Коровин Константин Алексеевич
Куриная Слепота

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Коровин К.А. "То было давно... там... в России...": Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
   Кн. 2. Рассказы (1936-1939); Шаляпин: Встречи и совместная жизнь; Неопубликованное; Письма
   М.: Русский путь, 2010.
   

Куриная Слепота

   Тихий июльский жаркий день склонялся к вечеру.
   Вечернее солнце розовыми лучами освещало небольшую деревянную мельницу. В соломенной крыше с торчащими жердями, в небольших сосенках, идущих по песчаному бугру, в подмосте плотины, в длинных вечерних тенях от ольховых кустов,-- во всем была разлита какая-то печальная отрада летнего вечера.
   Среди тишины слышно было, как капала вода с колес мельницы. Помола не было и на мельнице было скучно.
   Мельник Никон Осипович уехал с семьей в Заозерье к родным.
   Я и приятели мои сидим у дома мельника. Стол и лавки вынесли из избы наружу, и возчик, Иван Васильевич, подбодрил самовар.
   -- Скучно одним-то,-- сказал Иван Васильевич,-- повадней, когда народу-то много.
   -- Как бы молока достать?-- спросил приятель Василий Сергеевич.
   -- Как достать? Попытаю, пойду погляжу в избе. Вот ведь тоже, смотрите, уехали в Заозерье, а ничего не заперли. На три дня ведь Никон уехал.
   -- А ты почем знаешь?-- спросил я.
   -- Знаю, праздник в Заозерье приходский; ну, туды уехали. Так уже заведено. Родня там у ево.
   -- Значит, нам придется одним быть. Благодарю вас! А вот тучи собираются, видите, гроза будет.
   Действительно, в вечернем небе клубились тучи, надвигались друг на друга, и в высоте над нами края их ярко освещались заходящим солнцем.
   Потемнели сараи мельницы; соседний сосновый лес стал как угрюмая стена; как гребень, выделялись верхушки огромных елей, уходя вдаль.
   Солнце село за тучи, и сразу потемнело кругом.
   Блеснула молния, и раздался удар грома.
   -- Начинается!-- сказал Василий Сергеевич.
   Сразу хлынул дождь, и бурая река покрылась пузырями. Гром ударил сильнее.
   Мы вбежали в дом. В доме было темно. В каморке за печкой слышим хриплый голос:
   -- Господи, помилуй, Господи, помилуй.
   -- Ишь,-- сказал возчик,-- тут кто-то есть. И он пошел за печку.
   Мы хотели зажечь свет, но не было ни свечи, ни лампады.
   -- Кто? Чего тебе надо? Уехали, уехали,-- сказал голос за печкой.
   Иван Васильевич, вернувшись, сказал:
   -- Там какая-то старуха...
   -- Зажгите же свет,-- крикнул Василий Сергеевич.
   -- Чего вы? Кто вы? какой народ? Батюшки! Господи, помилуй!-- причитала в своем углу невидимая старуха.
   Раздался сильный удар грома, и дробнее в окна застучал дождь.
   -- Уедемте отсюда,-- горячился Василий Сергеевич,-- я здесь не останусь!
   Иван Васильевич принес лампочку и зажег. Она тоскливо мигала на столе. Из-за печки все доносилось бормотание старухи:
   -- Чего приехал, как бы знамо? Ишь, беда, пропащий. Кабы знамо, заперли бы меня... А ну, вот на!.. Пошел!.. Уходи!.. Леший!.. Проклятый! А-а-ах!
   Юрий Сергеевич взял лампочку и пошел за печку.
   -- Что это она там? Посмотрю.
   За ним пошли тихонько мои приятели.
   За печкой в углу, прислонившись к бревенчатой стене, на полу сидела в лохмотьях древняя старуха и смотрела слепыми белыми бельмами как-то вверх.
   Мы все были поражены ее жалким видом.
   Вернувшись назад к столу, приятели сидели молча.
   Охотник Караулов вынул закуски, отрезал кусок колбасы и ел молча.
   -- Как бы уехать отсюда?-- спросил я возчика Ивана Васильевича.
   -- Что же, попытаем,-- нерешительно ответил Иван Васильевич и пошел во двор к лошадям.
   Гроза удалялась, но молния сверкала часто, и дождь лил как из ведра. Ночь потемнела.
   -- Молока-то нет,-- говорил Караулов. -- Корова-то пришла в сарай, я видел. Вот, Вася, ты пошел бы, подоил.
   -- Нет уж, бросьте ваши шутки. Не до того. Старушка хороша сидит за печкой. Видали? Благодарю покорно! Приехали! Как это только ехать будем отсюда.
   -- Запрёг,-- сказал, войдя, возчик,-- только вот что, как хотите, ехать трудно, не приведи Бог. Круча под Покровом. Ночь темная, воробьиная. С кручи бы не ахнуть.
   -- Это еще что за штучки! Что значит "воробьиная"?
   -- Выйдите, поглядите. Руку свою не видно около. А дорогу совсем ничуть. Не доехать...
   -- Ерунда,-- сказал Василий Сергеевич.
   -- Чего, чего пришел, острожный, убивца, кто тебя звал?
   Старуха, ползя на руках, показалась из-за печки.
   -- Идем!-- не своим голосом крикнул Василий Сергеевич.
   Потушив лампу, мы ощупью вышли на крыльцо избы. Кругом было так темно, что мы не видали друг друга.
   Возчик Иван Васильевич отошел, и слышно было впереди, как фыркали лошади,-- нам их не было видно.
   -- Идите,-- позвал Иван Васильевич. Мы все пошли на его голос...
   -- Вот, вот сюда... эвота... Сядете ль?.. Я сейчас пойду в избу, забыл корзинку, возьму.
   Вдруг резко осветилось окно избы, и послышался крик.
   -- Расточись, свят, свят! Убивца, не боюсь я тебя. Пошто пришел?

* * *

   Мы ощупью сели на подводу.
   Иван Васильевич примостился впереди.
   -- Ну, трогай, грех неровный,-- сказал он, хлопнув вожжами. Лошади медленно двинулись и остановились.
   -- Вот ведь,-- обернувшись, сказал Иван Васильевич. -- Как поедешь? Он опять дернул лошадей. Они пошли, и под колесами захлопала вода.
   Когда проехали горку, переднее колесо за что-то зацепило. Телегу наклонило на сторону. Юрий соскочил с повозки.
   -- Стоп,-- сказал Василий Сергеевич и тоже соскочил. -- Я пойду пешком. Буду держаться за телегу.
   В это время сзади нас, на крыльце избы, раздался громкий смех.
   -- А-а-а, а-а-а, испугался!
   Что-то жутковатое было в этом смехе старухи среди темной ночи.
   -- Благодарю вас,-- сказал Василий Сергеевич. -- С вами, как ни поедем, всегда чепуха выходит. Хороша старушка. Поезжай, Иван Васильевич, чего здесь ждать?
   -- "Поезжай"... Да как поедешь-то? Чего старуха? Пущай! Она без ума, а все же в избе лучше. Ехать нельзя, как хотите. Вернемся. Я самовар поставлю, сена принесу, а с утра будет по-другому. Ночь перетерпим. Чего же от жилья ехать? Да и что? Сами видите. Нельзя доехать. Застрянем. А может, опять дождь. Вот опять накрапывает.
   Сверкнула молния, и послышался гром.
   Иван Васильевич взял лошадей под уздцы и повернул назад к избе мельника.
   Входя в избу, он опять зажег лампочку. Все вошли в избу. Что за притча,-- старухи в избе не было! Все как-то переглянулись, а Василий Сергеевич, прищурив один глаз, таинственно сказал:
   -- Старушка-то слепая? Да-с? А вы уверены -- старушка ли это?
   -- А чего?-- спросил Караулов. -- Она здешняя, ушла куда-нибудь, мало ли что слепая.
   -- Да-с?.. старушка?.. А я вот ружье заряжу и под икону в угол сяду, тогда пускай-ка приходит. Я ей покажу...
   И Василий Сергеевич, не снимая шапки, сел за стол в угол под иконой, держа около себя ружье.
   Караулов из корзинки доставал закуски.
   -- Что же это ты, Вася, под икону сел, а в картузе?-- спросил я.
   -- Это верно,-- спохватился Василий Сергеевич и быстро снял картуз.

* * *

   Все-таки, выпивая и закусывая, друзья мои удивлялись, куда могла деться слепая старуха в такую ночь.
   Принесли самовар, и, разливая чай, Иван Васильевич, качнув головой, нерешительно сказал:
   -- Есть отчасти, бывает этакое-то, старуха, кто ее знает! Ночное дело. Мельница! Никого нет. Может, это не старуха, а душа. Упокойница, может, какая прежняя. Народа-то нет -- она и пришла.
   -- Знаете, Константин Алексеевич, с вами еду в последний раз. Я и ехать не хотел. Нет, зовут! Ты тоже, Юрий: "Едем, едем!" Дьявол бы вас всех подрал!..
   -- Что же это ты, Вася, под иконами сидишь и чертыхаешься?
   -- "Чертыхаешься"! Вы доведете! Не угодно ли -- спать теперь не будем. Как хотите: придет эта "покойница" -- я ее из ружья дробью шаркну. Довольно, скажу, голубушка, шляться. Подите, дурачков пугайте, а у меня ружьецо-с заряжено. Нечего по ночам гулять.
   -- Ну и сердит ты, Вася,-- сказал Юрий. -- Ты, чего доброго, сдуру и вправду ухлопаешь несчастную старуху!
   -- Сдуру -- не сдуру, а я вам покажу!..
   Василий Сергеевич, вдруг выскочив из-за стола, открыл окно и с остервенением стал палить из ружья -- "раз! раз!".
   -- Какой леший в окно стреляет?-- послышался мужской голос из сарая мельницы.
   -- А ты кто такой?-- закричал Василий Сергеевич. -- Иди сюда.
   Издали послышались шаги, отворилась дверь, и вошел низенького роста, бородатый, заспанный мужик. Сняв шапку, сказал:
   -- Вона чего! Охотники. Василий Сергеевич. Здрасте. Я-то спал, проснулся и думал -- кто огонь светит. Думаю -- Авдотья слепая. Ишь угораздило огонь засветить. Дивился. А вона чего. Гости наши приехали. Слышь, завтра утром в нижнем омуте, после грозы, сомы гулять будут, и сомина тут есть, боле тебя будет, Василий Сергеевич. Вот бы тебе его пымать. Вот, сомина, говорят, он жеребенка съел раз. Жеребенок пропал у Никона. Да ведь кто знает? Съел! Где ж жеребенка съешь? Цыгане стояли... Не они ли его и съели? Я-то хоша сторож, а где же, замков не держим, за всем не углядишь -- замок кажинному нужен; ну, и упрут.
   -- Ты сторож, вот скажи-ка, тут в избе старуха была, а теперь ее нет, куда она делась?
   -- Авдотья? Курина Слепота? Знать, ушла в черну избу, где помольцы спят. Слепота курина, она ночью видит, а днем хошь бы что. У ней мужа и детей убили. Хватила много горя -- ну, теперь она всех разбойниками крестит, никому у ей веры нет...
   

ПРИМЕЧАНИЯ

   Куриная Слепота -- Впервые: Возрождение. 1937. 30 июля. Печатается по газетному тексту.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru