- Да, -- ответила зебра, -- но здесь ведь не пустыня. Ты теперь видишь меня?
   -- Вижу, но вчера целый день не мог разглядеть. Отчего это?
   -- Вот выпустите нас, и мы вам объясним, -- сказала зебра.
   Они отпустили зебру и жирафа. Зебра подбежала к мелкорослому терновнику, сквозь который солнечный свет пробивался полосами, а жираф спрятался под высоким деревом, где тень от листьев ложилась пятнами.
   -- Теперь смотрите, -- одновременно крикнули зебра и жираф. -- Вы хотите знать, как это бывает? Раз-два-три! Где же ваш завтрак?
   Леопард смотрел, и эфиоп смотрел, но они видели только полосатые и пятнистые тени в лесу, но никаких признаков зебры или жирафа. Те успели убежать и скрыться в тенистом лесу.

 []

   Это изображение леопарда и эфиопа после того, как они последовали совету мудрого павиана и леопард приобрел пятна, а эфиоп переменил кожу. Эфиоп был настоящий негр, и его звали Самбо. Леопарда звали Спотс, и так зовут до сих пор. Оба приятеля охотятся в тенистом лесу и ищут господ Раз-два-три-где-ваш-завтрак. Если вы хорошенько присмотритесь, то невдалеке увидите этих самых господ. Эфиоп спрятался за толстым, деревом, потому что оно цветом подходит к его коже, а леопард лежит под кучей камней, так как они цветом подходят к его пятнам. Господа Раз-два-три-где-ваш-завтрак стоят и кушают на обед листья с высокого дерева. Это настоящая картинка-загадка, как те, о которых спрашивают: "Где же мельник?"
  
   -- Ха-ха! -- воскликнул эфиоп. -- Да это штука, достойная подражания. Намотай себе на ус, леопард, а то ты здесь в темноте выделяешься, как кусок мыла в корзине угля.
   -- Хо-хо! -- гаркнул леопард. -- А я тебе скажу, что ты здесь, в темноте, выделяешься, как горчичник на спине угольщика.
   -- Ну, нечего ругаться, этим сыт не будешь, -- заявил эфиоп. -- Ясно, что мы не подходим к здешней обстановке. Я думаю последовать совету павиана. Он сказал мне, чтобы я позаботился о перемене. Так как у меня ничего нет, кроме кожи, то я ее и переменю.
   -- Переменишь? -- спросил леопард в сильнейшем недоумении.
   -- Ну да. Мне нужно, чтобы она была иссиня-черная. Тогда удобно будет прятаться в пещерах и за деревьями.
   Сказано -- сделано. Леопард недоумевал еще больше, так как ему в первый раз приходилось видеть, чтобы человек менял кожу.
   -- А я-то как же буду? -- жалобно спросил он, когда эфиоп вдел последний палец в свою новенькую блестящую черную кожу.
   -- Последуй тоже совету павиана. Сделайся пятнистым наподобие жирафа.
   -- Зачем?
   -- Ты подумай только, до чего это выгодно. А может быть, ты предпочитаешь полосы, как у зебры? И зебра и жираф очень довольны своими новыми узорами.
   -- Гм! -- сказал леопард. -- Я вовсе не хочу быть похожим на зебру.
   -- Решайся скорее, -- настаивал эфиоп. -- Мне не хотелось бы идти на охоту без тебя, но волей--неволей придется, если ты будешь выглядеть, как подсолнечник у темного забора.
   -- Ну так я выбираю пятна, -- сказал леопард.
   -- Только не делай их слишком большими. Я не хочу быть похожим на жирафа.
   -- Хорошо, я сделаю пятна кончиками пальцев, -- ответил эфиоп. -- У меня еще осталось достаточно сажи на коже. Становись!
   Эфиоп сжал свою пятерню (на новенькой коже у него и вправду еще оставалось достаточно сажи) и стал там и сям прикасаться к телу леопарда. Везде, где он дотрагивался пальцами, оставались пять маленьких черненьких отпечатков, один около другого. Вы можете видеть их и теперь, милые мои, на шкуре любого леопарда. Иногда пальцы соскальзывали, и от этого следы немного расплывались. Однако, присматриваясь к какому-нибудь леопарду, вы всегда увидите пять следов от пяти жирных черных пальцев.
   -- Теперь ты красавец! -- воскликнул эфиоп.
   -- Если ты ляжешь на голую землю, то тебя можно будет принять за кучу камней. Если же ты примостишься на скале, то тебя можно будет принять за пористую глыбу. Если ты влезешь на раскидистую ветку, то можно будет подумать, что это солнце пробивается сквозь листву. Цени и радуйся!
   -- Если это так хорошо, -- сказал леопард, -- то отчего же ты сам не сделался пятнистым?
   -- Для негра черный цвет лучше, -- ответил эфиоп. -- Пойдем посмотрим, нельзя ли нам догнать этих господ Раз-два-три-где-ваш-завтрак?
   С тех пор они зажили припеваючи, милые мои. Вот и все.

 []

  

ПРИКЛЮЧЕНИЯ СТАРОГО КЕНГУРУ

 []

  

 []

   Кенгуру не всегда выглядел так, как теперь. Это был совсем другой зверек, с четырьмя ногами, серый, пушистый и очень спесивый. Проплясав на пригорке в самой середине Австралии, он отправился к маленькому богу Нка.
   Пришел он к Нка около шести часов утра и сказал:
   -- Сделай меня непохожим на других зверей, чтобы я изменился уже сегодня к пяти часам дня.
   Нка вскочил с песчаной отмели, на которой сидел, и крикнул:
   -- Убирайся вон!
   Кенгуру был серый, пушистый и очень спесивый. Проплясав на каменном утесе в самой середине Австралии, он отправился к более могущественному богу Нкингу.
   Пришел он к Нкингу в восемь часов утра и сказал:
   -- Сделай меня непохожим на других зверей и устрой, чтобы сегодня же к пяти часам дня я прославился.
   Нкинг выскочил из своей берлоги под терновником и крикнул:
   -- Убирайся вон!
   Кенгуру был серый, пушистый и очень спесивый. Проплясав по песчаной равнине в самой середине Австралии, он отправился к самому могущественному богу Нконгу.
   Пришел он к Нконгу в десять часов и сказал:
   -- Сделай меня непохожим на других зверей, чтобы я прославился и весь свет заговорил обо мне к пяти часам дня.
   Нконг выскочил из маленького соляного озера, в котором купался, и крикнул:
   -- Ладно!
   Нконг позвал Динго, желтого пса Динго, вечно голодного и грязного, и, указывая на кенгуру, сказал:
   -- Динго! Проснись, Динго! Видишь ли ты этого плясуна? Он хочет прославиться, чтобы о нем заговорил весь свет. Если он так гоняется за славой, так погоняй же его!
   Динго, желтый пес Динго, вскочил и спросил:
   -- Кого? Этого кролика?
   Динго, желтый пес Динго, вечно голодный, скрипя зубами, побежал за кенгуру, который улепетывал от него во всю прыть.
   Здесь, милые мои, кончается первая часть сказки!
   Кенгуру бежал через пустыню, бежал по горам и долам, по полям и лесам, по колючкам и кочкам, бежал, пока у него не заболели передние ноги.
   Что поделать!
   За ним бежал Динго, желтый пес Динго, вечно голодный, скрежетавший зубами. Он не догонял кенгуру и не отставал от него, а все бежал и бежал.
   Что поделать!
   Кенгуру, старый кенгуру, все бежал и бежал. Бежал он под деревьями, бежал среди кустарников, бежал по высокой траве и низкой траве, бежал через тропики Рака и Козерога, пока у него не заболели задние ноги.
   Что поделать!
   Динго, желтый пес Динго, по--прежнему гнался за ним и от возраставшего голода еще сильнее скрежетал зубами. Он не догонял кенгуру, но и не отставал от него, пока они оба не подбежали к реке Вольгонг.
   На реке не было ни моста, ни парома, и кенгуру не знал, как ему перебраться на другой берег. Он присел на задние лапы и стал прыгать.
   Что поделать!
   Прыгал он по камням, прыгал он по песку, прыгал он по всем пустыням Средней Австралии, прыгал, как прыгают кенгуру.
   Сначала он прыгнул на один аршин {Аршин -- это чуть больше 71 см. Значит, кенгуру прыгнул первый раз на 71 см, второй раз -- на 2 м 13 см, а в третий раз -- на 3 с половиной метра.}, потом -- на три аршина, потом -- на пять аршин. Ноги его окрепли и удлинились. Ему некогда было отдохнуть или закусить, хотя он в этом очень нуждался.
   Динго, желтый пес Динго, рассвирепев от голода, гнался за ним как бешеный и не мог надивиться, отчего старый кенгуру вдруг запрыгал.
   А он прыгал, как кузнечик, как горошина в кастрюле, как резиновый мячик в детской.
   Что поделать!
   Он поджал передние лапы и прыгал на одних задних. Чтобы не потерять равновесия, он вытянул хвост и все прыгал и прыгал по равнине.
   Что поделать!
   Динго, усталый пес Динго, все более голодный и разъяренный, бежал, недоумевая, когда же кенгуру остановится.
   В это время Нконг вышел из своего соляного озера и сказал:
   -- Уже пять часов.
   Динго, бедный пес Динго, вечно голодный и грязный, сел, высунул язык и завыл.
   Сел также и кенгуру, старый кенгуру, расправил хвост и воскликнул:
   -- Слава Богу, что это кончилось!

 []

   Это изображение старого кенгуру в то время, когда у него было четыре коротеньких ноги. Я нарисовал его серым, и пушистым. Как видите, он очень гордится тем, что у него на голове венок цветов. Он пляшет на пригорке в самой середине Австралии в шесть часов утра. Вы можете узнать время, потому что солнце только всходит. Фигура с большими ушами и открытым ртом -- это божок Нка. Он очень удивлен, потому что никогда не видел, чтобы кенгуру плясал. Божок Нка говорит: "Убирайся вон", но кенгуру так увлечен пляской, что не слышит его слов.
   Кенгуру не имел настоящего имени. Ему дали прозвище Неугомонный, но он из гордости отказался от него.
  
   Тогда Нконг, всегда необыкновенно вежливый, сказал ему:
   -- Что же ты не благодаришь желтого пса Динго? Почему ты до сих пор не выразишь ему признательности за все, что он для тебя сделал?
   Кенгуру, измученный старый кенгуру, ответил:
   -- Я не понимаю, за что. Он прогнал меня из тех мест, где я провел детство, он не дал мне покушать, наконец, он изуродовал мои ноги.
  

 []

   Здесь изображен старый кенгуру в пять часов дня, когда он получил великолепные задние ноги, как ему обещал бог Нконг. Вы можете убедиться по любимым часам Нконга, что стрелки действительно показывают пять. Сам Нконг купается и высунул из воды голову, руки и ноги. Старый кенгуру сердится на желтого пса Динго. Желтый пес Динго прогонял его по всей Австралии. Вы можете видеть следы новых ног кенгуру далеко-далеко, даже на трех отдаленных холмах. Желтый пес Динго нарисован черным, потому что мне не позволили раскрасить картинку. Впрочем, он ужасно вымазался и запылился, когда гонялся за кенгуру, так что сделался черным.
   Я не знаю, какие цветы растут около озера, где купается Нконг. Маленькие штучки в пустыне -- это два других божка, к которым кенгуру ходил рано утром. На животе кенгуру видны буквы -- там его сумка. Вместе с длинными ногами он получил также сумку.
  
   Нконг возразил:
   -- Если не ошибаюсь, ты просил меня сделать тебя непохожим на других зверей, чтобы все заговорили о тебе. Это свершилось, и сейчас ровно пять часов.
   -- Да, -- сказал кенгуру, -- лучше бы я не просил тебя. Я думал, что ты пустишь в ход какие-нибудь чары, а ты просто посмеялся надо мною.
   -- Посмеялся! -- крикнул Нконг из воды, куда он опять влез. -- А ну, повтори еще раз! Я позову Динго и заставлю его гнаться за тобой до тех пор, пока ты не останешься совсем без задних ног.
   -- Нет, нет! -- сказал кенгуру. -- Прошу прощения. Ноги все-таки -- ноги, и без них нельзя обойтись. Я хотел только объяснить, что с утра ничего не ел и в животе у меня совсем пусто.
   -- И я тоже, -- вставил Динго, желтый пес Динго. -- Я сделал его непохожим на других зверей и за это хотел бы что-нибудь получить на чай.
   Нконг ответил им из своей соляной ванны:
   -- Завтра изложите свои просьбы, а теперь я буду купаться.
   Старый кенгуру и желтый пес Динго остались друг против друга в самой середине Австралии, и каждый из них твердил:
   -- Это ты во всем виноват!

 []

  

ПЕРВЫЕ БРОНЕНОСЦЫ

 []

 []

   Я хочу рассказать вам, милые мои, еще одну сказочку из очень отдаленных времен. Был на свете тогда Забияка Колючий Ежик, и жил он на берегу быстрой реки Амазонки, питаясь улитками и слизняками. У него была приятельница Медлительная Степенная Черепаха, которая также жила на берегу быстрой реки Амазонки и питалась зеленым салатом и всякой травой.
   Так-то, милые мои!
   В те же отдаленные времена жил-был Пятнистый Ягуар. Он также обитал на берегу быстрой реки Амазонки и питался всем, что только мог поймать. Если ему не попадались олени или обезьяны, он ел лягушек и жуков. Если он не находил лягушек и жуков, то бежал к своей матери Ягуарихе, которая учила его, как есть ежиков и черепах.
   Она часто повторяла ему, грациозно помахивая хвостом:
   -- Сын мой, когда ты найдешь ежика, то брось его в воду и он развернется. Когда же ты найдешь черепаху, то выцарапай ее лапой из-под ее рогового щита.
   Так-то, милые мои!
   В одну прекрасную ночь Пятнистый Ягуар нашел под стволом упавшего дерева Забияку Колючего Ежика и Медлительную Степенную Черепаху. Убежать им не удалось, и потому Забияка Колючий Ежик свернулся в клубочек -- недаром он был ежиком, а Медлительная Степенная Черепаха, насколько возможно было, втянула голову и ножки под роговой щит -- недаром она была черепахой.
   Так-то, милые мои!
   -- Вот затруднение! -- воскликнул Пятнистый Ягуар. -- Мать учила меня, что, когда я встречу ежика, надо бросить его в воду и он развернется, а если я встречу черепаху, то должен выцарапать ее лапой. Теперь кто ж из вас ежик, а кто черепаха? Клянусь своей пятнистой шкурой, я не знаю.
   -- Ты не спутал ли, чему тебя учила мама? -- спросил Забияка Колючий Ежик. -- Может быть, она сказала, что черепаху надо развернуть, а ежика выцарапать лапой?
   -- Ты не спутал ли, чему тебя учила мама? -- спросила Медлительная Степенная Черепаха. -- Может быть, она сказала, что ежика надо выцарапать, а черепаху бросить в воду?
   -- Кажется, что не так, -- ответил Пятнистый Ягуар, порядком озадаченный. -- Пожалуйста, повторите еще раз, да только яснее.
   -- Если ты выцарапаешь лапой воду, то развернешь ежика, -- сказал Колючий Забияка.-- Хорошенько запомни, это очень важно.
   -- Однако, -- перебила Черепаха, -- если ты выцарапаешь мясо, то уронишь черепаху. Неужели ты не понимаешь?
   -- Ну вас совсем. Я ваших разъяснений не спрашиваю. Мне нужно знать одно: кто из вас ежик, а кто черепаха.
   -- Этого я тебе не скажу, -- ответил Колючий Забияка. -- Но ты можешь, если угодно, выцарапать меня из-под моего щита.
   -- Ага! -- воскликнул Пятнистый Ягуар. -- Вот ты и проговорился. Теперь я знаю, что ты черепаха. Ты думал, я не узнаю? Как же!
   Пятнистый Ягуар протянул свою лапу, а в это время Ежик свернулся клубочком, и, конечно, иглы впились в лапу Ягуара. Но хуже всего то, что Ягуар отбросил Колючего Забияку в кусты, где было так темно, что он не мог его найти. От боли Ягуар сунул лапу в рот, но иглы от этого вонзились еще глубже. Как только он был в состоянии вымолвить хоть слово, то воскликнул:
   -- Теперь я знаю, что ты не черепаха.
   -- А впрочем, -- добавил он, почесывая затылок здоровой лапой, -- почем знать, что другая действительно черепаха?
   -- Конечно, я черепаха, -- сказала Медлительная Степенная особа. -- Твоя мама была права. Она говорила, что ты должен меня выцарапать из-под щита. Ну, начинай!
   -- Только что ты рассказывала совсем другое, -- ответил Пятнистый Ягуар, выбирая занозы из своей лапы. -- Ты уверяла, что мама учила меня как-то иначе.
   -- Может быть, я и уверяла, что она учила иначе, что ж такого? Если она говорила то, что ты говорил, будто я говорила, то это все равно, как если б я сказала то, что она сказала. А если ты думаешь, что она учила тебя развернуть меня лапой, то это уже не моя вина.
   -- Но ведь ты же хотела, чтобы я попробовал выцарапать тебя из-под щита? -- спросил Пятнистый Ягуар.
   -- Подумай хорошенько, тогда ты вспомнишь, что ничего подобного не было. Я тебе говорила, что твоя мать тебе говорила, чтобы ты выцарапал меня из-под щита, -- сказала Черепаха.
   -- Что, если я попробую? -- спросил Пятнистый Ягуар, нерешительно протягивая лапу.
   -- Не знаю, меня еще никогда не выцарапывали. Но если хочешь посмотреть, как я плаваю, то брось меня в воду.
   -- Не верю я тебе, -- сказал Пятнистый Ягуар. -- Ты меня сбила с толку тем, что мама говорила и что ты говорила. Теперь я сам не знаю, стою ли я на голове или на своем пестром хвосте. Когда ты говоришь ясно, то я путаюсь еще больше. Мама сказала мне, что одного из вас надо бросить в воду. А ты так добиваешься, чтобы я тебя бросил в воду, что, вероятно, совсем этого не хочешь. Ну так прыгай же в быструю Амазонку, да поживее!
   -- Предупреждаю тебя, что твоя мама будет недовольна. Не говори ей, что я тебе этого не говорила, -- ответила Черепаха.
   -- Если ты скажешь еще одно слово о том, что сказала моя мать, -- начал Ягуар, но оборвал свою речь, так как Черепаха преспокойно нырнула в Амазонку, долго плыла под водой и наконец вышла на берег в том месте, где ее ожидал Колючий Забияка.
   -- Насилу-то спаслись! -- воскликнул Ежик. -- Не нравится мне этот Пятнистый Ягуар. Что ты ему сказала?
   -- Я честно призналась, что я честная черепаха, но он не поверил и велел мне прыгнуть в воду, чтобы посмотреть, действительно ли я черепаха. Когда он в этом убедился, то был очень удивлен. Теперь он все расскажет своей маме. Вот послушай!
   Пятнистый Ягуар рычал под деревьями на берегу быстрой Амазонки до тех пор, пока к нему не пришла его мать.
   -- Сынок, сынок! -- несколько раз повторила мать, грациозно виляя хвостом. -- Зачем ты делал то, чего не надо было делать?
   -- Я тронул зверька, который хотел, чтобы я его выцарапал, и занозил себе лапу, -- жаловался Пятнистый Ягуар.
   -- Сынок, сынок! -- твердила мать, грациозно виляя хвостом. -- По твоим занозам я вижу, что это был ежик. Ты должен был бросить его в воду.
   -- Я бросил в воду другого зверька. Он называл себя черепахой, но я не поверил, а оказывается, что это была правда. Он нырнул в быструю Амазонку и больше не вылезает, а я до сих пор ничего не ел. Пойдем лучше поищем себе другую квартиру. Здесь, на берегу Амазонки, звери для меня слишком умны.
   -- Сынок, сынок! -- сказала мать, грациозно повиливая хвостом. -- Слушай внимательно и постарайся запомнить мои слова. Еж свертывается клубочком, и его иглы торчат во все стороны. По этому признаку ты всегда можешь узнать ежа.
   -- Не нравится мне старая Ягуариха, -- шепнул Колючий Забияка, спрятавшийся под тенью большого листа. -- Интересно, что она еще ему скажет.
   -- Черепаха не может свертываться, -- продолжала Ягуариха, грациозно повиливая хвостом. -- Она только втягивает голову и ножки под щит. По этим признакам можно всегда узнать черепаху.
   -- Мне совсем, совсем не нравится старая Ягуариха, -- заявила Медлительная Степенная Черепаха. -- Даже такой остолоп, как Пятнистый Ягуар, не забудет этих указаний. Ужасно жаль, что ты не умеешь плавать, Ежик.
   -- Что обо мне говорить? -- возразил Ежик.
   -- Подумай сама, как хорошо было бы, если бы ты могла сворачиваться клубочком. Постой, что там бормочет Пятнистый Ягуар?
   Пятнистый Ягуар сидел на берегу быстрой Амазонки и, вытаскивая оставшиеся еще иглы из своей лапы, говорил нараспев:
  
   "Коль плывет, а не свернется,
   Черепахою зовется.
   Не плывет, зато свернется,
   Значит, Ежиком зовется".
  
   -- Этого он и через месяц не забудет, -- сказал Колючий Забияка. Поддержи мне голову, Черепаха. Я хочу поучиться плавать; может, пригодится!
   -- Отлично! -- ответила Черепаха и поддерживала Ежика, пока он барахтался в бурных волнах Амазонки.
   -- Из тебя выйдет хороший пловец, -- сказала Черепаха. -- А теперь попробуй немного распустить задние чешуи моего щита. Я попытаюсь свернуться. В жизни это может пригодиться.
   Ежик распустил Черепахе задние чешуи щита, и после неимоверных усилий ей удалось свернуться в маленький плотный комочек.
   -- Чудесно! -- воскликнул Ежик. -- Но теперь передохни, а то ты совсем почернела от напряжения. Пожалуйста, поддержи меня еще разок, я хо-- чу немного поплавать.
   Ежик упражнялся в плавании, а Черепаха плыла рядом с ним и помогала ему.
   -- Превосходно! -- воскликнула Черепаха. -- Еще немного, и ты будешь плавать, как рыба. Теперь будь так добр, распусти мне еще пару чешуек спереди, и я попробую свернуться таким же очаровательным клубочком, как ты. Вот-то удивится Пятнистый Ягуар!
   -- Великолепно! -- сказал Ежик, еще весь мокрый после купания. -- Уверяю тебя, что я принял бы тебя за кого-нибудь из своих. Пары чешуек довольно? Только, пожалуйста, гляди веселее и не пыхти так, а то Ягуар нас услышит. Когда ты отдохнешь, поучи меня нырять. Вот-то удивится Пятнистый Ягуар!
   Под руководством Черепахи Ежик попробовал нырять.
   -- Отлично! -- сказала Черепаха. -- Старайся задерживать дыхание, и ты скоро уже сможешь лежать на дне быстрой Амазонки. Теперь я постараюсь зацепиться задними ногами за собственные уши -- ты говоришь, что это очень удобно? Вот-то удивится Пятнистый Ягуар!
   -- Превосходно! -- воскликнул Еж. -- Только у тебя задние чешуйки растянулись. Они уже не лежат рядом, как прежде, а переходят одна на другую.
   -- Это все от упражнения, -- ответила Черепаха. -- Я тоже замечаю, что у тебя иглы слиплись. Ты теперь похож не на оболочку каштана, как раньше, а на еловую шишку.
   -- В самом деле? -- сказал Еж. -- Это оттого, что я каждый раз мокну в воде. Вот-то удивится Пятнистый Ягуар!
   Они продолжали свои упражнения, помогая друг другу, пока не наступило утро. Когда солнце взошло высоко, они отдохнули и обсохли. Тогда только они увидели, что оба совсем переменились.
   -- Слушай, Ежик! -- сказала Черепаха. -- Я теперь не такая, как вчера. Уж подурачу я Пятнистого Ягуара!
   -- Я тоже об этом думаю, -- сказал Колючий Забияка. -- Мне кажется, что чешуя гораздо лучше защищает, чем иглы, не говоря уже о том, что с нею удобно плавать. Ну уж и удивится Пятнистый Ягуар! Давай разыщем его!
   Немного погодя они нашли Пятнистого Ягуара, который все сидел и сосал лапу, которую накануне поранил. При виде их Ягуар так удивился, что три раза перекувырнулся.
   -- Здравствуй! -- сказал Забияка Колючий Ежик. -- Как здоровье твоей дорогой матушки?
   -- Спасибо, она здорова, -- ответил Пятнистый Ягуар. -- Но извини, пожалуйста, я не могу вспомнить, как тебя зовут.
   -- Ты, однако, забывчивый! -- сказал Еж.-- Вчера в это самое время ты пробовал выцарапать меня из моего щита.
   -- У тебя щита не было, были только иглы, -- возразил Пятнистый Ягуар. Это я твердо знаю. Посмотри на мою лапу.
   -- Ты велел мне утопиться в быстрой Амазонке, -- сказала Черепаха. Отчего же ты сегодня такой невежливый, что не признаешь нас?
   -- Разве ты не помнишь, что тебе говорила твоя мать? -- продолжал Ежик:
  
   "Коль плывет, а не свернется,
   Значит, Ежиком зовется.
   Не плывет, зато свернется,
   Черепахою зовется".
  
   Они оба свернулись клубочками и стали кататься перед Ягуаром до тех пор, пока у него в глазах не зарябило. Тогда он побежал к своей матери.
   -- Мама, -- сказал он, -- сегодня в нашем лесу появились два новых зверька. Один, про которого ты говорила, что он не может плавать, вдруг плавает, а тот, про которого ты говорила, что он не может сворачиваться, сворачивается клубочком. И они стали одинаковыми, чешуйчатыми, а прежде один имел иглы, а другой был совершенно гладкий. К тому же они катаются вокруг меня так, что смотреть больно.

 []

   На этом рисунке изображена вся история ягуара, ежа, черепахи и броненосцев. Вы можете рассматривать его с любой стороны -- дело не изменится. Посредине нарисована черепаха, которая учится свертываться, -- вот отчего чешуи на ее спине так раздвинуты. Она прислонилась к ежу, который ждет своей очереди, чтобы она научила его плавать Ежик этот японский. Я никак не мог найти обыкновенных ежей в нашем садике, когда сел рисовать. (Дело было днем, и все ежи попрятались под георгинами.) Пятнистый ягуар сверху смотрит на них. Мать заботливо перевязала ему лапу, которую он поколол, схватив ежа. Он очень удивляется проделкам черепахи, но у него сильно болит лапа, и он не может внимательно следить. Круглая штука, на которую пятнистый ягуар старается влезть, это та самая броня, в которую спрячутся черепаха и еж, когда вдоволь поплавают и свернутся. Вся картинка сказочная, поэтому я не нарисовал ягуару усов. Впрочем, он так молод, что усы у него, вероятно, еще не выросли. Мать, лаская ягуара, обыкновенно называла его Дофльс.
  
   -- Сынок, сынок, -- сказала мать, грациозно повиливая хвостом. -- Ежик всегда останется ежиком, а Черепаха -- черепахой. Они не могут измениться.
   -- Нет, это не ежик и не черепаха. Они похожи друг на друга, и я не знаю, как их зовут.
   -- Вздор! -- воскликнула Ягуариха. -- У каждого должно быть свое имя. Я назвала бы их броненосцами, пока мы не разберемся, кто из них еж, а кто черепаха. А впрочем, еще лучше оставить их в покое.
   Пятнистый Ягуар послушался матери; он даже рад был отвязаться от этих зверьков. Но удивительно, милые мои! С того дня и поныне на берегах бурной Амазонки никто не называет Забияку Колючего Ежика и Медлительную Степенную Черепаху иначе, как броненосцами. Ежи и черепахи водятся и в других местах (даже в моем садике), но древний их род, живший в отдаленные времена на берегах бурной Амазонки и отличавшийся свободными чешуйками, которые находили одна на другую, до сих пор за свой ум носит название броненосцев.
   Так-то, милые мои!
  

КАК КРАБ ИГРАЛ С МОРЕМ

 []

 []

   В начале времен, милые мои, когда мир только устраивался, один Старый Волшебник отправился осматривать сушу и море. Всем животным он велел выйти и поиграть. Животные спросили:
   -- Скажи, Старый Волшебник, во что же нам играть?
   А он ответил им:
   -- Я вам покажу.
   Он взял слона, слона-всех-тогдашних-слонов, отвел его в сторону и сказал:
   -- Играй в слона.
   И слон-всех-тогдашних-слонов стал играть в слона.
   Потом он взял бобра, бобра-всех-тогдашних-бобров, отвел его в сторону и сказал:
   -- Играй в бобра.
   И бобер-всех-тогдашних-бобров стал играть в бобра.
   Потом он взял корову, корову-всех-тогдашних-коров, отвел ее в сторону и сказал:
   -- Играй в корову.
   И корова-всех-тогдашних-коров стала играть в корову.
   Потом взял черепаху, черепаху-всех-тогдашних-черепах, отвел ее в сторону и сказал:
   -- Играй в черепаху.
   И черепаха-всех-тогдашних-черепах стала играть в черепаху.
   Так он перебрал всех животных, птиц и рыб и определил, во что им играть.
   К вечеру, когда все сильно устали, к Старому Волшебнику пришел Человек (со своей маленькой дочуркой, со своей любимой девочкой, которая сидела у него на плече) и спросил:
   -- Что это за игра, Старый Волшебник?
   Старый Волшебник ответил:
   -- Это игра "в начало", сын Адама; но ты для нее слишком умен.
   Человек поклонился и сказал:
   -- Да, я слишком умен для этой игры; но, послушай, устрой так, чтобы все живые существа мне повиновались.
   В то время как они разговаривали, краб (морской рак), по имени Пау Амма, стоявший на очереди в игре, бросился в сторону и сполз в море, мысленно рассуждая:
   "Я сам выдумаю себе игру в глубине морской и никогда не буду повиноваться этому сыну Адама".
   Никто не видел, как он удрал, кроме маленькой девочки, которая сидела на плече Человека. Игра продолжалась до тех пор, пока каждому из зверей не были даны указания. Тогда Старый Волшебник вытер руки и пошел посмотреть, хорошо ли играют звери.
   Он пошел на север, милые мои, и раньше всего увидел, что слон-всех-тогдашних-слонов разрывал клыками и топтал ногами новенькую с иголочки землю.
   -- Кун? -- спросил слон-всех-тогдашних-слонов, что значит: хорошо?
   -- Паях кун, -- ответил Старый Волшебник, что значит: очень хорошо.
   Он дохнул на кучки земли, вырытой слоном-всех-тогдашних-слонов, и они превратились в великие Гималайские горы, которые вы можете найти на карте.
   Потом Старый Волшебник отправился на восток и увидел корову-всех-тогдашних-коров, которая паслась на приготовленном для нее лугу. Она прогулялась к ближайшему лесу и вылизала его языком, а теперь спокойно пережевывала жвачку.
   -- Кун? -- спросила корова-всех-тогдашних-коров.
   -- Паях кун, -- ответил Старый Волшебник.
   Он дохнул на обглоданный лес и на то место, где лежала корова, и получились Великая Индийская пустыня и Сахара {Сахара -- это пустыня в Африке.}. Вы можете найти их на карте.
   Пошел Старый Волшебник на запад и увидел бобра-всех-тогдашних-бобров. Он строил бобровые плотины в устьях широких рек, приготовленных для него.
   -- Кун? -- спросил бобер-всех-тогдашних-бобров.
   -- Паях кун, -- ответил Старый Волшебник. Он дохнул на упавшие стволы деревьев и на тихие воды, и получились девственные леса Флориды {Флорида -- полуостров на Юго-Востоке Северной Америки.}. Вы можете найти их на карте.
   Далее пошел Старый Волшебник на юг и увидел черепаху-всех-тогдашних-черепах, которая рылась в песке, приготовленном для нее. Песчинки и камешки летели во все стороны и падали прямо в море.
  

 []

   Здесь изображен краб Пау Амма, который пользуется тем, что Старый Волшебник разговаривает с человеком и его дочкой, и поспешно обращается в бегство. Старый Волшебник сидит на волшебной подушке и окутан волшебным облаком. Перед ним три волшебных цветка. На холме вы можете видеть слона-всех-тогдашних-слонов, корову-всех-тогдашних-коров и черепаху-всех-тогдашних-черепах. Они собираются играть в ту игру, которой их научил волшебник. У коровы горб, потому что она в то время была единственной в своем роде и должна была носить на себе все, что было предназначено для коров, которые появятся впоследствии. Под холмом находятся животные, которых волшебник научил новой игре. Там тигр-всех-тогдашних-тигров, улыбающийся костям-всех-тогдашних-костей, лось-всех-тогдашних-лосей и попугай-всех-тогдашних-попугаев. Остальные животные за холмом, и потому я не нарисовал их. Домик на холме -- это единственная в ту пору постройка. Старый Волшебник сделал его, чтоб человек знал, как устраивать жилье. Вокруг остроконечного пригорка обвилась змея-всех-тогдашних-змей, которая разговаривает с обезьяной-всех-тогдашних-обезьян; обезьяна дразнит змею, а змея дразнит обезьяну. Человек сосредоточился на беседе с Волшебником, а девочка смотрит, как Пау Амма убегает. Возвышение над водой -- это и есть Пау Амма. В те времена он был не простым крабом, а королем крабов. Оттого и вид у него совсем другой. За человеком видны какие-то клетушки -- это великий лабиринт, куда он войдет, когда окончит свою беседу с Волшебником. На камне под ногою человека волшебный знак {На камне выдолблена свастика. Современные дети называют ее "фашистский знак", потому что фашисты изображали его на своих знаменах, танках, самолетах. Однако в древние, первобытные времена свастика была символом плодородия и солнца, и, конечно, она не имеет никакого отношения к злодеяниям фашистов.}. Внизу я нарисовал три волшебных цветка, окутанных облаком. Вся эта картинка сказочная и волшебная.
  
   -- Кун? -- спросила черепаха-всех-тогдашних-черепах.
   -- Паях кун, -- ответил Старый Волшебник.
   Он дохнул на песчинки и камешки, упавшие в море, и они превратились в группу островов: Борнео, Целебес, Суматру, Яву и другие, или, иначе, в Малайский архипелаг. Вы можете найти его на карте, милые мои.
   Случайно, на берегу реки Перак, Старый Волшебник встретил Человека и спросил его:
   -- Скажи, сын Адама, все ли животные повинуются тебе?
   -- Все, -- ответил Человек.
   -- А земля повинуется тебе?
   -- Да.
   -- А море повинуется тебе?
   -- Нет, -- ответил Человек. -- Раз днем и другой раз ночью море набегает на реку Перак и гонит пресную воду в глубину леса, а вода заливает мое жилище. Раз днем и другой раз ночью море отступает назад и забирает с собою всю воду реки. На дне ее остается только грязь, и тогда моя лодка садится на мель. Не ты ли научил море такой игре?
   -- Вовсе нет, -- ответил Старый Волшебник. -- Это какая-то новая и притом нехорошая игра.
   -- Посмотри! -- воскликнул Человек. В эту минуту море подкатилось к устью реки Перак и отогнало назад воду, которая вышла из берегов и затопила лес на далекое пространство, добравшись даже до жилища человека.
   -- Тут что-то неладно. Спусти-ка свою лодку. Поедем и посмотрим, кто там играет с морем, -- сказал Старый Волшебник.
   Они сели в лодку. С ними поехала и маленькая девочка. Человек захватил свой крис -- кривой, изогнутый кинжал с острым лезвием, и они отправились по реке Перак. Море только начало отступать, и лодка проскочила из устья реки Перак мимо Селангора, Малаки, Сингапура и острова Бинтанг с такой быстротой, словно ее кто-то тянул за веревку.
   Старый Волшебник встал и крикнул:
   -- Эй вы, звери, птицы и рыбы, которых я учил каждого своей игре, кто из вас играет с морем?
   Все звери, птицы и рыбы в один голос ответили:
   -- Старый Волшебник, мы играем в те игры, которым ты нас научил, и не только мы сами, но даже дети-наших-детей. Никто из нас не играет с морем.
   В это время над водою взошла полная, круглая луна. Волшебник спросил у горбатого старика, который сидит на луне и плетет невод, надеясь когда-нибудь поймать им весь мир.
   -- Эй, рыбак с луны, это ты балуешься с морем?
   -- Нет, -- ответил рыбак. -- Я плету невод, которым надеюсь когда-нибудь поймать весь мир. А с морем я и не думаю баловаться.
   Потом показалась на луне крыса, которая всегда перегрызает невод старого рыбака, когда он уже почти готов. Старый Волшебник спросил ее:
   -- Эй, крыса с луны, это ты играешь с морем?
   Крыса ответила:
   -- У меня и без того много дела. Видишь, я перегрызаю невод, который плетет этот старый рыбак. Я не играю с морем.
   И она продолжала грызть невод.
   Тогда маленькая девочка протянула свои пухлые смуглые ручонки, украшенные браслетами из великолепных белых раковин, и сказала:
   -- О, Старый Волшебник! Когда в самом начале мира ты разговаривал с моим отцом, а я сидела у него на плечах, звери приходили к тебе и ты учил их играть. Но один зверь самовольно ушел в море, не дождавшись, чтобы ты показал ему игру.
   Старый Волшебник сказал:
   -- Вот умная девочка, видела и молчала. Какой из себя был этот зверь?
   -- Круглый и плоский. Глаза у него на подставочках, ходит он бочком, а на спине носит панцирь.
   Старый Волшебник сказал:
   -- Вот умная девочка, говорит правду. Теперь я знаю, куда девался Пау Амма. Дай-ка мне весло.
   Он взял весло, но грести не пришлось. Лодка сама плыла по течению мимо островов, пока не доплыла до места, которое называется Пусат-Тасек -- сердце моря. Там в углублении есть Чудесное Дерево Паух Янгги, на котором растут волшебные орехи--двоешки. Старый Волшебник погрузил руку до самого плеча в теплую воду и под корнями Чудесного Дерева нащупал широкую спину краба. От его прикосновения Пау Амма зашевелился, и все море поднялось подобно тому, как поднимается вода в сосуде, если туда опустить руку.
   -- Ага! -- воскликнул Старый Волшебник. -- Теперь я знаю, кто играет с морем.
   И он громко спросил:
   -- Что ты там делаешь, Пау Амма?
   Пау Амма, сидя глубоко под водою, ответил:
   -- Один раз днем и один раз ночью я выхожу искать себе пропитание. Один раз днем и один раз ночью я возвращаюсь домой. Оставь меня в покое.
   Но Старый Волшебник сказал:
   -- Послушай, Пау Амма, когда ты выходишь из норки, то вся вода моря вливается в Пусат-Тасек, а берега всех островов обнажаются. Маленькие рыбки от этого умирают, а раджа Моянг Кабан, король слонов, пачкает себе ноги в грязи. Когда ты возвращаешься в Пусат-Тасек и усаживаешься на место, то вода в море поднимается, затопляет добрую половину маленьких островов и заливает дом Человека, а раджа Абдуллах, король крокодилов, захлебывается соленой водой.
   Пау Амма, сидя глубоко в воде, ответил:
   -- Я не знал, что это так серьезно. Теперь я буду выходить семь раз в день, чтобы вода всегда была в движении.
   Старый Волшебник сказал:
   -- Я не могу заставить тебя играть в ту игру, Пау Амма, которая была для тебя предназначена, потому что ты с самого начала убежал от меня. Но если не боишься, то выйди на минутку, мы об этом поговорим.
   -- Ничего я не боюсь, -- ответил Пау Амма и показался на поверхности моря, залитой лунным светом.
   В мире не было другого такого огромного зверя, как Пау Амма, потому что он был не простой краб, а царь всех крабов. Одной стороной панциря он коснулся берега в Сараваке, а другой стороною -- берега в Паханге.
   Ростом он был больше, чем дым от трех вулканов. Когда он карабкался по ветвям Чудесного Дерева, то оторвал один из волшебных орехов--двоешек, которые возвращают людям молодость. Девочка заметила, что орех плывет рядом с лодкой, выловила его и попробовала расколоть своими золотыми ножничками.
   -- Ну теперь, Пау Амма, поколдуй, -- предложил Старый Волшебник. -- Покажи нам свое могущество.
   Пау Амма вращал глазами и потрясал ножками, но только взбаламутил море. Сделать он ничего не мог, потому что был не более как крабом, хотя и царем крабов. Старый Волшебник засмеялся.
   -- Могущества что-то не видно, Пау Амма, -- сказал он. -- Давай-ка теперь я попробую.

 []

   Это краб Пау Амма, ростом с дым трех вулканов. Он выходит на поверхность воды, но так как он сам громаден, то я не нарисовал здесь вулканов. Пау Амма пытается сделать какое-нибудь чудо, но тщетно, потому что он лишь глупый старый краб и ничего сделать не может. Вы видите, он весь состоит из ножек, брюшка и пустой скорлупы. Лодка здесь та самая, на которой ехали Человек с дочуркою и Старый Волшебник. Море все черное и бурное, так как Пау Амма только что покинул Пусат-Тасек. Самый Пусат-Тасек внизу, и потому я его не нарисовал. Человек грозит крабу своим извилистым крисом. Девочка спокойно сидит посреди лодки. Она знает, что с папой ей нечего бояться. Старый Волшебник стоит на конце лодки и собирается колдовать. Волшебная подушка его осталась на берегу. Одежду он снял, чтобы не замочить в воде, а волшебного облака тоже не взял, чтобы оно своей тяжестью не перевернуло лодку. Возле лодки вы видите нечто, тоже похожее на лодку, -- это так называемый противовес. Он привязан к лодке и не дает ей перевернуться. Лодка выдолблена из цельного бревна, и на одном ее конце лежит весло.
  
   Он шевельнул рукой, даже не всей рукой, а только мизинцем левой руки и вдруг, представьте себе, милые мои, твердый синевато--зеленый панцирь отвалился со спины краба, как ореховая скорлупа, а сам Пау Амма сделался мягким и нежным, как молоденькие крабы, которых иногда можно видеть на морском берегу.
   -- Куда ж девалось все твое могущество? -- спросил Старый Волшебник. -- Не сказать ли мне Человеку, чтобы он разрезал тебя своим крисом? Не потребовать ли, чтобы раджа Моянг Кабан, царь слонов, проколол тебя своими клыками или чтобы раджа Абдуллах, царь крокодилов, перекусил тебя пополам?
   Пау Амма ответил:
   -- Мне стыдно! Отдай мне назад мой панцирь и отпусти меня в ПусатТасек. Я буду выходить только раз в день и один раз ночью за пищей.
   Старый Волшебник сказал:
   -- Нет, Пау Амма, я не отдам тебе твоего панциря, потому что ты будешь расти и набираться сил и, пожалуй, возгордишься до того, что, забыв обещание, опять начнешь играть с морем.
   Пау Амма сказал на это:
   -- Что же мне делать? Я так велик, что могу спрятаться только в Пусат-Тасек, а если я без панциря пойду в другое место, то меня съедят акулы. Если же я в таком виде спущусь в Пусат-Тасек, то там я хоть и буду цел, но не смогу достать себе пищи и умру с голоду.
   Он жалобно махал ножками и стонал.
   -- Слушай, Пау Амма, -- сказал Старый Волшебник. -- Я не могу заставить тебя играть в ту игру, для которой ты был предназначен, потому что ты с самого начала убежал от меня. Но если хочешь, я сделаю так, чтобы каждый камень, каждая ямка, каждый пучок водорослей в море был для тебя и твоих детей не менее надежным убежищем, чем Пусат--Тасек.
   Пау Амма сказал:
   -- Хорошо, но я сразу не могу решиться. Видишь, вот человек, который тогда разговаривал с тобою. Если б он не отвлек твоего внимания, мне не надоело бы дожидаться, я не убежал бы в море и беды со мною не случилось бы. Что же он для меня сделает?
   Человек сказал:
   -- Если хочешь, я сделаю, чтобы тебе и твоим детям жилось одинаково хорошо и в воде, и на суше. Ты найдешь приют и тут, и там.
   Пау Амма сказал:
   -- Я еще не могу решиться. Видишь, вот девочка, которая видела, как я убегал. Если бы она тогда же об этом сказала, Волшебник позвал бы меня назад и беды тсо мною не случилось бы. Что же она для меня сделает?
   Маленькая девочка сказала:
   -- Я сейчас ем вкусный орех. Если хочешь, я отдам тебе свои острые старые ножницы, которыми я его расколола. Тогда ты со своими детьми, выйдя на берег, сможешь целый день кушать кокосовые орехи. Можешь также ножницами вырыть себе новый Пусат--Тасек, если на том месте не будет камней. А если земля окажется очень твердой, то те же ножницы помогут тебе взобраться на дерево.
   Пау Амма сказал:
   -- Я еще не могу решиться. Пока тело у меня мягкое, все это мне без надобности. Верни мне мой панцирь, Старый Волшебник, и тогда я буду играть в твою игру.
   Старый Волшебник сказал:
   -- Я тебе его возвращу, но лишь на одиннадцать месяцев в году. На двенадцатый месяц он всегда будет делаться мягким, чтобы напомнить тебе и твоим детям, как я умею колдовать. Это тебе не даст возгордиться, Пау Амма. Я боюсь, что иначе, странствуя по морю и по суше, ты сделаешься заносчивым; а если вдобавок будешь лазить по деревьям, щелкать орехи и рыть ямки ножницами, то сделаешься слишком жадным.
   Пау Амма подумал немного и сказал:
   -- Я решаюсь и принимаю ваши дары.
   Тогда Старый Волшебник двинул правой рукой, всеми пятью пальцами правой руки. И вдруг, милые мои, Пау Амма стал уменьшаться, уменьшаться, пока не превратился в маленького зеленоватого краба, который плыл рядом с лодкой и кричал тоненьким голосом:
   -- Дайте мне ножницы!
   Девочка схватила его рукою, положила на дно лодки и дала ему ножницы. Он стал размахивать ими в воздухе, открывать, закрывать, постукивать, приговаривая:
   -- Я могу раскалывать орехи! Я могу раскалывать раковины! Я могу рыть ямки! Я могу лазить на деревья! Я могу дышать и на суше! Я могу найти себе безопасный Пусат-Тасек и под каждым камнем! Вот не знал, что я такой важный! Кун?
   -- Паях кун, -- со смехом ответил Старый Волшебник. А маленький Пау Амма через борт лодки бросился в море. Он был теперь так мал, что мог бы скрыться под тенью сухого листа на суше или под раковинкой на дне морском.
   -- Хорошо это? -- спросил Старый Волшебник.
   -- Да, -- ответил Человек. -- Но теперь мы должны возвратиться в Перак, и грести всю дорогу будет трудненько. Если бы мы подождали, пока Пау Амма выйдет из своего убежища и затем опять спрячется в Пусат-Тасек, то вода сама донесла бы нас до дому.
   -- Ты очень ленив, -- сказал Старый Волшебник. -- И дети твои тоже будут ленивы. Это будут самые ленивые люди на свете. Их даже назовут Малайцами, то есть лентяями.
   Он поднял палец к луне и сказал:
   -- Эй, рыбак! Здесь есть Человек, который ленится грести домой. Дотащи его лодку своим неводом.
   -- Нет, -- возразил Человек. -- Если уж мне суждено быть ленивым до конца жизни, то пусть море два раза в сутки работает на меня. Тогда мне не придется грести.
   Старый Волшебник засмеялся и сказал:
   -- Паях кун!
   Крыса на луне перестала грызть невод, а рыбак спустил его до самого моря и потянул всю глубокую воду мимо острова Бинтанга, мимо Сингапура, мимо Малакки, мимо Селангора, пока лодка опять не вошла в устье реки Перак.
   -- Кун? -- спросил рыбак с луны.
   -- Паях кун, -- ответил Старый Волшебник. -- Отныне не забывай два раза в день и два раза в ночь тащить море, чтобы ленивому малайцу не нужно было грести. Да смотри, не слишком усердствуй, а то и тебе от меня до-- станется.
   Они возвратились по домам и легли спать, милые мои.
   Теперь слушайте внимательно!
   С того самого дня и поныне луна всегда толкает море взад и вперед и производит так называемый прилив и отлив. Иногда рыбак поусердствует и так поднимет воду, что получается разлив. Иногда же он недостаточно ее поднимет, и она стоит низко. Но большею частью он все-таки работает исправно, потому что боится Старого Волшебника.
   А Пау Амма? Если вы пойдете на берег, милые мои, то можете увидеть, как его дети роют себе маленький Пусат-Тасек под каждым камешком, под каждой былинкой на песчаной отмели. Вы увидите, как они размахивают своими маленькими ножницами; а в некоторых странах они живут на суше и карабкаются по пальмам, чтобы кушать кокосовые орехи, как это им обещала дочь Человека. Но раз в году все крабы теряют свой твердый панцирь, и кожа у них делается мягкой. Тогда они вспоминают о могуществе Старого Волшебника. Как бы то ни было, не следует охотиться за молоденькими крабами и убивать их на том только основании, что старый Пау Амма в свое время вел себя нехорошо.
   Да! Дети Пау Амма ужасно не любят, когда их вытаскивают из их маленьких Пусат-Тасеков и приносят домой в стеклянных баночках. Вот почему они стараются зацепить своими клешнями-ножницами тех, кто их ловит. И поделом!

 []

  
  

КАК КОТ ГУЛЯЛ, ГДЕ ЕМУ ВЗДУМАЕТСЯ

 []

 []

   Слушайте внимательно, милые мои! То, что я расскажу вам, случилось давным-давно, когда человек еще не приручил животных и все они были дикими. Собака была дикая, лошадь была дикая, корова была дикая, овца была дикая, свинья была дикая, и эти дикие животные бродили по сырому дикому лесу. Но самым диким из них был кот. Он гулял один, где ему вздумается, и место для него не имело значения.
   Разумеется, и человек тоже был диким, совсем диким. Он даже не пытался усовершенствоваться, пока не встретил женщину, которая ему сказала, что ей вовсе не нравится такая дикая жизнь. Она разыскала хорошую сухую пещеру, где можно было поселиться, чтоб уж не ночевать под открытым небом на куче сырых листьев. Пол пещеры она посыпала чистым песком, устроила очаг и развела на нем огонь. Затем она завесила вход в пещеру сухой конской шкурой хвостом вниз и сказала человеку:
   -- Вытирай ноги, голубчик, когда входишь. Мы заведем у себя порядок.
   В тот день, милые мои, они ели мясо дикой овцы, зажаренное на горячих каменьях и приправленное диким чесноком и диким перцем; дикую утку, фаршированную диким рисом и дикими кореньями; мозговые кости дикого быка; дикие вишни и дикие гранаты. Плотно пообедав, человек лег спать около огня и чувствовал себя счастливым. Женщина еще сидела и расчесывала волосы. Потом она взяла большую плоскую кость от бараньей лопатки и стала ее разглядывать. Подбросив топлива в огонь, она принялась колдовать, и это было первое в мире колдовство.
   Все дикие животные вышли из сырого дикого леса и, собравшись в кучку, издали поглядывали на огонь, недоумевая, что это за штука.
   Дикая лошадь топнула своим диким копытом и сказала:
   -- О друзья мои и враги мои! Зачем мужчина и женщина зажгли такой яркий свет в пещере, и не будет ли нам от этого беды?
   Дикая собака потянула воздух своим диким носом и, почуяв запах жареной баранины, сказала:
   -- Пойду-ка я посмотрю. Кажется, там что-то вкусное. Кот, пойдем со мной!
   -- Нет! -- ответил кот. -- Я привык гулять один, где мне вздумается, и с тобой не пойду.
   -- В таком случае нашей дружбе конец, -- сказала дикая собака и направилась к пещере.
   Не успела она отойти на несколько шагов, как кот подумал:
   "Мне ведь все равно, где гулять. Отчего бы мне тоже не пойти посмотреть? А уйду я оттуда, когда мне вздумается".
   Он неслышными шагами прокрался вслед за собакой и так притаился, что мог все слышать.
   Когда дикая собака добралась до входа в пещеру, то отодвинула мордой сухую конскую шкуру и стала вдыхать чудный запах жареной баранины. Женщина, разглядывавшая баранью лопатку, услышала, как она подошла, и тогда сказала со смехом:
   -- Ага, вот первый. Что тебе нужно, дикий зверь из дикого леса?
   Дикая собака ответила:
   -- О мой враг и жена моего врага, что это так вкусно пахнет в диком лесу?
   Женщина бросила дикой собаке жареную баранью кость и сказала:
   -- Дикий зверь из дикого леса, возьми и попробуй!
   Дикая собака принялась грызть кость, которая оказалась вкуснее всего того, что ей когда--либо приходилось есть. Покончив с костью, она сказала:
   -- О мой враг и жена моего врага, дай еще!
   Женщина ответила:
   -- Дикий зверь из дикого леса, помогай моему мужу охотиться днем, а ночью стереги пещеру, тогда я буду давать тебе сколько угодно костей.
   -- А, вот что! -- сказал кот, подслушавший весь разговор. -- Умная женщина, спору нет, но я еще умнее.
   Дикая собака вползла в пещеру, положила голову на колени женщине и сказала:
   -- О мой друг и жена моего друга, я обещаю днем помогать твоему мужу на охоте, а ночью стеречь пещеру.
   "Ну и глупая же собака!" -- сказал про себя кот, услышав такие речи.
   Он ушел обратно в сырой дикий лес, помахивая своим диким хвостом и гуляя по диким тропинкам, но никому ничего не сказал.
   Проснувшись, мужчина спросил:
   -- Что здесь нужно дикой собаке?
  

 []

   Это пещера, в которой жил первобытный человек со своей женой. Пещера была совсем недурна, и в ней было гораздо теплее, чем можно думать по виду. У человека был челнок. Он привязан к колышку на берегу и погружен в воду для того, чтобы дерево, из которого он сделан, разбухло. Поперек реки протянут невод для ловли лососей. От самого берега до входа в пещеру лежат гладкие чистенькие камни для того, чтобы мужчина и женщина не пачкали себе ноги в песке, когда ходят по воду. Вдали на берегу вы видите черненькие штучки, похожие на жуков, -- это засохшие деревья из дикого леса, принесенные рекою. Мужчина и женщина вытаскивали их из воды, сушили и резали на дрова. Я не нарисовал конской шкуры у входа в пещеру, потому что женщина сняла ее, чтобы вычистить. Черточки на песке между пещерой и рекой -- это следы ног мужчины и женщины.
   Мужчина и женщина сидят в пещере и обедают. Когда у них появился ребенок, они перебрались в другую, более удобную пещеру, потому что ребенок подползал к реке и часто падал в воду, а собаке приходилось его оттуда вытаскивать.
  
   Женщина ответила:
   -- Теперь это уже не дикая собака, а наш лучший друг. Она будет нашим другом всегда, всегда, всегда. Возьми ее с собою, когда пойдешь на охоту.
   На следующий день женщина нарезала несколько охапок свежей душистой травы с пойменного луга и высушила ее у огня, так что она благоухала как недавно скошенное сено. Потом она села у входа в пещеру, нарезала ремней из конской шкуры и сплела недоуздок. Все время она смотрела на баранью лопатку и колдовала. Это было второе в мире колдовство.
   А в диком лесу все дикие звери недоумевали, что случилось с дикой собакой. Наконец дикая лошадь топнула ногой и сказала:
   -- Пойду посмотрю, отчего не возвращается дикая собака. Кот, пойдем со мной!
   -- Нет, -- ответил кот. -- Я гуляю один, где мне вздумается, и хожу, куда сам захочу. Не пойду я с тобой.
   Тем не менее он тихонько прокрался за дикой лошадью и так притаился, чтобы не проронить ни слова.
   Когда женщина услыхала топот дикой лошади, которая зацепилась своей длинной гривой, то засмеялась и сказала:
   -- Вот и второй. Дикий зверь из дикого леса, что тебе нужно?
   Дикая лошадь сказала:
   -- О мой враг и жена моего врага, где дикая собака?
   Женщина опять засмеялась и, взглянув на баранью лопатку, сказала:
   -- Дикий зверь из дикого леса, ты сюда пришел не ради дикой собаки, а ради этой сочной травы.
   Дикая лошадь, спотыкаясь и цепляясь своей длинной гривой, призналась:
   -- Правда твоя. Дай мне травы.
   Женщина сказала:
   -- Дикий зверь из дикого леса, нагни свою дикую голову и надень то, что я тебе приготовила. Тогда ты будешь получать чудную траву три раза в день.
   -- А! -- сказал кот, подслушавший весь разговор. -- Умная женщина, спору нет, а я все-таки умнее.
   Дикая лошадь нагнула свою дикую голову, и женщина надела на нее плетеный недоуздок. Тяжело переводя дух, дикая лошадь сказала:
   -- О моя госпожа и жена моего господина! Я буду тебе служить ради этой чудной травы.
   -- Ага, вот что! -- сказал кот, подслушавший весь разговор. -- Ну и глупа же лошадь.
   Он вернулся назад в сырой дикий лес, помахивая своим диким хвостом и гуляя по диким тропинкам, но никому ничего не сказал.
   Когда мужчина и собака пришли с охоты, то мужчина спросил:
   -- Что здесь нужно дикой лошади?
   Женщина ответила:
   -- Теперь это уж не дикая лошадь, а наш первый слуга. Она будет перевозить нас с места на место всегда, всегда, всегда! Поезжай на ней верхом, когда отправишься на охоту.
   На другой день и дикая корова, задрав вверх свою дикую голову, чтобы не зацепиться своими дикими рогами за дикие деревья, пошла к пещере. За нею отправился кот и спрятался, как и в оба предыдущих раза. Все случилось так, как и раньше. Дикая корова обещала женщине отдавать свое молоко в обмен на чудную траву, а кот вернулся в сырой дикий лес, помахивая своим диким хвостом и гуляя по диким тропинкам, как бывало и прежде, но никому ничего не сказал. Когда человек, лошадь и собака возвратились домой с охоты и предложили обычные вопросы, то женщина ответила:
   -- Теперь это уже не дикая корова, а наша кормилица. Она будет давать нам теплое белое молоко всегда, всегда, всегда! И пока ты будешь ходить на охоту с первым другом и первым слугой, я буду заботиться о ней.
   На другой день кот притаился и высматривал, не пройдет ли еще кто-нибудь из диких зверей к пещере, но никто не вышел из сырого дикого леса, и кот один прогуливался в этой стороне. Он увидел, как женщина подоила корову, видел, как горел огонек внутри пещеры, и чуял запах теплого белого молока. Приблизившись, он спросил:
   -- О мой враг и жена моего врага! Куда девалась дикая корова?
   Женщина засмеялась и сказала:
   -- Дикий зверь из дикого леса, ступай назад, откуда пришел. Я уже заплела волосы и спрятала волшебную баранью лопатку. Нам в пещере больше не нужно ни друзей, ни слуг.
   Кот ответил:
   -- Я не друг и не слуга. Я кот, который гуляет один, где ему вздумается. Теперь мне вздумалось прийти к вам в пещеру.
   Женщина сказала:
   -- Отчего же ты не пришел в первый вечер с первым другом?
   Кот очень рассердился и спросил:
   -- Разве дикая собака уже что-нибудь наговорила тебе про меня?
   Женщина засмеялась и ответила:
   -- Ты гуляешь один, где тебе вздумается, и место для тебя не имеет значения. Ты нам не друг и не слуга, как ты сам сказал. Ну и ступай, гуляй, где знаешь.
  

 []

   Здесь изображен кот, который любил гулять один, где ему вздумается. Он ходит по сырому дикому лесу, помахивая хвостом. На рисунке больше ничего нет, кроме нескольких поганок, которые выросли потому, что лес был очень сырой. То, что вы видите на ветках, не птицы, а мох. Он вырос потому, что в лесу было очень сыро.
   Под большой картинкой нарисована пещера, в которую мужчина и женщина переселились после того, как у них появился ребенок. Они жили в пещере летом и посеяли около нее пшеницу. Мужчина едет верхом на лошади, чтобы разыскать корову и привести в пещеру, где ее будут доить. Он поднял руку и зовет собаку, которая переплыла через речку, отыскивая кроликов.
  
   Кот прикинулся огорченным и сказал:
   -- Неужели я никогда не войду в пещеру? Неужели я никогда не буду греться у огня? Неужели я никогда не буду пить теплого белого молока? Ты очень умная и очень красивая женщина. Ты не должна быть жестокой даже к коту.
   Женщина сказала:
   -- Я знала, что я умна, но не знала, что я красива. Давай заключим договор. Если я когда-нибудь хоть раз тебя похвалю, то ты можешь войти в пещеру.
   -- А если два раза? -- спросил кот.
   -- Вряд ли это случится, -- ответила женщина.
   -- Но если я два раза тебя похвалю, то ты можешь греться в пещере.
   -- А если похвалишь три раза? -- спросил кот.
   -- Вряд ли это случится, -- ответила женщина. -- Но если я три раза тебя похвалю, то ты можешь три раза в день пить теплое белое молоко всегда, всегда, всегда!
   Кот выгнул спину и сказал:
   -- Пусть же шкура, завешивающая вход в пещеру, и очаг в глубине пещеры, и крынки молока на очаге будут свидетелями того, что сказала жена моего врага.
   Он ушел обратно в сырой дикий лес, помахивая своим диким хвостом и гуляя по диким тропинкам.
   Вечером, когда мужчина, лошадь и собака вернулись с охоты, женщина не рассказала им о своем договоре, так как опасалась, что они его не одобрят.
   Кот до тех пор гулял в сыром диком лесу, пока женщина совершенно не забыла про него. Только маленькая летучая мышь, свешивавшаяся головою вниз с потолка пещеры, знала, где скрывается кот. Каждый вечер летучая мышь летала к нему и рассказывала все новости. Однажды летучая мышь сообщила:
   -- В пещере появился маленький ребенок. Он совсем новенький, розовый, пухленький. И женщина его очень любит.
   -- Ага! -- сказал кот, навострив уши. -- А что любит ребенок?
   -- Он любит все мягкое, пушистое, -- ответила летучая мышь. -- Он любит, засыпая, держать в ручонках что-нибудь теплое. Он любит, чтоб с ним играли.
   -- Ага! -- сказал кот, навострив уши. -- Теперь наступило мое время.
   Вечером кот прошел через сырой дикий лес и спрятался около пещеры. На рассвете мужчина с собакой и лошадью отправился на охоту. Женщина была занята стряпней, а ребенок все время кричал и отрывал ее от дела. Женщина попробовала вынести его из пещеры. Она положила его на земле и, чтобы занять его, дала ему горсть камешков. Однако ребенок не унимался.
   Тогда кот вышел из засады и стал гладить ребенка по щеке своей бархатной лапкой. Кот терся об его пухлые ножки и щекотал ему шейку хвостом. Ребенок засмеялся. Женщина услышала его смех и улыбнулась. Маленькая летучая мышь, прицепившаяся у входа в пещеру, сказала:
   -- О моя хозяйка, жена моего хозяина и мать сына моего хозяина! Дикий зверь из дикого леса прекрасно играет с твоим ребенком.
   -- Спасибо этому дикому зверю, кто бы он ни был, -- ответила женщина, не отрываясь от работы. -- Я сегодня очень занята, и он мне оказал большую услугу.
   В ту же минуту, в ту же секунду, милые мои, хлоп! -- конская шкура, повешенная хвостом вниз у входа в пещеру, с шумом упала, так как она была свидетельницей договора между женщиной и котом. Пока женщина поднимала ее, кот успел прошмыгнуть в пещеру.
   -- Вот и я, враг мой, жена моего врага и мать моего врага! -- сказал кот. -- Ты меня похвалила, и теперь я могу сидеть в пещере всегда, всегда, всегда! А все же я кот, который гуляет, где ему вздумается.
   Женщина очень рассердилась, крепко стиснула губы, взяла свою прялку и села прясть. А ребенок плакал, потому что кот ушел. Мать никак не могла его успокоить. Он барахтался, дрыгал ножками и весь посинел от крика.
   -- О мой враг, жена моего врага и мать моего врага! -- сказал кот. Возьми пасму своей пряжи, привяжи ее к веретену и потащи по полу. Я покажу тебе колдовство, от которого твой ребенок засмеется так же громко, как теперь плачет.
   -- Я это сделаю потому, что уж не знаю, как унять ребенка, -- сказала женщина, -- но тебя-то я, конечно, не поблагодарю.
   Она привязала нитку к маленькому глиняному веретену и потащила его по полу, а кот бежал за ним, подбрасывая его лапками, кувыркался, закидывал его на спину, ложился на него, делал вид, что потерял его, и потом опять ловил его, пока ребенок не стал хохотать так же громко, как прежде плакал. Он пополз за котом и катался с ним по пещере, а когда устал, то задремал, обхватив кота ручонками.
   -- Теперь, -- сказал кот, -- я спою ребенку песенку, чтоб он спал часок-другой.
   И он стал мурлыкать тихо и громко, громко и тихо, пока ребенок не уснул крепким сном. Женщина, улыбаясь, смотрела на них обоих и наконец сказала:
   -- Вот так прелесть. Да ты молодец, кот!
   В ту же минуту, в ту же секунду, милые мои, пуфф! -- дым от очага стал клубиться по пещере, так как он был свидетелем договора между женщиной и котом. Когда дым рассеялся, то оказалось, что кот с удобством расположился у огня.
   -- Вот и я, враг мой, жена моего врага и мать моего врага! Ты во второй раз похвалила меня. Теперь я могу греться у огня в пещере всегда, всегда, всегда! А все-таки я кот, который гуляет, где ему вздумается.
   Женщина очень-очень рассердилась, распустила волосы, подбросила топлива в огонь, достала широкую кость от бараньей лопатки и стала колдовать, чтобы как-нибудь не похвалить кота в третий раз. Это было колдовство без пения, милые мои, молчаливое колдовство. Мало-помалу в пещере наступила такая тишина, что маленькая мышка решилась выползти из своей норки в углу и пробежать по полу.
   -- О мой враг, жена моего врага и мать моего врага! Неужели ты своим колдовством вызвала эту мышку? -- спросил кот.
   -- Конечно нет. Ай-ай-ай! -- воскликнула женщина, роняя кость и поспешно заплетая косы, чтобы мышь как-нибудь не взбежала по ним.
   -- А что, если я съем мышь? -- сказал кот, внимательно наблюдавший за нею. -- Мне от этого не будет вреда?
   -- Нет, -- ответила женщина, заплетая косу. -- Ешь скорее. Я тебе буду очень благодарна.
   Кот одним прыжком поймал мышь, и женщина сказала:
   -- Тысячу раз благодарю тебя. Даже наш первый друг не так проворен, чтобы ловить мышей. Вероятно, ты очень умен.
   В ту же минуту, в ту же секунду, милые мои, трах! -- крынка молока, стоявшая на очаге, раскололась пополам, так как она была свидетельницей договора между женщиной и котом. Когда женщина вскочила со скамейки, на которой сидела, кот уже лакал теплое белое молоко, оставшееся в одном из черепков.
   -- Вот и я, враг мой, жена моего врага и мать моего врага! -- сказал кот. -- Ты три раза похвалила меня. Теперь я могу три раза в день пить теплое белое молоко всегда, всегда, всегда! А все-таки я кот, который гуляет, где ему вздумается.
   Женщина засмеялась и поставила перед котом чашку теплого белого молока. При этом она сказала:
   -- О кот, ты умен, как человек, но все-таки помни, что договор ты заключал только со мной, и я не знаю, как к нему отнесутся мужчина и собака, когда возвратятся домой.
   -- А мне что за дело? -- сказал кот. -- Раз я могу сидеть в пещере у огня и трижды в день получать теплое белое молоко, то мне совершенно безразлично, что скажут мужчина или собака.
   Вечером, когда мужчина и собака возвратились в пещеру, женщина рассказала им о своем договоре, а кот, сидя у огня, ухмылялся. Мужчина сказал:
   -- Прекрасно, но он не заключал договора со мною и с другими людьми, которые будут жить после меня.
   Затем человек снял свои кожаные сапоги, положил свой каменный топорик, принес полено и секиру {Секира -- это топор в виде полумесяца, насаженный на топорище или древко.} (всего пять предметов) и, разместив их в один ряд, сказал:
   -- Теперь мы заключим с тобою договор. Если ты не будешь ловить мышей в пещере всегда, всегда, всегда, то я буду бросать в тебя эти пять предметов, как только тебя завижу. То же самое будут делать все мужчины после меня.
   -- Ах! -- воскликнула женщина. -- Какой умный этот кот, но мой муж все-таки умнее.
   Кот осмотрел все пять предметов (они выглядели довольно опасными) и сказал:
   -- Я буду ловить мышей в пещере всегда, всегда, всегда! А все-таки я кот, который гуляет, где ему вздумается.
   -- Только не тогда, когда я близко, -- возразил человек. -- Если б ты не сказал последних слов, то я убрал бы эти вещи навсегда, навсегда, навсегда! А теперь я буду бросать в тебя сапоги и топорик (всего три предмета), как только встречусь с тобой. И так будут делать все мужчины после меня.
   Затем собака сказала:
   -- Постой! Ты еще не заключал договора со мною и со всеми собаками, которые будут жить после меня.
   Оскалив зубы, она продолжала:
   -- Если ты не будешь ласков с ребенком, пока я в пещере, всегда, всегда, всегда, то я буду гоняться за тобою и поймаю тебя, а когда поймаю -- укушу. И так будут делать все собаки после меня.
   -- Ах! -- воскликнула женщина. -- Какой умный этот кот, но собака умнее его.
   Кот сосчитал зубы собаки (они выглядели очень острыми) и сказал:
   -- Я буду ласков с ребенком всегда, всегда, всегда, если он не будет слишком сильно тянуть меня за хвост. А все-таки я кот, который гуляет, где ему вздумается.
   -- Только не тогда, когда я близко, -- возразила собака. -- Если б ты не сказал последних слов, то я закрыла бы свою пасть навсегда, навсегда, навсегда, а теперь я буду загонять тебя на дерево, как только встречусь с тобою. И так будут делать все собаки после меня.
   Человек бросил в кота свои сапоги и каменный топорик (всего три предмета), и кот выбежал из пещеры, а собака загнала его на дерево. С того дня и поныне, милые мои, из пяти мужчин трое всегда бросают в кота что попадется под руку и все собаки загоняют его на дерево. Он ловит мышей и ласково обращается с детьми, если они не слишком сильно тянут его за хвост. Но исполнив свои обязанности, в свободное время, особенно когда настают лунные ночи, кот уходит и гуляет один, где ему вздумается. Он лазит по влажным диким деревьям или по влажным диким крышам, а не то отправляется в сырой дикий лес и, помахивая своим диким хвостом, бродит по диким тропинкам.

 []

  
  

КАК МОТЫЛЕК ТОПНУЛ

 []

 []

   Теперь, милые мои, я расскажу вам новенькую сказку, непохожую на прежние, сказку о мудром Сулейман-бен-Дауде.
   О нем уже раньше сложилось триста пятьдесят пять сказок, но моя сказка не из их числа. Это не сказка про пигалицу, которая нашла себе воду, или про потатуйку, которая своими крыльями защитила Сулеймана от зноя. Это не сказка про стеклянную мостовую, или про рубин с извилистым отверстием, или про золотые ворота султанши Балкис. Это сказка о том, как мотылек топнул.
   Ну, теперь слушайте внимательно! Сулейман-бен-Дауд отличался необыкновенной мудростью. Он понимал, что говорили звери, что говорили птицы, что говорили рыбы, что говорили насекомые. Он понимал, что говорили скалы глубоко под землею, когда сталкивались друг с другом и глухо стонали. Он понимал, что говорили деревья, когда утром шелестела их листва. Он понимал все-все на свете. А красавица Балкис, главная султанша, почти не уступала ему в мудрости.
   Сулейман-бен-Дауд отличался могуществом. На третьем пальце правой руки он носил кольцо. Если он поворачивал это кольцо один раз, то к нему слетались подземные духи, готовые исполнить все его приказания. Если он поворачивал кольцо два раза, то к нему слетались небесные феи, готовые исполнить все его приказания. Если он поворачивал кольцо три раза, то перед ним являлся сам великий Азраэль с мечом и докладывал ему обо всем, что происходило в трех мирах -- внизу, вверху и здесь.
   Однако Сулейман-бен-Дауд не был гордецом. Он очень редко выставлял себя напоказ, а если это случалось, то потом всегда раскаивался. Однажды он вздумал накормить сразу всех животных в мире. Но когда корм был заготовлен, из пучины морской появился зверь, который все сожрал в три глотка. Сулейман-бен-Дауд изумился и спросил:
   -- Скажи, зверь, кто ты?
   Зверь ответил ему:
   -- О повелитель, да продлится жизнь твоя во веки веков! Я самый маленький из тридцати тысяч братьев, а живем мы на дне морском. До нас дошел слух, что ты собираешься накормить зверей со всего мира, и братья послали меня спросить, когда будет готов обед.
   Сулейман-бен-Дауд изумился еще больше и сказал:
   -- О зверь! Ты уничтожил обед, который я приготовил для всех зверей в мире. Зверь ответил:
   -- О царь, да продолжится жизнь твоя во веки веков! Неужели ты это называешь обедом? Там, где я живу, каждый из нас на закуску съедает вдвое больше.
   Тогда Сулейман-бен-Дауд пал ниц и сказал:
   -- О зверь! Я хотел устроить обед, чтобы похвастаться, какой я великий и богатый царь, а вовсе не потому, чтобы я хотел облагодетельствовать зверей. Теперь я пристыжен, и это послужит мне уроком.
   Сулейман-бен-Дауд был поистине мудрым человеком, милые мои. После того он никогда уж не забывал, что хвастаться глупо.
  

 []

   Здесь изображен зверь, который вышел из моря и пожрал всю еду, заготовленную Сулейман-бен-Даудом для животных всего мира. Это был очень милый зверь, и мать горячо любила его, так же как его двадцать девять тысяч девятьсот девяносто девять братьев, которые жили на дне морском. Вы уже знаете, что он был самым младшим из них, а потому его называли Малюткой Порджи. Он съел все ящики, тюки и узлы с провизией, приготовленной для всего мира, и даже не дал себе труда распаковать их или развязать веревки. Однако это ему нисколько не повредило. За ящиками видны высокие мачты кораблей Сулейман-бен-Дауда. Эти корабли подвозили новый запас провизии, когда Малютка Порджи вышел на берег. Кораблей он не съел. Они не стали разгружаться и поспешно уплыли в море, пока Малютка Порджи еще не кончил своей еды. Вы можете видеть, как несколько кораблей уплывают за спиной Порджи. Я не нарисовал Сулейман-бен-Дауда потому, что он сам в удивлении стоит перед этой картиной. Тюк, который свешивается с мачты корабля, заключает в себе свежие финики для попугаев. Как называется каждый из кораблей, я не знаю. Вот и все, что здесь нарисовано.
  
   Это была присказка, а теперь начнется сказка.
   У Сулеймана было много жен -- девятьсот девяносто девять, не считая красавицы Балкис.
   Все они жили в большом золотом дворце посреди великолепного сада с фонтанами.
   Сулейман-бен-Дауд вовсе не желал иметь столько жен, но в те времена обычай требовал, чтоб у всех было по нескольку жен, а у султана больше, чем у других.
   Одни из жен были красивы, другие нет. Некрасивые ссорились с красивыми, потом все ссорились с султаном, и это его приводило в отчаяние. Только красавица Балкис никогда не ссорилась с Сулейман-бен-Даудом. Она его слишком любила и, сидя в своих раззолоченных покоях или гуляя по дворцовому саду, не переставала думать о нем и огорчаться за него.
   Конечно, Сулейман мог повернуть кольцо на пальце и вызвать подземных духов, которые превратили бы всех девятьсот девяносто девять сварливых жен в белых мулов, или в борзых собак, или в гранатовые семена; но к такому решительному средству он не хотел прибегать, рассуждая, что это значило бы подчеркивать свою власть и хвастаться ею. Поэтому, когда султанши затевали ссору, он уходил подальше в сад и проклинал минуту, когда родился на свет Божий.
   Однажды, когда ссоры продолжались целых три недели, -- ссорились между собою все девятьсот девяносто девять жен, -- Сулейман-бен-Дауд, как всегда, отправился искать успокоения в роскошном саду. Под апельсинными деревьями он встретил красавицу Балкис, которая была очень огорчена тем, что султан переживает такие неприятности. Она сказала ему:
   -- О мой повелитель, свет очей моих! Поверни кольцо на пальце и покажи этим султаншам Египта, Месопотамии, Персии и Китая, что ты могущественный и грозный властитель.
   Сулейман-бен-Дауд покачал головой и ответил:
   -- О подруга моя, радость дней моих! Вспомни, как зверь вышел из моря и пристыдил меня перед всеми зверями в мире за мое тщеславие. Если я стану хвастаться своим могуществом перед султаншами Египта, Месопотамии, Персии и Китая только потому, что они изводят меня своими ссорами, то мне будет еще стыднее.
   Красавица Балкис спросила:
   -- О мой повелитель, сокровище души моей! Что ж ты будешь делать?
   Сулейман-бен-Дауд ответил:
   -- О подруга моя, утеха моего сердца! Я покорюсь своей судьбе и постараюсь терпеливо выносить вечные ссоры девятисот девяноста девяти жен.
   Он еще гулял некоторое время между лилиями, розами, каннами и душистым имбирем, а потом сел отдохнуть под своим любимым камфарным деревом. А Балкис спряталась в чаще пестролистных бамбуков, высоких ирисов и красных лилий, росших около камфарного дерева, чтобы быть поближе к своему горячо любимому мужу.
   Вдруг под дерево прилетели два мотылька, ссорясь между собою. Сулейман-бен-Дауд услыхал, как один из них сказал другому:
   -- Удивляюсь, как ты позволяешь себе говорить со мной таким образом. Разве ты не знаешь, что стоит мне топнуть ногою -- и весь дворец Сулейман-бен-Дауда вместе с этим роскошным садом мгновенно исчезнет с лица земли?
   Сулейман-бен-Дауд забыл о своих девятистах девяноста девяти сварливых женах. Хвастовство мотылька очень его рассмешило, и он до того хохотал, что камфарное дерево затряслось. Протянув палец, он сказал:
   -- Иди-ка сюда, малютка.
   Мотылек страшно испугался, но все-таки полетел на руку султана и сел, похлопывая крылышками. Сулейман-бен-Дауд наклонился к нему и тихонько шепнул:
   -- Послушай, малютка, ведь ты знаешь, что, сколько бы ты ни топал, ты даже не пригнешь к земле самой тоненькой травки. Зачем же ты рассказываешь небылицы своей жене? Ведь эта бабочка, вероятно, твоя жена?
   Мотылек взглянул на Сулейман-бен-Дауда и увидел, что глаза мудрого царя блестят, как звезды в морозную ночь. Он собрал всю свою храбрость, склонил голову набок и сказал:
   -- О царь, да продлится жизнь твоя вовеки! Это действительно моя жена. А ты знаешь, что такое жены?!
   Сулейман-бен-Дауд украдкой улыбнулся и сказал:
   -- Знаю, братец.
   -- Нужно поддерживать свое достоинство, -- объяснял мотылек. -- Жена целое утро ссорилась со мной. Я сказал это, чтоб ее успокоить.
   Сулейман-бен-Дауд заметил:
   -- Дай Бог, чтобы это ее успокоило. Ну, теперь лети к ней, братец. Я послушаю, что ты ей скажешь.
   Мотылек полетел к своей жене, которая вся трепетала, сидя на листике. Она воскликнула:
   -- Он тебя слышал?! Сам Сулейман-бен-Дауд тебя слышал!
   -- Конечно, слышал, -- ответил мотылек.
   -- Я сам хотел, чтобы он меня слышал.
   -- А что же он сказал? Что? Говори скорее.
   -- Гм! -- ответил мотылек, напуская на себя важность. -- Между нами, милая моя, -- он очень испугался, но я его не осуждаю. Дворец ему, видно, стоил больших денег, к тому же и апельсины скоро созреют; вот он просил меня не топать ногою, и я обещал, что не топну.
   -- Господи! -- воскликнула бабочка и совершенно притихла.
   А Сулейман-бен-Дауд хохотал до слез, так его рассмешило бесстыдство негодного мотылька.
   Красавица Балкис стояла среди красных лилий и тоже улыбалась, потому что слышала весь их разговор. Она думала:
   "Если я буду умно держать себя, то спасу моего повелителя от неприятностей с этими сварливыми султаншами".
   Она протянула палец и тихонько шепнула бабочке:
   -- Иди сюда, малютка.
   Бабочка, жена мотылька, испуганно вспорхнула и села на белую руку Балкис.
   Балкис нагнула свою чудную головку и спросила шепотом:
   -- Скажи, малютка, ты веришь тому, что сказал тебе сейчас твой муж?
   Бабочка взглянула на Балкис и увидела, что глаза красавицы султанши сияют, как глубокое море, в котором отражаются звезды. Она набралась храбрости и сказала:
   -- О султанша, да сохранится твоя красота во веки веков! Ты ведь знаешь, какие бывают мужья!
   Султанша Балкис, мудрая Балкис, приложила пальцы к губам, чтобы скрыть улыбку, и ответила:
   -- Знаю, сестрица.
   -- Они сердятся из-за всякого пустяка, -- говорила бабочка, быстро помахивая крылышками, -- а мы должны им угождать. Им наполовину нельзя верить. Муж думает убедить меня, что он может, топнув ногою, стереть с лица земли Сулейманов дворец. Я этому не придаю никакого значения, а завтра он сам забудет свои слова.
   -- Ты права, сестрица, -- сказала Балкис. -- И в следующий раз, когда он будет хвастать, попробуй поймать его на слове, попроси его топнуть ногой. Посмотрим, что из этого выйдет. Мы ведь знаем, какие бывают мужья, -- не правда ли? Не мешает его пристыдить.
   Бабочка улетела к своему супругу, и через пять минут они ссорились пуще прежнего.
   -- Помни, -- кричал мотылек, -- помни, что случится, если я топну ногой!
   -- Я тебе ни капельки не верю, -- возражала бабочка. -- Вот попробуй, топни нарочно, сейчас топни.
   -- Я обещал Сулейман-бен-Дауду не делать этого и не хочу нарушать своего слова.
   -- Беды не будет, если его нарушишь, -- сказала бабочка. -- Сколько бы ты ни топал, ты не пригнешь даже травинки к земле. Ну и топни нарочно.
   Сулейман-бен-Дауд, сидя под камфарным деревом, слышал каждое слово и так хохотал, как ему до тех пор еще никогда не случалось. Он забыл о своих султаншах, он забыл о звере, который вышел из пучины морской, он забыл обо всем и хохотал, потому что ему было весело. А Балкис среди цветов улыбалась, радуясь тому, что ее дорогой супруг развеселился.
   Мотылек, очень взволнованный и разгоряченный, стремительно прилетел под тень камфарного дерева и сказал Сулейману:
   -- Она хочет, чтобы я топнул! Она хочет посмотреть, что из этого выйдет! О Сулейман-бен-Дауд, ты знаешь, что я похвастался. Теперь она уже не поверит ни одному моему слову. Она всю жизнь будет смеяться надо мною.
   -- Нет, братец, -- ответил Сулейман-бен-Дауд. -- Мы сделаем так, чтобы она больше не смеялась над тобою.
   Он повернул кольцо на пальце, -- не для того, чтобы похвалиться своим могуществом, а для того, чтобы помочь мотыльку, -- и вмиг перед ним явились из-под земли четыре грозных духа.
   -- Рабы! -- сказал Сулейман-бен-Дауд. -- Когда этот господин на моем пальце (наглый мотылек все еще сидел на его руке) топнет левой передней ногой, вы унесите мой дворец и сады в грозовой туче. Когда он опять топнет, вы все водворите на прежнее место.
   -- Теперь, братец, -- сказал он, -- лети к своей жене и топай на здоровье.
   Мотылек полетел к жене, которая кричала:
   -- Я требую, чтобы ты это сделал, требую! Топни, говорю тебе! Топни, топни!
   В это время Балкис увидела, как четыре могучих духа взялись за четыре угла сада, посреди которого стоял дворец, и от радости даже захлопала в ладоши.
   "Наконец-то, -- подумала она, -- Сулейман-бен-Дауд ради мотылька делает то, что давно должен был сделать ради собственного благополучия. Теперь, по крайней мере, сварливые султанши будут достаточно напуганы".
   Мотылек топнул ногой. Духи подхватили дворец и сады и подняли их на тысячу миль над землею. Послышался ужасный раскат грома, и все скрылось в непроглядной тьме.
   Бабочка затрепетала и воскликнула:
   -- О, я больше не буду! И зачем я так говорила?! Верни на место сады, милый мой супруг! Я обещаю, что больше никогда не стану тебе перечить.
   Мотылек испугался не меньше своей жены, а Сулейман-бен-Дауд так хохотал, что несколько минут не мог вымолвить ни слова. Наконец он перевел дух и шепнул мотыльку:
   -- Топни опять, братец, верни мне дворец, о величайший из волшебников!
   -- Да, верни ему дворец! -- сказала бабочка, порхавшая в темноте, как моль. -- Отдай ему дворец и не прибегай больше к такому ужасному колдовству!
   -- Хорошо, милая, -- ответил мотылек с напускной храбростью. -- Ты сама видишь, к чему привели твои придирки. Мне-то, конечно, все равно. Я привык и не к такому колдовству, но ради тебя и Сулейман-бен-Дауда я готов поставить дворец на место.
   Он снова топнул ногой, и в ту же самую минуту духи бережно опустили дворец на землю. Солнце ярко освещало темную листву апельсинных деревьев, птицы пели, а бабочка лежала под камфарным деревом, еле двигая крылышками и твердила взволнованным голосом:
   -- Я больше не буду! Я больше не буду!
   Сулейман-бен-Дауд от смеха не мог говорить. Он погрозил пальцем мотыльку и, заикаясь, прошептал:
   -- Ах ты, чародей! К чему ты вернул мне дворец, если я должен лопнуть от смеха?
  

 []

   На этой картинке изображены четыре быстрокрылых духа, которые поднимают на воздух дворец Сулейман-бен-Дауда в ту самую минуту, как мотылек топнул ногой. Сады, дворцы и окружающие постройки были подняты на воздух, словно на подносе, а на их месте в земле осталась глубокая яма, полная пыли и дыма. В правом углу картины, около зверя, который похож на льва, вы увидите Сулейман-бен-Дауда с волшебной палочкой в руке. Зверь, похожий на льва, и есть лев, высеченный из камня, а предмет, похожий на крынку молока, на самом деле угол храма или другого здания. Сулейман--бен-- Дауд перешел туда, чтобы быть в стороне от пыли и дыма, когда духи умчали дворец. Я не знаю, как звали духов. Они были слугами волшебного кольца, принадлежавшего Сулейман-бен-Дауду, и сменялись почти ежедневно. Принадлежали они к числу самых обыкновенных быстрокрылых духов.
   Внизу картины изображен добрый дух по имени Акред. Он занимался тем, что кормил мелких морских рыбок три раза в день. Крылья у него были из чистой меди. Я его нарисовал, чтобы показать вам, как выглядят добрые духи. Он не помогал поднимать дворец, так как в это время кормил рыбок в Аравийском море.
  
   Вдруг послышался страшный шум. Это девятьсот девяносто девять султанш с криком и визгом выбежали из дворца, созывая своих детей. Они сбегали с мраморной лестницы по сто в ряд и спешили к фонтану.
   Мудрая Балкис пошла им навстречу и спросила:
   -- Что с вами случилось, султанши?
   Они остановились на широких мраморных ступенях по сто в ряд и крикнули:
   -- Что случилось? Мы мирно жили в своем золотом дворце, как вдруг дворец исчез, и мы очутились в непроглядной тьме. Грянул гром, и во тьме стали сновать духи. Вот что случилось, старшая султанша! Такого испуга нам еще никогда не приходилось переживать.
   Тогда красавица Балкис, по мудрости почти не уступавшая самому Сулейман-бен-Дауду, сказала:
   -- Успокойтесь, султанши! Один мотылек пожаловался на свою жену за то, что она с ним ссорилась. Наш повелитель Сулейман-бен-Дауд счел нужным дать ей урок смирения и покорности, так как эти добродетели высоко ценятся в мире бабочек.
   Ей возразила египетская султанша, дочь фараона:
   -- Не может быть, чтоб наш дворец взлетел на воздух, словно песчинка, из-за какой-то бабочки. Нет, вероятно, Сулейман-бен-Дауд умер и сама природа громом и тьмою возвестила нам об этом.
   Балкис тряхнула головою и сказала султаншам:
   -- Идите, смотрите.
   Они спустились с мраморных ступеней по сто в ряд и под камфарным деревом увидели мудрейшего из земных владык. Сулейман-бен-Дауд все еще заливался от смеха. На каждой руке он держал по бабочке, и султанши слышали, как он говорил:
   -- О жена моего воздушного брата! Помни, что ты должна угождать мужу, иначе он опять топнет ногой. Ты сама убедилась, что он великий волшебник. Недаром же он похитил дворец самого Сулейман-бен-Дауда. Ступайте же с миром, дети мои.
   Он поцеловал им крылышки, и они улетели.
   Тогда все султанши, за исключением красавицы Балкис, которая стояла в стороне и улыбалась, упали ниц, мысленно рассуждая:
   "Если все это случилось из-за того, что один мотылек недоволен своей женой, то что ж будет с нами, когда мы непрестанно надоедаем нашему повелителю своими ссорами и криком?"
   Они накинули покрывала, зажали рты руками и на цыпочках побежали обратно во дворец.
   Тогда красавица Балкис вышла из-за высоких красных лилий под тень камфарного дерева, положила руку на плечо Сулейман-бен-Дауда и сказала:
   -- О мой повелитель и сокровище моей души! Радуйся! Султанши Египта, Эфиопии, Абиссинии, Персии, Индии и Китая получили хороший урок, которого они не забудут.
   Сулейман-бен-Дауд, издали наблюдая за бабочками, порхавшими на солнце, сказал:
   -- О моя подруга и алмаз моего счастья! Я не заметил, как это случилось. Ведь я все время шутил с мотыльком.
   Он подробно рассказал Балкис историю с мотыльком. Нежная, любящая Балкис ответила:
   -- О мой повелитель и владыка дней моих! Я спряталась за камфарным деревом и все видела. Это я научила бабочку, чтобы она заставила мотылька топнуть. Я надеялась, что мой повелитель в шутку сотворит какое-нибудь великое колдовство, а султанши при виде этого испугаются и притихнут.
   И она рассказала ему все, что султанши говорили, видели и думали. Сулейман-бен-Дауд протянул ей руки и весело сказал:
   -- О подруга моя и услада дней моих! Знай, что если б я совершил это колдовство из гордости или гнева, то был бы так же пристыжен, как тогда, когда я хотел накормить всех зверей в мире. Но, благодаря твоей мудрости, я совершил колдовство ради шутки, чтобы потешить мотылька. Оказывается, что я в то же время избавился от неприятностей с моими сварливыми женами. Скажи же мне, подруга моя и сердце моего сердца, откуда ты почерпнула такую мудрость?
   Султанша Балкис, красивая и стройная, взглянула прямо в глаза Сулейман-бен-Дауду и, склонив головку набок, как та бабочка, ответила:
   -- Во-первых, я люблю тебя, мой повелитель. Во-вторых, я хорошо знаю женский характер.
   Они возвратились во дворец и жили счастливо до конца дней своих.
   А ведь правда, Балкис ловко придумала?

 []

  

Оценка: 3.51*11  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Актуальная информация Турбодизельный автомобиль с механической коробкой здесь.
Рейтинг@Mail.ru