Коровин Константин Алексеевич
По первой пороше

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Коровин К.А. "То было давно... там... в России...": Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
   Кн. 1. "Моя жизнь": Мемуары; Рассказы (1929-1935)
   

По первой пороше

   Вот скоро установится погода. Снег уже падает, но тает быстро. А вот как подморозит, то и на охоту -- по первой пороше. Когда только наследит поначалу всякое зверье, тут-то и самая охота, все видно, чей след, бери только.
   Так говорили мои друзья, охотники, собираясь ехать из Москвы ко мне в деревню. Говорили -- там леса, зайцев, лисиц много, есть волки. Приятели мои все вырядились охотниками, взяли лыжи, шапки такие с ушами. У приятеля архитектора Кузнецова -- валенки высокие, белые. На кожаном поясе -- большой охотничий нож, новый, из магазина. Другой приятель, Павел Александрович Сучков, одет, как Садко из оперы, пенсне мешает только, как-то не идет. Он захватил с собою старинную подзорную трубу, в которую его дед смотрел в даль, как Наполеон шел к Москве. Еще один мой приятель, гофмейстер, тоже оделся любопытно, на зеленых шнурах висели фляги, свистки, крючки для подвешивания убитых зайцев и большой компас. Жил я в дремучих лесах, там и заблудиться легко, компас необходим.
   Еще были взяты капканы.
   -- Я и пули беру на всякий случай,-- сказал мне Сучков. Я его спросил:
   -- Что, Павел, ты пули сам льешь?
   Он пристально посмотрел на меня сквозь пенсне и ответил:
   -- Довольно пошлостей. Серьезный был человек.

* * *

   Собрались, на вокзале закусили, выпили. Пассажиры посматривали на нас. Один сказал:
   -- На полюс, знать, едут.
   Сели в вагон, едем. В окнах мигают зимние леса, белеет первый снег. Из фляг мы пили коньяк, говорили: "Ни пера, ни пуху", чтобы не сглазить охоту. С флягами покончили и, чтобы узнать, сколько в них помещается, налили в них вновь из бутылок. Настроение было чудное.
   -- Достань-ка, Павел Александрович, твою подзорную трубу,-- сказал архитектор Кузнецов.
   Сучков достал трубу и раздвинул. Труба была, действительно, длинная. Смотрели, наставляя в окно, и гофмейстер, и архитектор Кузнецов. Потом сказали, что ничего не видно. Павел Сучков тоже смотрел.
   -- Странно,-- сказал он.-- А в Москве все видно.
   -- В Москве -- другое дело,-- сказал Кузнецов.
   -- Но позвольте,-- вступился гофмейстер.-- То есть как же. Какая глупость! Не все ли равно!
   Оказалось, что переднее стекло упало внутрь трубы. Когда исправили, все смотрели, и я сказал, что вижу бегущего вдали зайца.
   -- Где? Дай сюда трубу! -- кричали все и смотрели все, но зайца никто не видел.
   -- Все штуки твои! -- сказал, сердясь, Павел Сучков и убрал трубу. Все на меня рассердились.
   Впрочем, это верно, что зайца я не видал.

* * *

   К вечеру, поздно, приехали на небольшую станцию, вышли из вагона. Падал хлопьями снег. Платформа, крыши сараев -- все в снегу. У дверей низенького вокзала тускло горят фонари. Нас никто не встретил, подводы не было.
   Входим в вокзал.
   -- С приездом! -- говорит буфетчик.-- Давненько не были, а я из Архангельска семгу хорошую припас.
   -- А где она? -- спросил Василий Сергеевич.
   -- На погребе-с.
   И буфетчик, наклонившись к нам, прошептал:
   -- Что же, нешто это пассажиры, плюнуть стоит, хоть буфет закрывай. Верите ли, кой-кто чаю стакан спросит, а то воду дуют...
   Пассажиры были крестьяне, одетые в тулупы. Один, одетый побогаче, спал на скамье, другой, раскачивая его за плечо, будил. Потом посмотрел на всех, махнул рукой и сказал:
   -- Опять машину пропустил.
   -- Ну и спит мертво,-- заметил буфетчик.-- Кажинный раз этак-то. Его надоть уметь будить.-- Выйдя из-за стойки, он подошел к спящему, наклонился и сказал на ухо:
   -- Лавка отперта.
   Тот вскочил, с испугом смотрел на всех.
   -- Правильно,-- заметил Сучков, закусывая у буфета.-- Все понять надо.

* * *

   -- Наконец-то! Да где ты пропал? -- говорю я возчику, всему засыпанному снегом.-- Час тебя ждем.
   -- Пропал? Пропадешь! -- ответил возчик Баторин.-- Вот метель, глаза липнут. На Некрасихе-то моста нету боле, в объезд ехал, эвона куда, на Ремжу.
   Выходим к подводе. Метель, розвальни замело снегом.
   -- Не обождать ли? -- говорим.
   -- Чего ждать. Дорога знамо, доедем,-- уговаривает Баторин.-- Вот пороша-то хороша. Давеча ехал, так под Ремжей следов нахажено, и чего -- не поймешь. Вроде как ведмедь здоровый.
   Сучков и гофмейстер молча стали вынимать ружья из чехлов.
   -- Не беспокойтесь,-- сказал Сучков,-- у меня пули разрывные.
   -- Откуда здесь медведи? -- говорю я.-- С чего ты это, Баторин. Пугаешь зря.

* * *

   Едем молча. Огромный лес, перед нами, во мгле, сыпет метель, бьет в лицо, слипаются глаза. Едем долго.
   -- Дороги-то не поймешь,-- остановив лошадь, сказал Баторин.-- Ишь, круча. Влево надоть, вернее.
   Останавливаемся, опять едем, молчим. Вдруг около нас что-то огромное бросилось в сторону, со страшным треском. Как-то вздохнув, оно неслось, удаляясь все дальше в глубину леса. Лошадь наша взвилась в сторону, мы вылетели из розвальней в снег, под горку. Лошадь умчалась, храпя. Я свалился в кусты, холодный снег набился за шею.
   -- Что это? -- говорил кто-то.-- Где вы? Тише, в чем дело? Где же шапка? Мы поднимались, подходя друг к другу.
   -- Но я ничего не вижу. Пенсне нету,-- бормочет Павел Александрович.-- Ничего нету.
   -- В последний раз сюда еду, даю честное слово,-- сердился архитектор.-- Ну и медведина, должно быть, был. Если бы не метель, посмотрели бы на него...
   Мы собрались вместе. Тишина. Сыпал снег. Было что-то жуткое в глухом лесу. Гофмейстер свистнул в свисток. Неприятно как-то. Странно раздался свист в тишине ночи...
   Долго мы стоим, слушаем, не вернется ли возчик. Ни звука.
   -- Пойдемте туда, в ту сторону. Может быть, мы встретим его,-- предложил Сучков.

* * *

   Идем. Дороги нет. Долго идем прогалинами. Стало светлее. Метелица кончалась; казалось, как бы край леса. Справа, вдали, сквозь сучья елей, видим мы, мелькнул огонь, погас, потом опять вспыхнул. Мы остановились и решили идти на огонь. Вскоре мы увидели старый сарай и около него костер. Перед огнем сидел здоровый парень в тулупе и глядел сердито в нашу сторону. Мы подошли, он, не глядя на нас, молча ел из котелка вареную картошку.
   -- Заблудились,-- говорим.-- Чего это ночью ты, любезный, здесь сторожишь что?
   -- Я-то здесь по своему делу, а вы по што?
   -- Мы-то охотники. Заблудились. Из Москвы.
   -- Видать, что заблудились, по ночи в лесу шляетесь!
   -- Да ты что, взбесился? -- крикнул гофмейстер.
   -- Я-то не взбесился, может, сам бешеный. Погуляй до утра, а завтра в остроге будешь чай пить.
   -- Да что ты, дурак!
   -- Я-то не дурак, а ты, может, Филька-вор!
   -- Хороша пороша,-- сказал, смеясь, Василий Сергеевич.
   -- Я этого молодца завтра в тюрьму отправлю,-- негодовал гофмейстер.
   -- Эх ты, старый черт. Да завтра ты упокойник будешь...
   Парень встал и пошел в лес, как-то боком, хромая, и, удаляясь, кричал:
   -- Убивцы! Знаю, кто вы! Не уйдете, поджигалы, жулики!.. Церковь ограбили... убивцы... сторожа убили... вот погоди... народ соберу... на вилы посадим!..-- слышалось издали.
   Тепленка погасла. Мы послушали и стали уходить от сарая.
   -- Этот парень за кого-то нас принял,-- сказал Сучков.-- Он глуп, а толпа в деревне сдуру поверит...

* * *

   Метель совсем стихла. Край елового леса стал виднее. Внизу бугра видны были темные пятна прогалин. Это была речка. Мы шли краем. Вдали, внизу, показался темный большой амбар.
   -- Мельница Ремжа! -- сказал я.
   Небольшая бедная мельница глухо шумела колесами. Мы пошли в избу. За столом сидели помольцы.
   -- Здравствуй, Лисеич! Чего это ты? Откуда пробираешься? Домой, знать, в час какой запоздался?
   -- Да вот,-- рассказываем мы,-- что приключилось. Лошадь унесла.
   -- Лошадь у его неча, хорошая.
   -- Еще бы,-- говорим мы.-- Да ее медведь напугал.
   -- Какой медведь! Это вы сбились, лесовик пошутил. Лосиху спугнули. Я выходил с помолу из сарая, слыхал, как она стрелой по лесу-то неслась, вот тут, рядом, через речку махом, вас напугалась. Озябли вы, поди. Я сейчас чаю сготовлю. Санька! -- крикнул мельник.
   Дочери мельника хлопотали у стола.
   -- Филька-то тут крутит,-- говорили тем временем помольцы.-- Вор, ловок больно, все боятся. Подожжет.
   -- Какой Филька! -- удивились мы и рассказали помольцам о встрече с парнем в лесу.
   -- Да он какой из себя глядеть?
   -- Здоровый,-- говорим.-- Молодой, прихрамывает.
   -- Так ведь это Филька и есть. Каторжник, у Спаса церковь ограбил, сторожа убил. Ловят его. Хромой, а не поймают, вот оно что.
   Павел Сучков посмотрел на помольцев, на мельника, а потом на всех нас и сказал с усмешкой:
   -- Ах, какая приятная пороша в этой местности...
   

ПРИМЕЧАНИЯ

   По первой пороше -- Впервые: Возрождение. 1934. 21 января. Рассказ имеет подзаголовок: Охотничий рассказ. Печатается по газетному тексту.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru