Коровин К.А. "То было давно... там... в России...": Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
Кн. 2. Рассказы (1936-1939); Шаляпин: Встречи и совместная жизнь; Неопубликованное; Письма
М.: Русский путь, 2010.
Английские рябчики
Серый осенний день. На деревянном мосту через речку сижу я с приятелем своим, рыболовом Василием Княжевым. Ловим мы на удочку ельцов. Небольшая елец-рыбка -- серебряная, вершков в пять. Видно, как поверху быстрой речки плывут наши поплавки. Пропадет поплавок, дернем, ну и попал елец.
Раннее утро. Много мы наловили ельцов. Послезавтра -- Покров день, ко мне в деревенский дом приедут приятели-охотники. Василий говорит:
-- Ельцы хороши. Я из них копчушки приготовлю, коптить их надоть. Я знаю, видал, как их в Москве коптил Бураков. И вот хороши копченые ельцы! Скусны, язык проглотишь! Их в торговле нету, на рыбу эту не глядят, за рыбу не считают, не знают... а скусны.
Беспрестанно попадаются ельцы, уж мы их поймали сотню.
По берегу речки идет песчаная осыпь, по ней еловый лесок. Кой-где желтые осенние березки. Тихо. Высоко над нами раздается гортанный звук "курлы-курлы": летят журавли. Хорошо на речке... задумывается душа.
В саду у меня, близ дома, у больших сосен, идет густой дым. Вижу, около сидит на корточках Василий. Когда я подошел к нему, вижу -- Василий подкладывает в тепленку сухие осиновые поленца и сучья. Сбоку из кирпичей сложено что-то вроде печурки. Там висят на проволоке ельцы. Глаза Василия слезятся от дыма. Вытирая их рукавом, он говорит мне:
-- Их вот на осиннике коптить надоть, хороши будут. Ишь, рассол из них течет. Долго коптить надо, умеючи.
У меня краски масляные из Лондона, фабрики "Виндзор-Ньютон, артист колор-мануфактур". Картонные коробки в деревянном ящике, на нем ярлыки. Вот этот ящик как раз пригодится для копченых ельцов. Сбоку пишу крупно черной краской английскими буквами: "мымра". Ровно укладываем мы с Василием копченых ельцов полный ящик и крышку забиваем гвоздями. Приедут гости -- угостим их "английскими копчушками"...
Пришел ко мне охотник Герасим Дементьевич -- сосед, принес пару белых куропаток и три кряковых утки -- на праздник, значит. Я его и прошу:
-- Вот что, Герасим, будь друг,-- говорю,-- знаешь грачей? Их по лугу у мохового болота, где полдни,-- стаи летают. Настреляй, пожалуйста.
Герасим смотрит на меня и смеется.
-- Чего это,-- говорит,-- куда их? Подушку, что ли, пером набить хочешь? Так от кур-то перо лучше.
-- Нет,-- говорю,-- набей, пожалуйста, десяток.
-- Чего это, Лисеич, заряда жалко -- на что тратить... Давай тады твое ружье, сейчас настреляю.
-- Василий,-- говорю я Княжеву,-- вот что: Герасим настреляет грачей, надо их будет ощипать, только чтоб тетка Афросинья не видала, а то откажется жарить. Головки у них отрежь и ноги тоже. Скажешь ей, что это дичь -- чирки, ну или вроде.
Василий смотрит на меня с удивлением, проводит пальцем под носом и смеется, шипя, вроде как гири у часов поднимает.
-- Это чего?-- говорит. -- Неужто вы гостей ими кормить хотите?
Жареных грачей кладем в банку, туда эстрагон, маленькие огурчики, разводим брусничное варенье и заливаем. На банку наклеиваем ярлык с аглийских красок: "Италиен-Ринг-Ализарин". Сбоку ярлык. Пишу: "Альбион, рябчик".
В бутылки белого крымского вина кладем смородинное варенье, вишневое, малиновое, варим в вине еловые зеленые шишки, перецеживаем, наливаем в светлые бутылки. Получаются разного цвета вина. Коньяк с водой, гонобобель, анис, клюква, сахар -- все вина выходят, все заграничные... Из спирта и жженого сахара выходит ром. Разноцветные бутылки, ярлыки от красок английских наклеиваем: "Пурпур мадер", "Роз мадер"... разные такие мадеры из Англии пришли...
Тетушка Афросинья поглядывает на наши приготовленья и немножко сердится, покачивая головой. Василий и Герасим пробуют вина и говорят: "Вот бы еще сюда медку подложить, ну и наливки выйдут". Бутылки запечатываем сургучом.
Мелко изрубленная капуста с брусникой, луком в банке как-то особенно выглядит -- заманчиво. Эффектен белый ярлык с медалью с бутылки гуниади янус. К приезду гостей, друзей-охотников, все было с вечера расставлено на столе в деревенской большой комнате, моей мастерской.
* * *
Утром рано моросил осенний мелкий дождичек. Приехали мои приятели на охоту. У всех дождевые пальто, в высоких сапогах, ружья в чехлах. С ними две гончих. Я боялся этих гончих. "Ручного зайца моего разорвут",-- думал. Нет, они и внимания на него не обращают: домашний. Приехали: Караулов, Павел Сучков, гофмейстер, Василий Сергеевич, Коля Курин и Юрий Сергеевич Сахновский -- композитор. На одном столе -- английские кушанья, на другом русские -- чай.
Английские вина произвели впечатление.
-- Кто живет умно, так это Константин,-- сказал композитор Юрий и пристально посмотрел на бутылки.
Приятели умывались с дороги, и видно было, что рады, что приехали ко мне в деревню.
-- Скажи, что это за странные названия на бутылках?-- спрашивает меня гофмейстер. -- Английские ярлычки... Что это? Откуда?
-- Всё из Лондона,-- говорю я. -- Приятель мой прислал, Беренс.
-- Как? Николай Беренс?-- удивился Павел Александрович. -- Я его третьего дня в клубе видел.
-- Нет, это другой -- Эдуард Беренс... -- вру я.
-- Сейчас половина восьмого, я думаю, не стоит ложиться спать,-- советует гофмейстер. -- Надо чаю выпить.
-- Сейчас подадут,-- говорю я. -- Ну и не мешает с дороги закусить вам. В Англии всегда с утра пьют кофе, чай, подают жареную ветчину -- закусочки такие.
Надев пенсне и высоко подняв брови, Павел Сучков рассматривает бутылки с ярлыками, берет их в руки и, осмотрев, поет:
Уеду в Лондон я далекий
И там делами я займусь...
-- Да-с... -- сказал он. -- Что же это такое? Странно... Никогда не видал таких вин.-- А рыбу видишь?-- говорю я. -- Оттуда: мымра, копчушки. Попробуйте.
Подали чай. Юрий взял на тарелку копчушку и, съев, сказал:
-- Замечательно... как это называется?..
-- Мымра,-- говорю я.
-- Действительно, прекрасная рыба, у нас нет такой,-- говорит гофмейстер. -- Несоленая, нежная, я никогда нигде такой не ел.
Ельцы имели успех.
-- У нас сиг не удаст,-- сказал Павел Сучков.
-- Ну, как сказать... и это превосходная рыба,-- заметил гофмейстер.-- За границей всё умеют приготовить. У нас как-то солоно, грубо.
-- Это верно,-- сказал приятель, архитектор Вася. -- Я рыболов. Плотва ни к черту не годится, но лещ, карась -- костисты. Щука ни к черту, налим -- хорош, молоки, а шереспер -- кости, подавишься.
-- Ну, что-то ты заврался,-- сказал Караулов. -- Белуга, севрюга, осетрина, а навага? Да, Вася, ты уж того...
-- Ничего не того, а таких копчушек нет.
-- А что это в банке вон там?-- спросил Юрий Сергеевич.
Все посмотрели на банку.
-- Английские рябчики,-- говорю я.
-- Да неужели?-- удивился гофмейстер,-- я никогда не слыхал и никогда нигде не ел... Покажи-ка. Что же это у тебя, Эльдорадо какое-то...
-- Черт знает что такое!-- говорит Юрий. -- Замечательно! Вот это рябчики! Попробуйте.
-- Какая тонкость,-- восторгается гофмейстер, пробуя грача. -- Знаете, я вспоминаю... я ел что-то такое же в Лондоне -- этих рябчиков. Там тоже это был деликатес. Забыл, как они называются. Там их разводят.
-- Нет, вы попробуйте, капуста какова... -- говорит приятель Вася.-- У нас такой нет. А огурчики -- анисом пахнут. Ну, надо рюмку выпить. Что это за зеленое в бутылке?
И Вася налил из бутылки в стакан; выпивая, как-то смотрел в потолок.
-- Что-то сосной пахнет,-- сказал он. -- Странная штучка, а хорошо... Немного сладко.
-- Это десертные вина,-- говорю я.
Ко мне подходит Герасим и говорит на ухо мне: "Вы велите, Кинстинтин Лисеич, этого вон, в темной бутылке, испробовать. Там ром с полынью и перцем варен, так узнают тады".
Юрий попробовал ром, ничего не сказал, только зажмурился. И налил Павлу Александровичу. Тот, выпив, вскочил из-за стола, глаза у него вертелись, как колеса.
-- Ух! Ну и крепость! Ух ты, черт!
-- Вот попробуйте роз-мадеру, вот ликер какой!-- восхищался Коля Курин.-- Мне бы достать бутылочку, я бы одну угостил... Хорошенькая. Она в кружке малагу пила, ее угощал Страхов -- такая жирная рожа. Я бы этим ликером живо у него бы ее отбил...
-- Да-а... -- говорит Павел Сучков,-- это класс. Странно, попали к нему на такие аглицкие штучки. Ром такой, морской; ужас. Это в море пить только, а у нас на суше невозможно.
-- Ну-ка, налей-ка мне рюмку этого рома, я еще с рябчиком.
Ром произвел впечатление на всех. Говорили: "Ну, что у нас... не могут сделать. После него водка просто вода -- и пить не стоит". Я думаю: "Ром этот Княжев сочинил -- спирт и жженый сахар, перец клали. Странно, а понравилось". Поговорили о том, что как всё умеют делать за границей. Приятели, выспавшись, пошли на охоту. Застрелили зайца, а на обед опять настряпал я грачей, куропаток и уток, которых мне принес Герасим.
Изжарила Афросинья уток с груздями и куропаток с вареньем брусничным. Куропатки назывались горными, а утки руанскими -- все из-за границы.
Кушая, говорил гофмейстер:
-- Ел я в самых лучших ресторанах, но не то... Руанская утка -- замечательна.
-- Ну,-- говорю я ему,-- там подадут простую крякву, а счет подадут на руанскую; куропатку -- скажут, горная, а окажется просто курица.
-- А все может быть... -- сказал гофмейстер, запивая роз-мадерой. -- Вино исключительное, но совершенно оригинальное. Ну, там делают... Европа...
-- Это Беренс у себя сам там делает,-- говорю я.
-- Ну да, пожалуй,-- говорит Павел Сучков. -- Знаешь, это все дамские вина -- хороши, но сладковаты.
Только вечером, когда за столом мирно горела лампа и приятели мои слушали, как охотник Герасим им рассказывал про случаи на охоте, что в Ивановом озере, недалеко отсюда, такие звери живут, что просто страх берет: "Водяные... и вот -- злы. Хвост рыбий, а сама она кошка водяная..." -- вдруг вошел приятель Василий Сергеевич. В руках у него был фонарь, с ним Коля Курин. Хохоча, весело сказал:
-- А вы знаете ли, что, знаете ли... он нас воронами накормил... -- показал он на меня. -- Да-с... ворон мы ели. Это рябчики-то английские -- вороны оказываются.
-- Нет, постойте,-- вступился Коля,-- послушай,-- обратился он ко мне,-- вот ведь что, я ведь не знаю, только вот я днем в беседке прилег, в саду, спать что-то не хотелось, и вижу, в оконце беседки идет Василий Княжев и тащит кучу убитых ворон. Сел, знаешь, у елки и щиплет их. Ощипал, отрезал головы и лапы и унес... Я и подумал -- что такое? Думаю, зачем это он ворон ощипал? Встал, пошел на кухню и вижу: их тетушка Афросинья жарит на большой сковороде. Я ее и спрашиваю: "Что это ты жаришь?" А она мне отвечает: "Дичь жарю". -- "Нет,-- говорю я ей,-- это, тетушка, вороны..." Она страсть как рассердилась на меня. Я вот Васе и рассказал, а он с фонарем жерлицы на щук ставил, на реке. И зашли мы с ним посмотреть, где Василий щипал ворон. Перьев там ужас сколько...
Вася хохотал.
-- Какой вздор,-- сказал гофмейстер.
-- Вот они, головки,-- вынув из кармана головы грачей, Вася положил их на стол.
-- Это не вороны,-- сказал Караулов.
Все смотрели на головы грачей и не знали, что это такое... Только не вороны.
-- Чьи это головы?-- спрашивают охотники Герасима...
-- Кто его знает,-- отвечает Герасим,-- только не вороньи. Нос -- не то дятел, не поймешь.
-- Какая это ерунда всегда у тебя,-- говорит Павел Сучков.
-- Ну какой вздор, это же не вороны,-- сказал гофмейстер.
Приятель Вася хохотал и только мог выговорить: "Английские рябчики..." -- и опять закатывался...
-- Так обидно... и так горько... -- говорю я. -- За что, за что?..
-- Ну-ну, знаете, господа, это несправедливо. Поблагодарим Константина за европейские блюда,-- сказал гофмейстер. -- Мало ли кого там когда щипали. Но рябчики были превосходные, и, знаете... я вспомнил... я ел их в Лондоне за обедом у королевы Виктории, да-с! Прекрасная дама...
И, встав, он поднял стакан с вином и выпил разом, смотря кверху, как бы в небеса.
"Виндзор-Ньютон, артист колормануфактур" -- лондонская фабрика красок. "Италиен-Ринг-Ализарин", "Пурпур мадер", "Роз мадер" -- названия красок. Гуниади Янус -- см. прим. к с. 263 кн. 1 наст. изд.
жерлица -- здесь и далее: см. прим. к с. 488 кн. 1 наст. изд.