Корнилов Борис Петрович
Последний день Кирова

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   
   Библиотека Поэта. Большая серия. Второе издание
   М.--Л., "Советский писатель", 1966
   

148. ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ КИРОВА

1

             Скоро девять, пожалуй.
             Утро.
             Весел и прост,
             он идет, моложавый,
             через Троицкий мост.
             Хорошо и морозно --
             да, зимой холодней...
             Он совсем несерьезно
             относится к ней.
             Он идет, улыбаясь:
             лучше, если весна.
             Всё же мелочь любая
             забавна весьма.
             Вон в небесной долине
             полусвет синевы,
             и хранят в нафталине
             равнину Невы.
             Он мурлычет:
             -- Иду я,
             полегоньку иду...
             Люди греются, дуя
             в кулаки на ходу.
             Сколько разных попыток,
             чтоб согреться, нашли?
             На огромных копытах
             першероны прошли.
             Торопясь,--
             не с того ли,
             что кормушка зовет?
             Повезли листовое
             на какой-то завод.
             Всё дымит, индевея...
             Тянет к печке,
             домой,--
             нет,--
             не сыщешь новее
             декораций зимой.
             Даже вымысла ради,
             красоты
             и ума...
             Но зима в Ленинграде --
             лучше всякой зима.
             Ты еще не воспета:
             зло морозных ночей,
             солнце красного цвета,
             совсем без лучей.
             Как на улицах ранних
             засыпают, дрожа
             в тулупах бараньих,
             домов сторожа.
             Всё озябло.
             И что теперь --
             населенью беда?
             Неожиданно оттепель --
             и туман,
             и вода.
             Туча липкая плачет
             и на улицы льет.
             Люди падают, --
             значит,
             гололедица, лед.
             Макинтошами машем,
             держась за дома.
             Только в городе нашем
             столь смешная зима.
             Но сегодня иное --
             веселы облака,
             и светило дневное,
             и морозит слегка.
             Он скрипит, словно ржавый,
             под подошвами снег,
             и идет моложавый
             через мост человек.
   

2

             Он идет, улыбаясь,
             как зимы торжество,
             и снежинка любая
             забавляет его.
             Площадь Жертв Революции
             снегом полна --
             сколько горя и радости
             площадь таит,
             начинается сразу
             у моста она,
             где машина огромная
             "бьюик" стоит.
             Как летящее туловище орла,
             горделивая,
             ночи полярной темней,
             и готовы взмахнуть
             два орлиных крыла.
             Человек, улыбаясь,
             направляется к ней.
             Он садится в машину,
             легок, вымыт и брит...
             -- Ну, поехали, --
             шоферу говорит.
             Замечательным,
             зимним согретый огнем,
             гладит шофер
             пушистый каштановый ус.
             И смеется --
             до пояса бурки на нем,
             рукавицы оленьи,
             суконный картуз.
             -- Утро доброе...
             Солнышко...
             Славно горит...--
             шофер Кирову радостно говорит.
   

3

             Как мне день этот горек
             и черен этот снег.
             Я поэт -- не историк,
             я простой человек.
             Но желанье имею,
             негодуя,
             скорбя,
             рассказать, как умею,
             всё, что знал про тебя.
             Про любовь
             и про разум,
             про невзгоды ночей,
             всё, что знал по рассказам
             твоих вятичей.
             Ты в рядах и в колоннах
             по России кружил,
             мест не столь отдаленных
             молодой старожил.
             Ночь тебя испытала
             и сказала: владей!
             Это сплав из металла,
             годов
             и людей...
             Сколько было тяжелых
             в стране непогод,
             как ошметки летели,
             и гибла страна,--
             кто тебя позабудет,
             девятнадцатый год.
             Украина,
             Каспийское море,
             война.
             На рыбачьих баркасах
             стоит пулемет,
             и скорее, скорее --
             ни сна, ни жилья.
             Кто меня понимает,
             конечно, поймет --
             это Киров на Каспии --
             песня моя.
             Нефти кровь животворная,
             жирная
             вновь
             на заводы,
             на фабрики,
             в наши края...
             Это Кирова дело
             и Кирова кровь.
             Это только о Кирове
             песня моя.
             -- То, что видно, то видно,
             дела велики,--
             говорили солидно
             о нем старики...
             Мне рассказывал как-то
             кузнец на ходу:
             -- Значит, так это было,
             дорогие мои.
             Это в августе было,
             в тридцатом году, --
             я сижу со старухой,
             гоняю чаи.
             Дочка где-то в кино,
             сын читает к уроку,
             мухи сонные ползают по стене,
             и чего-то кричит,
             значит, радио сбоку.
             Открывается дверь --
             и Мироныч ко мне.
             Никогда не бывал.
             Но, себя уважая,
             я, конечно, и виду не подаю,
             а в душе, понимаете,
             радость большая.
             Он мне руку свою,
             я, понятно, свою.
             Говорили мы с ним.
             И сомнения были.
             Посидел,
             посоветовался со мной.
             Мы Сергея Мироныча
             очень любили...
             Хоть и молод, а умный,
             веселый, земной.
   

4

             На роскошных моторах
             и ночи и дни
             в пышных шубах матерых
             разъезжают они.
             День такого не труден --
             это видимый враг,
             тунеядец
             и трутень,
             и совсем не дурак.
             Этим был ненавистен
             Киров, знавший навек
             много тягостных истин,
             большевик,
             человек.
             И за то, что спокоен,
             за улыбку твою,
             победитель
             и воин
             в открытом бою.
             Молят:
             -- Бог, помоги нам
             и спаси нас, господь,
             самого господина
             и лакеев господ.
             Мелким бисером вышит,
             .бог ни слова в ответ, --
             может, просто не слышит,
             может, господа нет.
             Что за гадкая свора?
             Живут -- благодать, --
             от банкира до вора
             рукою подать.
             Так и ползают тучей,
             забывши покой...
             Был, товарищи, случай
             забавный такой.
             Случай тот достоверен,
             проверен давно,--
             рассказать вам намерен
             про свиданье одно.
   

5

             По равнине пурга
             порошит пушисто...
             Сидит баба-яга
             в гостях у фашиста.
             У фашиста рога,
             видимость свиная,
             а у бабы нога,
             нога костяная.
             Злая ночь на носу,
             и с лицом сварливым
             ест фашист колбасу,
             запивает пивом.
             И красив, и не стар,
             он сидит,
             у бабы
             кипятится навар
             из могильной жабы.
             И у бабы наряд --
             одета по-вдовьи,
             и они говорят
             о средневековьи.
             Поднялась, тяжела,
             зашептала слабо:
             -- Я в России жила,--
             заявила баба,--
             и глупа,
             и темна,
             и могилы тише,
             и солому она
             стелет на крыши.
             Ночью ходит во двор,
             покрытая тенью,
             и не ест помидор
             по предубежденью.
             В кровь избита жена,
             праздники,
             сивуха,
             волостной старшина
             восклицает: "В ухо!"
             Сыро, словно в гробу,
             я же, мой коханый,
             вылетала в трубу
             на метле поганой.
             Под небесным огнем,
             молодой и храброй,
             как бы зверем-конем,
             управляю шваброй.
             Покидала кровать,
             милый, по простору
             я неслась танцевать
             на Лысую гору.
             Злые звезды горят,
             плоть лихую тешим,
             две недели подряд
             танцевала с лешим...
             И захмыкала в нос
             много слов соседних...
             -- Хорошо! --
             произнес
             мрачный собеседник.
             Голова из огня
             высунула жало.
             -- Все боялись меня, --
             баба продолжала,--
             каждый русский -- мой вассал,
             темнота,
             бессилье.
             Гоголь про меня писал,
             Николай Васильевич.
             Собеседник встал, как тьма,
             крик подобен лаю:
             -- Про писателей, кума,
             вовсе не желаю...
             Баба, слезы лия,
             сразу стала красной...
             -- Про писателей я,
             собственно, напрасно.
             Ах, Иванова ночь!..
             Хорошо в России,
             не губить
             и помочь
             все меня просили.
             Золотое бытье,
             молодое тело...
             Ой, как время мое
             быстро пролетело.
             Дни мои далеки --
             в том краю раскосом
             всюду большевики
             кроют хаты тесом.
             Ни вина,
             ни плетей...
             Леший -- медведь мой,
             нынче даже детей
             не пугают ведьмой.
             Где прилечь?
             Где присесть,
             бесова невеста?
             У тебя, может, есть
             безработной место?
             И захмыкала в нос
             много слов соседних.
             -- Я убью, -- произнес
             мрачный собеседник, --
             я меча не хочу,
             речь скажу на тему,
             как топор наточу,
             свастику надену.
             Нам не надо ума,
             мы -- средневековье,
             оставайся, кума...
             За твое здоровье!
             Я писал не в бреду --
             я не шизофреник,--
             даже в Дантовом аду
             не считал ступенек.
             Не фантазии запас --
             злые тени эти, --
             только сказка для вас,
             взрослые дети.
             Я устало дышу,
             и перо сломалось...
             Прочитайте -- прошу,
             подумайте малость.
   

6

             До чего разозлила
             господина беда!
             Он лакеям трусливо
             говорит: "Господа...
             ждали многие годы,
             что-то делать пора.
             Вот пока на расходы,
             так сказать, серебра".
             Говорит -- привечает,
             жаден,
             злобен,
             поган,
             и оружье вручает
             системы "наган".
             Угостил у стола их
             (он окупит расход).
             Господин Николаев
             в гостях у господ.
             Господин Николаев
             может сделать один
             всё, чего пожелает
             его господин.
             К револьверу-железу
             идет, как в бреду...
             Прикажите -- зарежу,
             убью,
             украду...
             Буду преданным другом
             и вашим слугой,
             вечно к вашим услугам,
             золотой,
             дорогой.
             План уже разработан
             совсем, почитай...
             Вы желаете?
             Вот он,
             прошу почитать.
             Как сильней и ретивей
             побеждать и творить,
             на партийном активе
             будет он говорить.
             Как поход новый начат,
             про Советский Союз...
             Только... (Поняли.)
             ...значит,
             не расскажет, боюсь.
             Мы подходим к решенью
             смелее,
             смелей, --
             Киров будет мишенью
             для пули моей...
             И мерцает похожий
             на роскошь уют...
             Он встает.
             Из прихожей
             пальто подают.
             Лихорадка и злоба,
             потом торжество --
             оттопырены оба
             кармана его.
             И на каждой ступеньке
             бьют по ногам --
             в левом потные деньги,
             а в правом -- наган.
   

7

             И дорожная лента
             сходит на нет,
             это Смольный,
             легенда,
             Областной комитет.
             Полный шума и света,
             легкой кровью согрет,
             секретарь комитета
             идет в комитет,
             по-мальчишечьи, левой
             портфель охватив.
             Через час заседанье --
             партийный актив.
             Лучший цвет Ленинграда,
             весь Ленинград
             будет слушать звенящий
             и чистый доклад.
             Слово будет, как птица,
             и петь и кружить.
             Он им скажет:
             -- До чертиков
             хочется жить ..
             Он идет, улыбаясь,
             засмеяться готов,--
             основатель заводов,
             людей,
             городов.
             -- Мы не то еще сделаем,--
             скажет опять, --
             где была только белая
             заполярная гладь,
             мы повсюду готовы,
             где по шею снега,
             где полярные совы
             и баба-яга.
             Всё проклятое это
             сыграет на нет...
             Секретарь комитета
             идет в кабинет.
             Подлой смертью подуло,
             и грохот летит,
             вороненое дуло
             в затылок глядит.
             И упал секретарь,
             и качнулась высоко
             вековая России
             тяжелая мгла.
             Это нас убивают
             в затылок и сбоку,
             чтобы мы их не видели,
             из-за угла.
             Мы их знаем, продажных,
             и черных и белых,
             и над ними огромная
             наша гроза.
             Секретарь, секретарь,
             незабвенный и милый!
             Я не знаю, куда мне
             тоску положить...
             Вьется песня моя
             над твоею могилой,
             потому что "до чертиков
             хочется жить".
             Я гляжу, задыхаясь,
             в могильную пропасть,
             буду вечно, как ты,
             чтоб догнать не могла
             ни меня,
             ни товарищей
             подлость
             и робость,
             ни тоска
             и ни пуля из-за угла.
   

8

             Песня вьется живая,
             вечер весел и прост,
             я иду, напевая,
             через Кировский мост.
             И веселого снова,
             и любя, и скорбя,
             молодого,
             живого,
             вспоминаю тебя.
             Я даю обещанье
             провалам морей --
             будет наше прощанье
             возле смерти моей.
             Я повсюду, где вырос
             в полный рост
             город Киров,
             и Кировск,
             и Кировский мост.
             Ты могилу не вырыла,
             пуля.
             Живет
             имени Кирова,
             дышит завод.
             Это жизнь боевая,
             которой рад.
             Я иду, напевая...
             Зима...
             Ленинград.
   
             <1935>
   

ПРИМЕЧАНИЯ

   148. "Новый мир", 1935, No 12, с. 106. Троицкий мост - через Неву в Ленинграде (ныне -- Кировский мост). Площадь Жертв Революции. После Великой Отечественной войны восстановлено прежнее название -- Марсово поле. Гоголь про меня писал и т. д. Имеется в виду, вероятно, "Вечер накануне Ивана Купала" Н. В. Гоголя. Иванова ночь -- Иван Купало, древний земледельческий праздник, отмечавшийся летом. Даже в Дантовом аду и т. д. Данте Алигьери (1265--1321) -- великий итальянский поэт, автор "Божественной комедии", состоящей из трех частей -- "Ад", "Чистилище", "Рай". Николаев -- человек, стрелявший в Кирова. Через час заседанье -- партийный актив. Кирой должен был 1 декабря 1934 г. выступить на партийном активе Ленинграда, в Таврическом дворце. По коридору Смольного он шел в свой кабинет и был убит выстрелом в затылок. До чертиков хочется жить -- перефразированные слова С. М. Кирова из его речи, произнесенной на XVII съезде ВКП(б) 31 января 1934 г. Киров говорил: "Черт его знает, если по-человечески сказать, так хочется жить и жить".
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru