... Въ Тулчинѣ познакомился я съ учеными: съ Корсакомъ, Томашевскимъ, Яномъ Потоцкимъ и наконецъ съ Трембецкимъ, всего же важнѣе то, что послѣдній изъ нихъ дозволилъ мнѣ пользоваться особенною его приязнію, какою рѣдкіе могли похвалиться. Два мѣсяца по цѣлымъ часамъ просиживалъ я съ симъ ветераномъ, точно какъ бы съ равнымъ мнѣ по состоянію и по возрасту. Увы! какъ мало я наслаждался столь драгоцѣннымъ сообществомъ. Не чувствуя никакой болѣзни, кромѣ девятидесятилѣтней старости, онъ скончался 12 Декабря, и до послѣдней минуты сохранилъ присутствіе духа и природную свою веселость.
Изъ письма, отъ 5 февраля.
... Прежде писалъ я о смерти Трембецкаго, теперь увѣдомлю васъ о его рукописяхъ, Бывши опасно больнымъ, за полтора года передъ своею кончиной онъ всѣ рукописи завѣщалъ Генеральшѣ Потоцкой, которая тогда же приказала перенести ихъ въ свою библіотеку и хранить въ большомъ запечатанномъ ящикѣ. Выздоровѣвши, онъ уже не требовалъ назадъ своихъ рукописей. Никто не приходилъ къ нему, потому что онѣ никого непринималъ кромѣ славнаго литтератора Яна Потоцкаго и Генерала Ходкевича. Послѣдній представилъ меня Трелбецкому. Мнѣ удалось понравишься ему, и съ того времени я посѣщалъ его ежедневно. На вопросы мои, какіе именно манускрипты хранятся въ ящикѣ, онѣ отвѣчалъ, что непомнитъ, и въ самомъ дѣлѣ память его очень ослабѣла отъ послѣдней болѣзни. Даже когда я показалъ ему небольшое въ 1806 году, напечатанное собраніе собственныхъ его стихотвореній, то онѣ узналъ между ими только Блуднаго сына... Въ печатной Софіевкѣ нашелъ много ошибокъ, и поправилъ ихъ своей рукою. Очень устарѣвши, уже немогъ трудишься, да и нехотѣлъ; правда что и во всю жизнь свою былъ онъ лѣнивымъ. Но когда я, читая Мысли о Польскихъ сочиненіяхъ, просилъ его, чтобы написалъ на нихъ свои замѣчанія, то старикъ долго поупрямившись, и наконецъ взявши съ меня обѣщаніе, что ничего неиздамъ при его жизни, написалъ нѣсколько листовъ и читалъ мнѣ отрывки... Онъ сочинилъ Исторію первыхъ временъ Польши: я однакожъ ее видѣлъ. Вопреки обыкновенію, онъ хотѣлъ, чтобы твореніе его сдѣлалось извѣстнымъ послѣ его смерти, и именно подѣ симъ уговоромъ отдалъ его, кажется, господину Чацкому. Ничего уже незасталъ я у Трембецкаго въ то время, когда онъ обходился со мною благосклонно, и я ничего не могъ свѣдать о сущности выше упомянушыхъ рукописей. Онъ сказалъ, что ето были тольео любовныя письма; но можно ли тому повѣрить? Можетъ быть никто изъ всѣхъ поетовъ незаботился менѣе Трембецкаго о своихъ сочиненіяхъ, подъ которыми никогда и имени своего неподписывалъ. Когда сказано ему было, что въ нѣкоторомъ сочиненіи онъ названъ божественнымъ, онъ воскликнулъ: "За что они такъ меня называютъ, тогда какъ я во всю жизнь свою былъ самъ для себя дьяволомъ!" Ходилъ въ одной рубашкѣ, въ запачканомъ пудреномъ халатѣ и даже босикомъ. Воротъ у рубашки его былъ всегда разстегнутъ; въ рукахъ пребольшая палка и трубка. Лѣтомъ окна обыкновенно были растворены и комната его наполнена воробьями. По его увѣренію, ихъ всегда прилетало къ нему двѣсти, то есть цѣлая фамилія воробьевъ, которыхъ онъ самъ выкормилъ и изъ которыхъ каждаго зналъ возрастъ и происхожденіе. Въ комнатѣ неопрятность: бумаги, книги и все пострадало отъ любимыхъ птичекъ. Имѣлъ нѣсколько слугъ, но имъ дозволялъ приходить къ себѣ только за жалованіемъ; при себѣ же держалъ одного изъ нихъ, молодаго человѣка, съ которымъ игралъ въ шахматы и разговаривалъ о женщинахъ. Ежедневно давалъ деньги бѣднымъ, но болѣе надѣлялъ женщинъ. Такъ проводилъ онъ послѣдніе дни своей жизни, чему я былъ свидѣтелемъ. Научившись вѣжливостей, при дворѣ Лудовика XV, онъ сохранилъ ее до смерти. Лѣтъ тридцать не употреблялъ ни мясной пищи, ни вина, только на послѣднемъ году отмѣнилъ свой образъ жизни. Любимымъ блюдомъ, его были раки; ими забавлялся по нѣскольку часовъ ежедневно. Проживши почти девяносто лѣтъ, онъ умеръ шутя. Часто говорилъ о себѣ, что до пятидесяти лѣтъ былъ молодъ въ своихъ обычаяхъ. Тридцать разъ дрался на поединкахъ разнымъ оружіемъ, и все за женщинѣ. Объѣздилъ почти всю Европу, многіе годы провелъ во Франціи, былъ знакомъ съ Вольтеромъ, Жанъ Жакомъ Руссо и со всѣми литтераторами того времени. Написалъ Софіевку, имѣя болѣе семидесяти лѣтъ отъ роду. Въ прошломъ году еще перевелъ ее на Французской языкъ прозою для Шевалье Мессанса, молодаго поета, приѣхавшаго было нарочно для описанія Софіевки Французскими стихами. Шевалье, почитавши Трембецкаго, не рѣшился уже сочинять, а только переложилъ въ стихи переводъ прозаическій, и утверждалъ, что сей трудъ болѣе принесетъ ему славы, нежели многія тысячи стиховъ своего собственнаго изобрѣтенія.....
P. S Говоря о Софіевкѣ, забылъ и прибавить, что живущая въ Уманѣ карая-то ученая Евреянка {Ета Евреянка, по имени Бонета Ланде,еще въ младенческомъ возрастѣ показывала великую охоту и способность къ наукамъ. Увѣдомившись о томъ Базиліанскаго ордена Ксендзъ Карышковскій, бывшій тогда Префектомъ Уманьскаго училища, убѣждавъ родителей ея стараться о образованіи природныхъ ея дарованій, и присылалъ учителей для нее и для ея братьевъ Г. Левицкій читалъ ея сочиненіе въ рукописи и съ посвященіемъ Августѣйшей Особѣ, написаннымъ отчасти въ восточномъ вкусѣ.}, знающая розные языки, и даже Греческій, также описала Софіевку пофранцузски, только неизвѣстно мнѣ, прозою, или стихами....
Съ Польск.
-----
Конарский М. О жизни и сочинениях Станислава Трембецкаго: (Окончание); С польск. / [Из писем М.Конарского П.В.Завадовскому от 10 янв. и 5 февр. 1813 г.] // Вестн. Европы. -- 1815. -- Ч.82, N 13. -- С.65-69.