Коровин Константин Алексеевич
Светлый день

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Коровин К.А. "То было давно... там... в России...": Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
   Кн. 2. Рассказы (1936-1939); Шаляпин: Встречи и совместная жизнь; Неопубликованное; Письма
   М.: Русский путь, 2010.
   

Светлый день

   Хорошо было в Москве на Пасху. Но мне и приятелям моим, охотникам, больше нравилось встретить праздник Светлого Христова Воскресения в деревне. Там природа и как-то все просто.
   Едем мы по Ярославской железной дороге, ночью. Утром рано приедем на станцию. В вагоне народу мало. У нас два купе второго класса. Уютно горит фонарь. На полке стоят в картонках куличи и пасха из кондитерской Флей; сделаны на заказ.
   Павел Александрович Сучков открывает чемодан и говорит мне:
   -- Был у Шумбруннера, купил патроны и купил разные свистульки -- приманивать дичь: уток, тетеревей, трухтанов. Интересно: теперь весна, тварь разная идет на манок.
   -- А это вот что за дудочка, Павел?-- спросил я его.
   -- Вот в том-то и дело, что не знаю. Он положил мне разных второпях. Сказал -- попробуйте. А на что она манок -- не помню.
   -- Ну-ка, дай мне,-- попросил Василий Сергеевич, лежавший на верхней постели в купе.
   Он взял дудочку, посмотрел, вставил в рот и дунул в нее. О ужас! На весь вагон раздался дикий вой...
   -- Это на волков, должно быть... -- сказал Караулов.
   Слышим, в коридоре вагона кто-то кричит: "Кондуктор, кондуктор!.." Открываем дверь купе и видим -- какой-то пожилой пассажир, высунув голову в дверь и грозно посматривая в нашу сторону, раздраженно и запальчиво говорит:
   -- Скажите, пожалуйста, что же это такое?.. Это не товарный вагон! Безобразие! Зверей возить! Я не позволю! Хороши порядки! Час ночи! Кондуктор!
   Мы затворили дверь в купе. Неизвестно почему, когда воцарилось молчание, Василий Сергеевич опять дунул в дудку. Да так, что действительно получилось, что ором орет какая-то зверина непонятная...
   -- Оставь, довольно,-- сказал Павел Сучков. -- Брось свои дурацкие шутки... Из соседнего купе пришел Коля с испуганным лицом, в пенсне.
   -- Слышите,-- сказал он нам,-- какой-то крик.
   -- Что ты! Это Юрий храпит,-- сказал Кузнецов.
   А в коридоре пассажир кричит: "Кондуктор, позовите жандармов!.. Где кондуктор?!" В коридоре появился кондуктор.
   -- Что вы смотрите?.. -- кричал ему пассажир. -- Это не товарный вагон -- зверей возить! Возмутительно!..
   Поезд подъезжал к станции. Остановился. В вагон вошли трое: два кондуктора и жандарм. Шли по коридору, открывали каждое купе, смотрели наверху и внизу, под сиденьями. Осмотрев, уходили.
   -- Это вот толстый господин храпит,-- сказал им Коля Курин. Они, проходя, посмотрели на него и ничего не сказали.
   Василий Сергеевич сидел на верхней постели и хитро посмеивался. Не успел поезд тронуться -- видим: он опять берет в рот дудку. Полезли отнимать.
   -- Оставьте,-- сказал он, не отдавая дудку,-- постойте! Уж очень хорошо пассажир сердится. -- И опять ахнул...
   Пассажир крикнул опять: "Жандарм!"
   И как-то сразу осекся. Охрип.
   Мы уже подъезжали к станции, и Василий Сергеевич больше пассажира не дразнил. На станции, когда мы сходили с поезда, было тепло, тихо. Чуть-чуть брезжил свет утра. И мы, проходя по платформе, слышали, как среди тишины, в лесу, токовали тетерева.
   Какая красота -- весеннее утро! Вдали, в утренней дымке, розовеет мелколесье. Спят темные деревенские сараи.
   -- С приездом,-- говорит нам возчик Феоктист, укладывая вещи в тарантас. С краю, у палисадника станции, еще лежат тающие снега.
   На станции заспанный буфетчик -- замечательный человек, приветливый,-- обрадовался нам:
   -- Из Москвы... на праздник сюда? Вот радость! Там ведь у вас, в Москве-то, што -- гулянье, наряды, чего только... музыка!.. Вчера я тоже приехал из Ярославля, купил кой-чего в буфет. Только не приступишься, дороговь такая. У меня архангельская семужка еще есть, надо ли вам?
   -- Давай,-- говорит Василий Сергеевич.
   -- Надо рюмку дернуть в дорогу,-- предложил Караулов.
   -- Что ты? В Страстную Субботу... Обалдел?-- строго сказал Василий Сергеевич.
   Но когда всем нам налили березовую настойку, на почке,-- то и Василий Сергеевич тоже выпил, смущенно сказав: "Я пью только для того, чтобы узнать, хороша ли семга, стоит ли брать..."
   Понятно, конечно...
   Хорошие люди были в России, была какая-то настоящая правда жизни, и все было верно, как надо -- почему и для чего. И не просто так, чтоб уж очень верно и умно, а хорошо...
   Дорога, сказать правду, расползлась. Время такое -- так и называется: бездорожье. Тарантас качается из стороны в сторону, из колеи в колею. У мелколесья -- целое озеро, все залито весенней ростепелью.
   -- Стой!-- кричит Павел Александрович. -- Утки!..
   Действительно, видим, стаями летят утки. Пролетев над нами, они опускались ниже и ниже и сели среди кустов, где кочкарник и заросль, мелколесье.
   Охотники остановились, вынимая ружья, патроны, и пошли к кустам, к мелкому лесочку. Оказывается, глубоко.
   Павел Сучков и Караулов, прыгая по кочкам, скрылись в мелкой заросли кустов. Видим, сбоку целая стая уток летит на них. Раздались выстрелы, и по кустам лег дым. Опять выстрелы, и вскоре из кустов показываются приятели. В руках у них большие дымчатые утки.
   -- Какие большие!..
   -- На шее черное кольцо...
   -- Нездешние... -- говорят возчики.
   -- Морские,-- подтвердил Василий Сергеевич,-- наверно, рыбой пахнут.
   -- Что значит морские?.. -- горячился Павел Александрович. -- Все равно дичь.
   -- Эвона летят журавли... Ишь сколько!-- показывает возчик Феоктист.
   -- Ну нет,-- говорю я,-- журавлей бить нельзя. Это оттуда, от меня... Они напротив моего дома живут, не стреляйте.
   Журавли, освещенные утром, крикнули гортанным звуком: "курлы... курлы..." -- и поднялись, высоко пролетев над нами.
   -- Журавля бы хорошо на праздник застрелить...
   -- Ни к чему,-- сказал Коля.
   Василий Сергеевич пристально и молча посмотрел на него.
   -- Чего ты смотришь, думаешь, что только ты понимаешь! Я тоже, брат, естественную историю знаю.
   -- Черт знает что!-- возмутился Василий Сергеевич. -- Естественную историю знает. А?!
   Сев на подводы, мы тронулись дальше. За деревьями показалась Hep ль. Разливалась по лугу у леса, и идет лед.
   -- Как же мы там пройдем?-- спросил я у Феоктиста Андреевича.
   -- Да ведь вот... лед тронулся. Это вот сейчас, а то ровно было... Поднялся лед-то... Подождать надо будет.
   -- Эвона!-- закричал возчик Батранов, спускаясь к берегу реки. -- Глядите: заяц на льдинке, эва, сердяга, попал...
   Заяц, сидя на куске льда, пригнулся. Караулов соскочил с тарантаса и побежал стрелять зайца.
   -- Не надо! Не надо!-- закричали мы все.
   -- Это подло!-- крикнул Коля Курин.
   -- Вы немножко осторожней выражайтесь, Николай Васильевич,-- сказал, садясь в тарантас, Караулов.
   Оказалось, что Коля "подло" крикнул нам за то, что мы запретили застрелить зайца.
   Мы поехали к самой речке. У перевоза, по ту сторону, стояли на горке сараи деревни и виднелись верхушки деревьев моего сада. А у берега трое копошились над старой лодкой. Медленно двигались ледяные глыбы, надвигаясь одна на другую, ломаясь,-- на реке стоял шум и хруст льда.
   -- Гони лодку!-- кричал возчик Феоктист. С той стороны отвечали:
   -- Гони-и!.. Подождешь!.. Течь... конопатить надоть...
   -- Вот,-- кричит другой,-- кады прогонит вашутинский лед, легче станет. Озорно!.. Не проехать нипочем...
   Мы стоим, молчим. Мрачно двигаются льдины речные.
   -- Чего ж, обождать надо,-- говорит Феоктист. -- Ишь, чего его гонит...
   -- Когда же его пронесет-то?
   -- Да кто знает... -- отвечают нерешительно возчики. -- Ежели на Выселки поехать, переждать... али к леснику Сергею Лобачеву, он нам рад будет.
   -- Верно,-- соглашаемся мы. -- Едем к Лобачеву, у него хорошо.
   В огромном ровном сосновом бору стоит дом лесника Лобачева. Радостно встречает нас лесник с семьей.
   -- Пожалуйте на праздник, разговляться...
   В большой горнице стоит накрытый белой скатертью стол. На нем на тарелках красные яйца. В углу у иконостаса горит лампада, восковые свечи.
   Мы раздеваемся, вынимаем наш кулич-пасху и ставим на стол. На куличе был сахарный барашек, его нет.
   -- Это я его дорогой съел... -- сознается кротко Коля Курин. На него неодобрительно косится Юрий Сергеевич.
   -- Пить хотелось... -- оправдывается Коля.
   -- Как хотите,-- удивляется Юрий Сергеевич,-- но Николай -- совершенно неразгаданная личность...
   В двенадцать часов поем все "Христос воскресе". У лесника гости -- учительница, сын трактирщика и угольщик Семен. Стол полон угощеньем, чего только нет: тетерева, утки с груздями, лосина, окорок, маринованные грибы, щучья свежая икра с молодым луком, лещи, караси... настойки полынная, березовая, смородиновая, мятная. Творожники, лепешки, оладьи... Пир -- горой.
   Павел Александрович, увидав гитару студента -- сына лесничего, пел, глядя на молодую учительницу.
   
   Я пью и в радости, и в горе,
   Забыть весь свет, забыть весь мир...
   Беру стакан я смело в руки,
   Пью -- горя нет, пью -- горя нет...
   
   Сидя на тройке полупьяный,
   Я буду вспоминать о вас,
   И по щеке моей румяной
   Слеза скатится с пьяных глаз...
   
   -- Идите!-- сказал Юрий Сергеевич, стоя в дверях. -- Что в лесу делается!.. Какой оркестр!..
   Мы все вышли на крыльцо. В призраке утра дышал лес, полный пения птиц.
   

ПРИМЕЧАНИЯ

   Светлый день -- Впервые: Возрождение. 1936. 12 апреля. Печатается по газетному тексту.
   кондитерская Флей -- см. прим. к с. 266 кн. 1 наст. изд.
   трухтан -- имеется в виду турухтан -- кулик средней величины.
   манок -- здесь и далее: приспособление для приманивания зверей или птиц, имитирующее своим звучанием их голоса.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru