Корчак Януш
Слава

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Sława.
    Текст издания: журнал "Маякъ", NoNo 1-3, 1917.

   

Слава.

Повѣсть Януша Корчака.

ГЛАВА ПЕРВАЯ.

   Труднѣе всего начать разсказъ потому, что нужно сразу много разсказать. А если сразу разсказать очень много, то можно все перепутать.
   Въ этомъ разсказѣ есть цѣлыхъ пятеро дѣтей, ихъ родители, старая бабушка, дядя, кошка, тетушка и много другихъ лицъ. Собственно говоря, стоитъ разсказывать о большихъ. Что интереснаго въ маленькой Абу, которая всегда спитъ, плачетъ или бормочетъ: "абу, абу, абу?"
   Витя и Блошка постарше Абу, но скоро заболѣютъ и умрутъ, поэтому и о нихъ не стоитъ говорить много. Бабушка тоже вскорѣ уѣдетъ, а кошка останется на старой квартирѣ.
   И о старой квартирѣ не стоитъ упоминать потому, что вѣдь переѣдутъ на другую.
   Владекъ пока еще ходитъ въ школу; у него поясъ съ пряжкой, блуза съ боковымъ карманомъ и пеналъ съ ключикомъ.
   И Маня ходитъ въ школу, но въ легкую, гдѣ только въ уголъ ставятъ, если плохо ведешь себя.
   Собственно говоря, Владекъ разговариваетъ только съ Маней, да и то неохотно, потому что Маня дѣвочка, не видѣла пожара и если что разсказываетъ, никогда нельзя понять, было ни это на самомъ дѣлѣ или просто она сама выдумала.
   -- Врешь, -- говоритъ Владекъ.
   -- Вотъ тебѣ крестъ, правда!
   И Владекъ, разговаривая съ Маней, все повторяетъ:
   -- Много ты знаешь!
   Или:
   -- Что ты тамъ знаешь?
   Или:
   -- Дура!
   Про тетушку, которой постоянно жарко и которая не любитъ шуму, тоже не стоитъ говорить, потому что она не хотѣла дать папѣ сто рублей, а папа всѣмъ вѣрилъ и всѣмъ давалъ взаймы.
   Даже дядя, но не мужъ тети, а тотъ, другой, который Блошку назвалъ Блошкой, а Владеку подарилъ домино и пеналъ съ ключикомъ, не станетъ приходить на новую квартиру. И все измѣнится.
   Можно добавить, что однажды Абу выпала изъ люльки; что Блошка нашла за бочкой мышь, которая еще двигалась, что Владекъ очень поспорилъ съ Витей изъ-за душистой бутылки изъ-подъ одеколона, потому что не зналъ, что Витя заболѣетъ и умретъ.
   Можно упомянуть, что у папы отъ того пошатнулись дѣла, что по другую сторону улицы Смокъ открылъ кофейню съ мраморными столиками для гостей, а на окнахъ нарисовалъ билліардные шары и кіи.
   -- Вотъ увидишь, что этотъ Смокъ сожретъ насъ,-- сказала мама отцу, когда увидѣла мраморные столики и большую прелестную вывѣску съ нарисованнымъ на ней калачомъ и стаканами.
   И на самомъ дѣлѣ, всѣ стали заходить къ Смоку и не хотѣли пить чаю и молоко въ молочной папы за столиками, обтянутыми клеенкой.
   -- Придется въ другомъ мѣстѣ искать хлѣба, -- говорила мама, а папа вздыхалъ.
   Владекъ зналъ, что хотятъ переѣхать, но не понималъ почему: вѣдь папа былъ первый, зачѣмъ же ему уступать.
   Я долженъ добавить, что какъ разъ передъ переѣздомъ на новую квартиру разрыли всю улицу и проложили длинныя желѣзныя трубы. Можно было въ нихъ такъ отлично играть.
   

ГЛАВА ВТОРАЯ.

   Переѣздъ на новую квартиру всегда очень пріятенъ потому, что во время укладки можно все дѣлать, можно видѣть много вещей, которыя были спрятаны, а коробки и веревки которыя выбрасываетъ мама, можно брать себѣ. Переѣздъ пріятенъ даже если вся улица разрыта, если видишь слезы на глазахъ родителей, печаль бабушки и кошки.
   Вѣдь и кошка печальна. Позѣвываетъ, умывается, мяукаетъ, все ходитъ за бабушкой и убѣгаетъ отъ Вити. Витя хочетъ ей объяснить, что именно происходитъ, но кошка не слушаетъ. Витя беретъ ее на колѣни; кошка вспоминаетъ что-то очень важное и быстро уходитъ.
   Отецъ, Владекъ и Маня поѣдутъ на возу съ вещами, а бабушка, мама и дѣти трамваемъ. Владекъ держитъ два абажура отъ лампы, а Маня клѣтку съ канарейкой.
   Ѣхали долго-долго совсѣмъ другими улицами; потомъ взобрались высоко по лѣстницѣ; на каждомъ этажѣ много людей разсматривало ихъ.
   "Теперь у насъ будетъ чисто",-- подумалъ Владекъ.
   Мама говорила, что у нихъ грязно, какъ въ хлѣву, потому что въ нижнемъ этажѣ не бываетъ чисто, что дѣти приносятъ съ улицы грязь и соръ.
   Въ тотъ день не обѣдали. Спали на полу, потому что кровати нужно было еще складывать, а у одной кровати обломилась нога.
   На другой день всѣ встали рано. Витя не хотѣлъ одѣваться, мама дала ему три звонкихъ шлепка. Витя очень удивился и сейчасъ пересталъ плакать. Онъ понялъ, что на новой квартирѣ какъ-то иначе.
   -- Пейте чай и ступайте во дворъ, -- сказала мама.
   Раньше мама всегда добавляла: "Только не играйте съ уличными дѣтьми"...
   -- Всѣ должны уйти?-- спросилъ Владекъ.
   -- Всѣ, -- сказала мама.
   Владекъ помогъ Витѣ сойти съ лѣстницы съ той же осторожностью, съ которой вчера несъ абажуръ отъ лампы. Витя очень радовался, что тамъ много ступенекъ, а Маня вела Блошку и несла три коробки, потому что боялась, чтобы мама не выбросила ихъ.
   Во дворѣ остановились около стѣны, и дворовыя дѣти съ любопытствомъ осматривали ихъ, ничего не говорили, только подходили все ближе и смотрѣли. Очень неловко было такъ никого не знать.
   Наконецъ, одна старшая дѣвочка прогнала всѣхъ.
   -- Чего глазѣете? людей не видали? Уходите!-- крикнула она.
   Послушались, ушли, а она осталась.
   -- Это вы вчера переѣхали, да?-- спросила она.
   -- Мы,-- отвѣтила Маня.
   Собственно говоря, отвѣтить долженъ бы Владекъ, вѣдь онъ старшій, но онъ придумывалъ, что бы такое сдѣлать, чтобы чужая дѣвочка поняла, что онъ не простой уличный мальчишка. Нельзя же сразу сказать, что онъ ходилъ въ школу, это было бы хвастовство; поклониться тоже не могъ, потому что фуражку оставилъ на верху. Наконецъ, онъ неожиданно сказалъ:
   -- Спасибо.
   -- За что?-- спросила удивленно дѣвочка.
   -- Что всѣ эти ушли отъ насъ.
   Владекъ понялъ, что вышло глупо: мама велѣла благодарить за подарки, а вѣдь дѣвочка ничего имъ не дала.
   Потомъ стали разговаривать, и новая знакомая разсказала очень странную исторію про своего отца. Говорила шопотомъ, чтобы даже Маня не слыхала, и запретила Владеку повторять.
   Владекъ вернулся въ квартиру гордый, что ему ввѣрили такую тайну, о которой никто не долженъ знать.
   

ГЛАВА ТРЕТЬЯ.

   Маня, Блошка и Витя скоро нашли знакомыхъ, и когда была хорошая погода, играли во дворѣ, чего имъ теперь мама больше не запрещала. Маня не носила во дворъ никакихъ игрушекъ, потому что всегда кто-нибудь просилъ ихъ подарить.
   Когда шелъ дождь, спускались этажомъ ниже и или играли на площадкѣ лѣстницы, или у жильцовъ въ нижнемъ этажѣ. Тогда Маня брала куклу, подарокъ дяди, или сервизъ, который остался отъ лучшихъ временъ. И для нихъ все шло постарому, не хватало только конфетъ.
   Владекъ оставался одинъ, ужасно скучалъ, сердился на Маню, Витю и Блошку, что имъ нѣтъ дѣла до него, видѣлъ, какъ играли то съ тѣмъ, то съ другимъ, а домой приходили только ѣсть и вовсе ничего не разсказывали. А Владекъ слишкомъ гордъ, чтобы первому разспрашивать.
   Однажды Владекъ открылъ ранецъ, пересмотрѣлъ тетради и книги, но ему ничего не было задано, потому что въ школу онъ больше не ходилъ; сѣлъ опять возлѣ окна съ маленькой
   Абу и смотрѣлъ глубоко внизъ во дворъ, гдѣ все сверху кажется такимъ маленькимъ. Раньше только изъ снисхожденія онъ игралъ съ Маней, теперь осталась ему одна Абу, которая еще и говорить не умѣетъ.
   Когда мама посылаетъ Владека въ лавочку, онъ идетъ по двору очень медленно: а вдругъ кто нибудь подойдетъ и заговоритъ.
   Тамъ, гдѣ жили раньше, Владекъ зналъ всѣхъ, и всѣ его знали: и токарь, и парикмахеръ, и Мартынъ, и Франекъ. Если бы можно хоть на минутку вернуться, посмотрѣть, что тамъ дѣлается, кто живетъ на старой квартирѣ, что дѣлается безъ него въ школѣ, роютъ ли уже во дворѣ канавы... Плохо жилось Владеку.
   Отецъ уходилъ рано, возвращался вечеромъ, и мама ежедневно спрашивала:
   -- Но и что жъ?
   -- А что, ничего, -- отвѣчалъ отецъ.
   Бабушка сидѣла грустная, даже не ворчала, потому что теперь все дѣлаетъ мама. Зато мама чаще сердится, и Витя и Блошка вмѣсто конфетъ получаютъ шлепки.
   Мама говоритъ:
   -- Не думайте, что теперь то, что было.
   Такъ было до субботы.
   Въ субботу пришелъ дядя и тетя, но безъ Жучка и только съ однимъ Ваней. Владекъ не любитъ Ваню потому, что онъ хвастунъ. Очень охотно остался бы Владекъ въ квартирѣ, чтобы слушать, что будутъ говорить старшіе, но мама велѣла итти внизъ.
   -- Только играйте одни,-- сказала мама, и Владекъ покраснѣлъ.
   Ваня говорилъ мало, не вспоминалъ о ружьѣ, и вообще Владеку казалось, что Ваня знаетъ много, но что тетя запретила ему говорить. Усѣлись въ сѣняхъ на окнѣ и смотрѣли, какъ глупо играютъ мальчики въ гости.
   Когда ихъ позвали на верхъ, Владекъ думалъ, что будетъ кофе и печенье, но на столѣ не было ни скатерти, ни чашекъ.
   -- Не голоденъ ли ты, Ваня?-- сказала мама и опустила глаза.
   -- Нѣтъ, онъ не голоденъ,-- быстро сказала тетя.-- Правда, Ваня, ты не голоденъ?-- и начала прощаться, но иначе, чѣмъ всегда, и Владекъ сразу догадался, что бабушка завтра должна уѣхать.
   Раньше бабушка часто сердилась на Владека и жаловалась отцу, и Владекъ любилъ ее какъ разъ столько, сколько обязательно нужно. А теперь, когда онъ взглянулъ на ея морщинистое лицо и увидѣлъ, что она очень стара, и подумалъ, что у нея никого нѣтъ, ему сдѣлалось такъ, какъ тогда, когда хочется плакать. Но онъ не плакалъ, а только подумалъ: "Потому, видно, не плачу, что теперь я большой".
   И первый разъ въ жизни онъ не радовался, что уже большой.
   И какая ему польза отъ этого!
   

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ.

   На другой день Владекъ проснулся очень рано, несмотря на то, что это было воскресенье.
   Правду сказать, теперь воскресенье ничѣмъ не отличается отъ будней.
   Старшіе уже не спали. Бабушка была одѣта, какъ въ гости, а отецъ завязывалъ узелъ.
   Владекъ сѣлъ на кровати, но мама сказала сердито:
   -- Спи, спи, еще рано.
   Пришлось положить голову на подушку и закрыть глаза. Отецъ завязалъ узелъ. Всѣ пили очень черный кофе, и всѣ молчали. Отецъ пилъ скоро, а бабушка съ ложечки и долго дула на каждую ложечку.
   Потомъ мама завернула въ газету хлѣбъ, котораго не ѣли съ кофе, а бабушка шопотомъ сказала:
   -- Зачѣмъ это, нѣтъ, не надо.
   -- Пригодится въ дорогѣ,-- сказала мама.
   Потомъ бабушка стала на колѣни передъ кроватью, гдѣ спали дѣти. Владекъ закрылъ глаза и слышалъ, какъ папа помогалъ ей вставать.
   Отецъ взялъ узелъ и вышелъ вмѣстѣ съ бабушкой и съ мамой въ сѣни; потомъ мама вернулась, сѣла на стулъ и о чемъ-то долго думала.
   Когда Владекъ второй разъ проснулся, Витя уже не спалъ. Витя теръ глаза, гримасничалъ, смотрѣлъ вокругъ и сказалъ:
   -- Бабушка пошла къ кошкѣ.
   Теперь только Владекъ вспомнилъ, что кошка осталась на старой квартирѣ, и подумалъ, что Витя очень еще глупъ. Мама позволила Манѣ и Блошкѣ итти въ костелъ съ сосѣдкой изъ нижняго этажа, потому что мама нѣсколько разъ разговаривала съ ней и давала ей корыто для стирки.
   Витя пошелъ въ сѣни къ мальчикамъ, а Владекъ сѣлъ около окна съ Абу.
   Сегодня всѣ дѣти были въ башмакахъ и не валялись по землѣ. Черезъ дворъ прошелъ тотъ большой, всегда оборванный мальчикъ, и тотъ, который вмѣстѣ со сторожемъ мететъ улицу, и тотъ, который давалъ всѣмъ лизать большую красную карамель. Прошла дѣвочка, которая ни съ кѣмъ не играетъ, только смотритъ, и всѣ разрѣшаютъ ей стоять близко и смотрѣть.
   А вѣдь не всѣмъ можно стоять близко, когда другіе играютъ, сейчасъ говорятъ: "Чего не видѣлъ? Какое тебѣ дѣло". И Владеку разъ такъ сказали. А когда онъ уходилъ, кто-то еще крикнулъ: "Смотрите, какой франтъ!" Видно обозлились, что онъ былъ въ башмакахъ, хотя это были будни.
   Потому-то Владекъ ни съ кѣмъ еще не знакомъ, хотя живетъ здѣсь уже цѣлую недѣлю. Обидѣли его во дворѣ, далъ себѣ честное слово, что первый ни къ кому не подойдетъ, а они и вниманія на него не обращаютъ.
   -- Помоги мнѣ, Владекъ, почистить картофель,-- сказала мама такимъ голосомъ, какимъ они говорятъ мамѣ, когда просятъ о чемъ-нибудь, а не знаютъ, согласится ли мама.
   Владекъ посадилъ Абу въ люльку, взялъ ножъ и очень неловко сталъ чистить картофель. Картофель скользилъ у него въ рукахъ, а одна картошинка выскользнула и покатилась далеко подъ шкапъ.
   Около полудня вернулась Маня изъ костела и съ таинственнымъ видомъ сѣла около Владека.
   -- Знаешь, что я тебѣ, скажу,-- начала она, потому что не знала, захочетъ ли Владекъ слушать.-- Знаешь, отецъ той Насти, которая съ тобой говорила, политическій и сидитъ подъ землей въ крѣпости. Пришло много войска! Надѣли ему цѣпи на ноги и руки, глаза ему совсѣмъ завязали, въ ротъ воткнули платокъ, чтобы не кричалъ. А одинъ офицеръ стоялъ на лошади и только смотрѣлъ, чтобы стрѣлять, если кто двинется.
   Откуда Маня знала то, о чемъ ему подъ секретомъ разсказывала тогда Настя? Только Маня совсѣмъ иначе разсказываетъ, съ разными прибавленіями и безъ толку.
   Отецъ Насти былъ политическій, это правда; только арестовали его обыкновенно, потому что нашли у него бумаги, и вовсе никакихъ цѣпей на него не надѣвали. Какъ это Маня все странно разсказываетъ, будто сказку! Зачѣмъ врать, когда можно просто сказать. Владекъ этого ужасно не любитъ.
   

ГЛАВА ПЯТАЯ.

   Наконецъ, Владекъ нашелъ друга.
   Сидѣлъ однажды Владекъ на лѣстницѣ съ Абу. Вдругъ услыхалъ, что кто-то идетъ и свиститъ.
   "Какой-то уличный мальчишка", подумалъ Владекъ, потому что мама говорила, что свистятъ только уличные мальчишки. Мальчикъ съ кучей книгъ подъ мышкой остановился отдохнуть, положилъ книги на окно, присѣлъ на корточки и сталъ разсматривать Владека и Абу.
   Улыбнулся отъ удовольствія, и видно было, что хочетъ начать съ Владекомъ разговоръ, потому что разъ, потомъ другой взглянулъ на него.
   -- Умѣешь читать?-- спросилъ, наконецъ, мальчикъ.
   -- Понятно,-- отвѣтилъ Владекъ.
   -- Знаешь, на эту книгу я охотился цѣлый мѣсяцъ.
   Владекъ игралъ когда-то въ охоту съ Ваней, у котораго было игрушечное ружье, только охотились они на зайцевъ и на утокъ, но что такое охота на книги, онъ не понялъ.
   -- Это историческая повѣсть изъ временемъ Наполеона. Видишь, всѣ страницы налицо и книга цѣла. Всѣ повѣсти изъ временъ Наполеона я читалъ по два раза, а "Потопъ" читалъ три раза. Знаешь, "Потопъ"?
   -- Знаю,-- отвѣтилъ Владекъ, который въ школѣ училъ о потопѣ:-- какъ Ной выстроилъ ковчегъ и голубь принесъ ему вѣтку,-- доказательство, что уже есть сухое мѣсто.
   -- Вотъ эта книга,-- продолжалъ мальчикъ,-- это научная, о звѣздахъ. Я ее тоже читалъ, но взялъ потому, что завѣдующая не хочетъ давать однихъ разсказовъ. Но разсказы вмигъ поглотилъ, а книги выдаются разъ въ недѣлю, и нечего было бы читать. А тебя какъ зовутъ?
   -- Владекъ.
   Владекъ съ любопытствомъ осматривалъ мальчика, который читаетъ книги. Что это значитъ -- глотать книги?
   -- Ты еще не былъ въ читальнѣ, правда? Жаль, что я не зналъ, взялъ бы печатную карточку. Хотя можешь написать и на простой, лишь бы управляющій приложилъ печать. Ужъ я тебя устрою. Идешь въ гости послѣ обѣда?
   -- Нѣтъ, -- отвѣтилъ Владекъ смущенно, потому что все меньше и меньше понималъ, о чемъ говоритъ новый знакомый, и боялся показать, что не понимаетъ: а то еще новый не захочетъ съ нимъ водиться.
   Условились сойтись въ пять часовъ.
   Этотъ день былъ выдающійся въ новой жизни Владека. Чего только ни наговорилъ ему мальчикъ! Удивительно, въ школу не ходитъ, а все знаетъ.
   -- Знаешь, какую шляпу носилъ Бонапарте? Какъ скрещевалъ руки на груди? Знаешь, какъ по красной подкладкѣ отличать генерала отъ простого офицера? Знаешь, что есть деревья боабабы, такія большія, что въ ихъ стволѣ можно жить, какъ въ домѣ? Знаешь, что въ воздухѣ есть газъ-кислородъ, безъ котораго умираютъ мыши и звонокъ не звонитъ? А слыхалъ, что у того, кто не моетъ зубовъ, будутъ во рту червячки? А телеграфъ -- это электрическая искра. Хочешь убѣдиться?-- спросилъ мальчикъ.
   -- Хочу,-- отвѣтилъ Владекъ, потому что хотя и вѣрилъ, что мальчикъ не вретъ, но все же, кто его знаетъ, правда ли это.
   Перелѣзли черезъ заборъ и приложили ухо къ столбу.
   -- Видишь проволоку?
   -- Вижу, -- сказалъ Владекъ.
   -- Вѣдь это телеграфъ, правда?
   -- Правда, -- сказалъ Владекъ.
   -- И слышишь, какъ гудитъ въ серединѣ?
   -- Слышу, -- сказалъ Владекъ.
   -- Вотъ видишь, это потому, что въ столбѣ есть электричество.
   

ГЛАВА ШЕСТАЯ.

   Около забора, въ углу двора, на низкой крышѣ ледника въ теченіе цѣлаго ряда вечеровъ Олекъ училъ Владека, а тотъ взамѣнъ говорилъ ему о школѣ и школьномъ ученіи. Пока по очереди читали, все шло хорошо; когда же брали какой-нибудь учебникъ -- грамматику или задачникъ, Владекъ убѣждался, какъ плохо онъ все знаетъ, какъ мало понимаетъ.
   -- Имя существительное отвѣчаетъ на вопросъ: кто? что? Если одушевленное: кто? Если неодушевленное: что?
   -- Значитъ, и Наполеонъ тоже имя существительное?
   -- Понятно, потому что его можно видѣть.
   -- Нѣтъ нельзя его видѣть, потому что онъ умеръ.
   -- Да, но на картинкѣ.
   -- На картинкѣ вѣдь тоже не живой, значитъ отвѣчаетъ на вопросъ: что?
   Владекъ подергивалъ плечами.
   -- А развѣ слава это тоже имя существительное? Можно видѣть славу или нельзя? А почему слава отвѣчаетъ на вопросъ что, если слава живетъ?
   Слава не только живетъ, она безсмертна. Олекъ хочетъ быть знаменитымъ вождемъ и навѣрное будетъ имъ. Олекъ знаетъ, что надо сдѣлать, чтобы быть славнымъ: нужно вечеромъ смотрѣть на небо, когда видны звѣзды, потому что между ними есть падающія звѣзды. Нужно слѣдить, и когда такая звѣзда падаетъ, быстро сказать: "хочу быть славнымъ",-- и это сбудется.
   Можно сказать: хочу быть богатымъ. Но Олекъ на деньги не обращаетъ вниманія.
   -- Богатый живетъ, живетъ, потомъ помретъ и конецъ. А славный -- это другое дѣло.
   Въ воскресенье пошли въ читальню и цѣлый часъ ждали, пока ихъ вызовутъ, и Владекъ понялъ, что значитъ охотиться на книги.
   Въ школѣ, кромѣ двухъ-трехъ учениковъ, мальчики никогда не разговаривали о книгахъ. А о томъ, что въ нихъ записано, говорилось только тогда, когда учитель вызывалъ къ доскѣ.
   Здѣсь совсѣмъ другое дѣло.
   Интересная эта книга? Что ты читалъ? О чемъ тамъ говорится? Знаю. Не знаешь? Сказка, повѣсть, стихи, описаніе, жизнь. Понятная, непонятная книга, въ одномъ, въ двухъ томахъ.
   Мальчики брали книги для себя, для братьевъ и сестеръ, для родителей.
   Олекъ здѣсь всѣхъ зналъ, и всѣ знали его. Онъ давалъ указанія, совѣтовалъ, отговаривалъ.
   -- Ты думаешь, завѣдующая дастъ тебѣ три повѣсти? А другимъ что останется? Этой книги не бери, окончаніе вырвано. Это очень смѣшная. Вотъ ту возьми для отца.
   Владекъ не сумѣлъ бы самъ устроиться. Олекъ отдалъ его карточку съ печатью управляющаго.
   -- Это новый мальчикъ,-- сказалъ онъ.
   Владекъ только ногой шаркнулъ и то неловко, потому что его толкали и было тѣсно.
   Завѣдующая взяла карточку и записала новаго читателя.
   -- А пятакъ есть.
   -- Нѣтъ.
   -- Ну, принеси въ слѣдующее воскресенье.
   -- Хорошо.
   Владеку сдѣлалось грустно.
   -- А что будетъ, если мама не дастъ пятака?-- спросилъ онъ по дорогѣ у Олека.
   -- Ничего не значитъ. Она не требуетъ. Вотъ къ той другой безъ пятака не подступай, а эта добрая, такъ только говоритъ. Наконецъ, если ты честный, я тебѣ дамъ взаймы.
   Олекъ служитъ въ магазинѣ письменныхъ принадлежностей и зарабатываетъ шесть рублей въ мѣсяцъ.
   -- Не безпокойся, я и тебѣ мѣсто найду. Какъ только самъ получу въ книжномъ складѣ, уступлю тебѣ свое.
   Въ тотъ вечеръ дома всѣ читали: и отецъ, и мама, и Владекъ, а Маня показывала Витѣ и Блошкѣ картинки и къ каждой картинкѣ изъ собственной головы, придумывала разсказъ.
   -- Смотри, не порви только,-- наставлялъ ее Владекъ.
   И вечеръ прошелъ быстрѣе всѣхъ предыдущихъ.
   

ГЛАВА СЕДЬМАЯ.

   Отецъ днемъ спитъ, вечеромъ уходитъ и возвращается утромъ. Отецъ нашелъ работу въ булочной, гдѣ онъ тратитъ здоровье и такъ мало зарабатываетъ, что Владекъ теперь часто бываетъ голоденъ.
   Ахъ, ни за что не сказалъ бы этого никому, даже мамѣ, никому, никому, это такъ стыдно быть голоднымъ! А когда видитъ, что хлѣба мало, отрѣзаетъ себѣ тоненькій ломтикъ. А когда мама разливаетъ супъ, говоритъ, что сытъ, хотя супъ такъ вкусно пахнетъ. И часто, къ своему стыду, вспоминаетъ громадные куски хлѣба съ вареньемъ на старой квартирѣ.
   Мама теперь никого не уговариваетъ кушать больше, даже Витю. Владекъ дѣлаетъ видъ, что не замѣчаетъ этого.
   Совсѣмъ неожиданно и Владекъ нашелъ работу.
   Въ этомъ же домѣ была лавочка. Въ лавочкѣ жилъ мужъ съ женой, но дѣтей у нихъ не было. Лавочница была очень толстая, а у лавочника деревянная нога. Они оба не умѣли ни читать, ни считать.
   Однажды они велѣли Владеку прочесть о преступленіи, которое случилось на той же улицѣ; похвалили Владека, что хорошо читаетъ, и дали ему шесть карамелекъ.
   Владекъ далъ Блошкѣ и Витѣ по двѣ, потому что они маленькіе, одну карамельку далъ Манѣ, а одну глухонѣмой дѣвочкѣ, которая ни съ кѣмъ не играетъ, только всегда стоитъ близко и смотритъ, какъ играютъ другіе, и никто ея не гонитъ.
   Нѣсколько разъ читалъ Владекъ газету въ лавочкѣ и нѣсколько разъ подсчитывалъ счета. Потомъ лавочникъ съ толстой женой пришли въ воскресенье въ гости и сказали, что за то, что Владекъ будетъ имъ считать, они будутъ ему платить 75 коп. въ мѣсяцъ и что хотятъ совсѣмъ взять маленькую Абу, потому что Абу уже не сосетъ груди, а у нихъ нѣтъ дѣтей.
   Владеку всегда казалось, что онъ не любитъ Абу. Абу была капризная и плакса, ничего не понимала и все хотѣла взять въ руки, а какъ только брала, сейчасъ же портила. А мама велѣла уступать ей, потому что Абу маленькая и глупая. Если глупая, то пусть не надоѣдаетъ, не лѣзетъ. И Владекъ часто злился на Абу за то, что ему приходится няньчиться съ ней.
   Но когда онъ услыхалъ, что хотятъ взять Абу навсегда, что онъ уже не будетъ ея братомъ, что лавочникъ безъ ноги станетъ ея папой,-- онъ очень испугался, и Абу вдругъ стала такой дорогой, что Владекъ ни за что не согласился бы отдать ее.
   -- Мама, я стану работать, Олекъ подыщетъ мнѣ мѣсто... Нѣтъ, нѣтъ, мама, не отдавайте Абу! Она такая маленькая. Ей будетъ скучно безъ Блошки и безъ Вити. Я отдамъ ей свою картошку.
   Владекъ совсѣмъ забылъ, что онъ уже большой, и такъ плакалъ, такъ плакалъ, что убѣжалъ на крышу ледника, въ уголъ двора, и все плакалъ и плакалъ и не могъ успокоиться.
   За что Богъ такъ ихъ наказываетъ! Кофейни у нихъ нѣтъ, въ школу онъ не ходитъ, кошка осталась на старой квартирѣ, бабушка уѣхала, папа теряетъ здоровье.
   И Владекъ обо всемъ разсказалъ Олеку.
   -- Не реви, плакса, -- утѣшилъ его Олекъ, -- всѣ знаменитые люди были несчастны,-- и подарилъ Владеку цѣпочку съ глобусомъ.
   

ГЛАВА ВОСЬМАЯ.

   -- Завтра не пойду въ лавочку, -- сказалъ Олекъ.
   Лавочкой называетъ Олекъ магазинъ, въ которомъ служитъ, а владѣльца магазина зоветъ "старикомъ". Если "старикъ" былъ молодой, онъ все же прозывается "старикомъ", это ужъ такъ полагается.
   Олекъ долженъ завтра сходить въ очагъ, чтобы записать младшаго брата.
   -- И у тебя есть малыши. Возьми ихъ метрики, запишемъ всѣхъ троихъ. Но ты, видно, опять не понимаешь.
   Олекъ уже знаетъ, что Владеку нужно все объяснять.
   Очагъ это школа для совсѣмъ маленькихъ дѣтей, восьмилѣтнихъ уже не берутъ, потому что тамъ воспрещено учить, даже буквъ нельзя показывать. Дѣти рисуютъ, поютъ, плетутъ корзинки, имъ даютъ молоко и два раза въ годъ подарки: передники или ботинки и пирожное.
   -- Впрочемъ, самъ увидишь.
   Какой бойкій этотъ Олекъ! Изъ передней вошелъ въ классъ и показалъ Владеку мѣсто, на которомъ самъ сидѣлъ, когда былъ малышомъ и приходилъ сюда. Потомъ показалъ картинки на стѣнѣ и тѣ, которыя висѣли, и тѣ, которыя повѣсили послѣ него. Затѣмъ открылъ дверь во вторую комнату, гдѣ столы и скамейки больше и другого вида.
   -- Смотри, это швейная. Здѣсь старшія дѣвочки учатся шить и вышивать.
   Вотъ тутъ-то и застала ихъ низенькая, худощавая учительница, которая сейчасъ же узнала Олека и совсѣмъ не сердилась.
   -- А, Олекъ! Какъ поживаешь? Что скажешь новаго?
   -- Я пришелъ къ вамъ по дѣлу. Надѣюсь, что вы намъ не откажете. А это мой товарищъ, Владекъ, у котораго тоже двое дѣтей.
   Учительница подала Владеку руку, съ которой онъ не зналъ, что сдѣлать.
   -- Вотъ метрики моего брата, а эти двѣ -- дѣтей Владека.
   Учительница пересмотрѣла метрики и нашла, что Витя еще слишкомъ малъ для очага.
   -- Я за нихъ ручаюсь, пожалуйста, -- увѣрялъ Олекъ.-- Всѣ трое на подборъ и самаго лучшаго сорта. Не отказывайтесь, товаръ хорошій и по оптовой цѣнѣ.
   -- Не дурачься, Олекъ, -- сказала учительница.-- Зачѣмъ тебѣ валять дурака, когда ты умный мальчикъ.
   Олекъ покраснѣлъ и замолчалъ, а учительница простилась съ ними, потому что вошли двѣ женщины съ метриками дѣтей, чтобы записать ихъ въ очагъ.
   Владеку стало непріятно. Онъ очень любилъ Олека, но иногда приходилось краснѣть за него. Однажды и въ читальнѣ сказали Олеку, что если онъ не будетъ лучше вести себя, то вовсе книгъ не получитъ. Тогда тоже сказали: "Не дурачься".
   Въ общемъ то Олекъ умный, милый, то ведетъ себя такъ странно, будто нарочно, чтобы надъ нимъ смѣялись.
   -- Учительница разсердилась на тебя, -- сказалъ Владекъ, желая перервать тяжелое молчаніе.
   -- Это пустяки, мы скоро помиримся. Въ воскресенье пойду къ теткѣ, нарву тамъ цвѣтовъ, сдѣлаю букетъ и золотыми чернилами напишу: "миръ".
   Олекъ много разсказывалъ о томъ времени, когда самъ ходилъ въ очагъ.
   -- Она очень добрая. Но здѣсь есть другой очагъ; я бы собакѣ не посовѣтовалъ ходить туда. За каждый пустякъ деретъ за уши или линейкой бьетъ по пальцамъ. Такая злая, доложу я тебѣ, какъ холера.
   Владеку показалось, что Олекъ и въ тотъ очагъ тоже ходилъ, но, вѣрно, не долго.
   

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ.

   Мама говорила, что будетъ все хуже, однако теперь лучше, чѣмъ было вначалѣ. Витольдъ изъ Праги отдалъ отцу тридцать рублей, которые былъ долженъ; продали ненужный комодъ. И опять появилось масло на хлѣбѣ и чаще мясо на обѣдъ. А маленькая Абу получила первые въ жизни башмаки.
   Абу была спасена. Никто ее въ собственность не возьметъ, никто не унесетъ изъ дому.
   -- Наша Абу,-- съ гордостью говорятъ дѣти и берутъ ее съ собою, когда идутъ во дворъ.
   А раньше ни Владекъ, ни Маня не хотѣли спускаться внизъ съ Абу: имъ казалось, что имъ неприлично няньчиться съ ребенкомъ. Раньше Абу была мамина, теперь принадлежитъ всѣмъ.
   Потому-то Владекъ и купилъ для Абу настоящій швейцарскій шоколадъ, послѣ котораго Абу вырвало три раза; Маня подарила ей меньшую изъ своихъ куколъ, хотя знала, что Абу разобьетъ ее окончательно, а Блошка и Витя готовили для Абу сюрпризъ, который плели и вышивали въ очагѣ. (Учительница приняла Витю въ очагъ, хотя онъ и малъ.)
   Вотъ какой теперь день Владека. Утромъ идетъ Владекъ въ лавочку за дровами, за хлѣбомъ и керосиномъ. Потомъ помогаетъ мамѣ убирать комнату, въ которой вовсе не чисто, несмотря на то, что живутъ они теперь высоко. Потомъ у него урокъ съ Маней -- пусть не забываетъ, чему выучилась въ школѣ. Потомъ помогаетъ мамѣ готовить обѣдъ.
   Жаль, что онъ тогда не отдалъ метрики Мани, могла бы ходить въ швейную и учиться шить, а теперь уже поздно.
   Въ четыре часа идетъ Владекъ въ контору газеты, гдѣ на стѣнахъ наклеиваются объявленія. Всегда приходится торопиться, чтобы занять хорошее мѣсто передъ стѣной, чтобы списать всѣ адреса, гдѣ требуется мальчикъ, и быстро бѣжать по указанному адресу.
   Владекъ не зналъ хорошо Варшавы. Приходилось ему по пути спрашивать у прохожихъ, куда и какъ итти на нужную улицу, и когда, наконецъ, онъ попадалъ туда, всегда оказывалось, что или пришелъ слишкомъ поздно, или слишкомъ малъ, или слишкомъ мало знаетъ.
   -- Ну что?-- спрашивала мама.
   -- А ничего!-- отвѣчалъ Владекъ, совсѣмъ такъ, какъ говорилъ отецъ, когда искалъ мѣста.
   Видно, много мальчиковъ искало труда, потому что много разъ слышалъ Владекъ, что пришелъ слишкомъ поздно, что уже кто-то былъ до него и получилъ мѣсто. Много мальчиковъ, дѣвочекъ и взрослыхъ стояло каждый день передъ газетой и читало объявленія. И ежедневно приходили тѣ же, видно, и они не могли найти работы.
   Часто шелъ дождь, и они терпѣливо стояли и ждали, если газета опаздывала, или мѣсто у стѣны было занято другими, а издали трудно прочесть, потому что буквы маленькія.
   Однажды, когда Владекъ разыскивалъ точильщика, которому нуженъ былъ мальчикъ, бросилась на него собака и хотя укусила не больно, но разорвала штаны.
   Какъ будто, не полагается, чтобы собаки кусались, и Владекъ былъ въ правѣ требовать новые штаны отъ того хозяина, которому принадлежала собака. Но нужно, чтобы былъ свидѣтель, который видѣлъ, а здѣсь только одинъ сторожъ стоялъ въ сѣняхъ и тотъ еще разсердился, еще выругалъ Владека:
   -- Смотрите,-- работы ищетъ. А можетъ, ищешь того, чего не потерялъ? Знаю васъ, оборванцы!
   

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ.

   Было уже почти темно. Владекъ читалъ очень усиленно, чтобы окончить главу, пока совсѣмъ стемнѣетъ. Читалъ какъ разъ о томъ, какъ краснокожіе хотѣли сжечь путешественника, товарищи котораго уже бѣжали ему на выручку. И вдругъ кто-то потянулъ Владека за рукавъ.
   -- Что ты?-- почти испугался Владекъ.
   Это была Блошка. Всегда веселая и прыгающая Блошка теперь была тихая и печальная.
   -- Вла-а-адекъ!
   -- Что?
   -- Не будешь сердиться на меня?-- У Блошки на глазахъ были слезы, большія, круглыя слезы.
   -- Что ты сдѣлала, Блошка?
   -- А не будешь сердиться и никому не скажешь?
   -- Никому не скажу.
   -- Знаешь, я скверная; Витя маленькій и глупый; онъ не виноватъ, что я покупала конфетки.
   Витя, услыхавъ свое имя, вылѣзъ изъ-за шкапа и медленнымъ шагомъ приблизился къ Владеку.
   -- Разъ я купила на полушку, а потомъ на копейку. Потомъ я держала пари на копейку и тоже проиграла.
   -- А откуда же у тебя деньги?-- удивился Владекъ.
   -- То-то и есть, что у меня не было...
   Владекъ все понялъ: Блошка надѣлала долговъ, теперь ее рвутъ кредиторы, такъ, какъ папинаго знакомаго Витольда. Блошка легкомысленна, жила не по средствамъ и теперь платится.
   -- Сколько ты должна?-- спросилъ Владекъ.
   -- Всего я должна двѣ съ половиною копейки: въ очагѣ полторы копейки и во дворѣ копейку.
   Блошка сегодня совсѣмъ не пошла въ очагъ, потому что та дѣвочка велѣла ей принести деньги, потому что дольше ждать не желаетъ и скажетъ все учительницѣ, а учительница навѣрно прогонитъ ее.
   -- Мой Владекъ, мой дорогой Владекъ, только не говори ничего мамѣ! Я никогда больше не буду.
   И Блошка понемногу разсказала все. Началось съ того, что она купила у Юзи карамельку за полкопейки, будто будетъ ей должна, вѣдь за полкопейки можно купить четыре карамельки. Потомъ у нея не было полкопейки и для того держала пари и проиграла -- это уже была копейка. Тогда Юзя велѣла ей за ту копейку принести сервизъ Мани, но Блошка не хотѣла. Потомъ Витя сказалъ, что разскажетъ мамѣ, и Блошка должна была купить ему карамель, чтобы онъ не говорилъ мамѣ, и она заняла у дѣвочки въ очагѣ; эту карамель она сама даже не попробовала.
   -- Владекъ, помнишь это зеленое стеклышко, черезъ которое все казалось зеленымъ? И вотъ: и стеклышко, и картинку съ ангеломъ, и маленькую фаянсовую кошку безъ ноги -- все отдала, и больше у меня ничего нѣтъ.
   Владекъ совсѣмъ забылъ про путешественника, котораго собирались сжечь краснокожіе. Если бы вмѣсто того, чтобы думать объ индѣйцахъ и тиграхъ, онъ больше присматривалъ за Блошкой, онъ замѣтилъ бы, что она уже давно печальна, не смѣется и не прыгаетъ, какъ раньше, что неохотно ходитъ въ очагъ, что постоянно таинственно шепчется съ Витей.
   Владекъ обѣщалъ Блошкѣ уплатить пять съ половиной копеекъ ея долговъ, а себѣ далъ слово, что станетъ больше заботиться о своихъ маленькихъ сестрахъ и братѣ. И когда Блошка опять громко хохотала и весело прыгала, Владекъ съ удовольствіемъ думалъ, что это благодаря ему.
   

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ.

   Наконецъ-то выяснилось, куда мама ежедневно уходила и долго не возвращалась. Ходила она отъ одной кондитерской въ другую, отъ одной булочной въ другую и выискивала для отца мѣсто получше. По пути заходила она въ магазины и спрашивала, не нуженъ ли мальчикъ въ услуженіе или дѣвочка, то-есть Маня.
   Владекъ хорошо зналъ, какъ непріятно вездѣ получать отказъ, и больше не удивлялся, что мама такъ часто теперь бываетъ сердита. Одинъ вѣжливо скажетъ, что у него нѣтъ работы, другой сердится, что ему мѣшаютъ, а третій прогонитъ.
   Даже собаки бросаются на того, кто ищетъ работы,-- ужъ это знаетъ Владекъ.
   Только теперь мама сразу все сказала. Отецъ получитъ дневную и лучше оплачиваемую работу, потому что тамъ знаютъ его издавна, когда еще онъ былъ молодъ и не было у него ни жены, ни дѣтей. Маня будетъ ходить въ цвѣточную мастерскую. Владекъ поступитъ на мыловаренный заводъ, гдѣ нужно быть очень осторожнымъ, чтобы не надѣлать пожара.
   -- Не умремъ зимою съ голода,-- весело сказала мама; но отецъ былъ грустенъ и вздыхалъ.
   -- Не такъ я думалъ,-- сказалъ отецъ.
   -- Слушай, Антонъ,-- говорила мама,-- не будь ребенкомъ. Знаешь, сколько у насъ осталось денегъ? Всего на-всего двѣнадцать рублей. Помни, что идетъ зима. Можетъ, весною опять получимъ долгъ, и придумаемъ что-нибудь получше.
   -- Я знаю, но нельзя же дѣтей такихъ лѣтъ гнать на работу. Будетъ съ нихъ, что не могутъ учиться. Что изъ нихъ выйдетъ?
   Первый разъ мама говорила про важныя дѣла при Владекѣ и Манѣ; раньше всегда велѣла имъ уходить изъ комнаты.
   Мама взяла карандашъ и бумагу и начала подсчитывать, сколько стоитъ квартира, уголь, ѣда. Потомъ подсчитала, что нужно купить изъ одежды. Нельзя и думать объ ученьи и книгахъ. А если посылать въ безплатную школу, то и на нее выходитъ не мало, Владекъ и Маня заработаютъ вмѣстѣ восемь рублей съ полтиной; безъ этихъ денегъ никакъ не прожить.
   -- Я не укоряю тебя, -- сказала мама,-- но тутъ много твоей вины.
   Тогда отецъ вскочилъ со стула, ничего не сказалъ, надѣлъ шапку и вышелъ.
   Владекъ въ тотъ вечеръ много думалъ. Уже давно казалось Владеку, что онъ теперь уличный мальчишка, и потому, что бѣгаетъ съ непокрытой головой, и потому, что носитъ на рукахъ маленькую Абу. Но все же онъ не совсѣмъ уличный мальчишка, потому что не куритъ, не говоритъ скверныхъ словъ, не цѣпляется за извозчичьи пролетки и за трамваи, и если увидитъ ученика съ ранцемъ, то хотя ему очень непріятно, но все же не кричитъ: "Приготовишка -- кишка". И Олекъ тоже не уличный мальчишка. Олекъ хочетъ быть славнымъ вождемъ, но пока не можетъ, потому что долженъ работать.
   Во дворѣ есть уличные мальчишки, но не потому, что у нихъ нѣтъ ранцевъ, пеналовъ и поясовъ съ блестящими пряжками, а потому, что никто изъ старшихъ не думаетъ о нихъ, никто не говоритъ, что хорошо, что дурно. И Владеку пришла въ голову мысль, о которой нужно поговорить съ Олекомъ.
   

ГЛАВА ДВѢНАДЦАТАЯ.

   Три недѣли совѣщались. Вѣдь теперь и Владекъ занятъ на мыловаренномъ заводѣ; только по вечерамъ собирались они на крышѣ ледника. Совѣщались Олекъ и Владекъ, потомъ взяли Маню и Настю. Приходила глухонѣмая дѣвочка, но та только смотрѣла,-- пусть сидитъ, разъ не мѣшаетъ.
   Наконецъ, "уставъ", то-есть правила общества, былъ готовъ. Названіе общества было звучно -- "Серче", что обозначало "Союзъ Рыцарей Чести".
   "Серче" имѣетъ свой лозунгъ: "Слава". "Серче" имѣетъ верховнаго вождя. Верховнымъ вождемъ можетъ быть и дѣвочка, если согласятся всѣ участники.
   Кто принадлежитъ къ "Серче", тому нельзя врать, нельзя мучить животныхъ, нельзя курить папиросъ, нельзя дразнить и обижать маленькихъ, а защищать ихъ отъ опасностей и помогать имъ.
   Если во дворѣ есть больной ребенокъ или калѣка, или глухонѣмая, а у ерче, то-есть у рыцаря чести, есть конфетка то онъ долженъ отдать конфетку несчастному; такъ же долженъ поступить съ игрушкой, если позволятъ родители.
   Ерче долженъ брать книги изъ читальни, но ему нельзя рвать книгъ. Ерче обязанъ каждую недѣлю прочесть одну научную книгу.
   Ерче не долженъ воровать, хотя бы въ шутку; не долженъ выманивать подарковъ; не долженъ говорить скверныхъ словъ; не долженъ дурачиться.
   Если у ерче грязная голова, долженъ ее вымыть. Долженъ такъ же чистить свое платье. Если не умѣетъ шить, дѣвочка должна пришить ему пуговицы.
   Ерче будутъ зимою собираться каждый день въ разныхъ квартирахъ и будутъ читать вслухъ, если есть неграмотные. Верховный вождь на каждый день назначаетъ начальника двора и начальника лѣстницы, чтобы слѣдить за порядкомъ.
   Обязанности начальника двора:
   1. Чтобы мальчики не дрались.
   2. Чтобы не безобразничали,
   3. Чтобы не обманывали.
   4. Чтобы не ссорились.
   5. Чтобы не дразнились.
   Начальникомъ можетъ быть и мальчикъ и дѣвочка.
   Если начальникъ двора самъ ничего не можетъ сдѣлать, тогда даетъ сигналъ, крикъ кукушки, и всѣ ерче должны прійти ему на помощь.
   Начальникъ двора имѣетъ булаву, которую получаетъ отъ верховнаго вождя.
   Все то же продѣлываетъ на лѣстницѣ начальникъ лѣстницы. Онъ долженъ еще собирать ягодныя косточки, кусочки стекла и все, чѣмъ можно причинить себѣ вредъ или на чемъ можно поскользнуться.
   Всѣ ерче помогаютъ дворнику, чтобы было чисто.
   Никакихъ денегъ, ни вкладовъ пока не берется; нужно сперва попробовать, какъ дѣло пойдетъ.
   Если родители зря бьютъ дѣтей, двое изъ ерче идутъ туда и просятъ, чтобы этого не дѣлали.
   Каждый новый рыцарь даетъ такую присягу:
   "Я (имя и фамилія) вступаю въ "Серче", то-есть Союзъ Рыцарей Чести. Принимаю лозунгъ "Слава", которая будетъ имя существительное безсмертное.
   Знаю, чего мнѣ нельзя дѣлать, а если сдѣлаю что-нибудь такое, долженъ сознаться и сказать правду, и пусть меня осудятъ, на какое наказаніе я заслужилъ".
   Пять разъ пришлось переписать уставъ "Союза Рыцарей Чести", потому что одинъ экземпляръ взялъ Владекъ, одинъ Олёкъ, по одному Настя и Маня, а пятый положили въ бутылку и позднимъ вечеромъ зарыли около телеграфнаго столба, какъ основной уставъ.
   

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ.

   Пришла зима, засыпала снѣгомъ дворъ и ледникъ, разогнала дѣтей по домамъ. Стихли шумныя игры, опустѣли сѣни и лѣстница.
   Витя не ходитъ въ очагъ, потому что у него нѣтъ теплаго пальто. Владекъ отморозилъ уши, которыя распухли и горятъ. Утромъ такъ холодно въ комнатѣ, что видно паръ при дыханіи. Отецъ и маленькая Абу кашляютъ очень громко. А уголь все дорожаетъ.
   Про именины Блошки вспомнили только вечеромъ; о елкѣ и подаркахъ никто дома не говорилъ, хотя на мыловаренномъ заводѣ уже получили два ящика съ голубыми и красными свѣчками.
   Пришло изъ деревни письмо, что бабушка больна,-- можетъ, отецъ захочетъ пріѣхать.
   Отецъ пошелъ къ дядѣ, вернулся поздно и говорилъ очень много и очень громко.
   Говорилъ, что раньше люди не знали угля и жили; что дѣти вовсе его не интересуютъ, потому что каждый долженъ думать о себѣ; что лучше всего итти въ лѣсъ и жить среди волковъ, потому что волка можно приручить; что люди хуже волковъ, потому что сытый волкъ не мѣшаетъ ѣсть голодному. Потомъ отецъ говорилъ, что когда былъ ребенкомъ, то цѣлую недѣлю ѣлъ одинъ хлѣбъ съ водой и, несмотря на то, выросъ; что водка вовсе не вредна, потому что просвѣтляетъ умъ человѣка, какъ электрическая лампа.
   Владекъ спряталъ голову подъ одѣяло, потому что понялъ, что отецъ пьянъ. Мама пробовала успокоить отца.
   -- Говори тише, Антонъ, разбудишь дѣтей.
   Но отецъ отвѣтилъ, что желаетъ говорить громко, потому что это -- его квартира, а кому не нравится, пусть убирается.
   Мама хотѣла дать отцу чаю, но отецъ бросилъ стаканъ на полъ.
   Тогда проснулись дѣти, начали плакать, а отецъ началъ кричать; сказалъ, что не желаетъ быть папой, что мама ему не нужна, что онъ уѣдетъ въ Америку.
   -- Владека возьму съ собою; въ Америкѣ выйдетъ въ люди, здѣсь пропадетъ, опустится, сдѣлается пьяницей.-- Положилъ голову на столъ и ничего уже не говорилъ, только дрожалъ точно отъ холода. А мама гладила его по головѣ и шептала:
   -- Успокойся, Антонъ, помни о своемъ здоровьѣ, оно намъ еще долго будетъ нужно. Не такъ ужъ плохо, лишь бы зиму продержались.
   Вѣдь не они одни мучаются, вездѣ то же. Тѣ, что живутъ рядомъ, еще за квартиру не уплатили, хозяинъ хочетъ выбросить ихъ на улицу; швея внизу уже вторую недѣлю безъ работы; у извозчика такая нужда, что вчера мама была вынуждена дать имъ тридцать копеекъ.
   -- И ты дала?-- спросилъ отецъ.
   -- А что жъ дѣлать!
   Отецъ очень обрадовался.
   -- Видишь, про меня ты говорила, а сама то же дѣлаешь. Развѣ можно отказать другому въ нуждѣ?
   Отецъ хвалилъ маму за доброе сердце, цѣловалъ ей руку и благодарилъ, что мама дала извозчику тридцать копеекъ.
   И Владекъ подумалъ, что хорошо бы было, чтобы отецъ принадлежалъ къ "Союзу Рыцарей Чести", что тогда отецъ былъ бы верховнымъ вождемъ, какъ самый старшій, и окончились бы ссоры, потому что взрослаго всѣ бы слушались.
   Нужно измѣнить уставъ и добавить, что ерче не долженъ пить водки и не долженъ сплетничать. А изъ-за сплетенъ ушла отъ нихъ Настя, потому что сказали, что ея отецъ сидитъ въ тюрьмѣ совсѣмъ не за политику. А Настя была очень полезна; ее даже мальчики слушаются.
   

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ.

   Шесть разъ въ недѣлю собирались рыцари чести для чтенія вслухъ, каждый разъ въ новой квартирѣ: въ понедѣльникъ у Іосифа, слесаря съ завода; во вторникъ у родителей Олека; въ среду у Владека; въ четвергъ въ лавочкѣ, гдѣ Владекъ велъ счета; въ пятницу у кондуктора; въ субботу у мамы Михалинки.
   Въ лавочкѣ ихъ даже угощали чаемъ, и каждый рыцарь получалъ булку съ сыромъ. Иногда еще играли въ шашки, а больше нечего было дѣлать.
   Только въ февралѣ устроили театръ съ лотереей. Билеты въ театръ стоили пять копеекъ для взрослаго и двѣ копейки для дѣтей. А билетъ на лотерею стоилъ копейку.
   Самые главные выигрыши были: цѣпочка съ глобусомъ, сервизъ для куклы, перочинный ножикъ съ двумя лезвіями, душистое мыло, луковица гіацинта, пирожное съ кремомъ, рамка для фотографіи, плетеная изъ бумаги, и золотая рыбка въ банкѣ. Нѣкоторые выигрыши собрали между собой, другіе -- получили отъ своихъ стариковъ изъ магазиновъ; золотую рыбку купили за гривенникъ, потому что одинъ выигрышъ долженъ быть живой. На настоящихъ лотереяхъ одинъ выигрышъ всегда лошадь, корова или что-нибудь другое, живое.
   Представленіе сперва предполагалось драматическое. Олекъ вмѣстѣ съ Маней сочинили наполеоновскую драму, потомъ историческую -- изъ "Потопа". Владекъ теперь знаетъ, что "Потопъ" -- это повѣсть Сенкевича, и знаетъ, что Маня потому все странно разсказываетъ, что у нея писательскій талантъ. Такъ говоритъ Олекъ.
   Съ драмой очень тяжело: только одинъ откажется -- все сразу разстраивается. Всѣ были, кажется, согласны, что Олекъ будетъ Наполеономъ, а потомъ всѣмъ не понравилось, что Наполеонъ больше всѣхъ говоритъ, а другіе только стоятъ и молчатъ.
   -- Весь міръ покорю!-- кричитъ Наполеонъ.-- Покорю Европу, Азію, Африку, Америку и Австралію! Смотрите, мои вѣрные товарищи, вотъ этотъ брелокъ на цѣпочкѣ, этотъ маленькій шарикъ -- это весь міръ, это глобусъ. Нужно вамъ знать, что земля имѣетъ видъ шара. Всѣ народы покорятся мнѣ, и я буду славнымъ.
   -- Наполеонъ, а что будетъ съ нами?-- спрашиваетъ генералъ Домбровскій.
   -- Будь покоенъ, дорогой вождь геройскаго народа,-- волосъ вашъ съ головы не упадетъ.
   -- Какой дуракъ этотъ Юра, говоритъ, что Наполеонъ не можетъ на сценѣ говорить по-польски! Никогда, видно, не былъ въ театрѣ. Вотъ Олекъ, тотъ былъ уже пять разъ.
   Такъ или иначе, а драма не состоялась, а состоялся концертъ.
   Игралъ граммофонъ; Олекъ декламировалъ; братъ Бронки подражалъ голосамъ разныхъ животныхъ и птицъ; Стефекъ съ Юзей танцовали краковякъ подъ граммофонъ; потомъ было пѣніе и комическій монологъ.
   Концертъ былъ великолѣпный, и всѣмъ было очень смѣшно, что пирожное съ кремомъ выигралъ "старикъ" Петръ, который недавно только женился, а рыбку выиграла лавочница, у которой нѣтъ дѣтей.
   Настя въ тотъ вечеръ помирилась съ ними и пѣла сверхъ программы. А глухонѣмая Михалинка радовалась больше всѣхъ, потому что сборъ съ вечера предназначался ей на пальто, а то всю зиму пришлось бы ей просидѣть дома.
   Легкомысленная Блошка и маленькій Витя такъ были довольны, такъ смѣялись, не переставая, особенно, когда братъ Бронки представлялъ молодого и стараго пѣтуха, сердитаго индюка, собаку, которая разговариваетъ съ кошкой, курицу которая снесла яйцо, и щенка, котораго бьютъ за безпорядокъ.
   Долго, очень долго помнилъ Владекъ этотъ вечеръ.
   Когда умерли Витя и Блошка, когда Олекъ совсѣмъ уѣхалъ въ Лодзь. Владекъ ихъ вспоминалъ не иначе, какъ на чудномъ вечерѣ съ лотереей.
   

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ.

   Владекъ получилъ урокъ, будетъ учить Казя и Зосю читать и считать.
   -- Сумѣешь ли, молодой человѣкъ, у тебя самого еще молоко на губахъ не обсохло, -- сказалъ отецъ дѣтей.
   -- Сумѣю, буду стараться, -- отвѣтилъ Владекъ.
   -- А вы, ребята, помните, не особенно вольничайте! Всегда вѣжливо ему кланяйтесь и обращайтесь на "вы",-- поняли? Выучитесь читать, то какъ будто вторые глаза получите. Это будетъ вашъ благодѣтель, первая особа послѣ отца. Если пожалуется на кого, задамъ вамъ, будете помнить, головорѣзы! А ты, _молодой человѣкъ, если что -- сейчасъ въ загривокъ, за ухо, спуску не давай.
   Владекъ очень обрадовался, что рѣчь кончилась, вѣдь дѣти еще ничего дурного не сдѣлали, зачѣмъ же ихъ ругать?
   За урокомъ все шло отлично. Владекъ показалъ три первыя буквы, объяснилъ, что у "б" животикъ налѣво, а у "в" направо. Голосъ у него немного дрожалъ отъ волненія. Потомъ велѣлъ считать до десяти по пальцамъ и по таблицѣ. Потомъ прочелъ разсказъ о Мунѣ-пастухѣ и о волкахъ. Окончилъ тѣмъ, что написалъ въ тетрадкѣ черточки и крестики и велѣлъ писать ихъ на завтра.
   -- Ну, на первый разъ довольно,-- сказалъ отецъ Казя и Зоей.-- Поклонитесь господину учителю. Да, мой милый, жизнь ничего не даетъ даромъ.
   И пришлось Владеку, голодному, потому что на урокъ пришелъ прямо съ мыловареннаго завода, выслушать цѣлую рѣчь о наукѣ, почтеніи и дѣтскихъ шалостяхъ.
   На слѣдующій день урокъ прошелъ отвратительно. Здороваясь, Казя отвѣсилъ низкій поклонъ и будто ненарочно шлепнулся. Зося выпучила животъ, начала бѣгать по комнатѣ и кричать, что она "б" и "в". Одинъ спрятался подъ столъ, другой подъ кровать. Владекъ потерялъ голову. Сначала упрашивалъ, обѣщалъ разсказать сказку, купить имъ по конфеткѣ, но это не помогало. Хотѣлъ даже ударить Казя, но мальчикъ отскочилъ и грозно закричалъ:
   -- Попробуй-ка тронуть!
   Владекъ направился къ дверямъ, еле сдерживая слезы.
   -- А что будетъ съ ученьемъ?-- спросили дѣти.
   -- Вы глупы! Не стану учить васъ.
   -- А у тебя молоко на губахъ, -- сказалъ Казя.
   Зося остановила брата, вся встревоженная.
   -- Молчи и не говори ему "ты". Ты слыхалъ, что папа приказалъ говорить ему "вы".
   Владекъ остался, потому что дѣти обѣщали вести себя хорошо. И дѣйствительно, усѣлись за столъ, но нарочно отвѣчали плохо и ежеминутно начинали смѣяться.
   Ушелъ Владекъ усталый и грустный. И вспомнилось ему, какъ со старой квартиры пошелъ въ кондитерскую къ Смоку: просилъ его, чтобы онъ въ другомъ мѣстѣ открылъ свою кофейню съ мраморными столиками.
   -- Мой папа былъ здѣсь первый,-- сказалъ Владекъ, -- зачѣмъ вы переѣхали сюда?
   Смокъ сначала не понималъ его, а когда понялъ въ чемъ дѣло, прогналъ Владека, назвалъ его молокососомъ, который лѣзетъ не въ свои дѣла.
   И подумалъ Владекъ, что больнѣе всего бываетъ, когда хочешь сдѣлать добро, а тебя не понимаютъ. Почему дѣти такъ его обидѣли сегодня? Вѣдь ничего дурного онъ имъ не сдѣлалъ.
   Почему Смокъ такъ унизилъ его? Развѣ не правъ онъ былъ, желая защитить отца?
   Почему люди хуже волковъ? Вѣдь сытый волкъ не мѣшаетъ ѣсть голодному.
   

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ.

   Однажды Владекъ, вернувшись домой, почувствовалъ себя очень плохо. За чаемъ ничего не ѣлъ, сейчасъ легъ въ кровать, его знобило. Хотѣлъ уснуть, но не могъ, -- не могъ понять, то ли горло болитъ, то ли мучитъ выпитый чай. Долго томился; наконецъ, часы пробили двѣнадцать и онъ дольше не могъ терпѣть.
   -- Мама!-- позвалъ онъ.
   Мама не отвѣчала. Владекъ еще полежалъ, пытался заснуть,-- нѣтъ, все хуже.
   -- Мама!
   -- Что?
   -- Спать не могу.
   -- Перекрестись, -- сказала мама соннымъ голосомъ.
   Но Владеку дѣлалось все хуже. Началъ стонать. Мама зажгла свѣчку, подошла къ кровати и до утра сидѣла около него. А утромъ заболѣлъ и Витя.
   Владекъ знаетъ, что пора вставать и итти на мыловаренный заводъ; слышитъ, что Витя кричитъ въ жару; слышитъ, какъ мама разговариваетъ съ отцомъ, но ему это все равно. Отвратительный этотъ мыловаренный заводъ: все такое грязное, такъ скверно пахнетъ... Лучше Олеку въ писчемъ магазинѣ.
   Пришелъ какой-то господинъ, смотрѣлъ его и Витю; мама начала плакать, господинъ сердился на маму; потомъ вернулся отецъ; одѣли Витю и Владека, завернули въ одѣяла и снесли внизъ-по лѣстницѣ на извозчика.
   -- Куда мы ѣдемъ?-- спросилъ Владекъ.
   -- Въ больницу.
   -- Зачѣмъ?
   -- Не разговаривай, холодно.
   И мама завернула ему голову платкомъ.
   Владекъ все понимаетъ. Ѣдетъ на извозчикѣ на большой скамейкѣ съ Витей, а мама и отецъ на маленькой. Потомъ господинъ въ бѣломъ халатѣ закладываетъ ему глубоко въ горло желѣзко. Владекъ видитъ, что это не ложка, а что-то другое. Теперь сидитъ въ ванной; моетъ его женщина въ бѣломъ передникѣ. И вотъ они уже въ кроватяхъ, слышитъ, какъ Витя мечется и кричитъ.
   -- Молчи, щенокъ, -- кричитъ какой-то мальчикъ.
   Въ большой бѣлой комнатѣ стоятъ кровати одна возлѣ другой, и на каждой кровати кто-то лежитъ.
   "Если начнутъ бить Витю, заступлюсь за него", -- подумалъ Владекъ.
   Но Витю никто не билъ. Много разъ Владекъ просыпался, подымалъ голову и смотрѣлъ, что дѣлаетъ Витя. Одинъ разъ видѣлъ при немъ господина въ халатѣ, потомъ сестру милосердія въ бѣломъ чепцѣ.
   "Витя умретъ", -- подумалъ Владекъ.
   Пришло утро и опять вечеръ. Владекъ чувствовалъ себя лучше, только горло сильно болѣло, и хотѣлось пить. Сѣлъ, смотрѣлъ на брата и жалѣлъ, что тогда не отдалъ Витѣ пузырька изъ-подъ одеколона.
   -- Витя, чего кричишь, чего хочешь?
   -- Не говори съ нимъ, онъ безъ сознанія,-- сказала сидѣлка.
   Странно, что здѣсь всѣ ходятъ въ бѣлыхъ халатахъ.
   Уснулъ Владекъ и ни разу не просыпался.
   Утромъ мальчикъ, который лежалъ рядомъ съ нимъ, крикнулъ ему:
   -- Смотри, нѣтъ твоего брата.
   Владекъ испугался.
   Но вошелъ фельдшеръ, который утромъ и вечеромъ всѣмъ ставилъ градусники.
   -- Скажите, гдѣ Витя?
   -- Родители взяли его.
   -- А меня когда возьмутъ?
   -- Ты большой, не скучаешь здѣсь.
   Владекъ вздохнулъ, и ему хочется домой. Горло болитъ самую малость.
   

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ.

   Владекъ былъ уже совсѣмъ здоровъ, только съ ногъ и съ рукъ слѣзала у него кожа. Владекъ обрывалъ куски кожи, чтобы скорѣй вернуться домой. Получалъ уже булочки, но только двѣ.
   Въ воскресенье пришелъ къ нему отецъ, мама не могла притти, потому что Блошка больна.
   Въ слѣдующее воскресенье Владека возьмутъ домой, -- такъ говоритъ докторъ. Хорошо ли Владеку въ больницѣ?
   Хорошо, только очень скучно. Вчера мальчику, который лежитъ рядомъ, разрѣзали нарывъ на шеѣ, и ему было вовсе не больно, потому что ему дали такихъ капель. А этотъ, что лежитъ у стѣны, тоже съ ихъ двора; это сынъ разсыльнаго, его дома такъ бьютъ, что онъ не хочетъ домой. И здѣсь хорошо кормятъ и спятъ на кровати.
   Правда ли, что Витя дома? И почему взяли его такъ поздно, а не днемъ послѣ пріема, какъ всѣхъ. Витя, навѣрно, уже не кричитъ? А въ сознаніи онъ?
   Съ нетерпѣніемъ дожидался Владекъ слѣдующаго воскресенья. Быстро вбѣжалъ по лѣстницѣ въ квартиру. Есть Маня, есть Абу, а на кровати кто-то лежитъ. Это Блошка лежитъ на кровати, но вся голова у нея обвязана, и вся она такая странная.
   Хотѣла Блошка поздороваться съ Владекомъ, но еле двинула головой, застонала и закрыла глаза.
   -- Владекъ!
   -- Чего хочешь, Блошка?
   -- Лучше ли Витѣ? Скоро онъ домой вернется?
   Владекъ посмотрѣлъ на маму и понялъ все, и такъ ему стало, какъ тогда, когда хотѣли отдать Абу лавочницѣ.
   Три дня Блошка ничего не говорила, не ѣла, не пила, только тихо, даже во снѣ стонала.
   На четвертый день, когда Владекъ пришелъ къ обѣду съ мыловареннаго завода, а мама отъ усталости заснула, Блошка тихонько, тихонько позвала Владека:
   -- Владекъ, знаешь Еленку?
   -- Сестру Карла?
   -- Да... я должна ей копейку... Когда умру... отдай ей. И не сердись на меня.
   Блошка говорила очень тихо, потому что на губахъ у нея были черные струны, которые очень болѣли, и нужно было постоянно прикладывать къ нимъ кусочки ваты, намоченные въ холодной водѣ.
   -- Владекъ, попроси маму, пусть больше не дѣлаетъ перевязокъ, это такъ больно, такъ страшно больно.
   Еще только одну перевязку сдѣлали Блошкѣ, больше не понадобилось...
   Владекъ не хотѣлъ ждать, пока получитъ жалованье, взялъ у Олека три копейки, разыскалъ Еленку.
   -- Блошка заняла у тебя копейку, правда?
   -- Да,-- сказала Еленка, и какъ будто ей стало стыдно.
   -- Вотъ тебѣ три копейки.
   Еленка не хотѣла брать больше, чѣмъ слѣдовало.
   -- Отдай лишнее нищему и скажи, пусть помолится за упокой Вити и Блошки.
   А Маня написала такіе стихи:
   
   Не плачьте, мама и папа, милые;
   У Блошки крылья бѣлыя.
   Она на небѣ, а при ней Витя,
   Ваше любимое дитя.
   Она, какъ ангелъ, бѣла и свѣтла,
   Поютъ они пѣсни радостныя.
   Поютъ: "простите, родные!
   Да здравствуетъ лѣто и весна!"
   

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ.

   -- Хочешь быть знаменитымъ?-- спросилъ Олекъ.
   -- Хочу,-- отвѣтилъ Владекъ безъ колебанія.
   -- И тоже знаменитымъ вождемъ?
   -- Кажется, нѣтъ,-- сказалъ Владекъ.
   -- Въ серьезныхъ дѣлахъ "кажется"!-- возмутился Олекъ.
   Владекъ сказалъ бы Олеку, но пусть не смѣется. Владекъ хотѣлъ бы быть знаменитымъ докторомъ. Съ того времени, какъ умерли Витя и Блошка, онъ часто думаетъ объ этомъ, хотя знаетъ, что это невозможно.,
   Почему невозможно? Развѣ Владекъ не читалъ описанія жизни извѣстныхъ самоучекъ и мучениковъ науки? Все возможно, нужно только очень хотѣть и сумѣть взяться за дѣло. Чтобы быть докторомъ, нужно только окончить школу. Полководцемъ сдѣлаться труднѣе: полководцу нужна армія.
   -- Какъ же я окончу школу, если совсѣмъ не хожу въ нее?-- прошепталъ Владекъ съ горечью.
   -- Будешь ходить, вотъ увидишь. И я буду ходить, потому что полководецъ многое долженъ знать.
   Олекъ нашелъ въ Варшавѣ воскресную школу: это значитъ, что можно цѣлую недѣлю работать и только разъ въ воскресенье ходить въ школу. Школа безплатная, только долженъ записать въ школу хозяинъ магазина, потому что такая формальность.
   -- Я всегда дѣйствую, какъ стратегъ,-- говоритъ Олекъ.-- Школа -- это крѣпость, которую хочу взять приступомъ. Знаю уже мѣстность и форты. Завтра первая атака.
   На слѣдующій день, въ обѣденное время встрѣтились передъ большимъ магазиномъ, владѣлецъ котораго долженъ былъ ихъ записать...
   -- Пришелъ, ладно! Теперь голова вверхъ, грудь впередъ, и маршъ, только смѣло.
   Владекъ ни за что на свѣтѣ не вошелъ бы одинъ.
   -- У насъ есть къ хозяину дѣло, не терпящее отлагательства,-- сказалъ Олекъ, войдя въ магазинъ.
   -- Нетерпящее отлагательства?-- удивился приказчикъ и пошелъ въ другую комнату.
   Черезъ минуту ихъ ввели въ кабинетъ, гдѣ сидѣли два господина: молодой и сѣдой.
   -- Что вамъ нужно, мальчики?-- спросилъ молодой.
   -- Намъ нужно, чтобы вы насъ записали въ воскресную школу.
   -- А вы откуда?
   -- Я работаю въ писчебумажномъ складѣ, а мой другъ на мыловаренномъ заводѣ,-- сказалъ Олекъ.
   -- Почему же вы пришли ко мнѣ?
   -- Потому что вы состоите членомъ Купеческаго собранія.
   -- Да, но я могу записывать только своихъ служащихъ.
   -- Мы думали, что вы намъ не откажете, вѣдь это только формальность, -- смѣло отвѣтилъ Олекъ.
   Сѣдой господинъ надѣлъ очки и вдругъ спросилъ медленно:
   -- А что это значитъ формальность?
   -- Формальность, -- отвѣтилъ Олекъ, -- это такой пустякъ, который нужно сдѣлать для того, чтобы ходить въ школу, чтобы я могъ сдѣлаться полководцемъ, а Владекъ докторомъ.
   Владекъ готовъ былъ провалиться сквозь землю со стыда: какъ можно чужому человѣку такъ сразу все говорить.
   -- Хорошо, я васъ запишу, -- сказалъ сѣдой господинъ,-- зайдите завтра ко мнѣ.
   Олекъ вынулъ записную книжку, господинъ продиктовалъ свою фамилію и адресъ, и Олекъ, какъ будто слишкомъ громко, сказалъ, уходя:
   -- Мое почтеніе.
   Когда вышли, Олекъ глубоко перевелъ духъ.
   -- Первая атака удачна, завтра второй бой.
   -- Но я не пойду съ тобой,-- предупредилъ Владекъ.
   -- Обойдется и безъ твоей милости. Завтра самъ сумѣю дѣйствовать. Скажу старику, что ты очень застѣнчивъ.
   

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ.

   Олекъ, Владекъ и Маня все свободное время проводятъ вмѣстѣ. Въ будни свободнаго времени очень немного, и вотъ по вечерамъ они зубрятъ грамматику и рѣшаютъ задачи. И сходятся совсѣмъ поздно и скоро нужно ложиться спать.
   Но зато по воскресеньямъ идутъ вмѣстѣ осматривать магазинныя выставки. Какъ-то были надъ Вислою, однажды въ зоологическомъ кабинетѣ, гдѣ были чучела всѣхъ звѣрей; были и на кладбищѣ, на могилкахъ Вити и Блошки, но родители очень были недовольны, потому что дѣти долго не могли найти крестиковъ и вернулись очень поздно.
   Иногда къ нимъ присоединяется Настя; иногда сынъ управляющаго, часто Михалинка, которую они уже теперь понимаютъ, когда она говоритъ жестами.
   Михалинку они любятъ, Настю меньше: она думаетъ, что если ея отецъ политическій, то всѣ должны ее слушаться.
   Сынъ управляющаго -- хвастунъ. Отецъ купитъ ему часы, велосипедъ, карету; одинъ его дядя священникъ, другой очень богатый, и у него онъ верхомъ катается. Чаще всего говоритъ о часахъ, и тогда Владекъ думаетъ объ отцѣ, который теперь по вечерамъ не заводитъ часовъ и на пальцѣ не носитъ больше кольца, потому что они заложены въ ломбардѣ.
   Разъ сынъ управляющаго пригласилъ ихъ въ гости. Велѣли вытирать ноги, чтобы не нанесли грязи, не прикасаться къ стѣнамъ, потому что обои новые. А они все же должны вести знакомство съ сыномъ управляющаго, потому что онъ помогаетъ имъ рѣшать трудныя задачи, да и то нужно его просить и кланяться.
   -- Лишь бы выиграть генеральное сраженіе, -- говорилъ Олекъ, который такъ называетъ экзаменъ.
   Экзаменъ долженъ былъ быть осенью, а уже въ іюлѣ Олекъ съ родителями навсегда уѣхалъ въ Лодзь.
   Собрались втроемъ съ Маней на крышѣ ледника въ послѣдній разъ. Долго смотрѣли на небо, не будетъ ли падать звѣзда, чтобы вмѣстѣ сказать:
   -- Хочу быть знаменитымъ.
   Потому что Маня, которая умѣетъ интересно разсказывать и больше всего любитъ читать стихи, тоже хочетъ быть знаменитостью, какъ Конопницкая.
   Потомъ Олекъ вышелъ съ Владекомъ на улицу, потому что долженъ былъ ему сказать что-то очень важное. Олекъ такъ серьезенъ, какъ никогда еще.
   -- Владекъ, помнишь эту цѣпочку съ глобусомъ?
   -- Помню.
   -- Знаешь, я эту цѣпочку укралъ въ магазинѣ. Сегодня, прощаясь, я ему сказалъ. Я сказалъ, что мнѣ очень хотѣлось имѣть глобусъ, что я ее подарилъ и уже не могъ вернуть, что потомъ цѣпочка попала на лотерею для Михалинки. Я сказалъ, чтобы онъ мнѣ вычелъ изъ жалованья, но онъ не согласился и руку мнѣ подалъ, такой добрый. Хотѣлъ дать на память портмоне, но я не взялъ. И я уже не могъ рекомендовать тебя... Ты не сердишься на меня? Не презираешь меня, Владекъ?-- Олекъ хочетъ еще что-то сказать, самое важное.
   Олекъ будетъ писать письма Владеку и Манѣ.
   -- Только не говори ничего Манѣ, гя ей самъ скажу. Знаешь, я ее люблю и буду ей вѣренъ. Это ничего, что мы уѣзжаемъ въ Лодзь. Какъ вырасту и буду зарабатывать, пріѣду и женюсь на Манѣ. Ты согласишься?
   Владеку показалось страннымъ, что Олекъ хочетъ жениться на Манѣ и что любитъ ее. Если хочетъ и родители согласятся, хорошо,-- пусть беретъ ее въ жены.
   Олекъ сказалъ, что будетъ ему благодаренъ по гробъ жизни.
   

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ.

   Опять пришла зима.
   Мама говорила, что, можетъ, потомъ найдется что-нибудь получше. Думали, искали.
   Отецъ подалъ прошеніе въ кондуктора на трамвай. Ходилъ въ банкъ, гдѣ нуженъ былъ курьеръ. Думалъ уѣхать приказчикомъ въ деревню. Истратилъ три рубля въ конторѣ, гдѣ даютъ должности. Безъ протекціи не найдешь никакой работы, къ каждому куску хлѣба тянется сто рукъ, а въ честныя руки рѣдко хлѣбъ попадаетъ. Чѣмъ тяжелѣе и больше работаешь, тѣмъ меньше платятъ; зачѣмъ держать стараго, когда молодой дешевле.
   Опять пришла зима.
   Отецъ все еще въ булочной; Владекъ на мыловаренномъ заводѣ; Маня вмѣсто цвѣточной мастерской ходитъ въ корсетную мастерскую, говорятъ,-- что это занятіе выгоднѣе.
   Зима тяжелая, а Владекъ уже знаетъ, что такъ будетъ всегда, что у всѣхъ такъ же. Опять уголь дорогой, опять холодно и голодно, видно, иначе не бываетъ!
   Олекъ сдержалъ слово, написалъ два письма. Въ первомъ письмѣ спрашиваетъ, выдержалъ ли Владекъ экзаменъ, ходитъ ли въ школу.
   Нѣтъ, Владекъ не выдержалъ, проигралъ сраженіе, что подѣлать!
   На письменный экзаменъ не взялъ ни пера, ни бумаги; не зналъ, откуда ему знать! Начали диктовать, онъ сидитъ и смотритъ.
   -- Почему ты не пишешь? Вотъ дуракъ! Что же ты думалъ, что носомъ по столу будешь писать диктовку.
   Учитель сердился, далъ перо и бумагу и велѣлъ быстро писать, чтобы не терять времени, потому что всѣ ищутъ.
   Срѣзался, какъ говорятъ ученики.
   Въ другомъ письмѣ писалъ Олекъ, что скучаетъ, что хотѣлъ бы вернуться, что даже читальня тамъ никуда не годится. Олекъ начинаетъ только осматривать позицію -- такъ велитъ стратегическое искусство.
   "Сказалъ ли ты уже Манѣ? Согласна ли она?" Значитъ, Олекъ хочетъ, чтобы сказать Манѣ. Манѣ уже давно интересно, о чемъ тогда на улицѣ они такъ долго говорили. Владекъ не обмолвился, не выдалъ секрета, но теперь -- другое дѣло.
   -- Олекъ хочетъ жениться на тебѣ, не сейчасъ, а какъ вырастетъ и будетъ зарабатывать.
   Маня велѣла передать все подробно, потому что должна подумать, сразу не можетъ. Цѣлое воскресенье думала, съ Владекомъ не разговаривала, вечеромъ написала стихи, что хочетъ быть женою Олека. Удивительная дѣвочка, какъ она эти стихи складываетъ.
   Вѣроятно, Маня будетъ потомъ Конопницкой: вѣдь такъ мала, а пишетъ въ риѳму. Можетъ, и Олекъ будетъ полководцемъ: вѣдь въ чужомъ городѣ уже нашелъ читальню и должность, и уже ищетъ школу. Зарабатываетъ шесть рублей въ мѣсяцъ,-- писалъ онъ въ третьемъ письмѣ.
   Одинъ только Владекъ никогда не будетъ знаменитымъ. Вѣдь печально ничего больше не дѣлать, только вѣшать мыло, разливать керосинъ и все время помнить, чтобы не надѣлать пожара....
   

ОКОНЧАНІЕ.

   Трудно начать разсказъ, еще труднѣе кончить. Сколько интересныхъ вещей случилось только за одинъ годъ! А если такихъ лѣтъ пройдетъ десять, пятнадцать!
   Очень и очень должны были измѣниться наши рыцари чести. Что стало съ ними, когда они выросли, сдѣлались ли знаменитостями?
   Остался ли Олекъ вѣренъ Манѣ или забылъ маленькую поэтессу?
   Олекъ женился на Манѣ, работаетъ на заводѣ Кунца. Была забастовка, Олекъ былъ делегатомъ; выслали его на три года въ Россію; когда, наконецъ, вернулся, товарищи хотѣли избрать его депутатомъ въ Думу. Значитъ мечты сбылись: Олекъ на самомъ дѣлѣ вождь, и хотя его армія не имѣетъ ни штыковъ ни пушекъ,-- все же она многочисленна, сильна и мужественна.
   Маня работаетъ на фабрикѣ ковровъ, дневникъ ея печатаютъ въ газетѣ. Маня всегда умѣла интересно разсказывать и красиво описала свои приключенія. Не станетъ вѣдь газета печатать Богъ вѣсть что.
   А Владекъ, который хотѣлъ быть знаменитымъ докторомъ?
   "Не вышелъ изъ меня докторъ -- писалъ онъ въ письмѣ къ Олеку и Манѣ,-- я только больничный служителъ, но зато знаменитый".
   Длинная эта исторія, какъ Владекъ сталъ знаменитымъ больничнымъ служителемъ. Принялъ Владекъ должность больничнаго служителя, исполнялъ свои обязанности: послушный,-- тихій и всегда готовый работать. Никто ничего не зналъ о немъ -- самый обыкновенный служитель, какихъ много.
   Но вотъ поссорился Владекъ съ сестрой милосердія, потому что, если ей больной не нравится, она даетъ ему плохое кушанье; вѣдь и сестры разныя бываютъ. Потомъ выругалъ фельдшера, что не исполняетъ своихъ обязанностей, не мѣряетъ температуры. Опять хотѣли разсчитать Владека, опять много говорили о немъ.
   Случилось еще хуже: больному не дѣлаютъ перевязки, потому что его докторъ уѣхалъ, а у другого нѣтъ времени. Вымылъ Владекъ руки, самъ сдѣлалъ перевязку и написалъ рапортъ: пусть его накажутъ за самоволіе. Вышелъ скандалъ, шумѣли цѣлую недѣлю. Владека уже теперь боятся.
   И наконецъ случилось то, что сдѣлало Владека знаменитымъ.
   Пришелъ на ревизію большой чиновникъ въ орденахъ, хотѣлъ съ главнымъ докторомъ войти въ залъ во время операціи. Владекъ не пустилъ, сказалъ, что не разрѣшено.
   -- Пусти,-- говоритъ главный докторъ,-- я приказываю.
   -- Нельзя мѣшать, не пущу, мой докторъ запретилъ.
   Что-то между собой поговорили.
   -- Молодецъ,-- сказалъ важный господинъ,-- знаешь службу,-- и ушли.
   Наконецъ, пріѣхалъ изъ Кракова знаменитый хирургъ осматривать больницу.
   -- Можно ли войти въ залъ?-- спросилъ Владека старшій докторъ, улыбаясь.
   А гость изъ Кракова сказалъ:
   -- Ахъ, это вашъ знаменитый служитель Владиславъ, -- и подалъ Владеку руку.
   "Видите, мои дорогіе, что и я знаменитость", -- писалъ Владекъ Олеку и Манѣ.
   Дальше Владекъ пишетъ, что у отца уже не болятъ глаза, что мама съ Абу пріѣдутъ къ нимъ на праздникъ, и проситъ Олека, чтобы онъ нашелъ присяжнаго повѣреннаго, который написалъ бы уставъ для общества больничной прислуги.
   "Помните нашъ уставъ "Рыцарей Чести"? Какъ странно все сбывается въ жизни!"

Съ польскаго М. Щавинская.

"Маякъ", NoNo 1--3, 1917

   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru