Коппе Франсуа
Стихотворения

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Голос разочарованного
    Убаюканное горе
    Мадьяр
    В чистилище
    Эхо
    Перевод С. А. Андреевского.

C. А. АНДРЕЕВСКІЙ

СТИХОТВОРЕНІЯ
1878--1885

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
Типографія А. С. Суворина. Эртелевъ пер., д. 11--2
1886

   

ФРАНСУА КОППЕ.

   Голосъ разочарованнаго
   Убаюканное горе
   Мадьяръ
   Въ чистилищѣ
   Эхо
   
                       Голосъ разочарованнаго.
   
             Всѣ любятъ и живутъ! Лишь я среди людей
             Стою, какъ мертвый дубъ на вешнемъ небосклонѣ...
             Какъ жутко въ тридцать лѣтъ скитаться безъ страстей,
             Не знать ребяческой за радостью погони!
   
             Я жалокъ, какъ больной, которому не въ мочь
             Кругомъ наскучили знакомые предметы,
             И онъ пытается дремоту превозмочь,
             Считая на коврѣ пунцовые букеты.
   
             Подчасъ мнѣ хочется скорѣе умереть,
             И на уснувшія въ душѣ воспоминанья
             Мнѣ тягостно взглянуть, какъ трудно посмотрѣть
             Портрету старому въ лицо безъ содроганья.
   
             И даже отъ любви, любви моей слѣдовъ
             На сердцѣ дремлющемъ не болѣе осталось,
             Какъ лѣтомъ на цвѣтахъ -- отъ тѣни мотыльковъ.
             Которыхъ тысячи въ ихъ листикахъ питалось.
   
             Созданье милое, невѣдомое мнѣ!
             Быть можетъ, гдѣ нибудь тебя я встрѣчу вскорѣ:
             Кокотка смѣлая при газовомъ огнѣ,
             Иль дѣва чистая съ стыдливостью во взорѣ,--
   
             Явись, когда въ тебѣ есть сила оживить
             Мнѣ грудь, лишенную надежды и желанья,
             Всю вѣру прежнюю во взглядѣ возвратить,
             Природу всю мнѣ дать въ одномъ цвѣткѣ лобзанья.
   
             Приди! Какъ отдаютъ все золото волнамъ,
             Спасаясь, моряки, чтобъ жить одно мгновенье,--
             Приди! Я душу всю -- всю кровь тебѣ отдамъ
             За мигъ единственный любви и наслажденья!
   
                       Убаюканное горе.
   
             Ты погибалъ. Промчались годы,--
             Ты сталъ супругомъ и отцомъ.
             А помнишь прежнія невзгоды?
             Ты въ смерти видѣлъ лучъ свободы
             И мѣтилъ въ голову свинцомъ.
   
             Ты не забылъ своихъ страданій,
             Ни бурь, ни тяжкихъ испытаній,
             Ни страсти, бившейся въ крови,
             Ни мукъ обманутой любви.
             Въ душѣ врачуя слѣдъ измѣны,
             Ты вѣчно жаждалъ перемѣны:
             То въ шумѣ оргій утопалъ,
             То въ славѣ отдыха искалъ,
             То слушалъ плескъ и ропотъ моря,
             Но, неразлученъ съ тѣнью горя,
             Ты позабыть его не могъ.
             Теперь -- ты больше не страдаешь,
             Но чѣмъ забвенья достигаешь?
   
             -- Мнѣ жаль тебя: ты -- одинокъ!
             Довольно мнѣ для этой цѣли.
             Качаній мѣрныхъ колыбели,
             Гдѣ спитъ мой маленькій сынокъ.
   
                                 Мадьяръ.
   
             Одинъ венгерскій графъ -- краса степей суровыхъ,
             Тотъ самый, что носилъ два перстня бирюзовыхъ
             И въ битвѣ съ Турціей меча не обагрялъ --
             Богатства ленныя безумно расточалъ.
             Однажды, говорятъ (онъ былъ на то не промахъ),--
             Графъ задалъ чудный пиръ въ наслѣдственныхъ хоромахъ
             И вышелъ къ данникамъ почтительнымъ своимъ
             Въ кафтанѣ бархатномъ, съ оплечьемъ золотымъ,
             Горя каменьями на шубѣ драгоцѣнной,
             Едва пришитыми, съ той цѣлью сокровенной,
             Чтобъ могъ онъ ихъ ронять, танцуя межъ гостей,--
             Чтобъ ихъ достало всѣмъ, на тысячи горстей
             Конечно, бѣдняки сбирали тѣ даянья.
             Но балъ окончился. Въ минуту разставанья,
             Заносчивый магнатъ, минуя длинный залъ,
             Замѣтилъ старика: тотъ пасмурно взиралъ
             На пиръ изъ уголка, скрестивъ худыя руки.
             То истый былъ Мадьяръ. Кругомъ затихли звуки
             Рѣчей и музыки, когда надменный графъ,
             Окликнулъ старика, насмѣшливо сказавъ:
             "Ты, кажется, ни съ чѣмъ остался, мой любезный!
             Мнѣ жаль! Но жалобы теперь ужъ безполезны.
             Рубиновъ, яхонтовъ ужъ нѣтъ ни одного...
             Ты ихъ не подбиралъ: скажи мнѣ -- отчего?"
             И пасмурный вассалъ отвѣтилъ господину:
             "А видишь: мнѣ для нихъ сгибать пришлось бы спину".
   
                       Въ чистилищѣ.
   
             Мнѣ снился сонъ. Я былъ въ гробу
             И голосъ мнѣ шепталъ суровый:
             "Ты будешь живъ, но въ формѣ новой
             Узнаешь горькую судьбу;
   
             Въ лѣсу осеннемъ, ночью мутной,
             Ты будешь птицей безпріютной
             Дрожать подъ холодомъ дождей".
             -- Я полечу изъ лѣса къ ней!
   
             "Иль нѣтъ! Ты будешь ветхимъ дубомъ
             И ураганъ, въ порывѣ грубомъ,
             Тебя сомнетъ".-- Но можетъ быть,
             Ее случится мнѣ укрыть!
   
             "Нельзя, ты слишкомъ преданъ милой:
             Въ равнинѣ голой и унылой
             Ты будешь камнемъ".-- Боже мой,
             Она прижметъ меня ногой!
   
             Тогда, смущенъ богохуленьемъ,
             Воскликнулъ духъ съ ожесточеньемъ:
             "И такъ, утрать ея любовь --
             Ты человѣкомъ будешь вновь!"
   
                                 Эхо.
   
             Я громко сѣтовалъ въ пустынѣ:
             "Кто будетъ близокъ мнѣ отнынѣ,
             Какъ были близки сердцу вы?"
             Мнѣ ухо вторило: "увы!"
   
             "Какъ буду жить больной и скучный,
             Томимъ печалью неотлучной
             И рядомъ горестныхъ годинъ?"
             Мнѣ эхо вторило: "одинъ!"
   
             "Но гдѣ укрыться? Міръ -- могила.
             Мнѣ жизнь безцѣльная постыла.
             Гдѣ прежній блескъ, и шумъ и рай?"
             Сказало эхо: "умирай!"
   
                       На воздухѣ и въ комнатахъ.
   
                                 КАРТИНКИ.
   
                                 I.
   
             Она увѣрена, что тяжко ожиданье,
             И знаетъ, что клялась явиться на свиданье,
             Что онъ уже давно мученьями томимъ.
             Въ уборной розовой предъ зеркаломъ своимъ
             Она съ прическою немножко запоздала.
             Теперь огорчена прелестница не мало,
             Что, разодѣтая, собравшаяся въ путь,
             Не можетъ второпяхъ перчатку застегнуть.
             И какъ мила возня рученки суетливой!
             Какъ милъ суровый взглядъ и жестъ нетерпѣливый!
             И, разсерженная, въ порывѣ молодомъ,
             Стучитъ она въ паркетъ капризнымъ каблучкомъ.
   
                                 II.
   
             Вчерашнюю мятель морозецъ придавилъ.
             Вся крыша, ворота и столбики перилъ,
             Бесѣдка и балконъ, скамейка и заборы
             Одѣлись въ ватные пушистые уборы.
             Подъ небомъ сѣренькимъ въ безлиственныхъ садахъ
             Бѣлѣетъ изморозь на спутанныхъ вѣтвяхъ.
             Но, стойте: вотъ закатъ. Ничто не шевелится.
             Багряной полосой край неба золотится,
             Синѣетъ снѣжный долъ подъ сумракомъ сквознымъ,
             Отъ кровель низменныхъ идетъ лиловый дымъ,
             На вѣтви зимнія ложится отблескъ алый --
             И превращаетъ ихъ въ волшебные кораллы.
   
                                 III.
   
             Училище. Въ углу распятіе съ цвѣтами.
             Скамейки черныя межъ бѣлыми стѣнами.
             Подъ чистымъ чепчикомъ, румяна и свѣжа,
             Сестра-наставница, усердно сторожа
             Пятнадцать дѣвочекъ, даетъ имъ объясненья.
             На ласковомъ лицѣ не видно утомленья,
             Когда предъ ней твердятъ въ несчетные разы
             Давно извѣстные и скучные азы,--
             И, добродушная, она не помѣшаетъ,
             Когда десятокъ глазъ пытливо наблюдаетъ
             На бѣломъ лоскуткѣ тетраднаго листка
             Движенья робкія плѣненнаго жука.
   
                                 IV.
   
             Какъ часто вечеркомъ, у краснаго огня,
             О птичкѣ маленькой задумываюсь я,
             Погибшей гдѣ нибудь въ лѣсу непроходимомъ.
             Въ дыханьи холода, при вѣтрѣ нестерпимомъ,
             Подъ вѣчнымъ сумракомъ на мертвыхъ небесахъ
             Ряды пустынныхъ гнѣздъ качаются въ вѣтвяхъ.
             Какъ много вымерло хозяюшекъ зимою!
             А между тѣмъ, когда весеннею порою
             Фіалки собирать въ долину мы пойдемъ,
             Скелетовъ тоненькихъ въ кустахъ ужъ не найдемъ.
             И спрашиваю я, отвѣта не встрѣчая:
             Куда же прячутся всѣ птички, умирая?
   
                                 V.
   
             Вчера мнѣ встрѣтились въ пути глухонѣмые,
             Попарно двигались питомцы молодые.
             Серьезный разговоръ у нихъ происходилъ
             И каждый пальцами свободно говорилъ,
             На лица, странныя взглянулъ я мимоходомъ.
             По полю свѣжему, подъ ярко-синимъ сводомъ,
             Они сокрылись въ даль, подошвами стуча.
             Остался я одинъ. Мелодіей звуча,
             Пронесся вѣтерокъ въ березахъ серебристыхъ,
             Звенѣли ласточки въ кустарникахъ росистыхъ,
             Кузнечикъ стрекоталъ въ гвоздикахъ полевыхъ:
             Мнѣ будетъ памятна судьба глухонѣмыхъ.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru