Клюев Николай Алексеевич
Медвежья цифирь

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Приблизительное слово, сказанное поэтом Николаем Клюевым в Вытегорском красноармейском клубе "Свобода" перед пьесой "Мы победим".


   Клюев Н. А. Словесное древо. Проза
   СПб.: ООО "Издательство "Росток", 2003.
   

МЕДВЕЖЬЯ ЦИФИРЬ:

Приблизительно восстановленное слово, сказанное поэтом Николаем Клюевым в Вытегорском красноармейском клубе "Свобода* перед пьесой "Мы победим"

I

   Много есть на белом свете разных чудес, и не всё одинаково под солнцем. -- Теплые, далекие земли, где вечное лето, где сладкие воды и духмяные рощи, где лебеди черные, а вороны белые, где люди ходят, как в раю, нагими, раскрасив себе тело пестрыми красками, горы из красного и голубого камня, вершины которых упираются в небесные звезды, бесчисленные города, многообразные племена и наречия, бескрайние моря-океаны, где невиданные подводные юда, тысячеверстные, дикие, травяные поля, где не слышно голоса человеческого, где простор лишь буйнокрылому орлу да ковыль-траве шумучей, жалобной.
   Всё это чудеса вечные, не человеческой рукой сделанные. Но есть в мире одно чудо из чудес: просветленное озеро, зовется оно Сердцем человеческим, Живоносною Тайною кличется.
   Пролегла к нему тропиночка малая, малохоженая, малозримая.
   Кто прощеной слезой плакать умеет, кто родительскую могилку в Христов день целовать сможет, кто котеночка глупого, корноухого из полымя пожарного по сожаленью вызволит -- тому золотая тропиночка не заказана. Глубоко и самоцветно сердечное озеро, а живет на нем, гнездо из мороков вьет, лебедь-дева, птица волшебная.
   Вскинет лебедь крылом, жемчугом водяным окатится, человеку же, у которого сердце-озеро, сладко станет. -- Замутит человека дума небывалая о том, чего на свете нет: о крыльях сокольих за плечами, о подвиге красном, разинском...
   Известно, дума слово родит, из слов потайных, сердечных песня слагается, вот как ручеек -- источина лесная: не видно его в мохови-щах да в кореньях клыкастых, а поет он, бубенчиком подорожным тенькает:
   
   Не шуми, мати зеленая дубравушка,
   Не мешай мне, добру молодцу, думу думати...
   
   Али по-другому:
   
   Не одна во поле дороженька пролегала,
   Частым ельником, березничком зарастала...
   
   У кого уши не от бадьи дубовой, тот и ручеек учует, как он на своем струистом языке песню поет.
   От старины выискивались люди с душевным ухом: слышат такие люди, как пырей растет, как зерно житное в земле лопается -- норовит к солнцу из родимой келейки пробиться, -- как текут "слезы незримые, слезы людские...". Называл же русский народ таких людей досюль баянами за то, что они баяли баско, складно да учестливо, ныне же тех людей величают поэтами, а буде такой человек не песней пересказ ведет, не складкой бает, а запросто плавным разговором всю живность письменно выложить сможет, -- то писателем с надбавкой "художественный", не от слова "худо", а от понятия "прекрасно", "усладительно", "умственно".
   Покуль не было на Руси грамотных баянов, то сказ велся ими устно, перехожим был.
   В белом полукафтанье, в лисьем, с алой макушкой колпаке, при поясе, с хитрой медной насечкой, ходил баян по немереным родным волостям, погостам да городищам, и был он гостем чаянным, желанным, не токмо избяным мужицким али теремным боярским, но и палатным княженецким, а почасту и государевым, Не завсегда баян в понитке ходил, а иногда и в терлике бархотном щеголял, в сапогах выворотных козловых, с мореным красным закаблучьем -- "меж носов-носов хоть стрела лети, под каблук-каблук -- хоть яйцо кати...".
   Что думал народ, в чем его правда да сила муромская -- всё баяны стихом выражали, за ретивое кажинного человека красным умильным словом задеть ухитрялись; вот эта-то хитрость песенная, пере-сказная, ныне искусством зовется...
   

II

   Давно уже чуткие люди, у которых душа собачьей шерстью заживо не обрастала, розмысел имели, что не одними словами сладость сердечную можно выявить, но и красками, если кто сумеет эту сладость на картине вырисовать, музыкой, если кто домыслит струну или голос так подобрать, чтобы, когда заиграешь, человека слеза-радость прошибла.
   И многим другим можно свою душу рассказать: по дереву можно резьбу навести -- виноградье райское, город, какого на свете нету, чтобы человека в безвестный край потянуло и в трудах да мозолях хоть на единую минуточку ему легче стало. Хоромину повыстроить можно так искусно, чтобы она на потайный сад смахивала, в индийскую землю манила или думу какую, мысль с мудростью в себе таила, как, к примеру, церковь на нашем Вытегорском погосте: рублена она без мала триста годов назад, и рубку ее можно смело назвать искусством строительным, по-ученому же зодчеством.
   Почему? Да потому, что в ней потайный смысл сидит: строитель ее хоша был и мужик, а нутром баян-художник.
   Допрежде рубки он не барыши, как нынешние бездушные подрядчики да инженеры, высчитывал, а планту раскинул, осеннюю, темную ноченьку напролет продумал, как бы ему из вытегорских бревен мысль свою выстроить?
   И выстроил.
   Церковь пятой кругла, в круге же ни начала, ни конца проглядеть нельзя -- это Бог безначальный и бесконечный.
   Двадцать четыре главы строитель на кокошниках резных к тверди вознес -- двадцать четыре часа суточных, которые все славят Господа.
   Семь навесов крылечных семь небес обозначают, вышний же рундук гору Фавор знаменует, -- на ней же Христос солнцем предста.
   Если бы крепко блюли вытегоры заповедь-зарок своей церкви, то разумели бы, что она есть произведение искусства.
   Триста годов назад, когда мужику еще было где ухорониться от царских воевод да от помещиков, народ понимал искусство больше, чем в нынешнее время.
   Но приказная плеть, кабак государев, проклятая цигарка вытравили, выжгли из народной души чувство красоты, прощеную слезку, сладкую тягу в страну индийскую...
   А тут еще немец за русское золото тальянку заместо гуслей подсунул -- и умерла тиха-смирна беседушка, стих духмяный, малиновый. За ним погасли и краски, и строительство народное.
   Народился богатей-жулик, музурик-трактирщик, буржуй треока-янный.
   Сблазнили они мужика немецким спинджаком, галошами да фу-ранькой с лакировкой, заманили в города, закабалили обманом по фабрикам да по заводам; ведомо же, что в 16-тичасовой упряжке не до красоты, не до думы потайной.
   И взревел досюльный баян по-звериному:
   
   Шел я верхом, шел я низом, --
   У милашки дом с карнизом,
   Не садись, милой, напротив --
   Меня наблевать воротит...
   

III

   Радовались богатеи, что народ душу свою обронил, зверем стал и окромя матюга все слова из себя повытряхнул.
   Ну, думали они, мужик таперяча с потрохами и с печёнкой наш, -- скотина скотиной, вбивай его, как сваи, в землю да вавилоны ставь. А чтобы сердце у подлого народишка не отмякло, заберем-ка всякое искусство в свои руки, -- набьем на него цену, чтобы оно никому, окромя нас, по кошельку не было.
   А чтобы поэты да писатели, строители и музыканты вольностей какой себе не дозволяли, пристрастим их романовской гостиницей с решеткой.
   И стращали.
   Великого писателя Достоевского присудили к виселице, но петлю заменили каторгой. Великого поэта Пушкина мучили ссылкой и довели до пули, убили Лермонтова, прокляли Толстого, нищетой и голодом вогнали в гроб Кольцова и Никитина. Многое множество живущих сынов человеческих погибло от неправедного строя на русской земле!
   И по ком надо служить всенародную панихиду, с плачем и с рыданием, так это по распятому народному искусству. Проклятие, проклятие вечное тем, кто перебил голени народному слову, кто жёлчью и оцетом напоил русскую душу!
   Но, пережив положение в гроб родного искусства, мы видим и ангельские силы на гробе его. Мы, чудом уцелевшие от жандармского сапога, ваши родные поэты и художники, были свидетелями того, как в 25-й день октября 1917 года потряслась земля, как сломились печати и замертво пали стражи гроба. Огненная рука революции отвалила пещерный камень и... Он воскрес -- наш сладчайший жених, -- чудотворное народное сердце.
   Воскрес и сокрылся, явясь на краткое мгновение только верным и избранным.
   И никто не слышал звука его шагов.
   И вновь душа наша сжигается скорбью смертной...
   Где ты, возлюбленный наш? --
   Песня крылатая, всенародная?
   Быть может, шумишь ты белой березынькой под вольным олонецким ветром али в бабкином веретене поешь ты, ниткой полуночной, дремотной тянешься, иль от стрекота пулеметов, обеспощадивших землю родимую, закатилось ты за горы высокие, за синие реки, за корбы медвежьи, непроходимые...
   Кто знает? Только сердце пусто.
   И мука наша лютая.
   Чует рабоче-крестьянская власть, что красота спасет мир.
   Прилагает она заботу к заботе, труд к труду, чтобы залучить воскресшего жениха к себе на красный пир.
   Царские палаты отводятся для гостя-искусства, лучшие хоромы в городах и селах. И стекается туда работающий бедный народ, чтобы хоть одним глазком взглянуть на свою из гроба восставшую душу. Чтобы не озвереть в кровавой борьбе, не отчаяться в крестных испытаниях, в черном горе и обиде своей.
   И в настоящий вечерний час, когда там на фронте умножаются ряды мучеников за торжество народной души, здесь ваши братья постараются, насколько хватит их уменья, показать вам малую крупицу воскресшей красоты. Она услышится вами в некоторых словах, которые скажутся с этих подмостков. Перед вами пройдет действо -- жизнь рабочих людей -- борцов за Красоту, за Землю и Волю.
   В этом действе нет ничего смешного, оно со смыслом, и тот, кто будет гоготать, выдаст головой себя как пустого человека.
   В действе под одним человеком надо разуметь многих. Вы увидите рабочего Сергея, смертельно больного, который умирает в борьбе, -- это весь рабочий народ, который приносит себя на заколение за правду в жизни; старуху, пьющую богомолку, -- это наша церковность, подвидная да блудная. Парикмахера -- это соблазненная буржуазией часть народа, который за модную жилетку променял свое первородство. Услышите музыку за океанами -- это голос всемирной совести, не умолкающей над залитой праведной кровью землей.
   Понимая так, вы уйдете отсюда обновленными, со сладкой слезинкой на глазах, которая дороже всех сокровищ мира.
   Дерзайте, друзья мои!
   Сгорим, а не сдадимся!

<1919>

   

ПРИМЕЧАНИЯ

   Медвежья цифирь: Приблизительное слово, сказанное поэтом Николаем Клюевым в Вытегорском красноармейском клубе "Свобода" перед пьесой "Мы победим". -- ЗВ. 1919. 16 дек.
   Печатается и датируется по тексту газетной публикации.
   В заметке на спектакль, который шел в клубе "Свобода", рецензент писал: "В воскресенье 23 ноября в клубе "Свобода" силами красноармейцев местной караульной роты была поставлена пьеса Азрова "Мы победим" из современной революционной жизни.
   Автор преследовал чисто агитационные цели. Моментами ему слегка удавалось прикоснуться к той великой, героической эпохе, которая сейчас происходит в пролетарской Россия. <...>
   Пьесе предшествовала глубокая образная лекция поэта Н. Клюева о русском народном искусстве, воскресшем в громах Октябрьской революции" ([Б. п.] Спектакль в клубе "Свобода" // ЗВ. 1919. 25 нояб.).
   Не шуми, мати зеленая дубравушка ~ думу думати... -- Строки из русской народной песни "Не шуми ты, мать, зеленая дубравушка!"
   Не одна во поле ~ березничком зарастала... -- Строки из русской народной песни "Не одна во поле дороженька".
   От старины выискивались люди ~ из родимой келейки пробиться... -- См. сходное высказывание из п. 199, с. 602: "Я из тех, кто имеет уши, улавливающие звон березовой почки, когда она просыпается от зимнего сна".
   ...церковь на нашем Вытегорском погосте... -- Речь идет о Покровской церкви в с. Анхимове, построенной в 1708 г. и явившейся одним из чудес деревянного зодчества Северной Руси. Вначале она, возможно, имела двадцать пять глав, однако при ремонте в 1793 г. четыре из них, по-видимому, были утрачены. Только через шесть лет на Кижском погосте возникла двадцатидвухглавая Преображенская церковь. В 1963 г. анхимовский храм сгорел. Сейчас вытегоры вынашивают план воссоздания Покровской церкви.
   ...гору Фавор... -- См. примеч. с. 497.
   ...Достоевского присудили к виселице... -- За участие в собраниях петрашевца Н. А. Спешнева, стремившегося к созданию тайной революционной организации, Достоевский в апр. 1849 г. был арестован и приговорен к расстрелу, который по приказу Николая I был заменен четырехлетней каторгой.
   ...прокляли Толстого... -- Имеется в виду "Определение Святейшего Синода" от 20--22 февр. 1901 г. Писатель обвинялся в "распространении в народе учений, противных Христу и Церкви, и в истреблении в умах и сердцах людей веры отеческой, православной... Посему Церковь не считает его своим членом и не может считать, доколе он не раскается и не восстановит своего отношения с нею" (Цит. по кн.: Духовная драма Льва Толстого. М., 1995. С. 72). Толстой не раскаялся и не восстановил своего отношения с Церковью.
   Никитин Иван Саввич (1824--1861) -- поэт. Мастер русской поэтической жизни. С проникновенным лиризмом воспел картины родной земли с ее неповторимыми красками. На слова Н. создано свыше 60 романсов и песен. Умер в Воронеже, похоронен рядом с Кольцовым, с. 157 ...красота спасет мир. -- Слегка измененная цитата из романа Ф. М. Достоевского "Идиот" (1868), слова князя Мышкина: "Мир спасет "красота"" (Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч. Т. 8. С. 317).
   Сгорим, а не сдадимся... -- Перифраз известного призыва староверов-самосожженцев "Сгорим, о братие, телес не посрамим!" (Островский Д. Каргопольские бегуны. Краткий исторический очерк // Олонецкий сборник. Вып. 4. Петрозаводск, 1909. С. 34).
   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru